Казематы его крепостей том 2
Братство сорок первого года
Июнь 1993 года.
Оставшиеся в живых, уцелевшие
выпускники 1941 года школы № 1 г. Тюмени
начали длительную кампанию за увековечение
памяти своих погибших товарищей и победили.
А предыстория такова.
* * *
Ему девятый десяток. Он набирает номер телефона, звонит своему давнему ученику:
– Миша, готов список выпуска сорок первого года?
...Он окончил Ленинградский областной педагогический институт, Петр Юлианович Хайновский, заслуженный учитель школы РСФСР. В 1938 году приехал в Тюмень и был назначен заведующим учебной частью школы № 1 – одной из лучших в городе. Он стал ее памятью, Петр Юлианович – завуч с 1936 по 1945 год...
В телефонной трубке раздается ответный голос. Хайновский кивает головой, и чувствуется – он считает, вспоминает лица. Сорок первый год! Беда объединила людей в ту годину узами прочнее родства и до сих пор держит их вместе. Они – учителя и ученики – собираются через каждые пять лет в городе их юности из Москвы и Омска, из Свердловска и Алма-Аты, из многих других городов, фотографируются у здания своей школы, у Вечного огня, и встают в их воспоминаниях имена и даты, события, дни школьной жизни.
* * *
В те годы школа была для ребят вторым домом, огонь в ее окнах не гас до глубокой ночи. Что там творилось, что задумывалось? На лето сорок первого года планировалось грандиозное событие – велопробег Тюмень-Москва. Военрук Алексей Васильевич Кобелев прочитал в «Учительской газете» об отлично поставленной оборонной работе в 324-й московской школе. У Алексея Васильевича была мечта стать учителем географии, но после службы в армии красноармейца Кобелева направили в тюменскую школу № 1 учить ребят военному делу. Хоть о том и не рекомендовалось говорить вслух, но многие понимали, что война надвигается. И военрук методично гонял ребят на тактических занятиях, не давал поблажек на строевой, был придирчив при изучении материальной части пулемета и винтовки. В подвале школы работали любимые ребячьи кружки – ПВХО и «Ворошиловский стрелок».
Педагоги нет-нет да ворчали: «Вы полагаете, самый главный предмет в школе – стрельба из винтовки?». И он подумал, прочитав о московской школе: «Неужели у нас хуже? – Написал в Москву: «Вызываем на соревнование». Москва с ответом не задержалась: «Вызов принимаем!». Велопробег был задуман с тем, чтобы соревнование по солдатской выносливости, сноровке, по противовоздушной, химической обороне и по стрельбе было проведено в столице. Военрук наметил взять с собой лучших из лучших: Толю Федюнинского, Виктора Худякова, Фаю Киеву, Иду Злобину...
Новый год по традиции ученики встречали в школе. И вот смолкла музыка, остановились танцующие пары, на сцену вышел завуч со своими старыми карманными часами на ладони, помедлил мгновение и, щелкнув крышкой, пилястрами, поднял глаза на зал:
– С новым годом, товарищи! С новым счастьем! Они действительно были товарищами.
Беспрекословность математика Хайновского обрастала легендами, но и добрее, казалось, не было человека в школе. Учительница химии Варвара Васильевна Крапина по требовательности даже превосходила Петра Юлиановича, но ребят было не отлепить от нее, она всегда была среди них. Она не только руководила школьной самодеятельностью, но и сама участвовала в ней. Математик Евгения Андреевна Гончар в совершенстве владела своим предметом и методикой обучения, неоднократно получала благодарности от ведущих вузов страны за отличную подготовку абитуриентов, беззаветно отдавалась своей работе не только как предметник, но и как классный руководитель. Математик Мария Дмитриевна Каштанова вникала во все стороны жизни своих учеников. Они считали ее своей второй матерью. В военные годы она оставляла своих детей на попечение друзей и ехала со школьниками на уборку урожая в колхозы области на длительное время. Очень добрый и внимательный человек историк Серафима Ивановна Кубасова. Ее скромность граничила с застенчивостью. Молодой преподаватель труда и физкультуры Павел Александрович Иоанидис не только в школе, но и во всем городе вел большую работу по своей специальности. Впоследствии он стал заслуженным учителем школы РСФСР. Самым ярким преподавательским талантом обладала Надежда Николаевна Семовских – учительница географии. На ее уроки ходили и учителя – столь образно, наглядно она преподавала свой предмет... Петр Юлианович щелкнул крышкой часов, поднял глаза на зал:
– С Новым годом, товарищи! С новым счастьем!
Зал зааплодировал, от счастья запрыгал на месте – юность торопит время. Заиграл вальс, и пары закружились в новый, сорок первый год.
«Мне вспоминается старенький велосипед отца – единственный во всей Зареке. Отец давал мне на нем покататься. За мной тогда выстраивалась очередь моих друзей – каждому хотелось испытать, что это такое. Скудные в те годы материальные возможности были и у наших родителей, и у страны. Но мы жили жизнью, наполненной до краев делами, планами, чувствами: первые пятилетки, гражданская война в Испании, челюскинцы, полеты наших летчиков через Северный полюс, бои у Халхин-Гола и озера Хасан. Я занимался в музыкальном кружке и шахматами. Мои друзья – в драматическом. Выступали с концертами на предприятиях, в селах, ездили на смотры самодеятельности в Новосибирск, Омск, Свердловск, много времени отдавали физкультуре. Заводилой спортивных дел у нас в школе был Виктор Худяков. Когда старшие наши друзья комсомольцы готовились к Х съезду ВЛКСМ – это 1936 год, – пионеры решили подготовить свои подарки.
Построили педальный автомобиль, начали сдавать нормы на значок «Юный ворошиловский стрелок», пошли работать с октябрятами». (Из воспоминаний Николая Константиновича Моношкина – одного из тех, кто встречал Новый, сорок первый, год в ту ночь в актовом зале первой тюменской школы).
«Я со своими пионерами провела два похода на плотах по реке Пышме. Сколько тут было романтики! В пионерский лагерь к нам приходили Валентин Филатов, Виктор Худяков, Владислав Хилькевич – за тридцать километров пешком, покупаться и порыбачить. Тогда было большое половодье. У меня в отряде заболела девочка. Владик Хилькевич вплавь, держа в одной руке свою одежду, отправился за градусником в деревню Онохино – не менее двух километров. Таким же образом плыл обратно. Тем же летом наш десятый класс совершил переход на плотах Тюмень – Тобольск, зимой – лыжный переход Тюмень – Ялуторовск...» (Из воспоминаний Натальи Андриановны Тарасовой).
