Николай БАШМАКОВ
Вероятный противник
Рассказы
Холодный ключ — смерть после взлёта
«Отряд не заметил потери бойца…» —
Что же это за отряд такой был,
что никто не заметил?»
Михаил Задорнов (сатирик).
Эти размышления о жизни и смерти небольшого русского села из Предуралья не просто история, а в каком-то роде обобщение. Холодный Ключ — это образ. Некий символ нашей российской деревни.
Холодный Ключ — это первоисточник большой многоводной реки под названием Россия. Ключи и ключики, сливаясь в ручейки, потом в речки, питали и питают главную реку.
Подходит сравнение и с огромным деревом. Деревеньки и села — самые малые корешки, питающие древо России. Без них древо засохнет.
Холодный Ключ — НАША ОБЩАЯ малая родина! Общая, потому как все мы: и те, кто продолжает жить в деревне, и те, кому роскошь и блеск городов ослепили глаза — родом оттуда, из Холодного Ключа, с его уникальным, не имеющим аналогов в других странах укладом жизни.
Холодный Ключ — НАША ОБЩАЯ боль. У десятков тысяч российских сел и деревень судьба с ним схожая.
* * *
Официальная история села берет начало с петровских времён. В красивой уральской местности, в ложбине, ограждённой с северной и южной стороны высотами, ласково именуемыми на местном наречии «угорами», поселились несколько семей староверов, бежавших из центральной России от рушившей мораль и веру предков церковной реформы.
Место для жизни было удобным. Более крутые, заросшие лесом северные угоры защищали образовавшуюся деревеньку от холодных ветров. Более пологие южные склоны не препятствовали солнечным лучам и помогали создавать в маленькой долине свой микроклимат.
По самой середине ложбины протекал не то большой ручеёк, не то маленькая речка с холодной и чистой родниковой водой. Наверное, потому её назвали Студенкой.
В двух километрах выше из земли бил мощный ключ. Он, соединив свою воду с ключиками поменьше, и дал жизнь Студенке. Ключ назвали «Холодным», и появившееся селение стало носить название «Холодный Ключ». Предки хорошо усвоили истину: вода — основа жизни. Дома строились по обе стороны речки. Вода для питья и бытовых нужд была всегда под рукой.
Здесь было достаточно неиспользуемой земли. Разнотравье создавало прекрасные условия для разведения скота. Обилие медоносов позволяло заниматься бортничеством. В лесах водились зверь и птица. Охота помогала выживать в неурожайные годы. Богатыми были и дары леса. Сбор грибов, ягод, орехов — главный промысел женщин и детей. И самое важное условие: на все эти богатства ещё не наложил руку помещик.
Все это способствовало тому, что сюда в поисках лучшей жизни перебирались не только вольные люди, но и бежавшие из центра крепостные.
Поселение быстро разрасталось и скоро превратилось в село.
* * *
Уклад жизни переселенцев был во многом похож на тот, что сложился в центральной России. В его основе патриархальная семья и сельская община. Этот уклад, его устои тысячелетиями формировались под воздействием тяжёлых условий жизни. Под влиянием суровой природы. Условия эти заложили в сознание русского человека главную истину: выстоять в экстремальные моменты можно только сообща.
Исключительность русского человека, его непохожесть на людей прочих государств обусловлена тем, что на протяжении тысячелетий его предки жили в климате с самым большим перепадом температур на Земле. Нигде на планете нет такой разницы между жарким летом и холодной зимой. И этот природный контраст, веками воздействовавший на русского человека, сформировал не только его уникальные физические данные (он может жить и работать и при плюс сорока, и при минус пятидесяти), но и его душу.
Потому и нет смысла искать какую-то «загадку русской души» тем, у кого диапазон этой самой души заметно меньше. Им, «сформированным» умеренной (или субтропической) природой, не дано понять: русский живёт и работает по другим биоритмам. Как живёт, например, среднерусская пчела, которая в течение весны и первой половины лета копит силу, чтобы за один месяц главного медосбора собрать столько мёда, сколько пчелиная семья в умеренном климате не может собрать за весь сезон.
Потому в жизни русского присутствует все: от абсолютной зимней спячки (отдыха вместе с природой) до величайших трудовых свершений и непревзойдённых военных побед.
