«Мы не знаем пощады...»
А. А. Петрушин
По следам «северных купцов»
Уполномоченный губотдела ГПУ
После окончания гражданской войны вместо ВЧК было образовано Государственное политическое управление – ГПУ. В марте 1922 года Тюменскую губчека заменил губотдел ГПУ. С первым пароходом в Сургут прибыл его уполномоченный Иван Никифорович Королев, 28-летний крепыш, привычный к крестьянскому труду и бондарному ремеслу. На всю округу славились бочки, сделанные молодым мастером. Однако недолго пришлось Ивану заниматься любимым делом: «за веру, царя и отечество» он гнил в Пинских болотах, с перебитой рукой валялся в госпитале. В январе 1918 года демобилизованный солдат вернулся в родную деревню Иску Велижанской волости Тюменского уезда. Земляки избрали его председателем местного Совета. Во время белогвардейщины избранникам народа пришлось скрываться в окрестных лесах. Однажды при «прочесывании» их схватили и привели в Велижаны на расправу. На площади перед зданием волостной управы собралась толпа. После оглашения приговора вперед вышел старый крестьянин Михаил Яковлевич Богданов.
– Не дадим расстреливать! – заявил он.
– Не дадим! – подхватила толпа.
Никогда не забыть Королеву сутулую фигуру крестьянина, его развевающуюся седую бороду, обнаженную голову, негромкую, полную достоинства речь.
– Мне восемьдесят лет. Коли поднимется рука на старика, делайте со мной, что надумаете. Поэтому спрашиваю: за что ведете людей на расстрел? Они народную волю выполняли, и не за что их казнить. Не даст народ их убивать!
Толпа, ободренная словами старика, надвигалась на карателей.
– Не дадим!
Белогвардейцев было немного. Они растерялись и вынуждены были уступить. Вскоре после освобождения уезда от колчаковцев Ивана приняли в члены РКП (б) и направили на работу в губчека. Не успел освоиться на новом месте, как в округе вспыхнул мятеж. В феврале 1921 года Тюмень уже задыхалась в кольце повстанческих отрядов.
В сумерках короткого зимнего дня красноармейцы дозорной заставы доставили в губчека троих мятежников, пытавшихся незаметно проникнуть в город. Зачем шли? К кому?
Правдивых ответов на эти вопросы чекисты на допросах не добились. Королев повел задержанных в караульное помещение. С одним, по обличью крестьянином, задержался, угостил махоркой, справился о семье, о хозяйстве. Терпеливо слушал его обиды на продотрядчиков и продразверстку. Крестьян-середняков, взявшихся за оружие, чекист не считал врагами, понимал, что их восстание было от отчаяния, от произвола местных руководителей. Может, поверил мужик разъяснениям Королева об амнистии, а может, пожалел молодого парня, проявившего участие к его судьбе, только шепнул, что зреет в городе заговор, во главе которого стоит бывший корнет Лобанов. К нему они и шли по заданию повстанческого штаба, чтобы согласовать единый удар по Тюмени.
– Колчаки, слышь, паря, хотят сразу вашу чеку захватить. Ты бы спрятался куда... еще успеешь... они ночью выступят...
Но Королев уже не слушал его, ноги несли по лестнице на второй этаж в кабинет председателя губчека Студитова. Петр Иванович сразу оценил важность полученных сведений. Посмотрел на взволнованного чекиста, ободряюще улыбнулся и неожиданно спросил:
– Иван, ты торговлишкой не занимался?
– Приходилось, товарищ председатель: я ведь немного бондарничал. Какой товар продать надо?
– Сегодня ты торговаться будешь, время тянуть. Пойдешь к Лобанову под видом мужика того, а чтобы не так страшно было, возьмешь с собой Уткина и Некрасова. Связников-то трое должно быть. Пока с господином бывшим корнетом да с его приятелями чаи гонять будете и цену бандитам из «народной армии» набивать, мы успеем дом тот на Орловской незаметно окружить. Нельзя нам, Иван, допустить, чтобы хоть один из заговорщиков ушел. Много бед они наделают...
Помолчав, добавил внезапно дрогнувшим голосом:
– Знаю, что связников этих, что у нас в подвале сидят, контрики лобановские могут в лицо знать, да другого выхода у нас нет. До начала мятежа в городе считанные часы остались...
