КОНСТАНТИН ЛАГУНОВ
Ромка Рамазан.
Городок на бугре.
повести-сказки





 Ромка Рамазан







ТРИ ДРУГА


Жил-был пёс. Чёрный бархатный нос.
Уши — лопушком. Белое брюшко.
Шея — дугой. Хвост — трубой.
Не старик, а бородат. Рыжая бородка.
Бахромой усы висят. Важная походка.


Звали его Ромка Рамазан.
Так его назвал хозяин и верный Ромкин друг Степан Иванович. Был Ромка ласковый и добрый. И очень. Очень. Очень гордый.
Свистни ему кто-нибудь, помани — Ромка и ухом не поведёт. Любое самое желанное лакомство брал не спеша, ел не торопясь.
Ещё два друга было у Ромки: пёс Артос и пёс Фомка.
Артос был тощий, лупоглазый. Едва задень — и в драку сразу. Сам не задира, но драчун.
А Фомка? Фомка был ворчун.
Нос у Фомки острым клином. Хвост у Фомки длинный-длинный. По этому хвосту всегда можно было угадать Фомкино настроение. Фомка весел — хвост кольцом. Озадачен — хвост вопросом. Рад чему-то — хвост торчком и дрожит упругим тросом.
Больше всего на свете Ромка, Фомка и Артос любили играть и проказничать. У них была своя песенка, которую три друга распе­вали всегда во всё горло.

Мы — весёлые собаки И совсем не забияки.
Между нами ссор и драки Не бывает никогда.
Делим на троих добычу,
Лишь на праздник друга кличем,
А в беде — таков обычай —
Друг приходит сам всегда...


Жили друзья в городе Тюмени. В одном доме. И в одном подъезде. Даже на одном этаже. Только в разных квартирах.



ВСТАЛО СОЛНЦЕ ЗА ОКНОМ...


Ромка встрепенулся, на бок повернулся и совсем проснулся. Приоткрыл левый глаз: в комнате светлым-светло, а по стене солнечный зайчик скачет. Приоткрыл правый глаз: вот тебе раз — хозяин-то спит. Встопорщил Ромка лопушки-уши. Долго слушал. Точно, спит! Надо вставать, хозяина поднимать. Зевнул Ромка — протяжно и громко. По полу потом постучал хвостом. Пошевелил ушами. Поводил усами. Не торопясь, на лапы встал и физзарядку делать стал.
Он приседал. И кувыркался. Сгибался колесом. Ходил на задних лапах. До тех пор, пока не вытряхнул из себя весь сон до последней сонинки.
Подскочил к дивану. Положил на него передние лапы. Ткнулся влажным холодным носом в колючую щёку хозяина.
—  Что, Ромка, пора? — спросил сонно Степан Иванович.
—  Давно пора, — проурчал в усы Ромка.
Но Степан Иванович повернулся лицом к стене и захрапел.
«Ну уж. Это уж. Совсем уж никуда», — подумал Ромка.
Вцепился зубами в уголок одеяла и стащил его на пол.
Но и тут Степан Иванович не проснулся. Только калачиком свер­нулся.
«Ах так?!» — осердился Ромка. Вскочил на диван. Лизнул хозяи­на в нос.
Закряхтел тот, заохал и наконец-то открыл глаза.
—  Молодец, Ромка. Спасибо, Ромка.
И ласково потрепал его бороду, почесал за ушами.
Довольный Ромка скакнул с дивана. Запрыгал как мяч, при­певая:

Встало солнце за окном.
За окном!
Заглянуло солнце в дом.
Прямо в дом!
Оттеснило в угол тень.
Мрак и тень!
Засветило новый день.
Яркий день!
Яркий. Жаркий. Голубой.
Вон какой!
Веселись. Играй да пой.
Громче пой!


—  Беги-ка на волю. Подразомнись, — сказал Степан Иванович. — Ненадолго. Мне уходить скоро.
И выпустил Ромку за дверь.



ЛЕТУЧИЕ СОБАКИ


Выбежал Ромка в подъезд — и во весь голос:
—  Эй, Артос! Фомка, эй! Выбегайте поскорей! Без заминки. На разминку. Выходи!
Скрипнула дверь. Высунулась заспанная Фомкина голова.
—  Зачем так громко? — проворчал Фомка.
Неспешно вышел на лестничную площадку. Так тряхнул голо­вой — чуть уши не отлетели. Скрутил длинный хвост вопросительным знаком.
—  Где Артос? Почему нет Артоса? Это непорядок. Ведь угово­рились...
—  Погоди ты, — перебил ворчуна Ромка. — Может, заболел Артос.
Подлетел к дверям квартиры, в которой жил Артос. Прижался
бархатным носом к щели. Встопорщил уши-лопушки. Зашевелил усами, принюхиваясь. Встревоженно шепнул:
—  Он тут.
И Фомка клинышек носа приставил к щели. И тоже втянул нозд­рями воздух.
—  Артос? — Фомкин хвост запрыгал по полу как рассерженная змея. — Артос! — ворчливо позвал Фомка. — Чего ты застрял?
—  Беда у меня, — донёсся из-за двери унылый голос Артоса. — Хозяева вчера укатили на дачу и до сих пор не вернулись.
—  Хоть дверь вышибай, а друга выручай, — сказал Ромка.
—  Кто-то на дачке забыл о собачке. А мы — голову ломай. А мы — дверь вышибай... — забурчал гневливо Фомка.
Раздул Ромка ноздри. Встопорщил уши. Поскрёб лапой рыжую бородку. Сделал уши домиком.
—  Придумал!
—  А я что говорил! — обрадовался Фомка, поднимая хвост вос­клицательным знаком.
—  Артос! — крикнул Ромка в щель. — Чёрный зонтик бабушка на дачу не увезла?
—  Сейчас погляжу, — отозвался Артос. — Тут он. В углу. А что?
—  Бери зонт. Отворяй окно...
—  Понял! — радостно гаркнул Артос. — До встречи.
Обгоняя друг друга, Ромка с Фомкой кинулись во двор. Остано­вились под окнами квартиры, где жил Артос, и давай пританцовы­вать от нетерпения.
С треском распахнулась оконная створка. Высунулся чёрный зонт. Раскрылся. И тут же из окна вывалился Артос, держась зубами за ручку зонта. Зонт был очень большой. Артос приземлялся на нём плавно, как на парашюте. Вот длинные ноги Артоса почти косну­лись земли. Ещё миг...
Но именно в этот самый миг дунул ветер. Сильно и резко.
Подхватил чёрный купол зонта. Рванул вверх.
—  Держи! — крикнул Ромка.
Подскочил, вцепился зубами Артосу в хвост.
А ветер дунул ещё сильней, подкинул зонт ещё выше.
—  Лови! — завопил Фомка.
Скакнул что есть силы вверх. Но до Ромки не дотянулся. В воз­духе кувыркнулся, едва поспев хвостом закрючить Ромкину лапу.
Вот такой живой гирляндой и повисли все трое на чёрном ба­бушкином зонте. Артос вцепился в зонт. Ромка — в Артоса. Фомка — за Ромку.
Ухнул ветер в зонт, как в парус.
Дрогнул зонт. Взлетел до крыши. А потом поднялся выше. Закрутился чёрный зонт и поплыл за горизонт.
Ветер нёс его и нёс. Без мотора, без колёс.
На улице переполох поднялся.
Кричали мальчишки:
—  Летучие собаки!
—  Воздушный цирк!
Чёрный кот надрывался на заборе:
—  Хватайте! Это переодетые волки!
Пронзительно свистел постовой милиционер.
А нахальные сороки затевать привыкли склоки. Окружили вмиг собак. Лезли к ним и так и сяк. И щипали, и клевали. И над ними хохотали.
«Надо прыгать в сквер», — решил Ромка.
Но как сказать об этом, если в зубах хвост Артоса?
«Эх, была не была», — подумал Ромка и крикнул:
—  Прыгай!!
И тут же Фомка — бряк. Рядом Ромка — шмяк. Возле них Артос — в землю нос.
Перелёт окончен...



РОГАТЫЙ ЗЛОДЕЙ


Словно мячик отскочил Ромка от земли. Перекувыркнулся, шлёп­нулся, снова подпрыгнул.
—  Ой-ля-ля! Тра-ля-ля! Очень мягкая земля. Мягче пуха. Мягче ваты. Шевелись, вставай, ребята.
Вскочил Артос. Наморщил нос.
—  Апчхи!
—  Нельзя ли потише, — проворчал недовольно Фомка.
Ворчуна Артос — за лапу. А Артоса Ромка сцапал. Фомка Ром­ку — за усы. Разыгрались резво псы.
Скачут кругом. Друг за другом.
А потом — кувырком.
А когда устали, хороводом встали. И горластый Ромка затянул громко:

Мы — весёлые собаки
И совсем не забияки,
Между нами ссор и драки
Не бывает никогда...


Артос и Фомка подхватили песню:

Делим на троих добычу,
Лишь на праздник друга кличем,
А в беде...


Тут какая-то сила разом всю компанию оторвала от земли и за­бросила в канаву.
—  Что такое? — изумился Ромка, поджимая ушибленную лапу.
—  Кто это нас? — забубнил Фомка, складывая хвост вопроси­тельным знаком.
—  Где этот нахал? — грозно прорычал Артос.
—  Б-бе-е, — донёсся надтреснутый тягучий голос. — Я тут.
Из кустов высунулась козлиная голова. Со злыми глазами. С ост­рыми рогами.
Потом показались большие отточенные копыта. И наконец вышел Козёл.
Был он рослый, но кургузый. Длинноногий. Толстопузый. Непри­чёсан. Неумыт. Шерсть сосульками висит.
—  Кто обозвал меня нахалом? — Козёл гневно колупнул землю копытом.
—  Я! — отважно крикнул Артос и цап зубами Козла за ухо.
—  И я! — гаркнул Ромка, прыгая Козлу на спину.
—  Я не обзывал, но всё равно, — пробурчал Фомка, налетая на Козла сбоку.
А Козёл взбрыкнул ногами. А Козёл тряхнул рогами.
И друзья с него посыпались будто сухие листья с дерева.
Ромка — усами в кочку. Фомка — боком об урну. Артос — головой о берёзу.
Не успели они шишки пощупать, царапины зализать, а Козёл снова рога нацелил.
—  Бежим... — еле вымолвил Ромка.
И со всех собачьих ног друзья пустились наутёк.
Козел — за ними.
Вот-вот догонит. Острым рогом проколет. Копытом пронзит.
Поджал хвост Ромка и мчится вприпрыжку.
Следом Фомка улепётывает. Лапы быстрей велосипедных спиц мелькают.
Последним Артос скачет. На бегу Козлу зубы кажет.
А Козёл того пуще ярится. Грозно блеет да громко грозится:
—  Быть вам битым! Быть вам битым! Догоню — прибью копы­том. Острым рогом проколю, если только догоню!
Перемахивая через кусты, перелетая через клумбы, они минова­ли сквер и выкатились на середину улицы. И понеслись по ней на­встречу потоку автомобилей, трамваев, троллейбусов.
Завизжали, заскрипели тормоза.
Загудели тревожно автобусы.
Зазвенели рассерженно трамваи.
Загукали возмущённо троллейбусы.
Закричали водители.
Замахал руками, засвистел разгневанный милиционер.
А псы несутся — уши трясутся.
Следом Козёл мчит — искры из-под копыт.
Тут из-за поворота. На полной скорости. Прямо на них — АВТО­МОБИЛЬ.
Ромка, Фомка и Артос прошмыгнули меж колёс. А Козёл — в ав­томобиль... Трах рогами... Дым и пыль...




КРУПНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ


Едва глянув на Степана Ивановича, сразу почуял Ромка: что-то случилось. И не ошибся.
Усадил хозяин Ромку на колени. Поглаживая, сказал:
—  Уезжаю я, Ромка. Надолго. На всё лето. К нефтяникам. На Самотлор. Надо им помочь трубу строить. Чтобы нефть по ней оттуда сюда текла. Понял?
Ромка внимательно и насторожённо засматривал человеку в гла­за. Топорщил уши-лопушки. Вертел головой с боку на бок. Но ничего не понимал, кроме одного: хозяин уходит из дому.
Не знал Ромка, что такое Самотлор и где он находится. Не по­нимал, какую и как это можно строить трубу и отчего по ней поте­чёт нефть с Самотлора. Да и что такое нефть — пёс не имел ни ма­лейшего представления. Зачем ему это? Главное — Степан Иванович покидал его. Надолго.
Затих Ромка, загрустил. Хвост уныло опустил. Голову понурил. Брови принахмурил. И на Ромкины глаза навернулась вдруг слеза.
—  Не грусти. — Растроганный Степан Иванович потрепал Ромку по шее, почесал за ушами. — Не навовсе расстаёмся. Да и не один ты останешься. Здесь пока поживёт мой племянник Витя. Парнишка неплохой. Не обидит.
Поцеловал Ромку в чёрный бархатный нос. И ушёл.
И остался Ромка с Витей.
И сразу начались у Ромки неприятности.
Задумал Витя выдрессировать Ромку так, чтоб можно было перед друзьями похвастаться. Целый день командует:
—  Ромка, ко мне!
—  Ромка, сидеть!
—  Ромка, лежать!
Столько разных команд понапридумывал, что от них у Ромки стала голова кружиться и бессонница началась.
Чего только Витя не заставлял делать Ромку! И тапочки принести. И кепку подать. И на задних лапах ходить. Зато забывал вовремя по­кормить да налить в чашку свежей воды.
И на прогулку Ромку одного не пускал, не давал ему с Фомкой и Артосом поиграть. А водил по двору на поводке. И всё командовал, командовал. Изображал перед мальчишками Ромкиного укротителя и повелителя.
Начал Ромка хиреть. Перестал играть и петь. Ничего ему не мило. Бродит скучный и унылый. Необласкан, неоглажен, не расчёсан вовсе даже.
А Витя знай себе кричал на Ромку, даже шлёпал его иногда. И однажды злой мальчишка придумал такую штуку...
Ромка понуро лежал на диване, вспоминая недавнее житьё своё со Степаном Ивановичем. И такая щемящая грусть накатила на Ромку, что он непроизвольно всхлипнул и закрыл глаза лапами.
Закрыл и сразу уснул. И тут же увидел во сне Степана Иванови­ча. Тот посадил Ромку на колени, гладил его, причёсывал. А от рук, как всегда, пахло машиной.
Ромка шевелил ноздрями и блаженно улыбался во сне.
Вдруг будто бомба разорвалась — громыхнул сердитый Витин голос:
—  Ромка, ко мне!
Как ошпаренный вскочил Ромка. Пошарил глазами по сторо­нам — никого. «Почудилось», — решил и снова прилёг было. Но опять Витин голос:
—  Ромка, ко мне! Кому говорят!
Спрыгнул Ромка с дивана. Обежал комнату. Заглянул под стол. Сбегал на кухню. Нигде нет Вити. А голос опять как загремел:
—  Ты что, не слышишь, негодяй? Ко мне!
Долетал Витин голос откуда-то сверху, вроде как бы со стола.
Вскочил Ромка на диван. Глянул на стол. Никакого Вити там не было. Только белая коробочка лежала. «Что за диво?» — подумал Ромка. И тут белая коробочка как крикнет Витиным голосом:
—  Ромка, лежать! Быстро! Лежать!
Скакнул Ромка с дивана на стол. Подошёл к говорящей белой коробочке. Понюхал. А коробка опять выкрикнула команду Вити­ным голосом.
«Ну уж. Нет уж. Это уж совсем уж никуда!» — разгневался Ром­ка. Подтолкнул коробку носом — и та кувырком на пол. Раскололась. Развалилась. И умолкла.
А на пороге Витя показался.
—  Ты разбил мой новый магнитофон! — закричал он. — Негодяй! Я тебя...
Ромка на пол скок-поскок и стрелою за порог. Только белый хвост мелькнул.



БЕГЛЕЦЫ


Наступил тёплый синий летний вечер. Фомка и Артос вышли во двор. Побегали немножко, попрыгали, поболтали и сели под кустом, пригорюнились.
Вдруг Фомка подскочил, будто его оса ужалила. Свернул хвост восьмёркой.
—  Ты слышал?
—  Ничего не слышал, — нехотя ответил Артос.
—  Ромка нас зовёт.
—  Присни... — начал было Артос и не договорил.
Глаза у Артоса огромными стали. И будто бы лампочки в них засверкали.
—  Я тоже слышал Ромкин голос. Он где-то здесь.
Огляделись друзья и увидели Ромкин бархатный нос под лопухом-подзаборником.
Кинулись они навстречу друг другу. И ну обниматься. И ну ку­выркаться. И ну веселиться, скакать да резвиться.
Не заметили, как совсем стемнело. Звёзды загорелись в тёмно­синем небе. Окна засветились в доме. И шум машин на улице поутих.
—  Ну что, по домам? — спросил Артос.
—  Нет у меня больше дома, — грустно выговорил Ромка. — Пойду искать Степана Ивановича.
—  Куда? — Фомкин хвост свернулся вопросительным знаком.
—  На Самотлор. К нефтяникам.
—  Что случилось? — удивился Артос. — Тебя кто-то обидел?
Вздохнул Ромка и поведал друзьям о происшествии с магнито­фоном.
—  М-да, — Артос прищёлкнул клыками, — назад тебе дороги нет.
—  И зачем ты этот говорящий ящик расшлёпал? — заворчал Фом­ка, скручивая хвост штопором.
Вместо ответа Ромка пропел:

Настал для нас
Разлуки час,
Простимся же, друзья.
В последний раз
Пожму сейчас
Две верных лапы я.


—  Давай же лапу, дружище Артос.
Отступил Артос на полшага и, браво выгнув худую грудь, твёрдо выговорил:
—  Раз друг попал в беду — от друга не уйду. В любой огонь и дым пойду за ним...
Тут и Фомка хоть и ворчливо и негромко, но зато ясно проговорил нараспев:

Пусть впереди нас ждёт беда,
С друзьями буду я всегда.
Куда друзья — туда и я.
Иначе что мы за друзья?


Распушил Ромка рыжеватые усы. Раздул ноздри. В коричневых глазах загорелась удаль.
—  Значит, вместе?
—  Вместе! — гаркнул Артос.
—  Вместе! — уркнул Фомка.
Положив лапы друг другу на плечи, псы завели знаменитый и модный собачий танец — рок-кувырок.
Ах, какой это был танец! Начинался он с общего кувырка через голову. Потом — разбег, прыжок, двойное сальто. Потом — скок-по-скок: передние лапы на земле — задние в воздухе, задние — на зем­ле — передние в воздухе. А после, свернувшись клубком, они стали перекатываться друг через друга. Ромка — через Фомку, Артос — через Ромку.
Да всё быстрей перекатывались. Да всё выше подскакивали. И та­кую карусель раскрутили, не понять, где чей хвост, а где чьи лапы.
А город затихал, засыпал. Всё черней становилась ночь. Всё мень­ше светилось окон в домах. Опустели, стихли улицы.
Из неведомой звёздной дали прилетел лохматый ласковый Вете­рок. Взворошил, взъерошил листву на деревьях. Потревожил спящих воробьят, и те испуганно запищали.
—  Пора, — спохватился Ромка.
—  Угу, — поддакнул Фомка.
Шепнул Артос:
—  Да-да, пора.
И псы помчались со двора.



КЛЫК-КЛЫК ГРУМБУМБЕС


Они бежали неторопливой рысцой. Впереди — Ромка. Следом — Фомка. Сзади всех, задрав свой нос, тощий семенил Артос.
Остались позади ярко освещённые центральные улицы. Начались улочки поуже, потемней.
«Скоро городу конец, — подумал Ромка. — Начнётся поле, потом лес. Там и отдохнём».
Хотел сказать об этом, да вдруг впереди через дорогу метнулась длинная серая тень. Прижалась к забору, растаяла в темноте.
Друзья оборвали бег. Сгрудились.
—  Видели? — шёпотом спросил Ромка.
—  Ага, — ответил Артос.
—  Угу, — буркнул Фомка.
—  Стойте тут. Я на разведку.
Прижался Ромка животом к земле. Раздул чёрные ноздри. Всто­порщил уши-лопушки. Навострил глаза. И пополз туда, где пропала серая тень.
Пахло разогретой землёй, хворостовым дымом, бензином и наво­зом. Из домов еле долетали человеческие голоса и музыка.
Но вот Ромкины ноздри учуяли странный тревожный запах. «Кто же это так пахнет?» В коричневых, широко раскрытых глазах плес­нулась тревога. Ромка перестал дышать. Вытянулся в струнку. Поста­вил уши торчком. И услышал сопение и скрежет когтей.
«О! Да это кто-то подрывает стену. А за стеной поросята. Вон как они хрюкают...»
Тут Ромку осенило: «Да ведь этот негодяй хочет украсть поро­сёнка».
Привстав, Ромка сердито крикнул:
—  Вон отсюда, разбойник!
Лохмато-серое страшилище откачнулось от стены. На Ромку сви­репо глянули огромные жёлтые глазищи. Сверкнули угрожающе большие зазубренные клыки. И послышался грозный рык:
—  Я — Клык-Клык Грумбумбес. Предо мной трепещет лес. Предо мной дрожат поля. Всех страшней и злее я. У меня пятьсот зубов. Не боюсь бродячих псов. Уходи. Добром прошу. А не то рас-пот-ро-шу!!
И снова Клык-Клык Грумбумбес стал рыть подкоп. Да ещё тороп­ливей. На Ромку дождём посыпались комья земли.
Что делать? Ромка прежде слыхом не слыхал, видом не видал никакого Клык-Клыка Грумбумбеса. Это был кровожадный хищник, вряд ли им одолеть его. Но и отдать на растерзание разбойнику ма­леньких беззащитных поросят они не могли.
Надо было бить тревогу. Звать кого-то на подмогу. И друзья что было силы вдруг втроём заголосили:
—  Прочь, разбойник!!!
Ох, какой переполох тут начался. Даже воздух задрожал, зака­чался.
Завизжали поросята. Замяукали котята.
Утки закрякали. Лягушки заквакали.
А петух что было сил, как шальной, заголосил:
—  Ку-ка-ре-ку!
Рассвирепел Клык-Клык Грумбумбес. Выскочил на дорогу. Уви­дели его друзья вблизи и перепугались.
Он походил на огромного, ну прямо преогромного, наигромад­нейшего паука. Двенадцать лап когтистых, волосатых. Спина — чёр­ная, лохматая. Брюхо — серое, мохнатое. Огромные жёлтые глазищи. Похожий на клюв рот, из которого торчали чуть загнутые клыки. И с крючком на конце хвост. Такого жуткого страшилы псы никогда и во сне не видели. Оттого растерялись, попятились.
А Клык-Клык Грумбумбес на шести лапах встал, шесть других лап поднял. Замахал ими. Заклацал клыками.
—  Ха! Да вас трое! Хватит мне на ужин!
И сразу ухватил когтями Ромку за бок.
Кинулись Артос и Фомка на выручку. Началась отчаянная дра­ка. Заклубилась пыль. Замелькали клочья шерсти. Закапала кровь.
Клык-Клык Грумбумбес был очень сильный. А ещё хитрый и злой. Он мигом подмял Ромку, отшвырнул Фомку, поддал Артосу. И наверняка слопал бы их всех троих, если б друзья не кинулись наутёк.
Только не так-то просто было удрать от двенадцатиногого свире­пого голодного Клык-Клыка Грумбумбеса. Он сразу бросился следом и помчался огромными прыжками.
—  Будь ты лошадь или мышь, от меня не убежишь! — рычал он, догоняя друзей. — Сцапаю — прихлопну! Проглочу — не лопну!
—  Бегите! Я его задержу, — еле выговорил на бегу Артос.
—  Разорвёт и слопает, — прохрипел Ромка.
—  Зато вы спасётесь, — ответил гордый Артос.
—  Наддай! — крикнул Ромка. — Нам кто-то подмигивает. Скорей!



ЖЕЛЕЗНЫЙ ДРУГ


В самом деле. Впереди вспыхнул круглый глаз. Подмигнул. И по­гас. Потом снова подмигнул. И беглецы услышали странный скрипу­чий голос:
—  Поднажмите, малыши.
Это говорил Самосвал. Он стоял на обочине дороги, подмигивая, подсвечивая большим круглым глазом.
—  Правая дверка кабины открыта. Прыгайте в неё с разбегу.
Ромка подтолкнул в кабину Фомку. Пропустил туда Артоса.
Потом и сам юркнул, захлопнув дверку перед самым носом Клык-Клыка Грумбумбеса.
—  Выходи! — заревел тот. — Вылезай! Всё равно не спасётесь! — И давай хлестать по кабине крючковатым хвостом, царапать её ост­рыми длинными когтями.
Тут вспыхнули огромные глаза Самосвала. Клык-Клык Грум­бумбес зажмурился от яркого света. Отскочил. Завопил:
—  Гаси свои глаза, железная коза! Притащу дубину — перебью хребтину! Поломаю, сокрушу! А щенят передушу!
Клык-Клык Грумбумбес бросился искать дубину.
—  Кто из вас самый сильный? — послышался негромкий скре­жещущий голос Самосвала. — Садись за руль.
Ухватил Ромка руль. Чуть не лопнул от натуги. Но повернуть не смог.
—  Пусти-ка, — попросил Фомка.
И хвостом, и лапами, и зубами вцепился он в руль. Но даже не сшевельнул его.
И Артос напрасно тужился. И он не осилил.
—  А вы все вместе, — посоветовал Самосвал.
Вцепились все трое, и руль наконец-то шевельнулся.




