Отцвели соловьи
Александр Анатольевич Гришин





Александр Гришин







ОТЦВЕЛИ СОЛОВЬИ



Лирика 




_ЕСТЬ_МУЗЫКА,_А_ОСТАЛЬНОЕ..._


_Он_ворвался_в_поэтический_мир_белопенным_

_цветением_вишен,_легкими_каплями_дождя,_

_слезою,_этой_жемчужиной_поэтической_росы,_

_которая_пронизывает_тишину_и_заставляет_

_думать,_думать_об_аморальной_власти,_что_

_учит_нас_морали,_думать_о_самом_сокровенном:_

_“Есть_музыка,_а_остальное_все_состоит_из_

_мелочей”._

_Александр_Гришин_—_поэт,_которого_судьба_

_журналистская_и_поэтическая_из_Украины_

_забросила_в_Тюмень,_где_называли_его_нежно_и_

_лирично_—_“Есенин_Тюменского_края”._

_И_все_же_щемящая_боль_его_сердца_была_

_пронизана_Украиной,_цветом_ее_вишен,_сиреневой_

_дымкой..._и_памятью_о_мозолистых_руках_отца:_

_“В_шкафу_отцовская_спецовка_—_все,_что_

_осталось_от_отца”._Здесь,_в_Енакиево..._

_Он_ушел_из_жизни_на_поэтическом_взлете,_как_

_птица,_“улетел_осенней_ночью_поздней,_уже_не_

_пряча_крыльев_за_плечами"._

_Рано,_слишком_рано,_не_достигши_и_середины_

_века._Символическое_название_последнего_сборника_

_поэта_“В_никуда,_до_востребования”_стало_

_предчувствием_того,_что_боль_сердца_не_

_бесконечна..._

_Борис_Гривачевский_









* * *




Быть найденным в капусте не зазорно.
Но мама тоже может ошибиться.

Я думаю — меня на крыльях птица
в мир принесла из дали заозёрной,
заветерной, заснежной, запечальной,
заоблачной, замесячной, зазвёздной...
Я
  улечу
          осенней
                      ночью
                                 поздней,
                          уже
              не пряча
       крыльев
за плечами!



_1968_






* * *




Я в буре поселил слова —
и буря песней стала.
Траве отдал: “Бери, трава!”
трава слова шептала.
А звонкие слова свои
я бросил птицам: “Нате!” —
их мне обратно соловьи
вернули на закате.
А лучшие свои слова
собрал и без печали
их вынес людям: “Это вам...“ –
и люди замолчали.



_1968_






“РЕКИ РУК ТВОИХ...”




Реки рук твоих
обняли жёлтое небо,
реки рук твоих
обняли красную землю,
а в глазах твоих
тонет зелёное солнце,
ах, в глазах твоих
чёрные звёзды заходят.
В твоих косах
две белые ночи медленно
тянутся,
и сиреневый ветер
поёт в твоём горле.

Всё в тебе:
и небо,
и солнце,
и звёзды,
и ветер.

А ты у меня
серой морщинкой
лежишь
поперёк
лба...



_1968_






НОЧЬ ЛЮБВИ




Уходит осень... Ярких листьев стая
взлетает вкось — сереет вдалеке.
Последний лист, среди ветвей мерцая,
как ночь любви, висит на волоске.

Я долго в эту ночь не засыпаю,
лежу, мечтая, на твоей руке.
...А утром — снегом осень засыпает...
Но лист и ночь висят
на волоске!..



_1968_






РОЩА




В машину села и сказала: “Трогай!” —
качнулся мир в забрызганном окне.
Увидела: деревья вдоль дороги
рванулись вдруг цепочками ко мне.

Я ждал. Я думал: всё гораздо проще...
Идут секунды, месяцы дробя, —
вокруг меня растёт все шире роща
деревьев, прибежавших от тебя.



_1968_






МУЗЫКА




Когда ещё гитара не звучала
в полуночи за белою стеной —
она уже жила!
                      Она ещё молчала,
пленённая натянутой струной.

Когда уже гитара отзвучала
и полночь разбежалась по холмам,
она ещё жила...
                         Она уже молчала,
она опять прислушивалась к нам.



_1969_






СКРИПАЧ




Все состоит из мелочей...
Но вот на сцене освещённой,
солёным потом освящённый,
скрипач со скрипкою своей.

Я нотка в звуковом ключе,
я что-то значу и не значу,
мне не дано понять, кто плачет —
скрипач иль скрипка на плече.

Не разделяю скрипачей
и скрипки никакой стеною.
Есть музыка. А остальное —
всё!^—^состоит из мелочей.



_1971_






СТРАННАЯ ПАМЯТЬ




Слова, и губы, и глаза забылись —
всё, что тогда казалось вечным мне...
Но помню:
жёлтой птицей на окне —
под мимолётным ветром —
шторы бились!..



