Слой 3
В. Л. Строгальщиков
В. РОГАЧЕВ . ИГРА В ЖИВЫЕ ШАХМАТЫ
В третьей «серии» своего романа В. Строгальщиков стал живым кибером-автоматом по разминированию адской бомбы, на черном боку которой кровавыми буквами написано: «Современная Россия». Как опытный сапер, писатель вскрыл третий слой – самый опасный, перенасыщенный сатанинскими «минами» – от политиков и благополучно-вальяжных западных «друзей», бывших и действующих работников сыска всех уровней, обслуживающих теперь корыстные интересы только своего клана, бизнесменов уже постгайдаровско-чубайс-бурбулисной волны. Деляги особенно хороши – дожевывают отбивную российскую котлету в бизнес-классе «Боинга» в предвкушении встречи с партнерами уже не из сомнительной оффшорной времянки в Атлантике, а из транснациональных компаний – глобальных властителей всего и вся.
Третий слой кишит народными избранниками, радостно продающимися кому угодно журналистами, шоуменами, имиджмейкерами, ньюсмейкерами, одуревшей обслугой и хмельными от безнаказанности чиновниками. Эти безжалостные пираньи терзают еще свеженький труп отечества, переваривая его плоть, преобразуя в свои вотчины – по рангам и добыче. Кому-то хватило только па особняк и рогато-копытную фирму, «приклеенную» в качестве посредника к мощному газопроводу. Но кто-то со столичными друзьями – нет, друзей сейчас мало – с партнерами загнал в угол вчерашних советских нефтегенералов, в годы беспредела (начало 90-х) в одночасье «перебивших» свои госнефтегазтресты в «рыночные» АО и неуклюже пустившихся в бездарные аферы с капиталами, быстро сгоревшими в «чарах», «селенгах» и непонятно куда канувшими в солидных западных банках (история Лукоянова).
Писатель динамично и остро воссоздал вампироносный портрет российской жизни меж двумя миражными полюсами. На одном – лицемерно-восторженная болтовня о встрече 2000 года, память о пути в двадцать веков с той поры, когда Христос произнес свою Нагорную проповедь. Новый с присущим «большевистским» задором агитпроп сладко голосит про духовное возрождение России, про вот-вот готовый разразиться экономический подъем, про вожделенное явление среднего класса, про радость завести свое дело... Вранье: социологи давно объяснили, что предпринимателями могут стать лишь 7–10 процентов активного населения стран с рыночной экономикой. Так называемый доходный малый бизнес – лукавство современных идеологов.
На втором полюсе – несчастные дети и старики, около 40% населения, пребывающего за чертой бедности, разгул мафиозно-коррумпированного дикого капитализма, прочная посадка России на кредитную иглу МВФ и Всемирного банка, жизнь в долг, мрачные перспективы для подавляющей части молодежи, оттягивающейся в отупляющих тусовках, преступных набегах, сексуальных оргиях, наркотическом дурмане.
Оба полюса хорошо видны в романе из северного Нефтеграда. Его нет на картах Югры и Ямала, но упоминание про уренгойский поезд и новое шоссе на Ханты-Мансийск символичны. В точке их схода словно слились Сургут и Когалым, Нефтеюганск, Ноябрьск и другие города, чья жизнь вчера и теперь зависит от местных хозяев нефтегазодобычи и первичной переработки... Простите, от менеджеров – по-русски управленцев дочерних акционерных компаний со звучными на иностранный манер названиями. Они выбраны специально, дабы западные инвесторы и акционеры не пугались вчерашних советских словесных монстров: «Нижневартовскнефтегаз», Федоровское НГДУ и тому подобное. Но менеджеры в Нефтеграде хорошо знакомы в лицо тамошнему рабочему классу... Простите, наемным работникам северных «дочек» – гордым совладельцам своих АО, ОАО, ЗАО, ООО и прочая. А то? Если ... Простите, социальный партнер по бизнесу не продал, не пропил последнюю акцию «родной» фирмы, он покупает авиабилет на Москву (лучше в оба конца, ибо в Домодедово какая-то хитрая продажа) за три тыщи, надевает костюм от Готье и летит в столицу на собрание акционеров. Слушает и обсуждает отчетный доклад ЦК... Простите, совета директоров и выбирает новый. Приятно, демократично. Одна акция – один голос. Правда, в президиуме сидят незнакомые столичные дяденьки, у каждого из которых десятки тысяч акций. Да и нет у работяг акций со столичной пропиской. Только акции местных «дочек». Да и не до столицы ему – в Нефтеграде сплошь увольнения, удержаться бы на плаву, не потерять рабочего места. Давно уже работяги махнули рукой на своих «партнеров» по бизнесу в столице, давно не спрашивают, почему мы тут в тяжелых природно-климатических условия гробим жизнь на не менее тяжелой работе, а настоящее начальство устроилось в Москве и туда уходит большая часть прибыли.
В. Строгальщикову (впервые в современной русской прозе!) удалось изобразить обобщенный город-символ, в котором сошлись все узловые вопросы текущей жизни России, представлены многие страны и столицы, как сейчас пишут, взаимозависимого земного мира. Художественный масштаб романа хорошо понятен Клингону и Ельцину, канцлеру ФРГ и председателю (экс!) Черномырдину, магнатам «Шелл» и Вяхиреву, спикеру американского сената и Строеву, сотрудникам ЦРУ и ФСБ, генсеку НАТО и военному министру РФ Сергееву. В свои «угадайки» («А ну, скажи, как я тебя сейчас сделаю?») играют в романе кипрский банкир и наш Кротов, вчерашние друзья-журналисты из столицы и наш Лузгин, мэр германского города и нефтеградский мэр Слесаренко, народные «заступнички» из Москвы и вкусивший власть над толпой будущий депутат Гордумы в Нефтеграде, вчерашний зэк, а пока озлобленный деятель стачкома (первая глава) Зырянов...
Масштаб-то действительно понятен всем, кто умеет разговаривать и связывать слова в мысли, смотреть телевизор или слушать радио, как водила частного списанного германцем автобусного «Мерседеса», любовно перебранного в Тюмени, с табличкой «коммерческий маршрут». Офигеть – опять доморощенный словесный садомазохизм! Получается, что владелец автобуса и его родня в качестве кондуктора должны не просто развозить пассажиров, а заниматься с ними коммерцией. Так вот, шофер врубает местные коммерческие радиостанции и слушает. И пассажиры слушают: рубль упал, а доллар встал! Доллар опять овладел рублем и сделал ему больно. Президент чуть не упал, но удержался...
Одним словом, из романа следует, что подавляющее большинство еще живого российского населения прекрасно осведомлено о происходящем в России и как ему жить. И даже якобы аполитичный и на все «поклавший» заколбасившийся молодняк. Выходи из дома, дождись, когда к тебе подвалят три «поросенка» – «несчастные дети из незащищенных социальных слоев» (цитата из прессы) и потребуют: дядя, купи букет, за 50 рэ отдаем!». То ли с похорон, то ли со свадьбы стянули. Шикарный букет. Дядя говорит: «Хорошо, ребятки, вон кирпичи привезли на стройку. Мне как раз 50 штук нужно. Приносите, за штуку – рубль». После тридцатого вопли: «Дядя, нас замазали (засветили, застукали и т.п.). Расчет окончен – на 30 рэ».
Страшное время, страшное наследие недавнего прошлого. Была ежедневная смена социальных масок. Вспоминаю гениальный «Осенний марафон» – утром ты был одним человеком, в автобусе на работу другим («Какого труляля ты, очкастый змей, пихаешься?»). В обеденный перерыв – третьим. С сослуживцами – четвертым. С начальством – пятый. С сантехником – шестым. .С продавцом в магазине с парадного входа – седьмым. В школе с классной дамой своего чада – девятым... И так до бесконечности. А где и тогда, и сегодня ты, я, он, она – вместе дружная семья – был человеком? Привыкли завираться, выкручиваться, изнашиваться в бездарной судороге буден – все, все!