—  Теперь слушайте внимательно, исполняйте старательно. Клю­чик на щитке найдите и скорее поверните.
Нашарил Ромка ключик. Повернул. В кабине вспыхнула лампоч­ка и стало светло.
—  Нажмите левую педаль, — командовал Самосвал. — Сильней.
Три лапы упёрлись в педаль. Три друга нажали изо всех сил.
Что-то фыркнуло. Что-то хрустнуло. Что-то затрещало. И загудел
мотор.
Тут с дубиной Клык-Клык Грумбумбес на дорогу выскочил. При­целился. Примерился. Развернулся. Замахнулся.
—  Рычаг на себя, — торопливо проскрежетал Самосвал.
Рванули друзья рычаг. Самосвал скакнул, едва не подмяв Клык-
Клыка Грумбумбеса.
Тот выронил дубину. Пугливо выгнул спину. Подобрал ноги. И прочь с дороги.
А Самосвал, фыркнув весело и задорно, покатил вперёд.
—  Врёшь! — завопил Клык-Клык Грумбумбес. — Не уйдёшь! — И припустил за Самосвалом.
—  Ну уж дудки, — тихонько засмеялся Самосвал. — Толкните-ка вперёд рычаг. Вот так.
И понёсся Самосвал так быстро, что Клык-Клык Грумбумбес сра­зу отстал. А Самосвал катил да командовал:
—  Выбоина на дороге. На тормоз ноги.
—  Слева канава. Руль вправо.
Промелькнула окраина города. Дорога стала прямой и ровной. С обеих сторон к ней подступали хлебные поля. Вдали стеною чер­нел лес.
—  Почему вас Самосвалом называют? — спросил Ромка.
—  А вот почему... — начал Самосвал и, приглушив голос, моно­тонно и негромко пропел:

Мой кузов крепче, чем броня,
Просторный, будто дом.
Грузи что хочешь на меня —
Всё нипочём.
Свой груз домчу быстрей коня,
Свалю — за пять минут.
Вот Самосвалом-то меня За это и зовут...


Песенка так понравилась Ромке, Фомке и Артосу, что они вместе с Самосвалом спели её ещё раз.
Но вот Самосвал попросил Ромку снова повернуть ключик. И тут же мотор заглох. И Самосвал остановился.
—  Устал я, — сказал он, тяжело и жарко дыша. — Далеко уехали от города. Пока найдут меня здесь да назад приведут... Переволнуется хозяин...
За окнами кабины плескалась густая чёрная ночь. Красными кро­хотными светлячками горели в небе далёкие звёзды. Неодолимой мрачной стеной стоял при дороге дремучий лес.
Огромные глаза Самосвала струили яркий свет. На него отовсюду летели бабочки, жучки, ночные птицы.
—  Куда путь держите? — спросил Самосвал.
—  На Самотлор, — ответил Ромка.
—  На Самотлор?! — изумился Самосвал. — Хо-хо! Зачем вам туда?
Перебивая друг друга, они рассказали о Ромкиных злоключениях.
Вздохнул Самосвал раз, вздохнул другой. И промолвил:
—  Раз надумали — идите. Да по сторонам глядите. Друг от дру­га — ни на шаг. Вместе вам не страшен враг.
—  Спасибо, Самосвал, — сказал растроганно Ромка. — Так и будем делать, как вы посоветовали.
А Самосвал снова глубоко-глубоко вздохнул и опять заговорил:
—  Всё равно на своих лапах вам не добраться. Никому не дойти до Самотлора без помощи моих винтокрылых, гусеничных и колёс­ных братьев. Их — видимо-невидимо. Как встретите любого, шеп­ните ему волшебные слова, и он вам непременно поможет.
—  Какие слова? — нетерпеливо проворчал Фомка.
—  А вот какие. Слушайте и запоминайте. «Властелин любой до­роги, ты один пройдёшь везде. Я — твой брат четвероногий. Не покинь меня в беде».
—  И всё? — засомневался Артос.
—  Всё, — подтвердил Самосвал. — Теперь ступайте вот этой троп­кой через лес. За ним будет широкая дорога. На ней вы обязательно встретите кого-нибудь из моих братьев.
—  Спасибо. — Ромка Рамазан поклонился Самосвалу так низко, что бородой земли коснулся.
Потом он встряхнулся. К друзьям повернулся. Хвост поднял тру­бой. И крикнул:
—  За мной!



ДРЕВНИЙ ВОРОН КАРРЫКАРР


В ночном лесу было темно, прохладно и тихо. Деревья, листья, трава и даже воздух — всё казалось чёрным.
Притихли, насторожились друзья.
Ромка нюхал.
Фомка слушал.
Артос глазел по сторонам.
Вдруг...
—  Кто-то, кажется, плачет, — прошептал Ромка, сделав стойку.
—  Похоже, ветер, — пробормотал Фомка, свивая хвост вопроси­тельным знаком.
— Нет, — решительно высказался Артос. — Никакой не ветер. Кто-то маленький. И несчастный. Слышите?
Теперь все услышали тонкий жалобный плач. То ли маму потерял зайчонок. То ли выпал из гнезда бельчонок. То ли кроха бурундук поранился о сук. Угадай-ка, кто и где? Ясно лишь — малыш в беде.
—  Подождём здесь, пока рассветёт, тогда и найдём, кто пла­чет, — предложил Ромка.
Сели они в кружок. Нос к носу. Чуть-чуть подремали. И вот рас­свет прокрался в лес. Стали видны мохнатые смолистые стволы вели­канов кедров, чёрно-синие колкие лапы угрюмых елей, крохотные сосёнки по колено в позолоченном мху.
Тут снова долетел тягучий жалобный плач. Вскочил Ромка и ки­нулся на голос. Следом — Артос с Фомкой.
Шиповник шипами впивался в бока им. Боярка колючками боль­но кололась. А лапы царапала злая осока. И сучья как пики торча­ли повсюду.
Исхлёстанный, поцарапанный, задохнувшийся Ромка остановился перевести дух.
—  Где-то здесь, — выговорил он, вытряхивая хвою из бороды.
—  В-вроде, — пророкотал Артос, выдирая из лап колючки.
—  Наверное, — буркнул Фомка, снимая репьи с длинного хвоста.
И снова тишину прорезал плач. Такой жалобный и призывный,
что друзья, позабыв об ушибах, занозах и царапинах, опять ринулись было в чащу.
Но тут под самым Ромкиным носом вынырнул Гриб Боровик и еле слышно пискнул:
—  Стойте.
И Тонкая Берёзка склонилась над ними. Тихо-тихо прошелес­тела:
—  Стойте... Стойте...
—  Стойте! — пророкотал Древний Кедр.
И разом весь лес ахнул:
—  СТОЙТЕ!!!
Ромка с ходу — кувырком. На него — Артос верхом. А в Артоса — Фомка носом.
—  Ах!
—  Ох!
—  Ой!
А у них над головой... Что-то затрещало. Что-то падать стало.
Не успел Ромка сообразить, что бы это значило, как перед его носом шлёпнулась в мох какая-то птица.
Огромная и чёрная как смольё. Тяжёлые, словно из чугуна отли­тые, крылья тускло блестели. Крючком загнутый клюв казался отко­ванным из чёрной стали. И глаза у чёрной птицы были тоже чёр­ными с жёлтыми горящими зрачками.
—  Кт-то в-вы? — переполошился Ромка.
Медленно поднялась чёрная морщинистая лапа. С металлическим хрустом разомкнулся стальной клюв. И друзья услышали:
Я — древний Воррон Каррыкарр.
Карр!
Мне трриста лет. Я очень старр.
Карр!
Зверрям больным и хилым в дарр.


Карр!
Варрю целебный я отварр.
Карр!
А злых настигнет мой ударр.
Карр!
Карр!
Карр!
И деревья, и птицы, и травы, и цветы — все замерли, пока пел Каррыкарр.
—  Куда вы стрремитесь? — строго спросил Каррыкарр.
—  «Куда-куда», — передразнил ворчун Фомка. — Не слышали раз­ве: малыш плачет.
—  Кха-ха-ха! — засмеялся Каррыкарр. — Кррасиво рразыграл вас Клык-Клык Грумбумбес. Не зрря он владыка сонного царрства Спиешьпей...
Хотел Ромка опросить: почему страшила Клык-Клык Грумбум­бес — владыка? И что это за сонное царство? Да не посмел переби­вать Каррыкарра.
Но когда тот сказал:
—  Здесь же не паррк. Не скверр. Тайга...
Ромка рассердился и огрызнулся:
—  Видим, что тайга, и что?
—  Бррысь, кррасивый и глупый щенок! — грозно прокаркал Кар­рыкарр. — Любой тррухлявый Мухоморр мудррее вас трроих...
Артос набычил голову, оскалил клыки и хотел цапнуть обидчика Каррыкарра за крыло. Но крохотная Бабочка села Артосу на нос и еле внятно пропищала:
—  Слушай старого Каррыкарра. Он всех мудрей. Он всё знает.
А Каррыкарр, важно расхаживая перед растерянными друзьями,
заговорил сердито и назидательно:
—  Тайга — огрромный дрревний лес. Поррядки здесь дрругие. Законы стррогие... Клык-Клык Грумбумбес мстит вам за спасённых порросят. Хоррошо ещё, что за грраницами своего царрства он не имеет колдовской силы. Но и хитррости у него больше, чем у вас трроих.
—  Как сказать, — встопорщился Артос.
—  Не храбрись! — прикрикнул на него Каррыкарр. — Это не малыш плачет, а Клык-Клык Грумбумбес крричит. Прритворряется, заманивая вас в дебрри. Вы поверрили, потерряли трропу и теперрь не найдёте дорроги через лес...
—  С моим-то нюхом! — вскочил обиженный Ромка.
—  С моим-то слухом, — буркнул рассерженный Фомка.
—  С моим-то зреньем! — рокотнул разгневанный Артос.
—  Тогда сррочно. Обрратно! — прокаркал Каррыкарр. — Быстрро! Прридёте на трропу — и ррысью, аллюрром. — Вдруг голос у Карры­карра сник, и он уныло выговорил: — Только от крровожадного коваррного Клык-Клыка Грумбумбеса вам не удррать. Он пррячется где-то ррядом. Всё рравно нас-стигнет. Ррастерзает...
—  Что же нам теперь? — растерянно спросил Фомка, свивая во­просительным знаком длинный хвост.
—  Как же мы? — забеспокоился и Ромка.
—  Сррочно рразыщите хитррого Кррасного Лиса, — посоветовал Каррыкарр. — Крроме него, не вырручит никто. Скоррее. Скоррее...
—  Бегите, — зашумели кедры. И ели. И сосны. И осины.
—  Бегите, — зашелестели травы и цветы.
—  Бегите! Бегите! — разом крикнули птицы и звери.
И друзья напролом, через чащу бегом. К потерянной тропе. По бо­лоту, по траве. По колючим кустам. А за ними по пятам скачет Клык-Клык Грумбумбес. И вопит на весь лес:
—  Не спасётесь! Не уйдёте! Все мне в зубы попадёте.
И в самом деле, Клык-Клык Грумбумбес быстро нагонял друзей.
И хоть перед псами кусты раздвигались, и травы сгибались, и прятал шиповник шипы, и хоронила острое жало злая крапива, — всё равно друзья выдохлись, притомились и бежали всё медленнее...



КРАСНЫЙ ЛИС


Он был красный будто пламя. От ушей до самых пят полыхал он как закат.
Его знал весь лес, потому что другого такого Красного Лиса не было больше в тайге.
У него высокий рост. Огненный пушистый хвост. Коготок и зуб остёр. Он и весел, и хитёр. Как факел носился Красный Лис по лесу, и всем было видно его издалека.
И охотнику.
И зверю недоброму.
И птице хищной.
А уж зимой и подавно негде было укрыться, негде спрятаться Красному Лису от вражьих глаз.
Таёжный Властелин не раз предлагал Красному Лису сменить огненную шубку на серую иль на зелёную, чтоб неприметным стать.
—  Нет, — отвечал гордый Лис, — не хочу. Ни таиться, ни пря­таться.
Его все птицы, звери знали и очень-очень уважали.
За храбрость и мудрость.
За ловкость и хитрость.
За доброту. За красоту.
В это утро Красный Лис сидел в малиннике и лакомился спелой душистой малиной.
Возьмёт ягоду в рот и сосёт, причмокивая и блаженно щурясь.
Вдруг донёсся протяжный жуткий вой и грозное рычание.
Вытянул шею Красный Лис. Навострил уши. Раздул ноздри. Рас­крыл глаза во всю ширь и замер. «Не иначе Клык-Клык Грумбумбес за кем-то гонится. Интересно, за кем?»
Ещё сильней напрягся Красный Лис, весь обратился в слух и на­конец уловил отдалённый топот, надсадное, тяжёлое дыхание.
Сорвался с места Красный Лис. Саженными скачками кинулся наперерез бегущим.
—  Костёр! — вскричал Ромка, увидев огненный хвост Красного Лиса. — Скорей к огню!
—  Пожар! — испуганно вскрикнул Фомка. — Назад! Сгорим!
—  Солнышко в лес скатилось, — изумился Артос.
Красный Лис и впрямь как огненный шар выкатился из-за куста и встал на пути, играя пышным пламенеющим хвостом.
—  Собаки, — изумился он.
—  Ты... ты... Красный Лис? — еле выговорил загнанный, перепу­ганный Фомка. — А почему ты красный? Ты не опасный?
—  Пусть-ка тронет! — Артос задиристо выгнул тощий хребет.
Глянул на него Красный Лис и рассмеялся.
—  Ты смеёшься надо мной? Выходи на честный бой! — запаль­чиво крикнул Артос, показывая большие острые клыки.
—  Погоди, — одёрнул его Ромка. — Чего задираешься? Забыл, что говорил Каррыкарр?
—  На всех ворон со всех сторон чихаю и плюю! — распалился не на шутку Артос и небрежно сплюнул сквозь зубы.
—  Каррыкарр — наш друг, а ты? — загневался Ромка. Поворотил­ся к Красному Лису, поклонился: — Прости его. Он просто задира.
В этот миг совсем близко послышалось злобное урчание Клык-Клыка Грумбумбеса.
Задрожали листья на берёзах. Посыпались шишки с кедров. Поле­тела хвоя с ёлок. В мох попрятались грибы. В траве укрылись ягоды. Птицы смолкли. Муравьишки забились в норки. Попрыгали в дупла бурундуки и белки.
Откуда-то сверху донёсся предостерегающий вскрик Каррыкарра:
—  Беррегись!!!
—  Некуда деваться — придётся драться! — Ромка поворотился в ту сторону, откуда долетал вой Клык-Клыка Грумбумбеса.
—  Что за вопрос? Пусть сунет нос! — Грозно ощерясь, Артос встал рядом.
— Так и быть, придётся бить, — проворчал Фомка, становясь подле Артоса.
Храбрые, дружные псы так понравились Красному Лису, что он, не сказав им ни слова, встал на задние лапы и заметался, заска­кал вокруг. Как набатный колокол зазвенел над притихшей тайгой необыкновенно сильный, гулкий голос:
—  Слушай меня, дремучий лес! Звери и птицы!.. Деревья и тра­вы!.. Слушайте!.. Слушайте!.. Слушайте все!..
Словно косматое жаркое пламя метался меж деревьев Красный Лис. Всё быстрей и быстрей перелетал с места на место этот живой клубок огня. И скоро стало казаться, что лес вокруг охвачен пожа­ром. В немой зелёной тишине далеко-далеко был слышен трубный сигнальный клич:
—  Злой и коварный Клык-Клык Грумбумбес снова ворвался в наш мирный лес! Надо его проучить. Маленьких псов защитить! Слышите? Проучить! Слышите? Защитить!
—  Защитим! — грозно и дружно пророкотали могучие великаны кедры.
—  Проучим! — разом выдохнули колючие ели.
—  Отстоим малышей, — негромко, но внятно произнесли берёзы.
—  В об-биду н-не д-дадим! Н-не д-дадим! Н-не д-дадим! — будто морской прибой зашелестели высокие травы.
И тут над ощетинившимся лесом повис протяжный и резкий крик Каррыкарра:
—  Карр! Трревога! Карр! Трревога! Злой Клык-Клык Грумбумбес наррушил дрревние законы тайги. Прроучить злодея!
—  Ну, теперь держись, Грумбумбес! Стал твоим врагом весь лес! — Красный Лис погрозил в сторону, откуда ждал Клык-Клыка Грумбумбеса.



