«Мы не знаем пощады...»
А. А. Петрушин
Свет и тени послужного списка
_Что_скрывается_за_обыденностью_казенных_формулировок_«присвоить»,_«назначить»,_«наградить»._
Для 83-летнего ветерана двух войн, гвардии подполковника в отставке Михаила Ивановича Карташова это – трудное детство без мамы, которая умерла от тифа, работа с 14 лет арматурщиком на строительстве доменных печей в Сталинске (сейчас Новокузнецк), школа ФЗО и Омское пехотное училище. В выпускном 1937 году курсанты-омичи вышли на первое место по боевой и политической подготовке среди пехотных и на пятое среди всех училищ Красной Армии.
Потом был Халхин-Гол и Баин-Цаганское побоище. Воевал в знаменитом полку майора Ремизова. Заменил погибшего командира роты.
Японские части дрались жестоко. Борьба осложнялась из-за сыпучих песков, глубоких котлованов и барханов.
Вспоминаются встречи с комкором Жуковым. Он не терпел недисциплинированности и расхлябанности даже в мелочах. Однажды появился на занятиях по тактике. Увидел, что у одного командира волосы торчат в разные стороны. Говорит: «Проверим, каков порядок в голове». И – задание ему по карте.
К 30 августа 1939 года вторгшиеся в Монголию японцы были окружены и уничтожены. Их потери – около 61 тысячи человек. Советско-монгольские войска потеряли 18 тысяч бойцов и командиров. А лейтенант Карташов получил там тяжелое пулевое ранение в живот.
«Назначить начальником штаба 464-го стрелкового полка 78-й стрелковой дивизии...»
Эта запись внесена в его послужной список в апреле 1942 года. Вовсю шла война. Кадровые войска уже перемолоты противником в приграничных сражениях, в боях за Киев, Ленинград, Москву. В глубоком тылу по мобилизационным сусекам мели остатки годных к строевой. В Самарканде набрали лишь половину штатной численности новой дивизии. Недостающую часть получили в Костроме. В июне соединение – 12645 бойцов и командиров, не имевших в большинстве своем военной подготовки, – было направлено на фронт.
В Вышнем Волочке, где получали оружие, дивизию проверил сам маршал Ворошилов. Поминая через каждое слово бога, он не решился сразу бросить в бой дивизию, в которой насчитывалось более двух тысяч узбеков, едва владевших русским языком. «Я хоть и старый дурак, – сказал довоенный нарком обороны, – но из ума, ей-богу, еще не выжил!».
Но уже через месяц дивизия, возглавляемая служившим до того в войсках НКВД полковником Михайловым, оказалась под Ржевом. Единственный успех – взятие деревни Ханино. Эту победную атаку разработал старший лейтенант Карташов, раненный в этом бою осколком в плечо. Других командиров, не знавших боевой теории и рассчитывавших лишь на матерок и наган, немцы перебили.
В марте 1943 года уже на Юго-Западном фронте под Харьковом уставная въедливость начальника штаба, так раздражавшая вышестоящих командиров, комиссаров и особистов НКВД, спасла дивизию от полного уничтожения. А один из ее полков, отказавшийся от боевого охранения и разведки, втянулся в широкую балку с прозаическим названием «Мирная долина». И не вышел. Всего три «Тигра» с десантом автоматчиков на броне решили трагический исход этого неуставного марша.
За вывод частей дивизии из окружения капитана Карташова наградили орденом Отечественной войны 1-й степени. Первым за войну орденом. И последним. Остальные награды у него за выслугу лет.
После форсирования Днепра и освобождения Киева многим казалось: противник деморализован. Надо гнать его с родной земли. Не останавливаясь. Не считаясь с потерями.
В советской военной доктрине количество убитых, раненых, пленных и пропавших без вести не являлось, как в других армиях, оценочным фактором обороны и наступления. Другие были ориентиры – рубежи-символы и красные дни календаря. За это осыпали наградами и возводили на пьедесталы. За то же самое, но в случае неудачи судили и срывали погоны.
