308 Коняев Отголоски
отзвуки
Николай Коняев
ВОЗМЕЗДИЕ
_ИЛИ_ВЕРСИЯ_ЖИЗНИ_И_СМЕРТИ_ГРАЖДАНИНА_ИЗ_ГОРОДА_БЕРЕЗОВА_КОРОВЬИ-НОЖКИ_
_Первым_импульсом_к_данной_работе_явилась_краткая_информация_«О_герое_революции_Троцком_и_гражданине_из_города_Березова_по_фамилии_Коровъи-Ножки»,_появившаяся_в_седьмом_номере_за_1993_год_окружного_историко-культурного_журнала_«Югра»,_в_котором_я_в_ту_пору_работал_ответственным_секретарем._Информацию_«раскопал»_и_прислал_в_редакцию_тобольский_писатель_и_краевед_Юрий_Надточий._А_сообщалось_в_ней_о_том,_что_некто_Коровъи-Ножки_дважды_ — _в_1910-м_и_1919_годах_ — _подвергался_арестам_только_за_то,_что_в_1907-м_принял_участие_в_организации_побега_из_Березова_следовавшего_в_обдорскую_ссылку_«будущего_вождя_всех_революционных_вооруженных_сил_большевистской_власти»_Льва_Давидовича_Бронштейна-Троцкого._
_Любопытная_информация,_и_вполне_объясним_интерес_автора:_«Что_же_стало_с_ним_(Коровъи-Ножки)_в_еще_более_«свободные»_времена,_после_того,_как_товарища_Бронштейна_оттеснил_от_власти_товарищ_Джугашвили?»_
_Во_всей_этой_истории_меня_в_первую_очередь_заинтересовали_подробности_события._Где,_когда,_при_каких_обстоятельствах_произошли_встреча_и_знакомство_«маленького»_человека_со_смешной_фамилией_с_будущим_председателем_Реввоенсовета_Республики?_Почему_Бронштейну-Троцкому_захотел_и_смог_помочь_именно_Коровъи-Ножки?_Неужели_и_впрямь_из-за_«привязанности_к_борцу_за_свободу»?_И,_наконец,_едва_ли_не_главное_ — _кто_же_он_на_самом_деле,_этот_загадочный_березовский_гражданин?_Как_в_дальнейшем_сложилась_его_судьба?_
_Однако_публикация,_поначалу_вызвавшая_острый_интерес,_вскоре_отошла_на_задний_план:_я_на_полгода_прерывал_работу_в_журнале,_а_когда_вернулся,_во_втором_номере_за_1994_год_обнаружил_заметку_краеведа_Юрия_Сазонова_«Еще_раз_о_герое_революции_Троцком_и_гражданине_из_города_Березова_по_фамилии_Коровъи-Ножки»._Краевед_Сазонов_отвечал_коллеге_Надточию:_
_«На_Ваш_вопрос,_что_стало_с_другом_революционеров_Кузьмой_Илларионовичем_Коровиным_(Коровъи-Ножки)_во_времена_правления_товарища_Джугашвили,_могу_ответить:_не_дожил_он_до_этого_времени...»._
_Точка,_поставленная_краеведами,_явилась_теперь_уже_не_просто_импульсом,_а_хорошим_толчком_к_началу_поиска_документов,_проливающих_дополнительный_свет_на_малоизвестный_и,_в_общем-то,_малозначительный_эпизод_нашей_не_столь_уж_и_давней_истории..._
_Почетный_гражданин_города_Ханты-Мансийска,_в_прошлом_директор,_а_ныне_учитель_истории_средней_школы._№_1_Юрий_Георгиевич_Сазонов_ознакомил_меня_с_имеющимися_в_школьном_музее_документами,_в_основном_с_пространными_письмами_из_Томска_сына_«березовского_гражданина»_Николая_Кузьмича_Коровина,_датированными_1978_годом._
_Пришлось_прочесть_массу_литературы_о_Троцком,_о_гражданской_войне_на_Обском_Севере,_трудов_самого_Троцкого._И_чем_глубже_я_вникал_в_эту_историю,_тем_тверже_становилось_убеждение,_что_в_лице_Кузьмы_Илларионовича_Коровъи-Ножки_(Коровина)_имею_дело_вовсе_не_с_«революционером_по_убеждениям»,_а_с_глубоко_несчастным,_обманутым,_запутавшимся_в_сложных_обстоятельствах_непростого_времени_«маленьким_человеком»,_ставшим_в_конечном_итоге_«заложником»_навязанного_ему,_выражаясь_на_новоязе,_«имиджа»_большевика._
_А_для_иногороднего_читателя_нелишне_будет_пояснить,_что_Березов_ — _это_бывший_уездный_город_Тобольской_губернии_(ныне_районный_поселок_в_Ханты-_Мансийском_автономном_округе),_основанный_воеводой_Никифором_Траханиотовым_в_1593_году,_едва_ли_не_с_года_основания_ставший_традиционным_местом_ссылки._В_разные_«самодержавные»_времена_здесь_получили_временную,_а_то_и_пожизненную_«прописку»_боярин_Дмитрий_Ромодановский,_светлейший_князь_Александр_Меншиков,_князья_Долгоруковы,_граф_Андрей_Остерман,_декабристы_И.В._Друцкий-Горский,_А.В._Енталъцев,_И.Ф._Фохт,_А.И._Черкасов,_польские_повстанцы..._Да_и_в_советские_времена_березовская_ссылка_была_сохранена_как_«мера_социальной_защиты»_от_политической_оппозиции_и_инакомыслящей_интеллигенции._
1. Голицин, да не тот?
«Дед наш в то время носил фамилию Галицин...»
(Из письма Н.К. Коровина от 12.04.78)
Краевед Юрий Сазонов со ссылками на письма Николая Кузьмича Коровина информировал читателей о том, что, в частности, отец нашего героя, Илларион, жил в Гомеле Могилевской губернии, и что фамилия его была _Голицин_ (здесь и далее по тексту в написании фамилий сохранена авторская орфография), и что в 1863 году за участие в польском восстании он был приговорен к смертной казни через повешение, но позднее казнь была заменена ссылкой. В 1871 году вместе с отцом — Илларионом _Голициным_ — мальчиком прибыл в Березов и Кузьма Илларионович. Однако фамилия их была уже не _Голицины,_ а вымышленная — _Коровины-Ножкины,_ которая впоследствии трансформировалась в _Коровъи-Ножки._ А это, предполагает Юрий Сазонов, скорее всего, прозвище или конспиративная фамилия революционера. Под этой фамилией семья проживала в Березове до 1918 года.
Однако, внимательно изучив подлинники всех четырех писем Николая Кузьмича, я обнаружил несколько существенных, любопытных несоответствий текстов их вольной трактовке и толкованию Юрием Сазоновым и ряд скрытых противоречий, содержащихся в письмах самого Николая Кузьмича.
Так, в письме от 12 апреля Николай Кузьмич сообщил, что его дед Илларион до участия в польском восстании носил фамилию _Галицин,_ но уже через полгода, в письме от 20 октября, словно вдруг спохватившись, делает оговорку: о том, что дед носил фамилию _Галицин,_ он узнал, уже будучи в Березове, из случайно подслушанного разговора отца с дядей Илларионом Илларионовичем. То есть некоторая доля сомнения в поправке угадывается. А может, и не сомнения вовсе, а запоздалое решение сей факт биографии особо не выпячивать. Согласитесь, в 1978 году еще не было принято кичиться принадлежностью к известным на Руси княжеским фамилиям, тем более потомкам революционеров. Как ни крути, а фамилия-то классово чуждая. Да и документов, подтверждающих «родную» фамилию, ни у Кузьмы Илларионовича, ни, тем более, у Николая Кузьмича и трех его сестер не было и быть не могло по причинам, речь о которых впереди...
Но если принять на веру, что подлинная фамилия Иллариона и прибывшего с ним мальчика Кузьмы — _Голицыны_ (а у меня нет оснований подвергать сей факт сомнению), то возникает естественный вопрос: а не является ли семья одной из многочисленных ветвей могучего генеалогического древа знаменитой в дореволюционной России дворянской фамилии? Почему Кузьма Илларионович скрывал родную фамилию даже от своих детей? Да и Николай Кузьмич ни в одном из писем ни разу не обмолвился, к какому социальному слою принадлежал его «революционный» дед. Случайно ли? А ведь знал, хотя бы из тех же разговоров отца с дядей. К тому же принадлежность если уж не к рабочему классу, то к городскому ремесленничеству, к крепостному или государственному крестьянству на «заре КПСС» очень даже поощрялась. Не кроется ли за странным умолчанием некая фамильная тайна, разгадать которую за давностью лет нам, увы, непросто!
Обратимся за консультацией к авторитетному советскому специалисту по ономастике В.А. Никонову, утверждавшему, что настоящие фамилии у русских сформировались только с XVI века, а внедрение их в России в XVI—XVII вв. стимулировано укреплением нового социального слоя, становящегося правящим — помещичьего; что на рубеже XVII—XVIII вв., когда дворянство уже господствовало и экономически, и политически, Петр I смог потребовать фамилии от всех дворян; что фамилии у горожан можно было встретить уже в середине XVI века, но и в середине XIX немало еще было бесфамильных горожан; что, наконец, если на Севере, где не было крепостного права, фамилии появились еще в XVII веке, то у крепостных крестьян — только после реформы 1861 года...
