НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ
Сборник


В рамках проекта К.Я. Логунова «Приметы XX века»
Авторы:
Д. Бурматов, Н. Южакова, Э. Туйчина
Редактор — В. Девяткина
Фото на обложке — Ю. Чернышёва





Дмитрий Бурматов
Криминальные каникулы



Глава 1.

 1

События, описываемые в этой повести, происходили в небольшом военном городке, называемом всеми Десяткой, и начинались следующим эпизодом.
- Жиган, говори тост.
- За аттестаты без троек и переход в 10-й класс.
Стаканы опрокинули на одном дыхании, по очереди откусили от большого куска сыра и развалились на поляне. Закуска изысканностью не отличалась да, и количеством тоже — равно, что один воробей на двенадцать блюд, но событие, по меркам ребят, не великое праздновалось, поэтому отмечали попросту, без затей.
- Правильно, что с банкета школьного ушли. Там только чай с пантюшками да зоркий взгляд учителей. А где, кстати, Докер, почему не с нами?
- Он сказал, что у него мама больная, аттестат получил и сразу домой.
- Завтра с ним поговорим.
Поляна была широкой и весьма живописной: зелёно-голубой ковёр из утоптанного мха, усыпанный шишками, окружали высокие сосны-красавицы, упиравшиеся кронами в вечно голубое над поляной небо. Пацаны нашли этот рай, ещё в шестом классе когда учились. Делать им на Десятке практически нечего, поэтому и тянет в леса, которые окутали своей красотой военный городок со всех возможных сторон.
Год за годом поляна всё сильнее подвергалась антропогенным изменениям, тем не менее она не загрязнялась и даже не засорялась, то ли из уважения к природе, то ли из опаски к строгому леснику. Сначала в самом её центре возникло широкое кострище, затем появились скамейки, турник и срубленный из сосны навес в метре от земли, под которым всегда можно было найти сухие дрова. Когда учились в седьмом классе, построили небольшой шалаш, чтобы прятаться от нежданного дождя и, наконец, в девятом, набравшись опыта и физически окрепнув, принялись за строительство просторной землянки. Уже к октябрю она была готова, крепкая и красивая, а стены из нетёсаных брёвен наполнили землянку несравненным сосновым благоуханием. В углу установили печку, сколотили самую необходимую мебель, дверь оборудовали врезным замком, а в коридоре над входом прибили фанерку с выжженной надписью «ФЛЕТ-ХАТА».
Вечер был жаркий. Алкоголь уже пробрался в кровь. Сначала говорили про «шпоры» на экзаменах, потом вспоминали учебные дни, постепенно перешли на анекдоты и далее пороли всякую чушь. В обычных же обстоятельствах ребята были не больно речистыми, слова из них вытягивались, как молоко из коровьего вымя, может быть, в силу того, что пуд соли уже вместе съели и понимали друг друга с полуслова. Удивительно: дружат с самых яслей, а ни разу не было серьёзной ссоры. Отношения пацаны строили на большом друг к другу уважении, держались всегда слаженно, рука об руку, будто чёрт их лычком повязал. Вот и сейчас с банкета ушли вместе, никто не остался в школе.
На поляне собрались все: Жиган, который всегда был хорошим организатором серьезных, требующих ответственности мероприятий и способный довести подобного рода дело до имеющего желаемый результат завершения; Писарь, являющийся мастером всевозможных выдумок, всегда веселый и жизнерадостный; близкий ему по характеру Крол, который поведением своим был более подобен все же Тёре, спокойному и молчаливому; два Миши, которых прозвали Мишки Гамми за то, что они крепче всех дружили внутри компании, имели общие интересы, даже жили в соседних квартирах, а если к кому-то из них обращались индивидуально, то одного называли Миша, а другого Мишган; Шайба, отличительной чертой которого являлось живое воображение, направленное не на шутки, как у Писаря, а на решение полезных для их компании вопросов и проблем, другим его отличием была округлость тела, ярко контрастирующая с худощавостью и низкорослостью Крота, который, впрочем, хилостью ни от кого не отличался. Отсутствовал сегодня только Докер, натура хладнокровная и скрупулезная в оценке ситуации, что и отличало его от Жигана, который выход из любого положения находил много раньше, чем Докер успевал задуматься. Давая же общую оценку этой компании, следует сказать, что все были жилисты, физически крепки и на удивление голубоглазы и русоволосы, просто арийское племя. Вообще, подростков их возраста выставляют обычно образцом эгоизма, цинизма и беспутства, пацаны же, хотя и были хулиганами, о чести представление имели.
- Чем на каникулах будем заниматься?
- Отдыхать!
- Мудро.

2

Жиган проснулся поздно, теперь уже не было необходимости в обратном. Позавтракал, вышел во двор. По идее, он должен был идти в курилку, где всегда собирались по утрам и строили планы на день, но сегодня пошёл к Докеру.
- Здорово, Док, ты вчера как испарился.
- Проходи, Жиган, — голос был тихим и печальным, — маму вчера в больницу увезли, я один дома.
У Докера из родни была только мать, отца, который их бросил, он знал лишь по фотографиям. Теперь, когда самый родной ему человек находился в больничной постели, Докера было не узнать.
- Серьёзно, что ли, заболела? — осторожно спросил Жиган.
- Доктор сказал, что серьёзно. Какая-то плохая болезнь по женской части, так я понял. Сказал ещё, что есть один шанс — лекарство импортное для операции, без которого эта операция значения не имеет, но стоит оно… — Докер махнул большим пальцем мимо горла. — А если за полгода не достать, может случится… Нельзя не достать.
Последние слова Докер еле выдавил из груди.
- Ты забыл, что у тебя друзья есть? Закрылся тут, сидишь и ждёшь чего-то, может быть, самого страшного. Я-то это отлично знаю: сам сирота. Тебе врач хотя бы примерную сумму сказал?
- Десять косарей на весь курс лечения. Они сейчас маму чем-то отечественным поят, но это не лечит, а только болезнь приостанавливает.
- Да… То средство должно вмиг помочь, раз столько стоит. Полгода говоришь… А у нас только три месяца и то не полных. Так, Докер, чтоб ты о грустном не думал, поразмышляй пока, где денег взять. Сегодня соберём толковище, надо будет всем вместе померковать.
Пацанам тогда было лет по одиннадцать-двенадцать, когда навадился с ними гулять Дракон, преступник номер один на Десятке. У Жигана в тот год ещё родители погибли, так и остался жить с бабушкой и дедом. Так вот, Дракон решил поделиться опытом с подрастающим поколением, а пацаны нельзя сказать, что были законниками. Они показали Дракону свою поляну и вообще сдружились с ним. С открытыми ртами слушали его криминальные рассказы, познавали азы бандитской жизни. Им нравился блатной жаргон, и между собой, когда рядом находился нежелательный слушатель, ребята всегда «ботали по фене». Скоро Дракона посадили, но уроки его пацаны запомнили навсегда.

***

Когда под конусом курилки собрались все до одного, Жиган негромко сказал:
- Сегодня собираем толковище.
- Для чего? — спросил Крот.
- На поляне всё скажу.
До поляны было два километра, и за весь путь никто ни словом про сходку не заикнулся, все умели ждать.
- Итак, слушайте внимательно. У Докера, как знаете, болеет мама, но вы не знаете, как она болеет. Я бы дал слово ему, но Докеру сейчас трудно. Короче, нужны чистые бабки на лекарство, без которого его мама… — Жиган запнулся, — мамы не будет… Скажу сразу: надо немало. Старых десять лимонов, ящики таская, не заработать. Здесь только один способ, самый крайний — преступление. А преступление — это риск, на шальную нам идти нельзя. И в первую очередь нужно определиться, найти такое дело, чтобы дёрнуть на полную катушку. А-то ведь, мелко плавая, дно можно покарябать, да и не прибыльно это. Дело должно быть крупным и, главное, надёжным, продуманным. Все со мной согласны?
- Конечно, все! Как говорил Дракон, честно — долго.
Крот сказал за всех, но, в принципе, он был прав, отказа ни от кого бы не дождались.
- Была бы основа, — подчеркнул Крол, — а дело провернём.
Обсуждения длились около двух часов, идей было море, предложений — океан.
- Может, инкассаторов грабанём? — выдал идею Писарь.
- Сдурел, что ли?
- Ну, не так, так иначе, — вновь задумался он.
Дискуссию прервали на следующем решении — ограблении поезда.
- Пассажирские поезда, само собой, не будем грабить, а вот товарняки — это дело датое, — продолжал Жиган развивать единодушно встреченную мысль, которую сам же и предложил.
- А куда краденое будем втыривать? Сразу-то продать не сможем.
- Хороший вопрос, — ответил Жиган, — от железной дороги до флет-хаты километра четыре будет. Перенести, конечно, не трудно, но на пути встретятся автотрасса и городок, поэтому, я думаю, надо копать складик недалеко от железки, там леса густые, как и здесь, найти трудно будет.
- Склад недолго построить вдевятером, а вот как мы сделаем самое главное — грабёж, — спросил Тёра.
- Ну-у, — задумался Жиган над исполнением этой части плана, — я считаю, что собственно грабежом займёмся ещё не скоро, а до этого будем готовиться, разрабатывать план, что-нибудь придумаем, я уверен. Помните, Дракон рассказывал, как они с дружком вагоны потрошили, значит наверняка это возможно, нужно лишь подумать хорошо. А начать можно уже сегодня, первым делом нужно сходить на железную дорогу, познакомится с ней поближе.
- Правильно, сегодня и пойдём, — поддержал Писарь, — а сейчас пора уже на обед идти.
- После обеда в курилку.
- Ох мы и пограбим.
С таким авантюрным и, на первый взгляд, спорным в успехе исполнения намерением пацаны разошлись по домам.
От Десятки до трассы имелась дорога, но, чтобы никому не попадаться на глаза, шли лесом: мало ли кто поедет, а операцию под кодовым названием «Железка» пацаны решили провести без малейшего прокола, без единого следа.
- А это что ещё за дорога? — спросил Шайба, ни к кому конкретно не обращаясь.
Грунтовая дорога тянулась змейкой совсем близко с железнодорожной насыпью.
- Она к Боганде выходит, а там в трассу вливается, как речка в реку, — Жиган чиркнул спичкой и закурил. — Мне дед рассказывал, что по этой дороге Пушкина в ссылку везли, а сейчас по ней только за грибами ездят, она, в другую сторону если идти, мостом обрезается, а за мостом вообще теряется.
- Грибники, я чувствую, малину нам испортят, продуху от них не будет, столько свидетелей каждый день.
- Не расстраивайся, — успокоил Жиган, — ко мне тётка приезжала, она на каждое лето предсказания делает, и всё сбывается. Сказала, что это лето будет наполовину жарким, наполовину прохладным, а грибы очень поздно пойдут.
- Ну ладно, — в нетерпении сказал Крот, — пошли на железку, комары уже заели до смерти.

Поднявшись на насыпь, Тёра обернулся в обе стороны и поймал глазами две оранжевые точки, которые двигались вдалеке из стороны в сторону и находились где-то под мостом.
- Это что такое? — с интересом спросил он, не выпуская их из виду, но ответа пока ни у кого не имелось.
- Давайте на рельсах посидим, надо выждать, — предложил Докер.
Все расселись, наблюдая за таинственными зигзагами этих странных точек, иногда переводя взгляд на зелёный сигнал светофора, который находился примерно в двух километрах от ребят. Со временем точки становились крупнее и вскоре увеличились так, что без сомненья можно было сказать — это люди.
- Вот петухи, — обругал их Шайба, — я уж думал, НЛО.
- Эти петухи скоро станут нашими заклятыми врагами, — предупредил Докер, — видите оранжевый прикид, это спецодежда, а сами они — железнодорожники.
- Пока мы сидим, они нас не видят, далеко ещё, мы слились в их глазах с полотном, — рассуждал Жиган, — надо отсюда спуститься гусиной ходьбой.
Все сели на корточки и спустились в заросший травой и кустами ров.
- Надо их подождать, — предложил Миша, — может что полезное услышим.
- Да нас же комары зажрут, — негодовал Крол, — их тут кишмя кишит.
- Не зажрут, — сказал Мишган и достал из кармана баллончик аэрозоли.
- Ну, Мишки Гамми, всё продумают, — похвалил их Шайба.
Железнодорожники занимались подкручиванием разболтавшихся на рельсах гаек и приближаться не торопились. Но терпение пацанов своей неспешностью им проткнуть не удалось.
- Гасите сигареты, они подходят, — прошептал Крот.
Все затаились, стараясь даже не дышать. С железной дороги доносились обрывки разговора:
- Опять зарплату…
- Ваще, бля…
- Шкаф этот хренов недавно же проверяли.
- Не говори, бля, гоняют как тараканов.
- Последний раз им проверяли.
- Всё, не будем больше.
- Деньги пусть сначала…
- Не говори, бля…
Быстро удаляясь, шум голосов гас — видимо на этом участке с гайками было всё в порядке.
- Ты видел, Шайба, их клифты разноцветные? В натуре, как петухи.
- А давайте их так и будем называть, — загорелся Шайба своей случайной идеей, — «железнодорожники» как-то тяжело звучит и для посторонних ушей громко, а «петухи» — подходяще.
- Точно! Петухи…
Железнодорожники уже скрылись за горизонтом, пацаны спокойно шагали по «железке». За всё это время мимо них промчался всего один поезд, да и тот пассажирский.
- Рельсы, шпалы и столбы. Как тут петухи работают? — недоумевал Писарь. — Я бы свихнулся.
- Может, нравится, а может, на другое не способны.
- Зато зрение у них не портится, — нашёл плюс Докер, — когда глаза на дальние предметы смотрят, то отдыхают, а тут взгляд всегда вдаль устремлён.
- Ну если только из-за этого, то лучше бы на флот пошли, в способностях всё дело, что ни говори, да в желании ещё.
Поравнявшись со светофорами, пацаны немного встрепенулись, а то уже успели устать от монотонности своего путешествия. Им предстояло изучить много нового: пара светофоров и пара железных ящиков, по одному у каждого. Главное, что привлекло внимание ребят, это загадочное тиканье, доносившееся из этих ящиков. Пацаны принялись их осматривать. У каждого ящика было по три дверцы, причём замочной скважиной была снабжена лишь одна из трёх. Неожиданно Докер крикнул:
- Пацаны! Помните, петухи говорили про шкаф какой-то, так это, наверное, он и есть.
- Скорее всего, — согласился Тёра.
- Пацаны! Поезд едет, — громко сказал Крот. Все попрятались в пыльные кусты.
На этот раз мимо них прогремел вагонами товарняк с каменным
углём.
- Свет красный загорелся, — опять прокричал Крот и показал рукой на светофор.
- И в ящике быстрее тикать стало.
- Интересный шкаф, петухи точно об этом говорили.
- Они ещё сказали, что больше туда не полезут, — заметил Миша.
- Этим надо будет воспользоваться, — Мишки Гамми переглянулись.
- У вас идея есть? — с загоревшимися надеждой глазами спросил Жиган.
- Как пить дать что-то придумали, — уверенно заявил Писарь, — они ведь у нас учёные физики.
- Может быть, и придумаем, пока только догадки, — охладил всех Миша.
- Чтобы точно сказать, нужно ящик вскрыть, — добавил Мишган. — Но я почти уверен, что грабить будем именно здесь, дальше можно не ходить.
- Это хорошо, — обрадовался Докер, — тогда, не теряя времени, нужно место для склада искать.

3

Сначала было сплошное иссохшее болото и березняк. Постепенно в этот пейзаж втискивались сосны — любимое дерево пацанов. С каждым шагом сосен становилось всё больше, шагали уже не по старой сырой листве, а по мягкому мху, устланному сухой хвоей. Подходящего под строительство места так и не было в этих великолепных дебрях. И вот, пройдя ещё несколько метров, под кронами громадных сосен пацаны увидели целое поле маленьких и тоненьких, слабеньких берёзок. Казалось, выживают они лишь за счёт того, что своими цепкими корнями тесно переплетаются друг с другом, и, опёршись одна на одну нежными веточками, лучше переносят буйные ветры и ливневые вымачивающие дёрн дожди. Каждый листочек трепетал в боязни погибнуть, но широкие раскидистые ветви грациозных сосен надёжно защищали их, и берёзки благодарили покровительниц, тихонько покачиваясь из стороны в сторону. Это берёзовое поле простиралось соток на десять-двенадцать, почти в самом его центре росла такая же тонкая, длинная сосёнка. Между тем это поле было достаточно густым, а вокруг него сверкал иголками такой же частый сосновый лес, в основном молодняк. Всем стало ясно, что лучшего места просто не найти. Обратно к «железке» пацаны пошли по прямой, считая шаги, на фунтовую дорогу вышли недалеко от светофора, где, надломив ветку, Крол пометил вход в лес.
- Шайба, сколько шагов насчитал? — спросил Писарь.
- Около двухсот, значит 100 метров где-то. Я вот стою на этой дороге и думаю: надо её, старинную, именем наградить.
- Понравилось тебе, что ли, всему и всем названия давать?
- Жиган сказал, что Пушкина здесь возили, — размышлял Шайба, — думаю, что дорогу можно окрестить Пушкинской.
- А нормально, вообще-то, — поддержал Крот, — в Москве Пушкинская площадь, а у нас будет Пушкинская дорога. Гордо звучит, мне нравится.
- Та-ак, — Докер взглянул в небеса, — пора возвращаться.
- Пойдём по Пушкинской.
- Лучше побежим.
- Да, пробежку надо дать, готовиться так готовиться.
Пробежали по дороге два километра и, запыхавшись, свернули
в лес.
- Дыхалка никуда, — выдавил Крот, загибаясь от отдышки, — у меня язык на плече, хоть выжимай.
- Это от курева.
- Да много ли мы курим? — не согласился Писарь. — Пару сигарет в сутки да и то для красоты и разноделья. Просто отвыкли от бега.
- А надо привыкать, — заметил Жиган, — скоро много бегать придётся. А курево, Писарь, всё равно отпечаток накладывает, не мешало бы бросить, да теперь уже не так просто.
До Десятки шли лесом, кромка которого красиво багровела от заходящего солнца.


Глава 2.

