Мальцев = По волчьему следу
Станислав Мальцев
Станислав МАЛЬЦЕВ
ПО ВОЛЧЬЕМУ СЛЕДУ
_РАССКАЗЫ_О_РАБОТНИКАХ_МИЛИЦИИ_
ПО ВОЛЧЬЕМУ СЛЕДУ
ЗАГАДОЧНЫЙ ТРУП
Светало. Был тот предрассветный час ночного дежурства, когда больше всего хочется спать. Дежурный по городскому отделению милиции лейтенант Бирюков никак не мог удержаться от зевоты.
Он встал, подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу.
За окном просыпался город. С каждой минутой в домах все больше и больше становилось желтых квадратиков освещенных окон, все чаще и чаще по полутемным улицам проходили люди и вот, наконец, слабо донесся гудок расположенного неподалеку завода. Город проснулся и вступил в свой будничный, трудовой день.
Лейтенант Бирюков отошел от окна и взглянул на часы. До конца его дежурства оставалось менее двух часов.
— Сегодня хорошо, — сказал он сам себе, — спокойная ночь, не то что….
Его слова были прерваны резким телефонным звонком.
— Дежурный по городскому отделению милиции лейтенант Бирюков слушает, — привычно отрапортовал он в телефонную трубку и, нахмурившись, стал вслушиваться в торопливые, бессвязные слова говорившего, стараясь уловить самое главное.
— Обнаружен труп? Где? Когда? — задавал он быстрые вопросы и тут же записывал ответы на листке бумаги.
Не отнимая телефонной трубки от уха, Бирюков нажал кнопку звонка и сказал появившемуся в дверях милиционеру:
— Быстро машину, наряд, эксперта, собаку по этому адресу, заедете к Чернавину, возьмете его с собой. В прокуратуру я сообщу сам…
— Сейчас к вам выедут наши люди, — спокойно и четко сказал он невидимому собеседнику, прерывая его бессвязный, взволнованный рассказ. — До их приезда труп не трогайте и никого близко не подпускайте, чтобы не затоптали следов.
Не отнимая телефонной трубки от уха, Бирюков нажал на рычажок аппарата и сказал телефонистке:
— Квартиру Чернавина!
Начальник уголовного розыска областного управления милиции майор Чернавин привык к неожиданным ночным телефонным звонкам. Поэтому Бирюкову не пришлось долго ждать — квартира ответила сразу же.
— Товарищ майор! — официальным тоном начал рапорт Бирюков. — Говорит дежурный по городскому отделению милиции лейтенант Бирюков. Только что звонили с ткацкой фабрики. Сторож фабрики обнаружил в пустом кирпичном сарае труп человека. Я отправил на место происшествия наряд с собакой. По пути они заедут к вам… Так точно, предупредил, чтобы никого не подпускал к трупу… Слушаюсь!
Бирюков положил трубку и стал записывать содержание происшествия в журнале дежурств.
Синяя машина с красной полосой по бокам быстро неслась по еще пустынным улицам города. Майор Чернавин, уже немолодой, всегда спокойный и невозмутимый человек, сидел рядом с шофером и сосредоточенно думал.
Убийство! Это давно уже стало чрезвычайным происшествием в городе…
Сквозь окошечко в задней стенке до Чернавина донеслось повизгивание собаки, негромкий разговор сотрудников и смех веселой, никогда не унывающей Лизочки — медицинского эксперта. Эта девушка недавно приехала из института и сразу завоевала всеобщее уважение, четкой работой.
Скоро конец пути. Вот уже виднеются корпуса ткацкой фабрики. Скрипнув тормозами, машина резко остановилась- На дороге стоял человек с поднятой рукой.
Чернавин открыл дверцу.
— Вы сторож? Где убитый?
Они быстро шли к большому сараю, стоящему невдалеке от дороги.
Сторож торопливо рассказывал:
— Как всегда, обхожу я территорию фабрики вдоль забора, все тихо, спокойно. А недалеко от ограды и стоит этот кирпичный сарай. В нем кирпичи одно время хранились, а сейчас он пустой… И вот, думаю я, дай-кось зайду туда, посмотрю, что и как, неровен час, кто там есть, все же возле самой фабрики… Зашел, фонариком посветил — все тихо, пусто. Хотел уже уходить, а потом решил зайти поглубже, где полки для кирпича, посмотреть, что там. Подошел, посветил и… батюшки- светы, гляжу, в углу человек лежит. Я сперва думал — спит. Окликнул его раз, два, толкнул в бок, а он и не шевелится. Тогда только я и понял, откуда это дух нехороший в. сарае. Человек-то уже давно помер… Ну, я сразу и побежал вам звонить…
Убитый лежал на полу. В свете трех электрических фонариков можно было хорошо разглядеть этого уже немолодого, лет под сорок, человека, в грязной коричневой телогрейке. На груди и на спине телогрейка была вспорота многочисленными ударами ножа, и грязно-серая вата белела в прорехах.
Осмотр убитого и сарая был закончен. И труп, и место убийства были тщательно сфотографированы. И вот все приехавшие собрались у ворот сарая на свету, чтобы обменяться мнениями.
— Убийство совершено не менее десяти дней назад, — сказала Лизочка. — Сначала его ударили чем-то тяжелым, скорее всего кирпичом, по затылку, затем нанесли двенадцать ножевых ран в грудь и спину. По-моему, убийца неопытный, иначе откуда столько ран. Особых примет на теле не обнаружено.
— Да, убийца был неопытный, это верно, — согласился с Лизочкой представитель горпрокуратуры. — Но, кроме того, он, очевидно, находился в близких отношениях с убитым. Ведь с незнакомым человеком в сарай не пойдешь… У убитого ничего в карманах не обнаружено. На мой взгляд, это говорит о том, что после убийства карманы были тщательно очищены. Причем убийца не торопился — карманы гимнастерки вновь аккуратно застегнуты. По внешнему виду убитый — человек физического труда. На руках у него мозоли. Следов борьбы на теле и одежде убитого не обнаружено. Ничего не найдено пока и на месте убийства…
Чернавин слушал и все сильнее хмурился. Начало поисков явно не нравилось ему — нет никаких следов. Будет нелегко найти убийцу.
— Ну, хорошо, — немного помолчав, сказал он, — продолжайте осмотр. Не может быть, чтобы не осталось никаких следов. Ищите. Мы с врачом сейчас уедем. Может быть, вскрытие трупа даст что-нибудь новое…
Чернавин ждал звонка все утро до тех пор, пока сотрудники уголовного розыска не вернулись и не доложили, что, несмотря на самые тщательные поиски, в сарае ничего найдено не было.
— Да, — задумчиво сказал Чернавин, — много времени прошло… Ну, что ж. — Он встал. — Меня как раз сейчас вызывает к себе по этому вопросу начальник управления…
В светлом, просторном кабинете начальника областного управления милиции было тихо. Начальник управления, еще не очень пожилой, но уже совсем седой человек, сидел за большим столом на просторном жестком стуле и задумчиво рисовал на листке бумаги красным карандашом маленькие кружочки, нанизывая их в бесконечные ожерелья.
Чернавин сидел перед столом в мягком кожаном кресле и не спеша рассказывал:
— …Итак, можно представить себе такую картину. Убитый и какой-то знакомый ему человек идут мимо сарая по дороге к домам ткацкой фабрики. Возле сарая его оглушают ударом кирпича, затаскивают туда и убивают ножом. Экспертиза показала, что незадолго до смерти убитый ел пельмени с уксусом и пил водку…
— Значит, вы полагаете, — начальник управления поднял голову, — что убийца был знаком с убитым?
— Да, это очевидно.
— Но в таком случае какова цель убийства? Ссора? — Исключено. Были бы следы борьбы. Грабеж? — Едва ли, очень сомнительно. Документы? — Возможно. Месть? — Возможно, ведь на теле было много ран… Кому, по вашему мнению, следует поручить следствие?
Чернавин на минуту задумался, потом ответил:
— Мне кажется, лучше всего поручить его капитану Головнину. Он опытный, старый работник. Ему это, видимо, сложное дело будет по плечу.
— Хорошо! — Начальник управления откинулся на спинку стула. — Кандидатура подходящая. И еще вот что: чтобы скорее найти преступника, я думаю, есть смысл в группу Головнина включить Калашникова. Парень он молодой, способный, энергичный… — Начальник управления улыбнулся:-Горячий только… Ну, да это ничего! Пусть попробует свои силы в сложном деле. Если что-нибудь не так сделает, Головнин его поправит. Пусть парень поучится… Самостоятельная работа — лучшая школа. Из него со временем может получиться хороший следователь.
— Да, Калашников — способный работник, — кивнул Чернавин.
— Ну, значит, договорились. Прошу вас держать меня в курсе следствия.
— Слушаюсь.
— Можете идти.
Чернавин повернулся и вышел. Закрывая дверь, он на мгновение еще раз увидел за столом человека, сосредоточенно думающего о чем-то…
ПОИСКИ…
Следователь областного управления милиции Владимир Иванович Калашников окончил юридический институт всего год назад. Совсем еще недавно его звали просто Вовкой, он сдавал экзамены и зачеты, а теперь он следователь, лейтенант милиции, на плечах у него — серебряные погоны, на поясе — тяжелый пистолет в новенькой коричневой кобуре.
Как и многие молодые следователи, он считал себя почти Шерлоком Холмсом, мечтал, что ему, наконец, поручат какое-нибудь невероятно сложное и запутанное дело и он проведет следствие так, что все ахнут.
Но мечты оставались мечтами, а ему пока поручали все мелкие, неинтересные дела.
И вот наконец-то его включили в группу по расследованию сложного дела, да еще под руководством такого опытного работника, как Головнин.
Калашников внимательно изучал список — шесть фамилий людей, об исчезновении которых было заявлено в органы милиции за последний месяц.
Головнин дал ему этот список и просил проверить, нет ли убитого среди них. Калашников уже вызвал машину и сейчас собирался ехать по домам ко всем заявителям, показать им фотокарточку убитого, свозить их в морг. Он был уверен, что труп опознают, и он сегодня же сообщит Головнину фамилию убитого, его адрес и место работы. А ведь это очень много! Немало интересного наверняка расскажут об убитом его родные, соседи, сослуживцы…
Но надежды следователя не оправдались. Все оказалось гораздо сложнее, чем он себе представлял.
Был уже вечер, когда Калашников, усталый и голодный, вернулся из поездки. Начало было неудачным. Убитого никто не опознал, хотя следователь возил родственников всех пропавших в морг, показывая им убитого и его одежду.
Калашников был мрачен. Что же делать дальше? С чего начать? Следователь погрузился в раздумия. «Незадолго до смерти убитый ел пельмени, — рассуждал он. — В нашем городе они есть далеко не в каждой столовой. Можно будет попробовать опросить персонал этих столовых — вдруг узнают убитого в лицо. Может, он бывал у них часто. За это можно зацепиться».
Калашников встал и пошел докладывать о своем плане Головнину.
На следующее утро Калашников позвонил директору городского треста столовых и попросил подготовить сведения о том, в каких предприятиях общественного питания полмесяца назад были в ассортименте пельмени с уксусом. Такая справка была готова через полчаса. Как только Калашников взял ее в руки, сердце его радостно забилось — первой в — списке была столовая, расположенная возле ткацкой фабрики, затем шел ресторан и еще две другие столовые. Он поехал сразу же в столовую возле фабрики.
Прежде чем войти в столовую, он внимательно осмотрел помещение с внешней стороны, затем зашел внутрь и спросил, где кабинет заведующего.
Заведующая столовой, немолодая полная женщина, была заметно взволнована посещением сотрудника милиции.
— Мне нужно поговорить с вашими официантками по очереди, по несколько минут, — сказал Калашников. — Пошлите их мне по одной.
Заведующая вышла, и скоро в кабинет вошла первая официантка — молоденькая черноволосая девушка.
— Вы давно работаете здесь? — спросил ее Калашников, когда та робко присела на кончик стула.
— Почти год.
— Я вам покажу фотографию человека. Постарайтесь вспомнить, не видели ли вы его дней десять — пятнадцать назад. А если видели, то когда, где и с кем.
Официантка внимательно и долго разглядывала фотографию убитого и уверенно ответила:
— Этого человека я никогда не видела.
Остальные семь официанток также не узнали человека на фотографии. Неудача постигла Калашникова и в других столовых. Из последней он вышел совсем расстроенный, забрел в небольшой скверик и сел на скамейку.
Из задранного клюва гипсового аиста высоко вверх била струя прозрачной воды. Она рассыпалась в вышине на тысячи мельчайших брызг, и ветерок доносил их до Калашникова. Резким, приторным запахом пахла резеда. «В таком скверике хорошо отдыхать, когда за плечами нет никаких забот», — подумал Калашников.
Настроение у него было неважное. Первые же неудачи обескуражили. Он сейчас не знал, что ему делать дальше, как установить личность человека, найденного мертвым в сарае возле ткацкой фабрики.
«Ехать сейчас к Головнину с докладом? — невесело думал Калашников А что я ему скажу? Нет, надо попробовать что-то еще».
«А если такси? — вдруг мелькнула у него мысль. — Ведь этот сарай — на окраине города, автобус туда не ходит… Они могли приехать на такси…»
Калашников встал и быстро направился в таксомоторный парк. Но следователю не повезло и здесь. Опрос шоферов ничего не дал. Несколько человек, правда, сказали, что ездили к ткацкой фабрике, но это было днем, и их пассажиры сразу же заходили в контору предприятия.
Опять неудача! Калашников тяжело вздохнул и уже собрался было уходить, но на всякий случай спросил:
— А нет у вас таких, кто бы в тот период работал, а сейчас уволился?
— Есть один шофер — Павел Буслаев. Он ушел работать в другой гараж. С ним вы можете поговорить. — Начальник таксомоторного парка, вызвав гараж, попросил к телефону Буслаева и передал трубку Калашникову.
— Товарищ Буслаев? Вы никуда пока не уезжаете? Вот и хорошо, я сейчас к вам подъеду, ждите меня. — Калашников встал.
— Давайте, мы вас мигом подбросим. — Начальник конторы вышел вместе со следователем на улицу и усадил его в такси.
Калашников нисколько не надеялся, что Буслаев скажет что-нибудь новое, и поехал к нему больше для очистки совести. Тем более сильными были его удивление и радость, когда Буслаев сразу же вспомнил, что две недели назад, вечером, он возил двоих к ткацкой фабрике.
— Понимаете, товарищ лейтенант, почему я их запомнил- пассажиры уж больно необычные. Вышли посреди дороги, до фабрики не доехали. Вблизи и домов-то никаких нет, до жилья тоже неблизко. На машине мигом бы домчал, а они пошли пешком, через поле…
— Где вы их посадили?
— В центре. Я ехал на стоянку, они подняли руку и заняли машину.
— Споров между ними, куда ехать, не было?
— Нет. Говорил со мной один. Второй сидел сзади и все время молчал.
Но на фотографии Буслаев своего пассажира не признал:
— Нет, вроде не он со мной разговаривал, я бы его узнал… Второй — может быть, я его не запомнил…
Из гаража Калашников сразу же бросился в дома ткацкой фабрики. «Возможно, — рассуждал он, — убитый с кем-то шел к знакомым в гости, в эти дома, а по пути они поссорились. В таком случае не исключена возможность, что в домах найдутся люди, которые опознают убитого».
Но, хотя следователь пробыл в домах до позднего вечера, никто из жильцов не узнал человека на фотографии…
Вечером Калашников докладывал об итогах дня Головнину..
Небольшой, уютный кабинет Головнина хорошо говорил о вкусах своего хозяина — ничего лишнего, строгий порядок на столе, книжный шкаф, массивный сейф, простые стулья…
Головнин, невысокий, плотный, уже немолодой человек, с большой наголо обритой головой, внимательно слушал рассказ Калашникова.
— Ну, что же, не так плохо. Вы сделали немало. Но главное мы с вами не узнали — кто же убитый? Пока мы не будем знать о нем все — мы бессильны.
— Конечно. — Калашников тяжело вздохнул. — Я это, Константин Ильич, прекрасно понимаю. Но с какого бока взяться?
— Да, задача не из легких. — Головнин встал. — Но нет неразрешимых загадок. Давайте рассуждать. — Головнин сел рядом с Калашниковым. — Мы знаем, что убитый работал. Об этом убедительно говорит одежда и весь его внешний облик. Он явно человек физического труда. Это раз. Второе. Поскольку он не явился на работу, на предприятии, где он числился, должен быть соответствующий приказ.
— Ясно! — обрадованно подхватил Калашников. — Нужно узнать, кто уволен в городе после убийства, и проверить каждого.
— Правильно! — улыбнулся Головнин.
— Значит, завтра… — начал Калашников.
— Да, завтра начинайте поиски и подключите к ним еще- несколько человек, чтоб быстрее было. А я попытаюсь испробовать другой путь. Есть у меня еще одна мысль…
…И НАХОДКИ
И со следующего утра несколько человек во главе с Калашниковым целиком отдались этой работе. Они ездили по заводам, артелям, складам, базам, магазинам и везде расспрашивали о людях, которые приблизительно полмесяца назад уволились или же просто не вышли на работу.
Чаще всего таких не оказывалось. Но иногда им давали фамилии и адреса подобных людей, и они, со вспыхнувшей надеждой, мчались по этим адресам и находили «пропавшего» либо дома, либо на другой работе, или же узнавали, что он в полном здравии выехал за пределы области.
За неделю однообразного, утомительного труда было проверено менее половины предприятий города.
