Волшебный круг
НЕ ВЕЙСЯ, ЧЕРНЫЙ ВОРОН!
Печень Ельцина, изъеденная циррозом собачьих подворотен и хмельных придорожных канав уральской деревни Будка, где родился он, «поддавала» и разрушитель страны, печень его, омытая галлонами спиртного из обкомовских и кремлевских погребов, превращена по иронии плохо меняющейся действительности, в надгробный Новодевичий памятник сему государственному упокойному.
Придумавшие означенный шедевр надгробного искусства ваятели, не вняли предсказаниям Ванги о том, что подобные легкомысленности опасны живущим. «Шедевры» эти, хоть в цельномолочном, хоть в гранитном достоинстве, типа трупных микробов сибирской язвы, как во все времена, надо сжигать, а пепел железобетонировать иль зарывать глубоко с учетом движения подземных вод и тек- тонических сдвигов земной коры.
Не сделали!
Коллективный думский и кремлёвский разум явно подвел! Иль фантазии правозащитников-яблочников не воспарили выше мемориального камня Лубянской площади? Кто знает… Прилепили каменную печень почившего – на поверхность престижного погоста, накрыв таким же каменным триколором. И, творя пиар, заманили на госмероприятие бывшего президента США Клинтона, которому когда-то сам Бжезинский советовал терпимей относиться к КПСС, которая растит этаких бойцов-союзников как Горбачев, Ельцин, Бурбулис…ну, полузабытые Шахрай с Шеварнадзей… Нашептывал Збигнев шефу ходячую в позднем СССР частушку про Бориса, от которой смешливый Клинтон хватался за живот от продолжительно-гомерического хохота:
«Не стесняйся, Боренька, носа своего,
Он ведь с Красным знаменем цвета одного!»
Мелькала на траурной тризне и тень Буша-младшего, последние месяцы ёрзавшего на президентском стуле США! Ждал-дожидался Буш светлой жизни без Ирака, без Афганистана, без Грузии, ждал заслуженный отдых и сплошную рыбалку – хоть с Путиным, хоть без оного… А тут такое испытание нервов!
Замечено (со спутников!) в те дни: по реке Исеть и по речке Пышма, которые текут из Свердловской области в Тюменскую, шел сплошняком вверх пузом мертвый чебак и окунь, которого сильно уважают мои домашние тюменские коты. Коты голодали.
И все же! Куда ни кинь, отравленная метастазами разложения, российская демократия желает выглядеть в исторической памяти России и мира – в белом венчике из роз!
Уже не вышло!
Печень-надгробие, как заметили вдумчивые политологи разных направлений, и – не новинка! Была ж знаменитая печень Прометея прикованного. Масштаб! Эксклюзив. А тут?!
Замечено! Во всякую предновогоднюю ночь, когда труп всероссийского вурдалака, исторгают на поверхность возмущенные подземные силы, на Новодевичий госпогост потаенно пробирается с лопатами-заступами троица наиболее смешных и ненавистных в народе российских демократов: как-то Чубайс–Сванидзе–Познер. Поблескивая подлунной изморозью синих, цвета сомнительного мужества, комбинезонов, они торопливо зарывают и притаптывают сей исторгнутый прах своего крестного отца и заступника.
Той же темной ноченькой летит сюда не античный орел, а сибирский ворон. Снимается с обугленной сосны, сгоревшего при демократах одного из бердюжских лесостепных рямов, кружит над заледенелыми озерами, где после Венесуэлы намерен знатно порыбачить в летнюю пору профессор спорта и друг мой Михаил Поляков. Клянется Миша, что добудет на моем домашнем озере Долгом самого могучего в мире карася! Верю.
Ворон летит на запад. Достигая Тюмени, садится на заново оштукатуренный фасад областной научной библиотеки и клюёт блестящие буквы на фасаде, складывая их в своей вороновой голове – в слоги. Слоги шокируют и ворона и мышкующих ночных бичей, собирающих раскиданную окрест тару из-под «Клинского»:
_«Библиотека_имени_Ельцина»_
Птица и бродяжки дивятся скрытой насмешке. И ворон работает клювом дальше, пока из-под серебристой фольги явственно не проступает старое имя библиотеки: «Им. Д.И. Менделеева». Но все равно, не тут-то было! Чья-то вдохновенная длань зубилом выбила стишок на фасаде, позолотив его, видимо, за свой счет:
«Наш Е.Б.Н., того не скроем, прочел шесть книг и все запоем! Особенно, коль верить слуху, хвалил он «Муху- цекатуху».
Ой, не вейся ты, черный ворон…
В Москве, на Новодевичьем, против обыкновения, ворон не клюет исторгнутое землей тело павшего демократического бойца. Он садится на черно-белый овал гранитной головы Никиты Сергеевича, глухо бормочет стихи. Сочинение сибирского знакомца ворона – Николая Денисова. А у старой птицы свой выбор, свои старинные «полномочия» на индивидуальное вороново исполнение:
_«В_фазах_лун_–_нестабильный_и_грозный,_начинается_год_високосный._Ходит_Каин_и_ставит_печать:_начинают_морозы_крепчать!_Телевизор_осип_от_испуга:_нам_не_выйти_из_адского_круга,_если_красные_к_власти_придут!_Что_же?_Камень_на_шею_и_–_в_пруд!_Что_же,_что_же?_О,_господи,_что_же?_В_кадре_женщина_с_бархатной_кожей:_попка_круглая,_плечи_и_грудь!_Суть_ясна._Чуть_прикрытая_суть._Високосного_года_начало._Тихий_ужас_шипит_из_бокала._Где-то_взрыв_прогремел_тяжело:_самолет_иль_объект_НЛО?_Что-то_будет!_Закроют_границы?_В_одночасье_ль_Чечня_испарится?_Или_башне_Пизанской_упасть?_Или_вновь_перекрасится_власть?_Отмечается_важность_момента:_новый_колер_в_речах_президента!_Все_гайдары_навытяжку_в_ряд,_все_шахраи_на_стреме_стоят._Високосного_года_начало,_блудный_час_сатанинского_бала._Утром_глянешь_в_окошко,_а_в_нем_–_два_чубайса_стоят_с_кистенем»._
Старый ворон в размышлении... Время в России сорвалось с крюка. Потекло наперекосяк. На фоне озолоченных церковных куполов и звона колоколен, время стало измеряться не днями, не неделями, а телевизорными «якубовичами». Типа «ампера» иль деревенской «сажени»: раз и – пролетели дни недели до пятницы! А в пятницу – очередное «поле чудес»: бодрый шоумен Первого канала, самодеятельно взвинченный осчастливленными старушками, милостиво приглашенными показаться на экране в Москве, с дарами теледеятелю – банками домашних солений- варений.
