Люди не ангелы
Б. А. Комаров
УШУ
День тот был не самый плохой, особенно с утра, а вот в серёдке...
Сначала Зотька сам ни с чего завёлся, поднял давление, то его завели. Кто? Да есть охотники. Но лучше, конечно, с Абрикоса начать, загорелого, как кирпич, вертолётчика, спешившего после обеда в аэропорт.
Изворчался весь: не любит, мол, с Хоттабычами, вроде Зотьки, на такси гонять: реакция у вашего брата замедленная, потом, успокоившись, принялся волком смотреть на слепившее солнце. ...Чёрт копчёный, под полтинник, а туда же, всё молодится! Это, чай, от загранкомандировок у него такое в башке творится, от лёгких денег. Абрикос, одним словом!
А когда ехали мимо церкви у строительной академии, пассажир надулся ещё сильнее, даже брови на глаза нахлобучил этаким злым козырьком.
А Копьёв наоборот:
– Смотри, как блестят! – восхищённо бросил, глядя на сияющие луковицы куполов. – Как золото!
– Блестят... – язвительно повторил за ним Абрикос. Затем сплюнул за окошко и раздражённо добавил: – Вбухай-ка в тебя столько деньжищ и ты заблестишь! Не так, что ли?.. Ерунда всё это – их религия!
Он ведь во многих странах уже побывал, особенно в африканских, всего насмотрелся и каюк, мол, кранты! Разочаровался в Боженьке. ...Почему? Х-ха, потому что их много, тех богов! И каждый верующий – своего нахваливает. И ладно бы это, ещё и уши обрежет, если плохое вякнешь. ...А какой из боженек самый хороший – не отгадаешь! Когда ведь их вертолёт в пустыне шлёпнулся, ни один из боженек не помог, не положил пирожочек в ручку. И водички не подал.
И так, мол, он тогда разуверился, что однажды в Тюмени, вот в та кой же церквушке, скандал с попиком учинил. ...Наказали ему родственники свечек купить, штук тридцать: купи да купи! Пришёл в церковь, стан в ихней лавке рассчитываться, а десяти копеек возьми и не хвати. Деньги-то у него были, но крупные, не менять же тысячную из-за подлой медяшки? Вот старуха продавщица губочки поджала, да одну из свечечек опять в ящик и затырила.
Он обиделся:
– Могла бы и подарить, – бросил укоризненно, – вон у тебя их сколько... А гривенник что? – Тьфу, мол! На него сейчас коробку спичек не купишь.
А старушонке хоть в ухо бей!
Тут уже он совсем осерчал:
– Вам только деньги на уме! ...«Мармалетики на лапу»! А люди для вас – букашки мелкие, пыль. – Здорово он её «мармалетиками»-то подцепил, аж завертелась, старая калоша! – Дерёте три шкуры, а толку?! Дети вон страдают, а вы всё молитесь, молитесь, как попугаи!
А та своё: правильно, мол, страдают, за грехи родителей.
Вывезла, так вывезла! Абрикос чуть не упал от такой абракадабры. Но нашёлся что сказать, врезал сквалыге:
– За что они отвечать-то должны? Они же маленькие, х-ха, они же вот!.. – и покрутил пальцем у виска: недоразвитые, мол! – Разве только из-за таких вот жадин, как ты?!
На шум прибежал попик и тоже своё завёл. Хотел Абрикос его по морде смазать, да руки марать не захотел. Или нет, не так это было, он тому бородатому прыщу...
– Погоди, – не выдержал Зотька, – деньги-то, говоришь, были? Ну и дал бы той старухе тысячную, – поддел пассажира, – пожертвовал бы сотняшку – другую на храм!
Абрикос даже хрюкнул от возмущения, затем воскликнув:
– Дело-то ведь не в этом! Дело-то в принципе! – победно выпучился на Зотьку.
А тот тупо смотрел на пассажира: да-а, глупее ещё не встречал!.. Свечку берёт, чтобы Бога задобрить, а для церковной служаки – и рублём тряхнуть в обиду? Ну, брат...
Так и сказал Абрикосу!
