«Мы не знаем пощады...»
А. А. Петрушин






Особист 51-й








Рядом с начдивом

8 августа 1919 года Особая бригада, состоявшая преимущественно из рабочих Чердыни, Усолья, шахтеров Кизеловских рудников, и Особый Северный экспедиционный отряд освободили Тюмень от колчаковцев. Из этих частей была сформирована новая дивизия – 51-я стрелковая. Ее начальником стал В. К. Блюхер.

Структура красных дивизий в гражданской войне проста: несколько полков, сведенных в бригады, штабные и хозяйственные службы да особое отделение.

Не все знают, когда и как возникли эти специальные органы, сыгравшие позднее черную роль в истреблении необоснованно оболганных военачальников.

В Вооруженных силах Советской республики справиться с военным шпионажем пытались по аналогии со старой армией. Для этого в мае 1918 года была создана служба, получившая название Военного контроля. Его органы в ряде случаев успешно боролись с иностранным шпионажем. Вместе с тем проникшие в них под видом специалистов бывшие царские офицеры превращали подразделения Военконтроля в очаги контрреволюции. Вот почему на наиболее опасных участках фронтов, где заговоры и мятежи контрреволюционных элементов наносили особенно ощутимый ущерб, ЦК РКП (б) и Советское правительство разрешили в июле 1918 года создание фронтовых и армейских ЧК. Существование двух параллельных структур в лице Военконтроля, подчинявшегося председателю Реввоенсовета республики, и чрезвычайных комиссий, контролируемых председателем ВЧК, приводило к опасному соперничеству. Для примирения Л.Д. Троцкого и Ф.Э. Дзержинского потребовалось специальное заседание Бюро ЦК РКП (б) под председательством В.И. Ленина, которое приняло 19 декабря 1919 года постановление об объединении органов Военконтроля и военных ЧК. Вместо них были образованы фронтовые, армейские и дивизионные особые отделы – отделения с двойным подчинением – РВСР и ВЧК. В задачи новых органов военной контрразведки вменялась «борьба с контрреволюцией и шпионажем в частях и учреждениях, действующих на фронте и в прифронтовой полосе». При организации особых отделов рекомендовалось «использовать лучшие силы коммунистов и сотрудников военных ЧК и Военного контроля».

На должность начальника особого отделения 51-й дивизии был назначен с оговоркой «врио» Александр Селиванович Шаврин. Ему тогда едва исполнилось девятнадцать лет.

Молодость особиста не насторожила двадцативосьмилетнего начдива Блюхера. В ту пору рано мужали. Вот и Шаврин: в 1915 году в четырнадцать лет стал после смерти отца главным кормильцем семьи, состоящей, кроме него, из семи человек: больной пороком сердца матери да шести братьев в возрасте от 11 лет до года. Позднее Шаврин так напишет о своей жизни до встречи с Блюхером: «По должности писца в конторе Полазипского завода Пермского уезда получал 10-рублевое жалованье. В конце 1917 года по предложению Совета рабочих депутатов перешел на службу секретарем в Совет и, таким образом, проработал до момента наступления белых. В РКП (б) с апреля 1919 года Уральским областным комитетом партии был мобилизован в Красную Армию и направлен в распоряжение Военного контроля при штабе 3-й армии Восточного фронта. В апреле 1919 года назначен начальником 7 пункта Военконтроля. Вскоре этот пункт выделили для обслуживания Осевэка тов. Мрачковского. В сентябре 1919 года получил назначение в особотделение 51-й дивизии».

Начдив 51-й предпочитал фланговые удары, смелые маневры, дерзкие рейды по тылам противника. Его не пугали окружения, он вырывался из них, путая неприятелю все планы. Так было в июне 1918 года в Башкирии и в октябре 1919 года под Тобольском. Так могло бы быть и в июне сорок первого, если бы не ноябрь тридцать восьмого.

Блюхер понимал, что его тактика обречена на гибель без обеспечения скрытности замыслов от вражеской разведки. Вот почему ему был нужен толковый особист. О том, что Шаврин отвечал требованиям начдива, свидетельствуют победы 51-й дивизии над белогвардейцами на Восточном и Южном фронтах.

