Гнев провинции
Сергей Артурович Камышников




Сергей Камышников ГНЕВ ПРОВИНЦИИ








Защита из прошлого


Историческая справка: в 1931 году в деревне Сунгурово, Исетского района, Тюменской области, в результате поджога, из 287 домов сгорело больше половины. В конце семидесятых годов двадцатого века из деревни уехали последние жители. Деревня Сунгурово перестала существовать.





Глава 1.


Сунгурово, лето 1915 года, шестнадцать лет до пожара.

- Филатко! - голос хозяина оторвал парня от работы.

- Чо, дядя Федосей? - выглянул тот из стайки, где поил коров.

- Ты вот что, выгонишь коров на поскотину и отправляйся к Бабанову. Сегодня вы с Ефимом работаете у него. Пойдёте в лес осины пилить, а завтра снова сюда, - он кивнул на пригон.

- Ладно, дядя Федосей.

- Добрый парень вырос у Николая Калинина, - подумал Тесов. - Работяга. Из всех сверстников - самый умный. И в руках сила есть, и в голове. И в поле молодец, и с цифрами поможет. Хорошая смена у Николая, есть на кого оставить шерстобитный цех.

Николай-то сам не промах - шерсть у него покупать аж из Китая приезжают. А парня своего ко мне в батраки отдал.

«Прежде чем работниками командовать, пусть сначала сам в их шкуре побудет, на себе почувствует», - вспомнил Федосей слова Николая.

- Моему бы Ефимке такую головушку, как у Филата, - Федосей вздохнул и поднялся по высокому крыльцу в дом.

Компания друзей - Кануро Бабанов, Михась Тоцкий и Ефим Тесов подошли к толстой высокой осине.

- Надо пилить с наветренной стороны, - взглянул Тесов на Бабанова, - И с наклоном определиться.

- Ладно, хоть научил, а то бы я не знал, - усмехнулся Бабанов.

- Как ты определишь наветренную сторону, если ветра нет, - возразил Тесову Тоцкий.

- И наклона у неё нет, - стукнул он кулаком по осине. - Прямая, как ствол у ружья.

- Начали! - скомандовал Кануро, направляя второй конец пилы с деревянной ручкой в сторону Тоцкого. - Сначала сделаем наклонные запилы.

Пила ширкнула по коре комля,

- Давай пониже, вот так, - кивнул Бабанов.

Кануро с Михасем пилили, а Ефим упирался длинной тонкой рогатиной, только что вырубленной из молодой берёзки, в нижний сук осины, пытаясь придать дереву крен, но осина не поддавалась. Она всей своей массой вертикального ствола навалилась на пилу и зажала её так, что пильщики не могли не то что пилить, но даже сдвинуть её с места. Расклинив разрез, пилу кое-как вытащили. Оставив дерево недопиленным, пошли валить другое.

Филат пилил вместе с двумя взрослыми мужчинами, нанявшимися в батраки к Бабановым.

Отработались к вечеру. Почаёвничав, тронулись в деревню. Филат видел, что Михась отстал от друзей, завязывая и поправляя котомку у себя на плече, как раз напротив недопиленной осины.

В этот момент встревоженные резким движением воздуха зашумели листья на верхушках деревьев. Осина под напором ветра дрогнула и стала падать. Филат в мгновение оценил ситуацию и понял, что осина упадёт непременно на Михася.

Он с разбега, рискуя сам попасть под удар, толкнул Тоцкого, и они оба упали в ложбинку. Осина, издав трескуче-хлёсткий звук, рухнула рядом, накрыв их ветками.

- Живой?! Целый?! - Крикнул Филат в густую зелень листьев.

- Да живой вроде, - откликнулся Михась. пытаясь выбраться из объятий тонких веток дерева.

- Что ты стоишь, дурак, не видишь - осина падает! - вырвалось у Филата от запоздалого испуга.

- Я не видел, - как бы извиняясь, оправдывался Тоцкий.

- Не видел, не видел, - передразнил его Филат, но уже с шутливым недовольством в голосе. Они выбрались из-под листвы дерева и пошли догонять остальных пильщиков.

- Ты, это, спасибо... - Михась неловко протянул Филату руку.

- Да ладно. Хорошо, что всё обошлось.

- Филат, пойдём завтра со мной к Канурке на работу. Они не всех берут и хорошо платят. Я насчёт тебя договорюсь. Канурко мне друг.

- Я у Тесова батрачу. Мой отец с ним договорился. Отработаю, как положено, - батя меня снарядит на учебу. А договор, сам знаешь, дороже денег.

- A-а, - понимающе кивнул Михась. - А на кого учиться хочешь?

- На фельдшера.

- Кто такой этот фершал?

- Не фершал, а фельдшер. Это который людей лечит. Почти что врач, только пониже рангом.

- Я бы тоже пошёл людей лечить.

- Ну, так давай... Вдвоём веселее.

Они догнали друзей Михася уже на опушке леса, у петляющей между кустов дороги. Ефим и Кануро явно их поджидали.

- Филатко, - остановил его рукой Ефим, - ты не подходи больше к Нюрке Шиховой, а то встречу вечером с кистенём.

- Ручошку-то убери, - Филат дёрнул плечом. - Я не шибко-то испугался. Нюра - моя соседка. Я её с детства знаю. Вся деревня говорит, что твой отец побоится конфуза сватов засылать к богатеям Шиховым. Но если она тебе нравится, так возьми и честно посватайся, а не ходи, как тать, под окнами. Я её в обиду не дам.

- Ишь ты, защитничек выискался, а сам, поди, норовишь ей под юбку залезть?

- Ты полегче, а то можешь и по шее схлопотать.

- Чо?! Да мы тебя сейчас отметелим!

- Тихо, - предостерегающе поднял руку Кануро, взглянув на Ефима. - Ты хоть и друг мне, но втроём на одного - это негоже. Дерись честно, один на один.

Ефим с размаху ударил Филата, но тот успел увернуться, и удар пришёлся вскользь по щеке.

- Ефимко, я не люблю бить людей. Тем более... Я работаю у твоего отца, но ты меня вызвал, и я вызов принял.

Они схлестнулись, мутузя друг друга кулаками. Филат больше уворачивался и отмахивался, чем бил.

Из-за поворота просёлочной дороги выскочила вороная лошадь, запряжённая в лёгкую повозку на воздушных шинах. Такую мог позволить себе только богатый волостной купчина Малюгин.

- Уйди с дороги, супостаты! - крикнул кучер, щёлкнув в воздухе кнутом.

Парни отскочили к обочине. Коляска пронеслась мимо. За кучером, прижавшись друг к другу, сидели двое: Нюра в белом сарафане и сын Малюгина в форме студента реального училища.

- Ефимко, видал, с кем Нюрка катается? - вопросительно взглянул Кануро на друга.

Ефим, набычившись, молчал. Драка на этом и закончилась.

- На, - Кануро подал Ефиму завёрнутую в тряпицу пилу. - Пошли домой.

Филат и Михась шли сзади и слышали, как Бабанов вполголоса сказал другу:

- Выбрось ты Нюрку из головы. Она Филатку любит. Вся деревня об этом знает. Да только он другую любит.

Филат, действительно, любил другую, и об этом тоже знала вся деревня. А другой была рано овдовевшая, тридцатипятилетняя красавица с большими синими глазами, учительница Дарья Вологда.

К одинокой красавице подкатывали и щеголеватые повесы, и серьёзные мужчины, но она никого к себе не подпускала. И вдруг, неожиданно для всех, недотрога Дарья второй раз вышла замуж. Её избранником оказался татарин Рашид Сурмятов из деревни Юрты, что притулилась к Сунгурово с лесистой стороны. Деревня так и ахнула! Образованная красавица - блондинка и смуглый, прошедший, как говорится, Рым и Крым, не верящий ни в чёрта, ни в Аллаха, вечный скиталец по далёким городам, весельчак Рашидка. Они в церкви не венчались, а просто сошлись и стали жить вместе.

Филат Калинин влюбился в учительницу, когда ему было ещё шестнадцать лет. Но он никак не проявлял своих чувств, даже друзьям не говорил, чтоб никто не догадался, что ему нравится взрослая замужняя женщина.

В начале первой мировой войны Рашид вместе с братьями Филата ушёл на фронт, и вестей от него не было, так же, как и от них. Филат понимал, что любовь его запретная, и старался не думать о Дарье. Но это чувство было сильнее его, и он стал придумывать для себя повод зайти в школу, чтобы узнать, как учится младшая сестрёнка, или книжку попросит у Дарьи почитать. Дарье сначала было и смешно над ним, и вместе с тем лестно, что она нравится такому молодому парню, но жизнь и молодость берут своё, и она уже стала скучать по нему, когда долго не виделись. В дом к себе она его не приглашала, хоть и жила одна. Боялась своих чувств, боялась, что не выдержит и не устоит перед соблазном близости. Филат и сам прийти к Даше домой не решался, чтоб слухи не поползли по деревне. Но от слухов не убережёшься. Молва приписывала им то, чего не было. Кто-то посмеивался над ним, а кто-то осуждал Дарью. В деревне все знали о Филатовой любви, знал и Ефим Тесов, но всё равно ревновал его к Нюре.

- Чем Филатко лучше меня? - вполголоса горячился Ефим.

-  Конопатый!

- Ничем не лучше. Но любит она его. А замуж выйдет не за него, не за тебя, а за Малюгина.

- Это почему?

- Потому, что он богаче тебя.

- Значит, счастье всё-таки в богатстве.

- Для кого как. Для Нюрки... Любовь не светит, так хоть богатство...

- В богатстве счастье, в нём! - убедительно мотнул головой Ефим. - Если бы у меня батя был богат, как Малюгин, она была бы моей.




Глава 2.


1917 год. 14 лет до пожара.

Весной 1917 года в Сунгурово уже знали, что в феврале в столице произошла революция, но не совсем понимали, что это такое, тем более что на деревенскую жизнь она пока никак не повлияла.

Летом Филату исполнилось двадцать лет, и он после получения диплома работал фельдшером, обслуживая деревни Сунгурово и Шорохово. Михась тоже с ним поступил на учебу, но, не доучившись до конца, был изгнан за воровство.

Осенью Филата призвали служить в армию. Перед отъездом в Тюменский военный гарнизон, поздно вечером он постучался в окно к Дарье.

- Думала уж не придёшь,- обняла она его в сенцах. - Знаю ведь, что завтра уходишь служить.

Эта ночь у них была первая и единственная. На следующее утро рекруты уже тряслись на конных подводах, направляясь в Тюмень.

Из низких серых облаков хотел пролиться дождь, предупреждая о своих намерениях мелким туманно-моросящим бусом. Хотел, но что-то не решился, будто пережидая конные повозки с людьми. Лесная дорога то трясла рекрутов на своих кочках, то зажимала колёса песком, заставляя людей спрыгивать на землю и толкать телеги, помогая лошадям. Из леса тянуло неуютной осенней сыростью, которая, казалось, хотела наполнить душу Филата грустью, да не получалось у неё, потому что душа его была заполнена напополам печалью и радостью. Печалью расставания с домом, с родными и с Дарьей, а радостью от счастья познания любимой женщины. Мысленно он всё ещё был с ней, в её страстных и нежных объятиях. И, наверное, поэтому он не замечал ни мелкого дождевого буса, ни неудобства тряской дороги, которая привела в Тюмень Филата и его товарищей только к вечеру.

В конце октября в России случилась революция. Вторая за год. Большевики под предводительством Ленина выбросили в общество лозунг «заводы - рабочим, землю - крестьянам», и опубликовали «Декрет о земле», в котором крестьянам обещали землю. Бесплатно. Но ухоженная, распаханная земля, а также фабрики и заводы были чьи-то. А чтобы всё это отдать мужикам, надо этим обладать, а чтобы обладать, надо либо купить, либо отнять. Купить не на что. Значит, надо отнять с помощью народа, пообещав этому народу даром все богатства. И обманутые мужики оказались в большевистской Красной Армии. Это потом, после гражданской войны выяснится, что ребята в кожаных тужурках блефовали. Никто ничего никому не дал.

В конце ноября 1917 года полк, в котором служил Филат фельдшером, погрузился в эшелон и отправился в Питер усмирять бунтовщиков. Но было уже поздно. В Москве поезд встретили захватившие власть большевики под мощной охраной революционных матросов. Солдатам было приказано построиться перед вагонами. Под дулами пулемётов они выслушали приказ новых властей о том, что с этого момента все военнослужащие, прибывшие из Тюмени, являются солдатами рабоче-крестьянской армии, которая подчиняется Совету Народных Комиссаров.



Тёплым летним вечером 1918 года где-то на Южном Урале, когда усталое красное солнце, опускаясь за горизонт, незаметно сужало полоску бронзового отлива верхушек деревьев, на большой поляне, разделенной надвое ручьём с пологими берегами, рубились, не вписываясь в эту томную вечернюю красоту, красный и белый кавалерийские отряды, численностью примерно по сотне человек каждый. Метрах в тридцати от этой рубки, у края леса, где ручей делал поворот и бежал уже по дну глубокого оврага, обросшего колючим кустарником, спешившись, стоял Филат Калинин, готовый немедленно оказывать красноармейцам первую медицинскую помощь. Через плечо на широком ремне у него висела сумка с красным крестом.

За ручьём расположился такой же военный фельдшер, только белогвардейский. Белогвардеец стоял, повернувшись к Филату спиной, и спокойно курил, и если бы не бойня, которая совсем рядом скрежетала железом и храпела лошадьми, можно было бы подумать, что военный белогвардейский фельдшер совершает променад, любуясь лесным пейзажем.

«Интересно, молодой он или старый»,- подумал о фельдшере Филат,- «Стоим, два дурака, смотрим, как русские мужики убивают друг друга, а остановить это убийство не можем».

Но вот у фельдшеров началась работа: к ним то и дело стали подъезжать раненые. Кто сам сползал на землю, а кому-то приходилось помогать спуститься с лошади. Филат перевязывал красноармейцев, а неподалеку, за узеньким ручьём, своих перевязывал белый фельдшер. Филату не хватило перевязочного материала, и он крикнул:

- Коллега, у меня бинт кончился, не подкинешь?!

- А у меня морфин, - белый повернулся, и Филат узнал в нём Тонкого.

- Михась, ты?!

- Я. Здорово, Филат. Я тебя узнал ещё в начале боя.

- Здорово.

- Лови! - Филат перебросил ему через ручей флакон.

Михась кивнул и в ответ бросил пакет бинта. Лекари делали своё мирное дело, как будто не было никакой войны, не обращая внимания на то, что рядом в топоте копыт и звоне сабель тонули душераздирающие человеческие вопли. Эта страшная карусель смерти, забирающая человеческие жизни, состояла из скачущей, ржащей и кричащей лошадино-людской массы, которая крутилась на поляне то в одну, то в другую сторону.

Но вот в бою наметился перевес в пользу белых. Красные развернулись и, отступая на рысях, бросили раненых, а с ними и фельдшера.

Филат мог успеть ускакать на лошади в лес, который был рядом, но не ускакал, и это видели и отступающие остатки красного отряда, и белые. Филат суетился возле раненых, когда к нему подъехали с десяток всадников. Разухабистого вида поручик сгоряча после боя хотел расстрелять пленных, но подъехавший сотник его охладил, сказав, что раненых добивать - это низко.

- Всё - равно расстрелять! - в гневе кричал поручик. - Хотя бы вот эту красную гадину, - поручик указал на Филата.

- Помилуйте, мил человек, - развёл руками Филат. - Я ни в кого не выстрелил и саблей ни на кого не замахнулся. Кроме того, поделился с вашим фельдшером лекарством.

- Правда, поделился? - спросил сотник Михася.