Не помнящий себя и страны, бывший работный народ помоложе, гадающий на буквах, тут же! Пялит на покладистого ведущего, подобием седла на корову, то спецовку дояра с разрушенного скотного двора, то узбекский халат, то фуражку отставного прапорщика с матерым орлом на тулье, то ржавые инструменты шахтера, головную каску, извлеченные бог знает из каких куч угля и отвалов пустых пород.
А те – кто не вписан в «поле чудес»? И не стремятся туда? Мы! Мы, господи! Держимся за рубежи, за Родину, за Православие, находим привет в стане малочисленных державников, патриотов, в стане истаивающего за рубежами России потомков «белого воинства».
Известно нам – в пору «дележа и разбоя» шустрее всех оказались райкомообкомовские комсомолята (партия дай порулить!), быстро превратясь в олигархов, банкиров, чиновников высочайших рангов, несменяемых депутатов.
На месте быстро догнивающих русских деревень, где никуда не делась прекрасная природа, с речками, с рыбными озерами и ягодными полянами, возникли дворцы и замки новых помещиков (тех же недавних комсомолят) с прислугой и охраной из бывших хлобкоробов, рисоводов, погонщиков ослов и мулов. Новый помещик не пашет, не сеет, замок, обдуваемый вселенскими ветрами, пустует: но – хай живет и значится в недвижимости!
Вконец «свободные руссияне», покрутясь в сей буче, как в пору гражданской, то и дело собирают пожитки, летят и скачут за бугры, подобием махновских отчаюг, чтоб жить заново в чужой сторонке…
В далекой!
Но там хоть не вейся ты, ворон черный…
В 95-м перебиралось в Венесуэлу семейство Родиных из Норильска. Судьба города на слуху, основание его отмечено репрессированными и осужденными, лагерями с колючей проволокой. Но и славными людьми-спецами отмечен город – архитекторами, учеными, рабочими и инженерами, командирами производства, чьи ум и руки возвели в тундре Норильск, его рудные предприятия, перерабатывавшие всю таблицу Менделеева. В годы войны с фашистами здорово они поработали, также и в последующие – строительства красной Отчизны.
О новых венесуэльских русских знал я еще в Тюмени, писали мне, мол, появилась в Каракасе подвижница Надежда Константиновна Родина, журнал отважилась издавать, вообще вздыбила культпросветработу в русской колонии, любо-дорого, почти на советский уровень!
Журнал? Прислали. Подобное было в Каракасе в 50-е. Тогда здравствовали еще многие образованные люди из первой и второй эмиграции. И русская жизнь в тропической стране, при всех её эмигрантских издержках, кипела, пучилась, а то и цвела, благодаря подвижникам.
«Русь» – назвали журнал теперешние его издатели Сергей Будников – бывший лейтенант Красной Армии, перебежчик к немцам во время войны и эмигрантка 90-х годов, сбежавшая от демократов, Надежда Родина. Пару номеров пролистал. Не фонтан! О, где вы давно истаявшие, замечательные издания первой русской эмиграции – в Париже, Берлине, Нью-Йорке – со славными именами будущих русско-эмигрантских классиков?!
И вот – Каракас. Лос Палос Грандес – то есть район высоких тропических деревьев…
– Как попали в эту солнечную страну? – завожу я свою репортерскую «песню», встретясь с норильчанкой, бог ты мой, почти с землячкой, с хрупкой, темноволосой и светлоликой женщиной сорока с чем-то лет.
Подтверждает с улыбкой, что да, мы почти земляки. Обрадовала интонацией говора родных и далеких отсюда весей родины. Уралочка, с челябинских краёв. И муж, Валера, уралец тоже! Закончил Магнитогорский горно-металлургический институт, распределили в Норильск. Там родились две дочки – Ирина и Лена. И что прожили в Заполярье лучших двадцать лет. И что Валерий Иванович руководил бригадой на комбинате, сама Надежда работала по культуре и училась заочно в Ленинградском гуманитарном университете, раньше он назывался Высшей школой профсоюзов. Нравилась работа во Дворце культуры комбината, очень нравилась, как и мужу его дело. Зарабатывали хорошо. В каждом отпуске путешествовали, отдыхали на юге. Занимались спортом – Валера хоккеем, лыжами, она тянулась – к конькам, к волейболу. Детей к спорту приучали. Вот такая была у них обычная, здоровая советская семья в Норильске, как у многих северян.
– Это ж семидесятые-восьмидесятые годы… дальше- то…
В перестроечных 90-х работный контингент комбината стали выставлять за ворота. Оставшимся – «пшик» зарплаты! По несколько месяцев вообще не выдавали. Многие кинулись на Большую землю. А вырваться не могут – авиабилеты о-го-го! И вмерзали самолетные шасси в бетонные полосы – произведения далеких «зэков». А поезда там не ходят, а квартиру продать почти невозможно. Комбинат в частных руках, а работные руки едва ль не в наручниках, надетыми новоявленными капиталистами… Дельцы творили с работягами и инженерами, что хотели… Многие-многие северяне, пожилые в особенности, не смогли даже поздней выбраться на Большую землю, где – тоже! – ни жилья, ни привета. Хотя б теплее! Так и остались заложниками севера, нищеты, заполярных вьюг.
Родины вспоминали разговоры со специалистами из Канады, что приезжали раньше на комбинат запастись опытом. Удивлялись, кругля глаза, иностранцы, что в городе много рабочих и инженеров, которые живут в Заполярье по несколько десятков лет. Куда смотрит медицина? У них, мол, в Канаде, тот, кто проработал на севере 2-3 года, получает таку-у-ю компенсацию, что может отдыхать всю оставшуюся жизнь!