Однажды Калашникову в одном из маленьких магазинов возле пристани сообщили, что грузчик Иван Семенович Шмелев полмесяца назад не вышел на работу. Заведующий магазином, узнав у домашних, что он неожиданно уехал к матери в Новосибирск, уволил его заочно. Калашников тяжело вздохнул — опять нужно ехать на квартиру и. опять будут говорить, что «муж пишет, но редко и обещает скоро вернуться».
В то время в магазине был лишь один новый продавец, не видевший Шмелева, и фотографию убитого показать было некому. Ждать же, пока заведующий вернется с базы, Калашникову не хотелось. И он отправился на квартиру уволенного грузчика — благо, она была через два квартала.
На квартире Шмелева Калашников застал его жену Анну Петровну и сына Павла, уже взрослого, высокого двадцатилетнего парня.
Опытным глазом следователя он сразу заметил, что его приход очень напугал и встревожил их. Это сразу же насторожило Калашникова. Из беседы с ними он узнал, что Шмелев часто пил, был женат второй раз. Сын Павел ему не родной, а от первого брака жены. В доме часто бывали скандалы. Сам Шмелев неоднократно грозился бросить все и уехать в Новосибирск, к матери. И когда однажды, в день получки, он не вернулся домой, жена и пасынок решили, что он выполнил свою угрозу.
— У вас есть его фотография? — дрожащим от волнения голосом спросил Калашников.
— Есть, только не очень свежая. Восемь лет назад снимались.
Анна Петровна достала из комода фотографию, где они были сняты вдвоем с мужем.
Калашников вздрогнул — на фотографии несомненно был убитый.
Стараясь ничем не выдать охватившего его волнения, следователь спокойным голосом спросил, где работают жена и сын, узнал адрес матери Шмелева в Новосибирске и, попрощавшись, вышел.
По какому-то инстинктивному чутью он решил пока не говорить им об убийстве. Он был почти уверен, что они причастны к нему, — в этом убедило его их поведение. Калашников хотел неожиданно доставить их в морг и посмотреть, как они будут вести себя при виде трупа.
Когда он вышел на улицу, все в нем ликовало. Молодой следователь чувствовал, что найдена ниточка, за которую можно распутать весь клубок.
В домоуправлении Калашникову подтвердили, что действительно жили Шмелевы недружно, что у них часто были скандалы, особенно между отцом и пасынком. Следователю также сообщили, что пасынок Шмелева Павел полгода назад вышел из тюрьмы, где просидел два года за хулиганство.
В управление Калашников летел как на крыльях. Он сразу же прошел к Головнину и рассказал ему о Шмелевых.
— Очень хорошо! Молодец! Есть первый ощутимый результат — мы узнали, кто убитый. Но нужно проверить. — Головнин снял телефонную трубку и вызвал междугороднюю станцию:- Алло! Срочно соедините меня с Новосибирским управлением милиция, с дежурным… — Он назвал номер своего телефона.
— Константин Ильич! Я уверен, что в убийстве Шмелева замешаны его пасынок и жена. Мне показалось очень подозрительным их поведение… — взволнованно продолжал Калашников.
— Скоропалительные выводы всегда не верны. — Головнин нахмурился. — Какая же необходимость была им его убивать? Проверить это, конечно, нужно, но…
Резкий телефонный звонок прервал его. Разговор с Новосибирском был коротким. Головнин попросил немедленно выяснить. проживает ли у гражданки Шмелевой по такому-то адресу ее сын Иван, приехавший из Энска.
— Видите ли, Константин Ильич, — продолжил разговор Калашников, когда Головнин положил телефонную трубку. — Жили они плохо, часто ссорились. Мне кажется, они могли его убить, чтобы избавиться…
— Вот что, Владимир Иванович, — перебил его Головнин, — давайте договоримся: никаких «кажется»! Только бесспорные, хорошо проверенные факты. Это «кажется» может стоить нам очень дорого. Нужно всегда помнить, что вам доверена величайшая ценность — люди. Я, например, стараюсь к любому человеку подходить с предположением, что это честный советский гражданин, а не преступник…
Снова зазвонил телефон. Головнин молча прослушал короткое сообщение из Новосибирска. Калашников нетерпеливо ждал, стараясь по выражению лица Головнина догадаться об ответе.
— Спасибо! — наконец сказал Головнин и положил трубку.
— Ну, что? — не выдержал Калашников.
— Все правильно. Сын к Шмелевой не приезжал. Прошу вас тщательно, даже скрупулезно, проверить возникшую у вас версию о виновности пасынка и жены Шмелева. Но только с учетом нашего сегодняшнего разговора. Ясно?
— Так точно! Разрешите идти?
— Идите. Желаю успеха.
ЛОЖНЫЙ ХОД
Когда Шмелевых привезли в морг, они сразу же признали в убитом Ивана Семеновича Шмелева, своего мужа и отчима.
Калашников внимательно наблюдал за ними, и ему не могло не броситься в глаза, что Павел не проронил ни слезинки, не сказал ни слова, только побледнел. Жена же Шмелева также особенного отчаяния ничем не выразила.
После морга все поехали в милицию, и там Калашников по очереди расспросил Анну Петровну и Павла о их жизни, о ссорах, о привычках и знакомствах Шмелева,
Отпустив Шмелевых, следователь стал сличать показания. Они сходились в основных пунктах: Шмелев часто выпивал, скандалил дома, не любил пасынка за то, что тот ему не «давал спуску».
Одежда на Шмелеве была цела, ничего не взято. Но пропали, кроме денег и документов, еще наручные часы «Победа», первых выпусков, с красной цифрой «12» на циферблате, неоднократно уже побывавшие в ремонте.
Ничего интересного не удалось узнать и о знакомствах Шмелева — это были случайные встречи за рюмкой водки. Постоянной дружбы у Шмелева ни с кем не было.
Калашников был уже совершенно убежден, что Шмелева убил пасынок, чтобы избавиться от него. Но, помня наказ Головнина, следователь стал тщательно собирать доказательства.
Утром следующего дня Калашников, вооружившись фотографиями Шмелева, Павла и Анны Петровны, отправился в магазин, где работал убитый. Однако работники магазина ничего существенного про Шмелева не рассказали.
Ничего не дал и вторичный разговор с официантками столовых. Официантки, несмотря на точное указание числа и четкие фотографии, не припомнили ни Шмелева, ни Павла, ни его матери среди своих посетителей.
Вечером Калашников решил еще раз сходить на квартиру к Шмелевым, чтобы снова побеседовать с Павлом. Но там его ждала неожиданная новость — Анна Петровна почувствовала себя плохо, и ее увезли в больницу.
От Шмелевых Калашников сразу же направился в больницу проверить, действительно ли и в какой степени больна Анна Петровна. Он подозревал, что она просто укрылась в больнице от следствия.
Главный врач больницы подтвердил, что Шмелева действительно больна. Однако и это не ослабило подозрений Калашникова. «Болела-то она давно, а в больницу слегла только сейчас, — рассуждал он. — Нет, здесь что-то нечисто».
Узнав, что Павел ходит к матери каждый день и что они обмениваются записками, следователь получил разрешение на контроль корреспонденции и договорился с главврачом, что тот позвонит в милицию, как только Павел передаст матери записку.
Ждать пришлось недолго. Утром следующего дня Калашникову сообщили по телефону, что к больной Шмелевой пришел сын и принес передачу и записку.
— Я сейчас выезжаю, — коротко сказал Калашников и повесил трубку. Через пять минут он уже был в кабинете главврача и быстро пробежал письмо.
«Мама! Из милиции у нас больше никто не был, хотя мы предполагали, что утром придут. Ты лежи, не беспокойся, все будет хорошо. В больнице они допрашивать тебя не станут…»
Калашников нахмурился: разве невиновный человек написал бы так!
Он быстро сфотографировал письмо и отдал его главврачу.
— Передайте письмо Шмелевой, — сказал он. — Ответ пускай принесут ко мне.
Вскоре следователю доставили ответ Шмелевой.
«Пашенька! — прочел Калашников. — Подробно сообщай мне обо всем, что делается дома, приходили ли из милиции, что говорили и что делали. Я очень волнуюсь…»
«Обыск! Немедленно обыск! — решил следователь, спускаясь по больничной лестнице. — Сейчас же иду за разрешением».
***
…Калашников устало опустился на стул. Обыск в квартире Шмелевых длился уже три часа — и безрезультатно. Бледный, испуганный Павел сидел неподвижно на стуле у стены.
Поняв, что обыск оказался неудачным, следователь распорядился его прекратить.
— …Я все-таки уверен, что они виновны! — закончил Калашников доклад об обыске. — Просто успели замести следы.
— А я не уверен в этом. — Головнин покачал головой. — Боюсь, что разрабатываемая вами версия бесплодна. Не вижу пока никаких оснований считать Шмелевых преступниками. Никаких фактов нет. Впрочем, вы не унывайте, не у вас одного так бывает. У меня вот тоже неудача. — Головнин вздохнул. — Все мои попытки найти следы документов Шмелева и его часов потерпели крах. Видимо, нужно выдвигать и разрабатывать новые версии. Да, вот еще что! Завтра поезжайте на завод, где работает Павел Шмелев. Я разговаривал с ним, парень он, в общем, неплохой. Только вот внушил себе, что будто бы клеймо на нем, раз он в тюрьме сидел. Оттого-то он с вами так и держался, боялся вас. Так вот сходите в партком, в завком, пусть помогут ему, поддержат…
Калашников молча кивнул.
— По-моему, верно предположение, — продолжал Головнин, — что убийца — человек близкий или, по крайней мере, знакомый убитому, так как с незнакомым Шмелев вечером на край города не пошел бы. Но это необязательно должен быть родственник. Поэтому прошу вас тщательно выяснить, кто был знаком со Шмелевым, были ли у него друзья…
— Я уже разговаривал на месте его работы — там никто со Шмелевым не дружил и не видел его в чьем-либо обществе.
— А домашние?
— Родственники тоже не смогли назвать близких ему людей. По-моему, таких и не было…
— Не может быть. — Головнин встал, — А хорошо ли вы проверяли в домах ткацкой фабрики? Нет ли там знакомых Шмелева или вообще каких-либо подозрительных лиц?
Калашников нахмурился.
— Да, пожалуй, — сказал он после длительной паузы, — мы плохо искали там… Если Шмелев ночью шел туда, значит, у «его там должны быть знакомые.
— Ну, так вот, — заключил Головнин, — давайте и займемся пока этим.
Но самое тщательное изучение жителей домов ткацкой фабрики не дало результатов. Нам не удалось обнаружить ничего подозрительного.
НИТОЧКА НАЙДЕНА
Однажды вечером Головнин возвращался домой. Под ногами приятно поскрипывал первый снег, выпавший в этот день..
Головнин шел медленно, наслаждаясь свежим, чистым воздухом. Ярко горели рекламы магазинов, шумела уличная толпа, но он не замечал этого. Он думал только об одном — как же найти кончик нитки, уцепившись за которую можно было бы- распутать весь клубок.
«Подожди, подожди, — неожиданно подумал следователь. — В магазине, где работал Шмелев, его знали мало… А где он работал до этого?»
Головнин круто повернул назад и быстро пошел по направлению к магазину. Ему повезло — магазин еще работал, и он застал там заведующего. Тот сразу же сказал ему самое главное — Шмелев в магазине работал всего три месяца, а до этого более четырех лет был грузчиком на пристани.
«Ну, вот мы и нашли кончик ниточки, за которую, может быть, удастся распутать весь клубок, — радостно подумал Головнин, выйдя из магазина. — Завтра же нужно заняться пристанью. Если человек работает в коллективе четыре года, то у него не может не быть знакомых и товарищей».
***
Уже почти две недели ведется следствие по делу Шмелева, а ощутимых результатов пока нет. Отпала первая, самая простая и заманчиво легкая версия, на которой потерпел неудачу Калашников, о том, что Шмелева убил его пасынок. Следующая, возникшая было версия о том, что Шмелев пришел в гости к кому-то из жителей домов ткацкой фабрики и был там убит в ссоре с целью ограбления, тоже отпала после тщательного расследования.
Сейчас Головнин возлагал свои надежды на версию — Шмелев мог быть убит кем-то из своих прежних товарищей по работе.
Калашников с помощью других работников милиции собирал тщательные сведения о каждом из знакомых Шмелева по работе на пристани.
Головнин вызывал к себе их всех, подолгу беседовал с каждым и все больше убеждался, что все они — честные люди, не имеющие к убийству никакого отношения. За долгие годы следственной работы он по внешнему виду допрашиваемого, по его поведению почти безошибочно научился определять, кто сидит перед ним — преступник или честный человек.
И вот сейчас, когда все восемь более или менее близких в прошлом знакомых Шмелева были допрошены и ни против одного из них у следователя не возникло подозрений, он оказался в трудном положении — новая версия тоже ничего не дала.
А время шло.
Головнин мучительно думал, что делать дальше, мысленно перебирал всю проделанную работу, выискивал ошибки и не находил их.
И вот однажды поздно вечером, когда он думал об ускользнувшей из его рук ниточке, ему вдруг вспомнились слова Дзержинского о том, что работа чекистов немыслима без помощи народа, без связи с широкими массами трудящихся. И сразу же у Головнина возникло решение: с утра пойти на пристань и в простой, привычной обстановке, а не в казенном кабинете, поговорить с рабочими.
Утром следователь поехал на пристань. И, действительно, его предположения оправдались: люди оказались там гораздо более разговорчивыми.
Головнин узнал много нового о привычках, характере и образе жизни Шмелева. Он с интересом отметил про себя, что в последние дни перед исчезновением Шмелев был каким-то необычно раздражительным, угнетенным, взволнованным.
А когда, уже в конце беседы, пожилой грузчик между прочим сказал, что однажды, незадолго до смерти Шмелева, видел его в закусочной с каким-то незнакомым человеком, следователь насторожился. К сожалению, этого человека грузчик совершенно не знал.
Головнин решил проверить и это знакомство Шмелева, во что бы то ни стало установить личность человека, с которым Шмелев был в закусочной перед смертью.
Для ускорения дела следователь сам решил пойти в пристанскую закусочную и на месте поговорить с ее работниками, а не вызывать их к себе.
НЕОБЫЧНЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Вечером Головнин, одевшись в штатский костюм, направился в закусочную. Заказав кружку пива и порцию сосисок, он сел в углу и незаметно, но внимательно приглядывался к окружающим, тщательно вслушиваясь в их разговор. Так он просидел час, но ничего интересного не услышал. Тогда он зашел с заднего хода к заведующему.
После короткой беседы следователь показал ему фотокарточку Шмелева, и тот сразу же узнал его.
— Это наш постоянный посетитель, мы его хорошо знаем, — сказал заведующий. Затем он вызвал буфетчицу, и они вдвоем стали рассказывать Головнину о Шмелеве. По их словам, человек он был тихий, никогда не буянил, пил немного и всегда аккуратно платил. Через небольшое окошечко в фанерной стенке они показали следователю знакомых Шмелева и назвали их фамилии и места работы. В основном это были те же люди, с которыми Головнин уже разговаривал. Новых было только двое.
— Да, и еще один был у Шмелева знакомый, — в заключение сказала буфетчица. — Только его сейчас нет. Он бывает у нас редко и сидит недолго. Лишь однажды они дня три провели тут со Шмелевым с пяти часов до самого закрытия…
— Кто он?
— Вот уж не знаю. Только не с пристани, так как знакомых у него среди пристанских не было.
— Когда он был в последний раз со Шмелевым вместе, вы не помните?
— Нет ничего легче. Шмелев как раз был здесь последний раз в день получки, я хорошо помню…
— Число?
— Сейчас, сейчас. — Буфетчица нахмурилась, вспоминая. — Это было девятнадцатого октября.
Головнин был возбужден. Он чувствовал, что, наконец-то, идет по верному следу. Сдерживая волнение, он спросил:
— Расскажите подробнее, как проводили время Шмелев с этим человеком?
— Приблизительно три вечера Шмелев и тот человек сидели вместе до закрытия. Причем, платил все время не Шмелев, а тот. Заказывал он щедро, помногу. Мне даже показалось, что он спаивает Шмелева.
— Сейчас этот человек бывает у вас?
— Бывает, но редко.
— Узнаете, если увидите его еще раз?
— Конечно.
— Телефон у вас есть здесь?
— Здесь нет, а рядом, в магазине, есть.
— Так вот, как только вы его увидите, сразу же звоните по этому номеру. — Головнин записал номер телефона дежурного уголовного розыска. — Скажите, что по поручению Головнина и что «этот человек» здесь. И до тех пор, пока к вам не придут наши люди и вы им его не покажете, — не выпускайте его, держите любыми способами. Понятно?
— Понятно, — буфетчица, хотя и побледнела, но ответила решительно.
— Ну, хорошо, я надеюсь на вас.
Головнин двинулся было к двери, но остановился и спросил:
— Пельмени у вас бывают?
— Редко, трудно делать, знаете ли…
— Девятнадцатого октября они были?
Буфетчица недоуменно посмотрела на следователя, потом молча достала какую-то книгу и несколько минут просматривала записи.
— Да, девятнадцатого пельмени у нас были.
— Хорошо. Спасибо. До свидания.
Головнин вышел. Хотя внешне он был спокоен, все в нем ликовало. Наконец-то он прочно держал нить от клубочка в своих руках!
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Был обычный осенний день — уже не тепло, но еще и не холодно. Небо было покрыто плотной пеленой свинцовых туч, низко нависших над городом. Слегка моросил мелкий противный дождь.