Вся страна – как один стадион! Сейчас поскакали на воздухе призрачных свобод – бег в мешках, сотканных продажностью, бездуховностью, безнравственностью, к правовому, свободному, демократическому государству с рыночной экономикой. Получается не рыночная, а рыльная – бездарная, опасная для жизни и тех, кто успел куснуть пожирнее, и тех, кто не успел и вынужден выживать, к примеру, на пенсию в 350 рублей при официальном прожиточном минимуме в 800 рублей.
Браво, автор! Браво, Леонидыч! В «Слое-3» сказана правда. Ее изрек «бородач» (Юрий Дмитриевич) – «посол» таинствен ной и сверхмогущественной московской группы «Система», в которой собраны в кулак деньги и власть, реальные экономические рычаги и планы особых операций. Она держится в тени официальных структур и ночами доделывает, переделывает все, что наработали днем политики, министры и банкиры. «Система» всегда знает, какие правила игры будут завтра, и работает на опережение. Так вот, бородач цинично, но точно втолковывает Кротову: сказал, мол, народу правду, как мэрия и Дума Нефтеграда надувают народ, какие авантюры проворачивают? Да эту правду тут все знают, но молчат. Судачат меж собой, но станут ненавидеть того, кто скажет правду площадно, открыто.
Кротов сказал в романе правду о начальстве, но выше сказана и народная правда. О самом народе. В тот момент, когда большая часть населения Нефтеграда, доведенная до стачки беспределом, многомесячной невыплатой заработков, выходит на железную дорогу и садится на рельсы. Сидит и проклинает все и вся тот самый народ, который, когда создавались все эти О-А-О-З-А-О-Т-О, буквально на следующий день «забыл» и про свою недавнюю «гордость советского рабочего класса», рядового акционера. «Забыл» и продал свои акции тем, кто скупил контрольный пакет и стал жестко, непримиримо диктовать свои правила игры. «Мы – частная компания, а благотворительностью пусть занимается государство и бог», – говорит мэру Нефтеграда, знакомому нам по первым сериям Слесаренко, хорошо вышколенный главный менеджер и совладелец «Севернефтегаза» Вайнберг. И сникают знаменитый русский «авось-ка», излюбленный плевок в соседа – «это ему будет хуже, а меня пронесет». Ведь сейчас компании платят тем работникам, от которых непосредственно зависит прибыль. Буровики Вайнбергу не нужны, хозяевам в Москве не до развития промысла. В. Строгальщиков искусно показывает механизм отсечения ненужных людей. Буровым конторам вскружили «голову» идеей самостоятельного бизнеса. Отделились, но команда Вайнберга не стала заключать с буровиками договор. И пусть не надеются наши новые радикальный левые на когда-то востребованные общественно полезные советские лозунги о социальном чутье, солидарности, на марксистскую доктрину. Мир менялся, но советские догматики не нашли, да и не искали пути творческого развития марксизма. Его в СССР похоронила командно-административная система, дурь Хрущева, окончательно выбившего из крестьян нравственно-доброе, хозяйское отношение к земле. Дурь партбоссов, разлагавших рабочий класс и превративших «трудовую интеллигенцию» в идеологическую обслугу, каждодневно подновлявшую теорию примата социального фактора в развитии общества.
Сейчас в партии народ идет не за идею – за хлебным местом, за лично выгодным интересом. Конечно, не народ развалил СССР и создал нынешний уникальный правящий режим, разодевшийся в демократические одежды, под которыми знаки принадлежности к своему клану, общаку, группе. Так уж устроен человек на земле, что обществом верховодят 10–12 процентов активных гумилевских пассионариев. Выше их – штабы из политической, экономической и научной элиты (1–3% населения). Остальные – мы, грешные, молчаливое большинство.
Вранье, что нами манипулируют власти, телевидение, политики. Число легко внушаемых в популяциях, по данным социологов и социальных психологов, не превышает те же 10–12% населения.
Ельцин обманул на выборах? Нами манипулировали? Подтасовали итоги? Ха, за него голосовали 12 миллионов челноков (их бизнес тогда давал неплохой доход), деловая «рыбка» покрупнее, теневики, крутые преступные группировки, юристы и банковские – еще плюс пять миллионов голосов. Благополучные чиновники – плюс три миллиона. «Передовой класс» – наши нефтяники и газовики, получавшие в 1996 году от 3 до 10 миллионов рублей ежемесячно. А еще торговля, часть пенсионеров, чьи дети сегодня «вышли в люди»...
А то, что при этом режиме страна стала жить в долг – начихать. Первый раз не отдали в 20-е годы, занимали по-крупному при Брежневе. Помню бабулю на своем избирательном участке в июле 96-го: «Милок, скажи, за кого голосовать? Совсем телевизор голову задурил. По-нашему, за Зюганова надо... А если коммунисты вернутся? Последнее отберут? Мне вон дочь из Надыма 5 миллионов подарила, велела в сберкассу положить. Каждый месяц хожу, вторая пенсия на процентах набегает...». «Святая простота»? Нет, бабуля прекрасно знала, за кого голосовать.
А почему терпит этот бардак молчаливое большинство? В. Строгальщиков точно и художественно отвечает на этот вопрос. В текущей жизни России оно исчезло. Оно стало молчаливым меньшинством, ибо всеобщая жизнь в долг позволила властям раздать кормушки разного калибра большинству населения.
Механизм тоже показан в романе. Допустим, в конторе занято 100 человек. «Штаб» – директор с приближенными (команда), в отличие от советских штатных расписаний, – сам делит фонд зарплаты (даже в бюджетной сфере). Команда имеет от 4 до 10 тысяч в месяц (15–20 человек). Далее идет «средний слой» (от 2 до 4 тысяч). Еще 25–30 работников. Все остальные сидят «на мизере» (меньше тысячи, особенно учителя в школах). Тронь интерес кого повыше – вылетишь. Одним словом, В. Строгальщиков подчеркнул главный принцип «слоя» – новая хапужная система производит (как и при сталинизме) из людей (себе на уме, внешне послушных) «колесики и винтики» самопожирающего социального организма.
Да выдайте сегодня самую распрекрасную национальную идею, якобы способную встряхнуть Россию, объединить народ. Фигушки без масла. Зачем она? Она многим не нужна, ибо при обретенной соборности эта система развалится. А как же благополучные Штаты и прочая? А вы двести лет не воюйте на своей территории (гражданская война в XIX веке не в счет), качайте сверхприбыли со всего мира, создайте мощный репрессивный аппарат, делитесь с бедными и не орите не телевизору (как у нас) про 20 миллионов американцев, живущих (по их стандартам) за чертой бедности, про уровень преступности похлеще нынешней российской. И у вас будет о’кей. Сведения эти получены из малотиражных монографий порядочных американских политологов.
Итак, роман В. Строгальщикова прежде всего остро социальный, политический, говорящий высшую правду: пипл, простите, народ, нас ташат в тупик. Добивать. И мы туда тащимся. Под наш знаменитый «авось». Ведь неслучайно полюбившийся многим читателям главный герой всех трех серий банкир, потом менеджер и общественный деятель Кротов умирает у автора на чужбине. Это Петру Великому нужны были Кротовы, которых посылали учиться в Европу, чтобы, вернувшись, они двигали финансы и промышленность, флот и искусство. Это Екатерине Великой нужны были Державины и Суворовы, чтобы прирастала слава российская. При всех минусах, коррупции, интриганстве пестовали тогда Россию достойные пассионарии (и на престоле тоже). Ибо созидание брало верх.
