Люди не ангелы
Б. А. Комаров
ШЛАНГ
Сказать, чтобы тот резиновый обрезок был сильно нужен Копьёву, значит, ничего не сказать. У него таких шлангов не один десяток в гараже лежит. В другом дело – не должна добрая вещь под ногами валяться. Не должна – и всё!
Зотька мчал по путепроводу у Стрелы к заправке. Сейчас перехватит с полбака бензину, потом уже к теще проскочит. Жена-то в командировку укатила, вот и наловчился он эту неделю у тещи обедать.
И только взлетел на горбушку моста, как того коротыша и заметил. Так и лоснился он пронзительной чернотой, так и манил к себе взгляд, выпав из загашника какого-то грузовика на асфальт.
Был полдень, машинного гвалта на мосту не наблюдалось и, не долго думая, Зотька притормозил возле шланга. Включил «аварийку» и лишь подобрал находку, как увидел огромный «Икарус», норовивший объехать такси. Он вылез на полосу встречного движения, да не рассчитал: маловато, знать, вымахнул своё громадное туловище влево, вот и зацепил крыло «Волги». Про бампер и говорить было нечего: залез за колесо автобуса, и что с ним случилось – сразу не определишь.
Натворил делов! ...Но ведь Копьёв создал аварийную-то ситуацию на путепроводе, Копьёв!
– Дундук! – крикнул водителю автобуса. – Не мог подождать пару секунд!
Тот, сидя на верхотуре в голове «Икаруса», растерянно развел руками: откуда, мол, знал, что зацеплю?
Оттуда... И сзади и спереди уже сигналили легковушки и грузовики, угрожая вот-вот перекрыть мост и надолго парализовать движение.
Тогда Зотька плюнул на дорогу, сунулся в такси и дал малость ходу. Чего-то скыркнуло, и «Волга» отцепилась от автобуса. – Ну, слава Богу, вырвался из плена!
Глянул на урон: «Икарусу», дуролому этому – хоть бы хны, а такси досталось! Вмятина на крыле, а бампер словно пропеллером извернуло.
Погрозив кулаком, Зотька опять плюхнулся в машину и, негодуя и на себя, и на того торопыгу, устремился по склону моста к заправке. Из-за копеечного шланга – и вот такое!
Но не знал Копьёв, что самая-то драма у него ещё впереди!
* * *
Ведь летел тем временем по тому же путепроводу милицейский «уазик», рядом с водителем которого посиживал пресерьезный от молодости лейтенант. И мундир у него был подстать – с иголочки. Будто с конвейера только что спрыгнул тот служака – аж похрустывал от новизны.
Видел он и шланг, который подобрал таксист, и растележившийся посредине дороги автобус, всё видел и потому решил принять к Зотьке самые строгие меры. Пусть знает, разгильдяй такой, как на мосту пробки устраивать!
И только свернуло такси к заправке, как следом за ним скакнул и «уазик».
– Ваши документы! – подскочил лейтенант к уныло выкарабкивающемуся из салона Копьёву. Даже не стал привычно козырять нарушителю – так уж был переполнен негодованием.
Ну вот, собрался парнишка пообедать, а у него и ложку отобрали! ...Ясно, что будет за остановку песочить! И Зотька сунулся в карман «кожанки». Но сунуться-то сунулся, да приостановился: вон сколько злости у милицейского прыща! Не велик, да рукаст. Порвёт сейчас удостоверение, и ходи потом, доказывай, что не сам его располовинил.
– Не дам права! – рубанул решительно. – Чего сделал-то?! Валялся шланг, болтался под колесами, а я подобрал. ...Но ведь «аварийку-то» включил! ...А вы из меня преступника делаете! Гонки устроили...
– Как – не дашь?! – изумился лейтенант. Всё остальное, что выпалил таксист, он будто бы и не слышал. Не интересовало оно его из-за «малозначительности».
– Так!.. Гаишнику покажу, а вам нет! – Ладно, что вспомнил Копьёв о синем «жигулёнке», что прикорнул к бордюрине по ту сторону путепровода и возле которого с самого утра томился на солнцепёке усатый капитан! Ладно, что вспомнил... – Поехали к нему!