Июнь. Выпускные торжества. Гулянья в Гилевской роще.
Надежды и планы. Распахнутое будущее.
22 июня поздно ночью Петра Юлиановича вызвали в горком партии, приказали срочно эвакуировать первую школу на базу двадцать пятой, освободить здание под госпиталь.
Первой школы не стало. Ныне ее номер принадлежит другой школе, а здание – университету.
* * *
В Тюмень пошли треугольники солдатских писем. И первый их адресат – мамы.
«13.8.42. Здравствуй, дорогая моя мама Тома! Наконец нахожусь на фронте, через несколько минут едем на исходную, там буду 1–2 часа – и в бой. Понесу гибель на своей тяжелой машине немецким ордам!... (густо вымарано военной цензурой) перешел в наступление, смотри по газетам! Немцы несут большие потери. Пишу под грохот, бомбежку самолетов... Вверх летят немецкие блиндажи, проволочные заграждения, наши перешли в наступление!.. Машины готовы, люди ждут боевого приказа. В моем распоряжении очень мало времени, поэтому я пишу очень кратко... Обо мне не беспокойся. Я пока ничем не обижен. Всегда одет, обут. Воспитываю, обучаю людей, которых мне вручило командование. От папы пока нет ничего... Передавай привет знакомым преподавателям, привет Томе. Крепко целую. Ваш сын Владимир».
Владимир с детства мечтал стать военным, вступить в отцовское стремя, как он любил говорить: отец в конце двадцатых годов командовал кавалерийским эскадроном. Но Владимира влекла боевая техника, еще до выпускных экзаменов он послал запрос в Ленинградское Краснознаменное артиллерийское училище имени Красного Октября: может ли быть в него зачислен? И получит ответ: может. Но в военное время во внимание берутся лишь потребности войны. Владимир Могилев был направлен в Ульяновское танковое училище имени В. И. Ленина. Владимир писал это письмо матери и сестре перед первым своим боем, не зная, что первый бой для него будет последним.
«...23 февраля 1942 года. Здравствуй, мама! Вот уже месяц, как я на фронте... С опозданием, правда, но поздравляю тебя с 41-й годовщиной твоего рождения. Желаю прожить еще десятка три-четыре и 42-ю годовщину встретить со всеми членами нашей семьи. Я живу хорошо... Слушаем разрывы снарядов и дробь очередей. В общем, весело... Надеюсь, скоро, после победы, встретимся и опять заживем хорошо и дружно. Это уже не так далеко... крепко всех целую. Ваш Виктор».
Виктор Худяков мечтал стать летчиком. В 9-10-м классах занимался в авиационном кружке при аэроклубе. Но та же военная необходимость сделала его курсантом Томского артиллерийского училища. В феврале 1942 года он прибыл в 332–й артиллерийский полк, в его рядах освобождал Оршу, Минск, Литву, Польшу, участвовал в боях на территории Восточной Пруссии.
«9.8.43... Сейчас у нас бои. Время напряженное. Писать особенно некогда. Но не писать я, конечно, не могу. За два дня подавил 4 батареи, 1 минометную батарею, 2 ручных пулемета. За это получил орден Красной Звезды прямо на поле боя...»
«14.1.44. Пишу тебе письмо, не дождавшись ответа. Что-то уже несколько дней от тебя нет писем. Уж не больна ли? Ну я живу хорошо. Присвоили мне новое звание – капитан, ты все пишешь лейтенант да лейтенант...».
«5.8.44. Как ты уже знаешь, у нас произошли большие изменения. Я сейчас воюю в Польше. Скоро войдем на территорию Германии. Здоровье и настроение хорошее, представлен к третьей награде. Как там у вас идет жизнь?»
В августе 1945 года Валентина Ивановна Худякова получила письмо из той же войсковой части 06535, но уже не от сына.
«...Командование и личный состав извещают вас о присвоении вашему сыну Виктору Леонидовичу посмертно звания Героя Советского Союза (Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 29 июня 1945 года)».
Десятый «А», десятый «Б», десятый «В» – три десятых класса сорок первого года.
– Сколько ушло в сорок первом?
– Сорок два.
– А сколько вернулось?
– Двадцать три.
Им еще повезло. «...Их, рожденных в 1922–1925 гг., вернулось с войны лишь трое на сотню» («Правда» от 16 августа 1979 г. «По праву памяти». В. Быков). Ученики десятых классов первой тюменской – 1923-1924 гг. рождения.
Им еще повезло.
Но приходит Миша – Михаил Григорьевич Абрамов, один из этого выпуска, – раскрывает тетрадь со скорбным списком, и не поворачивается язык произнести эти слова: «Им повезло».
Эти имена будут выбиты на памятнике выпускникам первой школы, погибшим на фронтах Великой Отечественной.
ДЕСЯТЫЙ «А»– Андреев Михаил, Волков Виктор, Казанцева Вероника, Коверко Николай, Липкович Лазарь, Могилев Владимир, Сысолятин Валентин.
Не у всех прослежен фронтовой путь до последней черты.
Медсестра Вероника Казанцева была расстреляна с самолета при нападении фашистской авиации на ее госпиталь.
Воздушный стрелок Лазарь Липкович погиб в бою. Он мог не идти в этот полет, его самолет только что вернулся с выполнения боевого задания, но в другом экипаже заболел товарищ, и он занял его место.
Танк лейтенанта Владимира Могилева был подбит, командир приказал покинуть поврежденную машину, но Владимир не вышел из боя. В Тюмень к его матери, Анне Тимофеевне, вслед за извещением-похоронкой: «Ваш муж, майор Могилев, пал смертью храбрых...» – пришло: «Ваш сын, лейтенант Могилев, пал смертью храбрых...»
ДЕСЯТЫЙ «Б» –Билас Игнат, Глумов Владик, Марандин Аркадий, Сапожников Павел, Хилькевич Владислав, Худяков Виктор.
Первого февраля 1945 года капитан Худяков в Восточной Пруссии провел свою батарею через шестнадцатикилометровую полосу прорыва, его батарейцы поддерживали пехоту, действующую во вражеском тылу. Противник перешел в контрнаступление, восемь суток батарея Худякова отбивала непрерывные атаки. Получив приказ на выход из окружения, капитан целые сутки вел батарею через огневой заслон врага. Перед самым передним краем она приняла еще один бой. Он оказался последним для ее командира...