Лобанов встретил переодетых чекистов приветливо. В большой комнате за накрытым столом собрались руководители заговора. Все из «бывших». Глаза блестят то ли от выпитого самогона, то ли от предвкушения близкой расплаты с коммунистами. Заждались связников с той стороны. Загалдели разом, друг друга перебивают, каждый хочет свои заслуги в подготовке мятежа показать. Какая уж тут осторожность: не слышат приглушенного конского ржания, скрипа снега под сапогами бойцов из батальона губчека. Остолбенели от резкого стука в дверь и уж совсем обмерли, когда Королев, не давая заговорщикам опомниться, вскинул над головой маслянисто блеснувшую в свете семилинейной керосиновой лампы гранату:
– Руки вверх!
Арест контрреволюционного центра сорвал планы мятежников, их наступление на Тюмень провалилось.
Самоотверженность и смелость Королева, его выдержка, способность склонить на свою сторону крестьян, обманом и угрозами вовлеченных в восстание, были замечены Студитовым. Провожая его в Сургут, он напутствовал:
– Мятеж в губернии подавлен. Остатки банд растворились среди населения. Многие участники восстания перешли к трудовой жизни, стремятся искупить свою вину перед Советской властью. Но остались и такие, которые продолжают бесчинствовать, терроризировать крестьян, грабить магазины сельской потребкооперации, убивать коммунистов, работников милиции, советских активистов. Учти, организаторы мятежа в Сургутском уезде скрылись, отсиживаются где-то в тайге. Слышал что-нибудь о «северных купцах»? До революции они вели торговлю с ханты и манси, обманывали простодушных охотников, спаивали их, почти даром выманивали ценные меха. Твоя главная задача – ликвидировать банду «северных купцов», разыскать главарей мятежного комитета общественной безопасности Андрея Силина, Никифора Закорюкина, Андрея Кондакова. Они должны предстать перед судом и ответить за допущенную расправу над сургутскими коммунистами и комсомольцами. Внимательно изучи документы, захваченные при разгроме мятежников, поговори с местными жителями, – заведи дружбу с охотниками ханты и манси. Они наивны, как дети, но отличаются честностью, бескорыстны и гостеприимны. Без их помощи тебе Силина не найти. Он далеко не так прост, как кажется на первый взгляд. Ему тридцать лет, бывший учитель, хорошо знает язык, обычаи, нравы местного населения, географию края. У власти был дважды, в восемнадцатом году избирался председателем Сургутского уисполкома. Это идейный противник Советской власти, однако, жаден, заботится только о своем кармане. Таких простые ханты и манси не любят... И последнее: не месть должна вести тебя по следам «северных купцов», а законность и справедливость. Помни об этом, Иван, и... береги себя.
Розыск
Для Сургута первый пароход, что приход весны. Все жители от мала до велика вышли к речной пристани. Какие чувства будит в них протяжный гудок: надежду, тревогу, радость встречи, скорбь печального известия? Разные десанты высаживались на этот берег: то белые, то красные... Какой она будет, весна двадцать второго года?
Из толпы празднично разодетых по случаю встречи парохода сургутян шагнул навстречу Королеву рыжий смуглолицый парень.
– Помощник уполномоченного Иван Тюшев.
Руку пожал так, что Королев – далеко не слабак – крякнул:
– Ну что, тезка, веди, показывай свое хозяйство.
Выслушав короткий доклад об обстановке в уезде, Королев засел за изучение документов, о которых говорил ему начальник отдела ГПУ. Это были военные сводки, докладные записки, распоряжения, телеграммы, подписанные Силиным или другими членами комитета общественной безопасности, которому во время мятежа принадлежала вся полнота власти в Сургуте и его окрестностях:
«Самарово – штаб. Красные бежали из Сургута в ночь на 9 марта. Сургут занят повстанцами в 10 часов утра. Для преследования бежавших красных выступили отряды Третьякова и Гущина, последний сформирован из местных жителей численностью в 65 человек. Без боя заняты селения Банное, Широково, Галец, Локосово, где поймано 9 коммунистов из бежавшего отряда красных. Они двигаются медленно, большим обозом. Наши части чувствуют себя бодро и уверены в скорой ликвидации бежавшего отряда коммунистов. 12 марта 1921 года».