И хотя ещё больше взъярился лейтенант, аж побурел от негодования, но сдержал себя: не дал команды, выглядывающим из полуоткрытых дверей милицейской «канарейки», подручным урезонить зарвавшегося таксиста:
– Поехали! – рявкнул.
Такси опять ринулось к путепроводу, уазик шустро дернулся за ним.
Устроили бурю в стакане! Главным для Зотьки было сейчас то, чтобы капитан оставался на прежнем месте. На него теперь вся надежда! ...Вы, дорогие мои, лучше бы настоящих бандитов ловили, не цеплялись за тех, кто не дает добру пропадать!
Где вы были той зимой, когда трое громил в Зотькиной тачке сиденья ломали, где? А в прошлую субботу куда смотрели, в какую сторону?! ...Копьев ту субботу не скоро забудет!
* * *
Он тогда до самого утра работал. Простоял пару дней на ремонте, вот и наверстывал потерянное времечко. И ближе к полуночи увидел у «Пышмы» мужика. Не вблизи магазина, а с противоположной стороны улицы.
Мужик как мужик. Фуражка «летчицкая» на нём, куртка кожаная, вот и не прятался от дождя под навесом остановки, торчал у обочины. Зотька и приостановился. Да не успел спросить, куда ему надо, как тот схватился за живот, рухнул на соседнее сиденье и завопил, что есть мочи:
– Умираю, шеф!
И вопит-то правдоподобно, не подумаешь, что врёт! Врубил Копьев скорость и погнал в железнодорожную больницу.
А в дождик как спешить?! То лужи отсвечивают, то асфальт блестит. Не разберешь где чего!
Но проскочил до Московского тракта и хотел уже повернуть к больнице, как диво дивное и случилось: пассажир-то вдруг перестал стонать, приподнялся и стал молодцом. Хоть жени!
– Стоп! – гаркнул. А в руке то ли наган, то ли обрез какой. Пойми в темноте! – Теперь езжай, куда скажу!
А дальше случилось такое, что Зотька, рассказывая потом финал нешуточной истории таксистам, даже восхищался своею находчивостью.
Он вмял педаль в полик, и «Волга» пулей ринулась в темень больничной улицы. Уж где-где, а в приемном отделении «железки» всегда полно народу. Там и разберемся!
– Стой! – закричал пассажир.
Ну да! Погибнем, так вместе!
Проскочив квартал, «Волга» хрястнула в ворота – и вот приемник! Свет в огромных окошках, силуэты людей. На рёв сигнала выскочил кто-то в белом.
И тут Зотька глянул на соседнее сиденье, тут-то он и удивился: не было пассажира. Выпрыгнул! Лишь дверка распахнута, и дождик шпарит.
– Чего случилось?! – раздалось с крылечка. – Кто там?
– ...Час протоптался Копьев на том крылечке, дожидаясь милицейского наряда, вымок, прости его Господи, как Муму, да так и не дождался.
* * *
Нет, не уехал гаишник со своего поста: вон стоит!
Только сразу-то к нему и не подскочишь. Нельзя поворачивать налево, вот и пришлось Копьеву сначала уйти в другую сторону, а потом развернуться и катить назад. А следом «уазик» крутился: бампер в бампер. Опасался, поди, что исчезнет хитрюга таксист в машинной сутолоке.
Не боись!
– Товарищ капитан! – Зотька выскочил из такси и устремился к «жигулёнку»: успеть бы раньше ретивого служаки свою беду выложить! – Что за страна такая?! То деду дали пять лет не за что, то из меня преступника делают! Как же так-то?!
– Погоди-погоди, – капитан бросил жезл на переднее сиденье машины и повернулся к таксисту. Был он уже не молод, звание своё заслужил горбом, а не кабинетным лукавством и таких, как Зотька Копьёв, видел, поди, миллион. – Какой дед? Кто из тебя преступника делает?
