Мальцев = По волчьему следу
Unknown








Станислав МАЛЬЦЕВ 





ПО ВОЛЧЬЕМУ СЛЕДУ



_РАССКАЗЫ_О_РАБОТНИКАХ_МИЛИЦИИ_










ПРЕСТУПЛЕНИЕ НА УЛИЦЕ СТЕПНОЙ





I



...Черное бархатное небо было усыпано мириадами светлячков-звезд. На востоке уже начинался новый день - там, где-то далеко-далеко, небо постепенно светлело, приобретало бледно-розовый оттенок.

Село спало. Дома смотрели на улицы темными пятнами окон. Только в одном из домов, стареньком, покосившемся, все еще горел свет.

Было тихо, лишь откуда-то издалека доносились еле слышные звуки гармошки.

Звонко стукнул откинутый крючок, и на крыльцо дома вышла женщина. Несмотря на теплую ночь, она была в полушубке. Тяжело вздохнув, женщина осторожно спустилась по ступенькам на землю и, по-старушечьи шаркая ногами, подошла к сараю. Открыв его, она вошла. Закудахтали потревоженные куры, замычала, узнав хозяйку, корова.

Побыв в сарае несколько минут, женщина отперла калитку, вышла на улицу и прислонилась спиной к воротам.

- Охо-хо-хо!-сладко зевнула она.- Что это Петровна-то не спит... Чудно! Рассвет уже, а у нее все еще огонь...

Женщина внимательно вглядывалась в освещенное окно. Но там ничего не было видно.

Не вытерпев, женщина перешла через дорогу и прильнула к стеклу, отыскивая щелку в занавесках.

Несколько минут она пристально всматривалась, затем резко отшатнулась и, закрыв лицо руками, побежала вдоль улицы.

- Караул! Помогите! Люди добрые! Петровну убили!- раздался на всю деревню ее громкий, пронзительный крик.

В ответ на него в нескольких местах сразу залаяли собаки, сначала одна, потом другая, и вот тишины как не бывало.

Уже почти во всех домах горел свет, наскоро одетые люди со всех сторон выбегали к истошно кричащей женщине.

- Что случилось? Чего ты кричишь?- спрашивали они ее встревоженными голосами. Но женщина в полушубке словно ничего не замечала и не слыхала. Не останавливаясь, не отвечая на вопросы односельчан, она бежала к новенькому трехоконному дому, где жил сельский милиционер сержант Новиков, и, добежав, изо всех сил забарабанила в окно.

Через несколько секунд наспех одетый Новиков, придерживая рукой кобуру пистолета, спрыгнул с крыльца,

- Что случилось?- взволнованно спросил он.

Сержант был еще очень молод. В этом селе он жил не более месяца, и за все время самым примечательным событием его службы была поимка с поличным шофера проезжей машины, пытавшегося подобрать оставленное кем-то возле колодца ведро. И вдруг...

- Что случилось?- повторил сержант свой вопрос.

Женщина в полушубке широко раскрытыми глазами неподвижно смотрела на милиционера и окруживших ее односельчан и, заикаясь от волнения, произносила только одно слово:

- Там, там, там...- И она указывала на дом, в окно которого только что смотрела.

Новиков, а за ним и все собравшиеся бросились к дому. Калитка оказалась незапертой. Сержант одним прыжком вскочил на крыльцо и толкнул дверь. Она свободно подалась. Сержант прислушался - из дома не доносилось ни звука. Рас­стегнув кобуру пистолета, он осторожно, на цыпочках, вошел в сени. За ним так же осторожно пошли остальные.

От оранжевого абажура, от лампадки, горящей в углу возле многочисленных икон, от пестрого лоскутного одеяла на кровати веяло спокойствием и уютом.

Посредине комнаты, возле стола, на ярко-красном половике, неподвижно лежала хозяйка дома, 60-летняя старуха Мария Петровна Мишина, или, как ее все звали, Петровна. Она лежала на боку, немного согнувшись, и на первый взгляд можно было подумать, что она просто спала. Но ее далеко откинутая рука, ее скрюченные пальцы, как бы пытавшиеся схватить кого-то, красноречивее всяких слов говорили о том, что она мертва.

Недалеко от нее, почти рядом, лежал молодой парень в новеньком сером коверкотовом костюме и в блестящих сапогах гармошкой. Он сладко и беззаботно спал, довольно громко похрапывая и даже посвистывая носом. В нем все сразу узнали тракториста Николая Гуськова. Он, очевидно, видел во сне что-то приятное, а улыбался во весь рот, обнажая белоснежные ровные зубы. Плечо его пиджака было испачкано в чем-то белом...

- В комнату не заходить! Следы!-обратился Новиков к столпившимся в дверях и осторожно подошел к Мишиной. Он наклонился над ней, взглянул в лицо и сразу выпрямился. Бледность сержанта ясно говорила, что Мишина действительно мертва.

Осторожно обойдя труп, сержант наклонился над Гуськовым и сразу невольно сморщился - ему в лицо ударил резкий запах винного перегара.

Затем Новиков взял Гуськова за руку и сильно тряхнул, пытаясь разбудить.

Гуськов что-то промычал во сне и сделал попытку перевернуться на другой бок. Милиционер тряхнул руку сильнее.

- Чего? Кто тут?-Гуськов приоткрыл на секунду глаз и широко улыбнулся. С пьяну он никак не мог проснуться.

- Казнить его, злыдня! Порешил бабку и еще ломается!- раздались негодующие возгласы собравшихся.

Сержант обхватил Гуськова обеими руками под грудь и посадил. Тот открыл глаза, посмотрел вокруг себя невидящим и непонимающим взглядом и попытался снова лечь.

- Проснись же! Проснись! - сержант изо всех сил тряхнул его.

Гуськов открыл глаза, опять широко улыбнулся и начал петь, но, увидев милиционера и толпу в дверях, замолчал.

- Твоя работа?- мрачно спросил его Новиков, указывая на труп.

- Мертвая?- едва слышно, мгновенно протрезвев, спросил Гуськов.

- Как видишь...




II



Раздался резкий телефонный звонок, и Вершинин привычным движением, не глядя, снял трубку.

- Я слушаю!

- Николай Иванович просит вас срочно зайти к нему,- раздался в трубке голос секретаря областного прокурора.

Через минуту Вершинин уже сидел в просторном кабинете прокурора.

- Придется вам, товарищ Вершинин, срочно выехать в командировку, в Дугнинский район, в село Макаровку. Поможете там разобраться в одной запутанной истории... Областной суд рассматривал недавно кассационную жалобу некоего Гуськова, приговоренного народным судом к длительному сроку заключения за убийство и попытку ограбления Марии Петровны Мишиной, проживающей в Макаровке, на улице Степной. В кассации Гуськов не отрицает своей вины, но просит о смягчении участи...

Прокурор встал и подошел к окну. Встал и Вершинин.

- Гуськов согласен, что он злодей,- продолжал прокурор,- что должен сидеть, и просит лишь поменьше срок. А коллегия областного суда, изучив дело, признала, что следствие проведено поверхностно, отменила приговор народного суда и решила следствие по делу начать заново. Сейчас вы познакомьтесь с делом Гуськова, а завтра выезжайте в Дугну.

- Хорошо.

- Ну, желаю удачи!- Прокурор улыбнулся и крепко пожал Вершинину руку.




***



«Победа» легко мчалась по грунтовой дороге. В накалившейся на солнце машине было жарко, как в бане. Шофер то и дело вытирал пот с лица и украдкой поглядывал в зеркало на Вершинина. Но тот, казалось, не замечал жары. Он удобно устроился на заднем сидении в самом углу и думал о порученном ему деле.

Перед отъездом следователь внимательно ознакомился с делом «об убийстве на улице Степной», как его окрестили в Дугнинской райпрокуратуре, и оно с первых же страниц показалось ему трудным и запутанным.

Когда Вершинин знакомился с делом, его одолевала досада на то, что опять придется надолго уезжать от семьи, трястись под жарким летним солнцем, глотать пыль. В то же время это дело манило его именно своей сложностью и запутаностью.

Пока что, на основании изучения материалов следствия райпрокуратуры и судебного заседания, у Вершинина еще не составилось определенного мнения об убийстве. Слишком уж как-то все это было просто и нелепо: пришел, убил, уснул возле жертвы...

И потом, Вершинин все же большое значение придавал: первому впечатлению от знакомства с человеком. Оно у него, как правило, было безошибочным. И неверно было бы назвать это только интуицией. Нет, многолетним опытом следственной работы Вершинин научился по мелким, казалось бы ничтожнейшим приметам поведения человека почти безошибочно определять его душевное состояние.

Вспоминая свой разговор с Гуськовым, Вершинин никак не мог отделаться от впечатления, что парень ни в чем не виноват, что он даже до сих пор толком не понял, какая беда с ним стряслась.