– Какой ты мне брат? – взвился тот и судорожно заскрёб тёмной пятернёй по башке, норовя, знать, выискать там какую-нибудь заморскую страшилку. – Попик тебе брат – не я! Шёл бы в церковь... – брызнул слюной, выискивая нужное словечко и, наконец-то, найдя его, выпалил: – Да и махал бы там кадилом! ...Высаживай!
Благо, уже приехали в аэропорт-то, благо: с таким дуроломом недолго и до кулаков. У Зотьки даже руки подрагивали от гнева, от несогласия с Абрикосом: о себе только думает, подлец, о сейчасном моменте! Вперёд-то не смотрит: убери вот попиков, выкини религию из жизни – что тогда? ...Куда придём-то? Оскотинимся, опять на деревья залезем да и будем друг дружке фиги показывать.
– Иди-иди! – гневно выкрикнул. Поискал в голове, чтобы ещё добавить и, отыскав лишь: – Маленькая собачка до старости щенок!.. – с треском врубил передачу.
...Поговорили, называется. Сколько раз казнил себя Копьёв: не связывайся с дураками! Их миллионы, ты – один. И сердце у тебя, Зот Савельевич, одно. Разлетится на части, так узнаешь! ...Ушу надо заниматься, едят её мухи, сильно, говорят, нервы успокаивает.
И вспомнил, как прошлой зимой возил майора артиллериста и тот рассказал ему про дочку. С пятого, мол, класса, той гимнастикой занимается, и так увлеклась, что нахватала двоек и даже по поведению умудрилась получить единицу. И решил он её поучить. Подступился с ремнём, а та возьми да и скажи:
– Ты бы мне хоть юбку задрал!
– Зачем? – удивился родитель. – Вон какой ремнище-то, проймёт!
– А вдруг не попадёшь по попе! – ответила дочка. – Я ведь маленькая.
Дёрнул юбчонку, а дочка опять своё:
– Я ведь женщина! ...Чтобы вот тебе какая-нибудь женщина сказала, если бы ты юбку задрал?
Матюгнулся он тогда от досады и передумал наказывать. Только растерянно спросил:
– Что же делать-то? Подскажи, коли такая умная...
– А ничего, – ответила. – Поди, сама как-нибудь с двойками справлюсь.
И справилась. Сейчас в институте учится.
– Да и не в этом дело, – майор уже про дочкину успеваемость порядком подзабыл, его уже другое мучило, – вот, говорю, какое спокойствие ушу-то даёт ...Так что, друг, давай, занимайся им! Работёнка тяжёлая: с тем поругался, с этим, а человек не скотина – и сорваться может! Раздерёшься, говорю, с клиентом-то...
Ну, драться-то – слишком, тут майор переборщил, а за себя браться надо: хотя бы холодной водой по утрам обливаться. Иначе и до пенсии не доживёшь. И Зотька бы в деталях и красках вспомнил все передряги, произошедшие с ним за много лет работы на такси, да уже подкатил от портовской кольцевой развязке и растерялся: как теперь ехать-то?.. Свёрток в город перекрывала цепочка бетонных блоков и присобаченная к ней жестянка запрещающего знака.
И вспомнил: ремонт ведь идёт! От переезда до кольца вся дорога закрыта, вернее левая полоса, это ещё, когда Абрикоса вёз, заметил.
Были бы сейчас машинёшки в попутном направлении – тогда да, тогда понятно, Копьёв бы за ними пристроился и повернул как следует, а так... Тут уж самому надо было путь прокладывать. И он проложил: проскочил дальше по кольцу и круто свернул на нужную полосу в город.
Стояла вторая половина августа и хотя солнце ещё уверенно било в глаза, заставляя их по-стариковски щуриться, лета уже не чувствовалось.
Хотел покрепче подосадовать на тот дохлый месяц, да услышал пронзительный вой сирены и голос с неба:
– Водитель такси, прижмитесь вправо!
Только не с неба грохотнул тот железный голос: на хвосте Зотькиной машины коршуном висел узкоглазый гаишный «Форд». Кольцовские, знать, догнали!
Вечно там отираются: застынут на дорожной развязке и высматривают лихачей, несущихся к кольцу. Неужто и он превысил скорость?!