– Он! – мотнул головой Зотька в сторону спешившего от «уазика» лейтенанта. И подумал: зря он деда-то вспомнил, зря! Чего капитану до покойного фронтовика, который собирался как-то в городскую баню да завернул веник не в ту газету и пропал не за понюшку табаку? Потому больше к деду и не возвращался. – Он делает, – повторил, – милиционер! Всё у нас валяется, где ни попадя, а я остановился на секунду шланг поднять, так будто какое преступление совершил. Так? – впился гневным взглядом в своего конвоира. Хотел ещё добавить, что уже с лешего тот лейтенант вырос, а ума-то не вынес, да осек себя.
– Чего случилось, лейтенант?
Может быть, тот подоходчивее объяснит?
Лейтенант-то, конечно, объяснил: как на санках, шельмец, прокатился! Только, ясно-понятно, со своей горки.
Выслушав его, капитан повернулся к таксисту:
– Ну?
– Чего ну... – Зотька протянул документы: – Вот мои права! ... Только чего из меня преступника-то делать?! На миг остановился, а «Икарус», дурак, объезжать стал. ...И Бог с ним, что крыло задел, выправлю, только зачем погони-то устраивать?
– Ну, Зот Савельич, – усмехнулся капитан, – каждый капрал по– своему командует! ...Дорогие сейчас шланги-то?
– Х-хо! Да разве в этом дело? – И капитан не хотел понимать Зотьку. Верно, говорят: все менты на одну колодку! – Мне не сгодится – соседу отдам! Пусть к «москвичонку» приспособит.
Усач повертел Зотькины документы в руках, поразглядывал их и бросил на капот «жигулёнка». Присоседил, так сказать, к вальяжно разлегшейся папке со всякими там строгими предписаниями. А лейтенанта взял под локоток и ступил с ним в сторонку. Чего они там говорили, Зотька не слышал, только подпрыгнул вдруг лейтенант, как ужаленный и пошагал к своей канарейке.
– А меня куда? – руки у Зотьки дрожали: миг всего – и капут. Отрулился!
– Туда! – раздраженно ткнул капитан пятернёй в небо. Прямо в раскалённое солнце, что так и пучилось в его глаза. – Наградим вот да на божницу и повесим. ...А если бы ты настоящую аварию устроил?! Тридцать годов... пора бы уже и башкой подумать. – Сгреб с капота документы и сунул их оторопевшему владельцу: – На! Езжай, работай ...
Ещё не веря своему счастью, Копьёв торопливо совал документы в карман куртки. Как же так?! ...Ну, даёт, капитан! Ну, даёт!
А тот взглянул на часы, схватил свою руководящую папку и шагнул было к дверям «жигулёнка», да приостановился:
– А дед-то за что сидел? Тоже, поди, чего-нибудь подобрал?
– Веник не в ту газету завернул, вот и посадили. ...С портретом Сталина.
Капитан не перебивал, лишь один раз, когда услышал о бдительном воинском патруле, задержавшем деда почти у самой бани, не удержался:
– Вот, собаки! – бросил. – Из-за них, выходит, и переобули твоего деда в лапти?
– Из-за них, – теперь Зотька уже справился со своим счастьем, притушил волнение: – А чего лейтенанту-то вы сказали?
– Да ничего! – досадливо отмахнулся капитан. Словно бы надоедливую муху от усов кышкнул: – Пусть рапорт напишет и сдаст в ГАИ. ...Коли посчитает нужным. Чтобы всё, как положено, было!
Ничего себе! А если вдруг напишет лейтенант тот рапорт? ...Попадет ведь гаишнику за самоуправство, за доброту-то лишнюю.
То и сказал капитану. Предостерег. Или пожалел: так-то вернее будет.
Да тот в его жалости, знать, не нуждался. Матерый был человечище. Но уважил всё-таки, не пренебрег советом:
– Ла-адно, – сказал, широченно растягивая то снисходительное «а», – позвони вечерком в ГАИ! Узнай про рапорт.
Вечером Зотька Копьёв позвонил дежурному по областной инспекции. ...Нет, не было на него никаких рапортов.