ПРОУЧИЛИ


А двенадцатиногий, мохнатый, когтистый и зубастый Клык-Клык Грумбумбес был совсем рядом. Он всё слышал, но не только не при­остановился, а даже не замедлил бега.
Клык-Клык Грумбумбес был страшно зол на Ромку, Фомку и Артоса за то, что те не дали ему полакомиться поросятинкой, заста­вили целую ночь скакать за Самосвалом, ускользнули из ловушки.



Широкие жадные ноздри Клык-Клыка Грумбумбеса уже чуяли добычу. Горящие злобой глаза видели её. Из оскаленной клыкастой пасти текла голодная слюна.
Вот он увидел ощетинившихся, изготовившихся к схватке друзей и забормотал сквозь зубы:
—  Двенадцать лап, пятьсот зубов, хватайте, рвите и грызите. Не жалейте, не щадите.
Пробормотав так, Клык-Клык Грумбумбес раскогтил все двена­дцать лап, взъерошил, встопорщил длинную шерсть на спине, оска­лил все пятьсот зубов да как прыгнет.
А Белая Берёза согнулась дугой, и Грумбумбес — об неё головой. Так треснулся лбом — из глаз искры столбом. В ушах — звон.
Очухался Клык-Клык Грумбумбес. Выпучил и без того огромные злые глазищи на Белую Берёзу. Стоит та прямёхонькая, не качается.
«С чего это меня на неё кинуло?» — ничего не понял он. Попя­тился. Подобрался. Разбежался. И снова прыгнул.
И тут же перед ним легли две ёлки. И Грумбумбес с разгону — в иголки. Взвыл от боли. Ошалел. На три метра отлетел.
Протёр глаза, а добычи уже не видно. Ни шагов, ни голосов не слышно.
«Это Каррыкарр колдует, — решил Клык-Клык Грумбумбес. — За­гнать бы этих щенков в моё сонное царство Спиешьпей. Я бы их... Погоди, Каррыкарр. Я тебя перехитрю».
Опасливо озираясь, Клык-Клык Грумбумбес медленно затрусил по собачьим следам. Никто больше не трогал, не задевал разбойни­ка. Он побежал быстрее. Потом заскакал на своих двенадцати ногах так, что в ушах засвистело, в глазах зарябило. И скоро услышал Фомкину воркотню, увидел огненный хвост Красного Лиса.
—  Нагнал! — обрадованно прорычал Клык-Клык Грумбумбес.
Вдруг что-то больно тюкнуло его между глаз. Споткнулся он —
и носом в сук. А по затылку снова — тюк. Злодей от злости ошалел. Разинул пасть и заревел:
—  Кто там ещё? Я вас сейчас!..
Тут в его разинутую острозубую пасть большая кедровая шиш­ка влетела.
Клык-Клык Грумбумбес крякнул, будто квакнул. Смолистая реб­ристая кедровая шишка скользнула ему в горло да и застряла там. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. И рта не закрыть.
Это Белка метнула шишку прямо в жадную пасть.
—  Вот так и сиди с разинутым ртом, — сказала Белка, — пока ма­лыши не убегут в другой лес.
—  Ха... A-а... Гы... Мы... — неслись непонятные звуки из пасти Клык-Клыка Грумбумбеса.
Тут ему в крючковатый хвост Муравьишка впился. В нос Оса ужа­лила.
Подпрыгнул Клык-Клык Грумбумбес. И на дерево полез. Лезет, дерево качает. Что есть мочи завывает:
—  О-о-о-у-у! У-у-о-о!
А на него со всех сторон вдруг налетели сто ворон. И ну долбить, и ну щипать. И в хвост, и в нос, и в бок клевать.
Сорвался Клык-Клык Грумбумбес с дерева. Лежит на спине, две­надцатью лапами взбрыкивает. И всхлипывает, и вскрикивает.
А Каррыкарр сидел на пне и каркал:
—  Так его, рразбойника! Прроучить наррушителя!
Тут Грумбумбес так заголосил, что шишку проглотил.
—  Н-ну, теперь!.. Н-ну, я ж т-тебя! — зарычал он и кинулся на Каррыкарра.
Да вдруг прямо перед собой увидел угрожающе нацеленные ло­синые рога.
Метнулся Клык-Клык Грумбумбес влево, а там барсуки оска­лились.
Бросился вправо, а тут кабаньи зубы сверкают.
Кинулся назад.
А вслед ему со всех сторон:
—  Вон!!!



ТРИ ПЛЮС ДВА


—  Стоп! — скомандовал Красный Лис. И все с разбегу — носом вниз.
Лежали и молчали, тяжело дышали.
Первым, как всегда, заговорил Ромка:
—  Фух. Ловко мы провели Клык-Клыка Грумбумбеса.
—  Жаль, удалось ему укрыться. Не пришлось нам с ним сра­зиться! — пророкотал Артос.
—  Чего уж там сразиться? И так в глазах двоится, — проворчал Фомка, силясь свернуть восьмёркой хвост.
Вскочил Ромка. И громко-громко:
—  Спасибо, Красный Лис, за выручку!
—  Пустяки, — отмахнулся тот пышным огненным хвостом. — Сила в нас не велика. Чтоб отбиться от врага. Что нам надо? Вместе быть!
—  Нас тогда не победить! — воскликнул Ромка.
—  Правильно. — Красный Лис взмахнул огненным хвостом. — Так держать! И вскоре вы будете на Самотлоре.
—  А я не знаю до сих пор, что такое Самотлор, — высказался Фомка, сделав хвост вопросительным знаком.
—  Это круглое озеро, — пояснил Красный Лис. — Под ним глу­боко-глубоко в земле есть огромная каменная пещера, наполнен­ная нефтью. Люди в потолке пещеры дыры сверлят. В них трубы вставляют. По тем трубам нефть из-под земли куда надо — туда и потечёт.
—  Зачем она людям? — спросил Артос.
—  Кто их знает? — почесал за ухом Красный Лис.
Тут Ромка вспомнил, что слышал о нефти от Степана Ивановича, и закричал:
—  Я знаю! Я слышал! Без нефти автомобили не ходят. Самолёты и ракеты не летят.
—  Да ну! — удивился даже Красный Лис.
—  Пойдём и ты с нами. — Ромка положил голову на красную спину.
—  Будем неразлучными. — Артос притопнул лапой.
—  Всегда рады, — буркнул Фомка приветливо и помахал длин­ным гибким хвостом.
—  Нельзя, — ответил Красный Лис. — Кто же со стариком Кар-рыкарром будет охранять в лесу порядок? В эту пору в каждом гнез­де, в каждом дупле — малыши. Их надо охранять. Клык-Клык Грум­бумбес только и ждёт, кого бы сцапать.
—  Как же ты его не боишься? — восторженно опросил Фомка.
Красный Лис гордо выпятил широкую сильную грудь. Вскинул
красивую лобастую голову. Распушил, распустил по ветру огненно-красный хвостище и пропел:

Я — Красный Лис,
Я — из огня,
Пылаю как костёр.
Глаз — очень зорок у меня,
Слух — очень тонок у меня,
И коготь мой — остёр.



Я — Красный Лис.
Я — из огня.
Я — всюду на виду.
Попал в беду — зови меня,
Обидели — покличь меня,
И я к тебе приду.


—  Согласен другом быть твоим и за тобой — в огонь и в дым! — откликнулся сразу Артос, протягивая Красному Лису тощую лапу.
—  И я такому другу рад. И я люблю тебя, как брат, — растроган­но пробормотал Фомка, обвивая своим длинным хвостом огненный хвостище Красного Лиса.
—  Недавно мы друзьями стали, но крепость дружбы испытали. Теперь готовы за тобой идти на Грумбумбеса в бой! — воскликнул Ромка, обнимая Красного Лиса.
Послышался странный тревожный шум: бум-бум-бум. Будто же­лезо с железом сбивали. Будто чугунные цепи качали.
—  А-а, — улыбнулся Красный Лис. — Каррыкарр летит.
Да, это скрипели старые чёрные крылья Каррыкарра. Звенели его длинные смоляные перья.
Древний Ворон присел на траву под самым Ромкиным носом. Вид у Каррыкарра был недовольный.
Это сразу все приметили, и Фомка, сделав хвост вопросительным знаком, спросил:
— Что свершилось-приключилось? Иль опять беда случилась?
Подпрыгнул Каррыкарр, замахал крыльями, и такой шум под­нялся, будто десять дюжих кузнецов разом грохнули о наковальни тяжёлыми стальными кувалдами.
С громким хрустом разомкнулся огромный крючковатый клюв.
—  Карр! Я ррад, что прроучил рразбойника добррый хррабрый Кррасный Лис!
—  По совету и с помощью мудрого Каррыкарра, — почтительно сказал Красный Лис.
—  Теперь мы с Красным Лисом — друзья навек! — выпалил Ромка.
—  Мы цену дружбе знаем. Не подведём, — воркотнул Фомка.
—  Мы за друга без оглядки — в бой любой, в любые схватки! — гаркнул Артос.
—  Я очень рад друзьям таким, — сказал Красный Лис, крепко пожимая лапы Фомке, Ромке и Артосу.
—  Я тоже ррад. Я очень ррад. И ррасцелую всех подрряд,— не­обычно растроганно и мягко прокаркал Каррыкарр. Легонько ткнул­ся клювом сперва в нос Ромке, потом в нос Фомке, потом в нос Арто­су. — Хочу и я быть вашим дрругом.
—  Ур-р-ра! Ур-р-ра! — грянули разом псы. — Теперь нас три плюс два!
И начали свою любимую пляску — рок-кувырок, да Каррыкарр вдруг нахмурился. Клюнул сердито мох под ногами. И медленно, жёстким скрипучим голосом:
—  Порра ррасставаться. Клык-Клык Грумбумбес обид не про­щает, добычи не брросает. Уходите быстррей. Ррядом рречка. Борр за ней...
—  Смотрите, поплывёте через реку — к острову не приставайте. Там заколдованное царство Спиешьпей. Туда попал — пропал, — вста­вил Красный Лис.
—  Трри рреки перреплывёте. Трри рравнины перрейдёте. В торрфяном рржавом болоте Чёррный Самотлорр найдёте.
—  А в беду попадёте, — подхватил Красный Лис, — шепните о том любому деревцу, травинке любой. От стебелька к стебельку, от лист­ка к листку, от ветки к ветке дойдёт ваше слово до нас, и мы при­мчимся на выручку. Только острова бойтесь...
—  Почему? — нетерпеливо перебил Артос.
—  Там владения коварного Клык-Клыка Грумбумбеса. На своём острове, в своём царстве Спиешьпей он всесилен и непобедим. Из его заколдованного царства ни одна весть до берега не доходит. Там много пропало наших братьев.
Хотел было Ромка поподробней расспросить Красного Лиса и Каррыкарра об этом таинственном и страшном острове и о непонят­ном царстве Спиешьпей, да Красный Лис вдруг встрепенулся, напря­жённо вслушиваясь, оглядываясь по сторонам.
И Каррыкарр засверкал огромными чёрными глазищами.
Ромка пал на землю, прижался к ней, вытянулся в струну и за­мер, принюхиваясь, прислушиваясь, приглядываясь.
—  Слышу! Чьи-то когти землю скребут, — сказал Ромка.
—  Это значит — Клык-Клык Грумбумбес скачет, — пояснил Крас­ный Лис. — В добрый путь, малыши. Счастья вам — от души. Наш совет не забывайте. О себе напоминайте.
—  Догонит нас Клык-Клык Грумбумбес. У него же целых двена­дцать ног, — сокрушённо выговорил Фомка.
—  Мы его здесь подождём и как надо припугнём, — успокоил Красный Лис.
—  Пррипугнём! — подхватил Каррыкарр. — Пррощайте.
Взмахнул Каррыкарр чёрными, будто железными, крыльями и
улетел.
И Красный Лис стал прощаться.
Сперва с Ромкой.
Потом с Фомкой.
Потом с Артосом.
Каждого похлопал по бокам огненным пышным хвостищем.
Каждого в нос лизнул.
Каждому лапу пожал.
И на прощанье сказал :
—  Запомню ваши я слова. Теперь нас стало три плюс два.