_1972_






ПРИЧАЛЬ МЕНЯ, ПЕЧАЛЬ




Причаль меня, печаль,
буди меня, беда,
о, не оставь,
когда
у друга холода.
Ещё не ледостав!
Причаль меня, печаль...



_1972_






КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ КОЛОДЕЗНОГО ЖУРАВЛЯ




Спи, моя степная птица,
люли, люлюшки, люлю,
я пою, когда не спится
у колодца журавлю.

Ты стоишь среди метели,
люли, люлюшки, люли.
Улетели, улетели
твои тезки — журавли...

Спи, моя степная птица,
люли, люлюшки, люлю,
Пусть тебе звезда приснится,
в глубь упавшая твою.

А как брызнет лучик солнца,
люли, люлюшки, люли,
брось его вон в то оконце —
Любе, Любушке, Любви.

Пусть она скорей проснётся,
пусть увидит:
                      сквозь метель
рвётся в небо из колодца
деревянный журавель!



_1972_






КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ЛЮБИМОЙ




Звёзды глаз касаются,
серьги спят на стуле...
Спи, моя красавица,
люли-люли...

Месяца венчание
с полночью в июле...
Спи, моё звучание,
люли-люли...

Стынет тень от деревца
здесь на карауле...
Спи, моя метелица,
люли-люли...

Музыкой дотронуться
до тебя могу ли?..
Спи, моя бессонница,
люли-люли...



_1972_






СИРЕНЬ




У меня беда,
под глазами тень
мне бессонница
намела.
А еще у меня
зацвела сирень,
у меня сирень
зацвела!

Посылал тебе веточку
каждый день,
чтоб ты, милая,
знать могла:
у меня в Тюмени
цветет сирень,
у меня сирень
зацвела.

Как ответа ждал!..
Но не лень, не лень
твою весточку
отвела.
Просто у тебя уже
отцвела сирень,
отцвела сирень,
отцвела...



_1972_






“А БУДЕШЬ УХОДИТЬ ВОТ ЭТИМ САДОМ...”




...А будешь уходить вот этим садом
в мой непокой,
и чтоб я понял: “Кончено!” — с досадой
махнешь рукой,

знай: не увидишь на лице отчаянья,
я — не пойму,
я и тогда за светлый знак прощанья
твой взмах приму.



_1972_






ДОРОГА




Легла дорога за тобой ...
И до тебя легла дорога.
Соединила два порога.
Легла дорога за тобой.

Дорогой той, по виражу
(тальник, березы, речка, горка),
когда мне горько прихожу.
И ухожу — когда мне горько.



_1972_






ОСЕНЬЮ




Меня растрогали нагие дерева,
и воробьи, озябшие в пыли,
и ветры влажные — глаза мои, слова
растрогали они — и разнесли...

Как у меня кружится голова
от быстрого вращения Земли...



_1972_






ИМПРОВИЗАЦИЯ НА ТЕМУ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ



1.ПРОГУЛКА



Ночь.
   Дождь.
      Дом.
        Окно.
          Лестница.
             Дрожь.
                Дверь.
                   Темно.
                      Ключ.
                        Свет.
                          Глаза.
                            “Прочь!”
                               “Нет!
                                  Нет... ”
                                    Дождь.
                                       Ночь.



_1972_




2.РАСПУТИЦА



Распутица, распутица...
Разбудится, разбудится...
Распустится, распустится…
Распутница, распутница...
Распутаться, распутаться!..
Распутица... Распутица...



_1972_




3.ПЕРЕВЕСТИ



Назад! Туда-туда к пяти
часам, на мостовую,
любовь свою перевести,
как стрелку часовую.
Потом через твоё “Прости..!”
разлуку встречу снова
к тебе себя перевести,
как за руку слепого.
И, наконец, перевести
себя, как состоянье!
Назад! Туда-туда — к пяти!
Перевести дыханье...



_1972_




4.ОБРАЗ БОЛИ



Представьте:
Лестничный пролет.
Кот.
На собственных усах висит.
Орёт.
И крик горит.
Вот
его причал.
Я только не кричал.



_1972_




5. МОЛЬБА



Подарите мне
голубей еще,
как её глаза
голубеющих.
Подарите мне
голубей еще,
голубеющих
голубей ещё...



_1972_






***




И печаль обожгла,
и беда обошла.
Вот и сердце щемит —
словно роща шумит…



_1972_






ДОМ СКАЗОЧНИКА




За занавеской жил он, пел и плакал,
и сказки говорил, шептал почти...
И Золушка вздыхала у печи,
и на мою подушку дождик капал,

и оживал сиреневый цветок
на одеяле, и в соседней зале
играл мой кот тихонько на рояле,
и такт его отсчитывал сапог.

Все позади теперь. Все было... было...
Весной я возвратился в старый дом
и слушал сказку женщины о том,
как весело она меня любила...



_1972_






О ГЛУБИНЕ




Ты говоришь, любовь моя мелка,
рисуешь море с помощью мелка...