Если даже через 50 лет после победы на фашистской Германией целью военной кампании в Чечне остался президентский дворец Дудаева, а побудительным мотивом к наступлению день рождения тогдашнего министра обороны Грачева, то можно представить, как воспринимались попытки начштаба полка Карташова упорядочить окопный бой и сберечь подчиненных.
После взятия Запорожья и Умани дивизию гнал на запад приказ – быстрее других частей выйти на Государственную границу СССР.
Пехота брела по непролазной грязи. Техника в условиях невиданного бездорожья бездействовала. Тылы отстали. Голод. Вши. Усталость.
Полк Назаренко первым ворвался в Запорожье и обеспечил успех операции для всей дивизии, получившей наименование «Запорожской». В том бою бесстрашного командира полка сразил наповал шальной осколок мины. Но после войны одну из улиц в этом городе назвали почему-то в честь начдива Михайлова и памятник поставили тоже ему. На встречах с ветеранами дивизии генерал-майор в отставке Михайлов рассказывал с пафосом, как скончался на его руках подполковник Назаренко. А тогда, в 1944 году, под обстрелом, выбираясь на карачках из кукурузных зарослей и заикаясь от страха, он приказал майору Карташову возглавить оставшийся без командира полк.
Днями позже «вилисс» с заместителем командующего армией и командиром дивизии обогнал растянувшиеся пешие колонны. В селе, где рукой было подать до реки Прут – желанной госграницы, 28-летнего комполка встретили неласково. Особенно неистовствовал генерал-лейтенант. А у майора в глазах темно от недосыпания, тело от вшей чешется, погоны гнидами осыпаны. Грязный, страшный, злой. Сказал все, что думал о тогдашнем наступлении. Генерал в крик: «Снять с полка!». А в ответ: «Не имеете права. Это решение только за командующим армией. А вы по уставу должны выполнять лишь отдельные его поручения».
Помолчать бы о правах. И свое знание должностных полномочий не показывать. Ел бы начальство глазами да бубнил: «Есть! Так точно! Слушаюсь!». Ведь знал: не простят ему своеволия.
И верно, получил скоро от Михайлова приказ: «Продвинуться к городу Яссы и войти в него». Только выразил сомнение в реальности выполнения задачи, посильной, как минимум, целой армии, как тут же последовало обвинение в нерешительности и... военный трибунал.
Приговор: «...десять лет лагерей». Последнее слово не за подсудимым, а за командующим фронтом. Маршал Конев окончательно решил: «...разжаловать в рядовые и направить в штрафной батальон сроком на два месяца».
Маршал, конечно, понял надуманность обвинения в отношении боевого офицера, но против военного трибунала не выступил. Как монетку, судьбу подбросил: орел или решка! Может, повезет.
Но везло немногим: штрафные части использовались на самых опасных участках фронта. Их бросали на прорыв обороны противника часто без артиллерийской поддержки, танкового сопровождения и авиационного прикрытия. Выход – только вперед. Позади – пулеметы заградительных отрядов.
Осужденного и разжалованного майора даже из партии не исключили. 20 августа 1944 года он пошел в атаку с винтовкой наперевес и с партийным билетом в кармане гимнастерки. Штрафник-коммунист. Зачем политотделу портить статистику. Лучше провести его по графе погибших. Все равно из штрафников не возвращаются живыми.
Но Карташов уцелел. И в его послужной список внесли запись: «...При прорыве сильно укрепленной «линии Трояна» действовал смело и решительно. Огнем из винтовки и штыком уничтожил до 10 солдат и офицеров противника. В соответствии с приказом НКО № 298 от 28.09.42 г. срок наказания в штрафбате отбыл. Достоин восстановления в прежнем звании майор и снятии судимости».
А вот полку, которым до штрафбата командовал Карташов, не повезло. Противник отсек его на правом берегу Прута и почти полностью уничтожил. Не зря бывший командир сомневался в успехе такого безумного наступления. Но с Михайлова как с гуся вода: как ни в чем не бывало предложил восстановленному во всех правах майору занять прежнюю должность. Тот едва сдержался – обратно в штрафбат не хотелось.