– Верили, знаете, – вздыхает Надежда. – Мы же, советские, доверчивые были всегда! Так? Ну и рассуждаем дома: а может, уехать куда за границу!? Раньше бывали по туристическим путевкам в Финляндии, в Германии, в Чехословакии. Неплохо там люди жили. Видели сами. В общем, решили, что пока совсем худо не стало, надо уезжать. Валера узнал где-то, что в южно-американской Венесуэле есть государственная программа, по которой набирают в страну специалистов с высшим образованием из бывших соцстран. Замечательно! Кто-то уже поехал, устроился. Стали и мы собираться в незнакомую, но манящую тропическую страну, занимаясь продажей приватизированной норильской квартиры…
Что сказать тут? Ах, мало что меняется в мировых порядках, страшно консервативен наш земной мир! У кадет, ехавших сюда, тоже были разведчики. Кто-то прилетал или приплывал океаном первым. Затем уж хлопотал о своих близких, добивался соответствующих разрешений и виз.
Родины, с великими трудами продав жилье в Норильске, оказались на немалый срок в Москве. Ходили по инстанциям, «делали бумаги». Ушлые московские чиновники, понимая, что люди пока при деньгах, «раздели» будущих переселенцев в Венесуэлу подчистую. Справки – так самые дорогие, гостиница – престижная, билеты на самолет – по высшему классу…
В Каракас вчерашние северяне прилетели практически без средств, с двумя сумками пожиток. Но поскольку они были первыми, что прибыли в Венесуэлу по государственной программе переселения, встретили их «с приветом», в одном местном журнале появилась статья об «отрадном факте приезда специалистов с высшим образованием!»
На том все фанфары и приветствия завершились. Будьте самостоятельны, устраивайтесь сами!
Для начала!? Надо изучить испанский язык, пройти акклиматизацию. Для сих «процедур» неплохо подходило высокогорное местечко Колония Товар, основанное в девятнадцатом веке переселенцами из Германии. Поселились по договоренности с русским священником из Каракаса отцом Павлом Волковым в его загородную «кинту». Всем родинским семейством поселились, еще и «в придачу» с женихом старшей дочери – Мишей, который прилетел несколько позднее, не просто пройдя процедуру на получение визы в венесуэльском посольстве в Москве. Посольских убедил весомый довод Михаила: любовь к девушке! Ну а раз причина всему – любовь, то и препятствий, вроде бы, не должно быть! Выдали парню разрешение на выезд за океан – к Родиным!
Колония Товар – место пригородное, красивое, туристическое, работа – только для коренных, в основном, в ресторанах, кафе, в торговых «точках», на транспорте. Изучая по магнитофонным кассетам испанский язык, Родины получили разрешение на мелкую торговлю. Надежда пекла дома пирожки, продавали, тем самым держались…
Постижение языков – повсеместно! – лучше получается у молодежи. И Миша быстро освоился в Колонии Товар, приняли на местную немецкую фабрику, где выпускают колбасу, фирменные сардельки и «все такое немецкое прочее». Освоился русский парень с незаконченным высшим образованием, стал незаменимым специалистом. Порой среди ночи прибегал посыльный: Миша, помоги, выручи! Шел на фабрику, выручал.
Платили на фабрике мало. Другой «побочный» заработок у семьи случался не часто. Изредка приезжали из Каракаса родственники отца Павла, заказывали женской половине Родиных шитьё. Ну и, как признается сейчас землячка моя, на жизнь в итоге – «чуть хватало».
Надежда опять вольно не вольно вспоминает про норильское бытие, когда, к примеру, выезжали на Большую землю отдохнуть, то брали с собой «сумку денег». Если вдруг не хватало, потратились, то свои всегда выручали: возьми, дома, в Норильске, отдашь!
– Знаете, мне понравились и венесуэльцы. Народ общительный, не закрытый. Стоишь в какой-нибудь очереди, беседуешь со своими или по телефону-автомату на улице разговариваешь, подходят, улыбаются, говорят по-русски: а мы в Москве учились!
Через год семейство перебралось в Каракас. Устроились «чисто по-советски», то есть почти бесплатно на квартире в русской семье, начали искать работу. Помогали венесуэльцы, знающие русский. Надежда Константиновна сошлась с венесуэлкой, та закончила ГИТИС и преподавала русский классический балет в школе при государственном театре имени Тереза Карени. Театр заглавный в городе – типа Большого театра в Москве. Взяли туда норильчанку аккомпаниатором, пригодилось советское музыкальное образование.
– Сидишь на концерте, будто дома, в России. Наша музыка, наши русские классические балетные номера…
– Глядишь, переделаем на русский лад тропическую страну, а? Станет она одной из республик России! Я – серьезно. Предпосылки к тому уже заметил…
Кивает. И рассказывает, выговаривается… Если старшая дочка Ирина приехала сюда с законченным средним образованием, готовилась в здешний университет, то Лена, младшая, стала учиться в венесуэльской школе, «хорошо влилась в жизнь сверстников, быстро освоила испанский язык, не забывает и русский» – дома Родины говорят только на родном языке.
Муж, металлург, работы в Каракасе по своему профилю не нашел. В приморском Ардаге, где есть металлургия, берут только молодых, «пятидесятилетнему – увы, делать там нечего!» Освоил «деревянную профессию». Успешно ладит полы, паркет в домах стелет. Дерево, как стройматериал, в Венесуэле очень дорогое, «позволить эту роскошь» могут люди состоятельные. Постепенно Валерий Иванович приобрел среди этих заказчиков известность, популярность, пригласили работать в компанию, она дает командировки по всей стране, значит, и заработок. Ну и, конечно, признается Надежда, семья впервые за десять лет в эмиграции «более-менее начинает стабильную жизнь».
Интересовала Родину старая эмигрантская среда. Что за люди, чем дышат, как сюда попали?