Очередные донесения не давали оснований для оптимизма:
«Советская власть в Сургуте ликвидирована. Красные отряды, человек 60, вооруженные, взяв женщину-врача, фельдшера, двух медсестер, весь наличный порох, дробь, оружие, разные товары, медикаменты, бежали по направлению на Нарым, захватив из Сургута до 150 лошадей и 70 ямщиков. Наши отряды очень нуждаются в оружии, военных припасах и руководителях. Необходимо принять меры против бежавших красных со стороны Томска. Образовавшийся в Сургуте комитет общественной безопасности просит указаний по дальнейшей деятельности и организации власти».
И еще один документ чекист отложил в сторону:
«Зенково – штабу. Сообщите немедленно фамилии всех арестованных, содержащихся под стражей в вашей волости. Некоторые лица скрывают истинные свои фамилии и принадлежность к партии коммунистов. До выяснения личности арестованных держите под строгим надзором».
У двери послышалось покашливание Тюшева:
– Иван Никифорович, уже ночь на дворе.
– Как ночь? Смотри, как светло.
– Это белая ночь, товарищ уполномоченный. Привыкайте к Северу. Остановитесь на квартире у Олимпиады Кайдаловой. Я договорился. У нее комната свободная есть, сын там жил, Иван. Его бандиты год назад расстреляли.
– Вместе с теми? – Королев кивнул на документы.
– Да, он первым комсомольцем в Сургуте был. Гордый, пощады у врагов не стал просить.
Угощая позднего гостя нехитрым ужином, хозяйка дома рассказала:
– В числе других Ваню привезли из Зенково в Сургут 13 мая, а через день несколько человек было расстреляно. Вся надежда у меня была на Кондакова, думала, он Ваню учил, поэтому защитит его. К Закорюкину я ходила с просьбой отпустить сына на поруки, но он отказал, сказав, что сделать этого нельзя, так как он преступник и остался на допросах при своих убеждениях.
Не стал чекист утешать плачущую женщину, сказал только:
– Мне все, что вы сказали, завтра записать надо.
– Зачем?
– По закону положено. Их судить будут.
– А найдете? – глянула в закаменелое лицо квартиранта и поняла: этот найдет.
До наступления холодов Королев и Тюшев разыскивали «северных купцов», проникали в сокровенные уголки тайги, куда не ступала нога русского человека, неспешно беседовали с ханты и манси. Однажды Тюшева остановил молодой охотник, совершающий обход поставленных им капканов.
– Моя знает, кого ты ищешь, – заговорил манси.
Тюшев вначале не высказал ни малейшей заинтересованности в сообщении охотника. Манси оценил молчание чекиста: мужчины должны сдерживать свои эмоции, иначе какие же они мужчины!
Они стояли друг против друга на покрытой снегом поляне. Молчание прервал охотник.
– Ищешь ты человека, нам беду приносящего. Силин его зовут. – Тюшев вздрогнул. Мимолетная улыбка сверкнула на непроницаемом лице охотника: не сумел русский сдержать своих чувств. – Слышал, однако, от людей: приютили его. Не скоро туда добраться можно, – предупредил манси. – В близкую землю – близкий путь, в далекую – дальний.
Охотник назвал местность, где, по слухам, находился Силин.
– Сходи туда, найдешь, кого ищешь, – сказал манси.
Тюшев передал Королеву содержание своей беседы с охотником.
– Что думаешь делать, тезка?
– Пойду. Завтра же и отправлюсь.
– Не горячись! Прочитай пока показания свидетелей, – уполномоченный подал своему помощнику протоколы допросов.
«Во время восстания в Сургутском уезде я по принуждению бандитов служила в комитете общественной безопасности в селе Локосово в должности переписчицы. Отец мой, Иван Яковлевич Лейтман, как член РКП (б) расстрелянный бандитами в Сургуте, был арестованный последним и в первое время находился под стражей в Локосово. При передаче мною ему пищи он сказал мне: «Сейчас приходил Андрей Силин, угрожал револьвером и выражался, что всех вас, коммунистов-кровопийцев, нужно расстрелять».
Тюшев взял другой лист.