Если «отсечь» «северное» происхождение нашего героя, то остается одно из трех: либо он — потомок одного из князей Голицыных, либо выходец из городских ремесленников, либо из «южных» крепостных крестьян, офамиленных в годы отмены крепостного права в 1861— 1862 гг., когда, как известно, бывшие крепостные, ходившие под Голицыными, становились в большинстве своем _Голицыными._ Предположим, что в нашем случае имеет место быть последнее (но почему опять-таки умалчивать об этом?). Освобожденный высочайшим указом и офамиленный бывший крепостной Илларион оказался на заработках в Гомеле, «снюхался» с тамошними революционерами и до такой степени увлекся революционной борьбой, что «вляпался» в польское восстание 1863 года, жестоко подавленное Александром II, и не только «вляпался», а, судя по вынесенному ему смертному приговору, сыграл в нем не последнюю роль. Не слишком ли быстрое превращение вчерашнего крестьянина в профессионального революционера?
Есть повод для интересных предположений!
2. Повстанец или уголовник?
«Избежать казни помогли друзья деда, присвоив ему фамилию убитого при переходе польско-русской границы проводника...»
(Из письма Н.К. Коровина от 12.04.78).
Второй важный момент, которому Юрий Сазонов не придал значения. А зря. Ибо в письме Николая Кузьмича сообщается: «Дед после подавления польского восстания скрывался и заочно царским правительством был приговорен к смертной казни через повешение... Избежать казни помогли друзья деда, присвоив ему (обратите внимание!) фамилию УБИТОГО ПРИ ПЕРЕХОДЕ ПОЛЬСКО-РУССКОЙ ГРАНИЦЫ ПРОВОДНИКА...За переход границы дед был осужден на вечное поселение в Сибирь, то есть в Березов, под фамилией Коровьи-Ножки».
Что из этого следует? Во-первых, смертная казнь за участие в польском восстании не заменена ссылкой — приговор остался в силе. Во-вторых, новая фамилия Иллариона была не вымышленной, равно как и не «присвоенной друзьями», а, мягко выражаясь, украденной. Скрываясь от наказания за участие в восстании, Илларион Голицын пересек польско-русскую границу с помощью проводника... «убитого при переходе»? Как это понимать? Кем убитого? С какой целью убитого? Не самим ли Илларионом или кем-то из его друзей? Ведь документы убитого проводника по фамилии Коровьи-Ножки оказались именно у Иллариона...
Вопросы, вопросы... И ни на один нет четкого, ясного ответа. А ссылку в Сибирь Илларион, теперь уже не Голицын, а Коровьи-Ножки, «схлопотал» за незаконный переход границы, избежав, выходит, наказания и за участие в восстании, и за возможное убийство проводника...
Правда, в письме от 20 октября Николай Кузьмич, опять-таки словно вдруг спохватившись, неуклюже затушевывает свое первое «признание»: «Замешан он (дед) был в польском восстании и за это приговорен к смертной казни через повешение. Но его друзьям удалось запутать следы, и он отделался ссылкой в Сибирь».
Вот уж действительно — легко отделался!
Сдается мне, что получил Березов в 1871 году в лице Иллариона Коровьи-Ножки не революционера- повстанца и даже не столько обычного нарушителя границы, сколько серьезного уголовника. Возможно, эта же страшная догадка и не позволила краеведу Юрию Сазонову «заметить» странный факт из биографии отца нашего героя, ибо он ну никак не укладывается в версию о семье «потомственных» революционеров.
И еще одно немаловажное дополнение. Как известно, в конце XVIII—начале XIX вв. участники польских восстаний прошли через Сибирь, в том числе и через Березов, тремя волнами: в 1795 году после подавления восстания Т. Костюшко (через год взошедший на престол Павел I освободил их); в 1832 году — после подавления восстания 1831 года (но и этих вскоре отправили на Байкал); и, наконец, в 1863—1864 гг. По данным историка И.В. Щеглова, «в 1866 году число ссыльных поляков в Сибири возросло до 18000 душ обоего пола». Но «вследствие Высочайшего манифеста 15 мая 1883 года большая часть из них возвратилась на родину». Однако же Илларион Коровьи-Ножки не воспользовался дарованной свободой. Что-то же удерживало его в глухом березовском захолустье от возвращения на родину. Не страх ли разоблачения?
Он прочно обосновался в Березове. Нам неизвестно, что стало с его первой женой — матерью Кузьмы Илларионовича. Осталась ли она на Могилевщине, махнув рукой на запутавшегося в «революционных делишках» супруга и «пожертвовав» ему сына? Умерла ли еще до бегства мужа? Или как верная жена, последовавшая за любимым мужем в Сибирь, не вынесла тягот и лишений, заболела, умерла где-нибудь в дороге? Ни в одном из своих писем Николай Кузьмич не прояснил судьбу родной бабушки.
А Илларион Коровьи-Ножки в Березове женился. Здесь родились его младший сын Илларион Илларионович и дочери. По свидетельству Николая Кузьмича, «он и в ссылке остался верен своим революционным идеалам. Помогал ссыльным, чем мог, вплоть до организации побегов. Это свойство он передал и своему сыну Кузьме, то есть нашему отцу...».
Передал, значит. Как эстафету.
3. Накануне
«Жили бедно. Лето для нас было матерью, зима — мачехой»
(Из письма Н.К. Коровина от 10.06.78)
О жизни Кузьмы Илларионовича в Березове до февраля 1907 года, к сожалению, мало известно. Известно лишь, что здесь он женился, в 1897 году родилась первая дочь Анна, в 1900-м — первый сын Александр. Затем — в 1903-м и 1904 г. — дочь Евдокия и младший сын — Николай (наш Николай Кузьмич). Таким образом, можно утверждать, что по крайней мере, до 1907 года — поворотного в его судьбе, Кузьма Илларионович, отец четверых малолетних детей, ни о какой революционной деятельности и не помышлял. Дай Бог семью прокормить, детей обуть-одеть, дом и хозяйство в порядке удержать. А жил Кузьма Илларионович если и не в отчаянной нужде, то явно не в достатке, хотя рубаха зимой и летом круглосуточно от пота не просыхала, а с ладоней не сходили мозольные подушки.
Промышленных предприятий в Березове не было, побочных заработков — тоже. Приходилось рыбачить, охотиться, шишковать, бруснику-клюкву брать. И, само собой, скотину держать. Корова и лошадь для семьи были первой необходимостью, и работы по хозяйству в любое время года хватало. Травы накосить, сена привезти, воды из речки каждодневно для семьи и скотины наносить, дров заготовить да по снегу вывезти, стайку от навоза, двор от снега, которого в иную зиму выше крыш наметало, очистить, ловушки на зверя, сети, морды на рыбу выставить да починить... Мало ли забот у мужика!
В городке местные жители знали друг друга. Ссыльных тоже знали, сочувствовали, помогали им, чем могли... О чем, собственно, и свидетельствовал Троцкий в своей книге «Туда и обратно», представляющей собой дневниковые, или, точнее, путевые записки о пути следования в ссылку и побеге оттуда: _«Отношение_крестьян_к_политическим_превосходное._Так,_например,_здесь,_в_Самарове_(_ныне — город Ханты-Мансийск — Н.К._)_—_огромное_торговое_село_—_крестьяне_отвели_«политикам»_бесплатно_целый_дом_и_подарили_первым_приехавшим_сюда_ссыльным_теленка_и_два_куля_муки._Лавки,_по_установившейся_традиции,_уступают_политическим_продукты_дешевле,_чем_крестьянам._Часть_здешних_ссыльных_живет_коммуной_в_своем_доме,_на_котором_всегда_развевается_красное_знамя»._
...Скорее всего, немудреную крестьянскую работу выполнял сорокасемилетний Кузьма Илларионович Коровьи-Ножки вечером 11 февраля 1907 года, когда в сгустившихся сумерках въехал в город один из самых известных в XX веке в Березове политических ссыльных Бронштейн-Троцкий...
А утром 12 февраля Лев Давидович сделает в своем дорожном дневнике следующую запись:
_«...Вчера_вечером_мы_приехали_в_Березов._Вы_не_потребуете,_конечно,_чтоб_я_вам_описывал_«город»._Он_похож_на_Верхоленск,_на_Киренск_и_на_множество_других_городов,_в_коих_имеются_около_тысячи_жителей,_исправник_и_казначейство._Впрочем,_здесь_показывают_еще_ — _без_ручательства_за_достоверность_— _могилу_Остермана_и_место,_где_похоронен_Менши-_ков._Непритязательные_остяки_показывают_еще_старуху,_у_которой_Меншиков_столовался..._
_Привезли_нас_непосредственно_в_тюрьму._У_входа_стоял_весь_местный_гарнизон,_человек_пятьдесят,_шпалерами._Как_оказывается,_тюрьму_к_нашему_приезду_чистили_и_мыли_две_недели,_освободив_ее_предварительно_от_арестантов._В_одной_из_камер_мы_нашли_большой_стол,_накрытый_скатертью,_венские_стулья,_ломберный_столик,_два_подсвечника_со_свечками_и_семейную_лампу._Почти_трогательно!_
_Здесь_отдохнем_два_дня,_а_затем_тронемся_
_Да,_дальше..._но_я_еще_не_решил_для_себя_ — _в_какую_сторону...»._
Внесем кое-какие уточнения и дополнения.
Когда члены Совета шли на поселение, тобольский губернатор Гондатти уведомил березовского исправника Евсеева, служившего в должности с октября 1904 года, о скором прибытии важных политических, которых ему надлежало отправить в Обдорск (ныне — город Салехард, окружной центр Ямало-Ненецкого автономного округа). Причем предлагал принять самые строгие меры охраны. Но когда узнал, что вслед за политическими едут их семьи, то, вероятно, расслабился и даже попросил Евсеева задержать отправку ссыльных до приезда семей в Березов.
Трудности для Евсеева заключались в том, что в распоряжении начальника местной воинской команды, было всего 30 конвойных, у самого же Евсеева — четверо городовых на весь Березов, где в это время и без того насчитывалось до 30 человек ссыльных.
Вновь прибывшие содержались в тюрьме, но обедать ходили в чайную и столовую общества трезвости в сопровождении немногочисленной охраны...
