О душе и не только
Станислав Ломакин





_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_ 





ТРИБУН


Игорь Андреевич Матвеев был очень искусен в умении гово­рить и отстаивать свою точку зрения. Этому способствовала его огромная эрудиция; его знания простирались от античной фи­лософии и культуры до современной рок-музыки. Он в равной мере мог спорить с математиками, химиками, аграриями, фило­софами и литераторами. Но чтобы речь слышалась, Игорь Анд­реевич должен был поразить воображение слушателей. И он иногда придумывал необычные вкрапления в свои монологи, ко­торые были малопонятны, но вызывали восторг у людей. Напри­мер: "Всяк человек у себя в голове своими мыслями суждений строит". Или ещё одно афористическое суждение; "Счастливый человек тот, который осознаёт, что счастье на земле не сущест­вует, как тангенс 90 градусов".

Была у Игоря Андреевича "ахиллесова пята": он очень волно­вался перед большой аудиторией во время серьезных диспутов и торжественных мероприятий. Конечно, получив приглашение в дискуссионный клуб или на презентацию книги, Матвеев до мелочей продумывал своё выступление. Он понимал в речи важна неожиданность. Его феноменальная память (поражала даже завзятых эрудитов) удерживала тысячи оригинальных фактов, цитат мыслителей, стихов, которые появлялись в нуж­ный момент. Ритор, а таковым он считал себя, никогда не поль­зовался написанным текстом. Ему казалось, что начни читать с листа, он тут же споткнётся и замолчит.

Итак, вернёмся к его "ахиллесовой пяте". Игорь Андреевич на трибуне начинал говорить здраво, умно, нестандартно, но где-то через пять минут начинался сбой; выстроенная конструкция вы­ступления начинала рушиться, его заносило иногда совсем не в ту, как говорится, степь. Слушателям было незаметно, что разыг­рывался спектакль, где действующее лицо теряло контроль, и в данном случае это был удар молотком по подвешенному обрезку рельса: удар не звук, однако рождает его...

Слушатели аплодировали, а оратор, недовольный собой, по­кидал зал для домашнего разбора умственных полётов. Вот тут и начиналось: Игорь Андреевич перебирал в памяти всё, что наго­ворил, чего не сказал, упустил. Матвеев страдал, терзал себя за многословие, строил заново речь так, как нужно было сказать, звонил коллегам, которые участвовали в дискуссии; те успо­каивали ритора и пели ему дифирамбы за прекрасную речь, но мучения и бессонные ночи, связанные с анализом, продолжа­лись несколько суток, а иногда неделю... Наконец он успокаи­вался и твёрдо решал, что больше не будет высовываться и, соответственно, мучиться, а будет принимать участие только в кулуарных, небольших аудиториях, где будет мало людей и где будут специалисты в той или иной сфере деятельности.

Проходили дни безмятежного покоя, но неожиданно разда­вался звонок или приносили приглашение на очередное заседа­ние дискуссионного клуба. Игорь Андреевич, как спортсмен, начинал набирать форму для очередного триумфа и конфуза. Он начинал поиски ясности и выразительности будущей речи, свято памятуя о высказывании Б. Паскаля: "И самая блестящая речь надоедает, если её затянуть"...