На особые отделения возлагалась также «фильтрация» пленных, которые в условиях гражданской войны являлись резервом пополнения противоборствующих сторон.

У многих особистов разговор с пленными белопогонниками короток: «Контра? К стенке!». Правда, колчаковские и врангелевские контрразведчики также не жаловали пленных краскомов.

Шаврин, по согласованию с начдивом, давал возможность найти свое место в революции людям, обманом или силой втянутым в белое движение. Через «фильтр» особотделения 51-й дивизии прошло более 10 тысяч пленных солдат и офицеров, в том числе Л.А. Говоров, бывший колчаковский поручик, будущий Маршал Советского Союза.

В мае 1921 года Шаврин простился с Блюхером, которого ЦК партии направил в распоряжение правительства Дальневосточной республики. Там начдив стал военным министром и главкомом. Участие Шаврина в разгроме Врангеля отмечено в приказе № 28 по особому отделу 6-й армии: «Врио особотделения 51-й дивизии тов. Шаврин за проявленную им энергию во время Крымской операции представляется к награде карманными часами с надписью «Врио особотделдива 51 тов. Шаврину за Крымскую операцию от особотдарма 6 и Крыма. 25.12.20 г.». Начособотдарм-6 Быстрых».

Гражданская война окончилась. Немало воинских частей, а с ними и особых отделов было расформировано. Шаврин получил назначение в ГПУ Украины, где участвовал в ликвидации остатков банд Махно и Петлюры. Через три года судьба вновь забросила бывшего особиста 51-й в Тюмень.




Встреча на вокзале

В аттестации отмечалось: «В январе 1926 года тов. Шаврин назначен замначальника Тюменского окротдела ОГПУ. Работу органов ОГПУ знает, относится к ней серьезно. Хорошо ориентируется в обстановке. Коллегией ОГПУ награжден серебряными часами с надписью: «Чекисту – бойцу тов. Шаврину А.С. за самоотверженную работу на трудном чекистском посту, направленную на борьбу с врагами первого в мире пролетарского государства».

Тогда тюменские чекисты обратили внимание на Бентхена Эмиля Эмильевича, приехавшего из Москвы к своему брату, бывшему царскому офицеру. Устраиваться на работу он не спешил, а все свободное время использовал для встреч с известными окротделу ОГПУ бывшими колчаковцами и участниками восстания 1921 года. В общении он выдавал себя за сына помещика, кавалергарда, инженера-путейца, владел английским, французским и немецким языками, проявлял интерес к пропускной способности железнодорожной станции, дислоцированным в городе воинским частям, настроениям крестьянства, результатам чисток в местных партийных организациях. Шаврин навел о Бентхене справки и выяснил, что тот окончил два курса кадетского корпуса, коммерческое училище и курсы иностранных языков, в царской армии был корнетом. С 1921 по 1923 годы служил в Красной Армии сначала секретарем моботдела штаба Приуральского военного округа, а потом комендантом Красноуфимска и начальником конвойной команды в Шадринске. Его видели в обществе германского подданного Альберта Шмидта, однако выяснить характер их отношений не успели: Бентхен уволился с военной службы и уехал в Москву. Его отец, выходец из Бельгии, владел курортом «Ключи» вблизи Шадринска, а после революции уехал за границу.

Эти сведения усилили подозрения Шаврина относительно истинных целей приезда Бентхена в Тюмень.

В то время тревожной была обстановка на восточных границах. Войска маньчжурского правителя Чжан Сюэляна произвели налет на КВЖД и консульство СССР в Харбине, подвергли пыткам и издевательствам советских граждан. Рассчитывая втянуть СССР в большую войну, они предприняли в ноябре 1929 года попытки вторгнуться на советскую территорию в Приморье и Забайкалье. В связи с этими событиями возросла активность Бентхена и его знакомых. Одного из них, Долганова, следившего за прохождением на восток воинских эшелонов, задержали рабочие железнодорожного депо. На допросе он показал, что «выполнял задание Бентхена по сбору сведений о численности частей Красной Армии, перебрасываемых к границе с Маньчжурией, их вооружении, настроениях красноармейцев. Также выезжал на реку Тавду для налаживания связи с отрядом братьев Пуртовых. Бентхен заявлял нам, что война в нынешнем году будет неизбежно, в результате Россия получит освобождение от большевиков. Власть временно перейдет в руки единоличного диктатора, и пусть этот будущий диктатор будет даже с короной, все же лучше, чем большевики».