1

Утро было пасмурным, моросил дождик, но несмотря на непогоду, пацаны, может, и нехотя, но подтягивались к курилке.
- Какие планы на сегодня? — озадаченно спросил Шайба и взглядом указал на хмурое небо.
- А что ты косишься? — бодро ответил Жиган, — хорошая погода для нехороших дел.
Этими словами Жиган всем поднял дух.
- Нам нужны лопаты и ломик, — сказал Докер.
Тёра не понял:
- Лопаты — ладно, а ломик зачем?
- Ящик вскрывать у светофора.
- Точно, я и забыл. А где возьмём всё это?
Тут присоединился Крол:
- За школой сарайчик есть, там и лом, и лопаты, и грабли, инструменты разные.
- Но сарайчик-то под замком, — заметил Жиган.
- Предоставьте это нам, — с апломбом заявил Миша, вставая со скамейки и махом головы позвал за собой Мишгана.
- Вы куда?
- Через пару минут вернёмся.
Прошло полчаса, как Мишки Гамми сказали об отлучении, и только сейчас они вернулись.
- Вы где застряли?
- Сейчас объясню. — Миша достал из кармана небольшой тряпичный свёрток и развернул его. — Я забыл, что она у меня без фитиля лежит, пришлось задержаться и сделать.
- А что это? — с интересом спросил Писарь.
- Мы с Мишганом называем это простейшей ручной гранатой. Ударного механизма здесь нет, капсюля-детонатора тоже, вместо замедлителя — фитиль, а капсюль-воспламенитель — это спичка или зажигалка. Просто и надёжно.
- Целую лекцию рассказал, — проанализировал услышанное Крол, — я даже запутался.
Простейшей гранатой Мишки Гамми называли использованный сифоновый баллончик, который наполнялся или спичечными головками, стёртыми в порошок, или порохом, а иногда и специальной взрывной смесью. Отверстие в горлышке баллончика расширялось шилом до диаметра фитиля, которым служил плотно набитый «спичечным» порошком пустой стержень от шариковой ручки, и граната была готова. Удобно это устройство было тем, что длиной фитиля легко регулировалось время от возгорания замедлителя до воспламенения заряда.
- Видел я этот замок, — сказал Мишган, — наша граната запросто дужку перешибёт.
- Ну, тогда пора идти, — сказал Жиган, — будет грамотнее понты разбить, а за школой соберёмся.
Все разошлись по одному и по двое в разных направлениях и в разное время.
Сарай находился у самого забора, а за ним простирался лес, положение было удобным.
- А мы взрывом шухера не наделаем? — настороженно спросил Тёра.
- Нет, — ответил Крол, — сопляки кирабитом хлопают каждый день, все уже привыкли.
- Наша фанатка, вообще-то, раз в семь громче.
- Ну, подумают — кто-то зашибся, не рассчитав.
Замок был небольшим, с цифровым кодом.
- Дайте мне ещё одну минуту, — умолял Писарь, пробуя новую комбинацию, — может, и взрывать-то не придётся.
- Что за ахинею ты несёшь, тебе и недели не хватит.
- Ну ладно, валяйте.
Миша вставил баллончик между замком и дужкой и поджёг фитиль. Все в панике понеслись в лес, а Мишки Гамми просто шли быстрым шагом и улыбались.
- Что вы носитесь, как дурни, — поддёрнул пацанов Мишган, — запал на пятнадцать секунд рассчитан.
- А мы знали?!
Гул взрыва, заставивший пацанов вздрогнуть, пронзил Десятскую тишину.
- Действуем оперативно, — скомандовал Жиган.
Все кинулись к сарайке.
- Смотрите, как вывернуло, — указал Миша на порванный взрывом баллончик.
От взрывной волны дужка дала сквозную трещину, можно сказать, лопнула. Миша повернул замок и освободил от него скобы. Трое нырнули в сарай, остальные оставались снаружи и принимали добычу. Вынесли десять лопат и два ломика. Миша завернул в тряпку замок, разорванный баллончик, и все скрылись в лесу.
- Понесём после обеда, — сказал Жиган, — а сейчас надо куда-то втырить.
- Тут недалеко кучи старых деревьев, — вильнул умом Крол, — лесник чисткой занимался, там и спрячем.
Тщательно всё замаскировав, отправились по домам, акция была завершена.
- Докер, — позвал друга Жиган, — обедать пойдёшь ко мне.
- Да ну, неудобно.
- Что ты ломаешься, кто тебе дома наварил? А у меня бабушка борщ заварганила, пошли без разговоров.
- Бабушка, у нас гость, — Жиган провёл Докера на кухню.
- Это у него мать-то в больнице? — бабушка с жалостью взглянула на Докера.
- У него, — вздохнул Жиган.
- Ну садитесь, ешьте, на свекле наварила.
Наелись борща с добавкой, пришлось даже расслабить ремни.
- Ну, спасибо, баба Нина, — выдохнул Докер, — натрескался, что селезёнка бьётся.
- На здоровье кушали. Ещё приходи.
- Конечно, будет приходить. Да, Док?
- Ну раз пригласили, с радостью буду.
Полчаса отдохнули у телевизора и пошли в курилку, где все уже были в сборе.
Трассу пересекли без свидетелей, до светофора добрались благополучно.
- Один оставим здесь, — распорядился Жиган, — другой с собой,
- он спустился с ломиком в кусты и спрятал.
Когда вошли в лес, Крол предупредил:
- Ходить будем по одному и не по прямой, чтобы тропинки не образовалось.
- Курс держим на сосну, — сказал Докер, когда подошли к берёзкам.
Пробирались осторожно, стараясь сохранить каждую веточку.
- А чё мы их обходим? — осенило Писаря. — Когда брёвна таскать будем, всё равно ведь перетопчем.
- Брёвна будем носить с той стороны, — объяснил Докер, — там и протопчем тропинку.
Подошли к сосне-ориентиру и начали лопатами сшибать берёзки.
- Вырубим ровно четыре квадрата, — сказал Шайба, считая шаги.
Когда необходимая площадь была расчищена, небольшими кусками сняли дёрн и аккуратно разложили его недалеко от раскопок, оставив место для выкапываемого песка.
- Копать начнём завтра, сегодня главное — ящик, — объявил всем Мишган.
Ровная песчаная площадка размером два на два осталась у пацанов за спиной, все весело шли к светофору.
- Тут, как я понял, одна дверь с центральным замком, — рассуждал Миша, — а две другие открываются изнутри, взламывать надо ту, что с замком. Жиган, неси ломик.
- А почему бы не взорвать эту дверцу? — спросил вдруг Писарь.
- Быстрее же будет.
- Она мне целой нужна.
Миша взял у Жигана ломик и попробовал подковырнуть верхний угол двери, дверь не поддалась. Он вставил лом на уровне замка и аккуратно подал от себя, дверца немного отогнулась. То же самое он проделал и с нижним углом, но, как и в верхнем, дверь была недвижима.
- Так я и думал, — довольно сообщил Миша, — замок состоит из двух железных стержней: один держит вверху, другой — внизу. При повороте ключа стержни смыкаются в центре и дверца открывается.
- Но у нас-то нет ключа, — заметил Докер.
- Мне достаточно будет ножа, — обрадовал всех Миша, — у кого- нибудь есть?
- Держи, — протянул Крол перочинный ножик.
- Твоим ножом хорошо бы старого на печь подсаживать, — сказал Миша в укор Кролу, проводя пальцем по затупленному лезвию, — но мне как раз сгодится. Ты сейчас ломиком осторожно отогнёшь дверь в центре и в таком положении будешь держать, пока я не скажу.
Крол сделал всё, как велел ему друг.
- Тут конструкция простая, — объяснял Миша, ковыряясь ножом за дверцей, а все окружили его и с любопытством наблюдали, — стержни к механизму замка шплинтами крепятся, сейчас я их выпрямлю и выбью.
Шплинты были разогнуты не очень сильно, Миша недолго провозился, загибая их обратно. Сначала он справился с верхним запором: выдавил шплинт и стержень упал на дно ящика. Но шплинт, крепящий нижний стержень, он выбивать не стал.
- Пацаны! Всё проще, чем я думал, — он повернул круглую ручку рядом с замочной скважиной, нижний стержень поднялся вверх и одновременно повернулась широкая металлическая защёлка, непосредственно связанная с ручкой, державшая дверцу с боку. Дверца отворилась…
- Ого-го себе, ёкарный бабай, — заборогозил Писарь от растерянности и полез руками в шкаф, — электрического-то сколько! Надо всё пощупать.
- Погоди, Писарь, — остановил его Миша, — наскоро слепых рожают. Тут нужен профессиональный подход.
Сотни длинных проводов густыми косами переплетались между многочисленными предохранителями, розетками, гнёздами под измерительные приборы, десятками непонятных коробочек, соединённых между собой.
- Всё же я не удержусь, — крякнув, сказал Писарь, выдернул какой-то предохранитель из родного гнезда и, подержав с секунду в руке, размышляя над дальнейшими действиями, воткнул его в какое-то другое, с аналогичными разъёмами. Предохранитель громко стрельнул, перепугав Писаря.
- Я же сказал тебе: не суйся, — проворчал Миша, — всё дело испортишь.
- Да-а, шкафчик — не потеха, — протянул тот, — больше не полезу.
- Вот что тикает-то, — втесался в разговор Мишган, указывая на одну из коробочек с прозрачным пластиковым корпусом, — это реле. Кстати, Миша, передай-ка мне вон ту литературу, — указал он на картонную папку внутри ящика.
Миша осторожно достал её и передал другу.
- Ну, Мишаня, сегодня нам с тобой работы хватит, — сказал Мишган, перебирая листы в папке, — тут весь комплект схем и чертежей, отображающих аппаратуру ящика, который, кстати, называется релейным шкафом. Уловил глазами надпись?
- Да, заметил. А вместе со светофором это именуется как сигнальная точка № 4 перегона Винзили — Богандинка.
- Поезд! — резко крикнул Крот.
- Идите в лес, — распорядился Миша, — я догоню.
Он повернул ручку-защёлку, стержень поднялся, ногой надавил на нижнюю часть дверцы и повернул ручку в обратную сторону. Дверь закрылась, Миша побежал в лес.

2

Мишки Гамми замерли над рабочим столом, погрузившись в схемы.
- Та-ак, гляди-ка сюда, интересно.
- Это примерно в верхнем правом углу.
- Да, где-то здесь, — подтвердил Миша, водя карандашом по одной из схем.
- По этой схеме, если судить… — Мишган улыбнулся. — Ты понял то, что понял я?
- Да, да, да, — медленно стукая карандашом по листку, со смеющимся взглядом нараспев произнёс Миша.
- На этом можно и закончить наше заседание, — Мишган собрал листы в папку.
- Нам нужен провод двужильный, да подлиннее.
- Не беспокойся, я в релейном шкафу видел моток.
- Выключатель у меня есть, завтра с собой вольтметр захвачу и
дрель.
- Пошли к пацанам, порадуем открытием.
- Они на поляну пошли?
- Да, соскучились уже.
Следующее утро началось с того, что пацаны, прихватив свои аттестаты, направились в школу, где данный документ предстояло сдать обратно в знак того, что приобретение среднего образования каждый из них намеревается продолжить в родной школе, а не за ее пределами.
Пройдя все формальности, ребята были официально переведены в 10-й класс, хотя обстоятельство это не вызывало ни у кого сомнения еще задолго до подачи соответствующего заявления приемной комиссии. Попрощавшись с учителями до сентября, пацаны направились к выходу. По пути их внимание привлек интересный диалог. В вестибюле лицом друг к другу стояли учитель труда и физрук, первый размахивал руками и громко возмущался, второй кивал и что-то поддакивал.
- И не знаю: то ли спилили, то ли я закрыть забыл, — делился трудовик своими версиями.
- И кто, думаешь, взял?
- Без понятия… Но пусть мне только засветится с ними, сразу вычислю: у меня все лопаты меченые.
- Ну, они ведь, наверное, тоже не дураки…
- Здравствуйте, — перебил Жиган физрука, обращаясь сразу к обоим преподавателям.
Вслед за Жиганом то же самое повторили остальные ребята и, как ни в чем не бывало, показывая спокойным расслабленным видом полное безразличие к теме разговора, миновали учителей, получив от них ответные пожелания доброго здравия.
Оказавшись за забором школы и убедившись, что на близком расстоянии посторонних не имеется, ребята обсудили волнение, возникшее вокруг пропажи школьного инвентаря, и решили, что у березового поля трудовик вряд ли когда объявится, но лопаты на всякий случай прятать не помешает. Мишки Гамми пошли домой, а остальные пацаны — в курилку, дожидаться их возвращения, ведь сегодня предстояли эксперименты с релейным шкафом, и. каждому не терпелось стать их свидетелем.
- Миша, всё взял? — спросил Жиган, когда Мишки Гамми вернулись. — Я от вчерашнего рассказа вашего уснуть не мог, всё лежал да думал.
- Думать лучше я буду, — деловито ответил Миша, — кто из нас физик?
- Ты, конечно, я ни в зуб ногой, все контрольные у тебя списывал.
Пацаны подошли к сигнальной точке, Миша, повернув ручку, без труда открыл дверцу заветного шкафа, положил папку на место и начал шарить взглядом по проводам.
- Да их тут как грибов поганых, где же… А! Вот он! — обрадовался Миша, — Мишганчик, ты был прав: в правом верхнем. Измеряй напряжение.
Мишган запараллелил вольтметр и сообщил результат:
- Двенадцать вольт.
- Отлично! Где, ты говоришь, провод-то был?
- Внизу.
- Вижу, вижу.
- Пацаны, — обратился ко всем Мишган, — нам сейчас будут землекопы нужны, сгоняйте за лопатами.
Все, как на пожар, понеслись в лес. Жажда узнать, что же будет, уже почти вывела их из терпения. Тем временем Мишки Гамми работали с проводами. Мишган отошёл от светофора, чтобы видеть его фонари.
- Готов? — спросил Миша.
- Всегда, как пионер.
- Наблюдай, пионер! — Миша отсоединил от клеммы проводок и с нетерпением ждал ответа.
- Ура! Переключился! — закричал Мишган так, что даже пацаны в лесу услышали. — С зелёного на красный.
Миша присоединил проводок обратно и громко спросил:
- А теперь?
- Опять зелёный горит.
- Ништяк! Иди сюда.
- Командуйте, Мишки, — крикнул Докер, едва ступив на Пушкинскую дорогу.
- Значит так, — объяснял Миша, когда все поднялись к светофору, — нужно прокопать неглубокую траншейку под провод, метров на сорок-пятьдесят. В лесу траншею подведёте к какой-нибудь сосне, желательно большой. Можете приступать, у нас ещё много работы.
- Значит, всё получилось?
- Да, поезда будем тормозить по всем правилам: красным цветом светофор зажжём, и вагоны в нашем распоряжении.
- Здорово!
Пацаны принялись копать, а Мишки Гамми продолжили возиться со шкафом.
- Так, доставай провод, — распорядился Миша, — оголяй его концы, потом переключатель присоедини, а я пока посверлю здесь.
Мишган занялся проводом, а Миша включил электродрель в розетку на 220В и просверлил в нижней части шкафа незаметное отверстие, с выходом в сторону леса, в которое просунул один конец провода, к другому Мишган уже присобачил выключатель.
- Включён переключатель? — спросил Миша.
- Так точно.
- Иди сюда, помогай. Сейчас должны одновременно сработать.
Миша отсоединил от клеммы проводок, который с грандиозным успехом прошёл испытания, и переплёл его неизолированную часть с одним из оголённых концов длинного провода, вторую часть провода Мишган накрутил на клемму, разлучённую с проводком.
- Всё нормально. Зелёный, — проверил Мишган сигнал светофора.
- Так, теперь надо дверь закрыть, как было.
Миша вытащил из шкафа стержень, отыскал шплинт и закрыл дверцу на нижний запор.
- Мишган, я сейчас вставлю по центру ломик и буду на него животом переть, а ты дави, как можешь, на верхнюю часть. Сверху на дверце есть отверстие под стержень, когда я его туда вставлю, можешь отпускать.
С этой задачей справились безупречно, Миша забил шплинт на место, прикрепив верхний стержень к замку, и вынул ломик. На дверце осталась лишь небольшая, почти незаметная деформация.
Когда траншея была готова, в ней протянули провод и незамедлительно закопали, утоптав рыхлую землю. Переключатель поместили под корень сосны, предварительно запаковав в полиэтиленовый пакет, сверху засыпали сухой хвоей и закидали ветками.
- Ну всё, братва, пошли обедать.
- Не слабо мы сработали за три-то дня, — подвел итоги Жиган, — треть операции уже проделали.
- Не треть, а четверть, — поправил Докер.
- Почему это?
- Считай сам: план грабежа, строительство склада, ограбления поездов, продажа краденного — четыре пункта. План, считай, уже есть, осталось лишь детали продумать.
- И на каждый пункт статья имеется, — приметил Тёра.
- Ничего, будем работать на сто двадцать процентов, без задоринки. У участкового на учёте не состоим, нас могут повязать лишь на месте преступления, а за пределами железки, если и будут искать, то ветер в поле. Раньше-то мы серьёзно поганку не крутили, у ментов на нас ничего нет. Эту операцию провернём и опять пары спустим.
- Значит, надо на железной дороге смотреть в оба глаза, — сделал вывод Писарь, — и начеку всегда держаться.
- Послушайте, Мишки, объясните всё же, в чём суть, — недопонимая всего до конца, спросил Жиган.
- Вот смотри, — начал Мишган стукать пальцем в ладошку, — перегон, на котором мы работаем, как и любой другой, разделён светофорами на несколько блок-участков. Рельсы соседних изолированы друг от друга прокладками и пропускается по рельсам слабый ток, примерно пять вольт. Поезд, перемахнув через эту изоляцию, замыкает цепь, соединяя пару блок-участков, и зелёный сигнал светофора переключается на красный. Реле это всё регулирует. Мы же, к одному проводку подсоединившись, можем обманывать реле, взяв управление светофором в свои руки. Понятно?
- Приблизительно.
- Такой план Дракону и не снился, — похвалил Мишек Гамми Тёра.
За разговорами не заметили, как вышли к трассе.
- Давайте старый прикол вспомним, — предложил Крол, пересекая дорогу, и присел на обочине.
Все захохотали и столпились возле инициатора, образовав полукруг, открытый в сторону встречного движения.
- Автопоезд едет, начинаем!
Пацаны принялись горячо избивать Крола, но отчаянные с виду удары даже не касались его тела, тем не менее Крол сделал такую несчастную физиономию, что, казалось, ещё чуть-чуть — и хлынут слёзы проливным дождём. Гримаса сильнейшего и, главное, живо сыгранного испуга ярко контрастировала со злыми и жестокими лицами «обидчиков», которые Станиславского бы тоже не разочаровали. Шофёр КАМАЗа несколько раз внушительно просигналил, но положение не изменилось. Тогда он резко утопил среднюю педаль, а вместе с ней и весёлость пацанов. Отчаянно тормозящий грузовик высоко поднял густые облака пыли, прицеп занесло вправо, и он чуть не обрушился в кювет.
- Мочи рога! Он всех задавит! — срывая голос, орал Крот.
Все кинулись в лес, путаясь и спотыкаясь, как мураши в разорённом муравейнике. Жиган, обернувшись на бегу к месту «драки», увидел, что машина остановилась метрах в пяти от «горячей точки», растерянный водитель громко матерился вслед.
- Отважный дальнобойщик попался.
- К тому же ещё и опытный. Я видел, как он затормозил.
- Мне всё время случай вспоминается, как один герой перевернулся. Все в кусты, а я остался. Он меня ещё и благодарил, — хвастался уже в который раз Крол, который и тогда был в роли жертвы, — я ему «Жигуль» помог из ухаба вывести, а он мне филок дал и говорит: «Ты их знаешь?»
- А ты говоришь: «Не знаю», — взорвался Крот, — выучили уже.
- Теперь вплотную займёмся строительством, — сменил тему Докер, — но сегодня, я думаю, стоит отдохнуть, устроить пикник на поляне вместо домашнего обеда.
- Я «за».
- Все «за».


Глава 3.

1

Яму копали не торопясь, но не по причине ленности, а из-за вдруг начавшихся дождей, которые обязывали к ежедневному вычерпыванию воды. Углубившись на два метра, ребята остановились. Внизу противно пахло дохлыми мышами, куда они по неосторожности своей периодически умудрялись сваливаться.
- Ничего, — подбодрял Тёра, — землянку срубим, здесь только сосной пахнуть будет, на поляне ведь так же было.
Все сидели вокруг ямы, стряхивая в неё пепел от сигарет и поплёвывая, радостно смотрели на хорошо проделанную работу.
Июльский полдень давил нестерпимым зноем, спёртый воздух высушивал горло и лёгкие. Сегодня, по общему решению, пацаны устроили выходной. С перекинутыми через плечо рубахами под солнцепёком шли на местный водоём.
Наплавались вдоволь и, чтобы не утратить приятной прохлады, в тенистом лесу скрылись от страшно палящего солнца. Комары лениво плавали по воздуху и мучительно стонали, их разморившиеся горячкой носы беспомощно сгибались, пытаясь проткнуть человеческую кожу. Писарь же, истребляя их десятками на своём голом животе, от жары ни капли не раскис.
- Давайте сегодня дел наделаем, как говорят менты, из хулиганских побуждений, — неожиданно предложил он.
- А что?
- Есть одна идея, — уклончиво ответил тот. Потом повернулся к Шайбе: Пошли ко мне в гараж.
Шайба с Писарем вернулись быстро. У одного под мышкой был старый бушлат, другой нёс накрученную на локоть верёвку и отпиленную от лопаты небольшую часть черенка.
- Идём на железку, — скомандовал Писарь.
- Скажи, что затеял.
- Увидишь на месте.
Когда пересекли железную дорогу, Писарь подошёл к деревянному столбу, составляющему частицу целой линии, и принялся что-то мастерить. Мудрёным узлом привязал один конец верёвки к середине черенка, вдев последний в рукава бушлата, и попытался перебросить через провода другой конец верёвки с грузилом в чайную ложечку свинца.
- Пороху не хватило, — пошутил Писарь, на секунду улыбнувшись, подобрал грузило с земли и снова бросил ввысь. Со второй попытки этот трюк удался. — Жиган, время?
- Восемнадцать делённое на двадцать, — вспомнил Жиган старый анекдот.
- Пассажирский «Тюмень — Ялуторовск» будет здесь минут через семь.
- Ты как знаешь?
- Заметил.
- Ну сейчас-то уже расскажи.
- Поезд когда на горизонте покажется, — начал объяснения Писарь, — я в бушлат застегнусь, вы меня поднимите метра на полтора, верёвку к столбу привяжете, а сами в лес, там уж глядите, что будет.
- Под висельника косить будешь?
- Точно.
- Артист из погорелого театра, смотри — в натуре не скончайся, а то сваришься в бушлате при такой-то жаре.
- Едет! — крикнул Крот, стоявший на рельсах.
Писаря подняли и скрылись в сосновом молодняке.
По чётному ходу промчался ожидаемый пригородный поезд. Писарь изо всех сил изворачивался в воздухе, изображая последние секунды жизни, но зрителей было мало — основная масса пассажиров расположилась у противоположных к Писарю окон, так как там были длинные сидения. Писарь и его друзья увидели лишь несколько испуганных взглядов, долго не отпускавших эту сцену, и один необычайно удивлённый.
- Ничего, сейчас второй пойдёт, — уверенно крикнул «повешенный».
Поезд похожего маршрута ехал в сторону Тюмени, машинист тупо смотрел вперёд. Вот уже головная часть поезда поравнялась с «виселицей», Писарь начал представление. Пассажиры не на шутку переполошились, когда увидели дёргающееся из последних сил тело. Писарь отчаянно хохотал, глядя на побледневшие лица перепуганных до смерти людей, но имитировать висельника не переставал, в роль, можно сказать, вошёл.
- Он ещё живой, успеем вытащить, — в истерике кричала бабушка-дачница, держась за сердце.
Её муж, таких же лет пенсионер, не поддаваясь панике, хладнокровной рукой дёрнул стоп-кран. Заскрипели тормозные колодки…
- Братва! Снимайте меня! — покрывшись белыми пятнами, надрывался Писарь.
- Что, у самого очко сыграло? — поддел его Тёра, помогая разобраться с верёвкой.
- Тебя там не было, — еле передвигая ноги, бежал Писарь, дрожа всем телом.
То, что произошло со стариком, — неинтересное нервотрепательное разбирательство, поэтому опустим подробности.
- Весело сегодня было, — подвёл итог Докер, — но опять опасно.
- Не можем без этого обойтись никогда. Искупаться бы ещё разок, а то вспотел я в бушлате ужасно.
- Сегодня число-то хоть какое? Я со счёта сбился.
- Седьмое, по-моему.