Мелка ль росинка на моём столе?
Мелка ль кровинка на моём стиле?
Мелка ль морщинка на моём челе?

Ты говоришь, любовь моя мелка,
рисуешь море с помощью мелка.



_1972_






МАЯТНИК




Мои часы остановили бег,
Мне маятника звук не ранит слух,
То тополиный пух
летит как снег,
То снег летит
как тополиный пух.



_1972_






“ОКОННАЯ ЗАСНЕЖЕННАЯ РАМА...


Оконная заснеженная рама,
за стёклами — лишь наледь отдыши,
как в детстве, вышивает небо мама,
так просто вышивает, для души.

Мне кажется, она и не вставала,
вот так сидела у окна в тиши,
детей ждала, и небо вышивала,
так просто вышивала, для души.

Войду, услышу: долго дома не был,
соскучилась, ну как живешь, скажи...
А что я ей скажу? Живу под небом,
огромным, сотворённым для души.

А что я ей скажу?..



_1972_






“НА ТОМ ХОЛМЕ, ГДЕ СИНЕВЕ РАЗДОЛЬНО...”




На том холме, где синеве раздольно,
среди берёзовых зелёных куполов
стояла тишина, как колокольня,
как колокольня без колоколов,

и облаков, и облаков касалась,
и обжигала водяную гладь...
Той тишины — казалось мне, казалось —
не пережить
и не перекричать.

Но вздрогнул лист —
роса упала громко...



_1972_






“РОЩА ТРЕПЕЩУЩАЯ, ПРЕДОТЛЁТНАЯ...”




Роща трепещущая, предотлётная,
тёплая вся!
Скоро сметёт её вьюга холодная,
вкось унося.

Пусть же помедлит, помедлит, пока ещё
лёгок и чист
этот светающий,
                           с ветки слетающий
тающий
              лист...



_1972_






“ОНА ВНЕЗАПНО СТАЛА ДАЛЬЮ...”




Она внезапно стала далью —
во все края, во все концы...
И в голосе её
                      с печалью
вдруг зазвенели бубенцы —

так много было в нём простора...
А ведь была близка, проста.
Мы расставались в коридорах,
мы целовались у моста.

И вдруг!..
               Откуда даль такая,
такая пустота в груди?
Стою, растерян, и не знаю,
в какую сторону идти...



_1974_






***




В Летнем саду — зима,
в Летнем саду — метель,
снежная кутерьма,
белая карусель.

—Видишь: в саду беда!
—Нет, — говоришь, — опять
ночи летят сюда —
белые —
зимовать.



_1974_






ОДНА




Приберётся, накормит кошку,
повечеряет — а потом
к ясно вымытому окошку
подойдет
и упрётся лбом.

Долго будут глаза сухие
над колодцем двора висеть.
Что высматривают? Какие
бездны видят? Не разглядеть.



_1974_






“ЧТО ТЫ ПЛАЧЕШЬ, МАМА...”




Что ты плачешь, мама,
над судьбой моей?
Мама! разве мало
мне осенних дней
и ночей осенних,
моющих жилье,
и листов осевших
на плечо моё?

Осень! Лужи — рыжи!
Туча^—^как лемех!
Не печаль — без крыши
(нету крыш для всех),
Не печаль — без денег
(деньги не цветут)...
Сын твой не бездельник,
и ему за труд
платит песней ветер,
птицами — леса,
платят смехом дети,
снегом — небеса...



_1974_






“ЗВОНИЛИ... ЕХАЛИ... ЛЕТЕЛИ...”




Звонили... ехали... летели...
Мелькали горы, страны, лес...
Нет расстояний. В самом деле.
Исчез простор.
Простор исчез!

Нет расставаний. Нет кордона.
В любом тревожном далеке
мне нужно трубку телефона
прижать к пылающей щеке,

гудки услышать — и очнуться,
и оказаться вдруг вдвоём,
одновременно улыбнуться
во времени моём-твоём.



_1975_






ПРИТЧА




Тропа... просёлочная... шлях...
То снег, то пламя краснотала...
Я шёл и шёл. Мне не хватало
дыханья. Ветер пел: “Приляг".

Я шёл. “Остановись, чудак”, —
река из-за кустов шептала.
Я плыл. И вот её квартала
огни. Вот дом её. Я шаг

прибавил. Я во двор влетел.
“Дошёл”, — шептал. “Я так хотел”, —
шептал. Дошёл! Ещё немного.

В подъезд нырнул я, как под лёд.
Последний лестничний пролёт.
Я — настежь дверь! А там — дорога...



_1975_






* * *




Прости меня за то, что я вернусь,
войду в твою бессонницу некстати,
и с помощью твоей в твоей тетради
печальными словами обернусь.

А ты, к стиху, забывшись, обращаясь,
меня окликнешь — я не отзовусь.
Прости меня за то, что я вернусь,
не возвращаясь...