«21 марта 1943 г. Южный фронт. Здравствуйте, Эдуард Карлович! С приветом к вам товарищ Владислава по училищу и фронту Попов Алексей. Написанное будет слишком тяжелым... Владислава, к сожалению, вы больше не увидите... Мы, автоматчики, разбились на две группы. Я попал в левую группу, Владислав – в правую... К ночи мы с трудом выбрались к нашей части, а группы, которая свернула вправо, не было... На следующий день (11.1.43) мы с боем заняли хутор Костырочный... Везде валялись трупы фрицев, среди трупов были и наши убитые товарищи. Я опустился в балку. Здесь лежали трупы наших автоматчиков. Среди них лежал Владислав...» Такое письмо 16 мая 1943 года получил отец Владислава Хилькевича.
ДЕСЯТЫЙ «В»– Базилевич Мстислав, Злобин Владимир, Печенкин Борис, Сивкова Роза, Топорищев Илья.
Роза Сивкова вернулась в Тюмень с фронта больная тяжелейшей формой туберкулеза. Товарищи считают ее погибшей на войне. Илья Топорищев тоже умер в Тюмени, но от фронтовых ран. В списках погибших нет Бориса Сергеевича Неволина. Но вот что писал 3 сентября 1944 года майор М. Елизаров в Тюменскую газету «Красное знамя»:
«Дорогие товарищи! Вот уже четвертый год идет война... Сегодня, в праздник Международного юношеского дня, я хочу рассказать вам о славной боевой жизни нашего земляка – Бориса Неволина.
Это было в дни горячих боев... Мы занимали оборону. Утром услышали шум моторов – снова шли фашистские танки. Мы поползли навстречу железным чудовищам. У переднего края встретили истекающего кровью разведчика Бориса Сергеевича Неволина - уроженца города Тюмени. Мы перевязали ему раны и предложили отправиться в медсанбат. Но юноша решительно отказался...
С ревом и грохотом приближались танки. Подпустив головной на близкое расстояние, сибиряк метнул гранату под его гусеницы. Танк остановился... При приближении второго разведчик снова швырнул гранату. Пули изрешетили грудь героя. В кармане его гимнастерки мы нашли рапорт командиру роты, залитый кровью...»
Из рапорта Б. С. Неволина командиру роты: «...Сегодня, часа в два ночи, мне удалось засечь четыре огневые точки противника, поджечь танк, который стоял у обочины шоссе на окраине деревни, и взять в плен немца-танкиста... Мой напарник Шарков убит, а мне пробило ноги. Пленный поднял крик, когда меня ранило, и пытался убежать к своим, но я не допустил этого, пристрелил мерзавца. Перевязал раны, а кровь все равно бежит ручьем. До меня доносится шум моторов. Значит, идут немецкие танки, в деревне их стояло штук десять. Попробую уползти в канаву и угробить еще один...»
* * *
Наконец она кончилась, эта война.
Вернулся с войны военрук первой тюменской школы Алексей Васильевич Кобелев, осуществил свою мечту – стал учителем географии. «Тогда считать мы стали раны, товарищей считать». Он-то вернулся, а кто вернулся из его учеников? И каким вернулся?
«Дорогой Алексей Васильевич! Крайне благодарен вам за ваше письмо, за то, что вы разыскали меня!
... Попал я на войне в самое пекло. Как мне помогали навыки и закалка, полученные от вас! Прошел я с боями Калинин, Осташково, Нелидово и город Белый. Около года в непрерывных боях. Зимой – в лыжном батальоне, а весной и летом – в минометных частях. Много погибло хороших друзей и товарищей. В октябре 1943 года оторвало мне стопу правой ноги и тяжело контузило. Несколько месяцев был совсем слепой и глухой. Ох, и трудно же было, дорогой Алексей Васильевич!
...После госпиталя я приехал к старшей сестре в город Талицу, здесь и остался. Окончил курсы главных бухгалтеров, 32 года работаю в Талицком леспромхозе. 8 лет был на комсомольской работе, около 3 лет был вторым секретарем РК ВЛКСМ.
Так что ваш воспитанник Толя Федюнинский не искал легкой жизни, а как был патриотом своей Родины, так им и остался...».
Федюнинский – не простое совпадение фамилий, он племянник прославленного полководца, генерала армии И. И. Федюнинского.
Иные письма опровергали официальные сообщения, учитель облегченно вздыхал: «Вот счастье-то, и Боря жив».
«Дорогой Алексей Васильевич! Описываю свою жизнь, как Вы просите. Сразу же после школы подал заявление в Тюменское пехотное училище. В конце ноября 1942 года отправили нас на фронт. Определили в 20-ю гвардейскую пехотную дивизию. Я сам попросился в дивизионную разведку.
Весной 1943 года нас перебросили на Юго-Западный фронт. Я возглавил группу по захвату «языка». Бесшумно провести эту операцию не удалось... В нашей части посчитали меня погибшим и выслали домой похоронку... Так вот с тем «языком» и оставшимися у меня разведчиками мы направились к линии фронта, чтобы попасть к своим... Вышли в расположение войск Людвика Свободы, передали «языка» куда следует и остались у Свободы.
8 марта 1943 года мы были атакованы мощными танковыми дивизиями СС. Мне удалось подбить и поджечь два тяжелых танка. В этом же бою меня тяжело ранило. Пуля, пробившая грудь, продырявила и комсомольский билет, лежавший в гимнастерке... Меня посчитали убитым и даже решили похоронить в братской могиле (а домой опять послали похоронку). Я лежал сверху, и меня не успели засыпать землей, потому что немцы перешли в наступление. Потом их снова отбросили, меня нашли женщины из ближайшего села. Они отвезли меня в мед- санбат и рассказали, как обнаружили, что я жив: оказывается, я закричал от боли, когда ворон стал клевать мне лицо. Следы эти у меня до сих пор есть. А кто я и откуда – никто не знал. Сам я о себе ничего не помнил после контузии. Назвали меня Володей, стали возить по госпиталям... Повезли в Иркутск, но по дороге я заболел, и меня выгрузили в Тюмени. Несколько месяцев я лежал так, не ведая, что мама моя совсем рядом, через два квартала. А она к этому времени получила две похоронки, письмо от генерала, где рассказывалось, как я погиб и где похоронен.
Но однажды меня посадили в постели, я выглянул в окно, увидел реку Туру, мост и вспомнил, как купался здесь мальчишкой. Позднее вспомнил свою фамилию, адрес и попросил, что-бы сходили за мамой. Она пришла...
Через два месяца меня на носилках выписали домой. Заново учился ходить. Поступил в МГУ на геологический факультет - это была моя мечта, – стал геологом. Открыл одно месторождение нефти и одно золота. Написал около ста научных работ, несколько книг. Недавно получил письмо с Камчатки. Там один пионерский отряд носит, оказывается, мое имя... Борис Неволин, 1979 год».