Войну Карташов закончил в Румынии начальником штаба 9-го Фокшанского полка 4-й гвардейской Овручской Краснознаменной орденов Суворова и Богдана Хмельницкого воздушно-десантной дивизии.
Потом отвечал за демобилизацию 46-й армии: формировал команды, отправлял эшелоны... Не разгибая спины, скрипели перьями одиннадцать писарей. Численность запасного полка достигала 40 тысяч человек. Среди них около 5 тысяч женщин. С ними хлопот больше. Многие из них тяжело переживали крушение фронтовых романов. Оттого дерзость, неподчинение, истерики, попытки самоубийства...
Прошла демобилизация, началась репатриация советских граждан, по разным причинам оказавшихся за границей. Работал в контакте с контрразведчиками «Смерш»: те искали среди репатриантов агентов вражеских разведок, предателей, пособников оккупантов. Приходилось встречаться с представителями румынского правительства. Участвовал в церемонии награждения короля Михая орденом Победы.
В 1946 году стал просить о переводе в Сибирь. В глухом таежном городке Топки ждала его жена Фаина Николаевна. С дочерью и сыном. Когда их отец ушел на войну, одной исполнилось три года, а другому – десять месяцев.
В Новосибирске в штабе округа предложили: место службы – Тюмень, должность – начальник штаба батальона 6-й отдельной гвардейской Бериславско-Хинганской дважды Краснознаменной ордена Суворова стрелковой бригады. Командир бригады полковник Павловский – Герой Советского Союза. В Сталинграде командовал танковым полком прорыва, потом гвардейской танковой бригадой. Толковый и выдержанный офицер. Ни одного грубого слова, а прикажет – у подчиненного ноги впереди него бегут.
Штаб бригады размещался в двухэтажном каменном здании в начале улицы Республики (сейчас здесь кожно-венерологическая больница), а подразделения – в казармах 6-го военного городка (территория нынешнего военно-инженерного училища). Название «6-й военный городок» – от шестой бригады, хотя мало кто из тюменцев знал действительное и гордое наименование соединения (памятной доски и сейчас нет в Тюмени).
А тогда бригада, стоящая отдельным гарнизоном, напоминала крошечное государство. Штаб – нечто вроде правительства, идеология – за политотделом. Свои учреждения культуры: библиотека, клуб, «ленинские комнаты». Военторг и подсобное хозяйство. Тайная полиция – особый отдел КГБ, и даже собственная тюрьма – гауптвахта.
В таких гарнизонах-государствах царил особый образ жизни, или, как сейчас принято выражаться, менталитет.
При массовом сокращении 14-миллионной армии для того, чтобы сохранить свои офицерские погоны, использовалось все: родственные связи, протекция, подсиживание, интриги и прочие пакостные приемы.
В 1953 году на базе бригады развернули 109-ю стрелковую дивизию с сохранением гвардейских боевых заслуг. Принципиального и интеллигентного Павловского сменил полковник Афонин. Недостаток специальных знаний он компенсировал высокой моторностью, за что и получил от подчиненных прозвище «реактивный». Уверенность в своих, не всегда компетентных действиях, ему придавало наличие родственников-генералов в 18-м корпусе и ЗапСибВО. Через год «реактивного» Афонина назначили военкомом Тюменской области и дали генеральские лампасы.