Прежде чем вернуться к рассказу самого Троцкого о побеге, сделаем необходимое здесь примечание. Выше был приведен отрывок из книги «Туда и обратно», написанной и опубликованной по горячим следам событий в том же 1907 году. В ней все последующие части побега изложены в несколько измененном виде, поскольку излагать в то время так, как было на самом деле, называя соучастников и организаторов побега подлинными именами, значило бы слишком откровенно их предать.
Но в книге «Моя жизнь», изданной в Берлине в 1930 году, Троцкий рассказал о побеге без утайки подлинных имен, надеясь, что «Сталин не станет их преследовать, тем более что преступлению давно уже истекли все сроки. К тому же на последнем этапе побега помощь мне оказал и Ленин...».
Как же он заблуждался! Теперь-то мы знаем, что стало с теми, с «истекшими сроками давности», людьми, будь они живы во времена решительного искоренения троцкизма в Советском Союзе!
Чтобы не отсылать читателя к труднодоступной даже в наши книжнообильные времена книге Троцкого «Моя жизнь», в следующей главе приведу из нее с несущественными сокращениями рассказ о побеге, прибегая там, где это необходимо, к помощи кратких комментариев и примечаний.
4. Как это было
«Отец наш слыл другом политических ссыльных и неоднократно оказывал им важные услуги»
(Из письма Н.К. Коровина от 18.04.78)
_«...В_Березове_нам_дали_остановку_на_два_дня._Предстояло_еще_совершить_около_500_верст_до_Обдорска._Мы_гуляли_на_свободе._Побега_отсюда_власти_не_боялись»._
(Теперь-то мы знаем, что все-таки побаивались, да сил на серьезную охрану недоставало).
_«Назад_была_одна-единственная_дорога_по_Оби,_вдоль_телеграфной_линии:_всякий_бежавший_был_бы_настигнут._В_Березове_жил_в_ссылке_землемер_Рошковский...»._
(Политический ссыльный Ф.Н. Рошковский — поручик запаса, один из организаторов и руководителей созданной в октябре 1905 года в Тобольске общественно-политической организации «Тобольский союз гражданской свободы». Члены союза добивались свободы совести, слова, собраний, всеобщего представительства, неприкосновенности личности и т.д. В декабре 1905 года в связи с объявлением военного положения в южных уездах Тобольской губернии деятельность союза была запрещена, руководители арестованы, Рошковский сослан в Березов).
«С _ним_я_обсуждал_вопрос_о_побеге._Он_сказал_мне,_что_можно_попытаться_взять_путь_прямо_на_запад,_по_реке_Сосъве,_в_сторону_Урала,_проехать_на_оленях_до_горных_заводов,_попасть_у_Богословского_завода_на_узкоколейную_железную_дорогу_и_доехать_по_ней_до_Кушвы,_где_она_смыкается_с_пермской_линией._А_там_— _Пермь,_Вятка,_Вологда,_Петербург,_Гельсингфорс!.._
_Доктор_Фейт,_старый_революционер,_один_из_нашей_ссыльной_группы,_научил_меня_симулировать_ишиас,_чтобы_остаться_на_несколько_лишних_дней_в_Березове._Я_с_успехом_выполнил_эту_скромную_часть_задуманного_плана._Ишиас,_как_известно,_не_поддается_проверке»._
(Не исключено, что на самом деле в Березове с Троцким случился эпилептический припадок, так что и симулировать-то ничего не пришлось. По воспоминаниям профессора Г.А. Зива, арестованного в 1898 году по делу Южно-Русского рабочего союза и находившегося с Бронштейном около двух лет в одесской тюрьме, арестанты впервые заметили происшедший с ним припадок эпилептического характера. Такие припадки с Троцким происходили и впоследствии. Об одном из них, происшедшем в ночь с 24-го на 25 октября 1917 года, то есть в ходе Октябрьской революции, Троцким рассказано и в цитируемой книге. Однако данное замечание в дальнейшем рассказе Троцкого ничего не меняет и не опровергает).
_«Меня_поместили_в_больницу._Режим_в_ней_был_совершенно_свободный._Я_уходил_на_целые_часы,_когда_мне_становилось_«легче»._Врач_поощрял_мои_прогулки._Никто,_как_сказано,_побега_из_Березова_в_это_время_года_не_опасался._Надо_было_решиться._Я_высказался_за_западное_направление:_напрямик_к_Уралу._
_Рошковский_привлек_к_совету_местного_крестьянина_по_прозвищу_Козья_Ножка...»._
(Читателям книг Троцкого «Туда и обратно», «1905» нелишне будет знать, что там Кузьма Илларионович Коровьи-Ножки выведен «молодым либеральным купцом Никитой Серапионовичем». Здесь же автору явно изменила память: вместо слов «по прозвищу Козья Ножка» следует читать: «по фамилии Коровьи-Ножки»).
_«Этот_маленький,_сухой,_рассудительный_человечек_стал_организатором_побега._Он_действовал_совершенно_бескорыстно._Когда_его_роль_вскрылась,_он_жестоко_пострадал..._
_Ехать_из_Березова_надо_было_на_оленях._Все_дело_было_в_том,_чтобы_найти_проводника,_который_рискнул_бы_в_это_время_года_тронуться_в_ненадежный_путь._Козья_Ножка_нашел_зырянина,_ловкого_и_бывалого,_как_большинство_зырян...»._
(В книгах «Туда и обратно», «1905» — «Никифор», «Никифор Иванович». Установить подлинное имя, к сожалению, не удалось).
«— _А_он_не_пьяница?»_ — _«Как_не_пьяница!_Пьяница_лютый._Зато_свободно_говорит_по-русски,_по-зырянски_и_на_двух_остяцких_наречиях:_верховом_и_низовом,_почти_не_схожих_между_собой._Другого_такого_ямщика_не_найти:_пройдоша»._ — _Вот_этот-то_пройдоха_и_предал_впоследствии_Козью_Ножку._Но_меня_он_вывез_с_успехом»._
(Если «пройдоха» и «предал впоследствии» Кузьму Илларионовича, то уж наверняка не раньше, чем сам Лев Давидович «предал пройдоху». К этому замечанию мы еще вернемся).
_«Отъезд_был_назначен_на_воскресенье,_в_полночь._В_этот_день_местные_власти_ставили_любительский_спектакль._Я_показался_в_казарме,_служившей_театром,_и,_встретившись_там_с_исправником,_сказал_ему,_что_чувствую_себя_гораздо_лучше_и_могу_в_ближайшее_время_отправиться_в_Обдорск._Это_было_очень_коварно,_но_совершенно_необходимо._
_Когда_на_колокольне_ударило_12,_я_крадучись_отправился_на_двор_к_Козьей_Ножке._Дровни_были_готовы._Я_улегся_на_дно,_подослав_вторую_шубу._Козья_Ножка_покрыл_меня_холодной,_мерзлой_соломой,_перевязал_ее_накрест,_и_мы_тронулись._Солома_таяла,_и_холодные_струйки_сползали_по_лицу._Отъехав_несколько_верст,_мы_остановились._Козья_Ножка_развязал_воз._Я_выбрался_из-под_соломы._Мой_возница_свистнул._В_ответ_раздались_голоса,_увы,_нетрезвые._Зырянин_был_пьян,_к_тому_же_приехал_е_приятелями._Это_было_плохое_начало._Но_выбора_не_было._Я_пересел_на_легкие_нарты_со_своим_небольшим_багажом._На_мне_были_две шубы,_мехом_внутрь_и_мехом_наружу,_меховые_чулки_и_меховые_сапоги,_двойного_меха_шапка_и_такие_же_рукавицы_ — _словом,_полное_зимнее_обмундирование_остяка._В_багаже_у_меня_было_несколько_бутылок_спирта,_т.е._наиболее_надежного_эквивалента_в_снежной_пустыне._
«С пожарной каланчи Березова, — рассказывает Сверчков в своих воспоминаниях, — было видно кругом по крайней мере на версту всякое движение по белой пелене снега в город или из города. Основательно предполагая, что полиция станет расспрашивать дежурного пожарного о том, не уехал ли кто-нибудь из города в эту ночь, Рошковский устроил так, что один из жителей повез в это время по Тобольскому тракту тушу телятины. Движение это, как и ожидали, было замечено, и полиция, обнаружив через два дня побег Троцкого, прежде всего бросилась за «телятиной», вследствие чего потеряла еще два дня бесполезно...».
Зырянин доставил беглеца на Богословский горный завод. А оттуда, как и замышлялось, Троцкий добрался до Петербурга, из Петербурга — в Финляндию, где «завоеванные революцией свободы держались значительно дольше» и где в это время скрывался Ленин. Он и дал Троцкому адреса в Гельсингфорсе. Тамошние друзья Ленина помогли устроиться в Огльбю, под Гельсингфорсом, где Лев Давидович прожил несколько недель с женой Натальей Седовой и маленьким сыном, родившимся во время его заточения. Там же, в уединении, он написал и издал свою книгу «Туда и обратно», а на полученный гонорар выехал через Стокгольм в новую эмиграцию, продлившуюся ни много ни мало 10 лет.
5. Первый арест
«За дружбу с революционерами отец платился тюрьмами»
(Из письма Н.К. Коровина от 12.04.78)
Через два с половиной года, летом 1910-го, Кузьму Илларионовича арестуют.
И вот здесь можно вернуться к утверждению Троцкого о предательстве зырянина. Спросим себя: с чего бы Никифору, спустя два с лишним года после благополучного исхода дела, донести на Кузьму Илларионовича? С ним они были, надо полагать, в доверительных отношениях. Ведь не к кому-нибудь, а именно к «пройдоше» обратился Коровьи-Ножки за помощью. Причем вовсе небескорыстный зырянин получил от Бронштейна-Троцкого в качестве вознаграждения за оказанную услугу тройку ездовых оленей, кошевку, пятьдесят рублей деньгами плюс, как и было дополнительно обусловлено в пути, полушубок, «который лучше всякого гуся». Словом, не продешевил. Это как же ему надо было обидеться на бывшего «подельника», чтобы донести, рискуя самому быть схваченным. Хоть и простоват был зырянин, но ведь не ребенок: прекрасно понимал, что арест одного из соучастников непременно повлечет за собой череду арестов. В его ли интересах? Вряд ли.
