Стихотворение
Александр Анатольевич Гришин
НАДЫМ — ПУНГА (репортаж)
Строителям системы
магистральных газопроводов
Надым — Пунга
I
Четвертые сутки —
пурга,
пурга...
Не ветер ревет —
ветр!
За четверо суток
Надым — Пунга
не выросла
ни на метр.
Простор — неподатлив,
простор — как стена:
то топь,
то река,
то кедр...
Здесь полчеловека
приходится на
квадратный
глухой
километр.
Лишь полчеловека!..
Пурга,
пурга
сбивает,
слепит,
гнет.
И человека
Надым — Пунга
четвертые
сутки
ждет.
II
Сугробы.
Над ними —
дым,
дым.
Не спит городок.
Живой.
Четвертые сутки
в плену сидим
у этой
природы
злой.
В транзисторе — треск.
Оторвала волну
пурга.
Не пробить ее!
Четвертые сутки
сидим в плену:
парторг,
бригадир
и я.
Парторг — молчалив.
Бригадир — из задир.
— Ты шо,— говорит,—
ты шо,
пурги испугался?
В уютненький мир
схотелось?
Пурга — хорошо!
Повоет, поноет
денек-другой,
а там и, глядишь,
звезда
проклюнулась.
И, отдохнувши,—
в бой!
Нагоним!
Тепло — беда...
Болото проснется.
Гнилье пойдет
на трассу.
Не хватит рук,
чтоб вырвать его
и пойти вперед.
Всем планам
тогда — каюк...
То рвалась беседа,
а то — текла
про теплый
болотный
ад...
Здесь больше боятся
тепла,
тепла!
И вспомнилось:
год назад
в болотах таких же,
на ветре крутом
среди
самотлорских
снегов
о том же твердил мне,
о том,
о том,
другой бригадир — Машков.
III
(говорит Машков)
— Болото — не награда...
И так бывает, друг:
то «Жигули», то «Лада» ,
Везут людей на юг.
Наскучила ли смелость
метельных наших дней.
Местечка захотелось
уютней и теплей...
Работать — нам.
Им — ладить.
Нам — драка.
Им — расчет.
Им телевизор гладить,
нам — трактор К-700.
Террасы —им.
Нам — трассы
непроходимые.
Пусть душат их матрасы,
а нас — любимые!
Мы будем жить как надо
среди болот и вьюг.
Болото — не награда,
Но мы пробьемся, друг.
IV
На пятые сутки,
в обед,
когда
метели слабел удар:
дверь — в холод!
И с ходу:
— Парторг! Беда!
Цистерна!..
Бензин!..
Пожар!..
И — в снежную кашу!
На склад,
на склад,
где прячется
взрыв
пока...
— Мартынов!
Савельев!
Паньков!
Назад! —
Легла
на рычаг
рука.
Бульдозер взревел,
и — туда, туда
все, кроме беды,
забыв.
— Подальше цистерну!
Подальше!
Пода...
И — пламя в глаза!
И — взрыв!..
...Его на руках
занесли в балок
и сбились
в кулак,
в семью.
— Ну, как ты?
И тихо сказал парторг:
— Давайте,
ребята,
мою
любимую...
V
(песня)
Он родился и рос
среди русских берез,
среди белых снегов
и туманов,
среди дружеских рук,
среди девичьих кос,
среди дедовских пашен
и станов.
Но однажды ушел,
юн и волосом рус,
по осенним
пылающим листьям.
И сказал он:
— Друзья,
если я не вернусь,
считайте меня
коммунистом.
Сигаретный дымок
под дождями промок,
у строителей взгляды
усталы.
Он поднялся тогда
и пошел на восток,
и шепнул:
«Я им солнце достану!»
Так ушел он,
напялив потертый картуз,
по заснеженным тропам
скалистым,
на прощанье сказав:
— Если я не вернусь,
то считайте меня
коммунистом.
Сколько он отшагал,
помнят трещины скал,
помнят камни
и синие льдины.