2

Дружно каркали вороны, утро только начиналось лениво восходящим солнцем. Нагрузившись инструментами и гвоздями, пацаны шагали на работу.
- Деревья будем пилить в разных точках и строго под корень. Ветки потом сожжём.
- Пацаны, — сказал Писарь между делом, — для удобства в общении давайте будущий склад назовём как-то, что б только нам понятно было.
Все взгляды упёрлись в одного человека.
- Давай, Шайба, вылепливай название.
- Ну раз склад под землёй, рядом поезда ходят, то назовём его, пожалуй, андеграунд — это «метро» по-английски.
- Затейное название, как и вся наша операция.
Когда возвращались обратно, Крот вдруг замер и, тыча пальцем в глубину леса, прошептал:
- Смотрите, кто это там?
На небольшой полянке лежали бок о бок два человека.
- Бомжи, наверное, — предположил Тёра, — отдыхают.
- А что это рядом с ними? — приметил Докер разбросанные вдали предметы.
- Давайте посмотрим, — предложил Крол, — они дрыхнут, наверное.
Крол с Жиганом подкрались поближе и, удостоверившись в глубоком сне бомжей, подозвали остальных. Ребята подходили осторожно, стараясь не шуметь, и, сгрудившись у полянки, поняли, что бомжи эти совершили недавно кражу из автомобиля, поскольку рядом, на земле, лежала автомагнитола, кассеты к ней, аварийный знак и запасное колесо.
Пока Жиган оценивающе рассматривал магнитолу, подкрадывающийся ближе Шайба вдруг запутался в своих движениях и, потеряв равновесие, рухнул одному бомжу на пузо, отчего тот дико завопил.
Завопил и Шайба:
— Тикайте! Тикайте!
Бомж вцепился в него руками и, ничего не понимая, матерился. Тут проснулся его товарищ и, едва открыв глаза, тоже принялся материть нарушившего их покой пацана. Жиган в тот же миг подлетел с магнитолой и нещадно огрел ей вцепившегося в Шайбу бомжа по голове, второму досталось от Докера колесом. Бомжи, схватившись за головы, выпустили из рук Шайбу, который, воспользовавшись этим, пополз прочь. Жиган помог ему подняться на ноги, и все поспешили скрыться.
- Ну вот и еще одно подтверждение, — сказал по дороге Жиган, — что дело мы выбрали верное. Главное — все продумать досконально, чтобы, как сейчас, не вышло. А что касается посторонних, то проблем не будет — поезда ведь не охраняются.
- Ты прав, — согласился Докер, — мелкие дела не для нас, но бомжей мы все же здорово одолели, ни дня без подвига.

3

Андеграунд рос быстро, понадобилась пара недель, чтобы вбить последний гвоздь в его «коробку».
- Коридор уже завтра готов будет, а там замки повесим и клади, что хочешь, можно будет уже и грабить.
- Солнце к горизонту подвалило, пора домой.
Сегодня были при гитаре.
- Жиган, давай про байки споём. Начинай.
Жиган ударил по вступительному аккорду и с чувством затянул песню Александра Новикова, надрывая струны боем:
- Каторжанские байки… пойдут, только за душу тронь…
В унисон его баритону вступили хриплые ребячьи подголоски, и весь лес встрепенулся от хорового пения.


Глава 4.

1

Ребята шагали по Пушкинской, в кронах деревьев присвистывал ветер, погода была пасмурной, но осадков синоптики не обещали.
- Вот сколько себя помню, — сказал Тёра, — никогда наши леса не свистели, только последние два-три года.
- Так сейчас ведь леса по беспределу рубят и где можно, и где нельзя. Лысеет земля, есть где ветру разгуляться.
- У нас, в натуре, природные вопросы какие-то дикие фраера решают. Порожняком рубят, хоть бы одну сосну на вырубке на семена оставили. Помните, как в тот раз было?
- Не говори, с нас бы пример брали: рубим не часто, да и где часто, это даже полезно: мы чуток проредим, сосны лучше растут, а лес по дереву не плачет.
Как-то раз в дневное время, пацаны ещё только неделю в девятом классе отучились, решили они проведать окрестные леса. Птицы весело обсуждали предстоящую зимовку, лес монотонно покачивался. Чёрный дятел мощным клювом дырявил прогнившую осину, всё ещё державшуюся на таком же корню. Писарь подобрал нераскрывшуюся шишку и запустил в дятла, подобрал вторую и кинул в белку, суетившуюся на соседнем дереве. Белка — то ли такая сообразительная, то ли просто случайно — ответила тем же и, обогнув сосну по спирали, скрылась от повторных бросков Писаря. И вдруг блаженное спокойствие осеннего леса пронзил дикий рёв бензопилы. Пацаны пошли на шум.
- Ну и мастера, я молчу, — возмутился Докер.
Под вырубку была пущена огромная, по меркам ребят, площадь. Высоченные сосны беспомощно падали, пронзительным скрежетом моля о пощаде. Теперь здесь лесной пейзаж был представлен лишь широкими пнями на нескольких десятках квадратных метров вытоптанной земли. Но это не было пределом: вдали виднелись многочисленные зарубки на соснах, которым предстояло лечь под пилами. Пацанов очень задело такое отношение, и задумали они остановить эту дикость.
«Кировец», тянущий прицеп с брёвнами, всю дорогу незаметно для водителя сопровождался ребятами, ехавшими «зайцами» на этих самых брёвнах. Добрались до пилорамы. Сотни сосновых тел лежали здесь на сырой земле, много гнило, а лесорубы по-прежнему работали по плану. На весь объём древесины имелась лишь одна лесопильная установка. Решено было приостановить работу лесорубов, и в «долгий ящик» это дело откладывать не собирались.
- Рабочий день до шести, мы придём часов в семь.
- Вообще-то сегодня пятница, могут и раньше закончить.
- Всё равно в семь, подготовиться надо.
Часы пробили семь раз.
- Ой, мама, опаздываю, — засуетился Докер.
- На пожар, что ли?
- Если бы.
- Итак, идём на диверсию, — торжественно, но вполголоса объявил Жиган, — работаем строго по плану, как договорились.
Пилораму огораживал забор из бетонных плит, одна из которых была почему-то опрокинута, чем и послужила ребятам.
- Так, залезем вон там, — указал Тёра на проём в заборе.
Все толпились у ворот, по бокам которых имелись приличные щели. В ста метрах от них находился вагончик сторожа, окна выходили в сторону ворот. Проём в заборе чернел левее вагончика. Пацаны обговаривали план действий.
- Шайба, доставай своё хозяйство.
Откуда-то из-за пазухи Шайба вынул комплект детских раций.
- Шайба с Тёрой, остаётесь здесь, ваша задача следить за сторожем, связь будем держать постоянно. Когда завершим первый пункт плана, идёте к нам, — Жиган повернул выключатель на рации, вытянул антенну. — Давай ка связь проверим.
- Не боись, работает.
Диверсанты двинулись к точке проникновения, Шайба с Тёрой остались на стрёме.
- Благо, что собаки нет, — заметил Тёра, — а то пришлось бы звонок завязывать.
- Ничего, Писарь бы завязал.
- Шайба, как слышно? Приём.
- Слышу ништяк. Приём.
- Входим в зону, как там на горизонте? Приём.
- Вижу сторожа, сидит у окна, читает, вроде бы. Можете заваливать, рацию держи на приёме, если что, дам знать.
Забрались на территорию, Жиган с Докером пошли вперёд к будке сторожа. Подкрадывались аккуратно, как кошка к воробью. Поравнявшись с торцом вагончика, Жиган краем глаза выглянул из-за угла, как вдруг динамик рации задрожал от немыслимого крика: «Жиган, он выходит!». В ту же секунду, ни на момент не растерявшись, Жиган всунул длинный кусок заранее приготовленной стальной проволоки в скобы, наглухо приваренные к железной двери и такой же обивке вагончика, перекрутил проволоку и тут же услышал, как сторож дико забарабанил по двери, которая с внутренней стороны была облагорожена вагонкой, поэтому шума было не много, лишь глухие удары. В это же мгновение Докер с ножом в руке подлетел к другому концу вагончика и перерезал идущий внутрь от столба телефонный провод. Таким образом, сторож остался в абсолютной изоляции: телефонной связи нет, дверь закрыта, а на окна он своими собственными руками приколотил решётки, бить оргстекло не решился и продолжал долбиться в дверь. На решётках подбежавшие пацаны закрепили неровные куски обоев и преступили непосредственно к делу.
Вся техника находилась в незапертом амбаре, вот туда-то и направились хранители лесов, до зубов вооружённые отвёртками, гаечными ключами и прочим инструментом. Ой, что тут началось! Дым коромыслом! Во все стороны разлетались многочисленные детали, но падали бесшумно — пол был усыпан песком из противопожарных соображений, песок этот, кстати, оказался потом в каждом бензобаке и двигателе. Бардак продолжался под шум сдуваемых камер — в каждое колесо было вбито по гвоздю. Единственное, что оставалось целым, так это стёкла — не хотелось много грохота. Наиболее значимые детали ребята унесли с собой и выбросили потом в старый канализационный люк.
- Пацаны, — сказал Писарь, закрывая ворота амбара, — давайте станок разбирать.
- Абсурдно, — возразил Крол, — дерево людям нужно, сейчас тем более строятся многие. Мы пришли сюда вырубку прекратить и не больше.
- Да, — согласился Писарь, — пускай потрудятся теперь всё это перепилить.
Со спокойной совестью и с чувством глубокого удовлетворения пацаны вернулись на Десятку. А сторожа потом уволили, и ещё много месяцев рабочие чинили технику, а пилорама спокойно работала, постепенно освобождая свою территорию от брёвен и давая людям прекрасные материалы.
Пацаны подошли к андеграунду. Крот спустился первым, но тут же выскочил обратно.
- Там жмурик валяется, — испуганно произнёс он.
- Да не гони дуру, ещё и курятник растопырил, как взаправду.
- В натуре, лежит — не ворохнётся. Может, бомж вчерашний?
Жиган не торопясь спустился и увидел тело, неподвижно лежащее на полу спиной к нему. Он подошёл ближе и несильно пнул его ногой, тело не шевелилось. Жигану стало не по себе, он нагнулся над ним и перевернул, потянув за плечо, в тот же миг выдохнул глухим криком и отпрыгнул назад, потому что тело неожиданно заёрзало по полу и кинулось в сторону.
- Жиган, ты где там?
- Здесь пацан какой-то мелкий.
- Погоди, спускаемся.
В углу сидел испуганный мальчик и диким взглядом смотрел на ребят.
- Не подходите, ударю, — малоубедительно пригрозил он.
- Натравил свинью на волка, — ухмыльнулся Шайба.
- Не бойся нас, дурик, мы не обидим.
- Я не боюсь, — взволнованно ответил мальчик.
- Как зовут тебя, смельчак?
- Даня.
- Вот теперь скажи нам, Данька, откуда ты сюда упал.
- Я по рельсам шёл и песни услыхал, пошёл на них, в кусты берёзовые уткнулся, подождал пока вы уйдёте, думал, может, еду какую- нибудь оставите.
- А ты что, голодный?
- Сутки не кушал.
- Ты сам-то, вообще, откуда?
- Из Тюмени я, — сказал Даня и заплакал, — родители разбились на машине насмерть… Меня хотели после этого в интернат запихнуть, а я сбежал…
- И родственников нет?
- Есть, на Украине, но они, наверное, и не знают ничего, да и я их не знаю.
- Словом, гол как сокол, — грустно подытожил Миша.
- Знакомо до боли, — вздохнул Жиган после некоторых раздумий.
- О чём ты? — не понял Данька.
- Он про автокатастрофу говорит, — объяснил Докер, — родители его так же погибли. Товарищи по несчастью вы с ним.
- Это не несчастье, это горе.
- Ну давай, Данька, знакомиться, я Жиган. Ты утри слёзы-то и смирись, а главное, уясни — теперь их не вернуть, хоть сто лет оплакивай. Ты отвлекайся на чём-нибудь от подобных мыслей, поверь мне, я ведь это всё прошёл и знаю.
- Жиган — это прозвище, что ли? — в голосе слышалось доверие.
- Прозвище. У нас у всех прозвища, иногда даже имена друг друга забываем — до какой степени привыкли.
- Я Докер. Как ты, Данька, относишься к бандитам? — Вопрос был, как говорится, в лоб.
- Нехорошо, хотя и сам с друзьями хулиганил.
- А о нас ты что думаешь, на первый взгляд?
- Ну, вроде бы, вы хорошие.
- Скажу прямо: мы бандиты. Что теперь думаешь?
- Думаю, наверно, что вы хорошие бандиты, — неровным голосом ответил Даня.
- А ты бы с нами остался, было бы если предложено? Идти ведь некуда.
Данька уткнулся взглядом в пол: не успел проснуться, а уже в банду зовут.
- Ладно, Докер, не дави на парня, нужен ласковый подход. Тебе сколько лет? — обратился Жиган к гостю.
- Двенадцать исполнилось в мае.
- Молодой ещё совсем, как и я тогда был, ничего — переживёшь.
- Пойдём хоть наружу вылезем, — дал мудрый совет Писарь, — душно здесь.
Прогуливаясь вдоль железной дороги по Пушкинской, новый знакомый рассказывал пацанам о далёкой им городской жизни. Даньку слушали внимательно, не перебивая вопросами, но и не давая останавливаться. Ребята редко бывали в Тюмени, обычно, когда ездили школьным лагерем на карусели в горсад, но было это очень давно, поэтому чётких представлений о городе ни у кого не было. Данька, в свою очередь, узнал про операцию «Железка», но ни на грамм не осудил ребят, поняв, что преступление будет совершено по благородным мотивам. Это напоминало ему историю о Робин Гуде. За каких-то полтора часа Данька проникся необычайным доверием к новым друзьям, да и сам он за это время стал для пацанов своим человеком.
- Я решил — остаюсь, — объявил Данька, соразмерив не спеша все факты.
- Мне тут в голову мысль залетела, — обратился Жиган к Дане, — ты ведь будешь нам незаменимым помощником при продаже барахла. Как я успел понять — Тюмень перед тобой, как облупленная, должен знать, где товар можно впарить, и, вообще, гидом будешь, хоть город увидим.
- Вполне согласен, — не торопясь ответил Даня, понимая, какое положение он занял теперь в банде.
- Пошли андеграунд делать, — призвал к работе Тёра.
Из глубины леса раздалось звонкое «ку-ку».
- Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? — поинтересовался Писарь.
Со стороны кукушки ответа не последовало.
- Не понял! — возмутился тот.
- Это значит, Писарь, что пора бросать курить.
- Я бы бросил, если бы все бросили.
- Кстати, Даня, ты куришь? — спросил Крол, доставая из кармана пачку.
- Нет, хотя не раз предлагали.
- Молодец. Вот с кого надо пример брать, — Тёра сжал зубами сигаретку, чиркнул зажигалкой и втянул приятного запаха дым в свои прокуренные лёгкие, затем ровными струйками дым выкатил из его ноздрей, — а завтра постараюсь воздержаться.
- Сейчас, я думаю, надо крышу песком забросать, а коридор уж после обеда сколотим, — рассуждал Шайба, когда подошли к андеграунду.
Крот немного углубился в заросли берёзок и начал передавать пацанам лопаты, которые сам туда укладывал.
- Вот судьба, — изумился он, выбираясь из берёзовой пучины, — мы десятую лопату про запас брали, а она сейчас Даньке как раз пойдёт.
Звучно обрушивался песок на бревенчатую крышу, Даня, несмотря на усталость, орудовал лопатой проворнее всех. Удары падающего песка становились всё приглушённей и наконец над землёй появилась пологая возвышенность, утрамбованная ударами лопат до крайней возможности. Обложив этот холмик дёрном, все отправились домой, а Данька остался в своем новом месте жительства.

2

Писарь матерился себе под нос, изо всех сил заколачивая гвоздь, который постоянно косило в сторону. Данька без разбору наедался за обе щёки всем, что принесли ему ребята, Жиган с Шайбой мастерили из брёвен дверь, остальные занимались коридорными перегородками, часто отпуская матерные слова: у кого молоток по пальцу сыграет, соскочив со шляпки вбиваемого гвоздя, у кого этот самый гвоздь вообще загнётся, а кто, наоборот, от успеха. Сработали сегодня быстро и грамотно. Когда навесили замки, встал вопрос о том, куда прятать ключи, ведь их, как и замков, было всего два.
- А зачем втыривать-то? — удивился всеобщей растерянности Докер. — Даньке ключи отдадим и всё, он же сторож у нас, а с этого момента будет и завскладом. Пускай в андеграунде живёт, я ему раскладушку приволоку.
- Не боишься, Даня? — спросил Жиган в заботах.
- А чего бояться? Ночь же я, как убитый, проспал, без защёлки и без койки, а с удобствами-то чего бы не пожить, еду лишь носите.
- Вот и ладушки, держи, — Миша протянул Даньке крепкое стальное колечко, на котором болтались ключи от андеграунда и какой-то самодельный брелок.
- Ну, вот склад и готов, начинается самое интересное и самое опасное. — Жиган чувствовал себя пиратом, нашедшим идеальное место, чтобы зарыть сокровища, и готовым эти сокровища немедленно туда переправить. — Шайба, проверь вечером рации, Крот, приготовь ломики, где ты их там втырил, заржавели уж наверно, Мишки Гамми проверят систему и завтра дерзнём совершить первый налёт. Да, кстати, Мишки, я тут вспомнил про вашу гранату, вы не сумеете сделать её без фитиля?
- Ну-у, — задумался Мишган, — если посидеть над ней подольше, как настоящая будет.
- Подумали бы вы об этом сегодня. Тут штука такая — когда мы по железке шли однажды, мимо нас товарняк в горку поднимался, на последних платформах контейнера стояли — то, что нам нужно, так на этих контейнерах замочки какие-то висели, на вид слабенькие, но кто знает — если ломик не возьмёт, не будем же ножовкой спиливать, взрывать надо, а с фитилём опять мороки много, времени-то у нас в обрез…
- Про цейтнот можешь и не говорить, всем понятно и так, а вот гранаты… — Мишган повернулся к Мише, — Видимо, все наши запасы уйдут.
- Докер, — всё понимая, сказал Жиган, — ты как казначей отстегнёшь потом из общака Мишкам на порох.
- Мишган, — стукнул себя по лбу Миша, — ничего не выйдет: помнишь, мы на той неделе бомбу-сюрприз делали, так почти весь порох на неё ушёл. Я тебе забыл тогда сказать, там едва ли на одну гранату осталось.
- Так-так, — задумался Жиган, — закавыка вышла. А с серой что- нибудь получится?
- Получится, но у нас нет.
- Докер, в общаке сколько?
- Пятьдесят.
- Тоже не густо, но хватить должно. На спички тратим.


Глава 5.


 1

Докер отсчитал денег ровно на пятнадцать упаковок, положил всю сумму в дипломат и передал Жигану.
- Где будешь спички брать?
- В кафе, где АЗС, я там цену смотрел.
Через лес он двигался без единой спотычки, быстро, ровно и чётко вышагивая по сухим иголкам и мелким сучкам, которые приятным на слух хрустом тихонько потрескивали, переламываясь сразу в нескольких местах под увесистой ногой Жигана. Он с детства полюбил этот звук, который чем-то напоминал ему о зиме, когда под громоздкими сапогами тысячи снежинок скрипели до рези в ушах, а этот скрип, в свою очередь, напоминал ему о лете. Всё взаимосвязано в природе, и человек обязательно с ней должен быть связан. Об этом Жиган задумался сразу после смерти родителей, когда он был особенно молчалив и глубоко погружён в разного рода мысли, а особенно о том, что его окружало, что он ежедневно имел счастье видеть. А окружала его живая природа, лаская глаз вечно зелёным пейзажем. Однажды, побывав в городе, Жиган вдруг понял, что, живи он в Тюмени или в каком другом подобном месте, до какой степени иным он оказался бы в этой жизни.
Он вырос в тишине лесов, шальные ветры щекотали под рубахой и гладили лицо, дразня, играя и склоняя ко сну, но как тут уснёшь, когда вокруг всё живёт и манит в распростёртые объятия. Жиган мог целый день проваляться в зарослях черники, вкушая соки спелых ягод размером с кошачий зрачок, слушая пение комаров, кружащих над головой, и птиц, веселящихся в широких сосновых лапах. Часами он наблюдал за муравьями, копошащимися за тасканием мелкого лесного мусора, которые иногда, подобно ветру, забирались куда попало и заставляли встрепенуться всем телом, подобно собаке, выпрыгнувшей из воды. Шагая же по городу, его лёгкие забило жалкое подобие воздуха, незнакомого и противного на вкус; вместо пения птиц слышался рёв моторов, блаженственная тишина сменилась постоянным, порою даже ускальзывающим от восприятия шумом, хоть и слабый, но он был, даже в отдалённых от центра районах. Шумок этот Жиган уловил своим острым слухом, когда вокруг не было ни одной машины и не слышалось ни одного голоса. «Нет, — подумал он тогда, — жить здесь невозможно: всегда в напряжении. Не то что сознание, даже подсознание не отдыхает ни на минуту — шум этот странный на мозги всё время капает, никто просто не замечает. То ли дело мой лес — всегда один и тот же и всегда разный, а тут одни многоэтажки мёртвые. В общем, — сделал он потом для себя вывод, — только слияние с природой делает человека естественным, натуральным человеком.»
Жиган медленно отворил входную дверь, взглядом обвёл посетителей и вошёл в кафе. В зубах он теребил спичку и к кассе подошёл с видом делового человека, не хватало лишь малинового пиджака двубортного да галстука. Поставив дипломат на стойку, в блатных тонах, но вежливо спросил:
- Не затруднит ли Вас наполнить спичками мой кейс?
- Вообще-то, здесь платят, — на том же уровне ответила молоденькая продавщица.
- Откройте, — взглядом указал он на свой старенький, обшарпанный «кейс».
Щёлкнули замочки дипломата и аппаратом «Самсунг» было отбито всё, что положила девушка в кассу.
- И куда Вам столько? — полюбопытствовала продавщица, укладывая товар.
- Заместо зубочисток, — улыбнулся Жиган.
Пятнадцать упаковок ровнёхонько заполнили пространство дипломата. Жиган вышел, зыркая по сторонам, закурил и понёс Мишкам Гамми подарок.
Сами они тем временем возились с гранатой. Миша, отвечавший за взрывчатку, всегда имел про запас несколько китайских петард «крупного калибра». Отличались они от старых видов удобством запала — это был не фитиль, как раньше, а головка на той же основе, что и спичечная. Миша достал нож и перерезал петарду пополам, Мишган наполнял порохом сифоновый баллончик. Миша взял пустой спичечный коробок, отделил от него ножницами чиркаш, к которому затем приклеил идентичных размеров картон. Затем один из углов этой аппликации он продырявил шилом, установил металлическую клёпку и вкрутил в отверстие кольцо, на которое обычно нанизывают ключи.
- Всё, — сказал он другу, — чека готова, жду тебя.
Вскоре баллончик был наполнен до краёв. Миша взял верхнюю часть перерезанной петарды и с усилием накрутил её на суженную часть баллончика, после чего туго перетянул это соединение скотчем. Потом действовали вместе: Миша наложил на головку петарды «чеку» фосфорным основанием вниз, Мишган закрепил эту конструкцию мягким, но крепким картоном с небольшим отверстием для поступления к запалу кислорода, Миша, освободив руки, на несколько раз перетянул крепёжный картон широким скотчем. Граната была готова. К завершению процесса подкатил Жиган и распахнул перед изобретателями дипломат.
- Ого, — обрадовался Миша, — теперь, чтобы дело быстрей продвигалось, раздай всем по одной упаковке, пускай серу в пустые коробки сдирают и мне несут. Советую пользоваться плоскогубцами.
Жиган отсчитал восемь пачек на стол подрывников, а с остальными вышел из квартиры.
- А если завтра дождик ливанёт? — спросил вслед Мишган.
- Матч состоится в любую погоду.