ДЛИННОХВОСТЫЕ ХВОСТАТИКИ


Вот и добрались друзья до реки.
Она была широкая-преширокая. Глубокая-преглубокая. И очень быстрая.
Ромка распушил усы:
—  Сейчас бы ломтик колбасы.
Почесал Артос макушку:
—  Хоть бы хлебушка горбушку.
Фомка сделал хвост кольцом:
—  Лучше б кашки с молоком.
—  Хватит ныть. Переплывём — поедим и отдохнём, — решительно заявил Ромка, как будто и не сам первым начал разговор о кол­басе.
—  Пока туда переберёшься — четыре раза захлебнёшься, — не унимался Фомка.
Но Ромка не ответил ворчуну. Подошёл Ромка к береговой кромке. Понюхал мутную воду. Подул на неё. Даже лизнул. Подумал: «Вода как вода. И мокрая. И студёная. И не сладкая. Не солёная».
Сунул в воду лапу — не достал до дна.
Сунул другую — тоже не дотянулся.
Шагнул с берега в реку и сразу окунулся с головой. Вынырнув, крикнул:
—  Тут глубоко! Прыгайте сразу, и поплыли!
Прыгнули Артос с Фомкой. Поравнялись с Ромкой. И поплыли к другому, далёкому, еле видному берегу.
Их сразу подхватило сильное течение. Чем ближе к середине реки, тем оно становилось стремительней и неодолимей.
Отчаянно забарабанил по воде лапами Артос. Забулькал, забултыхался, пуская пузыри, Фомка.
—  Спокойней! — подал голос Ромка. — Так мы выдохнемся, и река нас проглотит. Пусть течение тащит, а мы станем хвостами ру­лить, к тому берегу править. Смотрите, как это делается.
Опустил хвост в воду. Повернул им направо. И течение потащило Ромку влево. Повернул хвост влево, и тут же течение поволокло его вправо.
—  Поняли? Это меня Степан Иванович научил, когда мы на Туру купаться ходили.
—  Ах, как хитро! Ах, как ловко! Впрямь везде нужна сноров­ка! — ликовал Фомка.
—  Да с таким хвостом, как твой, можно управлять баржой, — под­трунивал над другом Артос.
—  А что? Я могу. Я... Ай! Сюда! Спасите! Помогите! Тону!
И в самом деле: из воды видны были только Фомкины ноздри, из которых вылетали водяные пузыри да брызги.
Подхватили друзья Фомку с двух сторон. А он и их за собой под воду потянул.
—  Да это... — еле выговорил Ромка и нырнул.
Забурлила вода. Запузырилась. Закипела. Пошли по ней кру­ги. Покатились волны. И вынырнул Ромка со Щукой в зубах. А во рту у Щуки кончик Фомкиного хвоста торчит.
Щука извивается, плюётся и ругается:
—  Отпусти меня, нахал! Я же думала, это угорь. А это собачий хвост. Тьфу!
Ромка выпустил Щуку. Но та долго ещё плыла рядом и возму­щённо кричала:
—  Распустили хвосты. На три версты. Длиннохвостые хвостатики! Усатики и волосатики! За хвосты бы вас связать. К дну речному привязать. Наперёд чтоб знали. Хвостов не распускали...
И ещё что-то выкрикивала.
Ругалась и грозила.
Но друзья её не слушали. Не до Щуки им было.
Хоть и удавалось им рулить хвостами к противоположному бере­гу и тот медленно, но всё-таки приближался, однако течение сносило их вниз.
Ромка, Фомка и Артос гребли из последних сил. А течение тащи­ло и тащило псов ;в сторону.
Вот их донесло до крутого поворота русла.
Вынесло за поворот.
А там...



СПИЕШЬПЕЙ


Сразу за поворотом показался махонький островок, густо, словно щетиной, поросший какой-то странной растительностью. С виду она походила на обыкновенные деревья, только уж очень низенькие и на удивление разлапистые.
А листья на тех деревцах не зелёные, а синие, белые, чёрные и даже красные.
И что уж вовсе поразило друзей... Так это то, что на деревцах-карликах росли... Думаете, яблоки и груши? Нет. И не ягоды. И не орехи. А сосиски да сардельки. Пряники да конфеты. Пирожки. Пельмени. Булочки. И даже мороженое — пломбир и эскимо — бол­талось на ветках.
—  Вот это да! — ахнул Артос. — Как в сказке. Срывай и ешь.
—  Хочу мороженого, — захныкал Фомка. — Могу я раз в жизни досыта поесть мороженого?
—  А мне бы пару пирожков, — бормотнул, облизываясь, голод­ный Ромка.
—  Подплывём. Передохнём. Перекусим что-нибудь. И дальше в путь, — предложил Артос.
—  А если это как раз тот самый остров? И то царство Спиешь­пей, где владычествует Клык-Клык Грумбумбес? Тогда как? — за­беспокоился Ромка.
—  Чепуха, — промямлил Фомка. — Волшебники, призраки, Кащеи — это бабкины сказки. Мы давно уж не щенки, чтоб верить сказкам.
—  Да и было бы тут такое царство, — поддержал друга Артос, — оно бы наверняка охранялось.
—  Факт! — обрадованно подхватил Фомка. — А тут — никого. Не видно. Не слышно. По-моему, на всём острове — ни души. Честное слово! Иначе бы там давно всё слопали.
—  Нет! Нет! И нет! — решительно и неколебимо заявил Ромка. — Чую я, тут и есть то самое Спиешьпей. Вспомните, что о нём говори­ли Красный Лис и Каррыкарр.
—  Пусть даже так, — сказал Артос. — И что же, станем вешать нос? Да чтобы мы втроём пропали? Откуда хочешь не удрали? Чтоб мы обманутыми были? Чтоб нас троих перехитрили? Такого не бы­вало сроду.
—  И не будет, — добавил Фомка.
—  Это верно, —.поддакнул Ромка.
—  А если тут в самом деле сказочное царство, разве не интересно побывать в нём? — спросил Фомка. — Все тюменские собаки от зави­сти лопнут, когда мы им расскажем...
—  Тоже верно, — опять поддакнул Ромка.
—  Тогда решается всё просто! Тогда вперёд! На этот остров! — задорно крикнул Артос.
И вот они на острове.
Трава под ногами была мягкой-премягкой и белой-пребелой. Белей и мягче лебяжьего пуха. Белей и мягче ваты. Она притягивала к себе. Хотелось упасть на белую пушистую траву и не подыматься. Навер­ное, так бы и сделали друзья, если б не голод.
В крохотном озерке плавали небольшие голубые рыбки. Фомка лапой поддел одну и ахнул. Рыбка оказалась жареной. Суй в рот и жуй.
Рядом с озерком подымалась невысокая зелёная скала. Ткнулся в неё носом Ромка, а скала-то, оказывается, леденцовая. Вся как пре­огромная конфетина. И душистая, и сладкая. Лижи, грызи сколько хочешь.
У подножия леденцовой скалы крохотный красненький родничок журчал.
Понюхал Фомка и зажмурился от удовольствия. В родничке была не крашеная водичка, а настоящий малиновый сироп.
А с веток отовсюду свисали сосиски варёные, окорока копчёные, пирожки слоёные.
Расселись друзья у подножия леденцовой скалы, у малинового родничка, и принялись завтракать.
Всего отведали.
Всего попробовали.
Так наелись-напились — ни повернуться, ни дохнуть. Куда уж там плыть дальше?
И, сами того не желая и не приметив как, все трое повалились на пушистую белую траву и крепко-накрепко заснули.



СЛАДКИЙ ПЛЕН


Первым проснулся Ромка. Зевнул громко. Хотел потянуться, да не смог шевельнуться. Хотел подняться, да не смог от земли ото­рваться.
«Что за чепуховина? — подумал сонно Ромка. — Наверное, я ещё не проснулся».
Открыл глаза. Поглядел.
И обомлел.
Все трое были крепко связаны верёвками. А вокруг сгрудились какие-то странные неведомые существа.
Один был вроде бы чуть-чуть похож на зайца. Уши длинные, гла­за косят, и губа раздвоенная. Но ни лап, ни хвоста не видно. Серый круглый шар, к которому прилеплена похожая на заячью голова.
Другой острой мордочкой напоминал белку. Но вместо гибкого беличьего тельца — всё тот же серый шар.
У самой Ромкиной головы заворочался такой же шар с длинным журавлиным клювом.
«Это сон», — решил Ромка, закрывая глаза.
Но тут его тихонько окликнул Артос.
И Фомка, оказывается, не спал. Таращился на диковинные шаро­образные существа.
—  Кто нас связал?! — грозно вскричал Ромка. — Зачем? За что?!
Из-за леденцовой скалы выкатился огромный пушистый полоса­тый шар. К нему не было приставлено никакой головы. Он сам по­ходил на голову. На нём были два жёлтеньких смотрящих пупырыш­ка. Под ними — две дырочки и крохотный разрез. Между дырочка­ми и разрезом торчали две длинные не то соломины, не то прово­лочки.
Странные колобки на поляне зашевелились, закачались. Послы­шался сдавленный шипящий шёпот:
—  Соня Первый Котофеич пожаловал.
—  Сам Соня Первый.
—  Сам Котофеич.
Соня Первый Котофеич фыркнул негромко. Шевельнул усами-со-ломинками. И пропищал тоненько и тихо, будто махонький комарик:
—  Эй, ежи-стражники! Развязать!
И сразу, как из-под земли, вынырнули колючие серые клубки. Это и были ежи-стражники.
Мигом развязали они верёвки. Ромка, Фомка и Артос поднялись. Растерянно озираясь, потоптались на месте, разминая перетянутые верёвками лапы. Уселись рядышком, не спуская глаз с Сони Первого Котофеича.
Тот снова пошевелил усами-соломинками и по-комариному тонко и тихо запищал:
—  Слушайте, что говорю. Дважды я не повторю.
—  Слушайте... Слушайте... Слушайте... — угодливо зашептали во­круг.
—  Вы в царстве всесильного владыки, колдуна и чародея Клык-Клыка Грумбумбеса. Царство зовётся Спиешьпей. Разделите это сло­во на три части — и всё станет понятным само собой. Спи. Ешь. Пей. Вот это вы и можете здесь делать. Сколько угодно. Когда угодно. И как угодно. Спите. Ешьте. Пейте.
—  Не так уж это и страшно, — проворчал взъерошенный Артос.
—  И не так плохо, — добавил Фомка.
—  А чего в вашем царстве нельзя делать? — спросил Ромка.
—  Громко разговаривать, — назидательно, даже угрожающе запи­щал Соня Первый Котофеич. — Играть. Петь. Бегать. И вообще что-нибудь делать. Только спи. Только ешь. Только пей. Вот всё, что можно в этом царстве.
—  Теперь я понимаю, отчего здесь все такие, — пробормотал Фомка.
—  От безделья и обжорства стали они колобками, — сердито ро­котнул Артос, и в глазах у него загорелись воинственные огоньки.
—  И вы такими станете, вояки, — насмешливо пропищал Соня Первый Котофеич.
—  А если мы не хотим? — вызывающе громко спросил Ромка.
—  Тогда будет так, — пискнул Соня Первый.
И тут же ежи-стражники со всех сторон тесно обступили Ромку. Приставили к нему пики. Попробуй шевельнись.
Только сигнала ждали ежи-стражники, чтоб разом вонзить в Ром­ку остро отточенные пики и проколоть его насквозь.
—  Не шевелись, — предупредил друга Артос, — иначе твоя шкур­ка станет дырявей решета.
—  Совершенно так. Друг твой не дурак, — лениво промямлил Соня Первый Котофеич. — Хочешь жить? Есть и пить? Будь как все. А не то...
—  Превратим в решето! — дружно и яростно, хотя и негромко, выдохнули ежи-стражники, ещё плотнее прижав к Ромке кончики острых пик.
—  Отъедайтесь. Отсыпайтесь. В колобочки превращайтесь. Или выбьем потроха. Всё понятно? Ха-ха-ха...
Заколыхался от смеха Соня Первый Котофеич.
И все шарики вокруг задвигались, зашевелились. Поплыл над по­лянкой многоголосый сдержанный шипящий хохоток.
«Всё равно удерём», — подумал Артос.
Словно угадав его мысль, Соня Первый Котофеич пропищал:
—  Не удрал никто от нас. И не удерёт. И не думайте об этом. Мигом изловим, поколотим и...
—  В Кактусовую тюрьму! — хором рявкнули ежи-стражники. — Там погибнете от голода и жажды. Поняли?
—  Угу, — свирепо гукнул Артос.
—  Ясненько, — проворчал Фомка.
—  Понятно, — подтвердил Ромка.