В 1910 году Кузьму Илларионовича наверняка «предал» сам виновник события — Лев Давидович Бронштейн-Троцкий. И вот как это могло случиться. Книга «Туда и обратно», изданная в 1907 году, спустя какое-то время «дошла» до Петербурга, оттуда — до Тобольска и Березова. А в городе с населением немногим более тысячи человек полиции не составило особого труда «вычислить» колоритного «зырянина- пройдоху», «пьяницу отчаянного», который «в верстах сорока от города в юртах живет», у которого «две головы» и который «на все пойдет» и непременно вывезет, «если не запьет»... Полиция без труда вычислила Никифора, припугнула его как следует, пообещав снисхождение за чистосердечное признание и раскаяние. «Пройдоша» и признался, и раскаялся, а куда было деваться? Так что упрекнуть его можно в слабости характера, но не в злонамеренном предательстве. Да и появившаяся в феврале 1919 года в газете «Тобольское народное слово» заметка косвенно подтверждает это предположение:
_«Как_известно,_товарищ_Троцкий_удачно_бежал_за_границу_вскоре_по_прибытии_в_Березов_благодаря_гуманному_отношению_местной_администрации_и_содействию_таких_бескорыстных_местных_людей,_как_гражданин_Коровъи-Ножки,_привыкших_относиться_с_каким-то_благоговением_к_деятелям_революции._По_прибытии_в_безопасное_место_Троцкий_печатно_подробно_рассказал_о_своем_генеральском_путешествии,_очень_прозрачно_описав_лиц,_содействовавших_побегу_(_подчеркнуто мной — Н.КД. _Так_Коровъи-Ножки_оказался_в_тюрьме_при_царской_власти»._
Прежде чем приступить в Гельсингфорсе к сочинению своих — надо воздать должное — увлекательных записок, Лев Давидович, как видно, хорошо продумал план обеспечения личной безопасности, но не очень хорошо подумал о последствиях издания своего труда для березовских «друзей». Впрочем, кто из политиков прошлого и нынешнего дня, думая о благе абстрактного народа, позаботился о судьбе конкретного живого человека? Так было и так есть, и, очевидно, так и будет...
К сожалению, не удалось разыскать следственное дело, из которого было бы видно, каким образом безотказный Коровьи-Ножки выкручивался из затруднительного положения. На суде его защищал известный в Тобольске адвокат В.Н. Пигнатти. (Интереснейшая личность! Член Трудовой народно-социалистической партии, юрист по образованию. В 1899 году выслан из Москвы в Тобольск под негласный надзор полиции. Здесь занимался адвокатской практикой, сотрудничал с губернским музеем, произвел первые раскопки на месте Кашлыка (Искера), являвшегося в XVI веке столицей Сибирского ханства). Он и способствовал смягчению участи своего подзащитного. Учитывая, что на иждивении у Кузьмы Илларионовича было четверо детей в возрасте от трех до десяти лет, суд приговорил его к «возможно легкому наказанию ».
А 2 июля 1910 года в Тобольске выездной сессией Омской судебной палаты разбиралось дело по обвинению бывшего исправника Евсеева в «бездействии власти». (Вскоре после побега Бронштейна-Троцкого Иринарха Владимировича Евсеева освободили от занимаемой должности и назначили архивариусом Тобольского окружного суда. Летом 1908 года он участвовал в экспедиции А.А. Дунина-Горкавича по исследованию низовьев Оби). Палата и ему вынесла оправдательный вердикт.
6. Смута
«Мы были далеки от революционных бурь...»
(Из письма Н.К. Коровина от 10.06.78)
Вскоре Кузьма Илларионович оправился от нешуточного испуга, и жизнь мало-помалу вошла в привычное русло. Он по-прежнему не покладая рук, в поте лица своего добывал хлеб насущный для большой семьи. В молодости в совершенстве овладев печным ремеслом, прирабатывал в городке выкладкой и ремонтом печей.
Война с немцем, начавшаяся в 1914 году, грозовой тучей висела в стороне, но уже коснулась своим черным крылом нескольких березовских семей, отдавших фронту сыновей и мужей. Политические же события, погромыхивавшие в Петербурге, его, по крайней мере до семнадцатого года, мало интересовали. Да и разговоров с кем бы то ни было, а в особенности со ссыльными, в потускневших было глазах которых заискрилась надежда на скорые перемены, он старательно избегал. После освобождения Евсеева от должности исправника Кузьма Илларионович, как человек совестливый, испытывал мучительное чувство вины перед незлобивым по натуре, с мягким сердцем человеком, а взамен назначенный на должность Ямзин поглядывал искоса, исподлобья. Не доверял, стало быть. (Лев Никифорович Ямзин в 1908 году из Обдорска был переведен в Березов помощником исправника, а в 1910—1917 гг. служил березовским уездным исправником).
В 1913 году жена осчастливила Кузьму Илларионовича поздним, пятым в семье, ребенком — дочерью Наташей. Тут уж не до политики, только успевай крутись! Всех пятерых обуть-одеть-накормить-напоить, в школу собрать-отправить надо исхитриться. Ладно, Александр с Николаем подросли, дома по хозяйству помогать стали: и сена корове бросят, и лошадь вычистят, напоят, в стойле и в стайке уберут, и навоз на огород вывезут... Александр ростом вышел, цепкий, ловкий — в мать! А Колька — в батю: коротышка, юркий, быстрый, как щуренок! Возле брата неотступно крутится, подражает старшему. Вся надежда на детей!
Пятидесятитрехлетний отец большого семейства собирался жить долго и основательно, если уж не с Божьей (в церковь не ходок!), то с сыновней помощью. Он собирался жить крепко, как и подобает трудолюбивому крестьянину (а если и не получается пока, так ведь семья какая — один-то надорвешься!). Но теперь-то год от году будет легче, хоть к старости облегчит долюшку жены, измученной работой да заботушкой о детях. А тут еще и он тюрьмой своей некстати добавил ей седин... Подальше бы от этих дел! До добра не доведут!
Он уходил в работу с головой, а работа, даже самая тяжелая и грязная, была ему в привычку, как лошади оглобли...
Наступил семнадцатый...
В конце февраля—начале марта горожане были взбудоражены ветром ворвавшимися в город слухами: войска в столице перешли на сторону восставшего народа, создано Временное правительство во главе с князем Львовым...
С каждым новым днем слухи обрастали немыслимыми подробностями: император Николай отрекся от престола, великий князь Михаил Александрович последовал его примеру...
Оживилась и затаившаяся было в ожидании развязки столичных событий губерния. 5 марта в Тобольске освобожден от должности губернатор Н.А. Ордовский- Танаевский, и через несколько дней губернским комиссаром Временного правительства назначен председатель Тобольского временного комитета общественного спокойствия В.Н. Пигнатти... Василий Николаевич, защитивший в девятьсот десятом Кузьму Илларионовича!
В марте в Березове, как и по всей губернии, был создан совдеп — Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. А в один из теплых первомайских дней Тихон Сенькин (Тихон Данилович Сенькин, орловский рабочий-большевик, за участие в революционных событиях 1905 года в 1906-м сослан в Обдорск, оттуда в 1909-м переправлен в Березов, где его и застали события 1917 года), кивнув приветственно при встрече, приостановился.
— Слышал новость-то, Кузьма Илларионович?
— Что за новость, Тихон?
— Троцкий в Петрограде!
— А кто он... Что? Откуда?
Сенькин рассмеялся:
— Как же ты запамятовал, Кузьма Илларионович, кого с Федором Рошковским вызволил из ссылки в девятьсот седьмом? Вот он и есть тот самый! Только что из-за границы!
— И кто же он теперь? В каком чине-должности?
— В большом, Кузьма Илларионович. В большом, если не в главном! И он себя еще покажет. В полный рост!
— Ишь ты, — хмыкнув, бормотнул Кузьма Илларионович. — Всюду старые знакомцы... Что в Петрограде, что в Тобольске.
Так в мае 1917 года в размеренную, спокойную жизнь Кузьмы Илларионовича Коровьи-Ножки нежданно-негаданно после десятилетнего забвения вернулся из галифакского «плена» пламенный вождь и трибун, автор безумной идеи «мирового пожара», супертеррорист начала века Лев Давидович Бронштейн-Троцкий...
Пройдет еще немного времени, и Кузьма Илларионович станет смотреть на разворачивающиеся в стране события его, Троцкого, глазами, следить за каждым шагом твердой и стремительной поступи кумира...
А пока, вполуха улавливая отзвуки событий, он решал семейные проблемы. Александр окончил городскую школу, и на учительском совете было решено сменить ему фамилию на более благозвучную — Коровин. Впоследствии на новую фамилию перепишется вся семья, в том числе и сам Кузьма Илларионович. А не возражал он потому, что подрастали дочери. Старшей, Анне, — двадцать первый год, невеста на выданье, а каково с такой фамилией краснеть перед ребятами? Стыдилась девушка фамилии. И что ни говори, не век же под чужой фамилией ходить, не всему же роду! Родную не вернешь, так хоть чужую чуть облагородить...
Александр окончил школу и поступил учеником на телеграф, но использоваться стал в качестве рабочего по восстановлению линии. А волна столичных беспорядков, демонстраций докатилась и до Березова. Вскоре за участие в забастовке телеграфных рабочих Александра увольняют...