Нынешняя система тоже посылает молодняк и чиновников за рубеж изучать передовой капиталистический опыт. Возвращаются (не все, правда)... и где новые Демидовы с прибыльными ультрасовременными заводами, где позитивные итоги вояжей? Один мой студент, попавший в группу «надежды России», открыл в Тюмени бизнес-школу. Два года его «курсанты» платят за себя очень хорошие деньги, потом «добирают» ума в Англиях. Молодец студент, хоть связи там завел.
Кротов – это сегодняшний русский человек с ширью и глубью непобедимого и упрямого характера, великий в работе и гульбе, но и расчетливый прагматик. Он по натуре созидатель и заботливый «отец семейства» (своего и всех своих родичей, друзей, своих сотрудников). Разрушителей, дураков и хапуг кругом хоть пруд пруди. А Кротов научился обыгрывать современное зло, нашел дорогу к созиданию. И «Система» убирает его, разгадав, каким задним умом он крепок. При кротовской модели городской жизни Нефтеграда и Вайнберг бы скрепя сердце пошел на контакт, и бюджетники получали бы вовремя жалованье и прибавки. Но не все бы уходило к избранным.
Автор считает, что написал политический триллер («ужастик»). Верно, для массового сознания. Для любителей развлекаться «тайным» заходом на политическую кухню, в спальни сильных мира сего, в их кабинеты, когда они там общаются с ближним кругом.
Но если серьезно, «Слой-3» – прежде всего политический роман о явных и тайных пружинах власти в России конца 90-х годов. О текущей поре, когда политические «казни» следуют регулярно (знак любого смутного времени). Нередко они оборачиваются настоящей казнью. Этот роман – история про три казни.
Первая – тяжело ранен и обречен на биологическую жизнь в больнице мэр Нефтеграда Воронцов. Кто его убрал с арены? Свои – не дал слишком поразвиваться? Чужие? Два кавказца томятся в СИЗО, «дело» не клеится, но пары народного гнева загнаны в отводной канат. У пас еще любят пострадавших и обиженных. Да и молва старается: мол, Воронцов кого-то прижал... Третья сила? А вдруг это преданный служка, директор спортивно-развлекательного комплекса с закрытой зоной для начальственного отдыха Лялин? Ведь именно Воронцов поимел его дочь-красавицу, смял, кобелино похотливое, невинный бутон.
Вторая – в принципе честный, насколько позволяют обстоятельства коловращений деятелей избранного круга, умеющий лавировать так, чтобы не потерять лицо, деятельный и многое повидавший за свою политическую карьеру, преданный семье, памяти недавно умершей жены (герой задолжат ей целую жизнь), Слесаренко становится и.о. мэра, хозяином Нефтеграда. Из советского опыта он взял с собой в новую жизнь привычку – крутиться ради пользы дела, как и сейчас говорят, соответствовать занимаемой должности. Вот Нефтеград, и уже в «рыночное» время – тощий городской бюджет. Опять попробуй подели на всех при хроническом недоборе налогов. На носу – северная зима, теплотрассы, Вайнберг с компанией чужаков, сбросивших на мэрию почти всю «социалку». Нет теперь горкома партии, чтобы нажать на компаньонов ради города.
И Слесаренко, оценив предложения своих помощников Кротова и Лузгина, отправляется к месту начала личной медленной «казни». Проводит выездное заседание мэрии «на рельсах», перед бастующим народом, перекрывшим пикетами железную дорогу. Нажать на Вайнберга, заставить отдать людям деньги и заодно рассказать про тяжелую ситуацию в городском хозяйстве.
В отличие от местной плутократии, Слесаренко действует вполне демократически, как персонифицированная власть парода. Деньги отдают, народ ликует: власть проявила характер! Слесаренко – во всенародноизбранные! Даешь новые выборы! И вскоре буйный новичок в политике снизу Зырянов сколачивает блок поддержки. Вот тут-то писатель особенно сильно показывает нынешнюю игру реальных сил в России в живые шахматы. Кстати, в отличие от прошлых эпох, наши олигархи тоже стоят на доске. В Нефтеграде начался размен фигур. И в новой комбинации предлагается жертва – Слесаренко. Вот мужик, он сейчас по душе горожанам, которые предпочтут его на выборах невзрачному сыну Воронцова. Вайнберг, правда, с кислой миной будет регулировать отношения компании с городом через нового мэра. Другим силам тоже нужен Слесаренко, и они обласкивают свежую фигуру.
Красиво «комментирует» партию Строгальщиков. Вводит совершенно новый тип героя в литературу. Много понаписано-перечитано про честных чиновников, которых завлекла сладкая жизнь, сила разделять и властвовать. Вроде бы все так: Слесаренко отправляется (на самом деле его отправляют) в Германию крепить экономические связи (на самом деле интересы) фирм, завязанных на Нефтеграде с той и с нашей стороны. Изучать передовой капиталистический опыт (и он действительно его изучает, прикидывая к своим заботам). По пути «делегация» побывала в Москве в пределах Садового кольца, в Думе. Слесаренко вроде бы вовлекается в столичные игры, но откуда его тоскливый взгляд, его самоирония по поводу подковерных интриг? Откуда своя игра с нашим старым другом, депутатом Луньковым – «пламенным борцом за народное дело», за все наши северные Нефтеграды, дабы Москва больше чтила интересы регионов и почаще, чем царь Иван IV (историки выяснили, что Грозным был его отец), набрасывала попорченную молью «соболиную шубу» (трансферты, льготы, новые правила регулирования финансовых потоков) на плечи Слесаренок.
Да, Слесаренко вернулся из Германии вроде бы другим. Он теперь в новом слое, и пока его демократический имидж будет действовать на массы, «Система» не разменяет его в начатой комбинации. Да, перед нами трагическая фигура настоящего деятеля, разгадавшего коварную комбинацию системы, ее новые правила игры. Роль ближайшей жертвы, которую ему отвели. Он идет на казнь – на выборы, зная, что очередная болтовня «об усилении роли государства в экономике» – ширма для передела собственности, для новых путей получения сверхприбылей уже без наглого напора, откровенных авантюр, так зливших недавно народ. Ленин писал перед нэпом: «Лучше меньше, да лучше». И Слесаренко за каждый свой очередной ход («по указанию») будет брать плату – не только себе – для дела, для города. И не его вина в том, что партия была прервана, мэром он не стал. Местная элита тоже не дремала. Совсем немного переоценил свои силы Кротов, включил юпитеры и выволок ее на ринг. Но старая команда Воронцова, уже готовая без штанов «ослесариться», делившая бюджет для себя и своих, лишь для блезира выкинула полотенце и «бессильно» легла на канаты. И тут Кротов слишком близко подошел к противнику. Выступил по местному ТВ не просто с эмоциями по поводу махинаций, он еще в отсутствие Слесаренко собрал всю управу и сделал трезвый реальный и современный социально-экономический анализ движения доходов и расходов Нефтеграда. Да еще сказал: живи и жить давай другим. А делиться-то управа уже отвыкла. Кротов подошел к противнику, забыв про «судью» из «Системы»: как же, ее местным фондом командует, ходит в отличниках.
И тут началась третья казнь. Казнь Кротова. Судья не заметил, как вроде бы бессильная местная управа нанесла Кротову молниеносный удар в одно мужское место. В начале романа Кротов, казалось бы, чисто провел операцию с посредником Сусоева, одинаково дорогого и столице, и местным деятелям. Несчастный следил за нефте«трубой» в Европу, да так, чтобы мани обратно из-за бугра текли куда и кому надо.
