Ипостаси духа: опыт заурядных биографий
В. Я. Темплинг
Ипостаси духа
Опыт заурядных биографий
«НЕ МОШЕННИК, НЕ ВОР, НЕ РАЗВРАТНИК…»
(П.В. ВЕРИГИН В ОБДОРСКОЙ ССЫЛКЕ)
10 декабря 1894 г. из московской Бутырской тюрьмы в далекую Сибирь отправился один из выдающихся религиозных оппозиционеров второй половины XIX — начала XX в., прекрасный организатор, дипломат и гибкий политик, друг и корреспондент Льва Николаевича Толстого — Петр Васильевич Веригин. В Обдорске Веригину предстоит пробыть целых восемь лет. Обдорский период в жизни П. Веригина и всего духоборчества примечателен двумя очень важными и значимыми событиями. Во-первых, к этому периоду относится заочное знакомство и начало переписки между Веригиным и Толстым, которая не прерывается вплоть до смерти писателя в 1910 г.[Громова-Опульская Л.Д. Диалог учителей жизни // Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 6.] В.Д. Бонч-Бруевич полагал, что знакомство Веригина с произведениями Толстого оказало значительное влияние на эволюцию его взглядов[142 - Бонч-Бруевич В. Вступительная статья // Материалы к истории и изучению русского сектантства. Вып. 1: Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина / ред., авт. вступ. ст., примеч. В. Бонч-Бруевич, авт. предисл. В. и А. Чертковы. Christchurch, Hants: Свободное слово, 1901. — С. XXIII–XXXI.]. Во-вторых, акцией 1895 г. было положено начало миграции в 1899 г. нескольких тысяч духоборов России в Канаду[143 - Малахова И.А. Духовные христиане. — М.: Политиздат, 1970. С. 67–68.]. Переселение осуществлялось при активном содействии и материальной помощи Льва Николаевича.
Несомненно, значим этот период и с точки зрения эволюции взглядов Веригина и той части духоборческого движения, которая в конце XIX в. начинает активно отстаивать свои убеждения в противодействии государственной машине. В письме от 1 августа 1896 г. он сам отмечает важность пребывания в непривычных условиях изоляции на Севере, где «от нечего делать» он «присмотрелся к самому себе»[144 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 21.]. Однако при всем интересе, проявляемом к этой неординарной личности и духоборческому движению в целом, сведения о нем исчерпываются набором фактов, связанных в основном с его знакомством и перепиской с Л.Н. Толстым, пребыванием в Канаде и трагической смертью. Эпизод почти пятнадцатилетней ссылки рассматривается исключительно с позиции идеологического вектора развития духоборчества и его политического звучания[145 - Это и неудивительно, в свое время протесты сектантов активно использовались в политических целях революционерами. Как представляется, первым на политическом аспекте выступлении духоборов акцентировал внимание Бонч-Бруевич. Об этом он писал во вступительной статье к публикации писем Веригина 1885–1899 гг. См.: Материалы к истории и изучению… 1901. С. IХ-LVIII.]. Эта диспропорция понятна и вполне объяснима, что вовсе не означает, что с нею следует мириться. Цель настоящей работы и заключается в том, чтобы охарактеризовать почти восьмилетнее пребывание П.В. Веригина в Обдорске. Чем и как жил человек со специфическим мировоззрением, волею судеб оторванный от своих единомышленников, семьи, ближайших друзей и соратников, на самом краю цивилизации? Как выстраивались отношения с местным, весьма своеобразным, сообществом, с особым укладом жизни?
***
Возникновение духоборчества относится ко второй половине XVIII в. По преданию, наименование «духоборцы» им дано в 1785 году екатеринославским архиепископом Амвросием, считавшим их борцами против духа. Приняв это наименование, духоборы вложили в него противоположный смысл («борьбы за дух») и стали называть себя «именными духоборцами». В основе вероучения духоборов — служение и поклонение богу «духом и истиной». Они считают себя поборниками «Царства Божия на земле», сторонниками «не буквы, а духа», ибо «буква убивает, а дух животворит». Первые очаги духоборчества образовались в середине XVIII в. в Екатеринославской и Тамбовской губерниях. За короткое время духоборчество распространилось во многих местах империи. Духоборцы подвергались преследованиям со стороны властей при императрице Екатерине II и Павле I. В первой четверти XIX в. им разрешают переселиться на плодородные земли, расположенные по течению р. Молочная Мелитопольского уезда Таврической губернии, с наделением их землей, освобождением на 5 лет от податей, с беспроцентной ссудой и дарованием им самоуправления. В 1804–1816 гг. около 4 тысяч духоборов переселились на р. Молочные Воды. Но благоденствие было недолгим. Уже в 1817-м духовный руководитель был арестован, начались репрессии. В 1830 г. духоборы были признаны «особо вредной сектой». И в конце 30 — начале 40-х гг. XIX в. их выселяют в Закавказье — Ахалкалакский и Борчалинский уезды Тифлисской губернии, Елизаветпольский уезд Елизаветпольской губернии и Карскую область. В с. Горелом Карской области был основан «Сиротский дом» — главная резиденция руководителя, центр духовной и хозяйственной жизни Духобории. В конце 1886-го умерла Л. Калмыкова — духовный лидер духоборов, и к началу 1887-го борьба за власть, капиталы, выбор дальнейшего пути привела к разделению духоборов на «большую», во главе с П. Веригиным, и «малую», во главе со старшиной «Сиротского дома» А. Зубковым и братом Калмыковой М. Губановым, партии. Царская администрация поддержала юридических наследников Калмыковой «малую партию», а Веригин и ряд его сторонников сразу после выборов нового духовного руководителя в январе 1887 г. были арестованы и сосланы сначала в Архангельскую губернию, затем в Тобольскую. Веригин прибывает на Север в начале 1895 г.
Переписка о переводе Веригина в Березовский округ начинается в конце августа 1894 г. Генеральный штаб департамента полиции сообщал тобольскому губернатору о продлении срока ссылки Веригину и о его переводе из Архангельской губернии. Причины и цели перевода излагались в отношении от 5 января 1895 г. В частности, в нем говорится о том, что Веригин, находясь в Архангельской губернии, продолжал оказывать «крайне вредное влияние на своих единомышленников, духоборов Закавказья, главари коих посещали… поднадзорного и, возвращаясь затем на родину, распространяли новые лжеучения Веригина и вносили новые раздоры в среду сектантов, следствием чего является в последнее время крайняя распущенность закавказских духоборов в нравственном отношении и сильное обеднение, еще недавно богатых сектантов». Именно поэтому срок ссылки неоднократно продлевался. Первый закончился 29 июля 1892 г., второй в 1895-м и новый был установлен до июля 1897 г. В целях изоляции от единоверцев и затруднения переписки было решено удалить Веригина в Сибирь. Здесь срок ссылки ему еще раз продлят, теперь уже на пять лет, до июля 1902 г.[146 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 3–4 об., 12, 141.]
Из Шенкурска Веригин был отправлен 30 октября 1894 г., в Тобольск прибыл в начале февраля 1895 г., 17 числа — в Березов и сразу отправлен в Обдорск. Но прибыл на Север он не один. Березовский исправник сообщал, что 18 февраля в Обдорск отбыл двоюродный брат ссыльного В.И. Объедков[147 - Там же. Л. 11.]. Объедков сопровождал Веригина от Шенкурска до Москвы[148 - Путешествие к Веригину П.В. Рассказ духоборца И. П. Обросимова // Материалы к истории и изучению… 1901. С. 173–177.]. Зимой 1894 г. он, вместе с В. В. Веригиным и единоверцем В.Г Верещагиным, встречался с Петром Васильевичем во время этапирования из Шенкурска. Тогда же было положено начало и заочному знакомству, переросшему в дружбу, Веригина с Л.Н. Толстым. 9 декабря группа духоборов, в которой был и Объедков, посетила Л.Н. Толстого в Ясной Поляне[149 - Громова-Опульская Л.Д. Диалог… — С. 3. П.В. Веригин в это время находился в Бутырской тюрьме, а 10 числа отправлялся по этапу дальше в Сибирь.]. Очевидно, затем дороги единоверцев разделились. В.И. Объедков отправился на восток вслед за Веригиным, в Сибирь, а В. Веригин с В. Верещагиным на Кавказ, там назревали серьезные события[150 - Летом 1895 г. духоборы устроят массовую акцию сожжения оружия, что вызовет волну репрессий со стороны государства и эмиграцию духоборов.]. В Обдорске Объедков пробыл до апреля 1895 г., затем уехал в Архангельск, но об этом местным властям стало известно только в конце лета[151 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 23–23 об., 24 об., 26–26 об.].
Итак, в конце февраля 1895 г. П.В. Веригин обосновался в Обдорске. Здесь он провел почти восемь лет до сентября 1902 г. Как же он здесь устроился? К сожалению, в деле очень немного документов, которые касаются собственно пребывания Веригина в Обдорске, которые свидетельствовали бы о его связях, повседневных занятиях, о взаимоотношениях с местным населением. Тем не менее, несколько ярких и характерных свидетельств имеется.
Весть о прибывшем политическом ссыльном разнеслась по селу с мгновенной быстротой. Уже вечером первого дня Веригин поспешил навестить политических ссыльных, которые были в Обдорске. Более того, в этот же вечер состоялась и первая жаркая дискуссия. Впечатления о ней опубликовал Бонч-Бруевич: «Весть о вновь прибывших “политических” с головокружительной быстротой разнеслась по селу… После минутного колебания одного из жителей Обдорска я решил пойти к бывшему тогда у нас… политическому ссыльному Б., вполне основательно предполагая, что вновь приехавшие остановились у товарища. Хотя это соображение и не оправдалось, но я тем не менее застал Петра Васильевича у Б. Оказалось, что он со своим спутником остановился у одного зырянина, содержавшего, кажется, земскую квартиру, но сейчас же разыскал квартиру Б. и пришел к нему; спутник же остался на квартире. Когда я пришел, то застал спор уже в полном разгаре. Высокий, сухой, на длинных тощих ногах, одетых в пимы из оленьих лап, Б., нервно, как маятник, метался взад и вперед по комнате, размахивая руками и дымя папиросой, а налево, у стола, заваленного книгами и всякой дрянью, на простом деревянном стуле со спинкой, спокойно вытянувши ноги, облокотясь на край стола, сидел очень плотный и солидный мужчина, которому на вид можно было дать около тридцати и самое большее тридцать лет. С головы его, на лоб и на затылок падали еще не очень отросшие, прямые и совершенно черные волосы, разделявшиеся прямым пробором на две равные части. Крупное, мускулистое, несколько продолговатое лицо с довольно правильными, но грубоватыми чертами, было обрамлено небольшой черной бородкой. Тип его нельзя было бы назвать чисто славянским. Узкий разрез глаз и несколько более обыкновенного развитые скулы указывали на некоторую примесь какой-нибудь другой расы. На метавшегося по комнате Б. насмешливо смотрели проницательные карие глаза, окаймленные длинными черными же ресницами. Выражение его смуглого лица было совершенно спокойно с чуть заметным оттенком иронии. Предметом спора был вопрос о непротивлении злу. Б. с горячностью доказывал, что это чепуха, что это выдумка Толстого, ни на чем не основанная и притом далеко не новая. Что сами последователи этого принципа постоянно противоречат ему, то и дело отступают от него и что даже пассивное сопротивление, которое они все же оказывают злу, — все-таки сопротивление. Пассивность же сопротивления чаще всего является источником нового зла, становится почвой для его проявления и беспрепятственного процветания и т. д. Петр Васильевич, в сущности говоря, не спорил, а только, поддерживая разговор, от времени до времени подавал спокойные реплики, только с большим оттенком иронии, чем тот, который отражался на его физиономии и в глазах. После моего прихода разговор продолжался еще не более часа. Вскоре, утомленный дорогою, Петр Васильевич стал прощаться. Когда он поднялся, то его могучая, здоровая фигура, не так заметная, когда он сидел, теперь бросилась прямо в глаза. Он был очень высок ростом, необыкновенно плотно и прочно сложен, но без всякого видимого нарушения пропорциональности частей. Присутствие большой физической силы чувствовалось во всем его существе; казалось, он одним щелчком мог бы уничтожить или стереть в порошок обыкновенного среднего человека, а тем более тщедушного Б., жалкая фигура которого представляла разительный контраст с крепкой, мощной, здоровенной, несколько неуклюжей, медвежеобразной фигурой Петра Васильевича. Но вместе с тем ясно представлялось, что этот человек, вероятно, никогда не бывал гневным или просто раздраженным, до такой степени веяло миром и спокойствием от всей его крупной, но в высшей степени добродушной фигуры, внушавшей бесконечное доверие всякому приходившему с ним в какое-нибудь соприкосновение. Никому из знавших его и даже видевших его в первый раз, никоим образом не могла прийти мысль, что он причинит кому-нибудь хоть какое-нибудь хоть самое незначительное, хоть бессознательное или невольное зло. Для этого не нужно было слышать от него об идее непротивления злу; для этого совершенно достаточно было только мимолетно взглянуть на него… в нем идея непротивления была воплощена, и он казался ее олицетворением. Впоследствии Петр Васильевич говорил мне, что эта ровность характера, миролюбие и снисходительность не только к недостаткам других, но и к оскорблениям, направленным против него, достались ему недаром и были следствием долгой, упорной внутренней работы, благодаря которой он “победил в себе зверя и по возможности приблизился к духовному типу человека”.
…Дебаты бывали у нас горячие, продолжались иногда но нескольку часов к ряду и нередко затягивались даже за полночь…В спорах своих Петр Васильевич проявлял много недюжинного ума и если бы он получил соответствующее образование, то нет сомнения в том, что это был бы один из замечательнейших деятелей или мыслителей нашего времени… Свои мысли и положения Петр Васильевич отстаивал очень умело, твердо, последовательно и сильно, нимало не смущаясь тем, что, развивая их дальше и дальше, он легко приходил к абсурду. Ясный и сильный ум его, не засоренный множеством никому не нужных схоластических знаний, подносимых русскому юношеству в наших гимназиях и даже университетах, так и пробивался наружу, воплощаясь в его могучей натуре»[152 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 203–206. Поскольку эти воспоминания принадлежали политическому ссыльному, который в то время еще находился в ссылке в Восточной Сибири, Бонч-Бруевич фамилии автора не называет. В примечании указаны были только инициалы И.Р.].