Торопливо выскочил из салона и кинулся к «Форду». Мог бы, конечно, и не подныривать вот так-то услужливо к открытому окошку легковушки, да не привык, чтобы гаишники к нему поспешали. И так всегда злые, как собаки!
– Документы на машину и страховку! – услышал требовательное. – ...Как за что остановили? За езду по встречной полосе!
Попал он, однако... Зотька отыскал в бардачке «целлофанку» со страховым полисом и, кляня в душе всех и вся, сунулся на заднее сиденье американца. За рулём его сидел стриженный «под бобрик» смуглолицый старший лейтенант. Редкие усы топорщились под приплюснутым носом и устрашающе шевелились от негодующего сопения хозяина. «Кучум чёртов! – подумал Зотька, – этот живым не отпустит!». Справа от старлея восседал такой же черноволосый лейтенант, на коленке которого белел лист бумаги с нарисованным на нём кольцом дорожной развязки.
– Где я по встречке-то ехал, где? – не мог он вспомнить свою промашку. – В каком месте?
– Знаки различай, так увидишь в каком! – зло парировал старлей. – Делом занимайся за рулём-то, не чепухой, не лови ворон!
Это он-то ворон ловит?! Зотька даже ошалел от такой несправедливости: тридцать лет за баранкой и на тебе!.. Да таксист, если хотите знать, всё видит, ещё и пассажирку по коленке успеет похлопать! И негодующе повторил за старлеем:
– Делом!.. – Потом выпалил: – Я-то делом занимаюсь: как предписано – так и еду! ...Как ещё ездить-то?!
– Как другие ездят, – огрызнулся старлей, – так и езди! – И его татарские усишки прямо-таки ёжиком встали, норовя вцепиться своими колючками в бестолкового таксиста.
– Так другие-то, – нашёлся Зотька, – не в первый раз едут. ...А я месяц в Рощино не гонял, откуда знаю про здешние заморочки?
– Вот мировому судье и расскажешь, – подсказал лейтенант, – когда прав лишать будут!
– И расскажу! – выкрикнул Копьёв. – Всё обрисую: пусть разбираются! – Затем похватал раззявленным ртом воздух и отчаянно грохотнул: – Чего настоящих-то преступников не ловите? Меня догонять – спина не заболит: крикнул – прижался, свистнул – остановился! А чтобы вместе на развязку съездить, знаки посмотреть – что ты! Знай себе, бумажки пописываете!
И хотел ещё добавить пару ласковых, да старлей дёрнулся к ключу зажигания и скомандовал:
– Поехали на кольцо!
Ухватим, значит, истину за хвост!
* * *
Только до истины было ой, как далеко!.. Посверкивая мигалками, «Форд» плёлся со скоростью улитки в сторону порта, за ним катил Зотька, потом, матеря, поди, гаишников на все корки, двигалась в мареве уходящего дня вереница опаздывающих в Рощино легковушек. Подъехав к кольцу, «американец» обогнул его и встал возле поворота на ремонтируемый участок дороги.
Зотька выскочил из-за руля и подбежал к гаишникам:
– Чего дальше-то? – воскликнул, призывая и их подивиться открывшейся взору неразберихе. – Как в Тюмень-то ехать? ...Вот «кирпич», – ткнул рукой в запрещающий знак, – за ним блоки! Я ведь отсюда их все вижу, не слепой... Вот и проехал ещё по кольцу, чтобы выскочить на другую полосу дороги. Как ещё ездить-то?
– Как-как?! Совсем баран, что ли? – вне себя от возмущения, старлей выскочил на асфальт и, подприсев на затёкших от долгого сиденья ногах, чуть ли не бегом устремился к «кирпичу». – Видишь свёрток?
И только сейчас, в нескольких метрах от знака, Копьёв увидел нырнувшую в траву зыбкую строчку щебёночной отсыпки. По ней, знать, уходили на нужную полосу городской дороги, мчавшиеся с порта машины, по ней!
– Но ведь ту щебёнку с кольца-то и не видно! – Зотька искал и не находил нужных слов, ну таких, чтобы, значит, сказал – и словно плитой придавил гаишников. Всё какие-то легковесные попадались. – Вон травища какая, что за ней увидишь? ...Потом блоки пошли. Бинокль надо иметь!.. Или щебёнку с бугром насыпать, – нашёлся, – тогда да, тогда другое дело!