Деньги Кротову были нужды на избирательную кампанию, но взял он их при местных свидетелях. И в опасный момент они его сдали. Чутье Кротова не обмануло, да и система сказала ему: перестарался. Убираем тебя из Нефтеграда. Великолепен эпизод с «сюрпризом» Лузгина своему другу. Лузгин дожимает директора местного ТВ Халилова за старые грешки. Халилов явно ведет двойную игру на «доске» Слесаренко. Сразу и за, и против. А тут теледива Нефтеграда в ходе романтического приключения с Лузгиным берет его на съемки многодетной семьи Ивановых, которые ютятся в небольшой квартире. Вспомнив про Халилова, Лузгин идет к нему и проводит разборку. В итоге Халилов (у него несколько квартир) должен отдать свои шикарные хоромы Ивановым. Якобы благотворительный жест, что укрепит положение Слесаренко в городе. Халилов согласен появиться в прямом эфире неожиданно. Лялина и Кротов предупреждены о сюрпризе, но что и кто – не знают. И вот на экране возникает... не Халилов, а председатель гордумы Соляник – давний «должник» мэрии. И с помпой заявляет: Дума выделила Ивановым просторное жилье. Кротов поворачивается к онемевшему Лузгину: «На кого ты работаешь?!». Высший пилотаж, или как кинуть соперника покруче. Но Кротов все равно побеждает их всех, выдерживает в Москве арест, пытки. Он находит старого служаку из органов, майора, которого держат теперь в столице за шестерку «в борьбе с коррупцией». Майор за приличную сумму помогает Кротову улететь в Германию, догнать круизный корабль, на который наш герой заблаговременно определил семью. Ему бы повременить, подлечиться, но старый русский грех всех удачливых беглецов от расправы подвел его. «Ин вина веритас!» – вскричал А. Блок. Истина в вине, но Кротов истину нашел уже давно (не только в вине, в очеловечивании своих опасных дел). «За все хорошее – смерть», – сказал автор другого современного романа.
Смерть Кротова – знаковый символ. Предупреждение, что мы в тупике.
Отмечу, что очень выросло художественное мастерство В. Строгальщикова. Сложные материи он подает, как тонкое блюдо для гурмана. Прекрасны лирические сцены – личная драма Слесаренко, душевно открытый и человечный мир отношений в семье Кротова, любовная история Лялиной и Лузгина. Полифония романного строя похожа на остросюжетный фильм, и, в принципе, надоевшие нам истории про современные выборы читаются как детектив.
Но и это не все. Еще про «Слой-1» я писал, что автор выходит к философическим обобщениям текущей российской жизни. Он использует жанровые ресурсы современного экзистенциального романа. Если кратко, то в XX веке наш мир стал ареной повседневного обезличенного существования. Человеку открылась зияющая бездна бытия, когда ему остается лишь риск решения, нравственного выбора, которые не приводят к успеху. Индивид как бы заброшен в этот мир, ему одиноко в толпе, но и в социально-активной организации он может достичь лишь казарменного счастья. Растворяясь, разрываясь на части, насилуя свое сознание в каком-либо коллективном действии, человек теряет свою личность, свое подлинное лицо. Лишь в «Великом отказе» (по Г. Маркузе) он – герой, соравен себе, своей самости.
Лишь один экзистенциальный эпизод из «Слоя-3». Облеченный властью Слесаренко каждый час в Нефтеграде получает знаки внимания, знает не город, не людей, а проблемы. Вечером в гостинице, когда дневная суета оказалась не слишком изматывающей, он «перешел» в частное качество. И обнаружил, что без властных функций одинок. Слесаренко даже соглашается на партию в преферанс, случайно встретив в ресторане гостиницы своего сотрудника. Они сдут в тот злополучный спортивно-развлекательный комплекс, где уединяются в блоке для начальства. Чужие люди, поддающиеся мэру игроки. Слесаренко незаметно выходит на улицу и с досадой понимает, что не знает дороги. Идет к гостинице наугад, встречает странный грузовик, возле которого суетились серые фигуры. Спросил дорогу и понял, что нарвался. Темные дела, темная ночь, темные мужики. Но пронесло. Однако его жизнь повисла на волоске. Слесаренко успел раствориться в ночи, пока фигуры решали, что с ним делать. Одиночество и бездна небытия слились в злой ком, правда, отпустив на этот раз свою жертву восвояси.
Экзистенциально построен и сюжет «Слоя-3». Забуксовавшие в Тюмени банкир Кротов и журналист Лузгин, главные герои всех трех серий, неожиданно получают приглашение от Слесаренко, героя, как сейчас говорят, «второго плана» в первых сериях и главного героя третьей части, работающего в северном Нефтеградс первым замом мэра Воронцова. Слесаренко, поживший в тех краях, потом переведенный еще в советское время в областной центр, принял приглашение Воронцова и покинул Тюмень. Новое время, депрессия в стране и в душе героя. Человек он не робкий, да и особо не прогибался перед верхами, держась за место. Одним словом, начал новую жизнь.
Кротова и Лузгина позвали на Север потому, что Слесаренко нуждался в настырных помощниках, ибо реформы в городском хозяйстве Нефтеграда не шли дальше камуфляжа под социально-рыночные отношения, дележки лакомых кусочков муниципальной собственности.
Зная, что Слесаренко всегда готов подучиться новому, Кротов и Лузгин соглашаются поработать с ним. Тем более, что и в Нефтеграде москвичи с западными партнерами заимели свой важный интерес. Так что политическая и финансовая прибыль друзей могла стать весомой. Но ставки вскоре выросли после покушения на Воронцова. Теперь уже Слесаренко – хозяин города, грядут выборы мэра, а избирательная кампания – самая вкусная игра для друзей, возможность со Слесаренко сделать Нефтеград настоящим форпостом новых социально-экономических порядков в богатом нефтью и газом крае.
Но столичной «Системе» такая автономия друзей, их увлеченность новым делом показалась подозрительной. Кротова сдают под борьбу с коррупцией, Лузгина прогоняют из города, связи их со Слесаренко были всем очевидны, и гот снял свою кандидатуру.
В Югре любят подчеркивать, что Ханты-Мансийский автономный округ – один из немногих доноров российского бюджета. В проблемной ситуации «Слоя-3» это донорство приобретает иное значение. Дабы лишний раз не раздражать окружные власти разговорами про единство области, вспомним, что донорство бывает за деньги и бескорыстное, когда люди добровольно и безвозмездно сдают кровь, выручая заболевших родственников, товарищей по работе.
Проблема «донорства» в этом романс парадоксальным образом связана со знаменитой мыслью Михайлы Ломоносова про могущество российское, которое будет прирастать Сибирью. С приростом сейчас довольно нелегко. Как и в советское время, что-то там прирастает за пределами нашего богатого края. Но быть бескорыстными донорами поневоле долго нельзя. Любимые герои В. Строгальщикова первыми попытались сказать и сделать, как можно. «Системе» это не понравилось, нефтеградской элите тоже. Но поражение героев стало и их победой. Два шага назад, но шаг вперед. После Слесаренко, Кротова и Лузгина Нефтеграду дышать будет легче.
«Слой-3» еще и постмодернистский роман. В нем есть сокровенная тайна текущего бытия, закрученная по спирали интеллектуально загадки смутного времени. Автор не спешит открыть свои варианты, свою карту уникального романного лабиринта. Берите, дорогие читатели, роман и играйте сами. Виртуальная художественная реальность, отрежиссированная писателем, предлагает каждому на выбор личную интерактивную роль. Ваши партнеры – герои «Слоя-3». Вы уже знаете, что с ними приключилось. Значит есть шанс на реальный выигрыш. Выигрыш личного маршрута в годы, когда кругом говорят: так жить нельзя, но лишь немногие знают, как жить можно.