2

На утро Мишу просто завалили коробками, полными порошкообразных спичечных головок. С огромным удовольствием пересыпал он этот порошок в свой специальный футляр.
Сегодня одержимые приключениями ребята шли на дело, пришла им пора осуществить свой грандиозный план, внутри бурлило приятное волнение, теребящее душу, как бывает на первом свидании. К светофору добирались с таким нетерпением, что путь казался долгим и бесконечным.
Шайба с Тёрой заняли позицию под мостом, остальные сидели в лесу у переключателя. Послышался шум приближающегося поезда, но сигнал светофора менять не стали, так как не было получено соответствующей команды по рации. Шайба внимательно изучал груз каждого состава через бинокль, а Тёра передавал всю информацию пацанам. Сидели они высоко, под самыми плитами моста, поэтому обзор был отличным.
Драгоценное время тянулось мучительно долго; адреналин, который выделялся из-за одних лишь мыслей о налёте, постепенно рассасывался. Кто-то от скуки начищал ломик об дерево, другой железнодорожный пират сворачивал и разворачивал большую брезентовую сумку, предназначенную для добычи, Писарь грыз ногти и говорил всем смеющимся над ним, что, если оставить так, ноготь в мясо расти начнёт.
- Нечего делать псу, — смеялся Крот, — так хоть под хвостом да лижет.
- Ты на себя посмотри, что мне, одному делать нечего?
- Включайте кнопку, господа, — прозвучало наконец из рации, — бегите в сторону моста по Пушкинской. Поезд длинный, уже сбавляет ход. Всё, мы забираемся, до встречи в эфире.
Данька, оставленный дежурить у переключателя, выждал ровно двадцать секунд и вернул светофор в прежний режим работы. Поезд, уже практически остановившийся, медленно продолжил движение, а на вагоны к этому времени взобрались воры. Машинист не спешил: состав был гружёным и к тому же очень длинным, а путь предстоял в горку, сразу за которой находилась станция, где график требовал обязательной остановки.
Перед этим налётом пацаны разделились по двое. Жиган на пару с Докером приметил удобную для работы платформу: в центре она была пустой, а по обе стороны её красовалось по контейнеру. Жиган принялся взламывать один из них, а Докер поспешил призвать на помощь остальных, суетно бегающих от вагона к вагону, и особенно оторвать от глупостей Писаря, который уже принялся разбирать новейшей модели трактор.
- Из тебя Писарь вор, как из свиньи огородник, — ругался Докер на друга.
- Запчасти тоже продать можно, — оправдывался тот.
- Нет времени на них.
Все столпились у обнаруженных Жиганом контейнеров — на других платформах всё было наглухо забарикадировано, даже дверей видно не было, которые всем так не терпелось открыть. На каждом контейнере было два запора, один из них крепился хорошо закрученной проволокой, а другой замочком, про который говорил Жиган. Проволоку открутили без проблем, а вот замок как ни пытались поддеть ломиком, так ничего и не вышло.
- Мишган, крепи гранату, — Жиган спрыгнул на землю и крикнул, — атанда, братва, сейчас шарахнет.
Тот сделал всё очень быстро: привязал гранату к необычной конструкции замку заранее приготовленным скотчем, резко дёрнул чеку и спрыгнул. Совсем скоро прозвучал приглушённый шумом поезда взрыв — непосвящённому могло показаться, что где-то выстрелил охотник. Пацаны, постоянно бежавшие за платформой, тут же забрались обратно и застали лишь облизывающий ворота контейнера дым, замок куда-то исчез, но это их уже не беспокоило, главное — путь открыт. Разобравшись с затворами, Миша разландал ворота, и, когда они распахнулись, покачиваясь взад-вперёд, ребята в радостях не удержались от рвущихся из души криков. Перед ними красовались десятки коробок с надписью «Kodak».
- Выгружаем, пацаны.
- Всё, что ли, берём?
- Конечно, Дракон учил добросовестно воровать.
- Но тут же ещё и телевизоры.
- Это нам, естественно, не надо, «Кодак» весь забираем.
- Ёкарный бабай, сколько здесь!
Множество фотоаппаратов посыпалось в сумку джентльменов удачи. Пустые коробки Мишган усердно заклеивал скотчем и ставил на место. По завершении всех трудов Миша закрыл ворота, Писарь закрутил на место проволоку, и пацаны вернулись в андеграунд.
- Данька, открывай!
Даня соскочил с раскладушки и дёрнул защёлку.
- Ну, вот мы и дома, вернулись с победой.
- Что в сумке? — сгорая от любопытства спросил он.
- Фотики.
- У-ух ты-ы, — протянул Даня, поднося одну из упаковок с фотоаппаратом к пламени свечи.
- Здорово, да? Теперь думай, где это можно продать.
- Я точно знаю где! У меня в Тюмени друг, у него брат на рынке торгует кассетами и разной техникой. Он всегда новые вещи покупает, правда, по низкой цене, но зато надёжно. К нему все воры приходят.
- Ништяк! Покупателем значит обеспечены, как гладко всё сложилось.
- Завтра едем в город, долго не оттягивая.

 3

- Десять билетов до Тюмени, — Жиган протянул кассиру горсть собранных на дорогу монет.
Ехать решили на поезде утренним рейсом. У каждого в руках было по пакету, в каждом из которых находилось по шесть фирменных фотоаппаратов.
Объявили приближение поезда, народ столпился на указанной платформе, и протяжным гудком машинист заявил о своём прибытии.
Стучали колёса на стыках рельсов, поезд, качаясь, стремительно набирал ход. Путь от станции до знакомых ребятам сигнальных точек вызывал много радости от того, что вроде как покорённая уже территория, потом же большей частью молчали, изучая жадным взглядом неизведанные ими просторы. Километр за километром и ребята въехали в город, здесь уже командовал Данька, стал, так сказать, калифом на час.
- Сейчас наша остановка, — предупредил он.
Поезд остановился за мостом, соединяющим город с его микрорайонами.
Даня взял Жигана за левую руку и посмотрел на его часы.
- Валеры ещё на рынке нет, — объяснил он, — пока можем погулять.
Дворами Даня вывел ребят на улицу Республики. У всех запершило в носоглотке, даже у Даньки, коренного тюменца, который прожил в городе уже двенадцать лет и привык к его загазованности. Всего несколько дней его лёгкие блаженствовали, а уже успели отвыкнуть от отравленной атмосферы и выражали очень много недовольства.
- Тут сквер есть где-нибудь? — с надеждой спросил Шайба.
- Есть.
- Веди туда скорее, там переждём.
Пересекли дорогу в районе ДК «Строитель», прошли мимо фонтана и через несколько секунд пацаны узрели сосны.
- Вот она — крупица рая, — обрадовался Докер.
- Я в этом парке ходить учился, а вон моя школа, — указал Даня на трёхэтажное здание, — шестнадцатая.
- Как в кино, — подметил Писарь, — «твой номер шестнадцатый».
- Она теперь гимназией считается.
- Хорошо здесь учат, в гимназии-то?
- Очень хорошо, я даже не жалею, что хату кинул, а вот оттого, что не приду сюда больше — грустно.
- Ладно, не грусти. А учился-то как?
- На четыре и пять.
- Мы тоже все без троек, хотя оценки нам ставят, того не подозревая, за умение списывать и хитрить. Учимся-то не для знания — для экзаменов, которые, слава Богу, сдали с успехом.
- Ждать долго нам?
- Минут сорок ещё, он рано не приходит.
- Ну, расскажи ещё что-нибудь нам, хоть бы про гимназию твою.
Своими рассказами Даня сжёг около часа времени, потом отправились заключать сделку.
- Рынок, надеюсь, недалеко? — спросил Крол.
- Быстро дойдём.
Опять пошли какими-то дворами и снова вышли к улице Республики, остановясь перед оживлённым движением транспорта.
- Когда же они кончатся? — негодовал Жиган.
- Позвольте мне, — Писарь вдруг скорчил рожу, закатив глаза и скривя рот, ноги его подкосились, туловище выпало вперёд и немного в бок, левая рука, которую он до упора закинул за спину, застыла и не двигалась, кисть же правой вытянутой вперёд руки лихорадочно тряслась. — Идите за мной.
Все водители сию же минуту поспешили затормозить, пропуская «калеку», за которым гуськом пересекли дорогу и остальные пацаны.
- А вот и рынок, «Привоз» называется.
Скупщик сидел недалеко от входа, занимался раскладыванием товара и дымил, как паровоз, дешёвенькой сигарой. На вид ему было лет девятнадцать.
- Здорово, Валера, — громко проговорил Даня.
- Ты куда пропал и откуда свалился? — удивился тот нежданной встрече.
- Да так, шлялся везде.
- Дело, что ли, ко мне есть? — спросил торгаш, взглянув на растопыренный пакет Даньки и пацанов, стоящих рядом, которых Даня представил как своих спутников.
- Фотоаппараты нужны?
Тот присел на свой стульчик и пошарил внутри пакета:
- Новые, что ли?
- Да, с нуля, — сказал Жиган, — в упаковках. Будешь брать?
- А сколько их у вас?
- Шестьдесят.
Валера присвистнул, обдумывая предложение, и сказал:
- Если согласны по полтиннику за штуку, то беру всю партию.
Пацаны переглянулись, взглядами обсудив условие, утвердительно друг другу кивнули и дали добро.
Валера подозвал к себе Жигана и на его глазах отсчитал в пакет три тысячи рублей.
- Можно рассчитывать на дальнейшее сотрудничество? — с глубокой серьёзностью спросил Жиган, давая понять, что они не простые «лизуны», случайно урвавшие куш, а вполне организованные люди, знающие своё дело.
- Всегда рад.
- Витюхе передай, что у меня всё ништяк, живу не тужу, — попросил Данька Валеру.
- Это видно, — усмехнулся тот.
Домой возвращались, как в отпуск ехали, — счастливые и при деньгах. Из всех возможных вариантов сотрудничество с Валерой было самым беспроигрышным для пацанов, и теперь в успехе ребята были абсолютно уверены.
- Ещё парочка таких налётов, и на лекарство хватит, — констатировал Шайба, с аппетитом чмокая мороженку.
- Потом и на себя можно будет поработать пару-тройку раз.
- И раза хватит: опасное дело.
Дело было и впрямь опасным, но поставили его пацаны крепко, ни у кого и сомнений не было в благополучном исходе, и потому на душе было спокойно, штильно.
- Давайте в поход сходим, — попросил Данька после возвращения, — я ни разу не был.
- Пошли, заодно и от дел отдохнём.
- А куда?
- Есть одно местечко у нас интересное, — начал увлекать его Докер, — там ружьё спрятано, Мишки Гамми сделали, пострелять можно.
- А далеко?
- Не за горами, но идти опасно. За болотом это место, туда вообще, кроме нас, никто не суётся.
- И утонуть можно?
- Можно, естественно, но мы тропу знаем.
- Люблю опасности, — обрадовался Даня.
На следующий день пацаны пришли в андеграунд с рюкзачком, в котором находились патроны, спички и ещё некоторые, необходимые для их похода, предметы.
- Ну что, Даня, готов?
- Еле дождался.
Сопровождаемые эскортом комаров, ребята подошли к болоту. Здесь число маленьких хищников увеличилось в несколько раз. Намазавшись кремом, пацаны вступили в топи и единой колонной захлюпали ногами по узкой, практически незаметной тропе. Сначала шли вровень с травою, приминая зыбкую, гнилую почву. Жиган, шагающий впереди, умело орудовал слегой, а остальные уже двигались по проторенной дорожке. Писарь, идущий последним вслед за Данькой, чересчур развеселился и всю дорогу потешал его.
- Даня, смотри, фокус покажу, — улыбался Писарь, сжимая в руке пойманную ещё у болота лягушку.
- Что за фокус?
- Сейчас увидишь.
Писарь сорвал соломинку, воткнул её лягушке в клоаку и начал через эту трубочку надувать земноводное.
Когда она превратилась в теннисный шарик, он бросил её в воду. Данька громко рассмеялся, увидев пытающуюся нырнуть лягушку, и на его смех обернулись все остальные, от которых эти два весельчака уже успели отстать.
- Ты лучше расскажи, как перекачал одну да кишками жабьими обрызгался.
- Заткнул бы ты своё трепало. Это когда было-то.
- Ну ладно, забыли. Вы там давайте, побыстрее шагайте.
- А куда спешить? Солнце ещё высоко.
- Спешить не спеши, а поторапливайся, уже потому что гниль начинается, я даже увяз немножко.
- Да брось ты, — уверенно поспорил с Кролом Писарь, — тут воробью по колени будет.
И едва успел он это сказать, как заметил, что уже сам по щиколотку ушёл в болото.
- Ёкарный бабай, — крикнул он и сорвался вперёд, — догоняй-ка их, Данька, тут ведь что главное — в топь не угодить, ступай редко, но твёрдо, а коли оступишься — окунёшься в эту парашу, может случиться, что и вместе с головой.
- Что-то ты, Писарь, не угомонишься сегодня с болтовнёй, — заметил Тёра, — как ботало, беспрерывно.
- Так надо ведь Даньке обо всём рассказать, наверняка он мою любимую загадку не знает. Слушай, Даня, внимательно: без рук, без ног на бабку скок. Что это?
- Дед, наверно, покалеченный.
- Сам ты дед, — ухмыльнулся Писарь, — репейник это.
Ботинки уже утопали в густой и вонючей жиже, которая от каждого постороннего шага лениво подёргивалась и заставляла почувствовать ядовитое дыхание болота.
- Слушайте анекдот, — кричал неунывающий Писарь, — мне его дедушка Жигана рассказал: жена умирает, а муж со смеху помирает.
- Очень потешно, — с иронией сказал Шайба, — бока надсадил, сейчас в болото со смеху свалюсь. Ты бы, Писарь, помолчал немножко, а то отвлечёшься да сгинешь ненароком.
- Не убеждай его, Шайба, бесполезно, — сказал Тёра, — он как пиявка: насосётся — отвалится, а так хоть кнутом хлещи.
Писарь после этих слов мгновенно притих, но не прошло и минуты, как болото наполнилось весёлым свистом.
- Не поёт, так свищет, — усмехнулся Шайба.
Болото в конце концов прервалось. Пацаны ступили на мягкую, но уже практически сухую землю широченного острова и пошли к тайнику. Данька увидел, как Мишки Гамми убрали в сторону берёзу, лежавшую на земле, потянули вверх покрытую дерном крышку и достали из тайника небольшое ружьё, завёрнутое в пропитанную керосином тряпку.
- Двадцатый калибр, однозарядка, — представил Миша свое детище.
- И стрелять из него можно? — изумился Даня.
- Смотри, — Миша достал из рюкзака патрон, освободил на ружье какое-то крепление, переломил, вставил патрон в дуло и вернул ружьё в прежнее, но теперь уже боевое состояние. Стреляло оно просто: нужно было лишь надавить большим пальцем на курок, отчего натягивалась прикреплённая к нему пружина, потом резко отпустить, и курок ударял по капсюлю патрона. Сделано это ружьишко, конечно, аляповато было, но стреляло чётко.
- Мишень бы найти, — сказал Даня.
- Погоди, сейчас какая-нибудь тварь приползёт, мы их давно отстреливаем, здесь гнездо рядом. Нам всё хочется в глубь острова сходить, а там этих дряней кишмя кишит.
Пацаны попрыгали на месте, покидали палки в траву и немного погодя из-за молоденькой берёзки показалась, извиваясь, длинная гадюка с каиновым знаком на спине.
- Гаси её, — сказал Миша Дане и показал куда нажимать.
Данька прицелился и размочил зигзагообразную полосу пополам. Гадюка в агонии бешено завертелась, а Миша похвалил:
- Здорово, ворошиловский стрелок.
Ребята подсушили обувь у костра, достреляли остатки патронов, прикончив ещё пять гадюк, и засветло вернулись в андеграунд.
- Может быть, завтра ещё куда сходим? — спросил Даня.
- Не сейчас, — убил Жиган его надежду, — частые отгулы в урон делу пойдут, но потом — обязательно.
Через некоторое время Докер, посетив в очередной раз свою маму, передал занимавшемуся ее лечением доктору лекарство и сказал:
- Я вас прошу не говорить ей, откуда лекарство и по какой цене.
- Не волнуйся, скажу, что обычная процедура.
Благо, врач попался понятливый и не пытливый, может, и сам в детстве на руку не чист был. Но знал он свое дело хорошо, и уже в середине сентября Докер встретил свою маму выписанной на самостоятельное выздоровление.


Глава 6.