- Правда, Ваше благородие.

- Ну, что ж, с доктором надо поговорить, - сотник повернул к Филату, своё строгое, интеллигентное лицо.

- Твоя лошадь? - кивнул он на гнедого, привязанного к ветке куста.

- Моя.

- Чего ж не ускакал, ведь успел бы?

- Успел бы, - утвердительно кивнул Филат.

- Так чего остался? - сотник внимательно смотрел Филату в глаза.

- Не мог я раненых бросить. Они нуждаются во мне.

- Вы дворянин? - сотник вдруг не заметно для себя самого перешел на «Вы».

- Нет, я из крестьян.

- Хм, - белый офицер выгнул дугами брови, дивясь благородству простого русского мужика.

- Откуда родом?

- Из - под Тюмени, из деревни Сунгурово, Ваше благородие, Шороховской волости.

- А ведь мы должны расстрелять тебя, ты же не раненый, - сотник снова перешел на «ты»,

- Где твоё оружие?

- У меня нет оружия, кроме скальпеля, - Филат стрельнул глазами в сторону Михася, стоявшего тут же, надеясь, что Тоцкий попросит за него, но Михась молчал.

- То есть, как это нет, - не поверил сотник. - Потерял?

- Вообще не было. Я начальству своему сказал буквально: в людей стрелять не стану. Будь это солдаты иностранных войск - тогда, конечно, тогда я в первых рядах... А сейчас моя задача как всякого русского врача - лечить, а не убивать. После войны нужны будут здоровые мужики, чтоб восстанавливать разрушенное хозяйство страны. А где их взять мужиков-то, если они убивают друг друга? За границей не купишь. Значит, задача врачей вылечить как можно больше раненых.

У сотника вытянулось от удивления лицо:

- И тебя комиссары не расстреляли?!

- Ну, - замялся Филат, - Сначала, как вы, хотели было... А потом поняли, что раненых некому будет лечить. Там одни медсёстры. Я хоть и не врач, а фельдшер, но кое - что кумекаю в лечебном деле.

- Да ты, я вижу, вообще кумекаешь. Стратег - пацифист. Переходи в Белую Армию, - офицер испытующе заглянул Филату в глаза.

- Деревня наша занята войсками Красной Армии. Если перейду к вам, слух всё-равно дойдёт, и тогда могут пострадать родители, - осторожно отнекался Филат. - Но не важно, в какой цвет я окрашусь, всё равно в этой гражданской войне проиграют не белые и не красные. Проиграет Россия.

- Карать в отместку - это они могут, - сотник нахмурился и сверкнул из-под бровей глазами.

- Сколько всего раненых и сколько из них тяжелых? - спросил он у Михася.

- Всего - двадцать, ваше благородие. Тяжёлых, на первый взгляд, трое. Но чтобы уточнить, надо всех осмотреть.

- Некогда, - Сотник тронул поводья и взглянул на Филата:

- Поскольку ты пацифист, я тебя расстреливать не буду.

Филат пацифистом не был, но молча согласился, а про себя подумал: «Лучше побыть пока пацифистом, но живым, чем не пацифистом, да расстрелянным».

- Всех раненых в госпиталь, - приказал сотник поручику. - А фельдшера сопроводи в комендатуру.

Организовав отправку раненых, поручик повернулся к Филату:

- Ну, иди впереди меня, пацифист, - и указал взглядом на узкую тропинку, теряющуюся между кустов.

- Что за лекарство ты дал нашему лекарю? - спросил конвойный, когда они вошли в густую зелень листвы.

- Морфин. Это сильное обезболивающее.

- А спирт у тебя есть?

Филат понял, зачем поручик спрашивает про спирт и ответил:

- Есть, но он же медицинский, очень крепкий.

- А ты пробовал?

- Нет, я вообще спиртное не употребляю.

- Больной, что ли?

- Нет, пацифисты не пьют.

- Я - не пацифист, давай, сколько там у тебя?

Филат вынул из сумки один из двух стограммовых флаконов с прозрачным, давно приготовленным по собственному рецепту нервно - паралитическим снадобьем на спирту, который он собирался на ком-нибудь опробовать, да всё случая не было... «Ну, Господи благослови», - сказал мысленно Филат. Поручик выдохнул, хлебнул, крякнул, и начал, как рыба, выброшенная на берег, хватать ртом воздух. Обильные слёзы мгновенно затуманили ему взор, а слюни и сопли, застрявшие во рту и горле, не давали вдохнуть. Поручик схватился за горло, захрипел, задёргался, наклонился на бок и повис в стременах. Филату, как автору этой микстуры, было интересно узнать, сколько времени продлится действие препарата и очухается ли поручик, но ситуация на научный эксперимент мало походила, и он нырнул в густую листву кустарника и побежал, царапая лицо о ветки.

Явившись в свою часть после двухдневного скитания по перелескам, Филат был тут же допрошен в штабе. Ему попытались поставить в вину то, что не ускакал с отступающим отрядом, а остался, чтобы сдаться в плен. Филат терпеливо объяснял, почему остался и как смог сбежать из плена.

- Складно ты врёшь - дал отраву вместо спирта и сбежал, - недоверчиво усмехнулся молодой остроносый комиссар в новенькой, щеголевато подогнанной гимнастёрке.

Кроме комиссара и начальника штаба, в комнате был и командир отступившего отряда. Он сидел и понуро молчал.

- Вру я или нет - легко проверить, - сказал Филат, обводя взглядом всех присутствующих.

- Это как? - ухмыльнулся остроносый.

- Очень просто. У меня остался ещё один флакон с нервно - паралитической жидкостью, точно такой же, какую я дал белогвардейцу. Вы ведь мне не верите? - взглянул Филат на щёголя, доставая из сумки стеклянный пузырёк. - Ведь не верите?

- Не верю, - мотнул головой комиссар.

- Ну, вот вы и выпейте, - Филат открыл флакон и поставил на стол.

- Пахнет спиртом, - повёл носом начальник штаба.

- Если только опьянеете, значит, я лжец - расстрелять меня. - Филат рубанул ладонью воздух, весело глядя на остроносого. - А если Вам станет, простите, дурно, ну, так же, как беляку, значит, я - честный человек. Но предупреждаю, я не видел, что стало с моим испытуемым, так как поспешил стремительно удалиться. Поэтому не знаю, что будет с вами. Выживете или нет.

- Ну, - пожилой начальник штаба хмуро взглянул на комиссара. - Будешь проверять?

- Да я что, белены объелся?! - возмутился остроносый.

- Будем считать, что проверка закончена, - начальник штаба встал, пряча усмешку в усы.

- Калинин, свободен, отправляйся в госпиталь.

- Есть отправиться в госпиталь! - Филат козырнул и вышел.




Глава 3.

Филат и Михась встретились через два месяца. Войско Блюхера, в котором Филат служил фельдшером, прошло от Оренбурга больше тысячи километров, выходя из окружения, и вышло к уральскому городу Кунгур, где разместили штаб и госпиталь.

Филат жил в просторной комнате, в деревянном доме, недалеко от госпиталя. В один из сентябрьских дней его вызвали в штаб.

- Ну, Калинин, принимай пополнение, - дежурный по штабу явно торопился, роясь в бумагах, он кивнул головой в сторону молодого красноармейца. - Вот наш новый фельдшер. Введи его в курс дела и определи на жительство.

Новым фельдшером был Михась.

По дороге в госпиталь Михась рассказывал о своих злоключениях. Как попал служить к белым, как оказался у красных. Филат молча выслушал его рассказ и задумчиво произнёс:

- Ну, ладно, посмотрим, что будет дальше... Жить будешь при госпитале. Там есть служебная каморка. Я сначала в ней жил, а сейчас снимаю комнату у одной рыночной торговки. Иногда по хозяйству помогаю, так она, глядишь, и накормит.

- Филат, не выдавай меня, - Михась взял его за руку,- не говори, что я у белых служил, а то расстреляют.

- Да Бог с тобой, Михась. Не бойся, не выдам.

«Как бы мне с ним хлопот не огрести,- подумал Филат. - Натура-то у него воровская». Как в воду глядел.

Недели через две хозяйка дома, где жил Филат, уехала на два дня к сестре в деревню, оставив хозяйничать постояльца. Чтобы не скучать одному, Филат и пригласил вечером земляка к себе в гости. Михась пришёл не один, а с двумя барышнями. Компания засиделась допоздна за шикарно сервированным столом, украшенным бутылкой французского коньяка, который вместе с дорогими закусками Михась принёс с собой.

Рано утром в окно постучал вестовой:

- Калинин, тебя срочно вызывают в штаб.

Войдя в здание щтаба, Филат доложился дежурному.

- Тебя ждут, - кивнул тот в сторону кабинета начальника штаба.

В просторном кабинете двое: тучный начальник штаба и черноволосый кудрявый незнакомец в комиссарской чёрной кожаной куртке. Голубые наглые глаза комиссара смотрели на Филата сквозь стёкла пенсне.

- Признавайся, кому наркосодержащие лекарства продавал? - сверлил Филата глазами чернявый очкарик.

- Да я что, по вашему, с головой не дружу, что ли? Никому я ни чего не продавал. Морфина для раненых-то не хватает.

- Вот именно раненым не хватает, а ты им торгуешь, подлец. Расстрелять тебя...

- Мил человек, ты на меня напраслину не наводи, - Филат спокойно посмотрел ему в глаза, а затем молча покосился на начальника штаба, тот пояснил ему:

- К нам поступили сведения, что фельдшер продаёт наркотики.

- Фельдшер? - Филата осенила догадка. - Так в госпитале два фельдшера.

Начальник штаба с чернявым переглянулись.

- А где сейчас второй? - спросил у Филата начальник штаба.

- Должен быть в госпитале, сегодня его смена. Он и живёт там, - Добавил Филат, а про себя подумал: «Михась, наверняка, ещё у меня с девкой валяется».

- Ты сейчас погуляй где-нибудь или дома побудь, - штабист встал, обращаясь к Филату. - А через час доложишь мне о наличии морфина.

- Слушаюсь, - Филат по строевому повернулся и вышел.

- Бери двух красноармейцев и дуй в госпиталь, - приказал чернявому начальник.

Филат торопился. Он знал, что Михась был любитель поспать и надеялся застать его у себя, на месте вчерашнего пиршества, но не доходя до своей квартиры, он столкнулся с ним, как говорится, нос к носу.

- Слушай, - запыхавшись, схватил его Филат за рукав. - Сколько ты продал морфина?

Михась испуганно смотрел на него.

- Ну! - встряхнул его Филат, - Говори! Дурья башка!

- Так это, почти половину.

- Меня чуть не арестовали из-за тебя. Сейчас за тобой придут. В госпиталь не ходи. И ко мне тоже. Беги прямо сейчас. Постой, деньги есть?

- Нету, - Михась втянул плечи, как бы оправдываясь. - Вчера все прогуляли.

Филат вынул из кармана купюры и половину отдал ему:

- Беги.




Глава 4.

В августе 1919 года красноармейская часть, в которой служил Калинин, стояла в Тюмени. Филат уже полтора года не был дома, а до Сунгурово всего шестьдесят километров по Исетскому тракту. К тому времени санитарным взводом командовал дипломированный врач, он и дал Филату увольнительную на три дня. Но в увольнение Филат пошёл не один, а с красноармейцем Онохиным, которого тоже отпустили повидаться с родными, живущими в Червишево.

До Червишево они дошли к вечеру. Поужинав у родителей Онохина, Филат двинулся дальше. И Онохину, и Калинину штабист выдал гражданскую одежду и дал задание: выяснить, нет ли в их деревнях белочехов. Если есть - немедленно уходить.

В Сунгурово Филат пришёл к рассвету. По деревне шёл, не таясь. Людей на улицах не было. Коров ещё не выгоняли на пастбище - час был ранний. Филат, подходя к мосту и спускаясь к речке, увидел с крутояра половину родной улицы, которая заворачивала в сторону согры. Но за последними домами дорога не заканчивалась, а шла дальше. За поскотиной она петляла между кустами, сенокосами и, теряясь в лесных колках, уводила путников в деревню Красново, до которой было вёрст двадцать.

В Тюмени сирень ещё не цвела, а в Сунгурово уже кудрявилась почти у каждого забора. Филат свернул с моста к первому дому, зашёл в палисад, отодвинул в сторону ветку сирени и тихонько постучал в окно...

...Мать и отец обняли его ещё во дворе. Втроём вошли в дом. Из горницы выскочила заспанная младшая сестра Серафима в ночной рубахе и обвила его шею руками. Старших братьев не было. Как ушли из дома на войну с германцем, так о них до сих пор ничего не знали.

Все четверо сидели за столом и пили чай с пирогами, запах которых распространился по всему дому. В дверь постучали.

- Войдите! - отозвался глава семейства.

Вошёл староста.

- Здравствуйте, - громко поздоровался он.

- Здравствуйте, - ответно поздоровались в один голос все сидящие за столом.

- Милости просим с нами завтракать, - хозяйка встала, приглашая гостя к столу.

- Спасибо, Александра Васильевна, но я по делу, - извиняющимся голосом произнёс староста.

- По мою душу? - догадался Филат.

Староста кивнул:

- Нарочный прискакал. Вызывают тебя, Филат, в волость. Кто-то доложил, что ты приехал. Там чехи, в Шорохово-то. У нас слухи ходили, что ты у красных служил. Смотри, можешь не ходить. Хотя с меня и спросят.

- Если бы арестовать хотели, так домой бы приехали, - Филат взглянул на отца. - Так ведь?

Отец озабоченно молчал.

- Пойду, - поднялся из-за стола Филат. - Узнаю, зачем зовут. Вот только одежду сменю.

Переодевшись, он вышел из ворот ограды и хотел повернуть налево к мосту, да ноги сами понесли его в другую сторону.

- Филат! - окрик сестры остановил его.

Он оглянулся. В воротах стояла Серафима.

- Не ходи к ней, - она подошла к брату. - К ней муж вернулся. Почти сразу после того как ты в армию ушёл.

- Так они ..., - Он хотел спросить, «живут вместе?», но тут же мысленно ругнул себя, и сам себе ответил: «Дурак. Она ведь жена его».

- Да, - догадалась сестра о том, что он не хотел произнести вслух, - у них уже ребёнок годовалый.

В душе Филата, что-то оборвалось. Сестра понимающе взяла его за руку. Он поцеловал её в висок:

- Ну, ладно, мне в волость надо, - он тяжело вздохнул.

- Филат, - она удержала его за руку. - Ему кто-то рассказал о тебе, так он, говорят, пьяный грозился тебя зарезать.

Он погладил сестру по голове, затем осторожно отстранился от неё и пошёл к мосту. Серафима сочувственно смотрела брату вслед.

Калинин шёл к Шороховской волостной управе в чёрном костюме, в чёрной шляпе, в белой рубашке и галстуке. Франт франтом. Филат не носил гражданской одежды полтора года. За это время он возмужал, плечи его округлились, и пиджак стал ему слегка тесноват. Но Филат не расстегивал его, придавая строгость своему виду.

У крыльца курили волостной писарь Нохрин и два золотозубых чешских офицера. В сотне метров от управы, возле магазина, тоже курили четверо мужчин в штатском, но Филат не рассмотрел их лица.

- Здравствуйте господа,- вежливо поздоровался Филат, правой рукой чуть приподняв шляпу.

Офицеры молча кивнули.

- Здравствуй, Филат Николаевич, - улыбнулся в ответ Нохрин. - Ты, наверное, к голове? Так его нету. Срочно в Исетск уехал, - Нохрин встал между Филатом и офицерами.

- Сегодня тебе ждать его нет никакого резона, - писарь сделал ударение на слове «тебе» и незаметно подмигнул Филату. - Не вовремя ты...