Сеанс закончился, и из дверей кинотеатра «Аврора» на улицу валом повалил народ. Высокий, представительный мужчина в коричневом кожаном пальто-реглане и пушистой пыжиковой шапке уверенно прокладывал себе путь в толпе, отстраняя одних легким движением руки, плавно обходя других.
Вот он быстро и ловко обошел вставшую прямо на его пути солидную женщину и… столкнулся лицом к лицу с пожилым человеком в рабочей телогрейке.
Они взглянули друг другу в лицо и замерли, побледнев.
— Ты? Откуда?
— Разве ты здесь? — Эти вопросы вырвались у них одновременно. В следующий миг человек в кожаном пальто, быстро оглянувшись вокруг, взял другого под руку и, свернув за угол, настойчиво, хотя и осторожно, повел его подальше от кинотеатра.
Человек в телогрейке не сопротивлялся. Два квартала они прошли молча.
— Ну, вот что, Иван, — первым заговорил человек в кожаном пальто. — Давай так уговоримся. Ни ты меня не видел, ни я тебя. Ясно? Смотри у меня, а то плохо будет. Если проболтаешься — сам пожалеешь, будешь молчать — все будет хорошо. На тебе! — Он быстрым движением сунул Ивану в карман телогрейки несколько сторублевых бумажек.
Они остановились. Улица была пустынна. Человек в телогрейке был явно растерян — он беспомощно шевелил побледневшими губами, пытаясь что-то сказать.
Человек в кожаном пальто пристально смотрел на него, чуть прищурив глаза.
— Откуда… ты… взялся? — с трудом спросил наконец человек в телогрейке.
— Это не твое дело. Твое дело — молчать. Иначе запутаю тебя в такую историю, что света не взвидишь.
Человек в кожаном пальто взглянул на часы.
— Ну, я пошел. Помни же! — Он круто повернулся и, не попрощавшись, исчез за углом.
Только тогда его собеседник оглянулся. Он бросился за ним. добежал до угла и… увидел пустую улицу. Человек в кожане словно провалился сквозь землю.
— Ах, гад, ах, подлец! — Человек в телогрейке выхватил деньги из кармана и с наслаждением стал комкать их своими сильными, рабочими руками.
Смяв деньги, он бросил их под ноги, в грязь, и, не жалея начищенных- сапог, топтал бумажный комок до тех пор, пока его совсем не стало видно.
После этого он медленно пошел по направлению к реке. Он ничего не видел, ничего не замечал. Любой встречный понял бы, что этот человек поглощен решением какого-то сложного и тяжелого вопроса.
А человек в кожане, свернув за угол, зашел в первый же попавшийся подъезд и, привалившись обессиленно к стенке, большим платком стал вытирать мокрый лоб.
— Ах, какая глупость! Какой черт занес этого дурака сюда! — тихо шептал он. — Что делать? Будет ли он молчать? И сколько?
Чуть успокоившись, он вышел на улицу и пошел по направлению к вокзалу. Через пятнадцать минут он дошел до небольшой фанерной будки кустаря-сапожника. Зайдя туда, он сел у двери так, чтобы видна была вся улица, и, сняв ботинок с ноги и отдав его сапожнику, чуть слышно сказал:
— Я только что встретил человека, который меня хорошо знает. Мне нужно немедленно уехать отсюда.
Сапожник, не поднимая головы от ботинка, к которому он приколачивал набойку, тихо ответил:
— Нет. Это невозможно. Раз уж прислали — сидите и не рыпайтесь. Кого вас черт угораздил встретить? Расскажите подробнее!
— Партизана из нашего отряда. Он знает все. Я дал ему денег, пригрозил
— Ну и что? Он взял?
— Взял. Молчать он будет, но сколько?
— Уберите его!
— Как?
— Как! Как! Вы что, грудной младенец? Конечно, не сами, найдите кого-нибудь, заплатите… Этому еще вас учить… Да побыстрее!
Этот разговор состоялся недели за три до того дня, когда в кирпичном сарае был обнаружен труп Шмелева. И этого разговора никто не слышал. Но встреча двух людей — одного в телогрейке, другого — в кожаном пальто — не прошла незамеченной.
НА СЦЕНЕ ОПЯТЬ ПОЯВЛЯЕТСЯ НЕИЗВЕСТНЫЙ В КОЖАНОМ ПАЛЬТО
Вот уже больше недели Головнин с нетерпением ждет звонка из закусочной. Несколько раз он был дома у буфетчицы — в закусочную ходить опасался, чтобы не привлечь внимания. Однако буфетчица только пожимала плечами и говорила: «Ждите! Когда-нибудь он придет, и тогда уж я его не отпущу ни за что!»
Но легко сказать: ждите! — и как трудно ждать, когда знаешь, что на свободе, может быть, рядом с тобой, безнаказанно ходит убийца, ходит и смеется над твоей беспомощностью.
Каждый день Головнин с нетерпением спешит на работу, ожидая услышать сообщение о звонке из закусочной, и каждый день его ожидает разочарование.
Но вот однажды, когда следователь уже почти совсем потерял надежду на то, что таинственный посетитель снова придет в закусочную, и уже прикидывал под каким бы благовидным предлогом провести буфетчицу по всем близлежащим к закусочной предприятиям, чтобы она там попробовала опознать таинственного посетителя, Головнину утром вручили небольшую бумажку.
Следователь с волнением прочел донесение дежурного: «В 10 часов вечера позвонила буфетчица Исмаилова и сообщила, что говорит по поручению Головнина, и что «этот человек» здесь. В закусочную был немедленно послан лейтенант Евдокимов. Вернулся он через час и сообщил, что «этот человек»- Петр Васильевич Темников, технолог одной артели, проживает по улице Песочной дом № 15».
Головнин немедленно послал Калашникова за личным делом Темникова, и скоро ему доставили тонкую розовую папку.
Медленно открыл ее Головнин, и на него с первой же страницы глянула небольшая фотография уже немолодого черноволосого человека.
Головнин и Калашников внимательно и долго рассматривали ее — вот он какой! Кто он? Убийца? Или случайный знакомый?
— Э, тут что-то не то… — вдруг сказал Головнин, тщательно рассматривая в лупу трудовую книжку Темникова. — Что-то тут подтерто. — Он отложил трудовую книжку в сторону. — Направим ее в лабораторию, там прочитают…
Резкий телефонный звонок прервал его.
— Да. Хорошо. Пусть идет. — Он положил трубку и встал.
Встал и Калашников.
— Какая-то женщина пришла к нам с заявлением. Дежурный предполагает, что это по нашему делу, — обратился Головнин к Калашникову. — Я с ней побеседую, а вы идите сейчас в фотолабораторию. Пусть срочно переснимут несколько фотографий с этой фотокарточки Темникова. Тут их, кстати, две. Я одну оставлю себе. Потом поезжайте к тому шоферу такси, Буслаеву. Может быть, он узнает Темникова. Трудовую книжку сдайте в лабораторию, скажите: срочно. Продумайте также, каким образом можно скорее получить отпечатки пальцев Темникова. Мне кажется, он стреляный волк. Нужно проверить, не проходил ли он у нас по другим делам…
В дверь постучали.
— Да, да, войдите! — громко сказал Головнин.
Дверь открылась, и в комнату вошла невысокая, уже немолодая женщина.
— Ясно. Разрешите идти? — спросил Калашников.
— Идите. А вы, пожалуйста, проходите, садитесь сюда. — Головнин пододвинул женщине стул. — Слушаю вас.
— Вы извините, — начала женщина. — Может быть, я напрасно пришла… Я Иванова, соседка Шмелева, живу на одной улице. Узнала я, что убили его и что обыск у Шмелевых делали… — Она замолчала. — Я хотела сказать, может, вам пригодится. Дней за десять до его исчезновения я в городе, в центре, возле кинотеатра, увидела его с каким-то человеком. Стояли они молча, оба бледные, и глядели друг на друга. Я почему запомнила-человек этот был такой высокий, представительный, в кожаном коричневом пальто и шапке пыжиковой, одет, словом, хорошо, и показалось мне, что Шмелев чем-то испуган… Я прошла мимо и оглянулась, а они уже уходят, причем тот, в кожане, держит Шмелева под руку и ведет…
— А лицо вы его запомнили?
— Запомнила, а как же. Описать трудно, а так запомнила, сразу бы узнала…
— Сейчас я вам покажу его. — Головнин протянул ей оставшуюся у него фотографию Темникова.
Женщина мельком взглянула и покачала головой:
— Нет, это не он, и близко не подходит. У этого нос картошкой, а у того — тонкий, благородный.
— Значит, не он… — задумчиво произнес Головнин. — Интересно. Ну, что ж. Большое вам спасибо за помощь. — И следователь крепко пожал ей руку.
Женщина уже давно ушла, а Головнин еще долго сидел, задумавшись.
— На сцене появился неизвестный в кожаном пальто… — наконец тихо сказал он вслух. — Интересно.
ВОЛК ПОЙМАН
Калашников, поехавший в гараж к шоферу Буслаеву, не вытерпел и позвонил Головнину с первого попавшегося автомата:
— Константин Ильич! Полный успех! Буслаев узнал в Темникове того пассажира. Я бегу к вам.
— Давайте! У меня тоже есть новости…
— Какие?
— Приезжайте, узнаете.
Через десять минут Калашников уже сидел в кабинете Головнина.
— Во-первых, — начал тот, — Темников — никакой не Темников. Трудовая книжка у него подделана, анкета выдумана от начала до конца. А во-вторых, вот санкция прокурора на его арест — едем немедленно.
Темникова они застали за обедом. Он снимал комнатку неподалеку от пристани. Предъявив документы, Головнин приступил к обыску.
Случившееся было для Темникова, очевидно, полной неожиданностью. Он растерялся и ни на один вопрос толком не мог ответить.
В первые же минуты обыска Головнин нашел за картиной, висевшей на стене, большую пачку денег и длинный немецкий кинжал.
Следователь кинул быстрый взгляд на побледневшего Темникова, осторожно взял кинжал и стал разглядывать его в лупу.
— Плохо вытираете, кровь осталась… — спокойно сказал он и тщательно завернул кинжал в мягкую бумагу.
— Откуда у технолога артели инвалидов, получающего шестьсот рублей в месяц, может оказаться десять тысяч рублей? Как вы думаете, Темников?
Тот ничего не ответил.
Затем Калашников нашел среди белья в комоде тщательно спрятанные часы «Победа» и еще две нераспечатанные пачки денег.
Взглянув на часы, Головнин нахмурился, как бы что-то припоминая, затем подозвал Калашникова и что-то тихо сказал ему на ухо. Тот кивнул головой и быстро вышел.
Обыск близился к концу.
Ничего интересного больше найдено не было, и вскоре от дома Темникова отъехала синяя милицейская машина с красной полосой по бокам.
Калашников вошел в кабинет Головнина в самый разгар допроса Темникова и молча положил перед следователем какую-то бумажку. Головнин мельком взглянул на нее и продолжал допрос.
— Значит, вы никакого Шмелева в глаза не видели никогда?
— Нет! — Темников уже освоился и сидел спокойно, даже немного вызывающе.
— Так. А это ваши часы? — Головнин показал Темникову старенькую «Победу» с красной цифрой «12» на циферблате, найденную в белье.
— Да, мои. Я купил их семь лет назад, а потом приобрел новые, более современные. — Темников, отогнув рукав пиджака, показал часы с черным циферблатом и светящимися цифрами.
— Так. Это, значит, ваши часы. — Головнин осторожно открыл маленьким ножичком заднюю крышку часов и подал их Темникову. — Будьте добры, у меня плохое зрение, скажите их номер.
— Тридцать три шестьсот сорок семь.
— Очень хорошо. — Следователь так же осторожно закрыл часы.
— А теперь, пожалуйста, ознакомьтесь с этой справкой. — Он подал Темникову бумажку, принесенную Калашниковым. — Как видите, это справка часовой мастерской о том, что ровно год назад гражданин Шмелев ремонтировал там часы «Победа» номер тридцать три шестьсот сорок семь. Не скажете ли вы, как попали к вам его часы, если вы, как говорите, никогда в глаза никакого Шмелева не видели?
Темников молчал.
— Хорошо. Не скажете ли вы, куда и зачем вы ездили со Шмелевым девятнадцатого октября в восемь часов вечера? Молчите? Хорошо. Вот показания шофера такси, он помнит вас в лицо. Если хотите, можно его вызвать.
Темников молчал.
— Ну как, не вспомнили, куда вы ездили? — поднял Головнин голову через несколько минут. — Какая у вас плохая память!.. Ваше молчание бесполезно, оно ни к чему не приведет. Вот справка из лаборатории — на ноже обнаружена кровь Шмелева. Мы знаем, что вы не Темников — документы ваши поддельные. Советую вам сейчас же все рассказать: кто вы? почему убили Шмелева? откуда у вас деньги? куда вы девали документы? Нам ясно, что вы-рецидивист. Значит, у нас есть оттиски ваших пальцев. Мы уже послали запрос, и все равно через два-три дня установим ваше настоящее имя и фамилию и ваше прошлое — вы же это прекрасно понимаете. Только чистосердечное признание поможет вам. Сейчас вас отвезут в тюрьму, у вас будет время подумать.
Головнин нажал кнопку, и бледный, потерявший прежний нахальный вид, ошеломленный всем услышанным, Темников молча удалился под конвоем двух милиционеров.
ДОПРОС
— Садитесь, Темников, курите. — Головнин подвинул коробку папирос, — У вас было время подумать. Теперь я слушаю вас. Юлить не советую, бесполезно.
— Я расскажу все, как было, гражданин следователь, — Темников уселся поудобней на стуле. — Моя настоящая фамилия Волков. Десять лет я получил за ограбление магазина, отсидел в лагере три года, и мне удалось бежать. Достал у друзей документы на имя Темникова. Деньги мои остались у надежного человека еще с прежних времен. И вот приехал сюда, устроился на работу в артель. Решил пока осмотреться, что к чему.
Со Шмелевым я познакомился в закусочной. Мы с ним вместе пили. В день получки он мне сказал, что получил зарплату- около шестисот рублей. Вот я и решил деньги эти заполучить. Вы все точно мне тогда рассказали, как и было на самом деле. Выпили мы, поели пельменей, вышли, и повез я его как будто в гости к своим друзьям в дома ткацкой фабрики. А дорога туда шла через пустырь, мимо сарая. Я это еще раньше приметил, как очень удобное место. Взяли мы такси, доехали, а потом пешком пошли. Как добрались до сарая — я его кирпичом по голове. Он и не пикнул, сразу упал. Я его затащил в сарай. Деньги, документы и часы забрал, а его ножом, чтобы молчал. Потом сел в автобус и уехал домой. Вот и все.
Головнин во время всего рассказа Волкова-Темникова испытующе смотрел на него. И хотя, на первый взгляд, все было нормально — убийца найден, сам во всем признался — следователь не был удовлетворен.
Он чувствовал, что Волков чего-то не договаривает, что-то скрывает. Но что скрывать человеку, признавшемуся в убийстве? Этого Головнин понять не мог.
— Какой же смысл был вам рисковать из-за шестисот рублей, когда у вас дома пятнадцать тысяч? — спросил он Волкова.
— Эти деньги я не хотел трогать…
— Почему вы, вор, грабитель, решились на убийство, а не на ограбление?
— Мне показалось это проще и безопаснее…
Долго еще длился допрос, пока Головнин не отправил Волкова в тюрьму, так ничего и не добившись от него. Проще всего было бы удовлетвориться показаниями Волкова и окончить на этом следствие, тем более, что срок его уже истек. Но следователь не мог этого сделать, так как чувствовал, что Волков что-то скрывает. Он продолжал допрашивать преступника, старался убедить его в бессмысленности скрытия правды, но все было бесполезно.
И ЕЩЕ ОДИН ВОЛК…
— Темников, он же Семен Волков, уголовник-рецидивист, но прозвищу Сенька Волк, сознался в том, что убил Шмелева. Это хорошо. — Головнин положил лист показаний Темникова- Волкова на стол перед Калашниковым и встал. — Но возникает естественный вопрос — почему он это сделал? Его слова о том, что он убил ради ограбления — ерунда. — Головнин улыбнулся. — Кто поверит, что он будет рисковать из-за шестисот рублей, когда у него пятнадцать тысяч дома лежит? Да и потом он что-то слишком быстро признался. А часто быстро признаются для того, чтобы скрыть серьезное преступление.
— Конечно, никто, — согласился Калашников. — Но как же теперь действовать дальше?
— Давайте посмотрим, что мы знаем, — прищурился Головнин. — Во-первых, мы знаем, что Волков со Шмелевым вместе не жили, не работали и прежде не встречались. Следовательно, был какой-то толчок, благодаря которому Волков заинтересовался особой Шмелева. Во-вторых, соседка Шмелева видела его с каким-то неизвестным в кожаном пальто и пыжиковой шапке. Шмелев был явно испуган этой встречей… Возможно, этим и объясняется его подавленное состояние в последние дни. Следовательно, можно логически предполагать, что этот неизвестный и поручил Волкову убить Шмелева… Это вполне возможный вариант. Но что это за неизвестный? Мы знаем о нем очень мало. Иванова ничего не может сказать, кроме того, что он был высокого роста, что у него тонкие черты лица, кожаное пальто, пыжиковая шапка… Это немного, очень немного. И больше мы ничего не знаем… Только по этим признакам нам, пожалуй, его не найти. Волков, видимо, ничего больше не сообщит… А как вы думаете, Владимир Иванович, не стоит ли нам посоветоваться с соседями? Может быть, они нам помогут…
— Верно, Константин Ильич, — поддержал Головнина Калашников. — Наверняка стоит поговорить с ними.