А на дивизию «сел» генерал-майор Шмуйло. Фигура весьма колоритная. Последний из могикан-кавалеристов. В конце войны он командовал 10-й гвардейской Кубанско-Слуцкой казачьей кавалерийской дивизией. После упразднения кавалерии Сталин оставил эту дивизию специально для маршала Буденного, который считался инспектором этого рода войск. Со смертью Сталина единственную конную дивизию расформировали. Синие околыши с фуражек кавалеристов отдали чекистам. А Шмуйло сделали пешим генералом. В Тюмень он приехал с группой офицеров-казаков. Их надо было трудоустроить, а вакантных должностей нет. Поэтому Карташова представили к увольнению, и его послужной список оказался на столе начальника штаба округа генерал-майора Штеменко. Того самого безвестного направленца Генштаба, которого в суматошном июле 1941 года подставили для доклада обстановки на фронтах самому Сталину. Уехав в Кремль майором, он вернулся полковником и начальником Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии. После войны он сменил Жукова на посту главнокомандующего группой советских оккупационных войск в Германии. За отказ применить танки против мирной демонстрации в Берлине его разжаловали до генерал-майора и отправили в Новосибирск. Уже при Брежневе в августе 1968 года за разработку операции по вводу советских войск в Чехословакию Штеменко стал генералом армии и Героем Советского Союза.
Этих сведений нет в военной литературе. Энциклопедии и мемуары, в отличие от послужных списков, написаны преимущественно в светлых тонах без темных оттенков в биографиях военачальников.
Вместо приказа об увольнении из армии Штеменко вызвал Карташова в штаб округа и предложил ему службу в военкомате. Что мог. Так в селе Сорокино появился новый райвоенком.
А Шмуйло «мобилизовал» подчиненных на заготовку тюменской древесины для своих земляков на Кубани. Разразился скандал. Увлечение коммерцией грозило по тем временам для генерала партийным позором и судом. Но заступился Буденный, и Шмуйло отправили на пенсию. Его приближенных выгнали из армии. Дивизию расформировали.
Карташов застал первое «хрущевское» сокращение армии. В декабре 1959 года срок его военной службы составил 30 лет 6 месяцев 11 дней, но и потом он еще долго работал в Тюмени в органах ДОСААФ.
Михаил Иванович и Фаина Николаевна Карташовы уже отметили «бриллиантовую свадьбу». Собрались дети, внуки, правнуки, друзья и знакомые. Они не знали о некоторых эпизодах боевой биографии ветерана. Поэтому он просил не разглашать его послужной список – неудобно, мол. Но из личного дела офицера сведений не выбросить. Как слов из песни.
А. А. Петрушин
Свет и тени послужного списка
_Что_скрывается_за_обыденностью_казенных_формулировок_«присвоить»,_«назначить»,_«наградить»._
Для 83-летнего ветерана двух войн, гвардии подполковника в отставке Михаила Ивановича Карташова это – трудное детство без мамы, которая умерла от тифа, работа с 14 лет арматурщиком на строительстве доменных печей в Сталинске (сейчас Новокузнецк), школа ФЗО и Омское пехотное училище. В выпускном 1937 году курсанты-омичи вышли на первое место по боевой и политической подготовке среди пехотных и на пятое среди всех училищ Красной Армии.
Потом был Халхин-Гол и Баин-Цаганское побоище. Воевал в знаменитом полку майора Ремизова. Заменил погибшего командира роты.
Японские части дрались жестоко. Борьба осложнялась из-за сыпучих песков, глубоких котлованов и барханов.
Вспоминаются встречи с комкором Жуковым. Он не терпел недисциплинированности и расхлябанности даже в мелочах. Однажды появился на занятиях по тактике. Увидел, что у одного командира волосы торчат в разные стороны. Говорит: «Проверим, каков порядок в голове». И – задание ему по карте.
К 30 августа 1939 года вторгшиеся в Монголию японцы были окружены и уничтожены. Их потери – около 61 тысячи человек. Советско-монгольские войска потеряли 18 тысяч бойцов и командиров. А лейтенант Карташов получил там тяжелое пулевое ранение в живот.
«Назначить начальником штаба 464-го стрелкового полка 78-й стрелковой дивизии...»
Эта запись внесена в его послужной список в апреле 1942 года. Вовсю шла война. Кадровые войска уже перемолоты противником в приграничных сражениях, в боях за Киев, Ленинград, Москву. В глубоком тылу по мобилизационным сусекам мели остатки годных к строевой. В Самарканде набрали лишь половину штатной численности новой дивизии. Недостающую часть получили в Костроме. В июне соединение – 12645 бойцов и командиров, не имевших в большинстве своем военной подготовки, – было направлено на фронт.