_1975_






* * *




Я веру потерял —
в твоих глазах,
я радость потерял —
в твоих слезах,
я песню потерял —
мой лучший стих...
он утонул в потоке слов твоих,
я твёрдость потерял —
в твоей мольбе...

Зачем теперь
я всё ищу в себе?..



_1975_






ПЕСНЯ




Всё про тишь твердишь, всё про тишь...
Только как сбежишь от трамвая?
Ты простишь меня, ты простишь —
не тропинка я, не трава я.

Мне и дня не прожить без книг,
монотонных домов бетонных
и учёных друзей моих,
и звонков твоих телефонных.

Всё про тишь твердишь, всё про тишь,
говоришь: “Я хочу простого
ветра, камешка и простора...”
Ты простишь меня, ты простишь.

Пусть клубится фабричный дым —
он весенним прибьётся ливнем.
Не зови меня, не звони мне
колокольчиком полевым.



_1975_






СОЛОВЕЙ




В саду весеннем средь ветвей
внезапно обнаружил
себя залётный соловей,
но утра не нарушил.

Я лист сорвал календаря
и — настежь дверь.
                   За дверью —
стояла чистая заря,
подёрнутая трелью.



_1975_






“НЕТ, НЕ ОБНИМЕТ...”




Нет, не обнимет
и не придет.
Дом твой обминет,
взгляд отведет.

Улицей — мимо,
площадью мимо.
Неутомимо.
Неумолимо.

Было вовеки —
будет опять:
все ее реки
катятся вспять,

вспять все дороги к тебе,
все пути.

Чтобы приблизиться —
надо уйти.



_1976_






“ЛЮБОВЬ БЫЛА ОДНА...”




Любовь была одна —
последняя,
             последняя...
У твоего окна —
подснежники, подснежники.

Пробились и глядят
глазами изумлёнными:
зимующий горсад
с деревьями зелёными!

Он вальс не расплескал
ни в дни, ни в ночи вьюжные,
он птиц не распускал
на зиму в страны южные.

Он мёртв для тех, кто сплыл
потешиться, понежиться.
А я не уходил,
подснежники, подснежники.



1977






“СЕРДЦЕ НЕ ОТДЫХАЕТ...”


Сердце не отдыхает,
мучается, не спит.
Яблоня откипит,
роща отполыхает.
              Сердце не отдыхает!
              Ломится напрямик.
              Флюгер замрёт на миг:
              где это поддувает?
Сердцу не снятся сны
осени ледоставной.
Нет у него страны,
нету земли — оставленной,
                брошенной без забот.
                Радуется, стучится!
                С ветром не отшумится,
                с флюгером не замрёт...



1977






“ОТЦВЕЛИ СОЛОВЬИ...”




Отцвели соловьи,
и закончились встречи.
Обнимаешь свои
опустевшие плечи.

Вьюга, окна слепя,
снег метет у порога.
Обнимаешь себя,
чтоб согреться немного.

Как продрогла ты вся
от зимы, от разлуки!
Не закутаешься
в свои тонкие руки...



_1978_






* * *




Все сберегу: и мимолетный взгляд,
и песню матери, и залетевший ветер,
газетный снимок, песню друга, вечер...
Всему, что было, — нет пути назад.

Потом всё уложу в десяток строк.
Когда-нибудь... А поздно или рано —
не от меня зависит... Выйдет срок —
и песня вдруг откроется, как рана...



_1978_






ВИШНИ




Цветущие вишенки в отчем саду,
и воздух, замешанный славно
на гари давнишней, на слабом меду
садов, полыхнувших недавно —

я помню! я помню! —
                      дыхание стен,
побелки, покраски и пыли,
и запахи одеколона “Кармен”
от мамы...

Те вишни срубили

Они принесли урожаи свои,
и ныне их место не пусто!
Где вишни шумели, кипели, цвели —
капуста, капуста, капуста...



_1978_






ТУФЛИ




Синие мамины туфли,
редкий подарок отца.
Сморщились, краски пожухли —
выдержали до конца.

Выдержали! Послужили,
сделали дело своё.
Как незаметно зашили
Пряжечку руки её!..

Не обивали пороги
и не боялись дождей,
не выбирали дороги
вытоптанней и кривей.

Стежкой, а где — по колодам,
тропкой, а где — по камням
шли себе вслед за народом
по неотложным делам.

Выдержали. Отходили
ночки свои и деньки.
Верных дорог не забыли
скошенные каблучки.



_1978_






ПЕСНЯ




Как тоскуют парни по любви!
Вот поют, покуда ночь и вьюга:
“Не зови, подруга, не зови,
подруга...”

Ты словам из песни не поверь,
сделай-ка ещё одну попытку —
позови! Ну, выбеги за дверь,
за калитку...

Сколько можно, прислонясь к окну,
ждать и ждать его, не уставая?
Позови единственного, ну!
Эх, родная...

Может быть, его настиг буран
в рейсе дальнем —
лесом, гривкой, поймой.
Позови его. Шепни: “Иван,
дорогой мой...”