А попытка заставить нашего человека жить по городским биоритмам (город заметно отгородился от природы) или, того хуже, жить по законам «морских стран» приводит только к одному. Неизмеримо возрастает количество физических и душевных болезней, с которыми современная медицина, оснащённая суперсовременной техникой и сильнодействующими лекарствами, справиться не может. И пока умные доктора и академики ищут причины высокой смертности в стране, простой люд прочувствовал на себе: нарушение природных биоритмов и веками складывавшегося уклада жизни — вот главная причина вымирания нации.
* * *
Холодный Ключ жил по законам своей природы. Вместе с ней село «просыпалось» весной, чтобы включиться в активную работу.
Весна в России, в отличие от западных держав, с сюрпризами. Длительное таяние снега, паводок, возвратные заморозки, часто сразу после сева засушливый период, а иногда и снег прямо на молодые всходы — вот далеко не полный перечень этих «сюрпризов». Часто бывало так: сегодня только растаял снег, а через неделю земля уже пересохла, и сеять поздно. Потому включаться в работу нужно было без всякой раскачки, и работать приходилось от зари до зари.
Весна постепенно переходила в лето. Солнце двигалось к апогею, и так же до максимума возрастала нагрузка на человека. Пословицу «Летний день год кормит» придумали не поэты-мечтатели. Её выстрадали на своём опыте многие поколения руссов.
В России не субтропики, где скот круглый год на выпасе. За короткий промежуток времени нужно заготовить корма аж на семь месяцев стойлового содержания. Иначе — голод. А параллельно с сенокосом нужно успевать делать огромный объем «второстепенных» работ. От строительства жилья и подсобных построек до заготовки овощей, грибов и ягод.
В интенсивной, изматывающей работе незаметно подходило время уборки. И тут не зевай, иначе зарядят дожди, и урожай пропадёт на корню. Слишком короткий промежуток отвела наша суровая природа на вегетационный период.
Поэтому, когда слышишь сетования какого-нибудь городского умника: «Нашему крестьянину вечно что-нибудь мешает… Вот на Западе…», в очередной раз убеждаешься: много у нас людей умных, а вот с разумными — дефицит. Ещё меньше людей этой категории во всех уровнях руководства. Отбирать руководящие кадры по принципу угодливости давно стало нашей «славной» традицией. И по этой причине исстари российский крестьянин ничего хорошего от властей не ждал, а полагался исключительно на себя самого.
Но вот летний сезон подходил к концу. Проданы или отданы за долги излишки продукции. Заготовлены к зиме дрова. В свои права вступала осень. Пора свадеб, праздников и долгожданного отдыха. Славившиеся на всю округу холодноключевские пчеловоды ставили медовуху. Остальные — хмельную брагу. И с приходом праздников село гуляло. Не пьянствовало, сидя по углам, а веселилось и гуляло на миру, давая выход лишней энергии… Человек, как и природа, не может после активного лета сразу перейти в фазу покоя.
Зима. Ветры Северного Ледовитого океана приносили лютые морозы. К этому времени долину, в которой располагался Холодный Ключ, заносило полутораметровыми сугробами. И только из труб домов, почти по самую крышу укрытых снегом, вился дымок, показывая: здесь есть жизнь.
Жизнь в селе замирала. Русский человек не просто в силу «присущей ему лени» «сидел на печи». Он, вместе со своей природой, отдыхал, набирался сил и копил энергию, чтобы с приходом весны снова включиться в активную жизнь.
* * *
Были в истории села годы добрые и спокойные. И все же гораздо больше зафиксировано таких, что в народе называют «лихолетье». Холодный Ключ жил в постоянной борьбе за выживание. Пословицы: «Не буди лихо — пока тихо!», «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится», «Пока Жареный Петух в задницу не клюнет!» — подчёркивают не пассивность, лень и безынициативность русских людей. Они характеризуют состояние человека, постоянно живущего в экстремальной обстановке, во время передышки или кратковременного отдыха.
Действительно, зачем проявлять инициативу и будить лихо, если заведомо известно: оно вот-вот объявится само не в одном, так в другом образе или виде. Гораздо разумнее перед боем хорошенько отдохнуть и встретить врага так, чтобы следующая передышка была подольше…
Холодный Ключ боролся с катаклизмами природы, внутренними и внешними врагами, голодом, болезнями. Преодолевал препоны, созданные «мудрыми» правителями и чиновниками. И при этом кормил не только себя, но и эксплуататоров, паразитов всех мастей и разновидностей. Знаменитая сказка Салтыкова-Щедрина «Как мужик двух генералов прокормил» — не выдумка талантливого сатирика. Она писалась с натуры.