БУНТ


Напрасно искали друзья уголок, где громкое слово сказать кто-то мог.
Чуть голос повысил — замри и дрожи. Сейчас же появятся злые ежи.
Однажды Артос тихо песню запел. И стражников взвод на него налетел.
Вмиг искололи беднягу ежи. Так, что остался Артос еле жив.


Скоро друзьям так опостылело, так опротивело распроклятое цар­ство Спиешьпей, что ни есть, ни пить, ни спать они уже не хотели и не могли.
«Хоть бы был тут кто неспящий», — мечтал Ромка, уныло бродя среди карликовых деревцев, увешанных колбасами, сосисками, бу­лочками и прочей снедью да лакомствами.
И всё-таки однажды им встретилась настоящая живая Берёзка. Она росла в самом глухом уголке острова и была тонкая, невысокая и очень грустная.
—  Как ты сюда попала? — спросил Ромка, лизнув белый ствол Берёзки.
—  Прежде этот остров звали Берёзовым. Здесь росли пятьдесят две мои сестрёнки. А сколько было зайцев. И птиц разных. И бабо­чек. И кузнечиков. Тогда Соня Первый Котофеич был обыкновенным котом. Здоровенным и рыжим. Сюда его на бревне половодье выки­нуло. Тут за ним рысь погналась. Котофеич спрятался от неё на моей верхушке.
—  За это он и не тронул тебя? — догадался Ромка.
—  Да. Когда Клык-Клык Грумбумбес заколдовал остров в Спи­ешьпей и Кот стал царём, он сгубил всех моих сестрёнок, а меня по­щадил. И зря. Я умираю тут от тоски и всё время плачу.
—  Что это за дурацкое царство! — гневно воскликнул Артос, во­инственно скаля клыки.
—  Тише-тише, — предостерегающе зашептала Берёзка. — Видишь?
Оглянулся Артос и увидел в кустах остроконечные пики ежей-
стражников.
—  Непонятно, зачем Клык-Клыку Грумбумбесу этот глупый Спи­ешьпей? — проворчал Фомка, свёртывая хвост вопросительным зна­ком.
Вздохнула Берёзка. Смахнула слёзки. И горестно зашептала:
—  Злой волшебник Клык-Клык Грумбумбес — враг всего живого. Он бы давно всех зверей и птиц поел, все леса истребил, да его кол­довская сила дальше этого острова не действует.
—  Вот и хорошо, — обрадовался Ромка.
—  Но Клык-Клык Грумбумбес не зря зовётся злым волшебником. Исхитрился он и вот что придумал... — Берёзка понизила голос и еле слышно зашептала: — Сейчас на острове девятьсот девяносто три дармоеда и засони. Когда их станет ровно тысяча — остров треснет. Из трещины подымется Сонное Дерево. Дунет ветер и сонную пыльцу с дерева понесёт в лес. И сразу всё живое там навсегда уснёт. А сон­ная пыльца поплывёт дальше. И звери, птицы, деревья, цветы станут засыпать, каменеть. В омертвелых лесах даже муравьишки ни одного не будет...
—  Ну уж... Это уж... Совсем уж... Никак уж допустить нельзя! — возмутился Ромка.
—  Никак! — рыкнул Артос.
—  Нельзя! — подхватил Фомка.
—  Вам не справиться с Клык-Клыком Грумбумбесом. Только че­ловек в силах это сделать, — сказала Берёзка. — И то не всякий. А лишь добрый, весёлый и честный...
—  Есть такой! — подпрыгнул Ромка. — Степан Иванович.
—  Где же он? — воспрянула Берёзка.
—  Мы к нему идём. Мы его найдём. Грумбумбесов Спиешьпей с корнем изведём!
—  Соню Первого — пинком. Прямо в речку кувырком! — восклик­нул Артос.
—  Стражников ежей потом — тоже в речку колобком, — буркнул Фомка.
—  Ну, Клык-Клык Грумбумбес! Ото всех твоих чудес пыль оста­нется да дым. Станет остров вновь живым! — крикнул Ромка.


Положив лапы на плечи друг дружке, псы, приплясывая, заго­лосили:

Мы — весёлые собаки
И совсем не забияки,
Между нами ссор и драки
Не бывает никогда!..


Со всех сторон, нацелив острые пики, бежали к ним ежи-страж­ники.
—  Скорей ко мне! — крикнула Берёзка, склонив к земле тол­стую ветку.
Ромка, Фомка и Артос вцепились в ветку, и Берёзка тут же под­няла её высоко-высоко.
Ежи-стражники никак не могли дотянуться пиками до нарушите­лей спокойствия. А те, болтая лапами, орали на весь остров:

Делим на троих добычу,
Лишь на праздник друга кличем,
А в беде — таков обычай —
Друг приходит сам всегда!..


Отовсюду к Берёзке катились жёлтые, серые, чёрные колобки. Пищали на разные голоса:
—  Бунт...
—  Мятеж...
—  Восстание...
Прикатился разгневанный Соня Первый Котофеич. Запищал, за­верещал, подпрыгивая:
—  Эй, гадюки! Взять! Связать!
Три огромные гадюки подползли к Берёзке.
Мигом вскарабкались по белому стволу.
Кинулись разом на друзей: Опутали их, оплели своими гибкими, скользкими телами. И сбросили на землю.
Рычал, кусался Артос. Ворчал, царапался Фомка. Ромка отби­вался зубами и когтями.
Всё напрасно.
Псам не удалось даже вмятинки оставить на чешуйчатых панци­рях гадюк.
—  В Кактусовую тюрьму бунтовщиков! — пропищал Соня Пер­вый Котофеич. — Одумаются. Попросят прощения — может, и сми­луюсь. Может, и выпущу. А заупрямятся — пусть пропадают. Хи-хи-хи!



КАКТУСОВАЯ! ТЮРЬМА


Это был крохотный пятачок. Со всех сторон непроходимо густо обсажен он высоченными кактусами.
Шипы у кактусов длинные-предлинные, острые-преострые.
Острей булавок.
Острей иголок.
Острей ножа.
Шипастые кактусы караулили каждое движение пленников.
Чуть кто шевельнётся — в бок острый шип вопьётся.
Если кто вильнёт хвостом — сразу в нём колючек сто.
Лапой двинет невзначай — и занозу получай.
Вот какой была эта Кактусовая тюрьма, в которую бросили Ром­ку, Фомку и Артоса.
Кругом шипы.
Шипы.
Шипы.
И высоко-высоко недосягаемый кругляшок голубого неба.
Никакой еды.
Ни капельки воды.
Ромка хвост опустил. Голову повесил. Приумолк. Загрустил. Стал совсем невесел.
Артос дугой согнулся. Носом в землю ткнулся. Не говорит. Не лает. Тяжело вздыхает.
Фомка бубликом свернулся. От друзей он отвернулся. Уши вниз. Глаза закрыл. И сквозь зубы заскулил.
Так они сидели долго.
Очень долго. Слишком долго.
Первым опомнился Ромка.
Поднял хвост трубой. Выгнул шею дугой. Бороду распушил. Уса­ми шевельнул.
—  Что, друзья, приуныли? Наше правило забыли? Всюду и везде. При любой беде. Нос и хвост не опускать. Выход из беды искать.
Распрямил спину Артос. Засверкали его глаза. Взбугрились мыш­цы на груди.
—  Ромка прав. Гав! Гав!
Размотал Фомка хвост. Поболтал им в воздухе. Свернул боевой восьмёркой.
—  Не страшна и мне беда. Я за Ромкой хоть куда!
—  Теперь тихонько, дружно нашу любимую, — предложил Ромка и первым запел:

Мы — весёлые собаки
И совсем не забияки...


Песня взбодрила друзей. Стали думать они, как из тюрьмы вырваться.
—  Надо попросить Берёзку, чтоб весточку о нас передала Кар- рыкарру и Красному Лису, — предложил Ромка.
—  Попробуй докричись до неё, — проворчал Фомка.
—  Докричусь. Я кое-что придумал.
Встал Артос. На Артоса Фомка запрыгнул. На Фомку Ромка вскочил. Высунул кончик носа из-за колючей кактусовой стены и увидел Берёзку.
—  Как я рада вас видеть, — сказала Берёзка. — Если бы Клык-Клыку Грумбумбесу не надо было набрать в Спиешьпей тысячу дар­моедов, вас бы сразу убили. Чем я могу вам помочь?
—  Передай о нас весточку на берег.
—  Нельзя. Живые голоса поднимаются отсюда только в небо.
—  Да-да. Нам говорил об этом Красный Лис.
И снова друзья приуныли. Не пели. Не говорили.
—  Постой-ка, — встрепенулся Артос. — Помните, как Клык-Клык Грумбумбес хотел подобраться к поросятам?
—  Верно, — подхватил Ромка. — Мы тоже ночью сделаем под­коп...
Целую ночь, сменяя друг друга, рыли они подкоп под колючую кактусовую стену
Рыли тихо. Молча. На этом сонном острове каждый шорох, каж­дый вздох гремел как выстрел. К тому же подле Кактусовой тюрьмы днём и ночью сидели ежи-стражники, принюхивались, прислушива­лись к тому, что делается за колючими стенами.
К рассвету подкоп был готов. Оставалось пробить тонкую земля­ную корочку и вылезти на волю далеко от тюрьмы.
Ромка осторожно высунул чёрный бархатный нос из-под земли и обмер. Кругом стояли ежи-стражники. Насмешливо скалились. Пиками в Ромку целились.
Пришлось спешно зарывать подкоп.
Прошло три дня.
От голода и жажды стала кружиться голова. Перед глазами мель­тешили разноцветные блики.
—  Эй! — кричали им ежи-стражники. — Покоритесь! Смиритесь! Попросите прощенья!
—  Нет! — кричал Ромка в ответ.
—  Нет, — хрипел Артос.
—  Н-нет, — отвечал Фомка.



ПОБЕГ


Пленники обессилели. Исхудали. Шерсть на них свалялась и сви­сала грязными сосульками. Дрожащие, слабые ноги еле держали их. Псы неподвижно лежали — нос к носу.
Стоило им сказать только одно слово «винюсь» — и тут же бы их выпустили из Кактусовой тюрьмы. А там — спи, ешь, пей. Сколько угодно.
Всего одно словечко надо было вымолвить. Но они его не гово­рили.
Трижды сам Соня Первый Котофеич приходил. Обещал простить, забыть, только бы повинились друзья.
—  Нет, — отвечали те.
А время шло. За часом час. Вот день ещё один угас.
Сгустилась мгла. Настала ночь. Друзьям и говорить невмочь.
Лежат, прижавши к носу нос. Чуть слышно прошептал Артос:
—  Погибнем мы здесь.
Горестно вздохнул Фомка. И снова прошептал Ромка:




—  Всюду и везде. При любой беде. Нос и хвост не опускать. Выход из беды искать.
—  Искать, — бормотнул Фомка.
—  Искать, — выдохнул Артос.
А утром рано-рано, когда из-за тумана чуть солнышко взглянуло на остров первый раз. В тот самый сонный час. Вдруг что-то затре­щало. Как гром загрохотало.
Вскочили друзья. И увидели над Кактусовой тюрьмой маленький краснобокий Вертолётик.
—  Скорей! — крикнул Ромка. — Помните, как нас учил Само­свал? Давайте дружно. Ну!
Из последних сил они закричали:
—  Властелин любой дороги! Ты один пройдёшь везде. Я — твой брат четвероногий. Не покинь меня в беде!
Вертолётик качнул красным боком и полетел дальше.
Тогда Артос подставил спину Фомке. А на Фомку вспрыгнул Ромка. Высунув голову из-за колючей ограды, Ромка закричал:
—  Властелин любой дороги! Ты один пройдёшь везде! Я — твой брат четвероногий. Не покинь меня в беде!!
Снова качнулся Вертолётик. Развернулся и круто стал снижаться над Кактусовой тюрьмой.
На сонном острове поднялся такой большой переполох. Сам Соня Первый испугался. И от испуга вдруг оглох.
А стражники-ежи схватились за ножи. Выставили пики. Изошли в крике:
—  Караул! Скорей сюда! Приключилася беда!!
Гадюки ошалели. От злобы посинели. И тоже зашипели:
—  Ш-ш-шюда! Ш-ш-шюда! Ш-ш-шюда! Ш-ш-шлушшилася беда!
И все ползли, бежали, катились к Кактусовой тюрьме.
Но Вертолётик подлетел к тюрьме скорее всех. Из него выпала длинная верёвочная лестница. Сквозь треск и шум друзья услышали:
—  Цепляйтесь скорей!
Дверь Кактусовой тюрьмы распахнулась.
Показалась Гадюка с раззявленной пастью.
Следом протиснулся Ёж-стражник.
Изловчился Фомка и сунул свой хвост Гадюке в раскрытую пасть.
А Ромка швырнул в глаза Ежу-стражнику горсть земли.
Поперхнулась Гадюка.
Крутанулась Гадюка.
Сбила с ног ослеплённого Ежа-стражника.
Тот пал под ноги другому Ежу.
На другого повалился третий.
Такую кучу малу устроили, не поймёшь, где чья голова, где чьи ноги.
Тем временем Ромка, Фомка и Артос схватились зубами за лесенку.
Вертолётик стрелой взмыл в голубое небо. Подтянул лесенку с друзьями к распахнутой дверке. И те в неё попрыгали.
Дверка захлопнулась.
Краснобокий Вертолётик поднимался всё выше.
Вслед ему неслось:
—  Лови!
—  Держи!
—  Хватай!..