В. Л. Строгальщиков
В. РОГАЧЕВ . ИГРА В ЖИВЫЕ ШАХМАТЫ
В третьей «серии» своего романа В. Строгальщиков стал живым кибером-автоматом по разминированию адской бомбы, на черном боку которой кровавыми буквами написано: «Современная Россия». Как опытный сапер, писатель вскрыл третий слой – самый опасный, перенасыщенный сатанинскими «минами» – от политиков и благополучно-вальяжных западных «друзей», бывших и действующих работников сыска всех уровней, обслуживающих теперь корыстные интересы только своего клана, бизнесменов уже постгайдаровско-чубайс-бурбулисной волны. Деляги особенно хороши – дожевывают отбивную российскую котлету в бизнес-классе «Боинга» в предвкушении встречи с партнерами уже не из сомнительной оффшорной времянки в Атлантике, а из транснациональных компаний – глобальных властителей всего и вся.
Третий слой кишит народными избранниками, радостно продающимися кому угодно журналистами, шоуменами, имиджмейкерами, ньюсмейкерами, одуревшей обслугой и хмельными от безнаказанности чиновниками. Эти безжалостные пираньи терзают еще свеженький труп отечества, переваривая его плоть, преобразуя в свои вотчины – по рангам и добыче. Кому-то хватило только па особняк и рогато-копытную фирму, «приклеенную» в качестве посредника к мощному газопроводу. Но кто-то со столичными друзьями – нет, друзей сейчас мало – с партнерами загнал в угол вчерашних советских нефтегенералов, в годы беспредела (начало 90-х) в одночасье «перебивших» свои госнефтегазтресты в «рыночные» АО и неуклюже пустившихся в бездарные аферы с капиталами, быстро сгоревшими в «чарах», «селенгах» и непонятно куда канувшими в солидных западных банках (история Лукоянова).
Писатель динамично и остро воссоздал вампироносный портрет российской жизни меж двумя миражными полюсами. На одном – лицемерно-восторженная болтовня о встрече 2000 года, память о пути в двадцать веков с той поры, когда Христос произнес свою Нагорную проповедь. Новый с присущим «большевистским» задором агитпроп сладко голосит про духовное возрождение России, про вот-вот готовый разразиться экономический подъем, про вожделенное явление среднего класса, про радость завести свое дело... Вранье: социологи давно объяснили, что предпринимателями могут стать лишь 7–10 процентов активного населения стран с рыночной экономикой. Так называемый доходный малый бизнес – лукавство современных идеологов.
На втором полюсе – несчастные дети и старики, около 40% населения, пребывающего за чертой бедности, разгул мафиозно-коррумпированного дикого капитализма, прочная посадка России на кредитную иглу МВФ и Всемирного банка, жизнь в долг, мрачные перспективы для подавляющей части молодежи, оттягивающейся в отупляющих тусовках, преступных набегах, сексуальных оргиях, наркотическом дурмане.
Оба полюса хорошо видны в романе из северного Нефтеграда. Его нет на картах Югры и Ямала, но упоминание про уренгойский поезд и новое шоссе на Ханты-Мансийск символичны. В точке их схода словно слились Сургут и Когалым, Нефтеюганск, Ноябрьск и другие города, чья жизнь вчера и теперь зависит от местных хозяев нефтегазодобычи и первичной переработки... Простите, от менеджеров – по-русски управленцев дочерних акционерных компаний со звучными на иностранный манер названиями. Они выбраны специально, дабы западные инвесторы и акционеры не пугались вчерашних советских словесных монстров: «Нижневартовскнефтегаз», Федоровское НГДУ и тому подобное. Но менеджеры в Нефтеграде хорошо знакомы в лицо тамошнему рабочему классу... Простите, наемным работникам северных «дочек» – гордым совладельцам своих АО, ОАО, ЗАО, ООО и прочая. А то? Если ... Простите, социальный партнер по бизнесу не продал, не пропил последнюю акцию «родной» фирмы, он покупает авиабилет на Москву (лучше в оба конца, ибо в Домодедово какая-то хитрая продажа) за три тыщи, надевает костюм от Готье и летит в столицу на собрание акционеров. Слушает и обсуждает отчетный доклад ЦК... Простите, совета директоров и выбирает новый. Приятно, демократично. Одна акция – один голос. Правда, в президиуме сидят незнакомые столичные дяденьки, у каждого из которых десятки тысяч акций. Да и нет у работяг акций со столичной пропиской. Только акции местных «дочек». Да и не до столицы ему – в Нефтеграде сплошь увольнения, удержаться бы на плаву, не потерять рабочего места. Давно уже работяги махнули рукой на своих «партнеров» по бизнесу в столице, давно не спрашивают, почему мы тут в тяжелых природно-климатических условия гробим жизнь на не менее тяжелой работе, а настоящее начальство устроилось в Москве и туда уходит большая часть прибыли.
В. Строгальщикову (впервые в современной русской прозе!) удалось изобразить обобщенный город-символ, в котором сошлись все узловые вопросы текущей жизни России, представлены многие страны и столицы, как сейчас пишут, взаимозависимого земного мира. Художественный масштаб романа хорошо понятен Клингону и Ельцину, канцлеру ФРГ и председателю (экс!) Черномырдину, магнатам «Шелл» и Вяхиреву, спикеру американского сената и Строеву, сотрудникам ЦРУ и ФСБ, генсеку НАТО и военному министру РФ Сергееву. В свои «угадайки» («А ну, скажи, как я тебя сейчас сделаю?») играют в романе кипрский банкир и наш Кротов, вчерашние друзья-журналисты из столицы и наш Лузгин, мэр германского города и нефтеградский мэр Слесаренко, народные «заступнички» из Москвы и вкусивший власть над толпой будущий депутат Гордумы в Нефтеграде, вчерашний зэк, а пока озлобленный деятель стачкома (первая глава) Зырянов...
Масштаб-то действительно понятен всем, кто умеет разговаривать и связывать слова в мысли, смотреть телевизор или слушать радио, как водила частного списанного германцем автобусного «Мерседеса», любовно перебранного в Тюмени, с табличкой «коммерческий маршрут». Офигеть – опять доморощенный словесный садомазохизм! Получается, что владелец автобуса и его родня в качестве кондуктора должны не просто развозить пассажиров, а заниматься с ними коммерцией. Так вот, шофер врубает местные коммерческие радиостанции и слушает. И пассажиры слушают: рубль упал, а доллар встал! Доллар опять овладел рублем и сделал ему больно. Президент чуть не упал, но удержался...
Одним словом, из романа следует, что подавляющее большинство еще живого российского населения прекрасно осведомлено о происходящем в России и как ему жить. И даже якобы аполитичный и на все «поклавший» заколбасившийся молодняк. Выходи из дома, дождись, когда к тебе подвалят три «поросенка» – «несчастные дети из незащищенных социальных слоев» (цитата из прессы) и потребуют: дядя, купи букет, за 50 рэ отдаем!». То ли с похорон, то ли со свадьбы стянули. Шикарный букет. Дядя говорит: «Хорошо, ребятки, вон кирпичи привезли на стройку. Мне как раз 50 штук нужно. Приносите, за штуку – рубль». После тридцатого вопли: «Дядя, нас замазали (засветили, застукали и т.п.). Расчет окончен – на 30 рэ».
Страшное время, страшное наследие недавнего прошлого. Была ежедневная смена социальных масок. Вспоминаю гениальный «Осенний марафон» – утром ты был одним человеком, в автобусе на работу другим («Какого труляля ты, очкастый змей, пихаешься?»). В обеденный перерыв – третьим. С сослуживцами – четвертым. С начальством – пятый. С сантехником – шестым. .С продавцом в магазине с парадного входа – седьмым. В школе с классной дамой своего чада – девятым... И так до бесконечности. А где и тогда, и сегодня ты, я, он, она – вместе дружная семья – был человеком? Привыкли завираться, выкручиваться, изнашиваться в бездарной судороге буден – все, все!