Много любопытного открыла в кадетах. Так и сказала. Встречала бывших власовцев, к которым и в новой России – «прежнее, подозрительное отношение». Слишком, мол, глубоко сидит в русских, советских генах, война с немецкими фашистами, слишком велика и неизлечима эта боль и в младших поколениях… Все равно Надежда искала точки соприкосновения, внимая непростым судьбам постаревших власовцев. Ведь и судьбы близких родственников Надежды, о них ей рассказывали родители, были трагические. Бабушка отсидела в лагере десять лет, потом реабилитировали. Дедушку и еще несколько родных, из учителей, людей интеллигентных, в тридцатых годах и вовсе расстреляли в НКВД…
– Кого я здесь только не открыла для себя! Группы… группки… И каждая старалась держаться на особинку. Первыми «прорвались» на родину, в Россию, вы знаете об этом, кадеты. Завязали дружбу с суворовцами, нахимовцами. Ста- ли ездить друг к другу в гости, активно переписываться, сотрудничать. В Каракасе, в офисе инженера-изобретателя Легкова, кадета, появился зал для собраний. Кадеты и сказали мне, мол, давайте подготовим праздничное открытие этого зала! Хорошо. Сценарии праздников – это по моей профессии. Подготовились. Чтоб никого не обидеть, пригласили всех русских в Каракасе. Но… пришли далеко не все, (некоторые усмотрели в этом недоброе!), но в целом праздник вышел замечательным. И я поняла – можно нам объединяться: неважно, белый ты или красный, ты русский!
Затем собирала у себя дома русских детей-школьников. Пели, танцевали, читали стихи… Потом арендовали для встреч русских ребятишек апартамент. Все получалось у нас…
Вечер памяти Игоря Талькова. Десять лет со дня его гибели. Показали фотографии, слайды. Стихи, воспоминания тех людей, кто его видел и слушал, сочетались с его пением патриотических песен. Трогательно получилось. Были и слезы в зале… А присутствовали не только люди из колонии русской, посольство российское пришло почти полным составом.
А пушкинский день рождения. Были и венесуэльцы, учившиеся в СССР, в России, разговаривали с нами на равных, по-русски, а одна венесуэлка играла на гитаре и прекрасно исполняла наши романсы…
– Как отмечали у нас в Союзе в не худшие времена, Надежда Константиновна, произошло единение, дружба народов!
– Похоже! Им же, венесуэльцам, бывшим нашим студентам, интересно – русские! У многих ностальгия по Москве, по временам учебы в наших вузах… А началось это единение, дружба в праздник открытия Колумбом Америки. Масса народа собиралась на Плаца Альтамира – песни, карнавальные действа, ликования… Нас, русских, когда появились на празднике в первый раз, – в объятия. Вместе пели и танцевали… Сейчас же, в последние годы, этого не стало, Колумб «сделался» для латиноамериканцев не открывателем, а колонизатором! Политика, никуда не денешься…
У нас тоже «своё»! Кто-то из старой эмиграции на организаторов таких встреч по-прежнему косо посматривает, мол, «занимаемся коммунистической пропагандой…»
– Все-таки сделаем Венесуэлу союзной республикой России, а?
– Рекомендую пообщаться с венесуэльцами, учившимися в Москве, Ленинграде, других городах. Их где-то около трех тысяч. Они понимают, что все, что произошло в России в девяностые годы, это упадок и развал, предательство. Они патриоты России, редко таких среди русских найдешь. Учились у нас бесплатно, получили хорошее образование, приобщились к великой русской культуре, привезли массу книг с собой, домашние шкафы у них набиты нашей классикой. Дети у них говорят по-русски. Жены их смуглолицые тоже стремятся научиться. Я бы так сказала: семьи эти венесуэльские – носители русской и советской культуры! Они очень страдали раньше, что у них не было связей между собой, негде было встречаться, разговаривать на русском, вспоминать Россию…
И вот получилось. Объединились в ассоциацию, пригласили нас. Помогла им написать сценарий «Дня рождения ассоциации», потом отпраздновали, где все дружно пели песни наши и, конечно, «Подмосковные вечера».
– Мне тоже кажется, что время русских наступило сейчас в тропической Венесуэле? Встречался я с представителями промышленных компаний из России, с людьми из «Лукойла», с представителями «Росвооружения», что помогают в развитии экономики. Нефтяной, газовый, военно- промышленный интерес…
– Сейчас в Венесуэле востребовано и изучение русского языка. Я даю уроки языка для сотрудников Министерства энергетики и нефти. Приглашают и в семьи обучать детишек. Благодатная среда. Дети так быстро все схватывают! Послушаешь, как чисто они поют наши песни, как танцуют ладно наши танцы, как играют на пианино нашу музыку, душа радуется.
В русских домах нередко возникает проблема личных библиотек. Престарелые их хозяева звонят мне: возьмите книги, пристройте куда-нибудь, а то пропадут… И таких библиотек оказывается здесь множество! Хотелось бы, конечно, чтоб наше посольство помогло организовать русскую библиотеку в Каракасе. Но пока движений в этом направлении мало. Что я делаю? Предлагаю книги в дома венесуэльцев, учившихся когда-то у нас. Принимают с радостью. Знаете, в Каракасе, есть одна венесуэльская семья, так у них в квартире – настоящая Россия: матрешки, салфетки вышитые, самовары, наши календари, журналы, книги... Была у меня папка с картинами Русского музея, предложила им. Поместили репродукции в рамки, под стекло.
Знаете, всегда нашим крепким чаем угостят. Где-то и гречку берут, с ней здесь трудно, деликатес. Достают… Я их научила пельмени делать. Обожают!..
Долго так разговариваем. Люди мы не совсем далекие по возрасту, а уж по духу так совсем родственные. Хоть руби российские якоря да подключайся здесь, в тропической, пассионарной стране, к подвижнической деятельности – во имя добра на земле нашей! Тут и солнышко так ласково и соблазнительно светит! Мне, моряку, бывавшему в южных жарких морях, по сердцу оно, по нутру! Знаю, прочувствовал в те свои штормовые дальние походы. Но поразмыслишь, как бы очнешься, подумаешь: нет, братцы мореманы, дел и дома полно! Хоть и прекрасна страна Венесуэла, где сказочно богатые недра, где есть все для жизни и радости, а ждут родные края…
Провожаю гостью на жаркой полдневной улице района Лос Палос Грандес. Любуюсь, как из-за горы Авилы плывут в вышине разноцветные купола парапланов – один, второй, третий, десятый, пятнадцатый… А на каждом летательном аппарате – не робкого десятка местный воздухоплаватель.
Что-то символическое есть в свободном парении этих отважных людей, граждан страны, устремленной в будущее.
