«Мы не знаем пощады...»
А. А. Петрушин
«Власовщина»: патриотизм или предательство?
Генералы-невидимки
Впервые о Власове и его «армии» я услышал в далеком детстве от отца – сибирского крестьянина, ставшего на войне ротным командиром 1-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Потеряв руку в бою с власовцами, он их иначе, как предателями, не называл. И был по-своему прав.
Советская историография, литература и публицистика долгое время обходили проблему коллаборационизма – сотрудничества с гитлеровскими захватчиками. Считалось: при социализме это явление невозможно, так как отсутствует социальная база. А отдельные отщепенцы – не в счет. Также упрощенно рассматривалась и другая проблема – плен.
При Сталине плен однозначно равнялся измене. Потом пустили в ход такое объяснение: в фашистскую неволю попали в основном раненые, контуженые или оказавшиеся в окружении и израсходовавшие все боеприпасы красноармейцы. Комиссары, политруки и большинство командиров якобы предпочитали застрелиться, чем угодить в руки врага. Из пленных генералов были известны только двое – Дмитрий Карбышев и Андрей Власов. Один – символ героизма, другой – предательства. Данные о количестве советских военнопленных не сообщались.
Парадоксально, но факт: положение наших соотечественников в плену лучше изучено за рубежом. На эту тему в Великобритании, США, Франции и Германии вышло более 2000 научных трудов. При «железном занавесе» эти работы в СССР официально расценивались как попытки фальсифицировать историю Великой Отечественной войны.
Первым откровением о «власовщине» стала книга Аркадия Васильева «В час дня, ваше превосходительство...» (сначала она появилась в журнальном варианте). Ее автор, ветеран-чекист, почетный сотрудник госбезопасности, чуть-чуть приподнял завесу секретности над катастрофой 2-й ударной армии Волховского фронта весной – летом 1942 года и обстоятельствами перехода на сторону врага командующего этой армией генерал-лейтенанта А.А. Власова.
Несмотря на то, что Власов был изображен как трус, дегенерат, пьяница и бабник, роман Васильева вызвал сильное раздражение у партийной и военной верхушки. Почему? Во-первых, писатель коснулся запретной темы. Во-вторых, он отступил от утвержденной схемы предателя-одиночки и назвал имена других советских генералов и офицеров, добровольно сдавшихся в плен.
Естественно, возникали вопросы: кто такие власовцы? Изменники Родины или борцы с антинародным сталинским режимом? Какова их численность? И, наконец, почему лидером «русского освободительного движения» стал Андрей Андреевич Власов?
Сегодня известно – генерал Власов был взят в плен 13 июля 1942 года, когда 2-я ударная армия была разгромлена противником.
О том, как это случилось, рассказала на допросе в НКГБ 20 сентября 1945 года Мария Воронова, бывшая повариха столовой Военного совета армии: «...Под Новгородом нас немцы обнаружили в лесу и навязали бой, после которого Власов, я, солдат Котов и шофер Погибко вырвались в болото, перешли его и вышли к деревне. Мы с Власовым зашли в один дом, где нас приняли за партизан. Местная «самооборона» дом окружила и нас арестовали, посадили в колхозный амбар. На другой день приехали немцы, предъявили Власову вырезанный из газеты его портрет в генеральской форме, и Власов вынужден был признать, что он действительно генерал-лейтенант Власов. До этого он назывался учителем-беженцем».
Несмотря на специальное указание Сталина выяснить судьбу командующего 2-й ударной армией, ведомство Берии не нашло «пропавшего без вести» генерала. Таковым он числился до конца 1942 года, пока сам не заявил о себе.
К тому времени в немецком плену находились миллионы советских военнопленных. Только за первые полгода войны эта цифра исчислялась примерно тремя миллионами человек, к которым прибавилось огромное количество военнослужащих из частей, разбитых летом 1942 года под Харьковом, в Крыму и между Доном и Волгой. Красноармейцев, командиров и генералов. Да-да, во вражеском тылу оказались не только Карбышев и Власов, но и десятки других военачальников – от командиров дивизии и выше. Многие из них сдались без сопротивления. Добровольно.
Была и такая «партия»
В фашистскую неволю попало по разным причинам немало тюменцев. В сентября 1991 года был рассекречен так называемый «фильтрационный фонд» – почти пять тысяч дел на уроженцев Тюменской области, возвратившихся домой из плена после окончания войны. Это не считая уничтоженных в гитлеровских концлагерях, сгинувших в ГУЛАГе или запятнавших себя сотрудничеством с оккупантами.
Одним из тех, кто не по своей воле оказался в Хаммельсбургском лагере военнопленных офицеров, но не уронил чести и достоинства, был военврач Николай Исаев (в 50-е годы – фельдшер в селе Плешково Ишимского района).
При «фильтрации» в 1945 году он рассказал об обстоятельствах возникновения «Русской трудовой народной партии» (РТНП) и назвал поименно военнопленных, вступивших в эту партию. Внушительный список – с десяток генералов (в Хаммельсбургском лагере содержалось около шестидесяти генералов) и сотни офицеров.
РТНП была создана в ноябре 1941 года. Ее ЦК состоял из военного отдела, возглавляемого генерал-майором Благовещенским, начальником военно-морского училища ПВО в г. Либаве, политического отдела, занимавшегося партийным учетом и делопроизводством, отдела агитации и пропаганды и молодежного отдела. Особая роль отводилась «военно-историческому кабинету», которым руководил полковник Гаврилов, начальник разведотдела корпуса. Группа «историков», в которую, по словам Н.А. Исаева, входили генералы Егоров, Зыбин, Константин Куликов, Малышкин, Жиленков, полковник Боярский, майоры Дворкин, Шомполов и другие (всего 120 человек), сочиняли «справки о поражении частей Красной Армии в 1941 году» (в этом месте допроса Исаев заметил: «Под влиянием патриотических разговоров генералов Вишневского, Ткаченко и Тонконогова Егоров и Зыбин в феврале и марте 1942 года вышли из партии»).
РТНП имела устав и программу, которая предусматривала «борьбу в союзе с Германием за свержение Советской власти в России и создание нового демократического государства без большевиков». Экономическая часть программы заключалась в «ликвидации колхозов, восстановлении частной собственности, возрождении торговли, ремесла, кустарного промысла...». Ну и всевозможные свободы: религии, совести, слова, собраний и печати. Был и свой гимн, начинавшийся четверостишием:
Смело, друзья, не теряйтесь,
В битве, в неравном бою!
Родину-мать вы спасайте,
Честь и свободу свою...
«Партийцы» приветствовали друг друга поднятием правой руки и возгласом: «Слава России!». Ответ: «И соратнику!».
В январе 1942 года РТНП приступила к формированию из пленных генералов и офицеров русского «экспедиционного корпуса». Процедура отбора кандидатов такова: члены военного отдела ЦК вызывали военнопленных и спрашивали, будут ли те воевать против большевиков. При утвердительном ответе добровольцев подвергали специальным экзаменам для определения степени военной подготовки. В случае отказа военнопленных вступить в «корпус» их заносили в «особые списки»... Н.А. Исаева вместе с генералами Вишневским, Ткаченко, Куликовым (вторым), Новиковым (двое), Тонконоговым, Прохоровым, Скугоревым, Михайловым, Корниловым, Головердовым, Добросердовым, полковником Шевцовым и другими офицерами, не пожелавшими воевать с соотечественниками, заключили в феврале 1943 года в Нюрнбергскую тюрьму, а потом разбросали по разным концлагерям, где одни погибли, а других освободили союзники и передали советской стороне.
Гитлеровское военное командование отклонило в 1942 году предложение ЦК РТНП использовать «корпус» в борьбе с Красной Армией. Надеялось одержать победу без чьей-либо помощи? Да, тогда немцы еще верили в «гений» фюрера и несокрушимость вермахта. И все-таки существовала еще одна причина настороженности немцев к русским добровольцам.
Прыжок за Урал
По утверждению Н.А. Исаева, ЦК РТНП предлагал возложить командование экспедиционным корпусом на генерал-майора пограничных войск НКВД Бессонова. Его карьера бурная и страшная. Участник вероломного захвата китайского города Кульджи и уничтожения сибирских казаков, отступивших с атаманом Анненковым в 1920 году за границу. Потом Бессонов командовал полком НКВД в Ленинграде, а на волне большого террора 30-х годов вознесся до заместителя Фриновского, начальника погранвойск. После очередной «чистки» НКВД, связанной с приходом на Лубянку Берии, Бессонова перевели в армию, и в начале войны он, будучи командиром 102-й стрелковой дивизии, сдался в плен к немцам под Гомелем.
В 1942 году началась подготовка к выполнению плана. Группе Бессонова был отведен особый лагерь в бывшем монастыре Лейбус под городом Бреслау (Вроцлав), где началось формирование из советских военнопленных диверсионной бригады в составе трех батальонов. К тому времени немецкие войска заняли Петрозаводск, где было много аэродромов советской дальней авиации. Они могли стать удобной базой для готовящейся десантной операции.
Отлично зная расположение сталинских лагерей и систему их охраны, генерал Бессонов предлагал «перебросить» с помощью немецкой авиации сформированный из военнопленных советских офицеров «экспедиционный корпус» в район рек Северная Двина – Обь, захватить находившиеся в тех местах лагеря НКВД, поднять восстание заключенных и ссыльных и вместе с ними, пользуясь отдаленностью от центра страны и отсутствием крупных военных гарнизонов, овладеть промышленным Уралом, отчленить Западный фронт от Дальнего Востока и лишить Советский Союз важнейшей базы...
Ставка Бессонова на заключенных ГУЛАГа кажется, на первый взгляд, фантастической. Однако архивные документы и воспоминания узников воркутинских лагерей свидетельствуют: «...освободительное движение могло быть успешно начато при координации небольших сил вторжения с многомиллионной массой заключенных и спецпоселенцев».