«При вспыхнувшем восстании я, Зырянов Николай Петрович, как и все коммунисты, отступал на Нарым Томской губернии. Получив подкрепление около границы уездов Сургутского и Нарымского, наша воинская часть перешла в контрнаступление, сломила сопротивление бандитских шаек и двинулась на Сургут. Преследуя отступающих бандитов, занимая очищенные от них селения, мы, интересуясь тем, кто является руководителем мятежа, спрашивали население, которое многочисленными ответами утверждало, что главным руководителем и вдохновителем озлобления населения против коммунистов и Советской власти является в числе других Андрей Силин».
Синим зимним утром Королев проводил товарища в дальнюю дорогу. Свою «экспедицию» в тундру Тюшев через три месяца отразил в коротком рапорте на имя уполномоченного губотдела ГПУ: «Согласно вашему поручению скрывающийся бандит Силин Андрей пойман 15 февраля 1922 года в лесах у речки Калик-Егана, что в Ларьякской волости, где скрывался с мая 1921 года, промышляя охотой и рыбной ловлей. При обыске у него обнаружено и изъято: карабин, нож, боеприпасы, 1000 царских рублей золотом и 3750 «керенками».
Суд
Через год после ареста Силина выездная сессия Тюменского губсуда рассмотрела в Сургуте уголовное дело в отношении организаторов кулацко-эсеровского мятежа в уезде. К этому времени Королев и Тюшев разыскали скрывавшихся в глухой тайге Кондакова, Закорюкина и других деятелей комитета общественной безопасности.
За день до начала суда уполномоченный ГПУ простился со своим помощником: того призвали на службу в Красную Армию. Вручил ему пакет под сургучными печатями, в нем документ о том, что «Тюшев Иван Петрович, 1902 года рождения, уроженец Тобольска, в органах ВЧК с 1920 года, партийный РКП(б), по характеристике – толковый и работящий, честный и добросовестный». Обнялись. Больше они никогда не увидят друг друга.
На суде Королев без особого внимания слушал объяснения подсудимых об их социальном происхождении, принадлежности к партии эсеров, должностном положении в период восстания. Все это ему уже было известно по материалам следствия. Из состояния усталого оцепенения его вывели показания Кондакова:
«У меня было три ученика: Хворов, Кайдалов и Щепеткин, и это были лучшие мои воспитанники школы. Я хотел их спасти. Из Зенково их везли вместе с коммунистами и беспартийными. В это время приходит Зиновьев (начальник Северного карательного отряда – _А.П_.) – начинается полевой суд. Вот здесь-то сказывается вся свирепость, дикость русского народа и человека. Мне удалось спасти Щепеткина и Макушина. В расстрелах других я не виноват...».
Королев вновь вспомнил старого крестьянина Богданова, спасшего его от расправы колчаковцев. Смерти не побоялся, а защитил своих избранников. А этот, хвастливо называвший себя «слугой народа», безропотно подчинившийся разгулу анархии... Не мог спасти от гибели даже своего ученика Ивана Кайдалова. А может, и не хотел этого: юноша был комсомольцем и на допросах не отрекся от своих убеждений.
Следствие и суд не выявили непосредственных участников казни Кайдалова и сургутских коммунистов. Палачи во все времена предпочитали действовать по ночам, без свидетелей. Так было и в марте двадцать первого. Королеву удалось найти свидетеля Кугаевского, который показал:
«Я был арестован повстанцами и находился в Сургутском рабочем доме вместе с захваченными в Зенково. За главного у них был комиссар пристани чекист Нестроусов. На масленице в час ночи отрядом Зиновьева из рабочего дома были выведены шесть человек. Зиновьевцы рассказали мне, что когда Нестроусову приказали повернуться затылком, то он становился грудью и говорил: «Убивайте, я умираю за правду». И другие, глядя на него, тоже вели себя дерзко. Нестроусов сразу убит не был, а только ранен, и ушел в один дом, но его снова поймали и убили».
Суд приговорил организаторов мятежа в Сургутском уезде к расстрелу, который «в силу Октябрьской амнистии заменили 10-летним сроком лишения свободы».
Судьба Королева такова: одним из первых тюменских чекистов он выступил против огульного применения чрезвычайных мер к крестьянам-середнякам во время коллективизации. «За проявления непонимания политического момента и из-за слабого здоровья» был отправлен на хозяйственную работу. В годы массовых репрессий его «не вспомнили», работал в тылу на оборону, стал персональным пенсионером, умер в преклонном возрасте, сохранив ясную память и стойкую веру в честность и справедливость.
