Арнольд Райсп
Джурбай
Необычные приключения Кольки и его друзей
повесть


Дизайн, верстка, рисунки — С. Дерябин
Корректоры: Е. Плясунова, Т. Назырова
Печатается в авторской редакции.



Предисловие

Городок наш в то время был небольшой. Можно сказать, маленький, провинциальный; с небольшими домами и улицами, утопающими в зелени деревьев, с деревянными тротуарами вдоль улиц, мощённых серым булыжником, и оврагами, окружающими со всех сторон старинную часть города. С одной стороны на высоком берегу реки Туры возвышается мужской монастырь, а через овраг виднеется пожарная каланча, соседствующая с краеведческим музеем. Заречная часть городка расположилась в низине, на левом берегу реки с церквушкой, стоящей невдалеке от берега, и дымящей трубой фанерного комбината. Обе части города соединял ажурный деревянный мост с арками, по которому двигались телеги, запряжённые лошадьми, и двигался люд из одной части города в другую по своей надобности. По другую сторону оврагов, с южной части, протянулась Западно-Сибирская магистраль с непрерывным шумом поездов и паровозных гудков, оповещавших жителей, что жизнь этого городка связана с остальным миром стальной магистралью. На здании небольшого вокзала крупными буквами написано:
«Станция Тюмень». Вот в этом городке родился и живёт по сей день один из героев детских рассказов Колька — имя, которое взял себе автор этих непридуманных рассказов. В своей повести, а это пятая книга из серии изданных, автор попытался рассказать о детстве и жизни ребят в послевоенные годы. О том, насколько интересно они проводили время и какие находили занятия и развлечения, порой сопровождавшиеся курьёзными приключениями. Эти рассказы представят интерес как для детей, так и для взрослых. Они позволят окунуться и вернуться в мир детских историй и приключений, происходивших с ребятами в то далёкое время.

Арнольд Райсп



Глава первая
Волшебная лампа


Курьёзный случай произошёл в тот день. Мне о нём по секрету поведал Колька. А дело было так…
Неожиданно мы с ребятами потеряли Вовку Палкина. Всегда он первым появлялся на улице, а тут вдруг его не стало. Исчез шельма, запропастился куда-то, и нам как-то не по себе. Тоскливо стало. Вроде и погода осенняя хорошая и сухая стоит, но, правда, трава желтеть уже начала, да то и дело слышится писк синиц: «Пик-пик». Откуда они взялись? Вроде до холодов ещё далеко. В окна заглядывают и долбятся по раме, словно новостью хотят поделиться — вроде предсказывают, что и зима уже не за горами.
И стали мы с Толиком рассуждать. Какую новость на этот раз подкинет нам наш друг Вовка. Он обычно имел манеру чем-то удивлять. Однажды наломал он рогатых веток, сел у ворот дома и ножичком их стружит. Стружками облепился весь, на старика Хоттабыча стал походить. Рогатули одна другой лучше у него получаются. Я первым его заприметил за этим странным занятием и спрашиваю: «Что-то ты опять задумал? Давай рассказывай». А он невозмутимо, не отрываясь от своего занятия, поведал: «Решил, — говорит, — помощь оказать труженикам села. Оградить их труд от нашествия крылатых воришек».
— Что, — спрашиваю я его, — саранча одолела?
— Нет, — говорит, — хуже.
— Да кто же, кто? — стал допытывать его, от нетерпения присел с ним рядом.
А он мне про передачу на радио начал рассказывать:
— Слышал я по репродуктору, — говорит он, — наши китайские соседи решили борьбу вести с крылатым нашествием. Ну и мне, должно быть, стало оскорбительно слышать эту новость. Урожай на селе у нас тоже может пострадать.
А сам опять паузу держит.
— Да говори же понятней, — я прошу его.
— Воробьи их одолели, — отвечает он, — склёвывают с полей зерно. Вот и решили они проучить крылатых воришек. И я подумал, — продолжает Вовка, — чем мы хуже их. И решил заготовить рогатки на всякий случай. Обороняться от их вторжения. Китайцы начнут в них пулять, так они к нам зачастят ордой. Нашествие, панику устроят. А мы их тут и встретим во всеоружии. Может, и вам я выделю по рогатке из своего запаса. Ну не за просто так! А на что-нибудь выменяю. Планов-то у меня громадьё, хоть отбавляй, — с улыбкой произнёс Вовка и повернул голову в сторону улицы, чтобы убедиться, что их не подслушивают.
И тут было начал он очередной план в своей голове разматывать, как это делала бабка Нюра со своим клубком пряжи, да Юрка не вовремя на горизонте появился.
— А чё-ё-ё-ё вы тут делаете? — заикаясь, с трудом выдавил он из себя.
А у самого глаза по сторонам рыскают. Вроде очень заинтересовало его Вовкино занятие. Тут я подумал: «Приплёлся ты, Юрка, не ко времени. Вовка не будет всем раскрывать свои секреты. Он удивлять лучше будет. У него натура такая. Врождённая». Вот и в этот раз его исчезновение, наверно, связано с новым планом.
— Ах, да подумаешь! Всё равно расколется он, — решил я.
Но в тот день, под вечер, Вовка всё же нашёлся. Мы с Юркой без дела весь день слонялись. Видим, выползает Вовка, не спеша, из оврага, а сам на чёрта похож, или вроде как джинн, который из кувшина выскочил. Весь в глине и в песке. На ногах чуньки резиновые, на босую ногу надетые. И волосы все в песке сединой отдают.
И он как-то странно нам говорит:
— Извиняюсь, господа. Неужто потеряли? Делом был занят. Можно сказать, историческими раскопками.
«Ничего себе! — подумали мы. — Опять, наверное, клад искал, а может, захоронение какое-нибудь доисторическое разнюхал».
— Я, — говорит Вовка, — схрон, пещеру на склоне оврага выкопал. Человека два-три точно влезут. Правда, на корточках придётся сидеть. Это будет наш тайник. Будем от непогоды прятаться и хранить наше вооружение для борьбы с воробьями.
— Рогатки, что ли? — спрашиваю я его.
— Может, и рогатки. А может… — тут он осёкся и опять свои мысли утаил. Приберёг.
— Можно посмотреть на творенье твоих рук?
А я смотрю на него, и улыбка с моего рта не сходит. На него смотреть иначе нельзя: внешность странная, на Гавроша стал похож, французского мальчугана с баррикад, и ручищи грязные, словно детство в подземелье провёл и ни разу не мылся.
— Я, — говорит, — Колька, только тебе с Юркой покажу.
«Вот, — подумал я, — и у меня теперь тайна будет».
А потом говорю:
— Всё равно, Вовка, пацаны узнают. Выследят. И раскроют наш секрет.
Одним словом, Вовка согласился со мной.
— Да, говорит он, — у меня ещё не один секрет найдётся.
И достаёт из кармана горсть мелких камешков серобелого цвета. Похожие на сахарные кусочки не первой свежести.
— А это что? — спрашиваю я. — Где насобирал? Опять скажешь, тайна?
— Да нет, потом расскажу. А сейчас бежим в овраг, покажу свой каземат.
Добраться до этой пещеры было нелёгким делом: пришлось с осторожностью, по одному, цепляясь за высохший кустарник, ползти по склону. Дело в том, что в низине у подножья склона протекал ручей. Одно неосторожное движение, и можно было скатиться в ручей и искупаться, но когда на улице уже осень, это представляло не самое лучшее удовольствие. Но это занятие как-то не пугало ребят.
Я огляделся по сторонам. Вроде как ничего не видно. Не поверил сначала его тайне. Подумал, разводит, как всегда. Дурака валяет. Это тоже у него бывает.
И спрашиваю:
— Ты без обмана раскроешь тайну о пещере?
— Сам увидишь, — произнёс он и показал рукой в сторону заросшего склона.
Тут осенняя природа в овраге изменилась, словно рука у него волшебной была. Сквозь просветы пожухлой, ещё не совсем засохшей травы и кустарника показались следы свежевырытой глины вперемежку с песком. Вроде скучная картина. И точно, показался еле видимый лаз, как в русской печи, куда чугунки с варевом ставят.
— Ну и сообразил ты, Вовка, — говорю я ему, — не сразу разглядишь твоё архитектурное творенье среди увядших кустов крапивы, пожелтевших листьев мать- мачехи и серого неба над головой.
Гляжу я на всю эту осеннюю картину, и сердце прыгает, как блоха на перине:
— Придумал же ты!
И уважение к Вовке зараз появилось. Не зря он, похоже, весь день пропадал в одиночестве. Оборачиваюсь я назад посмотреть, не подсматривает ли кто за нами. Вроде не видно.
— Залазим быстрее в нору, пока никого нет, — говорю я ему.
Но вдруг раздался свист.
Я шепчу Вовке:
— Похоже, заметили нас…
И слышу, кто-то шебаршит ногами по склону. Торопится. Дыхание с шумом и перебоями слышится. Точно Толик!
— Ну ладно, чего там скрывать. Удивлять другим буду, — произнёс Вовка.
С трудом доползли почти до самого входа. Посмотрел я вниз, вижу, крутизна к самому ручью подбирается. «Ну, думаю, теперь только один путь — в пещеру».
— Лезь первым, — говорит Вовка, а сам на подстраховке стоит.
Наверное, у него опыт уже выработался на склоне находиться, как у горного козла. Потом забрался Толик. Троим в пещере было не тесно. Уже, правда, темнеть начало. На противоположном берегу оврага сгустились сумерки. Осенью день быстро угасает. В этой норе вроде уютно устроились, но темновато как- то.
— Правда, хорошо? — спрашивает Вовка.
— Очень! — говорю я.
— А может, костёр разожжём?
Вовка полез в карман штанов и достал камешки серо-белого цвета. Поиграл ими на ладони и говорит:
— Тащи, Толик, воду из ручья! — и подаёт ему пустую бутылку.
А сам с придыханием произнёс:
— Да будет свет! Карбидный фонарь делать будем на- вроде лампы, как у Алладина, или как в той сказке про Хоттабыча.
— Какую лампу, какой фонарь ты собрался делать? — переспросил Толик.
— У нас газовый фонарь будет. Из карбидных камешков будем огонь добывать. Раньше были тоже такие фонари и лампы, даже у автомашин, правда, чадили они и запах издавали. Зато керосина не надо и разных свечей.
От такого светлого будущего, что ожидало в пещере, Толик мигом на пятой точке скатился по склону к ручью, как будто это было ему не впервой, набрал не совсем прозрачной воды и обратно поспешил в пещеру. Как ящерица, на четвереньках вскарабкался наверх и нырнул внутрь пещеры.
Не в сумерках же сидеть! Вовка начал ворошить камешки, выбирая по размеру, которые могли бы пролезь в горлышко бутылки. Выбрал помельче и в бутылку с водой стал один за другим опускать. А там волнение и бурление началось. Словно вулкан в бутылке проснулся, и так потянуло вонючей гадостью, хоть нос зажимай.


— Химическая реакция пошла. Немножко подождём. Потёмки совсем настали. Пора зажигать газ, вон как разошёлся, — говорит Вовка и подносит спичку к горлышку бутылки, а у самого руки трясутся, видно, впервые он этот фокус проделывает.
— Ты что, кур воровал? — с иронией спросил Толик.
— Да вы внимательно смотрите, сейчас джинн из бутылки выскочит, — с усмешкой произнёс Вовка, — процесс добычи электричества начнётся, если не случится что-то другое, а другое, — продолжил он, — это без подштанников вы можете остаться, и организм ненароком нарушить. Шутки с карбидом плохие. Давайте волшебным светом насладимся.
И тут вдруг вспыхнуло пламя у самого горлышка, да так ярко, что по стенам пещеры тени запрыгали, словно черти в гости забрели. Яркий язычок пламени потрепыхался, затем успокоился. Вход в пещеру сразу тёмной плёнкой покрылся. Вроде в овраге ночь наступила. И звёзд не видно. А свет карбидного фонаря слепит.
— Вот так штука, — вырвалось у меня, — почему мы раньше не придумали набрать этих камней?
— Места надо знать! — невозмутимо, с какой-то бравадой, ответил Вовка.
— А я находил, правда, известковые камни, они очень похожи на твои, — произнёс я. — Известковые камни так же шипят, если водой обдать. Правда, поджигать не пробовал. А извёстка ладная получается, густая и белая, как сметана. Мать этой сметаной печь белила. А твои камни совсем другие. Газ от них исходит и ярко горит, и запах исходит тухлятиной. Я представляю, как раньше город светил от этих карбидных фонарей, наверное, напоминал царство огня и теней в виде Кощея Бессмертного. Страшно, небось, было ходить по городу.

— Ладно, не придумывай разные небылицы. А то придётся так до утра в этой пещере сидеть.
Мы смотрим на Вовку, а он что-то недоговаривает. И так странно руками над пламенем водит, вроде какое- то таинство совершает. Колдует, что ли, или придуривается опять? Затем полез он в карман, достаёт какую- то палочку и давай ножичком остругивать её.
А сам хитро улыбается и говорит:
— Хотите, ещё одним действом удивлю?
— Ну, раз мы в гостях у Алладина, удивляй!
— Только должна темнота наступить, — говорит Вовка. — Осветительный прибор придётся потушить.
А сам на край пещеры выползает с горящим факелом, как с таинственным сосудом. «Ну, — думаем мы, — начнёт он сейчас волшебство и фокусы показывать». Приготовились. Смотрим. Вовка поставил бутылку меж ног и растирает ладошки. Ну, точно на колдуна походить стал. И давай пальцами пламя бутылочного фонаря гасить. А оно его не слушается. Ускользает в сторону, словно решило с ним поиграть. Потом смирилось, испустило сероватый дымок и исчезло. Как и не бывало его.
— Что, это и весь фокус? — спрашиваем его.
— Подождите, — говорит Вовка, — не всё сразу. Москва тоже не сразу строилась.
А сам полез в карман, вытащил из кармана ножичек и стал опять колдовать над бутылкой, испускающей вонючий газ. Ножичком ещё раз почирикал по палочке, приладил её к горлышку бутылки. Снова вынул из горлышка, подстрогал ещё чуток и улыбается. И свет от улыбки такой, что и фонаря не надо.
— Что у тебя сейчас будет? — спрашивает Толик.
— Маленькая бомбочка! — с улыбкой произнёс Вовка.
И стал запихивать палочку в бутылку. Через узкое горлышко. Палочка с трудом вошла внутрь. Остановилась и дальше почему-то не хочет вползать. Еле удерживаясь на ногах на крае склона, на осыпавшейся глине, с ножичком в руках, он стал потихоньку вколачивать колышек, напоминавший деревянную пробку, в бутылку. Пробка нехотя вошла на половину горлышка. Содержимое бутылки от такого соседства с деревянным соседом своё возмущение не прекратило, и Вовка решил поставить бутылку на край склона и оттуда наблюдать, как фонтанчики пузырьков неистово бились о деревянный затор, словно не желая расставаться с серебристым маленьким язычком пламени, который так был похож на весёлого храброго мотылька.
Но неожиданно раздался громкий взрыв, Вовку подбросило, и он исчез со склона в сумерках оврага.
— Вот это фокус, — проронил огорошенный Толик.
Протирая глаза и уши, не верили, что Вовка внезапно потерялся из виду. Словно испарился в облаках волшебного кувшина. Мы с Толиком посмотрели друг на друга, и с раскрытыми ртами стали осторожно выползать на край пещеры. Сквозь рассеивающуюся дымку увидели по глиняному следу сползшего вниз Вовку. Он лежал среди кустов мать-мачехи, вдыхая прелый запах листвы и осыпавшихся цветков полыни. И так умиротворённо смотрел на серые и дымчатые проплывающие облака. Потом подёргал ногами, присел на обросшую мхом кочку у ручья и, потирая измазанные в глине ладошки, вытаращил глаза, разглядывая нас, стоящих у входа пещеры и соображая, как он оказался в самой низине, у воды.
— Ты куда исчез, фокусник? — с улыбкой и тревогой в голосе выпалил Толик.
Вовка огляделся по сторонам, поднялся с пропитанной влагой кочки и стал отряхивать штаны, от которых струился лёгкий дымок от карбидных камешков и стекла, изрешетивших в лохмотья штанины брюк.
— Что-то фокус не удался, — произнёс Вовка и стал медленно взбираться вверх по склону. — Не рассчитал малость, — добавил он. — Надо сразу было бросать бутылку в ручей. Что-то взрыв был неожиданный. Оглушительный. Вот только брюки пострадали, главное, ран на теле нет! Только царапины, — смущённо промолвил Вовка, задрав штанины и осматривая ноги. — Вот только жалко, что штаны не уцелели!
Тут мы все грохнули от смеха, глядя на неудачливого фокусника, борца с воробьиным семейством. Теперь придётся Вовке не только рогатками заниматься, но и штаны в порядок приводить. Впереди всех нас ожидала холодная осень.
…Снежный покров в эту осень укрыл землю рано и совсем нежданно. Колька выглянул в окно и не поверил своим глазам, что за ночь выпало так много пушистого, белёсого снега. Кругом было белым-бело и светло. Он мысленно вспомнил тот день и тот вечер: он представил Вовку, колдовавшего с «волшебной лампой», сделанной из бутылки, яркий свет карбидного фонаря и неожиданный взрыв бутылки с карбидом, на краю глиняной пещеры. Он улыбнулся и подумал, что вряд ли сейчас пригодился бы этот волшебный фонарь, освещавший тогда ярким, храбрым мотыльком пещеру, сумрачный полутёмный овраг с тихим журчащим ручьём у самого подножья. Зимний день разгорался с новой силой. Колька отошёл от окна, освещённого солнцем. Было пора собираться в школу.

О случае с карбидным фонарём и бомбочке, разорвавшейся в овраге, Колька решил на переменке поделиться с Валеркой, соседом по парте. Про пещеру, вырытую на склоне оврага, он решил не рассказывать: обещал друзьям, что это останется тайной.
Да и сейчас, когда выпал снег и на улице стало морозно, забираться в это глиняное логово, настывшее и покрытое снежной изморозью, не было никого желания.
Другое дело, когда это было сухой и тёплой осенью.
— Твой случай похож на происшествие какое-то, — выслушав Кольку, произнёс Валерка. — Поделись!
— То да сё, — начал было рассказ Колька про то, как они из бутылки вначале делали фонарь.
Тут подбежали Лёшка с Васькой, ученики из того же класса. Уши развесели, рты раскрыли и тоже решили послушать, о чём речь.
Выслушав Колькин рассказ о карбидном фонаре и бомбочке, Валерка, ужасно радуясь, сказал:
— Мы с Лёшкой подобное тоже перед школой творили… — начал было рассказывать Валерка.
Но тут прозвенел звонок на урок, и все ринулись в класс.
— Потом доскажу, — выпалил Валерка, на ходу расталкивая нерасторопных девчонок из 5 Б класса.
Ему почему-то захотелось кого-нибудь толкнуть, подставить кому-нибудь из ребят подножку, дёрнуть девчонку за косу с бантом.
— Вот сумасшедший, передавит всех, — с возмущением произнесла Светка Шарова, староста класса.
Отвоевав себе свободное пространство в проходе к парте, Валерка с грохотом плюхнулся на неё. По пути успел шлёпнуть по голове учебником соседа Ваську Бессмертных. Васька не ожидал такого поступка от соседа. В этот момент он рассматривал учебник по зоологии, повторяя домашнее задание. Наконец, успокоившись, Валерка достал из парты портфель, стал рыться в нём, словно ища что-то важное и главное для него в данный момент. Выложил из портфеля часть содержимого: медную трубку, катушку с проволокой, кусок резины от старой футбольной камеры и, наконец, с торжествующим видом вытянул из портфеля катушку с фотографической плёнкой, которая замысловатой спиралью раскрутилась на вытянутой руке.
Валерка недвусмысленно подмигнул Кольке и хотел поделиться своим фотографическим искусством, как в этот момент в класс вошла Надежда Петровна в руках с чучелом непонятного хищника с оскалившейся мордой. Вид этого зверя привлёк внимание Валерки, и он поспешил спрятать извлечённые из портфеля предметы, не относящиеся к теме урока.
— Скажите, — спросила Надежда Петровна, — знаком вам этот хищник?
Похоже, у Валерки открылось второе дыхание к познаниям предмета зоологии, и, не задумываясь, с места он выкрикнул:
— Это выдра! Я узнал её!
Затем обвёл взглядом класс в надежде получить одобрение ребят то ли за его остроумие, то ли за глубокое познание предмета зоологии. Еле заметный смешок прокатился по классу. «Выдрой» однажды Валерка назвал старосту класса Светку, которая, казалось, неравнодушно относилась к нему: делала ему замечания за проделки, когда Валерка устраивал их в классе. А ещё Светка была отличницей и не давала никому из ребят списывать домашнее задание. Всегда ходила гордой и неприступной. А в этот раз после его слов она никак не отреагировала. Даже не посмотрела в его сторону. Валерка сидел и глазел по сторонам с гордо вытянутым лицом и с развалившейся на бок причёской. Он то и дело пытался поправить волосы, сползавшие на покрытый испариной лоб.
— Ну и шалопут этот Валерка, — вздохнув, тихо произнесла Светка.
Лёшка, сидевший за партой впереди Валерки, хихикнул после выкрика Валерки и уже было вытянул руку, чтобы поправить ответ соседа, как неожиданно получил от Валерки шалабан по затылку.
— Чё руки-то распускать, — обидевшись на Валерку, произнёс Лёшка.
И, съёжившись, вобрав голову в плечи, сдвинулся на самый край скамьи парты вперёд так, чтобы Валерка не смог незамеченный со стороны достать Лёшкин загривок.
— Ну что, Валерий, придётся тебе размять свои косточки, выйти к доске и поближе познакомиться со зверьком. Ты хоть и назвал его выдрой, но это не совсем правильный ответ, — произнесла Надежда Петровна. — Хотя он тоже водоплавающий и относится к млекопитающим животным.
Валерка, грузно тряхнув телом, поднялся из-за парты и под общие улыбки ребят, играючи передразнив Лёшку, как цирковой клоун, двинулся к доске.
— Каких ты ещё знаешь животных, живущих в воде, кроме выдры? — спросила Надежда Петровна.
— Может, ондатра, — попытался угадать в этот раз Валерка.
— А ещё?
Вопрос повис в воздухе. Валерка с обнадёживающим видом бросил взгляд в класс в надежде услышать подсказку. На этот раз опять он увидел поднятую руку Лёшки. «Опять вздумал выпендриться», — подумал про себя Валерка.
— Кто поможет? — вопросительно произнесла Надежда Петровна, обращаясь к классу.
Было ясно, что подсказки Валерка не получит. «Придётся теперь Лёшке озвучить ответ», — подумал Валерка.
— А чё, я знаю, — вдруг выпалил он, — и лягушки живут в воде, — решил пошутить Валерка. — Сам не раз видел на болоте. Ква-ква-ква, музыкальный оркестр только и раздаётся по вечерам.
— Лягушки — это земноводное бесхвостое животное. А у нас с хвостом. Посмотри внимательней, какой хвост у зверька. Можешь потрогать.
Валерка провёл рукой по хвосту, поморщился. Фыркнул.
— Похож на старый кожаный сандаль, — произнёс он.
Класс взорвался от смеха.
— Ну, помогай, Лёша, — сказала Надежда Петровна.
— Мне как кажется, этот зверь походит на выдру, но хвост всё же бобра, потому что он плоский и служит ему веслом, — бодро отчеканил Лёшка.
— Наконец мы узнали бобра-бобровича. Этот зверёк и будет темой нашего урока, — произнесла Надежда Петровна. — А ты, Валерий, садись на своё место.
Валерка обрадовался, что больше вопросов ему задавать не будут, состроил гримасу, похожую на бобра-бобровича, и стал пробираться на своё место за парту в крайнем ряду у окна. Валерке уже не интересно стало слушать историю про бобра. Он почти и так всё узнал про него, про плоский хвост, как весло, про острые зубы, что питается корой и растениями, в отличие от выдры. Вдруг у Валерки засосало под ложечкой.




Глава третья
Пирожки


И тут Валерка вспомнил, что напротив, на углу музыкальной школы каждый полдень продают жаренные ливерные пирожки. Сейчас такие не встречаются. Пирожки на вид были слегка помятые и походили на спущенный теннисный мячик, придавленный ногой. Горячие! Попадались и хрустящие. И стоили четыре копейки. Наберёшь на двадцать копеек целых пять штук! Идёшь по улице и уплетаешь. И пар изо рта, как из паровоза. И кажется, что до дома пыхтеть хватит. Но доходишь до следующего угла, а в руках только одна бумажная обёртка от пирожков остаётся. А тут на углу бакалея гастроном. Как не зайти и на оставшиеся двадцать копеек не прикупить прессованных пару кубиков из кофе? Ну и нет ничего лучшего на свете! Теперь уж точно до дома можно пыхтеть, перебираясь сквозь снежные сугробы.
Пока Валерка размышлял, куда потратить мелочь в кармане, о прелести пирожков и кофейных кубиках, его мысли прервал звонок с урока. «Дай, — думает Валерка, — проверю наличие пирожков». Подскочил к окну. Сквозь оконный проём с трудом разглядел знакомое место. Но почему-то на этот раз продавца с пирожками на углу не было. «Наверное, ещё жарятся, — подумал он. — Лучше подойду к Кольке и после уроков переговорю насчёт пирожков. Домой всё равно вместе идти. Путь не близкий, всё городище пройти надо — и малое, и большое. Расскажу ему о своих планах, что взбрели в голову. Может, заинтересуется. Заодно и пирожков закупим. А идеи на последнем уроке зоологии у меня две вызрело. Как у бобра две сферы обитания, вода и суша. Это я уловил сразу, хотя отвлекли меня пирожки с ливером. С моей задумкой придётся всю фотоплёнку в дело пустить. Она у меня для фотокарточек была предназначена. Девчонок наснимал на плёнку. Хотелось похвастать, что есть у меня фотоаппарат. И Светку-выдру один раз сфоткал. Правда, она не догадалась, что я её заснял. В школу как угорелая неслась. А я из окна своим фотоаппаратом «Любитель» и заснял. Пока настраивался с фотоаппаратом, она только зад показала. А после этой истории с бобром на уроке поменял решение: пущу плёнку в дело! Полезней будет. Все сразу в классе заметят мои способности. Ракету с дымовой завесой соображу. А может, ещё и другие штучки придумаем с ребятами!».
Из школы Валерка с Колькой вышли вместе. Шапки натянули потуже. Пурга что-то разгулялась. Солнце в седых облаках еле на землю пробивалось, словно запуталось в косматой круговерти серых туч. Домой не сразу пошли. Пошарили по карманам, наскребли мелочи на шесть пирожков. На кофейные кубики в этот раз решили не тратиться.
— Давай заскочим на угол музыкалки, — предложил Валерка. — Может, поднесли «тошнотиков».
Иногда так незаслуженно Лёшка назвал ливерное лакомство оттого ли, что он сам мало их ел, или по какой-то другой причине он почему-то не обожал их. И это название привилось как-то сразу у ребят. Чуть что — сбегаем за «тошнотиками» на уголок. И уплетали их за милую душу, подглядывая друг за другом, не осталось ли у кого лишнего.
И на этот раз повезло. Издалека увидели дымящийся бочок с пирожками. В один кулёк попросили завернуть четыре пирожка, ну а по одному запихали в рот. Веселей сразу как-то стало.
— Что, — спрашивает Колька, — доедим пирожки, потом ты расскажешь о своих задумках или, может, сейчас ими поделишься?
— А что время зря терять? Дело вроде нехитрое! Зараз можно и пирожки одолеть, и о планах поведать. Есть у меня соображение ракету смастерить и дымовушку. Но давай вначале сделаем ракету. Из картона корпус, а вместо ракетного двигателя используем рулончики из фотоплёнки. Я с собой её прихватил. И сопло приделаем. Без него не обойтись, тяги ракетной не будет.
— Ну, ты профессор в этих вопросах, тебе и видней. И куда мы на такой ракете полетим? На какую планету? — с улыбкой спросил Колька.
— Тут важно стартануть! Она и без нас полетит. Важно видеть, как след она дымный будет оставлять.
— А в такую погоду и старта не получится, и дыма не увидим. Снегом всё заметает. А ты сам пробовал просто плёнку поджигать?
— Пробовал не один раз, горит, как порох. И дым оставляет, и запах гари плёночный.
— Тогда из плёнки можно настоящую дымовуху устроить. Даже в классе.
— Можно. А вот с ракетой не получится. Простор нужен. Высота.
— Тогда ракету лучше у оврага запускать. По-любому высота будет. Даже если не полетит в сторону созвездия Выдры, — с иронией произнёс Колька.
— А что, такое созвездие есть?
— Не знаю, может, и есть.
Знакомыми переулками и улицами добрались до деревянного моста, что перекинулся от улицы Камышинской до Коммуны. Мост был высокий из брёвен. Недавно построенный. Внизу меж крутых склонов городищенского оврага, поросших крапивой и репейником, протекал незаметно небольшой ручей, который даже в лютые морозы не застывал. В отдельных местах куржак, образовавшийся от испарения тёплой воды, образовывал перемёты, укрывавшие ручей, через которые, как через мостики, пытались не раз с ребятами перебраться на противоположную сторону.
Такая затея оборачивалась неудачей. Снежный мостик рушился, но, промочив валенки до колен, не спешили бежать домой, чтобы согреть ноги и просушить обувь, а потом ещё подолгу бродили вдоль ручья, ища место для новой переправы.
С застывшими, обледеневшими валенками возвращались домой, словно на деревянных колодках. Гремя и стуча ледяным звоном, передвигались, как инопланетяне. За что уже дома получали от матери подзатыльник и кружку горячего чая с куском искристого белоснежного сахара, который скрипел на зубах и высекал бело-голубые искорки, и казалось, что от этого удовольствия и материнского подзатыльника становилось ещё теплей и уютней в натопленном доме.