Узнав о плане Бессонова, гитлеровцы перепугались, так как больше всего боялись возникновения независимой русской силы, да еще где-то за Уралом, то есть вне всякого контроля. Поэтому части «корпуса» были расформированы, переданы в войска СС и побатальонно использованы на советско-германском фронте и в борьбе с партизанами.
Как ни горько сознавать, но для фашистской разведки и пропагандистских служб рейха трудность состояла не столько в организации антисоветских вооруженных формирований, сколько в сдерживании, разложении и даже подавлении попыток создания независимых сил по освобождению России от сталинского режима. Впервые в истории Российского государства (не считая княжеские междоусобицы) русская армия воевала на стороне противника. Не было, как видно из документов, и недостатка в претендентах на роль «вождя» антибольшевистского освободительного движения. И все-таки из всех советских генералов и старших офицеров, заявивших о своем желании сотрудничать с гитлеровцами, те особо выделяли двоих: полковника Боярского, командира 41-й стрелковой дивизии, и генерал-лейтенанта Власова.
Портрет «вождя» без ретуши
Внешне генерал Власов сильно проигрывал другим претендентам на роль «русского вождя»: долговязый, скуластый человек в очках, с мясистым носом и оттопыренными ушами.
Его биография: родился 1 сентября 1901 года в Нижегородской губернии в семье крестьянина-середняка. Окончил духовное училище, учился в духовной семинарии и в университете. В 1920 году вступил в Красную Армию и после школы краскомов командовал взводом на врангелевском фронте. Служил все время хорошо. Утверждения о том, что Власов выдвинулся в связи с репрессиями военачальников в 1937 году, не подтверждаются фактами. Он, в отличие от многочисленных сталинских выдвиженцев, не перескочил ни одной служебной ступеньки и лишь в 1938 году несколько месяцев исполнял обязанности начальника штаба Киевского военного округа. Власов участвовал в советской военной миссии в Китае. Чан Кайши подарил ему свой кольт и наградил высшим орденом «Золотого Дракона». После возвращения из-за границы Власов был произведен в полковники и назначен командиром 99-й стрелковой дивизии в Перемышле. Одной из лучших дивизий в Красной Армии. Перед войной возглавил 4-й механизированный корпус, который достойно сражался на Львовщине. Награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Сталин назначил его командующим 37-й армией в Киевском укрепрайоне. Из окружения, в котором погибли все члены Военного совета, работники политуправления, штаба и командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос, вышел только раненый Власов с небольшой группой бойцов и командиров. Отличился в боях за Москву. 24 января 1942 года генерал армии Г. К. Жуков написал в боевой характеристике Власова: «Руководил операциями 20-й армии, контрударом на город Солнечногорск, наступлением на волоколамском направлении... Лично генерал-лейтенант Власов в оперативном отношении подготовлен хорошо, организационные навыки имеет. С управлением войсками армии справляется вполне».
Нельзя не согласиться с мнением историка Д.А. Волкогонова: «...заслужить в то жестокое время такую оценку Жукова – значит немало». Но не стоит и преувеличивать «полководческое дарование» Власова, тем более называть его «спасителем Москвы». Он командовал 20-й армией всего около месяца – до 7 февраля 1942 года, а если учесть ранение и лечение в госпитале, и того меньше. Да, Власов воевал лучше других пленных генералов, попавших позже в плен. И только. Может быть, причина «особого расположения» к нему со стороны немцев кроется в их национальном педантизме: среди военнопленных Власов был старшим по званию и по должности. Этот генерал полнее других отвечал таким требованиям отдела пропаганды вермахта: «Мог, с одной стороны, противопоставить себя Сталину, а с другой – должен быть достаточно известным, чтобы выступать от имени русских».
Не надо умалять и личных качеств командующего 2-й ударной армией. В докладной записке немецкой разведки отмечено: «...генерал Власов производит впечатление сильной и прямой личности. Его суждения спокойны и обдуманны...».
Судя по архивным чекистским документам, до 13 июля 1942 года – до пленения – генерал Власов и не думал о борьбе с большевизмом и сталинизмом, а честно воевал против немецко-фашистских захватчиков.
Предателем – и не большевизму, а Родине – он стал через сутки после пленения – 15 июля, когда на допросе в штабе группы армии «Север» сообщил: «...Около 60 тысяч человек из находившейся в моем распоряжении армии либо взяты в плен, либо уничтожены, при прорыве вышло около 3500 раненых и пробились незначительные части...». Власов заявил, что у советского командования под Ленинградом сил едва хватает на то, чтобы удержать фронт, что ни о каком наступлении и речи быть не может. И резервные немецкие дивизии были брошены под Сталинград.
Примечательны подчеркнутые в оригинале протокола допроса показания Власова: «...В Сибири (на севере Омской области) имеются немалые, но до сих пор малоиспользованные месторождения нефти...».
В августе 1942 года генерала Власова отправили в Винницу, в лагерь для военнопленных при Ставке верховного командования немецкой армии, где уже находился полковник Боярский.
Уже 8 августа был готов их совместный меморандум. Вот концовка этого документа: «...Если принять во внимание миллионное население оккупированных областей и огромное количество военнопленных и учесть их враждебное отношение к правительству Сталина, то можно допустить, что эти людские массы составят ядро внутренних сил, которые под руководством германского правительства ускорят давно назревающее возникновение нового порядка в России...
Эти силы в настоящее время не используются.
Исходя из вышеизложенного, мы передаем на рассмотрение следующее предложение:
создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию;
независимо от своих военных качеств эта русская армия придаст оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранит ряд сомнений и колебаний, существующих в оккупированных и неоккупированных областях и тормозящих дело создания нового порядка.
Это мероприятие легализует выступление против России и устранит мысль о предательстве, тяготящую всех военнопленных...».
В тот же день с авторами «меморандума» встретился опытный немецкий разведчик Густав Хильгер, до войны советник германского посольства в Москве. В своем отчете Хильгер, отметив, что считает их перспективными личностями, написал: «...По мнению обоих офицеров, чтобы добиться победы над Сталиным, нужно ввести в бой против Красной Армии русских военнопленных. Ничто не подействует на красноармейцев более сильно, чем выступление русских соединений на стороне немецких войск... На обломках Советского Союза возникнет новое русское государство, которое в тесном союзе с Германией будет работать над созданием нового порядка в Европе.
Я ясно сказал советским офицерам, что не разделяю их убеждений. Россия в течение ста лет являлась постоянной угрозой Германии, вне зависимости от того, было это при царизме или при большевистском режиме. Германия вовсе не заинтересована в возрождении русского государства на великорусской базе...».
Итак, «великорусскую идею» гитлеровцы сразу и безоговорочно отвергли. Как бы в таком случае поступил предатель и приспособленец? Правильно: нашел бы теплое и сытное место и отсиделся бы там до лучших времен.
Но Власов создал «Русский комитет», в который, кроме него, вошли генералы Малышкин, бывший начальник штаба 19-й армии, Жиленков, член Военного совета 32-й армии, Трухин, начальник оперативного отдела штаба северо-западного фронта, Благовещенский, начальник Либавского военно-морского училища ПВО, Закутный, командир 21-го стрелкового корпуса, полковник Меандров, заместитель начальника штаба 6-й армии, дивизионный комиссар Зыков, заместитель редактора газеты «Известия»...
27 декабря 1942 года «комитет» выпустил «Обращение к бойцам и командирам Красной Армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза» – своеобразную программу «русского освободительного движения».
Тогда же было объявлено и о создании «Русской освободительной армии» – РОА. Власов получил солдатскую книжку РОА 7 февраля 1943 года – одним из первых. В ней зафиксирован должностной оклад – 70 марок в декаду, как у немецкого фельдфебеля.
Начала действовать в местечке Дабендорф школа пропагандистов РОА. Слушатели – пленные советские офицеры с высшим и средним образованием – после трехмесячного обучения направлялись пропагандистами в лагеря военнопленных (всего было подготовлено более 4000 «политруков»). При Дабендорфской школе находились редакции газет «Заря», «Доброволец», «Новый путь» и «Воля народа».
Власов написал открытое письмо «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом». Если отбросить патетику, останется суть власовской идеологии – «создание новой России». Без Сталина и большевиков, но и без царя. Идея российской государственности – козырная карта, но Сталин пошел с этих козырей еще в ноябре 1941 года, когда «забыл» о «социалистическом отечестве», а «вспомнил» Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина, Пожарского, Суворова и Кутузова.
Гитлеровцы до середины 1944 года не предпринимали никаких практических шагов к созданию армии под командованием Власова. Они не доверяли советским людям, полагая, и не без основания, что значительная часть из них, давшая по принуждению согласие служить в РОА, при первой же возможности нарушит свои обещания.
Только когда исход войны стал ясен, Гиммлер, Геринг, Риббентроп и Геббельс одобрили предложение Власова создать в качестве «политического центра» «Комитет освобождения народов России» (КОНР).
Организационное собрание КОНР было проведено в Праге 14 ноября 1944 года. Власов был избран его председателем.
Через несколько дней после принятия «Пражского манифеста» главное командование сухопутными силами Германии издало приказ о формировании трех «русских» пехотных дивизий (600-й, 650-й и 700-й по немецкой нумерации, или 1-й, 2-й и 3-й дивизий РОА). Но лишь в марте 1945 года Гитлер назначил Власова командовать этими соединениями (тот предлагал сформировать 10 дивизий, а в конечном счете создать трехмиллионную русскую армию).
Одну дивизию численностью 12 тысяч человек успели вооружить. Ее командир генерал-майор РОА Буняченко командовал в Красной Армии 389-й стрелковой дивизией. В апреле была сформирована вторая дивизия, насчитывавшая также 12 тысяч человек. Возглавил ее бывший полковник Зверев. В немецкий плен он попадал дважды. Первый раз в августе 1941 года в районе Умани, когда командовал 190-й стрелковой дивизией. В лагере выдал себя за украинца, и немцы его освободили. Потом он перешел линию фронта в районе Орла. Второй раз – 23 марта 1943 года. Командиром 350-й стрелковой дивизии и военным комендантом Харькова. В июле того же года Зверев написал заявление с просьбой зачислить его в РОА.