– Все видят! – бросил старлей, потом волчком крутнулся на злосчастной щебёнке и припустил к «Форду».
Зотька кинулся за ним. Оказавшись возле открытого окна машины, он услышал как шлёпнувшийся за руль усач, скомандовал лейтенанту:
– Дорисовывай схему-то, чего сидишь? Времечко ведь идёт!
– Х-ху! – исступлённо выдохнул Копьёв и даже ногой по асфальту пристукнул, выражая крайнее негодование. – Вы, значит, работаете, времечко идёт – я один бездельник?! – Как, мол, это так-то получается, господа-товарищи? – В пять минут преступником стал! ...Потому что поворот не заметил. А кто траву не скосил, щебёнку сэкономил – те работают?! Враньё всё это, – выкрикнул, – враньё!.. Только и делаем, что бахвалимся: мы, мол, такие, мы, мол, сякие! А сделанное-то где?! Покажите! ...У вас вот чья машина? ...И у меня оттуда же, из-за бугра! А телефоны чьи? Где наша работа, в каком месте? Гвозди и то разучились делать, всё на китайцев надеемся. Продадим вот нефть да газ – чего продавать будем, баб? ...У нас вон все стены в гаражах исписаны: «Россия для русских!», «Русский порядок!», какой порядок, этот что ли? Зачем мне такой порядок! ...А «Россия для русских!»? Тоже мне лозунг: набор слов! А татар куда девать, а башкир? – гаишники переглянулись. – Ладно, что те не дураки, понимают какую ахинею пишем! – Зотька в запарке-то даже восхищённо хохотнул: ого, мол, какие они умные, татары-то! – У них, – заметил, – настоящий порядок и есть. Пройдись по татарской улице, сразу от нашей отличишь!
И рубанул уже напрямки:
– Делом надо доказывать, что русский, что старший в стране! Делом, не гонором! ...Совсем изболтались.
И он в считанные минуты распахнул перед оторопевшими гаишниками свою обиженную душу. Он ведь, мать их курицу, не всегда на такси-то гонял: и руководить довелось – мастером в гараже поработать. И мастером он был настоящим: не получается у слесаря какая работёнка – Копьев тут как тут, ключи в руки и крутит: смотри, мол, как надо делать, учись у меня! Каждую гаечку этими пальцами перещупал, каждый винтик.
И твёрдо знает: ушёл Копьев из мастерских – всё! Советский-то Союз и рухнул. Он ведь опора ему был, он – Зот Савельич. ... А теперь что: лишайте прав, рубите под корень! Только опять беда будет – рухнет Россия-то! В ней ведь сейчас работать-то в падлу стало: все в банках корпят да воздух лопатят.
И тут случилось неожиданное: усач выхватил у лейтенанта Зотькины документы, глянул в права и ткнул всю пачечку в руки хозяину:
– На, Зот Савельич, езди! Последнее тебе китайское предупреждение... Слышал про такое?
– Да слышал... – пробурчал Копьёв, опешивший от столь сладкой неожиданности. Он, кстати, про Китай-то побольше их знает: два года там отбухал, поохранял границу. – Спасибо! ...Век этого кольца не забуду! А траву, – кинул уничтожающий взгляд на разнокалиберную поросль перед щебёнкой, – сам скошу! Или задержусь на немного, да и вытопчу её всю, в пять минут порушу, чтобы другим глаза не застилала!
Хотел ещё добавить, что и гаишники могли бы вместе с ним по той траве потоптаться, всё одно, мол, ничего не делают, да не стал: неплохие ведь, в принципе, мужики-то, права вот вернули...
Вот какая была та серёдка дня в конце августа месяца прошлого года. ...Ловко тогда Зотька-то в разговор ввернул про свою значимость для родины, убедил гаишников! Без него, мол, никуда, без рабочего-то класса, конец России... А, может, и не этим он их пронял – национальным вопросом? ...Сложная ведь штука – страна, не какое-нибудь там ушу! За неё иногда и погорячиться надо.