- Ну, не вовремя, так не вовремя, - Филат, прощаясь, снова приподнял шляпу и неспешной походкой свернул в узенькую улочку. «Не зря Нохрин подмигивает. Бежать надо», - подумал он.

Писарь и офицеры продолжали курить, когда от магазина в их сторону направился человек, в котором Нохрин узнал Ефима Тесова. Подойдя, он спросил писаря:

- Что это за фрайер тут с вами разговаривал, уж больно похож на Филатка Калинина? Что он тут делает? Говорят, он у красных служит лекарем.

Офицеры оживились,

- Как ты сказал? Калинин?

- Ну, да. На него похож, - подтвердил Тесов.

Офицеры вопросительно посмотрели на Нохрина, и один из них спросил:

- Так это он был?

- Это Филат. Филат Калинин.

- Что ж ты не сказал? Надо было задержать. Ведь это его нарочным вызвали.

- Вы не спросили, - пожал плечами писарь. - Когда я с ним разговаривал, вы же рядом стояли, - Нохрин как бы говорил офицерам: «Я - то тут причём. Сами проворонили».

Белочехи кинулись к коновязи.

- Это тебе за Нюрку, Филатушко, - прошептал Ефим, глядя вслед отъезжающим конным чехам.

А Филат в это время бежал напрямик, огородами. Перемахнув последнюю изгородь, он вышел на просёлочную дорогу, где его догнала конная повозка, в которой сидел пожилой уже односельчанин Смольников.

- Филат, садись, довезу.

- Спасибо, дядя Харитон, - поблагодарил Калинин, усаживаясь в кошеву, в которой для мягкости была подстелена солома.

- Что, отпустили тебя?

- А вы откуда знаете?

- Да вся деревня знает, что тебя в волость вызвали.

- Отпустили, но, наверное, по ошибке.

- Что ж ты туда попёрся, дурья голова?

Солнце уже припекало, и Филат снял шляпу и пиджак, сняв галстук, сунул его в карман и расстегнул на груди ворот рубашки. Гнедая лошадь шла рысью, мотая головой, отмахиваясь от паутов. Накатанная просёлочная дорога справа огибала лесок и, проходя по широкому полю, терялась в массивном кустарнике, из-за которого выглядывали крыши Сунгурово. Но до кустарника доехать не успели. Напрямую по полю, параллельно с дорогой, их галопом догнали верхом на белых лошадях те самые два чешских офицера.

- Дядя Харитон, не сказывай, что я - Калинин. Может, они меня без шляпы-то не узнают, - попросил вполголоса Филат, пряча под солому пиджак и шляпу.

- Мужики! - крикнул чех. - Не видели Филата Калинина. Такой... в чёрном костюме, в шляпе.

- Никого не видели, - крикнул в ответ Харитон, пожимая плечами, даже не придержав лошадь.

Погоня пронеслась дальше.

- Спасибо, дядя Харитон. Я тут выскочу, возле кустиков, а ты бы в деревню пока не показывался. Поезжай вон в объезд, погости пока в Юртах, а к обеду вернёшься. Да зайди к моим.

- Ладно, удачи тебе, - Харитон хлестнул лошадь после того, как Филат выпрыгнул из кашавы.

В Червишево Калинин пришёл уже к вечеру.

- Онохин, собирайся, пойдём в часть, а то, не дай Бог, нагрянут сюда чехи,- торопил Филат сослуживца.

- Нет, я ещё побуду пару дней,- Онохин мотнул головой. - Не навидался ещё.

- Пойдём. От Шорохово до Червишево недалеко. А ну как нагрянут на рысях... Да скажут им твои землячки, что ты у красных служишь. Расстреляют ведь. Пойдём, береженого Бог бережет.

- Да ты что! Никто меня не выдаст.

Онохин на уговоры не поддался, и Филат ушёл в ночь один.

Придя в Тюмень, Филат доложился по начальству. Онохина так и не дождались.

Через две недели войска Красной Армии выбили белочехов из всех деревень по Исетскому тракту. Вот тут и выяснилось, почему Онохин не пришёл в часть. Кто-то из односельчан всё-таки выдал его, и белочехи расстреляли красноармейца.




Глава 5.

Прошло несколько лет. Отгремела, отсвистела саблями гражданская война... Страна потихонечку начала восстанавливать разрушенную войной экономику. Сунгуровские мужики, кто жив остался, вернулись домой. Мирное время позволило крестьянству вздохнуть, хоть и не полной грудью, но всё же... К концу двадцатых годов у Федосея Тесова было уже шесть коров, и он надеялся увеличить поголовье и сравниться в состоятельности с Бабановым. Сыну Федосея, Ефиму, хотелось разбогатеть и встать в один ряд с цеховиками. Он мечтал открыть какой-нибудь цех, но не шерстобитный, как у Калининых, а, например маслодельный. «Калинину и коровы не нужны с цехом-то,- завистливо думал Тесов, - держат одну коровёнку и всё. Интеллигенты!». Но не суждено было сбыться мечтам ни Ефима Тесова, ни других сунгуровских мужиков. В 1929-1930 годах жителей деревни Сунгурово, как и многих других в Западной Сибири, настигла коллективизация. Зажиточных мужиков, крепких хозяйственников, назвали кулаками и отняли домашний скот, создав из него колхозное стадо, а лошадей из личных подворий отвели в колхозную конюшню. Каток раскулачивания раздавил крестьянские хозяйства, а многих оставил не только без средств к существованию, но и без крыши над головой. В один миг состоятельные люди стали нищими. В эту мясорубку раскулачивания первой попала семья Николая Калинина. Комиссары забрали у него шерстобитный цех, объявив его колхозной собственностью, и угнали в колхозное стадо единственную корову. Следом раскулачили Тесовых и Бабановых. Ефим Тесов и Кануро Бабанов ушли в лес и стали бандитами.



Колхозное стадо, поднимая по улице пыль, возвращалось с пастбища. Коровы по привычке пытались завернуть каждая в свой бывший двор, к своей хозяйке, но бдительные пастухи, принятые на работу в колхоз из бедняков, беспощадно хлестали их кнутами, заворачивая обратно. Серафима Калинина наблюдала в щель ворот за стадом.

Их бывшая корова шла в первых рядах. Возле узкого моста передняя часть стада сгрудилась и остановилась у дома Калининых. Остальные коровы ещё пылили где-то на середине улицы.

- Мама, - крикнула Серафима, - Жданка возле ворот мычит. Я открою?

- Что ты, дочка, а ну как пастухи заметят да доложат начальству?

- Не заметят. Я её быстро подою и выпущу через задние воротца к речке, и она как раз обратно в стадо зайдёт. У меня уже вода приготовлена вымя помыть.

Серафима приоткрыла калитку, и корова протиснулась в ограду, задевая боками косяки. Не прошло и минуты, как об стенки подойника зазвенели молочные струйки.

- Сейчас, Жданка, сейчас, - ласково приговаривала девушка.

- Всё, всё, заканчивай, - обеспокоенно громким шепотом приказала Александра Васильевна дочери. - Вон, слышно уже, как пастухи плётками щёлкают.

Серафима подняла с земли почти полный подойник, подала его матери и, подхватив заранее приготовленное ведро с пойлом, поманила им свою Жданку к калитке за домом. Корова на ходу успевала пить тёплую воду с отрубями. Казалось, что напряженность ситуации чувствовали не только люди, но и животное. Корова, напившись, как ни в чём не бывало, вышла из проёма захлопнувшихся за ней воротец и стала щипать придорожную траву рядом с другими бурёнками, как будто и не заходила в свой бывший дом.

Таким воровским образом доилась в Сунгурово не одна корова. Детей в раскулаченных семьях надо было чем-то кормить. Хотя бы молоком. Величайшая несправедливость давила на мозги всем. И все это понимали. И те, кого раскулачили, и те, кто участвовал в раскулачивании. Последние делали вид, что так и должно быть. Но не все. Многие при встрече с земляками, ограбленными новой властью, стыдливо опускали глаза.

Верующие вопрошали у Господа: «За что России революция и Гражданская война, раскулачивание, коллективизация. За что?». Но прошло время и люди начали мало-помалу выходить из шока, вызванного раскулачиванием. И когда уже казалось, что больше ничего плохого не будет... В Сунгурово случился пожар.

В летний солнечный день 1931 года, когда всё взрослое население деревни было на покосе, загорелась окраина с западной стороны.. Огонь прокладывал себе дорожки к деревянным строениям по заборам. Забирался по стенам на крыши стаек и амбаров.

А ветер подхватывал с крыш искрящиеся огненные вихри и перебрасывал от дома к дому. Не прошло и получаса, как полыхало полдеревни. Трещали в огне поленницы дров, приготовленные на зиму. Лопались от невыносимого жара стёкла в окнах. В загонах заживо сгорали свиньи, отчего в воздухе витал вместе с гарью и запах палёного мяса. Выли до хрипоты привязанные на цепь собаки. Старики и подростки выносили маленьких детей подальше от огня.

- Тащите ребятишек на согру! - крестясь, кричала старуха с опалёнными волосами, ползущая по дороге на коленках, показывая своей сухой ладонью в сторону поля двум девочкам, лет десяти, которых обступили плачущие маленькие дети.

Возможно, сгорела бы вся деревня, если бы ветер не повернул обратно, а может, это Бог услышал старческие молитвы, но языки пламени, насытившись сухой древесиной, стали уменьшаться, долизывая чёрные стены пепелищ.

Люди на покосе увидели столбы дыма в стороне Сунгурово и, поняв в чём дело, бросились в деревню. Кто верхом, а кто торопливо запрягал лошадь в телегу, остальные бегом, а кто не мог бежать - пешим ходом. Когда добрались, дома уже догорали.

Стали разбираться, от чего загорелось. И тут выяснилось, что ребятишки видели, как перед пожаром Бабанов с Тесовым пришли из леса, неся в руках бутыли с прозрачной, зеленоватой жидкостью, а потом, когда загорелись амбары, побежали обратно.

Тут же вспомнила продавщица магазина, что пару дней назад Михась Тоцкий покупал керосин и наливал его в стеклянную тару.

Жизнь в Сунгурово разделилась на «до пожара» и «после пожара». Впоследствии жители деревни говорили о каком-то случае: «это было ещё до пожара».

На следующий день после пожара милиционеры стала искать по лесам поджигателей и, примерно через месяц, их выследили. Бабанов застрелил преследовавшего его милиционера и скрылся в зарослях. Тесова и Тоцкого задержали. Их к вечеру, под дождём, привели в Шорохово и заперли в пустом и высоком амбаре из красного кирпича, под охраной трёх вооружённых сторожей. Ефим, как и два его подельника, уходя от погони, не спал предыдущую ночь и почти сразу заснул, а Михась не спал, прислушиваясь сквозь барабанную дробь дождя по железной крыше в разговор охранников, и вздрагивал от скрежета и хлопанья железных листов кровли, терзаемых ветром.

Среди ночи Михась разбудил Ефима и зашептал ему в ухо:

- Тихо! Говорить будем шепотом. Бежать надо, а то расстреляют, как врагов народа.

- Как убежишь? - обреченно отозвался Тесов. - Не убежать. Всё равно расстреляют.

- Я вместе с мужиками на этом амбаре крышу перекрывал. Там, в углу, - Михась кивнул головой, показывая наверх, - крайняя доска потолка подгнила с одной стороны, а с другой вообще гвоздей нет. Если её приподнять - гвозди провалятся. Выйдем на чердак.

- С чердака не выбраться. Крыша железом покрыта, - шепотом возразил Тесов. - Листы гвоздями приколочены.

- Не везде, - усмехнулся в темноту Тоцкий. - Самый нижний лист снизу в этом же углу не приколочен. Я встану к тебе на плечи, а ты меня подними, и я отодвину доску, влезу на чердак, а оторванную доску спущу тебе, и ты по ней поднимешься.

- Ну, давай,- Тесов присел.

Михась пыхтел, пытаясь приподнять доску.

- Ну, что ты возишься, я уже устал, - буркнул Ефим.

- Тихо ты, - зашептал сверху Михась. - Не могу доску поднять, разбухла, что ли...

- Давай, я попробую, - пригнулся Ефим, отпуская Михася на пол.

Они поменялись ролями.

- Не могу дотянуться, силы не хватает, - прошептал Ефим, - Давай я тебе на голову встану.

- Вставай, - разрешил Тоцкий.

Тесов мало-помалу расшевелил доску и, подняв её, отодвинул в сторону. Затем, подтянувшись на руках, скрылся в тёмном чреве чердака.

- Ну, что там? - громко прошептал Михась. - Нашёл неприбитый лист?

Но Тесов не отзывался. Он осторожно, чтоб не шуметь, отодвинул железный лист, и ветер тут же задрал его и хлопнул им об крышу. Ефим замер от страха. Ему казалось, что в шуме дождя слышатся шаги сторожей. Сердце глухо бухало. Струи дождя намочили его голову. «Сейчас, сейчас увидят дыру в чердаке и закричат», - Ефим весь сжался. Но, тихо. Только шум дождя да жестяные вздохи кровли. Он выглянул из чердака. Внизу ни кого не было. «Спуститься потихоньку и ползком...», - мысленно сказал он себе.

В амбаре Тоцкий тревожно зашептал:

- Ефи-имко-о.

«Не слышит из-за шума дождя» - подумал Михась. Он подождал ещё некоторое время и снова нетерпеливо зашептал:

- Ефимко, ты где?

А Ефим Тесов в это время, дрожа от страха быть замеченным сторожами, полз под дождём по грязному огороду в сторону поля, в километре, за которым начинался кустарник, тянувшийся по берегу речки до самого леса.

«Надо найти Бабанова и бежать за границу» - вертелась мысль в его голове.




Глава 6.


1935 год. После пожара прошло четыре года.

Осенью Филата направили в Москву на курсы повышения квалификации. Он расцеловал жену, сынишку и, взяв небольшой чемодан, вышел из дома. Мария, глядя в окно вслед мужу, одной рукой прижимала к груди сына, другой перекрестила Филата, читая молитву.

За двое суток в поезде Филату надоели разговорчивые попутчицы. Он достал из чемодана книгу и, устроившись на верхней полке, предался чтению. Переворачивая очередную страницу, он выронил из книги фотографию. Это была фотография трёхлетней давности. На ней был Филат и Мария, тогда ещё его невеста. Они сфотографировались в Тюмени, перед свадьбой. Филат стриженый, в строгом костюме, а Мария с гладко зачёсанными на верх волосами в длинном платье.

- Наверное, Маша специально мне её положила, чтобы не забывал, - подумал Филат и улыбнулся.

Он вспомнил, как долго ухаживал за ней. Как долго она не верила ему, что он её любит, наслушавшись деревенских разговоров о Дарье. А однажды, когда он провожал её с вечерних посиделок мимо бывшего дома Сурмятовых, спросила:

- Сын-то у Дарьи не от тебя ли?

- Да что ты, Маша! Я его и не видел, ведь они уехали давно. Говорят, на родину Дарьи, в Вологду.

- А люди говорят, что он на Рашида не похож, - покосилась на него Мария. - Что в его лице нет ни чего татарского.

- Ну, так ведь мать-то у него русская. Волосы белые, на лице веснушки.

- Как у тебя, - лукаво улыбнулась Мария.

Филат смутился, помолчал, и вдруг, прижав Марию к себе, прошептал ей в ухо:

- Не ревнуй меня к прошлому, я тебя люблю, и мне кроме моей Машеньки никого не надо.

В тот вечер они поцеловались в первый раз.

- Молодой кавалер, поухаживайте за дамами, - оторвала Филата от мыслей о жене одна из соседок по купе. - Будьте добры, закажите проводнику чаю.