А. А. Петрушин
По следам «северных купцов»
Уполномоченный губотдела ГПУ
После окончания гражданской войны вместо ВЧК было образовано Государственное политическое управление – ГПУ. В марте 1922 года Тюменскую губчека заменил губотдел ГПУ. С первым пароходом в Сургут прибыл его уполномоченный Иван Никифорович Королев, 28-летний крепыш, привычный к крестьянскому труду и бондарному ремеслу. На всю округу славились бочки, сделанные молодым мастером. Однако недолго пришлось Ивану заниматься любимым делом: «за веру, царя и отечество» он гнил в Пинских болотах, с перебитой рукой валялся в госпитале. В январе 1918 года демобилизованный солдат вернулся в родную деревню Иску Велижанской волости Тюменского уезда. Земляки избрали его председателем местного Совета. Во время белогвардейщины избранникам народа пришлось скрываться в окрестных лесах. Однажды при «прочесывании» их схватили и привели в Велижаны на расправу. На площади перед зданием волостной управы собралась толпа. После оглашения приговора вперед вышел старый крестьянин Михаил Яковлевич Богданов.
– Не дадим расстреливать! – заявил он.
– Не дадим! – подхватила толпа.
Никогда не забыть Королеву сутулую фигуру крестьянина, его развевающуюся седую бороду, обнаженную голову, негромкую, полную достоинства речь.
– Мне восемьдесят лет. Коли поднимется рука на старика, делайте со мной, что надумаете. Поэтому спрашиваю: за что ведете людей на расстрел? Они народную волю выполняли, и не за что их казнить. Не даст народ их убивать!
Толпа, ободренная словами старика, надвигалась на карателей.
– Не дадим!
Белогвардейцев было немного. Они растерялись и вынуждены были уступить. Вскоре после освобождения уезда от колчаковцев Ивана приняли в члены РКП (б) и направили на работу в губчека. Не успел освоиться на новом месте, как в округе вспыхнул мятеж. В феврале 1921 года Тюмень уже задыхалась в кольце повстанческих отрядов.
В сумерках короткого зимнего дня красноармейцы дозорной заставы доставили в губчека троих мятежников, пытавшихся незаметно проникнуть в город. Зачем шли? К кому?
Правдивых ответов на эти вопросы чекисты на допросах не добились. Королев повел задержанных в караульное помещение. С одним, по обличью крестьянином, задержался, угостил махоркой, справился о семье, о хозяйстве. Терпеливо слушал его обиды на продотрядчиков и продразверстку. Крестьян-середняков, взявшихся за оружие, чекист не считал врагами, понимал, что их восстание было от отчаяния, от произвола местных руководителей. Может, поверил мужик разъяснениям Королева об амнистии, а может, пожалел молодого парня, проявившего участие к его судьбе, только шепнул, что зреет в городе заговор, во главе которого стоит бывший корнет Лобанов. К нему они и шли по заданию повстанческого штаба, чтобы согласовать единый удар по Тюмени.
– Колчаки, слышь, паря, хотят сразу вашу чеку захватить. Ты бы спрятался куда... еще успеешь... они ночью выступят...
Но Королев уже не слушал его, ноги несли по лестнице на второй этаж в кабинет председателя губчека Студитова. Петр Иванович сразу оценил важность полученных сведений. Посмотрел на взволнованного чекиста, ободряюще улыбнулся и неожиданно спросил:
– Иван, ты торговлишкой не занимался?
– Приходилось, товарищ председатель: я ведь немного бондарничал. Какой товар продать надо?
– Сегодня ты торговаться будешь, время тянуть. Пойдешь к Лобанову под видом мужика того, а чтобы не так страшно было, возьмешь с собой Уткина и Некрасова. Связников-то трое должно быть. Пока с господином бывшим корнетом да с его приятелями чаи гонять будете и цену бандитам из «народной армии» набивать, мы успеем дом тот на Орловской незаметно окружить. Нельзя нам, Иван, допустить, чтобы хоть один из заговорщиков ушел. Много бед они наделают...
Помолчав, добавил внезапно дрогнувшим голосом:
– Знаю, что связников этих, что у нас в подвале сидят, контрики лобановские могут в лицо знать, да другого выхода у нас нет. До начала мятежа в городе считанные часы остались...