Вживание в новое для себя пространство Веригин начал с того, что стал налаживать отношения с местным населением. Уже за два первых месяца своего пребывания он пожертвовал по 85 рублей обдорскому отделению Березовской инородческой больницы и Обдорскому сельскому училищу, оказал помощь деньгами и мукой (100 пудов!) бедным жителям[153 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 19, 21.]. Двум бедным девушкам, выходившим замуж, подарил по новому медному самовару, по шесть серебряных чайных ложек и другие предметы.
Безымянный автор уже упоминавшихся воспоминаний писал, что Петр Васильевич был очень добрым и щедрым человеком, приходил на помощь в любую минуту и оказывал помощь не только деньгами, но и «…простой физической помощью в черной работе (в роде переноски кирпича) всякому встречному и поперечному. В этом отношении он не довольствовался тем, что кто-нибудь обращался к нему за помощью посредственно или непосредственно, постоянно искал случая, кому бы и как помочь в чем-нибудь… Этой чертой его характера и этой стороной его житейской философии не преминули, конечно, воспользоваться разные темные личности, в которых и в Обдорске нет недостатка. Они приходили к нему, жаловались на свое горемычное житье-бытье, плакались на обиды, якобы претерпеваемые ими от более сильных и богатых односельчан, очень ловко подделывались под тон, импонирующий Петру Васильевичу и почти постоянно достигали своей цели. Цель же состояла в том, чтобы выманить у “простяка” несколько серебряных или бумажных рублей. В громадном большинстве случаев деньги немедленно отправлялись в кабак… Пока же у Петра Васильевича были деньги, остановить его в его благотворительных подвигах не было возможности — … наши доводы против его безрассудной благотворительности, чаще всего выпадавшей на долю таких людей, которые ее решительно не заслуживали, не нуждались в ней и злоупотребляли ею, не приводили ни к чему до тех пор, пока ему было что раздавать»[154 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 207–209.].
В первый же день он познакомился с местным учителем И.Г. Киселевым и И.П. Росляковым, с которыми, по мысли местного заседателя Нагибина, видимо, «состоит в тесной дружбе и обоюдно друг друга посещают». Настоятель миссии священник М. Попов сообщал, что весной Веригин устраивал парники для огурцов, за околицей села построил маленький дом, где хотел поселиться, но «та и другая затея не удались благодаря климату и мошенническим проделкам зырян»[155 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 58–60.]. Он немного работал в кузнице, помогал косить сено, зарабатывал кладкой печей, собирал ягоды, обзавелся столярным верстаком, токарным станком, а вообще стремился к работе на земле и тосковал по крестьянскому труду[156 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 37–38.].
В силу своих убеждений он не мог заниматься охотой и рыбной ловлей. Именно поэтому в конце 1896 г. Веригин начинает переписку о переводе его в другое место жительства, где можно было бы заниматься сельским хозяйством, хотя бы на лето и в Березов. Но просьбы его останутся неуслышанными. В частном мнении тобольский губернатор Л. Князев высказался против перевода Веригина в другое место, полагая, что наблюдение за ним еще более усложнится[157 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 97, 119; 98, 99–100, 118, 123.].
Несмотря на то, что игумен Иринарх (Шемановский) утверждает, что проповедь Веригина в Обдорске «вовсе не имела успеха»[158 - Шемановский И.С. Избранные труды / сост., авт. вступ. ст. Л.Ф. Липатова. — М.: Сов. спорт, 2005. — С. 254.], на самом деле это было не совсем так. Сила мысли, образа жизни, безусловно, впечатляла и некоторых местных жителей. В официальных реляциях обычно говорилось, что Веригин вербовкой сторонников не занимался, однако восприимчивые натуры нашлись даже в Обдорске. В частности, М. Попов говорит о том, что благодаря Веригину И.Г. Киселев и И.П. Росляков «из пьющих сделались трезвыми и основали маленькое общество трезвости», а Росляков даже решил продолжить образование и уехал в центр[159 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 56–60.]. В письме к И.М. Трегубову 3 ноября 1895 года Веригин обращался с просьбой присмотреть «волшебный фонарь» для составившегося «кружка молодых людей»[160 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 20.]. В мае 1896 г. обдорский заседатель Нагибин привлек к ответственности двух жителей Обдорска — отставного унтер-офицера А.А. Черноногова и крестьянина А.А. Чупрова — за отрицание церкви, икон, богослужения и иных внешних проявлений религиозности. В их словах заседатель склонен был видеть влияние Веригина. Дело Черноногова было передано в суд[161 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 64–68.]. По словам Веригина, Черноногова судили за то, что он непочтительно высказался об обдорских священнослужителях. В письме к Н.Т. Изюмченко он писал: «Дело в том, что здесь, в Обдорске, попы ведут себя очень неряшливо: сильно пьянствуют и тому подобное. Один спьяна, еще по осени, бегал топиться. Недавно же венчались одни несостоятельные люди: вдова с двумя детьми и мужчина, который живет постоянно в работниках. Вдова жила с детьми так бедно, что со стороны ей помогали люди. Когда парень заявил, чтобы их обвенчали, то поп и самый старший из трех — ответил, что меньше двенадцати рублей он не обвенчает. Дело пошло на торг; жених предложил сначала три — пять рублей. Горячо при этом убеждая, что у него своих собственных денег нет, и эти он взял под работу в будущее лето. Ходил мужичок к нему раза три, наконец поп на него раскричался и категорически выразил, что он может жить и не венчавшись, если не заплатит двенадцати рублей. Это было при свидетелях. Жених окончательно поник духом и пошел было уговаривать женщину, чтобы на самом деле жить не венчавшись. Они сходились, — как сами говорят, — больше для того, чтобы призреть сирот. — Вдова не согласилась на гражданский брак. Тогда он, то есть мужичок, раздобыл еще четыре рубля к восьми и отнес. Свадьба, конечно, состоялась и дело бы так и забылось, — потому что, я думаю, ведь это даже у них обыкновенное дело. Но народ почему-то принял этот поступок своего духовенства за редкую грубость, тем более, все знали брачующихся. И после этой свадьбы, почти явно, везде стали толковать, как о незаконном происшествии. И вот упомянутый кузнец, однажды разговаривая, упомянул о попах, как о недоброкачественных людях, в частности об обдорских, при “свидетелях”, и его экстренно же забрали»[162 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 83.].
Замечательна забота, которую проявлял Веригин по отношению к Черноногову. Во время пребывания унтер-офицера в «обдорской каталажной камере» Петр Васильевич снабжал его пищей, чаем, сахаром, эмалированной посудой, а в день отправки арестованного в Березов устроил народное гулянье с музыкой, купил вина, коньяк, пряники, конфеты, чай, сахар, орехи. «Главными приятелями» Веригина при этом названы зыряне Филипп Конев и Семен Бабиков[163 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 72–72 об.]. В декабре 1897 г. он отправил Черноногову письмо в тюрьму через ялуторовского крестьянина Семена Алхимова (тоже из ссыльных). В качестве последователей Веригина березовский окружной исправник называет также инородца А. А. Собрина и обдорского крестьянина Егора Палтырева. Влияние духобора исправник усмотрел в том, что Филипп Конев вопреки приказу администрации отказался от прохождения медицинского осмотра и уехал на рыбную ловлю (в то время в Обдорске распространялась скарлатина). А. Собрин и Е. Палтырев, возможно, впечатлившись идеями вегетарианства, вовсе на ловлю не поехали и остались в Обдорске на разгрузке дров. Излагая эти факты, исправник выражал опасение, что Веригин «легко может большую часть обдорских обывателей совратить в свою секту», и предлагал либо перевести Веригина в более многолюдный Березов, либо усилить наблюдение за ним в Обдорске, командировав сюда двух жандармских офицеров из Березова. Но это предложение не было принято губернским жандармским управлением[164 - Там же. Л. 73–74 об., 76–67 об., 83–84 об.].
В октябре 1897 года березовский окружной исправник А. Смирнов сообщал губернатору о крестьянине деревни Завальной Бронниковской волости Тобольского округа А.И. Степанове, который поддерживал тесное знакомство с Веригиным. Об этом исправника извещал обдорский заседатель. Он доносил, что Степанов проживал на одной квартире с поднадзорным. Именно он в августе 1898 г. доставил с парохода на квартиру крестьянина Вышлова, который, возможно, передал пакет Веригину. Вместе с ним Степанов посещал рабочих, живших в землянках за Обдорском. По вечерам они часто беседовали с рабочими Кошкаровым, Хреновым и Максимовым (Тюриным). Степанов был осторожен в своих высказываниях, но, как сообщал заседатель, «при вызовах на разговор он не скрывает своих взглядов, в общем одинаковых со взглядами Веригина»[165 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 44 об.]. Вероятно, Степанов был одним из подрядчиков, занятых на окончании строительства каменного Петропавловского храма, а Веригин принимал участие в установке глав на церкви. Общение рабочих с Веригиным виделось заседателю вредным не только потому, что они могли заразиться его убеждениями, но постоянное совместное пребывание на виду «подымало значение Веригина в глазах обывателя»[166 - Там же. С. 44 об.]. Исправник присоединялся к мнению обдорского заседателя: «…запретить въезд в Обдорск Степанову», который к тому времени вместе с Хреновым и Максимовым уже покинул Обдорск.
Однако фигура Степанова необычна. Его общение с Веригиным, по-видимому, было настолько важным и плодотворным, что у Алексея Ивановича возникло непреодолимое желание познакомиться с Л.Н. Толстым. В деле сохранился протокол дознания об обстоятельствах «написания письма от имени крестьянина Бронниковской волости Алексея Степанова» великому писателю[167 - Вероятно, письмо так и не было отправлено, в 90-томном собрании сочинений Л.Н. Толстого письма с таким адресантом не встречается.]. В результате дознания стало известно, что Степанов познакомился с Веригиным еще в 1896 г., когда первый раз приехал в Обдорск. Цель письма, которое якобы, со слов Степанова, было написано Веригиным, состояло в том, что «он желал бы быть с ним (_Толстым_. — Авт.) знакомым, как с человеком вообще образованным… что он ведет жизнь самую правильную, какую следует вести каждому христианину по заповедям Христа». Знакомился с великим писателем тобольский крестьянин не из праздного любопытства, он ждал от него мудрого совета и «указания для жизни». Для начала А. Степанов просил Льва Николаевича выслать ему собрание сочинений, для чего пересылал 14 рублей. Его даже не смущала собственная неграмотность, он рассчитывал на грамотного сына, который читал ему письма и книги и чье будущее его тоже серьезно беспокоило. Заочное знакомство предполагалось превратить в очное. Степанов не скрывал своего намерения весной будущего, 1899 г. отправиться в Москву для личного знакомства с графом Л.Н. Толстым, «…чтобы лично от него получить указания для жизни»[168 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 41–41 об.].
Степанов представлял собой тот тип российского обывателя второй половины XIX в., который критически относился к окружающей действительности. Это проявлялось в его отношении и к браку, и к церкви, в которой он не был уже почти 20 лет, а брак он не считал таинством. Крестьянин, не занимавшийся сельским хозяйством, ремесленник, еще неграмотный, но достаточно пытливый и самостоятельно размышляющий, чтобы ставить перед жизнью философские вопросы. Человек, которого уже не устраивали внешние атрибуты религиозности, но искавший некий образ или пример «правильной» христианской жизни. Он встречается с Веригиным, и этот контакт не мог остаться без последствий[169 - Мы пока не можем проследить жизненный путь Степанова, выяснить степень влияния на его мировоззрение взглядов Веригина. Духобором, по-видимому, он все-таки не стал, но равнодушным к окружающей действительности точно не был. Его фамилия встречается среди жертвователей на строительство Народной аудитории в Тобольске и среди участников съезда уполномоченных крестьянских и инородческих обществ Тобольского уезда, состоявшегося 15–17 декабря 1905 г. См.: Сибирский листок: 1901–1907 / сост. В. Белобородов (при участии Ю. Мандрики). — Тюмень: Мандр и К^а^, 2003. — С. 386–390.].
Степанов утверждал, что переписку с Веригиным не вел в силу своей неграмотности. Но, по всей вероятности, все-таки поддерживал связь с ним уже будучи в Тобольске. При обыске в руки полиции попали какие-то бумаги, в том числе принадлежащие руке Веригина, по поводу которых Степанову пришлось давать объяснения. Среди этих бумаг, переданных ему в прошлом, т. е. в 1897 г., из Обдорска, через кого-то из служащих-рыбопромышленников (имени посредника он не назвал), были стихотворные тексты. Степанов утверждал, что автора стихов не знал, а стихи нашел вложенными в «Сельскохозяйственный журнал», который получил от Веригина для переплета. При обыске были также обнаружены веригинские «объяснения молитвы Отче наш».
В первый год своего пребывания в Обдорске Петр Васильевич развивает бурную деятельность, и влияние его было, очевидно, настолько мощным, что местная полиция начинает бить тревогу, ощущая свою беспомощность в контроле над ссыльным. Апогея напряжение достигает летом 1896 г. после возбуждения дела против Черноногова. 6 июля помощник березовского окружного исправника Краснов, живописуя на шести листах «художества» поднадзорного, обращался к тобольскому губернатору с просьбой перевести Веригина в другой населенный пункт «во избежание совращения обдорского населения… в секту»[170 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 71–76 об.].
Особого внимания заслуживает записка тобольского губернатора Л.М. Князева от 1 апреля 1896 г., составленная по просьбе обер-прокурора К.П. Победоносцева. В ее основу положены как документы, которые находятся в этом же деле, рапорты Нагибина, М. Попова, письмо Веригина А.С. Дашкевичу, так отсутствующие и до сих пор неизвестные, например, переписка с епископом Агафангелом. В записке относительно подробно характеризуются религиозные взгляды Веригина, его отношение к раздорам среди духоборов на Кавказе, к мясной пище, институту брака, к оружию и пр. Заканчивается записка весьма примечательным отзывом местной полиции и священников о личности Веригина, который виделся им аккуратным, приличным, не мошенником, не вором, не развратником и «образ жизни ведет безукоризненный»[171 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 61–63]. В марте 1897 г. березовский окружной исправник В. Кондратович писал, «поведение Петра Веригина заслуживает самый похвальный отзыв, он безукоризненно честен, отзывчив на нужды ближнего, всегда готовый нести помощь нуждающемуся и личными услугами, и материальными средствами. Что же касается его религиозных убеждений, то в этом отношении он представляется закоренелым сектантом» и «наклонности» отстать от них не заметны[172 - Там же. Л. 107–108.]. Не претерпят существенных изменений эти характеристики и позже, в 1902 г., когда Веригин наконец-то будет освобожден из ссылки.