Как под ним коварный гнётся наст!
Как в стекло свинец небесный лупит!
Не предаст машина, не предаст,
не полюбит...

Как тоскуют парни по любви!..
Пусть слова у песни без печали:
“Не зови, подруга, не зови...”
Позвала ли?



_1979_






ПОРА




Пора сбиваться в стаи,
пора,
       пора!
Прозрачней дали стали
и вечера.

Уже окрепли крылья,
и тешит мысль:
последнее усилье —
и можно ввысь!

Мы люди, а не птицы,
но есть родство!
Нам надо в стаи сбиться?
Не для того,

чтобы уйти парадом
в простор иной,
а чтоб держаться рядом
над Родиной.

Во времени осеннем
прощай, игра!
Скликаю поколенье:
пора,
       пора!



_1980_






“КАК МОЖНО УЕЗЖАТЬ...”




Как можно уезжать от этого простора,
от этих рощ сквозных, где так легко дышать,
от этих двух берёз, бегущих с косогора,
как можно убежать?
                            Как можно уезжать?

Другие рощи есть? Берёзы есть другие?
И есть другой простор, светящийся в снегах?
Допустим. Но спрошу: а звёзды жестяные
просвечивают ли в других березняках?

Как можно уезжать от этих красноплодных
рябин? Ты говоришь, рта не дают разжать?
Допустим. Но спрошу: от этих несвободных
пространств, тем более, как можно уезжать?..



_1980_






“ОТЧЕГО ТЫ, СЕРДЦЕ, СЖАЛОСЬ...”




Отчего ты, сердце, сжалось
у тесовых у оград?
Ну, калитка расшаталась,
не побелен яблонь ряд,
не обложена дорожка
тёмно-красным кирпичом,
не распахнуто окошко —
ну, а ты-то здесь при чем?

Отблеск дальнего мартена
лег на черное окно.
В сквере утренняя смена
разбивает домино.
К неизменному соседу
набежала детвора.
...Уже звать пора к обеду,
звать пора бы, звать пора...

То обеденное время
мне уже не воротить,
не белить весной деревья
и калитку не чинить.
И давно уж, между прочим,
я живу в чужом краю...
Перед домом, перед отчим
домом проданным стою.



_1980_






“НИЧЕГО НЕ НАЖИЛ, КРОМЕ...”




Ничего не нажил, кроме
болей в сердце да седин.
Отчего ты загрустила,
дорогая?
           Посидим,
сварим на обед картошки,
попируем без забот.
...кроме тополя в окошке,
ишь, как вымахал за год!
Улыбнись мне, молви слово,
улыбнусь тебе в ответ.
...кроме сына золотого,
рассыпающего свет.
Нам ли гнаться за удачей
да желать иных путей?
...кроме верности собачьей
строгой Родине моей.



_1980_






“ЧТО РОДНИТ МЕНЯ С МАЛЬЧИШКОЙ...”




Что роднит меня с мальчишкой,
Тем, сбегавшим на реку?
Засыпал в обнимку с книжкой
под кукушкино “ку-ку!”

Это ж надо — даль какую
пробежал я невпопад!..

Все часы его — кукуют,
все мои часы звонят!



_1981_






ИНФАРКТ




...сердце проснулось.
Он спички нашарил впотьмах.
Дверь отшатнулась.
Он вышел и стал у порога.
Песня отхлынула, звёзды рассыпались в прах,
и, ко всему, из-под ног убежала дорога.

“Не оставляйте меня, — прошептал.^—^Не оставляйте меня...”.
И на большее сил не хватило.
Вышли слова. И, немые, замкнулись уста.
“Не оставляйте меня...” тишину разбудило.
(Поздний прохожий замедлил шаги у плетня...).

...Вечность спустя он очнулся в больничной палате.
“Не оставляйте, прошу вас, меня на меня,
не оставляйте, пожалуйста, не оставляйте...’



_1981_






ЕЩЕ О ЗИМНИКЕ




Мороз?
Он уже недалеко.
Вот-вот он болота скует.
Разверзшаяся дорога
дорогою станет за счёт

пространств, неживых от мороза,
живого до крайнего дня
бессмысленного вопроса:
“Зачем ты любила меня?”...

Мы осень с тобой пережили.
Удержишь, ледок полыньи?
Пропахли губами чужими
горючие губы твои...



_1982_






* * *




Вон там, за Турою, у частных
владений, себе на уме,
возьму я земельный участок
и сделаю дело к зиме.

Нет-нет, я хором не построю,
забором не огорожу —
одних только лунок нарою,
березовый
сад
посажу...



_1982_






УЛИЦА ПЕРВОЙ ЛЮБВИ




Воспоминанье светлое мое,
мой светлячок, мерцающий в ночах...
Я помню только: бантики её,
как бабочки, сидели на плечах.