Глава четвёртая
Поход в магазин


С края у моста стоял приёмный пункт вторсырья, где принимали различное барахло: стеклянные пузырьки из-под одеколона, тряпьё, кости, металлолом и другой хлам.
— Может, заглянем, — предложил Валерка. — Глядишь, чего и высмотрим. Можем и утиль собрать.
Обычно было интересно рассматривать на полках приёмного пункта выставленный товар, на обмен сдаваемого утиля: фонарики, игрушки и прочую ерунду. Бывало, предлагали и книги. А нас больше интересовали деньги. Правда, они редко были в наличии. Больше расплачивались товаром. Товар как-то не очень интересовал.
И в этот раз, не обнаружив ничего интересного среди товара, разложенного на полке, и выяснив, что разжиться деньгами не получится, решили не тратить время на сбор утиля, а заняться воплощением идеи запустить ракету.
Двигатель ракеты Валерка уже выбрал. Он решил сделать его из фотоплёнки, которую весь день носил в портфеле. Для Валерки почему-то было важно запустить на околоземную орбиту плёночный негатив с запечатлённой Светкой, старостой класса. Ему уж так хотелось насолить Светке, чтобы она почувствовала всю прелесть полёта, ту степень перегрузки, когда земля уходит из-под ног. Похожей на ту, которую не раз испытывал Валерка, когда он с невыученным уроком приходил в школу и, не добившись от Светки согласия списать домашнее задание, ожидал с тревогой приглашение учителя к доске.
— Приходи ко мне, — при расставании предложил Колька, — займёмся ракетой у меня дома.
— Замётано, — ответил Валерка и перескочил через сугроб, прочертив на снегу портфелем дугу, похожую на стартовый след запущенной ракеты.
— Наконец-то пришёл, — произнесла мать, — мой руки и садись за стол.
Ребят — Колькиного брата и сестру — она уже накормила и отправила в школу. Они учились во вторую смену.
— Валерка придёт ко мне, — черпая ложкой из тарелки горячий наваристый борщ, обжигаясь и проглатывая слова вместе с развалистой, окрашенной в свекольный цвет картошкой, — произнёс Колька.
— Ешь аккуратно, не торопись, никуда не убежит твой Валерка. Уроки ещё надо сделать. И в магазин за хлебом сходи. Вечером отца с работы накормить надо.
В углу у печи кто-то возился, шурша старой газетой, которую обычно клали для растопки печи. «Неужели мыши прогрызли стену из коридора и решили навести на кухне порядок?» — промелькнуло в голове у Кольки. Колька отложил ложку и выскочил из-за стола. Пригнувшись, стал медленно, на цыпочках, двигаться к печи, разглядывая подозрительный угол. Увидев серый промелькнувший хвост, он сразу догадался, что это кот Васька занимался повышением грамотности, перебирая лапами страницы газеты.
Тут вспомнился Кольке и хвост бобра-бобровича, который был плоским, и как Валерка назвал его похожим на поношенный кожаный сандаль. Кольке стало весело, и он засмеялся от этих воспоминаний о старом сандале, зверьке по имени выдра, и от «учёного» кота Васьки.
— Взял бы ты, Васёк, и выучил за меня уроки, пока гоняю в магазин, — с усмешкой произнёс Колька, обращаясь к коту.
— Ну, пожалуй, я сейчас в магазин сгоняю, — выпалил Колька и стал напяливать валенки, стоящие у порога.
— А кто котлету будет есть? — произнесла мать, удивлённо посмотрев на стоящего у порога в валенках Кольку.
— Можно, я её с собой возьму?
— Ну вот, так мы и едим. За столом не едим, а всё на ходу. Куда-то всё торопимся, куда-то всё бежим. За столом от еды пользы больше будет. Что с тобой поделаешь? — недовольно сказала мать. — Вот они, какие нынешние.
И стала выкладывать из тарелки приготовленную котлету. Схватив хозяйскую сумку, висевшую у дверного косяка и взяв завёрнутую в пергамент котлету и деньги из рук матери, Колька выскочил на улицу, но вернулся и с порога деловито спросил: «Сколько буханок хлеба брать?». Он уже в сенях на ходу вспомнил, что надо хлебом запастись и для кролей. Это был дополнительный паёк, который иногда выдавал им отец. Кольке нравилось наблюдать, как кролики, держа кусочек хлеба двумя лапками перед собой, двигали челюстями из стороны в сторону и не спеша пережёвывали подсохшую корочку, цепко удерживая недоеденную часть, похожую на бледно-рыжий полумесяц, скатившийся низко к земле на зимнем небосклоне.
Зябко ёжась от напора колючего холодного встречного ветра, дувшего со стороны оврага, Колька решил свернуть в противоположную сторону. На этот раз он решил идти не через овраг, как обычно ходил в магазин и в школу, а по соседней улице Гвардейской, и по пути зайти за Валеркой.
С Валеркой всё же интересней, можно было по дороге о чём-то поболтать, обсудить постройку ракетного корабля. Колька подумал, что ракета может не полететь с первого раза, а, набрав высоту, может грохнуться на землю. Ещё Валерка мог пригодиться для покупки хлеба в магазине: в руки давали две буханки, а так можно за раз притащить больше, чтобы не бегать второй раз. И сэкономить время для занятий с ракетой.
Колька постучал в оконное стекло Валеркиного дома. Валерка встрепенулся и подскочил к окну, словно подброшенный пружиной. Протёр рукой запотевшее стекло и с трудом разглядел Кольку. Он стоял, облокотившись на подоконник с румяным от мороза и ветра лицом, в одной руке держал что-то похожее на хозяйственную сумку, а свободной рукой чего-то махал. Похоже, вызывал на улицу.
Недолго думая, Валерка стянул с вешалки тёплые с начёсом штаны, обулся в подшитые отцом накануне валенки, накинул шапку и пальто и устремился на улицу, не забыв по пути плотно прикрыть обшитую серым войлоком входную в дом дверь, таким же, что и на подошвах валенок, и выскочил на улицу.
— Куда собрался? — спросил Валерка.
— Да в магазин надо. Сбегаем вдвоём? По дороге обсудим идею с ракетой.
Они пошли по протоптанной тропе тротуара вдоль забора, по верхушкам с которого свисали лохматые снежные шапки. Было загадочно красиво. И было легко идти с заветренной стороны.
Колька первым, сразу, как только они отошли от дома, завёл речь о ракетном корабле…
— Идея у меня появилась, — произнёс Колька, раскручивая сумкой в руках, словно пропеллером. — Давай превратим ракету в настоящий межзвёздный корабль. Приделаем к ракете отсек, наподобие кабины, где поместим астронавта.
— Какого ещё астронавта? Что ты придумал? — раздражённо произнёс Валерка.
— Постой, не горячись. Давай лучше перекусим. У меня припасена в кармане котлета. Мать напекла к обеду. Правда, малость поостыла. Бери половину.
Хрустящая, домашняя с корочкой котлета пришлась в самый раз. У Валерки как-то сразу поднялось настроение. И он стал интересоваться заумной идеей Кольки.
— Ты знаешь, что я придумал: в эту кабину, подобие капсулы, вместо астронавта поместим негатив плёнки с изображением Светки и зашлём её на орбиту за её вредность. У нас же есть на плёнке её изображение. Она всё равно не даёт нам списывать. Вот пусть почувствует в ракете перегрузки, подобно нашим, когда перед уроком с невыполненным домашним заданием трясёмся.
— А что, потом и спасать её придётся, если ракета не долетит до созвездия Выдры?
— А мы предусмотрим парашют. Вот и спустится как миленькая. Мы ей расскажем про наш корабль. Может, после этого не будет вредничать и списывать будет давать.
Такая идея со Светкой, с парашютом и дополнительным отсеком у Валерки не сразу вызвала восторг. Валерка, как профессор, уже рассчитал, что у ракетного корабля будет один двигатель, топливом для которого будет служить проявленная фотоплёнка. А с дополнительной кабиной для астронавта и отсеком для парашюта тяги двигателя хватать не будет, рассудил он.
— Ну, Колька, и задал ты задачку! Тут потребуется другое топливо для двигателя. Лучше, конечно, достать порох. Двигатель сделать комбинированным — сначала горит порох, потом плёнка. Или наоборот. Тогда ракета должна здорово полететь.
— Знаешь, я у Вадьки видел патроны от ружья. Правда, не знаю, для чего он их хранит. Может, на пару- тройку штук расколется. Мы бы из этих патронов смогли сделать два двигателя, а лучше три; соплом у них могли служить гильзы. Вот было бы здорово, — мечтательно выпалил Колька.
— Давай забежим к Вадику, — добавил он, — может, он дома.
Ребята решили отклониться от маршрута в магазин и забежать к Вадику. Это было совсем недалеко, на улице Победы. Там во дворе они увидели Вадика. Он возился в огороде у забора и пытался повесить клетку ловушку для птиц на высокий шест, который он только прикрепил проволокой к прожилине забора. Для этого он использовал длинную палку, стараясь зацепить клетку за гвоздь на шесте.
— Ура, получилось, — радостно произнёс Вадик, завидев нас, отставляя палку в сторону.
— А ты нам нужен, — произнёс Колька и хлопнул Вадика рукой по спине.
— Давай колись! Говорят, у тебя есть патроны от ружья. А нам нужен порох, желательно и гильзы.
Вадик понял серьёзные намерения ребят. С патронами не шутят. Отвертеться не получится. И сказал сразу:
— А что придумали? Может, и меня посвятите?
Валерка переглянулся с Колькой.
— Поделимся?
— Можно, — ответил Колька. — Только не сейчас. Торопимся! Ещё одно дело надо успеть сделать. А если хочешь, можешь принять участие.
— Серьёзно? — переспросил Вадик.
— Не задавай лишних вопросов. Тащи патроны.
— Ладно, пошли в сени, — сказал Вадик, вздохнув с облегчением.
В сенях на полке он нашарил коробку, из которой достал два патрона, гильзы которых были сделаны из картона, и протянул Валерке.
— Тяжёлые какие! — подержав в руке, сказал он.
— Не жмоться, давай ещё один!
— Да мне не жалко, пожалуйста, — и протянул ещё один.
— Слышь, Вадик, а разрядить их поможешь? Надо удалить капсюля и дробь. А порох оставить. Нам чтобы время не терять, ещё в магазин надо смотаться, — сказал Колька. — Зайдём на обратном пути. А может, завтра. Будь готов! Давай, пока!
— Всегда готов! — с улыбкой ответил Вадик.
— По-моему, неплохо получилось. Часть дела сделана! Осталось смастерить корпус ракеты с парашютом да Светку-астронавта пригласить для полёта, — с иронией произнёс Колька.
— А шёлк для парашюта где будем добывать?
— А я уже придумал! — произнёс Колька.
«Рубашку старую придётся распороть. Хорошо, что
в утиль не сдал», — пробормотал под нос Колька.
— Бежим в магазин! А то без хлеба останемся. Достанется мне тогда от матери на орехи, — добавил он, ускоряя шаг.
Снег под ногами скрипел. Снежинки едва поблёскивали в косых лучах уходящего солнца сероватым хрустальным блеском, и казалось, что где-то там далеко небосвод начал темнеть, и скоро на землю испустит свой холодный лунный свет, и далёкие звёзды своим мерцанием позовут туда, куда должен направиться межпланетный корабль, который задумали сделать друзья из 5 Б класса.
— А правда существует созвездье Выдры? — вдруг спросил Валерка.
— Не знаю. Можно завтра у Светки спросить? Она всё знает.
— А вдруг она обидится? Я же её тоже называл выдрой.
— Тогда придётся искать замену астронавта, — с усмешкой сказал Колька.
В магазин успели вовремя. На хлебных полках оставалось несколько буханок хлеба серо-шоколадного цвета; золотистые баранки, висевшие гирляндой; пара витых с маком батонов, напоминавших джутовый канат. Сладкий и слегка подгорелый запах хлеба раздражал нос. Колька сглотнул слюну.
— Нам на двоих хлеба, — произнёс он, подавая помятый в руках один рубль продавцу, женщине в нарядном кокошнике.
Валерка тем временем рыскал глазами по витрине, пытаясь найти знакомые прессованные кофейные кубики, так любимые друзьями, затем таинственно поманил Кольку и, нагнувшись всем телом в его сторону дугой, доверительным шепотом на ухо произнёс:
— На пару кубиков денег хватит?
Колька пересчитал сдачу за хлеб, утвердительно мотнул головой и, отсчитав двадцать копеек, протянул их продавцу:
— Ещё два кофейных кубика, — попросил он.
— А может, с какао? — любезно спросила продавец, посмотрев почти одновременно на обоих.
Друзья переглянулись и, кивнув головами, на этот раз решили испробовать аромат какао-бобов. Домой шли с полной, загруженной хлебом хозяйственной сумкой, уплетая молочно-шоколадные рассыпчатые кубики. Они показались даже вкуснее, чем обычные кофейные, тоже за десять копеек.
— А к Вадику, — вдруг вспомнил Колька, — ведь обещали зайти.
— Давай завтра, сегодня ещё уроки надо сделать. А то Светка опять не даст списать.
— Ладно, у нас есть ещё время. Надо подумать, из чего лепить корпус ракеты, как крепить двигатели, где делать отсеки, и где размещать парашют. К звёздам не так просто лететь!
— А ты не загнул про звёзды?
— Пусть все думают так. Нельзя что ли пофантазировать?
— Давай до завтра, фантазёр! — Валерка махнул рукой, словно дал команду на старт, и, включив персональный двигатель-прыгатель, вприпрыжку, не разбирая дороги, через сугробы устремился навстречу уже зажжённым огням в окнах своего дома, укрытого снежным покрывалом.
В школе Колька поделился с Вадиком о ракетном корабле, и что запуск запланирован в новогодние каникулы, если не случится какой-нибудь срыв — всё же новогодние праздники. Раньше просто не успеть, ещё везде хочется побывать, на ёлку во Дворец пионеров смотаться, в драматический театр уже есть билеты на спектакль «Конёк-Горбунок».
Вадик потерянно молчал. Потом полез в карман и протянул руку:
— Это патроны, как договаривались. Только не знаю, как капсюли выбить. Боюсь, что грохнуть могут. Дробь вытащил, а порох обратно запыжил. Держи!
— Классный получится двигатель, — произнёс Колька, рассматривая картонные гильзы, отдающие глянцевой желтизной. — Пойду, покажу гильзы Валерке. Ну, конечно, одних гильз с порохом недостаточно, чтобы сделать ракетный корабль. Пусть теперь думает «профессор», как крепить их к корпусу ракеты. А так ещё и корпуса нет. Надо придумать, из чего его делать.
Колька оглядел класс. Валерки не было видно. Наверное, в коридоре. Опять что-нибудь придумал! Валерки и в коридоре было не видно. Не было видно и ребят Вадика и Лёшки.



Глава пятая
Химический опыт


На перемене в коридоре было шумно, как на птичьем базаре. У Кольки появилась мысль найти ребят в туалетной комнате, где они часто собирались и делились своими тайными секретами. И на этот раз Кольку не подвела интуиция. В туалетной комнате у самых дверей Лёшка в окружении ребят, склонившись на корточках, колдовал, держа в руках пузырёк с прозрачной жидкостью. В углу комнаты на школьном листке из тетради чернел холмик кристаллов тёмно-рубинного цвета.
— Что это у вас? — поинтересовался Колька, оказавшись в окружении ребят, рассматривающих действия Лёшки.
— Сами ещё не разобрались. Лёшка говорит, что он покажет химический фокус-покус — взаимодействие двух веществ. Стоим и ждём, когда джинн с бородой появится. А мы с носом можем остаться. Перемена уже кончается. А огня всё нет. Всё враки, наверное.
— А что за вещества?
— Вроде глицерин и марганец.
— И что, без спичек огонь будет?
— Вроде да…
— А где их добыли?
— Да Лёшка приволок. Кто-то подсказал ему из старших ребят с улицы, где можно достать. Вот и решили проверить. Говорят, что огонь можно получить без спичек.
Тут потренькал звонок. Но никто из ребят не спешил. Все ждали.



Смесь ещё некоторое время никак себя не проявляла. Потом нехотя стала побулькивать, выделяя еле заметный дымок. И наконец, вспыхнула ярко фиолетовым пламенем. Пламя, словно ожив, поднялось кверху, затем опустилось. И стало сжигать холмик на бумаге. Горелый запах окутал туалет.
— Бежим! — крикнул Валерка. — Звонок был!
И толпой ринулись в класс, успев до прихода учителя занять места за партой. Лёшка, словно «перевёртыш», радостный крутился за партой, посматривая по сторонам и ловя восхищённые взгляды ребят. Фокус- покус удался.
После окончания урока в класс вошла классный руководитель Надежда Петровна и поинтересовалась у ребят:
— Что сегодня жгли в туалетной комнате? У кого спички? Кто принёс их в школу?
В классе повисла гробовая тишина. Валерка переглянулся с Лёшкой. О спичках они не имели понятия. А признаться в том, что они проводили химический опыт, вначале побоялись. Они и сами не предполагали, что этот порошок с жидкостью из пузырька на самом деле обладает волшебным свойством гореть.
— Ну, я думаю, кто это сделал, подойдёт к столу и выложит спички.
Выходить к столу никто не собирался. Спичек ни у кого не было. Настроение у Лёшки, Вадика, Валерки и Кольки почему-то улетучилось, как холмик на тетрадном листке. Им не хотелось выглядеть отпетыми хулиганами.
И Лёшка решил признаться:
— У нас с ребятами спичек не было. И умысла поджигать не было. А провели с ребятами химический эксперимент. Что здесь такого? Мы и на уроке по химии подобные опыты проводим. Вода в колбах и пробирках тоже бурлит, разные газы получаются. Реакция, одним словом, химическая. Вот и мы решили, не дожидаясь урока химии, проверить взаимодействия двух неизвестных веществ. А что они возгорятся, не подумали.

Порошок сгорел. А пузырёк от жидкости выбросили. Извините, что не так пошёл эксперимент, Надежда Петровна.
После урока по дороге домой Колька предложил Валерке:
— Знаешь что?! Давай сегодня займёмся ракетой! Что-то химия надоела. Ты займёшься двигателями, а я корпусом ракеты. Я вспомнил, у меня на чердаке дома есть похожая на корпус картонная трубка от калейдоскопа. Правда, я успел калейдоскоп раскурочить, поинтересовался его устройством. Хотелось приспособить в подзорную трубу наблюдать за звёздами. А сейчас, я думаю, эта трубка в самый раз подойдёт. Только надо её найти. Правда, без лестницы не получится забраться на чердак, нужна твоя помощь.



Глава шестая
Трубка калейдоскопа


Лестницу надо было тащить от сарая. Она оказалась тяжёлой и была сделана из толстых жердей. К тому же ещё пришлось тащить её по снежным сугробам. Лестницу прислонили к веранде дома под углом. Надо было теперь добраться по снежной крыше к двери чердака.
Ребята забрались в чердачное помещение. Здесь было здорово! Даже интересно. Несмотря, что была зима, ветер сюда уже не мог добраться. Было тихо и почти светло. В небольшое окно с противоположного торца проникал свет. Но свет был холодный. Из окна виднелись заснеженные крыши домов. Из печей лениво поднимался серый с просветами дым, потом он терялся в морозном воздухе. И вслед за ним появлялся новый дрожащий на ветру шлейф нагретого печного воздуха, который вместе с дымом таял и пропадал, потеряв силу сопротивляться холодной массе. А там за оврагом виднелась дорога, по которой ходили в школу. Тропинка в овраг была узкой, извилистой. Но спускаться по ней было удобно даже зимой. Можно даже скатиться на валенках, но умело, управляя ногами на поворотах.
А сейчас нужно было отыскать картонную трубку среди скопившегося хлама.
— Тут сразу и не найдёшь твой калейдоскоп, — произнёс Валерка, запнувшись ногой за потолочную балку.
Наклонившись к стоящему у трубы ящику, стали вместе рыться в барахле. Сначала вытащили старый фонарь без стекла, коробку лото, ракетку от настольного тенниса и кусок фольги. На самом дне обнаружили калейдоскоп с разбитым стеклом.
— Он самый, — выпалил Колька, осторожно стирая пыль варежкой.
— Берём и уходим. Не забудь прихватить и кусок фольги.
В ограде громко залаял пёс. Колька насторожился:
— Кажись, кто-то припёрся. Наверное, Вадик.
Колька выглянул в чердачное окно. Точно! Вадик
стоял возле ворот, пританцовывая на снегу. У него был смешной вид. Похожий на замёрзшую сосульку.
— Заходи, мы здесь!
Вадик повертел по сторонам головой, приоткрыл калитку ворот. Но никого не обнаружил.
— А где вы?
— Да здесь мы, здесь!
Вадик не понимал, откуда доносился голос Кольки. Сжимая губы от смеха, чтобы не выдать себя, Колька с Валеркой расхохотались.
— Ой, не могу, — произнёс Валерка и, заливаясь от смеха, поспешил из чердака на крышу веранды.
Потом он остановился на краю, осмотрелся по сторонам.
— А может, прыгнем в сугроб? — предложил он и, не дождавшись от Кольки ответа, набрал воздуха, словно воздушный шар, ещё раз посмотрел на Кольку, как бы предлагая за компанию прыгнуть, и сиганул прямо в сугроб.
Колька не успел и глазом моргнуть, как Валеркина фигура плавно вписалась в снежное месиво. Не оставалось сомнения: теперь придётся тянуть из «болота бегемота».
— Боюсь, теперь не выбраться мне отсюда, — игриво запричитал Валерка. — Не могу пошевелиться. Придётся вам откапывать меня!
Из сугроба торчали лишь руки и голова Валерки. Ноги и туловище ушли сугроб.
— Зови Вадика, пусть лопатой откапывает. Самому мне не выбраться отсюда.
По голосу Валерки Вадик сообразил, что случилось что-то неладное, и бросился во двор.
— Ну и уютно ты устроился. Тебе не скучно там одному? — спросил Вадик, обнаружив торчащую Валеркину голову из сугроба.
— Бери лучше лопату и откапывай, пока я добрый!
— Не падай духом, мы зараз с Вадиком тебя изволим из снежного плена, если будешь себя хорошо вести. А пока можешь и посидеть. Мы вроде никуда не торопимся, — крикнул сверху Колька. — Тут есть только одно средство помочь тебе: придётся тебе вытянуть руки, а мы дёрнем за них. А если не хочешь такой помощи, то протянешь ноги. Всё же Тяни-толкай лучшим будет вариантом, чем откапывать лопатой.
Колька к тому времени спустился по лестнице, держа в руках кусок фольги и заветную трубку, уже не похожую на ранее бывший калейдоскоп.
В сугробе Валерка успокоился, притих. Он понял, что другой помощи ему не откуда ждать. Колька переглянулся с Вадиком.
— Что будем с ним делать? Может, оставим его так, — насмешливо произнёс Колька.
— Ну, змеёныши, разберусь я с вами, — донеслось из говорящей головы, торчащей из снега. — Потеряете «профессора» по ракетным двигателям, что тогда делать будете?! И трубка с фольгой вам не понадобится!
— Ну что, Вадик, будем делать? Не оставлять же эту мумию до утра.
Молча посмотрели на «профессора», решили: без говорящей головы не обойтись! Ракета без двигателей не полетит. Придётся вытаскивать Валерку из сугроба. Переглянувшись, кивнули друг другу. Без слов было ясно — придётся вытаскивать.
— Валерка, ладно, подавай руки, пусть будет по- твоему. Только крепче держись!
— Раз, два — взяли, ещё разик, — разнеслось в морозном воздухе так, что дремавший в конуре пёс решил своим голосом тоже поддержать ребят.
— Пы-п! Пфу-у! — произнёс Валерка, выбираясь из снежного плена, стряхивая налипший снег. — Не ожидал я такого коварства, — переведя дыхание и швыркая носом, добавил он.
— Ха-ха! — рассмеялся Вадик. — Ты совсем стал похож на снежного человека. Вот бы сейчас заснять тебя и показать ребятам в школе! Ни в жизнь бы не догадались, что это «профессор»!
— Что и говорить, полёт и приземление в сугроб были неплохими. А вот выбираться пришлось с помощью тягловой силы, — с улыбкой произнёс Валерка, облизывая губы от налипших снежинок. — Если бы не появился Вадик, пришлось бы лопатой орудовать Кольке. В этот раз повезло ему!

Недолго думая, Валерка стянул валенок и, стоя на одной ноге, как страус, стал трусить из валенок снег, поочерёдно сменяя ноги.
— Пошли в дом, — предложил Колька. — Что-то зябко стало, глядя на Валерку, да и холодком потянуло. Ещё чего доброго, схватим простуду, тогда наш проект с ракетным кораблём придётся откладывать.
В дом ввалились гурьбой, раскатываясь на полу замёрзшими валенками. Но весёлыми.
— Где это вас чёрт носил? — воскликнула мать Кольки, всплеснув руками. Все в снегу! Небось, околели? Быстро раздевайтесь, сейчас напою вас чаем.
Мигом побросав одежду, ребята уселись за стол. Колька подлетел к шкафу, схватил сахарницу с чашками и расставил всё на столе, как шахматные фигуры. Заглянул в сахарницу, там был сахарный песок.
— А нам лучше кусковой, пилённый.
— Ну, беда с вами, — проворчала мать и полезла в шкаф доставать из банки кусковой, отдававший нежной голубизной сахар.
— А ещё бы нам и твоих постряпушек.
— Конечно! Я совсем забыла сразу предложить.
И достала укрытый белым вышивным полотенцем противень с мясными пирожками.
Тем временем Колька мастерски расправлялся с кусковым сахаром, раскалывая металлической ручкой ножа куски, похожие на расколовшиеся бесформенные льдинки. Выбрав каждый по большому куску сахара, друзья дружно, прикусывая и причмокивая горячий чай, стали наслаждаться домашней трапезой.
«Подумать только, весь день на ногах скачут, и усталость не берёт», — подумала про себя мать, с любовью разглядывая лица сорванцов.
— Может, ещё вам по чашке налить, — вдруг спросила она, отвлёкшись от плиты.
— Нет, спасибо, мы побежим. Домой надо успеть. Скоро родители возвратятся с работы.
И, разобрав сброшенную у порога одежду, покидали её на себя и выскочили в сени, оставив за собой не прикрытыми двери. И исчезли, как кукушка в часах.
— Ну, точно кукушата, — улыбнувшись, обронила мать.




Глава седьмая
Обновка


Хрипло, словно простуженная, кукушка прокуковала семь раз. Пора было вставать, собираться в школу. Колька сквозь не покинувшую дрёму открыл глаза. Потянулся, ухватив руками край одеяла, залез под него с головой. С узкой полоской пробивавшегося света пришли воспоминания вчерашнего дня про случай с Валеркой, застрявшим в сугробе, о зябкой и холодной погоде. Хорошо бы не идти в школу и пропустить один денёк. Притвориться больным. Но, как назло, с горлом было всё в порядке. Оно почему-то даже не хрипело. Потрогал лоб, он тоже был на месте, там, где и голова. И ничуточки не горячий.
Слегка помятый и босой, он сел на край койки и, морщась, двигая вразнобой ногами, едва касаясь холодного пола, стал соображать, где он с вечера разделся. Потом взглянул на открывшуюся дверь и вошедшую в комнату мать.
— Не могу вспомнить, мама, где мои школьные вещи?
— На вешалке, как всегда, висят. А ты не забыл про заказ, который сделал портнихе?
Колька почесал затылок.
«В самом деле, почему-то в голове произошёл провал. Вот голова… — подумал Колька. — С этими ракетными делами всё на свете забудешь».
Кольке хотелось поменять школьный костюм на модную вельветовую рубашку без пуговиц с разрезом на груди. Навроде мужской укороченной туники с рукавами. Такая рубаха у Валерки уже была, у одного в классе. А тут вдруг из головы всё выскочило. Про портниху-то и забыл! И мода, будь она… откуда пошла, трудно догадаться. А Валерка в тайне держал. Он ещё тот конспиратор по части моды. У него мать работала на какой-то базе. И разные обновки доставались ему первому. Ну и Колька решил не отстать. Что он, хуже его? Выпросил денег у матери, сгонял в военторг, что на улице Республики, закупил пару метров вельвета. Правда, в продаже был немножко другой. Не такой, как у Валерки. С более крупной полоской, да и блеск ткани какой-то мутноватый. Вроде залежалый. Ну, мода есть мода. Тут уж не до полосок и блеска. Главное, чтоб заметили в классе. Ну и портниху в соседях подыскал, чтобы в город на примерки не бегать. Она, правда, не совсем модельной одеждой занималась. А так, строчила иногда что-нибудь по дому. Колька подглядел Валеркин фасон, когда тот отвечал у доски в классе, быстренько запечатлел на тетрадный листок. И после уроков, прихватив отрез вельветовый, к бабе Шуре с эскизом наведался.
— Баба Шура, мода пошла у нас в классе. Хочу такую же рубашенцию пошить, как у друга.
И показал свой рисунок.
Она давай уточнять:
— Какой рукав делать, нашивной или стычной?
Ну и давай разные там термины называть.
А Колька и говорит:
— Шейте проще, главное — моду выдержать! И по плечу чтобы получилась.