НЕ ВЕЙСЯ, ЧЕРНЫЙ ВОРОН!
Печень Ельцина, изъеденная циррозом собачьих подворотен и хмельных придорожных канав уральской деревни Будка, где родился он, «поддавала» и разрушитель страны, печень его, омытая галлонами спиртного из обкомовских и кремлевских погребов, превращена по иронии плохо меняющейся действительности, в надгробный Новодевичий памятник сему государственному упокойному.
Придумавшие означенный шедевр надгробного искусства ваятели, не вняли предсказаниям Ванги о том, что подобные легкомысленности опасны живущим. «Шедевры» эти, хоть в цельномолочном, хоть в гранитном достоинстве, типа трупных микробов сибирской язвы, как во все времена, надо сжигать, а пепел железобетонировать иль зарывать глубоко с учетом движения подземных вод и тек- тонических сдвигов земной коры.
Не сделали!
Коллективный думский и кремлёвский разум явно подвел! Иль фантазии правозащитников-яблочников не воспарили выше мемориального камня Лубянской площади? Кто знает… Прилепили каменную печень почившего – на поверхность престижного погоста, накрыв таким же каменным триколором. И, творя пиар, заманили на госмероприятие бывшего президента США Клинтона, которому когда-то сам Бжезинский советовал терпимей относиться к КПСС, которая растит этаких бойцов-союзников как Горбачев, Ельцин, Бурбулис…ну, полузабытые Шахрай с Шеварнадзей… Нашептывал Збигнев шефу ходячую в позднем СССР частушку про Бориса, от которой смешливый Клинтон хватался за живот от продолжительно-гомерического хохота:
«Не стесняйся, Боренька, носа своего,
Он ведь с Красным знаменем цвета одного!»
Мелькала на траурной тризне и тень Буша-младшего, последние месяцы ёрзавшего на президентском стуле США! Ждал-дожидался Буш светлой жизни без Ирака, без Афганистана, без Грузии, ждал заслуженный отдых и сплошную рыбалку – хоть с Путиным, хоть без оного… А тут такое испытание нервов!
Замечено (со спутников!) в те дни: по реке Исеть и по речке Пышма, которые текут из Свердловской области в Тюменскую, шел сплошняком вверх пузом мертвый чебак и окунь, которого сильно уважают мои домашние тюменские коты. Коты голодали.
И все же! Куда ни кинь, отравленная метастазами разложения, российская демократия желает выглядеть в исторической памяти России и мира – в белом венчике из роз!
Уже не вышло!
Печень-надгробие, как заметили вдумчивые политологи разных направлений, и – не новинка! Была ж знаменитая печень Прометея прикованного. Масштаб! Эксклюзив. А тут?!
Замечено! Во всякую предновогоднюю ночь, когда труп всероссийского вурдалака, исторгают на поверхность возмущенные подземные силы, на Новодевичий госпогост потаенно пробирается с лопатами-заступами троица наиболее смешных и ненавистных в народе российских демократов: как-то Чубайс–Сванидзе–Познер. Поблескивая подлунной изморозью синих, цвета сомнительного мужества, комбинезонов, они торопливо зарывают и притаптывают сей исторгнутый прах своего крестного отца и заступника.
Той же темной ноченькой летит сюда не античный орел, а сибирский ворон. Снимается с обугленной сосны, сгоревшего при демократах одного из бердюжских лесостепных рямов, кружит над заледенелыми озерами, где после Венесуэлы намерен знатно порыбачить в летнюю пору профессор спорта и друг мой Михаил Поляков. Клянется Миша, что добудет на моем домашнем озере Долгом самого могучего в мире карася! Верю.
Ворон летит на запад. Достигая Тюмени, садится на заново оштукатуренный фасад областной научной библиотеки и клюёт блестящие буквы на фасаде, складывая их в своей вороновой голове – в слоги. Слоги шокируют и ворона и мышкующих ночных бичей, собирающих раскиданную окрест тару из-под «Клинского»:
_«Библиотека_имени_Ельцина»_
Птица и бродяжки дивятся скрытой насмешке. И ворон работает клювом дальше, пока из-под серебристой фольги явственно не проступает старое имя библиотеки: «Им. Д.И. Менделеева». Но все равно, не тут-то было! Чья-то вдохновенная длань зубилом выбила стишок на фасаде, позолотив его, видимо, за свой счет:
«Наш Е.Б.Н., того не скроем, прочел шесть книг и все запоем! Особенно, коль верить слуху, хвалил он «Муху- цекатуху».
Ой, не вейся ты, черный ворон…
В Москве, на Новодевичьем, против обыкновения, ворон не клюет исторгнутое землей тело павшего демократического бойца. Он садится на черно-белый овал гранитной головы Никиты Сергеевича, глухо бормочет стихи. Сочинение сибирского знакомца ворона – Николая Денисова. А у старой птицы свой выбор, свои старинные «полномочия» на индивидуальное вороново исполнение:
_«В_фазах_лун_–_нестабильный_и_грозный,_начинается_год_високосный._Ходит_Каин_и_ставит_печать:_начинают_морозы_крепчать!_Телевизор_осип_от_испуга:_нам_не_выйти_из_адского_круга,_если_красные_к_власти_придут!_Что_же?_Камень_на_шею_и_–_в_пруд!_Что_же,_что_же?_О,_господи,_что_же?_В_кадре_женщина_с_бархатной_кожей:_попка_круглая,_плечи_и_грудь!_Суть_ясна._Чуть_прикрытая_суть._Високосного_года_начало._Тихий_ужас_шипит_из_бокала._Где-то_взрыв_прогремел_тяжело:_самолет_иль_объект_НЛО?_Что-то_будет!_Закроют_границы?_В_одночасье_ль_Чечня_испарится?_Или_башне_Пизанской_упасть?_Или_вновь_перекрасится_власть?_Отмечается_важность_момента:_новый_колер_в_речах_президента!_Все_гайдары_навытяжку_в_ряд,_все_шахраи_на_стреме_стоят._Високосного_года_начало,_блудный_час_сатанинского_бала._Утром_глянешь_в_окошко,_а_в_нем_–_два_чубайса_стоят_с_кистенем»._
Старый ворон в размышлении... Время в России сорвалось с крюка. Потекло наперекосяк. На фоне озолоченных церковных куполов и звона колоколен, время стало измеряться не днями, не неделями, а телевизорными «якубовичами». Типа «ампера» иль деревенской «сажени»: раз и – пролетели дни недели до пятницы! А в пятницу – очередное «поле чудес»: бодрый шоумен Первого канала, самодеятельно взвинченный осчастливленными старушками, милостиво приглашенными показаться на экране в Москве, с дарами теледеятелю – банками домашних солений- варений.