Госпиталь размещался в бывшем Тюменском учительском институте. Оказался жив и Валентин Филатов, которого одно- полчане посчитали убитым...
Однажды счастливым июньским днем выпускники средних школ Тюмени, по традиции пришедшие к монументу Славы почтить память погибших воинов, встретили у Вечного огня молчаливую группу пожилых людей при боевых орденах и медалях – участников очередной встречи огненного, как они называют сами и как понимают, выпуска сорок первого года.
_Мы_пишем_неумелые_стихи,_
_Нам_хочется_в_них_выразить_всю_нежность..._
_К_товарищам,_что_были_так_близки,_
_Они_остались_вечно_молодыми._
_И_лица_их_такими_помним_мы,_
_Когда_возникнут_образы_из_тьмы_
_И_прозвучит_опять_родное_имя..._
_И,_вспоминая_школьные_деньки,_
_Мы_пишем_неумелые_стихи._
_И_не_писать_их_все-таки_не_можем..._
_(Быть_может,_настоящий_был_поэт_
_Тот,_кто_ушел,_кого_меж_нами_нет)._
Ирина Николаевна Сушкова из этого выпуска. Это ее стихи. Ею реально ощутимо отсутствие рядом дыхания товарищей школьных лет.
_И_хотелось,_чтоб_в_день_весенний,_
_Под_немолкнущий_птичий_свист_
_Им_от_имени_поколений_
_Мы_поставили_обелиск._
_Надо_сделать_простую_надпись,_
_Чтоб_вовеки_не_стерлась_она..._
Их дружба, их память потребовали овеществления, чтобы проходить через годы и поколения, преодолеть время. Они идут, куда нужно, кого нужно находят. И уже именами их товарищей называют улицу, школу, пионерские дружины, в мастерской скульптора работается памятник.
«Миша, здравствуй! Получил твое письмо с доброй вестью о создании комнаты-музея и установке обелиска нашим павшим ребятам из «Огненного 41-го» ...Я готов подключиться и принять участие. Большой привет Петру Юлиановичу. Обнимаю. В. Филатов, Алма-Ата, 1987 год».
Миша – это Михаил Григорьевич Абрамов. Он таких писем получает много. Мнением о проекте памятника он обменивается с И. Сушковой.
_Очень_хочется_в_день_весенний,_
_Под_не_молкнущий_птичий_свист_
_Нам_увидеть_напротив_школы_
_Строгий_памятник_обелиск._
_Тут_немного_будет_работы,_
_И_хотели_бы_я_и_ты,_
_Чтобы_не_было_позолоты,_
_Были_только_сталь_и_цветы._
Они вообще пишут много стихов, стихотворных посланий друг другу, они – нынешние пенсионеры, бабушки и дедушки: бухгалтеры, учителя, врачи, полковники авиации и милиции. Владимир Могилев писал своей однокласснице Маргарите Зайцевой:
«Я верю: пройдет время, кончится война, и мы обязательно встретимся. В бой пойду во имя нашей дружбы, во имя Родины!» Война кончилась, но они не встретились.
И все-таки встречаются. Пионерская дружина Мальковской средней школы Тюменского района носит имя Владимира Могилева. Друзья погибшего бывают там.
Первая встреча выпускников сорок первого состоялась в 1947 году. Ее организатором был Евграф Павлович Шелковников, которого нынче нет в живых. Не стало и Николая Константиновича Моношкина. До срока оборвала их жизни война, ее последствия. В Центральном музее Вооруженных Сил СССР хранится комсомольский билет 832698 Николая Константиновича, пробитый осколком мины, – он несколько миллиметров не дошел до сердца владельца билета. Нынче их службу несут Михаил Григорьевич Абрамов и Наталья Андриановна Тарасова. Михаил Григорьевич призван в армию в октябре 41–го, служил на Дальнем Востоке до 44-го, а затем до конца войны готовил для фронта снайперов. После войны получил высшее техническое образование. О Наталье Андриановне Тарасовой в военные годы рассказывает справка, выданная Тюменским облвоенкоматом в 1969 г.: «Дана лейтенанту в отставке Тарасовой Наталье Андриановне... в том, что она действительно проходила военную службу во 2-й авиаэскадрилье 3-й школы летчиков ВВС ВМФ в должности летчика-инструктора и имеет общий налет 1104 часа 34 минуты, 3707 посадок...». После войны она окончила Уральский университет, историк.
Да, война объединила этих людей узами, прочнее родства. Только правда и в том, что в годы перед войной они уже были связаны ими... Подполковник авиации Валентин Стельмах своей учительнице Марии Дмитриевне Каштановой:
«...Получил ваше письмо с газетой. Благодарю. Уже прошло три недели с того дня, как мы разъехались из Тюмени, однако до сих пор события тех дней остаются в памяти. Я посещаю сборы выпускников Академии, бываю на юбилейных праздниках авиационного полка, но должен сказать, что такого яркого впечатления, как на вечере в Тюмени, я никогда еще не получал. 40 лет – это срок огромный в жизни человека. За это время все мы изменились, но сознание не захотело этого признавать, и мы встретились, как будто не было этих сорока лет. При этом остро ощутили возвращение в свою молодость – тревожную, но прекрасную. То обстоятельство, что все 40 лет во всех нас живет потребность видеть друг друга и поддерживать отношения, наводит на размышления: чем объяснить такое феноменальное (иначе не назвать) явление? Ответ прост: вам, нашим учителям и воспитателям, удалось создать такой крепкий, спаянный дружбой и общими жизненными установками коллектив, который сохранил свои связи все эти прошедшие 40 лет. Конечно, при этом следует учесть, что оказала свое закрепляющее влияние обстановка начала войны, к которой, опять же благодаря вам, нашим воспитателям, мы оказались морально готовы...». «Огненный выпуск» первыми своими устремлениями по увековечиванию памяти погибших был сосредоточен на самом себе. Но благородство дружбы расширяло границы их внимания, и в тетради Михаила Григорьевича стали появляться страницы:
1942 ГОД:Афонин Леонид, Бусыгин Валентин, Баженов Юрий, Гирев Юрий, Кашин Николай, Новиков Владимир, Стуков Александр, Шадрин Александр, Шеховцев Василий...
И 1943 год имеет свою страницу, и годы предыдущие – 1940, 1939, 1938... до 1930. Сама собой приходит мысль: надо ставить памятник выпускникам всех школ города – один. Им на всех нужна была одна Победа. Они за ценой не постояли.
В мастерской художника на мраморную доску набивается еще 48 фамилий. Они присоединятся к тем, что уже имеются на памятнике.