И подставляет ей своё плечо для обмера.
Она говорит:
— Спинкой стань, потом грудкой.
Ну, повертела его, как волчок. С непривычки даже голова закружилась, как на карусели в городском саду прокатился.
— Придёшь, — говорит, — молодой человек, как кликну.
Жила-то она напротив дома, слышимость хорошая.
Колька думает, как кликнет, так если сам не услышит, так Бобик даст знать. Он ушлый, всё слышит, когда ему надо. Ну и понадеялся на него. А он что-то не подаёт знать. Видно, разобрался, что ему эта обновка не нужна, и помалкивает. Ну, и Кольке некогда: с Валеркой затеяли ракетные дела.
Вроде бы и спросонья, но уже соображать начал, сидя на койке и качая ногами.
— Хорошо, мама, что напомнила. А то наш Бобик в молчанку ушёл. Придётся с ним разобраться. Ну, я с ним после школы успею поговорить.
Соскочил с кровати и по холодному полу бегом к своей школьной одёжке, что на вешалке. Думает, сегодня ещё раз покажется в ней. Выдержит ещё несколько дней, ну а после уже модный, как Валерка, будет ходить. На зависть Лёшке и Вадику. Ну и всем остальным из класса. Быстренько поклевал кашки, яичко расколупал, как вылупившийся цыплёнок, запил чайком и полетел в школу. Почти первым оказался.
Сидел на уроках, как на иголках. Всё время думал о модном «блузоне». Искоса и на Валерку поглядывал. Себя представлял, как будет смотреться. Как на него будут девчонки заглядываться. «Светка, — думает, — сразу обратит внимание, по-другому станет относиться. Глядишь, и списывать давать начнёт. В общем, новая жизнь начнётся».
После уроков Валерка стал приставать с ракетой:
— Когда начнём делать? У меня голова от идей раскалывается, от взлёта ракеты прямо искры из глаз сыплются, хоть ведром собирай.
«Ну, правильно, — думает Колька, — ты же «профессор». А у меня с утра совсем другой интерес пробудился. Можно сказать, жизненно важный. Кукушка в часах даже голос сорвала. Первая примерка намечается. «Блузон» вертифлетовый примерять придётся».
После школы к бабе Шуре сразу нарисовался. Даже про обед позабыл. Две скроенные половинки рубашки она на иголочках давай на Кольке скалывать. Ну, думает, не всадила бы случайно куда-нибудь под кожу. А сам задом пошевеливает, увёртывается. Не дай Бог на иголочку нарваться. Потом давай она рукава цеплять. Стал походить на огородное пугало.
«Хорошо, что зима, — думает Колька, — на улице никого нет. А так бы кто заглянул, подумал, что с огорода соседского сбежал. Конфуз мог с этой модой случиться».
Поколдовала она ещё что-то с фасоном.
— Ладно, — говорит, — через день забежишь на вторую примерку. Ждать буду!
С трудом дождался второй примерки. Прибежал к ней после уроков, как договаривались. Стал натягивать сшитую рубаху. Чувствует, что туговато идёт. Как вроде в плечах разошёлся. Потом вроде бы села на место.
Посмотрела бабуся на него со всех сторон.
— Ладно, вроде сидит, подойди к зеркалу, — говорит она и показывает рукой на стену с отрывным календарём.
Сначала Колька не понял, что в календаре должен увидеть? Вроде с утра двадцать пятое декабря было. Скоро зимние каникулы. А баба Шура бормочет под нос:
— Смотрись лучше, ежели что не так, то мигом поправлю.
Стал он приглядываться внимательней, как на уроке, когда Валерка у доски стоял, срисовывая с его фигуры, модельный фасон. Только сейчас, заметил зеркальце с пожелтевшим стеклом, засиженное мухами. А может, от старости оно таким стало. Сначала одно плечо показалось, сдвинулся в сторону, и второе появилось. Правда, первое потерялось. Вроде весело стало. Ну, так несколько раз проделал, словно поклоны делал рождественские перед иконой Божией Матери. Потом только прочитал в календаре, праздник двадцать пятого декабря — Рождество Христово, католический праздник. Развернувшись, вдруг увидел в углу дома небольшую по размеру икону, украшенную полотенчиком и вербной веточкой.
— А это кто? — поинтересовался.
— Пресвятая Дева Мария, Икона Божией Матери — Благодатное небо.
— Да-а-а! — изумлённо произнёс Колька. — Вот это небо! Голубое-голубое, где много разных звёзд и созвездий. Где происходит волшебство и чудеса. И мы с ребятами мечтаем сделать ракетоплан и отправить его в небо, в далёкое путешествие к звёздам, к новым мирам. Но пока у нас будет маленький корабль. Мы с «профессором» Валеркой придумали только такой. У нас ещё нет настоящего мощного ракетного двигателя, — поделился Колька своим планом.
— Ладно, побегай домой, — произнесла баба Шура, — к своим ракетам, к своим друзьям. У вас всё получится! — и, повернувшись к иконе, трижды перекрестилась. Перекрестила и Кольку. И напоследок сказала:
— В добрый час, храни вас Господь!
Колька накинул пальтишко, надёрнул шапку и выскочил на улицу.
Морозный и ясный день встретил Кольку солнечным ярким светом, который окрасил дома, деревья. Снежное покрывало, укрывшее землю, сверкало. Оно играло серебристыми лучами и отражало свет, исходивший с благодатного голубого неба.



Глава восьмая
Алькор-1


Занятия в школе подходили к концу. Заканчивалась очередная учебная четверть. Впереди ребят ждали зимние каникулы. Колька с Валеркой решили осуществить свою мечту — сделать ракету, которая смогла бы взлететь, преодолев земное притяжение, и устремиться в небо, над кручей оврага, берёзами и ручьём с замершими по берегам и покрытыми инеем седыми тополями.
После обеда собрались трое друзей: Валерка с Колькой и Вадик.
— Итак, настал великий день, — произнёс Колька, выдвигая на середину комнаты стол.
Валерка достал смятые листки бумаги, разложил их по столу и стал рассматривать чертёж, рисованный карандашом с изображением косых, прямых линий и овалов в виде отверстий. Колька с Вадиком расположились по бокам, вроде конструкторского совета.
— Может, расскажешь нам о хитросплетении твоих замыслов, — произнёс Колька, подсаживаясь ближе к Валерке.
«Профессор» негромким голосом, с карандашом в руках, стал водить по контуру корпуса ракеты, поясняя назначения каждого элемента, из которого будет состоять будущий ракетный корабль.
— Для начала назовём его «Алькор-1».
— А почему так? — спросил Вадик.
— Всё просто. Это слово состоит из букв наших имён. Больше повезло Кольке. Совпадений букв получилось в его имени больше.
— А цифра?
— Цифра «1» означает, что это наш первый аппарат.



Он у нас экспериментальный и будет состоять из четырёх модулей или отсеков. Два отсека — под двигатели, — продолжал «профессор» с умным видом. Из них: один разгонный — пороховой из гильз от ружья; второй из проявленной плёнки — маршевый, третий отсек для астронавта и последний — парашютный, для возвращения астронавта на землю.
— Да! Неплохо было бы полететь на таком ракетоплане, — выдал Вадик.
— Не перебивай, — произнёс «профессор» и продолжил, — самыми сложными получаются отсеки для двигателей. Конечно, можно и один двигатель предусмотреть, но он позволит выйти только на околоземную орбиту, а стартануть к звёздам нужен второй. Доклад окончен, — с улыбкой на лице произнёс Валерка. — Теперь дело рук!
— Ну ты, Валерка, настоящий Циолковский! Наверное, начитался разных книжек.
— А что я, зря ходил в кружок во Дворец пионеров? Там не такие проекты обсуждали. Правда, в теории. Да и макет соорудили. А двигатели не разрешили делать. Говорят, детям с огнём небезопасно заниматься. Стали потом делать планеры и самолёты с резиновыми моторами. Мне это стало не интересно.
— А может, испытаем пока один двигатель? Хотя бы из плёнки. Интересно посмотреть, как он будет работать, — сказал Вадик.
— А что, можно и проверить. Нет ничего проще. Плёнок насобирал целую кучу. Только испытание придётся проводить на улице. В комнате не получится. Можно от газов задохнуться.
— Тащи, Колян, фольгу, — сказал Валерка, скручивая в тугой рулончик кусок чёрно-белой плёнки.
Испытание ракетного двигателя вызвало у ребят большой интерес. Вышли во двор, расположившись вокруг берёзового чурбака. Валерка положил на его торец обёрнутый в фольгу рулончик с плёнкой и стал орудовать спичками, поджигая конец пленки, торчащий из рулона. Спички почему-то сразу не хотели зажигаться. Искры с треском отлетали в сторону в виде маленьких светлячков, которые исчезали на сверкающих на солнце снежинках.
— Отсыревший коробок, — сказал Валерка. — Остался ещё с того раза, когда в сугробе пришлось ждать от вас помощи.
— Говори спасибо, что не бросили тебя, даже тётя Ната чаем горячим напоила и пирожками угостила, — произнёс Вадик.
— Вот сейчас бы не помешал горячий пирожок!
— Ты, Вадька, не про пирожки вспоминай, а принеси сухие спички. А то придётся огонь добывать, как добывали твои предки.
— Какие ещё мои предки?
— Ну, не в прямом смысле, что твои бабушка и дедушка, а те, которые жили тысячу лет назад. В эпоху динозавров.
— Ничего себе, ещё не успели ракетоплан сделать, а ты уже перелетел во времени на тысячу лет назад. Мы вроде собрались опередить время, улететь на твоём ракетном корабле в созвездье…
Тут Вадик посмотрел на Кольку:
— Подскажи, Колян, как оно называется?
— Ну, созвездие Выдры.
— Во-во, точно! Кажись, такого и нет.
— Ничего не знаешь и зря языком мелешь, — возмутился Колька. — Если нет, то мы его отыщем. Да ну вас, я лучше сбегаю за спичками. Пока вы тут только словесами искры высекаете.
— Ну вот, у нас есть «профессор», теперь будет и сыщик. Команда в полном составе, можно взлетать! — с усмешкой произнёс Вадик. — Осталось дело за малым: испытать двигатель и собрать ракетоплан.
Колька обмёл от снега валенки голичком, валявшимся у порога, и заскочил в дом.
— Что случилось? — спросила мать, заметив влетевшего в дом Кольку.
— Да коробок со спичками надо.
— Опять что-то жечь собрались?
— Да пустяк! Двигатель из плёнки испытать надо.
— Ну, беда же с вами, — произнесла мать, доставая с камина коробок со спичками. Смотрите, не запалите что-нибудь. Близко у сарая не жгите. За оградой дома испытывайте свои корабли.
— Да мы аккуратно!
— Я знаю ваше аккуратно, — ответила мать.
— Испытания продолжаются! — радостно с порога выпалил Колька, потряхивая коробком со спичками.
— Давай я сам, — сказал «профессор», перехватывая своей рукой коробок из рук Кольки.
— Сам с усам, а мы без усов, — огрызнулся недовольный Колька.
— Если дело так дальше пойдёт, мы можем не успеть со своим проектом, — подметил «профессор», чиркая спичкой о коробок. — Время уходит, а у нас ни у шубы рукав.
Плёночный двигатель только и ждал этого замечания «профессора», он решил восполнить упущенное время на поиск спичек и препирательство членов конструкторского совета и решил сразу задымить, как только Валерка поднёс спичку к запалу двигателя, в качестве которого служил кончик спички, головка которого торчала из катушки с лентой. В самом начале двигатель запыхтел и нехотя стал набирать обороты, словно он раздумал исполнить волю ребят или решил выждать какое-то время.
— Что, в этом и состоит весь прогресс ракетного двигателя? — произнёс с издёвкой Вадик. — И куда мы на таком полетим?
— Выждать надо! Видишь, разгорается топливо, сейчас включится форсаж, — невозмутимо, с подчёркнутой серьёзностью произнёс «профессор».
Наконец двигатель блеснул ярким светом, как луч морского маяка, затем свет исчез в клубах серого удушливого дыма, и двигатель пришёл в невообразимое движение. Заметался, завертелся, как бешенный, словно ужаленный пчелой, и, свалившись с берёзового чурбака на снег, стал вытворять немыслимые зигзаги. Все трое, с визгом и хохотом, разбежались по сторонам. Больше всех визжал Вадик. Будто он невзначай попал на ракетоплан, отправившись в далёкое путешествие к звёздам.
«Профессор» с серьёзным видом обвёл взглядом Кольку и Вадика, затем подобрал обгоревшую катушку, поднёс к носу, принюхался и, скривив лицо, произнёс:
— Токсичное топливо, как у настоящей ракеты.
— Откуда ты это знаешь? — с удивлением спросил Вадик.
— Сорока на хвосте принесла! — с неудержимым смехом воскликнул «профессор». — Наука химия об этом пишет. В учебник надо заглядывать! А не в Светкину тетрадь, — с иронией в голосе заметил «профессор».
— Ладно, пошутили, теперь надо ракету собирать. Двигатель вроде должен работать. А пороховой из гильз пока испытывать не будем. Он наверняка заработает. И экономить топливо-порох надо. Вадька же не даст нам дополнительных гильз, — и с лукавой улыбкой бросил взгляд на Вадика.
Вадик искоса посмотрел на «профессора».
— На учёных не обижаюсь. Если ласково попросишь, может, и отыщу. У меня же доброе сердце. Вначале надо эти три гильзы использовать. Если ракетоплан не вернётся на землю, то и не понадобятся и дополнительные гильзы. А вот из плёнки хорошая дымовушка может получиться, — сказал Вадик.
— И что ты этим хочешь сказать? — спросил «профессор».
— Ну, думаю, ты поделишься плёнкой.
— Я буду рад исполнить все ваши прихоти, синьор, — сказал «профессор» и сделал низкий поклон на манер придворного вельможи, и сам пришёл в восторг от этого предложения.
«Профессор» страдал привычкой откладывать начатые дела, ссылаясь на свою занятость. Он вдруг находил неотложные занятия, как будто возглавлял академию наук или опаздывал на симпозиум. Вот и в этот раз:
— Я извиняюсь, — говорит, — вынужден покинуть вас. Нужно домой смотаться. А вы можете заняться корпусом ракеты. А о двигателях я сам позабочусь. К тому же надо клей и ленту-липучку, чтобы двигатели крепить, которых сейчас у нас нет.
— Нечего здесь на улице торчать без толку, — заявил Колька, обидевшись на «профессора». — Тогда уматывай домой и на всякий случай запрись получше, — добавил он.
— А что сразу уматывай? Невелика проблема, завтра доделаем! Я постараюсь добыть материалы для крепления двигателей. Ну поверьте, сегодня позарез нужно быть дома. У меня, по секрету скажу вам, испытательный срок за провинность; надо успеть быть дома до прихода матери с работы. А то лишусь обещанного мопеда.
— Как всегда, только дело доходит до главного, он находит причину слинять, — сказал Колька.
— Ладно, поверим. Мопед — уважительная причина.
— А марка какая? — заинтересованно спросил Колька.
— Пока не знаю.
— Но прежде, чем слинять, оставь нам гильзы для двигателя. Мы должны под них подогнать на корпусе ракеты размер модулей. Иначе можем испортить корпус. «Профессор» послушно полез в карман. Гильз в кармане почему-то не оказалось.
— Куда же они подевались? — растерянно произнёс он, проверяя остальные карманы.
— А может, ты их выронил, когда в сугробе сидел?
— Да не должно. Когда я снег из валенок вытряхал, они были на месте. В кармане. И дома не выкладывал. А то мать бы заметила. Ещё бы вопросы появились. Тогда уж точно из-за этих боеприпасов мопеда не видать.
— Смотри лучше в карманах.
— Куда ещё лучше?
И стал выворачивать поочерёдно карманы в пальто. Колька с Вадиком стояли и сосредоточенно смотрели на «профессора».
— Глядите, — закричал Вадик, — да у тебя карман мыши прогрызли!
И принялся рассматривать разошедшийся шов с одной стороны.
— Ты бы ещё с головой залез в карман, — огрызнулся «профессор», оттолкнув рукой голову Вадика, и стал сам рассматривать распоротый наполовину карман.
— Точно, пошарь хорошенько теперь в подкладке. Наверняка они у тебя там!
«Профессор», скинув пальто, стал трясти его, словно мешок, выбивая из него застарелую пыль. На это было забавно смотреть. Затем он ловко разложил пальто на снегу и через разорванный карман полез шарить рукой под подшитую подкладку.
— Есть одна! — воскликнул он. Он ещё несколько раз проделал эту процедуру, пока не извлёк из подкладки использованный мятый билет в кинотеатр «Темп», пару гаек, значок и оставшиеся две гильзы.
— Да-а-а…, пожалуй, если покопаться в твоей одежонке, и не то можно найти, — с улыбкой произнёс Колька. — Ну, теперь порядок, вытрясли из «профессора» нужную нам вещь, можно браться за работу.
— Пошли, Вадик, теперь пришёл наш час.
И деловито, напевая мелодию «…мы рождены, чтоб сказку сделать былью», со смехом вбежали в избу.



Глава девятая
Загадочные «озёра»


Ничего не запалили? — поинтересовалась мать у зашедших в дом ребят, обратив внимание на испытателей, пропитавшихся запахом горелой плёнки.
— На этот раз всё обошлось, — произнёс Колька, — по снегу рулончик с плёнкой носился, как заполошный. Еле изворачивались.
— А где у вас третий, который Валерка?
— А, «профессор»! Так его на симпозиум пригласили.
— Какой ещё такой симпозиум?
— Это что, в школе дополнительные занятия такие?
— Ну что ты, мама. Это международное сборище учёных по звездолётам.
— Что это за сборище?
— Может быть, совет или что-то в этом роде.
— Да нет, я пошутил. Домой «профессор» сорвался. Дела у него какие-то срочные появились.
Колька подбежал к плите, у которой возилась мать. Открыл дверку камина. Пышущие жаром раскалённые угли догорали, но тепло, исходившие от них, обжигало, приятно согревало лицо и руки, настуженные морозным воздухом.
— Можно, я подложу в печь дров, — произнёс Колька, пытаясь кочергой, лежавшей у печи, расшевелить мерцающие рубиновым цветом угли.
— Не лезь, куда тебя не просят, — произнесла мать, — лучше займись своим делом, угости товарища булочкой.
Колька забросил кочергу, подскочил к столу. На большой тарелке с узором, лежали горка свежеиспечённых румяных булочек и несколько витых кренделей. Одной булкой он поделился с Вадиком, вторую засунул себе в рот. Щёки раздулись, округлились, и он стал походить на шаловливого «пухлячка».
— Бежим в комнату, — предложил «пухлячок», — нам надо к завтрашнему дню подготовить корпус ракеты. Если «профессор» не подведёт, то успеем к Новогодней ёлке запустить ракетоплан.
— А чем мне заняться? — спросил Вадик.
— Бери фольгу и делай обтекатель для головной части. И место под обтекателем для парашюта. А я займусь корпусом, кабиной для астронавта и всё такое: иллюминаторами, антенной. Ещё надо название на корпусе написать — «Алькор-1». Без обозначения ни одна ракета не летает.
Тем временем Колька забрался в шкаф и вытащил свою рубашку, из которой он собирался сделать парашют.
— Наверное, надо спросить у мамы, — решил он и вбежал на кухню с рубахой в руках.
Мать растерянно посмотрела на него и спросила:
— Это ты куда собрался? Небось, тоже на этот, ну, как он у вас называется?
— Кто? — недоуменно спросил Колька.
— Да куда убежал ваш «профессор»?
— А-а-а… симпозиум!
— Вот-вот…
— Нет, у меня практичней проблема, ты должна мне помочь её решить.
— Что, ты и меня записал в свою команду? Так я не против, напеку зараз вам пирогов на всю вашу экспедицию.
— Да нет, постой. Вопрос более серьёзный. Речь идёт о спасении астронавта.
— Какого астронавта?
— Астронавтом у нас будет вредина Светка, староста класса.
— Подождите, друзья, а вы её согласие спросили? На своём экспериментальном корабле запускать человека — это же рискованно.
— Это у нас такая условность. На самом деле полетит только её изображение. Типа фотографии. И чтобы при возвращении ракеты на землю не помять её физиономию, нам нужно из чего-то изготовить парашют. Лучше из тонкого шёлка. Вот я и пришёл у тебя спросить. Можно мне отрезать маленький кусочек от этой рубашки? Она мне всё равно мала.
— Погоди, какого размера тебе нужен лоскут?
— Ну, примерно с тарелку или чуточку поменьше той, где испечённые булки лежат.
— Хорошо, давай я закончу свои дела и что-нибудь подыщу тебе!
Прихватив со стола пару витых кренделей, Колька вприпрыжку подскочил к Вадику, который старательно прилаживал к картонной трубке из бывшего калейдоскопа носовой обтекатель, вырезанный из фольги.
— Дай мне взглянуть, что ты тут натворил. А пока закуси. Вот тебе сухой паёк, — и протянул крендель.
— А у меня мамка вкусные блины и оладьи печёт, — произнёс Вадик, смахивая с рубашки крошки рассыпчатой постряпушки. Я и сам пробовал печь блины. Это было давно. Как-то осталась у матери блинная квашня. Я и решил, что это простое дело. Наливай на сковороду тесто, да переворачивай. Да вот только не получилось у меня. То подгорать стали, то переворачиваться не захотели. Не только первый блин комом получился, а почти все. Зато слипшаяся горка блинов, была даже вкуснее. Из неё я сделал булочку, похожую на колобок. Как в сказке. Пошёл на улицу с колобком. Поделился с ребятами. Понравилось всем… А сейчас бы запить крендель! Принеси попить.
— Жди! — сказал Колька и метнулся на кухню.
— Нам бы компоту! — обратился к матери Колька.
— Компот вроде ещё остался, — произнесла она и подола половник, — нальёшь сам, да не пролей!
Колька заглянул в кастрюлю, наполовину заполненную компотом. Вдруг ему почудилось, что он очутился на берегу небольшого сладкого озера, со дна которого виднелись изогнутые хвостики груш, проблёскивали синевой овальные сливы, жемчужные изюминки, опаловые абрикосы. Они походили на неясные, причудливой формы валуны. Среди них покачивались яблочные корочки, похожие на золотистые песчаные островки.
Подобную фруктовую картину Колька почему-то не замечал раньше. Она показалась ему сказочной.
«Наверное, морозная фея успела накануне новогодних праздников почудить в этот день», — подумал он. Колька притронулся краем половника к загадочной поверхности сладкого «озера», осторожно сдвинул «острова» к берегам» — краю кастрюли, и зачерпнул с глубины, вместе с прозрачной жидкостью, валуны и золотистые острова. Держа в руках полные кружки с компотом, он поспешил в комнату, чтобы поделится с Вадиком волшебной картиной: озёрами, ставших в кружке уже небольшими, с островами из плавающих золотистых яблочных корочек.
— Смотри, какие загадочные озёрца, — произнёс Колька, подавая кружку с компотом Вадику.
Вадик вначале не мог понять о каких озерцах идёт речь. До этого он испытывал просто желание напиться. Запить сладкие, рассыпчатые кренделя. И такого предложения посмотреть какую-то загадочность в кружке он не ожидал. Он стал всматриваться в обычную кружку из фарфора, наполненную до краёв компотом.
— Ну, присмотрись внимательней! — настаивал Колька. — Включи воображение! Оно так нужно нам перед полётом. Видишь песчаные острова?
Кольке так хотелось, чтобы Вадик увидел необычную картину, изображённую неизвестным художником. Ведь лететь в межзвёздное пространство астронавту воображение необходимо.
— Прошу!
— Но мы же пока не собираемся лететь на этом корабле. У нас астронавтом будет Светка. Первая девчонка нашего 5 Б класса.
— Ну мы тоже когда-то полетим. Предположим, на «Алькоре-10», когда окончим десятый класс.
— Что-то я не подумал об этом, — произнёс задумчиво Вадик.
— Давай я тебе помогу включить твой стробоскоп, — с улыбкой предложил Колька.
— Какой ещё стробоскоп? Я пить хочу!
— Потом напьёшься! Если не включишь своё воображение, жажда будет тебя мучить, пока не превратишься в египетскую мумию.
— На мумию у нас в классе Лёшка походит.
— Сейчас речь не о Лёшке идёт. А о том, насколько мы готовы к полёту. Потом же нам придётся рассказывать ребятам, что мы видели там, где нам в глубинах космоса повстречаются звёзды, планеты, созвездия. А без воображения наш рассказ ребятам будет неинтересный, нудный. Как невыученный урок. Сам видел, как Валерка, наш «профессор» про водоплавающую выдру рассказывал. Если не помог бы Лёшка, египетская мумия, то все заснули бы на уроке. На спящее болото стали походить. А я тебя прошу заглянуть в волшебное озеро. Оно у тебя в руках.
— Достал ты меня со своим волшебным озером, — произнёс Вадик и отхлебнул из кружки сладкий компот.
Прямо вместе с песчаными островами, опаловыми абрикосами и овальной сливой. До изюминковых жемчугов и груши с хвостиком дело не дошло. Уж слишком большой оказалась кружка.
— Вот теперь и я понял прелесть и вкус твоего «озера». Чуть даже не подавился сливовой косточкой, — произнёс Вадик.
— Ну, это пустяки. Стоило тебя потрясти за ноги, как «профессор» своё пальто тряс в поисках запавших гильз за подкладку, то мигом из тебя повылезали не только сливовые, но и позвонковые косточки, и отросточки от них.
— Плохой из тебя, Вадик, романтик. Не разглядел ты самого важного. Не проникся в таинство фруктовых «озёр», не погрузился в мир собственных ощущений, не познал мир необычных картин кулинарного совершенства. А ещё собрался в полёт.
— По-твоему, кружка компота и галактика из звёзд — это одно и то же? — с обидой произнёс Вадик.
— С материальной точки зрения, конечно, нет. Не обижайся! Мне представилось, что я уже в полёте, — произнёс Колька, — хотя корпус ракеты ещё без двигателей. Давай соберёмся завтра в десять утра, всё равно в школу уже не надо идти. Забеги и скажи «профессору», что я буду его ждать. Теперь дело за его двигателями.
— А он обязательно будет дома?
— Не знаю…



Глава десятая
Стартовая лихорадка


Утром надо было дождаться Вадика и «профессора» Валерку. Колька вышел из ворот дома и повернул в сторону оврага. Из оврага по тропинке, вдоль забора, где жил Юрка, прослывший среди ребят злыднем, наполовину показалась фигура Вовки Палкина, соседского паренька. Он жил на соседней улице, тоже у оврага, где осенью на склоне оврага, в построенной им пещере, «колдовал» с волшебной карбидной лампой. Затем показалась клетка со снегирём, а потом он весь сам. Его смешной вид и одежда, усыпанная снежной порошей, напоминала сказочного снеговика, в облике озорного пацана. Он шел, переваливаясь с боку на бок, в валенках явно не его размера. Его вид вызывал усмешку.
— Здорово! — сказал Колька, скрывая изумлённую улыбку. — Ты откуда такой, весь зачуханный?
— Фу, — сказал Вовка, отпыхиваясь и ставя на снег клетку для ловли птиц.
По всему его виду можно было догадаться, что занятие, с которого он возвращался, далось ему непросто.
— Излазил весь овраг. А поймать ничего не удалось. Похоже, из-за глубокого снега птица сюда не прилетает, не может добыть корм. Наверное, кормится и ютится в пролесках, а потом отсиживается на деревьях, — произнёс он.
— А ты куда нацелился? — поспешил задать вопрос Вовка.
— Да вот, жду ребят: Вадьку и Валерку, обещали с утра появиться. Надо с ребятами ракету доделать, да и запускать будем.
— А я наметил сделать новое шумовое устройство. Если хочешь, приходи. Мне только на станцию надо сбегать, раздобыть болты, — поделился Вовка.
— А что значит шумовое?
— При ударе устройства о твёрдый предмет селитра, размещённая внутри гайки, стянутой с двух сторон болтами, воспламеняется. Вот она и грохает. А болты как раз для этого и нужны.
— А селитру где брать будешь?
— Что её, мало на спичках? Бери да шкрябай с головок!
— Интересно! А не получится, как в прошлый раз с карбидом?
— Глупости! Думаю, что нет, — ответил Вовка.
Кольку охватывало внутреннее волнение от заманчивого предложения Вовки. Да тут ещё и «профессор» с Вадиком пропал. Срывается постройка ракеты.
— Неужели не придут? — произнёс он упавшим голосом и стал непрерывно бросать взгляд в сторону, откуда ожидал появление Валерки и Вадика. С каждой минутой ожидания нарастало волнение. — Кажись, идут! — радостно воскликнул Колька, бросив взгляд через заснеженный овраг.
— Два друга, хомут да подпруга появились на горизонте, — с надменной улыбкой подметил Вовка, — не буду вам мешать. Если надумаешь, приходи! — и, подняв клетку со снегирём, поплёлся не спеша в сторону дома.
— Наконец-то! — выкрикнул Колька, не дожидаясь, когда друзья переползут через овраг. — Уже половина одиннадцатого, — наугад, не зная точного времени, выкрикнул свою претензию Колька, — а договаривались на десять!
Гулкое эхо повисло в морозном воздухе, потом затерялось на заснеженном склоне. Затем отражённой волной донёсся раскатистый голос Вадика:
— Я не вино-ват-т-т, это Валер-ка-а…
Валерка попытался приставить варежку к лицу Вадика, чтобы заглушить его слова, но, ухватившись руками друга за друга, они кубарем, смеясь и улюлюкая, покатились по склону, приминая на пути выпавший толстым слоем декабрьский снежный покров. Выбравшись из оврага на берег, они стали отряхивать снег, продолжая смеяться и сплёвывать льдинки, образовавшиеся от разогретого воздуха, исходившего от их тел.
— Проверь карманы на всякий случай, — выпалил Колька, — а то получится, как в тот раз, когда потеряли гильзы. Хорошо, что нашлись в подкладке.
— Ой, не надо придумывать страсти! Сейчас карман целый, весь вечер мучился зашивать его.
— Покажи ему, — задыхающимся голосом попросил Вадик.
«Профессор» попытался вывернуть карман, но он не поддавался.
— Примёрз, что ли? — съязвил Колька.
— Наверное, пришлёпал к подкладке, — сконфужено произнёс «профессор». — Зато клей, липкая лента и рулончики с плёнкой на месте, — радостно добавил он, вынимая их из кармана.
— Ладно, пошли, — произнёс Колька.
Друзья важной походкой направились к дому. Они были загружены серьёзными намерениями. Нужно было заканчивать постройку ракетного корабля.
В натопленной избе было уютно и тепло. Чёрный репродуктор, висевший у окна, вещал детский радиоспектакль «Два капитана».
— Почти про нас, — заметил с улыбкой Вадик. — Только нас трое. Да и сумки с письмами, что нашли ребята из книжки «Два капитана», у нас нет.
— Зато мы нашли корпус для ракеты из старой подзорной трубы от бывшего калейдоскопа. И маршрут полёта наметили в созвездие Выдры. Не беда, что с корпусом ракеты ещё дел много. Должен получиться настоящий ракетный корабль. Отправим корабль с посланием к потомкам в созвездие Выдры с астронавтом Светкой из 5 Б класса? — с улыбкой произнёс Колька.
— Ха-ха! Нашли астронавта! Ещё и какое-то послание придумали? — засмеялся Вадик.
— Ну, придумаем и напишем что-нибудь!
— Размечтались! — воскликнул Колька.
— А что, мечтать не вредно, — высказался «профессор». — Вот сейчас приделаю двигатели, и можно будет к старту готовиться и отправляться в полёт.
«Профессор» разложил на столе приготовленные двигатели, корпус ракеты, и, не доверяя работу никому из ребят, стал прилаживать к корпусу снаряжённые порохом гильзы, рулончики с плёнкой и прокладывать запалы для обоих двигателей так, чтобы они смогли сработать по очереди. Для надёжности дополнительно обмотал их клеящей лентой.
— Теперь пусть просохнет клей, — произнёс он и с важным видом со стороны стал рассматривать творенье своих рук.
Потом ещё раз «профессор» проверил крепление головного обтекателя на корпусе ракеты и, удовлетворившись работой коллег, доложил о готовности аппарата.
— Теперь дело за вами, — произнёс «профессор» и командным голосом добавил, — сажайте астронавта в пилотируемый модуль!
Колька приклеил к креслу астронавта фотоплёнку с изображением Светки. Для верности пришлёпнул ещё раз её пальцем, затянув покрепче ремни безопасности, и закрыл входной люк в корабль.
Корабль к старту был готов.



