Скинькеды
Сергей Сергеевич Козлов
СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
Мобильная новелла
Александру Пивоварову, который знает, как начинаются такие истории...
и отцу Сергию, который знает больше нас обоих...
— Почему ты шлешь мне каждый день эсэмэски, если можно просто позвонить и поговорить? — спросила как-то у Олега Ксения.
— Это единственная возможность поддержать вымирающий эпистолярный жанр и, поверь мне, в письме, даже коротком, можно выразить мысль точнее, и сказать то, на что язык порой и не разгонится.
Так и не разогнался сказать: выходи за меня замуж. Да и написать тоже...
Олег умер. Не зря подмечено, что сорок лет для мужчины
— критический возраст. Пик творчества и пропасть нездоровья. Нельзя нестись по миру, высунув язык, как борзая, догоняя сразу двух зайцев: деньги и славу. При этом выпивая на бегу бутылку коньяка в день, две дюжины чашек кофе, выкуривая полторы-две пачки сигарет, не оставляя времени на нервный, неглубокий сон... Не оставляя времени на создание семьи.
За два дня до смертельного приступа Ксения узнала и уверилась в его изменах. Целый день настраивалась на серьезный, возможно последний разговор с ним. Выходит, зря. Олег умер и снова оставил ее ни с чем, как оставлял на протяжении всех десяти лет их отношений. И теперь она бродила по престижному фотосалону и находила все новые и новые подтверждения его несупружеской, но все-таки неверности. Последней каплей стал мобильный телефон, который в обыденной речи принято называть сотовым. Не так раздражало белье и неграмотные записки моделей, что приходили в эту студию штурмовать обложки глянцевых журналов для обывателей, а попутно заплатить натурой именитому фотохудожнику, сколько эта телефонная трубка. В бесстыдной памяти сотового выстроилась целая очередь: Альбина, Альмира, Анна, Барбара (даже такая!), Валерия, Валя 1, Валя 2, Варюша, Васса, Галина 1, Галина 2, Галина 3, Гелла, Дашута, Ева, Жанна, Зоя, Ира 1, Ира 2, Ира 3, Ира 4, Ира 5, Ира 6, Ира 7, Ира 8, Ира 9...
Сотовый? Теперь двухсотовый... Груз 200 уже готов пересечь реку Стикс. Надо бросить Харону этот мобильник вместо обола за переправу. Пусть сообщит о доставке.
После имени какой-то Ники Ксению стало воротить с души. Как он их не путал? Как мог отвечать впопад? Как удерживал в памяти тембры голосов, интонации? А вот имени самой Ксении в этом списке не было. Значит, всякий раз он набирал ее номер по памяти... Или брал с набранных. Спасибо и на том, что не поставил в один ряд с этими утоп-моделями...
Вот ведь жизнь!? Надо плакать, убиваться, надо хоть маломало пожалеть о нем, а внутри и снаружи пустота. Да такая глубокая, что каждый следующий день видится летящей в эту бездонную пропасть глыбой. Подкатится на край и ухнет беззвучно в пропасть ночи. А утром готов уже на краю дня новый сизифов камень. И нет такой мужской силы, что потянет его в гору. Да и не было!
А за окном - рукой подать до мая! И экая нынче весна, что душу рвет в клочья. Ветер откуда-то с Адриатического побережья принес запахи моря и неуместное, непонятное, необъяснимое желание чего-то светлого и радостного. Жить хочется, а незачем! Сколько бы лет сейчас было их сыну? Первенца не уберегли, а второго Бог не дал. Ксения бродила по мастерской, созданию которой Олег отдал всю свою жизнь, бессмысленно трогала вывешенные на стенах и уже давно состоявшиеся шедевры фотоискусства, трогала старые фотоаппараты, которые он коллекционировал, создавая с их помощью удивительный интерьер окружающего его мира. И ведь у него получалось. Все получалось! Талантливый был. И теперь, получается, что получалось во всем: и по женской части тоже. Сексуальная тавтология.
Но теперь этот мир неспешно и с аппетитом поглощала пустота. Ну что кроме цветов на могилу и значительного некролога в газету дадут ему друзья? Будут регулярно поминать на богемных попойках? И что с того? Что-о-о-о? Бесчисленные менеджеры журналов и рекламных агентств уже носятся по городу, подыскивая ему адекватную замену. Может, на первых порах, такого человека и не будет. Но обязательно придет другой. Обязательно. Пустых мест в этом мире не бывает. А вот в сердце бывает пусто. И потому больно.
Оставалось только бродить по умирающему миру одного человека и разговаривать с ним шепотом, плачущим и упрекающим, словно он мог услышать.
Ксения машинально бросила телефон Олега в карман плаща, швырнула ключи от мастерской на пол в прихожей и вышла на улицу, громко хлопнув дверью. Вот и все! Десять лет, которые так потрясли ее мир, закончились! И не осталось ничего, кроме последнего высохшего букета и нескольких фотографий юной Ксении, с которых начиналась эта нелепая, ничего не обещающая любовь. Они еще черно-белые, такие, каким, в сущности, является мир человека. А судьба — зебра. Главное, не застрять, как зазевавшаяся блоха, в черной полосе. Хотя и в черном цвете можно найти плюсы, легче скрываться, особенно, если ты безнадежная серость.
Через день Ксения силой заставила пойти себя на кладбище. Там, как и предполагала, было многолюдно. Пьяные соратники и лощеные заказчики произносили заученные и уже никому не нужные речи. А вот священника не было. Олег в гробу был похож на спящего. Никаких особых признаков смерти, кроме отсутствия дыхания. Воткнули между окаменевшими на груди пальцами свечу, похоже, даже не церковную, и пели осанну творчеству великого художника, произведения которого останутся в наследство человечеству. Вообще много было помпезного и ненужного. Несколько Татьян, Оль, Викторий и безутешных Барбар театрально вытирали слезы. «Собратья по объективу и объектам» лениво пощелкивали затворами дорогих камер, целясь в напускной траур. Единственный настоящий друг Стас был пьян вдрызг и, казалось, вообще не понимает, где он находится, и что вокруг происходит. В карманах провожающих в последний путь периодически пели свои песенки мобильники, и они, точно нехотя, с деланной скорбью давали краткие ответы. И уж совсем неожиданно и никчемно зазвучали аккорды хита группы Eagles в плаще Ксении. Несколько мгновений она стояла в растерянности, потом догадалась, вынула из кармана телефон Олега. Мобильный мир, мобильные похороны, вся жизнь, как суетливая техногенная катастрофа! На дисплее высветилась Ира 2. Ксения откинула раскладушку и с тихой ненавистью в голосе сообщила: «Олега нет, и больше никогда не будет». Потом вдруг, следуя какому-то безумному порыву, захлопнула крышку, подошла к гробу и небрежно воткнула телефон в боковой карман пиджака. Был мобильный — станет могильный. Богемная аудитория приняла этот жест за вариант оригинального прощания, кто-то даже надрывным шепотом произнес: «как трогательно». После чего дальнейшие речи посчитали неуместными, и процедуру прощания быстренько свернули. Тем более что каждый прекрасно понимал — покойнику она абсолютно не нужна.
Первый удар обухом топора по крышке гроба заставил сердце Ксении содрогнуться. И когда гроб опускали, она все-таки не выдержала и зашлась навзрыд. На этот случай оказался рядом вышедший из штопора Стас, он крепко сжал руку Ксении и плохо слушающим языком произнес: «Он любил тебя Ксюха, как никого!». От слов его стало еще горше. Действительно, любил, как НИКОГО!
На поминках Ксения чувствовала себя лишней. Накрытый в шикарном кафе не менее шикарный стол показался ей полным сюрреализмом. Все время мерещилось, что вот-вот зазвучит какая-нибудь попса, и начнутся танцы. Тем более — первое мая на дворе. Праздник мира и труда — ешь конфеты детвора! Топ-модели без кожаных плащей входили в «траурный» зал в миниюбках, а галантные джентльмены вовсю трещали по телефонам и обсуждали не терпящие похоронных отлагательств дела. Помянули первой, второй, а после третьей началась банальная пьянка, и только Стас мычал себе под нос, что Олежек был наголову выше всех, что у него в глазах диафрагма от Бога, ни взгляд, а широкоугольный объектив. А вот выдержки ему всегда не хватало. Все! Закрылись шторки, захлопнулся затвор, теперь, сколько ни проявляй пленку — только полная тьма в кадре! Он все время останавливал мгновение, и, в конце концов, остановил.
Потом остались только общий гул и посудный звон. Похороны - это, в их понимании, тоже тусовка, только вынужденно грустная.
И все же Ксения была благодарна этим людям за то, что они полностью избавили ее от забот и затрат на похороны гражданского мужа. Для них это было делом чести, а для нее - страданием с вопросительным знаком в начале текста.
* * *
Ночью Ксения часто просыпалась, тревожно смотрела в окно. За стеклом плыла белесая дымка, город был необычно тих. Дремлющее сознание посещали нелепые короткие сны, точно клочки фантастических фильмов, но в центр всего была воткнута ржавая, но прочная игла безвестности. Единственный вопрос «как дальше жить?» был сходен по ощущению с потерявшей вкус жевательной резинкой, которую вот-вот выплюнут на грязный асфальт. Все крутилось вокруг него, но зацепиться ни мыслям, ни образам было, по сути, не за что. И только под утро, когда маленькая стрелка часов подползла к цифре «5», Ксения забылась настоящим сном.
Сон был похож на большой платяной шкаф, где она пряталась в детстве от любых страхов. Там было уютно, как в доброй сказке, пахло нафталином и семейными преданиями. Но стоило погрузиться в эту мягкую тишину, как реальность пропиликала с журнального столика короткой музыкальной фразой. Сотовый телефон Ксении сообщил о поступлении сообщения.
— Кому взбрело в голову отправлять эсэмэску в такую рань? Или чья-то запоздала? — перевернулась на другой бок, но добрый сон был безвозвратно утерян. Тонкая последняя нить
- едва уловимое детское ощущение защищенности - оборвалась вместе со скрипом старого дивана. А хотела, было, повернуться на другой бок: пусть шлют сообщения и рапорты, тут самое интересное начинается.