Б. А. Комаров
ШЛАНГ
Сказать, чтобы тот резиновый обрезок был сильно нужен Копьёву, значит, ничего не сказать. У него таких шлангов не один десяток в гараже лежит. В другом дело – не должна добрая вещь под ногами валяться. Не должна – и всё!
Зотька мчал по путепроводу у Стрелы к заправке. Сейчас перехватит с полбака бензину, потом уже к теще проскочит. Жена-то в командировку укатила, вот и наловчился он эту неделю у тещи обедать.
И только взлетел на горбушку моста, как того коротыша и заметил. Так и лоснился он пронзительной чернотой, так и манил к себе взгляд, выпав из загашника какого-то грузовика на асфальт.
Был полдень, машинного гвалта на мосту не наблюдалось и, не долго думая, Зотька притормозил возле шланга. Включил «аварийку» и лишь подобрал находку, как увидел огромный «Икарус», норовивший объехать такси. Он вылез на полосу встречного движения, да не рассчитал: маловато, знать, вымахнул своё громадное туловище влево, вот и зацепил крыло «Волги». Про бампер и говорить было нечего: залез за колесо автобуса, и что с ним случилось – сразу не определишь.
Натворил делов! ...Но ведь Копьёв создал аварийную-то ситуацию на путепроводе, Копьёв!
– Дундук! – крикнул водителю автобуса. – Не мог подождать пару секунд!
Тот, сидя на верхотуре в голове «Икаруса», растерянно развел руками: откуда, мол, знал, что зацеплю?
Оттуда... И сзади и спереди уже сигналили легковушки и грузовики, угрожая вот-вот перекрыть мост и надолго парализовать движение.
Тогда Зотька плюнул на дорогу, сунулся в такси и дал малость ходу. Чего-то скыркнуло, и «Волга» отцепилась от автобуса. – Ну, слава Богу, вырвался из плена!
Глянул на урон: «Икарусу», дуролому этому – хоть бы хны, а такси досталось! Вмятина на крыле, а бампер словно пропеллером извернуло.
Погрозив кулаком, Зотька опять плюхнулся в машину и, негодуя и на себя, и на того торопыгу, устремился по склону моста к заправке. Из-за копеечного шланга – и вот такое!
Но не знал Копьёв, что самая-то драма у него ещё впереди!
* * *
Ведь летел тем временем по тому же путепроводу милицейский «уазик», рядом с водителем которого посиживал пресерьезный от молодости лейтенант. И мундир у него был подстать – с иголочки. Будто с конвейера только что спрыгнул тот служака – аж похрустывал от новизны.
Видел он и шланг, который подобрал таксист, и растележившийся посредине дороги автобус, всё видел и потому решил принять к Зотьке самые строгие меры. Пусть знает, разгильдяй такой, как на мосту пробки устраивать!
И только свернуло такси к заправке, как следом за ним скакнул и «уазик».
– Ваши документы! – подскочил лейтенант к уныло выкарабкивающемуся из салона Копьёву. Даже не стал привычно козырять нарушителю – так уж был переполнен негодованием.
Ну вот, собрался парнишка пообедать, а у него и ложку отобрали! ...Ясно, что будет за остановку песочить! И Зотька сунулся в карман «кожанки». Но сунуться-то сунулся, да приостановился: вон сколько злости у милицейского прыща! Не велик, да рукаст. Порвёт сейчас удостоверение, и ходи потом, доказывай, что не сам его располовинил.
– Не дам права! – рубанул решительно. – Чего сделал-то?! Валялся шланг, болтался под колесами, а я подобрал. ...Но ведь «аварийку-то» включил! ...А вы из меня преступника делаете! Гонки устроили...
– Как – не дашь?! – изумился лейтенант. Всё остальное, что выпалил таксист, он будто бы и не слышал. Не интересовало оно его из-за «малозначительности».
– Так!.. Гаишнику покажу, а вам нет! – Ладно, что вспомнил Копьёв о синем «жигулёнке», что прикорнул к бордюрине по ту сторону путепровода и возле которого с самого утра томился на солнцепёке усатый капитан! Ладно, что вспомнил... – Поехали к нему!