Вся страна – как один стадион! Сейчас поскакали на воздухе призрачных свобод – бег в мешках, сотканных продажностью, бездуховностью, безнравственностью, к правовому, свободному, демократическому государству с рыночной экономикой. Получается не рыночная, а рыльная – бездарная, опасная для жизни и тех, кто успел куснуть пожирнее, и тех, кто не успел и вынужден выживать, к примеру, на пенсию в 350 рублей при официальном прожиточном минимуме в 800 рублей.
Браво, автор! Браво, Леонидыч! В «Слое-3» сказана правда. Ее изрек «бородач» (Юрий Дмитриевич) – «посол» таинствен ной и сверхмогущественной московской группы «Система», в которой собраны в кулак деньги и власть, реальные экономические рычаги и планы особых операций. Она держится в тени официальных структур и ночами доделывает, переделывает все, что наработали днем политики, министры и банкиры. «Система» всегда знает, какие правила игры будут завтра, и работает на опережение. Так вот, бородач цинично, но точно втолковывает Кротову: сказал, мол, народу правду, как мэрия и Дума Нефтеграда надувают народ, какие авантюры проворачивают? Да эту правду тут все знают, но молчат. Судачат меж собой, но станут ненавидеть того, кто скажет правду площадно, открыто.
Кротов сказал в романе правду о начальстве, но выше сказана и народная правда. О самом народе. В тот момент, когда большая часть населения Нефтеграда, доведенная до стачки беспределом, многомесячной невыплатой заработков, выходит на железную дорогу и садится на рельсы. Сидит и проклинает все и вся тот самый народ, который, когда создавались все эти О-А-О-З-А-О-Т-О, буквально на следующий день «забыл» и про свою недавнюю «гордость советского рабочего класса», рядового акционера. «Забыл» и продал свои акции тем, кто скупил контрольный пакет и стал жестко, непримиримо диктовать свои правила игры. «Мы – частная компания, а благотворительностью пусть занимается государство и бог», – говорит мэру Нефтеграда, знакомому нам по первым сериям Слесаренко, хорошо вышколенный главный менеджер и совладелец «Севернефтегаза» Вайнберг. И сникают знаменитый русский «авось-ка», излюбленный плевок в соседа – «это ему будет хуже, а меня пронесет». Ведь сейчас компании платят тем работникам, от которых непосредственно зависит прибыль. Буровики Вайнбергу не нужны, хозяевам в Москве не до развития промысла. В. Строгальщиков искусно показывает механизм отсечения ненужных людей. Буровым конторам вскружили «голову» идеей самостоятельного бизнеса. Отделились, но команда Вайнберга не стала заключать с буровиками договор. И пусть не надеются наши новые радикальный левые на когда-то востребованные общественно полезные советские лозунги о социальном чутье, солидарности, на марксистскую доктрину. Мир менялся, но советские догматики не нашли, да и не искали пути творческого развития марксизма. Его в СССР похоронила командно-административная система, дурь Хрущева, окончательно выбившего из крестьян нравственно-доброе, хозяйское отношение к земле. Дурь партбоссов, разлагавших рабочий класс и превративших «трудовую интеллигенцию» в идеологическую обслугу, каждодневно подновлявшую теорию примата социального фактора в развитии общества.
Сейчас в партии народ идет не за идею – за хлебным местом, за лично выгодным интересом. Конечно, не народ развалил СССР и создал нынешний уникальный правящий режим, разодевшийся в демократические одежды, под которыми знаки принадлежности к своему клану, общаку, группе. Так уж устроен человек на земле, что обществом верховодят 10–12 процентов активных гумилевских пассионариев. Выше их – штабы из политической, экономической и научной элиты (1–3% населения). Остальные – мы, грешные, молчаливое большинство.
Вранье, что нами манипулируют власти, телевидение, политики. Число легко внушаемых в популяциях, по данным социологов и социальных психологов, не превышает те же 10–12% населения.
Ельцин обманул на выборах? Нами манипулировали? Подтасовали итоги? Ха, за него голосовали 12 миллионов челноков (их бизнес тогда давал неплохой доход), деловая «рыбка» покрупнее, теневики, крутые преступные группировки, юристы и банковские – еще плюс пять миллионов голосов. Благополучные чиновники – плюс три миллиона. «Передовой класс» – наши нефтяники и газовики, получавшие в 1996 году от 3 до 10 миллионов рублей ежемесячно. А еще торговля, часть пенсионеров, чьи дети сегодня «вышли в люди»...
А то, что при этом режиме страна стала жить в долг – начихать. Первый раз не отдали в 20-е годы, занимали по-крупному при Брежневе. Помню бабулю на своем избирательном участке в июле 96-го: «Милок, скажи, за кого голосовать? Совсем телевизор голову задурил. По-нашему, за Зюганова надо... А если коммунисты вернутся? Последнее отберут? Мне вон дочь из Надыма 5 миллионов подарила, велела в сберкассу положить. Каждый месяц хожу, вторая пенсия на процентах набегает...». «Святая простота»? Нет, бабуля прекрасно знала, за кого голосовать.
А почему терпит этот бардак молчаливое большинство? В. Строгальщиков точно и художественно отвечает на этот вопрос. В текущей жизни России оно исчезло. Оно стало молчаливым меньшинством, ибо всеобщая жизнь в долг позволила властям раздать кормушки разного калибра большинству населения.
Механизм тоже показан в романе. Допустим, в конторе занято 100 человек. «Штаб» – директор с приближенными (команда), в отличие от советских штатных расписаний, – сам делит фонд зарплаты (даже в бюджетной сфере). Команда имеет от 4 до 10 тысяч в месяц (15–20 человек). Далее идет «средний слой» (от 2 до 4 тысяч). Еще 25–30 работников. Все остальные сидят «на мизере» (меньше тысячи, особенно учителя в школах). Тронь интерес кого повыше – вылетишь. Одним словом, В. Строгальщиков подчеркнул главный принцип «слоя» – новая хапужная система производит (как и при сталинизме) из людей (себе на уме, внешне послушных) «колесики и винтики» самопожирающего социального организма.
Да выдайте сегодня самую распрекрасную национальную идею, якобы способную встряхнуть Россию, объединить народ. Фигушки без масла. Зачем она? Она многим не нужна, ибо при обретенной соборности эта система развалится. А как же благополучные Штаты и прочая? А вы двести лет не воюйте на своей территории (гражданская война в XIX веке не в счет), качайте сверхприбыли со всего мира, создайте мощный репрессивный аппарат, делитесь с бедными и не орите не телевизору (как у нас) про 20 миллионов американцев, живущих (по их стандартам) за чертой бедности, про уровень преступности похлеще нынешней российской. И у вас будет о’кей. Сведения эти получены из малотиражных монографий порядочных американских политологов.
Итак, роман В. Строгальщикова прежде всего остро социальный, политический, говорящий высшую правду: пипл, простите, народ, нас ташат в тупик. Добивать. И мы туда тащимся. Под наш знаменитый «авось». Ведь неслучайно полюбившийся многим читателям главный герой всех трех серий банкир, потом менеджер и общественный деятель Кротов умирает у автора на чужбине. Это Петру Великому нужны были Кротовы, которых посылали учиться в Европу, чтобы, вернувшись, они двигали финансы и промышленность, флот и искусство. Это Екатерине Великой нужны были Державины и Суворовы, чтобы прирастала слава российская. При всех минусах, коррупции, интриганстве пестовали тогда Россию достойные пассионарии (и на престоле тоже). Ибо созидание брало верх.