Начиналось...
И все-таки поднялась: кому там еще ночь не в ночь? Путающимися пальцами нашла папку сообщений в трубке, открыла и обмерла: «Здравствуй, любимая. Олег». Почти как у Олега Митяева: «С добрым утром, любимая».
Шутка? Плохая шутка! Чья шутка? Какая-нибудь из смазливых глянцевых стервочек узнала номер телефона Ксении и решила напоследок плюнуть в душу. Недолго думая, Ксения удалила сообщение из телефона и буквально, как тигрица, прыгнула на диван, скомкав под головой подушку. Хотелось укусить это гадкое, злое пространство, но даже не получилось заплакать. Неожиданный, пусть и короткий, но глубокий сон не оставил ей шанса удивиться, что она снова смогла заснуть в эту ночь.
Утром за чашкой «черной карты» Ксения просчитывала унылое будущее. Олег не успел еще окончательно остыть в своем гробу, а ей почему-то мечталось о сказочном принце. «Плевать! Плевать! Плевать!» — даже не думала, и даже не понимала, на что или кого плюет. Просто заклинание, не имеющее значения. Вчерашние похороны, казалось, были сто лет назад. В принципе, в этом не было ничего предосудительного, ибо одинокой (и при живом гражданском муже) женщине просто хотелось видеть утешителя, настоящего мужчину с привлекательной внешностью и благородным порывом в душе. Ни русского пьяницу-интеллигента, вечно излагающего самого себя или свою безответную любовь к многострадальной родине, ни импортного денди, с признаками женственного вырождения на лощеном лице, ни креола, ни мулата, ни метиса, а именно сказочного - пусть и не принца - но таких, видимо не бывает. А может - и не было...
Телефон брякнул свои аккордики, извещая о новом сообщении. Ксения нехотя потянулась к трубке через стол. Глянула на дисплей и почувствовала, как в спину дождем воткнулись тысячи иголок.
«Я всегда любил только тебя одну. Просто не смог выбрать правильную экспозицию. Ты - единственный удачный кадр - и я его засветил».
Так мог говорить только Олег. Она буквально слышала его голос, который наслаивался в сознании на знаки. Она читала еще и еще, словно в трех коротких предложениях можно было найти больше, чем в них было сказано. Да уж, Олег всегда гнался за бездной смысла. Ну и какова она - бездна, родной?
Вдруг поняла, что уже не читает - дрожала рука. В записной книжке нашла телефон оператора, набрала.
— Скажите, с какого номера мне сейчас поступило сообщение? Это крайне важно! Кодовое слово? Ах да...
Где-то усталая, но служебно вежливая девушка взирала на монитор компьютера и тоже удивлялась:
— Вам не было сообщений несколько дней.
— Не может быть, — настаивала Ксения, — посмотрите еще раз, вы не перепутали номер?
— Нет, все точно. Не верите, возьмите распечатку хоть за весь год, но это платная услуга. Можете прийти в наш офис по адресу...
— Обязательно приду, — оборвала Ксения и дала отбой.
Так же торопливо набрала другой номер. Долго никто не отвечал, и пришлось набирать второй раз. Наконец она услышала покореженный похмельем голос Стаса.
— Ал-ле-е... — показалось, что «е», перейдет в «мое».
— Стас, мне плохо и страшно, приезжай, пожалуйста. Ты должен это видеть, потому что слышать нельзя. Нужен, как свидетель!
— Ксеня? Бр-р-р... Что стряслось? Ах да... Но при чем тут свидетель? Тебя ограбили?
— Да нет же, просто ты мне сейчас нужен. На месте все объясню.
— У тебя есть выпить, иначе — я куча скрипучих костей?
— Молдавский коньяк.
— Пойдет, через полчаса буду. Ставь кофе.
— Уже готов.
* * *
Все же Стас выглядел лучше, чем вчера. Полчаса он потратил на душ, побрился и даже отгладил свежую футболку. Вероятно, не пожалел денег на такси. И только глаза полопавшимися кровяными сосудами выдавали либо бессонные ночи, либо запой, либо и то и другое вместе. Русскому интеллигенту водка, как английскому лорду овсянка.
После третьей рюмки Стас окончательно ожил, и третий раз перечитывал сообщение, гипнотизируя дисплей телефона.
— Значит, операторам уже звонила?
— Да, нужно было не стирать первое сообщение.
— Нужно было. — Стас снова потянулся к бутылке. — Кому это надо? Зачем?
— Ты меня спрашиваешь?
— Скорее, себя. А ты не пробовала отвечать?
— Нет. Но это же бред! Если кто-то со мной играет, то я, получается, включусь в игру.
— И все же, я бы попробовал. Ну-ка... Как тут у тебя буковки набираются. Клавиатура русифицирована?
— Да.
— Надо придумать что-нибудь экстравагантное.
— Зачем?
— Навязать свои правила игры. Если это удастся, можно смело идти в милицию, искать телефонных хакеров.
— А если нет? Ты хоть помнишь, что вчера я бросила его мобильник в гроб?
— Не бросила, а любезно положила в карман моего покойного друга. Успокойся. Никакой потусторонщины! Проверь себя, набери номер Олега.
Несмотря на нелепость, Ксения набрала номер, чтобы слушать долгие гудки. Подумалось вдруг: «Значит, в пределах досягаемости». Но ответа, разумеется, не последовало. «Земля хорошо экранирует», додумал за Ксению Стас.
Ксения выключила телефон, ее передернуло от пяток и до макушки. Просто представила, как из-под земли на кладбище сейчас звучит “Hotel California”. Олег специально закачал эту мелодию в свой мобильник. Когда-то они танцевали под эту музыку в ресторане «Восьмое небо». Танец и стал их первым свиданием...
Насколько кощунственно могла звучать эта песня из могилы?! Даже на английском. Welcome to the hotel California. Such a lovely place... Кто-нибудь, проходя мимо, может до смерти напугаться.
— Ну, убедилась? — вывел Ксению из замешательства голос Стаса.
— Что же это такое?
— Я все-таки напишу. Что-нибудь типа, — Стас начал старательно давить на кнопки, — как там на том свете?
— Думаешь, стоит ерничать?
— Мы просто парируем удар. Вот и все, отправил.
Они успели выпить по чашке кофе, а Стас к тому же осилил полбутылки «Белого аиста», когда трубка Ксении пропела о поступившем сообщении. Рука Стаса опередила руку Ксении, он поспешно откинул крышку и открыл текст. «Здравствуй, друг», кратко гласило оно.
— Да, в отношении меня такое обращение еще действует. Может, кто-то наблюдает за нами в оптический прицел, отчего забавляться ему сподручнее? — Стас подошел к окну, выглянул на улицу, где вдохновенно и трепетно легким ветром дышал наступающий май. Теперь он уже не мог скрыть, что нервничает. Правила игры не менялись, да и была ли сама по себе игра?
— Я, пожалуй, все же поеду в телефонную компанию, — решила Ксения и ушла в спальню переодеваться.
Стас в это время набрал еще одно послание: «Если ты — Олег, то ответь: что мы с тобой делали в среду вечером? Это тот свет?». Пока Ксения собиралась, ответа не последовало. Уверившись, что его не будет, Стас с кривой ухмылкой отбросил телефон на диван.
— Тут без бутылки точно не разберешься, — сказал он сам себе, наливая очередную рюмку.
— Ты со мной? — спросила Ксения, выйдя из спальни.
Одетая в обтягивающие джинсы и легкую белую блузку даже
после бессонной ночи они выглядела привлекательно.
— Черт! Ты такая красивая, Ксюша...
— Перебираешь, друг. Если уж я тебе начала нравиться, значит, ты уже выпил лишнего.
— Нет, я в норме. Я Олегу всегда завидовал. У него было хотя бы какое-то...
— Подобие семьи, ты хотел сказать?
— М-м-мм...
— А по девкам вы с ним вместе ходили? Ну понятно, конечно, я такая квелая красавица, а там длинноногие лани двадцати лет.
— Ксения с укором посмотрела на Стаса, тот виновато молчал.
— Ладно, сейчас важно другое, я не намерена мириться с тем, что кто-то ковыряется ржавым гвоздем в моей ране. Ты со мной?
— Если ты не возражаешь, я подожду тебя здесь, не очень-то хорошо я себя чувствую, и, подозреваю, ничего ты у операторов связи не добьешься, хоть «с ними и удобно».
— Как знаешь...
* * *
Стас оказался прав. Дойдя до самого старшего менеджера, а вместе с ним до заместителя директора филиала, Ксения ничего не выгадала. Она показывала им сообщения, тыкала пальцем в дату и время, но на сервере компании было стерильно чисто. Единственный результат: зам директора, хмурясь, пообещал поставить всех на уши, но докопаться, кто отравляет жизнь добропорядочным клиентам компании. А заодно - заблокировать номер Олега.
— Намертво, без малейшей возможности реанимировать на нашей станции эту цифровую комбинацию, — так и пообещал.
Когда Ксения вышла на улицу в сопровождении услужливого менеджера, провожавшего ее, как важную гостью, до ворот, мобильник снова спел свою поминальную песню. Менеджер любопытно застыл с открытым для прощания ртом. И Ксения удовлетворила его любопытство.
«В среду мы уже не были. Ты был один. Тот - это действительно свет. Как мудрость. Ищи ответы в книге мертвых. В книге живых скоро не останется места. Тот ли это Трисмегист? Тот сосчитал мои дни, а этот?»
Ох, и любил Олег загадки.
— Бред. — Определил растерянный менеджер. — А количество знаков выше допустимого, — отметил профессионально. Это точно не наша станция. Наша не пропустит. Да и к чему все эти препинания, знаки...
— Грамотность, как одна из характеристик. Тем более он ведет тут речь о египетском боге мудрости, которого звали Тот.
— Тот, этот... Все равно бред. Меня еще в детстве эти полузвериные египетские боги страшили. Все эти мумии, фараоны... Может, вам номер поменять? Хотите? Бесплатно?