700-я дивизия, командиром которой назначили бывшего генерал-майора Михаила Шаповалова, так и не была сформирована.
Кроме пехотных дивизий, в РОА имелись запасная бригада, рота личной охраны Власова, батальон охраны КОНРа и противотанковая бригада, которой командовал подполковник Мелешкевич, бывший начальник штаба 229-й стрелковой дивизии, сформированной зимой-весной 1942 года в Ишиме и разбитой в июле того же года на дальних подступах к Сталинграду.
В РОА имелась своя авиация: 37 самолетов и 24 летчика и штурмана (среди них три Героя Советского Союза – Мальцев, Бычков и Антилевский).
Общая численность РОА не превышала 50 тысяч человек (сюда не входили русские части и другие национальные легионы, влитые в немецкие войска).
13 апреля 1945 года два батальона, противотанковый дивизион и артиллерийский полк 1-й дивизии РОА участвовали на Одере в боях с Красной Армией. Тогда в крушении гитлеровского рейха уже мало кто сомневался, и Власов приказал своим частям отступить на юг, в Чехословакию, навстречу англо-американским войскам. На пути власовцев оказалась Прага. К тому времени Власов приказал снять с головных уборов и мундиров эмблему вермахта – орла, перешить эмблему РОА на традиционный манер русской армии с правого на левый рукав мундира и отменил фашистское приветствие с возгласом «хайль».
Восстание пражан началось 5 мая 1945 года. Берлин уже пал. Повстанцам удалось овладеть почтой, центральной телефонной станцией, вокзалами и важнейшими мостами через реку Влтаву. Немецко-фашистским войскам был предъявлен ультиматум о безоговорочной капитуляции. Чтобы выиграть время, немцы пошли на переговоры с Чешским национальным советом. Одновременно они начали стягивать к Праге танковые дивизии и части СС. Немецкая авиация получила приказ бомбить город. Утром 6 мая немецкие войска начали наступление и прорвались к центру Праги. Для пражского восстания настал критический момент. Ночью 6 мая радиостанция «Прага» вышла в эфир: «Говорит Прага. Красная Армия! Нам нужна помощь самолетами и оружием. Немцы обстреливают из дальнобойных орудий. Танки в Праге. Приближаются к радиостанции.
6 часов 05 минут. Командование союзных армий, обращаемся к вам с призывом, зовем на помощь героических летчиков. Помогите нам, немцы обстреливают из орудий радиостанцию, и танки приближаются.
6 часов 30 минут. Говорит Прага! На Прагу наступают со всех сторон немецкие танки, артиллерия и пехота. Пришлите авиацию и танки. Праге нужна помощь, помогите! Помогите скорее!
6 часов 50 минут. Офицеры и солдаты армии Власова. Мы верим, что вы в последнем этапе борьбы как русские люди поддержите восставшую Прагу».
Эти данные радиоперехвата НКГБ, никогда ранее не публиковавшиеся, дают представление об отчаянии повстанцев.
А 1-я дивизия РОА уже удалилась от Праги на 50 километров. Но призыв о спасении принят. Ни войска маршала Конева, ни союзники не могли успеть спасти население Праги от массовых расстрелов. Могли только власовцы. И они вернулись.
Тогда в районе Праги действовало семь оперативно-чекистских и диверсионно-разведывательных групп, которые сообщили 6 мая в НКГБ: «Власовская дивизия, дислоцировавшаяся в г. Глазно, развернулась в корпус и движется на Прагу. По проверенным агентурным данным, власовцы разоружают немцев, атакуют аэродром в Рузыне и входят в город...».
Бывший командир полка в РОА Артемьев позднее вспоминал: «...Советские танки лишь на следующие сутки вошли в уже очищенную 1-й дивизией РОА от немцев Прагу».
В советской исторической науке этот факт тщательно скрывался. И сейчас помощь РОА восставшей Праге оценивают по-разному. В «Открытом письме правительствам США и Великобритании» солдаты и офицеры РОА так объяснили свои действия: «...Мы пытались свергнуть власть московских захватчиков, и, идя на борьбу совместно с Германией, мы нисколько не боялись порабощения нашей Родины национал-социалистической Германией, ибо последняя своей звериной политикой восстановила против себя весь русский народ, и мы прекрасно понимали, что при ненависти к немцам они, как внешняя сила, не удержатся в случае победы на наших необъятных просторах. Ненависть к национал-социалистической Германии появилась не только у находящихся в рядах РККА и гражданского населения, но в еще большей степени была у тех, кто непосредственно побывал под их пятой в Германии. Эта ненависть, как нельзя лучше, была продемонстрирована в боях под Прагой и в Праге 6 и 7 мая сего года...».
Служивший в «Смерше» 2-го Украинского фронта и живущий сейчас в Тюмени полковник Кошелев рассказал, что для поимки Власова в мае 1945 года создали специальные опергруппы. Всем розыскникам раздали фотографии командующего РОА и объявили приказ: «Срочно примите все меры к установке точного местопребывания Власова (повторяю – Власова), Малышкина (повторяю – Малышкина) и Жиленкова (повторяю – Жиленкова). Как только их установите, особенно Власова, примите все меры к захвату их живьем. Если это будет почему-либо невозможно, ликвидируйте (повторяю – ликвидируйте)».
«Как только заняли Прагу, – вспоминал ветеран, – сразу окружили дом, в котором жил Власов. Но там его уже не застали – бежал на юго-запад. Мы кинулись вослед...».
Характерная внешность Власова облегчила розыск. Его обнаружили в колонне отступающих солдат и офицеров РОА. А потом – недолгое следствие, внесудебный приговор и виселица...
Тоска по «герою»
Обожавший всевозможные судилища, Сталин не решился на открытый судебный процесс над Власовым и его сподвижниками, выданными союзниками. Казалось бы, впервые представилась возможность показать всему миру реальное, а не вымышленное, вымученное в застенках НКВД антисталинское движение. Но «вождь всех времен и народов» вновь предпочел пропагандистской кампании против власовцев серию послевоенных «разоблачений» новых «врагов народа» – от членов ЦК ВКП (б) Вознесенского и Кузнецова, генералов Гордова и Кулика, адмиралов Кузнецова, Алафузо, Геллера до министра МГБ Абакумова и кремлевских «врачей-отравителей»: Сталин, а за ним и его преемники сделали вид – «власовщины», как массового социального явления, не существовало. А сколько же их было, граждан СССР, по разным причинам выступивших с оружием против Красной Армии, партизан и мирного населения оккупированных территории? РОА – 50 тысяч, «казачьи» формирования – 45 тысяч, 599-я «русская» бригада – 6 тысяч, различные разведывательно-диверсионные школы – 20 тысяч. Прибавим сюда прибалтийские формирования СС – латышские, литовские, эстонские – еще 48 тысяч. Да 14-я дивизия СС «Галичина» – 12 тысяч. И дивизия «Дирлавангер» (охрана концлагерей) – 10 тысяч. Не забудем потери тех частей и соединений, которые воевали против Красной Армии на передовой, – 25 тысяч. Всего более 250 тысяч человек.
Из 15 миллионов оказавшихся в фашистском плену и оккупации мужчин – немного. Но все равно страшно. Такого в нашей истории еще не было.
В 1945–1947 годах на шестилетнее спецпоселение отправили 148079 «власовцев» – так стали именовать всех, кто служил в немецких формированиях (на учете в УНККБ-УМГБ по Тюменской области – 450).
О власовцах вновь заговорили после 1987 года. Вокруг Власова стал создаваться ореол трагической личности. Мученика, погибшего за высокие идеалы. Это делалось для окончательного сокрушения сталинизма под флагом критики КПСС за сокрытие исторической правды. В этой ситуации официальная пропаганда, располагавшая огромной документальной базой о «власовщине», не нашла ничего лучшего, кроме повторения сообщения ГлавПУ РККА от 4 июля 1943 года о том, что «Власов еще до плена был немецким шпионом». Партийные идеологи не смогли (или не захотели) отказаться от прежних стереотипных представлений о причинах возникновения РОА и поэтому проиграли в полемике с «детьми Арбата». Но и для них генерал Власов с его «великорусской идеей» не годился в герои. В этом качестве командующий РОА вполне устраивал новых национал-патриотов, которые даже провозгласили его «великим русским полководцем». Так продолжалось до августа 1991 года, когда после ГКЧП коммунисты пополнили ряды «русских патриотов». Выждав некоторое время, они стали называть президента Ельцина и его окружение «предателями национальных интересов народа» и отождествлять его с власовцами лишь на том основании, что у них... одинаковое трехцветное знамя России.
Не смущало то обстоятельство, что символикой Российской империи пользовались после 1917 года многие политические лидеры (в том числе и Сталин). Если уж быть точным, то знамя РОА – синий Андреевский крест на белом фоне, обрамленный красной полоской. Но дело даже не столько в исторических совпадениях, сколько в удивительной предрасположенности образа Власова для политической конъюнктуры.
Вот малоизвестный факт: при задержании командующего РОА у него нашли... партийный билет ВКП(б), удостоверение личности и расчетную книжку генерал-лейтенанта Красной Армии. При желании Власова можно было представить борцом за «восстановление ленинских норм в партии» или за «социализм с человеческим лицом».
Так кто же такой Андрей Андреевич Власов? Для меня он – политический игрок. Один из многих – вчерашних и сегодняшних... А «власовщина» – своеобразное продолжение гражданской войны. Власовское движение сродни «колчаковщине» и «деникинщине». Поэтому и относиться к власовцам надо, на мой взгляд, по-разному. Фронтовики называют их предателями. Вполне оправданно – это поколение видело друг друга через прорези прицелов. Кто-то считает власовцев патриотами. Что ж, в РОА было немало русских, по-своему мечтавших о новой великой России. Но только не надо делать из этих людей героев и поднимать их на освободившиеся пьедесталы. Потому что в гражданских войнах нет героев.