- Самая надоедливая, - подумал он, спускаясь с полки.

В первый же день по приезде в первопрестольную Филат прямо на перроне вокзала встретил Михася. Тот торопился на поезд.

Они разговаривали в привокзальной сутолоке, толкаемые со всех сторон.

- Где ты сейчас трудишься? - спросил Филат.

- Работал санитаром в психбольнице, но уволился.

- Или за воровство уволили?

- Нет. В этот раз сам.

- Ты, говорят, бандитничал вместе с Кануро Бабановым? - Филат заглянул Михасю в глаза.

- В банде не был! Филат, вот те крест! - Тоцкий перекрестился.

- Михась, я знаю, что ты участвовал в поджоге Сунгурово.

- В поджоге... было дело... но в банде нет! Канурко заставил керосину принести. Боялся я его. Он совсем зверем стал. Но сам-то я не поджигал.

- Как ты мог?! Столько людей без жилья оставили!

- Я не знал, что он собрался деревню поджечь, - Михась отворачивал глаза, - Я ж за это отсидел!

- Говорят, что ты не досидел срок-то. Сбежал.

- Да, сбежал.

- Сдать тебя, гада, в милицию, что ли?

При упоминании о милиции Михась выхватил нож:

- Не сдашь, - громко прошептал он, пытаясь отскочить назад, но натолкнулся на чьи-то спины.

Филат одной рукой схватил его за запястье, другой сжал пальцы, отобрал нож и, крепко удерживая за руку, спросил:

- А сейчас ты кого боишься? Кидаешься на меня с ножом. Канурка? Так они с Ефимком Тесовым, говорят, давно в Харбине.

Михась опустил взгляд.

- В Сунгурово не езди. Там тебя в огонь бросят. Иди, - и Филат разжал пальцы.

- Самому-то, небось, тоже хотелось к Канурке в банду, - Михась вдруг лукаво взглянул Филату в глаза, - коммунистов пострелять? Вас-то они первыми раскулачили, а ты им служишь.

- Может, и хотелось, да плетью обуха не перешибёшь. Реально надо смотреть на вещи. А служу я не им, а России, народу своему. Я - лекарь. И ты, кстати, тоже...

Они стояли лицом к лицу. Уже не юноши. Два взрослых мужчины, обоим подкатывало под сорок. Тоцкому вспомнилась вдруг падающая осина, от которой когда-то спас его Филат. Михась, кажется, даже услышал сквозь привокзальные звуки шум рухнувшего дерева и почувствовал, как мурашки бегут по коже.

- Прости, прости... - пробормотал Михась.

Он просил прощенья не только у Калинина, а в его лице у всех жителей Сунгурово.

Он хотел поблагодарить Филата и за спасенье от осины, и за избавление от ареста, когда морфин воровал, и за то, что сейчас он не сдал его в милицию, но подступившие слёзы не дали больше сказать ни слова.

Филат, уже уходя, бросил ему через плечо:

- Иди в церковь, исповедуйся, грехи замаливай.

Тоцкий невольно пошёл за Филатом. К этому человеку его всегда тянуло. Какая-то неведомая сила заставляла Михася прислушиваться к нему.

- Грехов-то у меня много, - думал Михась, протискиваясь в толпе за Филатом. - И белых обворовал, и красных.

Натерпевшись страху быть пойманным белыми и красными, жандармами и милицией, он видел сейчас в Филате воплощение той, ещё почти честной своей жизни. Жизни до пожара. Все кражи, которые он совершил до участия в поджоге родной деревни, как-то не тяготили его совесть, а вот пожар... Это преступление, которое он совершил против своих односельчан. Против тех, с кем вместе играл в детстве, рыбачил в отрочестве, а в юности ходил на вечорки. «Но и они все,- думал Михась, - они не заступились за Канурка, когда его раскулачивали, а ведь его и богатым-то не назовёшь. Ну, зажиточный мужик. Так ведь своим горбом, своими мозгами...». Такие мысли вертелись в голове Михася, когда он шёл в тесноте толпы за Филатом. Он видел, как Филат подошел к мусорнице и бросил в неё отобранный у него нож. Михась вдруг резко повернулся и побежал к своему поезду, расталкивая прохожих.

Через два месяца курсы повышения квалификации закончились, и группа бывших курсантов, в числе которых был и Филат, решила отметить это событие в ресторане.

Зал ресторана был узкий и длинный. От дверей тянулись два ряда столиков, между ними - проход, упирающийся в небольшую сцену, на которой пела молодая солистка под аккомпонемент пианиста. Время было позднее, и изрядно выпившие посетители, уже перестав звенеть приборами, громко разговаривали, мало прислушиваясь к тому, о чем поёт девушка. Вдруг несколько посетителей, ранее изображающих из себя пьяных, резко протрезвели, встали с мест и подошли к окнам. В этот момент со стороны парадного входа, из кухонных дверей в ресторан ввалилась куча чекистов. Музыка смолкла.

- Всем оставаться на местах, - приказал чекист в кожанке.

- Мы разыскиваем банду воров. Всем приготовить для проверки документы.

Филату, как и его сокурсникам, вернули служебные удостоверения.

- Мы можем быть свободны? - спросил староста их группы у чекиста.

- Можете, - кивнул тот.

- Тогда мы с вашего позволения отбываем в гостиницу.

У гардероба образовалась небольшая очередь.

- Товарищи, дайте пройти, - чекист вежливо расталкивал стоящих в очереди. Следом за ним его коллеги выводили из зала подозрительных на допрос в служебную комнату.

И вдруг в этой кучке задержанных Филат увидел Михася.

- Товарищь чекист, - обратился он к тому, кто его вёл, - это же наш, деревенский.

- Знаете его? - сразу же протиснулся к Филату старший чекист.

- Конечно, знаю. Это Михась Тоцкий, мой земляк. Мы с ним из одной деревни. Учились вместе на фельдшеров. Потом служили вместе в армии Блюхера, в санчасти. Он фельдшер.

- Он вместе с вами учится на курсах повышения квалификации? - чекист внимательно посмотрел на Филата.

- Нет, он не учится. Слухи ходили, что он в психбольнице работает.

Филату в глубине души хотелось, что бы Михась был наказан за участие в поджоге, но здесь, в Москве, Михась был его земляком, и Филат хотел, сам не зная почему, чтоб эти ребята в черных тужурках отпустили Михася.

- Товарищ чекист, - Калинин просяще взглянул на оперативника, - он людей лечит, а его в тюрьму? Пожалуйста, разберитесь, а?

- Разберёмся. Ваша фамилия Калинин?

- Калинин, - кивнул Филат, удивляясь памяти чекиста.

- Товарищ Калинин, Вы пока не уходите. Можете понадобиться.

- Хорошо, - кивнул Филат. - Извините, я слегка выпивши. Курсы закончились, и мы отмечаем.

- Будьте здесь, - бросил ему чекист, уводя Михася в кабинет.

Вся группа курсантов ждала Филата на улице, возле ресторана. Сырой ноябрьский вечер слегка освежил пьяные головы. Наконец, из освещённого проёма дверей в вечернюю полутьму вышел Калинин, за ним Михась с пожилым, прилично одетым мужчиной. Пожилой на вора мало походил. Высокий лоб, благородное строгое лицо, зачёсанные назад длинные до плеч, с проседью, чёрные волосы и очень ясный взгляд умных серых глаз.

- Филатко, ты у меня ангел-хранитель, - Тоцкий обнял Филата.

- Да ладно ты, пойдём отсюда.

- Мы проводим их до гостиницы? - обратился Михась к своему спутнику. Тот молча кивнул.

Филат в компании слушателей курсантов шел впереди, а Тоцкий и его пожилой друг сзади.

Весь небольшой путь до общежития Михась вполголоса рассказывал своему спутнику о том, сколько раз Филат спасал его.

- Тебе, Михась, молиться за него надо и помогать при необходимости, - покосился на него пожилой и добавил: - И детям его. Сам помни и своим детям накажи, если они у тебя будут.




Глава 7.

Отечественная война застала Филата в должности исполняющего обязанности заведующего сельской больницей. Осенью сорок первого, простившись с женой и сыном, он ушёл на фронт.

В жестоком бою под Старой Руссой его ранило в руку. Ранение было не очень тяжелым. Пуля, не задев кость, прошла на вылет, но, тем не менее, Филат перевязывал и таскал раненых, морщась от боли.

В полевой госпиталь, устроенный в блиндаже, спустился старший санинструктор.

- Калинин! - негромко позвал он в полутьму.

- Здесь я, - шёпотом отозвался Филат.

- Там привели роту штрафников. Среди них есть раненые. Сходи, посмотри.

- Слушаюсь, - Филат взял сумку с медикаментами, сунул забинтованную руку в шейную, бинтовую повязку, которая за два дня из белой превратилась в тёмно-серую, и вышел.

Штрафная рота расположилась на поляне. Солдаты лежали, отдыхая в невысокой траве. Вокруг выстроились автоматчики заградительного отряда. Раненых оказалось немного. Среди штрафников были разные люди. У кого-то из ворота гимнастёрки проглядывали полосатые тельняшки, у кого-то - зэковские наколки.

- Где это вы воевали, я вроде бы сегодня и боя-то не слыхал, - спросил Филат, перевязывая штрафника, раненного в плечо, явно с офицерской выправкой.

- Да фриц с самолёта пострелял, когда нас через поле вели.

- А рассредоточиться, что же, не успели?

- А нам нельзя рассредотачиваться, мы же - враги народа. Вдруг убежим да немцам в плен сдадимся, - усмехнулся штрафник. - Вон эти урки, - раненый кивнул в сторону блатных, лежащих на траве особняком от других штрафников, - матёрые-то сразу залегли, а молодые бегают кругами по полю, и кричат «мамка», да разве от истребителя убежишь. А двое воров рванули к лесу, так их свои же, загранотрядовцы из автоматов...

Филат, завязав на два узла кончики бинта, направился к группе блатных:

- Раненые есть?

- Ну, если будешь спиртом лечить, то есть. Я так сильно ранен в душу, что голова кружится, - отозвался кто-то из них.

Филат молча повернулся и хотел уйти, но голос показался ему знакомым.

- Кто это хочет спиртом полечиться? - обернулся он на штрафников.

Из травы приподнялось несколько голов.

- Ой, доктор, мы все больны. Наливай всем, не ошибёшься, - показал, улыбаясь, пожелтевшие от чифира зубы, штрафник неопределённого возраста.

Филат, обводя глазами всех лежащих, остановил взгляд на знакомом лице. С трудом, но узнал Тоцкого. Коротко стриженый, похудевший, загорелый, он сидел и молча ел глазами Филата.

- Встаньте, больной, и подойдите ко мне, поговорить о вашем здоровье, - Калинин кивком головы пригласил Тоцкого отойти подальше от его компании.

- Садитесь тут и дайте руку, пульс проверим.

- Здорово, Михась, - шепотом поздоровался он.

- Здравствуй, Филат! - так же шепотом ответил Тоцкий. - Я думал, ты меня не захочешь узнавать.

- Давно воюешь?

- Да не воевал ещё. С нар подняли, в эшелон и сюда.

- За что в тюрьму-то попал?

- Магазин почистили, да неудачно. На засаду напоролись.

- Не с тем ли пожилым, длинноволосым, с которым я тебя видел в Москве?

- Да ты что? - оторопело взглянул Михась. - Тот длинноволосый - это батюшка. Я у него исповедовался. Он мне - как отец. Храм, где он служил, - закрыли. Вот его и пригрели у себя в ресторане благодарные прихожане.

- Ну, ладно, извини. Я думал, что он из вашей компании.

Штрафник мотнул головой. Филат подумал, что Тоцкий оскорбился за своего духовника и перевёл разговор на другую тему:

- Штрафников здесь, Михась, в самое пекло бросают.

- Да понятно, что нас не на прогулку привели.

- Врачевать-то не разучился ещё? - Филат заглянул ему в глаза. - Помнишь хоть что-нибудь?

- Мал-мал помню.

- Ну ладно, попробую тебя к себе в медсанбат заполучить.

- Да вряд ли получится, я же - урка, - убитым голосом с сомнением произнёс Михась, но в глазах его промелькнул огонёк надежды.

- Посмотрим, - Филат выпрямился. - Ваша болезнь лечится без спирта, свежим воздухом,- громко сказал он, чтоб слышали блатные.

Возвращаясь в медсанбат, Филат завернул в штаб.

- Товарищ майор, разрешите обратиться?

- Обращайся, Калинин, - кивнул начальник штаба.

- У нас в медсанбате я один остался. Поубивало всех. Не справляюсь. Позавчера старшего санинструктора и двух последних медсестёр снарядом убило. Надо ещё хотя бы одного санинструктора.

- Да я где тебе его возьму?! - выпучил глаза майор.

- Да есть тут один..., - замялся Филат. - У штрафников, я их сейчас перевязывать ходил, ну и встретил земляка. Мы с ним вместе в гражданскую в госпитале служили.

- Он, случаем, не из врагов народа? - нахмурился штабист.

- Он за воровство сидел. Его и в детстве-то пороли только за то, что по чужим огородам лазил.

- А если он медсанбат обворует?

- А что у нас воровать? Спирт? - пожал плечами Филат. - Если украдёт двухсотграммовый флакон спирта, то кому он его продаст? Разве, что сам выпьет. Да не дурак ведь он, товарищ майор! Если переведут из штрафной в госпиталь, так, небось, держаться за место будет.

- Ладно, поговорю с особистом.

Но с особистом поговорил и Филат. Точнее, особист с ним. После долгого и трудного разговора в этот же день Михась оказался в подручных у Филата в качестве санитара.

На следующее утро полк подняли в наступление. Впереди шла штрафная рота. Выбили немцев из деревеньки и с прилегающих к ней высоток, на которых были доты. Из штрафников в живых никто не остался. И опять Михась благодарил судьбу за то, что довелось встретить земляка, который снова спас его.

Из-за угла траншеи вывернул недавно прибывший вместо убитого старшего санинструктора пожилой лейтенант медицинской службы и, заглянув в блиндаж, позвал:

- Калинин и Тоцкий!

- Мы здесь, - отозвался Филат.

- Возьмите три рюкзака и сходите с новым старшиной в соседний полк за амуницией. Он ждёт вас у блиндажа.

- Ты понял, Филат? Нас у блиндажа ждёт целый соседний полк, - рассмеялся Михась.

- Отставить разговорчики! Не полк, а старшина, - нахмурился лейтенант.

- А что за амуниция, товарищ старший санинструктор? - живо спросил Михась.

- Бинты, кальсоны.

- Ну, за этим надо сходить.

- Держи, - протянул Филат Михасю рюкзак, вытащив его из-под нар.

Старшиной оказался их сунгуровский земляк - Рашид Сурмятов. Он постарел, поседел.

- Здорово, Рашид! - кинулся к нему Тоцкий. - Ну, это место - прямо встреча земляков!

- Здравствуйте, земляки, - лицо Сурмятова озарилось было улыбкой, но тут же погасло, когда он узнал Калинина.

- Вот где встретиться привелось, землячок, - недобро взглянул на него Рашид.

Филату и раньше было не по себе от мысли, что он спал с чужой женой, но стыд он почувствовал только сейчас, стоя с Рашидом лицом к лицу. И понимая, какую он нанёс душевную рану этому человеку, какое оскорбление и обиду, Филат не отвёл взгляда:

- Ты, Рашид, говорят, зарезать меня обещался. В спину ждать ни нож, ни пулю не буду, режь сейчас.

- После войны разберёмся, - как-то странно опустил глаза Рашид. - Если выживем.