Братство сорок первого года
Июнь 1993 года.
Оставшиеся в живых, уцелевшие
выпускники 1941 года школы № 1 г. Тюмени
начали длительную кампанию за увековечение
памяти своих погибших товарищей и победили.
А предыстория такова.
* * *
Ему девятый десяток. Он набирает номер телефона, звонит своему давнему ученику:
– Миша, готов список выпуска сорок первого года?
...Он окончил Ленинградский областной педагогический институт, Петр Юлианович Хайновский, заслуженный учитель школы РСФСР. В 1938 году приехал в Тюмень и был назначен заведующим учебной частью школы № 1 – одной из лучших в городе. Он стал ее памятью, Петр Юлианович – завуч с 1936 по 1945 год...
В телефонной трубке раздается ответный голос. Хайновский кивает головой, и чувствуется – он считает, вспоминает лица. Сорок первый год! Беда объединила людей в ту годину узами прочнее родства и до сих пор держит их вместе. Они – учителя и ученики – собираются через каждые пять лет в городе их юности из Москвы и Омска, из Свердловска и Алма-Аты, из многих других городов, фотографируются у здания своей школы, у Вечного огня, и встают в их воспоминаниях имена и даты, события, дни школьной жизни.
* * *
В те годы школа была для ребят вторым домом, огонь в ее окнах не гас до глубокой ночи. Что там творилось, что задумывалось? На лето сорок первого года планировалось грандиозное событие – велопробег Тюмень-Москва. Военрук Алексей Васильевич Кобелев прочитал в «Учительской газете» об отлично поставленной оборонной работе в 324-й московской школе. У Алексея Васильевича была мечта стать учителем географии, но после службы в армии красноармейца Кобелева направили в тюменскую школу № 1 учить ребят военному делу. Хоть о том и не рекомендовалось говорить вслух, но многие понимали, что война надвигается. И военрук методично гонял ребят на тактических занятиях, не давал поблажек на строевой, был придирчив при изучении материальной части пулемета и винтовки. В подвале школы работали любимые ребячьи кружки – ПВХО и «Ворошиловский стрелок».
Педагоги нет-нет да ворчали: «Вы полагаете, самый главный предмет в школе – стрельба из винтовки?». И он подумал, прочитав о московской школе: «Неужели у нас хуже? – Написал в Москву: «Вызываем на соревнование». Москва с ответом не задержалась: «Вызов принимаем!». Велопробег был задуман с тем, чтобы соревнование по солдатской выносливости, сноровке, по противовоздушной, химической обороне и по стрельбе было проведено в столице. Военрук наметил взять с собой лучших из лучших: Толю Федюнинского, Виктора Худякова, Фаю Киеву, Иду Злобину...
Новый год по традиции ученики встречали в школе. И вот смолкла музыка, остановились танцующие пары, на сцену вышел завуч со своими старыми карманными часами на ладони, помедлил мгновение и, щелкнув крышкой, пилястрами, поднял глаза на зал:
– С новым годом, товарищи! С новым счастьем! Они действительно были товарищами.
Беспрекословность математика Хайновского обрастала легендами, но и добрее, казалось, не было человека в школе. Учительница химии Варвара Васильевна Крапина по требовательности даже превосходила Петра Юлиановича, но ребят было не отлепить от нее, она всегда была среди них. Она не только руководила школьной самодеятельностью, но и сама участвовала в ней. Математик Евгения Андреевна Гончар в совершенстве владела своим предметом и методикой обучения, неоднократно получала благодарности от ведущих вузов страны за отличную подготовку абитуриентов, беззаветно отдавалась своей работе не только как предметник, но и как классный руководитель. Математик Мария Дмитриевна Каштанова вникала во все стороны жизни своих учеников. Они считали ее своей второй матерью. В военные годы она оставляла своих детей на попечение друзей и ехала со школьниками на уборку урожая в колхозы области на длительное время. Очень добрый и внимательный человек историк Серафима Ивановна Кубасова. Ее скромность граничила с застенчивостью. Молодой преподаватель труда и физкультуры Павел Александрович Иоанидис не только в школе, но и во всем городе вел большую работу по своей специальности. Впоследствии он стал заслуженным учителем школы РСФСР. Самым ярким преподавательским талантом обладала Надежда Николаевна Семовских – учительница географии. На ее уроки ходили и учителя – столь образно, наглядно она преподавала свой предмет... Петр Юлианович щелкнул крышкой часов, поднял глаза на зал:
– С Новым годом, товарищи! С новым счастьем!
Зал зааплодировал, от счастья запрыгал на месте – юность торопит время. Заиграл вальс, и пары закружились в новый, сорок первый год.
«Мне вспоминается старенький велосипед отца – единственный во всей Зареке. Отец давал мне на нем покататься. За мной тогда выстраивалась очередь моих друзей – каждому хотелось испытать, что это такое. Скудные в те годы материальные возможности были и у наших родителей, и у страны. Но мы жили жизнью, наполненной до краев делами, планами, чувствами: первые пятилетки, гражданская война в Испании, челюскинцы, полеты наших летчиков через Северный полюс, бои у Халхин-Гола и озера Хасан. Я занимался в музыкальном кружке и шахматами. Мои друзья – в драматическом. Выступали с концертами на предприятиях, в селах, ездили на смотры самодеятельности в Новосибирск, Омск, Свердловск, много времени отдавали физкультуре. Заводилой спортивных дел у нас в школе был Виктор Худяков. Когда старшие наши друзья комсомольцы готовились к Х съезду ВЛКСМ – это 1936 год, – пионеры решили подготовить свои подарки.
Построили педальный автомобиль, начали сдавать нормы на значок «Юный ворошиловский стрелок», пошли работать с октябрятами». (Из воспоминаний Николая Константиновича Моношкина – одного из тех, кто встречал Новый, сорок первый, год в ту ночь в актовом зале первой тюменской школы).
«Я со своими пионерами провела два похода на плотах по реке Пышме. Сколько тут было романтики! В пионерский лагерь к нам приходили Валентин Филатов, Виктор Худяков, Владислав Хилькевич – за тридцать километров пешком, покупаться и порыбачить. Тогда было большое половодье. У меня в отряде заболела девочка. Владик Хилькевич вплавь, держа в одной руке свою одежду, отправился за градусником в деревню Онохино – не менее двух километров. Таким же образом плыл обратно. Тем же летом наш десятый класс совершил переход на плотах Тюмень – Тобольск, зимой – лыжный переход Тюмень – Ялуторовск...» (Из воспоминаний Натальи Андриановны Тарасовой).