— Тоже бузотер мне выискался тут! — побурчал отец, но внутренне был успокоен: уж кому-кому, а ему- то было хорошо известно, чем кончаются подобные игрища. Сколько на его веку прошло этапами! Побурчал и молвил примирительно, со вздохом: — Ладно, дома помогай, а там... А там посмотрим!
А в столице между тем происходит нечто непонятное даже для все знающего, все понимающего Сеньки- на. В июле пролилась большая кровь. Правительство сменилось...
Но самое зловещее состояло в том, что Троцкий вновь в тюрьме, в «Крестах». Впервые чувство страха перед вероятностью нового ареста и суда (чем черт не шутит!) появилось у Кузьмы Илларионовича. А тут еще Корнилов, поговаривали, снялся войском с фронта и пошел на Петроград... На своих же двинулся! Черт знает что творится!
К осени, однако, тучи разметало. Сенькин сообщил:
— Радуйся, Кузьма Илларионович, Троцкий на свободе!
Спустя месяц громом прокатилось-прогремело над Березовым, вызвав суматоху и сумятицу в умах:
— P-революция свершилась! Вр-ременное свер-ргну- то! Керенский бежал! Ленин в Петрограде! Создано Советское правительство — Совет народных комиссаров!..
— Слышь, Кузьма Илларионович, — новым сообщением встретил Тихон Сенькин. — Лев Давыдыч занял пост наркома! Растут твои знакомцы!
А однажды, как бы между прочим, вдруг поинтересовался:
— Ты, Кузьма Илларионович, сам-то не надумал в партию вступить?
— В какую, Тихон, партию?
— В нашу, разумеется... В РКП(б)! В которой Троцкий!
— Так ведь я в сторонке вроде...
— А это ведь с какого боку посмотреть! Лев Давы- дыч с нами, а вот ты — в сторонке... Непорядок это... Троцкий бы, уверен, не возразил против тебя. Надумаешь — дай знать!
...К декабрю Кузьма Илларионович надумал. С победившим Троцким в одной партии как-то поуверенней, поспокойней будет. Добро добром воздастся!
7. Большая кровь. Арест. Еще арест...
«...Власть менялась не по годам, а по месяцам.
Тут уж не до жиру, быть бы живу»
(Из письма Н.К. Коровина от 10.06.78)
Вступление в ряды РКП(б) само по себе каких- либо видимых перемен в жизнь Кузьмы Илларионовича не привнесло. Он и в восемнадцатом году, как в шестнадцатом-семнадцатом, но теперь уже в паре с безработным сыном печничал и даже по причине нехватки кирпича пробовал заняться изготовлением сырца кустарным способом. Словом, жил, как жил всегда, разве что заинтересованнее вслушивался в вести из революционного Петрограда. А вести поначалу обнадеживали: в марте Троцкий был назначен народным комиссаром по военным, чуть позднее — по морским делам. Правда, поговаривали, что не придут к согласию в вопросе о войне и мире... Ну да это дело времени, полагал Кузьма Илларионович, два большевика — Троцкий да Ильич — уж как-нибудь договорятся.
Но вот созданный в январе Березовский революционный комитет объявил о переходе власти к военнореволюционному комитету. Бывший член ревкома Сень- кин возглавил красноармейский отряд. Тревожно на душе, но страха пока нет. Нет потому, что 1—4 апреля состоявшийся в Березове Первый уездный съезд Советов провозгласил установление Советской власти...
И вновь легкое смятение: губернский центр перемещен в Тюмень, а в Тобольске красноармейцами арестован Пигнатти... Вот уж поистине судьба играет человеком! Легкое смятение, но все же не испуг — Василий Николаевич-то вывернется, уж он не пропадет!
Всерьез же испугался Кузьма Илларионович в июне.
К концу мая белочехи взяли Омск, и корпус полковника Р. Гайды двинулся на север: на Ишим и далее — на Тобольск. Декретом СНК от 12 июня объявлена мобилизация в Красную Армию.
Александр захорохорился.
— Бать, я запишусь!
— Я те запишусь! — (Придушенным шепотом). — Я вот запишусь! Ишь, чего удумал!
— Бать, ты же большевик!
— Я тебе поболыпевичу! — (С испуганной оглядкой). — Вожжами иль супонью! Так нажгу, что позабудешь... Я сказал: нишкни! И все мне!
14 июня красные оставили Тобольск, а еще через неделю и Тюмень. Власть в губернии перешла к Временному сибирскому правительству во главе с П.В. Вологодским. Оно было создано в Омске и провозгласило Декларацию «О государственной самостоятельности Сибири». В уездах восстанавливались комиссариаты, ликвидированные коммунистами. Тобольск опять стал уездным центром, а губернским комиссаром — В.Н. Пигнатти... На всей территории губернии запрещалась деятельность большевистской партии. Узнав о ликвидации Советов в Тобольске, березовские антисоветчики арестовали членов совдепа, в том числе и Сень- кина. В губернии объявлено военное положение. Но пока без стрельбы...
А где-то в стороне, особенно, по слухам, на Урале, лилась большая кровь. Белые и красные объявляют мобилизацию. Брат пошел на брата...
— Нишкни, вояка! Затаись! — шипит Кузьма Илларионович на сына.
Вот когда повздрагивал ночами!
Одна теплилась надежда: в сентябре в Петрограде создан Реввоенсовет, председателем которого стал Троцкий. «Уж он-то не допустит до большой беды. Он доберется до Тобольска-Омска! Порядок наведет!».
Увы, надеждам суждено было не скоро сбыться. В октябре Кузьма Илларионович будет арестован...
Вот что писал по этому поводу припозднившийся с выходом номер газеты «Тобольское народное слово» за февраль 1919 года:
_«Нам_сообщают_из_Березова,_что_недавно_там_был_арестован_по_доносу_добровольцев_ (вот теперь-то действительно кто-то «настучал» на Кузьму Илларионовича, только вряд ли это был зырянин Никифор — Н.К.) _гражданин_Коровьи-Ножки_только_за_то,_что_принимал_участие_в_бегстве_Бронштейна-Троцкого_из_березовской_ссылки_в_1907_году._Вскоре,_по_сношению_с_Тобольском,_его_выпустили,_но_семья_и_несчастная_жертва_бескорыстной_привязанности_к_«борцу_за_свободу»_вновь_пережили_тяжелые_минуты..._
_Нужно_быть_последовательным,_ — сообщалось далее в газете, — _и_привлечь_к_уголовной_ответственности_и_нынешнего_управляющего_Тобольской_губернией_ (точнее, губернского комиссара Временного сибирского правительства — Н.К.) _В.Н._Пигнатти,_защищавшего_когда-то_на_суде_гражданина_Коровъи-Нож-_ки_и_способствовавшего_смягчению_его_участи...»._
Таким образом, и на этот раз адвокат Пигнатти своим комиссарством невольно «защитил» Кузьму Илларионовича. Но все же избежать тюрьмы ему не удалось.
За наведение порядка взялся адмирал А.В. Колчак. В ноябре военный комиссар Временного сибирского правительства объявил себя Верховным правителем России, а уже в январе 1919 года колчаковский отряд Турнова численностью 250 человек прибыл в Березов из Омска, с комфортом разместился в здании девичьего духовного училища...
Кузьма Илларионович опять был арестован. Надолго и всерьез. Он был виновен уже в том, что «ходил в большевиках »...
Но и на этот раз не суждено ему было сгинуть в тюрьме, как сотням, тысячам расстрелянных, замученных, зарубленных, утопленных с «барж смерти». Будем справедливыми, не станем идеализировать «белое» движение. Белые, как и поныне свидетельствуют десятки братских могил и захоронений на территории бывшей губернии, охваченной огнем братоубийственной войны, зверствовали не меньше, а в иных случаях и гораздо изощреннее, чем красные.
Летом 1919 года Красная Армия перешла в наступление на Восточном фронте. 14 июля красные взяли Екатеринбург, 8 августа — Тюмень. Дивизия под командованием В.К. Блюхера 4 сентября овладела Тобольском, но, наткнувшись на неожиданно ожесточенное сопротивление речной флотилии противника, окончательно смогла взять город только 22 октября.
Вероятно, тогда и были освобождены уцелевшие тобольские узники, но в Березов Кузьма Илларионович вернулся через полгода...
Созданный в районе Демьянска—Увата партизанский отряд П.И. Лопарева (Платон Ильич Лопарев — уроженец села Самарово, участник первой мировой войны, племянник известного в Петербурге и на Обском Севере ученого-византиноведа, историка, палеографа, исследователя древнерусской литературы Хрисанфа Ме- фодьевича Лопарева. В 1937 году арестован по необоснованному обвинению и расстрелян, в 1957 году реабилитирован) и отряд Скосырева в ноябре без боя взяли Самарово, в декабре, соединившись с Северным экспедиционным отрядом А.П. Лепехина, направленным в район боевых действий с целью подчинения партизанского движения, взяли Березов и Обдорск. Отряд Турнова отступил на север и хорошо укрепился в Са- ранпауле. Бои с остатками его отряда продолжались до весны. В марте сдавшийся в плен Турнов был расстрелян, а в апреле партизаны и красноармейцы вернулись в Березов...
В июне 1920 года из Иркутской тюрьмы возвратился Тихон Сенькин и возглавил уездный военно-революционный комитет, созданный в Березове еще 2 января. Из Тобольска 20 июня вернулся Кузьма Илларионович...
Его ожидали изголодавшаяся семья, возглавляемая не по летам возмужавшим Александром, запущенное хозяйство и жена с помутненным от всего пережитого рассудком.
8. Мятеж
«В воздухе витала смерть...»
(Из письма Н.К. Коровина от 12.04.78)
Не успел Кузьма Илларионович в очередной раз прийти в себя после тобольского заточения, привести в порядок натянутые нервы, успокоить семью, как с юга стала надвигаться новая беда...