Несомненный интерес представляют собой подлинники писем Веригина и его соратников. В делах сохранилось шесть писем, в том числе два собственной руки Веригина, предназначенные А.С. Дашкевичу и Н. Изюмченко с Н. Добровольской, четыре от родных и соратников из разных мест в Обдорск Веригину (от Н. Изюмченко, духовных братьев, находившихся в тюрьме г. Зангезур Елизаветпольской губернии, от братьев, направляемых в ссылку в Якутию, по пути из Тобольска) и одно от В. Козлова к Ф.Ф. Ревягину — сопроводительное, с просьбой передать письма Веригину[173 - Там же. Л. 78а, 154А–154А об, 154–154 об, 78в–78в об.].
Нескольких месяцев Веригину и его сподвижникам было достаточно для того, чтобы наладить переправку писем, в том числе и через местных жителей. Первые сведения о задержанной почте относятся к началу января 1896 г. В Березовское полицейское управление из почтовой конторы поступило два письма из Мезени от В.В. Конкиной[174 - Варвара Васильевна Конкина, родная сестра П.В. Веригина, приехала на Север вслед за своим мужем Е.И. Конкиным, сосланным на Мезень.] на имя небезызвестного И.П. Рослякова, тобольского мещанина, проживавшего в Обдорске. Как оказалось, оба письма были предназначены Веригину, а через Рослякова осуществлялась их передача[175 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 40–40 об.]. С весны 1897 г. переписка Веригина с Толстым контролировалась лично губернатором. Затем и вовсе было предписано ограничить корреспонденцию Веригина письмами исключительно семейного содержания, а все остальное отсылать в департамент полиции[176 - Там же. Л. 113–114, 121.]. В июне 1897 г. из Тобольска в департамент полиции было отправлено десять разновременных писем Веригина на имя Л. Толстого, А. Дашкевича, братьев, находящихся в тифлисской тюрьме, Марии Васильевны (с приложением стихов «Бессвязное виденье»), Дмитрия Хилкова, три на имя Н.Т. Изюмченко и одно неизвестной сестре, три письма Изюмченко к Веригину, копии послания братьям, Л.Н. Толстому и Е.И. Попову[177 - Там же. Л. 139–140 об.]. Всего, судя по имеющимся документам, полиции удалось перехватить немногим более 40 писем Веригина, а В.Д. Бонч-Бруевич опубликовал 63 письма периода ссылки и 60 из них были посланы из Обдорска в 1895–1899 гг. В примечании к письму № 63 от 20 декабря 1899 г. сказано, что оно последнее из Обдорска, с 1900 г. переписка была запрещена полностью[178 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 136. Прекращение переписки в 1900–1902 гг. было не только последствием запрещения. Возможно, это был именно тот редкий случай, когда стремление власти минимизировать до предела общение ссыльного совпало с его желанием на некоторое время «оставить грамоту». О таком намерении он упоминал в письмах к И.М. Трегубову в 1895 г. и Н. Изюмченко в 1896 г. См.: Там же. — С. 28, 35.].
Показателен также характер переписки между ссыльным, органами полицейского надзора, местной администрацией и департаментом полиции. Одно из своих писем, направляемых в редакцию «Нового слова», Веригин сопроводил коротенькой записочкой на имя губернатора, в которой просил «дослать его и прислать почтовую квитанцию»[179 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 180.].
В марте 1899 г. благодаря случайному стечению обстоятельств полиции удалось обнаружить еще один канал связи, через который передавались письма. При получении письма из Сургута обдорский житель В.А. Нехорошев заявил, что ни с кем из жителей этого города не переписывается, и попросил вскрыть письмо прямо на почте. Оказалось, что письмо было написано Н. Изюмченко и Н. Добровольской и предназначалось Веригину. Узнав, от кого письмо, Нехорошев отказался его получать. Фраза Изюмченко о посылке письма через некоего «М.М. Ник.» навела полицейских на мысль, что кто-то из жителей Березова или Обдорска является посредником в переписке между Веригиным и Изюмченко. В результате негласного наблюдения было установлено, что письма пересылались через березовского мещанина Михаила Дмитриевича Никитина. Губернатор предписал произвести у него обыск, приурочив ко времени, когда у Никитина будет находиться переписка![180 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 86–87.] После этого сведений о перехвате нелегальной почты в документах нет. Вероятно, опасаясь очередной пролонгации ссылки, переписка была сведена Веригиным к минимуму, который не был обнаружен полицией, либо она велась в дозволенных рамках.
Авторитет Веригина среди духоборов был очень высок, и они пытались поддерживать постоянную связь с лидером не только посредством переписки, но и личных встреч, что сам Веригин считал излишним[181 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 37.]. Презирая трудности неимоверно далекого и трудного пути, препятствия, чинимые администрацией, используя разные способы и возможности, единоверцы пытались добраться до «божественного». Особенно настойчив был в этом М.С. Андросов. Первый раз он был остановлен в Березове в ноябре 1895 г. Несмотря на запрет, под покровом ночи он все же уехал в Обдорск и смог встретиться с Веригиным. Второй раз он был остановлен в Собских юртах в начале 1897 г. и принудительно отправлен в место постоянного жительства[182 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 28–29 об., 101, 103–103 об. Воспоминания о путешествиях 1895, 1896 гг. были опубликованы В.Д. Бонч-Бруевичем. См.: Андросов М.С., П[ланиди]н П.В. Мое путешествие: рассказ члена христианской общины всемирного братства Михаила Андросова // Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола / под. ред. В.Д. Бонч-Бруевича. — СПб., 1908. — Вып. 1. — С. 74–146. Впервые часть этого дневника под названием «Мое путешествие. Рассказ члена христианской общины всемирного братства Михаила Андросова» увидела свет в английском издании 1901 г. С. 177–201.].
В конце 1896 г. департамент полиции информировал тобольскую администрацию о делегации духоборов, выехавших еще 20 мая с Кавказа в Сибирь, для свидания с Веригиным. Но, как оказалось, они были задержаны уже в июне 1896 г. в Самарово[183 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 87–89 об.].
Соратники также снабжали Петра Васильевича и литературой. Особенно много посылал Л.Н. Толстой. Первые сведения о задержанной посылке с литературой относятся к весне 1896 г. 20 мая помощник березовского окружного исправника сообщал об изъятии сборника статей Толстого «Ходите в свет, пока есть свет», «Хозяин и работник», «Религия и нравственность», «Письмо Мадзини о бессмертии», «Суратская кофейня», «Карта», «Франсуаза» и «Три притчи». В декабре задержали брошюру В. Черткова «Напрасная жестокость»[184 - Там же. Л. 54, 79.]. За 1897-й и последующие годы сведений о задержании литературы в деле уже нет. Очевидно, что к этому времени полиции удалось наладить тотальный контроль над связями Веригина, удалить из Обдорска лиц неблагонадежных либо перехватывать их на дальних подступах к поселку. После того как к концу 1896 г. властям стало ясно, что контролировать переписку Веригина не удается, департамент полиции МВД предписывает местному руководству ужесточить наблюдение за ссыльным, его окружением и соратниками, которые находились в Березове. В последнем случае подразумевался Н.Т. Изюмченко, который тоже находился под гласным надзором, но его корреспонденция до начала 1897 г. не контролировалась, и часть переписки Веригина с внешним миром велась через него[185 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 85–86 об., 93–95.]. К этому же времени относятся и первые тревожные сигналы местной полиции о вредном влиянии Изюмченко на жителей Березова[186 - Там же. Л. 127–127 об. По свидетельству губернатора, Изюмченко оказывал давление на молодежь, которая часто собиралась у него дома для бесед. А одна из жительниц Березова — Н.П. Добровольская — так увлеклась учением (и, очевидно, самим духобором), что «бросила мужа и детей и перешла в его квартиру для совместной жизни», она также вернула властям свой аттестат об окончании Мариинской женской шолы в Тобольске, мотивируюя это тем, что рпинадлежит воле Бога и отрицает власть светскую и все, что от нее исходит (Там же. Л. 139 об. — 140). Позднее ее подвергают административной высылке в Сургут (Там же. Л. 163 об).].
Уплотнявшийся вокруг переписки Веригина контроль единоверцы пытались преодолеть, используя самые разные способы Одна из последних известных таких попыток прорвать «блокаду» относится к 1899 г. В январе 1899 г. березовский уездный исправник доносил губернатору о задержании в Березове «персидского подданного» Махмуда Джафара Кули-оглы и отобрании у него двух писем, адресованных родственникам, проживающим в «Марате» (так в документе!). При задержании у него также были изъяты несколько клочков бумаги с адресами разных лиц[187 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 66.]. Персидский подданный сообщил, что якобы предпринял путешествие в село Обдорское «с целью ознакомления с городами Российской империи и Сибири и вместе с тем для приискания на пути заработков». Далеконько забрался! Исправник, конечно, не поверил заверениям экзотичного путешественника и полагал, что единственной его целью была встреча с Веригиным. Он предположил даже, что Кули-оглы разделяет взгляды Веригина, поскольку отказывался от мясной пищи, а в письмах, отобранных при аресте, слал приветы «братьям и сестрам христианской общины»[188 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 66 об. М.Д. Кули-оглы был задержан 23 января в Березове исправником Кремером за нарушение паспортного режима. У арестованного был только национальный паспорт и русский билет на проезд через границу, выданный генконсульством в Азербайджане (вероятно, речь может идти об иранской части Азербайджана) 30 июля 1898 г. Проживал он в Баку и Александрополе. 6 февраля 1899 г. предписанием губернатора он был освобожден из-под ареста с предупреждением, что должен оформить специальный документ. (Там же. Л. 68–75 об.). Как кажется, взаимодействие духоборчества с другими духовно-религиозными течениями, в том числе и нехристианского происхождения, тема не исследованная. Между тем в силу своей открытости духоборы вполне могли контактировать с близкими им по духу направлениями неортодоксального ислама.].
Пребывание в столь стесненных условиях было тяжким испытанием. Веригину было запрещено покидать пределы Обдорска. Попытка обустроить отдельный небольшой домик была безуспешной. По требованию полиции он вынужден был жить в городке и снимать квартиру за 6 рублей в месяц[189 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 21.]. Но в письме от 14 февраля 1896 г. Веригин сообщал своим единоверцам, что снимает квартиру у Агафьи Андреевны Булыгиной за 10 руб.[190 - Материалы к изучению и истории… 1901. С. 70.] Живую зарисовку о хозяйке оставил один из ссыльных: «Первоначально Петр Васильевич поселился в одном из лучших домов Обдорска — “на губернаторской квартире”. Тем не менее, квартира эта имела одно очень существенное неудобство. Квартирная хозяйка, очень почтенная старушка, исполняла в Обдорске роль местной прессы и, как всякий репортер, была чрезвычайно любопытна. Для удовлетворения этой потребности, ставшей необходимостью ее существования, она прибегала ко всевозможным, иногда очень неблаговидным средствам, вроде подслушивания, подглядывания и прочее. Никакие, сколько-нибудь серьезные и в некотором роде интимные, разговоры были невозможны в этой квартире, и даже более или менее частое посещение Петра Васильевича для обдорского обывателя, ввиду этого обстоятельства, было не совсем удобно, угрожая ему возможностью получить разного рода неприятности со стороны не в меру бдительного обдорского начальства»[191 - Материалы к изучению и истории… 1901. С. 206–207], Любые попытки покинуть Обдорск пресекались. Близкие люди удалялись.
Истинной радостью и отдушиной был приезд новых людей из центра, с которыми Веригин сразу заводил знакомство и даже переправлял через них письма. Летом 1897 г. в Обдорске работали студенты Санкт-Петербургского университета В.Ф. Држевецкий и К.М. Дерюгин. Кто-то из них передал Л.Н. Толстому письмо Веригина от 2 сентября 1897 г.[192 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 31.] Возможно, что это был Дерюгин, поскольку он поддерживал переписку с Веригиным. Так, в начале февраля 1898 г. березовский окружной исправник в очередном сообщении о задержке веригинской корреспонденции, упоминает письмо от Дерюгина из Петербурга[193 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 187.]. В компании петербургских студентов Веригин неоднократно покидал пределы поселка, за что не раз выслушивал порицания и привлекался к ответственности. Первый раз он отлучился с ними 4 августа до рыболовного песка И.А. Рочева, но был возвращен стражником Москвитиным 6 числа. Второй раз он отсутствовал с 22 по 24 августа. За эти отлучки окружной исправник просил губернатора привлечь ссыльного к административной ответственности[194 - Там же. Л. 148–148 об., 156–156 об.,]. Дело рассматривалось в мировом суде дважды, 30 сентября 1897-го и 28 февраля 1898 г. И дважды Веригин был оправдан за отсутствием состава преступления[195 - Там же. Л. 150–151, 173–174.].
Это событие побудило Веригина еще раз обратиться к тобольскому губернатору с просьбой перевести его в место, где можно было бы заниматься сельским хозяйством, и более дешевое по сравнению с Обдорском. В прошении Веригин указывал на известное противоречие, которое значительно затрудняло его пребывание в Обдорске. Хозяйственная жизнь маленького поселения на Полярном круге и благополучие его населения базировались на добыче рыбы. Короткое северное лето почти все обдоряне проводили на рыбных песках вдалеке от поселка. Хотел ли Веригин это обстоятельство использовать для того, чтобы просто иметь легальную возможность покидать Обдорск, или действительно его материальное положение к тому времени стало настолько затруднительным, что он стал рассматривать рыбную ловлю как возможный источник средств существования? Но он говорил о том, что, не отлучаясь на ловлю, жить в Обдорске может только человек с «даровым содержанием»[196 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 168–169.]. И в случае, если перевод сочтется невозможным, то просил «дать распоряжение полицейскому правлению, чтобы не стесняло…в выездах из села Обдорска для рыбных промыслов, которые необходимы как добывание хлеба». Помощь единоверцев, по-видимому, составляла важную часть бюджета ссыльного духобора. Так, у группы кавказских духоборов, задержанных в 1896 г. в Самарово, полиция обнаружила 1155 рублей, из которых 1140 были изъяты.
Последнюю попытку перебраться в места, более благоприятные для земледелия, Веригин предпринял в январе 1899 г. В прошении от 21-го января он обращался к березовскому исправнику с просьбой разрешить проживание в Березове. Для него, не получавшего никакой государственной помощи, было важно перебраться из дорогого Обдорска. Он приводит некоторые цифры, ярко иллюстрирующие элементы повседневной жизни. Например, сажень дров в Березове стоила рубль «с небольшим», а в Обдорске 3 и 3,5, молоко крынка 5 копеек, а в Обдорске — 10. Кроме того, он по-прежнему мечтал заниматься огородничеством, овладел столярным ремеслом и предполагал «сбывать свою работу чиновному люду в Березове». Но к тому времени система наблюдения за ссыльным в Обдорске была уже отлажена, и березовский исправник А. Смирнов посчитал, что перевод в уездный центр будет нежелательным в том числе и потому, что контролировать контакты в более многолюдном Березове было бы сложнее[197 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 90–90 об.].