Не помнящий себя и страны, бывший работный народ помоложе, гадающий на буквах, тут же! Пялит на покладистого ведущего, подобием седла на корову, то спецовку дояра с разрушенного скотного двора, то узбекский халат, то фуражку отставного прапорщика с матерым орлом на тулье, то ржавые инструменты шахтера, головную каску, извлеченные бог знает из каких куч угля и отвалов пустых пород.
А те – кто не вписан в «поле чудес»? И не стремятся туда? Мы! Мы, господи! Держимся за рубежи, за Родину, за Православие, находим привет в стане малочисленных державников, патриотов, в стане истаивающего за рубежами России потомков «белого воинства».
Известно нам – в пору «дележа и разбоя» шустрее всех оказались райкомообкомовские комсомолята (партия дай порулить!), быстро превратясь в олигархов, банкиров, чиновников высочайших рангов, несменяемых депутатов.
На месте быстро догнивающих русских деревень, где никуда не делась прекрасная природа, с речками, с рыбными озерами и ягодными полянами, возникли дворцы и замки новых помещиков (тех же недавних комсомолят) с прислугой и охраной из бывших хлобкоробов, рисоводов, погонщиков ослов и мулов. Новый помещик не пашет, не сеет, замок, обдуваемый вселенскими ветрами, пустует: но – хай живет и значится в недвижимости!
Вконец «свободные руссияне», покрутясь в сей буче, как в пору гражданской, то и дело собирают пожитки, летят и скачут за бугры, подобием махновских отчаюг, чтоб жить заново в чужой сторонке…
В далекой!
Но там хоть не вейся ты, ворон черный…
В 95-м перебиралось в Венесуэлу семейство Родиных из Норильска. Судьба города на слуху, основание его отмечено репрессированными и осужденными, лагерями с колючей проволокой. Но и славными людьми-спецами отмечен город – архитекторами, учеными, рабочими и инженерами, командирами производства, чьи ум и руки возвели в тундре Норильск, его рудные предприятия, перерабатывавшие всю таблицу Менделеева. В годы войны с фашистами здорово они поработали, также и в последующие – строительства красной Отчизны.
О новых венесуэльских русских знал я еще в Тюмени, писали мне, мол, появилась в Каракасе подвижница Надежда Константиновна Родина, журнал отважилась издавать, вообще вздыбила культпросветработу в русской колонии, любо-дорого, почти на советский уровень!
Журнал? Прислали. Подобное было в Каракасе в 50-е. Тогда здравствовали еще многие образованные люди из первой и второй эмиграции. И русская жизнь в тропической стране, при всех её эмигрантских издержках, кипела, пучилась, а то и цвела, благодаря подвижникам.
«Русь» – назвали журнал теперешние его издатели Сергей Будников – бывший лейтенант Красной Армии, перебежчик к немцам во время войны и эмигрантка 90-х годов, сбежавшая от демократов, Надежда Родина. Пару номеров пролистал. Не фонтан! О, где вы давно истаявшие, замечательные издания первой русской эмиграции – в Париже, Берлине, Нью-Йорке – со славными именами будущих русско-эмигрантских классиков?!
И вот – Каракас. Лос Палос Грандес – то есть район высоких тропических деревьев…
– Как попали в эту солнечную страну? – завожу я свою репортерскую «песню», встретясь с норильчанкой, бог ты мой, почти с землячкой, с хрупкой, темноволосой и светлоликой женщиной сорока с чем-то лет.
Подтверждает с улыбкой, что да, мы почти земляки. Обрадовала интонацией говора родных и далеких отсюда весей родины. Уралочка, с челябинских краёв. И муж, Валера, уралец тоже! Закончил Магнитогорский горно-металлургический институт, распределили в Норильск. Там родились две дочки – Ирина и Лена. И что прожили в Заполярье лучших двадцать лет. И что Валерий Иванович руководил бригадой на комбинате, сама Надежда работала по культуре и училась заочно в Ленинградском гуманитарном университете, раньше он назывался Высшей школой профсоюзов. Нравилась работа во Дворце культуры комбината, очень нравилась, как и мужу его дело. Зарабатывали хорошо. В каждом отпуске путешествовали, отдыхали на юге. Занимались спортом – Валера хоккеем, лыжами, она тянулась – к конькам, к волейболу. Детей к спорту приучали. Вот такая была у них обычная, здоровая советская семья в Норильске, как у многих северян.
– Это ж семидесятые-восьмидесятые годы… дальше- то…
В перестроечных 90-х работный контингент комбината стали выставлять за ворота. Оставшимся – «пшик» зарплаты! По несколько месяцев вообще не выдавали. Многие кинулись на Большую землю. А вырваться не могут – авиабилеты о-го-го! И вмерзали самолетные шасси в бетонные полосы – произведения далеких «зэков». А поезда там не ходят, а квартиру продать почти невозможно. Комбинат в частных руках, а работные руки едва ль не в наручниках, надетыми новоявленными капиталистами… Дельцы творили с работягами и инженерами, что хотели… Многие-многие северяне, пожилые в особенности, не смогли даже поздней выбраться на Большую землю, где – тоже! – ни жилья, ни привета. Хотя б теплее! Так и остались заложниками севера, нищеты, заполярных вьюг.
Родины вспоминали разговоры со специалистами из Канады, что приезжали раньше на комбинат запастись опытом. Удивлялись, кругля глаза, иностранцы, что в городе много рабочих и инженеров, которые живут в Заполярье по несколько десятков лет. Куда смотрит медицина? У них, мол, в Канаде, тот, кто проработал на севере 2-3 года, получает таку-у-ю компенсацию, что может отдыхать всю оставшуюся жизнь!