— Может быть, — задумалась Ксения.
— Вернемся?
Ксения стояла в нерешительности. И тут менеджера осенила еще одна полезная мысль.
— А вы отпевание заказывали?
— Нет.
— А надо. Если крещеный, обязательно надо. Моя бабушка всегда говорила: без отпевания, как в рай без пропуска!
— Без пропуска говорите?
— Ну да...
— Как же я... Недотумкала! Обол — Харону, книгу мертвых
— Трисмегисту! Православному — отпевание... Привыкли водку на кладбище лить.
— А номер вы, на всякий случай, все же поменяйте.
* * *
У ворот Богоявленской церкви Ксения остановилась в нерешительности. Женщины в платках и косынках, сосредоточенные мужчины, набожные старушки и агрессивные нищие... Ксения никак не вписывалась в этот живой пейзаж, особенно в обтягивающих джинсах и просвечивающей на свету блузке, под которой угадывался ажурный бюстгальтер. Из храма вышел священник, троекратно размашисто перекрестился с поклоном, но направился не к воротам, а к хозяйственным постройкам. Надежда поговорить с кем-нибудь из клира за пределами церковной изгороди таяла.
В этот момент снова ожил телефон. На этот раз звонил тот самый менеджер телефонной компании.
— Ксения Андреевна!? Я тут кое-что обнаружил.
— И?
— На сервере есть скрытые файлы, обычно они относятся к системным программам, которые таким образом защищены от случайного повреждения или удаления, так вот — среди этих файлов я нашел те, которые не имеют никакого отношения к системным. Там, среди сохранившихся сведений о звонках и сообщений, есть те, которые поступали на ваш номер.
— Что это значит? Сообщения все-таки были? От кого?
— В том-то и дело, непонятно, почему они регистрируются в скрытых файлах и папках, а главное - они поступили с номера... В общем, с того телефона, который по вашим словам находится в гробу. Самое примечательное, что я почти сразу с вашим приходом заблокировал этот номер, но сообщение вам все-таки поступило. Тот философский бред на выходе. Вы поняли?
— Еще бы!
В тот момент, когда она захлопнула «раскладушку», из церкви вышел еще один священник. Высокий, стройный, молодой, с кучерявой русой бородой и добрыми голубыми глазами. Он сам заметил стоявшую у ворот рядом с нищими Ксению. И пока она собиралась с мыслями, приблизился к ней.
— У вас что-то случилось?
— Да...батюшка, — последнее слово выговорилось с трудом, ибо батюшка был моложе Ксении лет на десять.
— Вы стесняетесь в таком виде войти в церковь, и правильно. В чем ваша беда? Меня зовут отец Димитрий.
— Долгая история, отец Димитрий. Но если вы выслушаете меня, я буду вам очень признательна. Похоже, что в мою жизнь вторгается потусторонний мир...
Священник кивнул и указал ей в сторону соседней аллеи, где выстроились в ряд аккуратные лавочки под свежей кленовой зеленью.
— Давайте лучше там...
Пришлось начинать издалека. С «Восьмого неба»... Во время рассказа Ксения не сдержалась и заплакала. Слезы текли будто бы сами по себе, но отец Димитрий не пытался ее успокоить, а только внимательно слушал. Иногда нечто, как озарение, вспыхивало в его ярко-голубых без облачка глазах. Когда она закончила, раскрыв перед священником трубку с сообщениями, он только мельком взглянул на текст и неспешно заговорил, глядя в глаза Ксении.
— Отпевать нельзя, если повязан он, как путами, смертными грехами... Да и крещен ли он? — взгляд стал испытующе вопросительным.
— Крещен. Точно. Мы с ним вместе уже в зрелом возрасте крестились, а до венчания дело так и не дошло, как и до загса.
— Значит, жили во блуде, — вздохнул отец Димитрий. — Но: первое и главное: У Бога нет мертвых. Хотя, я полагаю, там,
— он кивнул на телефон в руках Ксении, — это не он. Не ваш Олег. Хотя вы, вероятно, ждете от меня объяснений соотносимых с вашим разумением окружающего мира, а я боюсь умствовать, ибо есть видение мира верующим человеком и видение мира людьми далекими от веры. Последние даже могут ходить в храм, соблюдать внешнюю обрядовость...
— Да, батюшка, я не воцерковленная, но верю, — скорее, сама себе сказала Ксения задумчиво.
— И то уже хорошо...
— Но как же это не он, если даже мысли его высказываются?
— Чуть позже. Лучше скажите, как он умер?
— В тот вечер, точно знаю, работал. Не пьян был, не во блуде... Если честно, то не совсем он пропащий был. Как-то в Великий Пост нашло на него просветление. Закрылся от всех, от заказчиков, от друзей, почти не ел ничего, читал Священное Писание и плакал. Потом вдруг утром поднял меня рано и повел в храм на исповедь. Мы тогда в первый раз причастились, и он пообещал священнику, что в ближайшее время обвенчаемся. Еще и епитимью вместе исполняли. Да через какое-то время кончились деньги, и опять его затянуло в эту прорву. А вообще он иногда, проходя мимо храма, останавливался, щедро подавал нищим, а порой заходил внутрь и подолгу стоял у Спаса Нерукотворного или у образа Богородицы.
— Значит, не совсем пропащий человек. Но я, к примеру, отпевать вашего Олега не решусь. Святитель Филарет так — за тех, которые внутренно отпали от духовнаго тела Церкви Христовой и от жизни по вере, своим неверием, нераскаянностью, решительным и конечным противлением благодати Божией. Но к сей проповеди прибавляет слово Иоанна Златоуста: «Аще и грешен отыде, елико возможно есть, помогати достоит: обаче не слезами, но молитвами, мольбами, и милостынями и приношениями. Не просто бо сия умышлена быша, ниже всуе творим память о отшедших в Божественных тайнах, и о них приступаем, молящееся Агнцу лежащему, вземшему грех мира, но да отсюду будет им некая утеха... не ленимся убо отошедшим помогающее, и приносящее о них молитвы. Ибо общее лежит вселенныя очищение. И возможно есть отовсюду прощение им собрати яко то от приносимых за них даров, от святых с ними именуемых». Хотите, поясню?
— Нет, я все поняла... Кроме - как вы запоминаете такие цитаты? И кто шлет сообщения?
— Бес. И сидит этот бес в телефоне, который вы неосмотрительно бросили в гроб. Кладбищенская земля священна, и он сидит там, заперт. Одна ему утеха, вас донимать. А задача его - довести вас до отчаяния, а лучше того — до полного самоуничтожения. А цитаты? Ни вы первая, ни вы последняя спрашиваете...
— Так, номер я все-таки поменяю.
— Значит, не совсем понимаете. Это не поможет. Молиться
— это из жизни верующего. Швырять мобильные телефоны — это из жизни современного потребителя-материалиста. Лучше подумать, какие ваши поступки дали возможность этому бесу появиться и действовать.
— Мне кажется, я знаю, — потупилась Ксения, — я не простила Олега. И до сих пор не могу простить. Даже то, что он умер, не могу ему простить. Но уверена, что он меня любил... Может, эти его измены... Может, это наветы да воображение мое?
— Ксения в первый раз за эти дни позволила себе усомниться.
— Он и так мучился тем, что ему приходится зарабатывать на хлеб, работая на эти глянцевые журналы с похотливыми девицами на обложках...
— Это не оправдание, — закончил отец Димитрий.
Какое-то время они молчали. Потом батюшка добавил:
— Попробуйте вымолить его. Большую силу имеет молитва любящего человека.
— А как я узнаю, что вымолила?
— Господь даст знак. Обязательно даст.
— А потом?
— А потом - жить. Ваша жизнь - ваша воля, ваша свобода, ваш выбор.
— А если сообщения будут продолжаться?
— Вряд ли... У меня тоже есть мобильный телефон, но это только телефон, понимаете? Когда я во сне вижу свою покойную матушку, я не пугаюсь, а если увижу усопшего или действия его наяву, то для начала осеню себя крестным знамением, а затем и сам объект - именем Господа нашего Иисуса Христа. Имя Спасителя любому из бесовского отродья, как огонь испепеляющий. Главное, верить, при этом, ни в себя, ни в свои силы, а в помощь Божию, — и встал, чтобы уйти.
— Благословите, батюшка, — неожиданно для самой себя произнесла Ксения, и сложила, как положено, руки, как будто делала это каждый день.
* * *
Стаса она застала спящим. Отрадно было увидеть, что коньяк он допивать не стал. Переоделась и собралась уходить, намереваясь успеть к вечерней службе. Стас проснулся, испуганно вскочил с дивана.
— Ты куда?
— В Богоявленскую.
— Я с тобой.
По дороге, в автобусе, пересказала разговор с отцом Димитрием. Стас же читал последнее сообщение.
— Умный бес, получается, — рассудил старый друг, — в мифологии, как у себя дома. И хорошо ты его назвала, хоть и случайно - двухсотовый. Ибо имя им легион. Читал... Где- то...
— Стас, давай помолчим.
Тот кивнул.
За стеклом, сквозь мутные разводы - следы первых дождей
— неспешно плыла улица. Поток разнокалиберных машин, буквально расталкивающих друг друга, бравые зазывающие витрины магазинов, и люди, у которых, по внешнему их весеннему настроению, кажется, все только начинается и тысяча лет впереди, а не коротенькая, как у Олега, жизнь. Выбрось человека из этого муравейника в пустыню, что он будет из себя представлять? Что отдаст за то, чтобы вернуться сюда и вновь денно и нощно поглощать эту жизнь? Вспомнилась вдруг картина Крамского «Христос в пустыне». Босоногий Сын Божий сидит на камне, сложив на коленях руки, и человеческая печаль отражается на его челе... Печаль всего человечества...
Телефон в руках Стаса снова пиликнул. Тот озабоченно открыл его и вскинул брови. Потом повернул содержимое дисплея Ксении. «Это ты боишься забвения, а не я. У тебя есть окно, ты хочешь его закрыть?». Подумалось вдруг: черный квадрат - тоже окно, только куда? Закроешь окно, что потом? И зазвучал в памяти тихий, но уверенный голос отца Димитрия: «А потом
- жить. Ваша жизнь - ваша воля, ваша свобода, ваш выбор».