По свидетельству игумена Иринарха, в последние годы ссылки образ жизни Петра Васильевича изменился. Как пишет игумен, он «опустился», стал пить вино и есть мясо, чего он не позволял себе прежде[198 - Шемановский И.С. Избранные труды… С. 254.]. Так ли это на самом деле? У нас есть серьезные основания не доверять свидетельствам Шемановского. Как всякий смертный, он склонен был к умолчанию некоторых фактов. Например, он совсем ничего не пишет о диспуте, который состоялся у причта с Веригиным весной или летом 1898 г. Веригин сообщает о нем в письме Толстому от 16 августа этого же года[199 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 36–37.]. В марте 1899 г. березовский уездный исправник сообщал губернатору сведения о диспуте, который состоялся между Веригиным и миссионерами летом 1898 г. О содержании диспута департамент полиции узнал из письма Веригина Семёну Конкину и еще в августе 1898 г. запросил у губернатора дополнительную информацию об этом событии[200 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 102–102 об.ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 104–105 об.]. Исправнику удалось узнать, что в один из праздничных дней в начале июня 1897 г. настоятель Обдорской миссии иеромонах Иринарх (Шемановский) обратился к собравшимся, среди которых был и Веригин, с проповедью. В своем слове он, останавливаясь на церковных установлениях и обрядности, предостерегал слушателей от заблуждений, в которые впадали некоторые сектанты, в том числе и духоборы. После окончания службы Веригин обратился к настоятелю с просьбой дать разъяснения о воззрениях духоборов на религию и иконопочитание. Такой диспут состоялся. В тот вечер в миссионерской церкви после вечернего богослужения собралось необычно много народу. Настоятель во вступительном слове перечислил все «несогласия» воззрений духоборов с учением православной церкви. В прениях принимали участие иеромонахи Иринарх и Василий и Веригин.
По словам исправника, Веригин давал разъяснения неясные, сбивчивые, ни разу не доводя их до конца и часто перебегая с одного предмета суждения на другой, неожиданно требовал от миссионеров прочитать ему отрывок из Евангелия, а когда настоятель несколько мешкал, Веригин насмешливо говорил: «…учишь, а еще Евангелия-то хорошо не знаешь!». В конце концов, когда миссионерам показалось, что комментарии Веригина к текстам слишком оригинальны или, как сказано в рапорте, «снова неясное и даже неподходящее к делу разъяснение», диспут был прекращен[201 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 104–105 об].
Со своей стороны исправник находил «неудобным» организацию подобных публичных прений, резонно при этом замечая, «что большинство жителей с. Обдорского по совершенной необразованности своей будут следить при этом не за смыслом прений, а лишь за внешней стороной их…». По этому поводу у исправника состоялась беседа с настоятелем миссии Иринархом, в которой тот заявил, что он как священник и миссионер «просто обязан вести подобные прения и ведения их никто не может запретить».
Накал страстей вокруг Веригина начинает стихать к началу 1900-х гг. Еще в октябре 1899 г. начальник Тобольского жандармского управления сообщал губернатору о том, что, по некоторым сведениям, Веригин во время пребывания в Обдорске знакомился с людьми «низшего класса», к коим относил зырян и рабочих, находившихся на рыбных промыслах, как будто бы подстрекал их к стачкам и неповиновению хозяевам. Было несколько случаев ухода рабочих от хозяев, и «Веригин поощрял их за это», помогал им деньгами и съестными припасами. Но в качестве доказательства приводит всего лишь один пример, который якобы был связан с влиянием Веригина. От тобольского рыбопромышленника Косолапова «будто бы (!) ушли несколько человек рабочих»[202 - В «Списке рыболовных угодий по рр. Оби и Иртышу» Дунина-Горкавича упоминается только один песок, принадлежавший К.И. Косолапову. Это было довольно крупное предприятие. Здесь располагалось 6 жилых зданий, 5 нежилых и баня. См.: Дунин-Горкавич А.А. Тобольский Север: в 3 т. — М.: Либерея, 1995. — Т. 1: Общий обзор страны, ее естественных богатств и промышленной деятельности населения. — Приложение I, С. 16]. Часть из них под давлением станового пристава вернулась на пески, а трое — крестьяне Байкаловской волости Мартын Репин, Григорий Булашев и крестьянин Дубровской волости Алексей Чупин — остались в Обдорске, и Веригин помогал им. Кроме того, сообщал жандармский чиновник, Веригин оказывал явное неуважение к церковной службе и православной вере тем, что в праздничные дни во время службы работал и якобы путем подкупа совращал к переходу из православия в секту. В качестве примера приводится рядовой Медведев, которому Веригин опять «будто бы» дал 4 рубля за то, чтобы тот не ходил в церковь, не молился Богу и не почитал икон[203 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. 122–123 об.]. Складывается впечатление, что у жандармерии не было четкого представления о реальном положении дел и документ составлял не человек, ответственный за сбор информации, который располагал целым штатом осведомителей, а начальник «сарафанного радио». Тем не менее это последний документ, в котором говорится о проступках (вероятных) поднадзорного. Более, впредь до самого освобождения, никакой информации о нарушении порядка со стороны Веригина администрация не получит.
Имеющиеся документы ясно свидетельствуют о том, что власть пыталась полностью изолировать Веригина от внешнего мира. Все попытки его соратников или родственников проникнуть в Обдорск пресекались немедленно, особо настойчивых наказывали. Постепенно ужесточались условия переписки и содержания. Но это ужесточение режима никогда не принимало вида разнузданности, пренебрежительности и полного игнорирования личного достоинства человека. Более того, ссыльный мог обращаться лично к губернатору и требовать от него отчетности о пересылке почты по назначению. Едва ли и мыслимая форма общения осужденного и власти в XX столетии! И пока нет никаких веских доказательств того, что дух Веригина был сломлен, что он изменил своим взглядам. Именно к периоду обдорской ссылки относится создание Веригиным знаменитого псалма, который называют «декларацией братской жизни»[204 - Семин Н.В. Духоборы // http://chri-soc.narod.ru/duhobor.htm]. Несокрушимость взглядов Веригина отмечала и власть. В последнем «списке» — своеобразной характеристике, подготовленной местной полицией перед освобождением Веригина из ссылки в 1902 г., — констатировалось, что «поднадзорный своих взглядов на религию, церковную иерархию, иконопочитание не изменил, продолжает считать воинскую повинность ограничением свободы личности… Высказываемое ранее неуважение и непокорность местным властям ныне ни в чем не обнаруживается. Исключая двух-трех человек проживающих в Обдорске зырян Архангельской губ., ни с кем из жителей села он знакомство теперь не ведёт. Совращений в духоборческую секту замечено не было. Постоянно бывает занят или столярным, или токарным, или малярным ремонтом. В течение некоторого времени был замечен в незаконном сожительстве с женой остяка Сотруева»[205 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп.16.Д.45. Л. 171, 172.].
Дух не был сломлен, и он не изменял своим принципам. Совершенно очевидно, что к началу 1900-х гг. кардинально изменяется ситуация в самом духоборческом движении. Ситуация, которая потребовала от Веригина изменения стратегии поведения с одной целью — избежать продления срока ссылки. Его таланты, его сила духа требовались там, на чужбине, где в тот момент уже находились тысячи его духовных братьев и сестер. Усилия, потраченные на переиначивание обдорского общества, были обречены на неудачу, точнее результаты были весьма скромны, и рассчитывать на что-то более весомое было бессмысленно. Вероятно, Веригин хорошо понимал это. В одном из писем Петр Васильевич сокрушался по поводу обдорского общества, зараженного духом торгашества и наживы, В дни проведения ярмарки этому духу были подвержены даже те, кто в глазах Веригина виделся способным принять или хотя бы в некоторой степени соответствовать взглядам настоящего человека-христианина. В таких обстоятельствах он сумел перестроить себя, подчинить свою жизнь в Обдорске в последние два-три года ссылки достижению более важной цели.
В сентябре 1902 г. П.В. Веригин наконец-то покинет Обдорск и отправится в долгое путешествие к своим братьям в Канаду. Духоборам и там пришлось очень нелегко. В короткие сроки, достигнув впечатляющих экономических успехов, в 1924 г. они лишились своего лидера, который трагически погиб при невыясненных обстоятельствах, потом долгое время подвергались гонениям и преследованиям. Западному индивидуалистическому менталитету были чужды коллективистские устремления и идеалы духоборов. Призрак коммунизма мерещился канадским властям в коллективном землепользовании и труде, и они предпримут колоссальные усилия, в том числе и насильственного характера, чтобы, если не уничтожить, то хотя бы предотвратить распространение духоборческих идей.
Сноски
141
Громова-Опульская Л.Д. Диалог учителей жизни // Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 6.
142
Бонч-Бруевич В. Вступительная статья // Материалы к истории и изучению русского сектантства. Вып. 1: Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина / ред., авт. вступ. ст., примеч. В. Бонч-Бруевич, авт. предисл. В. и А. Чертковы. Christchurch, Hants: Свободное слово, 1901. — С. XXIII–XXXI.
143
Малахова И.А. Духовные христиане. — М.: Политиздат, 1970. С. 67–68.
144
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 21.
145
Это и неудивительно, в свое время протесты сектантов активно использовались в политических целях революционерами. Как представляется, первым на политическом аспекте выступлении духоборов акцентировал внимание Бонч-Бруевич. Об этом он писал во вступительной статье к публикации писем Веригина 1885–1899 гг. См.: Материалы к истории и изучению… 1901. С. IХ-LVIII.
146
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 3–4 об., 12, 141.
147
Там же. Л. 11.
148
Путешествие к Веригину П.В. Рассказ духоборца И. П. Обросимова // Материалы к истории и изучению… 1901. С. 173–177.
149
Громова-Опульская Л.Д. Диалог… — С. 3. П.В. Веригин в это время находился в Бутырской тюрьме, а 10 числа отправлялся по этапу дальше в Сибирь.
150
Летом 1895 г. духоборы устроят массовую акцию сожжения оружия, что вызовет волну репрессий со стороны государства и эмиграцию духоборов.
151
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 23–23 об., 24 об., 26–26 об.
152
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 203–206. Поскольку эти воспоминания принадлежали политическому ссыльному, который в то время еще находился в ссылке в Восточной Сибири, Бонч-Бруевич фамилии автора не называет. В примечании указаны были только инициалы И.Р.
153
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 19, 21.
154
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 207–209.
155
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 58–60.
156
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 37–38.
157
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 97, 119; 98, 99–100, 118, 123.
158
Шемановский И.С. Избранные труды / сост., авт. вступ. ст. Л.Ф. Липатова. — М.: Сов. спорт, 2005. — С. 254.
159
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 56–60.
160
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 20.
161
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 64–68.
162
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 83.
163
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 72–72 об.
164
Там же. Л. 73–74 об., 76–67 об., 83–84 об.
165
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 44 об.
166
Там же. С. 44 об.
167
Вероятно, письмо так и не было отправлено, в 90-томном собрании сочинений Л.Н. Толстого письма с таким адресантом не встречается.
168
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 41–41 об.
169
Мы пока не можем проследить жизненный путь Степанова, выяснить степень влияния на его мировоззрение взглядов Веригина. Духобором, по-видимому, он все-таки не стал, но равнодушным к окружающей действительности точно не был. Его фамилия встречается среди жертвователей на строительство Народной аудитории в Тобольске и среди участников съезда уполномоченных крестьянских и инородческих обществ Тобольского уезда, состоявшегося 15–17 декабря 1905 г. См.: Сибирский листок: 1901–1907 / сост. В. Белобородов (при участии Ю. Мандрики). — Тюмень: Мандр и К^а^, 2003. — С. 386–390.
170
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 71–76 об.
171
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 61–63
172
Там же. Л. 107–108.
173
Там же. Л. 78а, 154А–154А об, 154–154 об, 78в–78в об.
174
Варвара Васильевна Конкина, родная сестра П.В. Веригина, приехала на Север вслед за своим мужем Е.И. Конкиным, сосланным на Мезень.
175
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 40–40 об.
176
Там же. Л. 113–114, 121.
177
Там же. Л. 139–140 об.
178
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 136. Прекращение переписки в 1900–1902 гг. было не только последствием запрещения. Возможно, это был именно тот редкий случай, когда стремление власти минимизировать до предела общение ссыльного совпало с его желанием на некоторое время «оставить грамоту». О таком намерении он упоминал в письмах к И.М. Трегубову в 1895 г. и Н. Изюмченко в 1896 г. См.: Там же. — С. 28, 35.
179
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 180.
180
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 86–87.
181
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 37.
182
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 28–29 об., 101, 103–103 об. Воспоминания о путешествиях 1895, 1896 гг. были опубликованы В.Д. Бонч-Бруевичем. См.: Андросов М.С., П[ланиди]н П.В. Мое путешествие: рассказ члена христианской общины всемирного братства Михаила Андросова // Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола / под. ред. В.Д. Бонч-Бруевича. — СПб., 1908. — Вып. 1. — С. 74–146. Впервые часть этого дневника под названием «Мое путешествие. Рассказ члена христианской общины всемирного братства Михаила Андросова» увидела свет в английском издании 1901 г. С. 177–201.
183
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 87–89 об.
184
Там же. Л. 54, 79.
185
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 85–86 об., 93–95.
186
Там же. Л. 127–127 об. По свидетельству губернатора, Изюмченко оказывал давление на молодежь, которая часто собиралась у него дома для бесед. А одна из жительниц Березова — Н.П. Добровольская — так увлеклась учением (и, очевидно, самим духобором), что «бросила мужа и детей и перешла в его квартиру для совместной жизни», она также вернула властям свой аттестат об окончании Мариинской женской шолы в Тобольске, мотивируюя это тем, что рпинадлежит воле Бога и отрицает власть светскую и все, что от нее исходит (Там же. Л. 139 об. — 140). Позднее ее подвергают административной высылке в Сургут (Там же. Л. 163 об).
187
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 66.
188
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 66 об. М.Д. Кули-оглы был задержан 23 января в Березове исправником Кремером за нарушение паспортного режима. У арестованного был только национальный паспорт и русский билет на проезд через границу, выданный генконсульством в Азербайджане (вероятно, речь может идти об иранской части Азербайджана) 30 июля 1898 г. Проживал он в Баку и Александрополе. 6 февраля 1899 г. предписанием губернатора он был освобожден из-под ареста с предупреждением, что должен оформить специальный документ. (Там же. Л. 68–75 об.). Как кажется, взаимодействие духоборчества с другими духовно-религиозными течениями, в том числе и нехристианского происхождения, тема не исследованная. Между тем в силу своей открытости духоборы вполне могли контактировать с близкими им по духу направлениями неортодоксального ислама.