Несмотря на все катаклизмы, войны, голодные годы, эпидемии, население села увеличивалось. Особенно бурным был рост во времена правления Александра Третьего. Строительство транссибирской магистрали (величайший трудовой подвиг русского народа), помощь со стороны государства переселенцам на новые земли способствовали тому, что население Холодного Ключа превысило тысячу человек. В те годы экономического роста в селе была построена церковь из кирпича. Появилось много зажиточных семей. Люди стали с оптимизмом смотреть в будущее.
Но цари, так же как генсеки и президенты, бывают разными. На трон сел Николай Второй и положение резко изменилось. На смену политике «опоры на все русское» пришла политика «открытых на Запад дверей». Был введён конвертируемый золотой рубль, и реальные ценности потекли из России в Европу.
«Потекла» туда и российская пшеница. Только вот львиная доля дохода от продажи этой пшеницы теперь оседала не у крестьянина, её вырастившего, а пополняла кубышку помещика-перекупщика. Крестьяне постепенно разорялись и попадали к помещику в кабалу.
Все это привело к тому, что в начале двадцатого века после нескольких неурожайных лет в России разразился голод, унёсший миллионы жизней. Сложилась ситуация, которая способствовала приближению революции. Россия эшелонами гнала пшеницу на Запад, а её собственный народ умирал от голода.
Не обошла эта беда и Холодный Ключ. Люди съели в округе всю лебеду, крапиву, другие съедобные травы, но все равно смертность была высока. К исходу 1912 года почти треть населения села вымерла от голода и болезней. Ну, а те, кому удалось выпросить хлеба у местного помещика, не только попали к нему в зависимость, а и лишились земли. Земля-кормилица отошла к помещику за долги.
Вот в таком состоянии застала Холодный Ключ весть о начале Первой мировой войны. Эта война потребовала невиданного до тех времён количества солдат. Наиболее здоровых и работоспособных мужиков переодели в шинели и отправили воевать «За Веру, Царя и Отечество». А точнее, за интересы европейских держав, затеявших очередной передел мира. Холодный Ключ в течение нескольких лет превратился в обнищавшее, вымирающее село.
Не добавили его жителям процветания и годы революции. Социалистическая революция была встречена крестьянами с надеждой, но последовавшая за ней гражданская война село окончательно разорила.
Медленное возрождение началось только в двадцатые годы. Была безвозмездно получена в собственность земля. Установился долгожданный мир. В селе открыли школу. Почти поголовно неграмотное население за несколько лет научилось и читать, и писать.
Однако обладание землёй и всеобщая грамотность к экономическому подъёму в селе не привели. Главным орудием производства у сельского пахаря по-прежнему оставались вислоухая Савраска да соха.
К началу тридцатых в государстве сложилась парадоксальная ситуация. В стране стремительными темпами шла индустриализация. Бурно развивались промышленность, торговля, наука, культура, а село остановилось на месте. Оно было не в состоянии обеспечить страну даже самыми необходимыми сельхозпродуктами. Главная причина: все работают по-новому, крестьянин — по старинке.
Правительство, во главе со Сталиным, принимает решение: создать на селе коллективные сельхозпредприятия (колхозы), которые оснастить современной техникой и установить в них рабочую дисциплину, как на промышленных предприятиях.
В Холодном Ключе (как и повсюду) эту весть встретили неоднозначно. Те, кому терять было нечего, радовались. Кто жил зажиточно, встретили новшество в штыки. Особенно яро были настроены против образования колхозов так называемые «кулаки». (Класс мелких эксплуататоров). В народе их не зря прозвали «мироедами». Они были недовольны перспективой передачи части скота и орудий сельхозпроизводства в общественную собственность. Но особую озлобленность кулаков вызвала потеря почти дармовой рабочей силы — батраков. Батраки работали на них либо за долги, либо за похлёбку.
Подогретый кулаками слух о том, что вся живность, включая кур, будет передана «в коммуну» (некоторые грозили: в общественное пользование отдадут и жён), привёл к ажиотажу. Крестьяне начали в массовом количестве забивать скот.
Каждый в отдельности рассуждал логично: «Я свою Савраску прирежу и пущу на пользу своей семьи, а пахать буду вместе с соседом на его Мерине». Но и сосед рассуждал точно так же. Кулацкое подстрекательство и крестьянская «сообразительность» вышли всем боком. Пришла весна, а как пахать? А тут, как по заказу, и очередной неурожайный год. Небывалая засуха. В результате — голодомор!