В Вышнем Волочке, где получали оружие, дивизию проверил сам маршал Ворошилов. Поминая через каждое слово бога, он не решился сразу бросить в бой дивизию, в которой насчитывалось более двух тысяч узбеков, едва владевших русским языком. «Я хоть и старый дурак, – сказал довоенный нарком обороны, – но из ума, ей-богу, еще не выжил!».
Но уже через месяц дивизия, возглавляемая служившим до того в войсках НКВД полковником Михайловым, оказалась под Ржевом. Единственный успех – взятие деревни Ханино. Эту победную атаку разработал старший лейтенант Карташов, раненный в этом бою осколком в плечо. Других командиров, не знавших боевой теории и рассчитывавших лишь на матерок и наган, немцы перебили.
В марте 1943 года уже на Юго-Западном фронте под Харьковом уставная въедливость начальника штаба, так раздражавшая вышестоящих командиров, комиссаров и особистов НКВД, спасла дивизию от полного уничтожения. А один из ее полков, отказавшийся от боевого охранения и разведки, втянулся в широкую балку с прозаическим названием «Мирная долина». И не вышел. Всего три «Тигра» с десантом автоматчиков на броне решили трагический исход этого неуставного марша.
За вывод частей дивизии из окружения капитана Карташова наградили орденом Отечественной войны 1-й степени. Первым за войну орденом. И последним. Остальные награды у него за выслугу лет.
После форсирования Днепра и освобождения Киева многим казалось: противник деморализован. Надо гнать его с родной земли. Не останавливаясь. Не считаясь с потерями.
В советской военной доктрине количество убитых, раненых, пленных и пропавших без вести не являлось, как в других армиях, оценочным фактором обороны и наступления. Другие были ориентиры – рубежи-символы и красные дни календаря. За это осыпали наградами и возводили на пьедесталы. За то же самое, но в случае неудачи судили и срывали погоны.
Если даже через 50 лет после победы на фашистской Германией целью военной кампании в Чечне остался президентский дворец Дудаева, а побудительным мотивом к наступлению день рождения тогдашнего министра обороны Грачева, то можно представить, как воспринимались попытки начштаба полка Карташова упорядочить окопный бой и сберечь подчиненных.
После взятия Запорожья и Умани дивизию гнал на запад приказ – быстрее других частей выйти на Государственную границу СССР.
Пехота брела по непролазной грязи. Техника в условиях невиданного бездорожья бездействовала. Тылы отстали. Голод. Вши. Усталость.
Полк Назаренко первым ворвался в Запорожье и обеспечил успех операции для всей дивизии, получившей наименование «Запорожской». В том бою бесстрашного командира полка сразил наповал шальной осколок мины. Но после войны одну из улиц в этом городе назвали почему-то в честь начдива Михайлова и памятник поставили тоже ему. На встречах с ветеранами дивизии генерал-майор в отставке Михайлов рассказывал с пафосом, как скончался на его руках подполковник Назаренко. А тогда, в 1944 году, под обстрелом, выбираясь на карачках из кукурузных зарослей и заикаясь от страха, он приказал майору Карташову возглавить оставшийся без командира полк.
Днями позже «вилисс» с заместителем командующего армией и командиром дивизии обогнал растянувшиеся пешие колонны. В селе, где рукой было подать до реки Прут – желанной госграницы, 28-летнего комполка встретили неласково. Особенно неистовствовал генерал-лейтенант. А у майора в глазах темно от недосыпания, тело от вшей чешется, погоны гнидами осыпаны. Грязный, страшный, злой. Сказал все, что думал о тогдашнем наступлении. Генерал в крик: «Снять с полка!». А в ответ: «Не имеете права. Это решение только за командующим армией. А вы по уставу должны выполнять лишь отдельные его поручения».
Помолчать бы о правах. И свое знание должностных полномочий не показывать. Ел бы начальство глазами да бубнил: «Есть! Так точно! Слушаюсь!». Ведь знал: не простят ему своеволия.