Я помню только лёгкий бег её
по улице весенней и вдали —
прыжок... и отдаленье от Земли...
...И путь в воспоминание моё.



_1983_






“ЭТА ЖЕНЩИНА НЕ ПРОДАЕТСЯ...”




Эта женщина не продается
и тебе, дураку, достаётся
не за ржавый пятак —
за бесплатно, за так,
как звезда, как вода из колодца.

Как легко с этой женщиной ладить,
как легко эту женщину гладить,
обнимать, целовать,
от себя отрывать,
оторвешь — и она оторвётся.

Позовёшь —
и она отзовётся.
Разобъёшь —
и она
        разобъётся...



_1983_






ПЕРЕУЛОК КУКУШКИ




Часовая кукушка
в деревянном дворце.
Выходила, старушка,
Покричать на крыльце.
Мол, лентяи, вставайте,
мать накормит борщом...
Я валялся в кровати,
время было ещё.
Что мне делать в такую
пору зимнего дня?

...Жаль, часы не кукуют,
а звонят у меня.



_1983_






“В СЕМЬЕ НЕ ГНАЛИСЬ ЗА ВЕЩАМИ...”




В семье не гнались за вещами,
заботы были поважней.
Он, не оставив завещанья,
не по миру пустил детей —

а в мир, где за любой обновкой
не спрячешь своего лица.
В шкафу отцовская спецовка —
всё, что осталось от отца.



_1983_






“ХОЧУ В ДОНБАСС, НА РОДИНУ, ИЗ КРУГА...”




Хочу в Донбасс, на родину, из круга
забот. Вот денег соберу — и в путь!
Хочу, хочу услышать мову друга,
задымленного воздуха вдохнуть.

В Донбасс хочу! На день. На два от силы.
Одним глазком — и всё, и буду рад.
Там ждут меня. Там отчие могилы
неприбранными с осени стоят.

Лишь поклонюсь Андрею, Аиде, Толе...
А то еще подумают как раз,
мол, запропал, исчез, как ветер в поле.
Но я не ветер в поле, нет! Хочу в Донбасс...



_1983_






РЕЧКА БУЛАВИНКА




Здравствуй, речка Булавинка,
моей жизни сердцевинка!
Вновь у бережка стою,
Узковата, мелковата,
но ни в чём не виновата,
катит капельку свою.

Где её большие воды?
Воды выпили заводы.
Только капелька одна
и осталась. Но — живая!
Вербы, небо отражая,
в океан устремлена.

Пусть не выйдет за пределы
русла — поважнее дело
предназначено реке!
Булавинка, Булавинка,
словно мутная слезинка
у Донбасса — по щеке...



_1984_






ЛЮБОВЬ ВЕСНОЙ




И снова с тобою, с тобою, с тобою
летим и не надо нам крыл!

...А после я землю искал под собою^—^
и не находил.

Ресницею солнце стекало в ложбинку виска,
и облако пересекало пространство зрачка.



_1985_






ЛЮБОВЬ ОСЕНЬЮ




...и смотрю я — сквозь нее —
на далёкое жнивье,
в нём размокшая дорога утопила острие.

Жарких слов — не говорю,
обнимаю и смотрю,
как сквозь рощу, что становится прозрачной к ноябрю.



_1985_






ПОПЫТКА УТЕШЕНИЯ




Плач соседки:
“Не хочу больше жить! не хочу больше жить!..”
Что ты, Аннушка! Всё забудется.
В безднах памяти боль заблудится.
Ты прости его, дурака, прости.
На все стороны отпусти-пусти.

А сама садись распашонки шить!..
“…не хочу больше жить! не хочу больше жить!..”

Брось ты, Аннушка! Было б семечко —
времена врастут в наше времечко!
Не пристало нам вкруг себя порхать.
А кому тащить? А кому пахать?
А кому плечо подставлять плечу?

“не хочу больше жить! не хочу! не хочу!..”

Знаешь, Аннушка, ведь и сам я тож
себе в пуп смотрел — до чего хорош!
Да лелеял боль, да вплетал в слова.
Однова живём! ан не однова...
Чтоб себя жалеть да себя любить —
не хочу больше жить!

“...не хочу больше жить...”.



_1985_






БОКОВАЯ ВЕТВЬ




Ветреной ночью смело со ствола
ветвь боковую.
Птицу, что пела на ней и спала,
плачет впустую!
Кто возвратит ей утраченный дом?
Вон вместо дома —
до окоёма зияет пролом,
до окоёма...

Что же? Влетай!
                   Там живут поезда,
стройка клубится.
На электрические провода
Можно садиться!
Русским тебе говорю языком:
всюду ты дома.
До окоёма сияет пролом,
до окоёма!..



_1985_






ПОПЫТКА ТРАКТАТА



1.ЗВУК



И хор, и голос, поднятый над хором,
и крик, и шепот, и мольба, и стон —
лишь волны звуковые. И простором
записаны, как на магнитофон.