В храме было людно и немного душно. Хорошо, что на входе для незнающих была прибита табличка: перечеркнутый красной линией мобильный телефон. В небольшом ларьке справа от входа принимали записочки. Туда и подошла.
— Скажите, где свечи усопшим ставят?
— Крещеный? Свидетельство о смерти есть? А то нынче взяли моду... А еще будет хорошо, если пожертвуете на общую свечу. Не мне. Вон там ящичек.
В душе немного похолодело от такого обращения. Будто не в храм, а в канцелярию пришла или в больницу захудалую, где персонал из-за низкой зарплаты не выказывает даже служебного сочувствия. Но ощущение это быстро прошло Особенно, когда увидела отца Димитрия. Он и начинал службу. Ксения в белой косынке возвышалась среди согбенных, часто кланяющихся старушек. Стас встал где-то в стороне и, похоже, был отвлечен своим внутренним миром.
Через полчаса, когда ноги стали неметь, за стенами началась сильная гроза. Молнии сверкали где-то у самой черты города, а вот гром раскатисто несся с крыши на крышу и долгим низким гулом отзывался на колокольне. Ксения пыталась сосредоточиться на словах священника, на голосах с клироса, и в какой-то момент это ей удалось, она целиком растворилась в общей молитве и даже перестала чувствовать непривычную усталость в ногах. Сердце вдруг наполнилось совершенно новым . содержанием, именно сердце... А с недалекой иконы взирали на нее немного печальные глаза Спасителя.
Уже после проповеди, подошла к образу со свечой. Заплакала. Но как-то иначе. Слезы лились, будто из самого сердца, и унять их было невозможно. Мысли смешались, и только одна просьба устремлялась навстречу пронизывающему взгляду Христа: Господи, прости нас грешных, на что еще уповать, кроме Твоего милосердия... И в какой-то миг поняла и поверила одновременно, что немногословная молитва ее услышана.
Из храма Ксения вышла уже с этим новым чувством. На душе стало легче, как если бы избежала смертельной опасности. Да и улица встретила свежим ветром. Мир не казался ей суетливым, ярче и четче проступили его детали. Влажный, наполненный озоном после короткого ураганного дождя воздух, усиленный ароматами зелени и прибитой к асфальту и стенам пыли был похож на пробившееся сквозь фильтры туч дыхание неба. И лица людей воспринимались теперь по-иному: те, что
выходили вместе с ней из храма в большинстве своем были озарены внутренним сиянием или (у некоторых) смятением и печалью. Те же, что спешили мимо по улице, казались погруженными в скользкую ежедневную серость. Больше были похожи на маски, что одевают по случаю. У ворот Ксению догнал Стас.
— Знаешь, я еще ни разу в жизни не стоял целую службу, — признался он.
— Устал?
— Нет, но состояние ни с чем не сравнимо.
— Вот и давай побережем его...
* * *
Рано утром Ксения уже ехала на кладбище. Больше всего удивилась, когда на одной из остановок в автобус вошел Стас. Он был непривычно трезв и привычно задумчив.
— Я знал, что ты поедешь к нему. — Сел рядом и в этот раз молчал всю дорогу.
Кладбище мертвыми своими улицами буквально примыкало к живому городу. И автобус в какое-то неуловимое мгновение просто переехал эту едва заметную черту, разделяющую город живых и город мертвых.
— Ему вчера памятник поставили. Плита такая темная, а на ней камера на треноге. Этакое ретро, — уже на выходе сообщил Стас.
— Ни ретро, а сюрреализм какой-то. Есть такой дурацкий анекдот про смерть гинеколога...
— Знаю, — потупился Стас.
— Пойдем, тут ритуальное агентство есть, закажу крест, как и должно быть, кто бы под ним из православных не лежал: инженер, фотограф, писатель или врач... Вон, глянь, памятники бандитам, погибшим в перестрелках, самые высокие и помпезные, а толку? Кто они перед Богом?
— Ну, знаешь, помнишь на Голгофе разбойник...
— Сравнил! — полыхнула гневом Ксения.
Подошли к вагончику, где располагался своеобразный кладбищенский офис, да стояли вокруг еще несколько хозяйственных построек. Ксения начала с порога, еще не зная, к кому обращается.
— Здравствуйте, там, на четырнадцатом участке, седьмая аллея, фотоаппарат над могилой взгромоздили, так вот, я бы хотела его убрать, а поставить крест.
— Хорошо, что пришли, — невысокий невзрачный мужичок в потертом костюме буквально выпрыгнул из-за стола, — а мы уж гадали, кому звонить. Нет больше вашего фотоаппарата.
— Что? Украли?
— Если б, — мужичок чуть ли не с улыбкой почесал лысеющую голову, — гроза вчера была, молния аккурат в фотокамеру ударила. Так влепила, что расплавила до самого основания треноги и гранитную плиту пополам расколола.
Сердце Ксении испуганно екнуло.
— Да-да, — якобы успокоил женщину мужичок, — расплавило! Даже изгороди чугунной досталось, но там дело поправимое. Так что новый памятник так и так заказывать, потому как наша контора за природный вандализм ответственности не несет.
— Вандализмом было поставить на могилу фотоаппарат на треноге, — голос Ксении снова стал твердым и решительным.
— Где я могу выбрать крест?
— Остается надеяться, что и чертов мобильник расплавило... — пробурчал Стас сам себе.
* * *
После кладбища поехала в храм. Стас потянулся следом. Снова выстояла службу и снова плакала. И выходя из храма, вдруг уловила в сердце удивительное и ни с чем не сравнимое чувство светлой надежды. На что? Откуда?
Дома выпила стакан чая и обессиленная легла спать. Сон пришел быстро, и не было суетливой кутерьмы мыслей, маленьких бытовых задачек и больших проблем. Был сон без видений и звуков, глубокий и тихий. Так спят выздоравливающие люди.
Но утром Ксению разбудил телефон. Он вновь пропел свою звонкую музыку о полученном сообщении. Правда в этот раз, прежде чем открыть откидную крышку, Ксения была спокойна и уверенна. Вздохнула, перекрестилась и лишь потом прочитала: «Ксюша, милая, жду тебя сегодня, 30 апреля, в восемь утра на Сретенской улице, дом 28, Олег. Вопрос жизни и смерти».
Что это? Еще одна шутка? Недолго думая, набрала номер телефонной компании. Знакомый голос девушки сообщил, что на номер Ксении действительно поступило сообщение.
— А что вам не нравится? Заблокировать входящие с этого номера?
— Нет, ничего, извините... Может, оно задержалось на несколько дней?
— Хм... Минут пять назад его отправили или меньше.
— С-спасибо... Извините...
— Да нет проблем, кроме ваших.
Посмотрела на часы: половина восьмого. И торопливо стала собираться, судорожно вспоминая, где находится Сретенская улица. Убеждала себя, мол, все равно надо посмотреть, куда это он ее приглашал. И таилось глубоко в душе непонятное предчувствие, а главное ощущение того, что наступило какое- то необыкновенное утро. Странно, 30 апреля... В этот день она ходила по мастерской Олега, считала углы и считала измены, проклиная его. 29-го готова была порвать с ним раз и навсегда.
Сретенская оказалась небольшой улочкой, где еще сохранились частные дома, там же находилась маленькая, но красивая церковь. Она и оказалась на этой улице под номером 28. У ворот стоял улыбающийся Олег с огромным букетом белых роз. Ксения начала терять сознание, когда он успел подхватить ее, уронив цветы.
— Милая, что с тобой? Я ведь... Что делать то? Ну-ну-ну... — испугался не на шутку, но она уже начала приходить в себя.
— Ксюша, мне сегодня приснилось, что я тебя потерял, навсегда! Ты не представляешь, что я испытал в эту ночь, я словно умер! Мне Харон виделся. Этот жуткий перевозчик мертвецов. Я всегда думал, куда он их перевозил, ведь смерть не была побеждена? Да о чем я!? Ксюша, мне так плохо без тебя! Послушай, тут служит мой знакомый батюшка, он нас обвенчает. Самое интересное: загс — через дорогу! Представляешь? Мы сможем обвенчаться и расписаться... С чего начнем, если ты, конечно, согласна?
— Какое сегодня число, Олег, — с трудом выговорила Ксения.
— Тридцатое апреля. Пятница. Тебя что-то беспокоит?
— Так не бывает, Олег.
— Не бывает, если так не делать, — Олег улыбался, буквально сиял.
— А мне, Олежек, сегодня тоже снился сон, очень долгий сон, жуткий и долгий, как сама вечная смерть... И сны во сне снились. Скажи мне, в памяти твоего телефона много женских имен? — насторожилась Ксения.
— Было достаточно. Я их все стер еще вчера, чтоб не раздражали тебя. Но я не понял твоего ответа: ты согласна выйти за меня замуж? Или меня кто-то опередил?
— За десять лет могли и опередить, — вздохнула Ксения, — У меня есть условие.
— ?
— Ты с этого дня занимаешься только художественной фотографией...
— О чем-то таком, не поверишь, я подумал еще вчера. И сегодня в пять часов утра, когда проснулся. До шести я успел выбросить из мастерской все, что связано с шабашной работой. Получилась внеплановая генеральная, нет, прямо-таки маршальская уборка. Там остались только старые камеры, против них ты ничего не имеешь?
— Нет. Ты мне писал в эти дни?
— Да, намедни... Что-то типа: здравствуй, любимая?
Олег вдруг задумался, глядя на летящие над золотыми куполами белые облака.
— Господи! Хорошо-то как?! Мне иногда кажется, что мы сами мешаем себе быть счастливыми... Вот только свидетель опаздывает. Я Стаса позвал... Не возражаешь?
— Свидетель? — спросила сама себя Ксения. — А священника твоего, случайно, не отец Димитрий зовут.
— Ты его тоже знаешь?