Июнь. Выпускные торжества. Гулянья в Гилевской роще.
Надежды и планы. Распахнутое будущее.
22 июня поздно ночью Петра Юлиановича вызвали в горком партии, приказали срочно эвакуировать первую школу на базу двадцать пятой, освободить здание под госпиталь.
Первой школы не стало. Ныне ее номер принадлежит другой школе, а здание – университету.
* * *
В Тюмень пошли треугольники солдатских писем. И первый их адресат – мамы.
«13.8.42. Здравствуй, дорогая моя мама Тома! Наконец нахожусь на фронте, через несколько минут едем на исходную, там буду 1–2 часа – и в бой. Понесу гибель на своей тяжелой машине немецким ордам!... (густо вымарано военной цензурой) перешел в наступление, смотри по газетам! Немцы несут большие потери. Пишу под грохот, бомбежку самолетов... Вверх летят немецкие блиндажи, проволочные заграждения, наши перешли в наступление!.. Машины готовы, люди ждут боевого приказа. В моем распоряжении очень мало времени, поэтому я пишу очень кратко... Обо мне не беспокойся. Я пока ничем не обижен. Всегда одет, обут. Воспитываю, обучаю людей, которых мне вручило командование. От папы пока нет ничего... Передавай привет знакомым преподавателям, привет Томе. Крепко целую. Ваш сын Владимир».
Владимир с детства мечтал стать военным, вступить в отцовское стремя, как он любил говорить: отец в конце двадцатых годов командовал кавалерийским эскадроном. Но Владимира влекла боевая техника, еще до выпускных экзаменов он послал запрос в Ленинградское Краснознаменное артиллерийское училище имени Красного Октября: может ли быть в него зачислен? И получит ответ: может. Но в военное время во внимание берутся лишь потребности войны. Владимир Могилев был направлен в Ульяновское танковое училище имени В. И. Ленина. Владимир писал это письмо матери и сестре перед первым своим боем, не зная, что первый бой для него будет последним.
«...23 февраля 1942 года. Здравствуй, мама! Вот уже месяц, как я на фронте... С опозданием, правда, но поздравляю тебя с 41-й годовщиной твоего рождения. Желаю прожить еще десятка три-четыре и 42-ю годовщину встретить со всеми членами нашей семьи. Я живу хорошо... Слушаем разрывы снарядов и дробь очередей. В общем, весело... Надеюсь, скоро, после победы, встретимся и опять заживем хорошо и дружно. Это уже не так далеко... крепко всех целую. Ваш Виктор».
Виктор Худяков мечтал стать летчиком. В 9-10-м классах занимался в авиационном кружке при аэроклубе. Но та же военная необходимость сделала его курсантом Томского артиллерийского училища. В феврале 1942 года он прибыл в 332–й артиллерийский полк, в его рядах освобождал Оршу, Минск, Литву, Польшу, участвовал в боях на территории Восточной Пруссии.
«9.8.43... Сейчас у нас бои. Время напряженное. Писать особенно некогда. Но не писать я, конечно, не могу. За два дня подавил 4 батареи, 1 минометную батарею, 2 ручных пулемета. За это получил орден Красной Звезды прямо на поле боя...»
«14.1.44. Пишу тебе письмо, не дождавшись ответа. Что-то уже несколько дней от тебя нет писем. Уж не больна ли? Ну я живу хорошо. Присвоили мне новое звание – капитан, ты все пишешь лейтенант да лейтенант...».
«5.8.44. Как ты уже знаешь, у нас произошли большие изменения. Я сейчас воюю в Польше. Скоро войдем на территорию Германии. Здоровье и настроение хорошее, представлен к третьей награде. Как там у вас идет жизнь?»
В августе 1945 года Валентина Ивановна Худякова получила письмо из той же войсковой части 06535, но уже не от сына.
«...Командование и личный состав извещают вас о присвоении вашему сыну Виктору Леонидовичу посмертно звания Героя Советского Союза (Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 29 июня 1945 года)».
Десятый «А», десятый «Б», десятый «В» – три десятых класса сорок первого года.
– Сколько ушло в сорок первом?
– Сорок два.
– А сколько вернулось?
– Двадцать три.
Им еще повезло. «...Их, рожденных в 1922–1925 гг., вернулось с войны лишь трое на сотню» («Правда» от 16 августа 1979 г. «По праву памяти». В. Быков). Ученики десятых классов первой тюменской – 1923-1924 гг. рождения.
Им еще повезло.
Но приходит Миша – Михаил Григорьевич Абрамов, один из этого выпуска, – раскрывает тетрадь со скорбным списком, и не поворачивается язык произнести эти слова: «Им повезло».
Эти имена будут выбиты на памятнике выпускникам первой школы, погибшим на фронтах Великой Отечественной.
ДЕСЯТЫЙ «А»– Андреев Михаил, Волков Виктор, Казанцева Вероника, Коверко Николай, Липкович Лазарь, Могилев Владимир, Сысолятин Валентин.
Не у всех прослежен фронтовой путь до последней черты.
Медсестра Вероника Казанцева была расстреляна с самолета при нападении фашистской авиации на ее госпиталь.
Воздушный стрелок Лазарь Липкович погиб в бою. Он мог не идти в этот полет, его самолет только что вернулся с выполнения боевого задания, но в другом экипаже заболел товарищ, и он занял его место.
Танк лейтенанта Владимира Могилева был подбит, командир приказал покинуть поврежденную машину, но Владимир не вышел из боя. В Тюмень к его матери, Анне Тимофеевне, вслед за извещением-похоронкой: «Ваш муж, майор Могилев, пал смертью храбрых...» – пришло: «Ваш сын, лейтенант Могилев, пал смертью храбрых...»
ДЕСЯТЫЙ «Б» –Билас Игнат, Глумов Владик, Марандин Аркадий, Сапожников Павел, Хилькевич Владислав, Худяков Виктор.
Первого февраля 1945 года капитан Худяков в Восточной Пруссии провел свою батарею через шестнадцатикилометровую полосу прорыва, его батарейцы поддерживали пехоту, действующую во вражеском тылу. Противник перешел в контрнаступление, восемь суток батарея Худякова отбивала непрерывные атаки. Получив приказ на выход из окружения, капитан целые сутки вел батарею через огневой заслон врага. Перед самым передним краем она приняла еще один бой. Он оказался последним для ее командира...