Вспыхнувший в Ишимском уезде в январе—феврале 1921 года бунт — «бессмысленный и беспощадный», по- другому и не назовешь, как бы ни хотелось кое-кому из «новых» историков представить его «справедливой крестьянской войной» под лозунгом «За Советы, но без коммунистов», — вспыхнувший бунт в считанные недели переметнулся на северные города и веси Тюменской губернии. Повсюду бунтовщиками производились жестокие расправы над коммунистами, продработниками и членами их семей. На охваченных пламенем бунта территориях объявлялись мобилизации в так называемую Народную Армию, организуемую и хорошо управляемую отнюдь не крестьянами...
6 февраля в губернии введено военное положение, а 21-го Тобольск, с полгода тому назад с неимоверными усилиями и большой кровью отбитый у колчаковцев, вновь оставлен красными. К марту пожар мятежа приблизился к Березову...
Можно ли было предотвратить развитие событий по наихудшему варианту, избежать огромных жертв как со стороны большевиков, так и со стороны мятежников? Можно. Необходимо было это сделать. Во всяком случае, наиболее дальновидные большевики на местах многое предвидели и пытались исправить положение. Так, в феврале 1921 года тогдашним председателем Березовского уездного исполкома Тихоном Сенькиным сообщалось в Тюменский губисполком, что в уезде дела плохи, как никогда: «Нет мяса, рыбные промыслы есть в очень редких местах, не хватает хлеба, «инородцы» недоедают, и тиф не может прекратиться». Не удивительно поэтому, что на стороне мятежников повсеместно оказывались, по воспоминаниям Лопарева, «лесные жители — остяки и вогулы». И уж слишком запоздало решение X съезда РКП(б) о замене продразверстки продналогом. Будь оно вынесено двумя-тремя месяцами раньше, трагедию удалось бы предотвратить.
Но в феврале—марте 1921 года красные отходили от Тобольска на север, а Березов тем временем готовился к эвакуации семей советско-партийных работников. И здесь большевики не придумали ничего лучшего, как прибегнуть к террористическим, бандитским методам самозащиты. В Березове они взяли в заложники и затем расстреляли 25 человек (по другим сведениям — 22), главным образом из купеческих семей. Только в последние год-два благодаря изысканиям В. Белобородова, А. Петрушина, Л. Набоковой и других югорских краеведов из приоткрывшихся им архивов стали известны имена несчастных жертв...
Эвакуировался и Кузьма Илларионович. Ему, в жизни никогда не занимавшему каких-либо советских и партийных постов, нужно было уходить только потому, что он числился «в большевиках», и только затем, чтобы сохранить жизни членов своей семьи.
Александра рядом уже не было. С момента прихода в Березов в апреле 1920 года красноармейского отряда Лепехина сын работал в военкомате в должности писаря-делопроизводителя. Тогда же он вступил в созданный в Березове Союз молодежи, и его кумиром стал молодой комиссар лепехинского отряда Афанасий Пунтус. Сразу после изгнания из Березова отряда Турнова в здании девичьего Духовного училища, отведенного под клуб, комсомольцами стали устраиваться спектакли. В ходе одной из постановок Пунтус, исполнявший роль, был ранен в щеку выстрелом из револьвера холостым патроном. Несмотря на серьезное ранение (револьвер был приставлен вплотную к щеке), Пунтус нашел в себе мужество доиграть роль, чем и покорил окончательно сердца березовской молодежи. В первых числах января 1921 года Александр вступил добровольцем в отряд, высланный на юг против мятежников. А надломленный неизлечимой болезнью жены Кузьма Илларионович уже не мог повлиять на решение девятнадцатилетнего сына. Главной задачей отца было удержать подле себя рвущегося вслед за старшим братом шестнадцатилетнего Николая...
Эвакуировались двумя группами. Первая под защитой красноармейцев по плану должна была отходить в Обдорск. Вторую — численностью примерно в 50 человек, состоявшую в основном из детей и женщин, в том числе и душевнобольной жены, дочерей (Анна с грудным ребенком), Николая, и уходившую через село Че- маши на Никита Ивдель (за Уралом), — возглавил Кузьма Илларионович. Помогал ему молодой и энергичный матрос с зазимовавшего в Березове катера «Орлик» Георгий Рябинин. Задача состояла в том, чтобы до подхода мятежников «проскочить» Чемаши, расположенное на Тобольском тракте, и откуда шла дорога на Никита Ивдель. И это удалось. Расстояние в 150 километров на лошадях и оленях преодолели за сутки. Избежав встречи с мятежниками, свернули с тракта и через Сарты- нью, Саранпауль после изнурительного марафона добрались до места назначения. Оттуда по железнодорожной ветке выехали в Екатеринбург, из Екатеринбурга — в Тюмень, из Тюмени, уже пароходом, прибыли в Тобольск, взятый красными 8 апреля.
В Березов эвакуированные вернулись только после того, как все Приобье — от Тобольска до Обдорска — было очищено от мятежников. Сдав партийную кассу, порученную ему на сохранение, Кузьма Илларионович стал думать, как и чем жить дальше. А подумать было о чем: жена больна, хозяйства нет — разгромлено, разграблено за время эвакуации...
А главное — от сына нет вестей.
9. Ошворская трагедия
«Александр был воспитан в духе революционной ненависти к самодержавию и эксплуататорам...»
(Из письма Н.К. Коровина от 18.04.78)
Тревога усилилась после известия о том, что в селе Чемаши, благополучно пройденном в конце марта труппой Кузьмы Илларионовича, в апреле был схвачен раненным в ногу и затем казнен мятежниками Тихон Сенькин. Его изуродованный пытками труп впоследствии перевезли в Березов и с подобающими почестями захоронили в центре города на высоком берегу Сосьвы.
В доме Кузьмы Илларионовича стали часто бывать гости. С приезжими из Тобольска советскими и партийными работниками он подолгу вел разговоры, в которые, однако, не допускал домочадцев. Но семья не могла не заметить, что после каждой такой встречи он становился еще более хмурым и замкнутым.
Однажды, будучи особенно расстроенным, во время зашедшего разговора об Александре Кузьма Илларионович вдруг коротко сказал:
— Александра нет. Он убит в бою под Ошворами...
Встал и ушел.
Подробностей гибели Александра семья долго не знала. Но Кузьме Илларионовичу, очевидно, было известно намного больше того, что сказал, однако до конца дней своих он скрывал от родных страшную правду.
До сего времени у краеведов нет единой. версии ошворской трагедии. Так, в недавно изданной в Санкт- Петербурге книге бывшей заведующей Березовским краеведческим музеем, ныне жительницы Ярославля Ираиды Шабалиной « Березов » этому эпизоду отведено всего несколько строк, причем весьма неубедительных. Указывается, например, что «отступавший под натиском «кулацко-эсеровских» мятежников в феврале 1921 года отряд», в составе которого «были женщины и подростки из созданного в Березове Союза молодежи, одетые плохо, из оружия на всех 16 берданок, близ деревни Ошворы был разбит, 36 человек расстреляны и брошены в прорубь».
Восстановим последовательность событий тех дней.
По воспоминаниям Николая Кузьмича, Александр принимал участие в боях под Самарово. Но прибывший из Березова отряд Данилова, в состав которого Александр, очевидно, и входил, совместно с самаровским отрядом самообороны приняв бой с мятежниками у села Реполово, отступил на север. В Березов отряд вошел уже после ухода группы, возглавляемой Кузьмой Илларионовичем, поэтому семья перед эвакуацией с Александром и не увиделась. Здесь спешно перегруппированный отряд расстрелял заложников и 21 марта двинулся дальше на север, прикрывая теперь уже ту, первую, березовскую группу, которой, мы помним, надлежало отступить в Обдорск и в состав которой, разумеется, входили «женщины и подростки из созданного в Березове Союза молодежи». Подчеркиваю: в состав группы эвакуированных, а не в состав красноармейского отряда.
Но березовские власти, принявшие решение об эвакуации группы в Обдорск, по-видимому, не предполагали, что и там 17 марта вспыхнет мятеж. Загадкой остается одно: почему о нем не предупредили отправлявшихся туда эвакуированных? Не смогли? Не успели? Понадеялись на то, что обдорский мятеж легко и скоро будет подавлен? Действительно, он будет подавлен через полторы-две недели, но 1 апреля мятежники вновь возьмут город...
Березовские эвакуированные и бойцы сопровождавшего их отряда, едва приблизившись к Обдорску, вынуждены были в спешном порядке, без передышки, начинать новый отход. В конце марта от Обдорска отступили три отряда. Отряду Протасова предстояло уйти в Ямальскую тундру, отрядам Хорохорина и Сосунова — за Урал. Но отряд Сосунова дошел только до Ошвор...
Летом 1927 года Николай Кузьмич Коровин встретит в Самарово на пароходе окруженного толпой призывников зырянина со следами многочисленных заживших ран на бритой голове. Он представится единственно уцелевшим участником ошворской трагедии и расскажет, как все произошло.
Это случилось в начале апреля (но не в феврале, как считает И. Шабалина). Основная группа измотанных многодневными переходами эвакуированных уже вышла из села, когда в него вошли прикрывавшие их отход бойцы не менее измотанного и обескровленного в боях отряда Сосунова. Заметив, что в окрестном лесу поднимаются столбы дымов, красноармейцы поинтересовались у местных жителей, что они означают. Группа зырянской молодежи, представившейся комсомольцами, объяснила, что это оленеводы жгут костры, и вызвалась охранять отдых бойцов. Те, на беду, поверили и согласились. Тем временем настигшие отряд мятежники, наведенные «зырянскими комсомольцами», окружили село и к ночи напали на спящих. По словам зырянина, погибло не менее 70 красноармейцев и часть оставшихся с ними эвакуированных. Причем схваченных врасплох сперва казнили: кололи штыками, рубили шашками, а затем расстреливали или живыми топили в прорубях. Уничтожили всех. «Недозарубленного», «недозастреленного» зырянина наутро подобрала сердобольная старуха зырянка, спрятала его в бане и выходила.