Нынешняя система тоже посылает молодняк и чиновников за рубеж изучать передовой капиталистический опыт. Возвращаются (не все, правда)... и где новые Демидовы с прибыльными ультрасовременными заводами, где позитивные итоги вояжей? Один мой студент, попавший в группу «надежды России», открыл в Тюмени бизнес-школу. Два года его «курсанты» платят за себя очень хорошие деньги, потом «добирают» ума в Англиях. Молодец студент, хоть связи там завел.
Кротов – это сегодняшний русский человек с ширью и глубью непобедимого и упрямого характера, великий в работе и гульбе, но и расчетливый прагматик. Он по натуре созидатель и заботливый «отец семейства» (своего и всех своих родичей, друзей, своих сотрудников). Разрушителей, дураков и хапуг кругом хоть пруд пруди. А Кротов научился обыгрывать современное зло, нашел дорогу к созиданию. И «Система» убирает его, разгадав, каким задним умом он крепок. При кротовской модели городской жизни Нефтеграда и Вайнберг бы скрепя сердце пошел на контакт, и бюджетники получали бы вовремя жалованье и прибавки. Но не все бы уходило к избранным.
Автор считает, что написал политический триллер («ужастик»). Верно, для массового сознания. Для любителей развлекаться «тайным» заходом на политическую кухню, в спальни сильных мира сего, в их кабинеты, когда они там общаются с ближним кругом.
Но если серьезно, «Слой-3» – прежде всего политический роман о явных и тайных пружинах власти в России конца 90-х годов. О текущей поре, когда политические «казни» следуют регулярно (знак любого смутного времени). Нередко они оборачиваются настоящей казнью. Этот роман – история про три казни.
Первая – тяжело ранен и обречен на биологическую жизнь в больнице мэр Нефтеграда Воронцов. Кто его убрал с арены? Свои – не дал слишком поразвиваться? Чужие? Два кавказца томятся в СИЗО, «дело» не клеится, но пары народного гнева загнаны в отводной канат. У пас еще любят пострадавших и обиженных. Да и молва старается: мол, Воронцов кого-то прижал... Третья сила? А вдруг это преданный служка, директор спортивно-развлекательного комплекса с закрытой зоной для начальственного отдыха Лялин? Ведь именно Воронцов поимел его дочь-красавицу, смял, кобелино похотливое, невинный бутон.
Вторая – в принципе честный, насколько позволяют обстоятельства коловращений деятелей избранного круга, умеющий лавировать так, чтобы не потерять лицо, деятельный и многое повидавший за свою политическую карьеру, преданный семье, памяти недавно умершей жены (герой задолжат ей целую жизнь), Слесаренко становится и.о. мэра, хозяином Нефтеграда. Из советского опыта он взял с собой в новую жизнь привычку – крутиться ради пользы дела, как и сейчас говорят, соответствовать занимаемой должности. Вот Нефтеград, и уже в «рыночное» время – тощий городской бюджет. Опять попробуй подели на всех при хроническом недоборе налогов. На носу – северная зима, теплотрассы, Вайнберг с компанией чужаков, сбросивших на мэрию почти всю «социалку». Нет теперь горкома партии, чтобы нажать на компаньонов ради города.
И Слесаренко, оценив предложения своих помощников Кротова и Лузгина, отправляется к месту начала личной медленной «казни». Проводит выездное заседание мэрии «на рельсах», перед бастующим народом, перекрывшим пикетами железную дорогу. Нажать на Вайнберга, заставить отдать людям деньги и заодно рассказать про тяжелую ситуацию в городском хозяйстве.
В отличие от местной плутократии, Слесаренко действует вполне демократически, как персонифицированная власть парода. Деньги отдают, народ ликует: власть проявила характер! Слесаренко – во всенародноизбранные! Даешь новые выборы! И вскоре буйный новичок в политике снизу Зырянов сколачивает блок поддержки. Вот тут-то писатель особенно сильно показывает нынешнюю игру реальных сил в России в живые шахматы. Кстати, в отличие от прошлых эпох, наши олигархи тоже стоят на доске. В Нефтеграде начался размен фигур. И в новой комбинации предлагается жертва – Слесаренко. Вот мужик, он сейчас по душе горожанам, которые предпочтут его на выборах невзрачному сыну Воронцова. Вайнберг, правда, с кислой миной будет регулировать отношения компании с городом через нового мэра. Другим силам тоже нужен Слесаренко, и они обласкивают свежую фигуру.
Красиво «комментирует» партию Строгальщиков. Вводит совершенно новый тип героя в литературу. Много понаписано-перечитано про честных чиновников, которых завлекла сладкая жизнь, сила разделять и властвовать. Вроде бы все так: Слесаренко отправляется (на самом деле его отправляют) в Германию крепить экономические связи (на самом деле интересы) фирм, завязанных на Нефтеграде с той и с нашей стороны. Изучать передовой капиталистический опыт (и он действительно его изучает, прикидывая к своим заботам). По пути «делегация» побывала в Москве в пределах Садового кольца, в Думе. Слесаренко вроде бы вовлекается в столичные игры, но откуда его тоскливый взгляд, его самоирония по поводу подковерных интриг? Откуда своя игра с нашим старым другом, депутатом Луньковым – «пламенным борцом за народное дело», за все наши северные Нефтеграды, дабы Москва больше чтила интересы регионов и почаще, чем царь Иван IV (историки выяснили, что Грозным был его отец), набрасывала попорченную молью «соболиную шубу» (трансферты, льготы, новые правила регулирования финансовых потоков) на плечи Слесаренок.
Да, Слесаренко вернулся из Германии вроде бы другим. Он теперь в новом слое, и пока его демократический имидж будет действовать на массы, «Система» не разменяет его в начатой комбинации. Да, перед нами трагическая фигура настоящего деятеля, разгадавшего коварную комбинацию системы, ее новые правила игры. Роль ближайшей жертвы, которую ему отвели. Он идет на казнь – на выборы, зная, что очередная болтовня «об усилении роли государства в экономике» – ширма для передела собственности, для новых путей получения сверхприбылей уже без наглого напора, откровенных авантюр, так зливших недавно народ. Ленин писал перед нэпом: «Лучше меньше, да лучше». И Слесаренко за каждый свой очередной ход («по указанию») будет брать плату – не только себе – для дела, для города. И не его вина в том, что партия была прервана, мэром он не стал. Местная элита тоже не дремала. Совсем немного переоценил свои силы Кротов, включил юпитеры и выволок ее на ринг. Но старая команда Воронцова, уже готовая без штанов «ослесариться», делившая бюджет для себя и своих, лишь для блезира выкинула полотенце и «бессильно» легла на канаты. И тут Кротов слишком близко подошел к противнику. Выступил по местному ТВ не просто с эмоциями по поводу махинаций, он еще в отсутствие Слесаренко собрал всю управу и сделал трезвый реальный и современный социально-экономический анализ движения доходов и расходов Нефтеграда. Да еще сказал: живи и жить давай другим. А делиться-то управа уже отвыкла. Кротов подошел к противнику, забыв про «судью» из «Системы»: как же, ее местным фондом командует, ходит в отличниках.
И тут началась третья казнь. Казнь Кротова. Судья не заметил, как вроде бы бессильная местная управа нанесла Кротову молниеносный удар в одно мужское место. В начале романа Кротов, казалось бы, чисто провел операцию с посредником Сусоева, одинаково дорогого и столице, и местным деятелям. Несчастный следил за нефте«трубой» в Европу, да так, чтобы мани обратно из-за бугра текли куда и кому надо.