«Там все болота завалены трупами»
(Из воспоминаний Ивана Дмитриевича Никонова)
...382-я стрелковая дивизия формировалась в Красноярском крае. Меня после окончания радиокурсов командного состава в Новосибирске назначили командиром взвода роты связи 1267-го полка этой дивизии.
...Сначала нас направили на Карельский фронт, но в пути маршрут изменили. Так в составе 2-й ударной армии наша дивизия приняла участие в наступлении на Спасскую Полисть – станцию на железной дороге Новгород – Волхов – Тихвин – Ленинград. Немцы создали там сильные укрепления. Мы, связисты, шли вместе с пехотой. Противник открыл шквальный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь. Его авиация засыпала нас бомбами. Все кругом заволокло снежной пылью и землей. Падали убитые и раненые.
...По ночам командирам приходилось ползать по равнине, проверять бойцов – кто жив. Которого пошевелишь – не убит, а замерз: морозы стояли страшные. В наступлении мы никакой пищи не получали. Немцы не подпускали полевые кухни к переднему краю: только заметят – сразу накроют артогнем. После четырех дней неудачного штурма остатки нашего полка отвели на исходные позиции.
...Пополнение маршевыми ротами и батальонами поступало в дивизию непрерывно и так же быстро перемалывалось в наступательных боях. Люди приходили разные, в основном из Сибири и Татарии, но были и казахи, и узбеки, и таджики... К холодам не приспособленные, пожилые и, видно, верующие люди. Убьют одного, другие тут же соберутся кружком, молятся, причитают по-своему, а следующая мина в них летит. Воевали и молодые бойцы. Помню, пришли на передовую три лыжных батальона – двадцатилетние рослые крепкие парни в белых маскхалатах. Сразу рванули в атаку, а через полтора часа из них почти никого в живых не осталось – противник косил, как траву. Перед вражескими позициями – горы трупов. Наконец, ценой огромных потерь полк занял водокачку и отбил крайний дом. На этом наступление выдохлось.
В окружении
...Противник стал нас преследовать, а мы из-за отсутствия боеприпасов не могли оказать сопротивления и отходили, бродили по лесам и болотам. Впереди – разведка, за ней – командир полка, следом – все остальные. Многие спали на ходу. Продуктов не было. Силы иссякли. Когда появлялась возможность, разводили костер, но бойцы настолько перемерзали, что, греясь, не ощущали огня – загоралась одежда, тлели валенки.
...Подошли к железной дороге правее станции Глубочка. Ели все, что попадет. Лошадей перевели на мясо, потом принялись за кожаную утварь. В моей группе осталось десять бойцов, а тут дали пополнение – семерых и патронов по пять штук на каждого. После этого приказ – наступать! Зачем? Может, хотелось показать, что мы еще живы.
Утром двинулись вперед, но немцы ответили таким огнем, что сразу нас к земле прижали. Убили Крупского, пожилого опытного солдата. Недалеко от меня залег молодой парень из пополнения Александр Сергеевич Пушкин (внешне тоже на поэта походил). Говорит: «Поползу, нет ли чего в мешке у Крупского проглотить...». Сказал ему: «Лежать!». Не послушал. Только приподнял голову, как разрывная пуля бац – наповал!
Так и держали оборону...
Потом весна началась: дружная, теплая. Все кругом зазеленело. Жить хочется – мочи нет! Слух прошел: самолет У-2 сбросил окруженцам немного муки, из которой сделали болтушку по нескольку граммов на человека. Многие опухали от голода. А немцы вывешивали на видных местах буханки хлеба и плакаты: «Рус, переходи, хлеб есть». Но никто из нас не сдался в плен.
В конце марта появился какой-то порученец от Ставки Верховного Главнокомандования, собрал оставшихся в живых командиров. «Немец, – сказал, – закрыл наш прорыв глубоко и обратного хода нет. На других фронтах тоже тяжелая обстановка, поэтому подкреплений не ждите, а стойте здесь насмерть». Вот мы и стояли. Политработники объявили: «Кто хочет умереть коммунистом?». У меня отец за войну с немцами получил четыре Георгиевских креста. Не хотелось его честь позорить, поэтому я подал заявление в партию, и меня приняли.
...Комполка удивился: «Как ты жив остался?». А я и сам через левое плечо сплевывал: почти все, кто рядом со мной находились, погибли. Правда, у меня одно перед ними преимущество – работал на Севере, в Березово, ездил там в командировки на оленях в 50-градусные морозы, ночевал в тундре на снегу. Поэтому я легче, чем мои товарищи, переносил холодную зиму 42-го года.
...Но вот совсем тепло стало, а на нас одежда зимняя. Да еще голодуха. Не мылись полгода. Вшей расплодилось столько, что белая шерсть полушубков сплошь посерела. Потом комары появились – болота же кругом. Окоп не выроешь – небольшая ямка сразу водой заливается. И мухи от тысяч разлагающихся на солнце трупов. Там все болота ими завалены.
Помню, как в начале апреля к нам на командный пункт полка пришел Муса Залилов (только после войны я узнал, что он Джалиль). В это время снаряд неподалеку разорвался, и политрук юркнул в землянку, но стукнулся головой о верхнее бревно входа. Я сразу догадался – новичок. Потом он еще несколько раз в наш полк приходил: и под Глубочкой, и при прорыве из Мясного Бора.
...Людей на позициях оставалось все меньше, а пополнение не поступало. Приходилось рассредоточивать бойцов, создавать видимость крепкой обороны. Но противник разгадал нашу хитрость, и его подвижные группы перемешались с нашими постами. Участились мелкие стычки. Раз идем по лежням через трясину, а навстречу боец Петряков. Кричит: «Товарищ командир! Не ходите гуда, там немцев много и вооружены они сильно. Я чудом спасся, а напарников схватили». Что делать? Включился в линию связи, доложил в штаб полка обстановку. Только залегли за поваленной елью, как немцы показались. Несут на себе миномет, пулемет, коробки с боеприпасами. Я из автомата слева направо по колонне выпустил весь диск. Патроны кончились, другие бойцы тоже безоружные. Командую: «Падай за большие кочки!». Немцы дали залп – осинки и березки как бритвой срезало. Но добивать нас не стали, видно, другое задание у них имелось. Так и кружили по болотам.
...На месте, где фашисты наш караул захватили, мы нашли убитого Гончарука, железнодорожника из Канска, и Самарина, золотоискателя с Ангары. Он еще дышал. Немцы его пытали: раскаленный шомпол втыкали в лицо и тело, а потом выстрелили в спину, пуля вышла через живот. Боец, как и все мы, был сильно истощен, поэтому из раны вытекло немного крови и зеленой жидкости (питались ведь травой). Самарин пришел в сознание, но фельдшер считал его безнадежным. Тем не менее я спросил у бойцов: «Как, ребята, понесем Самарина?». Не колебались: бросить товарища – хуже предательства. Несли его через топи километров пятнадцать, пока не умер.
...Надо было прорываться из окружения, да как: патронов мало, из оружия – ручной пулемет да винтовки без штыков. В полку ни орудий, ни минометов. И гранат с самого начала боев не было. А как бы они пригодились, особенно в наступлении на Спасскую Полисть.
Прорыв
...Все-таки двинулись перебежками: три шага вперед – и за кочку. Ранило Трофима Шишкина, земляка из Тобольска. Пуля пробила грудь навылет, крови почти нет. Спрашиваю: «Как себя чувствуешь?». «Ничего, – отвечает, – не бросайте, пойду вместе со всеми». А тут бомбежка началась – самолеты волна за волной. Бомбы рвутся глубоко в трясине, будто леший ухает. Мы прячемся в воронках. Некоторые бойцы, обессилев, умирают. Вижу: зрачки закатились – конец! Подполз Зайганов, адъютант комполка, сунул мне кусок подсушенной конской шкуры и кость. Я все съел с такой жадностью, казалось, ничего вкуснее в жизни не пробовал. Кость на огне обжег и угли все сжевал – у голодного человека зубы, как у волка. После этого встал, осмотрелся. Кругом трупы, кучи брошенных винтовок. У ручного пулемета двое шевелятся: один длинный, рыжий, в веснушках, такой запоминается; другой неприметный. Я им: «Забирайте пулемет и вперед!». Пулеметчики отказываются: сил, мол, нет, не можем. Взвожу затвор автомата: «Можете!». Пошли. Кое-как догнали своих.
...Слышим стрельбу за немецкими позициями, там наш внешний фронт. Последний рывок! Сплошная стена огня, грохот взрывов. Такого ужаса я потом за всю войну не видел. Под ногами трупы. Старые, с зимы еще. Наступишь – пузырятся. Я до наших метров пять не дошел, упал, дышать не могу. Бойцы стащили меня в окоп, дали маленький сухарик. Кое-как оклемался. Из котла 25 июня вырвалось больше полутора тысяч человек, а из нашего полка – около двадцати. Потом немцы окончательно закрыли брешь.
...Повезли нас, едва живых, на машинах в тыл. В кузове напротив меня тот рыжий пулеметчик, на которого я автомат взводил. Поговорить с ним – нет сил слова выдавить. Попробовали нас помыть в палатках под теплым душем. От одного прикосновения воды – страшная боль в мышцах. Тогда без помывки переодели в чистое белье и стали кормить. Сварили жирный суп, а мы глотать не можем, трясемся. Опухли так, что глаз не видно. Меня решили отправить в медсанбат, но я отказался – не хотел со своими товарищами расставаться. Потом дистрофия сказалась на здоровье. (Иван Дмитриевич почти не видит – _А.П_.). Сколько мужества, отваги и терпения проявили мои бойцы, но никого из них за это не наградили.