- Выживем земляки, мы - фартовые, - подмигнул Михась, а про себя подумал: «Надо будет посмотреть за Рашидом, а то и вправду может выстрелить в спину».

Коротко посовещавшись, они решили сократить путь и пойти напрямик через лес. День был безоблачный, и солнечные лучи, просвечивая сквозь густую зелень листвы, ложились пятнами на траву. Шли осторожно, стараясь не хрустеть валежником, всё-таки лес был нейтральной территорией. Над головой вовсю щебетали птички, как будто и войны нет.

Прибыв к соседям, рюкзаки нагрузили под завязку, на всю роту и, возвращаясь обратно, напоролись в лесу на немецкую разведку. Отстреливались наугад, лёжа за сосной, сваленной вдоль дугообразной ложбинки. Прицельно не выстрелить, противник высунуться не давал. Рюкзаки торчали из-за дерева, и немцы в них садили очередями.

От сосны отлетала прелая кора и сыпалась за воротник. Филат освободился от лямок рюкзака, привязал его к сухой ветке сосны и отполз по ложбинке вправо за кусты. Михась тоже снял с себя рюкзак и пристроил его к ветке сосны, но отползти не успел. Немцы, продолжая стрелять в виднеющиеся из-за поваленного дерева рюкзаки, думая, что это спины бойцов, бросили две гранаты. Вслед за взрывами двое немцев кинулись в атаку, но Филат из кустов дал по ним автоматную очередь и сразу отполз в сторону, дальше по ложбинке. Сквозь ветки ему видно было, как гитлеровец поволок за руку своего раненого товарища обратно в кустарник, а оттуда их прикрывал третий немец, стреляя короткими очередями.

Но вот противник перестал стрелять, и Филат ползком вернулся к своим. Рашид зажал плечо ладонью, из-под которой сочилась кровь. Михась не подавал признаков жизни. Правая щека в крови. Рядом валялась отрезанная осколком гранаты, как ножом, кисть руки.

Филат лёжа отрезал лямки рюкзака Рашида и освободил его от ноши.

- Давай по ложбинке влево, вон за те кустики,- зашептал он, указывая на заросли шиповника.

Старшина пополз первым, Филат за ним, потянув за собой его рюкзак.

Перевязав ему рваную рану на плече, он направился было обратно, но Рашид шёпотом остановил его,

- Калинин, не ходи, хрен с ними, с кальсонами. Там немцы рядом, могут снова достать гранатами.

- Там Тоцкий, - также шёпотом ответил Филат.

- Он убит. Весь в кровище.

- А вдруг живой? - Калинин, лёжа на животе, оглянулся. - Рашид, прикрой меня, если немцы попрут, - и, отползая, подумал: «Хлопнет меня в спину».

- Филат, постой. На вот..., - и Рашид протянул ему лимонку. - Филатко, ты, это... Погоди. Дарья мне всё рассказала. Я знаю, что у тебя есть семья, но если меня убьют, не забывай Дарью. Сын у неё от тебя. Не выпучивай на меня глаза! Я его люблю, как родного. Я своих-то детей не могу иметь. Дарья это ещё до нашей с ней совместной жизни знала. Так что твой сын моему сыну брат. Мы Владимиром его назвали. Владимир Вологда. Ну всё, иди...

Филат вдруг ощутил, как глухо бьётся сердце в его груди, прижатой к земле. Он пополз, но остановился и оглянулся:

- Рашид, на всякий случай, если кого-нибудь из нас убьют - прости меня. Молодой был, глупый.

Рашид молча махнул рукой, как бы говоря: «иди».

Михась был жив, но без сознания. Осторожно осмотрев его, Филат понял, что тот ранен только в руку, а сознание потерял от болевого шока. Наскоро перевязав Тоцкого, взял его за здоровую руку и потянул за собой, упираясь ногами в землю и стараясь не высовываться из-за сосны и не шуметь. Но по-тихому не удалось. Тоцкий сапогом зацепился за сухую, изгнившую ветку сосны, и она с хрустом обломилась. Тут же от немцев прилетела автоматная очередь. «Не ушли, значит», - подумал Филат и снова потянул Тоцкого.

И опять рюкзаки и лежащая сосна заботливо приняли в себя пули, предназначенные русским солдатам.

Дотащив земляка до зарослей шиповника, Филат отдышался и с досадой оглянулся на оставшиеся рюкзаки, но возвращаться за ними не рискнул.

Всю оставшуюся дорогу раненый Рашид здоровой рукой тащил волоком свой рюкзак, а Филат нес на руках, как ребёнка, раненого Михася. Тоцкий очнулся лишь перед самыми окопами, когда вышли из леса.

- Ты чё, я сам, - попытался он в полубреду встать на ноги.

- Тихо, не дёргайся, - прикрикнул на него Филат. - Нельзя тебе вставать, ты много крови потерял.

- Руку больно. Я ранен?

- Слегка, - соврал Филат. - Потерпи, пришли уже.

Разобрав содержимое рюкзака, Филат не нашёл ни одних целых кальсон - все были изрешечены пулями.

Вечером того же дня в медсанбат зашел командир батальона и при всех поблагодарил Калинина за то, что под немецкими пулями вытащил своего раненого сослуживца.

- Выходит, Филатко, опять ты меня спас,- поднял здоровую руку Михась, лежа на нарах.

- А что, уже не в первый раз? - спросил комбат.

- Это у нас пожизненно, - улыбнулся Михась. - Мы знакомы с детства.

На следующий день его отправляли в госпиталь. Филат проводил земляка до грузовика.

- В Германии, говорят, за воровство руки отрубают, - прошептал Михась Филату на ухо.

- Видать, и мне руку оттяпало за воровство. Теперь калека.

- Главное, что голова цела. Выздоравливай, - Филат помог ему взобраться в кузов.

- И с одной рукой люди живут. После войны не ты один будешь однорукий.

- Это и радует, что не я один. Единственного-то однорукого вора операм легче найти.

- Ты всё о своём? - покачал головой Филат. - Живи, как все люди.

- Попробую, может, получится, хотя... Говорят, что в блатную жизнь вход рубль, а выход - два, а иногда и жизнь.

Грузовик тронулся. Михась помахал Филату здоровой рукой. Филат в ответ махнул ему на прощание и больше никогда его не видел.

Но Филата после войны много раз видел Михась. Отсидев очередной срок, он стал криминальным авторитетом, и не приближаясь к Калинину, всегда был в курсе его дел.

С Рашидом Филата судьба как неожиданно свела, так и развела. Полк, в котором они служили, вскоре переформировали, и Филат шагал до Берлина уже с другой воинской частью.




Глава 8.


Тюмень, 2011 год. После пожара прошло восемьдесят лет.

Интернет взорвался негодованием и восхищением. На сайтах криком кричали не только видеоролики, но и печатные строки, в конце которых стояло сразу несколько восклицательных знаков. Восхищаться, как и негодовать, было чем. Губернатор Тюменской области Собушев издал распоряжение, исходя из вновь принятого закона по Тюменской области, по стилю своему напоминающее указ Петра Первого.

В кабинет следователя Степана Шихова стремительно вошёл его однокурсник, бывший ФСбэшник, а ныне обычный опер обычного городского отделения милиции Роман Вологда.

- Стёпа! Ты посмотри, что он удумал, а? Молодец! - Вологда показал Шихову газету, тыча в неё пальцем.

- Кто - «он»?

- Да губернатор! Вот, послушай:

1.  «Запретить выезжать в отпуск за границу России главам городов и районов, начальникам городских и районных департаментов, а так же членам их семей до тех пор, пока не создадут условия для развития индустрии туризма и отдыха на своих отчётных территориях, где имеются: исторические комплексы, реки, озёра, пруды, парки, горы и холмы, которые можно использовать для летнего и зимнего отдыха, спорта и туризма.

2.  «Запретить выезжать в отпуск за границу России учредителям и руководителям предприятий газового и нефтяного сектора экономики области до тех пор, пока не построят в складчину аквапарки, минимум на триста мест, и зимние базы отдыха в городах базирования производства и промышленности своих предприятий».

- Молодца-а... - восхитился Степан губернатором, - Давно бы так... Дай-ка взглянуть, - он потянулся за газетой.

- Ох, и не понравится это распоряжение чиновникам,- усмехнулся Вологда.

Нововведение губернатора, действительно, не всем понравилось. Негодовали по этому поводу в основном члены семей высокопоставленных тюменских чиновников, привыкших отдыхать в многозвёздочных отелях на иностранных лазурных берегах и горнолыжных курортах. Большая же часть населения области, не имеющая финансовой возможности выезжать в отпуск за бугор, радовалась возможности отдыхать по-человечески у себя на Родине. Восхищалась и депутатами, принявшими такой закон в кратчайшие сроки, и губернатором, инициировавшим и подписавшим его.

А натолкнула губернатора на мысль об инициативе такого закона всего одна газетная статья, попавшаяся ему на глаза. В ней говорилось о том, сколько денег вывозят тюменцы из своей области за границу, выезжая туда на отдых. Сколько пустующих, неухоженных, неблагоустроенных озёрных и речных берегов в пригороде Тюмени! И сколько можно было бы организовать рабочих мест, построй предприниматели на водоёмах и холмах предприятия для отдыха детей и взрослых, если бы не было бюрократических преград аренды прибрежных территорий. Автор этой статьи, двадцатичетырёхлетняя выпускница факультета журналистики Тюменского университета Вика Калинина.

- Кстати о предстоящем нашем отдыхе за границей, - Роман, встретив недоумённый взгляд Шихова, выдержал паузу, после чего добавил:

- За границей нашего города, разумеется, - и, усмехнувшись своей шутке, продолжил:

- Сегодня Липихин звонил, приглашает на дачу в выходные. Отпуск обмыть.

Степан взглянул на друга, отодвигая газету на край стола.

- Да-а, - мечтательно закатил он глаза:

- У Витьки на даче хорошо. Однако с обмывкой ничего не получится. Я в субботу дежурю, а в воскресенье, сам понимаешь, буду отсыпаться. А тебя в ночь с субботы на воскресенье, насколько мне известно из оперативных источников, пошлют в сводной группе зачищать город от женщин легчайшего поведения.

- Тьфу, ты... Опять эта грязь! - выругался Вологда.

- В нашем полицейском доме, - вкрадчиво произнёс Степан, - попрошу не выражаться. А насчёт грязи... Нечего было перечить чекистам. Сейчас бы работал в своём ФСБ и имел дело не с ворами и проститутками, а с беловоротничковыми шпионами.

- Как не перечить, - вздохнул Роман. - Раскопаешь гниль, где пахнет изменой Родине, отправишь рапорт, а в ответ ни гу-гу. Так что дерьма и там хватает.




Глава 9.

Редакционный уазик свернул с асфальта на просёлочную дорогу и, проехав километр по грунтовке, сбавил ход, подворачивая к высокому берегу мелкой и узкой речки, больше напоминающей ручей. Перед тем как остановиться, водитель притормозил, пропуская отъезжающие серые жигули-такси, на пассажирском сиденье которого ярко выделялся на фоне серого же салона, симпатичный русоволосый парень в красной олимпийке.

- Всё, - повернулся водитель «УАЗа» к Вике, - дальше не проехать.

- Да я вижу, Павел Васильевич,- кивнула она.

Дорога закончилась. Дальше была только тропинка, полого спускающаяся к речке, над которой, виднеясь из пучка камышей, провисал узенький мостик из длинных тонких брёвен, обросших мохом. Вика вышла из машины и, спускаясь к реке, увидела за кустом черёмухи, у самой воды, джип «Ленд Крузер». Дверцы у него были открыты. За рулем сидел симпатичный, интеллигентного вида молодой человек и читал книгу.

- Он что, сюда читать приехал? - подумала Вика. Затем повернулась к своему водителю и, увидев, что он, выйдя из машины, смотрит на неё, махнула рукой в сторону джипа, и негромко сказала:

- Мы тут не одни. Ещё кто-то на... На американском уазике.

Павел взглянул на джип и, усмехнувшись, посмотрел на Вику,

- Вот такой «Уазик»! - подняв руку, показал он большой палец. Но ни Вика, ни её водитель не обратили внимания, что маячивший в зеркалах заднего вида их машины и еле различимый в шлейфе дорожной пыли легковой «Форд» с затемнёнными стёклами свернул с дороги и приткнулся к берегу реки, спрятавшись неподалёку за кустами.

Вика осторожно перебралась по мостику на ту сторону и пошла по тропинке, обходя заросли тальника.

- Где-то здесь, справа, - задумчиво произнесла она, вынимая из кармана джинсов цифровой фотоаппарат. - Кажется, сразу за мостом, если мост был именно здесь, - она оглянулась на то место, где только что перешла речку.

- Потеряли что-то, милая девушка? - раздался сзади неё мужской голос с лёгким иностранным акцентом.

   Вика испуганно обернулась. На неё смотрел высокий и всё ещё статный, седой до белизны, мужчина лет шестидесяти. Несмотря на жаркий летний день, мужчина был в строгом сером костюме и серой шляпе, из-под которой на Вику смотрели цепкие карие глаза. На его чёрных лакированных туфлях виднелись матовые полоски, которые возникают на такой обуви после хождения по траве.

- Н-нет, ничего не потеряла, - пожала плечами Вика, догадавшись, что этот пожилой мужчина - пассажир джипа.

- Просто здесь когда-то была деревня Сунгурово, - пояснила она, - И в ней жили мои прабабушка и прадедушка.

- Да, да... была деревня, - как - то настороженно произнёс незнакомец. - Я только что видел здесь, правда, из далека, молодого человека в красном спортивном костюме. Это ваш спутник?

- Нет. Я тоже его видела, когда он отъезжал отсюда в такси.

Вика вдруг замолчала, посматривая на незнакомца, оценивая, стоящий ли он собеседник. А он думал: «Значит, в красном не её парень. Но не одна же она сюда приехала. Значит, на том берегу речки её кто-то ждёт. Бывшее пепелище манит к себе потомков тех, кто когда-то жил в Сунгурово. Что это: любопытство или зов крови?»

- Я слышал, - нарушил молчание мужчина, - вы сказали «справа от моста». Здесь, наверное, стоял дом ваших предков?

- Да, где-то здесь, - Вика повела рукой, показывая на заросли полыни.

- А как фамилия ваших предков?

- Калинины.

- А Вас как зовут?

- Вика. А Вы как... Вы разве кого-то знаете? Или знали?

- Вы хотели спросить, откуда я могу знать кого-то из этой деревни, если я иностранец?

- Ну да, - Вика с любопытством заглянула ему в глаза.

- Меня зовут Билл ТесО, - незнакомец свою фамилии произнёс с ударением на последний слог.

- Я представитель американского фонда, который на территории Тюменской области выдаёт гранты на социальные проекты, направленные на развитие у вас гражданского общества. Так же наш Фонд следит по всему миру за соблюдением прав человека.

- Но в этом месте давно уже никто не живёт, - Вика недоумённо пожала плечами.

- Вот именно, - кивнул головой незнакомец и произнёс следующую фразу, придумав её на ходу. - Мне сказали, что эту деревню сожгли коммунисты, и я, как представитель Фонда, должен доложить своему начальству о нарушении прав человека.

- Коммунисты? - удивилась Вика. - Кто вам сказал такую нелепость? Пожар был в 1931 году. Из 287 домов сгорело больше половины. Все знают, что Сунгурово поджёг Кануро Бабанов. Но он не был коммунистом, а, наоборот, был раскулачен коммунистами и в обиде за это поджёг свою родную деревню.

- Значит, у меня неточные сведения, - вздохнул мужчина.

- Я надеюсь, что скоро вы сможете узнать более подробно об этом пожаре, прочитав в областной газете мою статью.