_ _декабрь_2004-январь_2005_
Сергей Сергеевич Козлов
СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
Мобильная новелла
Александру Пивоварову, который знает, как начинаются такие истории...
и отцу Сергию, который знает больше нас обоих...
— Почему ты шлешь мне каждый день эсэмэски, если можно просто позвонить и поговорить? — спросила как-то у Олега Ксения.
— Это единственная возможность поддержать вымирающий эпистолярный жанр и, поверь мне, в письме, даже коротком, можно выразить мысль точнее, и сказать то, на что язык порой и не разгонится.
Так и не разогнался сказать: выходи за меня замуж. Да и написать тоже...
Олег умер. Не зря подмечено, что сорок лет для мужчины
— критический возраст. Пик творчества и пропасть нездоровья. Нельзя нестись по миру, высунув язык, как борзая, догоняя сразу двух зайцев: деньги и славу. При этом выпивая на бегу бутылку коньяка в день, две дюжины чашек кофе, выкуривая полторы-две пачки сигарет, не оставляя времени на нервный, неглубокий сон... Не оставляя времени на создание семьи.
За два дня до смертельного приступа Ксения узнала и уверилась в его изменах. Целый день настраивалась на серьезный, возможно последний разговор с ним. Выходит, зря. Олег умер и снова оставил ее ни с чем, как оставлял на протяжении всех десяти лет их отношений. И теперь она бродила по престижному фотосалону и находила все новые и новые подтверждения его несупружеской, но все-таки неверности. Последней каплей стал мобильный телефон, который в обыденной речи принято называть сотовым. Не так раздражало белье и неграмотные записки моделей, что приходили в эту студию штурмовать обложки глянцевых журналов для обывателей, а попутно заплатить натурой именитому фотохудожнику, сколько эта телефонная трубка. В бесстыдной памяти сотового выстроилась целая очередь: Альбина, Альмира, Анна, Барбара (даже такая!), Валерия, Валя 1, Валя 2, Варюша, Васса, Галина 1, Галина 2, Галина 3, Гелла, Дашута, Ева, Жанна, Зоя, Ира 1, Ира 2, Ира 3, Ира 4, Ира 5, Ира 6, Ира 7, Ира 8, Ира 9...
Сотовый? Теперь двухсотовый... Груз 200 уже готов пересечь реку Стикс. Надо бросить Харону этот мобильник вместо обола за переправу. Пусть сообщит о доставке.
После имени какой-то Ники Ксению стало воротить с души. Как он их не путал? Как мог отвечать впопад? Как удерживал в памяти тембры голосов, интонации? А вот имени самой Ксении в этом списке не было. Значит, всякий раз он набирал ее номер по памяти... Или брал с набранных. Спасибо и на том, что не поставил в один ряд с этими утоп-моделями...
Вот ведь жизнь!? Надо плакать, убиваться, надо хоть маломало пожалеть о нем, а внутри и снаружи пустота. Да такая глубокая, что каждый следующий день видится летящей в эту бездонную пропасть глыбой. Подкатится на край и ухнет беззвучно в пропасть ночи. А утром готов уже на краю дня новый сизифов камень. И нет такой мужской силы, что потянет его в гору. Да и не было!
А за окном - рукой подать до мая! И экая нынче весна, что душу рвет в клочья. Ветер откуда-то с Адриатического побережья принес запахи моря и неуместное, непонятное, необъяснимое желание чего-то светлого и радостного. Жить хочется, а незачем! Сколько бы лет сейчас было их сыну? Первенца не уберегли, а второго Бог не дал. Ксения бродила по мастерской, созданию которой Олег отдал всю свою жизнь, бессмысленно трогала вывешенные на стенах и уже давно состоявшиеся шедевры фотоискусства, трогала старые фотоаппараты, которые он коллекционировал, создавая с их помощью удивительный интерьер окружающего его мира. И ведь у него получалось. Все получалось! Талантливый был. И теперь, получается, что получалось во всем: и по женской части тоже. Сексуальная тавтология.
Но теперь этот мир неспешно и с аппетитом поглощала пустота. Ну что кроме цветов на могилу и значительного некролога в газету дадут ему друзья? Будут регулярно поминать на богемных попойках? И что с того? Что-о-о-о? Бесчисленные менеджеры журналов и рекламных агентств уже носятся по городу, подыскивая ему адекватную замену. Может, на первых порах, такого человека и не будет. Но обязательно придет другой. Обязательно. Пустых мест в этом мире не бывает. А вот в сердце бывает пусто. И потому больно.
Оставалось только бродить по умирающему миру одного человека и разговаривать с ним шепотом, плачущим и упрекающим, словно он мог услышать.
Ксения машинально бросила телефон Олега в карман плаща, швырнула ключи от мастерской на пол в прихожей и вышла на улицу, громко хлопнув дверью. Вот и все! Десять лет, которые так потрясли ее мир, закончились! И не осталось ничего, кроме последнего высохшего букета и нескольких фотографий юной Ксении, с которых начиналась эта нелепая, ничего не обещающая любовь. Они еще черно-белые, такие, каким, в сущности, является мир человека. А судьба — зебра. Главное, не застрять, как зазевавшаяся блоха, в черной полосе. Хотя и в черном цвете можно найти плюсы, легче скрываться, особенно, если ты безнадежная серость.
Через день Ксения силой заставила пойти себя на кладбище. Там, как и предполагала, было многолюдно. Пьяные соратники и лощеные заказчики произносили заученные и уже никому не нужные речи. А вот священника не было. Олег в гробу был похож на спящего. Никаких особых признаков смерти, кроме отсутствия дыхания. Воткнули между окаменевшими на груди пальцами свечу, похоже, даже не церковную, и пели осанну творчеству великого художника, произведения которого останутся в наследство человечеству. Вообще много было помпезного и ненужного. Несколько Татьян, Оль, Викторий и безутешных Барбар театрально вытирали слезы. «Собратья по объективу и объектам» лениво пощелкивали затворами дорогих камер, целясь в напускной траур. Единственный настоящий друг Стас был пьян вдрызг и, казалось, вообще не понимает, где он находится, и что вокруг происходит. В карманах провожающих в последний путь периодически пели свои песенки мобильники, и они, точно нехотя, с деланной скорбью давали краткие ответы. И уж совсем неожиданно и никчемно зазвучали аккорды хита группы Eagles в плаще Ксении. Несколько мгновений она стояла в растерянности, потом догадалась, вынула из кармана телефон Олега. Мобильный мир, мобильные похороны, вся жизнь, как суетливая техногенная катастрофа! На дисплее высветилась Ира 2. Ксения откинула раскладушку и с тихой ненавистью в голосе сообщила: «Олега нет, и больше никогда не будет». Потом вдруг, следуя какому-то безумному порыву, захлопнула крышку, подошла к гробу и небрежно воткнула телефон в боковой карман пиджака. Был мобильный — станет могильный. Богемная аудитория приняла этот жест за вариант оригинального прощания, кто-то даже надрывным шепотом произнес: «как трогательно». После чего дальнейшие речи посчитали неуместными, и процедуру прощания быстренько свернули. Тем более что каждый прекрасно понимал — покойнику она абсолютно не нужна.
Первый удар обухом топора по крышке гроба заставил сердце Ксении содрогнуться. И когда гроб опускали, она все-таки не выдержала и зашлась навзрыд. На этот случай оказался рядом вышедший из штопора Стас, он крепко сжал руку Ксении и плохо слушающим языком произнес: «Он любил тебя Ксюха, как никого!». От слов его стало еще горше. Действительно, любил, как НИКОГО!
На поминках Ксения чувствовала себя лишней. Накрытый в шикарном кафе не менее шикарный стол показался ей полным сюрреализмом. Все время мерещилось, что вот-вот зазвучит какая-нибудь попса, и начнутся танцы. Тем более — первое мая на дворе. Праздник мира и труда — ешь конфеты детвора! Топ-модели без кожаных плащей входили в «траурный» зал в миниюбках, а галантные джентльмены вовсю трещали по телефонам и обсуждали не терпящие похоронных отлагательств дела. Помянули первой, второй, а после третьей началась банальная пьянка, и только Стас мычал себе под нос, что Олежек был наголову выше всех, что у него в глазах диафрагма от Бога, ни взгляд, а широкоугольный объектив. А вот выдержки ему всегда не хватало. Все! Закрылись шторки, захлопнулся затвор, теперь, сколько ни проявляй пленку — только полная тьма в кадре! Он все время останавливал мгновение, и, в конце концов, остановил.
Потом остались только общий гул и посудный звон. Похороны - это, в их понимании, тоже тусовка, только вынужденно грустная.
И все же Ксения была благодарна этим людям за то, что они полностью избавили ее от забот и затрат на похороны гражданского мужа. Для них это было делом чести, а для нее - страданием с вопросительным знаком в начале текста.
* * *
Ночью Ксения часто просыпалась, тревожно смотрела в окно. За стеклом плыла белесая дымка, город был необычно тих. Дремлющее сознание посещали нелепые короткие сны, точно клочки фантастических фильмов, но в центр всего была воткнута ржавая, но прочная игла безвестности. Единственный вопрос «как дальше жить?» был сходен по ощущению с потерявшей вкус жевательной резинкой, которую вот-вот выплюнут на грязный асфальт. Все крутилось вокруг него, но зацепиться ни мыслям, ни образам было, по сути, не за что. И только под утро, когда маленькая стрелка часов подползла к цифре «5», Ксения забылась настоящим сном.
Сон был похож на большой платяной шкаф, где она пряталась в детстве от любых страхов. Там было уютно, как в доброй сказке, пахло нафталином и семейными преданиями. Но стоило погрузиться в эту мягкую тишину, как реальность пропиликала с журнального столика короткой музыкальной фразой. Сотовый телефон Ксении сообщил о поступлении сообщения.
— Кому взбрело в голову отправлять эсэмэску в такую рань? Или чья-то запоздала? — перевернулась на другой бок, но добрый сон был безвозвратно утерян. Тонкая последняя нить
- едва уловимое детское ощущение защищенности - оборвалась вместе со скрипом старого дивана. А хотела, было, повернуться на другой бок: пусть шлют сообщения и рапорты, тут самое интересное начинается.