И снова в Холодном Ключе в почёте лебеда и крапива. Трудно проходило становление колхоза. Мешали кулаки, давила частная психология, замучили своими «перегибами» чиновники и ребята из НКВД.
Пережили и это. Прошло пяток лет и по колхозным полям и дорогам уже бегали тракторы и машины. В Холодном Ключе стали забывать о голоде. Народ вспомнил: веками Русь выживала благодаря коллективному (общинному) труду. В село пришло электричество, радио. Был построен просторный клуб, в котором располагалась изба-читальня, ставились самодеятельные спектакли, показывались кинофильмы, совместно отмечались праздники. Народ запел новые песни. Из этих песен стали уходить тоскливые нотки о безрадостной жизни.
Эх, кабы не новая война! Да такая, какую на Руси ещё не видывали…
Из ушедших на Великую Отечественную в Холодный Ключ вернулся лишь каждый третий. И это было ещё не так плохо. Во многих деревнях и сёлах вернулись единицы.
И снова борьба. Борьба за восстановление страны. Снова недоедание, недосыпание, работа от зари до зари. Холодный Ключ не был разрушен непосредственно боевыми действиями, но для Победы и восстановления отдавал все. Достичь довоенного уровня удалось не сразу.
Наконец, страна восстановлена. Советское Правительство (тут снова вполне применимо слово «впервые») начало отдавать работавшей на износ деревне долги. На село стали выделять деньги. В Холодном Ключе развернулось небывалое для этих мест строительство.
Строили индивидуальные дома, фермы, склады, зернотоки. Построили новую школу, больницу, клуб. Всем селом на субботниках строили общественную баню. Год от года возрастала насыщенность села техникой. Благодаря технике стали укладываться в короткие сроки, отведённые природой для сева, сенокоса и уборки. Впервые за многовековую историю крестьянин-колхозник смог себе позволить установить нормированный рабочий день.
Неотъемлемой частью жизни стала культура. Телевидение, радио, книги, кинофильмы, концерты гастролировавших по стране артистов входили в быт и культурный досуг селян. Опять же впервые в истории уровень жизни российского села вплотную приблизился к уровню жизни в городе.
О массовом голоде забыли. Холодный Ключ, вместе со страной, переживал взлёт.
Но уже был разработан план очередного (сколько их было) «ослабления России на века». Уже вбивались межнациональные клинья в содружество братских народов. Уже сидели и шипели на городских кухнях те, кто всерьёз воспринимал идею об «интеграции России в мировую экономику». Наивно верил в то, что Запад станет вкладывать деньги в страну с самым суровым климатом, где издержки на любое производство неизмеримо выше мировых.
И снова война. На этот раз враг пришёл не с мечом, а с водкой и калачом. У войны странное название: «Либеральные реформы». Название довольно лицемерное, потому как после этих реформ народ, в массе своей, жить «как на Западе» не стал, а привычный уклад жизни наших людей был разрушен.
Начались необратимые процессы и в Холодном Ключе. Сначала объявили «вне закона» колхоз. Видимо в благодарность за то, что колхоз помог выстоять в годы страшной войны и покончить в стране с голодом без всякой помощи извне. А, может, перевесил другой «грех». Уж больно быстро уровень жизни на селе начал приближаться к городскому. «Бесталанной» простушке деревне выделяли деньги, а «талантливая» городская элита «жила в нищете».
Коллективное хозяйствование признали «неэффективным», и колхозы начали распускать. Одновременно был кинут клич: «Страну накормит фермер-частник!». (Это в стране, которая веками жила по законам общины!). Не имеющим элементарного представления о сельской жизни «новым правителям» померещилось: в холодной стране можно наладить эффективное сельхозпроизводство по тем же трафаретам, что приняты в странах с благоприятным климатом.
Ломать — не строить. Хозяйство растащили за несколько месяцев. Многие, в первую очередь те, кому досталась техника, устремились в фермеры.
Новоявленное правительство, проводившее политику перехода от общественной формы собственности к частной, провозгласило курс на поддержку фермера. Но «поддержка» оказалось фикцией. К этому времени само Государство Российское отдало почти всю свою собственность в руки частника и лишилось главных рычагов влияния и на экономику, и на общество.
Село осталось без государственной поддержки. Новоявленные фермеры практически сразу разорились и перешли в разряд «индивидуальных хозяйств». Иначе говоря, вернулись в старинные времена к натуральному хозяйству.