10. В гостях у наркома
«В 1923 году председатель Реввоенсовета лично наградил нашего отца»
(Из письма Н.К. Коровина от 12.04.78)
Следует воздать должное Бронштейну-Троцкому: он не забывал «маленьких» людей, оказавших ему посильную помощь в его скитаниях по ссылкам. В книге «Моя жизнь» Лев Давидович тепло вспоминал об одном из таких «маленьких», служившем надзирателем («дежурным помощником») петербургской «предварилки»:
_«Один_из_них,_уже_пожилой,_особенно_благоволил_к_нам._Я_подарил_ему,_по_его_просьбе,_свою_книгу_и_свою_карточку_с_надписью._«У_меня_дочери_курсистки»,_ — _шептал_он_с_восторгом_и_таинственно_подмигивал..._Я_встретился_с_ним_при_советской_власти_и_сделал_для_него,_что_мог,_в_те_голодные_годы»._
Помнил Лев Давидович и бескорыстного березовского гражданина Коровьи-Ножки...
_«После_Октябрьской_революции_Козья_Ножка_не_скоро_узнал,_что_это_именно_мне_он_помог_бежать_десять_лет_перед_тем._Только_в_1923_г._он_приехал_ко_мне_в_Москву,_и_встреча_наша_была_горяча._Его_облачили_в_парадное_красноармейское_обмундирование,_водили_по_театрам,_снабдили_граммофоном_и_другими_подарками...»._
Нетрудно представить себе потрясение 63-летнего Кузьмы Илларионовича, еще не обретшего душевного покоя после трагической гибели старшего сына, уставшего от нескончаемых тревог и треволнений, когда в сентябре 1923 года Тобольская партийная организация (а в 1923-м Березов отнесен к Тобольскому району созданной Уральской области) оповестила его о том, что он вызывается в Реввоенсовет. Наверняка испытал состояние, близкое тому, что испытывал хорохористый печник, из известного стихотворения Твардовского, неожиданно вызванный к Ленину. Правда, Кузьма Илларионович к тому времени уже знал, что председатель Реввоенсовета — это и есть тот самый молодой красавец в пенсне, которого в девятьсот седьмом году он, можно сказать, вернул революции...
И все же — с тех пор прошло шестнадцать лет! Сколько воды утекло! Сколько самых неожиданных, трагических событий позади! И как порою на глазах неузнаваемо меняются люди! К добру ли вызов? К худу ли? Что там на уме у Троцкого?.. Натерпелся страху.
10 октября Кузьма Илларионович был представлен председателю Реввоенсовета. О том, что «встреча была горяча», мы уже знаем, но о том, что творилось в перепуганной душе «маленького человечка» из захолустного Березова, остается только догадываться...
Позиции Троцкого к моменту встречи с Коровьи- Ножки (к тому времени — Коровиным), то есть к октябрю 1923 года, несколько пошатнулись. От активной политической деятельности отошел Ленин. В июле был ликвидирован наркомат по делам национальностей, и уже до мая 1941 года Сталин занимал пост Генерального секретаря ЦК партии. А ведь еще 24 декабря 1922 года Ленин продиктовал свое «предупреждение»:
_«Я_думаю,_что_основным_в_вопросе_устойчивости_(ЦК_—_Н.К.)_с_этой_точки_зрения_являются_такие_члены_ЦК,_как_Сталин_и_Троцкий._Отношения_между_ними,_по-моему,_составляют_большую_половину_опасности..._раскола...»._
Летом и осенью полем борьбы с Зиновьевым, Каменевым и Сталиным стал анализ известной ситуации в Германии. В сентябре 1923 года Троцкий выступил с резкой критикой положения в партии и стране, подчеркивая опасность отрыва партаппарата от масс и отсутствие твердого курса в экономике...
И все же 44-летний Троцкий был еще в силе и славе.
В этой связи интересно воспоминание бывшего меньшевика Либермана (в публикации Ю. Помпеева), в начале 20-х годов возглавлявшего «Северолес» и часто общавшегося с председателем Реввоенсовета:
_«Попасть_к_Троцкому_было_гораздо_сложнее,_чем_к_Ленину._Приходилось_пройти_через_пять_комнат,_где_у_дверей_находились_щегольски_одетые_военные._Наконец_я_очутился_перед_большим_столом_со_всеми_атрибутами_стола_министра._Передо_мной_сидел_начальник_Революционного_Военного_Совета_Троцкий._Во_всех_его_движениях_и_словах_заметно_было,_что_он_великий_человек._В_то_время,_как_от_Ленина_веяло_простотой,_от_Троцкого_исходили_холод_и_надменная_формальность»_ .
Еще одна цитата из Либермана:
_«Зачесанные_назад_густые,_упрямые_волосы,_черные_с_проседью;_подстриженная_клинообразная_бородка;_хорошо_скроенный_полувоенный_костюм_цвета_хаки;_высокие_сапоги_офицерского_образца;_нервные,_с_удлиненными_пальцами_руки;_жесткие_умные_глаза_и_пенсне._Широкий_письменный_стол,_уставленный_множеством_всяких_письменных_принадлежностей,_давали_почувствовать_всякому_посетителю_пафос_дистанции...»._
Надо думать, «пафос дистанции» Кузьма Илларионович прочувствовал куда более остро, чем товарищ Либерман. Ибо перед «великим человеком» предстал маленький, в прямом и переносном смысле, человечек (росту в нем было не более полутора метров) на кривых, не гнущихся в коленях от робости ногах, с клинообразной же, но белой жиденькой бородкой, с мягкой щеточкой усов и серыми умными глазами на мертвенно-бледном, окаменелом от волнения лице...
Нам опять-таки остается только предполагать, о чем беседовали эти два человека. Вспомнили, разумеется, общих знакомых: Евсеева, Рошковского, «пройдошу»... Последнего — недобрым словом. Троцкий вкратце рассказал о благополучном завершении тогдашнего побега, Кузьма Илларионович поведал о превратностях судьбы.
Чрезмерно занятый решением архиважных государственных задач, Троцкий позволил себе времени на общение ровно столько, сколько нужно, чтобы не обидеть человека невниманием, но распорядился «показать» Москву, что и было выполнено с честью. Гостю показали и Москву, и магазины, и музеи, и театр... А перед отъездом одарили граммофоном, охотничьим двуствольным ружьем, именными часами, комплектом парадного красноармейского обмундирования, в коем он на обратном пути позировал фотографам Тюмени и Тобольска, и позолоченной чашей, которой, в отличие от ружья, суждено будет громко «выстрелить» в тридцать седьмом...
Но главное — вручили удостоверение следующего содержания:
_«Народный_комиссар_по_военным_и_морским_делам._
_10_октября_1923_г._
_Удостоверение_№_2380._
_Предъявитель_сего_Кузьма_Илларионович_Коровин_ — _старый_друг_революционеров,_оказывавший_им_неоднократно_крайне_важные_услуги_в_смысле_побегов_из_ссылки_и_прочее._В_частности,_мой_побег_из_Березова_был_организован_т._Коровиным,_который_поплатился_за_это_тюрьмой,_а_позднее,_при_белых,_едва_не_поплатился_жизнью._
_Старший_сын_Коровина_убит_белыми_во_время_гражданской_войны._Прошу_всех_товарищей,_во_внимание_к_заслугам_т._Коровина_перед_революцией,_оказывать_ему_в_необходимых_случаях_содействие._
_Председатель_Реввоенсовета._
_Подпись._
_Печать»._
Из всех документов отца у Николая Кузьмича останется на память лишь эта пожелтевшая, с подклеенными сгибами бумажка...
11. Низвержение кумира
«Вскоре после возвращения в Березов отец заболел...»
(Из письма Н.К. Коровина от 21.10.78)
В то время, когда осчастливленный радушным приемом Кузьма Илларионович возвращался в Березов, а возвращение с торжественными встречами и проводами по всему пути следования затянулось едва ли не на полмесяца, в кабинете председателя Реввоенсовета день ото дня становилось жарче. И атмосферу вокруг себя Троцкий накалял собственноручно — письмами в ЦК. В одном из них, подписанном за два дня до «горячей встречи» — 8 октября 1923 года, он писал:
_«...Объективные_трудности_развития_очень_велики._Но_они_не_облегчаются,_а_усугубляются_в_корне_неправильным_партийным_режимом;_перенесением_внимания_с_творческих_задач_на_внутрипартийную_группировку;_искусственным_отбором_работников,_сплошь_и_рядом_не_считающихся_с_их_партийным_и_советским_весом;_заменой_авторитетного_и_компетентного_руководства_формальными_приказами,_рассчитанными_только_на_пассивную_дисциплину_всех_и_каждого»_._
Серьезный вызов даже по тем «демократическим» партийным временам!
Более того, 24 октября — не успел Кузьма Илларионович прибыть в Березов, — Троцкий подписал свое второе знаменитое письмо в ЦК. Выражаясь на современном политическом сленге, перешел в решительное «осеннее наступление», навязав оппонентам дискуссию по хозяйственной политике и внутрипартийной жизни. Низовая «партийная масса», естественно, была взбудоражена эдаким дуплетом. Но вскоре объединенный Пленум ЦК и ЦКК РКП(б), рассмотрев вопрос «О внутрипартийном положении в связи с письмами Троцкого», признал его выступления «несвоевременными». Виновник переполоха вроде бы и согласился с такой оценкой, но всего лишь через полтора месяца, 11 декабря, «выстрелил» в газете «Правда» статьей «Новый курс», т.е. опять «полез на рожон»: на этот раз в развитие законченной, казалось бы, дискуссии затронул проблему поколений в партии. Сталин 15 декабря ответил статьей «О дискуссии, о Рафаиле, о статьях Преображенского и Сапронова и о письме Троцкого». И вновь председатель Реввоенсовета потерпел поражение: в январе 1924 года принятой XIII партийной конференцией резолюцией «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии» платформа троцкистов была осуждена.