189
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 21.
190
Материалы к изучению и истории… 1901. С. 70.
191
Материалы к изучению и истории… 1901. С. 206–207
192
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 31.
193
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 187.
194
Там же. Л. 148–148 об., 156–156 об.,
195
Там же. Л. 150–151, 173–174.
196
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 168–169.
197
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 90–90 об.
198
Шемановский И.С. Избранные труды… С. 254.
199
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 36–37.
200
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 102–102 об.
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 104–105 об.
201
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 104–105 об
202
В «Списке рыболовных угодий по рр. Оби и Иртышу» Дунина-Горкавича упоминается только один песок, принадлежавший К.И. Косолапову. Это было довольно крупное предприятие. Здесь располагалось 6 жилых зданий, 5 нежилых и баня. См.: Дунин-Горкавич А.А. Тобольский Север: в 3 т. — М.: Либерея, 1995. — Т. 1: Общий обзор страны, ее естественных богатств и промышленной деятельности населения. — Приложение I, С. 16
203
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. 122–123 об.
204
Семин Н.В. Духоборы // http://chri-soc.narod.ru/duhobor.htm
205
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп.16.Д.45. Л. 171, 172.
В. Я. Темплинг
Ипостаси духа
Опыт заурядных биографий
«НЕ МОШЕННИК, НЕ ВОР, НЕ РАЗВРАТНИК…»
(П.В. ВЕРИГИН В ОБДОРСКОЙ ССЫЛКЕ)
10 декабря 1894 г. из московской Бутырской тюрьмы в далекую Сибирь отправился один из выдающихся религиозных оппозиционеров второй половины XIX — начала XX в., прекрасный организатор, дипломат и гибкий политик, друг и корреспондент Льва Николаевича Толстого — Петр Васильевич Веригин. В Обдорске Веригину предстоит пробыть целых восемь лет. Обдорский период в жизни П. Веригина и всего духоборчества примечателен двумя очень важными и значимыми событиями. Во-первых, к этому периоду относится заочное знакомство и начало переписки между Веригиным и Толстым, которая не прерывается вплоть до смерти писателя в 1910 г.[Громова-Опульская Л.Д. Диалог учителей жизни // Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 6.] В.Д. Бонч-Бруевич полагал, что знакомство Веригина с произведениями Толстого оказало значительное влияние на эволюцию его взглядов[142 - Бонч-Бруевич В. Вступительная статья // Материалы к истории и изучению русского сектантства. Вып. 1: Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина / ред., авт. вступ. ст., примеч. В. Бонч-Бруевич, авт. предисл. В. и А. Чертковы. Christchurch, Hants: Свободное слово, 1901. — С. XXIII–XXXI.]. Во-вторых, акцией 1895 г. было положено начало миграции в 1899 г. нескольких тысяч духоборов России в Канаду[143 - Малахова И.А. Духовные христиане. — М.: Политиздат, 1970. С. 67–68.]. Переселение осуществлялось при активном содействии и материальной помощи Льва Николаевича.
Несомненно, значим этот период и с точки зрения эволюции взглядов Веригина и той части духоборческого движения, которая в конце XIX в. начинает активно отстаивать свои убеждения в противодействии государственной машине. В письме от 1 августа 1896 г. он сам отмечает важность пребывания в непривычных условиях изоляции на Севере, где «от нечего делать» он «присмотрелся к самому себе»[144 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 21.]. Однако при всем интересе, проявляемом к этой неординарной личности и духоборческому движению в целом, сведения о нем исчерпываются набором фактов, связанных в основном с его знакомством и перепиской с Л.Н. Толстым, пребыванием в Канаде и трагической смертью. Эпизод почти пятнадцатилетней ссылки рассматривается исключительно с позиции идеологического вектора развития духоборчества и его политического звучания[145 - Это и неудивительно, в свое время протесты сектантов активно использовались в политических целях революционерами. Как представляется, первым на политическом аспекте выступлении духоборов акцентировал внимание Бонч-Бруевич. Об этом он писал во вступительной статье к публикации писем Веригина 1885–1899 гг. См.: Материалы к истории и изучению… 1901. С. IХ-LVIII.]. Эта диспропорция понятна и вполне объяснима, что вовсе не означает, что с нею следует мириться. Цель настоящей работы и заключается в том, чтобы охарактеризовать почти восьмилетнее пребывание П.В. Веригина в Обдорске. Чем и как жил человек со специфическим мировоззрением, волею судеб оторванный от своих единомышленников, семьи, ближайших друзей и соратников, на самом краю цивилизации? Как выстраивались отношения с местным, весьма своеобразным, сообществом, с особым укладом жизни?
***
Возникновение духоборчества относится ко второй половине XVIII в. По преданию, наименование «духоборцы» им дано в 1785 году екатеринославским архиепископом Амвросием, считавшим их борцами против духа. Приняв это наименование, духоборы вложили в него противоположный смысл («борьбы за дух») и стали называть себя «именными духоборцами». В основе вероучения духоборов — служение и поклонение богу «духом и истиной». Они считают себя поборниками «Царства Божия на земле», сторонниками «не буквы, а духа», ибо «буква убивает, а дух животворит». Первые очаги духоборчества образовались в середине XVIII в. в Екатеринославской и Тамбовской губерниях. За короткое время духоборчество распространилось во многих местах империи. Духоборцы подвергались преследованиям со стороны властей при императрице Екатерине II и Павле I. В первой четверти XIX в. им разрешают переселиться на плодородные земли, расположенные по течению р. Молочная Мелитопольского уезда Таврической губернии, с наделением их землей, освобождением на 5 лет от податей, с беспроцентной ссудой и дарованием им самоуправления. В 1804–1816 гг. около 4 тысяч духоборов переселились на р. Молочные Воды. Но благоденствие было недолгим. Уже в 1817-м духовный руководитель был арестован, начались репрессии. В 1830 г. духоборы были признаны «особо вредной сектой». И в конце 30 — начале 40-х гг. XIX в. их выселяют в Закавказье — Ахалкалакский и Борчалинский уезды Тифлисской губернии, Елизаветпольский уезд Елизаветпольской губернии и Карскую область. В с. Горелом Карской области был основан «Сиротский дом» — главная резиденция руководителя, центр духовной и хозяйственной жизни Духобории. В конце 1886-го умерла Л. Калмыкова — духовный лидер духоборов, и к началу 1887-го борьба за власть, капиталы, выбор дальнейшего пути привела к разделению духоборов на «большую», во главе с П. Веригиным, и «малую», во главе со старшиной «Сиротского дома» А. Зубковым и братом Калмыковой М. Губановым, партии. Царская администрация поддержала юридических наследников Калмыковой «малую партию», а Веригин и ряд его сторонников сразу после выборов нового духовного руководителя в январе 1887 г. были арестованы и сосланы сначала в Архангельскую губернию, затем в Тобольскую. Веригин прибывает на Север в начале 1895 г.
Переписка о переводе Веригина в Березовский округ начинается в конце августа 1894 г. Генеральный штаб департамента полиции сообщал тобольскому губернатору о продлении срока ссылки Веригину и о его переводе из Архангельской губернии. Причины и цели перевода излагались в отношении от 5 января 1895 г. В частности, в нем говорится о том, что Веригин, находясь в Архангельской губернии, продолжал оказывать «крайне вредное влияние на своих единомышленников, духоборов Закавказья, главари коих посещали… поднадзорного и, возвращаясь затем на родину, распространяли новые лжеучения Веригина и вносили новые раздоры в среду сектантов, следствием чего является в последнее время крайняя распущенность закавказских духоборов в нравственном отношении и сильное обеднение, еще недавно богатых сектантов». Именно поэтому срок ссылки неоднократно продлевался. Первый закончился 29 июля 1892 г., второй в 1895-м и новый был установлен до июля 1897 г. В целях изоляции от единоверцев и затруднения переписки было решено удалить Веригина в Сибирь. Здесь срок ссылки ему еще раз продлят, теперь уже на пять лет, до июля 1902 г.[146 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 3–4 об., 12, 141.]
Из Шенкурска Веригин был отправлен 30 октября 1894 г., в Тобольск прибыл в начале февраля 1895 г., 17 числа — в Березов и сразу отправлен в Обдорск. Но прибыл на Север он не один. Березовский исправник сообщал, что 18 февраля в Обдорск отбыл двоюродный брат ссыльного В.И. Объедков[147 - Там же. Л. 11.]. Объедков сопровождал Веригина от Шенкурска до Москвы[148 - Путешествие к Веригину П.В. Рассказ духоборца И. П. Обросимова // Материалы к истории и изучению… 1901. С. 173–177.]. Зимой 1894 г. он, вместе с В. В. Веригиным и единоверцем В.Г Верещагиным, встречался с Петром Васильевичем во время этапирования из Шенкурска. Тогда же было положено начало и заочному знакомству, переросшему в дружбу, Веригина с Л.Н. Толстым. 9 декабря группа духоборов, в которой был и Объедков, посетила Л.Н. Толстого в Ясной Поляне[149 - Громова-Опульская Л.Д. Диалог… — С. 3. П.В. Веригин в это время находился в Бутырской тюрьме, а 10 числа отправлялся по этапу дальше в Сибирь.]. Очевидно, затем дороги единоверцев разделились. В.И. Объедков отправился на восток вслед за Веригиным, в Сибирь, а В. Веригин с В. Верещагиным на Кавказ, там назревали серьезные события[150 - Летом 1895 г. духоборы устроят массовую акцию сожжения оружия, что вызовет волну репрессий со стороны государства и эмиграцию духоборов.]. В Обдорске Объедков пробыл до апреля 1895 г., затем уехал в Архангельск, но об этом местным властям стало известно только в конце лета[151 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 23–23 об., 24 об., 26–26 об.].
Итак, в конце февраля 1895 г. П.В. Веригин обосновался в Обдорске. Здесь он провел почти восемь лет до сентября 1902 г. Как же он здесь устроился? К сожалению, в деле очень немного документов, которые касаются собственно пребывания Веригина в Обдорске, которые свидетельствовали бы о его связях, повседневных занятиях, о взаимоотношениях с местным населением. Тем не менее, несколько ярких и характерных свидетельств имеется.
Весть о прибывшем политическом ссыльном разнеслась по селу с мгновенной быстротой. Уже вечером первого дня Веригин поспешил навестить политических ссыльных, которые были в Обдорске. Более того, в этот же вечер состоялась и первая жаркая дискуссия. Впечатления о ней опубликовал Бонч-Бруевич: «Весть о вновь прибывших “политических” с головокружительной быстротой разнеслась по селу… После минутного колебания одного из жителей Обдорска я решил пойти к бывшему тогда у нас… политическому ссыльному Б., вполне основательно предполагая, что вновь приехавшие остановились у товарища. Хотя это соображение и не оправдалось, но я тем не менее застал Петра Васильевича у Б. Оказалось, что он со своим спутником остановился у одного зырянина, содержавшего, кажется, земскую квартиру, но сейчас же разыскал квартиру Б. и пришел к нему; спутник же остался на квартире. Когда я пришел, то застал спор уже в полном разгаре. Высокий, сухой, на длинных тощих ногах, одетых в пимы из оленьих лап, Б., нервно, как маятник, метался взад и вперед по комнате, размахивая руками и дымя папиросой, а налево, у стола, заваленного книгами и всякой дрянью, на простом деревянном стуле со спинкой, спокойно вытянувши ноги, облокотясь на край стола, сидел очень плотный и солидный мужчина, которому на вид можно было дать около тридцати и самое большее тридцать лет. С головы его, на лоб и на затылок падали еще не очень отросшие, прямые и совершенно черные волосы, разделявшиеся прямым пробором на две равные части. Крупное, мускулистое, несколько продолговатое лицо с довольно правильными, но грубоватыми чертами, было обрамлено небольшой черной бородкой. Тип его нельзя было бы назвать чисто славянским. Узкий разрез глаз и несколько более обыкновенного развитые скулы указывали на некоторую примесь какой-нибудь другой расы. На метавшегося по комнате Б. насмешливо смотрели проницательные карие глаза, окаймленные длинными черными же ресницами. Выражение его смуглого лица было совершенно спокойно с чуть заметным оттенком иронии. Предметом спора был вопрос о непротивлении злу. Б. с горячностью доказывал, что это чепуха, что это выдумка Толстого, ни на чем не основанная и притом далеко не новая. Что сами последователи этого принципа постоянно противоречат ему, то и дело отступают от него и что даже пассивное сопротивление, которое они все же оказывают злу, — все-таки сопротивление. Пассивность же сопротивления чаще всего является источником нового зла, становится почвой для его проявления и беспрепятственного процветания и т. д. Петр Васильевич, в сущности говоря, не спорил, а только, поддерживая разговор, от времени до времени подавал спокойные реплики, только с большим оттенком иронии, чем тот, который отражался на его физиономии и в глазах. После моего прихода разговор продолжался еще не более часа. Вскоре, утомленный дорогою, Петр Васильевич стал прощаться. Когда он поднялся, то его могучая, здоровая фигура, не так заметная, когда он сидел, теперь бросилась прямо в глаза. Он был очень высок ростом, необыкновенно плотно и прочно сложен, но без всякого видимого нарушения пропорциональности частей. Присутствие большой физической силы чувствовалось во всем его существе; казалось, он одним щелчком мог бы уничтожить или стереть в порошок обыкновенного среднего человека, а тем более тщедушного Б., жалкая фигура которого представляла разительный контраст с крепкой, мощной, здоровенной, несколько неуклюжей, медвежеобразной фигурой Петра Васильевича. Но вместе с тем ясно представлялось, что этот человек, вероятно, никогда не бывал гневным или просто раздраженным, до такой степени веяло миром и спокойствием от всей его крупной, но в высшей степени добродушной фигуры, внушавшей бесконечное доверие всякому приходившему с ним в какое-нибудь соприкосновение. Никому из знавших его и даже видевших его в первый раз, никоим образом не могла прийти мысль, что он причинит кому-нибудь хоть какое-нибудь хоть самое незначительное, хоть бессознательное или невольное зло. Для этого не нужно было слышать от него об идее непротивления злу; для этого совершенно достаточно было только мимолетно взглянуть на него… в нем идея непротивления была воплощена, и он казался ее олицетворением. Впоследствии Петр Васильевич говорил мне, что эта ровность характера, миролюбие и снисходительность не только к недостаткам других, но и к оскорблениям, направленным против него, достались ему недаром и были следствием долгой, упорной внутренней работы, благодаря которой он “победил в себе зверя и по возможности приблизился к духовному типу человека”.