1

Третья ходка пацанов несколько озаботила диспетчера богандинской станции. Дело в том, что каждый раз, когда Данька на несколько мгновений выводил светофор из строя, на световом табло диспетчера возникало сообщение о нарушении целостности рельсовой цепи, но сигнал опасности был всегда непродолжительным, и беспечная женщина списывала всё на короткие замыкания. Но третий позывной сигнал всё-таки пробудил её бдительность, и она взялась за телефон:
- Дежурный, с механиком соедините.
- Алё, — раздалось из трубки после некоторой паузы.
- Курочкин?
— Да.
- Нужно проверить четвёртую сигнальную точку.
- Так ведь…
- Немедленно!
Пока механик и его помощник ковыляли до назначенного места, пацаны уже сидели в прохладном андеграунде, любуясь награбленным.
- Ну ведь целый же, зараза, — ругался Курочкин, встав перед «ящиком».
- Пошли водки вмажем, — спокойно предложил помощник, доставая из кармана початую бутылку.
Волей судьбы вышли пацаны из леса сразу же после того, как «петухи» отправились обратно. Тёра заметил их первым.
- Ждите здесь, — сказал он, — я на разведку слетаю.
- Ноги не зашиби, разведчик.
Обогнав железнодорожников по Пушкинской дороге, Тёра затаился.
Курочкин просто кипел от злости и громко кричал, выражая своё недовольство:
- Чуть что, так сразу Курочкин: Курочкин туда, Курочкин сюда… и чего в этот ящик лазать? С виду целый, и ладно.
- Вон дерево сваленное, — указал помощник в сторону леса, — спустимся, посидим.
Тёра со всех ног бежал обратно, лицо его сияло.
- Две новости, — благовестил он, — одна хорошая, другая ещё лучше.
- Начинай с хорошей.
- Это касается Шайбы, — усмехнулся, помотав головой, Тёра и повернулся к другу, — ты их, оказывается, справедливо петухами назвал: у одного из них знаешь, как фамилия? Курочкин!
- Курочкин?! — со смехом повторил действительно обрадованный Шайба, — у меня, видать, талант — правильные названия давать.
- А лучшая?
- А лучшая новость недели такова: у шкафа петухи были, но не открывали, считают, что всё в ажуре. Но почему-то они кипешнулись — ходили специально к нему.
- Ну ладно, это уже дело десятое и их головная боль, нам-то одна ходка осталась…

 2

Вот и настал тот день, когда пацаны могли работать исключительно на себя. Даньку тоже решили взять — уж очень ему хотелось, и, проделав все необходимые операции с переключателем, он побежал к поезду.
Дело шло, как всегда, по плану, но уже без первоначального азарта, лишь Даньке было всё в новинку.
- Что там? — спросил новичок, когда вскрыли контейнер.
- Магнитолы «Сонька».
- С этого добра прибыли много будет.
- Да, удача не обидела.
Уже возвращались обратно, как Данька вдруг обернулся на всё ещё медленно набирающий ход состав и спросил, обратившись к Жигану:
- Можно прокатиться сбегаю?
- Одна нога здесь, другая там.
- Я мигом.
Данька ловко взобрался по автосцепке на пустую платформу, на четвереньках подполз к другому краю и, высунув за габариты платформы голову, с интересом уставился вперёд. Встречный ветер бил по лицу всё яростнее: видимо, этот поезд в Богандинке останавливаться не намеревался, скорость нарастала. Данька, почувствовав в груди испуг, разнёсшийся кровью по всему телу и теперь напоминавший шевеление мурашек, понял, что пора спускаться, приподнялся и на полусогнутых ногах направился к автосцепке. Скорость поезда не на шутку пугала. А машинист вдруг резко прибавил ход, отчего загрохотали сцепления вагонов и по цепочке содрогнулся весь состав. От этого толчка Данька неожиданно потерял равновесие и, отчаянно дёргая руками, не в состоянии ничего изменить, угодил в падении на сверкающую, как лезвие наточенного ножа, рельсу. Колёса следующего вагона начали беспощадно топтать его молодую плоть. Он выдавил из груди страшным криком весь воздух, который при последнем вздохе чуть не разорвал лёгкие, потом почувствовал короткую, обжигающую боль, тело дёрнулось в конвульсиях на окровавленном щебне, и Данька умер…
До пацанов донёсся лишь сдавленный крик. Тяжело добежав до трупа Дани, все замерли в оцепенении. Жиган медленно осел на колени, потом, бессильно повернувшись, на рельсу и начал плакать. Он не плакал уже много лет и был уверен, что нет причины, способной вызвать его слёзы. Нашлась… Крота начало безудержно рвать, хотя он был страстным любителем кровавых боевиков и ужасов. Оказалось, что в жизни всё выглядит иначе. Жиган как будто накаркал: картина, открывшаяся перед пацанами, в буквальном смысле отображала его последний наказ Даньке. Трудно было угадать, отчего он умер: то ли от мгновенной потери крови, то ли от разрыва его юного сердца, пережившего такую страшную смерть, но душа Даньки, несмотря ни на что, непременно попала в Рай.
Никто не мог решиться уносить его мёртвое тело, но в конце концов добровольцы нашлись: Докер с Писарем несли по ноге скончавшегося друга, а Мишки Гамми с Жиганом несли остальное.
Похороны проводились следующим утром…

Пацанов было не узнать: каждого спрашивали, не заболел ли. А Жигану было всех хуже: изъеденная гибелью Дани совесть постоянно давила тяжким грузом — вроде как он отпустил-то.
Похоронить Даньку решили в андеграунде. Вскрыли часть пола, выкопали яму и Даньку в бревенчатом гробу предали земле. Песчаный холмик могилы увенчали деревянным крестом с прибитой к нему табличкой, содержащей следующую надпись:

ДАНЬКА 05.1986 г. — 8.08.1998 г.


Глава 7.


1

Время залечило эту рану очень быстро — дней уже через десять развеялась грусть, настроение сменилось к лучшему, улыбки вновь наполнились жизнью, а не были сухим жестом вежливости на чью-нибудь редкую шутку, мучившие Жигана кошмары отступили, и спал он уже спокойнее.
Утро было холодным. Сознание, хотя уже и включилось, летало ещё в полудремоте. Слух щекотало и нежило ласковое мурлыканье кота, в комнате царила необычайная до удивления тишина. В эту минуту Жиган никак не мог себе позволить расстаться со сконцентрированным под одеялом теплом и продолжал наслаждаться этим божественным состоянием абсолютного покоя. Дыхание его было глубоким и ровным, тело расслабленным, но сознание было занято воспоминанием странного сна, привидевшегося этой ночью.
…Всё происходило на безлюдном стадионе, в центре которого красовался слегка поржавевший релейный шкаф. Жиган шёл к нему с радостью, как к порогу родного дома. Потянувшись к ручке-защёлке, он увидел на шкафу нацарапанное детскими каракулями слово «прокуратура» и в тот же момент повернул защёлку. Дверь молниеносно распахнулась, и из неё бурным потоком повалила целая прорва милиционеров, «петухов» и рабочих пилорамы. У каждого было ружьё, какое собрали Мишки Гамми, но никто не стрелял, а лишь грозился. Жиган поспешил от них прочь, но, как бывает это в снах, бег его был очень медленным и неуклюжим. В следующее мгновение он замер на месте и оглянулся вокруг — зрительские ряды стадиона кишели уголовниками. На одной из скамеек Жиган увидел своих друзей, к ним его и повели. Следующий эпизод сновидения разворачивался у небольшого окошка, которое находилось на уровне груди Жигана. Через это окошко чья-то рука, прикрытая чёрным рукавом, начала передавать Жигану хлеб. Он считал каждую буханку, и, когда в его руках оказалась восемнадцатая, голос за окошком произнёс: «Каждому по две». Это был голос его матери. Жиган начал метаться из стороны в сторону в попытках нагнуться и заглянуть в окно, но неизвестная сила мешала этому действию. Потом вдруг, потеряв уже надежду, он сам собой нагнулся к этому окошку, но увидел лишь красный сигнал светофора, который сменился смеющимся лицом следователя из фильма «Берегись автомобиля». Следователь помотал головой и с каким-то удивлением сказал: «Ну вы и молодцы! До чего додумались.» Затем ровно на секунду раздался звонкий заразительный смех Даньки, которым он смеялся на болоте, и в тот же миг Жиган увидел его застывшее в испуге безжизненное лицо…
Тяжело прогнулась кровать под перевернувшимся на спину дедом и тончайшую пелену тишины просверлил душераздирающий своей неожиданностью храп.
«Приснится же мура, — подумал окончательно разбуженный Жиган, поднимаясь с постели. — Но Даньку надо навестить, раз привиделся.»
Перекусив на скорую руку, он пошёл в андеграунд, превратившийся теперь уже в своего рода гробницу.
Жиган спустился, зажёг свечи и сел рядом с могилкой.
- Эх, Данька, если б ты тогда не прокатился, живой бы сейчас бегал… Согласно моей православной вере ты сейчас меня видеть должен… Прокачусь-ка я для тебя полноценно на этом «аттракционе», может, тебе там легче чем-то станет.
Жиган ещё с минуты две что-то говорил, потом закрыл «гробницу» и пошёл к переключателю. Переменив светофорный сигнал, он отошёл метров на двести в сторону моста и сел дожидаться поезда.

2

- Привет, ребята, — сказала диспетчер по имени Люба, когда к ней заглянули два милиционера. Это были сотрудники транспортной милиции.
- Привет, привет, — ответил один из них, — следователь в Ялуторовск по делам поехал, подбросил нас по пути, решили вас попроведать.
- Ну и дела, опять сигналит, — указала диспетчер на табло, — может, съездите, посмотрите в чём дело? Своих оболтусов посылаю — всё без толку, а там, может, хулиганит кто-то.
- Сразу в работу запрягаешь? Ну что ж, съездим. А машина-то у вас на ходу?
- Кузьмич как раз вчера ремонт закончил. Теперь, говорит, как ласточка летает.
Кузьмич — водитель богандинской станции — любил ездить по подобного рода делам и до моста, вздымающегося над «железкой», доехал как только мог быстро. Там свернул в лес на непонятную, известную, наверное, лишь ему дорогу и выехал с неё на Пушкинскую.

3

Нежданный, страшной силы ливень тяжело обрушился на землю. Дождь вымачивал всё очень основательно: каждая травинка наполнялась серебряным блеском, крона сосны, под которой приютился Жиган, ежесекундно тяжелела и, выбившись из сил, уже не в состоянии удерживать миллионы капель, осевших на тонких иголочках, опрокинула их многочисленными ручейками на беззащитного пацана. Не в состоянии больше сдерживать этот холодный душ, Жиган отступил от своей затеи и мокрый до нитки, промёрзший в одно мгновение до самых костей, что есть силы побежал домой. «Может быть, это знак свыше, — думал Жиган, — может, Данька за меня боится и попросил Господа Бога. Бог любит чистые души, вот и погнал от беды подальше друга одной из таких душ…»
Ливень прекратился так же неожиданно, как и хлынул, Жиган в этот момент поравнялся как раз со светофором. Остановившись на месте, он посмотрел на светофор, потом на свою мокрую, гуляющую на холодном ветру, одежду и, махнув рукой, лёгким бегом посеменил дальше.
«УАЗ» осторожно подкатил к сигнальной точке. Шофёр, ругаясь на вдруг случившуюся распутицу, вышел из машины и подошёл к светофору, утвердительно кивнул «транспортникам» и принялся оглядывать шкаф. Оперуполномоченные собрались уже подойти к Кузьмичу, как один из них на вымоченной до грязи земле вдруг увидел чётко выделяющийся свежий след. Дальше общались шёпотом и знаками. Разогнавшись до скорости нагоняющего жертву хищника, они заметили спокойно и почти в припрыжку бегущего Жигана. Жестикулируя друг другу, опера договорились о дальнейших действиях. Достали пистолеты и широкими прыжками балетмейстера стали приближаться всё быстрее, сохраняя в то же время кошачью осторожность. На руку оперов сыграл ещё и встречный ветер, делавший их приближение недоступным слуху Жигана. Подступили вплотную. Один потянул Жигана за воротник олимпийки. Жиган же, решив, что это кто-то из его вдруг появившихся следом за ним друзей, повернулся с широкой улыбкой, которая тут же оборвалась, но выражение лица говорило больше об удивлении, чем об испуге. Опер, потянувший его за ворот, ткнул в грудь Жигана пистолетом, будто он опасный преступник, другой в это время наводил шмон в многочисленных карманах паренька, но отыскал лишь ключи от андеграунда.
— Говори, что делал на железной дороге, — прозвучали слова с каким-то кавказским акцентом, напугавшие Жигана до полусмерти, ударившие по его сознанию громадной шаровой молнией. Его всего как паром в тот момент обдало, казалось даже, что дар речи потерял.
«Как они узнали? Ведь этого не должно было случиться! Что я делал на железной дороге? А он хоть о чём? О поездах или о светофоре? Ведь мы с этим делом завязали, я уже домой иду. Может, попросить их отпустить меня? Ведь я больше никогда этого делать не буду.
Нет, это глупость. Как же так вышло? Столько раз грабили и ничего, а тут в каком-то километре от дома, да ещё и ничего не сделал. Стоп! А ведь сделал же. Значит, за светофор меня замели.»
Все эти размышления переплелись и распутались в выводе за одно лишь мгновение, сменив собой все связанные с Данькой печальные мысли.
- Ничего, — с детской наивностью ответил ошалевший Жиган шатающимся голосом. Ситуацию до конца он ещё не осознал. Берущим на жалость взглядом он посмотрел на армянина, продолжающего давить пистолетом на грудь, но тот ещё больше озлобился:
- Говори быстрее, бля буду, застрелю, закопаю, никто не узнает, не найдёт, — каждое его слово громоподобно било по ушам Жигана взрывом «простейшей гранаты» Мишек Гамми. — Мы по твоим следам шли, больше никого вокруг не было.
Жиган лишь вопросительно молчал.
- Пойдёшь с нами, — вступил в разговор второй опер, снял фуражку и протёр носовым платком вспотевшую от бега лысину.
Последние слова заставили Жигана хорошенько обдумать сложившееся положение, он просто не мог не думать при таком раскладе дел. Лицо сосредоточилось, мысли начали обретать трезвость, проснулся окончательно рассудок, и всё сознание переключилось на одну главную проблему: побег. Он чуял, что опера порядочно выдохлись, и убежать от них будет легче, чем чиркнуть спичкой. К тому же леса ему теперь известные — скроется. Но тут он вовремя вспомнил об армянине, не желающем расставаться с оружием, который шёл следом за Жиганом. Повернувшись к конвоиру с отвлекающим вопросом: «Куда мы идём?», Жиган подтвердил свои опасения — пистолет был наготове.
- Пока до машины, — ответил армянин.
А Жиган всё думал о побеге, но сложившаяся ситуация воспринималась им как-то ещё не очень серьёзно, как продолжение игры, которую затеяли ещё в июне.
- Ты что, паря, охеренный электрик? — спросил Кузьмич со злобой в голосе, увидев виновного.
- Не понимаю Вас, — озадаченно ответил Жиган и тут же получил тяжёлый удар рукой в грудь.
- Не беспокойся, всё поймёшь, когда я тебя вешать буду. Я ведь из-за твоих подвигов поддон прохерачил, пока добирался сюда окольными путями — спугнуть тебя боялся. Обижайся, не обижайся, но почки я тебе отобью, надолго запомнишь, особенно, когда мочиться будешь.
- Ладно, Кузьмич, успокойся, — охладил пыл шофёра лысый опер, потом обратился к задержанному, — бить мы тебя не будем, не бойся, сейчас с нами поедешь. Живёшь-то где?
- В Боганде, — начал плутать Жиган.
- А зовут как?
- Слава, — опять соврал «электрик».
Лысого опера можно было отнести к разряду тех сотрудников, которые не утратили милицейской доблести и хоть как-то удержали при себе честь. С Жиганом он обращался тепло, сдержанно и, быть может, в душе презирал, но эмоциям своим воли не давал.
Машина была заведённой, Жиган находился в салоне один, Кузьмич показывал операм пробитое в дороге днище. «Вот он — мой шанс», — радостно встрепенулся идеей Жиган, но тут же поник головой, вспомнив, что не умеет водить.
На станцию ехали медленно, тихо играло радио. Жигану казалось, что шальной костёр свободы постепенно затухает в эти минуты и его уже долго будет не раздуть. На душе висела тяжесть, и захотелось в смехе закричать, когда он увидел несколько кустиков черники, но ограничился лишь тем, что улыбнулся про себя и сглотнул. Прижавшись к дверце машины, он наслаждался каждым штрихом свободы: берёзовыми ветками, шаркавшими о стёкла, птицей, вспорхнувшей из травы, необъятным небом и даже скулящим пением Татьяны Булановой, которое он всегда не мог терпеть. «Прощай, приволье», — с тоской подумал он, считая, что всё это вскоре будет утрачено.
- Сторожи, как следует, не подведи, — дал наказ Кузьмичу армянин по прибытии в Богандинку, — мы сходим пока к Любе.
- Не первый раз замужем, — обиженно ответил Кузьмич.
Опера скрылись в здании станции, а Жиган остался наедине с шофёром.
- Посылай, Любовь, механика своего, — громко сказал лысый, — пусть разбирается, поймали мы этого виртуоза, который мозги тебе пудрил.
- И что с ним теперь будет?
- Будто ты не знаешь.
- Всё равно расскажи. У меня тут изо дня в день всё одно и тоже, умру от скуки. Отвлеки рассказиком.
- Не знаю, какой для тебя в этом интерес, у нас ведь тоже одна схема в работе. Увезём его сейчас на Войновку, чистосердечного признания добьёмся. Потом следователю передадим, хотя бы вот Гороховцеву, с которым доехали. Знаешь ведь Алексан Николаича?
- Да, а дальше что?
- Тебе ещё и подробности расскажи… Допросы потом будут, следственный эксперимент, запрос, наверно, Смотрину отправит…
- Юрию Евгеньевичу?
- Ему самому… очных ставок не должно быть, разве что с механиком… двеститринадцатую, я думаю, пацану этому повесят, а там уже характеристики смотреть будут: сажать, не сажать.
- Ох, Курочкин вернётся, я ему задам — божился, что всё идеально на точке.
- Ему же на пенсию пора, по-моему?
- Пора, да что-то не уходит.
- Ну, Бог с ним. Мы ведь ещё про наши дела не говорили. Ты как?
Пока милиционеры разговаривали с диспетчером про жизнь, дожидаясь результатов осмотра светофора, Жиганом завладела авантюрная идея, навеянная американским кино.
Кузьмич нагнулся к радиоприёмнику, настраивая нужную волну, Жиган в это время набрал в лёгкие много воздуха, сердце его от волнения безумно колотилось, медленно сомкнул в замок кисти рук и, выдохнув громким хрипом, обрушил жёстким ударом всю свою силу на сонную артерию зазевавшегося Кузьмича. Шофёр рухнул. На секунду Жиган растерялся, не веря ещё в такой прекрасный результат своего замысла. Потом всё-таки собрался с духом, пощупал на всякий случай пульс огорошенного надзирателя, вышел из машины, стараясь сохранять спокойствие, и, своротив на другую улицу, как ошпаренный помчался на Десятку, так глотая воздух, что лёгкие надорвал. Душа ликовала, когда перед глазами появились белые плиты, огораживающего военный городок забора, а Жиган всё бежал и приговаривал: «Взять меня хотели. Хрен вам с перцем! Повяжете, когда щуки запоют под свистульку рака».


Глава 8.

1

Жиган влетел в свою квартиру, как на крыльях, и места себе от радости найти не мог. Он словно заново родился, а может быть, просто-напросто понял, что такое свобода, и восхищался своим открытием. Готов уже был бабушке с дедом обо всём рассказать, но голову он не терял, даже изрядно выпив, и поэтому метнулся ещё в один угол, сдерживаясь от слов восторга, подкативших под горло, стукнулся лбом о стену и пошёл уже к выходу.
- Ты спятил, что ли? — спросила Жигана бабушка.
- Мать у Докера поправилась, — выкрутился тот, не зная чем объяснить своё поведение, — он сегодня праздник устраивает, а я гитару не помню, куда засунул.
— В шифоньере найдёшь, — подсказал дед и вслед уходящему внуку добавил: — Праздность — мать пороков.
- Но не мать Докера, — озадачил он деда неясным ответом.
К Докеру он барабанил, словно баба-яга его в ступе прокатила.
- Здорово, кент, — Жиган напролом влетел в квартиру, — праздник надо с послезавтра на сегодня перенести.
- Мы же договорились сегодня книжки к школе читать.
- Плевать. Ты слушай, что расскажу.
И Жиган поведал Докеру самое захватывающее событие своей жизни, причём так складно, словно читал по книге какую-то криминальную повесть. Но немножко не приврать он никак не мог и концовку приукрасил остросюжетной погоней.
- Ну ты дал маху! Хорошо их на фуфу поддел. А Славу хотя бы одного на Боганде знаешь?
- Нет, но Богандинку должны сейчас серьёзно прочесать. А если на Десятке искать вздумают, что навряд ли, я на дно уйду временно, а там увидим… Ну, ты хоть понял, почему праздник сегодня нужен?
- Какой базар, конечно, понял.

2

К вечеру все собрались у Докера. Жиган рассказывал о своих приключениях в утренней переделке. В дверях появились Тёра и Писарь, которых посылали за коньяком, красной икрой и прочими деликатесами.
«А я ему по шее перелобанил…» — донеслись до вернувшихся с покупками ребят слова Жигана, которого заставили рассказать заново.
Наставили блюд на белую скатерть, разлили коньяк по фужерам, и Жиган поднялся с речью:
- Первый тост надо выпить за окончание операции. И теперь к тому же точно знаем, что на железке можно завязывать крепкий узелок и никогда больше туда не соваться. Но на преступной деятельности, я думаю, точку ставить не следует. Поставим неопределённое многоточие: мало ли что произойдёт.
Жиган возвысил свой фужер над круглым столом, остальные последовали его примеру и комната наполнилась великолепным звоном хрусталя. В голове заиграло почти сразу от крепкого напитка…
- Сейчас надо выпить за последние дни каникул, — предложил Шайба, — чтобы они долго-долго тянулись. Потом опять школа забеременеет нами на девять месяцев, как женщина живая…
- Мы забыли кое-что, — вмешался Докер, — вернее, кое про кого: ведь, если б не Данька, этого всего могло бы и не быть.
- А благодаря чему мы его встретили? — спросил у всех Жиган.
- Благодаря андеграунду.
- Не совсем: если б не наша звонкая гитара, он бы к нему и не подошёл. Так что давайте в память о нём что-нибудь грустное затянем.
Но грустное неожиданно на втором куплете сменилось весёлой песней про Мурку, и свистопляску уже было не остановить. Они гуляли ещё очень долго, продолжая голдобню на «флет-хате». Давно у ребят не было такого праздника и растянули они его, как только смогли: до смутных воспоминаний окончания.
Нализался Жиган, как вехотка, домой уплёлся перед самым рассветом, и таким пьяным, что через губу переплюнуть не мог, завалился врастяжку на постель и провалялся до дневного выпуска «Новостей». Того, чего хотел, он добился: отвлекся от случившегося происшествия и наутро не сразу даже вспомнил о нем. Открыв глаза, он ощутил страшный голод и долго искал объяснение этому чувству, но не найдя, попросту спросил:
- Бабушка, что на обед?
- Уха.
- Из петуха, — в шутку добавил дед.
- Вы что, людоеды? — усмехнулся Жиган.
- Почему людоеды?
- Да ладно, всё равно не поймёте, и к тому же всё уже в прошлом, включая и эту шутку. Так что не обращайте внимания.
И, хотя действительно всё было позади, жил теперь Жиган, как заяц, на слуху. Но шли дни, милиция не появлялась, и напряжение постепенно спало, побудив впоследствии на новые приключения, но это уже совершенно иная история.