А. А. Петрушин
«Власовщина»: патриотизм или предательство?
Генералы-невидимки
Впервые о Власове и его «армии» я услышал в далеком детстве от отца – сибирского крестьянина, ставшего на войне ротным командиром 1-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Потеряв руку в бою с власовцами, он их иначе, как предателями, не называл. И был по-своему прав.
Советская историография, литература и публицистика долгое время обходили проблему коллаборационизма – сотрудничества с гитлеровскими захватчиками. Считалось: при социализме это явление невозможно, так как отсутствует социальная база. А отдельные отщепенцы – не в счет. Также упрощенно рассматривалась и другая проблема – плен.
При Сталине плен однозначно равнялся измене. Потом пустили в ход такое объяснение: в фашистскую неволю попали в основном раненые, контуженые или оказавшиеся в окружении и израсходовавшие все боеприпасы красноармейцы. Комиссары, политруки и большинство командиров якобы предпочитали застрелиться, чем угодить в руки врага. Из пленных генералов были известны только двое – Дмитрий Карбышев и Андрей Власов. Один – символ героизма, другой – предательства. Данные о количестве советских военнопленных не сообщались.
Парадоксально, но факт: положение наших соотечественников в плену лучше изучено за рубежом. На эту тему в Великобритании, США, Франции и Германии вышло более 2000 научных трудов. При «железном занавесе» эти работы в СССР официально расценивались как попытки фальсифицировать историю Великой Отечественной войны.
Первым откровением о «власовщине» стала книга Аркадия Васильева «В час дня, ваше превосходительство...» (сначала она появилась в журнальном варианте). Ее автор, ветеран-чекист, почетный сотрудник госбезопасности, чуть-чуть приподнял завесу секретности над катастрофой 2-й ударной армии Волховского фронта весной – летом 1942 года и обстоятельствами перехода на сторону врага командующего этой армией генерал-лейтенанта А.А. Власова.
Несмотря на то, что Власов был изображен как трус, дегенерат, пьяница и бабник, роман Васильева вызвал сильное раздражение у партийной и военной верхушки. Почему? Во-первых, писатель коснулся запретной темы. Во-вторых, он отступил от утвержденной схемы предателя-одиночки и назвал имена других советских генералов и офицеров, добровольно сдавшихся в плен.
Естественно, возникали вопросы: кто такие власовцы? Изменники Родины или борцы с антинародным сталинским режимом? Какова их численность? И, наконец, почему лидером «русского освободительного движения» стал Андрей Андреевич Власов?
Сегодня известно – генерал Власов был взят в плен 13 июля 1942 года, когда 2-я ударная армия была разгромлена противником.
О том, как это случилось, рассказала на допросе в НКГБ 20 сентября 1945 года Мария Воронова, бывшая повариха столовой Военного совета армии: «...Под Новгородом нас немцы обнаружили в лесу и навязали бой, после которого Власов, я, солдат Котов и шофер Погибко вырвались в болото, перешли его и вышли к деревне. Мы с Власовым зашли в один дом, где нас приняли за партизан. Местная «самооборона» дом окружила и нас арестовали, посадили в колхозный амбар. На другой день приехали немцы, предъявили Власову вырезанный из газеты его портрет в генеральской форме, и Власов вынужден был признать, что он действительно генерал-лейтенант Власов. До этого он назывался учителем-беженцем».
Несмотря на специальное указание Сталина выяснить судьбу командующего 2-й ударной армией, ведомство Берии не нашло «пропавшего без вести» генерала. Таковым он числился до конца 1942 года, пока сам не заявил о себе.
К тому времени в немецком плену находились миллионы советских военнопленных. Только за первые полгода войны эта цифра исчислялась примерно тремя миллионами человек, к которым прибавилось огромное количество военнослужащих из частей, разбитых летом 1942 года под Харьковом, в Крыму и между Доном и Волгой. Красноармейцев, командиров и генералов. Да-да, во вражеском тылу оказались не только Карбышев и Власов, но и десятки других военачальников – от командиров дивизии и выше. Многие из них сдались без сопротивления. Добровольно.
Была и такая «партия»
В фашистскую неволю попало по разным причинам немало тюменцев. В сентября 1991 года был рассекречен так называемый «фильтрационный фонд» – почти пять тысяч дел на уроженцев Тюменской области, возвратившихся домой из плена после окончания войны. Это не считая уничтоженных в гитлеровских концлагерях, сгинувших в ГУЛАГе или запятнавших себя сотрудничеством с оккупантами.
Одним из тех, кто не по своей воле оказался в Хаммельсбургском лагере военнопленных офицеров, но не уронил чести и достоинства, был военврач Николай Исаев (в 50-е годы – фельдшер в селе Плешково Ишимского района).
При «фильтрации» в 1945 году он рассказал об обстоятельствах возникновения «Русской трудовой народной партии» (РТНП) и назвал поименно военнопленных, вступивших в эту партию. Внушительный список – с десяток генералов (в Хаммельсбургском лагере содержалось около шестидесяти генералов) и сотни офицеров.
РТНП была создана в ноябре 1941 года. Ее ЦК состоял из военного отдела, возглавляемого генерал-майором Благовещенским, начальником военно-морского училища ПВО в г. Либаве, политического отдела, занимавшегося партийным учетом и делопроизводством, отдела агитации и пропаганды и молодежного отдела. Особая роль отводилась «военно-историческому кабинету», которым руководил полковник Гаврилов, начальник разведотдела корпуса. Группа «историков», в которую, по словам Н.А. Исаева, входили генералы Егоров, Зыбин, Константин Куликов, Малышкин, Жиленков, полковник Боярский, майоры Дворкин, Шомполов и другие (всего 120 человек), сочиняли «справки о поражении частей Красной Армии в 1941 году» (в этом месте допроса Исаев заметил: «Под влиянием патриотических разговоров генералов Вишневского, Ткаченко и Тонконогова Егоров и Зыбин в феврале и марте 1942 года вышли из партии»).
РТНП имела устав и программу, которая предусматривала «борьбу в союзе с Германием за свержение Советской власти в России и создание нового демократического государства без большевиков». Экономическая часть программы заключалась в «ликвидации колхозов, восстановлении частной собственности, возрождении торговли, ремесла, кустарного промысла...». Ну и всевозможные свободы: религии, совести, слова, собраний и печати. Был и свой гимн, начинавшийся четверостишием:
Смело, друзья, не теряйтесь,
В битве, в неравном бою!
Родину-мать вы спасайте,
Честь и свободу свою...
«Партийцы» приветствовали друг друга поднятием правой руки и возгласом: «Слава России!». Ответ: «И соратнику!».
В январе 1942 года РТНП приступила к формированию из пленных генералов и офицеров русского «экспедиционного корпуса». Процедура отбора кандидатов такова: члены военного отдела ЦК вызывали военнопленных и спрашивали, будут ли те воевать против большевиков. При утвердительном ответе добровольцев подвергали специальным экзаменам для определения степени военной подготовки. В случае отказа военнопленных вступить в «корпус» их заносили в «особые списки»... Н.А. Исаева вместе с генералами Вишневским, Ткаченко, Куликовым (вторым), Новиковым (двое), Тонконоговым, Прохоровым, Скугоревым, Михайловым, Корниловым, Головердовым, Добросердовым, полковником Шевцовым и другими офицерами, не пожелавшими воевать с соотечественниками, заключили в феврале 1943 года в Нюрнбергскую тюрьму, а потом разбросали по разным концлагерям, где одни погибли, а других освободили союзники и передали советской стороне.
Гитлеровское военное командование отклонило в 1942 году предложение ЦК РТНП использовать «корпус» в борьбе с Красной Армией. Надеялось одержать победу без чьей-либо помощи? Да, тогда немцы еще верили в «гений» фюрера и несокрушимость вермахта. И все-таки существовала еще одна причина настороженности немцев к русским добровольцам.
Прыжок за Урал
По утверждению Н.А. Исаева, ЦК РТНП предлагал возложить командование экспедиционным корпусом на генерал-майора пограничных войск НКВД Бессонова. Его карьера бурная и страшная. Участник вероломного захвата китайского города Кульджи и уничтожения сибирских казаков, отступивших с атаманом Анненковым в 1920 году за границу. Потом Бессонов командовал полком НКВД в Ленинграде, а на волне большого террора 30-х годов вознесся до заместителя Фриновского, начальника погранвойск. После очередной «чистки» НКВД, связанной с приходом на Лубянку Берии, Бессонова перевели в армию, и в начале войны он, будучи командиром 102-й стрелковой дивизии, сдался в плен к немцам под Гомелем.
В 1942 году началась подготовка к выполнению плана. Группе Бессонова был отведен особый лагерь в бывшем монастыре Лейбус под городом Бреслау (Вроцлав), где началось формирование из советских военнопленных диверсионной бригады в составе трех батальонов. К тому времени немецкие войска заняли Петрозаводск, где было много аэродромов советской дальней авиации. Они могли стать удобной базой для готовящейся десантной операции.
Отлично зная расположение сталинских лагерей и систему их охраны, генерал Бессонов предлагал «перебросить» с помощью немецкой авиации сформированный из военнопленных советских офицеров «экспедиционный корпус» в район рек Северная Двина – Обь, захватить находившиеся в тех местах лагеря НКВД, поднять восстание заключенных и ссыльных и вместе с ними, пользуясь отдаленностью от центра страны и отсутствием крупных военных гарнизонов, овладеть промышленным Уралом, отчленить Западный фронт от Дальнего Востока и лишить Советский Союз важнейшей базы...
Ставка Бессонова на заключенных ГУЛАГа кажется, на первый взгляд, фантастической. Однако архивные документы и воспоминания узников воркутинских лагерей свидетельствуют: «...освободительное движение могло быть успешно начато при координации небольших сил вторжения с многомиллионной массой заключенных и спецпоселенцев».