ЕЩЁ ОДИН ДРУГ


Всё выше поднимался Вертолётик. Всё дальше увозил он друзей.
От страшного острова.
От царства Спиешьпей.
От гадюк и ежей-стражников.
От Сони Первого Котофеича.
От проклятой Кактусовой тюрьмы.
Ромка, Фомка и Артос обессиленно лежали на какой-то подстил­ке, медленно приходя в себя.
—  Э-эй! — послышался рокочущий бодрый голос Вертолётика. — Живы вы там?
—  Живы, — вяло откликнулся Ромка, с трудом поднимаясь на ноги.
—  Еле-еле, — проворчал Фомка.
—  Вполне, — громче других отозвался Артос.
—  Откройте-ка дверку с круглой ручкой. Там в коробке най­дётся кое-что...
В картонной коробке нашёлся круг колбасы, большой кусок сыра, яйца и три бутылки свежего холодного молока.
С хрустом и сладким причмоком изголодавшиеся друзья упле­тали всё подряд, запивая молоком.
—  Вот теперь мы снова ко всему готовы, — проговорил сыто Ром­ка, стряхивая крошки с усов и бороды.
—  После закуски такой поспать бы часок-другой, — сонно про­бормотал Фомка.
—  Прилетим, поспим потом. Глянем, что там за окном, — пред­ложил Артос, прижимая к оконцу нос.
А за окном под Вертолётиком щетинилась Зелёная Тайга.
Огромный дремучий лес.
В котором до самых небес. Сосны растут и кедры-великаны. Ели — в колючих и мрачных кафтанах.
Там бродят медведи. Там рыскают рыси. И белки — как птицы: не страшны им выси. Там лоси рогатые трубно ревут. Лиса, и куница, и соболь живут.
Глазастые вещие совы гнездятся. Сороки, дрозды и кедровки роятся. Глухарь-великан и сиротка Кукушка. Там рядом живут, не мешая друг дружке.
В глухих буераках там спеет малина. Краснеет калина. Краснеет рябрина. Блестит голубика литыми боками. Брусника и клюква лежат под ногами.
Рыжие рыжики водятся там. Царь Белый Гриб растёт по буг­рам. Млеют в траве молодые маслята. Грузди белеют. Желтеют опята...
Залюбовались друзья тайгой и, наверное, долго бы не отошли от оконца, если б Ромка не воскликнул вдруг:
—  Ой! Что же это мы? Поели. Попили. А спасибо сказать забы­ли? — И громко-громко: — Спасибо за обед, Вертолётик!
—  И за то, что мимо не пролетел, — Спасибо! — добавил Артос.
—  И за то, что лестницу спустил, — Спасибо! — договорил Фомка.
—  Ну что вы, право, — засмущался Вертолётик. — Подвиг, что ли, я совершил? Жаль, не довезу вас до Самотлора. Горючее кончается, а мне ещё воротиться надо.
—  Куда ж ты летел? — изумился Артос, тараща и без того боль­шие выпуклые глаза.
—  Прискакал к нам на Вертолётную Красный Лис. А с ним...
—  Каррыкарр, — угадал Ромка.
—  Примчались. Рассказали, что ваши следы потеряли. И уго­ворили слетать поискать. Не иначе, говорят, попали они в Спиешь­пей, потому как от них никаких вестей. Вот я и полетел. А чтоб с пути не сбиться, прихватил проводников...
Тут дверца пилотской кабины распахнулась, и оттуда выскочил Красный Лис.
А за ним выпрыгнул Каррыкарр.
Ну, тут началось такое веселье, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Обнимались.
Целовались.
Кувыркались.
—  Потише, пожалуйста, — взмолился Вертолётик, — не то я сва­люсь.
Не успели Ромка, Фомка и Артос рассказать о царстве Спиешь­пей, как Вертолётик подал сигнал и стал снижаться. Пришла пора прощаться.
—  Так скоро? — подосадовал Ромка.
—  Только и прощаемся, — пробурчал Фомка.
—  Раз пора — значит, надо, — отчеканил Артос.
—  Учтите только, — сказал на прощание Красный Лис. — Вчера из нашего лесу исчез Клык-Клык Грумбумбес.
—  Прравда, — подхватил Каррыкарр. — Карраульная Соррока ви­дела, как он перреплывал рреку. Беррегитесь рразбойника!
—  Сорока проболталась ему, что вы отправились на Самотлор. Клык-Клык знает, где вас искать. Будьте осторожны.
—  Сперрва пррямо, — наставлял друзей Каррыкарр. — До ширрокой твёррдой дорроги. Та прриведёт к Самотлору. Пррощайте...
—  Прощайте. Прощайте! — Красный Лис замахал огненным хво­стом.
—  До встречи, — рокотнул Вертолётик.





В ЛОВУШКЕ


Клык-Клык Грумбумбес развалился в густой мягкой траве, под­жав все двенадцать когтистых лап.
Подставил тощую мохнатую спину горячим солнечным лучам. Оскалил пятьсот острых зубов. Довольно сощурился и еле внятно замурлыкал про себя:

Пускай ворчит дремучий лес,
Пусть молнии летят с небес,
Всегда спокоен Грумбумбес.
Да. Клык-Клык Грумбумбес.
Пусть всё вокруг полно чудес,
Пусть сам бы чёрт сюда прилез,
Всегда спокоен Грумбумбес.
Да. Клык-Клык Грумбумбес.
Зря Каррыкарр из кожи лез
И Красный Лис хитрил как бес.
Всегда спокоен Грумбумбес.
Да. Клык-Клык Грумбумбес...


Вдруг он оборвал песню. Зашевелил двенадцатью когтистыми ла­пами. Приподнялся. И замер, вслушиваясь.
Довольная алчная улыбка покривила похожую на зубастый клюв морду.
—  Голубчики. Хе-хе-хе!.. Топотят. Ха-ха-ха!.. Прямо в мою пасть. Хо-хо-хо!.. Сперва я съем усатого. Потом сглотну хвостатого. И треть­его затем я преспокойно съем...
Из лесу всё явственней доносилась песенка трёх друзей про весё­лых собак.
Клык-Клык Грумбумбес словно окаменел. Он не спускал глаз с тропы, на которой должны были появиться Ромка, Фомка и Артос.
«Чего они там застряли?» От нетерпения длинные когтистые лапы сами собой стали приплясывать, шерсть на взгорбленной спине встопорщилась, с оскаленных клыков закапала слюна. Клык-Клык Грум­бумбес еле сдерживал себя, чтоб не кинуться в лес, навстречу безза­ботно распевающим друзьям.
Невдомёк ему было, что пели-то только Фомка да Артос, а Ромка в это время неслышно крался по траве вдоль тропы, раздув чёрные бархатные ноздри, распахнув во всю ширь глаза.
Ещё издали учуял Ромка затаившегося врага. Неслышно подполз пёс к опушке. Всё, что надо, разглядел и так же бесшумно скрылся в лесу.
Слушая Ромкин рассказ, Артос и Фомка запели ещё громче. Во всю мочь. На весь лес.
Так и пошло у них. Один говорил, а двое слушали и пели, да так, чтоб Клык-Клык Грумбумбес не обеспокоился да на поиски не кинулся.
—  Не миновать нам схватки с этим двенадцатилапым, — сказал сердито и решительно Ромка.
Артос кивнул.
Фомка задрал хвост восклицательным знаком.
—  Только в открытом бою его не одолеть, — добавил Ромка.
Фомка и Артос, не прерывая песни, согласно наклонили головы.
—  Я придумал, как его осилить. Выкопаем глубокую яму. При­кроем сверху веточками. И заманим в эту ловушку Клык-Клыка Грумбумбеса.
Выговорился Ромка и запел.
А Фомка заворчал недовольно:
—  Прыткий ты, Ромка, больно. Мы когти напрочь оборвём, а та­кую яму не выроем.
—  А если и выроем, как из неё вылезем? — поддержал Фомку и Артос.
—  Верно, друзья. Не подумал я.
Растерянные хмурые псы разом оборвали песню.
И тут же всполошился Клык-Клык Грумбумбес.
Вскочил и вприпрыжку ринулся в лес.
Вдруг остановился.
Назад воротился.
На прежнем месте развалился.
—  Никуда не денутся, субчики. Слева — непроходимое болото. Справа — непролазные колючие кусты. Позади — озеро. Один путь по этой тропке. А на тропке — я! Ха-ха-ха!
Да. Это была страшная правда.
Выйти к дороге, ведущей на Самотлор, можно было только по тропе, на которой лежал коварный и злой Клык-Клык Грумбумбес.
Когда друзья поняли это, совсем расстроились.
—  Вот так да, опять беда, — проворчал Фомка.
—  Вряд ли выйдем мы одни из проклятой западни, — сердито и нехотя признался Артос.
—  Рано хныкать и сдаваться. Если надо — будем драться! — бра­во выкрикнул Ромка.



ЖЕЛЕЗНЫЙ ЖУРАВЛЬ


Темнело.
Таёжные буераки и прогалины залила мрачная угрюмая чер­нота.
С озера потянуло затхлой горьковатой сыростью.
Всё прохладней, неуютней и страшней становилось в тайге.
Где-то близко в пугающей черноте протяжно и жутко ухнул и за­хохотал Филин — ночная вещая птица.
Тревожно гукнула Выпь.
Верховой ветер взворошил верхушки деревьев, и те испуганно прошумели.
Ромка, Фомка и Артос, тесно прижавшись друг к другу, чутко вслушивались в непонятные, незнакомые, несхожие голоса засыпаю­щей тайги. Так и не придумали друзья, как им вырваться из ловуш­ки, в которую их загнал беспощадный и злой Клык-Клык Грумбум­бес.
—  Слышите? — встрепенулся вдруг Ромка, топорща уши-ло­пушки.
—  Чего ещё там? — проворчал Фомка, нехотя свёртывая длинный хвост вопросительным знаком.
—  Да! Гудит! — Артос вскочил. — Это же машина. И совсем близко.
—  Вперёд! — скомандовал Ромка, и они гуськом двинулись туда, откуда доносился рокот мотора.
Эта странная машина походила на журавля. Широкие гусенич­ные лапы. Короткое вислозадое туловище. Длинная гибкая шея с ог­ромным клювом на конце.
Железный Журавль стоял на берегу озера. У самой воды. То и дело он окунал раззявленный зубастый клюв в воду и что-то стара­тельно и долго нашаривал там. Вытащив из воды пук мокрой тины, Журавль выплёвывал её себе под ноги и снова окунал нос в воду.
—  Чего она ищет в озере? — недоумённо выговорил Артос.
—  Наверное, пьёт, — подсказал Фомка.
Ромка не стал гадать. Подошёл поближе к Железному Журавлю. Почтительно поклонился. Спросил:
—  Скажите, пожалуйста, кто вы и что здесь делаете?
Не повернув головы, Железный Журавль проурчал полным ртом:
—  Занят я! Занят я!
И продолжал своё дело.
Тогда Ромка выговорил вещие слова:
—  Властелин любой дороги, ты один пройдёшь везде. Я — твой брат четвероногий. Не покинь меня в беде.
Тут Железный Журавль поворотился к Ромке и тихо ска­зал:
—  Я — Экскаватор. Рою канавы. Котлованы. Ямы. А здесь дно чищу...
—  Нам опять повезло. Грумбумбесу назло, — обрадованно пробор­мотал Фомка, сворачивая хвост в замысловатые фигуры.
—  Кто знает, куда и зачем идёт, тому всегда и во всём пове­зёт, — степенно, с достоинством проговорил Артос.
—  Послушайте, железный друг. Хоть вам и очень недосуг. Но вы нас не гоните. В беде нам помогите, — обратился Ромка к Экскава­тору.
—  Я не прочь. Но чем помочь? — миролюбиво откликнулся тот.
Ромка рассказал о Клык-Клыке Грумбумбесе, о ловушке, кото­рую тот подстроил, и попросил Экскаватор вырыть яму-западню для двенадцатиногого страшилы и злодея.
—  Я согласен. Так и быть. Где вам надо яму рыть? — спросил Экскаватор.
Оказывается, Ромка уже облюбовал и местечко. На крохотной полянке, через которую змеилась та самая единственная тропка от озера к дороге.
—  Ну-с, в сторонку отойдите. Посидите. Поглядите. Покажу своё проворство, силу, ловкость и упорство.
Сказав это, Экскаватор с размаху клюнул землю и сразу выкусил в ней глубокую ямку. Ещё раз клюнул в то же место — ямка стала шире и глубже. И снова с размаху железный зубастый клюв вонзил­ся в землю.
Звенел металл.
Скрипели тросы.
Урчал мотор.
Но вот в этом шуме стали отчётливо различимы слова.
Прислушались друзья.
Вот что, работая, негромко выговаривал Экскаватор:

Без меня не в силах люди
Строить дом. Растить сады.
Без меня у них не будет
Ни тепла и ни воды.
Заменить меня не смогут
Даже сто рабочих рук.
Если строится дорога,
Экскаватор тут как тут.
Я усталости не знаю,
Я всегда готов помочь.
И копаю.
И копаю.
День и ночь.
День и ночь...