- О, Вы журналист?

- Да.

- Интересная профессия.

- Мне нравится, - улыбнулась девушка. - Я и приехала сюда, чтобы посмотреть своими глазами на бывшую деревню.

- Вы не та ли самая Вика Калинина, которая месяца три назад написала статью о том, что россияне ездят отдыхать за рубеж и увозят деньги из своей страны?

- Та самая.

- Читал. Очень хорошо написано. Всех подцепили. Предпринимателей и чиновников, губернатора и депутатов.

Вика смущённо улыбнулась.

- Ну, а здесь-то, - Тесо развёл руками, обводя взглядом поле. - Что же можно узнать о пожаре через столько лет?

Его внимательный взгляд скользнул по зарослям тальника, по тропинке, теряющейся между кустами и пшеничным полем и остановился на девушке.

- Немного, но можно, - ответила Вика, почувствовав вдруг какое-то беспокойство, - В Исетском районе ещё живы бабушки, которые в то время были подростками и жили в Сунгурово. Они кое-что помнят, - Вика поймала на себе взгляд американца и поёжилась.

- Например, с какой стороны загорелось, - продолжала она. - Один ли Бабанов поджигал, были ли жертвы, и так далее.

Вика, разговаривая с незнакомцем, не заметила, как он насторожился, как напряглись его желваки. Мужчина почувствовал, что волнуется, и, спохватившись, принял равнодушный вид.

- И когда же выйдет Ваша статья? - скучающим голосом спросил он.

- Через неделю.

Они, продолжая разговор, не знали, что совсем рядом из кустов на них смотрел коротко стриженный молодой человек, прислушиваясь к каждому их слову. В левой руке, на пальцах которой были зоновские наколки, он держал пистолет с глушителем.

Возвращаясь к машине и переходя через мостик, американец как истинный джентльмен, подал Вике руку и помог перейти через речку по шаткому мостику.

- Мерси, - улыбнувшись, поблагодарила Вика.

У тропинки их ждали водители, о чем-то переговариваясь. Полноватый, среднего роста Павел был ниже на голову стройного водителя джипа, который оказался сыном Тесо.

- Артём, - без церемоний представился он Вике, когда они вслед за Павлом и Биллом поднимались по тропинке. - Я американец с русским именем.

- А Вы хорошо говорите, почти без акцента.

- Нет-нет, - поднял он, протестуя, руки до уровня плеч, ладонями вверх, как это делают люди с открытой душой. - Акцент есть,- и смущённо улыбнулся. - Я сам это слышу.

Провожая Вику до машины, он всё время заглядывал ей в глаза. Вика это заметила и улыбнулась. Артём почувствовал, что всякий раз, когда он смотрит на девушку, у него замирает сердце, и от волнения начинает звенеть голос. Такого с ним ещё не было.

Долговязый молодой американец оказался интересным собеседником, и Вике вдруг показалось, что она давно его знает. Так бывает, когда встречаются люди одной профессии или схожих интересов, одним словом, родственные души. За короткий промежуток времени, пока они поднимались к машинам, он успел рассказать ей о себе. Она узнала, что он её коллега - журналист.

- Артём, у вас есть старшие братья или сёстры? - смущённо спросила она.

Американец улыбнулся.

- Я догадываюсь, Вика, почему вы спросили. Мой отец кажется старым, - понимающе кивнул младший Тесо.

- Нет, нет, что вы! Он вполне ещё молодцевато выглядит.

- Да, отец в свои шестьдесят четыре следит за своим здоровьем и внешним видом - должность обязывает. Что же касается меня... - американец снова смущённо улыбнулся, - Я - единственный ребёнок в семье. Мой дед, выходец из России, женился в пятьдесят лет. Отец почти продолжил эту традицию, женившись в тридцать восемь. Хотя тридцать восемь, - это не пятьдесят, это уже прогресс числом в двенадцать лет. Если следовать двенадцатилетней традиции, то мне нужно жениться в двадцать шесть.

- А сейчас вам сколько? - не удержалась от любопытства Вика.

- Двадцать четыре, сударыня,- весело взглянул американец на девушку.

Он пропустил её вперёд, обходя высохшую лужицу на тропинке.

- Многие эмигранты и дети эмигрантов, чтобы сбылась так называемая американская мечта, - Артём по-актёрски развёл руками и склонил голову, - сначала делают реверанс карьере, и только потом -  личная жизнь.

Девушка, с интересом слушая словоохотливого парня, улыбнулась его лексике. Они подошли к машине и остановились.

- Вика,- Артём открыл для неё дверь «УАЗа», - я боюсь показаться Вам назойливым, но, тем не менее, я надеюсь ещё раз встретиться с вами. Вы не против, если я, на правах вашего коллеги, навещу Вас в редакции?

- По обмену опытом? - Вика лукаво улыбнулась. - Ну, приходите, -  пожала она плечами.

«УАЗ» тронулся, развернулся и, качнувшись на кочке, выехал на грунтовку.

- Павел Васильевич, вы подкинете меня до спортивного центра? -  спросила Вика. - Там сегодня соревнования. Успеть надо на пресс- конференцию.

- Конечно, подкину.

Соревнования по рукопашному бою заканчивались. Только что начался последний поединок за первое место. Зрители на трибунах закрытого спорткомплекса кричали, подбадривая спортсменов. Вика, как и другие журналисты, фотографировала соперников, стараясь поймать в видоискатель наиболее интересные моменты схватки.

У тюменского спортсмена соперником был боец из Санкт-Петербурга, высокий, русоволосый, статный молодой морской пограничник, серебряный призёр Северо-Западного военного округа. Вика видела его на пресс-конференции перед соревнованиями, и всё время, пока там сидела, её не покидало ощущение, что где-то она уже встречала этого подтянутого, в превосходно сидящем на нём сером костюме молодого человека. Потом, после пресс-конференции, столкнулась с ним в буфете, задев нечаянно локтем.

- Ой, простите! - поспешила она извиниться.

- Похоже, в Тюмени меня хотят побить ещё до соревнований, - усмехнулся молодой человек, поворачиваясь к ней в тесной толчее буфета.

- Я нечаянно, - приложила она руку к груди, снова извиняясь.

- Ну, что вы... Мне даже приятно, что меня коснулась такая воспитанная девушка, - улыбнулся спортсмен, успев рассмотреть Викино лицо.

- Шутите перед боем, значит, уверены в себе, - вскинула она на него глаза.

- Фила-ат, - донёсся голос тренера от двери, - Поторопись.

- Если выиграю бой, то эту победу посвящу вам, - шепнул он.

- В честь чего? - смутилась девушка.

- Не думал, что в Тюмени есть такие симпатичные девушки, - Филат уходя, смущённо улыбнулся.

- В Тюмени есть всё, - рассмеялась она ему вслед.

После награждений Вика видела, как Филат был расстроен поражением, и хотела подойти к нему, но он ушёл в раздевалку, накинув красную олимпийку. И тут Вику осенило.

- Не он ли был сегодня в такси возле сунгуровской речки? - подумала она. - Ведь было же у меня ощущение, что я где-то его видела.

Филат был расстроен не только из-за того, что не смог победить, но и из-за своей дневной поездки. Деревни Сунгурово не существовало. Расспросить о деде не у кого, к тому же не имея информации о его фамилии. Не зная ничего о своём отце, Филат ещё школьником слышал, как мать однажды сказала своей подруге, кивнув на сына:

- Сибирский характер. Дед у него из Тюменской области. Деревенька, кажется, Сунгурово.

Филат много лет думал, что «сибиряк» - это дед, которого он любил, отец его мамы, но позднее выяснилось, что его дед в Сибири ни разу не был. И тогда Филат догадался, что это другой дед - отец отца. Он больше не спрашивал у матери ничего об отце. Раз не говорит, значит, так надо, но решил узнать сам, тем более представился случай побывать в Тюмени.

Сегодня днём, отъезжая в такси от сунгуровского пепелища, он не знал, что во встречном уазике сидела Вика, дед которой тоже жил в этой деревне и хорошо знал его деда. Молодые люди разминулись на минуту. Если бы они встретились, им было бы о чём поговорить.

Вика взяла интервью у тюменского спортсмена и вышла на улицу в тот момент, когда автобус с питерцами медленно отъезжал. Водитель осторожничал, стараясь не наступить колесом на ногу никому из провожающих поклонниц.

Увидев в окне автобуса Филата, Вика улыбнулась ему, затем поцеловала кончики своих пальцев и дунула на ладонь, посылая ему воздушный поцелуй.

- Это что, поощрительный приз жалкому неудачнику? - крикнул он ей в форточку.

- Ничего себе, неудачник! Серебро!

- A-а, - махнул он рукой. - Всё равно проиграл. Как вас зовут?! - спохватился он.

Но в это время автобус прибавил ходу, и её голос потонул в восклицаниях провожающих.




Глава 10.

Билл Тесо встречался со своим агентом Вилли Шелтоном планово раз в две недели в туалете областной библиотеки. Но сегодня, после встречи с журналисткой, он вернулся в Тюмень и ровно в восемь часов вечера подъехал к магазину «Магнит», поставив машину багажником к тротуару, а фарами к девятиэтажке, в которой жил его связной. Такая постановка машины обозначала встречу через час, то есть в девять. Библиотека работала до десяти. Агент, мужчина лет сорока, считался одним из лучших специалистов своего дела. Он был связным с центром и обязан был прикрывать резидента и выполнять его поручения.

Билл, заметив связного в читальном зале, занял столик впереди него и вошёл в интернет. Поизучав для видимости минут десять новости, Тесо встал и направился в туалет, не выключая компьютера. Первым делом проверил кабинки - в них никого не было. Через пару минут пришёл связной. Билл делал вид, что моет руки, когда его агент подошёл к соседней раковине и включил воду.

- Журналистка Вика Калинина, вот её фото. Я выяснил - живёт одна, - зашептал ему Билл, подавая фотографию, вырезанную им из газеты. - Это угроза нашей операции. Срочно устранить. Помните: от успеха моей работы зависит и ваш гонорар.

- Я понял вас, - Шелтон вытер руки салфеткой и вышел.

Вика из спорткомплекса вернулась в редакцию и присела к столу за компьютер. Ей хотелось немедленно скинуть с фотоаппарата снимки старого пепелища и разместить их в газетном материале.

Зазвонил сотовый телефон, и на дисплее высветилось: «архив».

- Здравствуй, знаменитая корреспондентка, - услышала она голос Липихина.

- Привет, чем порадуешь? - Вика встала из-за стола и, чтобы не мешать коллегам, вышла в коридор.

- Ну, во-первых: из архивных документов не ясно, сразу ли после раскулачивания Кануро Бабанов поджег Сунгурово или сначала они с Тесовым ушли в лес бандитничать, а потом подожгли...

- Подожди, подожди, - перебила его Вика, - Ты сказал - «подожгли». Значит ли это, что Кануро поджигал не один? - Вика прижалась к стене узкого коридора, пропуская двух незнакомых молодых людей. Один из них, заходя в кабинет к рекламщикам, оглянулся и нагло осмотрел её.

- Мне не удалось найти акта осмотра пепелища, - доносился из трубки эмоциональный голос Липихина. - Возможно, в то время такие акты не составляли. Не удалось найти и документов милицейского расследования, но сохранился фрагмент странной объяснительной записки. Нижняя часть документа оборвана, в том месте, где должна быть подпись. В ней написано, что, по словам местных жителей, в поджоге, кроме Бабанова, участвовали Михась Тоцкий и Ефим Тесов.

- Алло, Вика, ты меня слышишь?

- Слышу, Витя, говори.

- Во-вторых: в этой объяснительной говорится, что после пожара милиция преследовала банду в лесу, но не уточняется, когда конкретно. При попытке задержать Бабанова погиб милиционер. Кануро застрелил его и скрылся. Исчез также Тесов. По непроверенным данным, здесь так и написано, «по непроверенным данным» он ушел в Харбин. Тоцкий был задержан, осуждён, но сбежал.

- Это всё? - спросила Вика.

- Нет, не всё, есть ещё в - третьих.

- Ну... - в голосе Вики прозвучала нотка нетерпеливости.

- А в-третьих: я приглашаю тебя в субботу на пикник к себе на дачу по поводу моего отпуска.

- Ну-у... Не знаю, не знаю...

- Мадам, - Виктор понизил голос, - не бойтесь скомпрометировать свою знаменитую светлость. Мы там будем не одни. Приедут мои друзья детства, очень приличные люди - следователи милиции.

- Я подумаю.




Глава 11.

Через два дня после странной поездки с отцом на почти заросшую камышом речку Артём, предварительно проштудировав в библиотеке газеты со статьями Калининой, пришёл в редакцию областной газеты, чтобы пригласить Вику поужинать, но не застал её на рабочем месте. Он решил встретить её возле дома, но где она живёт, не знал. Догадываясь, что в редакции её адрес незнакомцу никто не даст, спросил в бухгалтерии, где увидеть водителя Павла.

Опытный, поживший шоферюга, увидев Артёма, сразу понял, зачем тот идёт к нему, пробираясь между тесно поставленными машинами у торца здания редакции.

«Вику ищет», - подумал он.

Павел отвёз её сегодня в областную Думу, где ей предстояло брать интервью у депутатов.

- Адрес, говоришь? - Павел настороженно посмотрел Артёму в глаза. - Не положено.

- Я знаю, но мне очень надо её увидеть, очень.

Водитель колебался. «Кто его знает... иностранец всё-таки, американец», - думал Павел, отводя свой взгляд от умоляющих глаз парня.

- Понравилась тебе, стало быть, наша Викуля?

Артём молча кивнул, а затем спросил:

- А где можно купить хороший букет цветов?

- Квартал пройдёшь, на автобусной остановке... Там увидишь цветочный киоск, - кивнул водитель в сторону грохочущей автомобилями улицы Республики.

- Ну, ладно, записывай адрес, - сжалился над парнем Павел, не подозревая, что его сердоболием в этот момент управляли ангелы.



Времени на выполнение задания у Шелтона было мало. Журналистка могла опубликовать статью в любой момент. На следующий же день он проследил за ней от редакции до автобусной остановки. Вошёл в тот же автобус, но в другую дверь. Потаскался за ней по магазину на почтительном расстоянии, стараясь не потерять объект из виду. Зашёл следом в подъезд, поднялся этажом выше, затем спустился и выбрал место для засады. Вика жила на втором этаже девятиэтажки и лифтом не пользовалась. На лестничной площадке было всего две квартиры. Шахта лифта была закрытого типа и располагалась посередине подъезда. «Это даже удобней»,- отметил про себя Шелтон. Он отошел за угол второй секции, где тоже было две квартиры, и воображаемо прицелился в Викину дверь. Она было от него справа. Обзор немного закрывала квадратная колонна на углу лифтной шахты, но Шелтон сместился чуть вправо, и ему стало видно всю дверь. Правда, при этом он понимал, что его самого будет видно с левого лестничного марша, ведущего вниз, но он не собирался задерживаться в засаде после выстрела.

На другой день он проследил, как Вика после работы села в автобус и стремглав бросился к своей машине, припаркованной у кафе «Две пятёрки».

Вика вышла из автобуса и направилась домой. У неё было хорошее настроение. Под конец рабочего дня её встретил в редакции Павел Васильевич и, подмигнув, сказал,

- Мадам, к вам приходил молодой «Мистер Твистер» баскетбольного роста. И так скулил, выпрашивая твой адрес. Ну, знаешь, как маленький жалкий щенок. Я не выдержал и сказал, где ты живёшь. Извини.

- Да ладно, разберёмся, - Вика смущенно улыбнулась.

Ей было приятно думать, что она понравилась Артёму.