Гуськов был подавлен, во время допроса держался скованно, глаз от пола не поднимал и на все вопросы отвечал одним: «Выпивши сильно был... не помню ничего. И как к бабке Петровне попал, тоже не помню. Может, и помял ее нечаянным делом...»

И на суде, когда Гуськова спросили, признает ли он себя виновным, он, не поднимая глаз, ответил: «Не отрицаю... Не помню, правда... по пьянке... Поскольку по бумагам выходит я, значит - я...»

На одежде и на рукавах Гуськова следователем райпрокуратуры были обнаружены явные следы борьбы: две пуговицы у его пиджака оторваны, и их обнаружили далеко в углу, боковой карман немного разорван, а главное, руки и лицо Гуськова были в многочисленных царапинах...

Ни у кого не вызвали сомнения выводы следствия о том, что Гуськов в пьяном виде забрался в дом Мишиной с целью ограбления, задушил ее после короткой и неравной борьбы, но тут же, на месте преступления, уснул, сморенный алкоголем.

Судья в это время был в отпуске, его замещал один из. народных заседателей. Суд допросил свидетелей и после короткого совещания признал Гуськова виновным...

Вершинин тяжело вздохнул. Чем больше он размышлял об этом деле, тем труднее оно ему казалось. Как дорого бы он дал, чтобы очутиться в ту ночь на месте преступления! Сколько бы он нашел там мельчайших, незаметных для постороннего взгляда следов! Ведь как бы опытен и хитер ни был преступник, он все равно оставляет следы. Обнаружить, их - вот задача следователя.

Но со времени убийства прошло уже более двух месяцев, конечно, следы, если даже они и были, уже давно уничтожены. Следователь же райпрокуратуры Павлов, ведший это дело, ничего на месте убийства не обнаружил, кроме двух пуговиц, валявшихся на полу. Следователем было установлено, что это пуговицы от пиджака Гуськова. Больше Павлов ничего не нашел, да, очевидно, и не особенно искал. То, что Гуськова нашли-возле трупа, с его точки зрения, говорило само за себя, было лучшей уликой...

Дорога круто свернула за молодой березовый лесок, и сразу стало видно небольшое село с высоким ажурным ветряком. Это и была Макаровка.

- Приехали, Борис Николаевич! - сказал шофер.- Куда дальше?

Вершинин поднял голову. За раздумьями он совсем не заметил, как пролетели 50 километров, отделяющие Макаровку от областного центра.

- Давай в правление колхоза,- сказал он.- Там я выйду, а ты поезжай в Дугну, в прокуратуру, найди следователя Павлова и привези его сюда.




III



- Значит, это вы последними видели Гуськова перед убийством?- спросил Вершинин, отвинчивая колпачок автоматической ручки.

- Да!

- Мы! - одновременно ответили девушка и юноша, сидевшие на диване перед столом, за которым расположился Вершинин.

Председатель колхоза уступил ему свой небольшой кабинет, и Вершинин уже начал работать. Сейчас перед ним сидели доярка Катя Елисеева и тракторист Михаил Скопин, товарищ Гуськова по работе.

- Ну, что же, рассказывайте все по порядку, подробно.

- Значит, дело было так.- Скопин нахмурился и не спеша, взвешивая каждое слово, стал рассказывать. - В ту субботу свадьба была, Петька Загоруйко женился. Ну, мы с Николаем, то есть с Гуськовым, значит, были, конечно, при­глашены. И Катя тоже. Свадьба была как свадьба - ели, «или, «горько» кричали, все как полагается. Сначала все было в норме, ну, а потом, часов в двенадцать, началось...

- Раньше,- перебила его Катя. - Колька уже в одиннадцать часов был совсем пьяный.

- Да, пожалуй, так, - согласился Скопин. - В общем,, он напился, полез к танцующим, стал мешать, его оттолкнули, он упал, разбил несколько пустых бутылок. Потом.,.

- Потом стал ругаться. Тогда его вывели на улицу,- снова вмешалась Катя.

- Верно, вывели мы его на улицу, немного он на свежем воздухе протрезвел, а потом опять начал. Чуть не подрался со мной. Ну, словом, все такое же, это к делу не относится. Часа в два мы с Катей собрались уходить. Загоруйко и попросил нас отвести Николая домой, очень уж он всем надоел и мешал...

- Парень-то он ничего, работящий, а выпьет - никакого сладу с ним нет. - Катя тяжело вздохнула.

- По улице мы шли - темно уже совсем было, - продолжал рассказывать Михаил. - Гуськов петь начал, танцевать пробовал, а потом вдруг что-то обиделся на нас и стал ругаться. Мы его хотели успокоить, а он еще пуще разошелся, чуть не дерется. Ну, нам надоело его слушать, мы и ушли, а он остался на улице. Знать бы такое дело, - Михаил вздохнул, - довели бы его, конечно, до дому...

- Когда вы от него ушли? - спросил Вершинин.

- Когда?- задумался Скопин.- Значит, так: вышли мы в два часа. Не меньше часа с ним валандались... Верно ведь?-обратился он к девушке.

- Да уж не меньше часа...

- Значит, в три часа мы его видели последний раз...

- А скажите,- Вершинин прищурился,- вы не помните, когда вы его вели, он был в застегнутом пиджаке или нет?

- В застегнутом,- не задумываясь, решительно ответил» Катя. - Я сама ему пиджак застегивала, уже на улице...

- Так. - Вершинин внимательно взглянул на девушку.- И все пуговицы были на месте?

- Да. Пиджак у него добротный, я на обе пуговицы его и застегнула...

- Вы, Скопин, кажется, работали в одной бригаде с Гуськовым. Что он за человек?

- Человек он простой, компанейский, производственник неплохой. Одна беда - зашибать стал чересчур. И мы, - Скопин вздохнул, - это дело проморгали. А ведь можно было раза два его на собрании пропесочить, глядишь, и помогло бы...

- Ну, а в разговоре с вами, с другими он ничего не говорил о Мишиной?

- Нет! Ни разу не слышал...

- Вы знаете,- взволнованно заговорила Катя,- никак не верится, что он убийца. Никак! Он эту Мишину-то и не знал совсем... И как все вышло, ума не приложу...

Проводив Михаила и Катю, Вершинин задумался. Допрос дал немного. Только что теперь он точно определил время убийства: в три часа Гуськов был на улице, а в четыре тридцать уже был обнаружен труп Мишиной. Значит, в промежутке от трех до четырех тридцати. Но, впрочем,- Вершинин улыбнулся,- это ведь уже установлено Павловым два месяца назад, он просто проверил. Самое же главное, что он почерпнул из допроса Скопина и Елисеевой,- это данные о Гуськове как о человеке. Теперь его образ был почти ясен Вершинину.

Сейчас нужно было, как можно больше узнать о самой Мишиной. Но кто может знать о ней больше всего? - Конечно, соседи. И Вершинин отправился к ним.

Через три часа он вернулся в правление. Ему пришлось выпить шесть больших чашек чаю, но зато он узнал о Мишиой все, что его интересовало.

Следователь райпрокуратуры Вадим Павлов, совсем еще молодой человек, только что окончивший юридическую школу, уже ждал Вершинина.

Он догадался, что дело Гуськова возвращено на доследование, и был готов защищать свою точку зрения в споре с Вершининым. Но спорить не пришлось.

Поздоровавшись, Вершинин устало сел, за стол и сказал:

- Рассказывайте, я слушаю вас. - и прикрыл ладонью глаза.

Волнуясь и путаясь, Павлов начал рассказывать о ходе следствия. Вершинин внимательно слушал, хотя все это уже знал из материалов дела. Наконец, Павлов кончил и замолчал: Вершинин встал.

- Ваша ошибка, Павлов,- начал он, - в том что вы разрабатывали только одну версию, самую простую, самую легкую. Человек убит, возле трупа обнаружили другого, руки и лицо у него поцарапаны, пуговицы оторваны - значит, это и есть убийца. У вас даже не возникло сомнения. А это плохо. Нам, работникам прокуратуры, нужно больше сомневаться: ведь нам поручено ответственнейшее дело - решать судьбу людей. А вы даже толком не поговорили с жителями села, не узнали, что за человек эта Мишина, кто такой Гуськов. Нужно всегда идти к народу. Простые советские люди могут оказать нам неоценимую помощь. Я вот поговорил с несколькими жителями села и установил ряд любопытных вещей.