Узнав о плане Бессонова, гитлеровцы перепугались, так как больше всего боялись возникновения независимой русской силы, да еще где-то за Уралом, то есть вне всякого контроля. Поэтому части «корпуса» были расформированы, переданы в войска СС и побатальонно использованы на советско-германском фронте и в борьбе с партизанами.
Как ни горько сознавать, но для фашистской разведки и пропагандистских служб рейха трудность состояла не столько в организации антисоветских вооруженных формирований, сколько в сдерживании, разложении и даже подавлении попыток создания независимых сил по освобождению России от сталинского режима. Впервые в истории Российского государства (не считая княжеские междоусобицы) русская армия воевала на стороне противника. Не было, как видно из документов, и недостатка в претендентах на роль «вождя» антибольшевистского освободительного движения. И все-таки из всех советских генералов и старших офицеров, заявивших о своем желании сотрудничать с гитлеровцами, те особо выделяли двоих: полковника Боярского, командира 41-й стрелковой дивизии, и генерал-лейтенанта Власова.
Портрет «вождя» без ретуши
Внешне генерал Власов сильно проигрывал другим претендентам на роль «русского вождя»: долговязый, скуластый человек в очках, с мясистым носом и оттопыренными ушами.
Его биография: родился 1 сентября 1901 года в Нижегородской губернии в семье крестьянина-середняка. Окончил духовное училище, учился в духовной семинарии и в университете. В 1920 году вступил в Красную Армию и после школы краскомов командовал взводом на врангелевском фронте. Служил все время хорошо. Утверждения о том, что Власов выдвинулся в связи с репрессиями военачальников в 1937 году, не подтверждаются фактами. Он, в отличие от многочисленных сталинских выдвиженцев, не перескочил ни одной служебной ступеньки и лишь в 1938 году несколько месяцев исполнял обязанности начальника штаба Киевского военного округа. Власов участвовал в советской военной миссии в Китае. Чан Кайши подарил ему свой кольт и наградил высшим орденом «Золотого Дракона». После возвращения из-за границы Власов был произведен в полковники и назначен командиром 99-й стрелковой дивизии в Перемышле. Одной из лучших дивизий в Красной Армии. Перед войной возглавил 4-й механизированный корпус, который достойно сражался на Львовщине. Награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Сталин назначил его командующим 37-й армией в Киевском укрепрайоне. Из окружения, в котором погибли все члены Военного совета, работники политуправления, штаба и командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос, вышел только раненый Власов с небольшой группой бойцов и командиров. Отличился в боях за Москву. 24 января 1942 года генерал армии Г. К. Жуков написал в боевой характеристике Власова: «Руководил операциями 20-й армии, контрударом на город Солнечногорск, наступлением на волоколамском направлении... Лично генерал-лейтенант Власов в оперативном отношении подготовлен хорошо, организационные навыки имеет. С управлением войсками армии справляется вполне».
Нельзя не согласиться с мнением историка Д.А. Волкогонова: «...заслужить в то жестокое время такую оценку Жукова – значит немало». Но не стоит и преувеличивать «полководческое дарование» Власова, тем более называть его «спасителем Москвы». Он командовал 20-й армией всего около месяца – до 7 февраля 1942 года, а если учесть ранение и лечение в госпитале, и того меньше. Да, Власов воевал лучше других пленных генералов, попавших позже в плен. И только. Может быть, причина «особого расположения» к нему со стороны немцев кроется в их национальном педантизме: среди военнопленных Власов был старшим по званию и по должности. Этот генерал полнее других отвечал таким требованиям отдела пропаганды вермахта: «Мог, с одной стороны, противопоставить себя Сталину, а с другой – должен быть достаточно известным, чтобы выступать от имени русских».
Не надо умалять и личных качеств командующего 2-й ударной армией. В докладной записке немецкой разведки отмечено: «...генерал Власов производит впечатление сильной и прямой личности. Его суждения спокойны и обдуманны...».
Судя по архивным чекистским документам, до 13 июля 1942 года – до пленения – генерал Власов и не думал о борьбе с большевизмом и сталинизмом, а честно воевал против немецко-фашистских захватчиков.
Предателем – и не большевизму, а Родине – он стал через сутки после пленения – 15 июля, когда на допросе в штабе группы армии «Север» сообщил: «...Около 60 тысяч человек из находившейся в моем распоряжении армии либо взяты в плен, либо уничтожены, при прорыве вышло около 3500 раненых и пробились незначительные части...». Власов заявил, что у советского командования под Ленинградом сил едва хватает на то, чтобы удержать фронт, что ни о каком наступлении и речи быть не может. И резервные немецкие дивизии были брошены под Сталинград.
Примечательны подчеркнутые в оригинале протокола допроса показания Власова: «...В Сибири (на севере Омской области) имеются немалые, но до сих пор малоиспользованные месторождения нефти...».
В августе 1942 года генерала Власова отправили в Винницу, в лагерь для военнопленных при Ставке верховного командования немецкой армии, где уже находился полковник Боярский.
Уже 8 августа был готов их совместный меморандум. Вот концовка этого документа: «...Если принять во внимание миллионное население оккупированных областей и огромное количество военнопленных и учесть их враждебное отношение к правительству Сталина, то можно допустить, что эти людские массы составят ядро внутренних сил, которые под руководством германского правительства ускорят давно назревающее возникновение нового порядка в России...
Эти силы в настоящее время не используются.
Исходя из вышеизложенного, мы передаем на рассмотрение следующее предложение:
создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию;
независимо от своих военных качеств эта русская армия придаст оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранит ряд сомнений и колебаний, существующих в оккупированных и неоккупированных областях и тормозящих дело создания нового порядка.
Это мероприятие легализует выступление против России и устранит мысль о предательстве, тяготящую всех военнопленных...».
В тот же день с авторами «меморандума» встретился опытный немецкий разведчик Густав Хильгер, до войны советник германского посольства в Москве. В своем отчете Хильгер, отметив, что считает их перспективными личностями, написал: «...По мнению обоих офицеров, чтобы добиться победы над Сталиным, нужно ввести в бой против Красной Армии русских военнопленных. Ничто не подействует на красноармейцев более сильно, чем выступление русских соединений на стороне немецких войск... На обломках Советского Союза возникнет новое русское государство, которое в тесном союзе с Германией будет работать над созданием нового порядка в Европе.
Я ясно сказал советским офицерам, что не разделяю их убеждений. Россия в течение ста лет являлась постоянной угрозой Германии, вне зависимости от того, было это при царизме или при большевистском режиме. Германия вовсе не заинтересована в возрождении русского государства на великорусской базе...».
Итак, «великорусскую идею» гитлеровцы сразу и безоговорочно отвергли. Как бы в таком случае поступил предатель и приспособленец? Правильно: нашел бы теплое и сытное место и отсиделся бы там до лучших времен.
Но Власов создал «Русский комитет», в который, кроме него, вошли генералы Малышкин, бывший начальник штаба 19-й армии, Жиленков, член Военного совета 32-й армии, Трухин, начальник оперативного отдела штаба северо-западного фронта, Благовещенский, начальник Либавского военно-морского училища ПВО, Закутный, командир 21-го стрелкового корпуса, полковник Меандров, заместитель начальника штаба 6-й армии, дивизионный комиссар Зыков, заместитель редактора газеты «Известия»...
27 декабря 1942 года «комитет» выпустил «Обращение к бойцам и командирам Красной Армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза» – своеобразную программу «русского освободительного движения».
Тогда же было объявлено и о создании «Русской освободительной армии» – РОА. Власов получил солдатскую книжку РОА 7 февраля 1943 года – одним из первых. В ней зафиксирован должностной оклад – 70 марок в декаду, как у немецкого фельдфебеля.
Начала действовать в местечке Дабендорф школа пропагандистов РОА. Слушатели – пленные советские офицеры с высшим и средним образованием – после трехмесячного обучения направлялись пропагандистами в лагеря военнопленных (всего было подготовлено более 4000 «политруков»). При Дабендорфской школе находились редакции газет «Заря», «Доброволец», «Новый путь» и «Воля народа».
Власов написал открытое письмо «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом». Если отбросить патетику, останется суть власовской идеологии – «создание новой России». Без Сталина и большевиков, но и без царя. Идея российской государственности – козырная карта, но Сталин пошел с этих козырей еще в ноябре 1941 года, когда «забыл» о «социалистическом отечестве», а «вспомнил» Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина, Пожарского, Суворова и Кутузова.
Гитлеровцы до середины 1944 года не предпринимали никаких практических шагов к созданию армии под командованием Власова. Они не доверяли советским людям, полагая, и не без основания, что значительная часть из них, давшая по принуждению согласие служить в РОА, при первой же возможности нарушит свои обещания.
Только когда исход войны стал ясен, Гиммлер, Геринг, Риббентроп и Геббельс одобрили предложение Власова создать в качестве «политического центра» «Комитет освобождения народов России» (КОНР).
Организационное собрание КОНР было проведено в Праге 14 ноября 1944 года. Власов был избран его председателем.
Через несколько дней после принятия «Пражского манифеста» главное командование сухопутными силами Германии издало приказ о формировании трех «русских» пехотных дивизий (600-й, 650-й и 700-й по немецкой нумерации, или 1-й, 2-й и 3-й дивизий РОА). Но лишь в марте 1945 года Гитлер назначил Власова командовать этими соединениями (тот предлагал сформировать 10 дивизий, а в конечном счете создать трехмиллионную русскую армию).
Одну дивизию численностью 12 тысяч человек успели вооружить. Ее командир генерал-майор РОА Буняченко командовал в Красной Армии 389-й стрелковой дивизией. В апреле была сформирована вторая дивизия, насчитывавшая также 12 тысяч человек. Возглавил ее бывший полковник Зверев. В немецкий плен он попадал дважды. Первый раз в августе 1941 года в районе Умани, когда командовал 190-й стрелковой дивизией. В лагере выдал себя за украинца, и немцы его освободили. Потом он перешел линию фронта в районе Орла. Второй раз – 23 марта 1943 года. Командиром 350-й стрелковой дивизии и военным комендантом Харькова. В июле того же года Зверев написал заявление с просьбой зачислить его в РОА.