И неким, следовательно, прибором
возможно нам извлечь из тьмы времен
клич боевой исчезнувших племен
иль Данте, занятого разговором

пустячным — о соседях, о погоде...
Не умирают голоса в природе!
Записывая, вертится Земля.

И страшно знать, что от любого слова —
неправого, бесстыдного, пустого —
смущаются магнитные поля.




2.ИЗОБРАЖЕНИЕ



И вот лечу я, обгоняя свет!
А на Земле, среди сограждан милых,
моё изображение. Не в силах
догнать меня... и смотрит мне вослед,

отстав. А я пласты прожитых лет
за слоем слой снимаю. Как прожил их,
бесстрастно мне экран покажет. Нет,
не спрячешься в пространстве! Стонет в жилах
кровь от бессилья, боли и стыда.
Но хочется — туда, туда, туда,
где были мы и будем молодыми.

Холодный отираю пот со лба,
когда там разверзаются гроба,
и мёртвые становятся живыми.



_1985_






“МОРОЗНОГО ВОЗДУХА...”




Морозного воздуха полную грудь наберу,
глазами влюблёнными вьюжную землю окину,
но прежде, чем вымолвить слово своё на миру,
увижу рябину,
                     как пламя,
летящее косо по склону холма,
как знамя, развёрнутое при атаке высотки...
Цепляясь корнями — летит!
И разорвана тьма
во всём околотке.

Свети, родословное древо Отчизны моей,
где малою ягодкой я, Александр Анатольич,
 вбирающий горькую сладость летящих корней,
и сладкую горечь...



_1985_






В ЗЕРКАЛЕ ОКНА




В зеркала всё смотришься, в зеркала!..
Взбила волосы, глаза подвела.
Краску тронула на верхней губе.
И ответно улыбнулась. Себе.

А с улыбкой этой рядышком, за
черным зеркалом окошка — слеза,
замечательно себя не тая,
покатилась-полилась.

Не твоя?..

_1986_






***




Чего дрожишь, душа, чего боишься,
бессмертная моя?
                          В кольце ракет,
нацеленных в меня,
                          чего таишься?

чего ты стонешь,
ты, которой нет?

Тебе ль, пустому месту,
                                   убиваться?
Тебя ль, пустое место,
убивать?

...И научили вакуум взрываться,
чтоб слов пустых не смел я повторять.



_1986_






БАЛЛАДА




...И пшёл, как говорится, прочь,
и ветер встретил, и очнулся,
и задохнулся...
— Вам помочь? —
Послышалось. Он оглянулся
и никого не увидал.
Шатаясь, двинулся по кочкам.
И вновь послышалось:
“Помочь Вам?”
Решил, что хорошо поддал.

Постичь бы бедному уму,
который только ветер встретил,
что это ветер,
ветер, ветер
на помощь бросился к нему!



_1987_






“ЧТО Б ТАМ НИ БЫЛО...”




Что б там ни было — песня поётся и ласточка вьётся...
Слава Богу, не все покупается и продается.

А иначе зачем бы сынов в этом мире оставил —
чтоб телец золотой их бессмертными душами правил?

Чтоб там ни было — солнце восходит и лист кувыркается.
Слава Богу, не всё продаётся и покупается.



_1987_






“ВНОВЬ ОБРУШИЛАСЬ В ДУШУ...”




Вновь обрушилась в душу с небес
домовитых скворцов перепалка.
Зеленеет заброшенный рельс,
зарастает ромашками свалка.

Словно выпущенное из пращи,
пролетает над нами светило.
И растёт,
и ломает хрящи
сила духа — подъёмная сила!



1987






“ИСТЕКЛО МОЁ ВРЕМЯ...”




Истекло моё время, ушли мои чувства^—^куда ж? —
и растаяли мысли в табачных и винных туманах,
из прорех состою, из пропаж состою, из продаж...
Ветер свищет в душе, голове и карманах.

Ну, и что же — совсем не барахтаться? Да почему ж!
Безнадёжное дело своё делать мне в одиночку.
Коли взялся за гуж — то не говорю, что не дюж,
и, как видишь, тащу из пустот стихотворную строчку...



_1987_






* * *




На этой вот земле под небесами,
чтоб в люди вывести, отец и мать
учили нас ходить и отдавать.
...Хватать и ползать мы б сумели сами.



_1987_






* * *




Как легко природа правит
На колени граждан ставит.
Не ударом болевым,
А цветочком полевым.



_1988_






“ПОРА БЫ ВАМ ПОДУМАТЬ О ДУШЕ...”




Пора бы вам подумать о душе.
Как говорится, ходим все под Богом.
Не всё ж — о гараже, да тираже,
да опытной красавице под боком.

Пора бы вам подумать о стране,
которую забыли, о державе,
которую профукали — а не
о надобностях собственных и славе.