Б. А. Комаров
УШУ
День тот был не самый плохой, особенно с утра, а вот в серёдке...
Сначала Зотька сам ни с чего завёлся, поднял давление, то его завели. Кто? Да есть охотники. Но лучше, конечно, с Абрикоса начать, загорелого, как кирпич, вертолётчика, спешившего после обеда в аэропорт.
Изворчался весь: не любит, мол, с Хоттабычами, вроде Зотьки, на такси гонять: реакция у вашего брата замедленная, потом, успокоившись, принялся волком смотреть на слепившее солнце. ...Чёрт копчёный, под полтинник, а туда же, всё молодится! Это, чай, от загранкомандировок у него такое в башке творится, от лёгких денег. Абрикос, одним словом!
А когда ехали мимо церкви у строительной академии, пассажир надулся ещё сильнее, даже брови на глаза нахлобучил этаким злым козырьком.
А Копьёв наоборот:
– Смотри, как блестят! – восхищённо бросил, глядя на сияющие луковицы куполов. – Как золото!
– Блестят... – язвительно повторил за ним Абрикос. Затем сплюнул за окошко и раздражённо добавил: – Вбухай-ка в тебя столько деньжищ и ты заблестишь! Не так, что ли?.. Ерунда всё это – их религия!
Он ведь во многих странах уже побывал, особенно в африканских, всего насмотрелся и каюк, мол, кранты! Разочаровался в Боженьке. ...Почему? Х-ха, потому что их много, тех богов! И каждый верующий – своего нахваливает. И ладно бы это, ещё и уши обрежет, если плохое вякнешь. ...А какой из боженек самый хороший – не отгадаешь! Когда ведь их вертолёт в пустыне шлёпнулся, ни один из боженек не помог, не положил пирожочек в ручку. И водички не подал.
И так, мол, он тогда разуверился, что однажды в Тюмени, вот в та кой же церквушке, скандал с попиком учинил. ...Наказали ему родственники свечек купить, штук тридцать: купи да купи! Пришёл в церковь, стан в ихней лавке рассчитываться, а десяти копеек возьми и не хвати. Деньги-то у него были, но крупные, не менять же тысячную из-за подлой медяшки? Вот старуха продавщица губочки поджала, да одну из свечечек опять в ящик и затырила.
Он обиделся:
– Могла бы и подарить, – бросил укоризненно, – вон у тебя их сколько... А гривенник что? – Тьфу, мол! На него сейчас коробку спичек не купишь.
А старушонке хоть в ухо бей!
Тут уже он совсем осерчал:
– Вам только деньги на уме! ...«Мармалетики на лапу»! А люди для вас – букашки мелкие, пыль. – Здорово он её «мармалетиками»-то подцепил, аж завертелась, старая калоша! – Дерёте три шкуры, а толку?! Дети вон страдают, а вы всё молитесь, молитесь, как попугаи!
А та своё: правильно, мол, страдают, за грехи родителей.
Вывезла, так вывезла! Абрикос чуть не упал от такой абракадабры. Но нашёлся что сказать, врезал сквалыге:
– За что они отвечать-то должны? Они же маленькие, х-ха, они же вот!.. – и покрутил пальцем у виска: недоразвитые, мол! – Разве только из-за таких вот жадин, как ты?!
На шум прибежал попик и тоже своё завёл. Хотел Абрикос его по морде смазать, да руки марать не захотел. Или нет, не так это было, он тому бородатому прыщу...
– Погоди, – не выдержал Зотька, – деньги-то, говоришь, были? Ну и дал бы той старухе тысячную, – поддел пассажира, – пожертвовал бы сотняшку – другую на храм!
Абрикос даже хрюкнул от возмущения, затем воскликнув:
– Дело-то ведь не в этом! Дело-то в принципе! – победно выпучился на Зотьку.
А тот тупо смотрел на пассажира: да-а, глупее ещё не встречал!.. Свечку берёт, чтобы Бога задобрить, а для церковной служаки – и рублём тряхнуть в обиду? Ну, брат...
Так и сказал Абрикосу!