Головнин подошел к телефону и снял трубку.
— Дайте Кондратьева. Привет, Валентин Сергеевич! Головнин говорит. Слушай, у меня есть один вопрос. Не ищете ли вы некоего в кожаном пальто и пыжиковой шапке? Рост? Высокий!.. Ага, сейчас приду, — Головнин положил трубку.
— Точно! — обратился он к Калашникову. — Он очень заинтересовался. Я пошел.
Следователь комитета госбезопасности Кондратьев внимательно изучил материалы следствия, обращая особое внимание на показания Ивановой и Волкова.
— Да, похоже, это наша птичка… Можно вызвать Волкова? — обратился он к Головнину.
— Конечно! — Головнин снял трубку и отдал распоряжение.
— Понимаете, есть у меня один ход. Удастся он — будет здорово. Если это действительно тот, кого мы ищем… Кажется, этот субъект прибыл к нам недели за три до убийства Шмелева. И с тех пор мы его ищем днем и ночью…
Ввели Волкова. Он, как и на всех последних допросах, сел на край стула и опустил голову.
— Ну, что ж, Волков, — начал Головнин, — не надумали? Вы по-прежнему утверждаете, что убили Шмелева только из-за денег?
Волков сидел молча, только заметно побледнел.
— Мне почему-то кажется, — продолжал Головнин, — что вы просто были исполнителем чужой воли, что кто-то вас заставил убить Шмелева, может быть, даже силой…
Волков молчал.
— Подумайте. Признание облегчит вашу участь…
— Послушайте, Волков, — негромко сказал Кондратьев, — вы кто?
Необычность вопроса и присутствие нового человека на допросе заставили Волкова поднять голову.
— Я не думал, что вы могли быть шестеркой[1 - «Шестерка» — слуга (уголовный жаргон)] у изменника Родины…
— Я у контриков не шестерил…
— Как же не шестерил? — Кондратьев взял стул и сел рядом с Волковым. — По указке изменника Родины вы убили Шмелева. Мы же знаем — вы получили деньги за это. Знаем и этого человека. Он высокий, в кожаном пальто и пыжиковой шапке. Все равно он от нас не уйдет. И когда он будет сидеть здесь, он вас покрывать не станет…
Снова наступило молчание.
— Я же не знал, что он — контра… — наконец сказал Волков. — Раз так — пишите. Я вам все расскажу. Познакомился я с ним в пивной на базаре. Выпили вместе, а он потом и говорит: «Вижу, ты парень что надо. Хочешь заработать десять тысяч?» Я, конечно, говорю: «Давай! А что надо делать?» Он и говорит: «Уберешь одного типа и все». Я, недолго думая, и скажи: «Пятнадцать!» Надеялся, он откажется, а он вынимает пачку денег и сует мне: «Держи, здесь пять тысяч, остальные — как сделаешь. Да смотри — чуть что, у меня руки длинные». Ну, я и согласился…
Вечером он показал мне на улице возле пристани этого Шмелева, я с ним познакомился, а остальное вы знаете сами…
— Где вы встретились с ним? Где он сейчас?
— Не знаю. Встречались мы в условленном месте — в закусочной возле кино.
Волков на минуту замолчал, потом снова заговорил:
— Раз он такой гад, я вам все скажу, только вы, гражданин следователь, запишите, что я честно сказал, хотя мог бы и не говорить. Вы бы мне поверили, что я этого не знаю… Получил я, значит, от него на другой день после убийства в закусочной деньги, а он мне говорит: «Забудь обо мне, никому ни слова. А я о тебе буду помнить, еще найду тебя, когда станешь нужен. А теперь сиди, не выходи за мной». И ушел. «Ах, думаю, ты от меня прячешься!» Встал — и за ним. Иду по другой стороне улицы — до самого дома его довел. Видел, как он вошел в подъезд.
— Адрес? — нетерпеливо перебил Волкова Кондратьев.
— Адрес? Адреса я не знаю. Ни названия улицы, ни номера дома не заметил, а так, по памяти, найду…
— Хорошо, сейчас едем.
Через несколько минут они уже мчались в «Победе» по улицам города. Рядом с шофером сидел Кондратьев. Волков сидел сзади, между Головниным и Калашниковым и говорил куда ехать.
— Вот тот зеленый дом, вон крыльцо…
Машина, не замедляя хода, прошла мимо дома и свернула к центру.
Неизвестный раскрыт
Бухгалтер одного из учреждений Лобовой, как всегда, возвращался домой после работы в начале седьмого.
Он открыл калитку за веревочку. Дорожка к двери его квартиры была занесена снегом. Снег шел весь день, и его нетронутый покров говорил о том, что днем никто не подходил к дверям. Лобовой открыл сначала большой висячий замок, потом внутренний, французский, прошел в темные сени Изатем в комнату. Он привычно поднял руку и, ощупью найдя в темноте выключатель, зажег свет. Трое мужчин поднялись ему навстречу с дивана… Резким движением Лобовой распахнул дверь, выскочил в сени, и сразу же ему в грудь уперлось дуло пистолета — в сенях его ждал четвертый…
Самый тщательный обыск в квартире Лобового не дал никаких результатов. Сразу же после его окончания Лобовой был доставлен к Кондратьеву на допрос.
Лобовой знал, что при обыске ничего не найдено, и поэтому держался вызывающе, разыгрывая оскорбленную невинность.
— Садитесь, — Кондратьев указал на стул. — Курите.
— Я протестую против задержания…
— Успокойтесь, сейчас разберемся. Ваше имя, фамилия, отчество?
— Лобовой Михаил Кириллович.
— Где вы были в годы Великой Отечественной войны?
— В партизанском отряде Мурзина, в Смоленской области, командовал взводом.
— Откуда и зачем приехали сюда?
— Из Брянска. Хочу пожить в Сибири.
— Значит, вы партизанили в отряде Мурзина… Так-так. А скажите, вы не знали там некоего Осипова?
— Знал. Этот предатель перебежал к фашистам и потом привел карателей. Отряд тогда потерял больше половины людей…
— У вас хорошая память. А может быть, вы вспомните и Мартынова?
— Конечно, он был у нас начальником разведки.
— В каких отношениях вы были с Мартыновым?
— В самых хороших.
— Друзья, значит. А вы знаете, вам повезло. — В тоне Кондратьева впервые прозвучала ирония. Ее уловил и Лобовой. Он как-то сразу подобрался, напрягся и немного побледнел. — Вам повезло, — спокойно продолжал Кондратьев. — Как раз у нас в одном из районных управлений работает тоже смоленский партизан Мартынов. Я думаю, вам будет приятно встретить старого друга. Он, кстати, сейчас здесь… Сидите, сидите спокойно. — Лобовой пытался встать, он сразу побледнел, как мел.
Кондратьев нажал кнопку звонка. Сразу же отворилась дверь, и вошел немолодой офицер. Он пристально посмотрел на Лобового.
— Ну, что же ты, Мартынов, не узнаешь своего друга? — Кондратьев улыбнулся.
— Узнаю, как не узнать. — Мартынов с ненавистью посмотрел на сидящего у стола человека. — Это Осипов. Он убил нашего командира, Михаила Лобового, переметнулся к гитлеровцам, а потом привел к нам карателей. А теперь еще себя за Лобового выдает…
— Так, встреча состоялась. — Кондратьев встал. — Может быть, бросим, Осипов, ломать комедию, и вы расскажете, кто вас сюда послал и зачем? Это будет самое разумное. Кстати, — обратился Кондратьев к Мартынову, — у вас в отряде был такой Шмелев?
— Был. Его в том бою ранило, и мы его отправили на Большую землю. Потом я его уже не видел.
— Он его убил, подкупив за пятнадцать тысяч уголовника Волкова, — сказал Кондратьев, кивнув на Осипова.
Тот поднял голову.
— Что, неправда? Вы хотите, чтобы он это сказал вам сам? Пожалуйста! — Кондратьев позвонил, и в комнату ввели Волкова. Увидев его, Осипов опустил голову.
— Я вижу, вы мне верите, — сказал Кондратьев. — Давайте не будем терять времени. Нам есть еще о чем поговорить…
— Я не знаю этого человека. — Осипов, хотя и побледнел, но старался взять себя в руки.
— Вот как!? — удивился Кондратьев. — А вы, Волков?
— Он дал мне пятнадцать тысяч, чтобы я убил того грузчика с пристани, Шмелева. Очень он ему мешал почему-то.
— Ну, так как же? Не вспомнили этот эпизод из своей биографии?
— Нет. Я не знаю, о чем говорит этот человек. Это все выдумка.
— Хорошо. — Кондратьев нажал кнопку звонка и сказал вошедшему конвоиру: — Уведите Волкова.
— А скажите, Осипов, вам никогда не приходилось встречаться с неким… — Кондратьев сделал паузу и отчетливо продолжал, внимательно глядя на сидящего перед ним человека, — с неким Геннадием Семененко?
Осипов вздрогнул.
— Я вижу, что вам знакомо это имя. — Кондратьев улыбнулся. — Я даже могу показать вам его фотографию. — Он взял из папки большую фотокарточку и показал ее Осипову. — Что же вы молчите? Не узнаете? А ведь это вы сами! Вы — это и есть Геннадий Семененко, сын кулака, перешедшего на службу к фашистским оккупантам. Нам все известно. Ваше прошлое и настоящее достаточно ясно. А ваше будущее будет зависеть от вас самих…
Осипов-Семененко расширившимися от ужаса глазами смотрел на спокойного, уверенного Кондратьева.
— Хорошо, — он облизнул пересохшие губы, — я все скажу. Я знаю много, я хочу жить. Вы обещаете мне жизнь?..
— Я обещаю вам только справедливость. Говорите все, с самого начала, подробно…
14 ЛЕТ НАЗАД
Геннадию Семененко было двенадцать лет, когда их раскулачили. У отца не стало многочисленных лошадей и коров, отобрали просторный светлый дом, самый большой в селе, не стало и работников, которыми Геннадий так любил командовать. В их доме разместилось правление колхоза «Счастье в труде», их коровы и лошади тоже стали колхозными, а вчерашние батраки стали колхозниками и смотрели на Геннадия уже безо всякого почтения.
Злобу на колхозы, на Советскую власть, лишившую его права жить за счет чужого труда, Геннадий затаил в глубине души. Ему хотелось власти, богатства, красивых и дорогих вещей, а ничего этого у него уже не было.
Сбежав из села, он поступил на курсы бухгалтеров и после их окончания стал работать на швейной фабрике. Так, возможно, он и прожил бы всю свою жизнь, тайно ненавидя Советскую власть и мечтая о богатстве, если бы не Великая Отечественная война.
Когда началась война, Геннадий Семененко воспрянул духом. Гитлеровские войска приближались к городу, жители его срочно эвакуировались, а Семененко составлял списки оставшихся коммунистов. Когда фашисты пришли, Семененко явился в полицию и предложил свои услуги. В ту же ночь около сотни человек по его списку были повешены на уличных фонарях, а он был назначен начальником сыскного отделения тайной полиции. Тут уж он развернулся! По его предложению, штат сыскного отделения был увеличен в три раза, расширено число камер в тюрьмах. Семененко из кожи лез, чтобы угодить своим новым хозяевам, избивал заключенных резиновыми шлангами, топтал ногами, морил голодом, собственноручно расстреливал женщин и детей.
При помощи провокатора он разгромил подпольную комсомольскую организацию, державшую связь с партизанами и местным партийным подпольем. Семененко сам допрашивал комсомольцев, пытал их в течение месяца, загонял иголки под ногти, обливал голых на морозе водой, но ничего не добился Двадцать пять юношей и девушек погибли во время пыток и были расстреляны, но ничего не сказали. За эту операцию Семененко наградили «Железным крестом». Он уже видел себя начальником полиции города, но его неожиданно вызвали в гестапо и поручили новую работу.
Ему выдали документы на имя лейтенанта Осипова и забросили к партизанам Смоленщины под видом пробирающегося из окружения командира Советской Армии.
В партизанском отряде Мурзина Семененко пробыл недолго. Будучи в разведке с командиром взвода Лобовым, он убил его, забрал документы и побежал в гестапо. По тайным тропам он провел к партизанам большой отряд карателей. В ожесточенном бою половина партизан погибла, а Семененко был награжден вторым орденом…
Захлебываясь, брызгая слюной, предатель и изменник подробно рассказывал обо всем. Кондратьев внимательно следил за ним, с трудом подавляя гадливое чувство.
… Когда поражение фашистов стало очевидным, Семененко решил подумать о спасении своей шкуры. Отступать вместе с врагами на территорию Германии он не осмелился. Было ясно, что фашистам не до него. Вместе с другим таким же изменником и предателем Семененко остался на освобожденной от оккупантов территории. Они заранее запаслись фальшивыми документами, большим количеством награбленных драгоценностей и денег. От справедливого возмездия народа им удалось уйти. Под чужими именами они стали жить в разных местах страны.
Однако их всегда преследовал страх возмездия за совершенные преступления. Скоро они стали бояться даже друг друга и, наконец, решились разойтись — спутник Семененко уехал в далекий сибирский город и решил Жить там Постоянно, под видом инвалида-сапожника. Семененко же боялся жить на одном месте и часто переезжал.
Во время этих скитаний он случайно встретил одного из своих бывших «друзей» по тайной полиции. Тот припугнул Семененко, что выдаст его. Семененко струсил и согласился выполнять задания этого «друга», который давно уже был завербован одной иностранной разведкой. Так предатель Родины стал еще и шпионом.
Семененко был послан в далекий сибирский город ждать «своего человека» и вербовать новых людей. Случайно это оказался как раз тот город, где жил старый знакомый Семененко — «инвалид-сапожник». Семененко быстро разыскал его, припугнул так же, как всего несколько недель назад припугнули его самого, и завербовал его в разведку.
Геннадий Семененко не знал, что вскоре после встречи с ним «друг» был арестован, выдал его, подробно описал, и что его, Геннадия Семененко, уже искали. Трудность была лишь в том, что «друг» знал Семененко под его настоящей фамилией и назвал ее. Новых фамилий предателя он не знал.
Прибыв в город, Семененко сразу устроился бухгалтером в небольшое учреждение. Он всегда выбирал такие места работы, где нет отдела кадров, где у бухгалтера маленькая зарплата и поэтому рады любому человеку.
Сначала у Семененко все шло хорошо. Но неожиданно он встретил на улице Шмелева, и все пошло прахом…
Кондратьев внимательно слушал торопливый, сбивчивый рассказ Семененко. Многое было ему уже известно. С того времени, как Волков показал им квартиру Семененко, Кондратьев успел собрать о нем немало материалов. «Инвалид-сапожник» был арестован одновременно и также во всем сознался.
Бледного, дрожащего Семененко уже давно увели, а Кондратьев еще долго не мог отделаться от гадливого чувства, словно он прикасался руками к чему-то омерзительному, вроде большой в отвратительных бородавках, жабы…
ВСЕГДА НА БОЕВОМ ПОСТУ
Глубоко задумавшись, Кондратьев шел по скверу.
— Валентин Сергеевич! — неожиданно услыхал он и оглянулся. Поднявшись с одной из скамеек, навстречу ему шел, широко улыбаясь, Головнин.
Они поздоровались и сели на скамейку. Был жаркий солнечный день. Яркие, пестрые цветы казались ОСОбенно красочными и праздничными под лучами солнца.
— Ну, как жизнь, Валентин Сергеевич? — начал Головнин. — Давно хотел спросить вас, что с этим самым неизвестным в кожаном пальто? Если, конечно, не секрет…
— Теперь уже не секрет. — Кондратьев улыбнулся. — Суд поступил с ним по справедливости — его приговорили к расстрелу. Слишком много душ на его совести… А Волкову, учитывая его чистосердечное признание, дали большой срок… И «сапожнику» — тоже. Видите, куда привел волчий след, по которому вы пошли.
— А этот убитый, Шмелев, с которого все началось, какую он роль играл в этом деле? — спросил Головнин.
— Видите ли, — Кондратьев задумался, — Шмелев встретил на улице изменника Родины и шпиона Семененко-Осипова случайно. Он хорошо знал, что Осипов — изменник. Ему бы сразу прийти к нам и рассказать обо всем. Но он на это не решился, колебался, может быть, даже думал, что лучше не связываться… А за это время Семененко купил Волкова, и тот убил Шмелева. Вот если бы Шмелев не сделал этой ошибки, он был бы и сейчас жив и здоров. И знаете, что интересно. — Кондратьев улыбнулся. — Уже в конце следствия, когда все сознались, этот другой, «сапожник», сказал мне, что, дескать, их разоблачили случайно…
— Ерунда… — Головнин засмеялся.
— Вот я так ему и сказал — ерунда! Во время всего следствия и вам и мне помогали простые советские люди: рабочие на пристани, буфетчица, соседка Шмелевых Иванова и многие другие. Конечно, Иванова случайно увидела встречу Шмелева с Семененко Но она далеко не случайно пришла к нам и сообщила о ней…
— Без помощи народа нам было бы очень трудно работать, — сказал Головнин.
— Было бы невозможно работать, — поправил его Кондратьев.
Их разговор прервал резкий звук сирены — мимо сквера на большой скорости пронеслась синяя милицейская машина.