Вершинин встал, прошелся по небольшому кабинетику, снова остановился возле Павлова и продолжал:

- Первое. Каким образом Мишина, старуха скупая, всего боящаяся, ни за какие, как говорится, коврижки не открывшая бы ночью незнакомому человеку, впустила Гуськова в дом? Совершенно необъяснимо. Дальше. Зачем Гуськову, молодому, хорошо зарабатывающему трактористу, грабить старуху? Ведь у него на сберкнижке лежит свыше трех тысяч... Опять неясно. Третье - не слишком ли неестественна вся эта история; пришел ночью, убил, уснул возле трупа. Я, например, в это не верю.

Вершинин взглянул на Павлова и увидел, что лицо у него растерянное, недоумевающее.

- Точно известно,- продолжал Вершинин,- что Гуськов с Мишиной знакомы не были. Значит, она ему ночью дверь открыть никак не могла. А кому же она могла ее открыть? И вот тут-то я узнал интересную вещь.- Вершинин сделал многозначительную паузу.- Оказывается, в селе есть ее дальний родственник, к которому она более или менее хорошо относилась. Это некий Старков. Сейчас он получил по наследству все имущество Мишиной, в том числе и дом, и живет там...

- Вы подозреваете его в убийстве? - перебил Вершинина Павлов.

- Нет! Я лишь выдвигаю рабочую версию. Дальше. Незадолго до смерти. Мишина в присутствии многих поссорилась со Старковым и заявила, что наследства ему не видать как своих ушей. Он был очень, убит этим, так как, судя по всему, человек это жадный и не внушающий симпатий.

Павлов виновато опустил голову.

- Идем дальше,- высказывал свои соображения Вершинин.- Какова цель убийства? Только грабеж! Другие мотивы: ревность, месть и тому подобное - исключены. Но что можно у нее украсть? Старков говорит, что никаких ценностей у Мишиной не было. Но с другой стороны, она была очень скупа и подозрительна, и кто знает, что хранилось.в ее сундуках... Совершенно очевидно, что убийца - местный житель. Никого из посторонних в деревне в это время не было. Вот, допустим, вы, Павлов, кого-то убили и ограбили... Подождите, подождите! - Вершинин остановил пытавшегося возразить Павлова. - Добыли деньги или другие ценности... Что бы вы стали с этим делать? Конечно, запрятали бы по дальше, чтобы переждать. Но вот все успокоилось, Гуськов осужден как убийца - значит, теперь можно и награбленное потихоньку реализовать. Так ведь? - спросил Вершинин и сам себе ответил.- Так. С завтрашнего дня и нужно заняться проверкой этой версии. Свяжитесь с милицией, ну, словом, сами знаете, как это нужно делать. Ищите, кто в последнее время показал признаки больших денег... А я займусь Старковым.




IV



Вершинин не предполагал, что поручение, данное им Павлову, будет трудным, и лишь потом понял, какую нелегкую задачу он задал молодому следователю. Как раз в эти дни в колхозе выдавали аванс по трудодням и дополнительную оплату. В каждом доме покупали приемники, мотоциклы, костюмы, баяны. Приходилось проверять буквально каждую семью, и все напрасно. Каждый день Павлов скучным голосом докладывал Вершинину о неудачах. А Вершинин радовался.

- Это же хорошо, Сергей Яковлевич!- говорил он.- Значит, честные люди.

Павлову же было не до смеха. Он уже убедился, что Гуськов не убийца, и дал себе слово во что бы то ни стало найти настоящего убийцу, так хитро сумевшего обмануть его, следователя.

Однажды Павлов зашел к Вершинину в неурочный час. Он был возбужден, и по его лицу Вершинин сразу понял, что тот узнал что-то новое.

- Есть!-тихо сказал Павлов.- Тракторист Петр Ануфриев ездил в город, купил там мотоцикл, ружье, костюм, а в колхозе получил мало. Кроме того, он в ночь убийства тоже был на свадьбе, был не до конца, а когда ушел - никто не видел. Домой же он пришел лишь утром. Это он!

Вершинин, прищурившись, посмотрел на Павлова.

- Вы уверены? Может быть, обыск сделаем? Или сразу арестовать?

- Можно и обыск... - согласился Павлов.

Вершинин встал.

- Я удивляюсь, - гневным голосом сказал он,- с какой легкостью вы готовы видеть чуть ли не в каждом человеке преступника. Так нельзя! Узнайте больше об Ануфриеве, кто он, где был в ночь убийства - словом, все. Тогда приходите. И больше верьте людям! Не нужно думать, что все они жулики.

Через день Павлов смущенно доложил Вершинину, что подозрение относительно Ануфриева не подтвердилось. Оказывается, он собирается жениться, долго копил деньги. В сберкассе подтвердили, что все свои сбережения, около десяти тысяч, Ануфриев снял с книжки как раз накануне дня покупки. А со свадьбы он ушел со своей невестой, и они просидели в садике возле ее дома всю ночь.

...Шли дни, и наконец, Павлов доложил Вершинину, что тщательная проверка всех жителей села не дала ничего интересного. Таким образом, одна из версий отпала.

Не лучше обстояли дела и у Вершинина. Он разрабатывал версию, связанную с наследником Старковым. Спомощью органов милиции и расспросов населения он скоро узнал о Старкове все. Жадный, хитрый, себе на уме, Павел Старков числился в колхозе конюхом, работал спустя рукава, так. чтобы только не выгнали из колхоза.

Зато дома он преображался. Все свободное время он отдавал огороду и свиньям, которых у него было пять штук. Соседи сказали, что он любит их больше, чем родных детей, во всяком случае, кормит лучше и не бьет. Каждое лето, когда цены на мясо были на рынке особенно высоки, Старков колол несколько свиней и уезжал в город, на базар. Поговаривали, что у него дома, в кубышке, лежит не одна тысяча.

Откровенно говоря, следователь не очень верил в то, что Старков способен был убить Мишину. Долголетняя практика говорила Вершинину, что трус редко решается на убийство, а Старков трус, это очевидно. Но проверить эту версию было необходимо.

Однажды утром, когда Вершинин просматривал протоколы опросов, к нему в комнату вошла Катя Елисеева.

- Здравствуйте, товарищ следователь,- сказала она.- Я узнала одну очень интересную вещь...

- Слушаю вас, садитесь.- Вершинин подал ей стул.

- Слышала я от Дарьи Макаровой, что она в ту самую ночь, когда убили Мишину, видела Старкова. Он крался огородами к дому...

Катя замолчала и выжидательно посмотрела на следователя.

Вершинин был внешне невозмутим, хотя внутренне весь напрягся. Он не спеша записал имя и фамилию названной Катей женщины.

- Так, значит, ночью, огородами...- повторил он. - А вы. Катя, смогли бы попросить ее зайти сегодня сюда, ко мне?

- Конечно.- Катя встала. - Я ее сейчас пошлю.

После ухода девушки Вершинин задумался. Если Старков действительно убил Мишину с целью получения наследства, то нужно немедленно делать у него обыск...

Дарья Макарова оказалась уже пожилой женщиной, одной из соседок Старкова. Она подробно стала рассказывать о Старкове, не жалея черных красок. Видно, она, как, впрочем, и все в селе, не любила этого лодыря, стремящегося поменьше сделать для колхоза и побольше урвать с него. Незаметно Вершинин подвел ее к интересующему его вопросу.

- А скажите, Дарья Алексеевна, не замечали ли вы за Старковым каких-то необычных, странных поступков?

- Да нет, пожалуй...- Доярка на минуту смолкла. - Только вот раз я ночью видела, он чего-то крадучись к дому пробирался.

- А когда это было, не вспомните?

- Помню, как же не помню. Это было как раз в ту ночь, когда Мишину убили, я еще ходила тогда на свадьбу смотреть,..

- В какое время вы его видели?

- После трех часов. Я, как сейчас помню, проснулась - петух закричал,- вышла во двор к корове, тут его и увидела...

- Раньше вы не видали, не слыхали, чтобы Старков ночью куда-то ходил?

- Да нет, никуда он не ходит, никто его и не приглашает, на кино он деньги жалеет. Все дома сидит...

Записав рассказ доярки, Вершинин отпустил ее. После недолгих раздумий- он решил пока обыска у Старковых не делать, так как он наверняка ничего бы не дал. Старуха была задушена, и на обнаружение орудий убийства и следов крови не приходилось и рассчитывать. А если на одежде, руках и лице Старкова и имелись какие-то следы: ранения, царапины, полученные во время борьбы со старухой, то они давно уже зажили.

На всякий случай Вершинин подробно расспросил всех соседей Старкова, не замечали ли они в те дни на нем рваной одежды, синяков или царапин на лице и руках. Но никто ничего определенного не сообщил.

На следующее утро Вершинин вызвал Старкова к себе на допрос.

Следователь заполнял протокол опроса и внимательно наблюдал за Старковым. Вершинину сразу бросилось в глаза, что Старков страшно испуган этим вызовом, бледен и едва сдерживает дрожь.