Лобанов встретил переодетых чекистов приветливо. В большой комнате за накрытым столом собрались руководители заговора. Все из «бывших». Глаза блестят то ли от выпитого самогона, то ли от предвкушения близкой расплаты с коммунистами. Заждались связников с той стороны. Загалдели разом, друг друга перебивают, каждый хочет свои заслуги в подготовке мятежа показать. Какая уж тут осторожность: не слышат приглушенного конского ржания, скрипа снега под сапогами бойцов из батальона губчека. Остолбенели от резкого стука в дверь и уж совсем обмерли, когда Королев, не давая заговорщикам опомниться, вскинул над головой маслянисто блеснувшую в свете семилинейной керосиновой лампы гранату:
– Руки вверх!
Арест контрреволюционного центра сорвал планы мятежников, их наступление на Тюмень провалилось.
Самоотверженность и смелость Королева, его выдержка, способность склонить на свою сторону крестьян, обманом и угрозами вовлеченных в восстание, были замечены Студитовым. Провожая его в Сургут, он напутствовал:
– Мятеж в губернии подавлен. Остатки банд растворились среди населения. Многие участники восстания перешли к трудовой жизни, стремятся искупить свою вину перед Советской властью. Но остались и такие, которые продолжают бесчинствовать, терроризировать крестьян, грабить магазины сельской потребкооперации, убивать коммунистов, работников милиции, советских активистов. Учти, организаторы мятежа в Сургутском уезде скрылись, отсиживаются где-то в тайге. Слышал что-нибудь о «северных купцах»? До революции они вели торговлю с ханты и манси, обманывали простодушных охотников, спаивали их, почти даром выманивали ценные меха. Твоя главная задача – ликвидировать банду «северных купцов», разыскать главарей мятежного комитета общественной безопасности Андрея Силина, Никифора Закорюкина, Андрея Кондакова. Они должны предстать перед судом и ответить за допущенную расправу над сургутскими коммунистами и комсомольцами. Внимательно изучи документы, захваченные при разгроме мятежников, поговори с местными жителями, – заведи дружбу с охотниками ханты и манси. Они наивны, как дети, но отличаются честностью, бескорыстны и гостеприимны. Без их помощи тебе Силина не найти. Он далеко не так прост, как кажется на первый взгляд. Ему тридцать лет, бывший учитель, хорошо знает язык, обычаи, нравы местного населения, географию края. У власти был дважды, в восемнадцатом году избирался председателем Сургутского уисполкома. Это идейный противник Советской власти, однако, жаден, заботится только о своем кармане. Таких простые ханты и манси не любят... И последнее: не месть должна вести тебя по следам «северных купцов», а законность и справедливость. Помни об этом, Иван, и... береги себя.
Розыск
Для Сургута первый пароход, что приход весны. Все жители от мала до велика вышли к речной пристани. Какие чувства будит в них протяжный гудок: надежду, тревогу, радость встречи, скорбь печального известия? Разные десанты высаживались на этот берег: то белые, то красные... Какой она будет, весна двадцать второго года?
Из толпы празднично разодетых по случаю встречи парохода сургутян шагнул навстречу Королеву рыжий смуглолицый парень.
– Помощник уполномоченного Иван Тюшев.
Руку пожал так, что Королев – далеко не слабак – крякнул:
– Ну что, тезка, веди, показывай свое хозяйство.
Выслушав короткий доклад об обстановке в уезде, Королев засел за изучение документов, о которых говорил ему начальник отдела ГПУ. Это были военные сводки, докладные записки, распоряжения, телеграммы, подписанные Силиным или другими членами комитета общественной безопасности, которому во время мятежа принадлежала вся полнота власти в Сургуте и его окрестностях:
«Самарово – штаб. Красные бежали из Сургута в ночь на 9 марта. Сургут занят повстанцами в 10 часов утра. Для преследования бежавших красных выступили отряды Третьякова и Гущина, последний сформирован из местных жителей численностью в 65 человек. Без боя заняты селения Банное, Широково, Галец, Локосово, где поймано 9 коммунистов из бежавшего отряда красных. Они двигаются медленно, большим обозом. Наши части чувствуют себя бодро и уверены в скорой ликвидации бежавшего отряда коммунистов. 12 марта 1921 года».