– Какой ты мне брат? – взвился тот и судорожно заскрёб тёмной пятернёй по башке, норовя, знать, выискать там какую-нибудь заморскую страшилку. – Попик тебе брат – не я! Шёл бы в церковь... – брызнул слюной, выискивая нужное словечко и, наконец-то, найдя его, выпалил: – Да и махал бы там кадилом! ...Высаживай!
Благо, уже приехали в аэропорт-то, благо: с таким дуроломом недолго и до кулаков. У Зотьки даже руки подрагивали от гнева, от несогласия с Абрикосом: о себе только думает, подлец, о сейчасном моменте! Вперёд-то не смотрит: убери вот попиков, выкини религию из жизни – что тогда? ...Куда придём-то? Оскотинимся, опять на деревья залезем да и будем друг дружке фиги показывать.
– Иди-иди! – гневно выкрикнул. Поискал в голове, чтобы ещё добавить и, отыскав лишь: – Маленькая собачка до старости щенок!.. – с треском врубил передачу.
...Поговорили, называется. Сколько раз казнил себя Копьёв: не связывайся с дураками! Их миллионы, ты – один. И сердце у тебя, Зот Савельевич, одно. Разлетится на части, так узнаешь! ...Ушу надо заниматься, едят её мухи, сильно, говорят, нервы успокаивает.
И вспомнил, как прошлой зимой возил майора артиллериста и тот рассказал ему про дочку. С пятого, мол, класса, той гимнастикой занимается, и так увлеклась, что нахватала двоек и даже по поведению умудрилась получить единицу. И решил он её поучить. Подступился с ремнём, а та возьми да и скажи:
– Ты бы мне хоть юбку задрал!
– Зачем? – удивился родитель. – Вон какой ремнище-то, проймёт!
– А вдруг не попадёшь по попе! – ответила дочка. – Я ведь маленькая.
Дёрнул юбчонку, а дочка опять своё:
– Я ведь женщина! ...Чтобы вот тебе какая-нибудь женщина сказала, если бы ты юбку задрал?
Матюгнулся он тогда от досады и передумал наказывать. Только растерянно спросил:
– Что же делать-то? Подскажи, коли такая умная...
– А ничего, – ответила. – Поди, сама как-нибудь с двойками справлюсь.
И справилась. Сейчас в институте учится.
– Да и не в этом дело, – майор уже про дочкину успеваемость порядком подзабыл, его уже другое мучило, – вот, говорю, какое спокойствие ушу-то даёт ...Так что, друг, давай, занимайся им! Работёнка тяжёлая: с тем поругался, с этим, а человек не скотина – и сорваться может! Раздерёшься, говорю, с клиентом-то...
Ну, драться-то – слишком, тут майор переборщил, а за себя браться надо: хотя бы холодной водой по утрам обливаться. Иначе и до пенсии не доживёшь. И Зотька бы в деталях и красках вспомнил все передряги, произошедшие с ним за много лет работы на такси, да уже подкатил от портовской кольцевой развязке и растерялся: как теперь ехать-то?.. Свёрток в город перекрывала цепочка бетонных блоков и присобаченная к ней жестянка запрещающего знака.
И вспомнил: ремонт ведь идёт! От переезда до кольца вся дорога закрыта, вернее левая полоса, это ещё, когда Абрикоса вёз, заметил.
Были бы сейчас машинёшки в попутном направлении – тогда да, тогда понятно, Копьёв бы за ними пристроился и повернул как следует, а так... Тут уж самому надо было путь прокладывать. И он проложил: проскочил дальше по кольцу и круто свернул на нужную полосу в город.
Стояла вторая половина августа и хотя солнце ещё уверенно било в глаза, заставляя их по-стариковски щуриться, лета уже не чувствовалось.
Хотел покрепче подосадовать на тот дохлый месяц, да услышал пронзительный вой сирены и голос с неба:
– Водитель такси, прижмитесь вправо!
Только не с неба грохотнул тот железный голос: на хвосте Зотькиной машины коршуном висел узкоглазый гаишный «Форд». Кольцовские, знать, догнали!
Вечно там отираются: застынут на дорожной развязке и высматривают лихачей, несущихся к кольцу. Неужто и он превысил скорость?!