«21 марта 1943 г. Южный фронт. Здравствуйте, Эдуард Карлович! С приветом к вам товарищ Владислава по училищу и фронту Попов Алексей. Написанное будет слишком тяжелым... Владислава, к сожалению, вы больше не увидите... Мы, автоматчики, разбились на две группы. Я попал в левую группу, Владислав – в правую... К ночи мы с трудом выбрались к нашей части, а группы, которая свернула вправо, не было... На следующий день (11.1.43) мы с боем заняли хутор Костырочный... Везде валялись трупы фрицев, среди трупов были и наши убитые товарищи. Я опустился в балку. Здесь лежали трупы наших автоматчиков. Среди них лежал Владислав...» Такое письмо 16 мая 1943 года получил отец Владислава Хилькевича.
ДЕСЯТЫЙ «В»– Базилевич Мстислав, Злобин Владимир, Печенкин Борис, Сивкова Роза, Топорищев Илья.
Роза Сивкова вернулась в Тюмень с фронта больная тяжелейшей формой туберкулеза. Товарищи считают ее погибшей на войне. Илья Топорищев тоже умер в Тюмени, но от фронтовых ран. В списках погибших нет Бориса Сергеевича Неволина. Но вот что писал 3 сентября 1944 года майор М. Елизаров в Тюменскую газету «Красное знамя»:
«Дорогие товарищи! Вот уже четвертый год идет война... Сегодня, в праздник Международного юношеского дня, я хочу рассказать вам о славной боевой жизни нашего земляка – Бориса Неволина.
Это было в дни горячих боев... Мы занимали оборону. Утром услышали шум моторов – снова шли фашистские танки. Мы поползли навстречу железным чудовищам. У переднего края встретили истекающего кровью разведчика Бориса Сергеевича Неволина - уроженца города Тюмени. Мы перевязали ему раны и предложили отправиться в медсанбат. Но юноша решительно отказался...
С ревом и грохотом приближались танки. Подпустив головной на близкое расстояние, сибиряк метнул гранату под его гусеницы. Танк остановился... При приближении второго разведчик снова швырнул гранату. Пули изрешетили грудь героя. В кармане его гимнастерки мы нашли рапорт командиру роты, залитый кровью...»
Из рапорта Б. С. Неволина командиру роты: «...Сегодня, часа в два ночи, мне удалось засечь четыре огневые точки противника, поджечь танк, который стоял у обочины шоссе на окраине деревни, и взять в плен немца-танкиста... Мой напарник Шарков убит, а мне пробило ноги. Пленный поднял крик, когда меня ранило, и пытался убежать к своим, но я не допустил этого, пристрелил мерзавца. Перевязал раны, а кровь все равно бежит ручьем. До меня доносится шум моторов. Значит, идут немецкие танки, в деревне их стояло штук десять. Попробую уползти в канаву и угробить еще один...»
* * *
Наконец она кончилась, эта война.
Вернулся с войны военрук первой тюменской школы Алексей Васильевич Кобелев, осуществил свою мечту – стал учителем географии. «Тогда считать мы стали раны, товарищей считать». Он-то вернулся, а кто вернулся из его учеников? И каким вернулся?
«Дорогой Алексей Васильевич! Крайне благодарен вам за ваше письмо, за то, что вы разыскали меня!
... Попал я на войне в самое пекло. Как мне помогали навыки и закалка, полученные от вас! Прошел я с боями Калинин, Осташково, Нелидово и город Белый. Около года в непрерывных боях. Зимой – в лыжном батальоне, а весной и летом – в минометных частях. Много погибло хороших друзей и товарищей. В октябре 1943 года оторвало мне стопу правой ноги и тяжело контузило. Несколько месяцев был совсем слепой и глухой. Ох, и трудно же было, дорогой Алексей Васильевич!
...После госпиталя я приехал к старшей сестре в город Талицу, здесь и остался. Окончил курсы главных бухгалтеров, 32 года работаю в Талицком леспромхозе. 8 лет был на комсомольской работе, около 3 лет был вторым секретарем РК ВЛКСМ.
Так что ваш воспитанник Толя Федюнинский не искал легкой жизни, а как был патриотом своей Родины, так им и остался...».
Федюнинский – не простое совпадение фамилий, он племянник прославленного полководца, генерала армии И. И. Федюнинского.
Иные письма опровергали официальные сообщения, учитель облегченно вздыхал: «Вот счастье-то, и Боря жив».
«Дорогой Алексей Васильевич! Описываю свою жизнь, как Вы просите. Сразу же после школы подал заявление в Тюменское пехотное училище. В конце ноября 1942 года отправили нас на фронт. Определили в 20-ю гвардейскую пехотную дивизию. Я сам попросился в дивизионную разведку.
Весной 1943 года нас перебросили на Юго-Западный фронт. Я возглавил группу по захвату «языка». Бесшумно провести эту операцию не удалось... В нашей части посчитали меня погибшим и выслали домой похоронку... Так вот с тем «языком» и оставшимися у меня разведчиками мы направились к линии фронта, чтобы попасть к своим... Вышли в расположение войск Людвика Свободы, передали «языка» куда следует и остались у Свободы.
8 марта 1943 года мы были атакованы мощными танковыми дивизиями СС. Мне удалось подбить и поджечь два тяжелых танка. В этом же бою меня тяжело ранило. Пуля, пробившая грудь, продырявила и комсомольский билет, лежавший в гимнастерке... Меня посчитали убитым и даже решили похоронить в братской могиле (а домой опять послали похоронку). Я лежал сверху, и меня не успели засыпать землей, потому что немцы перешли в наступление. Потом их снова отбросили, меня нашли женщины из ближайшего села. Они отвезли меня в мед- санбат и рассказали, как обнаружили, что я жив: оказывается, я закричал от боли, когда ворон стал клевать мне лицо. Следы эти у меня до сих пор есть. А кто я и откуда – никто не знал. Сам я о себе ничего не помнил после контузии. Назвали меня Володей, стали возить по госпиталям... Повезли в Иркутск, но по дороге я заболел, и меня выгрузили в Тюмени. Несколько месяцев я лежал так, не ведая, что мама моя совсем рядом, через два квартала. А она к этому времени получила две похоронки, письмо от генерала, где рассказывалось, как я погиб и где похоронен.
Но однажды меня посадили в постели, я выглянул в окно, увидел реку Туру, мост и вспомнил, как купался здесь мальчишкой. Позднее вспомнил свою фамилию, адрес и попросил, что-бы сходили за мамой. Она пришла...
Через два месяца меня на носилках выписали домой. Заново учился ходить. Поступил в МГУ на геологический факультет - это была моя мечта, – стал геологом. Открыл одно месторождение нефти и одно золота. Написал около ста научных работ, несколько книг. Недавно получил письмо с Камчатки. Там один пионерский отряд носит, оказывается, мое имя... Борис Неволин, 1979 год».