Шелтон зашел в подъезд, тихо поднялся на второй этаж и затаился за углом. «Если зайдёт в магазин, то ждать примерно полчаса», - подумал киллер. Минут через пять внизу хлопнула дверь, и по лестнице застучали весёлые женские каблучки.

Вика поднялась на второй этаж, обогнула лифт, подошла к своей двери и, открыв сумочку, достала ключ. Она стояла спиной к Шелтону, лифту и квадратной колонне. Агент, держа пистолет двумя руками, прицелился девушке в голову.

- Выстрелю, как только повернёт ключ, - сказал себе Шелтон. - Потом затолкну её в квартиру и захлопну дверь. Дольше не найдут.

Вика вставила ключ в замочную скважину. Шелтон мягко, подушечкой указательного пальца выбрал свободный ход курка. Сейчас щёлкнет замок и...

- Вика, здравствуйте! - раздался вдруг мужской голос, и из-за колонны вышел Артём с букетом роз, невольно закрывая Вику от киллера. Окончание произнесённого им «здравствуйте» совпало со щелчком замка. В ту же секунду Шелтон узнал в парне сына своего шефа, но его палец уже нажал на спусковой крючок.

Вика, услышав сзади своё имя, вздрогнула и, открывая ключом дверь, оглянулась. Рядом стоял Артём и смотрел на неё сверху вниз, улыбаясь во весь рот. В руке у него был букет роз. Вдруг она услышала странный звук, похожий на хлопок, и Артём стал наваливаться на неё и оседать. Розы посыпались на паркет.

- Артём, что это вы?

В первый момент она подумала, что он шутит, но когда за его спиной увидела мужчину с оружием в руках, в груди похолодело. В этот же миг раздался хлопок, похожий на первый, и мужчина выронил пистолет, а на паркет брызнула кровь. Следом раздался ещё хлопок, и мужчина упал на колено, затем свалился набок. Кто-то стрелял в Шелтона из-за лифта, с лестничного пролёта. Первая пуля прошила ему насквозь кисть левой руки и застряла в правой, вторая попала в ногу ниже колена.

   Из-за лифта выскочил человек в чёрной маске. Он с силой пнул в лицо лежащего, подобрал его пистолет и, быстро обыскав Шелтона, повернулся к Вике. Она инстинктивно хотела юркнуть за дверь, но не смогла шагнуть. Лежащий на боку Артём крепко обнял её за ноги.

- Вика, с тобой всё в порядке?! - спросил человек в маске.

Девушка что-то промычала, утвердительно кивнув.

- Ты не ранена? - снова, уже спокойно, спросил мужчина.

- Н-нет, - выдавила из себя девушка, поняв, что её не собираются убивать.

Незнакомец рукояткой пистолета ударил по голове лежащего киллера, тот хрюкнул и перестал двигаться. Затем спаситель Вики подошел к Артёму и дотронулся до его шеи.

- Живой, - поднял он на девушку глаза. - Вызывай «скорую», - мужчина выпрямился, и Вика увидела на пальцах его руки, в которой он держал пистолет, наколки, похожие на перстни.

- Ну, ты чё стоишь? Звони!

- Он меня держит, - девушка кивнула на американца.

Незнакомец, освобождая Вику, разжал руки Артёма. Тот застонал.

- Он очнулся. Звони скорей.

Вызвав скорую, Вика тут же вернулась к Артёму. Он лежал на спине и смотрел на неё.

Она присела к нему:

- Ты меня слышишь? Артём!

- Слышу, - выдохнул он. - Больно.

- Сейчас приедет «скорая». Потерпи. Я буду рядом с тобой.

И Вдруг Вика поняла, что в подъезде, кроме её и Артёма, никого нет. Не было мужчины в маске, а на том месте, где лежал киллер, остались только капли крови.

Шелтон очнулся от тряски и открыл глаза, но ничего не увидел. Попробовал приподняться, но понял, что руки и ноги у него связаны. Тут же сообразил, что его куда-то везут в багажнике машины. Пахло бензином и пылью. Его слегка подташнивало.

- В багажнике, значит, не полиция,- сообразил он. - Спецслужбы или гангстеры. Не убили, значит, зачем-то я им нужен. Похоже, не всё так плохо.

«Форд» с затемнёнными стёклами проехал по мосту через Туру и, оказавшись в районе Зареки, нырнул в тихую улочку. Бесшумные железные ворота предупредительно открылись, пропуская машину во двор, посередине которого белел скромный двухэтажный особнячок.

Два амбала аккуратно вынули Шелтона из багажника, но на этом вежливое обращение с ним закончилось. Его бросили в подвал, как мешок с дерьмом.

- Нет, это не спецслужбы, - подумал агент, ощутив холод цементного пола.

Из дома вышел седоволосый шестидесятилетний мужчина. К нему тут же бросился водитель «Форда»:

- Седой, извини, оплошал. Но одному никак не уследить. Я же говорил: напарник нужен. Если бы кто-то страховал в подъезде, мы бы не дали ему выстрелить.

- Что с ней? - спросил Седой, грозно сверкнув глазами.

- Жива. Даже не ранена. Испугалась только немного, - скороговоркой успокаивал молодой человек своего шефа. - Он её парня ранил.

- Я тоже виноват, не послушал тебя насчёт напарника. Ну, пойдём, поговорим с этим специалистом. - Седой кивнул амбалам - телохранителям, и они последовали за ним. Спустившись в подвал, четверо мужчин обступили лежащего на полу Шелтона.

- Значит, так, - услышал он над собой властный голос и открыл глаза. - Сейчас ты нам скажешь, кто ты такой и зачем стрелял в Вику Калинину.

- Ты меня слышишь,- говоривший легонько пнул Шелтона по раненому колену.

- Слышу, - простонал Шелтон, корчась от боли.

- Сразу же даю справку, - усмехнулся Седой. - Мы - не менты, и ты нам не нужен ни в каком качестве, так что, если не скажешь правду, тебя забетонируют живьём в фундамент какой-нибудь новостройки. Ну, говори, покупай свою жизнь.

Американцу умирать не хотелось, тем более забетонированным. «Надо выжить любой ценой, - пронеслась в голове мысль. - Любой ценой, мёртвому деньги не нужны».

- Я всё понял, - Шелтон приподнялся на локтях. - Вы меня не убьёте?

- Если задаёшь вопросы, значит, не всё понял, - досадливо скривил губы Седой.

- Я понял, понял. Понял я, понял, - зачастил лежащий. - Калинину приказал убить мой шеф.

- Имя твоего шефа?! - сразу же последовал вопрос.

- Билл Тесо. Он представитель американского фонда по развитию в Тюменской области гражданского общества.

- Американец, значит? - недоверчиво вскинул брови вор.

- Да, да, американец. Я тоже американец. Не убивайте меня, я отдам вам все свои деньги. Триста тысяч.

- Как тебя зовут?

- Вилли Шелтон.

- Зачем представителю фонда убивать журналистку? Темнишь, падла?! - нахмурился Седой.

- Это только прикрытие. Он - агент влияния транснациональной компании, хотя думает, что работает на ЦРУ.

- А ты откуда знаешь?

- Я - наёмник. Я - профессионал и сразу знал, на кого работаю. Не убивайте меня, я вам пригожусь.

- Как ты нам отдашь свои деньги? Ты здесь, а они в Америке.

- Их можно снять со счёта.

- Ну, вот прямо сейчас и снимем, - Седой оглянулся на одного из телохранителей. - Позови нашего хакера, и пусть захватит ноутбук.

Пострекотав кнопками клавиатуры, молодой, интеллигентного вида хакер доложил, что на счету Вилли Шелтона, действительно, триста тысяч долларов, и тут же перевёл их на счёт, который ему указали.

«Агент влияния, говоришь, - подумал Седой, - ЦРУ не ЦРУ... зачем мне это шило? Сдам его чекистам. Может быть, когда-нибудь и ФСБэшники окажут мне услугу».




Глава 12.

- Значит, что мы имеем? - Шихов встал из-за стола, раздвинул шторы на окне, и утренний свет разлился по кабинету следователей.

- А имеем мы, - он начал сосредоточенно прохаживаться вдоль шкафов, - в плюсе: раненого американца Артёма Тесо, испуганную журналистку и фоторобот киллера. В минусе: исчезновение этого же раненого или убитого, по словам Вики Калининой, киллера и неизвестного её спасителя в маске.

Его рассуждения прервал телефонный звонок. Степан снял трубку:

- Слушаю, Шихов.

- Будьте добры старшего лейтенанта Вологду, - услышал он мужской голос.

- Минуту. Это тебя, - передал он трубку Роману.

- Да, Вологда у телефона. Алло! Странно, гудки.

- Ну, кому надо, перезвонят, - махнул рукой Шихов.

- Итак, - продолжил он. - Что нам необходимо? Нам надо из этих минусов сделать плюсы.

- Да сядь ты, не мельтеши, - поморщился Роман.

- На ходу думается лучше. Кровь быстрее ходит, и мысли быстрее возникают.

- Ну-ну, давай, Шерлок Холмс.

- Не давай, а давайте думать вместе, уважаемый мой подчинённый Роман Владимирович.

В дверь постучали.

- Войдите, - отозвался Степан.

Вошёл Виктор Липихин.

- Всем привет, - поздоровался он с однокурсниками.

- И вам не хворать, - кивнул Вологда, сидя за столом.

- Ну, что, мужчины, едем в субботу на дачу? - обвёл Липихин вопросительным взглядом друзей.

Его последние слова прозвучали вместе со звонком телефона Вологды.

Роман взял со стола трубку и поднёс к уху: - «Алло».

- Здравствуйте, если не ошибаюсь, Роман Вологда?

- Да, я слушаю.

- Извини сынок, представляться не буду. Для тебя важное сообщение.

- Слушаю вас, - изобразил опер равнодушие в голосе, слегка оскорбившись анонимностью звонившего.

- Наслышан о перемене места твоей работы, но, зная тебя как честного парнягу, сдаю тебе одного американского шпиона, который стрелял в журналистку Вику Калинину.

Роман, работая в ФСБ, привык сдерживать свои чувства, но сейчас на его лице отразилось удивление. А незнакомец продолжал:

- У торца ментовки припаркована старая чёрная «Волга». В багажнике почивает киллер. Спать он будет примерно ещё пару часов. При нём малява. В ней написано о его деятельности на нашей территории.

- Простите, но...

Роман хотел спросить, кого благодарить за такой подарок, но в трубке раздались короткие гудки.

- Пошли, нам тут сюрприз привезли, - кивнул Вологда Шихову, указывая на дверь.

- И ты, Витя, пойдём с нами, поможешь занести.

- Что за сюрприз? - вскинул на него глаза Степан.

- Сейчас посмотрим. Неизвестный сказал: тот самый киллер, что стрелял в Вику.

Выйдя на улицу, Роман из предосторожности подошёл к «Волге» один. Открыв осторожно крышку багажника, он увидел связанного мужчину.

Прежде чем сообщить о Шелтоне в ФСБ, Шихов и Вологда решили всё тщательно проверить.

- Из этой, так называемой малявы, - Роман указал взглядом на белый лист, лежащий на столе, исписанный аккуратным почерком, - следует, что раненый Шелтоном американец Артём Тесо - сын его шефа, Билла Тесо.

- В которого Шелтон, - Степан поднял указательный палец, - выстрелил случайно, когда Артём дарил цветы Вике Калининой возле дверей её квартиры, и, сам того не ведая, подставился под пулю.

- Что? - повернулся от книжного шкафа Липихин, держа в руках раскрытый журнал.

- Кто, кто дарил Вике цветы? - переспросил он.

- Архивариус, - повернулся к Липихину Степан. - Всё, что ты тут слышишь, сразу же забываешь. Понял?

- Это само собой, - кивнул Виктор. - Ты сказал: Артём дарил Вике Калининой цветы.

Степан и Роман переглянулись, и оба вопросительно посмотрели на Липихина.

- Ну, я вроде как ухаживаю за ней, - смущенно отреагировал он на их молчаливый вопрос.

- В неё вчера стреляли,- медленно произнёс Шихов, настороженно глядя другу в глаза.

- Что?! - опешил Виктор, прислонившись спиной к шкафу и выронив из рук журнал.

- Она жива, жива, успокойся, - кинулся к нему Вологда, думая, что тот упадёт. - Жива и даже не ранена.

- Витя, сядь вот на стульчик, - Шихов пододвинул ему свой стул. - Выпей водички и успокойся.

- Стёпа, я сейчас смотаюсь на старую работу, - взглянул Роман на своего начальника, подавая Виктору стакан с водой. - Попробую пробить, нет ли чего-нибудь на этих американцев. Но сначала, мой уважаемый начальник, сделай так, чтобы киллер в КПЗ был один, и под любым предлогом забери ключи от камеры у дежурного.

- Слушаюсь, мой уважаемый подчинённый, - шутливо козырнул Шихов. - Но подожди пока уезжать. Давай сначала поговорим с Викой, - он постучал кулаком по стене соседнего кабинета. Секунд через десять в кабинет зашёл стриженый под ноль большеглазый молодой человек в форме младшего лейтенанта.

- Вызывали, шеф?

- Сейчас, подожди, - Шихов набрал номер телефона.

- Алло, Вика, здравствуйте! Это Шихов, помните? Вы не могли бы сейчас приехать в отдел? За вами подъедет наш сотрудник. Да вы должны его помнить. Он запоминающийся, такой лысый, пучеглазый младший лейтенант. Помните? Ну и отлично! Что? Ну, хорошо, он подождёт.

- Миша, слышал, я разговаривал с Викой Калининой?

Парень молча кивнул.

- Слетай в редакцию и привези её сюда.

- Это такая симпатичная? - улыбнулся тот. - Уже полетел.

Липихин встал:

- Я с ним.

- Нет, он один поедет, а ты побудь здесь, - остановил его Шихов.

Виктор послушно сел обратно на стул.

- Всё-таки давай я смотаюсь в контору, пока Миша ездит за Викой, - Вологда вопросительно взглянул на Шихова.

- Ну, давай, только быстро.

- Буду стараться, - Роман сунул мобильный в карман и вышел.

Он, действительно, постарался и вернулся перед самым приходом Вики.

Через час Вика вошла в кабинет к Шихову.

- Здравствуйте!

- Здравствуйте, Вика, - Шихов встал. - Проходите, присаживайтесь, - указал он кивком головы на стул.

- Привет, - поздоровалась Вика с Липихиным. - А ты что здесь делаешь?

- Да вот, пришёл своих друзей пригласить на дачу. Да я тебе о них говорил. Познакомься, это мои друзья - Степан Шихов, Роман Вологда.

- Со Степаном мы знакомы, - она села на предложенный стул. - А вот вашу фамилию я где-то слышала, - взглянула она на Романа, - Или от кого-то...

Роман в ответ тоже взглянул на неё, но с еле уловимой усмешкой.

- Вы так смотрите на меня, как будто... Э-Э.. Мы с вами раньше не были знакомы? - недоумевающе осведомилась она.

- Вот именно мы с вами - нет, - загадочно улыбнулся Вологда, а про себя подумал: «А вот наши предки - были».

- Простите, Вика, - нарушил Шихов их диалог. - Несколько вопросов...

- Я слушаю вас, - повернулась к нему Вика.

- Где, когда и как вы познакомились с Артёмом Тесо? - осторожно начал Степан.

- В понедельник я ездила на то место, где когда-то была деревня Сунгурово. Мне нужно было сделать снимки местности. Я пишу статью о том, как и когда сгорела эта деревня. И там встретила Артёма.

- А что он там делал? - озадаченно спросил Шихов.

- Он ждал в машине своего отца, Билла Тесо, который думал, что деревню сожгли коммунисты и хотел, как я поняла, пошуметь своим социальным фондом о нарушении прав человека в нашей стране.