И верно, получил скоро от Михайлова приказ: «Продвинуться к городу Яссы и войти в него». Только выразил сомнение в реальности выполнения задачи, посильной, как минимум, целой армии, как тут же последовало обвинение в нерешительности и... военный трибунал.
Приговор: «...десять лет лагерей». Последнее слово не за подсудимым, а за командующим фронтом. Маршал Конев окончательно решил: «...разжаловать в рядовые и направить в штрафной батальон сроком на два месяца».
Маршал, конечно, понял надуманность обвинения в отношении боевого офицера, но против военного трибунала не выступил. Как монетку, судьбу подбросил: орел или решка! Может, повезет.
Но везло немногим: штрафные части использовались на самых опасных участках фронта. Их бросали на прорыв обороны противника часто без артиллерийской поддержки, танкового сопровождения и авиационного прикрытия. Выход – только вперед. Позади – пулеметы заградительных отрядов.
Осужденного и разжалованного майора даже из партии не исключили. 20 августа 1944 года он пошел в атаку с винтовкой наперевес и с партийным билетом в кармане гимнастерки. Штрафник-коммунист. Зачем политотделу портить статистику. Лучше провести его по графе погибших. Все равно из штрафников не возвращаются живыми.
Но Карташов уцелел. И в его послужной список внесли запись: «...При прорыве сильно укрепленной «линии Трояна» действовал смело и решительно. Огнем из винтовки и штыком уничтожил до 10 солдат и офицеров противника. В соответствии с приказом НКО № 298 от 28.09.42 г. срок наказания в штрафбате отбыл. Достоин восстановления в прежнем звании майор и снятии судимости».
А вот полку, которым до штрафбата командовал Карташов, не повезло. Противник отсек его на правом берегу Прута и почти полностью уничтожил. Не зря бывший командир сомневался в успехе такого безумного наступления. Но с Михайлова как с гуся вода: как ни в чем не бывало предложил восстановленному во всех правах майору занять прежнюю должность. Тот едва сдержался – обратно в штрафбат не хотелось.
Войну Карташов закончил в Румынии начальником штаба 9-го Фокшанского полка 4-й гвардейской Овручской Краснознаменной орденов Суворова и Богдана Хмельницкого воздушно-десантной дивизии.
Потом отвечал за демобилизацию 46-й армии: формировал команды, отправлял эшелоны... Не разгибая спины, скрипели перьями одиннадцать писарей. Численность запасного полка достигала 40 тысяч человек. Среди них около 5 тысяч женщин. С ними хлопот больше. Многие из них тяжело переживали крушение фронтовых романов. Оттого дерзость, неподчинение, истерики, попытки самоубийства...
Прошла демобилизация, началась репатриация советских граждан, по разным причинам оказавшихся за границей. Работал в контакте с контрразведчиками «Смерш»: те искали среди репатриантов агентов вражеских разведок, предателей, пособников оккупантов. Приходилось встречаться с представителями румынского правительства. Участвовал в церемонии награждения короля Михая орденом Победы.
В 1946 году стал просить о переводе в Сибирь. В глухом таежном городке Топки ждала его жена Фаина Николаевна. С дочерью и сыном. Когда их отец ушел на войну, одной исполнилось три года, а другому – десять месяцев.
В Новосибирске в штабе округа предложили: место службы – Тюмень, должность – начальник штаба батальона 6-й отдельной гвардейской Бериславско-Хинганской дважды Краснознаменной ордена Суворова стрелковой бригады. Командир бригады полковник Павловский – Герой Советского Союза. В Сталинграде командовал танковым полком прорыва, потом гвардейской танковой бригадой. Толковый и выдержанный офицер. Ни одного грубого слова, а прикажет – у подчиненного ноги впереди него бегут.
Штаб бригады размещался в двухэтажном каменном здании в начале улицы Республики (сейчас здесь кожно-венерологическая больница), а подразделения – в казармах 6-го военного городка (территория нынешнего военно-инженерного училища). Название «6-й военный городок» – от шестой бригады, хотя мало кто из тюменцев знал действительное и гордое наименование соединения (памятной доски и сейчас нет в Тюмени).