Наталья Южакова
Близнецы

1

Зима. Но нисколько не холодно. День солнечный, безветренный.
Занятия в школе только-только закончились, но одноклассники никак не хотели расставаться. Они давно облюбовали место для встреч. Это была деревянная горка высотой этажа в три-четыре, «круговушка», как они ее называли за спиралеобразную форму.
Туда-то и предложил отправиться Антон — неоспоримый лидер класса. И вот «стайка неугомонных воробушков», галдя и обгоняя друг друга, вылетела из школы.
Портфели, как всегда, побросали в кучу на самом верху горки. Играли в догонялки. Было очень весело: визг, шум, смех. На «круговушке» столько простора — и лестница, и горка — попробуй догони!
Раскрасневшиеся школьники носились вперед-назад по лестнице, на бегу выкрикивая:
- Кто водит? Санек?
- Нет. Уже Димка.
- А где он?
- Внизу!
В этой веселой возне на самой верхней площадке Аленка с разбегу налетела на брата. Антон перегнулся через деревянный барьерчик и чуть было не слетел вниз, но сестра успела поймать его за край куртки и втащить обратно на площадку. Все это происходило беззвучно. Ни он, ни она не слышали голосов и топота ног своих друзей. Некоторое время брат и сестра стояли в оцепенении. Аленка не могла оторвать взгляд от глаз Антона: сколько ужаса было в них! Она все еще боялась пошевелиться, когда брат произнес:
- Ты же могла убить меня! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Я мог умереть еще тогда… Я читал, что когда рождаются близнецы, мальчик и девочка, то один из них обычно умирает… Мальчик, потому что он слабее!
- Но ты же выжил! Зачем ты мне говоришь это теперь?
Что-то безумное сверкнуло в глазах Антона:
- Да, я выжил! Но я чувствую, что умру, и виновата будешь ты! Я умру из-за тебя! Я знаю это… Я не хочу умирать! Умереть должна ты, потому что я — лучший! И я сильней тебя во всем! А с тобой мне тесно на Земле. Слышишь — тесно!.. Если ты не умрешь, я тебя убью!
Он говорил и говорил, но Аленка уже не слушала. Панический страх охватил ее. Она зажала уши руками и бросилась бежать от Антона.
А тот орал вслед сестре:
- Ненавижу тебя! Не-на-ви-жу!..
Сперва между братом и сестрой была натянутость.
Потом неприязнь.
И вот она — ненависть.

2

Десять минут девятого. Аленка пулей влетела в двери института. Опять она опаздывает. Миновав гардероб, Аленка понеслась в аудиторию, едва не сбив с ног свою сокурсницу.
- Привет! Опаздываешь? А тебя какой-то удалой молодец спрашивал.
- Кто?
- Тебе, наверное, лучше знать. Высокий такой, синеглазый, с дорожной сумкой.
Внутри у Аленки словно что-то оборвалось. Она вся напряглась:
- Когда это было?
- Минут двадцать назад… Догадываешься, кто это?
Аленка только рукой махнула и уже медленно, словно несла на плечах тяжелейший груз, побрела вверх по лестнице.
Да, сомнений быть не может. У всех, кто возьмется описывать внешность ее брата, в первую очередь невольно прозвучит: «Синеглазый». Его красивые, необыкновенно синие глаза никого не оставят равнодушным… Но что ему нужно? Может, заглянул по пути с вокзала, чтобы опять поиздеваться, отпустить пару язвительных шуточек в адрес сестры?
На лекции ручка отказывалась слушаться, голова работала в одном направлении. Аленка представляла себе его красивое лицо с наглой ухмылкой, когда увидит он ее и язвительно пропоет: «Ну что, моя любимая, умнейшая сестренка все еще учится в этом вшивом институте? На большее у тебя, конечно, ума не хватит. Как тебя отсюда- то еще не поперли?».
Антон прекрасно знал, что Аленка вовсе не глупая и с учебой у нее все в порядке, но всегда и во всем старался подчеркнуть свое превосходство. Конечно же, как всегда, он сдал экзамены досрочно или вообще получил «автоматы», и теперь постоянно будет твердить, что ей до него, как до Луны, и тому подобные обидные шуточки. Да она и сама прекрасно знала, что ни за что бы не поступила, как брат, в Московский институт международных отношений. Антону учеба с первого класса давалась легко. Учителя надышаться на него не могли. «Какой умница: все на лету схватывает! А рисует как замечательно! Да, очень талантливый ребенок!» — восхищались они мальчиком.
Как-то юный Антон, посмотрев фильм про Америку, заявил, презрительно глядя на сестру: «Я выучу английский язык и уеду отсюда, а ты так и подохнешь здесь, потому что ты — дура!».
Родители пошли навстречу желанию Антона выучить английский. Высадили уйму денег на репетиторов, на различные курсы. Чего не сделаешь для любимого чада? И старались они не напрасно. К окончанию школы Антон достаточно свободно изъяснялся по- английски.
Когда встал вопрос, где продолжить образование, тоном, не принимающим возражений, Антон объявил:
- Хочу в Москву!
- Да как это возможно: Антону с его способностями учиться здесь?! Мы погубим ребенка! Ему нужно идти дальше. Я уверена, он станет знаменитым! — запричитала мама.
- В Москву, так в Москву, — сразу сдался отец. — А тебе, доченька, придется остаться здесь. Двоих мы не потянем.
Прощай Аленкина мечта об университете! Хорошо хоть институт в городе есть. Она даже возражать не стала. Антон постоянно напоминал ей, что он умнее, красивее, сильнее и о прочих своих превосходствах. Ему, как говорится, и карты в руки. Да, ему надо идти дальше, ведь он — гениальный ребенок, а она — обыкновенный, поэтому обойдется и институтом.
Антон всегда умел добиваться своего. Даже в детстве, играя с сестрой, он всегда диктовал свои условия. И не дай Бог, Аленка возразит брату — в ход сразу же пойдут кулаки. Теперь он уже не дрался. Но самое ужасное, что Антон умел как-то по-особому не только унижать, но и прямо-таки морально уничтожать ее. Про Аленку подруги говорили: «Непробиваемая». Но брат находил в ее душе такие уязвимые места, о которых она и сама порой не подозревала. В детстве на жалобы и слезы обиженной братом дочери родители всерьез не реагировали. Незлобиво отчитав сына, они тут же забывали об этом, полагая, что с возрастом мальчик поумнеет и перестанет обижать сестру.
Но мальчик не «поумнел», отношения с сестрой остались прежними и через пять, и через десять лет. Аленка давно поняла: жаловаться бесполезно, а мама с папой слишком гордились сыном, чтобы замечать это…
И вдруг этот злобный ненавистник явился к презираемой сестре. Зачем она понадобилась ему, что заставило его прийти в институт? И чего, вообще, можно ожидать от человека, который ненавидит ее? Эти безответные, жалящие вопросы не покидали Аленку.
«Если я буду думать только об этом, я сойду с ума… Когда- нибудь все в моей жизни нормализуется, все будет просто замечательно, — говорила себе она. — Но ведь будущее складывается из вчера и сегодня… Вчера я ненавидела Антона, сегодня я ненавижу его вдвойне. Конечно, меня можно осудить за то, что я зациклилась на одной проблеме. Но эта проблема калечит не только мою жизнь, но мамину и папину. Эта проблема заставляет меня проклинать все. Я устала притворяться невозмутимой, устала лицемерить, но выхода нет. А потому и жаловаться бесполезно… Чувствую, что хожу на пределе. Хочется сорваться и убежать куда-нибудь, где никто не будет тебя доставать, да и ты тоже…»
Когда Антон уехал в Москву, Аленке не стало легче, ей казалось, что она чувствует его ненависть через расстояние, и вот он снова здесь. Опять ее подушка месяц не просохнет от слез. Какое сильное нервное перенапряжение вселяет в нее присутствие брата! Как долго он будет издеваться над ней? Глупо отнимать права первенства у того, кто на них вовсе не претендует. Аленка была старше брата на несколько минут, но разве это имеет какое-то значение? Для нее — нет. А для брата, очевидно, имеет, да еще какое…
Она никогда и не сравнивала себя с ним. Аленку все считали красавицей, но рядом с Антоном она чувствовала себя немного обделенной. Он внушал это сестре многие годы. Это болезнь. Да, Антон болен душевно, но вряд ли в это поверят родители, которые так обожают свое умнейшее, любимое дитя.
Аленка не обвиняла родителей в том, что к ней так относится брат, но в ненависти Антона к сестре была и их вина. Аленка чувствовала это, хотя и отгоняла от себя эту мысль. Мама с папой с самого начала выделяли его.
«Да, он, несомненно, талантливый, впрочем, как и все психи! — промелькнула в голове язвительная мысль, но девушка тут же устыдилась ее, решив, что, считая брата ненормальным, она пытается оправдать себя. — Но в чем виновата я? И если он не больной, то почему же ненавидит меня?»
Да, у Антона есть цель, желание и способности для ее достижения. Может, имей Аленка все это, она была бы ничуть не хуже брата, но девушка не пыталась проявить себя, так как родители, учителя, а глядя на них, и Антон внушали ей, что ее брат необыкновенный мальчик, а она, сколько ни старайся, так и останется обыкновенной заурядной личностью, что он все равно лучший. И Аленка смирилась с этим.
Аленка объясняла ненависть Антона его больным самолюбием. Но это объяснение ее не успокаивало. Может, не хотелось верить, что ее брат сумасшедший? Да и как такой замечательный мальчик может быть ненормальным. Противоречия мучили девушку. «Неужели я буду всю жизнь ощущать это на себе? Не могу больше! Не хочу!» — так думала Аленка, пока соседка по парте не толкнула ее в бок.
- Что?
- Лекция кончилась. Проснись!
Аленка с несвойственной ей медлительностью собрала в сумку тетрадки и так же медленно поплелась к выходу. «Как-то уж очень быстро закончилась лекция, еще две пары и домой. Пойду к Насте, до вечера посижу у нее. А потом? Потом все равно придется возвращаться, так какая разница — поздно или рано? Нет уж, лучше позже. Лучше как можно меньше находиться дома.»
- Алена! — окликнул девушку знакомый голос, прервав ее размышления.
Она вздрогнула и обернулась: перед ней стоял Антон. Аленка не верила себе. Все, все было не так: она не понимала, зачем брат ждал ее, почему не пошел домой? И, вообще, что-то изменилось в его голосе, взгляде. Да и никогда Антон не обращался к ней по имени. Он сейчас был больше похож на маленького потерянного мальчика, чем на ее высокомерного, горделивого братца. Аленка молча смотрела на него не в силах произнести ни слова.
- Здравствуй! — Антон поцеловал сестру.
Аленка как ужаленная отпрянула от него. Уж такого она совсем не ожидала. Едва заметная ухмылка появилась на его лице, но тут же исчезла. Он продолжал:
- Я знаю, тебе это покажется странным, но я хочу попросить у тебя прощения. Я изменился, правда, изменился. Но это долгий разговор. И мне нужна твоя помощь. Конечно, ты вправе отказаться, и это будет справедливо, но я тебя прошу…
Аленка заглянула в глаза брату. Они были какие-то потухшие, но все такие же холодные. «Нет, не верю тебе», — подумала она. А вслух спросила:
- Что ты задумал на этот раз?
- Алена, пожалуйста, поверь мне. Если не ты, то мне никто не поможет. Послушай, я снял номер в гостинице, и никто не должен знать, что я приехал. Мама с папой сегодня получат телеграмму, что на каникулы я остаюсь в Москве. У меня серьезная проблема, но поговорим об этом потом. Приходи в гостиницу после занятий.
Не дождавшись ответа и прокричав на ходу сестре свой номер, он убежал, оставив ее в полном замешательстве. «Неужели он на самом деле изменился? Не верится. Если это так, я буду просто счастлива. А если ему действительно нужна моя помощь, я сделаю все от меня зависящее.»

3

- Я рад, что ты пришла. Заходи.
Алена решительно шагнула через порог. Оглядевшись, решила приземлиться на единственный стул у окошка и уставилась на брата, давая понять, что готова выслушать его. Антон сел на кровать напротив сестры.
- Понимаю, что просто просить у тебя прощения — ничего не значит. Но все же — прости. А я постараюсь заслужить твое доверие.
Он говорил ровно, не смущаясь, и, похоже, не волнуясь, словно заучив заранее придуманные фразы. Аленка чувствовала это. Но когда брат закатал рукав рубашки со словами: «Смотри!» — она забыла обо всем.
- Да, я — наркоман. Меня посадили на иглу три месяца назад. Ты должна помочь мне.
Аленка закивала головой.
- В Москве есть хорошая больница, но на мое лечение там должен дать согласие один из родственников. Мама с папой не должны знать. Это убьет их. Алена, ты должна поехать со мной.
Аленка растерялась.
- Да, но что я скажу родителям? У меня еще и экзамены впереди.
- Ты из всего создаешь проблемы, — в голосе брата появились раздражительные нотки, но он тут же смягчился. — Я могу ждать только неделю. Сегодня же напиши заявление о досрочной сдаче экзаменов. Я уверен, все получится. Ты ведь умница.
Аленка с недоверием посмотрела на брата. Антон продолжал:
- Родителям скажешь, что едешь на практику в какое-нибудь село. Да придумаешь что-нибудь, в конце концов.
Аленка готова была разрыдаться, но сдержалась.
- Я согласна.
- Вот и хорошо. Завтра я жду тебя.

4

Ну и сумасшедшая неделька! Аленка только что сдала последний экзамен. Сегодня она уезжает в Москву. Жаль, что пришлось обмануть маму с папой, но это только ради Антона. Алена думала только о счастливом примирении с братом, всем сердцем желая помочь ему.
Прямо из вагона шагнула Аленка в пропасть. Да, это была ловушка. Она поняла это, как только переступила порог старого, покосившегося дома.
- Ты же снимал квартиру с друзьями?! — удивилась Аленка.
- Да, но не будешь же ты жить с ними, вот я и подыскал для тебя эту комнатку.
- Удивительно, почему его до сих пор не снесли. Это скорее напоминает конуру.
- Проходи дальше, там все не так уж плохо.
Аленка вошла в комнату, да так и осталась стоять, парализованная этим чудовищным обманом. На стене висел, увеличенный до размеров плаката, ее портрет, весь изуродованный дротиками. Аленка смотрела на него, как загипнотизированная. Смотрела и ненавидела себя за то, что поверила брату, за то, что была не в силах что-либо переиначить, переиграть, за то, что не смогла сдержать рыдания. Она принялась умолять брата отпустить ее. В ответ Антон захохотал громко и противно:
- Не пугайся так! Ты все равно скоро переедешь.
По телу Аленки пробежали мурашки.
- Что ты намерен сделать со мной?
- Всему свое время. — Он посмотрел на часы. — Скоро придет и твое. Ты все узнаешь.
Аленка старалась не поддаваться панике. Может, удастся убедить его.
- Подумай о маме с папой! Ты же любишь их?! Что с ними
будет?
- Люди смиряются со всем. А я буду единственным их утешением.
- На что ты намекаешь?
- Какие могут быть намеки, когда…
Тут в дверь постучали.
- Ну вот, за тобой приехали, — усмехнулся Антон.
Брат вышел. Слышно было, что он переговаривается с кем-то вполголоса. Через несколько мучительных для Аленки мгновений в комнату за Антоном вошли двое мужчин. Обоим было лет по тридцать с небольшим. Один из них сделал шаг вперед, отодвигая Антона в сторону. Он был так же высок, как и его спутник, только в отличие от второго, имевшего атлетическую фигуру, на которой строгий костюм смотрелся просто нелепо, был худощав. Впрочем, в лицах обоих было что-то неприятное, отталкивающее, внушавшее ужас Аленке. Первый внимательно оглядел девушку и наконец произнес:
- Хороша девица! Рассчитайся с ним. — Он повернул голову в сторону своего спутника.
Тот кинул Антону какой-то сверток, о содержании которого Аленка могла только догадываться. «Что делать? Бежать некуда… Может, кричать?» — пронеслось у нее в голове, и Аленка пронзительно завизжала.
- Чего ты визжишь, дура? Тебя никто не услышит. А ты, осел, чего стоишь? Заткни рот этой девке! — занервничал «первый».
«Второй» тут же оказался рядом с девушкой и закрыл ей рот широкой ладонью. Худощавый подошел к ней.
- Не бойся, девочка, больно не будет. Мы сделаем тебе один укольчик. Ты просто уснешь и все… Держи ей руку!
Последнее, что Аленка запомнила — озабоченное лицо брата. Казалось, он только и ждал, пока все уберутся и он спокойно сможет сделать свое дело.

5

Когда Аленка пришла в себя, с трудом раскрыв глаза, голова гудела, все куда-то плыло, ее снова тянуло в сон. Приподняв голову, девушка огляделась. Она находилась в небольшой, хорошо обставленной комнате. Рядом с диваном, на котором лежала Аленка, в глубоком кожаном кресле сидела молодая женщина и наблюдала за ней. Как только их глаза встретились, незнакомка затушила сигарету и вышла из комнаты. Через несколько секунд она вернулась с уже знакомым Аленке худощавым мужчиной.
- Зачем я здесь? — едва слышно прошептала Аленка.
- Скоро ты начнешь новую жизнь, а пока ты должна спать. Больше будешь спать — меньше будешь знать. Меньше будешь знать — дольше будешь жить, — с этими словами он взял ее руку, а его сообщница уже держала наготове шприц.
Аленка опять погрузилась в небытие. Как только она открывала глаза, ее опять кололи. Все было, как в тумане.
Сколько раз она просыпалась? Пять, десять? А может, вообще не просыпалась? Сон и явь настолько перемешались, что Аленка уже не различала их.

6

Голова раскалывалась, Аленка боялась пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы открыть глаза. «Но надо постараться, надо посмотреть, что происходит вокруг.» Медленно, очень медленно поднимались ее веки. Острая боль пронзила виски. Девушка невольно застонала, но не прикрыла глаза.
- Доченька, — услышала она знакомый голос.
Кто-то взял ее за руку и уткнулся в нее губами.
- Папочка, папа, — прошептала Аленка.
- Да, доченька, это я. Все хорошо. Ты в больнице. Мы здесь: я и мама.
Дверь в палату тихонько открылась, и в нее вошли мама с доктором. Посмотрев на дочь, она кинулась к ее постели.
- Алена, девочка моя, — причитала мать, плача и целуя дочь. Аленка тоже плакала, она не верила своим глазам: «А может,
это сон?». Когда Аленка увидела шприц в руках у доктора, она истошно завизжала.
- Доченька, успокойся, все хорошо, — говорил отец, держа ее
за руки.
Врач подошел к девушке со словами:
- Это всего лишь витамины, не бойся, ты больше не будешь
спать.
После укола Аленка только тихо плакала. Доктор вышел, оставив ее наедине с родителями.
- Дочка, как же так? Мы с папой чуть с ума не сошли. Почему ты нам все не рассказала?
- Где Антон? — перебила ее Аленка.
- Он здесь в больнице, в коридоре сидит.
Аленка ничего не ответила, а мать продолжала:
- Нам Настя все рассказала. Она телеграммы от тебя ждала, но не дождалась и забеспокоилась.
- Ей следовало бы раньше забеспокоиться, — вставил отец.
- Мы с папой сразу же собрались и поехали сюда. Все больницы обыскали. Первым делом, конечно, на квартиру к Антону поехали, но мальчики, с которыми он живет, сказали, что он уже месяц не появлялся. Мы по больницам ездить стали, но ни в одной Антон не числился. Хотели уже в милицию заявить, да папа предложил еще раз на квартиру зайти с мальчишками переговорить. Сидели там, и он пришел, — мама опять заплакала.
- Я ему, гаденышу, чуть на месте мозги не вынес. Вырастили же на свою голову! — продолжил отец рассказ. — Я его спрашивал: где сестра? А он дурачком прикинулся: мол, ничего не знаю, не понимаю. Я его отстегал сначала хорошенько, а потом ввел в курс дела, объяснил, что подруга твоя нам уже все рассказала. А он мне, сволочь, заявляет: вы, говорит, здесь сидите, тогда я вам ее привезу. А если сами дергаться будете, то я с места не сдвинусь, хоть убей меня здесь. Я говорю: в милицию тебя отведу. А он мне: я ничего не скажу, тем более им. А Аленке вы этим только хуже сделаете. Тут уж я не сдержался…
Отец замолчал.
- Он через четыре часа тебя привез. Папа избил его сильно, но он так ничего и не сказал… Врач говорил, что тебе снотворное постоянно кололи, и ты вряд ли что-то помнишь.
Аленка только кивнула. Она все расскажет, только позже. Надо привести в порядок свои мысли.
- Врач сказал, что сегодня тебе нельзя перенапрягаться. А завтра мы заберем тебя отсюда.
Отец вышел, а мать осталась сидеть возле дочки. Обе молчали.
Аленка все думала: «Что же будет, когда родители узнают об Антоне все?». Так, размышляя, Аленка уснула здоровым, нормальным сном.
Ночью она проснулась оттого, что кто потрепал ее за плечо. Глаза Аленки еще не свыклись с темнотой, но она уже знала, кто потревожил ее сон.
- Что тебе нужно?
- Ты победила! — голос Антона звучал ровно, он был спокоен.
Аленка не хотела его перебивать. Она знала, что упреки и обвинения бесполезны.
- Не такой уж я плохой, как видишь. Я привез тебя, а мог бы просто убежать, затеряться. Меня бы никто не нашел, а тебя тем более. Ты не думай, что я тебя пожалел. Скажи спасибо маме с папой. Я не смог бы вернуться к ним после этого, а больше у меня никого нет. Впрочем, если бы даже эти люди продали тебя, я бы все равно подох, как последняя собака. Они не такие кретины, чтобы ссужать мне наркотики до тех пор, пока я копыта не отброшу. Подсыпали бы туда какой-нибудь отравы — и хана мне… Я знал это, прекрасно знал. Но я слишком хотел избавиться от тебя. А сейчас, раз вытащил тебя оттуда, я вообще не жилец больше. Они мстительны, гады!
- Как тебе удалось меня забрать?
- Я обманул их… А они все же мыши, за шкуру свою трясутся.
- Что ты им сказал?
- Не твое дело! Ты теперь в безопасности. Вот и живи! А обо мне не думай… Я как пес, захлебнувшейся в собственной блевотине. Это в Библии написано, прямо как про меня.
- Антон, ты болен, — начала было Аленка, но он встал и пошел к выходу.
В дверях он обернулся и снова повторил: «Ты победила!».
Аленка заплакала. Спать уже не хотелось. Так пролежала она до утра, пока в палату не зашли мать с доктором.
- Сейчас врач осмотрит тебя, и мы поедем домой. Вернее, сначала в гостиницу: заберем вещи. Папа уже купил билеты.
- А Антон где?
- Он уже в гостинице. — Лицо матери покривилось: ей было больно и неприятно думать о сыне.
Когда Аленка с родителями приехали в гостиницу, их ждала новая неприятность: Антона там не оказалось. Мама ужасно забеспокоилась. Отец ругал «гаденыша» последними словами. Аленка задумалась. Наконец она произнесла:
- Я, кажется, знаю, где он.
Девушка помнила адрес того старого дома, где брат продал ее за наркотики.