Только как-то однажды
осел и упал,
за три шага упал
до вершины.
Но, на локоть поднявшись,
сказал:
— Доберусь!
Пусть проносятся вьюги
со свистом!
Но простите, друзья,
если я не вернусь...
Считайте меня
коммунистом!
VI
Да, нелегко...
Тайгою — не степями ж!
Но коммунист
бросается в прорыв...
Давай закурим,
Николай Степаныч,
ты заслужил
минутный перерыв.
Ты на ладони
голову уронишь,
пока в балке
покой да тишина,
и вспомнится
далекий твой
Воронеж,
квартира в центре города,
жена.
А ты в бою,
а ты в тайге —
не в парке!
Не год, не два,
считай, пятнадцать лет...
Недаром же
отчаянные парни тебя
любовно называют
Дед.
Деды,
деды...
У вас судьба какая!..
Война, беда.
Вся ваша жизнь,
как взрыв!
А после — снова
на переднем крае,
о старости и отдыхе
забыв.
Какой там отдых,
если «трасса» — слово
военное,
и каждый день —
как бой!
Какая старость,
если снова,
снова
во имя жизни
жертвуешь собой!..
...Балок да тишь.
Минута передышки
окончилась.
Расцвечивают ночь
электросварки
голубые вспышки.
И Барсуков
отбрасывает
прочь
усталость.
Он уходит.
Полночь вспорота!
Идет бригада
курсом на Пунгу.
Идет бригада
весело и молодо
сквозь ночь
и ослабевшую пургу.
VII
Направо, налево —
тайга,
тайга...
Летит
сквозь болота,
и ветр,
и прочие стены:
Надым — Пунга,
а дальше:
Пунга — Центр.
Налево, направо —
снега,
снега...
Но через
метельный
вой
огонь свой доносит
Надым — Пунга
на стройки
и к нам домой.
Пусть будет теплей
на земле моей
от этих огней,
от этих огней!
И от сильных людей
на земле моей
пусть будет светлей!
Александр Анатольевич Гришин
НАДЫМ — ПУНГА (репортаж)
Строителям системы
магистральных газопроводов
Надым — Пунга
I
Четвертые сутки —
пурга,
пурга...
Не ветер ревет —
ветр!
За четверо суток
Надым — Пунга
не выросла
ни на метр.
Простор — неподатлив,
простор — как стена:
то топь,
то река,
то кедр...
Здесь полчеловека
приходится на
квадратный
глухой
километр.
Лишь полчеловека!..
Пурга,
пурга
сбивает,
слепит,
гнет.
И человека
Надым — Пунга
четвертые
сутки
ждет.
II
Сугробы.
Над ними —
дым,
дым.
Не спит городок.
Живой.
Четвертые сутки
в плену сидим
у этой
природы
злой.
В транзисторе — треск.
Оторвала волну
пурга.
Не пробить ее!
Четвертые сутки
сидим в плену:
парторг,
бригадир
и я.
Парторг — молчалив.
Бригадир — из задир.
— Ты шо,— говорит,—
ты шо,
пурги испугался?
В уютненький мир
схотелось?
Пурга — хорошо!
Повоет, поноет
денек-другой,
а там и, глядишь,
звезда
проклюнулась.
И, отдохнувши,—
в бой!
Нагоним!
Тепло — беда...
Болото проснется.
Гнилье пойдет
на трассу.
Не хватит рук,
чтоб вырвать его
и пойти вперед.
Всем планам
тогда — каюк...
То рвалась беседа,
а то — текла
про теплый
болотный
ад...
Здесь больше боятся
тепла,
тепла!
И вспомнилось:
год назад
в болотах таких же,
на ветре крутом
среди
самотлорских
снегов
о том же твердил мне,
о том,
о том,
другой бригадир — Машков.
III
(говорит Машков)
— Болото — не награда...
И так бывает, друг:
то «Жигули», то «Лада» ,
Везут людей на юг.
Наскучила ли смелость
метельных наших дней.