Начиналось...
И все-таки поднялась: кому там еще ночь не в ночь? Путающимися пальцами нашла папку сообщений в трубке, открыла и обмерла: «Здравствуй, любимая. Олег». Почти как у Олега Митяева: «С добрым утром, любимая».
Шутка? Плохая шутка! Чья шутка? Какая-нибудь из смазливых глянцевых стервочек узнала номер телефона Ксении и решила напоследок плюнуть в душу. Недолго думая, Ксения удалила сообщение из телефона и буквально, как тигрица, прыгнула на диван, скомкав под головой подушку. Хотелось укусить это гадкое, злое пространство, но даже не получилось заплакать. Неожиданный, пусть и короткий, но глубокий сон не оставил ей шанса удивиться, что она снова смогла заснуть в эту ночь.
Утром за чашкой «черной карты» Ксения просчитывала унылое будущее. Олег не успел еще окончательно остыть в своем гробу, а ей почему-то мечталось о сказочном принце. «Плевать! Плевать! Плевать!» — даже не думала, и даже не понимала, на что или кого плюет. Просто заклинание, не имеющее значения. Вчерашние похороны, казалось, были сто лет назад. В принципе, в этом не было ничего предосудительного, ибо одинокой (и при живом гражданском муже) женщине просто хотелось видеть утешителя, настоящего мужчину с привлекательной внешностью и благородным порывом в душе. Ни русского пьяницу-интеллигента, вечно излагающего самого себя или свою безответную любовь к многострадальной родине, ни импортного денди, с признаками женственного вырождения на лощеном лице, ни креола, ни мулата, ни метиса, а именно сказочного - пусть и не принца - но таких, видимо не бывает. А может - и не было...
Телефон брякнул свои аккордики, извещая о новом сообщении. Ксения нехотя потянулась к трубке через стол. Глянула на дисплей и почувствовала, как в спину дождем воткнулись тысячи иголок.
«Я всегда любил только тебя одну. Просто не смог выбрать правильную экспозицию. Ты - единственный удачный кадр - и я его засветил».
Так мог говорить только Олег. Она буквально слышала его голос, который наслаивался в сознании на знаки. Она читала еще и еще, словно в трех коротких предложениях можно было найти больше, чем в них было сказано. Да уж, Олег всегда гнался за бездной смысла. Ну и какова она - бездна, родной?
Вдруг поняла, что уже не читает - дрожала рука. В записной книжке нашла телефон оператора, набрала.
— Скажите, с какого номера мне сейчас поступило сообщение? Это крайне важно! Кодовое слово? Ах да...
Где-то усталая, но служебно вежливая девушка взирала на монитор компьютера и тоже удивлялась:
— Вам не было сообщений несколько дней.
— Не может быть, — настаивала Ксения, — посмотрите еще раз, вы не перепутали номер?
— Нет, все точно. Не верите, возьмите распечатку хоть за весь год, но это платная услуга. Можете прийти в наш офис по адресу...
— Обязательно приду, — оборвала Ксения и дала отбой.
Так же торопливо набрала другой номер. Долго никто не отвечал, и пришлось набирать второй раз. Наконец она услышала покореженный похмельем голос Стаса.
— Ал-ле-е... — показалось, что «е», перейдет в «мое».
— Стас, мне плохо и страшно, приезжай, пожалуйста. Ты должен это видеть, потому что слышать нельзя. Нужен, как свидетель!
— Ксеня? Бр-р-р... Что стряслось? Ах да... Но при чем тут свидетель? Тебя ограбили?
— Да нет же, просто ты мне сейчас нужен. На месте все объясню.
— У тебя есть выпить, иначе — я куча скрипучих костей?
— Молдавский коньяк.
— Пойдет, через полчаса буду. Ставь кофе.
— Уже готов.
* * *
Все же Стас выглядел лучше, чем вчера. Полчаса он потратил на душ, побрился и даже отгладил свежую футболку. Вероятно, не пожалел денег на такси. И только глаза полопавшимися кровяными сосудами выдавали либо бессонные ночи, либо запой, либо и то и другое вместе. Русскому интеллигенту водка, как английскому лорду овсянка.
После третьей рюмки Стас окончательно ожил, и третий раз перечитывал сообщение, гипнотизируя дисплей телефона.
— Значит, операторам уже звонила?
— Да, нужно было не стирать первое сообщение.
— Нужно было. — Стас снова потянулся к бутылке. — Кому это надо? Зачем?
— Ты меня спрашиваешь?
— Скорее, себя. А ты не пробовала отвечать?
— Нет. Но это же бред! Если кто-то со мной играет, то я, получается, включусь в игру.
— И все же, я бы попробовал. Ну-ка... Как тут у тебя буковки набираются. Клавиатура русифицирована?
— Да.
— Надо придумать что-нибудь экстравагантное.
— Зачем?
— Навязать свои правила игры. Если это удастся, можно смело идти в милицию, искать телефонных хакеров.
— А если нет? Ты хоть помнишь, что вчера я бросила его мобильник в гроб?
— Не бросила, а любезно положила в карман моего покойного друга. Успокойся. Никакой потусторонщины! Проверь себя, набери номер Олега.
Несмотря на нелепость, Ксения набрала номер, чтобы слушать долгие гудки. Подумалось вдруг: «Значит, в пределах досягаемости». Но ответа, разумеется, не последовало. «Земля хорошо экранирует», додумал за Ксению Стас.
Ксения выключила телефон, ее передернуло от пяток и до макушки. Просто представила, как из-под земли на кладбище сейчас звучит “Hotel California”. Олег специально закачал эту мелодию в свой мобильник. Когда-то они танцевали под эту музыку в ресторане «Восьмое небо». Танец и стал их первым свиданием...
Насколько кощунственно могла звучать эта песня из могилы?! Даже на английском. Welcome to the hotel California. Such a lovely place... Кто-нибудь, проходя мимо, может до смерти напугаться.
— Ну, убедилась? — вывел Ксению из замешательства голос Стаса.
— Что же это такое?
— Я все-таки напишу. Что-нибудь типа, — Стас начал старательно давить на кнопки, — как там на том свете?
— Думаешь, стоит ерничать?
— Мы просто парируем удар. Вот и все, отправил.
Они успели выпить по чашке кофе, а Стас к тому же осилил полбутылки «Белого аиста», когда трубка Ксении пропела о поступившем сообщении. Рука Стаса опередила руку Ксении, он поспешно откинул крышку и открыл текст. «Здравствуй, друг», кратко гласило оно.
— Да, в отношении меня такое обращение еще действует. Может, кто-то наблюдает за нами в оптический прицел, отчего забавляться ему сподручнее? — Стас подошел к окну, выглянул на улицу, где вдохновенно и трепетно легким ветром дышал наступающий май. Теперь он уже не мог скрыть, что нервничает. Правила игры не менялись, да и была ли сама по себе игра?
— Я, пожалуй, все же поеду в телефонную компанию, — решила Ксения и ушла в спальню переодеваться.
Стас в это время набрал еще одно послание: «Если ты — Олег, то ответь: что мы с тобой делали в среду вечером? Это тот свет?». Пока Ксения собиралась, ответа не последовало. Уверившись, что его не будет, Стас с кривой ухмылкой отбросил телефон на диван.
— Тут без бутылки точно не разберешься, — сказал он сам себе, наливая очередную рюмку.
— Ты со мной? — спросила Ксения, выйдя из спальни.
Одетая в обтягивающие джинсы и легкую белую блузку даже
после бессонной ночи они выглядела привлекательно.
— Черт! Ты такая красивая, Ксюша...
— Перебираешь, друг. Если уж я тебе начала нравиться, значит, ты уже выпил лишнего.
— Нет, я в норме. Я Олегу всегда завидовал. У него было хотя бы какое-то...
— Подобие семьи, ты хотел сказать?
— М-м-мм...
— А по девкам вы с ним вместе ходили? Ну понятно, конечно, я такая квелая красавица, а там длинноногие лани двадцати лет.
— Ксения с укором посмотрела на Стаса, тот виновато молчал.
— Ладно, сейчас важно другое, я не намерена мириться с тем, что кто-то ковыряется ржавым гвоздем в моей ране. Ты со мной?
— Если ты не возражаешь, я подожду тебя здесь, не очень-то хорошо я себя чувствую, и, подозреваю, ничего ты у операторов связи не добьешься, хоть «с ними и удобно».
— Как знаешь...
* * *
Стас оказался прав. Дойдя до самого старшего менеджера, а вместе с ним до заместителя директора филиала, Ксения ничего не выгадала. Она показывала им сообщения, тыкала пальцем в дату и время, но на сервере компании было стерильно чисто. Единственный результат: зам директора, хмурясь, пообещал поставить всех на уши, но докопаться, кто отравляет жизнь добропорядочным клиентам компании. А заодно - заблокировать номер Олега.
— Намертво, без малейшей возможности реанимировать на нашей станции эту цифровую комбинацию, — так и пообещал.
Когда Ксения вышла на улицу в сопровождении услужливого менеджера, провожавшего ее, как важную гостью, до ворот, мобильник снова спел свою поминальную песню. Менеджер любопытно застыл с открытым для прощания ртом. И Ксения удовлетворила его любопытство.
«В среду мы уже не были. Ты был один. Тот - это действительно свет. Как мудрость. Ищи ответы в книге мертвых. В книге живых скоро не останется места. Тот ли это Трисмегист? Тот сосчитал мои дни, а этот?»
Ох, и любил Олег загадки.
— Бред. — Определил растерянный менеджер. — А количество знаков выше допустимого, — отметил профессионально. Это точно не наша станция. Наша не пропустит. Да и к чему все эти препинания, знаки...
— Грамотность, как одна из характеристик. Тем более он ведет тут речь о египетском боге мудрости, которого звали Тот.
— Тот, этот... Все равно бред. Меня еще в детстве эти полузвериные египетские боги страшили. Все эти мумии, фараоны... Может, вам номер поменять? Хотите? Бесплатно?