7

Когда отец выломал дверь и все они влетели в комнату, Антон лежал на полу, не подавая никаких признаков жизни. Мать вскрикнула и отступила назад. Отец наклонился к сыну, пытаясь нащупать пульс.
- Алена, беги, ему нужен врач.
Антон умер в больнице сразу же, как только его привезли. «Передозировка», — пояснили врачи.
Только после похорон родители настояли на том, чтобы Аленка все им рассказала. После рассказа дочери в комнате стояла гробовая тишина. Только спустя некоторое время мама посмотрела на отца и прошептала:
- Господи, Павел, что мы наделали? Что мы с тобой наделали? Кого вырастили?
Он взял плачущую жену за руку и увел в комнату.
Аленка осталась одна. Она уронила голову на колени, и мысли, словно пчелы, стараясь пережужжать друг друга, роились в ее голове: «Они ушли оплакивать сына, а я опять осталась одна. Одна со своим горем… Что это? Что это с нами со всеми? Что было со мной? Что было с Антоном? Откуда в его, тогда еще юной голове, взялся этот бред? Может, он чувствовал смерть и боялся ее? Или просто боялся? Но сам шел ей навстречу?».
- Я как пес, захлебнувшийся в собственной блевотине, — повторила она вслух последние слова брата и подумала: «Да, ты утонул в собственной ненависти ко мне. Ах, Антон, Антон, если бы ты понял это раньше!».




Элеонора Туйчина
Отец

1

Сентябрь. Ветер подгоняет опавшие листья, быстро унося их все дальше. Небо хмурое. Кажется, сейчас пойдет дождь. Люди торопятся. Подошел к концу еще один обычный рабочий день. Вот прошла миловидная девушка, кокетливо стуча каблуками модных туфель. Вот бабуля тащит тяжелую сумку, переваливаясь с боку на бок. А вот идут трое: мужчина и два мальчугана. Мальчик постарше с ранцем за плечами что-то увлеченно рассказывает отцу, размахивая руками. Мужчина, улыбаясь, в ответ качает головой. В одной руке он держит авоську, из которой торчит батон, пачка вермишели да пакет молока, в другой — ладонь сына меньшого, который то и дело норовит пройтись по луже. Это мальчишка лет пяти в цветной шапчонке со смешным помпоном, в курточке с капюшоном, клетчатых брюках, в красных резиновых сапожках. Он еле поспевает за быстрыми отцовскими шагами.
- Па! А ты что сегодня будешь варить?.. Есть очень хочется, — спрашивает старший, Костя.
- Макароны по-флотски…
- Значит быстро… здорово.
- Сегодня опять в столовой не кормили?
- Да, говорят, трубу какую-то прорвало…
Придя домой, отец сразу же пошел готовить ужин, сыновья принялись разгружать сумку с продуктами.
- Вер-ми-шель, — прочитал Костя на коробке, — молоко, лук, батон с маком… Алешка, это нам, — обрадовался Костя, увидев мороженое.
- Ура! Папка! — радовался малой. — Мне уже можно…
- Можно, но после ужина.
- Ладно, — уже с меньшей радостью согласился Алешка.
После ужина Анатолий Сергеевич выгладил рубашки сыновьям и себе на завтра. Костик, вымыв посуду, сел за уроки. Алешка, поиграв немного, поприставал к брату, но, получив подзатыльник, обиженный пошел к отцу:
- Пап! У меня опять пуговица отпала.
- А может, тебе ее кто-то оторвал? — хитро спросил Анатолий Сергеевич. — Что-то часто они у тебя отпадывают.
- Да это не я, — вскрикнул Алешка с обидой в голосе, — это Мишка Попов все меня дергает.
- А ты в слезы, тьфу, ну и девчонка же ты, Лешка.
- Не девчонка я, не девчонка, просто он сильнее меня, — заплакал Алешка.
- Он сильнее лишь потому, что не льет крокодильи слезы, а ты нюни распускаешь. Нет, не мужик мой сын, — иронизировал Анатолий Сергеевич.
- А кто же? Я же в брюках? — недоуменно спросил Алеша.
- Это еще ни о чем не говорит. Вот как только научишься независимо держать себя, тогда и будешь мужчиной, — строго наказывал отец.
Когда пришло время идти спать, обиженный Алеша молча улегся в постель, накрывшись с головой одеялом, но долго не мог заснуть. В комнате становилось все темнее, и Алешке стало страшно, ему казалось, что в соседней комнате кто-то ходит и шипит.
- Кость… Костя… проснись… мне страшно.
- Чего тебе?
- Там кто-то есть… он шипит, я боюсь, — сдерживая слезы, жаловался Алешка.
- Не выдумывай, спи…
Костя повернулся на другой бок, и через некоторое время слышно было лишь легкое посапывание. Алешка же прислушивался к каждому шороху. И чем больше он слушал, тем сильнее становилось шипение за стенкой. Вдруг отворилась дверь, и в комнату залетело что-то черное и хвостатое. Это окончательно испугало мальчика. Он выпрыгнул из-под одеяла и помчался в комнату к отцу, но у двери увидел кота Ваську. Страх постепенно спадал, но Алешка плакал. Раздосадованный, вспомнив слова отца о мужской силе и храбрости, он не решался зайти к нему. Он не хотел больше плакать, но слезы сами катились по щекам. И когда, наконец, он успокоился, то вошел в комнату к отцу, залез к нему под одеяло, обнял его и заснул.

2

Ольга сидела, прислонившись спиной к стене, и перебирала пальцами белые шелковистые волосы, которые закрывали ее красивое лицо. Большие бездонные глаза быстро наполнялись слезами, и они, одна за другой, скатывались по румяным щекам.
- Господи! Почему это все случилось со мной? — жаловалась заплаканная Ольга подругам. — Что теперь будет? Как матери в глаза смотреть? Ненавижу его!
- Оленька, миленькая! Перестань! Не все так плохо! — успокаивала рыжеволосая Надя.
- Как же? Люблю одного, а жду ребенка от другого. Весело живем.
- Ну и плюнь ты на этого своего Вовку. Пусть со своей Светкой ходит. Может, чего и выходит. А ты теперь и не думай о нем. Пусть потом локти себе кусает. Толик — парень видный. И главное — любит тебя до беспамятства. Пользуйся моментом, дуреха! — советовала Марина.
- Так как же это? Я же не представляю жизни без Вовки, а с Анатолием я назло ему связалась. Да вот не подрассчитала… Господи, как же мне теперь?
- Нечего и думать! Припудри нос, приоденься и к Анатолию, объясни ситуацию, ты ему нравишься, он и радешенек будет. А тебе что? Стерпится — слюбится. Главное — чтоб тебя любили, — убеждала Надя.
- Не могу я так, без любви… Избавлюсь от ребенка и уеду к родителям. Вовку всю жизнь любить буду, хотя и измену не прощу никогда… Видеть его не могу, слышать о нем не хочу, ненавижу, — заикаясь, кричала Ольга подругам, плача навзрыд.
- И не выдумывай! Ребенок — это святое дело. Счастье свое упустишь, а потом не поймаешь. Оно крыло тебе свое показало, так ты и держись за него, глупая. Анатолий — завидный жених. Девчонки так и вьются около него. Действуй, а то и его уведут! Жизнь ведь длинная, еще успеешь полюбить! Это я тебе как подруга советую, — говорила Надя.
- Не могу я так! Запуталась совсем, а теперь и концы найти не могу, пропадаю…
Раздумывать долго не пришлось. Ребенок очень скоро стал заметен в чреве матери. Узнав о нем, Анатолий радовался: в эти дни улыбка не сходила с его лица. Мысль о сыне не давала ему думать ни о чем другом. За это время Ольга и сама полюбила крохотное существо в своем животе и постепенно смирилась.
Когда родился Костик, Ольга как-то начала привыкать к своему мужу, да и некогда ей было думать, любит ли она его, ведь малыш отодвинул все. Отец же ребенка был на седьмом небе от счастья. Он каждый день бегал в роддом, задарил подарками и цветами всех медсестер, кричал под окнами: «Люблю тебя, Оля! Спасибо за сына!».
- Счастливая ты, Оля! — с завистью говорили соседки по палате.
- Да, я счастлива, ведь у меня есть сын, — отвечала Ольга.
Она понимала, что ей завидуют не из-за ребенка, а из-за мужа. Но Оля так и не успела полюбить Анатолия за пять лет семейной жизни. Предсказания подруги не сбывались. Этот брак нельзя было назвать счастливым. Анатолий и Ольга часто скандалили из-за пустяков. По вечерам их обоих совсем не тянуло домой. Анатолий находил повод задержаться на работе, Ольга частенько коротала вечера в баре: выпить она любила, этот злой недуг достался ей по наследству. Выпившая, она возвращалась домой, а затем следовал очередной скандал с мужем. Костю из детского сада забирала бабушка — мать Анатолия.
Однообразные дни сменяли друг друга. Так бы и шла жизнь без изменений, если бы не случай, который перевернул все…
Однажды Ольга заметила за собой что-то неладное. Запах любимых духов стал ей противен, легкое головокружение, равнодушие к тортам и пирожным, которые она раньше обожала и могла есть в любое время дня и ночи. Она гнала от себя подозрения в беременности. Но действительность ставила ее перед фактом.
- Бог послал нам дочь, — тихо проговорила Оля однажды за ужином.
- Оленька, как я рад! Давай начнем все сначала. У нас будет дружная семья. Я в этом просто уверен. Я люблю тебя.
- Да, этот ребенок решит все. И это непременно будет дочь. Я дам ей все то, чего не получила от своих родителей.
Все эти месяцы в ожидании дочери явились счастливыми для них обоих. Каждый вечер отец и сын слушали, как пиналась Аленка (так они хотели назвать малышку) в животе у мамы, гладили его.
Настал роковой день. Но вместо ожидаемой дочери родился симпатичный белокурый мальчуган. Врачи ошиблись, анализы УЗИ не подтвердились. Ждали Аленку, а родился Алешка.
- Я не счастливая! Все у меня не так, как хотела бы. Все, чего бы ни задумала, — не сбывается, — плакала Ольга.
- Ты молода, родишь и Аленку. За чем дело встало? — успокаивали ее медсестры.
Отец и сын очень радовались появлению малыша в их семье.
- Ну, Костик, заживем мы теперь, — с большой надеждой хлопал по плечу Анатолий сына.
- Вот повезло! Теперь у меня будет братик. Только скорей бы он вырос, чтобы мы могли с ним играть.
Ольга все же любила своего малыша, поэтому везде таскала его с собой. Но за это время она сильно пристрастилась к алкоголю.

3

Вечер.
За окном завывает метель.
Людей на улице мало, лишь изредка покажется какая-нибудь фигура, да бездомные собаки вьются у подъезда в ожидании, когда отворится старая дверь.
В комнате тепло и уютно. Из кухни веет наваристым борщом. Десятилетний Алешка удобно расположился на ковре, с восторгом рассматривая новые наклейки гоночных машин. Его старший брат Костя еще не вернулся из школы.
Анатолий Сергеевич, размешивая варево в кастрюле, то и дело поглядывал во двор: не идет ли худощавый мальчуган в кроличьей ушанке и с рюкзаком за плечами.
«Пять лет, пять долгих лет… Нет, прочь воспоминания. У нас семья из мужиков. Не нужны нам бабы… И все же она была хороша. Моя белокурая Ольга. Где же она теперь? Что с ней? Жива ли?.. Нет, долой прошлое! Сынки давно позабыли ее…»
- Папа! Папа! Мама… — донесся из зала голос Алешки.
- Что? Что случилось?
Анатолий быстрыми шагами направился к сыну. Вдруг он так и замер перед экраном телевизора, в его взгляде — недоумение, удивление, горечь. В «Тюменском меридиане» — сюжет о вокзальной жизни. Боже, он узнал свою бывшую жену Ольгу в «бичовке», которая стояла в стороне, у стены и всматривалась в людей, как голодный волк, подкарауливающий добычу. Тусклые, забранные назад волосы, взгляд исподлобья, две пустые бутылки в руках.
Алешка смотрел на мать, потом подбежал к отцу, обнял его и заплакал.
- Ты о чем?
- Это же мама… мама.
- Нет, ну что ты? Это нищенка не может быть нашей мамой! — успокаивал сына Анатолий Сергеевич, крепко прижимая мальчика к себе.
Когда ребенок успокоился и вернулся к своим играм, Анатолий вышел в коридор и закурил.
«Ради чего все бросить: детей, работу, меня, в конце концов? Ради того, чтобы валяться под лавкой на вокзале? — В нем клокотала ярость. — Обидно, но дети не забыли мать… Я глупец! Думал, что заменю ее им. Нет! Не стоит обманывать себя! Она нужна им обоим.»
Его размышления прервал звонок в дверь. Пришел Костя.
- Ну, пацан, ты даешь! Отчего ты так поздно? — придя в себя, спрашивал сына отец.
- Да Елена Ивановна оставила весь класс мыть парты, потому что мы не сделали домашнее задание по музыке. Ну, помнишь осенний пейзаж? Что вы представляете под эту музыку? — передразнивал Костя учительницу.
- Как ни крути, а рисовать придется! А пока иди мой руки и за стол.
После он снова думал о жене, перебирая в памяти счастливые минуты их жизни. Он курил сигареты одну за другой и не заметил, как очутился в кухне, пристально уставившись в окно. Взгляд его был настолько стеклянным и пустым, что, наверное, он не видел происходящего по ту сторону окна.
Алешке не игралось. Он смутно догадывался, чем расстроен папа, почему он ходит по квартире и постоянно курит. Мальчик был убежден, что показанная по телевизору бродяжка — его мама. И это убеждение больно ранило душу ребенка. Ему захотелось вспомнить маму другой: ласковой, нежной и доброй. И он стал вспоминать…

4

Детей становилось все меньше и меньше. И, в конце концов, в садике остался один Алеша.
- Ну, как всегда! — сказала молодая воспитательница няне, показывая глазами на ребенка. — Мне сегодня в магазин надо бы зайти, ты не посидишь с ним, пока не придет его блудная мамаша?
- Хорошо, иди. Бедный мальчик, — с горечью произнесла няня.
Алеша тихо сидел на ковре. Вокруг было много игрушек, но
он даже не смотрел на них. С трудом взобравшись на подоконник и присев на корточки, он пристально смотрел в окно, ожидая увидеть маму. Постепенно за окном стало темнеть, но Алеша, уже ничего не видя, кроме пушистого снега, все же настойчиво и внимательно продолжал вглядываться в сторону калитки-входа в детский сад.
У пятилетнего малыша были белые, необыкновенно пушистые и по-девичьи кудрявые волосы, за что в саду его называли «белоснежным барашком». У него были пухлые розовые и часто надутые щечки, карие глаза-бусинки, которые то и дело наполнялись слезами: мамы все не было.
Но вот он увидел ее за окном, бредущую покачивающейся походкой, с длинными, белокурыми, свободно распущенными волосами и в коричневом пальто нараспашку.
- Она пьяная! Я не хочу к ней, — воскликнул он, спрыгивая с подоконника.
- Успокойся, Алешенька, это твоя мама, и ты должен пойти с ней домой, — успокаивала его няня, сама еле сдерживая слезы.
Малыш ревел навзрыд, не хотел слушать никаких уговоров и выходить из укрытия. И так странно звучал его плач, когда он звал не маму, как обычно зовут дети, на помощь, а папу. Такое происходило очень часто: папа — покровитель Алеши, а совсем не мама.
- Алешка, собирайся домой! — громко воскликнула вошедшая в группу молодая пьяная мать, попятившись назад и присев на стул, чтобы не упасть.
Алеша быстро побежал в раздевалку к своему шкафчику, стал натягивать штаны задом наперед и неумело завязывать шнурки на ботинках. Все это он делал быстро, изредка поглядывая на мать.
На улице завывала метель.
Во дворе детского сада было пусто, в окнах уже давно погас свет, а по тропинке, заметаемой снегом, плелась женщина, за ней — мальчонка, тихо всхлипывая. Порыв сильного ветра свалил женщину в сугроб. Она попыталась подняться, но не смогла. И так и осталась неподвижно лежать на снегу. Метель торопливо заметала ее лицо, волосы, одежду. А маленький Алеша бегал вокруг нее, хватая озябшими руками мамино пальто, и надорванно кричал:
- Вставай, мама, вставай!
Но мама не вставала.
Вдруг Алеша увидел своего папу. Тот прибежал в детский сад, обеспокоенный тем, что жены и сына так поздно нет дома.
На следующий день в сад ребенка повел отец. Алешка гордо шел по улице, держась за большую, сильную руку папы. И даже показал язык модному дяде, стоявшему в витрине магазина. Уж столько восторга и уверенности внушала мальчику сильная, родная мужская ладонь. И ему было немножко обидно, что вечером за ним придет старший брат Костя, а не папа.
«Ничего, ведь он тоже большой и сильный» — подумал он и зашагал быстрее, еле поспевая за отцом.
…Как-то в детском саду по телевизору показывали цирк. И когда на экране появились медведи с бочками меда и стали пить его, то Алеша вдруг выкрикнул:
- Смотрите, Миша вино пьет!
- Почему вино? — спросила воспитательница. — Миша пьет мед.
- Нет, вино. Видите, как он морщится? Когда пьют вино, всегда так морщатся. Я ведь знаю.
Воспитатели молча переглянулись и все поняли.

5

Воскресенье. У подъезда, как обычно, собрались здешние бабули поделиться новостями, посплетничать, перемыть косточки знакомым. Но сегодня у всех у них была одна тема — развод в 24-й квартире.
- Это ж надо, такой мужик пропадает! Уважаемый человек на работе, начальник отдела, симпатичный. Ну все, бабоньки, при нем. И детей вона как любит. А жена? Бес ее знает, что вытворяет, — с недоумением говорит одна.
- Ой, Клава, да и не говори. Я ведь их давно знаю. Уж сколько лет здесь живу, столько Ольгу-то пьяну вижу. Хоть второго бы не рожала. Алешку жаль… Такой славный мальчонка! — перебивает другая.
— Ничего, разведется Анатолий, быстро ей замену найдет. Вон сколько женщин одиноких в доме, — убеждает третья. — Ольга-то уж неделю дома не появлялась после того скандала. Говорят, она ему раскаленным утюгом спину хотела погладить да табуретками в него кидала. Заявила, что ей не нужен ни он, ни его дети. Я все тогда слышала. А вы не видели, как потом она его на улице позорила, все кричала, что ненавидит? И все это за что? Да ни за что! От жира уж она бесится. Он ведь ей все позволял. Вот она ему на голову-то и села.
…Прошел уже целый месяц, а блудная жена так и не вернулась домой. И за этот месяц Анатолий Сергеевич ни разу не появился на работе. Приближался день бракоразводного процесса.
Маленький Алеша не понимал, что происходит: почему мамы так долго нет. Он скучал по ней. Но, вероятно, он скучал не по той матери, которая через день приходила пьяная, то и дело ругаясь с отцом, а по тому образу мамы, у которой теплые, нежные руки и добрая улыбка…
В назначенный день Ольга в суд не явилась. Анатолий обзвонил всех знакомых и родителей Ольги, но разыскать ее не смог. Развод ему нужен был совсем не для того, чтобы избавиться от прошлого, а чтобы начать новую жизнь с начала со своими детьми, именно с детьми, потому что отдавать их матери он и не думал.
Суд не состоялся. Анатолий никак не мог разыскать следы пропавшей жены, но однажды неожиданно раздался телефонный звонок. Звонила она, Ольга.
- На какой день суд перенесли? — пренебрежительно спросила она.
- На 20-е декабря…
- Если ты передумал, то я нет, не желаю иметь с тобой ничего общего. Дети мне не нужны, можешь забрать их себе…
Анатолий ничего не успел ответить. Она бросила трубку.
Настал день суда. Анатолий ходил туда-сюда по коридору перед залом заседания, нервно потирая ладони. Сейчас ему почему-то хотелось убежать отсюда и больше не приходить никогда. Ольга опять не явилась. Предстояло неприятное объяснение с судьей. Расстроенный Анатолий шагнул было к двери, как тут показалась Ольга. «Боже мой! Как она изменилась?! Что с ней творится? Это не моя жена, не мать моих детей!»
Ольга выглядела действительно ужасно. Наспех накрашенные губы, глаза, подведенные карандашом еще вчера или позавчера, на правой щеке уже зеленеющий синяк, растрепанные волосы и какой-то вульгарный взгляд.
Их развели быстрее, чем он ожидал. Судья задал Анатолию один только вопрос:
- Вы действительно решили взять на себя воспитание своих сыновей?
- Да, решил…
- А что скажет мать? — строго произнес судья.
- Пусть забирает своих сыновей, я не хочу их больше видеть. Они за отца горой, а я им никто.
Одиннадцатилетний Костя и пятилетний Алешка сидели здесь же. Костя понимал, что происходит между мамой и папой, он на самом деле был за отца, а Алешка, не понимая происходящего, тихо сидел, болтая ногами. И только тогда, когда его спросили, с кем он хочет жить — с мамой или с папой, — он, насупившись, тихо ответил:
- И с мамой и с папой.