Они. проводили ее взглядом и одновременно, словно по команде, встали — обеденный перерыв заканчивался, нужно было спешить на работу — на свою трудную, опасную и важную работу по охране мирного труда и спокойного отдыха советских людей.
notes
Примечания
1
«Шестерка» — слуга (уголовный жаргон)
Станислав Мальцев
Станислав МАЛЬЦЕВ
ПО ВОЛЧЬЕМУ СЛЕДУ
_РАССКАЗЫ_О_РАБОТНИКАХ_МИЛИЦИИ_
ПО ВОЛЧЬЕМУ СЛЕДУ
ЗАГАДОЧНЫЙ ТРУП
Светало. Был тот предрассветный час ночного дежурства, когда больше всего хочется спать. Дежурный по городскому отделению милиции лейтенант Бирюков никак не мог удержаться от зевоты.
Он встал, подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу.
За окном просыпался город. С каждой минутой в домах все больше и больше становилось желтых квадратиков освещенных окон, все чаще и чаще по полутемным улицам проходили люди и вот, наконец, слабо донесся гудок расположенного неподалеку завода. Город проснулся и вступил в свой будничный, трудовой день.
Лейтенант Бирюков отошел от окна и взглянул на часы. До конца его дежурства оставалось менее двух часов.
— Сегодня хорошо, — сказал он сам себе, — спокойная ночь, не то что….
Его слова были прерваны резким телефонным звонком.
— Дежурный по городскому отделению милиции лейтенант Бирюков слушает, — привычно отрапортовал он в телефонную трубку и, нахмурившись, стал вслушиваться в торопливые, бессвязные слова говорившего, стараясь уловить самое главное.
— Обнаружен труп? Где? Когда? — задавал он быстрые вопросы и тут же записывал ответы на листке бумаги.
Не отнимая телефонной трубки от уха, Бирюков нажал кнопку звонка и сказал появившемуся в дверях милиционеру:
— Быстро машину, наряд, эксперта, собаку по этому адресу, заедете к Чернавину, возьмете его с собой. В прокуратуру я сообщу сам…
— Сейчас к вам выедут наши люди, — спокойно и четко сказал он невидимому собеседнику, прерывая его бессвязный, взволнованный рассказ. — До их приезда труп не трогайте и никого близко не подпускайте, чтобы не затоптали следов.
Не отнимая телефонной трубки от уха, Бирюков нажал на рычажок аппарата и сказал телефонистке:
— Квартиру Чернавина!
Начальник уголовного розыска областного управления милиции майор Чернавин привык к неожиданным ночным телефонным звонкам. Поэтому Бирюкову не пришлось долго ждать — квартира ответила сразу же.
— Товарищ майор! — официальным тоном начал рапорт Бирюков. — Говорит дежурный по городскому отделению милиции лейтенант Бирюков. Только что звонили с ткацкой фабрики. Сторож фабрики обнаружил в пустом кирпичном сарае труп человека. Я отправил на место происшествия наряд с собакой. По пути они заедут к вам… Так точно, предупредил, чтобы никого не подпускал к трупу… Слушаюсь!
Бирюков положил трубку и стал записывать содержание происшествия в журнале дежурств.
Синяя машина с красной полосой по бокам быстро неслась по еще пустынным улицам города. Майор Чернавин, уже немолодой, всегда спокойный и невозмутимый человек, сидел рядом с шофером и сосредоточенно думал.
Убийство! Это давно уже стало чрезвычайным происшествием в городе…
Сквозь окошечко в задней стенке до Чернавина донеслось повизгивание собаки, негромкий разговор сотрудников и смех веселой, никогда не унывающей Лизочки — медицинского эксперта. Эта девушка недавно приехала из института и сразу завоевала всеобщее уважение, четкой работой.
Скоро конец пути. Вот уже виднеются корпуса ткацкой фабрики. Скрипнув тормозами, машина резко остановилась- На дороге стоял человек с поднятой рукой.
Чернавин открыл дверцу.
— Вы сторож? Где убитый?
Они быстро шли к большому сараю, стоящему невдалеке от дороги.
Сторож торопливо рассказывал:
— Как всегда, обхожу я территорию фабрики вдоль забора, все тихо, спокойно. А недалеко от ограды и стоит этот кирпичный сарай. В нем кирпичи одно время хранились, а сейчас он пустой… И вот, думаю я, дай-кось зайду туда, посмотрю, что и как, неровен час, кто там есть, все же возле самой фабрики… Зашел, фонариком посветил — все тихо, пусто. Хотел уже уходить, а потом решил зайти поглубже, где полки для кирпича, посмотреть, что там. Подошел, посветил и… батюшки- светы, гляжу, в углу человек лежит. Я сперва думал — спит. Окликнул его раз, два, толкнул в бок, а он и не шевелится. Тогда только я и понял, откуда это дух нехороший в. сарае. Человек-то уже давно помер… Ну, я сразу и побежал вам звонить…
Убитый лежал на полу. В свете трех электрических фонариков можно было хорошо разглядеть этого уже немолодого, лет под сорок, человека, в грязной коричневой телогрейке. На груди и на спине телогрейка была вспорота многочисленными ударами ножа, и грязно-серая вата белела в прорехах.
Осмотр убитого и сарая был закончен. И труп, и место убийства были тщательно сфотографированы. И вот все приехавшие собрались у ворот сарая на свету, чтобы обменяться мнениями.
— Убийство совершено не менее десяти дней назад, — сказала Лизочка. — Сначала его ударили чем-то тяжелым, скорее всего кирпичом, по затылку, затем нанесли двенадцать ножевых ран в грудь и спину. По-моему, убийца неопытный, иначе откуда столько ран. Особых примет на теле не обнаружено.
— Да, убийца был неопытный, это верно, — согласился с Лизочкой представитель горпрокуратуры. — Но, кроме того, он, очевидно, находился в близких отношениях с убитым. Ведь с незнакомым человеком в сарай не пойдешь… У убитого ничего в карманах не обнаружено. На мой взгляд, это говорит о том, что после убийства карманы были тщательно очищены. Причем убийца не торопился — карманы гимнастерки вновь аккуратно застегнуты. По внешнему виду убитый — человек физического труда. На руках у него мозоли. Следов борьбы на теле и одежде убитого не обнаружено. Ничего не найдено пока и на месте убийства…
Чернавин слушал и все сильнее хмурился. Начало поисков явно не нравилось ему — нет никаких следов. Будет нелегко найти убийцу.
— Ну, хорошо, — немного помолчав, сказал он, — продолжайте осмотр. Не может быть, чтобы не осталось никаких следов. Ищите. Мы с врачом сейчас уедем. Может быть, вскрытие трупа даст что-нибудь новое…
Чернавин ждал звонка все утро до тех пор, пока сотрудники уголовного розыска не вернулись и не доложили, что, несмотря на самые тщательные поиски, в сарае ничего найдено не было.
— Да, — задумчиво сказал Чернавин, — много времени прошло… Ну, что ж. — Он встал. — Меня как раз сейчас вызывает к себе по этому вопросу начальник управления…
В светлом, просторном кабинете начальника областного управления милиции было тихо. Начальник управления, еще не очень пожилой, но уже совсем седой человек, сидел за большим столом на просторном жестком стуле и задумчиво рисовал на листке бумаги красным карандашом маленькие кружочки, нанизывая их в бесконечные ожерелья.
Чернавин сидел перед столом в мягком кожаном кресле и не спеша рассказывал:
— …Итак, можно представить себе такую картину. Убитый и какой-то знакомый ему человек идут мимо сарая по дороге к домам ткацкой фабрики. Возле сарая его оглушают ударом кирпича, затаскивают туда и убивают ножом. Экспертиза показала, что незадолго до смерти убитый ел пельмени с уксусом и пил водку…
— Значит, вы полагаете, — начальник управления поднял голову, — что убийца был знаком с убитым?
— Да, это очевидно.
— Но в таком случае какова цель убийства? Ссора? — Исключено. Были бы следы борьбы. Грабеж? — Едва ли, очень сомнительно. Документы? — Возможно. Месть? — Возможно, ведь на теле было много ран… Кому, по вашему мнению, следует поручить следствие?
Чернавин на минуту задумался, потом ответил:
— Мне кажется, лучше всего поручить его капитану Головнину. Он опытный, старый работник. Ему это, видимо, сложное дело будет по плечу.
— Хорошо! — Начальник управления откинулся на спинку стула. — Кандидатура подходящая. И еще вот что: чтобы скорее найти преступника, я думаю, есть смысл в группу Головнина включить Калашникова. Парень он молодой, способный, энергичный… — Начальник управления улыбнулся:-Горячий только… Ну, да это ничего! Пусть попробует свои силы в сложном деле. Если что-нибудь не так сделает, Головнин его поправит. Пусть парень поучится… Самостоятельная работа — лучшая школа. Из него со временем может получиться хороший следователь.
— Да, Калашников — способный работник, — кивнул Чернавин.
— Ну, значит, договорились. Прошу вас держать меня в курсе следствия.
— Слушаюсь.
— Можете идти.
Чернавин повернулся и вышел. Закрывая дверь, он на мгновение еще раз увидел за столом человека, сосредоточенно думающего о чем-то…
ПОИСКИ…
Следователь областного управления милиции Владимир Иванович Калашников окончил юридический институт всего год назад. Совсем еще недавно его звали просто Вовкой, он сдавал экзамены и зачеты, а теперь он следователь, лейтенант милиции, на плечах у него — серебряные погоны, на поясе — тяжелый пистолет в новенькой коричневой кобуре.
Как и многие молодые следователи, он считал себя почти Шерлоком Холмсом, мечтал, что ему, наконец, поручат какое-нибудь невероятно сложное и запутанное дело и он проведет следствие так, что все ахнут.
Но мечты оставались мечтами, а ему пока поручали все мелкие, неинтересные дела.
И вот наконец-то его включили в группу по расследованию сложного дела, да еще под руководством такого опытного работника, как Головнин.
Калашников внимательно изучал список — шесть фамилий людей, об исчезновении которых было заявлено в органы милиции за последний месяц.
Головнин дал ему этот список и просил проверить, нет ли убитого среди них. Калашников уже вызвал машину и сейчас собирался ехать по домам ко всем заявителям, показать им фотокарточку убитого, свозить их в морг. Он был уверен, что труп опознают, и он сегодня же сообщит Головнину фамилию убитого, его адрес и место работы. А ведь это очень много! Немало интересного наверняка расскажут об убитом его родные, соседи, сослуживцы…
Но надежды следователя не оправдались. Все оказалось гораздо сложнее, чем он себе представлял.
Был уже вечер, когда Калашников, усталый и голодный, вернулся из поездки. Начало было неудачным. Убитого никто не опознал, хотя следователь возил родственников всех пропавших в морг, показывая им убитого и его одежду.
Калашников был мрачен. Что же делать дальше? С чего начать? Следователь погрузился в раздумия. «Незадолго до смерти убитый ел пельмени, — рассуждал он. — В нашем городе они есть далеко не в каждой столовой. Можно будет попробовать опросить персонал этих столовых — вдруг узнают убитого в лицо. Может, он бывал у них часто. За это можно зацепиться».
Калашников встал и пошел докладывать о своем плане Головнину.
На следующее утро Калашников позвонил директору городского треста столовых и попросил подготовить сведения о том, в каких предприятиях общественного питания полмесяца назад были в ассортименте пельмени с уксусом. Такая справка была готова через полчаса. Как только Калашников взял ее в руки, сердце его радостно забилось — первой в — списке была столовая, расположенная возле ткацкой фабрики, затем шел ресторан и еще две другие столовые. Он поехал сразу же в столовую возле фабрики.
Прежде чем войти в столовую, он внимательно осмотрел помещение с внешней стороны, затем зашел внутрь и спросил, где кабинет заведующего.
Заведующая столовой, немолодая полная женщина, была заметно взволнована посещением сотрудника милиции.
— Мне нужно поговорить с вашими официантками по очереди, по несколько минут, — сказал Калашников. — Пошлите их мне по одной.
Заведующая вышла, и скоро в кабинет вошла первая официантка — молоденькая черноволосая девушка.
— Вы давно работаете здесь? — спросил ее Калашников, когда та робко присела на кончик стула.
— Почти год.
— Я вам покажу фотографию человека. Постарайтесь вспомнить, не видели ли вы его дней десять — пятнадцать назад. А если видели, то когда, где и с кем.
Официантка внимательно и долго разглядывала фотографию убитого и уверенно ответила:
— Этого человека я никогда не видела.
Остальные семь официанток также не узнали человека на фотографии. Неудача постигла Калашникова и в других столовых. Из последней он вышел совсем расстроенный, забрел в небольшой скверик и сел на скамейку.
Из задранного клюва гипсового аиста высоко вверх била струя прозрачной воды. Она рассыпалась в вышине на тысячи мельчайших брызг, и ветерок доносил их до Калашникова. Резким, приторным запахом пахла резеда. «В таком скверике хорошо отдыхать, когда за плечами нет никаких забот», — подумал Калашников.
Настроение у него было неважное. Первые же неудачи обескуражили. Он сейчас не знал, что ему делать дальше, как установить личность человека, найденного мертвым в сарае возле ткацкой фабрики.
«Ехать сейчас к Головнину с докладом? — невесело думал Калашников А что я ему скажу? Нет, надо попробовать что-то еще».
«А если такси? — вдруг мелькнула у него мысль. — Ведь этот сарай — на окраине города, автобус туда не ходит… Они могли приехать на такси…»
Калашников встал и быстро направился в таксомоторный парк. Но следователю не повезло и здесь. Опрос шоферов ничего не дал. Несколько человек, правда, сказали, что ездили к ткацкой фабрике, но это было днем, и их пассажиры сразу же заходили в контору предприятия.
Опять неудача! Калашников тяжело вздохнул и уже собрался было уходить, но на всякий случай спросил:
— А нет у вас таких, кто бы в тот период работал, а сейчас уволился?
— Есть один шофер — Павел Буслаев. Он ушел работать в другой гараж. С ним вы можете поговорить. — Начальник таксомоторного парка, вызвав гараж, попросил к телефону Буслаева и передал трубку Калашникову.
— Товарищ Буслаев? Вы никуда пока не уезжаете? Вот и хорошо, я сейчас к вам подъеду, ждите меня. — Калашников встал.
— Давайте, мы вас мигом подбросим. — Начальник конторы вышел вместе со следователем на улицу и усадил его в такси.
Калашников нисколько не надеялся, что Буслаев скажет что-нибудь новое, и поехал к нему больше для очистки совести. Тем более сильными были его удивление и радость, когда Буслаев сразу же вспомнил, что две недели назад, вечером, он возил двоих к ткацкой фабрике.
— Понимаете, товарищ лейтенант, почему я их запомнил- пассажиры уж больно необычные. Вышли посреди дороги, до фабрики не доехали. Вблизи и домов-то никаких нет, до жилья тоже неблизко. На машине мигом бы домчал, а они пошли пешком, через поле…
— Где вы их посадили?
— В центре. Я ехал на стоянку, они подняли руку и заняли машину.
— Споров между ними, куда ехать, не было?
— Нет. Говорил со мной один. Второй сидел сзади и все время молчал.
Но на фотографии Буслаев своего пассажира не признал:
— Нет, вроде не он со мной разговаривал, я бы его узнал… Второй — может быть, я его не запомнил…
Из гаража Калашников сразу же бросился в дома ткацкой фабрики. «Возможно, — рассуждал он, — убитый с кем-то шел к знакомым в гости, в эти дома, а по пути они поссорились. В таком случае не исключена возможность, что в домах найдутся люди, которые опознают убитого».
Но, хотя следователь пробыл в домах до позднего вечера, никто из жильцов не узнал человека на фотографии…
Вечером Калашников докладывал об итогах дня Головнину..
Небольшой, уютный кабинет Головнина хорошо говорил о вкусах своего хозяина — ничего лишнего, строгий порядок на столе, книжный шкаф, массивный сейф, простые стулья…
Головнин, невысокий, плотный, уже немолодой человек, с большой наголо обритой головой, внимательно слушал рассказ Калашникова.
— Ну, что же, не так плохо. Вы сделали немало. Но главное мы с вами не узнали — кто же убитый? Пока мы не будем знать о нем все — мы бессильны.
— Конечно. — Калашников тяжело вздохнул. — Я это, Константин Ильич, прекрасно понимаю. Но с какого бока взяться?
— Да, задача не из легких. — Головнин встал. — Но нет неразрешимых загадок. Давайте рассуждать. — Головнин сел рядом с Калашниковым. — Мы знаем, что убитый работал. Об этом убедительно говорит одежда и весь его внешний облик. Он явно человек физического труда. Это раз. Второе. Поскольку он не явился на работу, на предприятии, где он числился, должен быть соответствующий приказ.
— Ясно! — обрадованно подхватил Калашников. — Нужно узнать, кто уволен в городе после убийства, и проверить каждого.
— Правильно! — улыбнулся Головнин.
— Значит, завтра… — начал Калашников.
— Да, завтра начинайте поиски и подключите к ним еще- несколько человек, чтоб быстрее было. А я попытаюсь испробовать другой путь. Есть у меня еще одна мысль…
…И НАХОДКИ
И со следующего утра несколько человек во главе с Калашниковым целиком отдались этой работе. Они ездили по заводам, артелям, складам, базам, магазинам и везде расспрашивали о людях, которые приблизительно полмесяца назад уволились или же просто не вышли на работу.
Чаще всего таких не оказывалось. Но иногда им давали фамилии и адреса подобных людей, и они, со вспыхнувшей надеждой, мчались по этим адресам и находили «пропавшего» либо дома, либо на другой работе, или же узнавали, что он в полном здравии выехал за пределы области.
За неделю однообразного, утомительного труда было проверено менее половины предприятий города.