Глава одиннадцатая
Старт


Перед самым новогодним праздником назначили после обеда старт ракеты. В это утро Колька встал рано. Ещё раз осмотрел ракету и вынес её в сени, поближе к дверям. Затем, позавтракав, он вышел во двор и лопатой, стоявшей у крыльца, соскрёб снег со ступенек. Навстречу, размахивая хвостом, словно метёлкой, спешил Джульбарс. Потрепав густую слежавшуюся шерсть на загривке, Колька вынул из кармана приготовленную косточку и угостил пса, попутно пытаясь поведать ему о предстоящем запуске ракеты.
Но Джульбарс, приняв угощение и вильнув хвостом, словно поблагодарив, развернулся и побрёл не спеша в конуру получать наслаждение. Похоже, полёт в не известное ему созвездие собаку не заинтересовал.
Колька направился под навес сарая, где стояла с вечера принесённая отцом новогодняя ёлка. Увидев пушистую лесную красавицу, он решил на помощь позвать брата Гену. Предстояло занести ёлку в дом и успеть нарядить её.
Прибежавший радостный Генка ухватил ёлочку за смолистый ствол и, ступая по свежему пушистому снегу, с упорством стал тащить её в дом, оставляя еле заметные полосы на снегу, схожие с санными в зимнем лесу.
А сам Колька тем временем стал рыться в сарае в поисках крестовины для ёлки, которую он приметил накануне.
Младшая сестрёнка Люси, услышав необычный шум, раздавшийся в доме, выбежала на порог комнаты и с удивлением увидела, как ёлка сама, лёжа на боку, вползает в комнату. Из-за пушистых ветвей Генку не было видно.
— Вот чудеса, к нам ёжик с колючими иголками из леса пожаловал, — произнесла она и, радостно захлопав в ладоши, побежала доставать из шкафа ёлочные игрушки.
До старта ракетного корабля ещё оставалось много времени, и Колька решил с братом и с помощью сестры успеть поставить и нарядить ёлку. Потом уже точно будет некогда. Ещё неизвестно, когда объявится своей персоной главный конструктор ракеты «профессор» Валерка. Он обычно имел привычку опаздывать на важные мероприятия. Неясно было, и как стартует ракета. Предварительные испытания прошёл только один из двух двигателей — плёночный. Пороховой решили не испытывать из-за дефицита топлива, на котором он работал.
Ёлочная крестовина в сарае сразу не обнаружилась. Колька решил спросить у отца, куда она могла запропаститься.
Не в силах сдержать стремление как можно быстрей установить ёлку, он обратился к отцу:
— Папа, куда подевался ёлочный крест? Был в сарае, а сейчас его не нахожу. Неужели его пустили на растопку?
— Я сомневаюсь в этом, — ответил отец, на минуту задумался и, оторвавшись от своих дел, предложил, — что ж, возьмём тогда в стайке ведро с песком. В нём даже лучше будет чувствовать себя ёлка.
Не успев дослушать решение отца, Колька пулей рванул во двор. Его родные редко видели, чтобы с такой быстротой он бегал по дому. Особенно это почувствовалось сейчас, в день, когда должен состояться старт ракетного корабля. В расстёгнутом нараспашку пальтишке он оказался на улице во дворе, и уже через минуту, сгибаясь под тяжестью ведра, где на руках, а местами волоком, оставляя на снегу глубокий след, тащил, казалось, не подъёмную для него тяжесть.
— Постой, не торопись, я помогу, — произнёс отец, встречая Кольку на пороге дома.
Уже втроём отец с сыновьями хлопотали вокруг ёлки, устанавливая и закрепляя её в песочное солнечного цвета основание. Сестра Люси, догадавшись, что ёлочку после посадки нужно обязательно полить, уже торопилась с ведёрком воды, робко перешагивая через порог комнаты. Зеркальная поверхность воды в ведёрке искрилась и переливалась с края на край, и от неё отражались бледно-розовые лучи зимнего солнца, проникавшие сквозь морозное стекло. Они словно напоминали о себе, что тоже готовы принять участие в убранстве лесной красавицы.
Раздавшийся мелодичный бой часов привлёк Колькино внимание. Едва уловимый ход маятника отстукивал секунды и минуты, превращая их в часы, приближая то время, когда должен состояться намеченный старт ракеты.
— Папа, я побегу. А вы управляйтесь теперь без меня. Меня должны ждать ребята. У нас сегодня стартует «Алькор-1»!
— Что за «Алькор»? — поинтересовался отец. — Почему я ничего не знаю?
— Я позабыл тебе рассказать. Думал, расскажу позже. А вот занятие с ёлкой меня отвлекло. Но я готов тебе показать ракетный корабль. Он у меня дома. Я сейчас!
И словно стрела, выпущенная из лука, Колька припустил в сени, где его дожидался межзвёздный корабль под названием «Алькор-1».
Взволнованный, с блестящими голубыми глазами, словно безоблачное небо в ясный солнечный день, Колька гордо держал в руках снаряжённый к полёту корабль. Ракетный двигатель был уже заправлен топливом и ждал только команды отправиться в свой первый полёт.
— Вот, смотри, — и Колька вытянул руки. — Он в полной готовности!
Перед взором отца предстал, сверкая головным обтекателем, ракетный корабль.
— Это мы с «профессором» Валеркой и помощником Вадиком, ребятами из нашего 5 Б, его построили, — радостно произнёс Колька.
— А почему вы его так назвали? — спросил отец, заметив ярко-белую надпись, идущую сверху вниз вдоль корпуса.
— Эти буквы мы выбрали из имён его создателей. Моих букв оказалось больше. Это случайно. Мы все одинаково принимали участие в его постройке.
— Погоди. А что означает цифра «1»?
— Ну, это первое наше детище.
— Да я вижу тут у вас и гильзы! А это для чего?
— Они разряжены. Там только порох, который служит в качестве топлива. «Профессор» Валерка дал добро на его использование. Безопасность на высшем уровне, — пытаясь успокоить отца, произнёс Колька.
— Да-а-а… — многозначительно произнёс отец, — когда это вы успели профессорами стать и корабли ракетные настроить? Вот оценки в дневнике посмотрим с матерью, какие в школе за четверть выведут.
— Двоек нет. Это точно! — выпалил Колька, словно сделал доклад перед председателем полётной комиссии о своей успеваемости.
— Ну, я побежал, — произнёс Колька.
— Побеги, побеги… А мы, дети, — обратился отец к Гене и Люси, — продолжим заниматься ёлкой. Новый год уже в пути, и нам надо успеть нарядить её до боя курантов.
Прежде, чем выйти из дома, Колька в этот раз решил получше утеплиться.
— Мама, где тёплые с начёсом штаны?
— Как всегда, на месте. Я прибрала их в шкаф. Не будешь разбрасывать одежду. А ты что, уже полетел?
— Да я-то нет. А вот Светка — точно, — с улыбкой произнёс он.
— Ну и шутник, — произнесла мать, — в кого только пошёл?
Колька стоял у ворот, дожидаясь прихода ребят. Он уже заранее успел продумать, где разместится стартовая площадка. Лучшим местом, решил он, послужит крутой берег оврага. Он, скорее всего, подойдёт для наблюдения за ракетой. Открытое место, укрытые снежным покрывалом склоны, журчащий ручей у подножья оврага и обнажённые скелеты тополей, молчаливо стоящие по берегам ручья… Лучшего места и не придумаешь!
В этот раз Валерка и Вадик не заставили себя долго ждать. Валерка с Вадиком шли и о чём-то громко спорили. Подобным образом они разговаривали и на переменах в школе. Это у них была дурацкая манера. В школе понятно, был шум. Там надо было перекричать ребят. На улице вроде никто не мешал их разговору.
Завидев ребят, чтобы разрядить их разогретую страсть к спору, Колька выкрикнул:
— Друзья, не спорьте! Сегодня мы должны отправить Светку в наш бескрайний сказочный полёт!
Колька сам удивился, откуда вдруг у него появились такие складные слова. Но встречный ветер отнёс часть слов, словно они предназначались ему. Валерка с «профессорским» званием уловил только отдельные фразы.
— Почему, — спрашивает он, — мы должны отправиться к Светке? Что, программа старта ракеты из-за неё переносится?
Колька подумал, что на этот раз он неудачно пошутил. Сейчас привяжутся вопросами со Светкой. Только время будем терять.
— Да нет, — говорит, — Светка старта не может дождаться: околела ждать вас в кабине корабля. Обогрев- то салона забыли предусмотреть.
— Ну, хорош смешить! Показывай стартовую площадку.
— Ах да, я чуть не забыл! А спички кто-нибудь из вас взял?
— Обижаешь, коллега, — произнёс «профессор», — целых два коробка припас!
На берегу оврага было ветрено. Солнце спешило на закат. Золотистый сноп света окрашивал склоны оврага. Они, покрытые снегом, светились причудливой синевой, излучая искристый свет, похожий на маленькие звёздочки, затерявшиеся в бесконечном пространстве Вселенной. Место для ракеты нашли на краю оврага, на небольшой возвышенности спрессованного снега.
— Похоже, лучшее место, — произнёс Вадик.
— Ещё бы, — сказал «профессор», посмотрев в лицо ему, потом добавил, словно про себя, — жаль, что не будет прессы. Столько можно было бы запечатлеть интересного!
И растянул губы в улыбке, словно на него направили кинокамеру.
Вадик принял позу профессионального фотографа, сдвинул набок шапку и направил в сторону «профессора» сложенные из пальцев «фигу» и произнёс:
— Внимание! Вас снимает скрытая камера. Сейчас взлетит представитель 5 Б класса Светик-семицветик.
— Что за манеры у вас, молодой человек? — с улыбкой произнёс «профессор». — Что вы себе позволяете? Разве вы не смогли найти профессиональную камеру?
— Ну, — почти басом произнёс «профессор», — приготовьтесь!
И полез в карман доставать спички. Тем временем Колька соорудил из крышки консервной банки площадку под запал, который торчал из ракетного двигателя, и посыпал дорожкой порох. Теперь точно запал будет не на снегу, и наверняка зажигание сработает.
— Разбегайтесь, — произнёс «профессор» и дрожащей рукой поднёс горящую спичку к запалу.

[image]

Порох вспыхнул и шальной змейкой побежал к соплу ракеты. Струи серого дыма вперемешку с огнём вырвались из порохового двигателя, ракета накренилась и взмыла, набирая высоту. Долетела до середины оврага, и что-то пошло не так. Пламя резко пропало, и вместо того, чтобы сработал запал второго двигателя, заправленного плёнкой от фотоаппарата, произошёл хлопок. Корпус ракеты разлетелся вместе со всеми внутренностями на куски и медленно стал рассыпаться на противоположном склоне.
— Смотри, — заорал Вадик, — парашют относит на деревья.
Кусок парашютной ткани, беспорядочно вращаясь, зацепился за тополиные ветки.
— Так и не раскрылся! Катастрофа! — произнёс «профессор». — Забыли удалить капсюли из гильз. От перегретого порохового двигателя они, похоже, взорвались. Разлетелся и весь картонный корпус. Вот чудаки! Не досмотрели!
— Что будем делать? — огорчённо произнёс Вадик.
— Включать воображение, Вадик! Представь, что наш звездолёт успешно стартовал и, набирая скорость, устремился, преодолевая притяжение, в звёздную даль к созвездью Выдры. А теперь представь, где сейчас лежат на снегу обломки корабля, небо со сверкающими звёздами в виде снежинок. Смотри, как они загадочно светят. Гаснут, а потом опять зажигаются. Как забавно на них смотреть! А обломки корабля — это астероиды, которые вращаются вокруг звёзд по своим орбитам. Чем это тебе не Вселенная? Подобную загадочную картину я наблюдал в кастрюле с компотом. Но там было загадочное фруктовое озеро, глубокое и с валунами. А здесь звёздное небо. Два разных мира. Посреди этого находится земля. И мы на этой земле. Это ж романтика! Просто другое воображение. Другое восприятие миров, окружающих нас. Я ж тебе тогда, когда принёс кружку компота, говорил: «Включай, Вадик, воображение», — с улыбкой глядя на Вадика и Валерку, произнёс Колька.
«Профессор» стоял, не зная, что сказать, и смотрел на ребят, как на инопланетян. Он не совсем понимал, о чём идёт речь. О каком-то воображении, о каких-то мирах, окружающих их. Он сейчас думал о своём: о забытых в корпусе двигателя капсюлях, от которых случился взрыв, о мопеде, который обещала мать купить по весне. И все почему-то забыли о спасении Светика-семицветика. Кусок плёнки с её изображением на парашюте в гордом одиночестве раскачивался на тополиной ветке у журчащего ручья. В этот момент у каждого из ребят 5 Б класса было своё воображение.



Глава двенадцатая
Снегокат


На следующее утро, после неудачного старта ракетного корабля, Колька проснулся очень рано. Уже наступили каникулы, и причины просыпаться рано вроде не было. Он быстро вскочил с постели и тихонько пробрался к кровати брата.
— Просыпайся, Гена, — прошептал он и потрепал его за волосы. — Просыпайся, я хочу тебе рассказать, что я придумал!
Гена нехотя открыл глаза, странным взглядом посмотрел на Кольку и, натянув на голову одеяло, перевернулся на другой бок. Но тут же перевернулся обратно. Он почувствовал, что это предложение брата может его заинтересовать.
— Знаешь, мне даже во сне привиделось, что нас ждёт что-то интересное. А вот что конкретно — не помню, ты неожиданно разбудил, и сон улетучился, — сказал он, отбросив одеяло в сторону. — Бежим мыться!
По очереди подбежали к умывальнику. Вода из крана текла холодная. Слегка смочив пригоршню водой, Генка с содроганием поднёс руку к лицу и, едва прикоснувшись, тут же схватил полотенце и обтёрся. Чистка зубов заняла гораздо меньше времени, чем процедура мытья лица. Быстренько натянули одежду и, подсев к столу, заявили, что хотят поскорее позавтракать.
На кухне уже хлопотала мать.
— Что вы поднялись в такую рань, куда вас черти понесли? Спали бы ещё, на улице только светать начало, — произнесла она.
— Да нет, у нас важное дело сегодня, — проронил Колька, посматривая на брата.
Тот одобрительно мотнул головой в подтверждении его слов.
— А я собиралась с утра вам блины напечь. Чего вы так спешите? Вон уже болтушку завела. Осталось только сковороду разогреть. Давайте подождите.
Генка покорно положил голову на руки, сложенные на столе. Похоже, он был намерен досмотреть сон, прерванный братом. Колька тем временем суетился у печи, всматриваясь сквозь щель топочной дверки, как жаркие языки пламени облизывали и пожирали берёзовые дровяные чурки. От печи исходило тепло, оно согревало и напоминало июльское жаркое солнце, в лучах которого вот также можно будет согреться и насладиться его щедростью.
— Давайте к столу! — позвала мать, выкладывая со сковороды первый огромный румяный блин, похожий на жаркий, по-летнему солнечный диск.
— Чур, мой, — заявил Гена, вдруг очнувшись от дремоты.
— А почему он не комом? — поинтересовался Колька.
Он, в общем-то, и не спешил первым завладеть блином на правах старшего, зная, что всегда первый блин бывает неудачным. На этот раз его предположение не оправдалось.
— Везёт тебе, Гена, — без особой претензии на первенство брата, произнёс Колька.
Блины, словно по волшебству, один за другим плюхались в тарелку. Смазанные маслом и сметаной, они быстро улетучивались со стола. В конце концов, мальчишки так наелись, что уже не силах были пошевелиться и, поблагодарив мать за вкусные блины, молча стали одеваться, чтобы выйти на улицу.
Утренняя мгла уже расступилась. Косые солнечные лучи пробивались сквозь искрившую в воздухе изморозь и светили, но не грели. Тепло, исходившее из печи, согревало и радовало больше. Но мысль, родившаяся в голове Кольки, тоже согревала и давала надежду на счастливые дни, ожидавшие в новогодние каникулы.
— Послушай, ты обещал поделиться задумкой. Я жду, — произнёс Гена.
— С удовольствием, — ответил Колька. — Только надо достать с чердака коньки «снегурки».
— Но они без крепления и совершенно тупые, — произнёс Гена, — и выглядят, словно развалины.
— Вот и хорошо, они ещё нам послужат.
— Скажи мне, наконец, в самом деле, что ты задумал?
— Подожди, дай сообразить! Потребуется три конька. Один рулевой и два по краям, вспомогательные.
— И что это получится?
— Вроде буера. Я слышал, такое есть средство. Оно может передвигаться на коньках по льду. Но там нужен ещё парус. А мы сделаем без него.
— А лёд где возьмём среди оврагов?
— На то и надо «снегурки», даже с тупыми лезвиями. Мы сможем по укатанному снегу на дороге кататься. Таких саней ещё ни у кого нет! Они называются рулевушка. А можно назвать снегокат. По снежному насту можно катиться и управлять с помощью руля. Вот тебе и рулевушка получится.
— Что-то слабо я представляю твою затею, — произнёс Гена. — И без паруса?
— А вместо паруса кто-то из нас толкачом будет! Давай полезем на чердак, найдём вначале лезвия коньков! Потом соображать будем.
— А мы справимся вдвоём? Может, позовём кого-нибудь из ребят?
— Надо сначала коньки найти! А потом будем репу ломать.
Лицо Гены приняло озабоченное выражение.
— Я что-то не могу до конца представить это сооружение, — сказал со вздохом Гена, берясь за один край лестницы, которую надо было подтащить к краю крыши.
— Что-то после блинов тяжело шевелиться, — произнёс Гена, — может, забросим эту затею. Сделаем что-нибудь попроще, навроде флюгера-вертушки, и не надо возиться с коньками. Прикрепим к забору, и пусть крутится! Направление ветра будет показывать.
Внимание Кольки привлёк скрип калитки. Из приоткрытых ворот показалась голова Вовки Палкина, который решил с утра оббежать дворы, чтобы найти ребят.
— Вы куда с лестницей собрались? — робко спросил Вовка.
— Да вот у нас Гена в звездочёты записался, готовим лестницу к вечернему сеансу, — с иронией в голосе произнёс Колька.
— Отличная мысль, — произнёс Вовка. — Но до вечера далеко! И неизвестно, будет ли небо чистое? А сейчас чем заняться хотите?
— Добыть коньки надо. Рулевушку решили сделать на коньках. Вот с лестницей и возимся, чтобы достать их с крыши. Давай помоги поднять лестницу, уж больно неподъёмной она оказалась. Настыла морозом, как ледяная.
— А знаете, что я вам скажу? У меня в сарае тоже валяются коньки, правда, «петушки», уже никуда не годные. Может, они пригодятся? По сусекам поскребём, по амбарам пометём, глядишь, и насобираем коньков на рулевушку, — с улыбкой произнёс Вовка.
— Держите лучше лестницу, «поскребушки» и «метуны», я один быстрей слажу. А то у Гены после утренних блинов что-то печальный вид.
Колька шустро заскочил на первую ступеньку лестницы. Намороженные ступеньки под ногами скрипели и стонали, и ветер сдувал с них прямо в лицо снежную пыль. Словно кто-то невидимый сметал и закручивал снежную карусель. Дверца чердака при дуновении ветра поскрипывала, внутри чердака что-то ухало, словно там притаилось привидение и наблюдало. Как-то настороженно Колька пробирался к краю лестницы.
— Что-то страшновато заходить на чердак, — озираясь на ребят, произнёс он.
Наконец, добравшись до дверцы чердака, он заглянул через щель внутрь и громко прокричал:
— Эй! Привидение, выходи!
Осторожно разгрёб снег возле входа, сдвинув его ногой на край крыши. Затем обвалил снежную кучу на головы ребят, стоящих у лестницы. Снежная пелена, подхваченная ветром, закружилась, завертелась и обрушилась на головы ребят. Не вымолвив ни слова, они словно угорелые бросились врассыпную.
— Ну, теперь сам будешь слазить. Держать лестницу не будем, — отрезал Гена, отряхиваясь от снежной пороши.
— Ну вот, и позабавиться нельзя, — произнёс Колька и мигом прошмыгнул в открытую дверцу чердака.
— Ура! Нашёл! — через мгновенье прокричал он, держа в руках коньки снегурки с загнутыми носками, похожими на большую жирную чернильную запятую. — Они прекрасно выглядят. Осторожно! Ловите! — и сбросил коньки в сугроб рядом с ребятами.
— Ты приведение нам ещё сбрось! — решил пошутить Гена.
— Да их тут кишмя кишит. Только некогда мне с ними заниматься, они своё здесь устроили новогодние сборище. И вас в гости приглашают.
— Мы не пойдём. Нам и здесь хорошо!
— А мне что тут одному с ними делать?
— Ну, тогда прыгай в сугроб, — произнёс Генка.
— Нет, мне сегодня что-то не хочется! Боюсь завязнуть в сугробе. А на вас надежды мало. Вряд ли от вас дождёшься помощи, — с улыбкой произнёс Колька. — Лучше лестницу придержите!
— Ладно уж, сделаем одолжение, спускайся.
Колька спустился до половины лестницы, как вдруг
почувствовал, что лестница под ним зашаталась, накренилась в сторону снежного сугроба. Оказывается, это Вовка с Генкой решили пошутить, раскачивая лестницу из стороны в сторону.
— Ну и шкодники, — вырвалось у Кольки.
И, не дождавшись конца ступенек, Колька сиганул в сугроб, усевшись на него, как на ездовую лошадь.
— Прекрасное приземление, — произнёс Колька и стал покачиваться из стороны в сторону, освобождая ноги из снега.
— Ну, пожалуй, сбегаем теперь к тебе, Вовка, заберём из сарая твои коньки, глядишь, пригодятся. Только я заходить не буду в сарай, — сказал Колька. — У тебя точно приведения живут! Они к тебе из оврага греться в сарае собираются.
— Ладно пугать Гену, — поспешил успокоить Вовка.
Гена переглянулся с братом.
— Если будете пугать, я с вами точно не пойду. Делайте рулевушку сами.
— Ладно, иди греться домой. Отряхнись только от снега, а мы с Вовкой мигом сбегаем. Зачем троим бегать и пугать приведения.
— Ты опять про приведения! Надоели вы мне, — произнёс Гена, и, повернувшись, он сбил шапку набекрень, словно пытаясь стряхнуть с неё снег, и заскочил на веранду, ведущую в дом.
Друзья приостановились у калитки, завидев, как по дороге к себе домой плёлся Толик. За ним, повиливая хвостом с опущенными ушами, брела лохматая дворняга. Толик, обернувшись, посмотрел на спутника.
— Пшёл отсюда! Пшёл! — произнёс он и нагнулся за ледышкой, чтобы пугнуть пса.
Пёс приостановился, недоумённо посмотрел на Толика, уселся на дорогу, почесал правой лапой за ухом, зевнул, а потом развернулся в сторону ребят и негромко тявкнул, словно жалуясь на неприветливость Толика.
— Какой ужасный пёс, — произнёс Колька.
— Что, Вовка, может, и вправду возьмём с собой эту дворнягу? Вдруг на самом деле в сарае приведения живут. Пёс своим видом распугает не только приведения, но и чертей.
— Глупости всё это, — сказал Вовка. — Он своим видом не только приведение испугает, но и соседку бабу Нюру. Она всё время сидит у окна и всё кого-то высматривает, а может, и поджидает. А если с бабкой что случится? Кто виноват будет? Потом скажут, припёрли чучело лохматое, на лешего похожее, вот бабка и лишилась чувств.
— Давай лучше обойдёмся без псины!
Пёс встал, огляделся по сторонам. К ребятам почему то не захотел подходить.
— Смотри, он уходит! — воскликнул Колька.
Вовка сбросил рукавицу, сунул два пальца в рот и свистнул так, что пёс от неожиданности подскочил, как будто его ударило электрическим током, и помчался, не оглядываясь, вдоль улицы. Вовка засмеялся, прихлопывая в ладоши.
— Куда это он так резво припустил?
Глухой шум повис над головами, и наступила тишина.
— Ну, пошли к тебе за коньками, — прервав молчание, произнёс Колька.
Дорожка к сараю от дома свернула влево, потом изогнулась чуть вправо и выпрямилась. Оставшаяся часть, метров пять, была занесена снегом. Следов не было видно. Слева за забором начинался обрыв с почти отвесным крутым склоном. Это место не привлекало ребят. Оно летом было сплошь заросшим бурьяном, кустами крапивы, полыни и лебеды. Находиться на этом берегу даже зимой было страшновато. Из глубины зарослей исходил шелест стеблей кустарника. Глиняные замершие обвалы склонов нависали над обрывом и напоминали остроконечные зубцы разрушенной временем крепости. Приподнятая ветром снежная пелена поднималась к краю обрыва и напоминала пробудившееся от зимнего холода загадочное приведение, которое поднималось по склону, завёртывалось в белоснежную одежду и спешило укрыться от ветра за дощатым забором. И от этой мысли о приведениях Кольке стало как-то не уютно, подумал, хорошо, что не взяли Генку. Он так же мог бы испугаться этой нелепой небылицы. Что-то звякнуло со стороны сарая. Потом донёсся протяжный глуховатый скрип, похожий на звук из глубокого подземелья.
Колька испуганно оглянулся, и посмотрел на Вовку:
— Что это?
— Наверное, ветер, — с дрожью в голосе сказал Вовка.
— Ветер так не стонет. Я знаю, он может только свистеть. Смотри, дверь сарая приоткрылась. Там кто-то есть.
— Не вижу!
— Я тоже не могу разглядеть. Давай подождём! Пока не будем заходить в сарай. Я тебе говорил, давай возьмем лохматую дворнягу, что за Толиком уплелась. Сейчас бы с собакой было спокойней. А теперь нашли себе приключение.
Сиюминутный страх не мешал ребятам размышлять. Колька вспомнил, как он хотел напугать Вовку и Генку, когда лазил на чердак за коньками. А теперь самому стало не по себе после упоминания приведения.
— Давай шарахнем чем-нибудь тяжёлым по сараю!
Вовка стянул со стены дома висевшее старое ведро.
Размахнулся! Ведро, подхваченное ветром, с шумом полетело в приоткрытую дверь сарая. Дверь глухо скрипнула, и закрылась. То ли от ветра, то ли приведение испугалось полёта ведра. Через мгновение новый поток ветра, долетавший с оврага, обрушил на ребят снежную пелену. Дверь скрипнула и снова приоткрылась. И тут же с новым порывом ветра, скрипя, поспешно закрылась.
— Похоже, ветер расшалился, — произнёс Вовка. — Ты всё придумал с приведением! Видишь, как ветер дверь мотает. Туда и обратно. Наверное, точно ветер разгулялся.
— Ладно, давай двигать к сараю. Иди первым. Твой сарай. Я на свой чердак сам лазил, — неуверенным голосом произнёс Колька.
В приоткрытую дверь просматривался сумрак сарая. Шли медленно с оглядкой. Можно было напороться на неприятность, которая могла оказаться в сарае. В ушах стоял шум ветра и слышалось потрескивание от морозных деревьев.
— Ну, дурачьё, чего испугались? — произнёс Вовка.
— А ты сам давно бывал в сарае? — на ходу спросил Колька.
— Да с осени не бывал! Что мне там делать? Одна паутина да пыль. Раньше дрова там хранили. А сейчас под навесом им место нашли. Зимой удобней их брать.
Светло и мухи не кусают, — с насмешкой произнёс Вовка и, придерживая дверь руками, вошёл внутрь.
— Ты где? Ты куда потерялся? — в панике спросил Колька.
— Открой дверь пошире, здесь темно, плохо видно, — донеслось из глубины сарая.
Колька ногами разгрёб снег возле дверей сарая. Навалился на дощатое полотно. Оно с трудом, со скрипом и скрежетом поддалось.
— Теперь другое дело, — донеслось из глубины, — хоть что-то стало видно.
Из глубины раздавался шум падающих вёдер, загремел, словно барабан, старый таз, доски. Словно разыгрался духовой оркестр. Это Вовка разбрасывал по сторонам разную рухлядь, попадавшую под руки.
— Ч-чёрт, что-то не найду! А ведь должны они где-то быть! Зайди, помоги сдвинуть бочку.
Бочка стояла в самом углу. За ней виднелась коробка с домашним хламьём. Они взялись за край железа и попытались вдвоем сдвинуть её с места. Она не шевелилась.
— Примёрзла, похоже, — сказал Вовка.
Глубоко дыша, он нагнулся, чтобы поднять железный кусок трубы, чтобы поколотить бочку, как с грохотом от ветра хлопнула дверь сарая. Настала полная темнота. Сквозь еле заметные щели едва пробивался свет, и только приглушенный свист ветра в щелях сарая наводил страх и лихорадочную тревогу.
Опять в голове у Кольки появились мысли о приведении. В лучах едва проникающего света поднятая в сарае пыль стала напоминать странные фигуры, похожие на загадочные существа. Они, как в замедленном танце, кружились, то поднимаясь, то опускаясь, и исчезали в кромешной темноте.
— Вовка, а может, обойдёмся без твоих коньков, — почти шёпотом сказал Колька.
— Ты лучше не дрейфь, давай открой дверь и подопри её чем-нибудь! Мы уже близки к цели. Осталось только сдёрнуть с места бочку.
С трубой в руках Вовка походил на мальчугана, готового сразиться со страшным зверем, который возник в его воображении.
«А может, это было приведение?» — подумал Колька.
— Значит, и ты думаешь, что на самом деле здесь есть приведение? — спросил он у Вовки.
— С чего это ты взял? Я уже всё здесь обшарил, никого, кроме бочки, не обнаружил. И коньки найти пока не удаётся.
— А зачем ты тогда держишь в руках трубу?
Дверь от ветра опять скрипнула. Но уже не так, а чуть-чуть. Колька насторожился. Позёмка тянулась со стороны оврага и, закрутившись у открытых дверей, исчезла внутри сарая.
— Поганое место, — произнёс Колька.
Теперь они уже оба подумали о дурной славе сарая: не зря же здесь перестали хранить дрова для печи.
Вовка отвёл назад руку с трубой, размахнулся и со всей силой ударил по бочке. Пронёсся гул. И больше ничего не приметили.
— Этот страх мы придумали сами, — произнёс Вовка. — А ты просто чокнулся с этим приведением! Давай пошевелим бочку, нам надо добраться до коробки.
На этот раз бочка поддалась и сдвинулась немного в сторону, чтобы можно было просунуть руку и добраться до коробки. Вовка втиснул руку в щель и стал через неё вытаскивать различное хламьё, пока не нащупал холодные лезвия коньков.
— Наконец, добрался! — выпалил он и радостный выскочил из сарая, держа в руках коньки, покрывшиеся налётом ржавчины.
Потом вернулся:
— Давай заодно прихватим досок, чтоб сделать платформу для крепления коньков!
Схватив охапку досок, стоящих в углу, они с хохотом выскочили из сарая, украдкой поглядывая в его сторону, чтобы ещё раз убедиться, что их никто не преследует.
— Ой, давай лучше пошли ко мне! У меня дома построим снегокат, — сказал Колька. — Надо же, ты как трубой по бочке шарахнул! У меня до сих пор в ушах звон. Все черти и приведения поди разбежались.
И дружно вместе вновь захохотали и, ухватив поудобней руками доски, помчались, обгоняя друг друга.
Из досок соорудили конструкцию, похожую на большой треугольник, по размеру чуть меньше Вовкиного роста, приладили к его основанию коньки «петушки», а на место руля спереди, у вершины треугольника, закрепили конёк «снегурку». Он был поворотный и служил заместо руля. Носок у конька был загнутый, скользил по снегу и не врезался в него.
Получился настоящий буер, но только без паруса. И чтобы управлять им, нужно было сидеть. Но тогда управлять поворотами надо было ногами. А Кольке нравилось расположиться на треугольнике лёжа на животе, вытянув руки вперёд к рулевому коньку, и смотреть на снег и на лезвие конька. С помощью напарника, толкающего сзади палкой, платформа катилась вперёд под смех и радостные крики. Колька, как пилот, управлял движением. Было весело и забавно, лёжа на быстро катившей платформе, наблюдать, как стремительно перед глазами мелькал нескончаемой лентой снежный наст, похожий на белоснежные облака, и как лезвие конька чертило на плотном, скрипучем и замёрзшем снегу серебристый след, который искрился в лучах яркого солнца. Казалось, что этот путь будет светлым, бесконечным и радостным и будет продолжаться ещё долго, на всю оставшуюся жизнь.