— Может быть, — задумалась Ксения.
— Вернемся?
Ксения стояла в нерешительности. И тут менеджера осенила еще одна полезная мысль.
— А вы отпевание заказывали?
— Нет.
— А надо. Если крещеный, обязательно надо. Моя бабушка всегда говорила: без отпевания, как в рай без пропуска!
— Без пропуска говорите?
— Ну да...
— Как же я... Недотумкала! Обол — Харону, книгу мертвых
— Трисмегисту! Православному — отпевание... Привыкли водку на кладбище лить.
— А номер вы, на всякий случай, все же поменяйте.
* * *
У ворот Богоявленской церкви Ксения остановилась в нерешительности. Женщины в платках и косынках, сосредоточенные мужчины, набожные старушки и агрессивные нищие... Ксения никак не вписывалась в этот живой пейзаж, особенно в обтягивающих джинсах и просвечивающей на свету блузке, под которой угадывался ажурный бюстгальтер. Из храма вышел священник, троекратно размашисто перекрестился с поклоном, но направился не к воротам, а к хозяйственным постройкам. Надежда поговорить с кем-нибудь из клира за пределами церковной изгороди таяла.
В этот момент снова ожил телефон. На этот раз звонил тот самый менеджер телефонной компании.
— Ксения Андреевна!? Я тут кое-что обнаружил.
— И?
— На сервере есть скрытые файлы, обычно они относятся к системным программам, которые таким образом защищены от случайного повреждения или удаления, так вот — среди этих файлов я нашел те, которые не имеют никакого отношения к системным. Там, среди сохранившихся сведений о звонках и сообщений, есть те, которые поступали на ваш номер.
— Что это значит? Сообщения все-таки были? От кого?
— В том-то и дело, непонятно, почему они регистрируются в скрытых файлах и папках, а главное - они поступили с номера... В общем, с того телефона, который по вашим словам находится в гробу. Самое примечательное, что я почти сразу с вашим приходом заблокировал этот номер, но сообщение вам все-таки поступило. Тот философский бред на выходе. Вы поняли?
— Еще бы!
В тот момент, когда она захлопнула «раскладушку», из церкви вышел еще один священник. Высокий, стройный, молодой, с кучерявой русой бородой и добрыми голубыми глазами. Он сам заметил стоявшую у ворот рядом с нищими Ксению. И пока она собиралась с мыслями, приблизился к ней.
— У вас что-то случилось?
— Да...батюшка, — последнее слово выговорилось с трудом, ибо батюшка был моложе Ксении лет на десять.
— Вы стесняетесь в таком виде войти в церковь, и правильно. В чем ваша беда? Меня зовут отец Димитрий.
— Долгая история, отец Димитрий. Но если вы выслушаете меня, я буду вам очень признательна. Похоже, что в мою жизнь вторгается потусторонний мир...
Священник кивнул и указал ей в сторону соседней аллеи, где выстроились в ряд аккуратные лавочки под свежей кленовой зеленью.
— Давайте лучше там...
Пришлось начинать издалека. С «Восьмого неба»... Во время рассказа Ксения не сдержалась и заплакала. Слезы текли будто бы сами по себе, но отец Димитрий не пытался ее успокоить, а только внимательно слушал. Иногда нечто, как озарение, вспыхивало в его ярко-голубых без облачка глазах. Когда она закончила, раскрыв перед священником трубку с сообщениями, он только мельком взглянул на текст и неспешно заговорил, глядя в глаза Ксении.
— Отпевать нельзя, если повязан он, как путами, смертными грехами... Да и крещен ли он? — взгляд стал испытующе вопросительным.
— Крещен. Точно. Мы с ним вместе уже в зрелом возрасте крестились, а до венчания дело так и не дошло, как и до загса.
— Значит, жили во блуде, — вздохнул отец Димитрий. — Но: первое и главное: У Бога нет мертвых. Хотя, я полагаю, там,
— он кивнул на телефон в руках Ксении, — это не он. Не ваш Олег. Хотя вы, вероятно, ждете от меня объяснений соотносимых с вашим разумением окружающего мира, а я боюсь умствовать, ибо есть видение мира верующим человеком и видение мира людьми далекими от веры. Последние даже могут ходить в храм, соблюдать внешнюю обрядовость...
— Да, батюшка, я не воцерковленная, но верю, — скорее, сама себе сказала Ксения задумчиво.
— И то уже хорошо...
— Но как же это не он, если даже мысли его высказываются?
— Чуть позже. Лучше скажите, как он умер?
— В тот вечер, точно знаю, работал. Не пьян был, не во блуде... Если честно, то не совсем он пропащий был. Как-то в Великий Пост нашло на него просветление. Закрылся от всех, от заказчиков, от друзей, почти не ел ничего, читал Священное Писание и плакал. Потом вдруг утром поднял меня рано и повел в храм на исповедь. Мы тогда в первый раз причастились, и он пообещал священнику, что в ближайшее время обвенчаемся. Еще и епитимью вместе исполняли. Да через какое-то время кончились деньги, и опять его затянуло в эту прорву. А вообще он иногда, проходя мимо храма, останавливался, щедро подавал нищим, а порой заходил внутрь и подолгу стоял у Спаса Нерукотворного или у образа Богородицы.
— Значит, не совсем пропащий человек. Но я, к примеру, отпевать вашего Олега не решусь. Святитель Филарет так — за тех, которые внутренно отпали от духовнаго тела Церкви Христовой и от жизни по вере, своим неверием, нераскаянностью, решительным и конечным противлением благодати Божией. Но к сей проповеди прибавляет слово Иоанна Златоуста: «Аще и грешен отыде, елико возможно есть, помогати достоит: обаче не слезами, но молитвами, мольбами, и милостынями и приношениями. Не просто бо сия умышлена быша, ниже всуе творим память о отшедших в Божественных тайнах, и о них приступаем, молящееся Агнцу лежащему, вземшему грех мира, но да отсюду будет им некая утеха... не ленимся убо отошедшим помогающее, и приносящее о них молитвы. Ибо общее лежит вселенныя очищение. И возможно есть отовсюду прощение им собрати яко то от приносимых за них даров, от святых с ними именуемых». Хотите, поясню?
— Нет, я все поняла... Кроме - как вы запоминаете такие цитаты? И кто шлет сообщения?
— Бес. И сидит этот бес в телефоне, который вы неосмотрительно бросили в гроб. Кладбищенская земля священна, и он сидит там, заперт. Одна ему утеха, вас донимать. А задача его - довести вас до отчаяния, а лучше того — до полного самоуничтожения. А цитаты? Ни вы первая, ни вы последняя спрашиваете...
— Так, номер я все-таки поменяю.
— Значит, не совсем понимаете. Это не поможет. Молиться
— это из жизни верующего. Швырять мобильные телефоны — это из жизни современного потребителя-материалиста. Лучше подумать, какие ваши поступки дали возможность этому бесу появиться и действовать.
— Мне кажется, я знаю, — потупилась Ксения, — я не простила Олега. И до сих пор не могу простить. Даже то, что он умер, не могу ему простить. Но уверена, что он меня любил... Может, эти его измены... Может, это наветы да воображение мое?
— Ксения в первый раз за эти дни позволила себе усомниться.
— Он и так мучился тем, что ему приходится зарабатывать на хлеб, работая на эти глянцевые журналы с похотливыми девицами на обложках...
— Это не оправдание, — закончил отец Димитрий.
Какое-то время они молчали. Потом батюшка добавил:
— Попробуйте вымолить его. Большую силу имеет молитва любящего человека.
— А как я узнаю, что вымолила?
— Господь даст знак. Обязательно даст.
— А потом?
— А потом - жить. Ваша жизнь - ваша воля, ваша свобода, ваш выбор.
— А если сообщения будут продолжаться?
— Вряд ли... У меня тоже есть мобильный телефон, но это только телефон, понимаете? Когда я во сне вижу свою покойную матушку, я не пугаюсь, а если увижу усопшего или действия его наяву, то для начала осеню себя крестным знамением, а затем и сам объект - именем Господа нашего Иисуса Христа. Имя Спасителя любому из бесовского отродья, как огонь испепеляющий. Главное, верить, при этом, ни в себя, ни в свои силы, а в помощь Божию, — и встал, чтобы уйти.
— Благословите, батюшка, — неожиданно для самой себя произнесла Ксения, и сложила, как положено, руки, как будто делала это каждый день.
* * *
Стаса она застала спящим. Отрадно было увидеть, что коньяк он допивать не стал. Переоделась и собралась уходить, намереваясь успеть к вечерней службе. Стас проснулся, испуганно вскочил с дивана.
— Ты куда?
— В Богоявленскую.
— Я с тобой.
По дороге, в автобусе, пересказала разговор с отцом Димитрием. Стас же читал последнее сообщение.
— Умный бес, получается, — рассудил старый друг, — в мифологии, как у себя дома. И хорошо ты его назвала, хоть и случайно - двухсотовый. Ибо имя им легион. Читал... Где- то...
— Стас, давай помолчим.
Тот кивнул.
За стеклом, сквозь мутные разводы - следы первых дождей
— неспешно плыла улица. Поток разнокалиберных машин, буквально расталкивающих друг друга, бравые зазывающие витрины магазинов, и люди, у которых, по внешнему их весеннему настроению, кажется, все только начинается и тысяча лет впереди, а не коротенькая, как у Олега, жизнь. Выбрось человека из этого муравейника в пустыню, что он будет из себя представлять? Что отдаст за то, чтобы вернуться сюда и вновь денно и нощно поглощать эту жизнь? Вспомнилась вдруг картина Крамского «Христос в пустыне». Босоногий Сын Божий сидит на камне, сложив на коленях руки, и человеческая печаль отражается на его челе... Печаль всего человечества...
Телефон в руках Стаса снова пиликнул. Тот озабоченно открыл его и вскинул брови. Потом повернул содержимое дисплея Ксении. «Это ты боишься забвения, а не я. У тебя есть окно, ты хочешь его закрыть?». Подумалось вдруг: черный квадрат - тоже окно, только куда? Закроешь окно, что потом? И зазвучал в памяти тихий, но уверенный голос отца Димитрия: «А потом
- жить. Ваша жизнь - ваша воля, ваша свобода, ваш выбор».