Торопливо выскочил из салона и кинулся к «Форду». Мог бы, конечно, и не подныривать вот так-то услужливо к открытому окошку легковушки, да не привык, чтобы гаишники к нему поспешали. И так всегда злые, как собаки!
– Документы на машину и страховку! – услышал требовательное. – ...Как за что остановили? За езду по встречной полосе!
Попал он, однако... Зотька отыскал в бардачке «целлофанку» со страховым полисом и, кляня в душе всех и вся, сунулся на заднее сиденье американца. За рулём его сидел стриженный «под бобрик» смуглолицый старший лейтенант. Редкие усы топорщились под приплюснутым носом и устрашающе шевелились от негодующего сопения хозяина. «Кучум чёртов! – подумал Зотька, – этот живым не отпустит!». Справа от старлея восседал такой же черноволосый лейтенант, на коленке которого белел лист бумаги с нарисованным на нём кольцом дорожной развязки.
– Где я по встречке-то ехал, где? – не мог он вспомнить свою промашку. – В каком месте?
– Знаки различай, так увидишь в каком! – зло парировал старлей. – Делом занимайся за рулём-то, не чепухой, не лови ворон!
Это он-то ворон ловит?! Зотька даже ошалел от такой несправедливости: тридцать лет за баранкой и на тебе!.. Да таксист, если хотите знать, всё видит, ещё и пассажирку по коленке успеет похлопать! И негодующе повторил за старлеем:
– Делом!.. – Потом выпалил: – Я-то делом занимаюсь: как предписано – так и еду! ...Как ещё ездить-то?!
– Как другие ездят, – огрызнулся старлей, – так и езди! – И его татарские усишки прямо-таки ёжиком встали, норовя вцепиться своими колючками в бестолкового таксиста.
– Так другие-то, – нашёлся Зотька, – не в первый раз едут. ...А я месяц в Рощино не гонял, откуда знаю про здешние заморочки?
– Вот мировому судье и расскажешь, – подсказал лейтенант, – когда прав лишать будут!
– И расскажу! – выкрикнул Копьёв. – Всё обрисую: пусть разбираются! – Затем похватал раззявленным ртом воздух и отчаянно грохотнул: – Чего настоящих-то преступников не ловите? Меня догонять – спина не заболит: крикнул – прижался, свистнул – остановился! А чтобы вместе на развязку съездить, знаки посмотреть – что ты! Знай себе, бумажки пописываете!
И хотел ещё добавить пару ласковых, да старлей дёрнулся к ключу зажигания и скомандовал:
– Поехали на кольцо!
Ухватим, значит, истину за хвост!
* * *
Только до истины было ой, как далеко!.. Посверкивая мигалками, «Форд» плёлся со скоростью улитки в сторону порта, за ним катил Зотька, потом, матеря, поди, гаишников на все корки, двигалась в мареве уходящего дня вереница опаздывающих в Рощино легковушек. Подъехав к кольцу, «американец» обогнул его и встал возле поворота на ремонтируемый участок дороги.
Зотька выскочил из-за руля и подбежал к гаишникам:
– Чего дальше-то? – воскликнул, призывая и их подивиться открывшейся взору неразберихе. – Как в Тюмень-то ехать? ...Вот «кирпич», – ткнул рукой в запрещающий знак, – за ним блоки! Я ведь отсюда их все вижу, не слепой... Вот и проехал ещё по кольцу, чтобы выскочить на другую полосу дороги. Как ещё ездить-то?
– Как-как?! Совсем баран, что ли? – вне себя от возмущения, старлей выскочил на асфальт и, подприсев на затёкших от долгого сиденья ногах, чуть ли не бегом устремился к «кирпичу». – Видишь свёрток?
И только сейчас, в нескольких метрах от знака, Копьёв увидел нырнувшую в траву зыбкую строчку щебёночной отсыпки. По ней, знать, уходили на нужную полосу городской дороги, мчавшиеся с порта машины, по ней!
– Но ведь ту щебёнку с кольца-то и не видно! – Зотька искал и не находил нужных слов, ну таких, чтобы, значит, сказал – и словно плитой придавил гаишников. Всё какие-то легковесные попадались. – Вон травища какая, что за ней увидишь? ...Потом блоки пошли. Бинокль надо иметь!.. Или щебёнку с бугром насыпать, – нашёлся, – тогда да, тогда другое дело!