Так может быть испуган тот, у кого совесть нечиста, но... но так же может вести себя и просто нервный, робкий человек, для которого вызов к следователю - трагедия.

Вершинин внимательно посмотрел на Старкова, и тот сразу опустил глаза. «Кто же это?- подумал следователь,- убийца, страшащийся кары за свое преступление, или невинный человек, боящийся того подозрения, которое пало на него из-за рокового стечения обстоятельств? Нужно, прежде всего его успокоить...»

- Послушайте, Старков, - начал Вершинин. - Расскажите мне, какое имущество вы получили от Мишиной в наследство?

- От Мишиной? - Старков поднял голову. Он попытался сосредоточиться, стал что-то вспоминать, считать про себя, шевеля губами.

- Значит, дом, - начал он, - корова, две свиньи... -И он стал перечислять все подряд. Вершинин терпеливо слушал

- Ну, а что-нибудь ценное - деньги, облигации, может быть, золотые вещи были?

- Такого ничего не нашлось.- Старков сокрушение вздохнул.- Был слушок, что у Петровны имелись облигации трехпроцентного займа, но, видно, брехали бабы. Девать-то ей их некуда было бы...

Вершинин отметил про себя, что, как только речь зашла о Мишиной, Старков сразу успокоился, к нему даже вернулся румянец.

- А где вы были ночью два месяца назад, когда была убита Мишина?- отчетливо выговаривая каждое слово, наконец врасплох задал ему вопрос Вершинин.

Старков мгновенно побледнел, съежился, стал как будто меньше ростом.

- Ну, отвечайте где вы были той ночью?

- Я был дома... - почти шепотом ответил Старков.

- Неправда! Вы куда-то ходили, вас видели. Отвечайте.

Старков молчал.

Вершинин, прищурившись, внимательно наблюдал за ним. Неужели он убийца? Или здесь что-то другое?

- Вы понимаете, в каком вы находитесь положении, Старков? Вас не было дома в то время, когда была убита Мишина. Вы понимаете, что это значит?

Старков поднял глаза на Вершинина.

- Господи! Я-то при чем? Гуськов же убил ее, все знают...- Он замолчал.- Неужели вы думаете...- Он встал.

Встал и Вершинин.

- Садитесь и успокойтесь. Вас просят объяснить, куда вы ходили той ночью. Отвечайте.

- Не убивал я Петровны, что вы!-плачущим голосом начал Старков.- Да разве я могу? Да провались все это наследство... - Он замолчал. - Ладно, скажу, раз такое дело.Верно, ходил я той ночью. В конюшне был. Немного овса я там отсыпал, от колхозных лошадей, стало быть, утаил. Так вот хотел домой этот овес отнести... Да меня и сторож, Павел Гаврилов, в ту ночь видел. Мы с ним исполу работаем. Он может подтвердить...

- Так. - Вершинин почти не сомневался, что Старков говорит правду. - Вы и сейчас это делаете?

- Ну да,- Старков сокрушенно вздохнул. - Раз такое дело, пойдемте, покажу все, где у меня мешочек спрятан. Я ведь понемногу, по горсточке за день, а глядишь, мешочек и наберется...

Они пошли на конюшню, и Старков действительно показал наполовину заполненный мешок овса. Допрос Гаврилова подтвердил его слова. Сообщив о случившемся председателю колхоза и посоветовав ему оформить дело в суд, Вер­шинин ушел к себе.

Жулик и рвач Старков был глубоко противен Вершинину, но все же он не оказался убийцей. Отпала еще одна версия, и нужно было все начинать заново.




V



«Что же делать дальше?»- этот вопрос неотступно мучил Вершинина. Не так легко следователю начинать все следствие снова, когда уже проделана громадная работа. Но начинать надо, а с чего? За что зацепиться? Еще и еще раз Вершинин продумывал весь ход следствия, возвращался к отброшенным версиям об убийстве Мишиной с целью мести, ссоры и вновь и вновь отметал их. Врагов убитая не имела, ссориться ей было не с кем, о ревности и говорить не приходилось. И Вершинин снова приходил к мысли, что убийство могло быть совершено только с целью грабежа.

Усталый, измученный постоянными думами, Вершинин сидел на скамейке на берегу реки. За рекой раскинулись необозримые колхозные поля, а чуть левее было расположено село. В одном из его домов жил убийца, жил спокойно и смеялся над бессилием Вершинина.

Ласковый ветерок слегка шевелил волосы следователя. Большая белая бабочка безбоязненно села на скамейку возле него. Со стороны никак нельзя было подумать, что этот немолодой человек в светлом летнем костюме - следователь прокуратуры, а не отдыхающий дачник.

- Только грабеж,- негромко сказал Вершинин.- И причем только что-то ценное, а не тряпки, не одежда, могло привлечь убийцу. Он должен был хорошо знать Мишину - иначе она не пустила бы его в дом ночью. Он должен был знать и об этих ценностях, о которых никто в селе не знает. Хотя, впрочем, Старков говорил о каких-то облигациях...

Вершинин встал. Нужно было прежде всего проверить его слова и точно узнать, что же похищено у Мишиной.

Утром следующего дня Вершинин направился к соседям убитой. Он опять подолгу сидел в горенках, пил чай и исподволь, осторожно, незаметно для собеседников пытался узнать как можно больше о жизни Мишиной.

От огромного количества выпитого чая его даже немного мутило, когда он поздно вечером направился домой. День прошел бесполезно, ничего нового узнать не удалось. Все соседи Мишиной рассказывали одно и то же. Кое-кто говорил, что слышал, будто у Мишиной были облигации трехпроцентного займа. Но никто их у нее никогда не видел.

Ничего нового не сообщили об убитой ни в сельсовете, ни в правлении колхоза, ни на животноводческой ферме - последнем месте работы Мишиной.

Но, несмотря на неудачи этого дня, Вершинин был в хорошем настроении, полон сил и энергии. Так бывало с ним всегда, когда он сталкивался с трудным, запуганным делом.

Сейчас Вершинин чувствовал, что стоит на правильном пути, что есть такой человек, который скажет ему то, что его интересует. Нужно только найти этого человека.

Решение загадки пришло, как это часто бывает в жизни, совершенно неожиданно. Вершинин беседовал с одной из доярок. Та искренне хотела ему помочь, рассказала все, что знала. Но обо всем этом следователь уже слышал много раз. Вершинин поблагодарил ее и уже собирался уходить, как та между прочим, невзначай, негромко сказала:

- Вы бы съездили в Дубки, там, я слышала, живет подруга Мишиной, тоже старушка теперь. Она бы вам, наверное больше рассказала...

Вершинин остановился как вкопанный. Подруга Мишиной! Ну конечно же, у нее могли быть знакомые в соседних селах! Как ему это раньше в голову не пришло!

Доярка не знала ни имени, ни фамилии этой старухи. Ей было известно только одно - что та перед самой войной второй раз вышла замуж и переехала из Макаровки в Дубки, к мужу. Но и этого было достаточно. Горячо поблагодарив доярку. Вершинин почти бегом бросился к председателю колхоза за машиной. А через полчаса он уже въезжал в Дубки.

Он без труда нашел в небольшом селе эту старушку и вскоре уже сидел с ней за весело шумящим самоваром в чисто выбеленной горенке.

Невысокая, неплохо сохранившаяся для своих шестидесяти .лет старушка была удивлена неожиданным визитом Вершинина.

Да, она была подругой Мишиной. Они вместе плясали в хороводах, вместе работали на скотном дворе у кулака. Потом вместе вступили в колхоз и трудились на одной ферме. Часто ходили друг к другу в гости, и только после того, как она пе­реехала из Макаровки сюда, они стали встречаться с Мишиной очень редко...

Вершинин внимательно слушал рассказ словоохотливой старушки, надеясь, что она сама скажет ему то, что его интересовало. Но та ударилась в далекие воспоминания и рассказала о том, как они познакомились на какой-то вечеринке со своими будущими мужьями...

Вершинин осторожно прервал ее рассказ:

- Скажите, а как вы думаете, почему убили Мишину?

- Наверное, на облигации ее позарились,- просто ответила старуха и, достав чистый носовой платок, стала вытирать глаза.- Убили Машу, невинную голубицу...

У Вершинина перехватило дыхание. Значит, он не ошибся! Значит, действительно были облигации!

Старушка замолчала на минуту и пожевала губами.

- А скажите, что за облигации были у Мишиной?- спросил Вершинин.

- Это долгая история, сыночек...

- Ничего, я не спешу...

- Пей, пей чай-то, а я расскажу все по порядку...