_1988_






* * *




Отшелестел листопад,
птицы пропели.
Вот и окончились, брат,
дни, что звенели.
Луг, что ромашками цвёл, —
миг только краткий,
как в учреждении стол —
чистый и гладкий.
Ветер в калитку стучит:
“Кофт навязали?..”

Голая роща стоит
перед глазами.

Выйду на луг не спеша,
сброшу усталость.
Пусть остаётся душа
с тем, что осталось,
с тем, что стоит в холода
честно и стойко,
с тем, что со мной навсегда, —
с Родиной только.
Пусть остаётся! болит!
светит слезами.

...Голая роща стоит
перед глазами!



_1988_




* * *




Любовь. Не окружай сияньем
своим, словно петлей тугой.
Дай просеку воспоминаньям,
тропинку дай любви другой.

А нет — дай скорость для крушенья,
чтоб, коль упасть — так за межу!
...Пока что я из окруженья
с потерями — но выхожу.



_1988_






“СКАЗКУ ЗАБЫТУЮ ПРИПОМИНАЕШЬ...”




Сказку забытую припоминаешь:
“Прямо пойдёшь — все потеряешь!..
Но не сворачиваешь с полпути:
всё-таки надо прямо идти”.



_1988_






“ПОЗАРАСТАЛИ ДОРОЖЕНЬКИ К СЛОВУ...”




Позарастали дороженьки к слову.
Все мои нивы рожают полову.

Розово-белая пена садов
Схлынула^—^не обнажила плодов.

Страшно в глухую годину очнуться:
ветер шумит —
да деревья не гнутся...



_1988_






РАЗГОВОР




Доставай-ка, мать, всё, что есть в печи,
вон сыны у ворот — Александровичи.

Сядем вкруг стола и преломим хлеб,
а по правую руку старшой мой — Глеб,

а по левую руку меньшой — Егор.
Неторопкий лепится разговор.

И, в спецовку штопаную одет,
со стены глядит Анатолий, дед.

—Где ж носило вас, по каким таким
сторонам глухим столько лет и зим,

внуки, дети, зятья да невесточки,
что ни духу о вас и ни весточки?

Слово за слово, говорим всерьёз,
за вопросом новый растёт вопрос.

Или мало мы наломали дров
из певавших нам золотых дубров?

Или мало рек расплескали мы
по могилам дедовским?
                                   Тьмы и тьмы...

Со своей земли, своего двора
сколько ж вымели злата-серебра,

и пшеницы-проса, и ржи-овса?
Да, пожалуй, поболе германца-пса.

Что ж так благостно языком мели?
Идти некуда со своей земли.

Никакой тропы, никакого пути
ни в которую сторону — нетути.

Коли тут стоять — дак о том и речь,
чтоб не брать-хватать, а жалеть-беречь,

не парить-летать, сказки сказывать,
а прорехи латать, бездны связывать,

наводить порядок в душе, в миру:
корень — к веточке, и добро — к добру,

чтобы тихо небу могла сиять
красно украшенная Отчизна-мать.

Не один сижу за столом в ночи,
вон оплечь сыны — Александровичи!



_1988_






“НАДЫШАВШИСЬ ОГНЁМ И СВИНЦОМ...”




Надышавшись огнем и свинцом,
отравившись безверьем —
повернёмся к деревьям лицом,
повернёмся к деревьям.
             Там сверкает листва от росы,
             в незабудках — опушки,
             и считают года не стальные часы,
             а живые кукушки.

По живому водили резцом,
по живому — мотором...
Повернёмся к озёрам лицом,
повернёмся к озёрам.
             Там кувшинку качает волна,
             и в любое мгновенье
             нам возможность послушать даёт тишина
             наше сердцебиенье.

Может быть, перед самым концом
с любопытством бесстрашным
повернёмся к природе лицом —
рощам, рекам и пашням.
             Там в листве, и волне, и росе,
             и в траве под ногами
             обретём все печали и радости все,
             что потеряны нами.



_1989_






ПОД СВОИМ КРЫЛОМ




Пока! Пока!
Конечно... Что случится?
Не знаю боли.
Да, неуязвим.

Мне так близка
в открытом поле
птица,
ночующая под крылом своим...



_1987_






АЛЕКСАНДР ГРИШИН (1948-1998)


Родился в городе Енакиево

Донецкой области.

Окончив Ленинградский университет,

приехал в Тюмень, с которой связал

всю свою последующую жизнь.

Книги и подборки стихотворений

печатались в изданиях: «Октябрь»,

«Знамя», «Наш современник»,

издательствах «Советский писатель»

и «Современник».

«...Храмы можно разрушить, библиотеки

разорить, живописные полотна сжечь...

Поэтическая строка живет

в человеческой памяти, а память

неуничтожима.

Вот почему не устаю повторять,

что во времена, когда поэзия кажется

ненужной, именно она и нужна, чтобы

помочь человеку остаться человеком.

Дело за малым: написать такое

стихотворение, чтобы оно запомнилось,

стало частью другого человека,

а - значит – участвовало

в формировании его души».