– Все видят! – бросил старлей, потом волчком крутнулся на злосчастной щебёнке и припустил к «Форду».
Зотька кинулся за ним. Оказавшись возле открытого окна машины, он услышал как шлёпнувшийся за руль усач, скомандовал лейтенанту:
– Дорисовывай схему-то, чего сидишь? Времечко ведь идёт!
– Х-ху! – исступлённо выдохнул Копьёв и даже ногой по асфальту пристукнул, выражая крайнее негодование. – Вы, значит, работаете, времечко идёт – я один бездельник?! – Как, мол, это так-то получается, господа-товарищи? – В пять минут преступником стал! ...Потому что поворот не заметил. А кто траву не скосил, щебёнку сэкономил – те работают?! Враньё всё это, – выкрикнул, – враньё!.. Только и делаем, что бахвалимся: мы, мол, такие, мы, мол, сякие! А сделанное-то где?! Покажите! ...У вас вот чья машина? ...И у меня оттуда же, из-за бугра! А телефоны чьи? Где наша работа, в каком месте? Гвозди и то разучились делать, всё на китайцев надеемся. Продадим вот нефть да газ – чего продавать будем, баб? ...У нас вон все стены в гаражах исписаны: «Россия для русских!», «Русский порядок!», какой порядок, этот что ли? Зачем мне такой порядок! ...А «Россия для русских!»? Тоже мне лозунг: набор слов! А татар куда девать, а башкир? – гаишники переглянулись. – Ладно, что те не дураки, понимают какую ахинею пишем! – Зотька в запарке-то даже восхищённо хохотнул: ого, мол, какие они умные, татары-то! – У них, – заметил, – настоящий порядок и есть. Пройдись по татарской улице, сразу от нашей отличишь!
И рубанул уже напрямки:
– Делом надо доказывать, что русский, что старший в стране! Делом, не гонором! ...Совсем изболтались.
И он в считанные минуты распахнул перед оторопевшими гаишниками свою обиженную душу. Он ведь, мать их курицу, не всегда на такси-то гонял: и руководить довелось – мастером в гараже поработать. И мастером он был настоящим: не получается у слесаря какая работёнка – Копьев тут как тут, ключи в руки и крутит: смотри, мол, как надо делать, учись у меня! Каждую гаечку этими пальцами перещупал, каждый винтик.
И твёрдо знает: ушёл Копьев из мастерских – всё! Советский-то Союз и рухнул. Он ведь опора ему был, он – Зот Савельич. ... А теперь что: лишайте прав, рубите под корень! Только опять беда будет – рухнет Россия-то! В ней ведь сейчас работать-то в падлу стало: все в банках корпят да воздух лопатят.
И тут случилось неожиданное: усач выхватил у лейтенанта Зотькины документы, глянул в права и ткнул всю пачечку в руки хозяину:
– На, Зот Савельич, езди! Последнее тебе китайское предупреждение... Слышал про такое?
– Да слышал... – пробурчал Копьёв, опешивший от столь сладкой неожиданности. Он, кстати, про Китай-то побольше их знает: два года там отбухал, поохранял границу. – Спасибо! ...Век этого кольца не забуду! А траву, – кинул уничтожающий взгляд на разнокалиберную поросль перед щебёнкой, – сам скошу! Или задержусь на немного, да и вытопчу её всю, в пять минут порушу, чтобы другим глаза не застилала!
Хотел ещё добавить, что и гаишники могли бы вместе с ним по той траве потоптаться, всё одно, мол, ничего не делают, да не стал: неплохие ведь, в принципе, мужики-то, права вот вернули...
Вот какая была та серёдка дня в конце августа месяца прошлого года. ...Ловко тогда Зотька-то в разговор ввернул про свою значимость для родины, убедил гаишников! Без него, мол, никуда, без рабочего-то класса, конец России... А, может, и не этим он их пронял – национальным вопросом? ...Сложная ведь штука – страна, не какое-нибудь там ушу! За неё иногда и погорячиться надо.