Глава тринадцатая
Пригласительный билет


Проснувшись утром, Колька обнаружил на подушке пригласительный билет. Он был красочно ярким и заманчиво привлекательным.
— Вот так-так! Откуда он здесь взялся? Неужели волшебный Дед Мороз постарался?! — восклицая про себя, произнёс Колька.
В комнате стояла небывалая тишина, словно все домашние поднялись и разошлись заниматься своими делами.
«Неужели я проспал?» — подумал он.
Колька взглянул на часы. Уже было половина десятого. Он развернул пригласительный билет.
— Дорогой друг! Приглашаем тебя на праздничный новогодний кукольный спектакль «Конёк-Горбунок», который состоится в драматическом театре, — прочитал он.
А дальше стояла дата и было указано время.
— Ничего себе, — произнёс Колька, — это уже завтра!
И тут он вспомнил, что после вчерашнего катания на снегокате у его тёплой, на ватной подкладке тужурки, в которой он ходил в школу, были оторваны две нижние пуговицы, другой у него не было, а в пальто он не любил ходить: оно было с длинными полами, в которых Колька всегда путался и походил на неуклюжего домашнего ребёнка. Ему больше нравилось выглядеть спортивно, в удобной форме.
«Надо срочно заняться пришиванием пуговиц!» — решил он. Приоткрыв дверь, Колька выглянул на кухню. Мать наводила порядок, протирала плиту, аккуратно переставляя кастрюли. На кухне стоял запах подгорелого молока.
— Не уследила, отвлеклась, вот и сбежало молочко, — сказала она.
— А молочная пенка не убежала? — облизывая губы, спросил Колька.
— Убежала-убежала, вот прямо на плиту. Давай мойся и садись за стол. Ребят уже накормила. Они тоже убежали, правда, на улицу. Осталось только тебя накормить.
— Мам, а я нашёл на подушке пригласительный билет! Откуда он взялся?
— Отцу на работе дали на всех ребят. Вот и тебе достался один.
Удовлетворённый ответом, Колька подлетел к умывальнику, словно на крыльях, открыл кран с холодной водой и, зажмурившись, плесканул горсть воды на лицо.
— Ледяная, как лёд!
— Масло масляное, — с улыбкой произнесла мать, — давай за стол!
Зачерпнув поварёшкой горячую манную кашу, которую Колька обожал, она добавила в кашу ложку сливочного масла и поставила тарелку на стол.
— Чтобы всё съел, — сказала она.
Колька ложкой зачерпнул ещё порцию масла.
— Пусть будет масло масляное, — с улыбкой произнёс он. — Может, мама, ты мне поможешь? — добавил он, вспомнив, что у него нет пуговиц на тужурке.
— Чем тебе помочь? Ложку поднести ко рту? — с улыбкой спросила она.
— Да нет, пуговицы оторвались и потерялись. Вот надо новые пришить.
— Потом найдёшь пуговицы в шкатулке. Если сам не сможешь пришить, то помогу.
Золотистое масляное пятно озорно сияло на белом фоне расплывчатой в тарелке каши. Оно напомнило выглянувшее яркое солнце среди белоснежных облаков. Масляное пятно слегка покачивалось и медленно расплывалось, словно плавилось от невыносимой жары. Колька круговым движением ложки размазал солнечную яркость по тарелке с кашей, словно художник на палитре, придирчиво подбирающий нужные ему краски, и, удовлетворившись своим трудом, запустил ложку с кашей в рот.
— Ну, как кашка? — спросила мать.
Обычно ей нравилось, когда дети хвалили её кулинарное искусство.
— Прелесть! Хороша кашка, да мала ложка! — ответил он.
— А добавки надо?
Колька не ответил. Был занят уже с кружкой молока. Не допив молоко до конца, выскочил из-за стола.
— Чтобы не терять времени, побегу искать пуговицы, — на ходу выкрикнул он.
— Подумать какой занятой! Каникулы ведь только начались.
Шкатулку с нитками и пуговицами Колька рассыпал в комнате прямо на полу. Каких здесь только не было пуговиц! От удивления он вытаращил глаза. Его взгляд метался. Их было множество! Такого количества, притом самых разных, он не видел никогда на своей одежде. Блестящие медные с пятиконечными звёздами, белоснежные и перламутровые с горошинку, чёрные большие, похожие на колёса грузовика.
Его внимание почему-то привлекла большая чёрная пуговица. Она напомнила ему разговор в классе с Валеркой, когда он хвалился своим новым изобретением. Валерка по кличке «профессор» всегда имел в запасе своего портфеля различные предметы, которые он не уставал таскать с собой в школу. Была у него и подобная из этой шкатулки пуговица, из которой он сделал на нитке вертушку. А ещё он демонстрировал трещотку, завёрнутую в бумагу, в виде маленького подарка.
«Сделаю себе такие же вещицы, — решил Колька. — Буду пугать брата с сестрой. Да и пацанам такой подарок можно подарить на Новый год». Вертушку из пуговицы было сделать совсем просто: кусок суровой нитки он просунул через дырочки пуговицы и соединил концы нитки узлом так, что пуговица оказалась посреди петли. Держа петлю за оба конца, он закрутил нитку с пуговицей, а потом, словно играя на гармошке, стал растягивать нитку. Она с шумом, напоминающим пчелиный улей, стала раскручиваться и снова закручиваться. Такая игра вскоре надоела Кольке. Её наверняка бы не оценили брат с сестрой.
«Сделаю трещотку! Лучшего новогоднего подарка не придумать, — решил Колька. — Им уж точно можно кого угодно порадовать!». Несколько мгновений, склоняясь над россыпью блестящих пуговиц, Колька раздумывал, какую лучше выбрать пуговицу. Решил выбрать побольше, коричневую с перламутровым отливом. Теперь предстояло найти резинку, желательно потуже. Её предстояло закручивать в спираль. Мысль о том, что на порванной рогатке была нужная резина, пришла в голову ему не сразу.
Он ещё долго продолжал рыться в ящиках бельевого шкафа и зачем-то заглянул на полку, где стояли банки с вареньем. Колька запустил палец в банку с клубничным вареньем, пытаясь достать самую крупную ягоду. Но она не поддавалась Колькиному соблазну полакомиться. Всё время ускользала, проваливаясь всё глубже и глубже. Убедившись, что достать не получится, решил оставить банку в покое. Измазанные вареньем пальцы еле удерживали банку.
Банка вывернулась из рук. И грохнулась прямо на пол. Дзинь! Траах!
Кот Васька, мирно дремавший на постели, как ошпаренный соскочил с кровати и метнулся на кухню, не поняв в чём дело. Решил на всякий случай смотаться подальше, поняв, что такой подарок с разбитой на полу банки с вареньем не по его вкусу. Услышав шум в комнате, мать подбежала к двери и приоткрыла её.
— Боже мой, что тут творится! — произнесла она, увидев разбитую банку с вареньем. — Не понимаю, как она могла свалиться с полки?
Мать была так ошарашена, что бегом побежала на кухню за ведром, чтобы собрать с пола остатки от разбитой банки и разлитого варенья. Злополучная самая большая ягода, словно издеваясь, лежала в стороне от зеркально блестящей лужицы из варенья, расцвеченная ярко-оранжевым цветом лучами солнца, проникавшими через морозное стекло.
Но Колька даже не задержал на ней внимания, хотя вид у неё был даже очень соблазнительный:
— Я помогу тебе, мама!
И бросился собирать голыми руками осколки банки, разлетевшиеся по сторонам.
— Поосторожнее! Поранишь руки! Я сама уберу.
Послышались шаги в сенях. Это возвращались с прогулки брат с сестрой.
— Это-о-о что здесь у вас? — удивлённо произнёс брат, увидев на полу разбитую банку с клубничным вареньем.
— Моё любимое варенье… — с сожалением в голосе произнёс он и стал размышлять, озираясь по сторонам, как его любимое лакомство могло очутиться на полу.
— Неужели опять приведение решило пошутить? — произнёс Гена, посмотрев испытывающим взглядом на Кольку.
— Да, наверное, ты прав. Ты всё время что-нибудь придумываешь!
— Ох уж мне эти придумщики! Отойдите в сторону, не мешайте прибраться, — сказала мать.
Колька отозвал брата в сторону и, наклонившись прямо к уху, спросил шёпотом:
— Не помнишь, где порванная рогатка лежит?
— Пошли, покажу!
Они вышли в сени. Отодвинув угол ящика, стоявшего у стены, он вытащил рогулину с болтавшейся резинкой, на которой была закреплена кожанка для пулек.
— Для чего она тебе?
— Потом расскажу. Это будет сюрприз!
Сюрприз трещотки из пуговицы Колька решил отложить. Надо было ещё подобрать пуговицы для тужурки. Ведь завтра предстояло идти на новогодний спектакль. Колька решил, что к тужурке лучше подойдут жёлтые металлические пуговицы с пятиконечной звездой. Такие пуговицы он видел у военных курсантов, к которым они с ребятами бегали через овраг в военный городок. Их как раз было три штуки. Оставшуюся одну пуговицу на тужурке он повертел в руках, она еле держалась.
«Для каждого случая есть подходящий момент, есть место подвигу», — подумал про себя Колька и рванул со всей силой болтавшуюся пуговицу.
— Есть! — радостно произнёс он, держа в руках отлетевшую пуговицу.
Оставшаяся нитка болталась на тужурке, как маленький мышиный хвостик. Колька приложил пуговицу со звездой к тужурке. Оказалось, что пришить её не так просто: на ней было ушко, к которому трудно подобраться.
Иголка в руках вертелась, то и дело вспыхивала в лучах солнца, проникающего в окно, и, как заколдованная, не попадала в то место, где было ушко. Обращаться с такими пуговицами на уроках рукоделья в школе
ещё не учили. Пришивать учили простые пуговицы с дырочками, и даже на уроках научились с ребятами вышивать гладью и крестиком. А тут тебе солдатские!
— Никак не могу, — сказал Колька, увидев мать, показавшуюся на пороге комнаты, — все пальцы исколол.
— Я тебе покажу, — сказала она, — а потом сам пришьёшь остальные.
— Ах, какие на свете есть счастливые люди, которым не надо пришивать пуговицы! — со вздохом произнёс Колька. — Везёт же им. А тут…
Он склонился над руками матери и стал наблюдать, как иголка послушно находила то место, где ушко пуговицы покорно соединилось с тканью.
— Ну, а теперь сам, — сказала мать, подавая иголку с ниткой. — Сейчас тебе понятно? — спросила она.
— Понятно, да непонятно, — пробормотал Колька, нехотя берясь за иголку и вздохнув, принялся повторять показанный урок шитья.
Не всё сразу стало получаться. Иголка сначала попадала в ушко пуговицы через раз, чередуя свою прыть, норовя уколоть палец. Потом дело наладилось. Кольке подумалось, что не судьба владеть этой злодейкой-иголкой. «Оказывается, нет ничего трудней на свете, как пришивать пуговицы к одежде», — подумал он. Померив тужурку с пришитыми солдатскими пуговицами, Колька решил не терять время и выскочил на улицу: для трещотки нужно найти палочку, которой закручивают резинку, пропущенную через дырочки пуговицы. Он увидел рябину, росшую перед окном его комнаты. Ярко-красные рябиновые гроздья, наклонив ветки под тяжестью замёрзших ягод, укрытых пушистыми белоснежными шапочками, слегка покачивались на ветру. На самой верхушке сидел красногрудый снегирь, склёвывая новогодний подарок, подаренный ему матушкой зимой. Каждый раз он норовил ущипнуть ягоду, висевшую с края, и рябиновая гроздь вздрагивала от соприкосновения с клювом. Эта дрожь передавалась на снежную шапочку, нависавшую над гроздью рябины, и комочки снега слетали и путались в ветвях дерева, рассыпались на тысячи мелких снежинок, круживших и сверкающих на морозном воздухе, плавно опускаясь на снег, усыпанный бледно-розовой кожурой и мелкой россыпью семян рябины.
Колька осторожно, едва слышно ступая на снег, подкрался к стволу дерева. Вытянув руку, дотянулся до нижней ветки, потянул её на себя, крона пришла в движение. Снегирь от такой неожиданности, не успев склевать ягоду, недовольно дважды свистнул и, взмахнув крыльями, перелетел на яблоню неподалёку. Надломив морозную рябиновую веточку, Колька сунул её под тужурку и вдруг заметил, что на яблоню за компанию со снегирём слетелась стайка хохлатых свиристелей с бело-жёлтым оперением на крыльях и хвосте, похожем на праздничный карнавальный наряд.
«Ну и вырядились», — подумал он. Свиристели тут же набросились склёвывать мелкие золотистые ранетки. Птиц было так много, что яблоня стала походить на сказочное дерево, украшенное маленькими жар-птицами. Тут Колька вспомнил о пригласительном билете в драмтеатр на новогоднее представление, где будет Конёк-горбунок и жар-птица. С этими мыслями он заскочил в дом.
— Гена, Люси! Посмотрите в окно! Как много прилетело жар-птиц! — воскликнул он, сбрасывая тужурку с золотистыми пуговицами.
— Я вижу! То есть ничего не вижу, — произнесла сестричка Люси, припав к морозному стеклу.
Она стала старательно счищать со стекла намёрзший ледяной узор. Гена, стоявший рядом, наклонившись вплотную и прижавшись к холодному стеклу, явно мешая занятию сестры, стал выпускать пар изо рта, словно паровоз на крутом подъёме, пытаясь растопить наледь на стекле.
— Не дыши! Не мешай мне! — произнесла Люси. — Мне самой хочется увидеть жар-птицу!
Гена повернулся к ней и произнёс почти шёпотом:
— Завтра в театре увидишь жар-птицу.
— А я хочу настоящую!
Гена обхватил сестру сзади руками, прижал к себе, как бы оберегая от какой-то угрозы, и оттащил от окна:
— Ещё простудишься! Видишь, как несёт холодом от окна!
По затянутому морозным инеем стеклу по краям оконной рамы на подоконник стекали прозрачные капельки влаги и по тонкой полоске из ткани поочерёдно, словно торопясь, спешили покинуть холодное стекло и опускались в бутылку, подвешенную у края окна. Капельки одна за другой, похоже, тоже спешили укрыться от холода, проникавшего сквозь неплотную оконную раму.
— Ничего я так и не увидела! — с обидой произнесла сестра. — Всё это из-за тебя, Геньчик!
— Давай я тебя лучше угощу конфетой, — предложил Гена. — Я сегодня такой добрый!
— Как бы ни так, — ответила Люси, — ты же взял её из моего подарка! Я видела! Так нечестно!
Гена побежал в детскую комнату, вынул из своего подарка две больших конфеты «Гулливер» и в золотистой кожуре апельсин и протянул Люси.
— Это тебе! От меня подарок!
«Туки-туки», — раздалось в комнате. Это Колька колдовал над своим подарком, стараясь ударять молоточком по лезвию ножа, разрубая рябиновую палочку. Свой подарок он держал в тайне: ещё не знал, кому лучше его вручить — Люси или Гене? «Наверное, лучше подарок сделать Гене», — решил он, закручивая палочкой тугую резинку и аккуратно укладывая изготовленное устройство в бумажный пакетик, похожий на небольшой конвертик.
«Трещотка способна страшно шуметь и прыгать в руках, может напугать Люси», — подумал он. Потом взял химический карандаш, послюнявил его, оставив на губах фиолетовый след, и написал: «Подарок для Гены от Деда Мороза».
— У меня есть подарок для Гены, — громко произнёс Колька, вбежав в детскую комнату, и протянул белый конвертик. — От Деда Мороза, — добавил он.
— Что это такое? — недоумённо спросил Гена.
— Подарок!
— Для меня это новость! Где ты его взял?
— Под яблоней нашёл. Где сказочные свиристели склёвывали яблочки.
— A-а! Ну, это другое дело, — улыбаясь, сказал Гена и стал разворачивать пакетик.
Этот загадочный пакетик заинтересовал его.
— Люблю подарки… — начал было произносить Гена.
Но, не успев договорить, почувствовал, как подарок
в руках затрепыхался, затрещал, ударяя рябиновой палочкой по развёрнутому бумажному листу. От неожиданности Гена отпрянул назад, выронив подарок на пол. Пуговица, освободившись от бумаги, стала метаться по полу, раскручивая резинку, ударяя одним концом об пол. Она, как загадочная каракатица, похожая на страшное одноногое чудовище, прыгала и стучала, словно пыталась ухватить, кого-нибудь из ребят за ногу.
— Ой-е-ёй! — закричала Люси, вскочила на кровать и от испуга сложила руки на груди, раскрыв большие испуганные голубые глаза.
Она смотрела, не моргая, на пол. Светлые, с едва заметными завитками волосы, лежавшие на плечах, свалились вперёд и слегка, как будто вуалью, прикрыли длинные ресницы. В это мгновенье она напоминала сказочную фею.
— Ты невоспитанный обманщик, — посмотрев на Кольку, с надрывом в голосе произнесла она. — Предупреждать надо! Вот я пожалуюсь папе!
Эти слова прозвучали, как гром с ясного неба.
— Только не это! Я прошу тебя! Иначе не видать мне завтра Конька-Горбунка! Я просто хотел порадовать Гену и надеялся, что этот сюрприз всем понравится!
Колька с фиолетовыми губами выглядел смешно.
— Ну-ка, покажи язык, — вдруг попросил Гена.
— Зачем?
— Покажи!
— Пожалуйста! — недоумённо посмотрев на брата, сказал он, высунув фиолетовый язык.
— Вот теперь всё ясно, чьи это проделки с письмом от Деда Мороза! Теперь ты, Коленька, точно не отопрёшься! На конверте точно такие же чернильные следы от карандаша.
— Ладно, беру свои слова обратно, — сказал Колька. — Хотите, я отдам вам с Люси весь свой новогодний подарок? Мне не жалко!
Гена искоса посмотрел на Люси:
— Ну что, согласимся?
Люси вздохнула и спрыгнула с кровати:
— У нас ещё будет время подумать.
И выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь.
— Ребята, ужинать! — донеслось из кухни.
В приоткрытой двери показалась светловолосая голова Люси:
— Идёмте же живей! Стол уже накрыт. Для вас что, специальное приглашение надо?
Перед сном Колька ещё раз проверил пуговицы на тужурке. Они поблёскивали желтизной меди. Подёргал и, убедившись, что они на месте, побежал в детскую, где, угомонившись, уже спали брат с сестрой.
Сон долго не приходил к Коле. Он задумчиво представлял, как завтра они отправятся в драматический театр, и как в фойе их встретит нарядная новогодняя ёлка, и Дед Мороз со Снегурочкой пригласят водить хоровод вокруг ёлки, а потом прозвенит звонок, зрительный зал наполнится голосами ребят. Потухнет свет в зале и начнётся представление.
…Серебристый рогатый месяц, наклонившись одной стороной, заглянул в окно, словно проверяя, все ли ребята заснули. Улыбнулся мерцающим звёздам и поспешил на встречу с Дедом Морозом, который уже мчался на всех порах, чтобы успеть в драмтеатр на детский новогодний спектакль!



Глава четырнадцатая
Идём в театр


Утро было солнечным. «Пора просыпаться, — решил Колька, протирая глаза. — Сегодня идём в театр!». И, подскочив к кровати брата, стал тормошить его.
— Как обидно, не дают поспать, — сказал Гена, поднявшись с постели, и в два прыжка, едва не свалившись на пол, очутился у стула, где лежала его одежда.
Колька второпях натянул трико и выбежал в зал, где на стене в большом деревянном футляре, раскачивая маятником, размеренно и не спеша отстукивали секунды механические часы с боем. Кольке нравилось, запрыгнув на стул, взять металлический ключ, лежавший внутри, похожий на крупную тёмного цвета бабочку, и, сунув в отверстие на циферблате, преодолевая сопротивление невидимой пружины, вращать его.
При этом раздавался металлический хруст, похожий чем-то на шум трещотки, сделанный из пуговицы.
На этот раз он не стал тратить время на завод часов. Не успел заспанными глазами толком разглядеть циферблат, как раздался бой часов. Вычислять минуты по стрелкам на часах Колька не стал, хотя он уже умел это делать, а принялся считать удары боя часов, называя вслух их число. «Один, два…», — считал он. Потом посмотрел на циферблат и увидел, что маленькая стрелка стоит ровно на цифре восемь. До начала спектакля оставалась ещё целых два часа.
«Успеем!» — решил он и побежал к умывальнику, чтобы умыться первым.
Мать уже хлопотала на кухне, готовя завтрак. Колька занял своё любимое место за столом.
— Наш чистюля уже за столом, — произнесла Люси, увидев, как Колька орудовал ложкой, брякая по тарелке.
Позавтракав первым и не дожидаясь, когда все дети выйдут из-за стола, Колька накинул на плечи тужурку, сверкнув медными пуговицами, сунул пригласительный билет в карман и со словами «Я подожду на улице!» выскочил во двор.
Солнце бледным румянцем окрасило восток.
«Оно, похоже, ещё не до конца проснулось», — подумал он. Из будки навстречу торопился Джульбарс, ласково помахивая изогнутым хвостом, оставляя на снегу едва заметный след.
— Бедняжка! Наверное, замёрз? — спросил он и потрепал собаку за шею.
— Я сейчас! — добавил он и вернулся в дом.
— Мне корочку хлеба!
— Для чего тебе хлеб? — спросила мать, застёгивая пальтишко сестрёнки.
— Собачку угостить!
Колька схватил со стола кусок хлеба и, хлопнув дверью, выскочил на улицу. Во дворе он встретил отца, который управлялся с домашним хозяйством, неся в руках с сеновала огромную охапку душистого сена.
— Мы собрались в театр, — отрапортовал Колька.
Отец приостановился, осмотрел с головы до ног
Кольку, посмотрел на блестящие на солнце пуговицы и покачал головой.
— Настоящий солдат, — произнёс он, — будь старшим и поглядывай за братом с сестрой. Не теряйтесь! Держитесь друг возле друга!
Мама проводила ребят до ворот.
У самых ворот подозвала Кольку и сунула ему в карман тужурки рублик:
— Купите что-нибудь в буфете!
Распрощавшись, помахала рукой вслед детям.
«Выросли уже, большие стали», — подумала она про
себя, глядя, как троица ребят трусила, шагая и проваливаясь в мягком пушистом снегу.
У входа в драмтеатр уже толпились люди. У касс народу не было — они были закрыты: все проходили по пригласительным билетам. В фойе театра посреди зала стояла огромная, почти до потолка, украшенная ёлка, возле которой толпились ребята, которых встречали Дед Мороз со Снегурочкой. Раздевшись в гардеробе, Колька с интересом стал разглядывать ёлку, притрагиваясь к свисающим игрушкам в виде больших конфет в бумажных обёртках, проверяя, не фальшивые ли они. Он просто раньше таких больших конфет не видел. Конфеты «Гулливер», что были в подарках дома, казались лилипутами.
— А у ёлочки загорятся огни? — спросила Люси, растеряно разглядывая ребят, крутившихся у ёлки.
Как раз в эту минуту раздался громкий голос Деда Мороза, который решил поздравить ребят с новогодним праздником и громко постучал посохом об пол.
— Ёлочка, зажгись! Порадуй своей красотой детишек! — произнёс он.
Но она почему-то не загорелась. Тогда Дед Мороз попросил, чтобы все ребята дружно сказали: «Ёлочка, зажгись!», и ёлка загорелась десятками ярких разноцветных лампочек.
— Вот чудо! — весело закричала Люси и захлопала, как все ребята, в ладоши.
В это время громко прозвенел первый звонок, и детвора дружно побежала в зал, стараясь занять лучшие места. Все трое уселись почти перед самой сценой в мягких креслах, обшитых красным бархатом. Гена и Люси вертелись по сторонам, рассматривая шумный зал, который наполнялся ребятами.
Свет в зале стал медленно гаснуть. Зазвучала музыка где-то в глубине сцены, и зал притих. Занавес, перекрывавший сцену, стал медленно раздвигаться. Люси ухватила за руку Гену. Ей почему-то стало страшно в темноте притихшего зала.
Но тут осветилась сцена, музыка заиграла громче, и началось представление. Ведущий начал рассказывать предысторию сказки. Про старика, у которого было три сына… про старшего — детину, среднего, который «так и сяк», и младшего — весельчака.
Люси посмотрела на Кольку и игриво подтолкнула его в бок.
— Ты у нас детина! — шёпотом с улыбкой сказала она.
— Не мешай, — недовольно ответил Колька. — Смотри, как увлёкся наш «так и сяк», — и показал головой на Гену.
Гена, развалившись в кресле, мечтательно, словно на небе считал звёзды, слушал, как старик даёт наказ сыновьям со словами «…и в дозор весельчака Ванюшу посылает… Хлеб постеречь». Гена, похоже, заинтересовался сюжетом сказки. Ведь неплохо было обзавестись Коньком-Горбунком! Глядишь, все желания начнут исполняться. Не надо будет по дому работать, снег лопатой грести и за травой для кролей с мешком по оврагу бегать. Тут бы в самый раз Конёк-Горбунок и пригодился!
— А жар-птица будет? — опять не вытерпев, спросила Люси.
— Будет и жар-птица, и волшебное перо.
«Тогда что мне достанется? — подумал про себя Колька и тут вспомнил, что у него в кармане лежит рубль, который дала мама. — Вот мне-то с рублём будет веселей». Пока он размышлял, как потратить рубль, прозвенел звонок.
«Неужто всё? Неужели спектакль закончился?» — взволнованно подумал Колька. Тут, правда, объявили, что это конец первого действия. Загорелся свет в зале. Все зашумели и потянулись в фойе, а Колька побежал в гардероб за рублишком.
— Ждите меня у ёлки, я мигом! — наказал он и помчался, расталкивая ребят, в гардероб.
В буфете он не стал стоять в очереди, и так в гардеробе потерял много времени, пока возился в карманах, но рубль всё же нашёл. Три пирожных купил, ещё и сдачи дали целую горсть монет, получилось, как в сказке про Конька-Горбунка.
— Вот вам пряники и коврижки, — с улыбкой произнёс Колька, угощая брата с сестрой.
И показал полную горсть медяков, похожих на медные пуговицы, что были пришиты на тужурке.
— …А теперь я буду в красно платье наряжаться, словно в масле сыр купаться! — смеясь, стихами из сказки П.П. Ершова, произнёс он, побрякивая в руках пятаками.
— Как было бы нам весело, если бы и у меня тоже было красное платье! — сказала загадочно Люси.
— Мы расскажем маме о твоём желании. Тебе его обязательно купят. Красивое красное платье. И шляпку с пером, как у жар-птицы. Правда, Гена?!
Гена от неожиданности такого предложения так обрадовался, что завертелся волчком на месте, словно это ему предназначалась обновка!
Тем временем прозвенел звонок, началось второе отделение спектакля. От танца жар-птицы Люси была в восторге. Ей, правда, стало жаль её, когда Иванушка весельчак ухватил жар-птицу за хвост и выдернул перо.
— Зачем он это сделал? — прошептала Люси. — Ведь ей же больно!
— Новое отрастёт, — поспешил её успокоить Гена. — У нашего петуха я тоже много перьев из хвоста выщипывал, и то ничего, бегает, будь здоров!
— Да что ты, Гена, хвастаешься? Не мешай смотреть! Мне интересно про Царь-девицу послушать. Сейчас Царь Иванушке задание даст на окиян к морскому царю слетать, чтоб доставить ему Царевну. А ты тут про петуха!
Тут на сцене темно стало. Наступила тишина. И вдруг над головами пронёсся Иванушка на Коньке-Горбунке. Изумление у Кольки вызвал полёт: как так, прямо над головой? Ну, чудеса, да и только! Прошло не так уж много времени, а Иванушка уже обратно возвращается с девицей на Коньке-Горбунке. Зал от восторга взорвался и захлопал удачливому Иванушке. Гена насторожился и стал поглядывать уже не на сцену, а на балкон, откуда девица прилетела.
«Что его так заинтересовало, — подумал Колька. — Неужели ему тоже захотелось на окиян слетать? Так у него и Конька-Горбунка нет. Разве что на Джульбарсе, как на сером волке, что в той сказке про Ивана Царевича и Серого Волка. Так времени не хватит на нём скакать, каникулы закончатся».