Колхоз был разрушен, фермеры не состоялись, и основная часть трудоспособного населения села лишилась работы. Все, кто мог, устремились в город, где можно было найти хоть какое-то занятие и заработать хоть какие-то гроши. Препятствий в этом никому не чинилось. В стране официально проводилась политика насаждения индивидуализма, и разрушение общинных устоев поощрялось.
За несколько лет Холодный Ключ опустел. Но в нем ещё теплилась жизнь до той поры, пока правители не запустили программу «оптимизации».
Суть этой программы проста. Лишившись собственности, государство, выискивая деньги, начало работать по принципу: лучше собрать с миллиона нищих по копейке, чем «попросить» миллион у олигарха. В поисках этих «копеек» чиновники проявляли чудеса изобретательности. От этого напрямую зависело повышение их «жизненного уровня». Потому задумываться над тем, что, закрывая школу, больницу и клуб, они окончательно рушат уклад жизни села и подталкивают его к вымиранию, «эффективным хозяйственникам» было без надобности. Подумаешь, ещё одно «бесперспективное» село исчезнет.
В Холодном Ключе сначала признали малокомплектными и закрыли школу и детский сад. В результате почти все молодые семьи переехали в ближайший посёлок, где к этому времени освободилось много домов. «Шоковая терапия» способствовала этому. На каждый десяток умерших там рождался один ребёнок. И хоть с работой в посёлке тоже было туго, но детсад и школа пока функционировали.
В Холодном Ключе не стало молодёжи, не нужен стал и клуб. Его закрыли, а здание разобрали «на запчасти».
С больницей пришлось повозиться дольше. Старики, все как один, желали лечиться. Её убирали в два этапа. Сначала сократили до размеров медицинского пункта. А когда недовольство людей утихло, ликвидировали и медпункт. Теперь в Холодном Ключе было некому поставить даже простой укол. В результате из села потянулись и пожилые. Сердобольные дети стали более активно забирать родителей к себе.
Дольше всех держалась церковь. Она выстояла и не была разрушена даже в лихие двадцатые. Во время троцкистского нашествия на православные храмы. Теперь из-за отсутствия прихожан приход был закрыт, батюшка уехал в райцентр, а церковь разграбили и сожгли (чтобы скрыть следы) какие-то заезжие «гастролёры».
* * *
Переживший за время своего существования множество бед и катаклизмов Холодный Ключ «либеральных реформ» не перенёс. После «оптимизации» в нём осталось полтора десятка стариков. В течение последующих трёх лет уехали и они. Кого забрали в город, а кого увезли на Крутую Горку.
На этой горке покоились все поколения их предков. По преданию души умерших любили эту господствующую над местностью высоту. Во время поминок там открывалось окно, через которое можно было поговорить с покинувшими этот мир родными и близкими. Они слышали всё и многим помогали оттуда в исполнении заветных просьб и желаний.
Оставшиеся доживать на родине старики приехали на Крутую Горку последними. На них и прервалась эта связь с предками.
Прошло несколько лет, и красивая лощина, в которой располагался Холодный Ключ, заросла лопухами, кустарником и молодыми деревцами. От старинного русского села осталось несколько разрушенных домов, пруд, в котором теперь хозяйничали бобры, и кладбище на Крутой Горке.
Заросло и это кладбище. Лишь изредка здесь ещё попадались ухоженные могилки. Их приводили в порядок те, кто под воздействием ностальгии приезжал из городов в родительскую субботу. Когда уйдут из жизни и они, окончательно уйдёт из памяти людей и это село. Лишь сухая архивная справка сможет напомнить: когда-то на этом месте бурлила жизнь. Здесь жило и питало древо России село с названием «Холодный Ключ».
Но справка эта не будет востребована. Год от года возрастает количество людей, живущих одним днём. Их не интересует ни прошлое, ни будущее… А Холодный Ключ ушёл в прошлое. Он умер.
Исчез ещё один ключик, питающий полноводную российскую реку. Засох очередной корешок, как все ещё многим кажется, огромного и вечнозелёного древа России.
Сёл и деревень с подобной судьбой в России тысячи. Так что же мы за «отряд» такой, если в упор не видим потери такого количества «бойцов»? Не замечаем того, как НАША ОБЩАЯ МАЛАЯ РОДИНА умирает!
Подобно страусам мы спрятали голову в песок и следом за нашими «командирами» повторяем: «У нас все хорошо… Россия, вперёд!»
А встречать Лихо в «безопасной» позе страуса — нельзя. Обязательно прилетит российская птица мудрости — Жареный Петух… И клюнет!..