Рассказ старушки был длинен и изобиловал многочисленными отступлениями. Но Вершинин без труда уяснил из него главное. Долго копила Мишина деньги, клала их в кубышку, которую зарывала в погребе. Говорила, что копит на свои похороны. Но вот однажды соседка выиграла по трехпроцентному займу на двухсотрублевую облигацию пять тысяч. И Мишина решила купить на все свои деньги облигации. Авось, и она выиграет...

Своим планом она поделилась с подругой, и та одобрила его. У знающих людей они проверили, правда ли, что можно в любой момент сдать обратно облигации и получить деньги полностью назад.

И вот в одно воскресенье, тщательно спрятав деньги на груди, они отправились за облигациями в сберкассу райцентра. Своей маленькой сберкассе при почтовом отделении они почему-то не доверяли.

Старушка подробно рассказывала, как был удивлен заведующий сберкассой, когда они высыпали ему на стол гору тщательно сложенных вчетверо банковых билетов, и как они получили пачку новеньких, хрустящих облигаций.

- А когда же это было?- спросил Вершинин, едва старушка закончила свой рассказ.

- Ох, давно, сыночек, ей-богу, не помню. В воскресенье это было, лет семь, а то и восемь назад, а может, и пять...

- А кто еще знал об этих облигациях в селе?

- Никто не знал. Она никому не говорила и мне наказала молчать. Я тебе первому говорю, вижу, ты за делом приехал, а то бы кому другому тоже не сказала...

Ну, большое спасибо!- Вершинин стал прощаться.- Вы мне очень помогли.

Сразу же из Дубков он поехал в Дугну. Рабочий день уже кончился, и ему пришлось идти домой к заведующему сберкассой.

Но когда тот узнал, что Вершинин хочет установить номера облигаций, проданных двум женщинам в одно из воскресений семь или восемь лет назад, то только беспомощно развел руками.

- Я здесь недавно работаю. Обратитесь к бывшему заведующему, он сейчас на пенсии, а я ничего не могу сделать.

Бывшего заведующего сберкассой Павла Петровича Трофимова Вершинин, к счастью, застал дома.

Следователь предъявил ему удостоверение и рассказал о своей просьбе.

- Как же, как же!-оживился Павел Петрович.- Помню, помню. Такую кучу денег вывалила на стол - и рубли, и сотни. Каждая бумажка свернута аккуратно. Когда же это было?- Он нахмурился.- Помню, я ей новые, только накануне полученные облигации давал. Она еще их из пачки тянула, «на счастье», по одной. А вот когда - не помню. Впрочем, есть выход!-Он улыбнулся.- Я про этих женщин в нашу районную газету писал, только без указания фамилий. Маленькая такая заметочка. Называлась она, как сейчас помню, «Растет благосостояние трудящихся». Да она у меня цела.

Через две минуты Вершинин держал в руках маленькую, уже пожелтевшую заметку, из которой он узнал, что Мишина приобрела облигаций на 8 тысяч 400 рублей. Но, конечно, даты опубликования на заметке не было.

- Летом это было,- говорил Трофимов,- летом. Вот достать бы подшивки да полистать, узнать точно время. А потом по документам установим, какие облигации накануне пришли. Это просто.

- Пойдемте в редакцию, найдем там подшивки и будем искать.

До поздней ночи Вершинин и Трофимов листали подшивки и наконец, нашли эту заметку. А утром, едва только открыли сберкассу, Трофимов и Вершинин уже разбирались в архивных документах. Скоро Вершинин знал все номера облигаций, купленных Мишиной семь лет назад.

Итак, Вершинину удалось узнать номера похищенных у Мишиной облигаций. А это уже немало. Логично было предположить, что облигации эти проданы, так как после осуждения Гуськова убийца чувствовал себя в безопасности. В таком случае место покупки их будет нетрудно установить, так как каждая покупаемая в сберкассе облигация записывается в особую карточку.

Прежде всего, Вершинин поехал в областное управление сберкасс и довольно скоро установил, что облигации нужных ему номеров сберкассами области не приобретались. Это не удивило и не разочаровало Вершинина: он и не думал, что убийца будет продавать облигации вблизи места убийства, даже в этой же области.

Оставалось одно - объявить всесоюзный розыск. Это Вершинин и сделал.

То время, которое прошло до получения ответа, Вершинину показалось вечностью. И вот, наконец, он держит в руках маленькую бумажку с официальным штампом.

Сердце у Вершинина громко стучало. Он сидел за столом и никак не решался развернуть ответ. А что если он отрицательный? Нужно будет искать новые версии; новые решения, начинать все с начала...

Прикусив губу, Вершинин решительно развернул ответ. Там было всего несколько строчек. Сообщалось, что центральная сберегательная касса города Иркутска 28 июня приобрела на две тысячи рублей облигаций разряда 8, номера серий 046505, 046506, 046690, 046632, 046670, 046671, 046700, 046702, 046703, 046704. В этот же день две другие сберкассы Иркутска приобрели еще по десять облигаций того же разряда и серии. Далее перечислялись номера серий похищенных Мишиной облигаций.

- Так!-тихо произнес Вершинин,-Преступник сбыл облигаций на шесть тысяч в один день в разных сберкассах. Очевидно, он продавал их сразу же, как получил. Гуськов был осужден двадцать первого, и сразу же облигации начали свой путь в Иркутск. Теперь нам остается узнать, кто же ездил из села в Иркутск после двадцать первого июня...- Вершинин пододвинул к себе телефон и заказал срочный разговор с сержантом Новиковым, милиционером села Макаровки.

Ждать Вершинину пришлось недолго. Новиков, на его счастье, оказался дома. Уверенно и четко он отрапортовал, что с двадцать первого до двадцать восьмого июня никто из жителей Макаровки в Иркутск не ездил, и вообще никто не покидал деревни.

- Хорошо!-Вершинин нахмурился.- Тогда срочно подготовьте список тех, кто выезжал из деревни со дня убийства Мишиной. Пометьте, куда выезжал. Завтра привезите его мне. Но сделайте это так, чтобы никто в деревне не знал, чем вы интересуетесь. Ясно?

На другой день утром Новиков на мотоцикле доставил список Вершинину. Он был невелик: всего семь человек выезжали из Макаровки. Двое на юг, на курорты, один на курсы в Свердловск, старушка к сыну в Сызрань, учительница в отпуск- к матери, в Москву, учитель в отпуск - в туристическую поездку по Кавказу, председатель колхоза ездил на сельскохозяйственную выставку. Все на запад, ни одного на восток. Все как будто вне подозрения, но нужно проверить...

- Никто не знает о том, что вы собирали эти сведения?- спросил Вершинин.

- Никто, товарищ следователь!-уверенно ответил сержант.

После его ухода Вершинин связался с управлением милиции и попросил срочно проверить, действительно ли находились такие-то люди в таких-то местах в такой-то срок.

Через два дня ответ был получен. Все эти люди действительно находились в тех местах, куда выезжали.

- Значит,- задумчиво сказал Вершинин,- преступник не выезжал из села. Значит, у него есть сообщник в Иркутске. А облигации он, видимо, переправил посылкой! Нужно искать, кто отправлял посылку в Иркутск!

Несмотря на то, что была уже ночь, Вершинин дозвонился до Дугны, поднял с постели Павлова и поручил ему немедленно выяснить, отправлялась ли из почтовых отделений района посылка в Иркутск после двадцать первого июня или даже раньше.

С утра Вершинин волновался. Он ждал звонка Павлова. Вот сейчас он сообщит, кто из жителей Макаровки посылал посылку в Иркутск, и сразу станет ясно, кто убийца Мишиной.

Павлов позвонил лишь вечером.

- Я объехал все почтовые отделения района,- слышался в телефонной трубке его усталый далекий голос.- Никто в Иркутск или в Иркутскую область посылок не отправлял...

Вершинин осторожно положил телефонную трубку на рычаг и задумался. Странно! Посылка должна быть обязательно! Но, может, не в Иркутск? Нужно будет узнать, кто из жителей Макаровки вообще посылал посылки после убийства Мишиной...

Большие старинные часы пробили восемь раз. Вершинин вздохнул и встал из-за стола. Пора домой. Привычным движением следователь проверил, закрыт ли сейф, и вышел.

Он медленно спустился со второго этажа и открыл дверь. Улица встретила его привычным шумом вечернего города. Звенел смех прохожих, где-то далеко крутили пластинки, и мелодия песни чуть слышалась сквозь шуршание шин и резкие ТОЛЧки автомобилей. Многочисленные световые рекламы окрашивали все в неестественный бледно-зеленый цвет.

Вершинин видел все это, но думал о другом. У него давно уже выработалась привычка думать о своих делах на ходу, на шумных улицах. Причем, думалось здесь почему-то особенно хорошо, лучше, чем в тишине кабинета.