…Дебаты бывали у нас горячие, продолжались иногда но нескольку часов к ряду и нередко затягивались даже за полночь…В спорах своих Петр Васильевич проявлял много недюжинного ума и если бы он получил соответствующее образование, то нет сомнения в том, что это был бы один из замечательнейших деятелей или мыслителей нашего времени… Свои мысли и положения Петр Васильевич отстаивал очень умело, твердо, последовательно и сильно, нимало не смущаясь тем, что, развивая их дальше и дальше, он легко приходил к абсурду. Ясный и сильный ум его, не засоренный множеством никому не нужных схоластических знаний, подносимых русскому юношеству в наших гимназиях и даже университетах, так и пробивался наружу, воплощаясь в его могучей натуре»[152 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 203–206. Поскольку эти воспоминания принадлежали политическому ссыльному, который в то время еще находился в ссылке в Восточной Сибири, Бонч-Бруевич фамилии автора не называет. В примечании указаны были только инициалы И.Р.].
Вживание в новое для себя пространство Веригин начал с того, что стал налаживать отношения с местным населением. Уже за два первых месяца своего пребывания он пожертвовал по 85 рублей обдорскому отделению Березовской инородческой больницы и Обдорскому сельскому училищу, оказал помощь деньгами и мукой (100 пудов!) бедным жителям[153 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 19, 21.]. Двум бедным девушкам, выходившим замуж, подарил по новому медному самовару, по шесть серебряных чайных ложек и другие предметы.
Безымянный автор уже упоминавшихся воспоминаний писал, что Петр Васильевич был очень добрым и щедрым человеком, приходил на помощь в любую минуту и оказывал помощь не только деньгами, но и «…простой физической помощью в черной работе (в роде переноски кирпича) всякому встречному и поперечному. В этом отношении он не довольствовался тем, что кто-нибудь обращался к нему за помощью посредственно или непосредственно, постоянно искал случая, кому бы и как помочь в чем-нибудь… Этой чертой его характера и этой стороной его житейской философии не преминули, конечно, воспользоваться разные темные личности, в которых и в Обдорске нет недостатка. Они приходили к нему, жаловались на свое горемычное житье-бытье, плакались на обиды, якобы претерпеваемые ими от более сильных и богатых односельчан, очень ловко подделывались под тон, импонирующий Петру Васильевичу и почти постоянно достигали своей цели. Цель же состояла в том, чтобы выманить у “простяка” несколько серебряных или бумажных рублей. В громадном большинстве случаев деньги немедленно отправлялись в кабак… Пока же у Петра Васильевича были деньги, остановить его в его благотворительных подвигах не было возможности — … наши доводы против его безрассудной благотворительности, чаще всего выпадавшей на долю таких людей, которые ее решительно не заслуживали, не нуждались в ней и злоупотребляли ею, не приводили ни к чему до тех пор, пока ему было что раздавать»[154 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 207–209.].
В первый же день он познакомился с местным учителем И.Г. Киселевым и И.П. Росляковым, с которыми, по мысли местного заседателя Нагибина, видимо, «состоит в тесной дружбе и обоюдно друг друга посещают». Настоятель миссии священник М. Попов сообщал, что весной Веригин устраивал парники для огурцов, за околицей села построил маленький дом, где хотел поселиться, но «та и другая затея не удались благодаря климату и мошенническим проделкам зырян»[155 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 58–60.]. Он немного работал в кузнице, помогал косить сено, зарабатывал кладкой печей, собирал ягоды, обзавелся столярным верстаком, токарным станком, а вообще стремился к работе на земле и тосковал по крестьянскому труду[156 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 37–38.].
В силу своих убеждений он не мог заниматься охотой и рыбной ловлей. Именно поэтому в конце 1896 г. Веригин начинает переписку о переводе его в другое место жительства, где можно было бы заниматься сельским хозяйством, хотя бы на лето и в Березов. Но просьбы его останутся неуслышанными. В частном мнении тобольский губернатор Л. Князев высказался против перевода Веригина в другое место, полагая, что наблюдение за ним еще более усложнится[157 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 97, 119; 98, 99–100, 118, 123.].
Несмотря на то, что игумен Иринарх (Шемановский) утверждает, что проповедь Веригина в Обдорске «вовсе не имела успеха»[158 - Шемановский И.С. Избранные труды / сост., авт. вступ. ст. Л.Ф. Липатова. — М.: Сов. спорт, 2005. — С. 254.], на самом деле это было не совсем так. Сила мысли, образа жизни, безусловно, впечатляла и некоторых местных жителей. В официальных реляциях обычно говорилось, что Веригин вербовкой сторонников не занимался, однако восприимчивые натуры нашлись даже в Обдорске. В частности, М. Попов говорит о том, что благодаря Веригину И.Г. Киселев и И.П. Росляков «из пьющих сделались трезвыми и основали маленькое общество трезвости», а Росляков даже решил продолжить образование и уехал в центр[159 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 56–60.]. В письме к И.М. Трегубову 3 ноября 1895 года Веригин обращался с просьбой присмотреть «волшебный фонарь» для составившегося «кружка молодых людей»[160 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 20.]. В мае 1896 г. обдорский заседатель Нагибин привлек к ответственности двух жителей Обдорска — отставного унтер-офицера А.А. Черноногова и крестьянина А.А. Чупрова — за отрицание церкви, икон, богослужения и иных внешних проявлений религиозности. В их словах заседатель склонен был видеть влияние Веригина. Дело Черноногова было передано в суд[161 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 64–68.]. По словам Веригина, Черноногова судили за то, что он непочтительно высказался об обдорских священнослужителях. В письме к Н.Т. Изюмченко он писал: «Дело в том, что здесь, в Обдорске, попы ведут себя очень неряшливо: сильно пьянствуют и тому подобное. Один спьяна, еще по осени, бегал топиться. Недавно же венчались одни несостоятельные люди: вдова с двумя детьми и мужчина, который живет постоянно в работниках. Вдова жила с детьми так бедно, что со стороны ей помогали люди. Когда парень заявил, чтобы их обвенчали, то поп и самый старший из трех — ответил, что меньше двенадцати рублей он не обвенчает. Дело пошло на торг; жених предложил сначала три — пять рублей. Горячо при этом убеждая, что у него своих собственных денег нет, и эти он взял под работу в будущее лето. Ходил мужичок к нему раза три, наконец поп на него раскричался и категорически выразил, что он может жить и не венчавшись, если не заплатит двенадцати рублей. Это было при свидетелях. Жених окончательно поник духом и пошел было уговаривать женщину, чтобы на самом деле жить не венчавшись. Они сходились, — как сами говорят, — больше для того, чтобы призреть сирот. — Вдова не согласилась на гражданский брак. Тогда он, то есть мужичок, раздобыл еще четыре рубля к восьми и отнес. Свадьба, конечно, состоялась и дело бы так и забылось, — потому что, я думаю, ведь это даже у них обыкновенное дело. Но народ почему-то принял этот поступок своего духовенства за редкую грубость, тем более, все знали брачующихся. И после этой свадьбы, почти явно, везде стали толковать, как о незаконном происшествии. И вот упомянутый кузнец, однажды разговаривая, упомянул о попах, как о недоброкачественных людях, в частности об обдорских, при “свидетелях”, и его экстренно же забрали»[162 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 83.].
Замечательна забота, которую проявлял Веригин по отношению к Черноногову. Во время пребывания унтер-офицера в «обдорской каталажной камере» Петр Васильевич снабжал его пищей, чаем, сахаром, эмалированной посудой, а в день отправки арестованного в Березов устроил народное гулянье с музыкой, купил вина, коньяк, пряники, конфеты, чай, сахар, орехи. «Главными приятелями» Веригина при этом названы зыряне Филипп Конев и Семен Бабиков[163 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 72–72 об.]. В декабре 1897 г. он отправил Черноногову письмо в тюрьму через ялуторовского крестьянина Семена Алхимова (тоже из ссыльных). В качестве последователей Веригина березовский окружной исправник называет также инородца А. А. Собрина и обдорского крестьянина Егора Палтырева. Влияние духобора исправник усмотрел в том, что Филипп Конев вопреки приказу администрации отказался от прохождения медицинского осмотра и уехал на рыбную ловлю (в то время в Обдорске распространялась скарлатина). А. Собрин и Е. Палтырев, возможно, впечатлившись идеями вегетарианства, вовсе на ловлю не поехали и остались в Обдорске на разгрузке дров. Излагая эти факты, исправник выражал опасение, что Веригин «легко может большую часть обдорских обывателей совратить в свою секту», и предлагал либо перевести Веригина в более многолюдный Березов, либо усилить наблюдение за ним в Обдорске, командировав сюда двух жандармских офицеров из Березова. Но это предложение не было принято губернским жандармским управлением[164 - Там же. Л. 73–74 об., 76–67 об., 83–84 об.].
В октябре 1897 года березовский окружной исправник А. Смирнов сообщал губернатору о крестьянине деревни Завальной Бронниковской волости Тобольского округа А.И. Степанове, который поддерживал тесное знакомство с Веригиным. Об этом исправника извещал обдорский заседатель. Он доносил, что Степанов проживал на одной квартире с поднадзорным. Именно он в августе 1898 г. доставил с парохода на квартиру крестьянина Вышлова, который, возможно, передал пакет Веригину. Вместе с ним Степанов посещал рабочих, живших в землянках за Обдорском. По вечерам они часто беседовали с рабочими Кошкаровым, Хреновым и Максимовым (Тюриным). Степанов был осторожен в своих высказываниях, но, как сообщал заседатель, «при вызовах на разговор он не скрывает своих взглядов, в общем одинаковых со взглядами Веригина»[165 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 44 об.]. Вероятно, Степанов был одним из подрядчиков, занятых на окончании строительства каменного Петропавловского храма, а Веригин принимал участие в установке глав на церкви. Общение рабочих с Веригиным виделось заседателю вредным не только потому, что они могли заразиться его убеждениями, но постоянное совместное пребывание на виду «подымало значение Веригина в глазах обывателя»[166 - Там же. С. 44 об.]. Исправник присоединялся к мнению обдорского заседателя: «…запретить въезд в Обдорск Степанову», который к тому времени вместе с Хреновым и Максимовым уже покинул Обдорск.
Однако фигура Степанова необычна. Его общение с Веригиным, по-видимому, было настолько важным и плодотворным, что у Алексея Ивановича возникло непреодолимое желание познакомиться с Л.Н. Толстым. В деле сохранился протокол дознания об обстоятельствах «написания письма от имени крестьянина Бронниковской волости Алексея Степанова» великому писателю[167 - Вероятно, письмо так и не было отправлено, в 90-томном собрании сочинений Л.Н. Толстого письма с таким адресантом не встречается.]. В результате дознания стало известно, что Степанов познакомился с Веригиным еще в 1896 г., когда первый раз приехал в Обдорск. Цель письма, которое якобы, со слов Степанова, было написано Веригиным, состояло в том, что «он желал бы быть с ним (_Толстым_. — Авт.) знакомым, как с человеком вообще образованным… что он ведет жизнь самую правильную, какую следует вести каждому христианину по заповедям Христа». Знакомился с великим писателем тобольский крестьянин не из праздного любопытства, он ждал от него мудрого совета и «указания для жизни». Для начала А. Степанов просил Льва Николаевича выслать ему собрание сочинений, для чего пересылал 14 рублей. Его даже не смущала собственная неграмотность, он рассчитывал на грамотного сына, который читал ему письма и книги и чье будущее его тоже серьезно беспокоило. Заочное знакомство предполагалось превратить в очное. Степанов не скрывал своего намерения весной будущего, 1899 г. отправиться в Москву для личного знакомства с графом Л.Н. Толстым, «…чтобы лично от него получить указания для жизни»[168 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 41–41 об.].
Степанов представлял собой тот тип российского обывателя второй половины XIX в., который критически относился к окружающей действительности. Это проявлялось в его отношении и к браку, и к церкви, в которой он не был уже почти 20 лет, а брак он не считал таинством. Крестьянин, не занимавшийся сельским хозяйством, ремесленник, еще неграмотный, но достаточно пытливый и самостоятельно размышляющий, чтобы ставить перед жизнью философские вопросы. Человек, которого уже не устраивали внешние атрибуты религиозности, но искавший некий образ или пример «правильной» христианской жизни. Он встречается с Веригиным, и этот контакт не мог остаться без последствий[169 - Мы пока не можем проследить жизненный путь Степанова, выяснить степень влияния на его мировоззрение взглядов Веригина. Духобором, по-видимому, он все-таки не стал, но равнодушным к окружающей действительности точно не был. Его фамилия встречается среди жертвователей на строительство Народной аудитории в Тобольске и среди участников съезда уполномоченных крестьянских и инородческих обществ Тобольского уезда, состоявшегося 15–17 декабря 1905 г. См.: Сибирский листок: 1901–1907 / сост. В. Белобородов (при участии Ю. Мандрики). — Тюмень: Мандр и К^а^, 2003. — С. 386–390.].
Степанов утверждал, что переписку с Веригиным не вел в силу своей неграмотности. Но, по всей вероятности, все-таки поддерживал связь с ним уже будучи в Тобольске. При обыске в руки полиции попали какие-то бумаги, в том числе принадлежащие руке Веригина, по поводу которых Степанову пришлось давать объяснения. Среди этих бумаг, переданных ему в прошлом, т. е. в 1897 г., из Обдорска, через кого-то из служащих-рыбопромышленников (имени посредника он не назвал), были стихотворные тексты. Степанов утверждал, что автора стихов не знал, а стихи нашел вложенными в «Сельскохозяйственный журнал», который получил от Веригина для переплета. При обыске были также обнаружены веригинские «объяснения молитвы Отче наш».
В первый год своего пребывания в Обдорске Петр Васильевич развивает бурную деятельность, и влияние его было, очевидно, настолько мощным, что местная полиция начинает бить тревогу, ощущая свою беспомощность в контроле над ссыльным. Апогея напряжение достигает летом 1896 г. после возбуждения дела против Черноногова. 6 июля помощник березовского окружного исправника Краснов, живописуя на шести листах «художества» поднадзорного, обращался к тобольскому губернатору с просьбой перевести Веригина в другой населенный пункт «во избежание совращения обдорского населения… в секту»[170 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 71–76 об.].