Однажды Калашникову в одном из маленьких магазинов возле пристани сообщили, что грузчик Иван Семенович Шмелев полмесяца назад не вышел на работу. Заведующий магазином, узнав у домашних, что он неожиданно уехал к матери в Новосибирск, уволил его заочно. Калашников тяжело вздохнул — опять нужно ехать на квартиру и. опять будут говорить, что «муж пишет, но редко и обещает скоро вернуться».
В то время в магазине был лишь один новый продавец, не видевший Шмелева, и фотографию убитого показать было некому. Ждать же, пока заведующий вернется с базы, Калашникову не хотелось. И он отправился на квартиру уволенного грузчика — благо, она была через два квартала.
На квартире Шмелева Калашников застал его жену Анну Петровну и сына Павла, уже взрослого, высокого двадцатилетнего парня.
Опытным глазом следователя он сразу заметил, что его приход очень напугал и встревожил их. Это сразу же насторожило Калашникова. Из беседы с ними он узнал, что Шмелев часто пил, был женат второй раз. Сын Павел ему не родной, а от первого брака жены. В доме часто бывали скандалы. Сам Шмелев неоднократно грозился бросить все и уехать в Новосибирск, к матери. И когда однажды, в день получки, он не вернулся домой, жена и пасынок решили, что он выполнил свою угрозу.
— У вас есть его фотография? — дрожащим от волнения голосом спросил Калашников.
— Есть, только не очень свежая. Восемь лет назад снимались.
Анна Петровна достала из комода фотографию, где они были сняты вдвоем с мужем.
Калашников вздрогнул — на фотографии несомненно был убитый.
Стараясь ничем не выдать охватившего его волнения, следователь спокойным голосом спросил, где работают жена и сын, узнал адрес матери Шмелева в Новосибирске и, попрощавшись, вышел.
По какому-то инстинктивному чутью он решил пока не говорить им об убийстве. Он был почти уверен, что они причастны к нему, — в этом убедило его их поведение. Калашников хотел неожиданно доставить их в морг и посмотреть, как они будут вести себя при виде трупа.
Когда он вышел на улицу, все в нем ликовало. Молодой следователь чувствовал, что найдена ниточка, за которую можно распутать весь клубок.
В домоуправлении Калашникову подтвердили, что действительно жили Шмелевы недружно, что у них часто были скандалы, особенно между отцом и пасынком. Следователю также сообщили, что пасынок Шмелева Павел полгода назад вышел из тюрьмы, где просидел два года за хулиганство.
В управление Калашников летел как на крыльях. Он сразу же прошел к Головнину и рассказал ему о Шмелевых.
— Очень хорошо! Молодец! Есть первый ощутимый результат — мы узнали, кто убитый. Но нужно проверить. — Головнин снял телефонную трубку и вызвал междугороднюю станцию:- Алло! Срочно соедините меня с Новосибирским управлением милиция, с дежурным… — Он назвал номер своего телефона.
— Константин Ильич! Я уверен, что в убийстве Шмелева замешаны его пасынок и жена. Мне показалось очень подозрительным их поведение… — взволнованно продолжал Калашников.
— Скоропалительные выводы всегда не верны. — Головнин нахмурился. — Какая же необходимость была им его убивать? Проверить это, конечно, нужно, но…
Резкий телефонный звонок прервал его. Разговор с Новосибирском был коротким. Головнин попросил немедленно выяснить. проживает ли у гражданки Шмелевой по такому-то адресу ее сын Иван, приехавший из Энска.
— Видите ли, Константин Ильич, — продолжил разговор Калашников, когда Головнин положил телефонную трубку. — Жили они плохо, часто ссорились. Мне кажется, они могли его убить, чтобы избавиться…
— Вот что, Владимир Иванович, — перебил его Головнин, — давайте договоримся: никаких «кажется»! Только бесспорные, хорошо проверенные факты. Это «кажется» может стоить нам очень дорого. Нужно всегда помнить, что вам доверена величайшая ценность — люди. Я, например, стараюсь к любому человеку подходить с предположением, что это честный советский гражданин, а не преступник…
Снова зазвонил телефон. Головнин молча прослушал короткое сообщение из Новосибирска. Калашников нетерпеливо ждал, стараясь по выражению лица Головнина догадаться об ответе.
— Спасибо! — наконец сказал Головнин и положил трубку.
— Ну, что? — не выдержал Калашников.
— Все правильно. Сын к Шмелевой не приезжал. Прошу вас тщательно, даже скрупулезно, проверить возникшую у вас версию о виновности пасынка и жены Шмелева. Но только с учетом нашего сегодняшнего разговора. Ясно?
— Так точно! Разрешите идти?
— Идите. Желаю успеха.
ЛОЖНЫЙ ХОД
Когда Шмелевых привезли в морг, они сразу же признали в убитом Ивана Семеновича Шмелева, своего мужа и отчима.
Калашников внимательно наблюдал за ними, и ему не могло не броситься в глаза, что Павел не проронил ни слезинки, не сказал ни слова, только побледнел. Жена же Шмелева также особенного отчаяния ничем не выразила.
После морга все поехали в милицию, и там Калашников по очереди расспросил Анну Петровну и Павла о их жизни, о ссорах, о привычках и знакомствах Шмелева,
Отпустив Шмелевых, следователь стал сличать показания. Они сходились в основных пунктах: Шмелев часто выпивал, скандалил дома, не любил пасынка за то, что тот ему не «давал спуску».
Одежда на Шмелеве была цела, ничего не взято. Но пропали, кроме денег и документов, еще наручные часы «Победа», первых выпусков, с красной цифрой «12» на циферблате, неоднократно уже побывавшие в ремонте.
Ничего интересного не удалось узнать и о знакомствах Шмелева — это были случайные встречи за рюмкой водки. Постоянной дружбы у Шмелева ни с кем не было.
Калашников был уже совершенно убежден, что Шмелева убил пасынок, чтобы избавиться от него. Но, помня наказ Головнина, следователь стал тщательно собирать доказательства.
Утром следующего дня Калашников, вооружившись фотографиями Шмелева, Павла и Анны Петровны, отправился в магазин, где работал убитый. Однако работники магазина ничего существенного про Шмелева не рассказали.
Ничего не дал и вторичный разговор с официантками столовых. Официантки, несмотря на точное указание числа и четкие фотографии, не припомнили ни Шмелева, ни Павла, ни его матери среди своих посетителей.
Вечером Калашников решил еще раз сходить на квартиру к Шмелевым, чтобы снова побеседовать с Павлом. Но там его ждала неожиданная новость — Анна Петровна почувствовала себя плохо, и ее увезли в больницу.
От Шмелевых Калашников сразу же направился в больницу проверить, действительно ли и в какой степени больна Анна Петровна. Он подозревал, что она просто укрылась в больнице от следствия.
Главный врач больницы подтвердил, что Шмелева действительно больна. Однако и это не ослабило подозрений Калашникова. «Болела-то она давно, а в больницу слегла только сейчас, — рассуждал он. — Нет, здесь что-то нечисто».
Узнав, что Павел ходит к матери каждый день и что они обмениваются записками, следователь получил разрешение на контроль корреспонденции и договорился с главврачом, что тот позвонит в милицию, как только Павел передаст матери записку.
Ждать пришлось недолго. Утром следующего дня Калашникову сообщили по телефону, что к больной Шмелевой пришел сын и принес передачу и записку.
— Я сейчас выезжаю, — коротко сказал Калашников и повесил трубку. Через пять минут он уже был в кабинете главврача и быстро пробежал письмо.
«Мама! Из милиции у нас больше никто не был, хотя мы предполагали, что утром придут. Ты лежи, не беспокойся, все будет хорошо. В больнице они допрашивать тебя не станут…»
Калашников нахмурился: разве невиновный человек написал бы так!
Он быстро сфотографировал письмо и отдал его главврачу.
— Передайте письмо Шмелевой, — сказал он. — Ответ пускай принесут ко мне.
Вскоре следователю доставили ответ Шмелевой.
«Пашенька! — прочел Калашников. — Подробно сообщай мне обо всем, что делается дома, приходили ли из милиции, что говорили и что делали. Я очень волнуюсь…»
«Обыск! Немедленно обыск! — решил следователь, спускаясь по больничной лестнице. — Сейчас же иду за разрешением».
***
…Калашников устало опустился на стул. Обыск в квартире Шмелевых длился уже три часа — и безрезультатно. Бледный, испуганный Павел сидел неподвижно на стуле у стены.
Поняв, что обыск оказался неудачным, следователь распорядился его прекратить.
— …Я все-таки уверен, что они виновны! — закончил Калашников доклад об обыске. — Просто успели замести следы.
— А я не уверен в этом. — Головнин покачал головой. — Боюсь, что разрабатываемая вами версия бесплодна. Не вижу пока никаких оснований считать Шмелевых преступниками. Никаких фактов нет. Впрочем, вы не унывайте, не у вас одного так бывает. У меня вот тоже неудача. — Головнин вздохнул. — Все мои попытки найти следы документов Шмелева и его часов потерпели крах. Видимо, нужно выдвигать и разрабатывать новые версии. Да, вот еще что! Завтра поезжайте на завод, где работает Павел Шмелев. Я разговаривал с ним, парень он, в общем, неплохой. Только вот внушил себе, что будто бы клеймо на нем, раз он в тюрьме сидел. Оттого-то он с вами так и держался, боялся вас. Так вот сходите в партком, в завком, пусть помогут ему, поддержат…
Калашников молча кивнул.
— По-моему, верно предположение, — продолжал Головнин, — что убийца — человек близкий или, по крайней мере, знакомый убитому, так как с незнакомым Шмелев вечером на край города не пошел бы. Но это необязательно должен быть родственник. Поэтому прошу вас тщательно выяснить, кто был знаком со Шмелевым, были ли у него друзья…
— Я уже разговаривал на месте его работы — там никто со Шмелевым не дружил и не видел его в чьем-либо обществе.
— А домашние?
— Родственники тоже не смогли назвать близких ему людей. По-моему, таких и не было…
— Не может быть. — Головнин встал, — А хорошо ли вы проверяли в домах ткацкой фабрики? Нет ли там знакомых Шмелева или вообще каких-либо подозрительных лиц?
Калашников нахмурился.
— Да, пожалуй, — сказал он после длительной паузы, — мы плохо искали там… Если Шмелев ночью шел туда, значит, у «его там должны быть знакомые.
— Ну, так вот, — заключил Головнин, — давайте и займемся пока этим.
Но самое тщательное изучение жителей домов ткацкой фабрики не дало результатов. Нам не удалось обнаружить ничего подозрительного.
НИТОЧКА НАЙДЕНА
Однажды вечером Головнин возвращался домой. Под ногами приятно поскрипывал первый снег, выпавший в этот день..
Головнин шел медленно, наслаждаясь свежим, чистым воздухом. Ярко горели рекламы магазинов, шумела уличная толпа, но он не замечал этого. Он думал только об одном — как же найти кончик нитки, уцепившись за которую можно было бы- распутать весь клубок.
«Подожди, подожди, — неожиданно подумал следователь. — В магазине, где работал Шмелев, его знали мало… А где он работал до этого?»
Головнин круто повернул назад и быстро пошел по направлению к магазину. Ему повезло — магазин еще работал, и он застал там заведующего. Тот сразу же сказал ему самое главное — Шмелев в магазине работал всего три месяца, а до этого более четырех лет был грузчиком на пристани.
«Ну, вот мы и нашли кончик ниточки, за которую, может быть, удастся распутать весь клубок, — радостно подумал Головнин, выйдя из магазина. — Завтра же нужно заняться пристанью. Если человек работает в коллективе четыре года, то у него не может не быть знакомых и товарищей».
***
Уже почти две недели ведется следствие по делу Шмелева, а ощутимых результатов пока нет. Отпала первая, самая простая и заманчиво легкая версия, на которой потерпел неудачу Калашников, о том, что Шмелева убил его пасынок. Следующая, возникшая было версия о том, что Шмелев пришел в гости к кому-то из жителей домов ткацкой фабрики и был там убит в ссоре с целью ограбления, тоже отпала после тщательного расследования.
Сейчас Головнин возлагал свои надежды на версию — Шмелев мог быть убит кем-то из своих прежних товарищей по работе.
Калашников с помощью других работников милиции собирал тщательные сведения о каждом из знакомых Шмелева по работе на пристани.
Головнин вызывал к себе их всех, подолгу беседовал с каждым и все больше убеждался, что все они — честные люди, не имеющие к убийству никакого отношения. За долгие годы следственной работы он по внешнему виду допрашиваемого, по его поведению почти безошибочно научился определять, кто сидит перед ним — преступник или честный человек.
И вот сейчас, когда все восемь более или менее близких в прошлом знакомых Шмелева были допрошены и ни против одного из них у следователя не возникло подозрений, он оказался в трудном положении — новая версия тоже ничего не дала.
А время шло.
Головнин мучительно думал, что делать дальше, мысленно перебирал всю проделанную работу, выискивал ошибки и не находил их.
И вот однажды поздно вечером, когда он думал об ускользнувшей из его рук ниточке, ему вдруг вспомнились слова Дзержинского о том, что работа чекистов немыслима без помощи народа, без связи с широкими массами трудящихся. И сразу же у Головнина возникло решение: с утра пойти на пристань и в простой, привычной обстановке, а не в казенном кабинете, поговорить с рабочими.
Утром следователь поехал на пристань. И, действительно, его предположения оправдались: люди оказались там гораздо более разговорчивыми.
Головнин узнал много нового о привычках, характере и образе жизни Шмелева. Он с интересом отметил про себя, что в последние дни перед исчезновением Шмелев был каким-то необычно раздражительным, угнетенным, взволнованным.
А когда, уже в конце беседы, пожилой грузчик между прочим сказал, что однажды, незадолго до смерти Шмелева, видел его в закусочной с каким-то незнакомым человеком, следователь насторожился. К сожалению, этого человека грузчик совершенно не знал.
Головнин решил проверить и это знакомство Шмелева, во что бы то ни стало установить личность человека, с которым Шмелев был в закусочной перед смертью.
Для ускорения дела следователь сам решил пойти в пристанскую закусочную и на месте поговорить с ее работниками, а не вызывать их к себе.
НЕОБЫЧНЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Вечером Головнин, одевшись в штатский костюм, направился в закусочную. Заказав кружку пива и порцию сосисок, он сел в углу и незаметно, но внимательно приглядывался к окружающим, тщательно вслушиваясь в их разговор. Так он просидел час, но ничего интересного не услышал. Тогда он зашел с заднего хода к заведующему.
После короткой беседы следователь показал ему фотокарточку Шмелева, и тот сразу же узнал его.
— Это наш постоянный посетитель, мы его хорошо знаем, — сказал заведующий. Затем он вызвал буфетчицу, и они вдвоем стали рассказывать Головнину о Шмелеве. По их словам, человек он был тихий, никогда не буянил, пил немного и всегда аккуратно платил. Через небольшое окошечко в фанерной стенке они показали следователю знакомых Шмелева и назвали их фамилии и места работы. В основном это были те же люди, с которыми Головнин уже разговаривал. Новых было только двое.
— Да, и еще один был у Шмелева знакомый, — в заключение сказала буфетчица. — Только его сейчас нет. Он бывает у нас редко и сидит недолго. Лишь однажды они дня три провели тут со Шмелевым с пяти часов до самого закрытия…
— Кто он?
— Вот уж не знаю. Только не с пристани, так как знакомых у него среди пристанских не было.
— Когда он был в последний раз со Шмелевым вместе, вы не помните?
— Нет ничего легче. Шмелев как раз был здесь последний раз в день получки, я хорошо помню…
— Число?
— Сейчас, сейчас. — Буфетчица нахмурилась, вспоминая. — Это было девятнадцатого октября.
Головнин был возбужден. Он чувствовал, что, наконец-то, идет по верному следу. Сдерживая волнение, он спросил:
— Расскажите подробнее, как проводили время Шмелев с этим человеком?
— Приблизительно три вечера Шмелев и тот человек сидели вместе до закрытия. Причем, платил все время не Шмелев, а тот. Заказывал он щедро, помногу. Мне даже показалось, что он спаивает Шмелева.
— Сейчас этот человек бывает у вас?
— Бывает, но редко.
— Узнаете, если увидите его еще раз?
— Конечно.
— Телефон у вас есть здесь?
— Здесь нет, а рядом, в магазине, есть.
— Так вот, как только вы его увидите, сразу же звоните по этому номеру. — Головнин записал номер телефона дежурного уголовного розыска. — Скажите, что по поручению Головнина и что «этот человек» здесь. И до тех пор, пока к вам не придут наши люди и вы им его не покажете, — не выпускайте его, держите любыми способами. Понятно?
— Понятно, — буфетчица, хотя и побледнела, но ответила решительно.
— Ну, хорошо, я надеюсь на вас.
Головнин двинулся было к двери, но остановился и спросил:
— Пельмени у вас бывают?
— Редко, трудно делать, знаете ли…
— Девятнадцатого октября они были?
Буфетчица недоуменно посмотрела на следователя, потом молча достала какую-то книгу и несколько минут просматривала записи.
— Да, девятнадцатого пельмени у нас были.
— Хорошо. Спасибо. До свидания.
Головнин вышел. Хотя внешне он был спокоен, все в нем ликовало. Наконец-то он прочно держал нить от клубочка в своих руках!
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Был обычный осенний день — уже не тепло, но еще и не холодно. Небо было покрыто плотной пеленой свинцовых туч, низко нависших над городом. Слегка моросил мелкий противный дождь.