Сейчас, по пути домой, он еще раз продумал весь ход следствия по делу Мишиной и не нашел нигде ошибки. И лишь когда он уже подошел к двери своего дома, ему вдруг пришло в голову, что посылка могла быть отправлена и даже наверняка была отправлена из какого-то отдаленного от Макаровки места. Осторожный преступник, по всей вероятности, искал такое почтовое отделение, где бы его не знали.

Ровно в девять часов утра Вершинин вошел в кабинет начальника областного управления связи.

Предъявив удостоверение, он попросил установить, были ли за последнее время посылки в Иркутск из почтовых отделений области.

- Н-да! Это не такая легкая задача...- вздохнул начальник управления.- Когда вам это нужно?

- Сегодня! Чем скорее, тем лучше.

- Вам придется подождать...

- Хорошо. Вы позволите?- Вершинин взял свежий номер «Огонька» и поплотнее уселся на диване, всем своим видом показывая, что он не уйдет без нужных ему данных.

Вершинин читал какой-то рассказ, а сам думал о другом - он пытался представить себе картину убийства Мишиной.

Как ученый-археолог по одной найденной косточке животного, вымершего много тысячелетий назад, восстанавливает его внешний облик, так и Вершинин по имеющимся у него данным создавал картину преступления. Правда, она была еще во многом неясна. В ней было немало белых пятен, туманных мест, но найдено уже самое главное - костяк... Совершенно непонятно одно - как же убийца проник к Мишиной, почему она ему открыла...

В кабинет вошла женщина и положила на стол начальнику управления лист бумаги.

- Так вот,- начал читать справку начальник конторы,- за период с...- он назвал день убийства Мишиной,- из нашей области в Иркутск и Иркутскую область отправлено три посылки. Отправитель первой посылки проживает в нашем го­роде, вторая посылка из Илимска, третья посылка тоже из нашего города, с почтамта, но отправитель дал обратный адрес другой: Дугнинский район, село Макаровка.

- Это он!- едва не воскликнул Вершинин, но сдержался и спокойно спросил:

- Фамилия?

- Шляпников, Иван Федорович, отправлена посылка...

- Подождите!- перебил его Вершинин.- Я сам скажу вам эту дату. Посылка была послана двадцать первого или двадцать второго июня!

- Верно!- удивленно сказал начальник конторы.- Она была послана двадцать второго июня...

- Кому адресована посылка?

- Тимохину Геннадию Семеновичу, Иркутск, улица Челюскинцев, дом семь...

- Ну, большое спасибо!- Вершинин аккуратно сложил справку и спрятал ее в карман.

Вернувшись в прокуратуру, Вершинин прежде всего доложил прокурору о том, что найден предполагаемый убийца, и получил командировку в Иркутск. Заказав на завтра билет на самолет, Вершинин вызвал машину. Нужно было немедленно съездить в Макаровку, узнать все об этом Шляпникове. По пути следователь заехал в управление милиции и договорился, что за Шляпниковым будет немедленно установлено негласное наблюдение. В прокуратуре он оставил адреса двух других от­правителей посылок в Иркутск - нужно было незаметно проверить, что это за люди. Хотя Вершинин и был убежден, что они никакого отношения к убийству не имеют, порядок есть порядок.

Все интересующие его сведения о Шляпникове следователь получил очень быстро. Личность эта была в деревне хорошо известна. Лодырь, кулак по натуре, он едва отрабатывал в колхозе минимум трудодней. Его главным стремлением было дать колхозу поменьше, а сорвать побольше. Зато на своем приусадебном участке он трудился не жалея сил. Жена его постоянно торговала на железнодорожной станции молоком, вареной картошкой, огурцами, луком, яйцами.

Убедившись, что наблюдение за Шляпниковым установлено, Вершинин выехал в город. Он даже успел немного поспать перед отлетом в Иркутск.




VI



Самолет прилетел в Иркутск в середине дня, и Вершинин сразу же поехал в областную прокуратуру. Рассказав прокурору о цели своего приезда, Вершинин начал действовать.

Как без труда выяснил Вершинин, Тимохин работал слесарем на небольшом ремонтном заводе. За несколько дней Вершинин собрал о нем подробные сведения. А в это же время установленное милицией наблюдение за Тимохиным дало интересные и неожиданные результаты.

И вот через три дня после приезда в Иркутск Вершинин снова был в кабинете прокурора. Здесь же присутствовал и представитель милиции.

- Образ Тимохина ясен,-начал это небольшое совещание Вершинин,- пьянствует, прогульщик, бракодел, работает на заводе лишь для того, чтобы не числиться неработающим. Его очень устраивают ночные смены - дни он проводит на базаре. Многие рабочие завода видели, как он торгует на барахолке вещами. Подозревают, что он спекулянт-перекупщик.

- Мы узнали о Тимохине много интересного,- задумчиво сказал представитель милиции,- очень много. Да, верно, он перекупщик и спекулянт, но кроме того, он скупает краденое и продает его на базаре. Эти три дня наблюдений за ним дала нам возможность раскрыть несколько крупных квартирных краж и выловить пятерых матерых воров...

- Ну, а брать его можно? Или еще рано? Как по-вашему?- спросил прокурор.

- Пожалуй, можно,- сказал представитель милиции.- Все, что мы от него могли взять, уже взято.

Тимохина было решено брать с поличным, когда он будет принимать ворованные вещи.




***



Был серый, сумрачный день. Казалось, что вот-вот пойдет дождь. Вершинин сидел в машине и внимательно смотрел вокруг. Рядом с ним сидел начальник оперативной группы капитан Белов.

Машина стояла возле вокзала, рядом с камерой хранения. Кругом, как и на всех вокзалах, было шумно и многолюдно.

- Вон уже клиент пришел.- Белов кивнул, и Вершинин увидал стоящего, возле газона человека с большим коричневым чемоданом.

- На этом месте, ровно в одиннадцать, у них всегда встреча,- продолжал Белов.- В лицо друг друга не знают, но есть у них пароль, самый безобидный. Тимохин спрашивает у этого: «Мои часы спешат. Скажите, сколько сейчас на ваших?»- Заметьте, вопрос совсем обычный. А в ответ на него нужно взглянуть на часы и сказать: «Теща моя умерла неделю назад». После этого Тимохин забирает чемодан и идет с ним в камеру хранения. Там он вынимает для продажи какую-нибудь одну вещь, чемодан сдает, а сам идет на базар. Продает - и снова в камеру...

Резкий, но негромкий писк прервал рассказ капитана. Белов нажал рычажок на панели, и чей-то далекий взволнованный голос отчетливо произнес:

- Он сошел с трамвая, через три минуты будет у вас,,. Все нормально.

- Хорошо! Замечательная это вещь - портативные радиопередатчики.- Белов достал газету и развернул ее. Это было условным сигналом. Вершинин заметил, что около парня с чемоданом стали постепенно сосредоточиваться одетые в штатское работники милиции.

- Вон он!-Белов глазами показал Вершинину на приближавшегося человека в помятом сером плаще и без шапки.- Сейчас его сфотографируют во всех позах - и без чемодана, и как он примет его, и как понесет.... Целый кинофильм!

Вершинин видел, как Тимохин подошел к стоящему возле чемодана парню, что-то спросил у него. Тот взглянул на часы, и ответил. После этого они постояли еще несколько минут рядом, затем Тимохин наклонился, взял стоящий чемодан и понес его в камеру хранения, а парень направился к трамвайной остановке.

Он не отошел и двух шагов, как шедшие ему навстречу двое людей вдруг резко повернулись и взяли его сзади за руки. Парень рванулся, но безуспешно. А подъехавшая машина уже гостеприимно распахнула дверцу.

Тимохин этого не видел. Он подошел уже к камере хранения, как вдруг увидел, что на его пути стоит какой-то человек. Стоит и пристально смотрит.

Ноги у Тимохина задрожали и приросли к земле. Он обессиленно поставил чемодан.

- Проходите вон туда, вас ждут,- Человек показал на стоящий рядом автомобиль.

Тимохин, не поворачивая головы, повел глазами по сторонам. Вокруг стояли люди.

- Берите чемоданчик, пойдемте...

Тимохин неохотно захватил сразу потяжелевший чемодан и направился к машине...

В тот же день в квартире Тимохина был произведен обыск, Нашли много ворованных вещей, несколько сберегательных книжек, крупную сумму наличными. Но ни облигаций трехпроцентного займа, ни писем из Макаровки, ни каких-либо других следов связи со Шляпниковым найдено не было.

Неудача обыска не обескуражила Вершинина. Тимохин был слишком опытным преступником, чтобы оставлять следы. Значит, он получил от Шляпникова лишь на шесть тысяч облигаций. Где же остальные? Очевидно, у Шляпникова.

На допросе Тимохин отрицал все, даже то, что он вообще знает Шляпникова.