– Верили, знаете, – вздыхает Надежда. – Мы же, советские, доверчивые были всегда! Так? Ну и рассуждаем дома: а может, уехать куда за границу!? Раньше бывали по туристическим путевкам в Финляндии, в Германии, в Чехословакии. Неплохо там люди жили. Видели сами. В общем, решили, что пока совсем худо не стало, надо уезжать. Валера узнал где-то, что в южно-американской Венесуэле есть государственная программа, по которой набирают в страну специалистов с высшим образованием из бывших соцстран. Замечательно! Кто-то уже поехал, устроился. Стали и мы собираться в незнакомую, но манящую тропическую страну, занимаясь продажей приватизированной норильской квартиры…
Что сказать тут? Ах, мало что меняется в мировых порядках, страшно консервативен наш земной мир! У кадет, ехавших сюда, тоже были разведчики. Кто-то прилетал или приплывал океаном первым. Затем уж хлопотал о своих близких, добивался соответствующих разрешений и виз.
Родины, с великими трудами продав жилье в Норильске, оказались на немалый срок в Москве. Ходили по инстанциям, «делали бумаги». Ушлые московские чиновники, понимая, что люди пока при деньгах, «раздели» будущих переселенцев в Венесуэлу подчистую. Справки – так самые дорогие, гостиница – престижная, билеты на самолет – по высшему классу…
В Каракас вчерашние северяне прилетели практически без средств, с двумя сумками пожиток. Но поскольку они были первыми, что прибыли в Венесуэлу по государственной программе переселения, встретили их «с приветом», в одном местном журнале появилась статья об «отрадном факте приезда специалистов с высшим образованием!»
На том все фанфары и приветствия завершились. Будьте самостоятельны, устраивайтесь сами!
Для начала!? Надо изучить испанский язык, пройти акклиматизацию. Для сих «процедур» неплохо подходило высокогорное местечко Колония Товар, основанное в девятнадцатом веке переселенцами из Германии. Поселились по договоренности с русским священником из Каракаса отцом Павлом Волковым в его загородную «кинту». Всем родинским семейством поселились, еще и «в придачу» с женихом старшей дочери – Мишей, который прилетел несколько позднее, не просто пройдя процедуру на получение визы в венесуэльском посольстве в Москве. Посольских убедил весомый довод Михаила: любовь к девушке! Ну а раз причина всему – любовь, то и препятствий, вроде бы, не должно быть! Выдали парню разрешение на выезд за океан – к Родиным!
Колония Товар – место пригородное, красивое, туристическое, работа – только для коренных, в основном, в ресторанах, кафе, в торговых «точках», на транспорте. Изучая по магнитофонным кассетам испанский язык, Родины получили разрешение на мелкую торговлю. Надежда пекла дома пирожки, продавали, тем самым держались…
Постижение языков – повсеместно! – лучше получается у молодежи. И Миша быстро освоился в Колонии Товар, приняли на местную немецкую фабрику, где выпускают колбасу, фирменные сардельки и «все такое немецкое прочее». Освоился русский парень с незаконченным высшим образованием, стал незаменимым специалистом. Порой среди ночи прибегал посыльный: Миша, помоги, выручи! Шел на фабрику, выручал.
Платили на фабрике мало. Другой «побочный» заработок у семьи случался не часто. Изредка приезжали из Каракаса родственники отца Павла, заказывали женской половине Родиных шитьё. Ну и, как признается сейчас землячка моя, на жизнь в итоге – «чуть хватало».
Надежда опять вольно не вольно вспоминает про норильское бытие, когда, к примеру, выезжали на Большую землю отдохнуть, то брали с собой «сумку денег». Если вдруг не хватало, потратились, то свои всегда выручали: возьми, дома, в Норильске, отдашь!
– Знаете, мне понравились и венесуэльцы. Народ общительный, не закрытый. Стоишь в какой-нибудь очереди, беседуешь со своими или по телефону-автомату на улице разговариваешь, подходят, улыбаются, говорят по-русски: а мы в Москве учились!
Через год семейство перебралось в Каракас. Устроились «чисто по-советски», то есть почти бесплатно на квартире в русской семье, начали искать работу. Помогали венесуэльцы, знающие русский. Надежда Константиновна сошлась с венесуэлкой, та закончила ГИТИС и преподавала русский классический балет в школе при государственном театре имени Тереза Карени. Театр заглавный в городе – типа Большого театра в Москве. Взяли туда норильчанку аккомпаниатором, пригодилось советское музыкальное образование.
– Сидишь на концерте, будто дома, в России. Наша музыка, наши русские классические балетные номера…
– Глядишь, переделаем на русский лад тропическую страну, а? Станет она одной из республик России! Я – серьезно. Предпосылки к тому уже заметил…
Кивает. И рассказывает, выговаривается… Если старшая дочка Ирина приехала сюда с законченным средним образованием, готовилась в здешний университет, то Лена, младшая, стала учиться в венесуэльской школе, «хорошо влилась в жизнь сверстников, быстро освоила испанский язык, не забывает и русский» – дома Родины говорят только на родном языке.
Муж, металлург, работы в Каракасе по своему профилю не нашел. В приморском Ардаге, где есть металлургия, берут только молодых, «пятидесятилетнему – увы, делать там нечего!» Освоил «деревянную профессию». Успешно ладит полы, паркет в домах стелет. Дерево, как стройматериал, в Венесуэле очень дорогое, «позволить эту роскошь» могут люди состоятельные. Постепенно Валерий Иванович приобрел среди этих заказчиков известность, популярность, пригласили работать в компанию, она дает командировки по всей стране, значит, и заработок. Ну и, конечно, признается Надежда, семья впервые за десять лет в эмиграции «более-менее начинает стабильную жизнь».
Интересовала Родину старая эмигрантская среда. Что за люди, чем дышат, как сюда попали?