Дальше — больше. Троцкий терпит поражение по всем «фронтам».
11—19 января 1924 года он не смог из-за болезни принять участие в заседании Президиума Исполкома Коминтерна, но вместе с Пятаковым отдал свой голос за тезисы Радека (по вопросу о причинах поражения так называемого «германского Октября» 1923 года). Однако большинством голосов Президиум принял за основу зиновьевскую линию на преодоление «правого уклона» в КПГ...
И июне—июле 1924 года делегаты компартий на V конгрессе Коминтерна практически единодушно осудили троцкистскую оппозицию как «мелкобуржуазный уклон...».
Что же Троцкий? А он после кратковременного перерыва, вызванного, должно быть, необходимостью «отряхнуться» от навешанных на него ярлыков и обвинений и собраться с мыслями после поражения в непрерывных дискуссиях «горячей» осени двадцать третьего и не менее «горячих» зимы и лета двадцать четвертого, в сентябре, находясь в Кисловодске, «выстрелил» дерзкой статьей «Уроки Октября», в которой безоглядно нарывался на новый скандал: поднял вопрос о полусоглашательской тактике Каменева и Сталина в феврале—марте и о поведении тех же Каменева с Зиновьевым в октябре семнадцатого года! И это в то время, когда в центре дискуссии партии стоял вопрос о «социализме в одной стране», т.е., по существу, терпела поражение его знаменитая стратегия «перманентной революции»...
В конце концов случилось то, что по всем правилам и условиям политической борьбы и должно было случиться: в январе 1925 года Пленум ЦК партии освободил Троцкого от должности председателя Реввоенсовета.
Подковерные интриги всех более-менее значительных кремлевских перемещений как в прошлом, так и в настоящем современнику, вероятно, так и не удастся распутать до конца, да и, слава Богу, далеко не каждого они интересуют, но в нашем случае любопытно утверждение по поводу отстранения Троцкого от власти доктора исторических наук Н.А. Васецкого. В своем предисловии «Л.Д. Троцкий: политический портрет» к книге Льва Давидовича «К истории русской революции» он пишет:
_«В_борьбе_с_Троцким_ — _в_нарушение_Устава_партии_ — _в_Политбюро_и_ЦК_создавались_компактные_группы,_которые,_прежде_чем_вынести_вопрос_на_обсуждение_полномочного_органа_партии,_принимали_по_нему_решение_в_своем_узком_кругу._Так,_в_1923_— _1925_гг._были_созданы_сперва_«тройка»_(Сталин,_Зиновьев_и_Каменев),_затем_«семерка»_(шесть_членов_Политбюро_ — _Сталин,_Каменев,_Зиновьев,_Рыков,_Томский,_Бухарин,_то_есть_все,_кроме_Троцкого,_и_плюс_еще_председатель_ЦКК_ВКП(б_)_Куйбышев_),_представлявшие_тайное_Политбюро._Имелись_и_кандидаты_в_такое_Политбюро_ — _Молотов,_Калинин,_Рудзутак,_Дзержинский_и_другие»._
Не могу сказать, из каких источников вытекает данное утверждение Васецкого, но в этой связи не таким уж и абсурдным покажется заявление самого Троцкого, содержащееся в секретном письме в Политбюро ЦК ВКП(б) и в Президиум ЦКК от 4 января 1932 года из Кадыкея в публикации Ю. Фелыптинского:
_«...Вопрос_о_террористической_расправе_над_автором_настоящего_письма_ставился_Сталиным_задолго_до_Туркула_ ("Троцкому сообщили, что бывший генерал русской армии А.В. Туркул планировал организовать на него покушение — Ю.ФД: _в_1924_—_1925_гг._Сталин_взвешивал_на_узком_совещании_(_подчеркнуто мной — Н.К.,) _доводы_ «за» _и_ «против_»._Доводы_ «за» _были_ясны_и_очевидны._Главный_довод_ «против» _был_таков:_слишком_много_есть_молодых_самоотверженных_троцкистов,_которые_могут_ответить_контртеррористическими_актами._
_Вопрос_в_1925_году_был_снят;_как_показывают_нынешние_события_ — _только_отложен...»._
Так или иначе, но менее чем через два года — в октябре 1926-го — Троцкий будет выведен из состава Политбюро...
Еще через год — в октябре 1927-го — исключен из состава ЦК ВКП(б)...
14 ноября — в десятую годовщину Октября — из членов партии.
В начале 1928-го окажется в новой — алма-атинской — политической ссылке...
18 января 1929-го — коллегия ОГПУ примет решение о высылке Троцкого за пределы СССР...
Все это произойдет после 1925 года. А в конце 1923- го—начале 1925 гг. Кузьма Илларионович Коровин после каждого известия об очередном выпаде кумира все более мрачнел и съеживался...
12. Смерть
«Мой отец был безбожником...»
(Из письма Н.К. Коровина от 10.06.78)
А в Сибирь неиссякаемым потоком шли ссыльные...
_«Республика_не_может_быть_жалостлива_к_преступникам,_ — писал еще в 1921 году в ЦК РКП(б) «Железный Феликс». — _Ими_должны_заселяться_пустынные,_бездорожные_местности_ — _на_Печоре,_в_Березове,_в_Обдорске_и_прочих»._
Если б только преступники! Недобитки-мятежники, к примеру, к которым у Кузьмы Илларионовича не было ни жалости, ни сострадания. Вставший под ружье не может уповать на милость.
Но если до семнадцатого года ему было ясно, что политические, следовавшие в ссылку, к каким бы партиям они ни принадлежали, — враги самодержавия, и точка, то после семнадцатого стало непонятно, почему члены тех же партий оказались вдруг по разные стороны баррикад с победившими самодержавие большевиками. На его глазах шли в Сибирь этапами кадеты и эсеры, меньшевики и анархисты, дашнаки, мусаватисты...
«Что там происходит?». Со всевозрастающей тревогой Кузьма Илларионович вслушивался в отзвуки нешуточных кремлевских баталий. Он не знал, не понимал да и в силу недостатка образования не мог вникнуть в завуалированные от «широких партийных масс» истинные причины происходящего в Москве...
В январе 1924-го умер Ленин.
После назначения на должность председателя Реввоенсовета Республики М.В. Фрунзе тихо, по одному, смещены со своих постов все соратники Троцкого...
Звезда кумира закатилась.
И как мужичок «рассудительный», сметливый, Кузьма Илларионович интуитивно предугадывал, к чему может привести борьба с Троцким и с теми, кого с недавних пор повсеместно стали называть «троцкистами». Не кончится ли тем, что вслед за сосланными ранее пойдут большевики? «Правый» большевик сошлет в Сибирь большевика «неправого»? Кто скажет, кто заручится, что в ссылку или в тюрьмы не пойдут «троцкисты»? И он, Кузьма Илларионович, окажется в их числе. А как же не окажется, если и бумажка на руках от Троцкого. С подписью. С печатью. И ружье дареное. И граммофон. И ваза... Не отговоришься, не отвертишься. Вот ведь угораздило не вовремя отметиться! То-то и в райкоме кое-кто уже посматривает косо, как Ямзин в девятьсот десятом... А ведь все свои, знают как облупленного!
Что, если страхи не напрасны? И помощь Троцкому в седьмом году, и суды-аресты, и поездка в Реввоенсовет — все обернется доказательствами его несуществующей вины. А что натерпелся, нахлебался до ноздрей, жену довел до умопомрачения, старшего сгубил в этой мясорубке — кто примет в зачет?
«Матерь пресвятая Богородица, даром, что безбожник, на колени встану — спаси и сохрани... Спаси и сохрани мя, грешного!».
Летом 1925 года Кузьма Илларионович умер.
У гроба с телом «друга революционеров» был выставлен почетный караул из коммунистов и комсомольцев. Похоронили Кузьму Илларионовича рядом с большевиком Тихоном Сенькиным на высоком берегу Сосьвы, где, по свидетельствам краеведов, в петровские времена стояли пушки. Менее чем через десять лет к этим двум могилам добавится третья — братская, в которой будут похоронены жертвы так называемого «казымского восстания».
...А о том, как «выстрелила» подаренная в 1923 году Троцким позолоченная чаша, рассказала в своей книге «Березов» И. Шабалина. Чаша в тридцатые годы каким-то образом оказалась в райкоме партии и использовалась там в качестве пепельницы. С точки зрения энкавэдэшников, повсеместно выискивавших в то время затаенных троцкистов, более доказательной улики против тогдашнего секретаря райкома партии Степанова нельзя было и придумать. Пришлось ему поплатиться за «очевидную связь» с троцкистско-зино- вьевским блоком.
13. P.S.
«В день смерти отца возник пожар, угрожавший уничтожением городу»
(Из письма Н.К. Коровина от 12.04.78)
По поводу совпадений дат дня своего рождения с днем Октябрьской революции (25 октября) и года своего рождения с годом рождения будущего непримиримого оппонента Сталина (1879) Троцкий когда-то высказался, что, в отличие от «мистиков и пифагорейцев», не видит особого смысла в этих чисто случайных совпадениях и потому не придает им значения.
И он по-своему прав.
Как по-своему прав и тот, кто, не будучи мистиком и пифагорейцем, все же усмотрит в череде несчастий «революционной» поневоле семьи Голицына—Коровьи- Ножки—Коровина некий мистический смысл возмездия сыновьям за грехи отцов, а в пожаре, возникшем в Березове в день смерти Кузьмы Илларионовича, — если не символический отсвет несбывшегося, к счастью для человечества, «пожара мировой революции», то, дай-то Бог, символ очистительного огня.