Пока Колька размышлял, Иванушка второй раз слетал до окияна. Что-то не понял Колька, с чего вдруг он разлетался.
«Похоже, отвлёкся мыслями, вот и пропустил очередное царское задание, — подумал Колька, — у царей-то прихотей много. Летай да летай! За это платить им не надо». И на всякий случай Колька проверил карман: на месте ли пятачки. А то так увлечёшься царской прихотью, что и пятачки могут умыкнуть. После что-то неинтересно Кольке стало смотреть. Царь этот опять начал чудить и стал заставлять искупаться Иванушку в молоке.
А Люси прямо напряглась, аж вся в волнении. Чан с молоком на огне стоит. Она вспомнила, как дома пенка с молока на плиту убежала, так такой запах по дому пошёл. А тут Иванушка в кипящее молоко должен нырнуть. Правда, он как-то хитро это проделал. В другом наряде появился и царевне поклонился. И за руку так её крепко держит, словно родню свою обрёл. А царь, видимо, решил не отставать от Иванушки, ну и бух в котёл. Только пар пошёл. Сварился, окаянный. Туда ему и дорога!
Дети в зале захлопали, повскакивали со своих мест и запрыгали от радости. Придворный народ на сцене ликует. И в зале радость.
Тут вроде и сказочке конец. Свет в зале загорелся. И занавес закрылся.



Глава пятнадцатая
Подмастерье


Отец Кольки, как всегда, проснулся рано — с первыми петухами, и осторожно, чтобы не разбудить домашних, вышел из дома. В такой ранний утренний час он шёл управляться по хозяйству. Ему предстояло убрать за домашней скотиной, напоить и накормить её с вечера приготовленным кормом.
Потом он и сам шел завтракать. Мать подавала на стол перловую кашу, обильно сдобренную жирными кусками отварной свинины и крынку простокваши. Хлеб, любовно нарезанный матерью, лежал на середине стола, занимая почётное место, укрытый расшивным вафельным полотенцем. Чайник, разогретый на горячей плите, пыхтел, как паровоз, испуская пар через узкий изогнутый носик, недовольный тем, что его пробудили в столь ранний час, но сейчас чайник вынужден был ожидать своей очереди, когда хозяева воспользуются его услугой.
Колька обычно в это время лежал в постели с натянутым на голову одеялом, таился, как мышь, прислушиваясь к любому шороху и ожидая, что перед уходом на работу отец обязательно войдёт в комнату и даст ему очередное задание по хозяйству, пока его не будет дома.
Обычно Колька, когда отец уходил на работу, оставался дома за старшего. Брат с сестрой были младше его на три и шесть лет. И в этот раз, когда дверь комнаты неслышно приоткрылась, Колька тихонько приподнял край одеяла и выглянул одним глазом так, чтобы было незаметно, что уже не спит.
Солнечный золотистый сноп света осветил комнату и краешком луча коснулся подушки. Стараясь по-прежнему оставаться незамеченным, Колька опустил край одеяла. Результат не заставил себя долго ждать. Сквозь плотный суконный слой одеяла Колька услышал голос отца: «Сын, ты ещё не проснулся? Я ухожу на работу». Одеяло зашевелилось, из-под него сначала показались голые ноги, затем заспанное лицо Кольки. Жмурясь от солнечного света, беззастенчиво освещавшего комнату, и лениво потягиваясь, он произнёс:
— Не-е-т, ещё сплю!
— Вот и прекрасно! Хорошо, что слышишь. Слух сейчас важней. Я с работы вернусь сегодня пораньше, и ты мне будешь нужен. Возьму с собой.
— А куда? — спросил Колька, вдруг взбодрённый этой новостью.
«Может, это будет необычное занятие», — промелькнула мысль в его голове.
— Займёмся важным делом. Ты будешь нужен мне как помощник. Ты же хотел стать взрослым?
— Да что-то не знаю… А это занятие не будет скучным?
— Нет! От тебя потребуется желание и сноровка. А потом уже появится навык.
— А это что?
— Это такие пилюли, которые помогут скорее взрослеть, — с улыбкой произнёс отец. — Чем больше своим старанием ты их освоишь, тем быстрее станешь взрослым.
От слова «пилюли» Кольке стало совсем грустно, даже заглянувшее в окно солнышко его почему-то не обрадовало. Он вспомнил, как ранней весной, гоняя по лужам, промочил ноги и заболел, и вот так же, лёжа в постели, принимал пилюли. Они были в бумажных пакетиках в виде порошков и очень противные. Надо было, задрав голову, осторожно высыпать порошок в рот, а затем из стакана запить водой. Порошок почему-то сразу не проглатывался, и надо было ещё произнести магические слова:
— Если порошок я проглочу, все болезни излечу…
«А вот про пилюли, которые помогают стать взрослым, что-то не слышал, — подумал Колька. — И взрослым стать что-то не очень хочется. Вставать надо рано на работу, а там весело не бывает. Нельзя поиграть в мяч, погонять на велосипеде. Кто только эту работу придумал? Своей работы по дому, что ли, не хватает? Разным полезным вещам можно и дома научиться! Узнаю про эти пилюли лучше у ребят, и о навыках, от которых быстро взрослеют».
С этой мыслью Колька выглянул в окно. Как всегда, с утра звучала музыка: сосед Витька опять разминал пальцы на баяне. Гонял без устали их по кнопкам сверху вниз. Как он только угадывал, куда надо палец ткнуть? Наверное, тоже усваивал навыки игры на баяне.
А наискосок на углу Генка Петухов уже поднимал голубиную эскадрилью в воздух. Слыл Генка в околотке заядлым голубятником.
«Интересно, что-нибудь знают они об этих пилюлях? — подумал Колька. — Добегу до Генки, он всё же постарше и уже наверняка испробовал не раз эти пилюли».
Подскочив к Генке, Колька сразу спросил:
— Ты, Гена, что-нибудь слышал про пилюли, которые помогают стать взрослыми?
Генка кинул странный взгляд на Кольку и, сделав вид, что он занят, небрежно ответил:
— Я эту гадость не употребляю! У меня аллергия к этому с детства развилась.
— И откуда ты это слово «пилюли» взял? — вдруг заинтересовано спросил он.
— Мне папа сказал, что займёмся важным делом, это будет пилюлей, которая поможет взрослеть.
— А чем заниматься, не сказал?
— Чем-то важным, — неуверенно произнёс Колька.
— А ты сам ничем случайно не заболел? — поинтересовался Генка.
— Да вроде нет.
— Тогда дело совсем серьёзное. Может, ты с ребятами в соседский огород лазил? Вот и будут тебе вечерние пилюли, — с усмешкой произнёс Генка.
Потом он достал из кармана голубиное яйцо.
— Будешь? — спросил он, держа яйцо в руках. — Лучше всякой пилюли!
— Это что, твоё лекарство?
— Мой завтрак!
Генка разбил яйцо и запустил его в рот, облизнулся и причмокнул языком:
— Вот так!
Колька закрыл глаза и заглотнул слюну:
— Ладно, побегу домой, я тоже ещё не завтракал.
Колька побежал по траве, сверкающей утренней росой, и уже было приготовился припустить к дому, как услышал за спиной мелодичный звук, похожий на знакомый звук колокольчика. Он вспомнил, что так звучал колокольчик, когда они были на рыбалке с ребятами. Тогда он звенел тихо и нежно в утреннем тумане, стелившемся над водой, когда река, ещё не проснувшись от ночной тиши, медленно несла свои воды, укрытые плотным туманом. Ранним утром было спокойно и тихо, и глаза, слипавшиеся от дрёмы, закрывались, и только едва уловимый звук доносился от вздрагивающего на ветру колокольчика.
«Наверное, мне почудилось?» — решил Колька и оглянулся. Вдалеке он увидел велосипедиста и сразу узнал его — это был Юрка Фанеркин по прозвищу «Укроп». Он гнал на велосипеде по влажной траве, подпрыгивая на кочках от удара колёс о землю, и каждый раз вытягивал шею, как суслик среди нарытых холмов, оставляя колёсами велосипеда мокрый от росы след, и, с трудом удерживая руль, стоял на педалях.
— Ну как дела? — произнёс Юрка, притормозив юзом и не выпуская руль велосипеда.
Он спрыгнул с велика так, что одну ногу свесил на раме, а второй опёрся на землю.
— Ничего! А почему твой колокольчик за версту слышно? — спросил Колька и показал рукой на велосипедный звонок, едва державшийся на руле.
— Да болтик потерял. Привязал проволочкой, вот и бренчит. Может, у тебя болтик найдётся такой? — и показал то место, на котором крепился звонок.
— Есть только одно средство, как помочь тебе. Поискать пилюлю в моём сарае, — с улыбкой сказал Колька.
— А при чём здесь пилюля? Я здоров! И болеть не собираюсь, — попытался возразить Юрка.
— Ты же сам сказал, что тебе нужен болтик. Он и послужит пилюлей для велика. Иначе не вылечить твой драндулет, так и будет чихать и позванивать, где не надо, как позванивает колокольчик Стёпки, лупоглазого козлища, который на содержании у соседки бабы Лены.
— Ну и ну, придумал же ты! — сказал Юрка.
— Да нет, отец мне тоже пообещал пилюли. Он мне сказал, что навыкам обучать будет, и что я от этих пилюль сразу взрослеть начну!
— Может, наукам обучать будет?
— Да где там, он же не профессор, а строитель! Но зато классный! Что угодно может построить! Вот буду ждать вечера. Потом всё узнаю, тогда и поделюсь опытом. А может, и навык приобрету, вдруг пилюля волшебной окажется, — с улыбкой произнёс Колька.
— А я хотел предложить сыграть вечером в футбол. Мяч раздобыли, правда, не новый, но настоящий футбольный. Можно на поле военного городка сыграть в футбол, команда на команду. Через овраг-то несложно перебраться.
— Давай разберёмся сначала с болтами для велосипедного звонка. Болты-болты-гаечки… — задумчиво, наморщив лоб, произнёс Колька. — Надо вспомнить: где они могут затеряться в сарае? Помню, что в коробке какой-то хранились. Ладно, пошли вместе, вдвоём быстрей отыщем.
Юрка запрыгнул на велосипед и стал раскручивать педали.
— Куда ты без меня! Подожди, подвезёшь, — крикнул Колька и, уцепившись за багажник, лихо заскочил на велик.
Велосипед мотнуло из стороны в сторону.
— Смотри, чтоб спицы не повылезали из колёс, — сказал Юрка, еле удерживая равновесие, и как «конь педальный» старался раскручивать колёса.
— Давай, Юрок, нажимай сильней, крути-верти педали, чтобы собаки не догнали!
Соседские собаки, лежавшие в тени подворотни, повернув головы, с интересом вглядывались в сторону ребят, тяжело дыша, высунув от жары длинные языки.
— Видишь, собаки уши навострили, похоже, что-то учуяли, — с насмешкой произнёс Колька.
Юрка с удвоенной энергией принялся раскручивать педали, словно почувствовал возбуждающий страх, хотя знал, что собаки здешние миролюбивые, они знают своих ребят и уж точно бросаться не будут.
На велосипеде подкатили вплотную к забору. Юрка прислонил велик к доскам забора, почерневшим от времени, и через ограду они вместе с Колькой пошли в сарай. Джульбарс, укрывшись от жары, дремал в будке. Завидев Юрку, он встрепенулся, выбежал навстречу, но, заслышав громкое Колькино «Фу!», остепенился и, вильнув хвостом, повернул обратно в конуру.
Солнце с трудом заглядывало в сарай, и прохладный воздух, тянувшийся, откуда-то изнутри сарая, освежал. Из-под крыши доносилась щебечущая птичья песня; похоже, полуденная жара заставила и птиц искать прибежище внутри тёмного пространства крыши, в которое через едва заметный просвет проникал солнечный лучик света. Но в пыльном сарае было темно.
Что-то светлое мелькнуло на лице Кольки.
— Я вспомнил, — произнёс он. — У меня был металлический детский конструктор. Так в нём разных железяк, болтов и гаечек была целая уйма! Давай пороемся внимательнее.
И они вдвоём начали осматривать полки.
— Сколько тут интересных вещей, — произнёс Юрка, продолжая перебирать на полках отцовский инструмент.
Юрка старался потрогать каждый из них и, тщательно разглядывая, старался угадать назначение каждого.
— Не отвлекайся, ищи коробку с конструктором. А почему бы тебе не пошарить на верхней полке, — предложил Колька. Там могут храниться самые потаённые вещи, а вдруг там и конструктор?
Юрка послушался совета. Поднявшись на верстак, стоящий у стены, он сразу заметил похожий предмет.
— Глянь-ка! — произнёс Юрка, уцепившись рукой за край торчащей пыльной коробки. — Вроде она!
Убедившись, что это та самая коробка, Колька уже сам подскочил к полке, на которой она лежала, и рукой, измазанной по локоть в пыли, выдернул коробку, зажатую среди прочего инструмента, к которому, похоже, уже давно не прикасались отцовские руки.
Юрка, сияя от удовлетворения, радовался обнаруженной находке и смотрел на Кольку.
— Вот это да! — произнёс он, раскрыв коробку. — Сколько тут разных деталей! Давай попробуем что-нибудь собрать.
— Ну, давай. Только, чур, я буду главным конструктором. Это же мой конструктор, — шутливо произнёс Колька.
— Пожалуйста, мне всё равно, — согласился Юрка. — Давай, главный конструктор, только выйдем на свет, а то здесь больно темно!
— Ясное дело! Свет — это не тьма, при свете и голова соображать лучше будет, да и руками легче работать. Представляешь, как из конструктора непросто собирать, мышление ещё к тому же потребуется.
— Возможно, — мрачно ответил Юрка.
— А ты бы, Юрка, взял лучше конструктор к себе домой, зачем ему в сарае пылиться. Да и отец уже скоро явится, он обещал пораньше с работы вернуться. Мне помощником придётся с ним идти, навыков набираться. А болтик к звонку в коробке сам найдёшь!
— Ладно, тогда я пошёл.
Повернувшись и продвигаясь боком возле конуры Джульбарса, он выскочил за ограду.
Колька пытался мысленно представить важное дело, на которое обещал взять отец. Эта мысль докучала. Но в голову ничего не приходило. Осталось только дождаться отца.
А вот и он! Калитка распахнулась, и показался отец, держа в руках инструмент, похожий на деревянный брусок. Колька подскочил к отцу.
— Дай посмотреть, что это у тебя? — обратился он, с любопытством вглядываясь в необычный предмет.
Брусок выглядел вроде обычно. Но посередине бруска была вделана стеклянная колбочка, внутри которой перемещался маленький прозрачный пузырёк размером с горошинку.
— Как интересно! — сказал Колька и стал покачивать брусок то в одну, то в другую сторону.
С наклоном бруска пузырёк внутри колбы всякий раз пытался убежать наверх и никак не хотел снова оказаться снизу, словно его что-то пугало. Тогда Колька осторожным движением положил брусок на крыльцо. Теперь пузырёк успокоился, почему-то не захотел менять своего положения и замер посередине, между двух еле заметных чёрточек на стекле.
«По-моему, это что-то значит, — решил Колька. — Спрошу лучше у отца». И, споткнувшись на ступеньке крыльца, бросился бежать к сараю, где отец готовил рабочий инструмент.
Мгновенье постоял, глядя и соображая о назначении инструмента, разложенного на полу, а затем спросил:
— А куда мы пойдём? И для чего брусок со стеклянной колбочкой, который ты принёс?
Отец оторвал взгляд от разложенного инструмента и посмотрел на Кольку, затем ласково, как ребёнку, ответил:
— Ты знаешь, сын, рано или поздно придётся тебе зарабатывать на хлеб. Мой отец не мог меня научить многим премудростям в жизни. Мне приходилось самому всего добиваться. А я хочу передать опыт своим детям.
— А зачем?
— Вначале успокойся и выслушай.
— А я слушаю!
И отец поведал историю своего детства, как ему приходилось зарабатывать на жизнь. Для того, чтобы иметь хоть немного денег, приходилось с утра до позднего вечера пасти скот хозяина — помещика, жившего на соседнем хуторе. А позже пришлось обучаться и набираться навыков у мастеров, которые брали в помощники. Вот так и получал он рабочие пилюли, которые сгодились ему, когда он уже стал взрослым.
— А ты мне не рассказал про брусок с колбочкой, — решил напомнить Колька.
— А-а, — отец улыбнулся, — этот инструмент нужен, когда надо проверить, насколько ты овладел навыком в работе. Твой папа — строитель, а это древняя профессия. Чтобы люди могли где-то жить, нужно строить дома. А нужны ещё школы, больницы, магазины, и чтобы всё это построить, нужно многому научиться. А начинать стройку надо с чертежей. Нужно нарисовать здание, которое ты решил выстроить, и чтобы здание было крепкое и красивое, нужен ровный, хороший, и устойчивый фундамент, стены и крыша. Но главное в строительстве — это фундамент и крыша. Это, как у человека: если ноги в тепле и голову не мочит дождик, то человек будет здоров и будет прекрасно себя чувствовать. Так и здание: чтобы сделать его добротно, и чтобы жилось в нём хорошо, существует простейший измерительный прибор, и называется он строительным уровнем. Будешь прикладывать его и смотреть, если сделал всё правильно и не накосячил, он покажет тебе результат твоей работы. Только нужно научиться правильно его прикладывать. А теперь собирайся, и мы пойдём заниматься важным делом.
— А что мы будем строить?
— На месте увидишь!
Они спустились в овраг. Эта дорога Кольке была знакома. Под вечер яркое солнце уже теряло свою силу.
Разросшаяся трава и кустарник придавали объём оврагу, и от этого казалось, что овраг стал не таким большим. Со стороны склона овраг находился в полутени, а солнечная сторона взмывала вверх. Над ней в бесшумном полёте взвивались спиралью быстрокрылые стрекозы, шумно, словно спеша куда-то, проносились шмели, а в кустах без умолку трещал хор кузнечиков. Рядом с отцом было легко и ничуточки не страшно. Он среди всего этого мира выглядел великаном, который умел строить. Сейчас Большое городище казалось уже и не таким большим. Овраги, окружавшие улицы с деревянными домами, утопали в зелени деревьев, оставляя узенькое пространство для тротуаров и проезжей части с разбитыми колеями. Отец показал рукой: «Вон тот дом, где нам предстоит работать».
Место перед домом и ограда были завалены строительным материалом, брёвнами и досками. Куча песка и глины возвышалась среди прочего материала подобием горных сопок, подсвеченных солнечными лучами. «Тук-тук», — раздавался стук топоров. Это мастеровые плотники заканчивали работу на крыше дома. Колька с отцом еле пробрались к двери дома между куч земли и песка. Внутри дом был уже готов. Посреди избы лежал аккуратно сложенный кирпич красного цвета. А с краю в стороне виднелось серое пятно, похожее на квадрат, напоминавший площадку для игры в городки.
— Вот здесь и будет наш объект, — произнёс отец, показывая рукой на серое пятно. — Можешь располагаться. Но вначале, сын, отгадай загадку, — с улыбкой произнёс он. — Отгадаешь, тогда тебе станет ясным наше важное дело: «Стоит терем, в тереме ниша, в нише мучка, в мучке Жучка».
Колька пристально посмотрел на отца, словно пытаясь по его лицу прочитать отгадку. Особенно заинтересовала Жучка: что могла она делать в какой-то мучке? И какое отношение Жучка имеет к сегодняшней работе?
Он обвёл взглядом избу. Окна, подёрнутые строительной пылью, еле пропускали солнечный свет, который лёгкой тенью растекался по полу, едва касаясь серого пятна, на котором предстояло соорудить нечто, пока неизвестное Кольке.
— Про Жучку мне что-то непонятно. Как она попала в мучку? А мучка — это мука? — спросил отца Колька.
— Смотри, тебе подсказка высвечивается на полу. Солнечные лучи тоже согревают своим светом, как и Жучка. Может, ты теперь догадаешься?
— Сдаюсь! — неуверенно произнёс Колька.
— Без терпенья не придёт уменье, — сказал отец, — и подумай хорошо.
Затем отец принялся доставать инструмент. Колька решил подойти к окну. Провел пальцем по пыльному стеклу. Яркий луч осветил лицо, и радостное волнение было уже где-то совсем рядом. Он ещё раз посмотрел на серое пятно, на котором отец что-то измерял строительным уровнем, передвигая его по сторонам квадрата.
Тут он вспомнил, как отец рассказывал ему про фундамент дома, про стены, и что не зря кирпич лежит грудой в избе, и про серое из камня пятно в полу. «Наверное, это и есть фундамент, и скорее всего, под печь», — подумал Колька, не решаясь сразу озвучить свою мысль.
— Может, это печь? — неуверенно прежположил он.
— Похоже на правду, — улыбаясь, произнёс отец. — Я же сказал тебе, что надо научиться терпению и хорошо подумать.
— А про загадку расскажешь? Мне интересно узнать про Жучку!
— Расскажу, если не догадаешься.
— Ну, пора браться за работу, — сказал отец и, гремя вёдрами, вышел во двор, — будем замешивать глину.
Кольке эта работа — готовить раствор — была знакома.
Отец взял кусок глины в руку, растёр пальцами на ладони и, убедившись в качестве, произнёс:
— Пойдёт! Иди и принеси воды, — сказал отец и подал ведро.
Месить глину Кольке не очень хотелось. В овраге у ручья месить глину ногами у него получалось лучше: там было просто и забавно, ноги погружались в зыбкую трясину, откуда измазанные извлекались с трудом, издавая глухие всхлипывающие хлопки, похожие на чавканье кровожадного зверя. А сейчас она была липкая, приставала к лопате, как банный лист, а затем с трудом отставала от лопаты и требовала к себе особого отношения, пока не становилась податливой и эластичной, похожей на слежавшееся яблочное повидло, добытое из деревянного бочонка, которое продавалось в местном магазине.
Подносить и подавать кирпич Кольке тоже не раз приходилось. Однажды он даже с ребятами работал на кирпичном заводе. В данный момент Колька внимательно смотрел, как кирпич в руках отца ловко и покорно ложился на фундамент, ряд за рядом образуя очертания сооружения, в будущем которое будет способно обогревать и кормить, служить верой и правдой в хозяйской избе. Кольке становилось работать всё сложней.
Печь, как терем, росла в высоту, и обрастала элементами со сложными названиями, которые произносил отец. Колька старался повторять эти слова про себя по нескольку раз, чтобы не забыть новые доносившиеся названия: колосник, топливник, шесток, духовка, печурка, вьюшка, колодцы, труба, дымник. Чем выше поднималась печь, тем сложнее было подавать ведро с глиной и кирпичи.

[image]

Запрокинув голову и открыв рот, Колька старался не упустить все премудрости печного дела. Кирпичная кладка продолжала расти. Отец временами прикладывал строительный уровень к кирпичной кладке и, проделав измерение, удовлетворённый, продолжал работу дальше. Печь стала обрастать лесами, на которых появился настил, на него нужно было подавать материал.
Шея начала болеть, в руках появилась тяжесть. Но Колька старался этого не замечать, и когда отец устраивал перекур, радовался, как радуется ребёнок, бегающий по склонам оврага и случайно замочивший ноги в журчащем ручье, протекавшем у подножья склона. И всякий раз, когда возвращались к работе, Колька с интересом наблюдал, как стала вырастать труба, упираясь в крышу избы.
Небо смотрело с любопытством в отверстие, проделанное в крыше, словно пытаясь разглядеть свершаемое действо мастеровыми. Отверстие в крыше было большое. Вскоре стало не видно и его. Отец перебрался на крышу. Теперь небесный свет проникал через узкую щель между трубой и крышей, куда Колька подавал кирпич, который принимал руками невидимый мастер. Перед глазами сиял только небольшой четырёхугольник, наполненный тугим прохладным воздухом, освежавшим лица отца и Кольки.
Когда работа закончилась, и труба закрыла небо, Кольке настала пора покинуть чердак. Спустился с крыши и отец.
— Ну что, можно пускать дым, — произнёс отец и стал собирать щепки и мелкие дровишки, валявшиеся во дворе.
Колька решил не отставать от отца и стал помогать ему. Зажжённые в топке дрова затрещали, как за печкой стрекочут сверчки, пламя жарко разгоралось в клубах серого дыма, исходившего от непросохшей кирпичной кладки.
— Я выбегу посмотрю, как идёт дым из трубы, — сказал Колька и сорвался с места стрелой.
Во дворе он взлетел на кучу с песком и запрокинул голову так, что заныла шея, и в глаза ему засияло необозримое небо с головокружительной вечерней синевой, и только серое дымное облачко, выплывавшее из трубы, закрывало синеющие просветы своим серым покрывалом.
Отец вышел во двор.
— Видишь, сын мой! Я говорил же тебе: будет терпенье, придёт и уменье. Придёт и навык. И ты получишь ту пилюлю, которая поможет встать и подняться тебе на одну из ступенек взрослой жизни. Я тоже так взрослел.
— А ты говорил, что поможешь разгадать загадку!
Отец улыбнулся, положил руку Кольке на плечо и
произнёс:
— Разгадка действительно непростая. Терем — это печка, над которой мы трудились с тобой. Ниша в печке — топка, в которой живёт мучка, она же пепел от сгорания дров. А Жучка… — отец сделал паузу и посмотрел на Кольку, — как ты думаешь?
— Наверное, языки пламени! — воскликнул от радости Колька.
— А можно назвать и раскалённые угли, которые своим жаром сильно кусают, как настоящая собачка Жучка.
Уставшие, они возвращались с работы. Колька шёл, шаркая подошвами по земле. Домой возвращались той же дорогой. Теперь, в вечернем полумраке, Большое городище на самом деле казалось большим, бесконечным, с широкими улицами. Деревья, склонив ветви, напоминали великанов стоящих вдоль тротуаров.
«Неужели этот пройденный путь подмастерьем дорога к взрослению?» — подумал Колька и украдкой с благодарным сияющим лицом посмотрел на отца.



Глава шестнадцатая
Джурбай


Этим летом Коле необычайно повезло: ему досталась путёвка на первую смену в пионерский лагерь! У большинства ребят с его улицы у родителей не было денег, чтобы купить такую путёвку, и не было профсоюза, который выделял почти бесплатно детские путёвки в пионерский лагерь. У Колиного папы профсоюз был хороший и заботился о детях работников, правда, путёвку на летний отдых в пионерском лагере выделяли папе только одну. У Коли были ещё брат и сестра, но они возрастом помладше, и такая путёвка им не подходила.
Ехать в лагерь нужно было поездом в пассажирском вагоне, который будет тянуть огромный паровоз. Коля мечтал прокатиться на таком поезде, и, похоже, его мечта в ближайшее время должна исполниться.
Около полудня, когда солнце нещадно палило, Коля выбежал на улицу, чтобы сообщить ребятам радостную весть о том, что скоро он поедет в лагерь.
— Ой, какой ты счастливчик! — воскликнул Витя Вилкин. — Я бы тоже хотел поехать, но вот только приходится всё время играть на баяне, потому что мне нужна тренировка, чтоб перейти в следующий класс в музыкальной школе. — А что мы сейчас будем делать? — спросил он. — У меня сегодня занятий в музыкальной школе нет. Может, чем-нибудь займёмся?
— Надо подумать, — задумчиво ответил Коля. — Кататься на велосипеде жарко, и тащиться на речку тоже неохота. Давай лучше стрельбы из лука устроим! А можем плетёнки или колечки для пальцев из проволоки сделать, у меня целый моток цветных проволочек!
— Нет, пошли лучше в овраг, там прохладно! Наломаем ивовых прутьев для лука и заодно искупаться можно в ручье, — предложил Витя.
По дороге к оврагу Коля стал собирать мелкие камни и складывать их в карман.
— Для чего ты их собираешь? — удивлённо спросил Витя.
— Да так, популяться захотелось с берега. Интересно же с высоты камешками в ручей попадать.
Витя тоже стал рыскать глазами по сторонам и собирать камни. У него это почему-то получалось лучше. Карманы его округлились и стали походить на надутые шары. И в этих штанах, как у падишаха, он казался очень смешным и похожим на Алладина. Только для этого ему не хватало чалмы и тапок с загнутыми носами.