- Нет, я не знаю никакой Макаровки. Не был там никогда. Шляпников? Не встречал такого -не слышал.

- И посылки не получали от него?

- Нет, не получал.

- А это что?- Вершинин предъявил Тимохину заполненную им самим расписку в получении посылки, которую он достал в управлении связи.

Этого Тимохин никак не ожидал. Он сразу съежился, побледнел, стал даже как-то ниже.

- Это же вы писали?-продолжал спрашивать его Вершинин.

- Ах, эта!-наконец «вспомнил» Тимохин.-Верно, я и забыл! Да, да я получал эту посылку от своего знакомого. Верно, из этой Макаровки... Забыл, знаете ли...

- Что было в посылке?

- Яблоки...

- А еще?

- Больше ничего. Яблоки я съел, а ящик выбросил...

Допрос не дал никакого результата, но на другой день Вершинину сообщили, что запиравшийся раньше Тимохин вдруг начал давать показания, «топить» своих «дружков», признаваться в скупке краденого.

- Картина ясна,- сказал Вершинину следователь, ведущий дело Тимохина.- Он все знает о том убийстве и сейчас хочет поскорее сесть в тюрьму на небольшой срок за скупку краденого, чтобы не отвечать за соучастие в убийстве. Трюк старый. Избрать себе меньшее наказание, чтобы спастись от большего.

Вершинин собирался провести еще несколько допросов. Тимохина, но телефонный звонок Павлова заставил его срочно вылететь в Дугну.

Далеким голосом, волнуясь, Павлва говорил:

- ...Пришла ко мне жена Старкова и сообщила, что нашла в сенях пуговицу. Да, пуговицу! Она вспомнила, что тогда я обратил особое внимание на две пуговицы от пиджака Гуськова, и эту принесла. Утверждает, что это пуговица не ее мужа, и откуда она взялась, не знает. Никто из посторонних в сенях у них пуговицы не терял. Пуговица эта от мужского пиджака. По заключению товароведа-эксперта, такие пуговицы приши­ваются к недорогим костюмам, выпускаемым нашей швейной фабрикой. Я провел скрытое сличение найденной пуговицы с пуговицами на пиджаке Шляпникова. Совпадение полное. И у него одной пуговицы на пиджаке не хватает! Пришил другую, непохожую...

- Что дало наблюдение за ним?- спросил Вершинин.

- Ничего. Живет по-старому. Несколько раз ездил на почту в город, спрашивал на свое имя перевод до востребования, но ничего не получал...

- Хорошо! Я завтра вылетаю!- Вершинин положил трубку.

Утром следующего дня он покинул Иркутск, а через день уже был в Дугне и разговаривал с Павловым.

- Будем делать обыск,- решительно сказал Вершинин.- У него где-то должен быть остаток облигаций Мишиной на две тысячи четыреста рублей. Их нужно найти во что бы то ни стало.

Утром следующего дня, получив постановление об обыске у Шляпникова, Вершинин выехал в Макаровку. Шляпникова застали у печки-он варил большой котел картошки, которым жена его торговала на станции. Она и сейчас была там.

Увидев работников прокуратуры и соседей - понятых и узнав, что у него будут делать обыск, Шляпников страшно растерялся и побледнел. На него вдруг напала судорожная икота. Дрожащими руками он выложил на стол ключи от сундуков и сел на стул возле стены.

Обыск продолжался три часа, но ничего существенного найдено не было. Ведя протокол, Вершинин внимательно следил за Шляпниковым, надеясь заметить в его поведении что-то такое, что могло дать ключ к разгадке.

Но Шляпников сидел неподвижно. К концу обыска он совсем успокоился и даже обнаглел, стал делать иронические замечания.

«Обидно уходить с пустыми руками...- подумал Вершинин.- Жаль...»

- Борис Николаевич!- вдруг негромко позвал его Павлов.

Вершинин подошел к нему.

- Смотрите,- вполголоса говорил молодой следователь, держа чистую школьную тетрадку.-Тут нет одного листа. Он вырван. А на этом листе можно заметить вдавленные следы - по первому листку писали жестким карандашом. Я думаю, ребята из научно-технического отдела смогут прочитать.

Вершинин кивнул головой, и Павлов спрятал тетрадку. Шляпников изо всех сил прислушивался к их разговору, но ничего не услышал и сидел сейчас встревоженный и бледный. От прежнего его спокойствия не осталось и следа. Вершинин заметил это и усмехнулся.

Он уже собирался было кончать обыск, как вдруг один из понятых, пожилой колхозник, вызвал Вершинина в кухню.

- Слышь-ка, следователь,-сказал он,- ты вот что посмотри- обои-то у него везде еще новые, хорошие. Однако в одном месте, в углу, он заново переклеивал. Немного не такие, хотя и похожи... Смекай сам, что к чему...

Вернувшись в комнату, Вершинин стал осторожно отклеивать ножом обои. Едва он отогнул край, как на пол полетели деньги, потрепанные и новенькие, разного достоинства. Их было много, целая копилка. Павлов аккуратно собрал их все и сосчитал. Оказалась, что «трудами праведными» Шляпников накопил около двадцати тысяч.

Но Вершинин искал не деньги, а облигации.

Вдруг ему бросилось в глаза что-то новое в поведении Шляпникова. Тот сидел напрягшись, внимательно прислушиваясь к чему-то.

Прислушался и Вершинин. На кухне звенела посуда. Это Павлов заканчивал обыск.

- Там!-уверенно сказал сам себе Вершинин.- В посуде!- И прошел в кухню.

- Ничего нет!- Павлов махнул рукой.- Пусто.

На большом старинном шкафу стояло множество различных кастрюль, чашек, мисок...

- Все осмотрели?-спросил Вершинин.- Нет? Ну-ка, я...

Он залез на стул и стал одну за другой подавать Павлову посудины.

Зеленая кастрюля - пусто, синяя миска - пусто, глиняная кринка маленькая - пусто, глиняная кринка большая...

- Есть!- громко сказал Вершинин и соскочил со стула. В руке он держал небольшой ситцевый мешочек. Когда его развязали, там оказались облигации ровно на 2400 рублей...




VII



На следующий день Вершинин вызвал Шляпникова на допрос.

Шляпников сидел перед следователем ссутулившись, глядел в пол и ни в чем не признавался.

- Откуда у вас эти облигации?

- Нашел на улице! Ей-богу, нашел! Только пожалел отдать,вот и спрятал, господь свидетель!

- А Тимохина Геннадия Семеновича вы знаете?

- Нет, не знаю, не слыхал.

- Ну, хорошо!- Вершинин подал Шляпникову лист бумаги и карандаш.- Я сейчас буду вам диктовать, а вы пишите.

Шляпников с опаской взглянул на следователя, но приготовился писать.

- Геннадий Семенович!..- начал диктовать Вершинин.

Шляпников с испугом посмотрел на него.

- Ничего, вы пишите, пишите!- Вершинин снова повторил:- Геннадий Семенович! Нехорошо ты поступаешь со мной. Где же деньги-то? Ведь я тебе на шесть тыщ послал облигаций. Уговаривались, что ты мне половину переведешь, а где же они? Нехорошо! Знал бы, так и не лез в это дело... Написали? Вот и прекрасно!

Шляпников сидел бледный и лишь безмолвно кивнул головой.

- Ну, вот и хорошо! А вы говорили, что не знаете никакого Геннадия Семеновича. Вот оно, ваше письмо. Почерки совпадают, посмотрите сами...

Вершинин положил рядом с только что написанным Шляпниковым под диктовку письмом листок из тетради, изъятой при обыске. Вдавленные места были по-особому обработаны, я текст выступил отчетливо. Не нужно было и графической экспертизы, чтобы сказать, что оба текста написаны одним человеком.

- Ну, убедились?

Шляпников молчал.

- Напрасно молчите.- Вершинин вздохнул.- Все равно бесполезно. Вот ваша пуговица.- Он положил черную грубую пуговицу на стол, и Шляпников машинально взглянул на свой пиджак.- Да, да, именно здесь она у вас была раньше, пока вы ее не потеряли в сенях у Мишиной... Будете говорить?

Шляпников молчал. Вид у него был испуганный, растерянный, жалкий.

Хорошо подумайте и вы поймете, что запираться бесполезно. Тимохин в Иркутске арестован, а он-то уж молчать не будет... До завтра.- Вершинин позвонил и распорядился, чтобы Шляпникова увели.

После его ухода Вершинин вынул из сейфа мешочек с облигациями и стал внимательно рассматривать его. Что-то было в нем необычным, непонятным...

Вдруг Вершинин вздрогнул,.. Придвинув стул к столу, он поплотнее уселся и, взяв лупу, стал внимательно, тщательно разглядывать мешочек...