Особого внимания заслуживает записка тобольского губернатора Л.М. Князева от 1 апреля 1896 г., составленная по просьбе обер-прокурора К.П. Победоносцева. В ее основу положены как документы, которые находятся в этом же деле, рапорты Нагибина, М. Попова, письмо Веригина А.С. Дашкевичу, так отсутствующие и до сих пор неизвестные, например, переписка с епископом Агафангелом. В записке относительно подробно характеризуются религиозные взгляды Веригина, его отношение к раздорам среди духоборов на Кавказе, к мясной пище, институту брака, к оружию и пр. Заканчивается записка весьма примечательным отзывом местной полиции и священников о личности Веригина, который виделся им аккуратным, приличным, не мошенником, не вором, не развратником и «образ жизни ведет безукоризненный»[171 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 61–63]. В марте 1897 г. березовский окружной исправник В. Кондратович писал, «поведение Петра Веригина заслуживает самый похвальный отзыв, он безукоризненно честен, отзывчив на нужды ближнего, всегда готовый нести помощь нуждающемуся и личными услугами, и материальными средствами. Что же касается его религиозных убеждений, то в этом отношении он представляется закоренелым сектантом» и «наклонности» отстать от них не заметны[172 - Там же. Л. 107–108.]. Не претерпят существенных изменений эти характеристики и позже, в 1902 г., когда Веригин наконец-то будет освобожден из ссылки.
Несомненный интерес представляют собой подлинники писем Веригина и его соратников. В делах сохранилось шесть писем, в том числе два собственной руки Веригина, предназначенные А.С. Дашкевичу и Н. Изюмченко с Н. Добровольской, четыре от родных и соратников из разных мест в Обдорск Веригину (от Н. Изюмченко, духовных братьев, находившихся в тюрьме г. Зангезур Елизаветпольской губернии, от братьев, направляемых в ссылку в Якутию, по пути из Тобольска) и одно от В. Козлова к Ф.Ф. Ревягину — сопроводительное, с просьбой передать письма Веригину[173 - Там же. Л. 78а, 154А–154А об, 154–154 об, 78в–78в об.].
Нескольких месяцев Веригину и его сподвижникам было достаточно для того, чтобы наладить переправку писем, в том числе и через местных жителей. Первые сведения о задержанной почте относятся к началу января 1896 г. В Березовское полицейское управление из почтовой конторы поступило два письма из Мезени от В.В. Конкиной[174 - Варвара Васильевна Конкина, родная сестра П.В. Веригина, приехала на Север вслед за своим мужем Е.И. Конкиным, сосланным на Мезень.] на имя небезызвестного И.П. Рослякова, тобольского мещанина, проживавшего в Обдорске. Как оказалось, оба письма были предназначены Веригину, а через Рослякова осуществлялась их передача[175 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 40–40 об.]. С весны 1897 г. переписка Веригина с Толстым контролировалась лично губернатором. Затем и вовсе было предписано ограничить корреспонденцию Веригина письмами исключительно семейного содержания, а все остальное отсылать в департамент полиции[176 - Там же. Л. 113–114, 121.]. В июне 1897 г. из Тобольска в департамент полиции было отправлено десять разновременных писем Веригина на имя Л. Толстого, А. Дашкевича, братьев, находящихся в тифлисской тюрьме, Марии Васильевны (с приложением стихов «Бессвязное виденье»), Дмитрия Хилкова, три на имя Н.Т. Изюмченко и одно неизвестной сестре, три письма Изюмченко к Веригину, копии послания братьям, Л.Н. Толстому и Е.И. Попову[177 - Там же. Л. 139–140 об.]. Всего, судя по имеющимся документам, полиции удалось перехватить немногим более 40 писем Веригина, а В.Д. Бонч-Бруевич опубликовал 63 письма периода ссылки и 60 из них были посланы из Обдорска в 1895–1899 гг. В примечании к письму № 63 от 20 декабря 1899 г. сказано, что оно последнее из Обдорска, с 1900 г. переписка была запрещена полностью[178 - Материалы к истории и изучению… 1901. С. 136. Прекращение переписки в 1900–1902 гг. было не только последствием запрещения. Возможно, это был именно тот редкий случай, когда стремление власти минимизировать до предела общение ссыльного совпало с его желанием на некоторое время «оставить грамоту». О таком намерении он упоминал в письмах к И.М. Трегубову в 1895 г. и Н. Изюмченко в 1896 г. См.: Там же. — С. 28, 35.].
Показателен также характер переписки между ссыльным, органами полицейского надзора, местной администрацией и департаментом полиции. Одно из своих писем, направляемых в редакцию «Нового слова», Веригин сопроводил коротенькой записочкой на имя губернатора, в которой просил «дослать его и прислать почтовую квитанцию»[179 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 180.].
В марте 1899 г. благодаря случайному стечению обстоятельств полиции удалось обнаружить еще один канал связи, через который передавались письма. При получении письма из Сургута обдорский житель В.А. Нехорошев заявил, что ни с кем из жителей этого города не переписывается, и попросил вскрыть письмо прямо на почте. Оказалось, что письмо было написано Н. Изюмченко и Н. Добровольской и предназначалось Веригину. Узнав, от кого письмо, Нехорошев отказался его получать. Фраза Изюмченко о посылке письма через некоего «М.М. Ник.» навела полицейских на мысль, что кто-то из жителей Березова или Обдорска является посредником в переписке между Веригиным и Изюмченко. В результате негласного наблюдения было установлено, что письма пересылались через березовского мещанина Михаила Дмитриевича Никитина. Губернатор предписал произвести у него обыск, приурочив ко времени, когда у Никитина будет находиться переписка![180 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 86–87.] После этого сведений о перехвате нелегальной почты в документах нет. Вероятно, опасаясь очередной пролонгации ссылки, переписка была сведена Веригиным к минимуму, который не был обнаружен полицией, либо она велась в дозволенных рамках.
Авторитет Веригина среди духоборов был очень высок, и они пытались поддерживать постоянную связь с лидером не только посредством переписки, но и личных встреч, что сам Веригин считал излишним[181 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 37.]. Презирая трудности неимоверно далекого и трудного пути, препятствия, чинимые администрацией, используя разные способы и возможности, единоверцы пытались добраться до «божественного». Особенно настойчив был в этом М.С. Андросов. Первый раз он был остановлен в Березове в ноябре 1895 г. Несмотря на запрет, под покровом ночи он все же уехал в Обдорск и смог встретиться с Веригиным. Второй раз он был остановлен в Собских юртах в начале 1897 г. и принудительно отправлен в место постоянного жительства[182 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 28–29 об., 101, 103–103 об. Воспоминания о путешествиях 1895, 1896 гг. были опубликованы В.Д. Бонч-Бруевичем. См.: Андросов М.С., П[ланиди]н П.В. Мое путешествие: рассказ члена христианской общины всемирного братства Михаила Андросова // Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола / под. ред. В.Д. Бонч-Бруевича. — СПб., 1908. — Вып. 1. — С. 74–146. Впервые часть этого дневника под названием «Мое путешествие. Рассказ члена христианской общины всемирного братства Михаила Андросова» увидела свет в английском издании 1901 г. С. 177–201.].
В конце 1896 г. департамент полиции информировал тобольскую администрацию о делегации духоборов, выехавших еще 20 мая с Кавказа в Сибирь, для свидания с Веригиным. Но, как оказалось, они были задержаны уже в июне 1896 г. в Самарово[183 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 87–89 об.].
Соратники также снабжали Петра Васильевича и литературой. Особенно много посылал Л.Н. Толстой. Первые сведения о задержанной посылке с литературой относятся к весне 1896 г. 20 мая помощник березовского окружного исправника сообщал об изъятии сборника статей Толстого «Ходите в свет, пока есть свет», «Хозяин и работник», «Религия и нравственность», «Письмо Мадзини о бессмертии», «Суратская кофейня», «Карта», «Франсуаза» и «Три притчи». В декабре задержали брошюру В. Черткова «Напрасная жестокость»[184 - Там же. Л. 54, 79.]. За 1897-й и последующие годы сведений о задержании литературы в деле уже нет. Очевидно, что к этому времени полиции удалось наладить тотальный контроль над связями Веригина, удалить из Обдорска лиц неблагонадежных либо перехватывать их на дальних подступах к поселку. После того как к концу 1896 г. властям стало ясно, что контролировать переписку Веригина не удается, департамент полиции МВД предписывает местному руководству ужесточить наблюдение за ссыльным, его окружением и соратниками, которые находились в Березове. В последнем случае подразумевался Н.Т. Изюмченко, который тоже находился под гласным надзором, но его корреспонденция до начала 1897 г. не контролировалась, и часть переписки Веригина с внешним миром велась через него[185 - ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 85–86 об., 93–95.]. К этому же времени относятся и первые тревожные сигналы местной полиции о вредном влиянии Изюмченко на жителей Березова[186 - Там же. Л. 127–127 об. По свидетельству губернатора, Изюмченко оказывал давление на молодежь, которая часто собиралась у него дома для бесед. А одна из жительниц Березова — Н.П. Добровольская — так увлеклась учением (и, очевидно, самим духобором), что «бросила мужа и детей и перешла в его квартиру для совместной жизни», она также вернула властям свой аттестат об окончании Мариинской женской шолы в Тобольске, мотивируюя это тем, что рпинадлежит воле Бога и отрицает власть светскую и все, что от нее исходит (Там же. Л. 139 об. — 140). Позднее ее подвергают административной высылке в Сургут (Там же. Л. 163 об).].
Уплотнявшийся вокруг переписки Веригина контроль единоверцы пытались преодолеть, используя самые разные способы Одна из последних известных таких попыток прорвать «блокаду» относится к 1899 г. В январе 1899 г. березовский уездный исправник доносил губернатору о задержании в Березове «персидского подданного» Махмуда Джафара Кули-оглы и отобрании у него двух писем, адресованных родственникам, проживающим в «Марате» (так в документе!). При задержании у него также были изъяты несколько клочков бумаги с адресами разных лиц[187 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 66.]. Персидский подданный сообщил, что якобы предпринял путешествие в село Обдорское «с целью ознакомления с городами Российской империи и Сибири и вместе с тем для приискания на пути заработков». Далеконько забрался! Исправник, конечно, не поверил заверениям экзотичного путешественника и полагал, что единственной его целью была встреча с Веригиным. Он предположил даже, что Кули-оглы разделяет взгляды Веригина, поскольку отказывался от мясной пищи, а в письмах, отобранных при аресте, слал приветы «братьям и сестрам христианской общины»[188 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 66 об. М.Д. Кули-оглы был задержан 23 января в Березове исправником Кремером за нарушение паспортного режима. У арестованного был только национальный паспорт и русский билет на проезд через границу, выданный генконсульством в Азербайджане (вероятно, речь может идти об иранской части Азербайджана) 30 июля 1898 г. Проживал он в Баку и Александрополе. 6 февраля 1899 г. предписанием губернатора он был освобожден из-под ареста с предупреждением, что должен оформить специальный документ. (Там же. Л. 68–75 об.). Как кажется, взаимодействие духоборчества с другими духовно-религиозными течениями, в том числе и нехристианского происхождения, тема не исследованная. Между тем в силу своей открытости духоборы вполне могли контактировать с близкими им по духу направлениями неортодоксального ислама.].
Пребывание в столь стесненных условиях было тяжким испытанием. Веригину было запрещено покидать пределы Обдорска. Попытка обустроить отдельный небольшой домик была безуспешной. По требованию полиции он вынужден был жить в городке и снимать квартиру за 6 рублей в месяц[189 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 21.]. Но в письме от 14 февраля 1896 г. Веригин сообщал своим единоверцам, что снимает квартиру у Агафьи Андреевны Булыгиной за 10 руб.[190 - Материалы к изучению и истории… 1901. С. 70.] Живую зарисовку о хозяйке оставил один из ссыльных: «Первоначально Петр Васильевич поселился в одном из лучших домов Обдорска — “на губернаторской квартире”. Тем не менее, квартира эта имела одно очень существенное неудобство. Квартирная хозяйка, очень почтенная старушка, исполняла в Обдорске роль местной прессы и, как всякий репортер, была чрезвычайно любопытна. Для удовлетворения этой потребности, ставшей необходимостью ее существования, она прибегала ко всевозможным, иногда очень неблаговидным средствам, вроде подслушивания, подглядывания и прочее. Никакие, сколько-нибудь серьезные и в некотором роде интимные, разговоры были невозможны в этой квартире, и даже более или менее частое посещение Петра Васильевича для обдорского обывателя, ввиду этого обстоятельства, было не совсем удобно, угрожая ему возможностью получить разного рода неприятности со стороны не в меру бдительного обдорского начальства»[191 - Материалы к изучению и истории… 1901. С. 206–207], Любые попытки покинуть Обдорск пресекались. Близкие люди удалялись.
Истинной радостью и отдушиной был приезд новых людей из центра, с которыми Веригин сразу заводил знакомство и даже переправлял через них письма. Летом 1897 г. в Обдорске работали студенты Санкт-Петербургского университета В.Ф. Држевецкий и К.М. Дерюгин. Кто-то из них передал Л.Н. Толстому письмо Веригина от 2 сентября 1897 г.[192 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 31.] Возможно, что это был Дерюгин, поскольку он поддерживал переписку с Веригиным. Так, в начале февраля 1898 г. березовский окружной исправник в очередном сообщении о задержке веригинской корреспонденции, упоминает письмо от Дерюгина из Петербурга[193 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 187.]. В компании петербургских студентов Веригин неоднократно покидал пределы поселка, за что не раз выслушивал порицания и привлекался к ответственности. Первый раз он отлучился с ними 4 августа до рыболовного песка И.А. Рочева, но был возвращен стражником Москвитиным 6 числа. Второй раз он отсутствовал с 22 по 24 августа. За эти отлучки окружной исправник просил губернатора привлечь ссыльного к административной ответственности[194 - Там же. Л. 148–148 об., 156–156 об.,]. Дело рассматривалось в мировом суде дважды, 30 сентября 1897-го и 28 февраля 1898 г. И дважды Веригин был оправдан за отсутствием состава преступления[195 - Там же. Л. 150–151, 173–174.].