Сеанс закончился, и из дверей кинотеатра «Аврора» на улицу валом повалил народ. Высокий, представительный мужчина в коричневом кожаном пальто-реглане и пушистой пыжиковой шапке уверенно прокладывал себе путь в толпе, отстраняя одних легким движением руки, плавно обходя других.
Вот он быстро и ловко обошел вставшую прямо на его пути солидную женщину и… столкнулся лицом к лицу с пожилым человеком в рабочей телогрейке.
Они взглянули друг другу в лицо и замерли, побледнев.
— Ты? Откуда?
— Разве ты здесь? — Эти вопросы вырвались у них одновременно. В следующий миг человек в кожаном пальто, быстро оглянувшись вокруг, взял другого под руку и, свернув за угол, настойчиво, хотя и осторожно, повел его подальше от кинотеатра.
Человек в телогрейке не сопротивлялся. Два квартала они прошли молча.
— Ну, вот что, Иван, — первым заговорил человек в кожаном пальто. — Давай так уговоримся. Ни ты меня не видел, ни я тебя. Ясно? Смотри у меня, а то плохо будет. Если проболтаешься — сам пожалеешь, будешь молчать — все будет хорошо. На тебе! — Он быстрым движением сунул Ивану в карман телогрейки несколько сторублевых бумажек.
Они остановились. Улица была пустынна. Человек в телогрейке был явно растерян — он беспомощно шевелил побледневшими губами, пытаясь что-то сказать.
Человек в кожаном пальто пристально смотрел на него, чуть прищурив глаза.
— Откуда… ты… взялся? — с трудом спросил наконец человек в телогрейке.
— Это не твое дело. Твое дело — молчать. Иначе запутаю тебя в такую историю, что света не взвидишь.
Человек в кожаном пальто взглянул на часы.
— Ну, я пошел. Помни же! — Он круто повернулся и, не попрощавшись, исчез за углом.
Только тогда его собеседник оглянулся. Он бросился за ним. добежал до угла и… увидел пустую улицу. Человек в кожане словно провалился сквозь землю.
— Ах, гад, ах, подлец! — Человек в телогрейке выхватил деньги из кармана и с наслаждением стал комкать их своими сильными, рабочими руками.
Смяв деньги, он бросил их под ноги, в грязь, и, не жалея начищенных- сапог, топтал бумажный комок до тех пор, пока его совсем не стало видно.
После этого он медленно пошел по направлению к реке. Он ничего не видел, ничего не замечал. Любой встречный понял бы, что этот человек поглощен решением какого-то сложного и тяжелого вопроса.
А человек в кожане, свернув за угол, зашел в первый же попавшийся подъезд и, привалившись обессиленно к стенке, большим платком стал вытирать мокрый лоб.
— Ах, какая глупость! Какой черт занес этого дурака сюда! — тихо шептал он. — Что делать? Будет ли он молчать? И сколько?
Чуть успокоившись, он вышел на улицу и пошел по направлению к вокзалу. Через пятнадцать минут он дошел до небольшой фанерной будки кустаря-сапожника. Зайдя туда, он сел у двери так, чтобы видна была вся улица, и, сняв ботинок с ноги и отдав его сапожнику, чуть слышно сказал:
— Я только что встретил человека, который меня хорошо знает. Мне нужно немедленно уехать отсюда.
Сапожник, не поднимая головы от ботинка, к которому он приколачивал набойку, тихо ответил:
— Нет. Это невозможно. Раз уж прислали — сидите и не рыпайтесь. Кого вас черт угораздил встретить? Расскажите подробнее!
— Партизана из нашего отряда. Он знает все. Я дал ему денег, пригрозил
— Ну и что? Он взял?
— Взял. Молчать он будет, но сколько?
— Уберите его!
— Как?
— Как! Как! Вы что, грудной младенец? Конечно, не сами, найдите кого-нибудь, заплатите… Этому еще вас учить… Да побыстрее!
Этот разговор состоялся недели за три до того дня, когда в кирпичном сарае был обнаружен труп Шмелева. И этого разговора никто не слышал. Но встреча двух людей — одного в телогрейке, другого — в кожаном пальто — не прошла незамеченной.
НА СЦЕНЕ ОПЯТЬ ПОЯВЛЯЕТСЯ НЕИЗВЕСТНЫЙ В КОЖАНОМ ПАЛЬТО
Вот уже больше недели Головнин с нетерпением ждет звонка из закусочной. Несколько раз он был дома у буфетчицы — в закусочную ходить опасался, чтобы не привлечь внимания. Однако буфетчица только пожимала плечами и говорила: «Ждите! Когда-нибудь он придет, и тогда уж я его не отпущу ни за что!»
Но легко сказать: ждите! — и как трудно ждать, когда знаешь, что на свободе, может быть, рядом с тобой, безнаказанно ходит убийца, ходит и смеется над твоей беспомощностью.
Каждый день Головнин с нетерпением спешит на работу, ожидая услышать сообщение о звонке из закусочной, и каждый день его ожидает разочарование.
Но вот однажды, когда следователь уже почти совсем потерял надежду на то, что таинственный посетитель снова придет в закусочную, и уже прикидывал под каким бы благовидным предлогом провести буфетчицу по всем близлежащим к закусочной предприятиям, чтобы она там попробовала опознать таинственного посетителя, Головнину утром вручили небольшую бумажку.
Следователь с волнением прочел донесение дежурного: «В 10 часов вечера позвонила буфетчица Исмаилова и сообщила, что говорит по поручению Головнина, и что «этот человек» здесь. В закусочную был немедленно послан лейтенант Евдокимов. Вернулся он через час и сообщил, что «этот человек»- Петр Васильевич Темников, технолог одной артели, проживает по улице Песочной дом № 15».
Головнин немедленно послал Калашникова за личным делом Темникова, и скоро ему доставили тонкую розовую папку.
Медленно открыл ее Головнин, и на него с первой же страницы глянула небольшая фотография уже немолодого черноволосого человека.
Головнин и Калашников внимательно и долго рассматривали ее — вот он какой! Кто он? Убийца? Или случайный знакомый?
— Э, тут что-то не то… — вдруг сказал Головнин, тщательно рассматривая в лупу трудовую книжку Темникова. — Что-то тут подтерто. — Он отложил трудовую книжку в сторону. — Направим ее в лабораторию, там прочитают…
Резкий телефонный звонок прервал его.
— Да. Хорошо. Пусть идет. — Он положил трубку и встал.
Встал и Калашников.
— Какая-то женщина пришла к нам с заявлением. Дежурный предполагает, что это по нашему делу, — обратился Головнин к Калашникову. — Я с ней побеседую, а вы идите сейчас в фотолабораторию. Пусть срочно переснимут несколько фотографий с этой фотокарточки Темникова. Тут их, кстати, две. Я одну оставлю себе. Потом поезжайте к тому шоферу такси, Буслаеву. Может быть, он узнает Темникова. Трудовую книжку сдайте в лабораторию, скажите: срочно. Продумайте также, каким образом можно скорее получить отпечатки пальцев Темникова. Мне кажется, он стреляный волк. Нужно проверить, не проходил ли он у нас по другим делам…
В дверь постучали.
— Да, да, войдите! — громко сказал Головнин.
Дверь открылась, и в комнату вошла невысокая, уже немолодая женщина.
— Ясно. Разрешите идти? — спросил Калашников.
— Идите. А вы, пожалуйста, проходите, садитесь сюда. — Головнин пододвинул женщине стул. — Слушаю вас.
— Вы извините, — начала женщина. — Может быть, я напрасно пришла… Я Иванова, соседка Шмелева, живу на одной улице. Узнала я, что убили его и что обыск у Шмелевых делали… — Она замолчала. — Я хотела сказать, может, вам пригодится. Дней за десять до его исчезновения я в городе, в центре, возле кинотеатра, увидела его с каким-то человеком. Стояли они молча, оба бледные, и глядели друг на друга. Я почему запомнила-человек этот был такой высокий, представительный, в кожаном коричневом пальто и шапке пыжиковой, одет, словом, хорошо, и показалось мне, что Шмелев чем-то испуган… Я прошла мимо и оглянулась, а они уже уходят, причем тот, в кожане, держит Шмелева под руку и ведет…
— А лицо вы его запомнили?
— Запомнила, а как же. Описать трудно, а так запомнила, сразу бы узнала…
— Сейчас я вам покажу его. — Головнин протянул ей оставшуюся у него фотографию Темникова.
Женщина мельком взглянула и покачала головой:
— Нет, это не он, и близко не подходит. У этого нос картошкой, а у того — тонкий, благородный.
— Значит, не он… — задумчиво произнес Головнин. — Интересно. Ну, что ж. Большое вам спасибо за помощь. — И следователь крепко пожал ей руку.
Женщина уже давно ушла, а Головнин еще долго сидел, задумавшись.
— На сцене появился неизвестный в кожаном пальто… — наконец тихо сказал он вслух. — Интересно.
ВОЛК ПОЙМАН
Калашников, поехавший в гараж к шоферу Буслаеву, не вытерпел и позвонил Головнину с первого попавшегося автомата:
— Константин Ильич! Полный успех! Буслаев узнал в Темникове того пассажира. Я бегу к вам.
— Давайте! У меня тоже есть новости…
— Какие?
— Приезжайте, узнаете.
Через десять минут Калашников уже сидел в кабинете Головнина.
— Во-первых, — начал тот, — Темников — никакой не Темников. Трудовая книжка у него подделана, анкета выдумана от начала до конца. А во-вторых, вот санкция прокурора на его арест — едем немедленно.
Темникова они застали за обедом. Он снимал комнатку неподалеку от пристани. Предъявив документы, Головнин приступил к обыску.
Случившееся было для Темникова, очевидно, полной неожиданностью. Он растерялся и ни на один вопрос толком не мог ответить.
В первые же минуты обыска Головнин нашел за картиной, висевшей на стене, большую пачку денег и длинный немецкий кинжал.
Следователь кинул быстрый взгляд на побледневшего Темникова, осторожно взял кинжал и стал разглядывать его в лупу.
— Плохо вытираете, кровь осталась… — спокойно сказал он и тщательно завернул кинжал в мягкую бумагу.
— Откуда у технолога артели инвалидов, получающего шестьсот рублей в месяц, может оказаться десять тысяч рублей? Как вы думаете, Темников?
Тот ничего не ответил.
Затем Калашников нашел среди белья в комоде тщательно спрятанные часы «Победа» и еще две нераспечатанные пачки денег.
Взглянув на часы, Головнин нахмурился, как бы что-то припоминая, затем подозвал Калашникова и что-то тихо сказал ему на ухо. Тот кивнул головой и быстро вышел.
Обыск близился к концу.
Ничего интересного больше найдено не было, и вскоре от дома Темникова отъехала синяя милицейская машина с красной полосой по бокам.
Калашников вошел в кабинет Головнина в самый разгар допроса Темникова и молча положил перед следователем какую-то бумажку. Головнин мельком взглянул на нее и продолжал допрос.
— Значит, вы никакого Шмелева в глаза не видели никогда?
— Нет! — Темников уже освоился и сидел спокойно, даже немного вызывающе.
— Так. А это ваши часы? — Головнин показал Темникову старенькую «Победу» с красной цифрой «12» на циферблате, найденную в белье.
— Да, мои. Я купил их семь лет назад, а потом приобрел новые, более современные. — Темников, отогнув рукав пиджака, показал часы с черным циферблатом и светящимися цифрами.
— Так. Это, значит, ваши часы. — Головнин осторожно открыл маленьким ножичком заднюю крышку часов и подал их Темникову. — Будьте добры, у меня плохое зрение, скажите их номер.
— Тридцать три шестьсот сорок семь.
— Очень хорошо. — Следователь так же осторожно закрыл часы.
— А теперь, пожалуйста, ознакомьтесь с этой справкой. — Он подал Темникову бумажку, принесенную Калашниковым. — Как видите, это справка часовой мастерской о том, что ровно год назад гражданин Шмелев ремонтировал там часы «Победа» номер тридцать три шестьсот сорок семь. Не скажете ли вы, как попали к вам его часы, если вы, как говорите, никогда в глаза никакого Шмелева не видели?
Темников молчал.
— Хорошо. Не скажете ли вы, куда и зачем вы ездили со Шмелевым девятнадцатого октября в восемь часов вечера? Молчите? Хорошо. Вот показания шофера такси, он помнит вас в лицо. Если хотите, можно его вызвать.
Темников молчал.
— Ну как, не вспомнили, куда вы ездили? — поднял Головнин голову через несколько минут. — Какая у вас плохая память!.. Ваше молчание бесполезно, оно ни к чему не приведет. Вот справка из лаборатории — на ноже обнаружена кровь Шмелева. Мы знаем, что вы не Темников — документы ваши поддельные. Советую вам сейчас же все рассказать: кто вы? почему убили Шмелева? откуда у вас деньги? куда вы девали документы? Нам ясно, что вы-рецидивист. Значит, у нас есть оттиски ваших пальцев. Мы уже послали запрос, и все равно через два-три дня установим ваше настоящее имя и фамилию и ваше прошлое — вы же это прекрасно понимаете. Только чистосердечное признание поможет вам. Сейчас вас отвезут в тюрьму, у вас будет время подумать.
Головнин нажал кнопку, и бледный, потерявший прежний нахальный вид, ошеломленный всем услышанным, Темников молча удалился под конвоем двух милиционеров.
ДОПРОС
— Садитесь, Темников, курите. — Головнин подвинул коробку папирос, — У вас было время подумать. Теперь я слушаю вас. Юлить не советую, бесполезно.
— Я расскажу все, как было, гражданин следователь, — Темников уселся поудобней на стуле. — Моя настоящая фамилия Волков. Десять лет я получил за ограбление магазина, отсидел в лагере три года, и мне удалось бежать. Достал у друзей документы на имя Темникова. Деньги мои остались у надежного человека еще с прежних времен. И вот приехал сюда, устроился на работу в артель. Решил пока осмотреться, что к чему.
Со Шмелевым я познакомился в закусочной. Мы с ним вместе пили. В день получки он мне сказал, что получил зарплату- около шестисот рублей. Вот я и решил деньги эти заполучить. Вы все точно мне тогда рассказали, как и было на самом деле. Выпили мы, поели пельменей, вышли, и повез я его как будто в гости к своим друзьям в дома ткацкой фабрики. А дорога туда шла через пустырь, мимо сарая. Я это еще раньше приметил, как очень удобное место. Взяли мы такси, доехали, а потом пешком пошли. Как добрались до сарая — я его кирпичом по голове. Он и не пикнул, сразу упал. Я его затащил в сарай. Деньги, документы и часы забрал, а его ножом, чтобы молчал. Потом сел в автобус и уехал домой. Вот и все.
Головнин во время всего рассказа Волкова-Темникова испытующе смотрел на него. И хотя, на первый взгляд, все было нормально — убийца найден, сам во всем признался — следователь не был удовлетворен.
Он чувствовал, что Волков чего-то не договаривает, что-то скрывает. Но что скрывать человеку, признавшемуся в убийстве? Этого Головнин понять не мог.
— Какой же смысл был вам рисковать из-за шестисот рублей, когда у вас дома пятнадцать тысяч? — спросил он Волкова.
— Эти деньги я не хотел трогать…
— Почему вы, вор, грабитель, решились на убийство, а не на ограбление?
— Мне показалось это проще и безопаснее…
Долго еще длился допрос, пока Головнин не отправил Волкова в тюрьму, так ничего и не добившись от него. Проще всего было бы удовлетвориться показаниями Волкова и окончить на этом следствие, тем более, что срок его уже истек. Но следователь не мог этого сделать, так как чувствовал, что Волков что-то скрывает. Он продолжал допрашивать преступника, старался убедить его в бессмысленности скрытия правды, но все было бесполезно.
И ЕЩЕ ОДИН ВОЛК…
— Темников, он же Семен Волков, уголовник-рецидивист, но прозвищу Сенька Волк, сознался в том, что убил Шмелева. Это хорошо. — Головнин положил лист показаний Темникова- Волкова на стол перед Калашниковым и встал. — Но возникает естественный вопрос — почему он это сделал? Его слова о том, что он убил ради ограбления — ерунда. — Головнин улыбнулся. — Кто поверит, что он будет рисковать из-за шестисот рублей, когда у него пятнадцать тысяч дома лежит? Да и потом он что-то слишком быстро признался. А часто быстро признаются для того, чтобы скрыть серьезное преступление.
— Конечно, никто, — согласился Калашников. — Но как же теперь действовать дальше?
— Давайте посмотрим, что мы знаем, — прищурился Головнин. — Во-первых, мы знаем, что Волков со Шмелевым вместе не жили, не работали и прежде не встречались. Следовательно, был какой-то толчок, благодаря которому Волков заинтересовался особой Шмелева. Во-вторых, соседка Шмелева видела его с каким-то неизвестным в кожаном пальто и пыжиковой шапке. Шмелев был явно испуган этой встречей… Возможно, этим и объясняется его подавленное состояние в последние дни. Следовательно, можно логически предполагать, что этот неизвестный и поручил Волкову убить Шмелева… Это вполне возможный вариант. Но что это за неизвестный? Мы знаем о нем очень мало. Иванова ничего не может сказать, кроме того, что он был высокого роста, что у него тонкие черты лица, кожаное пальто, пыжиковая шапка… Это немного, очень немного. И больше мы ничего не знаем… Только по этим признакам нам, пожалуй, его не найти. Волков, видимо, ничего больше не сообщит… А как вы думаете, Владимир Иванович, не стоит ли нам посоветоваться с соседями? Может быть, они нам помогут…
— Верно, Константин Ильич, — поддержал Головнина Калашников. — Наверняка стоит поговорить с ними.