— Куда тебе их столько? Скоро штаны потеряешь.
— А что скромничать, видишь, сколько валяется! Глядишь, улица ровнее станет, и футбол будет легче гонять, — с улыбкой произнёс Витя.
Кидать камни с берега было парой пустяков: надо прицелиться, зажмурив один глаз, и слегка размахнуться рукой.
— Давай будем на счёт один-два-три, и считать, кто больше раз попадёт в ручей, — предложил Витя.
Коля первым метнул камень.
— Недолёт! — воскликнул Витя.
Камень с шумом плюхнулся в жидкую глину, не долетев до ручья.
— Целься лучше! — посоветовал Витя и с силой метнул камень, да так метко, что камень, описав дугу, шлёпнулся на край ручья.
Брызги воды взметнулись, сверкнув в солнечных лучах, серебристыми искринками. Даже маленькая радуга засияла над ручьём, как после дождя. Правда, ненадолго.
— Как здорово! — произнёс Коля. — Настоящая радуга-дуга!
Метнул свой камень. Опять недолёт!
— Эх ты, мазила! — выпалил Витя.
Поняв, что он выиграл, вывернул карманы, высыпая камни на склон оврага, прямо в крапиву, а сам по узкой тропинке помчался спускаться в овраг к ручью, где рос молодой ивняк. Коля спешно рванул следом.
В овраге ребят накрыла тишина. Еле слышно журчал ручей, и где-то в вышине звучала переливистая и звонкая песня жаворонка.
— Слышишь, как распелся, тити-фи…тити-фи…тити-фи! — произнёс Витя. — Это джурбай!
— Что это за джурбай? — удивлённо посмотрев на Витю, спросил Коля.
— Да это степной жаворонок! Они разные бывают: полевые и степные, даже лесные, — ответил Витя.
И тут Коле сразу вспомнились булочки в виде жаворонка. Когда мать их пекла, Коля тоже делал маленьких жаворонят. Скатанный кусочек теста скручивал узелком: из одного кончика делал головку, а другой кончик служил хвостиком, вместо глаз были изюминки. Мать доставала из печи румяные булочки, они напоминали птичье гнёздышко, схоронившееся в невысокой траве, которое они с ребятами находили в поле. Вынутые из печи булочки-жаворонки Коля обожал, особенно изюминки, которые он выколупывал из теста — для этого нужно было первым успеть добраться до тарелки с булочками, а вместо изюминок он вставлял гречневые зёрнышки, и такие булочки доставались уже брату с сестрой. Они, правда, обижались, но ненадолго.
Сейчас Коля всматривался в вышину прозрачного неба, где в виде маленькой точки, похожей на изюминку из теста, кружил жаворонок. Ему пришла в голову мысль, что неплохо бы было сейчас полакомиться булочкой, в животе у него что-то трепыхнулось, словно птаха вспорхнула от испуга, и, сглотнув слюну, Коля произнёс:
— Давай ломать ветки. Уж что-то больно есть захотелось. Домой бы надо смотаться.
«Может, и впрямь дома жаворонки дожидаются, — подумал про себя Колька, — тогда надо побыстрее бежать домой, чтобы успеть изюминковые глазки застать».
— А ты, Витя, жаворонков ел?
— А что тебе в башку жаворонки втемяшились? Я тебе не кошка! Кот Мурзик их у нас вроде таскает. Правда, не разберёшь, воробей это или жаворонок, они очень похожи.
— Да я тебя спрашиваю не про живых жаворонков!
— А про каких же?
— Ну, тех, что из теста делают.
— Нет. Мать всё больше лепёшки печёт, они большими получаются, размером со сковородку. А ты что про еду-то заговорил? В животе и так пустота!
— Да что-то есть захотелось!
— А давай щавеля нарвём или травяными калачиками перекусим, — предложил Витя. — Смотри, сколько их здесь!
— Да пусть растут! Я лучше попозже кроликам этих травяных калачиков нарву.
Коля шагнул к ручью, где росла молодая ива, да так близко, что чуть было не оказался в воде. Ухватившись двумя руками за куст и упёршись ногами в берег, повис, едва не касаясь воды.
— Давай выручай! — крикнул Коля. — А то упаду в воду!
— Держись крепче, я сейчас подтяну, — отозвался Витя.
И стал подтягивать к берегу прогнувшуюся с Колей ветку. Ветка нагнулась теперь уже в сторону берега. У самого края ручья прогнулась ещё больше, и Коля, черпанув воду рубашкой, скатился на берег, на то место, где до этого сияла разноцветная радуга. Ветка резко разогнулась, как после выстрела лука, затрепетала, словно растянутая струна, и успокоилась.
— Вот из неё и получится классный лук, — сказал Витя, — я сразу её заметил, — и стал надламывать ветку совсем близко у земли.
— Два лука для стрельбы точно получатся, — радостно произнёс он.
Подниматься на берег было легко: из лощины, соединявшейся с оврагом, убегала вверх тоненькая тропочка. По ней подниматься было очень просто, единственно, нужно было согнуться и, придерживаясь руками за кусты и траву, растущую по краям, взбираться в положении, как спринтер на старте, припавши почти носом к прогретой на солнце земле.
— Фу, упрел! — с выдохом произнёс Коля.
Он поднялся на край склона и посмотрел ввысь, откуда по-прежнему доносилось пение неугомонного жаворонка. Его песнь снова напомнила о булочке-жаворонке с изюминковыми глазками.
— Ладно, побегу домой. Я есть хочу.
Дома стояла необычная тишина. На столе в тарелке, укрытой полотенцем, лежали свежеиспечённые румяные жаворонки, похожие на птичье гнездо. На этот раз они выглядели грустными. В булочках вместо изюминковых глаз сверкали гречневые крупинки, похожие на мелкие девичьи веснушки.
«На это раз брат успел пошутить, — подумал про себя Коля и запустил в рот и без того вкусную булочку. — Я тоже не в обиде, не успел, так не съел», — улыбнувшись, подумал про себя Коля.

Через два дня Коля уезжал в пионерский лагерь. В вагоне, сидя у окна, он наблюдал, как мелькали пролески и поля, а заливистый и прерывистый гудок паровоза, звучащий на перегоне, напоминал ему о мелодичной песне степного жаворонка, которая, словно звонкий бубенчик, оповещала о начале лета и прекрасной детской поре.



Глава семнадцатая
Велосипедный кросс


Перед закрытием лагерной смены между мальчиками второго и третьего отряда должен был состояться велосипедный кросс. От каждого отряда составили команду из трёх человек. Татьяна Викторовна, вожатая второго отряда, включила в команду и Кольку, но Колька не был главным — только членом команды. Капитаном назначили Юрку Грачёва, потому что он был на полгода старше других ребят этой команды.
Кольке очень хотелось быть в этих гонках главным, ему нравилось, когда на него обращали внимание ребята из других отрядов, но пока главным Колька считался в команде по футболу: он стоял в воротах и защищал честь своего второго отряда. А ещё его брали в сборную команду по лагерю, правда, в игре на воротах ему доставалось больше всех. Ему приходилось, как обезьяне, прыгать под перекладину ворот, бросаться на мяч, словно проголодавшемуся льву на добычу, а взамен получать аплодисменты от ребят, болеющих за команду, и ссадины на руках и коленках, которые ярко-красными полосами расходились по телу. Но Колька старался не чувствовать боли. Ссадины были заметными, со временем они становились бронзового цвета, и он носил их с нескрываемой гордостью, как награду за спортивную доблесть.
Обычно перед футбольными матчами ребята старательно обёртывали Кольке израненные руки и коленки вафельными полотенцами, которые они тайно заимствовали из корпуса, где отдыхали. Колька, словно обвитый медицинскими бинтами, своим видом напоминал пациента, сбежавшего из медпункта. Игроки-соперники другой сборной команды относились к нему с насторожённостью, опасаясь его непредсказуемого облика, и поэтому редко забивали мячи в Колькины ворота. Это очень радовало болельщиков второго отряда.
А тут ещё на носу наметились и велосипедные гонки по случаю закрытия лагерной смены, на которых предстояло защищать честь отряда и крутить педали израненными ногами, отчего подсыхающие раны лопались, местами выступала кровь, и это не приносило особого удовольствия упражняться в гонках на велосипеде.
«Ну, не подводить же из-за этого отряд», — решил Колька. Зелёнкой, добытой в медпункте, он густо смазал ноги и руки в надежде, что ранки подживут до начала соревнований. Теперь он походил на маленького зелёного человечка, инопланетного пришельца, посетившего пионерский лагерь.
В тот день, второпях позавтракав, Юрка с Женькой успели первыми схватить велосипеды, стоявшие у спального корпуса, и уже, нарезая круги, носились по лагерю, распугивая зазевавшихся ребят из младшего отряда. Те, словно желторотые цыплята, разбегались по сторонам, боясь оказаться под колёсами виртуозов из второго отряда.
«Вот шляпа, — подумал Колька, — упустил же момент, пока смазывал раны. Теперь придётся дожидаться, когда надоест этим эквилибристам без конца крутиться по лагерю и распугивать ребят».
Раннее солнце, зацепившись за вершины темнеющих елей, ещё не успело прогреть воздух, и прохлада от утренней росы, расплывшись над неподвижным цветением лесных трав, застоялась, и от неё тянуло сыростью и запахом невысохшей от росы травы. Колька поёжился. «Добегу до беседки», — решил он, завидев ребят, возившихся с сосновыми ветками. Об этом он как-то позабыл, что вчера вечером, после отбоя, они с ребятами бегали в самоволку за территорию лагеря и в пролеске нарезали молодых сосёнок.
— Что вы с ними решили делать? — с удивлённым видом спросил Колька.
— Скажу, а тебе тоже захочется, — пробурчал Славик.
Ребята переглянулись.
Колька подвинулся вплотную к Славику и прошептал на ухо:
— Скажи, пожалуйста!
— Сами не знаем, что из них получится.
Колька с минуту внимательно смотрел, как Славик раз за разом срезал с сосенки длинные ветки, оставляя коротенькие пеньки, торчащие вокруг ствола.
— Вроде теперь ствол стал походить на трость, — произнёс Славик. — А может, и вправду сделаем трости себе на память о лагере?
— А ещё скажешь, что тебе и шляпа потребуется. Тогда будешь ходить как лорд, — чуть улыбаясь, произнёс Колька.
— Ух ты! И вправду, похоже на трость! Можно даже на коре вырезать рисунок, — добавил Колька.
— Можно. Только смолистый ствол к рукам будет липнуть.
— На костре можно обжечь!
— Точно!
— А что у тебя с ногами и руками? — вдруг спросил Славик, только сейчас обратив внимание на измазанного зелёнкой Кольку.
— Пустяки. Готовлюсь к соревнованию на великах. Только велика никак не дождусь. Юрка с Женькой с утра успели завладеть велосипедами, вот теперь и наслаждаются. Даже близко не показываются.
— Понятно. А-а-а слушай, а тебе покалеченному трость в самый раз подойдёт. Вдруг хромота одолеет, — с улыбкой сказал Славик.
— Нет уж, спасибо.
— А что?
— А впрочем, ты, Славик, как в воду смотрел. Вот и сделаешь мне подарок, пока я на велике тренироваться буду!
— Ну вот и Юрка собственной персоной подкатил, — с улыбкой произнёс Колька, заслышав скрип тормозов.
Юрка, запыхавшись и откинув волосы с потного лба, сокрушённо произнёс:
— Ну и погоняли же мы с Женькой, я даже задницу себе отбил! А ну, держи, — вдруг сказал Юрка и передал велосипед Кольке. — Теперь твоя очередь крутить педали.
На этом велосипеде с дребезжащими крыльями Колька не особо любил кататься. Его раздражала металлическая симфония звуков, издаваемых разболтанными крыльями, и скрип педалей. Женьке на этот раз повезло больше, ему достался другой велосипед — без крыльев, с поднятым рулём, который лучше подходил для кросса и для езды по буграм и по выпиравшим наружу корням кряжистых многолетних сосен с огромными мохнатыми лапами.
— Ну, пока, робинзоны, я полетел! — выкрикнул Колька.
Звеня крыльями велосипеда, стоя на педалях, стал раскручивать их, преодолевая сплетенья корней под кронами деревьев. Он подпрыгивал на них вместе с велосипедом так, как будто наскочил колёсами на стиральную доску. Единственный звук, доносившийся до ребят сквозь настоянный ароматом сосны воздух, был дребезжащий с плавающим шумом. Он походил на струну расстроенного контрабаса.
— Смотри, не гони сильно, разобьёшься! — вдогонку с улыбкой произнёс Юрка.
Но Колька не услышал этих слов, так как его от ребят разделяла кисея разогретого летнего воздуха.
— Ну а вы что тут делаете, бедолаги? — вдруг спросил Юрка, подсел к ребятам в беседке и, посмотрев на их занятие, расплылся в улыбке.
— Знакомая вещь! Кто придумал?
Славка мотнул головой на Серёгу. Юрка перевёл взгляд на Серёгу, который, держа трость в руках, что-то колдовал над ней. Солнечная тень, проникшая через мохнатую ветку сосны, падала на его лицо, оно слегка стало зеленоватым от блеска хвои, а волосы, выступавшие из-под пилотки, сделанной из газеты, светились необычным солнечно-рыжим цветом. Этот образ что-то напомнил Юрке.
— Я на минутку, — сказал Юрка и, сняв с головы Серёга пилотку, водрузил её на свою голову.
Затем он взял трость из рук Славика, повертел в руках, вращая, как пропеллер, и вышел из беседки. Оглянувшись на ребят и убедившись, что они за ним наблюдают, раздвинул носки ног в стороны и засеменил мелкими шажками от беседки, вращая вокруг руки тростью. Фигура Юрки покачивалась и переваливалась из стороны в сторону, рубашка, спущенная сзади до колен и подхваченная ветерком, трепыхалась.
Славка и Серёга, перешептываясь между собой, с недоумением стали во все глаза смотреть на дорогу. Их взгляды притягивались к фигуре, передвигающейся по песку, которая оставляла на нём следы, похожие на следы нерасторопной черепахи.
— Как Юрка похож на Чарли Чаплина! Как он мог оказаться в нашем лагере? — заорал восторженно Серёга, показывая пальцем на семенящую Юркину фигуру.
И тут смех разорвал тишину. Даже с такого расстояния можно было разглядеть комичность его походки. Он шёл, неуклюже переставляя ноги, спотыкаясь, и всё дальше удаляясь от беседки с ребятами.
— Ой, кто это тут ещё? — с удивлением произнёс Колька, подскочив на велосипеде к беседке с ребятами и завидев удаляющегося Юрку в необычном амплуа.
— Наш добрый Чарли, — с улыбкой сказал Славик.
— Да уж! Настоящий клоун!
И все зашлись в умилённом смехе.
Утренняя прохлада уже растворилась в мареве жаркого дня. Солнечные лучи острыми стрелами прямо с макушки деревьев пробивались сквозь игольчатую кровлю зелени, и казалось, что она уже не способна защитить ребят от этого света, похожего на лучи яркого прожектора.
После полдника команды по соревнованию и болельщики собрались на футбольном поле. Рядом с футбольным полем виднелась опушка, вдоль которой проходила тропа, которая поднималась и ныряла среди небольших холмов. Опушку и край просеки Колька хорошо знал. Здесь они с Юркой уже не один раз гоняли на велосипедах.
Стартовали по двое: по одному из разных отрядов.
Юрка как старший в команде стартовал первым. На велике без крыльев, с поднятым рулём он походил на настоящего кроссмена. После стартового свистка ребята все разом загалдели, возгласами подбадривая гонщиков. Голоса ребят с шумом разносились над футбольным полем, смешиваясь с шелестом ветвей деревьев и щебетом птиц.
— Давай жми! — кричали они.
Колька тоже закричал:
— Не давай себя обогнать!



Потом звуки на минуту стихли: взгляд ребят был направлен на соперников, которые мчались вровень друг с другом, почти цепляясь колесами, стараясь каждый вырваться вперёд. Проскочив взгорок, зажатый кустами и Юркой, соперник притормозил. Юрка вырвался вперёд и под дружные возгласы ребят финишировал первым! Вздох удовлетворения пронёсся над головами ребят второго отряда.
— Одна победа есть! — выпалил Славик, сотрясая воздух своей самодельной тростью.
— Ну, теперь твоя очередь! — произнёс Юрка, передавая велосипед Кольке. — Тебе нужно сделать то же самое, что и я!
— А по мне так главное — участие! — с улыбкой произнёс Колька и посмотрел в сторону Славки, который жонглировал тростью и смешил ребят, нацепив без стёкол очки, сделанные из проволоки, изображая из себя старенького учёного профессора.
Садившееся солнце осыпало футбольное поле золотистыми лучами. Тени деревьев касались велосипедной трассы и несли прохладу. Колька глотнул прохладного воздуха и, решив на одном дыхании преодолеть падающую от деревьев тень от закатного солнца, вытянулся всем туловищем вперёд в ожидании стартового сигнала.
Прозвучавший свисток положил начало гонки. Попав в прохладную тень, гонщики жадно подставляли ей загорелые лица, и, ощущая свежесть встречного ветра и стараясь удержать равновесие, они помчались, поглощённые каждый своими мыслями. Гонщиков окружали кусты, им приходилось жаться друг к другу, рискуя при этом устроить зацеп. Им приходилось уклоняться до тех пор, пока они не выскочили на пригорок. Соперник Кольки из третьего отряда наскочил на кочку, руль вывернулся в сторону, и он, продолжая катиться, вылетел с трассы и стал задевать и цепляться за кусты, пока не потерял скорость. Гонщик вынужден был остановиться. Оглянувшись назад, Колька понял, что преследовать его уже некому, и, потеряв интерес к дальнейшей гонке, спокойно крутил педали на пути к финишу, предвкушая победу.
Судьба гонок была решена! Второй отряд одержал две победы из трёх, и это очень радовало ребят. Утешительный третий заезд уже не интересовал их.
«Профессор» Славик в проволочных очках и с тростью в руках с довольным лицом в окружении ребят уже бегал с мячом по футбольному полю.
Прощальный костёр на закрытии лагерной смены встретил ребят из второго отряда в образе юных «английских лордов» с тросточками в руках, с которыми они галантно прогуливались у костра, беседуя между собой.
В эту самую минуту появился «профессор» Славик с портфелем в руках. Глядя на юных лордов, он жестом отозвал ребят в сторону.
— У меня есть план, — сказал он и достал из портфеля листок бумаги, на котором от руки карандашом был изображён непонятный рисунок.
— Что это у тебя? — поинтересовался Колька.
— Тише, пожалуйста! Я предлагаю после лагерной смены собраться вместе.
Отрывки их разговора ветер относил в глухую тьму, укрывшую лагерь, куда уже не долетали и отблески пионерского костра. И без слов по лицам ребят можно было понять, что за время в пионерском лагере их сплотила дружба, которая может продолжиться и после лагерной смены.
Что обсуждали, и о чём шёл разговор, вы узнаете в следующей главе.
И уже повзрослевшими «лордами» они однажды вспомнят про трости из соснового пролеска, о гонке на велосипедах, о таинственном рисунке и забавном «профессоре» в очках без стёкол, которые были сделаны из обычной железной проволочки.



Глава восемнадцатая
Робинзоны


На второй день, вернувшись из пионерского лагеря, юные «лорды» собрались на свой совет.
— Ну, что? — сказал «профессор». — Вы все одобряете мой ранее предложенный проект? Какое у вас мнение?
Ребята переглянулись.
— У меня вопрос, мне не непонятно, — произнёс «лорд» Серёга, расположившись на полу посреди комнаты, поджав под себя ноги и восседая, словно султан.
Он разложил перед собой мятый листок бумаги с рисунком «профессора».
— Что это за деревня Паде-рино или Падерина? И как до неё добраться? — он ткнул пальцем на разрисованный «профессором» маршрут с местом стоянки у незнакомой речушки.
— Уважаемый лорд! Вы уже задали два вопроса, — с улыбкой произнёс «профессор» Славик и хотел было поправить очки, но вспомнил, что они у него затерялись вместе с портфелем, когда он возвращался из лагеря.
«Профессор», не смутившись вопросам Серёги, запустил пальцы в копну нестриженых волос, на минуту задумался, соображая, и сказал:
— Деревня… как деревня! Она нам и не нужна будет. Нам нужен будет пруд, который соединяется с небольшой речушкой с неизвестным названием. Это и будет местом нашего пристанища. А названа деревня так, потому что в той деревне поселился первым человек по фамилии Падерин, подобно Робинзону, который попал на необитаемый остров. Вот и мы тоже будем робинзонами, только на черёмуховом пруду.
— А что, там ещё и пруд есть?
— Есть.
— И он Черёмуховым называется?
— Нет, мне пацаны рассказывали, что черёмуха растёт вдоль речушки, которая впадает в этот пруд. Они за ягодами в те места ездили.
— А пруд как называется?
— Не знаю. Знаю, что добраться по воде до него не получится! Мореходство мы ещё не освоили, да и корабельного флота у нас нет. Придётся по Московскому тракту на велосипедах десяток вёрст преодолеть. Назовём тот пруд Черёмуховым и на карте своей обозначим, — сказал «профессор», — нам место привязки нужно.
— А теперь, лорды, я задам вам на сообразительность задание. Вас же заинтересовала таинственная деревня, — продолжил умничать «профессор», — кто сможет ответить? Первым на необитаемом острове поселился Робинзон, и было с ним две собаки, у каждой — по четыре щенка, и все разместились под тремя деревьями, на которых сидели по два попугая. Сколько всего ног?
— А почему под тремя деревьями? Что, им места не хватило под одним? — вдруг поинтересовался Юрка.
— Ну, им не нравилось коммунальное жильё, — с улыбкой произнёс «профессор».
«Лорды» переглянулись и задумались, словно у них в голове заработали арифмометры.
Первым выпалил Колька:
— Две!
— Почему две? — вдруг возразил Юрка. — Ты неправильно посчитал.
— Как неправильно? — возмутился Колька. — У Робинзона ноги, а у остальных лапы.
«Лорды» переглянулись, удивляясь сообразительности Кольки.
— Ладно, счетоводы, отвлеклись от темы. Когда будем собираться? — с горечью в голосе произнёс Юрка.
Колька, склонив голову на руки, отрешённо соображал о дальности предстоящего маршрута. Неожиданно на листок бумаги с рисунком деревушки и речушки с прудом подсела муха, с лёгкостью балерины преодолела нарисованное водное пространство с одного берега на другой, останавливаясь только на мгновенье под черёмухой, чтобы обсушить случайно намочившиеся лапки. Кольке надоело наблюдать за бесконечными выкрутасами мухи, и он наказал её за легкомысленное поведение на «водоёме», с размаху шарахнув рукой по столу.
От неожиданности все вздрогнули.
— Что с тобой? — спросил испуганно Юрка.
— Да муха-цокотуха привязалась, — с иронией произнёс Колька, — она мне весь маршрут спутала. Бегает взад-вперёд, и у меня от неё мысли, как стрелка на спидометре, скачут. А мне ещё с великом разобраться надо! Пока был в лагере, брат Генка восьмёрку на переднем колесе поставил. Теперь вот думаю, как исправлять.
— Времени у нас достаточно, — успокоил Юрка, — можно сбегать и посмотреть, что стряслось с твоим колесом.
Они вышли на улицу, их обдало прогретым тёплым воздухом, и лица озарил солнечный свет. Безоблачное светлое небо стало меняться на серое, издали накатывались чёрно-серые облака, похожие на морские волны. Воздух становился тугим и плотным.
— Похоже, будет гроза, — сказал «профессор», — надо спешить.
По пути решили забежать к Славке домой, у него в кладовке хранилось переднее колесо от велика, и сейчас оно как раз могло пригодиться Кольке. У ворот дома ребят встретил громким лаем поджарый пес Тарзан. Он сразу узнал своего хозяина. Ему надоело быть в одиночестве, и он, испытывая радость от встречи, вытянув морду, бросился в объятия Славки, стараясь влажным языком облизать его лицо.
— Пфу-ты, обслюнявил всего, — с улыбкой произнёс Славка. — Подожди, нам некогда, — добавил он. — Сейчас дождь начнётся!
— А может, возьмём с собой в путешествие Тарзана? — предложил Юрка. — Всё будет веселей!
Наклонился, поглаживая рукой лоснившуюся короткую шерсть собаки:
— Ну что, Тарзан, составишь компанию?
Тарзан, словно приняв приглашение, горделиво вскинул голову:
— Гав!
— Ну вот и договорились!
Колесо в кладовой, уже давно висевшее на стене без дела, было подёрнуто пылью. Оно висело прямо перед глазами, как бы взирая невидящим глазом. Промеж спиц у него свисала ажурная паутина, она украшала колесо загадочной вязью; в цепких лапах паутины, запутавшись, трепыхались случайно попавшие насекомые. Подогнув ноги и выпрямляясь, словно в баскетбольном прыжке, Колька, прикоснувшись к паутине, ухватился за обод и потянул на себя колесо.
— Оно самое, — произнёс Колька, — и даже накачанное.
Паутина от прикосновения рук вздрогнула, и насекомые, ещё не до конца обездвиженные, освободившись от неё, взвились и бесшумно устремились на свет, проникавший в кладовую через приоткрытую дверь.
— Ну вот, теперь другое дело, колесо есть! На завтра можно созвать сбор, — сказал Юрка, — а колесо поменяешь сам!
Яркий всполох озарил небо. В вышине прогремел глухой раскат, словно предупреждающее рычанье голодного зверя, и снова громыхнуло так, что Тарзан, поджав хвост, пулей влетел под крыльцо. Налетевший ветер неистово гнул деревья, поднимал пыль и, разыгравшись вволю, понёсся вдоль домов, по пути скрипя ставнями и калитками. Крупные капли дождя вдруг посыпались плотной стеной, образуя месиво, состоящее из пыли и воды, в которое плюхались серебристые камешки льда, поднимая фонтанчики брызг.
— Собирайте сахарные шарики, — закричал от восторга Славик, нелепо передвигаясь среди танцующих фонтанчиков.
Внезапно начавшийся дождь неожиданно прекратился. Земля, усыпанная льдинками, сверкала серебристым светом. И снова засияло солнце.
— Придётся сменить имидж, лорды, — обратился к ребятам «профессор» Славка. — Мы теперь робинзонами будем! Выезжаем завтра в восемь утра. Сбор у Юркиного дома, — деловито добавил он, — у нас есть ещё время собраться. Не забудьте запас еды взять с собой и укрыться ночью чем-нибудь.
— Слушаемся, «профессор»! — произнёс Колька и, запустив колесо по мокрой траве, помчался за ним вдогонку.
…В утренний час, когда солнце уже поднималось по привычной для него орбите, ребята собрались в назначенном месте.
Тарзан крутился юлой, его уши топорщились, подрагивали, словно он прислушивался к разговору ребят, поочерёдно подбегал к каждому, стараясь признательно осмотреть в лицо, предвкушая необычную свалившуюся на него прогулку.
Юрка с командирскими часами на руке и компасом на руле, примотанным изолентой, выглядел по-настоящему за главного. У ребят на багажниках велосипедов было привязано домашнее пропитание и одежда. Удочки торчали подобно антеннам и мелодично позванивали колокольчиками.
Юрка и за ним «профессор» Славик с нарисованным от руки на тетрадном листке маршрутом возглавили колонну велосипедистов, и, вытянувшись цепочкой, четвёрка робинзонов, не считая собаки, дружно зашуршала колёсами в направлении железнодорожного переезда.
Дребезжащий звонок и закрытый шлагбаум переезда через транссибирскую магистраль приостановил движение колонны.
— Придётся ожидать, когда пройдёт поезд, — сказал Юрка, который был старшим и возглавлял группу.
— Славик, а ты придержи Тарзана, а то он испугается поезда и чего доброго присоединится не к тому маршруту, — с улыбкой добавил он.
Нарастающий шум приближающегося поезда эхом отлетал от железнодорожных построек. От перегруженного состава содрогалась земля, вибрация передавалась на ноги и руки, и звук от слов перестал существовать, словно он уносился, подхваченный вместе с шумом грохочущего состава. А потом наступила звенящая тишина, и только грохот хвоста удаляющего состава напоминал звук, схожий со звуком уходящей летней грозы.
— Трогаемся дальше, — скомандовал Юрка.
Дальше шла неухоженная грунтовая дорога, встречались невзрачные постройки домов, за которыми слева дорога убегала в селение, окружённое берёзовыми рощами, а справа среди берёзовых колков простирались поля с колосившейся зеленью хлебов.
Солнце стремилось к зениту, золотистый свет, падающий ярким потоком, радовал и окрылял. Теперь уже колонну велосипедистов возглавил Тарзан. Он бежал впереди Юркиного велосипеда, полный собственного достоинства, надменно задрав голову и не глазея по сторонам, словно он уже успел подсмотреть маршрут «профессора» Славика.
Сорока, сидевшая поодаль на ветке берёзы и наблюдавшая за движением необычных робинзонов, заметила во главе колонны Тарзана и неожиданно затрещала, сотрясая воздух криком, подняла тревогу, перелетая с одного дерева на другое и оповещая сородичей о нашествии непрошеных гостей. Тарзан никак не отреагировал на длиннохвостую и, не разбирая на дороге луж, шлёпал по воде, обдавая себя фонтанами брызг.
— Ну и водолаз! — усмехаясь, произнёс Колька, поравнявшись с Юркой. — Похоже, не зря мы его взяли! Есть кому в пруду рыбу пугать.