Много любопытного открыла в кадетах. Так и сказала. Встречала бывших власовцев, к которым и в новой России – «прежнее, подозрительное отношение». Слишком, мол, глубоко сидит в русских, советских генах, война с немецкими фашистами, слишком велика и неизлечима эта боль и в младших поколениях… Все равно Надежда искала точки соприкосновения, внимая непростым судьбам постаревших власовцев. Ведь и судьбы близких родственников Надежды, о них ей рассказывали родители, были трагические. Бабушка отсидела в лагере десять лет, потом реабилитировали. Дедушку и еще несколько родных, из учителей, людей интеллигентных, в тридцатых годах и вовсе расстреляли в НКВД…
– Кого я здесь только не открыла для себя! Группы… группки… И каждая старалась держаться на особинку. Первыми «прорвались» на родину, в Россию, вы знаете об этом, кадеты. Завязали дружбу с суворовцами, нахимовцами. Ста- ли ездить друг к другу в гости, активно переписываться, сотрудничать. В Каракасе, в офисе инженера-изобретателя Легкова, кадета, появился зал для собраний. Кадеты и сказали мне, мол, давайте подготовим праздничное открытие этого зала! Хорошо. Сценарии праздников – это по моей профессии. Подготовились. Чтоб никого не обидеть, пригласили всех русских в Каракасе. Но… пришли далеко не все, (некоторые усмотрели в этом недоброе!), но в целом праздник вышел замечательным. И я поняла – можно нам объединяться: неважно, белый ты или красный, ты русский!
Затем собирала у себя дома русских детей-школьников. Пели, танцевали, читали стихи… Потом арендовали для встреч русских ребятишек апартамент. Все получалось у нас…
Вечер памяти Игоря Талькова. Десять лет со дня его гибели. Показали фотографии, слайды. Стихи, воспоминания тех людей, кто его видел и слушал, сочетались с его пением патриотических песен. Трогательно получилось. Были и слезы в зале… А присутствовали не только люди из колонии русской, посольство российское пришло почти полным составом.
А пушкинский день рождения. Были и венесуэльцы, учившиеся в СССР, в России, разговаривали с нами на равных, по-русски, а одна венесуэлка играла на гитаре и прекрасно исполняла наши романсы…
– Как отмечали у нас в Союзе в не худшие времена, Надежда Константиновна, произошло единение, дружба народов!
– Похоже! Им же, венесуэльцам, бывшим нашим студентам, интересно – русские! У многих ностальгия по Москве, по временам учебы в наших вузах… А началось это единение, дружба в праздник открытия Колумбом Америки. Масса народа собиралась на Плаца Альтамира – песни, карнавальные действа, ликования… Нас, русских, когда появились на празднике в первый раз, – в объятия. Вместе пели и танцевали… Сейчас же, в последние годы, этого не стало, Колумб «сделался» для латиноамериканцев не открывателем, а колонизатором! Политика, никуда не денешься…
У нас тоже «своё»! Кто-то из старой эмиграции на организаторов таких встреч по-прежнему косо посматривает, мол, «занимаемся коммунистической пропагандой…»
– Все-таки сделаем Венесуэлу союзной республикой России, а?
– Рекомендую пообщаться с венесуэльцами, учившимися в Москве, Ленинграде, других городах. Их где-то около трех тысяч. Они понимают, что все, что произошло в России в девяностые годы, это упадок и развал, предательство. Они патриоты России, редко таких среди русских найдешь. Учились у нас бесплатно, получили хорошее образование, приобщились к великой русской культуре, привезли массу книг с собой, домашние шкафы у них набиты нашей классикой. Дети у них говорят по-русски. Жены их смуглолицые тоже стремятся научиться. Я бы так сказала: семьи эти венесуэльские – носители русской и советской культуры! Они очень страдали раньше, что у них не было связей между собой, негде было встречаться, разговаривать на русском, вспоминать Россию…
И вот получилось. Объединились в ассоциацию, пригласили нас. Помогла им написать сценарий «Дня рождения ассоциации», потом отпраздновали, где все дружно пели песни наши и, конечно, «Подмосковные вечера».
– Мне тоже кажется, что время русских наступило сейчас в тропической Венесуэле? Встречался я с представителями промышленных компаний из России, с людьми из «Лукойла», с представителями «Росвооружения», что помогают в развитии экономики. Нефтяной, газовый, военно- промышленный интерес…
– Сейчас в Венесуэле востребовано и изучение русского языка. Я даю уроки языка для сотрудников Министерства энергетики и нефти. Приглашают и в семьи обучать детишек. Благодатная среда. Дети так быстро все схватывают! Послушаешь, как чисто они поют наши песни, как танцуют ладно наши танцы, как играют на пианино нашу музыку, душа радуется.
В русских домах нередко возникает проблема личных библиотек. Престарелые их хозяева звонят мне: возьмите книги, пристройте куда-нибудь, а то пропадут… И таких библиотек оказывается здесь множество! Хотелось бы, конечно, чтоб наше посольство помогло организовать русскую библиотеку в Каракасе. Но пока движений в этом направлении мало. Что я делаю? Предлагаю книги в дома венесуэльцев, учившихся когда-то у нас. Принимают с радостью. Знаете, в Каракасе, есть одна венесуэльская семья, так у них в квартире – настоящая Россия: матрешки, салфетки вышитые, самовары, наши календари, журналы, книги... Была у меня папка с картинами Русского музея, предложила им. Поместили репродукции в рамки, под стекло.
Знаете, всегда нашим крепким чаем угостят. Где-то и гречку берут, с ней здесь трудно, деликатес. Достают… Я их научила пельмени делать. Обожают!..
Долго так разговариваем. Люди мы не совсем далекие по возрасту, а уж по духу так совсем родственные. Хоть руби российские якоря да подключайся здесь, в тропической, пассионарной стране, к подвижнической деятельности – во имя добра на земле нашей! Тут и солнышко так ласково и соблазнительно светит! Мне, моряку, бывавшему в южных жарких морях, по сердцу оно, по нутру! Знаю, прочувствовал в те свои штормовые дальние походы. Но поразмыслишь, как бы очнешься, подумаешь: нет, братцы мореманы, дел и дома полно! Хоть и прекрасна страна Венесуэла, где сказочно богатые недра, где есть все для жизни и радости, а ждут родные края…
Провожаю гостью на жаркой полдневной улице района Лос Палос Грандес. Любуюсь, как из-за горы Авилы плывут в вышине разноцветные купола парапланов – один, второй, третий, десятый, пятнадцатый… А на каждом летательном аппарате – не робкого десятка местный воздухоплаватель.
Что-то символическое есть в свободном парении этих отважных людей, граждан страны, устремленной в будущее.