Головнин подошел к телефону и снял трубку.
— Дайте Кондратьева. Привет, Валентин Сергеевич! Головнин говорит. Слушай, у меня есть один вопрос. Не ищете ли вы некоего в кожаном пальто и пыжиковой шапке? Рост? Высокий!.. Ага, сейчас приду, — Головнин положил трубку.
— Точно! — обратился он к Калашникову. — Он очень заинтересовался. Я пошел.
Следователь комитета госбезопасности Кондратьев внимательно изучил материалы следствия, обращая особое внимание на показания Ивановой и Волкова.
— Да, похоже, это наша птичка… Можно вызвать Волкова? — обратился он к Головнину.
— Конечно! — Головнин снял трубку и отдал распоряжение.
— Понимаете, есть у меня один ход. Удастся он — будет здорово. Если это действительно тот, кого мы ищем… Кажется, этот субъект прибыл к нам недели за три до убийства Шмелева. И с тех пор мы его ищем днем и ночью…
Ввели Волкова. Он, как и на всех последних допросах, сел на край стула и опустил голову.
— Ну, что ж, Волков, — начал Головнин, — не надумали? Вы по-прежнему утверждаете, что убили Шмелева только из-за денег?
Волков сидел молча, только заметно побледнел.
— Мне почему-то кажется, — продолжал Головнин, — что вы просто были исполнителем чужой воли, что кто-то вас заставил убить Шмелева, может быть, даже силой…
Волков молчал.
— Подумайте. Признание облегчит вашу участь…
— Послушайте, Волков, — негромко сказал Кондратьев, — вы кто?
Необычность вопроса и присутствие нового человека на допросе заставили Волкова поднять голову.
— Я не думал, что вы могли быть шестеркой[1 - «Шестерка» — слуга (уголовный жаргон)] у изменника Родины…
— Я у контриков не шестерил…
— Как же не шестерил? — Кондратьев взял стул и сел рядом с Волковым. — По указке изменника Родины вы убили Шмелева. Мы же знаем — вы получили деньги за это. Знаем и этого человека. Он высокий, в кожаном пальто и пыжиковой шапке. Все равно он от нас не уйдет. И когда он будет сидеть здесь, он вас покрывать не станет…
Снова наступило молчание.
— Я же не знал, что он — контра… — наконец сказал Волков. — Раз так — пишите. Я вам все расскажу. Познакомился я с ним в пивной на базаре. Выпили вместе, а он потом и говорит: «Вижу, ты парень что надо. Хочешь заработать десять тысяч?» Я, конечно, говорю: «Давай! А что надо делать?» Он и говорит: «Уберешь одного типа и все». Я, недолго думая, и скажи: «Пятнадцать!» Надеялся, он откажется, а он вынимает пачку денег и сует мне: «Держи, здесь пять тысяч, остальные — как сделаешь. Да смотри — чуть что, у меня руки длинные». Ну, я и согласился…
Вечером он показал мне на улице возле пристани этого Шмелева, я с ним познакомился, а остальное вы знаете сами…
— Где вы встретились с ним? Где он сейчас?
— Не знаю. Встречались мы в условленном месте — в закусочной возле кино.
Волков на минуту замолчал, потом снова заговорил:
— Раз он такой гад, я вам все скажу, только вы, гражданин следователь, запишите, что я честно сказал, хотя мог бы и не говорить. Вы бы мне поверили, что я этого не знаю… Получил я, значит, от него на другой день после убийства в закусочной деньги, а он мне говорит: «Забудь обо мне, никому ни слова. А я о тебе буду помнить, еще найду тебя, когда станешь нужен. А теперь сиди, не выходи за мной». И ушел. «Ах, думаю, ты от меня прячешься!» Встал — и за ним. Иду по другой стороне улицы — до самого дома его довел. Видел, как он вошел в подъезд.
— Адрес? — нетерпеливо перебил Волкова Кондратьев.
— Адрес? Адреса я не знаю. Ни названия улицы, ни номера дома не заметил, а так, по памяти, найду…
— Хорошо, сейчас едем.
Через несколько минут они уже мчались в «Победе» по улицам города. Рядом с шофером сидел Кондратьев. Волков сидел сзади, между Головниным и Калашниковым и говорил куда ехать.
— Вот тот зеленый дом, вон крыльцо…
Машина, не замедляя хода, прошла мимо дома и свернула к центру.
Неизвестный раскрыт
Бухгалтер одного из учреждений Лобовой, как всегда, возвращался домой после работы в начале седьмого.
Он открыл калитку за веревочку. Дорожка к двери его квартиры была занесена снегом. Снег шел весь день, и его нетронутый покров говорил о том, что днем никто не подходил к дверям. Лобовой открыл сначала большой висячий замок, потом внутренний, французский, прошел в темные сени Изатем в комнату. Он привычно поднял руку и, ощупью найдя в темноте выключатель, зажег свет. Трое мужчин поднялись ему навстречу с дивана… Резким движением Лобовой распахнул дверь, выскочил в сени, и сразу же ему в грудь уперлось дуло пистолета — в сенях его ждал четвертый…
Самый тщательный обыск в квартире Лобового не дал никаких результатов. Сразу же после его окончания Лобовой был доставлен к Кондратьеву на допрос.
Лобовой знал, что при обыске ничего не найдено, и поэтому держался вызывающе, разыгрывая оскорбленную невинность.
— Садитесь, — Кондратьев указал на стул. — Курите.
— Я протестую против задержания…
— Успокойтесь, сейчас разберемся. Ваше имя, фамилия, отчество?
— Лобовой Михаил Кириллович.
— Где вы были в годы Великой Отечественной войны?
— В партизанском отряде Мурзина, в Смоленской области, командовал взводом.
— Откуда и зачем приехали сюда?
— Из Брянска. Хочу пожить в Сибири.
— Значит, вы партизанили в отряде Мурзина… Так-так. А скажите, вы не знали там некоего Осипова?
— Знал. Этот предатель перебежал к фашистам и потом привел карателей. Отряд тогда потерял больше половины людей…
— У вас хорошая память. А может быть, вы вспомните и Мартынова?
— Конечно, он был у нас начальником разведки.
— В каких отношениях вы были с Мартыновым?
— В самых хороших.
— Друзья, значит. А вы знаете, вам повезло. — В тоне Кондратьева впервые прозвучала ирония. Ее уловил и Лобовой. Он как-то сразу подобрался, напрягся и немного побледнел. — Вам повезло, — спокойно продолжал Кондратьев. — Как раз у нас в одном из районных управлений работает тоже смоленский партизан Мартынов. Я думаю, вам будет приятно встретить старого друга. Он, кстати, сейчас здесь… Сидите, сидите спокойно. — Лобовой пытался встать, он сразу побледнел, как мел.
Кондратьев нажал кнопку звонка. Сразу же отворилась дверь, и вошел немолодой офицер. Он пристально посмотрел на Лобового.
— Ну, что же ты, Мартынов, не узнаешь своего друга? — Кондратьев улыбнулся.
— Узнаю, как не узнать. — Мартынов с ненавистью посмотрел на сидящего у стола человека. — Это Осипов. Он убил нашего командира, Михаила Лобового, переметнулся к гитлеровцам, а потом привел к нам карателей. А теперь еще себя за Лобового выдает…
— Так, встреча состоялась. — Кондратьев встал. — Может быть, бросим, Осипов, ломать комедию, и вы расскажете, кто вас сюда послал и зачем? Это будет самое разумное. Кстати, — обратился Кондратьев к Мартынову, — у вас в отряде был такой Шмелев?
— Был. Его в том бою ранило, и мы его отправили на Большую землю. Потом я его уже не видел.
— Он его убил, подкупив за пятнадцать тысяч уголовника Волкова, — сказал Кондратьев, кивнув на Осипова.
Тот поднял голову.
— Что, неправда? Вы хотите, чтобы он это сказал вам сам? Пожалуйста! — Кондратьев позвонил, и в комнату ввели Волкова. Увидев его, Осипов опустил голову.
— Я вижу, вы мне верите, — сказал Кондратьев. — Давайте не будем терять времени. Нам есть еще о чем поговорить…
— Я не знаю этого человека. — Осипов, хотя и побледнел, но старался взять себя в руки.
— Вот как!? — удивился Кондратьев. — А вы, Волков?
— Он дал мне пятнадцать тысяч, чтобы я убил того грузчика с пристани, Шмелева. Очень он ему мешал почему-то.
— Ну, так как же? Не вспомнили этот эпизод из своей биографии?
— Нет. Я не знаю, о чем говорит этот человек. Это все выдумка.
— Хорошо. — Кондратьев нажал кнопку звонка и сказал вошедшему конвоиру: — Уведите Волкова.
— А скажите, Осипов, вам никогда не приходилось встречаться с неким… — Кондратьев сделал паузу и отчетливо продолжал, внимательно глядя на сидящего перед ним человека, — с неким Геннадием Семененко?
Осипов вздрогнул.
— Я вижу, что вам знакомо это имя. — Кондратьев улыбнулся. — Я даже могу показать вам его фотографию. — Он взял из папки большую фотокарточку и показал ее Осипову. — Что же вы молчите? Не узнаете? А ведь это вы сами! Вы — это и есть Геннадий Семененко, сын кулака, перешедшего на службу к фашистским оккупантам. Нам все известно. Ваше прошлое и настоящее достаточно ясно. А ваше будущее будет зависеть от вас самих…
Осипов-Семененко расширившимися от ужаса глазами смотрел на спокойного, уверенного Кондратьева.
— Хорошо, — он облизнул пересохшие губы, — я все скажу. Я знаю много, я хочу жить. Вы обещаете мне жизнь?..
— Я обещаю вам только справедливость. Говорите все, с самого начала, подробно…
14 ЛЕТ НАЗАД
Геннадию Семененко было двенадцать лет, когда их раскулачили. У отца не стало многочисленных лошадей и коров, отобрали просторный светлый дом, самый большой в селе, не стало и работников, которыми Геннадий так любил командовать. В их доме разместилось правление колхоза «Счастье в труде», их коровы и лошади тоже стали колхозными, а вчерашние батраки стали колхозниками и смотрели на Геннадия уже безо всякого почтения.
Злобу на колхозы, на Советскую власть, лишившую его права жить за счет чужого труда, Геннадий затаил в глубине души. Ему хотелось власти, богатства, красивых и дорогих вещей, а ничего этого у него уже не было.
Сбежав из села, он поступил на курсы бухгалтеров и после их окончания стал работать на швейной фабрике. Так, возможно, он и прожил бы всю свою жизнь, тайно ненавидя Советскую власть и мечтая о богатстве, если бы не Великая Отечественная война.
Когда началась война, Геннадий Семененко воспрянул духом. Гитлеровские войска приближались к городу, жители его срочно эвакуировались, а Семененко составлял списки оставшихся коммунистов. Когда фашисты пришли, Семененко явился в полицию и предложил свои услуги. В ту же ночь около сотни человек по его списку были повешены на уличных фонарях, а он был назначен начальником сыскного отделения тайной полиции. Тут уж он развернулся! По его предложению, штат сыскного отделения был увеличен в три раза, расширено число камер в тюрьмах. Семененко из кожи лез, чтобы угодить своим новым хозяевам, избивал заключенных резиновыми шлангами, топтал ногами, морил голодом, собственноручно расстреливал женщин и детей.
При помощи провокатора он разгромил подпольную комсомольскую организацию, державшую связь с партизанами и местным партийным подпольем. Семененко сам допрашивал комсомольцев, пытал их в течение месяца, загонял иголки под ногти, обливал голых на морозе водой, но ничего не добился Двадцать пять юношей и девушек погибли во время пыток и были расстреляны, но ничего не сказали. За эту операцию Семененко наградили «Железным крестом». Он уже видел себя начальником полиции города, но его неожиданно вызвали в гестапо и поручили новую работу.
Ему выдали документы на имя лейтенанта Осипова и забросили к партизанам Смоленщины под видом пробирающегося из окружения командира Советской Армии.
В партизанском отряде Мурзина Семененко пробыл недолго. Будучи в разведке с командиром взвода Лобовым, он убил его, забрал документы и побежал в гестапо. По тайным тропам он провел к партизанам большой отряд карателей. В ожесточенном бою половина партизан погибла, а Семененко был награжден вторым орденом…
Захлебываясь, брызгая слюной, предатель и изменник подробно рассказывал обо всем. Кондратьев внимательно следил за ним, с трудом подавляя гадливое чувство.
… Когда поражение фашистов стало очевидным, Семененко решил подумать о спасении своей шкуры. Отступать вместе с врагами на территорию Германии он не осмелился. Было ясно, что фашистам не до него. Вместе с другим таким же изменником и предателем Семененко остался на освобожденной от оккупантов территории. Они заранее запаслись фальшивыми документами, большим количеством награбленных драгоценностей и денег. От справедливого возмездия народа им удалось уйти. Под чужими именами они стали жить в разных местах страны.
Однако их всегда преследовал страх возмездия за совершенные преступления. Скоро они стали бояться даже друг друга и, наконец, решились разойтись — спутник Семененко уехал в далекий сибирский город и решил Жить там Постоянно, под видом инвалида-сапожника. Семененко же боялся жить на одном месте и часто переезжал.
Во время этих скитаний он случайно встретил одного из своих бывших «друзей» по тайной полиции. Тот припугнул Семененко, что выдаст его. Семененко струсил и согласился выполнять задания этого «друга», который давно уже был завербован одной иностранной разведкой. Так предатель Родины стал еще и шпионом.
Семененко был послан в далекий сибирский город ждать «своего человека» и вербовать новых людей. Случайно это оказался как раз тот город, где жил старый знакомый Семененко — «инвалид-сапожник». Семененко быстро разыскал его, припугнул так же, как всего несколько недель назад припугнули его самого, и завербовал его в разведку.
Геннадий Семененко не знал, что вскоре после встречи с ним «друг» был арестован, выдал его, подробно описал, и что его, Геннадия Семененко, уже искали. Трудность была лишь в том, что «друг» знал Семененко под его настоящей фамилией и назвал ее. Новых фамилий предателя он не знал.
Прибыв в город, Семененко сразу устроился бухгалтером в небольшое учреждение. Он всегда выбирал такие места работы, где нет отдела кадров, где у бухгалтера маленькая зарплата и поэтому рады любому человеку.
Сначала у Семененко все шло хорошо. Но неожиданно он встретил на улице Шмелева, и все пошло прахом…
Кондратьев внимательно слушал торопливый, сбивчивый рассказ Семененко. Многое было ему уже известно. С того времени, как Волков показал им квартиру Семененко, Кондратьев успел собрать о нем немало материалов. «Инвалид-сапожник» был арестован одновременно и также во всем сознался.
Бледного, дрожащего Семененко уже давно увели, а Кондратьев еще долго не мог отделаться от гадливого чувства, словно он прикасался руками к чему-то омерзительному, вроде большой в отвратительных бородавках, жабы…
ВСЕГДА НА БОЕВОМ ПОСТУ
Глубоко задумавшись, Кондратьев шел по скверу.
— Валентин Сергеевич! — неожиданно услыхал он и оглянулся. Поднявшись с одной из скамеек, навстречу ему шел, широко улыбаясь, Головнин.
Они поздоровались и сели на скамейку. Был жаркий солнечный день. Яркие, пестрые цветы казались ОСОбенно красочными и праздничными под лучами солнца.
— Ну, как жизнь, Валентин Сергеевич? — начал Головнин. — Давно хотел спросить вас, что с этим самым неизвестным в кожаном пальто? Если, конечно, не секрет…
— Теперь уже не секрет. — Кондратьев улыбнулся. — Суд поступил с ним по справедливости — его приговорили к расстрелу. Слишком много душ на его совести… А Волкову, учитывая его чистосердечное признание, дали большой срок… И «сапожнику» — тоже. Видите, куда привел волчий след, по которому вы пошли.
— А этот убитый, Шмелев, с которого все началось, какую он роль играл в этом деле? — спросил Головнин.
— Видите ли, — Кондратьев задумался, — Шмелев встретил на улице изменника Родины и шпиона Семененко-Осипова случайно. Он хорошо знал, что Осипов — изменник. Ему бы сразу прийти к нам и рассказать обо всем. Но он на это не решился, колебался, может быть, даже думал, что лучше не связываться… А за это время Семененко купил Волкова, и тот убил Шмелева. Вот если бы Шмелев не сделал этой ошибки, он был бы и сейчас жив и здоров. И знаете, что интересно. — Кондратьев улыбнулся. — Уже в конце следствия, когда все сознались, этот другой, «сапожник», сказал мне, что, дескать, их разоблачили случайно…
— Ерунда… — Головнин засмеялся.
— Вот я так ему и сказал — ерунда! Во время всего следствия и вам и мне помогали простые советские люди: рабочие на пристани, буфетчица, соседка Шмелевых Иванова и многие другие. Конечно, Иванова случайно увидела встречу Шмелева с Семененко Но она далеко не случайно пришла к нам и сообщила о ней…
— Без помощи народа нам было бы очень трудно работать, — сказал Головнин.
— Было бы невозможно работать, — поправил его Кондратьев.
Их разговор прервал резкий звук сирены — мимо сквера на большой скорости пронеслась синяя милицейская машина.
Они. проводили ее взглядом и одновременно, словно по команде, встали — обеденный перерыв заканчивался, нужно было спешить на работу — на свою трудную, опасную и важную работу по охране мирного труда и спокойного отдыха советских людей.
notes
Примечания
1
«Шестерка» — слуга (уголовный жаргон)