Юрка напрягся и вырвался вперёд. Теперь впереди виднелась его спина. Колька стал чувствовать, что и у него согнутая спина тоже стала уставать. Монотонная езда приводила в состояние пустоты. Солнце пекло. Когда дорога переходила на ровные участки, Юркина спина выпрямлялась, он убирал руки с руля и давал отдых уставшей спине. Так он ехал некоторое время. Его фигура с вытянутой шеей походила на полевого суслика, который зорко осматривал окружающее пространство. Когда на дороге встречались неровности, Юрка снова припадал к рулю, с упорством раскручивая слегка поскрипывающие педали.
Колька тоже пытался повторить манеру Юркиной езды, но руль его велосипеда всякий раз поворачивал, то влево, то вправо, словно подсказывал, что пора приостановиться и сделать привал. «Профессор» и следовавший рядом с ним Серега, переговариваясь меж собой, замыкали колонну и старались не отставать.
— Может, передохнём, — донеслось сзади.
Юрка повернулся:
— Терпите до поворота!
Впереди дорога, сделав небольшой изгиб, раздвоилась. Одной своей частью она уходила влево, где на небольшом удалении виднелись крыши домов селений, казалось, вросшие в землю.
Проехавшим от основной дороги небольшое расстояние ребятам стало встречаться всё больше неровностей и колдобин.
— Привал! — прокричал Юрка.
— Передохнём немного, — добавил он и, скатившись с пригорка, остановился у раскидистой, одиноко стоявшей берёзы.
Робинзоны последовали его примеру. Соскочив с велосипедов и положив их рядом, рухнули на траву, припадая к бутылкам воды, припасённым из дома. Тарзан обнюхивал траву и бегал вокруг берёзы, выбирая тенистое место. Затем поспешил улечься, тяжело дыша, высунув красноватый, покрытый влагой язык, и стал со стороны наблюдать за ребятами.
— Что, ещё далеко Черёмуховый пруд? — спросил Серёга. — А то что-то велик тяжеловато катится.
— А ты проверь колёса! Небось не подкачал, как следует, вот они и выпендриваются.
Сергей, опершись на землю рукой, лениво поднялся и стал проверять давление в шинах, сжимая пальцами рук, нагретую солнцем резину.
— Да, малость надо подкачать.
«Профессор» и Колька тоже решили проверить.
— Мои вроде в порядке, — сказал «профессор» и крутанул колесо, как лотерейный барабан, и уселся рядом на траву, наблюдая, как от раскрученного колеса появилась солнечная радужка, которая удивительным образом светилась и переливалась, отсвечивая цветами небесной радуги, образованной спицами раскрученного колеса.
В это время «профессор» молча рассматривал мятый листок с нанесённым маршрутом, стараясь найти предполагаемое место стоянки. Он долго разглядывал рисунок, отыскивая место, где они сейчас расположились. Колька подсел рядом, искоса бросая взгляд и наблюдая, как Славик водил пальцем по бумаге. Он, по-видимому, искал то ли одинокую берёзу у обочины, то ли дома, выделявшиеся на горизонте серыми крышами. Но ни того, ни другого на его рисунке не было. Только карандашные линии отчёркивали кривые зигзаги дороги, контур речушки и пруда, где чудила в пуантах муха-балерина. Колька улыбнулся и вспоминал, как он чуть не прибил рукой любительницу балетного искусства.
— Ладно, погнали дальше. Тут уже не далеко осталось, — позвал Юрка и, задрав рукав рубашки, посмотрел на командирские часы.
Затем посмотрел на компас, примотанный изолентой к рулю, как бы сверяя маршрут:
— Уже полдень, двигаем! Ещё место стоянки предстоит найти.
Тарзан, подслушав разговор ребят, склонив голову, принюхивался к земле, словно исследовал минное поле, останавливаясь и обходя стороной встречающиеся коровьи лепёшки, обсиженные навозными мухами. Колька приметил, что среди них балерин, подобных городским мухам, не было.
На лужайке, невдалеке от кустов, расположенных близко к речушке, Тарзан забегал кругами, как будто в его голове сработал компас с магнитной стрелкой, которая указывала на то самое место, которое лучше подходило бы для стоянки.
— Ну что, робинзоны, вроде неплохое место нашёл Тарзан. Будем располагаться здесь.
Облюбованное место было невдалеке от деревни у речушки с берегами, поросшими кустарником и редкими деревьями.
— Что, это и есть река? — вдруг спросил Колька, обратившись к «профессору».
Славик не стал сверять свою карту с местностью. У него на рисунке были только тоненькие линии дорог и нарисован контур пруда и речушки с неизвестным названием. Масштаб отсутствовал, он был произвольный. Он был никакой. Поэтому определить название и настоящий размер водных преград не представлялось возможным.
— А тебе что, Волго-Донской канал подавай? — с улыбкой ответил «профессор». — Так на твоём драндулете до осени до него не допилить.
— Ладно, пока осваивайтесь, а я пойду посмотрю, куда наша речушка впадает. Пошли, Тарзан, изучим русло речушки, а заодно и узнаем её название, — сказал Колька и потрепал за голову пса.
Затёкшие ноги от езды на велосипеде не слушались и с трудом передвигались. Тропка вдоль берега одним боком жалась к кустам, другой стороной к мутной воде буро-коричневого цвета. Так они прошли метров сто пятьдесят. Плотная вязь зеленевших кустов не пускала дальше. Обходить кусты не хотелось. Тарзан тоже не испытывал особого желания пробираться сквозь них. Колька решил вернуться к лужайке на взгорке, где расположились ребята.
— Ну что, робинзоны, исследовали берег? — с улыбкой произнёс Славка. — Как там насчёт местных аборигенов?
— Да где их найдёшь? Сплошные заросли вдоль берега.
— А может, ты струсил идти дальше?
— Ничего подобного, со мной был Тарзан. Он тоже не испытывал желания пробираться сквозь заросли.
— Давайте лучше займёмся шалашом и соберём на ночь валежник, — предложил Юрка. — До темноты надо успеть!
К работе приступили спешно. На взгорке у края поляны связали верхушки кустов меж собой. Убрали внутри торчащие ветки и, набросив по верху кусок брезента, влезли в шалаш.
— Не дурно! — произнёс «профессор». — А главное, практично получилось.
Затем недалеко от входа сложили пирамидку из собранных веток и сухой травы для будущего костра.
— Огонь ночью обязательно нужен, — сказал Юрка. — Иначе сожрут комары.
— Для этого лучше сделать маленький костёр, — предложил «профессор», — и соберем зелёные листья для дыма, они больше для этого подходят.
— А дежурить кто будет?
Воцарилась тишина.
— Может, поручим Тарзану, — с улыбкой предложил Серёга.
— Вот первым и будешь в обнимку с Тарзаном сидеть, — ответил Славка.
— Ладно вам спорить, давайте рыбачить! На ужин надо что-то поймать. Иначе на голодный желудок тоскливо будет сидеть у костра, — сказал Юрка.
— А черёмуховый пруд так и не нашли?
— Для нас сейчас главное — рыбалка и костёр. Черёмуховый пруд оставим на десерт, точно, Тарзан? — заявил Юрка.
Юрка с Серёгой принялись собирать хворост и сухие листья для костра, а Колька со Славиком направились к копне сена, стоявшей неподалёку. Притащив охапки душистого сена и уложив его внутрь шалаша, с удовлетворением развалились на сене, представляя себе ночлег в темноте, в окружении мерцающих звёзд. Затем они поднялись и стали распутывать удочки и закидушки, которые за время в пути успели спутать тонкие едва заметные нити лески, схожие на паутинные хитросплетения. Ловкими пальцами рук их скрепленная дружбой леска была разделена, и только цепкие, поблескивающие стальные кособокие крючки ещё продолжали сопротивляться, цепляясь то друг за друга, то за одежду.
Но упорство и стремление робинзонов добыть себе пропитание в тихой речушке преодолевало их сопротивление нежеланию опускаться под воду незнакомого водоёма. Наконец, сопротивление было преодолено, и с готовыми снастями и котелком для будущей ухи они спустились к реке, полные надежды добыть к ужину рыбы, на которую так рассчитывали.
Вечерние сумерки медленно подступали к стоянке робинзонов. Солнце уходило за горизонт. Оно уже не так согревало, и лучи его едва касались верхушек кустов и деревьев, окружавших стоянку, и озаряли их место красновато-золотистым цветом. Тени кустов и деревьев теперь ложились на берег в форме чудовищного спрута, который протягивал свои щупальцы к реке в желании утолить жажду, которую он переносил весь день от назойливого палящего солнца.
Робинзоны расположились вдоль берега на небольшом расстоянии друг от друга и, насадив червей на крючки, забросили их в воду и стали наблюдать, как поплавки, окунувшись в воду, всплыли и замерли, слегка покачиваясь на водной ряби, от ветра, тянувшего вдоль русла. Вдруг в тишине, опустившейся на берег, прозвучал едва уловимый звук колокольчика.
— Это звенела закидушка у Юрки, — произнёс Славик и, развернувшись в ту сторону, стал наблюдать за его действиями.
Вскоре поплавки стали дёргаться у Кольки и Славика. Звон колокольчиков раздавался то с одной, то с другой стороны. Похоже, вечерний клёв начался, и первая добыча — небольшой окунёк — плюхнулась в котелок. Это Юрка открыл вечернюю рыбалку. Уверенность, что рыбалка будет удачной, окрыляла ребят. По очереди блестящие серебристые особи стали падать в котелок.
Настала пора разжигать костёр. Серёга вызвался заняться костром, передоверив свою удочку Славику. Золотистое вечернее зарево погасло над вершинами деревьев, стало сумрачно.
Серёга припал на колени у пирамидки для костра и стал раз за разом, ломая спички о коробок, пытаться разжечь пучок сухой травы. От его действий в сумрачном мраке то и дело появлялись отблески света. Подобно ночным светлячкам, они возникали и пропадали. Это были искорки спичек, которые стреляли и разлетались по сторонам и никак не хотели зажечься.
Затем появилось светлое пятно, оно стало увеличиваться, и потянула дымная струйка, которая стала расти и расширяться, пока не укрыла с головой Серёгу, который согнулся так, что лицом почти коснулся веток костра. Он раздувал дымок, пока не появился язычок пламени. Огонь вспыхнул желтоватокрасным цветом и перекинулся на ветки валежника. Треск горящих веток и листьев повис в воздухе. Дым от костра лениво пополз вверх к верхушкам кустов и деревьев, где растворялся в потоке набегавшего ветра и терялся.
Со стороны деревни доносились звуки колокольчиков от стада коров, возвращавшегося с пастбища, да лай собак, которые составляли музыкальную гармонию звуков вечерней деревни. В кустах звучали глухие стуки, треск, шуршала трава. Это Тарзан, рыская в кустах, устроил охоту в поисках добычи для своей вечерней трапезы. Потом наступила гнетущая тишина, которую нарушал только комариный писк.
— Пора готовить варево, — произнёс «профессор», — а то уж больно есть хочется!
Костёр разгорался дымливо, отбрасывая едва заметные на воде языки пламени. В котелке закипала набранная из реки вода, она бурлила, выбрасывая пузырьки с паром, словно подсказывая, что готова принять порцию рыбы.
Когда варево было готово, робинзоны расположились у костра, достали домашние припасы, разложив их на поляне, подсвеченной светом горевшего костра, и стали разливать по банкам и кружкам рыбное варево. Запах ухи будоражил желание скорее испробовать приготовленный ужин.
Опустившаяся ночь с разговорами у костра и воспоминаниями о времени, проведённом в пионерском лагере, пролетела незаметно. Наступившее утро выдалось прохладным. С реки тянул освежающий ветерок.

Мы всей семьёй поедем в город Ленинград, с завтрашнего дня я уже в отпуске, и поэтому можно начинать собираться в дорогу, — сказал отец, вернувшись с работы.
Коля с братом Геной и сестрой Люси закружились от радости по комнате, узнав, что они поедут на родину отца в город Ленинград. Они ещё ни разу не видели такие большие города! Отец рассказал детям, что поедут они в пассажирском вагоне поездом, в составе которого был паровоз. С паровозами Колька был знаком и знал почти все марки: он жил рядом с железнодорожным депо и станцией, где трудились эти железные монстры. А паровоз, который водил пассажирские поезда, был самым большим, красивым и самым мощным. И назывался он именем: Иосиф Сталин. Спереди паровоза красовалась большая красная звезда и под ней надпись — СССР.
— А мы долго будем ехать? — поинтересовался у отца Коля.
— Примерно трое суток.
— Вот это да! — воскликнул Коля и с загоревшимися от восторга глазами посмотрел на брата. — Целых три дня будем в дороге! Как много интересного увидим!
Так далеко Коля ещё никогда не ездил на поездах.
— Я поеду на верхней полке у окна, — категорично заявил Гена.
— Почему именно ты? — спросил Коля.
— Потому что я первый сказал! Разве каждый человек, кто первый сказал, не может хотеть быть первым в своих желаниях?



Глава девятнадцатая
Поездка в большой город


— Так вот, заруби у себя на носу, всегда старшего надо спрашивать, а знаешь, кто у нас старший? — произнёс Коля.
Гена посмотрел на сестру и отвёл взгляд в сторону. «Наверное, Коля прав», — подумал Гена.
— Ладно, посмотрим на твоё поведение. Может, и соглашусь предоставить тебе верхнюю полку в вагоне. Только отвечать за тебя придётся родителям, если ты кувыркнёшься с неё. Ты ведь у нас, как шемела. Тебя обязательно придётся привязывать к полке, — с улыбкой произнёс Коля.
В тот ясный октябрьский и морозный день, который был посвящён сборам к поездке, Коля, не зная чем себя занять, подошёл к окну. Он долго всматривался в пустынную улицу. В его возбуждённой голове крутилась, подобно волчку, только одна мысль, и она не давала ему покоя. Он старался представить, как он будет садиться в вагон и мчаться на скором поезде в морозную настывшую даль, которая совершенно не страшна могучему паровозу, пыхтящему и извергающему клубы дыма и пара. Его удивляла мощь паровоза, который все три дня будет тащить за собой пассажирский состав и не чувствовать усталости.
На запотевшем от дыхания стекле Коля пальцем нарисовал прямую линию из одного угла в другой. Потом изобразил паровоз с вагонами, испускающий колечками дым. В вагонном окне поставил три маленьких точечки — себя и брата с сестрой. Места для папы и мамы не хватило. Окно получилось маленьким. Коля громко прогудел: «Ту-у-у» — протяжно, как паровоз, словно состав был готов отправиться в дальний путь.
— Ты что гудишь? — удивлённо спросил Гена, подбежав к брату.
— Не видишь? Поезд отправляется! Вот посмотри, как мы поедем, — и он ткнул пальцем в стекло.
Гена смотрел во все глаза на запотевшее стекло, на состав из пассажирских вагонов и на паровоз. От запотевшего стекла сползали длинные водяные струйки, которые размывали вагоны, лица детей и паровоз. Изображение на стекле стало мутным и неясным.
— И что это? — спросил Гена.
— Теперь ничего, — и Коля рукой быстро стёр рисунок на стекле.
— Странно, — разочарованно произнёс Гена, — мне ничего не было понятно. Мне показалось, что дождь на улице начался.
— Нет, что ты, на улице холодно. Смотри, как морозно.
Как раз в этот момент на улице показался сосед Вовка. В руках он держал клетку для птиц. Вовка, обутый в валенки, неуклюже переставляя ноги по снегу, тащился в овраг.
— Похоже, опять на промысел вышел, — сказал Коля.
— Дай я посмотрю, — попросил Гена и подтащил к окну стул.
Балансируя на стуле, он упёрся лбом в стекло. Кот Васька тоже решил полюбопытствовать и прыгнул было вслед за Геной, но промахнулся и зацепился когтями за его штанину. Гена вскрикнул от боли, словно ему всадили укол от бешенства, и чуть было не свалился.
— Ну ты перестань, наконец, возиться у окна, это тебе не в вагоне на полке крутиться, — раздражённо сказал Коля. — Ты что сейчас решил разглядеть?
В этот момент раздался голос матери:
— Дети, проверьте ваши вещи. Ничего не забыли положить в чемоданы?
— А Жулька поедет с нами? — спросила Люси.
— Нет, Жулька останется дома с бабушкой.
— Ах, как жалко её, она не увидит большой город.
Утром, сгрузив чемоданы на санки, семейство отправилось на вокзал. Собачка Жулька, провожая семейство, бежала рядом с ними до угла соседнего дома, за которым кончалась улица. Затем она остановилась, присела на задние лапы и, печально провожая взглядом семейство, попыталась пробежать ещё немного, но, оглянувшись в сторону дома, где стояла бабушка, развернулась и помчалась к ней навстречу, помахивая хвостом, свёрнутым замысловатым завитком.
— Пошли, Жуля, домой, теперь нам вдвоём придётся коротать время, — сказала бабушка и ласково погладила собачку.
На перроне у входа в вагон толпились люди, ожидая посадки, но двери вагона пока ещё были закрыты. Тут паровоз резко выпустил пар из цилиндров. Гена вздрогнул и спрятался за чемодан, стоящий на платформе.
— Стой спокойно! Не бойся! — произнёс отец. — Паровоз всегда так делает, когда устаёт ждать отправления.
— А что, паровоз тоже может уставать, как мама? — спросила Люси.
— Да нет, он может только сломаться, когда у него много пара. Вот он без дела и выпускает лишний пар.
— Это, как чайник на плите, он тоже без дела пыхтит, — добавил Коля.
Гена хотел что-то возразить, а может, и добавить насчёт пара, как вдруг объявили посадку, и двери вагона открыл усатый кондуктор с флажком в руках.
— Ну что, граждане пассажиры, пора в вагон. Давайте свои проездные билеты, — поправив закрученный ус, произнёс вагонный кондуктор.
В вагоне Коля первым делом уселся у окна. Он не стал дожидаться, пока Гена будет карабкаться на свою верхнюю полку.
— А как же мне туда забраться? — испугано спросил Гена. — Я что, буду стоять, пока не вырасту?
— Ты подпрыгни, как зайчик, — с улыбкой посоветовала Люси и добавила, — или залазь, как белочка.
— Никуда я не полезу, — завопил Гена, — я здесь останусь, — и подсел рядом с Колей у окна напротив.
Это немножко его успокоило, но все же он продолжал тревожиться и поглядывать на верхнюю полку.
— Ты в самом деле по-прежнему хочешь на верхнюю полку? — спросил Коля. — Стоить только захотеть, — сказал он и, подтянувшись, заскочил подобно акробату.
— Два брата-акробата, — произнесла Люси и добавила, — а мне так и здесь хорошо!
— Ну вот, наконец, расселись, — произнесла мать. — Давайте успокоимся, нам предстоит долгий путь.
Гена прильнул к стеклу, стараясь разглядеть, что происходит на перроне. Но это вскоре стало ему неинтересно.
— А я знаю, как забраться на полку, — воскликнул Гена.
— Да успокойтесь, — произнесла мать.
— Я залезу на столик, а потом с него — на полку.
— Этого ещё не хватало, — сказала мать. — Скоро чай будут разносить, как тронется поезд, а мы по столу будем лазить.
— Если даже заберёшься, то до Ленинграда точно не слезешь. Никто тебя не подумает снимать. Если только кувыркнёшься оттуда, — сказал Коля.
Гена насторожился.
— Да не бойся, Гена, — успокоила Люси и с улыбкой добавила, — я успею тебе подбросить на пол подушку, чтобы мягче было приземляться.
Это предложение младшей сестры не очень понравилось Гене.
— Ладно, — сказал Гена, — мне и здесь хорошо!
Но тут раздался протяжный гудок паровоза, сбрякали двери тамбура. Состав дёрнулся, и здание вокзала стало медленно пятиться назад, увлекая за собой провожающих, носильщика в сером фартуке с санями для багажа, стоящих на платформе перрона. Состав стал набирать ход. Колёса всё громче стали стучать на стыках рельс. За окном замелькали станционные постройки. Высокая мачта семафора с крылами, вскинутыми вверх, обозначила, что главный путь свободный и можно безопасно двигаться вперёд. В ответ машинист паровоза поддал пару в цилиндры, колёса завращались с бешеной скоростью, и прозвучал длинный протяжный гудок, словно он благодарил за предоставленный маршрут.
— Вот и всё, мы в пути, — сказал Коля.
И, лёжа на верхней полке, стал разглядывать в окно проплывающие заснеженные пригорки, поля и мохнатые тёмные ели, укрытые снежным пуховым одеялом. Они расположились стройными рядами вдоль железной дороги. Состав натружено стучал колёсами на стыках рельс и летел во весь дух, испуская белёсый пар, похожий на белоснежные крылья. Пар стелился над завьюженными снегами, напоминая взмахи крыльев огромной птицы, стремившейся не отстать от скорого поезда.
Гена, не желая выслушивать насмешки брата, стал бродить по вагону, покачиваясь из стороны в сторону в такт раскачивающемуся вагону. Монотонный шум и скрип вагона стал утомлять, ему надоело бродить одному, и он опять решил попытать счастье забраться на верхнюю полку к брату.
— Гена, знаешь, как тут здорово! Лезь ко мне! Вдвоём здесь будет не страшно. Тут есть ступенька. Если заберёшься, тебе потом не трудно будет и самому спускаться.
— Не обманываешь?
— А когда я тебя обманывал?
— Скажи честное слово.
— Ну, честное-пречестное…
Гена, заскочив на деревянный диван и упёршись ногой на ступеньку, которую он сразу не заметил, с помощью Колиной руки вполз на полку. Почувствовал, как раскачивается вагон, и ему стало страшно на высоте. Он невольно крепко ухватился за руку брата.
— Да не трусь, будешь падать, Люси подстелет подушку.
— Да нужно это мне, — с обидой в голосе произнесла Люси, — вам сверху хорошо всё видно.
— Мы теперь вдвоём наблюдать будем за вами, — сказал Гена.
Тут вагон затрясло, он задергался, и, скрипя колёсами, поезд стал сбавлять ход, пока совсем не остановился.
— Мы что, приехали? — раздался досадный голос Гены.
Отец выглянул в окно.
— Семафор закрыт. Будем ждать встречный, пока не пройдёт, мы не тронемся.
— Давайте спускайтесь, сейчас чай будем пить, — позвала мама.
— Как жалко, — сказал Гена и, словно рак, стал пятиться назад, мотая спущенной с полки ногой в поисках ступеньки.
— Ну, верхолаз, давай помогу, — сказал отец и, обхватив руками Гену, спустил его на пол.
— А теперь закройте глаза и не подсматривайте, — сказал Коля брату с сестрой. — Сейчас произойдёт чудо и появится скатерть-самобранка.
Гена и Люси зажмурились. Они слышали, как зашелестела бумага, и чьи-то шаги остановились в купе.
— Я скажу, когда можно отрыть глаза, — произнёс Коля.
— Раз-два-три, можно! — выкрикнул Коля.
Гена и Люси открыли глаза и увидели у окна на столике запасы еды, приготовленные дома. А ещё стаканы с чаем в подстаканниках с блестящими ложечками.
— Как здорово! — обрадовалась Люси, — словно в сказке.
Ребята увидели разложенные на столе яйца, бутерброды с колбасой и жирную курицу, которая блестела подрумяненной корочкой.
— Мне куриную лапку! — попросил Гена и, протянув руку, стал ждать, когда дойдёт до него очередь.
— Убери руку, а то она у тебя похожа на закрытый семафор. Мы так никуда не доедем, — с улыбкой произнёс Коля.
Гена поджал сложенные руки между зажатыми коленками и стал жадно следить за руками матери, которая расправлялась с курицей.
В конце концов, братья так наелись, что еле шевелились и, кряхтя, с трудом стали взбираться на верхнюю полку. Время в поезде летело быстро, как скорый пассажирский поезд, который стрелой пролетал перегоны, станции и города.
Город Ленинград встретил хмурой и не по-зимнему тёплой погодой. Снег под ногами был серым и скользким, совсем не такой, как дома. А местами его не было совсем. Добираться до дома, где жила папина сестра, пришлось на трамвае. Он был похож на маленький состав поезда, из нескольких вагонов. Правда, без паровоза и трубы, испускающей дым. Он бегал по натянутому проводу, словно Джульбарс по проволоке на цепи.
Трамвай всё время подавал звонки спешащим людям, которые старались проскочить у него под носом. Было непонятно, куда все так спешили? Трамвайные звонки раздавались со всех сторон, перекликаясь с автомобильными клаксонами. «Ну и суета», — подумал Коля.
— Я ж тебе говорил, что большой город — это как муравейник, — произнёс Коля, обращаясь к брату. — Тут и на лыжах не погонять, того и гляди, попадёшь под колёса. А дома стоят большие и красивые.
— Ясное дело, — согласился Гена, — и удобств много.
— Чего-чего? Каких ещё таких удобств?
— Например, на трамвае ездить, — ответил он.
— Не спорьте, мы уже приехали, — сказала Люси, ухватившись за руку матери.
— Выходим, это Лиговский проспект, нам уже совсем рядом, — произнёс отец.
Впереди виднелся большой перекрёсток, на котором трамвай повернул на другую улицу. Навстречу ему из-за поворота показался такой же из двух вагонов. Позванивая, он спешил в обратную сторону. Многоэтажные дома, мрачные на вид, своими башенками упирались в наплывающие серые облака, которые тоже спешили, словно у них был собственный график и свой маршрут, который не следовало нарушать.
— Вот и наш дом, — сказал отец, открывая большую массивную дверь подъезда. Коля томился ожиданием поскорее подняться по широкой лестнице с ажурными перилами, сделанными из чугуна, поднимающимися вверх.
— Не спеши, — предупредил отец. — Мы сейчас поедем на лифте.
Коля переглянулся с Геной. Такого слова он не знал.
— И куда поедем? — поинтересовался он. — Мы же только что приехали на трамвае.
— Сейчас увидишь!
Сетчатая железная дверь открылась.
— Заходите! — произнёс отец.
С трудом всё семейство вместилось в кабину лифта. Лифт плавно дёрнулся и пополз вверх.
— Как интересно! — с восторгом заметил Коля. — Вот тебе и удобства, — добавил он, — и не надо по лестнице подниматься.
— А мне так лучше по лестнице попрыгать, — заявил Гена.
— Всё бы прыгал, попрыгуля, — сказала Люси и добавила, — если ты в гостях, то надо вести себя культурно.
— Конечно! На вашем месте я так бы и сделала, — с улыбкой произнесла мать.
Но тут лифт остановился, и пора было выходить.
Весь день Коля и Гена не находили себе места. Им всё было интересно! Особенно им понравилось смотреть в окно, как по улице с рельсами двигались трамваи и гудели сигналами машины. Такое количество транспорта они видели впервые.
— А крейсер «Аврору» поедем смотреть? — поинтересовался у отца Коля.
— Поедем, заодно я вам покажу Зимний дворец, — сказал отец, — а ещё я свожу вас в красивое место, где мне пришлось побывать в молодости.
— А это далеко? — поинтересовался Гена.
— Нет, это в пригороде. Город Гатчина. Поедем на электричке.
— Вот здорово! — обрадовался Гена. — Это мне нравится!
— Да не трещи ты, как сорока. Нравится, нравится! Сам ничего ещё не видел, а раскудахтался, как курица на сеновале. От твоей трескотни стёкла в окнах могут треснуть, — проворчал Колька.
— Успокойтесь, — поспешила остановить перепалку сестра.
— А мы не с вами говорим, мадам, — сказал Гена.
— Вам лучше помалкивать, — ответила она. — Я наслушалась ваших пустых разговоров в поезде, пока ехали сюда.
— Я не разговаривал, а рассуждал.
Тут он шагнул ближе к сестре и заискивающе прошептал:
— А у тебя, Люси, не найдётся леденцов? Уж больно захотелось сладкого.
Люси шутливо поддала Гене подзатыльник и стала доставать из сумочки железную баночку с леденцами.
Она протянула руку с баночкой и сказала:
— Можешь взять, но только не все.
Гена от такой щедрости расплылся в улыбке и отсыпал себе полную ладонь леденцов, но несколько штук дал и Коле. Коля сунул в рот самый яркий леденец и произнёс:
— Вкусные, как хрустальные сосульки изо льда.
— Да-да, помню, как вы Серёгой наелись их. Потом горло у вас и болело, — ехидно произнёс Гена.
— Это оттого, что мы много их съели.
За окном прошумел ветерок и с шумом ворвался в открытую форточку. Шторы на окне вздрогнули и тихонько прошелестели, словно пытаясь подтвердить Колины слова.
На следующий день папа сказал:
— Я поведу вас на экскурсию, покажу знаменитый крейсер «Аврора» и Зимний дворец.
— Скверная погода, — произнесла мама, — одевайтесь теплее, а я буду дожидаться вас дома и готовиться к поездке в Гатчину.
— Пусть мама пойдёт с нами, — попросила Люси.
— Нет уж, давайте без меня! Я буду ждать вас.
Экскурсия очень понравилась Коле с Геной. Ребята никогда не видели такого большого корабля и такой большой площади, где стоял Зимний дворец.
— А корабль не будет стрелять? — спросил Гена.
— Нет, он сейчас памятник.
— И матросов, что штурмовали Зимний дворец, мы не увидим?


Отец улыбнулся и сказал:
— Это было давно, когда штурмовали Зимний дворец. А матросов мы можем увидеть, но они стали другими и служат на Балтике, на других кораблях.
— А в Америку они плавают? Её кто-то же открыл?
— Колумб открыл, голова твоя садовая, — проронил Коля.
— А я уже устала, — сказала Люси, — может, пора домой?
— Нет, мы поедем ещё в Гатчину, — сказал отец.
Гатчина встретила своей белоснежной пеленой. Искристый снег переливался светло-голубым цветом, хотя солнца не было, словно оно заблудилось где-то и не показывалось уже который день. Кругом всё было по-зимнему красиво: деревья, укрытые снежными шапками, торжественно встречали ребят.
— Взгляните, какие сани! — вскрикнула Люси.
— У нас тоже такие были, — с гордостью ответил Коля. — Финскими называются. Папа сам сделал.
Тут Люси подвинулась ближе к отцу и спросила:
— А нам можно на них покататься?
Отец кивнул:
— Надеюсь, что такая возможность нам ещё представится.
— Правда? — переспросила она.
— Конечно, правда.
И это была правда. Ребята, увлечённые катанием друг друга по зимнему парку на необычных санях, забыли даже про ужин, который их дожидался дома.
Возвращаться в город не хотелось. Но что делать? Их ждала мама, которая могла волноваться. Тихо отворилась тяжёлая дверь дома на Литовском проспекте, опять бесшумно заработал лифт. В дверях квартиры их встречала радостная мама с папиной сестрой.
За ужином ребята стали обмениваться впечатлениями о поездке в парковый город Гатчину под Ленинградом.
— Мы даже катались на финских санях, — сообщила Люси.
— Даже так! — с удивлением воскликнула мама. — Жаль, что меня не было с вами, но в другой раз я обязательно с вами съезжу.
Всем было грустно от мысли, что, побывав на родине отца, нужно прощаться с таким большим и красивым городом.
На обратной дороге домой, сидя в поезде у окна, Коля рассматривал открытки о Ленинграде. Он вспоминал крейсер боевой славы «Аврора», Зимний дворец, большую Дворцовую площадь, Лиговский проспект с переливом трамвайных звонков и финские сани, на которых пришлось ещё раз прокатиться в местах, где катался когда-то отец, когда был подростком, таким же, как Коля и брат с сестрой.