Проживавший на квартире Долганова Бентхен был арестован. Обнаруженные при обыске зашифрованные шпионские донесения свидетельствовали о его связи с иностранными разведками. Как позднее выяснилось, Бентхен еще в 1921 году инициативно передал добытые с помощью начальника мобуправления при УРВО Сиднева документальные материалы о дислокации и расположении воинских частей округа. Могли ли добытые резидентурой Бентхена сведения о силах, спешивших на подмогу Особой Дальневосточной армии помешать ее командарму Блюхеру образумить зарвавшегося агрессора? Как знать! Китайские милитаристы и главари белой эмиграции рассчитывали на численное превосходство своей 40-тысячной армии над сравнительно небольшой советской частью. Разведки империалистических государств, стоявших за спиной маньчжурского правителя, волновались: успеет ли Блюхер получить подкрепление.

В большой победе командарма был маленький вклад его бывшего особиста. В те дни Шаврин мысленно находился рядом с Блюхером. Для этого утверждения есть основания. В ноябре 1928 года начальник Тюменского окротдела ОГПУ Плахов получил телеграмму из полномочного представительства ОГПУ по Уралу: «Особотдел Дальневостарма запросил нас о возможности откомандирования в их распоряжение т. Шаврина. Сообщите, чем это вызвано».

Плахов ответил: «По заявлению т. Шаврина, он никакого ходатайства о своем переводе в особотдел Дальневостарма не возбуждал и переписки с ними не имеет. Запрос об его откомандировании туда объясняет нахождение там т. Блюхера, с которым он виделся при проезде его из Москвы, и в разговоре с ним, т.е. с т. Блюхером, он дал ему согласие на поездку вместе с ним при условии, если ПП ОГПУ по Уралу не будет возражать. Просьб об откомандировании от т. Шаврина мне лично не поступало. Мое личное мнение таково, что Шаврина откомандировывать не следует».

О чем говорили командарм и чекист на тюменском вокзале? Думаю, не только об обстановке на Дальнем Востоке. Шаврина волновало превращение органов госбезопасности в карательную силу, насильственная коллективизация крестьянства, надзор за ссыльными участниками оппозиции... Не мог он не поделиться своими тревогами с Блюхером. Узнало их и начальство в Свердловске. Стало выяснять причины. Плахов защитил своего заместителя: «Мое личное мнение, что тов. Шаврин хороший стойкий чекист и партиец и вполне достоин быть награжден орденом Красного Знамени... Работая в органах ВЧК-ОГПУ, он достаточно растерял свое здоровье, имея сейчас в наличии невроз в тяжелой форме, который зачастую препятствует его работе».

И медицинская комиссия подтвердила: «В период гражданской войны перенес сыпной и возвратный тиф. Страдает неврастенией в резкой форме».

В октябре 1931 года Шаврина перевели в Свердловск и назначили старшим практикантом ПП ОГПУ. Эти должности в то время были введены для новичков, проходивших испытательный срок, и для ветеранов-чекистов, «проявлявших колебания». Шаврина это последнее предупреждение не пугало. Он сделал выбор и в феврале 1936 года положил свое удостоверение на стол энкэвэдэшного начальника. Такой дерзости ему не простили: через год в УНКВД по Свердловской области поступил запрос с Лубянки: «По имеющимся у нас сведениям А.С. Шаврин за время его работы в органах ОГПУ с 1927 года являлся членом контрреволюционной троцкистской организации». От его сослуживцев требовались показания, подтверждающие обвинение. Но бывший начальник Тюменского окротдела ОГПУ Плахов написал: «Шаврин А.С. в бытность мою в Тюмени работал уполномоченным и моим заместителем с 1926 по 1931 гг. Обвинения в его принадлежности к контрреволюционной троцкистской организации категорически отрицаю. Знаю Шаврина как стойкого чекиста и честного партийца. Плахов. 9 мая 1937 года».