***



Недавно прошел дождь, и дорога была плохой. Вездеход ГАЗ-69, надрывно ревя мотором, с трудом перебирался из одной колдобины в другую. Вершинин нервничал: ему хотелось как можно скорее попасть в Макаровку. Неожиданно мелькнувшее у него предположение нуждалось в немедленной проверке, и он готов был лететь на крыльях.

Наконец «газик» выбрался на мощеную дорогу, и шофер сразу прибавил скорость. Вершинин снял кепку. Ветер упруго и задорно бил в лицо, озорно ерошил волосы. Вот машина обогнула лесок, и за поворотом сразу встало село Макаровка.

Скрипнув тормозами, машина остановилась у дома Мишиной. В окне показалось круглое испуганное лицо жены Старкова. Вершинин уже знал, что мужа ее дома нет - за кражу овса и он, и сторож получили небольшой срок...

Следователь быстро открыл за веревочку калитку, и, не обращая внимания на бесновавшегося на цепи пса, вошел в дом. Старкова встретила его на пороге.

Неожиданный визит следователя, очевидно, очень напугал ее.

- Садитесь, пожалуйста.- Она указала рукой на стул.

- Спасибо.- Вершинин сразу приступил к делу.- Скажи те, после Мишиной, я помню, остались три сундука ее платьев. Где они сейчас?

- Здесь, в той комнате.- Старкова указала рукой на дверь.- Кое-что мы оттуда взяли, немного, а все остальное так и лежит...

Но Вершинин уже не слушал ее. Он быстро прошел в соседнюю комнату и остановился перед первым сундуком.

Старкова осторожно подняла крышку, и Вершинин невольно чихнул - ему сразу ударил в нос резкий запах нафталина Он быстро и осторожно вынимал из сундука тяжелые старинные платья и шубы, какие покойная Мишина носила много лет назад, яркие цветастые кофты и шали. Но того, что он искал не было.

Осмотрев содержимое первого сундука, Вершинин так же методически стал осматривать второй. Но и здесь его не заинтересовали длинные ночные рубашки, сарафаны и половики...

Третий сундук Вершинин осматривал очень медленно и тщательно.

Наконец, он вздохнул, опустил крышку и сел. По его разочарованному виду было ясно, что он не нашел того, что искал, за чем приехал сюда.

- Что вы искали-то?- спросила Старкова, наблюдавшая за следователем.- Может, я подсоблю вам?

- Скажите, где еще покойница хранила свою старую одежду?- спросил Вершинин.

- Здесь только, ну и в шкафу. Там в нижнем ящике совсем старье, тряпки какие-то.

- В каком шкафу? В этом?-Вершинин подошел к стоящему у двери дешевенькому фанерному гардеробу.

- Да, здесь.

Вершинин осторожно опустился на колено и вытащил пронзительно заскрипевший нижний ящик.

Старкова, внимательно наблюдавшая за ним, с удивлением- увидела, как суровый следователь вдруг улыбнулся во весь рот, осторожно вытащил из дальнего угла розовую тряпку с белыми цветочками и расстелил ее на полу...

- Что это?

- Это?- Старкова подошла поближе.- Это старая кофта. Она уже давно ее не носила...

- Верно!- Вершинин улыбнулся.- А это? Что это такое, по-вашему?

Старкова удивленно взглянула на него, пытаясь понять, говорит он серьезно или шутит.

- Ну, как что? Рукава, как видите, нет, отрезала она его зачем-то...

- Опять верно!- Вершинин аккуратно поднял и перенес на стол старую кофту из розового ситца с беленькими цветочками, у которой наполовину был отрезан один рукав.

- А скажите, Старкова, как вы думаете, зачем старушка могла отрезать его?

- Ну, мало ли...- Старкова улыбнулась и пожала плечами.- Мало ли зачем он ей понадобился - на тряпку, может быть...

- Ну, а почему именно рукав?

- Почему рукав?- Старкова задумалась.- Мешок из него удобно сшить...

- Опять верно!-Вершинин встал.- Так вот, кофту эту я у вас забираю, а вы будьте эти дни дома. Может, понадобится вас вызвать...




VIII



- Ну что, Шляпников, опять в молчанку будем играть, или надумали?- так встретил Вершинин своего «подопечного».

Шляпников молчал.

- Ну, хорошо, вы говорите, нашли облигации на улице. Как они лежали? Что, прямо в этом мешочке, что ли?

- Нет- Шляпников покачал головой.- Они были... в газете. А мешочек этот, как сейчас помню, сшила моя первая жена, покойница. Купила она ситец в нашем магазине, пришла и говорит...

- Этот мешок?- прервал Шляпникова Вершинин.

- Он самый, как же его не узнать...

- Идите сюда.- Вершинин подошел к дивану и, подождав, пока приблизится к нему Шляпников, резким движением снял лист бумаги. На диване лежала розовая кофта Мишиной.

- А теперь смотрите.- Вершинин приложил мешочек к обрезанному рукаву.- Ясно вам? Это кофта Мишиной. Экспертиза ткани, краски, шва, ниток неопровержимо доказала, что мешочек сшит из рукава, отрезанного от этой кофты. Вы убили Мишину и похитили облигации вместе с мешочком... Советую признаться. Отпираться дальше бесполезно...

- Я не сам! Мне поручили!-каким-то громким, неестественно тонким голосом закричал Шляпников.- Я всё скажу, .гражданин следователь, спасите меня...

- Садитесь и говорите.- Вершинин помог побледневшему, обессилевшему Шляпникову сесть на стул, и тот стал быстро, глотая концы слов и захлебываясь от волнения, говорить:

- Я никогда, никогда бы сам на это не решился. Это все он, Тимохин. Так и пишите, он всему делу голова... Позапрошлым летом приезжал он ко мне в отпуск, жил с месяц. Зашел у нас как-то разговор о деньгах. Я ему и рассказал, что мне моя покойная жена говорила, будто у старухи Мишиной где-то дома облигации запрятаны. Он и предложил: неплохо бы ее пощупать... Ну, как-то забылся этот разговор. А потом пошли мы однажды рыбу ловить; вышли рано, темно еще, на улицах ни души. Идем по селу и вдруг видим - в доме у Мишиной свет горит. Иван мне и говорит: «Пойдем-ка посмотрим, что старуха ночью делает». Я отвечаю: «Да ну ее!» А он свое - пойдем да пойдем. Ну, подошли мы. Занавески плохо задернуты были. Видим - сидит старуха в исподнем за столом и по газете облигации проверяет. «Вот они!»- шепчет мне он и в бок толкает. Так мы стояли у окна до тех пор, пока она облигации в мешок не положила и в сундук не спрятала. С тех пор Тимохин все время только о них и говорил. Смутил он меня, одним словом.

- Письма писал об этом?- спросил Вершинин.

- Писал. Только промеж нас был договор, что все письма сразу сжигать. В письмах он опять меня все подбивал, ругал рохлей и говорил, что возьмется облигации эти сбыть сам. Ну, вот, значит, я только об этом и думал все время, как бы попасть к старухе хоть на пять минут в избу. Да все не решался, боялся. А в ту ночь, с субботы на воскресенье, ходил я тоже на свадьбу к Загоруйко, возвращался поздно. Иду мимо Мишиной и вижу: огонь опять горит. Тут дверь стукнула, и старуха вышла. Я притаился, слышу-она во двор к корове пошла. Тут я одним махом на крыльцо вскочил, в комнату вбежал, раз - и в сундук, а там пусто, я в другой - в углу-то и нашел мешочек этот. Только я крышку сундука закрыл, дверь опять стукнула - старуха вернулась. Что делать? Сейчас она в эту комнату войдет, крик поднимет, тогда я пропал. Как только она вышла из сеней, я сразу на нее бросился и - за горло. Она упала и не пикнула. Душил я ее долго, отпустил, когда она уже совсем не дышала. Мешок я в карман и - в дверь. Смотрю: на крыльце тракторист Колька Гуськов спит. Ну, тут я сообразил - втащил его в избу, положил рядом со старухой, а сам задами домой. Никто меня и не видел... Пока тащил, у него и у меня пуговицы, наверно, оторвались.

Шляпников подробно рассказывал далее, как он посылал посылку, как был рад, когда узнал, что районный суд осудил Гуськова, как его обманул Тимохин, не выслав обещанные три тысячи.

Вершинин внимательно записывал каждое слово. Когда задержанного увели, следователь еще раз прочитал его показания. И перед ним во весь рост встал стяжатель, стремившийся разбогатеть на спекуляции и из-за своей алчности дошедший даже до убийства.

«Нет, пожалуй, зря ты хочешь свалить все на Тимохина. Он, конечно, тоже не ягненок, но и ты хорош!»- подумал Вершинин о Шляпникове и, подвинув к себе бумагу, стал оформлять документы следствия.