И хотя ещё больше взъярился лейтенант, аж побурел от негодования, но сдержал себя: не дал команды, выглядывающим из полуоткрытых дверей милицейской «канарейки», подручным урезонить зарвавшегося таксиста:
– Поехали! – рявкнул.
Такси опять ринулось к путепроводу, уазик шустро дернулся за ним.
Устроили бурю в стакане! Главным для Зотьки было сейчас то, чтобы капитан оставался на прежнем месте. На него теперь вся надежда! ...Вы, дорогие мои, лучше бы настоящих бандитов ловили, не цеплялись за тех, кто не дает добру пропадать!
Где вы были той зимой, когда трое громил в Зотькиной тачке сиденья ломали, где? А в прошлую субботу куда смотрели, в какую сторону?! ...Копьев ту субботу не скоро забудет!
* * *
Он тогда до самого утра работал. Простоял пару дней на ремонте, вот и наверстывал потерянное времечко. И ближе к полуночи увидел у «Пышмы» мужика. Не вблизи магазина, а с противоположной стороны улицы.
Мужик как мужик. Фуражка «летчицкая» на нём, куртка кожаная, вот и не прятался от дождя под навесом остановки, торчал у обочины. Зотька и приостановился. Да не успел спросить, куда ему надо, как тот схватился за живот, рухнул на соседнее сиденье и завопил, что есть мочи:
– Умираю, шеф!
И вопит-то правдоподобно, не подумаешь, что врёт! Врубил Копьев скорость и погнал в железнодорожную больницу.
А в дождик как спешить?! То лужи отсвечивают, то асфальт блестит. Не разберешь где чего!
Но проскочил до Московского тракта и хотел уже повернуть к больнице, как диво дивное и случилось: пассажир-то вдруг перестал стонать, приподнялся и стал молодцом. Хоть жени!
– Стоп! – гаркнул. А в руке то ли наган, то ли обрез какой. Пойми в темноте! – Теперь езжай, куда скажу!
А дальше случилось такое, что Зотька, рассказывая потом финал нешуточной истории таксистам, даже восхищался своею находчивостью.
Он вмял педаль в полик, и «Волга» пулей ринулась в темень больничной улицы. Уж где-где, а в приемном отделении «железки» всегда полно народу. Там и разберемся!
– Стой! – закричал пассажир.
Ну да! Погибнем, так вместе!
Проскочив квартал, «Волга» хрястнула в ворота – и вот приемник! Свет в огромных окошках, силуэты людей. На рёв сигнала выскочил кто-то в белом.
И тут Зотька глянул на соседнее сиденье, тут-то он и удивился: не было пассажира. Выпрыгнул! Лишь дверка распахнута, и дождик шпарит.
– Чего случилось?! – раздалось с крылечка. – Кто там?
– ...Час протоптался Копьев на том крылечке, дожидаясь милицейского наряда, вымок, прости его Господи, как Муму, да так и не дождался.
* * *
Нет, не уехал гаишник со своего поста: вон стоит!
Только сразу-то к нему и не подскочишь. Нельзя поворачивать налево, вот и пришлось Копьеву сначала уйти в другую сторону, а потом развернуться и катить назад. А следом «уазик» крутился: бампер в бампер. Опасался, поди, что исчезнет хитрюга таксист в машинной сутолоке.
Не боись!
– Товарищ капитан! – Зотька выскочил из такси и устремился к «жигулёнку»: успеть бы раньше ретивого служаки свою беду выложить! – Что за страна такая?! То деду дали пять лет не за что, то из меня преступника делают! Как же так-то?!
– Погоди-погоди, – капитан бросил жезл на переднее сиденье машины и повернулся к таксисту. Был он уже не молод, звание своё заслужил горбом, а не кабинетным лукавством и таких, как Зотька Копьёв, видел, поди, миллион. – Какой дед? Кто из тебя преступника делает?