А тогда бригада, стоящая отдельным гарнизоном, напоминала крошечное государство. Штаб – нечто вроде правительства, идеология – за политотделом. Свои учреждения культуры: библиотека, клуб, «ленинские комнаты». Военторг и подсобное хозяйство. Тайная полиция – особый отдел КГБ, и даже собственная тюрьма – гауптвахта.
В таких гарнизонах-государствах царил особый образ жизни, или, как сейчас принято выражаться, менталитет.
При массовом сокращении 14-миллионной армии для того, чтобы сохранить свои офицерские погоны, использовалось все: родственные связи, протекция, подсиживание, интриги и прочие пакостные приемы.
В 1953 году на базе бригады развернули 109-ю стрелковую дивизию с сохранением гвардейских боевых заслуг. Принципиального и интеллигентного Павловского сменил полковник Афонин. Недостаток специальных знаний он компенсировал высокой моторностью, за что и получил от подчиненных прозвище «реактивный». Уверенность в своих, не всегда компетентных действиях, ему придавало наличие родственников-генералов в 18-м корпусе и ЗапСибВО. Через год «реактивного» Афонина назначили военкомом Тюменской области и дали генеральские лампасы.
А на дивизию «сел» генерал-майор Шмуйло. Фигура весьма колоритная. Последний из могикан-кавалеристов. В конце войны он командовал 10-й гвардейской Кубанско-Слуцкой казачьей кавалерийской дивизией. После упразднения кавалерии Сталин оставил эту дивизию специально для маршала Буденного, который считался инспектором этого рода войск. Со смертью Сталина единственную конную дивизию расформировали. Синие околыши с фуражек кавалеристов отдали чекистам. А Шмуйло сделали пешим генералом. В Тюмень он приехал с группой офицеров-казаков. Их надо было трудоустроить, а вакантных должностей нет. Поэтому Карташова представили к увольнению, и его послужной список оказался на столе начальника штаба округа генерал-майора Штеменко. Того самого безвестного направленца Генштаба, которого в суматошном июле 1941 года подставили для доклада обстановки на фронтах самому Сталину. Уехав в Кремль майором, он вернулся полковником и начальником Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии. После войны он сменил Жукова на посту главнокомандующего группой советских оккупационных войск в Германии. За отказ применить танки против мирной демонстрации в Берлине его разжаловали до генерал-майора и отправили в Новосибирск. Уже при Брежневе в августе 1968 года за разработку операции по вводу советских войск в Чехословакию Штеменко стал генералом армии и Героем Советского Союза.
Этих сведений нет в военной литературе. Энциклопедии и мемуары, в отличие от послужных списков, написаны преимущественно в светлых тонах без темных оттенков в биографиях военачальников.
Вместо приказа об увольнении из армии Штеменко вызвал Карташова в штаб округа и предложил ему службу в военкомате. Что мог. Так в селе Сорокино появился новый райвоенком.
А Шмуйло «мобилизовал» подчиненных на заготовку тюменской древесины для своих земляков на Кубани. Разразился скандал. Увлечение коммерцией грозило по тем временам для генерала партийным позором и судом. Но заступился Буденный, и Шмуйло отправили на пенсию. Его приближенных выгнали из армии. Дивизию расформировали.
Карташов застал первое «хрущевское» сокращение армии. В декабре 1959 года срок его военной службы составил 30 лет 6 месяцев 11 дней, но и потом он еще долго работал в Тюмени в органах ДОСААФ.
Михаил Иванович и Фаина Николаевна Карташовы уже отметили «бриллиантовую свадьбу». Собрались дети, внуки, правнуки, друзья и знакомые. Они не знали о некоторых эпизодах боевой биографии ветерана. Поэтому он просил не разглашать его послужной список – неудобно, мол. Но из личного дела офицера сведений не выбросить. Как слов из песни.