700-я дивизия, командиром которой назначили бывшего генерал-майора Михаила Шаповалова, так и не была сформирована.
Кроме пехотных дивизий, в РОА имелись запасная бригада, рота личной охраны Власова, батальон охраны КОНРа и противотанковая бригада, которой командовал подполковник Мелешкевич, бывший начальник штаба 229-й стрелковой дивизии, сформированной зимой-весной 1942 года в Ишиме и разбитой в июле того же года на дальних подступах к Сталинграду.
В РОА имелась своя авиация: 37 самолетов и 24 летчика и штурмана (среди них три Героя Советского Союза – Мальцев, Бычков и Антилевский).
Общая численность РОА не превышала 50 тысяч человек (сюда не входили русские части и другие национальные легионы, влитые в немецкие войска).
13 апреля 1945 года два батальона, противотанковый дивизион и артиллерийский полк 1-й дивизии РОА участвовали на Одере в боях с Красной Армией. Тогда в крушении гитлеровского рейха уже мало кто сомневался, и Власов приказал своим частям отступить на юг, в Чехословакию, навстречу англо-американским войскам. На пути власовцев оказалась Прага. К тому времени Власов приказал снять с головных уборов и мундиров эмблему вермахта – орла, перешить эмблему РОА на традиционный манер русской армии с правого на левый рукав мундира и отменил фашистское приветствие с возгласом «хайль».
Восстание пражан началось 5 мая 1945 года. Берлин уже пал. Повстанцам удалось овладеть почтой, центральной телефонной станцией, вокзалами и важнейшими мостами через реку Влтаву. Немецко-фашистским войскам был предъявлен ультиматум о безоговорочной капитуляции. Чтобы выиграть время, немцы пошли на переговоры с Чешским национальным советом. Одновременно они начали стягивать к Праге танковые дивизии и части СС. Немецкая авиация получила приказ бомбить город. Утром 6 мая немецкие войска начали наступление и прорвались к центру Праги. Для пражского восстания настал критический момент. Ночью 6 мая радиостанция «Прага» вышла в эфир: «Говорит Прага. Красная Армия! Нам нужна помощь самолетами и оружием. Немцы обстреливают из дальнобойных орудий. Танки в Праге. Приближаются к радиостанции.
6 часов 05 минут. Командование союзных армий, обращаемся к вам с призывом, зовем на помощь героических летчиков. Помогите нам, немцы обстреливают из орудий радиостанцию, и танки приближаются.
6 часов 30 минут. Говорит Прага! На Прагу наступают со всех сторон немецкие танки, артиллерия и пехота. Пришлите авиацию и танки. Праге нужна помощь, помогите! Помогите скорее!
6 часов 50 минут. Офицеры и солдаты армии Власова. Мы верим, что вы в последнем этапе борьбы как русские люди поддержите восставшую Прагу».
Эти данные радиоперехвата НКГБ, никогда ранее не публиковавшиеся, дают представление об отчаянии повстанцев.
А 1-я дивизия РОА уже удалилась от Праги на 50 километров. Но призыв о спасении принят. Ни войска маршала Конева, ни союзники не могли успеть спасти население Праги от массовых расстрелов. Могли только власовцы. И они вернулись.
Тогда в районе Праги действовало семь оперативно-чекистских и диверсионно-разведывательных групп, которые сообщили 6 мая в НКГБ: «Власовская дивизия, дислоцировавшаяся в г. Глазно, развернулась в корпус и движется на Прагу. По проверенным агентурным данным, власовцы разоружают немцев, атакуют аэродром в Рузыне и входят в город...».
Бывший командир полка в РОА Артемьев позднее вспоминал: «...Советские танки лишь на следующие сутки вошли в уже очищенную 1-й дивизией РОА от немцев Прагу».
В советской исторической науке этот факт тщательно скрывался. И сейчас помощь РОА восставшей Праге оценивают по-разному. В «Открытом письме правительствам США и Великобритании» солдаты и офицеры РОА так объяснили свои действия: «...Мы пытались свергнуть власть московских захватчиков, и, идя на борьбу совместно с Германией, мы нисколько не боялись порабощения нашей Родины национал-социалистической Германией, ибо последняя своей звериной политикой восстановила против себя весь русский народ, и мы прекрасно понимали, что при ненависти к немцам они, как внешняя сила, не удержатся в случае победы на наших необъятных просторах. Ненависть к национал-социалистической Германии появилась не только у находящихся в рядах РККА и гражданского населения, но в еще большей степени была у тех, кто непосредственно побывал под их пятой в Германии. Эта ненависть, как нельзя лучше, была продемонстрирована в боях под Прагой и в Праге 6 и 7 мая сего года...».
Служивший в «Смерше» 2-го Украинского фронта и живущий сейчас в Тюмени полковник Кошелев рассказал, что для поимки Власова в мае 1945 года создали специальные опергруппы. Всем розыскникам раздали фотографии командующего РОА и объявили приказ: «Срочно примите все меры к установке точного местопребывания Власова (повторяю – Власова), Малышкина (повторяю – Малышкина) и Жиленкова (повторяю – Жиленкова). Как только их установите, особенно Власова, примите все меры к захвату их живьем. Если это будет почему-либо невозможно, ликвидируйте (повторяю – ликвидируйте)».
«Как только заняли Прагу, – вспоминал ветеран, – сразу окружили дом, в котором жил Власов. Но там его уже не застали – бежал на юго-запад. Мы кинулись вослед...».
Характерная внешность Власова облегчила розыск. Его обнаружили в колонне отступающих солдат и офицеров РОА. А потом – недолгое следствие, внесудебный приговор и виселица...
Тоска по «герою»
Обожавший всевозможные судилища, Сталин не решился на открытый судебный процесс над Власовым и его сподвижниками, выданными союзниками. Казалось бы, впервые представилась возможность показать всему миру реальное, а не вымышленное, вымученное в застенках НКВД антисталинское движение. Но «вождь всех времен и народов» вновь предпочел пропагандистской кампании против власовцев серию послевоенных «разоблачений» новых «врагов народа» – от членов ЦК ВКП (б) Вознесенского и Кузнецова, генералов Гордова и Кулика, адмиралов Кузнецова, Алафузо, Геллера до министра МГБ Абакумова и кремлевских «врачей-отравителей»: Сталин, а за ним и его преемники сделали вид – «власовщины», как массового социального явления, не существовало. А сколько же их было, граждан СССР, по разным причинам выступивших с оружием против Красной Армии, партизан и мирного населения оккупированных территории? РОА – 50 тысяч, «казачьи» формирования – 45 тысяч, 599-я «русская» бригада – 6 тысяч, различные разведывательно-диверсионные школы – 20 тысяч. Прибавим сюда прибалтийские формирования СС – латышские, литовские, эстонские – еще 48 тысяч. Да 14-я дивизия СС «Галичина» – 12 тысяч. И дивизия «Дирлавангер» (охрана концлагерей) – 10 тысяч. Не забудем потери тех частей и соединений, которые воевали против Красной Армии на передовой, – 25 тысяч. Всего более 250 тысяч человек.
Из 15 миллионов оказавшихся в фашистском плену и оккупации мужчин – немного. Но все равно страшно. Такого в нашей истории еще не было.
В 1945–1947 годах на шестилетнее спецпоселение отправили 148079 «власовцев» – так стали именовать всех, кто служил в немецких формированиях (на учете в УНККБ-УМГБ по Тюменской области – 450).
О власовцах вновь заговорили после 1987 года. Вокруг Власова стал создаваться ореол трагической личности. Мученика, погибшего за высокие идеалы. Это делалось для окончательного сокрушения сталинизма под флагом критики КПСС за сокрытие исторической правды. В этой ситуации официальная пропаганда, располагавшая огромной документальной базой о «власовщине», не нашла ничего лучшего, кроме повторения сообщения ГлавПУ РККА от 4 июля 1943 года о том, что «Власов еще до плена был немецким шпионом». Партийные идеологи не смогли (или не захотели) отказаться от прежних стереотипных представлений о причинах возникновения РОА и поэтому проиграли в полемике с «детьми Арбата». Но и для них генерал Власов с его «великорусской идеей» не годился в герои. В этом качестве командующий РОА вполне устраивал новых национал-патриотов, которые даже провозгласили его «великим русским полководцем». Так продолжалось до августа 1991 года, когда после ГКЧП коммунисты пополнили ряды «русских патриотов». Выждав некоторое время, они стали называть президента Ельцина и его окружение «предателями национальных интересов народа» и отождествлять его с власовцами лишь на том основании, что у них... одинаковое трехцветное знамя России.
Не смущало то обстоятельство, что символикой Российской империи пользовались после 1917 года многие политические лидеры (в том числе и Сталин). Если уж быть точным, то знамя РОА – синий Андреевский крест на белом фоне, обрамленный красной полоской. Но дело даже не столько в исторических совпадениях, сколько в удивительной предрасположенности образа Власова для политической конъюнктуры.
Вот малоизвестный факт: при задержании командующего РОА у него нашли... партийный билет ВКП(б), удостоверение личности и расчетную книжку генерал-лейтенанта Красной Армии. При желании Власова можно было представить борцом за «восстановление ленинских норм в партии» или за «социализм с человеческим лицом».
Так кто же такой Андрей Андреевич Власов? Для меня он – политический игрок. Один из многих – вчерашних и сегодняшних... А «власовщина» – своеобразное продолжение гражданской войны. Власовское движение сродни «колчаковщине» и «деникинщине». Поэтому и относиться к власовцам надо, на мой взгляд, по-разному. Фронтовики называют их предателями. Вполне оправданно – это поколение видело друг друга через прорези прицелов. Кто-то считает власовцев патриотами. Что ж, в РОА было немало русских, по-своему мечтавших о новой великой России. Но только не надо делать из этих людей героев и поднимать их на освободившиеся пьедесталы. Потому что в гражданских войнах нет героев.