– Он! – мотнул головой Зотька в сторону спешившего от «уазика» лейтенанта. И подумал: зря он деда-то вспомнил, зря! Чего капитану до покойного фронтовика, который собирался как-то в городскую баню да завернул веник не в ту газету и пропал не за понюшку табаку? Потому больше к деду и не возвращался. – Он делает, – повторил, – милиционер! Всё у нас валяется, где ни попадя, а я остановился на секунду шланг поднять, так будто какое преступление совершил. Так? – впился гневным взглядом в своего конвоира. Хотел ещё добавить, что уже с лешего тот лейтенант вырос, а ума-то не вынес, да осек себя.
– Чего случилось, лейтенант?
Может быть, тот подоходчивее объяснит?
Лейтенант-то, конечно, объяснил: как на санках, шельмец, прокатился! Только, ясно-понятно, со своей горки.
Выслушав его, капитан повернулся к таксисту:
– Ну?
– Чего ну... – Зотька протянул документы: – Вот мои права! ... Только чего из меня преступника-то делать?! На миг остановился, а «Икарус», дурак, объезжать стал. ...И Бог с ним, что крыло задел, выправлю, только зачем погони-то устраивать?
– Ну, Зот Савельич, – усмехнулся капитан, – каждый капрал по– своему командует! ...Дорогие сейчас шланги-то?
– Х-хо! Да разве в этом дело? – И капитан не хотел понимать Зотьку. Верно, говорят: все менты на одну колодку! – Мне не сгодится – соседу отдам! Пусть к «москвичонку» приспособит.
Усач повертел Зотькины документы в руках, поразглядывал их и бросил на капот «жигулёнка». Присоседил, так сказать, к вальяжно разлегшейся папке со всякими там строгими предписаниями. А лейтенанта взял под локоток и ступил с ним в сторонку. Чего они там говорили, Зотька не слышал, только подпрыгнул вдруг лейтенант, как ужаленный и пошагал к своей канарейке.
– А меня куда? – руки у Зотьки дрожали: миг всего – и капут. Отрулился!
– Туда! – раздраженно ткнул капитан пятернёй в небо. Прямо в раскалённое солнце, что так и пучилось в его глаза. – Наградим вот да на божницу и повесим. ...А если бы ты настоящую аварию устроил?! Тридцать годов... пора бы уже и башкой подумать. – Сгреб с капота документы и сунул их оторопевшему владельцу: – На! Езжай, работай ...
Ещё не веря своему счастью, Копьёв торопливо совал документы в карман куртки. Как же так?! ...Ну, даёт, капитан! Ну, даёт!
А тот взглянул на часы, схватил свою руководящую папку и шагнул было к дверям «жигулёнка», да приостановился:
– А дед-то за что сидел? Тоже, поди, чего-нибудь подобрал?
– Веник не в ту газету завернул, вот и посадили. ...С портретом Сталина.
Капитан не перебивал, лишь один раз, когда услышал о бдительном воинском патруле, задержавшем деда почти у самой бани, не удержался:
– Вот, собаки! – бросил. – Из-за них, выходит, и переобули твоего деда в лапти?
– Из-за них, – теперь Зотька уже справился со своим счастьем, притушил волнение: – А чего лейтенанту-то вы сказали?
– Да ничего! – досадливо отмахнулся капитан. Словно бы надоедливую муху от усов кышкнул: – Пусть рапорт напишет и сдаст в ГАИ. ...Коли посчитает нужным. Чтобы всё, как положено, было!
Ничего себе! А если вдруг напишет лейтенант тот рапорт? ...Попадет ведь гаишнику за самоуправство, за доброту-то лишнюю.
То и сказал капитану. Предостерег. Или пожалел: так-то вернее будет.
Да тот в его жалости, знать, не нуждался. Матерый был человечище. Но уважил всё-таки, не пренебрег советом:
– Ла-адно, – сказал, широченно растягивая то снисходительное «а», – позвони вечерком в ГАИ! Узнай про рапорт.
Вечером Зотька Копьёв позвонил дежурному по областной инспекции. ...Нет, не было на него никаких рапортов.