- Но после пожара, если я не ошибаюсь, прошло восемьдесят лет?

- Не ошибаетесь. Так и есть.

- А Билла Тесо вы тоже там видели?

- Да. Он подошёл ко мне, и мы разговаривали.

- Вика, вы не могли бы вспомнить, о чём разговаривали? - спросил молчавший всё время Вологда.

- Ну, - повернулась она к нему. - О разном. Он спросил, что можно узнать о пожаре через восемьдесят лет? Я сказала, что живы ещё бабульки, которые видели пожар подростками.

- Степан, - Липихин в волнении встал. - Можно я задам Вике вопрос?

- Если Вика не против..., - пожал плечами Шихов.

Вика, глядя на Виктора, вопросительно вздёрнула голову.

- Ты говорила ему, что собираешь материал о пожаре для статьи?

- Говорила.

Виктор утвердительно кивнул, снова сел и задумался.

Вика хотела сказать Шихову, что там же видела и питерского спортсмена Филата, но снова засомневалась, он ли это был, и промолчала, не посмев втягивать в это дело постороннего человека.

- Ну, накопал что-нибудь? - взглянул Шихов на Романа.

- Кое-что есть.

- Вика,- Шихов встал. - Спасибо, что согласились приехать. Михаил отвезёт вас обратно, - и он снова постучал кулаком в стену.

Когда Вика и Михаил вышли, Степан повернулся к Липихину:

- Витя, ты извини, но нам с Ромой надо поработать.

- Погоди, Стёпа, не выгоняй. Это дело касается меня лично. И раз уж так случилось, то я бы хотел помочь вам разобраться.

Сыщики, улыбнувшись, переглянулись.

- Я понимаю вашу молчаливую иронию, - смутился Виктор, - но не забывайте, что я архивариус, и у меня есть, как это говорят следователи, версия.

- Ну, излагай, - улыбнулся Степан.

- А можно сначала услышать то, что Рома, как ты сказал, накопал.

- Можно, - согласился Шихов и кивнул Вологде.

- Говори, Роман.

- Почти всё так как в этой маляве. Билл Тесо, действительно, думает, что он - агент ЦРУ и работает на развитие программы Даллеса, которая придумана для растления нашей молодёжи. На самом же деле его уже много лет использует, как агента влияния, одна транснациональная компания, у которой в активах несколько горнолыжных и пляжных курортов по всему миру, авиаперевозки, виноделие и много чего ещё. Его задача - внедрять в депутатские и административные корпуса нашей области агентов влияния с тем, чтобы зажимать культурные проекты, не давать развиваться индустрии отдыха и досуга, чтоб состоятельным северянам негде было отдохнуть во время отпуска, кроме как за границей, на курортах транснационалов.

- Ну, да, - нахмурился Шихов. - А молодёжи в выходные от нечего делать глотать их вино и пиво, делая им прибыль, постепенно спиваясь.

- Вот именно, - продолжил Вологда. - Церэушник Даллес этого и хотел. Значит, работая на транснационалов, Тесо косвенно внедряет в России американскую программу разрушения нашего общества.

- Но это косвенно, - продолжал Роман. - Основная задача транснационалов - прибыль, а наш губернатор частично лишил их заработка, издав указ о развитии индустрии отдыха в нашей области.

- Ну да, - кивнул Шихов. - А подтолкнула его к этому шагу Вика, опубликовав статью.

- Что же получается? - Роман недоумённо пожал плечами. - Транснационалы хотели убить Вику в отместку, что ли? Ну, не серьёзно. Тогда бы уж губернатора...

- Ну, да-а, - протянул Шихов. - Что-то не то. Статья - то в газете уже давно вышла. Если бы они знали, что она собирается её опубликовать, тогда было бы логично убрать журналистку.

- Ну вот, господа, наконец-то вы подошли к логике, - подал голос Липихин. - А логика в том, что Тесо хотел её убрать из-за той статьи, которую она собиралась написать о пожаре.

- Причем тут пожар? Он когда был?! - пожал плечами Степан.

- Спокойно, господа, - поднял Виктор ладонь в строну Шихова, - Даю архивную справку: Сунгурово поджёг Конуро Бабанов. Вместе с ним в поджоге участвовал некто Ефим Тесов, который, по слухам, ушёл в Харбин, то есть - сбежал за границу. Возможно, впоследствии он или его потомки переехали в Америку.

- А теперь у нас появился этот Тесо, - Липихин, воодушевившись, встал и начал прохаживаться по кабинету. - Если его фамилию прочитать с другим ударением? Ну, скажем, не ТесО, а ТЕсо? А если ещё добавить одну букву «В». Тогда получится Тесов. Так не потомок ли Билл Тесо сунгуровского Тесова? Вика говорила, что она встретилась с отцом и сыном Тесо именно на том месте, где была деревня. Зачем он туда приезжал? Ностальгия? Если Билл потомок, то получается, что он приказал убрать Вику не из-за той статьи, которая уже вышла. Правильно ты сказал, - он кивнул Шихову. - По логике-то чего бояться статьи, если она уже вышла, а вот та, которая готовится к выходу о преступлении восьмидесятилетней давности, может нести в себе угрозу разоблачения. Сначала как потомка Тесова, и тем заинтересовать ФСБ, а копнут глубже, тут уже разоблачение Билла Тесо, агента ЦРУ, как он о себе думал. То есть Вика для него - угроза разоблачения, поэтому он и решил убить её.

- В твоих словах, архивариус, есть логика, - задумчиво произнёс Шихов.

- Придётся ещё раз обращаться к бывшим коллегам, - Вологда встал. - Надо узнать, жил ли Ефим Тесов в Америке, и кто его потомки.

- Так, может, у моего соперника спросить? - предложил Липихин.

- У которого? - спросил Шихов. - У того, который в больнице, или у того «Мистера Икс», что стрелял в киллера, защищая Вику.

- Не торопись с выводами, - Вологда взглянул на Степана. - Мы пока не знаем, по какой причине «Мистер Икс» стрелял в киллера.

- Сгоняю-ка я в больницу, - Шихов встал, - к твоему, Витя, сопернику, который Артём Тесо. Хотя им сейчас прокуратура занимается. Могут и не пустить.

- И ещё, - хмуро добавил Виктор. - Поговори ещё раз с Викой. Если у них дело дошло до цветов, значит, они общались. Может, она что-то знает о родословной Артёма.

Всю дорогу до редакции, пока милиционер вёз Вику, её терзали сомнения, правильно ли она поступила, не сказав следователям о сером такси.

«А может, в такси был всё-таки Филат? - подумала девушка. - Он или не он? Если он, то что он там делал?»

Её распирало любопытство. И тут в голову пришла странная мысль,

- Если это Филат был в такси, то, может быть, и в киллера он стрелял? Стоп, - сказала себе Вика. - У того мужчины, который спас меня, на пальцах были наколки, а руки Филата я видела - наколок нет. Значит, он не имеет отношения к моему спасению.

Вика ошибалась, Филат, сам не зная того, хоть и косвенное, но имел отношение к её спасителям.




Глава 13.

Вика провожала Артёма на самолёт в аэропорту Рощино. Они стояли в середине очереди, образовавшейся у стойки регистрации. За ними, прячась за спины пассажиров, наблюдал Липихин. Тут же привалился к колонне неприметный молодой человек, прячущий левую руку в карман. Казалось, его скучающий, равнодушный взгляд лениво скользил по стоящим в очереди, на самом же деле парень внимательно следил за происходящим во - круг. Это был тот самый, приставленный Седым к Вике Калининой телохранитель, который стрелял в Шелтона. За Викой и Артёмом наблюдал Вологда, стоя возле окна и делая вид, что читает газету. Он усмехнулся, заметив прячущегося за спины пассажиров Липихина.

А за всей этой пятёркой с верхнего яруса, облокотясь на перила, наблюдал криминальный авторитет Седой.

- Вика и Роман, Вика и Роман... - повторял он мысленно, - Внук Рашида Сурмятова и правнучка Филата Калинина. Знают ли они о том, что они - родственники? Знает ли Артём Тесов, что его дед в молодости бросил, предал своего друга? Интересно, зачем потомков сунгуровских жителей судьба свела в одном месте через столько лет?

Люди в очереди подвинулись ещё на метр к стойке, передвигая свои чемоданы.

- Вика, - Артём, потупив взгляд, взял её ладони в свои. - Прости меня за отца.

- Ну, что ты, Артём! Это же ты пострадал, - от извиняющегося тона девушки парень почувствовал себя ещё виноватее. Ему было невыносимо стыдно за отца.

Когда Артём лежал в больнице, Вика навещала его каждый день. Он думал: - «Вот вылечусь и сделаю ей предложение». И он мечтал, как они будут нежно любить друг друга и как будут счастливы.

Почему-то его не навещал отец и не отвечал на звонки. Потом пришёл незнакомый мужчина и сказал, что отец знает о том, что Артём в больнице, но он находится в командировке, а там нет связи. Уже перед самой выпиской из больницы Артёму сообщили, что командировка отца - следственный изолятор и обвинение в промышленном шпионаже, политическом вмешательстве в законотворчество Тюменской области, а также в организации убийства журналистки Вики Клининой. То есть девушки, которую полюбил его сын.

Артём растерялся. «Что делать? Что сейчас будет?, - думал он. - Отец - шпион и организатор убийства? Кошмар! Он же знал, знал, что мне Вика понравилась! Знал и всё равно заказал её. То, что он против России - это его дело. Он же - не гражданин России. Но то, что он против Вики... Это предательство. Он же видел, что она мне понравилась, как никто. Она меня сейчас, наверное, презирает», - думал Артём. «Всё это время, пока я лечился, она знала о следствии, о том, что отец приказал убить её. И всё-таки приходила ко мне в больницу. Поддержать из жалости. Не может она любить сына убийцы!».

- Если бы ты не закрыл меня от киллера, меня бы сейчас не было, - Вика высвободила правую руку и погладила его по запястью. - Так что ты спас меня первый, а потом уже тот неизвестный Мистер Икс. Я тебе благодарна.

- Я нечаянно тебя спас, - покачал головой Артём.

- Не виновать себя. Ты сам пострадал, - повторила девушка.

- Это не я, это мы пострадали, - грустно произнёс Артём, чувствуя, что это пострадали их не успевшие начаться отношения.

Объявили посадку в самолёт. Вика проводила Артёма до дверей накопителя.

- Вика, пиши мне, - грустно улыбнулся он, подавая билет девушке в синей форме.

- Проходите, молодой человек, не задерживайте, - скомандовала та дежурным голосом.

- До свидания, Артём, - Вика помахала ему рукой и, почувствовав внезапно подступающие слёзы, повернулась и пошла к выходу.

- Хороша девица, - усаживаясь в «Мэрсэдес», подумал Седой, провожая взглядом подходившую к автобусу Вику, за которой, вынырнув из здания аэровокзала, следовал на почтительном расстоянии всё тот же телохранитель с зоновскими наколками на пальцах левой руки.

- Моему бы сыну такую жену, - вздохнул вор. О том, что у криминального авторитета есть сын, никто не знал. Его давние воровские гастроли в Питере закончились и счастьем и трагедией для его души. Седой, уже в солидном возрасте, влюбился. Внезапная любовь грозила поломать его криминальную карьеру. Надо было выбирать. Седой не знал и боялся другой, не воровской жизни. Он уехал в Тюмень, надеясь забыть эту молодую женщину и счастливое лето, проведённое с ней в городе на Неве. И он бы забыл, если бы не стал отцом.

Сын Седого воспитывался с матерью и с дедом по материнской линии - отставным морским офицером. «Криминальный» папа сделал всё, что бы его отпрыск не знал, кто его отец. Молодой человек носил девичью фамилию матери. Они жили в Питере. Закончив мореходку, сын Седого служил на пограничном катере.

- Саша, заскочим на кладбище, - приказал криминальный авторитет своему водителю. Тот покорно кивнул.

Тит Тоцкий, в криминальных кругах «Седой», сидел на скамье у могилы своего отца, Михася Тоцкого и говорил шепотом:

- Отец, ты завещал мне охранять потомков Филата Калинина. Я охраняю. А если у меня сын родится, так назвать его Филатом, в честь твоего кореша. Я назвал. Да и на кладбище бываю, присматриваю за могилой твоего друга. Вот была бы его правнучка женой моего Филата, и охранять её было бы сподручней. Надо как-то их познакомить. Хотя кавалеры у Вики - один одного краше да умнее. Но и Филатко мой не валенок, - продолжал шептать Тоцкий. - В школе учился - победил на математической олимпиаде, на аккордеоне играет, спортсмен, второй призёр военного округа по рукопашному бою, да и в Тюмени серебро взял. Когда учился в десятом классе, с него двое сорвали норковую шапку, так он их догнал, отхлестал и сдал в ментовку. Душа и мозги у него мамкины, а реакция и упорство - моё. Вполне может он завоевать сердце такой девушки! Американец этот, Артём, внук твоего друга-предателя Тесова, спас её, хоть и нечаянно. Но и я, отец Филата, тоже её спас. Нет, надо, надо их познакомить. Но вмешиваться не буду. В таких делах давить нельзя, а то потом как бы худо не было.

Тит Тоцкий не имел семьи. Жил один, а любовниц менял с интервалом в три, четыре месяца, чтобы не привыкать, не влюбляться, не быть уязвимым через любимую женщину. Но, как и любому человеку, ему хотелось семьи, личного счастья, но не судьба. Тит Тоцкий пошёл по стопам своего отца, и был вором старой, и, как считалось, «правильной» формации, а личное счастье авторитетному вору не положено по статусу.

Он не раз мысленно упрекал отца за то, что он не нашёл времени на его, Тита, воспитание, что позволил ему скатиться до воровства.

Когда Седой узнал, что у него родился сын, он сказал себе:

- Уж если мне не суждено жить по-человечески, как всем нормальным людям, то мой сын никогда не будет причастен ни к какому криминалу!

И сейчас, сидя у могилы отца, Тит впервые пожалел себя и, продолжая говорить шёпотом, сжал кулаки: - Пусть мой сын в личной жизни будет счастливее меня. Он должен быть счастливее. Он достоин счастья. А я порадуюсь, глядя на него. Да и мне пора о своей душе подумать. Пора...

Его монолог прервал порыв ветра, от которого встрепенулись и зашумели вершинами тополя, сбрасывая вниз сухие ветки.

- Тополь избавляется от ненужного, - Тит вздохнул. - Эх, отец, хорошо бы и мне избавиться от своего греховного прошлого. Забыть эти неудачные, шершавые, тёмные годы жизни. Сбросить их с себя, как сухие ветки. Сбросить и забыть. Хорошо бы, да человек не дерево. Память будет возвращать в прошлое, и тыкать душу лицом в мои грехи. Сын вырос без меня. Я не водил его в зоопарк, не ходил с ним в кино и на рыбалку. Не я научил его плавать. Всё без меня...

Тит опустил свою седую голову и, следя за ползающими по граниту муравьями, вдруг понял, что он, Тит Тоцкий здесь, на кладбище скорбит не об отце, а о себе, о своей оторванной от любимых людей жизни.

- Всё, решено, - мысленно сказал себе Седой, вставая со скамьи. - Организую их знакомство, а там как Бог положит. Журналисточке нашей надо бы съездить в Питер в творческую командировку, взять интервью у офицера пограничного катера. Вдруг они понравятся друг другу, и счастье им улыбнётся.

Тит вышел за ограду кладбища, постоял минуту, глядя на тополя, цепляясь взглядом за чернеющие в их кронах вороньи гнёзда и, резко повернувшись, стремительно направился к машине.