Госпиталь размещался в бывшем Тюменском учительском институте. Оказался жив и Валентин Филатов, которого одно- полчане посчитали убитым...
Однажды счастливым июньским днем выпускники средних школ Тюмени, по традиции пришедшие к монументу Славы почтить память погибших воинов, встретили у Вечного огня молчаливую группу пожилых людей при боевых орденах и медалях – участников очередной встречи огненного, как они называют сами и как понимают, выпуска сорок первого года.
_Мы_пишем_неумелые_стихи,_
_Нам_хочется_в_них_выразить_всю_нежность..._
_К_товарищам,_что_были_так_близки,_
_Они_остались_вечно_молодыми._
_И_лица_их_такими_помним_мы,_
_Когда_возникнут_образы_из_тьмы_
_И_прозвучит_опять_родное_имя..._
_И,_вспоминая_школьные_деньки,_
_Мы_пишем_неумелые_стихи._
_И_не_писать_их_все-таки_не_можем..._
_(Быть_может,_настоящий_был_поэт_
_Тот,_кто_ушел,_кого_меж_нами_нет)._
Ирина Николаевна Сушкова из этого выпуска. Это ее стихи. Ею реально ощутимо отсутствие рядом дыхания товарищей школьных лет.
_И_хотелось,_чтоб_в_день_весенний,_
_Под_немолкнущий_птичий_свист_
_Им_от_имени_поколений_
_Мы_поставили_обелиск._
_Надо_сделать_простую_надпись,_
_Чтоб_вовеки_не_стерлась_она..._
Их дружба, их память потребовали овеществления, чтобы проходить через годы и поколения, преодолеть время. Они идут, куда нужно, кого нужно находят. И уже именами их товарищей называют улицу, школу, пионерские дружины, в мастерской скульптора работается памятник.
«Миша, здравствуй! Получил твое письмо с доброй вестью о создании комнаты-музея и установке обелиска нашим павшим ребятам из «Огненного 41-го» ...Я готов подключиться и принять участие. Большой привет Петру Юлиановичу. Обнимаю. В. Филатов, Алма-Ата, 1987 год».
Миша – это Михаил Григорьевич Абрамов. Он таких писем получает много. Мнением о проекте памятника он обменивается с И. Сушковой.
_Очень_хочется_в_день_весенний,_
_Под_не_молкнущий_птичий_свист_
_Нам_увидеть_напротив_школы_
_Строгий_памятник_обелиск._
_Тут_немного_будет_работы,_
_И_хотели_бы_я_и_ты,_
_Чтобы_не_было_позолоты,_
_Были_только_сталь_и_цветы._
Они вообще пишут много стихов, стихотворных посланий друг другу, они – нынешние пенсионеры, бабушки и дедушки: бухгалтеры, учителя, врачи, полковники авиации и милиции. Владимир Могилев писал своей однокласснице Маргарите Зайцевой:
«Я верю: пройдет время, кончится война, и мы обязательно встретимся. В бой пойду во имя нашей дружбы, во имя Родины!» Война кончилась, но они не встретились.
И все-таки встречаются. Пионерская дружина Мальковской средней школы Тюменского района носит имя Владимира Могилева. Друзья погибшего бывают там.
Первая встреча выпускников сорок первого состоялась в 1947 году. Ее организатором был Евграф Павлович Шелковников, которого нынче нет в живых. Не стало и Николая Константиновича Моношкина. До срока оборвала их жизни война, ее последствия. В Центральном музее Вооруженных Сил СССР хранится комсомольский билет 832698 Николая Константиновича, пробитый осколком мины, – он несколько миллиметров не дошел до сердца владельца билета. Нынче их службу несут Михаил Григорьевич Абрамов и Наталья Андриановна Тарасова. Михаил Григорьевич призван в армию в октябре 41–го, служил на Дальнем Востоке до 44-го, а затем до конца войны готовил для фронта снайперов. После войны получил высшее техническое образование. О Наталье Андриановне Тарасовой в военные годы рассказывает справка, выданная Тюменским облвоенкоматом в 1969 г.: «Дана лейтенанту в отставке Тарасовой Наталье Андриановне... в том, что она действительно проходила военную службу во 2-й авиаэскадрилье 3-й школы летчиков ВВС ВМФ в должности летчика-инструктора и имеет общий налет 1104 часа 34 минуты, 3707 посадок...». После войны она окончила Уральский университет, историк.
Да, война объединила этих людей узами, прочнее родства. Только правда и в том, что в годы перед войной они уже были связаны ими... Подполковник авиации Валентин Стельмах своей учительнице Марии Дмитриевне Каштановой:
«...Получил ваше письмо с газетой. Благодарю. Уже прошло три недели с того дня, как мы разъехались из Тюмени, однако до сих пор события тех дней остаются в памяти. Я посещаю сборы выпускников Академии, бываю на юбилейных праздниках авиационного полка, но должен сказать, что такого яркого впечатления, как на вечере в Тюмени, я никогда еще не получал. 40 лет – это срок огромный в жизни человека. За это время все мы изменились, но сознание не захотело этого признавать, и мы встретились, как будто не было этих сорока лет. При этом остро ощутили возвращение в свою молодость – тревожную, но прекрасную. То обстоятельство, что все 40 лет во всех нас живет потребность видеть друг друга и поддерживать отношения, наводит на размышления: чем объяснить такое феноменальное (иначе не назвать) явление? Ответ прост: вам, нашим учителям и воспитателям, удалось создать такой крепкий, спаянный дружбой и общими жизненными установками коллектив, который сохранил свои связи все эти прошедшие 40 лет. Конечно, при этом следует учесть, что оказала свое закрепляющее влияние обстановка начала войны, к которой, опять же благодаря вам, нашим воспитателям, мы оказались морально готовы...». «Огненный выпуск» первыми своими устремлениями по увековечиванию памяти погибших был сосредоточен на самом себе. Но благородство дружбы расширяло границы их внимания, и в тетради Михаила Григорьевича стали появляться страницы:
1942 ГОД:Афонин Леонид, Бусыгин Валентин, Баженов Юрий, Гирев Юрий, Кашин Николай, Новиков Владимир, Стуков Александр, Шадрин Александр, Шеховцев Василий...
И 1943 год имеет свою страницу, и годы предыдущие – 1940, 1939, 1938... до 1930. Сама собой приходит мысль: надо ставить памятник выпускникам всех школ города – один. Им на всех нужна была одна Победа. Они за ценой не постояли.
В мастерской художника на мраморную доску набивается еще 48 фамилий. Они присоединятся к тем, что уже имеются на памятнике.