Очередные донесения не давали оснований для оптимизма:
«Советская власть в Сургуте ликвидирована. Красные отряды, человек 60, вооруженные, взяв женщину-врача, фельдшера, двух медсестер, весь наличный порох, дробь, оружие, разные товары, медикаменты, бежали по направлению на Нарым, захватив из Сургута до 150 лошадей и 70 ямщиков. Наши отряды очень нуждаются в оружии, военных припасах и руководителях. Необходимо принять меры против бежавших красных со стороны Томска. Образовавшийся в Сургуте комитет общественной безопасности просит указаний по дальнейшей деятельности и организации власти».
И еще один документ чекист отложил в сторону:
«Зенково – штабу. Сообщите немедленно фамилии всех арестованных, содержащихся под стражей в вашей волости. Некоторые лица скрывают истинные свои фамилии и принадлежность к партии коммунистов. До выяснения личности арестованных держите под строгим надзором».
У двери послышалось покашливание Тюшева:
– Иван Никифорович, уже ночь на дворе.
– Как ночь? Смотри, как светло.
– Это белая ночь, товарищ уполномоченный. Привыкайте к Северу. Остановитесь на квартире у Олимпиады Кайдаловой. Я договорился. У нее комната свободная есть, сын там жил, Иван. Его бандиты год назад расстреляли.
– Вместе с теми? – Королев кивнул на документы.
– Да, он первым комсомольцем в Сургуте был. Гордый, пощады у врагов не стал просить.
Угощая позднего гостя нехитрым ужином, хозяйка дома рассказала:
– В числе других Ваню привезли из Зенково в Сургут 13 мая, а через день несколько человек было расстреляно. Вся надежда у меня была на Кондакова, думала, он Ваню учил, поэтому защитит его. К Закорюкину я ходила с просьбой отпустить сына на поруки, но он отказал, сказав, что сделать этого нельзя, так как он преступник и остался на допросах при своих убеждениях.
Не стал чекист утешать плачущую женщину, сказал только:
– Мне все, что вы сказали, завтра записать надо.
– Зачем?
– По закону положено. Их судить будут.
– А найдете? – глянула в закаменелое лицо квартиранта и поняла: этот найдет.
До наступления холодов Королев и Тюшев разыскивали «северных купцов», проникали в сокровенные уголки тайги, куда не ступала нога русского человека, неспешно беседовали с ханты и манси. Однажды Тюшева остановил молодой охотник, совершающий обход поставленных им капканов.
– Моя знает, кого ты ищешь, – заговорил манси.
Тюшев вначале не высказал ни малейшей заинтересованности в сообщении охотника. Манси оценил молчание чекиста: мужчины должны сдерживать свои эмоции, иначе какие же они мужчины!
Они стояли друг против друга на покрытой снегом поляне. Молчание прервал охотник.
– Ищешь ты человека, нам беду приносящего. Силин его зовут. – Тюшев вздрогнул. Мимолетная улыбка сверкнула на непроницаемом лице охотника: не сумел русский сдержать своих чувств. – Слышал, однако, от людей: приютили его. Не скоро туда добраться можно, – предупредил манси. – В близкую землю – близкий путь, в далекую – дальний.
Охотник назвал местность, где, по слухам, находился Силин.
– Сходи туда, найдешь, кого ищешь, – сказал манси.
Тюшев передал Королеву содержание своей беседы с охотником.
– Что думаешь делать, тезка?
– Пойду. Завтра же и отправлюсь.
– Не горячись! Прочитай пока показания свидетелей, – уполномоченный подал своему помощнику протоколы допросов.
«Во время восстания в Сургутском уезде я по принуждению бандитов служила в комитете общественной безопасности в селе Локосово в должности переписчицы. Отец мой, Иван Яковлевич Лейтман, как член РКП (б) расстрелянный бандитами в Сургуте, был арестованный последним и в первое время находился под стражей в Локосово. При передаче мною ему пищи он сказал мне: «Сейчас приходил Андрей Силин, угрожал револьвером и выражался, что всех вас, коммунистов-кровопийцев, нужно расстрелять».
Тюшев взял другой лист.