—  Ну вот, яма готова, — выдохнул Экскаватор, обрывая песен­ку. — Делайте, что надо. Я пошёл. Меня работа ждёт.
И, раскачиваясь, Экскаватор заковылял на гусеничных лапах к озеру, и скоро пропал в темноте.



РАСПЛАТА


Голод поднял Клык-Клыка Грумбумбеса чуть свет.
Над тайгой занимался ранний рассвет.
—  Ох, как я проголодался. Ох, обеда я заждался, — проскреже­тал Клык-Клык Грумбумбес, клацая длинными острыми зубами, сверкая клыками.
Вскочил на двенадцать когтистых лап. Вздыбил длинную шерсть на спине. Вытянул шею. Раздул ноздри. Долго с шумом втягивал ими воздух.
—  Где-то рядышком, голубчики. Со сна тёпленькие. Мягонькие. Вкусненькие. Сейчас подзакусим. Хо-хо! Усатый — на закуску. Хво­статый — вприкуску. А лупоглазый — в кастрюлю сразу.
Встопорщил, насторожил уши, прищурился и стал слушать.
Тихо в рассветной тайге. Птицы и те не проснулись. Листья не встрепенулись. Травы не разогнулись.
«Сейчас я всех подыму», — решил Клык-Клык Грумбумбес.
Выгнул он лохматую спину. Задрал в небо клыкастую морду. Да как рявкнет.
До того жутко, до того злобно, что вся колючая дремучая гро­мадина тайга пугливо дрогнула.
Зябко полегли травы.
Свернули лепестки цветы.
Забились глубже в дупла бельчата.
Съёжились в гнёздах птенцы.
Ещё пуще, ещё страшней прежнего голосил Клык-Клык Грум­бумбес.
«Теперь-то, голубчики, проснулись», — злорадно подумал он, и вдруг...
На весь перепуганный лес зазвенела бравая, весёлая, лихая песен­ка друзей:

Мы — весёлые собаки
И совсем не забияки,
Между нами ссор и драки
Не бывает никогда!..
Делим на троих добычу,
Лишь на праздник друга кличем,
А в беде — таков обычай —
Друг приходит сам всегда!


—  Вот как! — вознегодовал Клык-Клык Грумбумбес. — Эти жел­торотые наглецы позволяют себе... Да они никак идут сюда? Хо­рошо!
Тут из кустов высунулась Ромкина голова.
—  Привет, Клык-Клык Грумбумбес. Пойдём, старик, с нами в лес. Подзакусим, отдохнём. Нашу песенку споём...
От удивленья Грумбумбес под ель мохнатую полез. Там зубы на­вострил, когти распустил да как рявкнет:
—  Ко мне, негодник!
—  Ну уж... Нет уж. Это уж шалишь! Догони, если можешь!
От ярости у Клык-Клыка Грумбумбеса на спине и на брюхе шерсть поднялась и зашевелилась как трава на ветру. Он рявк­нул:
—  Дрожи, наглец! Вот твой конец!
А Ромка вышел из кустов и притворно дрожащим голоском:
—  Ой, боюсь! Ой, дрожу! Ой, без памяти лежу! Пощади нас, Грумбумбес. Отпусти живыми в лес...
Присел Клык-Клык Грумбумбес да как прыгнет прямо на Ромку. Но тот успел отскочить. Юркнул в лес. И по тропе... со всех ног... к озеру.
Только где ж Ромке ускакать от двенадцатилапого злодея? И ми­нуты не прошло, как разъярённый Клык-Клык Грумбумбес нагнал пса.
Раскрыл Клык-Клык Грумбумбес огромную пасть, навострил все пятьсот зубов, нацелил длинные кривые клыки, выпустил когти, прыгнул и... провалился в глубокую яму.
Зарычал. Закричал.
Хвостом о землю застучал.
Головой забился о земляные стены.
Скрёб их когтями. Кусал...
Наконец, обессилев, поутих и увидел наверху, на краю ямы, Ром­ку, Фомку и Артоса.
—  Откуда эта яма! Как она попала на тропу?! — снова взъярил­ся, заорал Клык-Клык Грумбумбес. — Я вас!..
И опять запрыгал бешено, завертелся, завопил.
Хвостом и лапами по стенам замолотил.
А сам заклинания бормотал.
Но здесь его колдовство было бессильно. Только на сонном остро­ве, в царстве Спиешьпей, он мог колдовать и волшебничать.
Понял своё бессилие Клык-Клык Грумбумбес и умолк.
Съёжился. Сморщился.
Лапы подогнул.
Голову опустил.
Клыки и когти спрятал.
—  Вот теперь сиди, покуда не уйдём мы все отсюда, — сказал Ромка присмиревшему Клык-Клыку Грумбумбесу.
Обнялись друзья и зашагали по тропе, напевая свою любимую песенку...




БЕТОНКА


Эта дорога была выложена из огромных серых железобетонных плит и потому называлась БЕТОНКОЙ.
Под ней пузырились, пищали, хлюпали гиблые, топкие болота.
Бетонка рассекала непроходимые таёжные чащи.
Переползала крутые увалы.
По мостовым опорам как на ходулях переходила глубокие реки.
По Бетонке днём и ночью.
Друг за другом.
В обе стороны.
Шли и шли машины.
Голубые, зелёные, жёлтые, красные автобусы.
Грузовики с прицепами и грузовики без прицепов.
Похожие на жирафов краны.
Рычащие как львы тягачи.
Чего только не везли на себе грузовые автомашины!
Большущие чёрные трубы.
Станки и механизмы.
Огромные-преогромные, похожие на аэростаты, баки.
Ящики и мешки.
Вот из-за поворота выкатилась длинная серая машина, похожая на слона. Только без хвоста. И вместо ног у неё были гусеницы. Они скрежетали, грохотали, гремели и звенели так оглушительно, что Ромка попятился, Фомка поджал хвост, Артос зарычал.
А похожая на слона машина на гусеницах подкатила и остано­вилась.
—  Фу-у-ух! — жарко выдохнула она. — Привет, четвероногие! Кто вы? Откуда? И куда? Уж не случилась ли беда?
—  Я — Ромка Рамазан. Это мои друзья — Фомка и Артос. Идём из Тюмени ка Самотлор. А кто вы?
—  Вездеход, — густым рокочущим басом выговорил гусеничный слон. — Самая сильная из всех машин. Ни болота, ни реки, ни чащи мне не страшны. Везде пройду. Продерусь. Проберусь. Проплыву. Поняли?
—  По-о-оняли! — хором ответили друзья. — Куда вы торопитесь?
—  Как и все. На Самотлор.
—  Зачем туда бежит так много машин? — и Фомка сделал из хвоста вопросительный знак.
—  А как же, — рокотнул ответно Вездеход. — Самотлор каждый год даёт людям сто миллионов тонн нефти...
—  Очень занятно, хоть и непонятно, — пробормотал Фомка, сви­вая хвост в кольцо.
—  Это сколько — «сто миллионов»? — почтительно осведомился Артос.
—  Целая река. Чёрная. Горючая. Да ещё гремучая... И течёт река по трубам. Много-много тысяч вёрст...
—  А вытекает из-под земли, — сказал Ромка, вспомнив рассказ Красного Лиса.
—  Точно, — молвил Вездеход. — Вы — догадливый народ. Есть там вышки буровые. Высоченные, стальные...
— Чтобы сверлить дырки в      подземных каменных пещерах,      пол­ных нефти? — снова не утерпел      Ромка. — Нам это Красный      Лис      рас­
сказывал. Знаете его?
—  Здесь каждый Красного Лиса знает. И любит его. И почи­тает...
—  Скажите нам, мы скоро дойдём до Самотлора? — спросил Артос.
—  Ну, садись ко мне на спину. Или полезай в кабину, — скоман­довал Вездеход. — Вон река. За речкой — бор. А за бором — Самотлор. Через час доставлю вас.
— Лучше на спину, — решил      Ромка. — Оттуда видней.
— Тогда полезайте на спину      скорей.
Сперва Ромка. За Ромкой — Фомка. А за Фомкой — Артос. Запрыгнули на подножку Вездехода. Оттуда — на капот. С капота — на кабину. С кабины — на спину.
—  Готовы? — спросил Вездеход.
Пыхнул.
Ухнул.
Уркнул.
Фыркнул.
И покатил что было сил.



ВЕЛИКАНША


Гудела серая Бетонка. Звенели гусеницы звонко. Разгорячённый Вездеход, ревя мотором, мчал вперёд.
—  Что это? Смотрите!
Фомка от удивления подпрыгнул и повалился с Вездехода. Едва поспел Ромка ухватить приятеля за длинный хвост.
—  Да смотрите же! Смотрите! — не унимался Фомка.
По зелёной по низине. По болотистой равнине. Широко и велича­во. Выступала будто пава. Из железа вся литая Великанша Буро­вая.
Облаков она касалась шлемом ярко-золотым. И того гляди, каза­лось, сбросит Солнце с высоты.
На ногах её обуты стопудовые калоши.
Шаг шагнёт — земля качнётся.
Из реки вода плеснётся.
Листья падают с берёз.
И пыхтит как паровоз.
—  Вот она какая — Великанша Буровая, — сказал Вездеход. — И, не мешкая, сейчас с ней я познакомлю вас.
Соскользнул Вездеход с Бетонки и покатил к Буровой.
А та не успела остановиться, как вокруг словно из-под земли вы­нырнули и встали рядком вагончики.
Закурился синий дымок над котельной.
Зашипел по-змеиному, вырываясь из труб, белый пар.
Гулко и ровно загудели зеленобокие электромоторы.
Буровая так вздохнула, что с неба облако сорвалось и пало на землю дымным мокрым лоскутом. А Ромку, Фомку и Артоса сдуло со спины Вездехода, и они кувырком скатились к шипастым ногам Великанши.
—  Эт-то что за мелюзга?! — громыхнула сердито Великанша Буровая.
—  Властелин любой дороги, ты один пройдёшь везде. Я — твой брат четвероногий. Не покинь меня в беде, — хоть и робко, но чётко выговорил Ромка.
—  Ну, коли братья, — миролюбиво загрохотала Буровая, — поды­майтесь-ка наверх. Вон по той лесенке.
Ох, какой крутой и высокой оказалась лесенка. Одолев её, при­ятели очутились на козырьке шлема, надетого на самую макушку Великанши Буровой.
Стоять на крохотном козырьке было и жутко и неловко, зато уж видно оттуда на много вёрст вокруг.
—  Ой! — воскликнул Фомка. — Отсюда я могу хвостом до Сол­нышка дотянуться.
—  А я на облако запрыгнуть, — проговорил Артос.
—  А я, если захочу, прыгну вниз и полечу, — сказал Ромка.
—  Не галдите. Вокруг поглядите. Это и есть Самотлор! — прогре­мела Великанша Буровая.
А вокруг... насколько хватало глаз... величаво и гордо возвыша­лись такие же великанши буровые.
Меж ними сновали вездеходы, самосвалы, тракторы, экскава­торы и ещё какие-то неизвестные машины на гусеницах и на колё­сах.
Гигантскими удавами во все концы ползли и ползли трубы — тонкие и толстые, чёрные и белые, гнутые и прямые.
Огромными стрекозами роились в небе большие и маленькие вер­толёты: голубые, красные, серебристые.
Белыми молниями прочерчивали небо пролетающие самолёты: Яки, Аны, «Антеи», Илы и Ту.
Там и тут полыхали огромные жаркие факелы. До самого неба вздымались их огненные языки, похожие на пушистый хвост Красно­го Лиса.
От гула, грохота и рёва тысячи тысяч моторов дрожала земля, покачивалось синее небо.
—  И всё это... И это всё... Делаете вы... Сами? — отчего-то заро­бев, спросил Ромка.
—  Что значит сами? — не поняла Великанша Буровая.
—  Ну, сами машины, — пояснил Артос.
—  Мы сделаны рабочими руками. Они и управляют всюду нами.



Без рабочих добрых рук станет мёртвым всё вокруг, — назидательно прогремела Великанша Буровая.
—  А вы мастера... Степана Ивановича не знаете? — спросил Ром­ка и замер.
—  Кто ж его не знает. Поглядите-ка вниз. Он там...
—  Где?! — хором вскричали друзья.
—  Да вон же. Глядите!
Сперва они поискали Степана Ивановича в кабинах автомобилей. Потом в кабинах тракторов, бульдозеров, экскаваторов, трубоуклад­чиков.
Потом поискали у электросварщиков подле строящегося нефте­провода.
После у буровиков на площадке Великанши Буровой.
Тут Ромка и увидел Степана Ивановича.
—  Ур-р-ра! — крикнул Ромка и кубарем подкатился к его ногам.
—  Ур-ра! — подхватили Артос и Фомка и подлетели следом.
Выслушав длинный-предлинный рассказ друзей о своих приклю­чениях, Степан Иванович сказал:
— На тот сонный остров, где царство Спиешьпей, мы завтра по­везём буровую. Поселятся там буровики. Задымит котельная. Запых­тят электромоторы. И от всей нечисти во главе с Соней Первым Котофеичем не останется никакого следа. А вот Каррыкарру и Красному Лису надо немедленно передать весточку о том, что вы добрались до Самотлора и теперь мы вместе...