Местечка захотелось
уютней и теплей...
Работать — нам.
Им — ладить.
Нам — драка.
Им — расчет.
Им телевизор гладить,
нам — трактор К-700.
Террасы —им.
Нам — трассы
непроходимые.
Пусть душат их матрасы,
а нас — любимые!
Мы будем жить как надо
среди болот и вьюг.
Болото — не награда,
Но мы пробьемся, друг.
IV
На пятые сутки,
в обед,
когда
метели слабел удар:
дверь — в холод!
И с ходу:
— Парторг! Беда!
Цистерна!..
Бензин!..
Пожар!..
И — в снежную кашу!
На склад,
на склад,
где прячется
взрыв
пока...
— Мартынов!
Савельев!
Паньков!
Назад! —
Легла
на рычаг
рука.
Бульдозер взревел,
и — туда, туда
все, кроме беды,
забыв.
— Подальше цистерну!
Подальше!
Пода...
И — пламя в глаза!
И — взрыв!..
...Его на руках
занесли в балок
и сбились
в кулак,
в семью.
— Ну, как ты?
И тихо сказал парторг:
— Давайте,
ребята,
мою
любимую...
V
(песня)
Он родился и рос
среди русских берез,
среди белых снегов
и туманов,
среди дружеских рук,
среди девичьих кос,
среди дедовских пашен
и станов.
Но однажды ушел,
юн и волосом рус,
по осенним
пылающим листьям.
И сказал он:
— Друзья,
если я не вернусь,
считайте меня
коммунистом.
Сигаретный дымок
под дождями промок,
у строителей взгляды
усталы.
Он поднялся тогда
и пошел на восток,
и шепнул:
«Я им солнце достану!»
Так ушел он,
напялив потертый картуз,
по заснеженным тропам
скалистым,
на прощанье сказав:
— Если я не вернусь,
то считайте меня
коммунистом.
Сколько он отшагал,
помнят трещины скал,
помнят камни
и синие льдины.
Только как-то однажды
осел и упал,
за три шага упал
до вершины.
Но, на локоть поднявшись,
сказал:
— Доберусь!
Пусть проносятся вьюги
со свистом!
Но простите, друзья,
если я не вернусь...
Считайте меня
коммунистом!
VI
Да, нелегко...
Тайгою — не степями ж!
Но коммунист
бросается в прорыв...
Давай закурим,
Николай Степаныч,
ты заслужил
минутный перерыв.
Ты на ладони
голову уронишь,
пока в балке
покой да тишина,
и вспомнится
далекий твой
Воронеж,
квартира в центре города,
жена.
А ты в бою,
а ты в тайге —
не в парке!
Не год, не два,
считай, пятнадцать лет...
Недаром же
отчаянные парни тебя
любовно называют
Дед.
Деды,
деды...
У вас судьба какая!..
Война, беда.
Вся ваша жизнь,
как взрыв!
А после — снова
на переднем крае,
о старости и отдыхе
забыв.
Какой там отдых,
если «трасса» — слово
военное,
и каждый день —
как бой!
Какая старость,
если снова,
снова
во имя жизни
жертвуешь собой!..
...Балок да тишь.
Минута передышки
окончилась.
Расцвечивают ночь
электросварки
голубые вспышки.
И Барсуков
отбрасывает
прочь
усталость.
Он уходит.
Полночь вспорота!
Идет бригада
курсом на Пунгу.
Идет бригада
весело и молодо
сквозь ночь
и ослабевшую пургу.
VII
Направо, налево —
тайга,
тайга...
Летит
сквозь болота,
и ветр,
и прочие стены:
Надым — Пунга,
а дальше:
Пунга — Центр.
Налево, направо —
снега,
снега...
Но через
метельный
вой
огонь свой доносит
Надым — Пунга
на стройки
и к нам домой.
Пусть будет теплей
на земле моей
от этих огней,
от этих огней!
И от сильных людей
на земле моей
пусть будет светлей!