Деньги Кротову были нужды на избирательную кампанию, но взял он их при местных свидетелях. И в опасный момент они его сдали. Чутье Кротова не обмануло, да и система сказала ему: перестарался. Убираем тебя из Нефтеграда. Великолепен эпизод с «сюрпризом» Лузгина своему другу. Лузгин дожимает директора местного ТВ Халилова за старые грешки. Халилов явно ведет двойную игру на «доске» Слесаренко. Сразу и за, и против. А тут теледива Нефтеграда в ходе романтического приключения с Лузгиным берет его на съемки многодетной семьи Ивановых, которые ютятся в небольшой квартире. Вспомнив про Халилова, Лузгин идет к нему и проводит разборку. В итоге Халилов (у него несколько квартир) должен отдать свои шикарные хоромы Ивановым. Якобы благотворительный жест, что укрепит положение Слесаренко в городе. Халилов согласен появиться в прямом эфире неожиданно. Лялина и Кротов предупреждены о сюрпризе, но что и кто – не знают. И вот на экране возникает... не Халилов, а председатель гордумы Соляник – давний «должник» мэрии. И с помпой заявляет: Дума выделила Ивановым просторное жилье. Кротов поворачивается к онемевшему Лузгину: «На кого ты работаешь?!». Высший пилотаж, или как кинуть соперника покруче. Но Кротов все равно побеждает их всех, выдерживает в Москве арест, пытки. Он находит старого служаку из органов, майора, которого держат теперь в столице за шестерку «в борьбе с коррупцией». Майор за приличную сумму помогает Кротову улететь в Германию, догнать круизный корабль, на который наш герой заблаговременно определил семью. Ему бы повременить, подлечиться, но старый русский грех всех удачливых беглецов от расправы подвел его. «Ин вина веритас!» – вскричал А. Блок. Истина в вине, но Кротов истину нашел уже давно (не только в вине, в очеловечивании своих опасных дел). «За все хорошее – смерть», – сказал автор другого современного романа.
Смерть Кротова – знаковый символ. Предупреждение, что мы в тупике.
Отмечу, что очень выросло художественное мастерство В. Строгальщикова. Сложные материи он подает, как тонкое блюдо для гурмана. Прекрасны лирические сцены – личная драма Слесаренко, душевно открытый и человечный мир отношений в семье Кротова, любовная история Лялиной и Лузгина. Полифония романного строя похожа на остросюжетный фильм, и, в принципе, надоевшие нам истории про современные выборы читаются как детектив.
Но и это не все. Еще про «Слой-1» я писал, что автор выходит к философическим обобщениям текущей российской жизни. Он использует жанровые ресурсы современного экзистенциального романа. Если кратко, то в XX веке наш мир стал ареной повседневного обезличенного существования. Человеку открылась зияющая бездна бытия, когда ему остается лишь риск решения, нравственного выбора, которые не приводят к успеху. Индивид как бы заброшен в этот мир, ему одиноко в толпе, но и в социально-активной организации он может достичь лишь казарменного счастья. Растворяясь, разрываясь на части, насилуя свое сознание в каком-либо коллективном действии, человек теряет свою личность, свое подлинное лицо. Лишь в «Великом отказе» (по Г. Маркузе) он – герой, соравен себе, своей самости.
Лишь один экзистенциальный эпизод из «Слоя-3». Облеченный властью Слесаренко каждый час в Нефтеграде получает знаки внимания, знает не город, не людей, а проблемы. Вечером в гостинице, когда дневная суета оказалась не слишком изматывающей, он «перешел» в частное качество. И обнаружил, что без властных функций одинок. Слесаренко даже соглашается на партию в преферанс, случайно встретив в ресторане гостиницы своего сотрудника. Они сдут в тот злополучный спортивно-развлекательный комплекс, где уединяются в блоке для начальства. Чужие люди, поддающиеся мэру игроки. Слесаренко незаметно выходит на улицу и с досадой понимает, что не знает дороги. Идет к гостинице наугад, встречает странный грузовик, возле которого суетились серые фигуры. Спросил дорогу и понял, что нарвался. Темные дела, темная ночь, темные мужики. Но пронесло. Однако его жизнь повисла на волоске. Слесаренко успел раствориться в ночи, пока фигуры решали, что с ним делать. Одиночество и бездна небытия слились в злой ком, правда, отпустив на этот раз свою жертву восвояси.
Экзистенциально построен и сюжет «Слоя-3». Забуксовавшие в Тюмени банкир Кротов и журналист Лузгин, главные герои всех трех серий, неожиданно получают приглашение от Слесаренко, героя, как сейчас говорят, «второго плана» в первых сериях и главного героя третьей части, работающего в северном Нефтеградс первым замом мэра Воронцова. Слесаренко, поживший в тех краях, потом переведенный еще в советское время в областной центр, принял приглашение Воронцова и покинул Тюмень. Новое время, депрессия в стране и в душе героя. Человек он не робкий, да и особо не прогибался перед верхами, держась за место. Одним словом, начал новую жизнь.
Кротова и Лузгина позвали на Север потому, что Слесаренко нуждался в настырных помощниках, ибо реформы в городском хозяйстве Нефтеграда не шли дальше камуфляжа под социально-рыночные отношения, дележки лакомых кусочков муниципальной собственности.
Зная, что Слесаренко всегда готов подучиться новому, Кротов и Лузгин соглашаются поработать с ним. Тем более, что и в Нефтеграде москвичи с западными партнерами заимели свой важный интерес. Так что политическая и финансовая прибыль друзей могла стать весомой. Но ставки вскоре выросли после покушения на Воронцова. Теперь уже Слесаренко – хозяин города, грядут выборы мэра, а избирательная кампания – самая вкусная игра для друзей, возможность со Слесаренко сделать Нефтеград настоящим форпостом новых социально-экономических порядков в богатом нефтью и газом крае.
Но столичной «Системе» такая автономия друзей, их увлеченность новым делом показалась подозрительной. Кротова сдают под борьбу с коррупцией, Лузгина прогоняют из города, связи их со Слесаренко были всем очевидны, и гот снял свою кандидатуру.
В Югре любят подчеркивать, что Ханты-Мансийский автономный округ – один из немногих доноров российского бюджета. В проблемной ситуации «Слоя-3» это донорство приобретает иное значение. Дабы лишний раз не раздражать окружные власти разговорами про единство области, вспомним, что донорство бывает за деньги и бескорыстное, когда люди добровольно и безвозмездно сдают кровь, выручая заболевших родственников, товарищей по работе.
Проблема «донорства» в этом романс парадоксальным образом связана со знаменитой мыслью Михайлы Ломоносова про могущество российское, которое будет прирастать Сибирью. С приростом сейчас довольно нелегко. Как и в советское время, что-то там прирастает за пределами нашего богатого края. Но быть бескорыстными донорами поневоле долго нельзя. Любимые герои В. Строгальщикова первыми попытались сказать и сделать, как можно. «Системе» это не понравилось, нефтеградской элите тоже. Но поражение героев стало и их победой. Два шага назад, но шаг вперед. После Слесаренко, Кротова и Лузгина Нефтеграду дышать будет легче.
«Слой-3» еще и постмодернистский роман. В нем есть сокровенная тайна текущего бытия, закрученная по спирали интеллектуально загадки смутного времени. Автор не спешит открыть свои варианты, свою карту уникального романного лабиринта. Берите, дорогие читатели, роман и играйте сами. Виртуальная художественная реальность, отрежиссированная писателем, предлагает каждому на выбор личную интерактивную роль. Ваши партнеры – герои «Слоя-3». Вы уже знаете, что с ними приключилось. Значит есть шанс на реальный выигрыш. Выигрыш личного маршрута в годы, когда кругом говорят: так жить нельзя, но лишь немногие знают, как жить можно.