6

Стоял февраль. Во дворе было людно: на катке мальчишки постарше гоняли шайбу, раскрасневшиеся малыши катались с ледяной горки. Костя вышел во двор с большим желанием поиграть в хоккей. Для этого и клюшка у него была совсем новенькая, цветная, красивая. Наспех зашнуровав коньки, он неумело покатил к ребятам. На катке шел поединок двух дворовых команд.
«Смотреть интересно, а играть в одной из таких команд еще лучше. Пойду попрошусь у Славки Соколова, он все же мой сосед!» — С такими намерениями Костя встал на лед.
- Эй, молодой! А ну, шуруй отсюда, — пригрозил Косте вратарь в каске.
- А чего? Я ж умею!
- Крути, крути педали, пока шайбой в лоб не заехали, — продолжала грозиться голова в каске.
Поникший Костя закинул клюшку на плечо и попятился назад. Держась за борт, он, наконец, подобрался к выходу, но все же успел свалиться на лед. Тогда он решил избавиться от коньков: все равно от них проку нет.
«Домой не пойду. Папка опять заставит делать уроки, а Алешка, как всегда, будет мешать», — подумал Костя и решил позвать своего друга Юрку на улицу.
- Ю-ю-рка-а! Юрка! — кричал он, уставившись в окно друга.
- Чего? — показалась курчавая голова в форточке.
- Выйдешь?
- Не! Мама не пускает. Я вчера двойку по математике схлопотал.
«Ну и денек! Юрка не выходит, в хоккей играть не берут! Кричат: молодой. Ну и что? Я ведь умею, просто на коньках держусь плохо. А слабо мне научиться? Вот и не слабо. Я сумею.»
Теперь он с трудом, но правильно зашнуровал коньки, отставил клюшку и потихоньку развел носки. Он падал, вставал, потом снова падал и опять вставал. Раскрасневшись и вспотев, он позволил себе небольшую перемену. Костик направился в беседку, решив, что в следующий раз он обязательно будет играть с большими мальчишками, потому как сегодня непременно осилит искусство фигурного катания. Хотелось пить, но домой он идти и не думал, потому что там заставят учить уроки, а надо бы еще потренироваться. Тогда Костя постарался выбить себе сосульку побольше и покрасивее, уж больно заманчиво они выглядели на крыше той беседки. Казалось, что они служили дорогим украшением старому домику без окон, без дверей.
Представляя свои победы в хоккее, Костя срывал одну сосульку за другой. Холодные леденцы казались для него слаще всех конфет на свете — так замечтался наш юный игрок.
Сладкую иллюзию прервал голос отца, позвавший его домой:
- Ну, ты даешь, парень! Сколько можно фигурировать на снегу! Переодевайся и марш в ванную! — скомандовал Анатолий Сергеевич.
- Пап, я не хочу есть.
- А ты что, воздухом вздумал питаться? Приводи себя в порядок и за стол, я уже накладываю. Алешка, и ты мой руки.
За ужином Анатолий Сергеевич заметил за старшим сыном что-то неладное.
- Что-нибудь случилось, сынок? — спросил он.
- Ничего… просто я хочу спать, — ответил Костя.
После ужина Костя лег спать. И когда Анатолий Сергеевич перед сном хотел проверить, все ли в порядке у сыновей, он увидел, что Костя дрожит под одеялом. Он дотронулся до его лба и ужаснулся:
- Ты же весь горишь, сынок!
- Па… Я нечаянно, совсем случайно съел много сосулек с крыши беседки, — оправдывался сын.
- Сколько раз тебе говорил: не смей! Горе ты мое луковое!
Анатолий Сергеевич принес из кухни бутылку водки и принялся натирать больного сына. Температура тела опускалась после натирания, но вскоре поднималась опять.
- Может, еще таблетки, па?! — спросил отца маленький Алешка.
- Нет, сынок, они ему не помогают. На вот тряпочку, смачивай и клади Косте на лоб, видел, как я делал?
- Ага!
- Сумеешь?
- Да, а ты куда? — видя, что отец накинул куртку, спросил
Алеша.
- Я звонить. Дело худо, без врачей не обойтись.
Анатолий Сергеевич подбежал к телефонной будке, но трубка телефона была оторвана.
- Черт! Что же делать?
Раздумывать долго Анатолий Сергеевич не стал, прикинув, что рядом телефонов нет, а в три часа ночи соседи не откроют. Тогда он помчался к дороге. Но ни одна машина не останавливалась. Напротив, они с треском проносились одна за другой. Отчаянный отец, выйдя на дорогу, встал, широко раскинув руки. Белое «Жигули» резко притормозило, и из него, ругаясь, выглянула голова шофера:
- Ты что, ошалел! Жить надоело, так о других подумай, псих!
- Слышь, друг! Помоги… С моим сыном плохо, надо в больницу. Отвези. Век обязан буду! — просил Анатолий Сергеевич.
- Хорошо, — после непродолжительного молчания согласился владелец автомобиля.
Анатолий Сергеевич влетел в квартиру, одел Костика и собрался было выходить, как вдруг Алешка закатился в истерике:
- Не останусь один! Па! Возьмите меня с собой. Там у нас в комнате кто-то шуршит. Я боюсь…
- Ну что ты, сынок! Мы недолго.
Но все уговоры оказались бесполезными. Алешка плакал и не думал успокаиваться. Анатолию Сергеевичу ничего не оставалось, как взять и малого с собой. Алешка не пикнул, он быстро надел шубу, шапку и валенки и выбежал вызывать лифт, пока отец запирал дверь.
Больного Костю отец держал на руках, а за правую штанину Анатолия Сергеевича уцепился Алешка.
- Да, дела у тебя, папаша! — проговорил мужчина-шофер, но потом замолчал, потянувшись за сигаретой.
- Прошу тебя, друг, побыстрее. Ребенок совсем плохой стал.
В больнице Косте поставили уколы и положили в отдельную
палату. У Кости обнаружили левостороннюю пневмонию. Врачам долго пришлось уверять обеспокоенного отца, что риск невысок, потому что болезнь обнаружена сразу. Костя еще долго пролежал в больнице, но в ту ночь перед его палатой сидели два его самых дорогих человека: отец, который хотел дождаться результатов врачебного осмотра, и маленький братик, который, несмотря на свой возраст, тоже понимал, что его старшему брату сейчас плохо, но еще хуже их отцу.

7

Шли дни. Жаркое лето скоро сменила серая дождливая осень, а потом и зима пришла, подарив деревьям белые одежды.
Анатолий Сергеевич, скользя по замершей дороге, торопился домой. В обеденный перерыв ему надо было успеть приготовить обед и накормить им Костю перед школой, да и самому перекусить.
- Па! За Алешкой в сад мне идти или ты сам успеешь после работы?
- Успею! А ты после занятий нигде не задерживайся, дело есть.
- Какое? — оживленно поинтересовался сын.
- Насколько я помню, у тебя нелады с ботаникой?
- Да, ерунда! Пестики, тычинки… Сдались они мне!
- Что за тон! Все это в жизни тебе обязательно пригодится. И чтобы подобного я больше не слышал.
По дороге в школу Костя все еще свирепствовал, выступая против ботаники. Он не выносил ссор с отцом, поэтому злился на себя: «Теперь не видать мне в воскресенье рыбалки как своих ушей. И все эти пестики и тычинки».
Мальчишки в классе бурно обсуждали вчерашнее родительское собрание, делились друг с другом, кому за что попало. Расстроенный Костя вошел в класс.
- Чего?! И тебе вчера досталось? — спросил кто-то из одноклассников.
- Досталось…
- Ха… Да это ему за ботанику. Он в ней полный нуль. Товарищ Дуб! — дразнился Вовка Соловьев.
- Заткнись, не твое дело!
- Что, за живое задел? Валенок ты, Костян! Век живи — век учись, все равно не выучишь.
- А вот и выучу! Возьму и выучу, хоть и триста лет не нужны мне эти цветочки!
- Куда тебе, Дубинин! Пнем ты был, им и останешься, — продолжал Вовка.
- А ты мою фамилию не трожь. Ее, между прочим, мой дед носил. Он всю войну прошел, ордена и медали за подвиги получил.
- Подумаешь… Да врешь ты все. Нет у тебя деда, и мать твоя пьянчужка. Сиротка ты, вот кто!
- Ты сам этого хотел, — тихо проговорил Костя и ударил кулаком одноклассника в нос.
Тот завопил так громко, что слышно было на лестнице, и набросился на Костю с кулаками.
Вовка был в два раза крупнее и выше, поэтому забить Костю ему не составляло труда. Бойня продолжалась и после уроков. За Костю никто не вступился, все боялись Вовку и даже помогали ему, подпинывая худощавого Костика. Его тогда здорово отделали.
Побитый Костя еле доплелся до дому. Рыдая, он зашел в квартиру.
- Что случилось? — спросил обеспокоенный отец, увидев сына с царапинами на лбу, подбородке и ссадинами у виска.
- Вовка Соловьев назвал меня дубом, пнем, валенком, и все из-за того, что я ненавижу ботанику, еще он обозвал маму пьянчужкой. Какое он имеет право обзываться? Пап, пойдем завтра в школу, надери ему уши!
- На насилие насилием не отвечают. И не реви ты в конце концов. Мужик ты или нет! Да, он не прав, что поднял на слабого руку. Но виноват в этой драке ты, хоть так рьяно оправдываешь себя! — строго говорил Анатолий Сергеевич.
- В чем моя вина? — еще сильнее заревел Костя. — Мне разбили нос, поцарапали лоб, и я в этом виноват?
- Прекрати! Распустил нюни! Ишь распетушился! Ты сам стал зачинщиком драки. Не стоит распускать кулаки. Есть более сильное орудие — слово. И никуда я завтра не пойду. Ты уже взрослый, разбирайся сам. Не надо пустословить, надо действовать. Докажи всем, что ты сумеешь одолеть ботанику, как бы она тебе была не интересна. Говорить пустое всегда легко да кулаками попросту махать нетрудно. Найди такое слово, поговори с ним так, чтобы он понял, что никакая сила не сломит тебя. А рыдать, как ты, стыдно! Это признак беспомощности.
После наставлений отца Костя еще долго плакал, но плакал безмолвно, лишь изредка тихонько всхлипывая.
- Кость, а Кость! Хочешь, я уговорю папу, чтобы он надрал уши вашему Соловьеву? — незаметно войдя в комнату, спросил у брата Алешка.
- Дурак ты, Леша! Ты ничего не понял…
Еще не раз возникали ссоры Кости с Вовкой, но теперь драки не было. То ли Вовка поумнел, то ли Костя овладел тем искусством, о котором говорил его отец в тот вечер. Но что надо не пустословить, а действовать, он зарубил себе на носу.
Много воды утекло с тех пор. И за это время еще не раз отец давал наставления сыну. Но мальчик быстро рос, а науку о пестиках и тычинках полюбил с такой силой, что по окончании школы поступил в Сельскохозяйственный институт на агронома, позже женился на замечательной девушке. И поэтому главное внимание Анатолий Сергеевич обращал на сына меньшого, который волею судьбы уже в пять лет забыл о материнских ласках, да и вообще знал ли их…

8

Когда Алешка закончил первый класс, Анатолий Сергеевич отправил свое чадо в школьный пионерский лагерь. Целые дни Алешка проводил со своими сверстниками, друзьями. Знакомился он быстро, находил общий язык хоть с чертом, в общем, парень — не промах, а вечером — домой, тогда и папа с работы возвращался. Костю тогда Анатолий Сергеевич отправил к своей матери: «Он-то пацан уже самостоятельный. А за малым глаз да глаз, да и самому спокойно — всегда рядом», — думал Анатолий Сергеевич.
Однажды обычным вечером Алешка с приятелем возвращался домой.
- Пойдем ко мне, Вить! Мне папа машину новую купил, пожарную.
- Ага?! С лестницей? — удивленно спрашивал Витя.
- Ну да! — гордо отвечал Алешка.
- И с номером?
- И с номером, да еще с сиреной!
- Не… мне домой надо.
- Да мы ж быстро, ты только посмотришь и домой, — уговаривал Алешка, уж больно ему хотелось похвастать своей обновой.
- Ладно, — немного подумав, согласился Витька.
Они пошли мимо детского сада. «Так ближе, да и дорогу переходить не надо», — наказывал сыну отец.
Мальчишки шли, оживленно разговаривая о новой Алешкиной игрушке, ели мороженое, которое получили на полдник. Алеша увлеченно рассказывал Вите, как у машины открываются двери, выдвигается лестница, воет сирена. Они шли по тропинке и не заметили, как к ним приблизилась огромная овчарка. Алешка что-то показывал руками, то и дело размахивая ими. И вдруг, когда он опустил их, то почувствовал, что что-то холодное и мокрое прикоснулось к его руке. Алешка оглянулся и увидел большую черную собаку. Он страшно боялся собак, потому что однажды уже был сильно напуган, поэтому он зашагал быстрее, потянув за собой Витю. Собака шла за ними, жадно всматриваясь в мороженое.
- Мне страшно, Алеша, — пугливо обратился к другу Витя.
- И мне, — шепотом проговорил перепуганный Алеша.
- Кажется, она хочет наше мороженое. Давай кинем его ей, а сами убежим, — предложил Витя.
- Давай, — искоса поглядывая на прилипчивую собаку, согласился Алешка и бросил свое мороженое, но оно попало ей прямо на нос.
Друзья не стали дожидаться реакции животного, а рванули куда глаза глядят. Разъяренная собака с растекшимся по морде мороженым помчалась за ними.
Взявшись за руки, мальчишки побежали к калитке. Но Алешка все время оглядывался назад, поэтому бежал не так быстро, как Витя, он все время спотыкался от страха на ровном месте.
- Она сейчас схватит меня за пятку, — закричал Алешка. Ноги его путались, а потом и вообще перестали слушаться, он упал на асфальт, прикрывая голову руками и неутешно плача.
- Ральф, — кричал неизвестно откуда появившийся хозяин, — ко мне!
Но собака уже несколько раз успела цапнуть Алешку за ногу и за плечо. Тогда хозяин подбежал, надел зверю намордник и оттащил обозленного пса.
Алешка неподвижно лежал на асфальте и уже не плакал. Тем временем Витя успел добежать домой и позвать свою маму на помощь. Вернувшись, Витя подбежал к Алеше и заплакал:
- Мама, она его покусала, у него кровь на ноге, — всхлипывая, говорил Витя, — да и на плече тоже…
Витина мама приподняла голову мальчика:
- Алеша, ты слышишь меня?
- Мама, — тихо произнес Алеша.
Женщина осторожно положила его голову себе на колени, а Витю отправила вызывать скорую помощь. Тот сломя голову понесся к телефонной будке. Когда он перебегал дорогу, то чуть не попал под машину. Машина с треском затормозила, и Витя услышал знакомый голос:
- Ты что, Витек! Куда так несешься?
Это был Алешкин папа, который ехал после работы домой.
- Дядя Т-т-толя… Т-т-ам Алеша, его соб-бака покусала, — заикаясь, проговорил мальчик.
- Как? Где?
- В саду.
Анатолий Сергеевич бежал, никого не видя и ничего не замечая вокруг. В тот момент он совершенно не контролировал себя. Увидев своего сына, окровавленного, в разодранных брюках, он побежал к мужчине, стоявшему у забора, сжав кулаки.
- Анатолий Сергеевич! Это не он! Тот уже давно скрылся, чтоб ему неладно было! — останавливая разъяренного отца, закричала Витина мама.
Она помогла усадить Алешу в машину отца. В тот момент для Анатолия Сергеевича не существовало ни красного цвета светофора, ни сотрудников ГАИ, ни пешеходов. Он ехал, не разбирая ничего и никого вокруг. Единственное, что его сейчас тревожило, было здоровье сына, неподвижно лежавшего на заднем сидении в изодранных и окровавленных брюках и футболке. Он сигналил всем, кто преграждал ему дорогу.
В больнице Алеше поставили укол от бешенства и перевязали все раны. Довольно долго врачам пришлось уверять обеспокоенного отца в том, что укусы неглубокие и что это не так опасно.
- До свадьбы заживет! — успокаивала отца медсестра.
Чуть позже Алеша уже был дома.
- Эх, Алешка, Алешка! Как ты напугал меня, сынок.
- Папа! Она сама первая погналась за нами, — оправдывался Алешка.
- Ну, ладно, ладно. Завтра поговорим. Отдыхай, а я сейчас быстро сварганю что-нибудь пожевать, небось, проголодался, а?
- Немножечко…
Анатолий Сергеевич кинулся на кухню. Но вдруг вспомнил, что приготовить ужин не из чего, потому как все кульки с сегодняшним ужином он выкинул, когда усаживал окровавленного сына в машину. Он заглянул в холодильник, достал кусок крестьянского масла, пошарил в шкафах, нашел там немного гречневой крупы, оставшейся с лучших времен, и принялся готовить кашу. Когда еда была готова, Анатолий Сергеевич разложил все по тарелкам, полил маслом и понес ужин сыну. Но Алешка уже спал так сладко, что отцу не хотелось его будить. Тогда он сел за стол один, но почему-то теперь и ему перехотелось есть.
- Видно, не судьба нам тебя отведать, гречиха, — насмешливо проговорил Анатолий Сергеевич и направился к сыну. Постелив в его комнате на полу и убедившись, что сын действительно спит спокойно, отец лег и уснул не менее сладким сном.

9

По выходным отец с сыном часто ездили на рыбалку. Она доставляла обоим огромное удовольствие. Сам Анатолий Сергеевич в детстве удил рыбу со своим отцом, а теперь с сыном Алексеем, быть может, именно поэтому чувствовалось такое влечение Анатолия к рыбалке.
К началу ноября лед еще не окреп, но люди уже давно сверлили лунки да рыбу ловили.
Анатолий был опытным рыбаком: знал, где водится рыба, на какую наживку ловится каждая из них. Его рыбацкое чутье помогало выбирать удачное для ловли место, но сегодня почему-то интуиция не предсказала опасности, подвела.
Они шли по льду, выбирая нужное место. Но вдруг лед треснул и в один миг раскололся.
Анатолий оказался в воде. Ошеломляющий испуг овладел всем его телом. Он не мог справиться со своими руками и ногами. Анатолий Сергеевич судорожно махал руками, но от этого лед расходился все сильнее. Испуг был настолько велик, что, казалось, в воде барахтается, тщетно стараясь выкарабкаться, совершенно немой человек. Все произошло настолько быстро, что ошарашенный Алешка не успел опомниться. Но сыновнее сознание не дало ему долго озираться по сторонам. В одно мгновение он прокрутил в своем уме: «Если я побегу за помощью, то лед еще сильнее начнет трескаться, если я приближусь к отцу, то нам обоим крышка… Но что же делать?».
Лед все больше и больше разрушался, и из маленькой полыньи это место превращалось в глубокую прорубь. В этот момент, вероятно, опомнился Анатолий. Не произнеся ни слова, он кивнул головой в сторону рыбацкого ящика. Алексей сразу же все понял, он подобрался к ящику и достал оттуда длинную веревку. В миг кинул один конец отцу и потянул вперед. Только теперь, когда он почувствовал, что спасает отца, из глаз его потекли жгучие слезы.
Со всех сторон бежали рыбаки. Но опасность миновала. Отец и сын, обнявшись, сидели на льду и рыдали. Анатолий очень гордился своим сыном. Алешка же, смахивая слезы, пригрозил отцу:
— Ну, будет нюни распускать! Мужик ты или нет, в конце концов!
Рыбаки вокруг радовались, хвалили Алешку. Кто-то молча стоял и не верил, что такое возможно, ведь, казалось, человек одной ногой уже был на небесах, а кто-то с завистью поглядывал на эту парочку — отца и сына.
Все уже было позади. Но у Анатолия Сергеевича из головы не выходили те слова, которые прозвучали для него как боевой приказ. «Ведь именно я произносил такие слова, давая нехитрый приказ все эти годы», — думал Анатолий, перебирая в памяти всю прожитую жизнь за минувшие девять лет.