«При вспыхнувшем восстании я, Зырянов Николай Петрович, как и все коммунисты, отступал на Нарым Томской губернии. Получив подкрепление около границы уездов Сургутского и Нарымского, наша воинская часть перешла в контрнаступление, сломила сопротивление бандитских шаек и двинулась на Сургут. Преследуя отступающих бандитов, занимая очищенные от них селения, мы, интересуясь тем, кто является руководителем мятежа, спрашивали население, которое многочисленными ответами утверждало, что главным руководителем и вдохновителем озлобления населения против коммунистов и Советской власти является в числе других Андрей Силин».
Синим зимним утром Королев проводил товарища в дальнюю дорогу. Свою «экспедицию» в тундру Тюшев через три месяца отразил в коротком рапорте на имя уполномоченного губотдела ГПУ: «Согласно вашему поручению скрывающийся бандит Силин Андрей пойман 15 февраля 1922 года в лесах у речки Калик-Егана, что в Ларьякской волости, где скрывался с мая 1921 года, промышляя охотой и рыбной ловлей. При обыске у него обнаружено и изъято: карабин, нож, боеприпасы, 1000 царских рублей золотом и 3750 «керенками».
Суд
Через год после ареста Силина выездная сессия Тюменского губсуда рассмотрела в Сургуте уголовное дело в отношении организаторов кулацко-эсеровского мятежа в уезде. К этому времени Королев и Тюшев разыскали скрывавшихся в глухой тайге Кондакова, Закорюкина и других деятелей комитета общественной безопасности.
За день до начала суда уполномоченный ГПУ простился со своим помощником: того призвали на службу в Красную Армию. Вручил ему пакет под сургучными печатями, в нем документ о том, что «Тюшев Иван Петрович, 1902 года рождения, уроженец Тобольска, в органах ВЧК с 1920 года, партийный РКП(б), по характеристике – толковый и работящий, честный и добросовестный». Обнялись. Больше они никогда не увидят друг друга.
На суде Королев без особого внимания слушал объяснения подсудимых об их социальном происхождении, принадлежности к партии эсеров, должностном положении в период восстания. Все это ему уже было известно по материалам следствия. Из состояния усталого оцепенения его вывели показания Кондакова:
«У меня было три ученика: Хворов, Кайдалов и Щепеткин, и это были лучшие мои воспитанники школы. Я хотел их спасти. Из Зенково их везли вместе с коммунистами и беспартийными. В это время приходит Зиновьев (начальник Северного карательного отряда – _А.П_.) – начинается полевой суд. Вот здесь-то сказывается вся свирепость, дикость русского народа и человека. Мне удалось спасти Щепеткина и Макушина. В расстрелах других я не виноват...».
Королев вновь вспомнил старого крестьянина Богданова, спасшего его от расправы колчаковцев. Смерти не побоялся, а защитил своих избранников. А этот, хвастливо называвший себя «слугой народа», безропотно подчинившийся разгулу анархии... Не мог спасти от гибели даже своего ученика Ивана Кайдалова. А может, и не хотел этого: юноша был комсомольцем и на допросах не отрекся от своих убеждений.
Следствие и суд не выявили непосредственных участников казни Кайдалова и сургутских коммунистов. Палачи во все времена предпочитали действовать по ночам, без свидетелей. Так было и в марте двадцать первого. Королеву удалось найти свидетеля Кугаевского, который показал:
«Я был арестован повстанцами и находился в Сургутском рабочем доме вместе с захваченными в Зенково. За главного у них был комиссар пристани чекист Нестроусов. На масленице в час ночи отрядом Зиновьева из рабочего дома были выведены шесть человек. Зиновьевцы рассказали мне, что когда Нестроусову приказали повернуться затылком, то он становился грудью и говорил: «Убивайте, я умираю за правду». И другие, глядя на него, тоже вели себя дерзко. Нестроусов сразу убит не был, а только ранен, и ушел в один дом, но его снова поймали и убили».
Суд приговорил организаторов мятежа в Сургутском уезде к расстрелу, который «в силу Октябрьской амнистии заменили 10-летним сроком лишения свободы».
Судьба Королева такова: одним из первых тюменских чекистов он выступил против огульного применения чрезвычайных мер к крестьянам-середнякам во время коллективизации. «За проявления непонимания политического момента и из-за слабого здоровья» был отправлен на хозяйственную работу. В годы массовых репрессий его «не вспомнили», работал в тылу на оборону, стал персональным пенсионером, умер в преклонном возрасте, сохранив ясную память и стойкую веру в честность и справедливость.