«Там все болота завалены трупами»
(Из воспоминаний Ивана Дмитриевича Никонова)
...382-я стрелковая дивизия формировалась в Красноярском крае. Меня после окончания радиокурсов командного состава в Новосибирске назначили командиром взвода роты связи 1267-го полка этой дивизии.
...Сначала нас направили на Карельский фронт, но в пути маршрут изменили. Так в составе 2-й ударной армии наша дивизия приняла участие в наступлении на Спасскую Полисть – станцию на железной дороге Новгород – Волхов – Тихвин – Ленинград. Немцы создали там сильные укрепления. Мы, связисты, шли вместе с пехотой. Противник открыл шквальный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь. Его авиация засыпала нас бомбами. Все кругом заволокло снежной пылью и землей. Падали убитые и раненые.
...По ночам командирам приходилось ползать по равнине, проверять бойцов – кто жив. Которого пошевелишь – не убит, а замерз: морозы стояли страшные. В наступлении мы никакой пищи не получали. Немцы не подпускали полевые кухни к переднему краю: только заметят – сразу накроют артогнем. После четырех дней неудачного штурма остатки нашего полка отвели на исходные позиции.
...Пополнение маршевыми ротами и батальонами поступало в дивизию непрерывно и так же быстро перемалывалось в наступательных боях. Люди приходили разные, в основном из Сибири и Татарии, но были и казахи, и узбеки, и таджики... К холодам не приспособленные, пожилые и, видно, верующие люди. Убьют одного, другие тут же соберутся кружком, молятся, причитают по-своему, а следующая мина в них летит. Воевали и молодые бойцы. Помню, пришли на передовую три лыжных батальона – двадцатилетние рослые крепкие парни в белых маскхалатах. Сразу рванули в атаку, а через полтора часа из них почти никого в живых не осталось – противник косил, как траву. Перед вражескими позициями – горы трупов. Наконец, ценой огромных потерь полк занял водокачку и отбил крайний дом. На этом наступление выдохлось.
В окружении
...Противник стал нас преследовать, а мы из-за отсутствия боеприпасов не могли оказать сопротивления и отходили, бродили по лесам и болотам. Впереди – разведка, за ней – командир полка, следом – все остальные. Многие спали на ходу. Продуктов не было. Силы иссякли. Когда появлялась возможность, разводили костер, но бойцы настолько перемерзали, что, греясь, не ощущали огня – загоралась одежда, тлели валенки.
...Подошли к железной дороге правее станции Глубочка. Ели все, что попадет. Лошадей перевели на мясо, потом принялись за кожаную утварь. В моей группе осталось десять бойцов, а тут дали пополнение – семерых и патронов по пять штук на каждого. После этого приказ – наступать! Зачем? Может, хотелось показать, что мы еще живы.
Утром двинулись вперед, но немцы ответили таким огнем, что сразу нас к земле прижали. Убили Крупского, пожилого опытного солдата. Недалеко от меня залег молодой парень из пополнения Александр Сергеевич Пушкин (внешне тоже на поэта походил). Говорит: «Поползу, нет ли чего в мешке у Крупского проглотить...». Сказал ему: «Лежать!». Не послушал. Только приподнял голову, как разрывная пуля бац – наповал!
Так и держали оборону...
Потом весна началась: дружная, теплая. Все кругом зазеленело. Жить хочется – мочи нет! Слух прошел: самолет У-2 сбросил окруженцам немного муки, из которой сделали болтушку по нескольку граммов на человека. Многие опухали от голода. А немцы вывешивали на видных местах буханки хлеба и плакаты: «Рус, переходи, хлеб есть». Но никто из нас не сдался в плен.
В конце марта появился какой-то порученец от Ставки Верховного Главнокомандования, собрал оставшихся в живых командиров. «Немец, – сказал, – закрыл наш прорыв глубоко и обратного хода нет. На других фронтах тоже тяжелая обстановка, поэтому подкреплений не ждите, а стойте здесь насмерть». Вот мы и стояли. Политработники объявили: «Кто хочет умереть коммунистом?». У меня отец за войну с немцами получил четыре Георгиевских креста. Не хотелось его честь позорить, поэтому я подал заявление в партию, и меня приняли.
...Комполка удивился: «Как ты жив остался?». А я и сам через левое плечо сплевывал: почти все, кто рядом со мной находились, погибли. Правда, у меня одно перед ними преимущество – работал на Севере, в Березово, ездил там в командировки на оленях в 50-градусные морозы, ночевал в тундре на снегу. Поэтому я легче, чем мои товарищи, переносил холодную зиму 42-го года.
...Но вот совсем тепло стало, а на нас одежда зимняя. Да еще голодуха. Не мылись полгода. Вшей расплодилось столько, что белая шерсть полушубков сплошь посерела. Потом комары появились – болота же кругом. Окоп не выроешь – небольшая ямка сразу водой заливается. И мухи от тысяч разлагающихся на солнце трупов. Там все болота ими завалены.
Помню, как в начале апреля к нам на командный пункт полка пришел Муса Залилов (только после войны я узнал, что он Джалиль). В это время снаряд неподалеку разорвался, и политрук юркнул в землянку, но стукнулся головой о верхнее бревно входа. Я сразу догадался – новичок. Потом он еще несколько раз в наш полк приходил: и под Глубочкой, и при прорыве из Мясного Бора.
...Людей на позициях оставалось все меньше, а пополнение не поступало. Приходилось рассредоточивать бойцов, создавать видимость крепкой обороны. Но противник разгадал нашу хитрость, и его подвижные группы перемешались с нашими постами. Участились мелкие стычки. Раз идем по лежням через трясину, а навстречу боец Петряков. Кричит: «Товарищ командир! Не ходите гуда, там немцев много и вооружены они сильно. Я чудом спасся, а напарников схватили». Что делать? Включился в линию связи, доложил в штаб полка обстановку. Только залегли за поваленной елью, как немцы показались. Несут на себе миномет, пулемет, коробки с боеприпасами. Я из автомата слева направо по колонне выпустил весь диск. Патроны кончились, другие бойцы тоже безоружные. Командую: «Падай за большие кочки!». Немцы дали залп – осинки и березки как бритвой срезало. Но добивать нас не стали, видно, другое задание у них имелось. Так и кружили по болотам.
...На месте, где фашисты наш караул захватили, мы нашли убитого Гончарука, железнодорожника из Канска, и Самарина, золотоискателя с Ангары. Он еще дышал. Немцы его пытали: раскаленный шомпол втыкали в лицо и тело, а потом выстрелили в спину, пуля вышла через живот. Боец, как и все мы, был сильно истощен, поэтому из раны вытекло немного крови и зеленой жидкости (питались ведь травой). Самарин пришел в сознание, но фельдшер считал его безнадежным. Тем не менее я спросил у бойцов: «Как, ребята, понесем Самарина?». Не колебались: бросить товарища – хуже предательства. Несли его через топи километров пятнадцать, пока не умер.
...Надо было прорываться из окружения, да как: патронов мало, из оружия – ручной пулемет да винтовки без штыков. В полку ни орудий, ни минометов. И гранат с самого начала боев не было. А как бы они пригодились, особенно в наступлении на Спасскую Полисть.
Прорыв
...Все-таки двинулись перебежками: три шага вперед – и за кочку. Ранило Трофима Шишкина, земляка из Тобольска. Пуля пробила грудь навылет, крови почти нет. Спрашиваю: «Как себя чувствуешь?». «Ничего, – отвечает, – не бросайте, пойду вместе со всеми». А тут бомбежка началась – самолеты волна за волной. Бомбы рвутся глубоко в трясине, будто леший ухает. Мы прячемся в воронках. Некоторые бойцы, обессилев, умирают. Вижу: зрачки закатились – конец! Подполз Зайганов, адъютант комполка, сунул мне кусок подсушенной конской шкуры и кость. Я все съел с такой жадностью, казалось, ничего вкуснее в жизни не пробовал. Кость на огне обжег и угли все сжевал – у голодного человека зубы, как у волка. После этого встал, осмотрелся. Кругом трупы, кучи брошенных винтовок. У ручного пулемета двое шевелятся: один длинный, рыжий, в веснушках, такой запоминается; другой неприметный. Я им: «Забирайте пулемет и вперед!». Пулеметчики отказываются: сил, мол, нет, не можем. Взвожу затвор автомата: «Можете!». Пошли. Кое-как догнали своих.
...Слышим стрельбу за немецкими позициями, там наш внешний фронт. Последний рывок! Сплошная стена огня, грохот взрывов. Такого ужаса я потом за всю войну не видел. Под ногами трупы. Старые, с зимы еще. Наступишь – пузырятся. Я до наших метров пять не дошел, упал, дышать не могу. Бойцы стащили меня в окоп, дали маленький сухарик. Кое-как оклемался. Из котла 25 июня вырвалось больше полутора тысяч человек, а из нашего полка – около двадцати. Потом немцы окончательно закрыли брешь.
...Повезли нас, едва живых, на машинах в тыл. В кузове напротив меня тот рыжий пулеметчик, на которого я автомат взводил. Поговорить с ним – нет сил слова выдавить. Попробовали нас помыть в палатках под теплым душем. От одного прикосновения воды – страшная боль в мышцах. Тогда без помывки переодели в чистое белье и стали кормить. Сварили жирный суп, а мы глотать не можем, трясемся. Опухли так, что глаз не видно. Меня решили отправить в медсанбат, но я отказался – не хотел со своими товарищами расставаться. Потом дистрофия сказалась на здоровье. (Иван Дмитриевич почти не видит – _А.П_.). Сколько мужества, отваги и терпения проявили мои бойцы, но никого из них за это не наградили.