В храме было людно и немного душно. Хорошо, что на входе для незнающих была прибита табличка: перечеркнутый красной линией мобильный телефон. В небольшом ларьке справа от входа принимали записочки. Туда и подошла.
— Скажите, где свечи усопшим ставят?
— Крещеный? Свидетельство о смерти есть? А то нынче взяли моду... А еще будет хорошо, если пожертвуете на общую свечу. Не мне. Вон там ящичек.
В душе немного похолодело от такого обращения. Будто не в храм, а в канцелярию пришла или в больницу захудалую, где персонал из-за низкой зарплаты не выказывает даже служебного сочувствия. Но ощущение это быстро прошло Особенно, когда увидела отца Димитрия. Он и начинал службу. Ксения в белой косынке возвышалась среди согбенных, часто кланяющихся старушек. Стас встал где-то в стороне и, похоже, был отвлечен своим внутренним миром.
Через полчаса, когда ноги стали неметь, за стенами началась сильная гроза. Молнии сверкали где-то у самой черты города, а вот гром раскатисто несся с крыши на крышу и долгим низким гулом отзывался на колокольне. Ксения пыталась сосредоточиться на словах священника, на голосах с клироса, и в какой-то момент это ей удалось, она целиком растворилась в общей молитве и даже перестала чувствовать непривычную усталость в ногах. Сердце вдруг наполнилось совершенно новым . содержанием, именно сердце... А с недалекой иконы взирали на нее немного печальные глаза Спасителя.
Уже после проповеди, подошла к образу со свечой. Заплакала. Но как-то иначе. Слезы лились, будто из самого сердца, и унять их было невозможно. Мысли смешались, и только одна просьба устремлялась навстречу пронизывающему взгляду Христа: Господи, прости нас грешных, на что еще уповать, кроме Твоего милосердия... И в какой-то миг поняла и поверила одновременно, что немногословная молитва ее услышана.
Из храма Ксения вышла уже с этим новым чувством. На душе стало легче, как если бы избежала смертельной опасности. Да и улица встретила свежим ветром. Мир не казался ей суетливым, ярче и четче проступили его детали. Влажный, наполненный озоном после короткого ураганного дождя воздух, усиленный ароматами зелени и прибитой к асфальту и стенам пыли был похож на пробившееся сквозь фильтры туч дыхание неба. И лица людей воспринимались теперь по-иному: те, что
выходили вместе с ней из храма в большинстве своем были озарены внутренним сиянием или (у некоторых) смятением и печалью. Те же, что спешили мимо по улице, казались погруженными в скользкую ежедневную серость. Больше были похожи на маски, что одевают по случаю. У ворот Ксению догнал Стас.
— Знаешь, я еще ни разу в жизни не стоял целую службу, — признался он.
— Устал?
— Нет, но состояние ни с чем не сравнимо.
— Вот и давай побережем его...
* * *
Рано утром Ксения уже ехала на кладбище. Больше всего удивилась, когда на одной из остановок в автобус вошел Стас. Он был непривычно трезв и привычно задумчив.
— Я знал, что ты поедешь к нему. — Сел рядом и в этот раз молчал всю дорогу.
Кладбище мертвыми своими улицами буквально примыкало к живому городу. И автобус в какое-то неуловимое мгновение просто переехал эту едва заметную черту, разделяющую город живых и город мертвых.
— Ему вчера памятник поставили. Плита такая темная, а на ней камера на треноге. Этакое ретро, — уже на выходе сообщил Стас.
— Ни ретро, а сюрреализм какой-то. Есть такой дурацкий анекдот про смерть гинеколога...
— Знаю, — потупился Стас.
— Пойдем, тут ритуальное агентство есть, закажу крест, как и должно быть, кто бы под ним из православных не лежал: инженер, фотограф, писатель или врач... Вон, глянь, памятники бандитам, погибшим в перестрелках, самые высокие и помпезные, а толку? Кто они перед Богом?
— Ну, знаешь, помнишь на Голгофе разбойник...
— Сравнил! — полыхнула гневом Ксения.
Подошли к вагончику, где располагался своеобразный кладбищенский офис, да стояли вокруг еще несколько хозяйственных построек. Ксения начала с порога, еще не зная, к кому обращается.
— Здравствуйте, там, на четырнадцатом участке, седьмая аллея, фотоаппарат над могилой взгромоздили, так вот, я бы хотела его убрать, а поставить крест.
— Хорошо, что пришли, — невысокий невзрачный мужичок в потертом костюме буквально выпрыгнул из-за стола, — а мы уж гадали, кому звонить. Нет больше вашего фотоаппарата.
— Что? Украли?
— Если б, — мужичок чуть ли не с улыбкой почесал лысеющую голову, — гроза вчера была, молния аккурат в фотокамеру ударила. Так влепила, что расплавила до самого основания треноги и гранитную плиту пополам расколола.
Сердце Ксении испуганно екнуло.
— Да-да, — якобы успокоил женщину мужичок, — расплавило! Даже изгороди чугунной досталось, но там дело поправимое. Так что новый памятник так и так заказывать, потому как наша контора за природный вандализм ответственности не несет.
— Вандализмом было поставить на могилу фотоаппарат на треноге, — голос Ксении снова стал твердым и решительным.
— Где я могу выбрать крест?
— Остается надеяться, что и чертов мобильник расплавило... — пробурчал Стас сам себе.
* * *
После кладбища поехала в храм. Стас потянулся следом. Снова выстояла службу и снова плакала. И выходя из храма, вдруг уловила в сердце удивительное и ни с чем не сравнимое чувство светлой надежды. На что? Откуда?
Дома выпила стакан чая и обессиленная легла спать. Сон пришел быстро, и не было суетливой кутерьмы мыслей, маленьких бытовых задачек и больших проблем. Был сон без видений и звуков, глубокий и тихий. Так спят выздоравливающие люди.
Но утром Ксению разбудил телефон. Он вновь пропел свою звонкую музыку о полученном сообщении. Правда в этот раз, прежде чем открыть откидную крышку, Ксения была спокойна и уверенна. Вздохнула, перекрестилась и лишь потом прочитала: «Ксюша, милая, жду тебя сегодня, 30 апреля, в восемь утра на Сретенской улице, дом 28, Олег. Вопрос жизни и смерти».
Что это? Еще одна шутка? Недолго думая, набрала номер телефонной компании. Знакомый голос девушки сообщил, что на номер Ксении действительно поступило сообщение.
— А что вам не нравится? Заблокировать входящие с этого номера?
— Нет, ничего, извините... Может, оно задержалось на несколько дней?
— Хм... Минут пять назад его отправили или меньше.
— С-спасибо... Извините...
— Да нет проблем, кроме ваших.
Посмотрела на часы: половина восьмого. И торопливо стала собираться, судорожно вспоминая, где находится Сретенская улица. Убеждала себя, мол, все равно надо посмотреть, куда это он ее приглашал. И таилось глубоко в душе непонятное предчувствие, а главное ощущение того, что наступило какое- то необыкновенное утро. Странно, 30 апреля... В этот день она ходила по мастерской Олега, считала углы и считала измены, проклиная его. 29-го готова была порвать с ним раз и навсегда.
Сретенская оказалась небольшой улочкой, где еще сохранились частные дома, там же находилась маленькая, но красивая церковь. Она и оказалась на этой улице под номером 28. У ворот стоял улыбающийся Олег с огромным букетом белых роз. Ксения начала терять сознание, когда он успел подхватить ее, уронив цветы.
— Милая, что с тобой? Я ведь... Что делать то? Ну-ну-ну... — испугался не на шутку, но она уже начала приходить в себя.
— Ксюша, мне сегодня приснилось, что я тебя потерял, навсегда! Ты не представляешь, что я испытал в эту ночь, я словно умер! Мне Харон виделся. Этот жуткий перевозчик мертвецов. Я всегда думал, куда он их перевозил, ведь смерть не была побеждена? Да о чем я!? Ксюша, мне так плохо без тебя! Послушай, тут служит мой знакомый батюшка, он нас обвенчает. Самое интересное: загс — через дорогу! Представляешь? Мы сможем обвенчаться и расписаться... С чего начнем, если ты, конечно, согласна?
— Какое сегодня число, Олег, — с трудом выговорила Ксения.
— Тридцатое апреля. Пятница. Тебя что-то беспокоит?
— Так не бывает, Олег.
— Не бывает, если так не делать, — Олег улыбался, буквально сиял.
— А мне, Олежек, сегодня тоже снился сон, очень долгий сон, жуткий и долгий, как сама вечная смерть... И сны во сне снились. Скажи мне, в памяти твоего телефона много женских имен? — насторожилась Ксения.
— Было достаточно. Я их все стер еще вчера, чтоб не раздражали тебя. Но я не понял твоего ответа: ты согласна выйти за меня замуж? Или меня кто-то опередил?
— За десять лет могли и опередить, — вздохнула Ксения, — У меня есть условие.
— ?
— Ты с этого дня занимаешься только художественной фотографией...
— О чем-то таком, не поверишь, я подумал еще вчера. И сегодня в пять часов утра, когда проснулся. До шести я успел выбросить из мастерской все, что связано с шабашной работой. Получилась внеплановая генеральная, нет, прямо-таки маршальская уборка. Там остались только старые камеры, против них ты ничего не имеешь?
— Нет. Ты мне писал в эти дни?
— Да, намедни... Что-то типа: здравствуй, любимая?
Олег вдруг задумался, глядя на летящие над золотыми куполами белые облака.
— Господи! Хорошо-то как?! Мне иногда кажется, что мы сами мешаем себе быть счастливыми... Вот только свидетель опаздывает. Я Стаса позвал... Не возражаешь?
— Свидетель? — спросила сама себя Ксения. — А священника твоего, случайно, не отец Димитрий зовут.
— Ты его тоже знаешь?
_ _декабрь_2004-январь_2005_