Это событие побудило Веригина еще раз обратиться к тобольскому губернатору с просьбой перевести его в место, где можно было бы заниматься сельским хозяйством, и более дешевое по сравнению с Обдорском. В прошении Веригин указывал на известное противоречие, которое значительно затрудняло его пребывание в Обдорске. Хозяйственная жизнь маленького поселения на Полярном круге и благополучие его населения базировались на добыче рыбы. Короткое северное лето почти все обдоряне проводили на рыбных песках вдалеке от поселка. Хотел ли Веригин это обстоятельство использовать для того, чтобы просто иметь легальную возможность покидать Обдорск, или действительно его материальное положение к тому времени стало настолько затруднительным, что он стал рассматривать рыбную ловлю как возможный источник средств существования? Но он говорил о том, что, не отлучаясь на ловлю, жить в Обдорске может только человек с «даровым содержанием»[196 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 168–169.]. И в случае, если перевод сочтется невозможным, то просил «дать распоряжение полицейскому правлению, чтобы не стесняло…в выездах из села Обдорска для рыбных промыслов, которые необходимы как добывание хлеба». Помощь единоверцев, по-видимому, составляла важную часть бюджета ссыльного духобора. Так, у группы кавказских духоборов, задержанных в 1896 г. в Самарово, полиция обнаружила 1155 рублей, из которых 1140 были изъяты.
Последнюю попытку перебраться в места, более благоприятные для земледелия, Веригин предпринял в январе 1899 г. В прошении от 21-го января он обращался к березовскому исправнику с просьбой разрешить проживание в Березове. Для него, не получавшего никакой государственной помощи, было важно перебраться из дорогого Обдорска. Он приводит некоторые цифры, ярко иллюстрирующие элементы повседневной жизни. Например, сажень дров в Березове стоила рубль «с небольшим», а в Обдорске 3 и 3,5, молоко крынка 5 копеек, а в Обдорске — 10. Кроме того, он по-прежнему мечтал заниматься огородничеством, овладел столярным ремеслом и предполагал «сбывать свою работу чиновному люду в Березове». Но к тому времени система наблюдения за ссыльным в Обдорске была уже отлажена, и березовский исправник А. Смирнов посчитал, что перевод в уездный центр будет нежелательным в том числе и потому, что контролировать контакты в более многолюдном Березове было бы сложнее[197 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 90–90 об.].
По свидетельству игумена Иринарха, в последние годы ссылки образ жизни Петра Васильевича изменился. Как пишет игумен, он «опустился», стал пить вино и есть мясо, чего он не позволял себе прежде[198 - Шемановский И.С. Избранные труды… С. 254.]. Так ли это на самом деле? У нас есть серьезные основания не доверять свидетельствам Шемановского. Как всякий смертный, он склонен был к умолчанию некоторых фактов. Например, он совсем ничего не пишет о диспуте, который состоялся у причта с Веригиным весной или летом 1898 г. Веригин сообщает о нем в письме Толстому от 16 августа этого же года[199 - Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 36–37.]. В марте 1899 г. березовский уездный исправник сообщал губернатору сведения о диспуте, который состоялся между Веригиным и миссионерами летом 1898 г. О содержании диспута департамент полиции узнал из письма Веригина Семёну Конкину и еще в августе 1898 г. запросил у губернатора дополнительную информацию об этом событии[200 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 102–102 об.ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 104–105 об.]. Исправнику удалось узнать, что в один из праздничных дней в начале июня 1897 г. настоятель Обдорской миссии иеромонах Иринарх (Шемановский) обратился к собравшимся, среди которых был и Веригин, с проповедью. В своем слове он, останавливаясь на церковных установлениях и обрядности, предостерегал слушателей от заблуждений, в которые впадали некоторые сектанты, в том числе и духоборы. После окончания службы Веригин обратился к настоятелю с просьбой дать разъяснения о воззрениях духоборов на религию и иконопочитание. Такой диспут состоялся. В тот вечер в миссионерской церкви после вечернего богослужения собралось необычно много народу. Настоятель во вступительном слове перечислил все «несогласия» воззрений духоборов с учением православной церкви. В прениях принимали участие иеромонахи Иринарх и Василий и Веригин.
По словам исправника, Веригин давал разъяснения неясные, сбивчивые, ни разу не доводя их до конца и часто перебегая с одного предмета суждения на другой, неожиданно требовал от миссионеров прочитать ему отрывок из Евангелия, а когда настоятель несколько мешкал, Веригин насмешливо говорил: «…учишь, а еще Евангелия-то хорошо не знаешь!». В конце концов, когда миссионерам показалось, что комментарии Веригина к текстам слишком оригинальны или, как сказано в рапорте, «снова неясное и даже неподходящее к делу разъяснение», диспут был прекращен[201 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 104–105 об].
Со своей стороны исправник находил «неудобным» организацию подобных публичных прений, резонно при этом замечая, «что большинство жителей с. Обдорского по совершенной необразованности своей будут следить при этом не за смыслом прений, а лишь за внешней стороной их…». По этому поводу у исправника состоялась беседа с настоятелем миссии Иринархом, в которой тот заявил, что он как священник и миссионер «просто обязан вести подобные прения и ведения их никто не может запретить».
Накал страстей вокруг Веригина начинает стихать к началу 1900-х гг. Еще в октябре 1899 г. начальник Тобольского жандармского управления сообщал губернатору о том, что, по некоторым сведениям, Веригин во время пребывания в Обдорске знакомился с людьми «низшего класса», к коим относил зырян и рабочих, находившихся на рыбных промыслах, как будто бы подстрекал их к стачкам и неповиновению хозяевам. Было несколько случаев ухода рабочих от хозяев, и «Веригин поощрял их за это», помогал им деньгами и съестными припасами. Но в качестве доказательства приводит всего лишь один пример, который якобы был связан с влиянием Веригина. От тобольского рыбопромышленника Косолапова «будто бы (!) ушли несколько человек рабочих»[202 - В «Списке рыболовных угодий по рр. Оби и Иртышу» Дунина-Горкавича упоминается только один песок, принадлежавший К.И. Косолапову. Это было довольно крупное предприятие. Здесь располагалось 6 жилых зданий, 5 нежилых и баня. См.: Дунин-Горкавич А.А. Тобольский Север: в 3 т. — М.: Либерея, 1995. — Т. 1: Общий обзор страны, ее естественных богатств и промышленной деятельности населения. — Приложение I, С. 16]. Часть из них под давлением станового пристава вернулась на пески, а трое — крестьяне Байкаловской волости Мартын Репин, Григорий Булашев и крестьянин Дубровской волости Алексей Чупин — остались в Обдорске, и Веригин помогал им. Кроме того, сообщал жандармский чиновник, Веригин оказывал явное неуважение к церковной службе и православной вере тем, что в праздничные дни во время службы работал и якобы путем подкупа совращал к переходу из православия в секту. В качестве примера приводится рядовой Медведев, которому Веригин опять «будто бы» дал 4 рубля за то, чтобы тот не ходил в церковь, не молился Богу и не почитал икон[203 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. 122–123 об.]. Складывается впечатление, что у жандармерии не было четкого представления о реальном положении дел и документ составлял не человек, ответственный за сбор информации, который располагал целым штатом осведомителей, а начальник «сарафанного радио». Тем не менее это последний документ, в котором говорится о проступках (вероятных) поднадзорного. Более, впредь до самого освобождения, никакой информации о нарушении порядка со стороны Веригина администрация не получит.
Имеющиеся документы ясно свидетельствуют о том, что власть пыталась полностью изолировать Веригина от внешнего мира. Все попытки его соратников или родственников проникнуть в Обдорск пресекались немедленно, особо настойчивых наказывали. Постепенно ужесточались условия переписки и содержания. Но это ужесточение режима никогда не принимало вида разнузданности, пренебрежительности и полного игнорирования личного достоинства человека. Более того, ссыльный мог обращаться лично к губернатору и требовать от него отчетности о пересылке почты по назначению. Едва ли и мыслимая форма общения осужденного и власти в XX столетии! И пока нет никаких веских доказательств того, что дух Веригина был сломлен, что он изменил своим взглядам. Именно к периоду обдорской ссылки относится создание Веригиным знаменитого псалма, который называют «декларацией братской жизни»[204 - Семин Н.В. Духоборы // http://chri-soc.narod.ru/duhobor.htm]. Несокрушимость взглядов Веригина отмечала и власть. В последнем «списке» — своеобразной характеристике, подготовленной местной полицией перед освобождением Веригина из ссылки в 1902 г., — констатировалось, что «поднадзорный своих взглядов на религию, церковную иерархию, иконопочитание не изменил, продолжает считать воинскую повинность ограничением свободы личности… Высказываемое ранее неуважение и непокорность местным властям ныне ни в чем не обнаруживается. Исключая двух-трех человек проживающих в Обдорске зырян Архангельской губ., ни с кем из жителей села он знакомство теперь не ведёт. Совращений в духоборческую секту замечено не было. Постоянно бывает занят или столярным, или токарным, или малярным ремонтом. В течение некоторого времени был замечен в незаконном сожительстве с женой остяка Сотруева»[205 - ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп.16.Д.45. Л. 171, 172.].
Дух не был сломлен, и он не изменял своим принципам. Совершенно очевидно, что к началу 1900-х гг. кардинально изменяется ситуация в самом духоборческом движении. Ситуация, которая потребовала от Веригина изменения стратегии поведения с одной целью — избежать продления срока ссылки. Его таланты, его сила духа требовались там, на чужбине, где в тот момент уже находились тысячи его духовных братьев и сестер. Усилия, потраченные на переиначивание обдорского общества, были обречены на неудачу, точнее результаты были весьма скромны, и рассчитывать на что-то более весомое было бессмысленно. Вероятно, Веригин хорошо понимал это. В одном из писем Петр Васильевич сокрушался по поводу обдорского общества, зараженного духом торгашества и наживы, В дни проведения ярмарки этому духу были подвержены даже те, кто в глазах Веригина виделся способным принять или хотя бы в некоторой степени соответствовать взглядам настоящего человека-христианина. В таких обстоятельствах он сумел перестроить себя, подчинить свою жизнь в Обдорске в последние два-три года ссылки достижению более важной цели.
В сентябре 1902 г. П.В. Веригин наконец-то покинет Обдорск и отправится в долгое путешествие к своим братьям в Канаду. Духоборам и там пришлось очень нелегко. В короткие сроки, достигнув впечатляющих экономических успехов, в 1924 г. они лишились своего лидера, который трагически погиб при невыясненных обстоятельствах, потом долгое время подвергались гонениям и преследованиям. Западному индивидуалистическому менталитету были чужды коллективистские устремления и идеалы духоборов. Призрак коммунизма мерещился канадским властям в коллективном землепользовании и труде, и они предпримут колоссальные усилия, в том числе и насильственного характера, чтобы, если не уничтожить, то хотя бы предотвратить распространение духоборческих идей.
Сноски
141
Громова-Опульская Л.Д. Диалог учителей жизни // Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 6.
142
Бонч-Бруевич В. Вступительная статья // Материалы к истории и изучению русского сектантства. Вып. 1: Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина / ред., авт. вступ. ст., примеч. В. Бонч-Бруевич, авт. предисл. В. и А. Чертковы. Christchurch, Hants: Свободное слово, 1901. — С. XXIII–XXXI.
143
Малахова И.А. Духовные христиане. — М.: Политиздат, 1970. С. 67–68.
144
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 21.
145
Это и неудивительно, в свое время протесты сектантов активно использовались в политических целях революционерами. Как представляется, первым на политическом аспекте выступлении духоборов акцентировал внимание Бонч-Бруевич. Об этом он писал во вступительной статье к публикации писем Веригина 1885–1899 гг. См.: Материалы к истории и изучению… 1901. С. IХ-LVIII.
146
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 3–4 об., 12, 141.
147
Там же. Л. 11.
148
Путешествие к Веригину П.В. Рассказ духоборца И. П. Обросимова // Материалы к истории и изучению… 1901. С. 173–177.
149
Громова-Опульская Л.Д. Диалог… — С. 3. П.В. Веригин в это время находился в Бутырской тюрьме, а 10 числа отправлялся по этапу дальше в Сибирь.
150
Летом 1895 г. духоборы устроят массовую акцию сожжения оружия, что вызовет волну репрессий со стороны государства и эмиграцию духоборов.
151
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 23–23 об., 24 об., 26–26 об.
152
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 203–206. Поскольку эти воспоминания принадлежали политическому ссыльному, который в то время еще находился в ссылке в Восточной Сибири, Бонч-Бруевич фамилии автора не называет. В примечании указаны были только инициалы И.Р.
153
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 19, 21.
154
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 207–209.
155
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 58–60.
156
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 37–38.
157
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 97, 119; 98, 99–100, 118, 123.
158
Шемановский И.С. Избранные труды / сост., авт. вступ. ст. Л.Ф. Липатова. — М.: Сов. спорт, 2005. — С. 254.
159
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 56–60.
160
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 20.
161
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 64–68.
162
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 83.
163
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 72–72 об.
164
Там же. Л. 73–74 об., 76–67 об., 83–84 об.
165
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 44 об.
166
Там же. С. 44 об.
167
Вероятно, письмо так и не было отправлено, в 90-томном собрании сочинений Л.Н. Толстого письма с таким адресантом не встречается.
168
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 41–41 об.
169
Мы пока не можем проследить жизненный путь Степанова, выяснить степень влияния на его мировоззрение взглядов Веригина. Духобором, по-видимому, он все-таки не стал, но равнодушным к окружающей действительности точно не был. Его фамилия встречается среди жертвователей на строительство Народной аудитории в Тобольске и среди участников съезда уполномоченных крестьянских и инородческих обществ Тобольского уезда, состоявшегося 15–17 декабря 1905 г. См.: Сибирский листок: 1901–1907 / сост. В. Белобородов (при участии Ю. Мандрики). — Тюмень: Мандр и К^а^, 2003. — С. 386–390.
170
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 71–76 об.
171
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 61–63
172
Там же. Л. 107–108.
173
Там же. Л. 78а, 154А–154А об, 154–154 об, 78в–78в об.
174
Варвара Васильевна Конкина, родная сестра П.В. Веригина, приехала на Север вслед за своим мужем Е.И. Конкиным, сосланным на Мезень.
175
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 40–40 об.
176
Там же. Л. 113–114, 121.
177
Там же. Л. 139–140 об.
178
Материалы к истории и изучению… 1901. С. 136. Прекращение переписки в 1900–1902 гг. было не только последствием запрещения. Возможно, это был именно тот редкий случай, когда стремление власти минимизировать до предела общение ссыльного совпало с его желанием на некоторое время «оставить грамоту». О таком намерении он упоминал в письмах к И.М. Трегубову в 1895 г. и Н. Изюмченко в 1896 г. См.: Там же. — С. 28, 35.
179
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 180.
180
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 86–87.
181
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 37.
182
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 28–29 об., 101, 103–103 об. Воспоминания о путешествиях 1895, 1896 гг. были опубликованы В.Д. Бонч-Бруевичем. См.: Андросов М.С., П[ланиди]н П.В. Мое путешествие: рассказ члена христианской общины всемирного братства Михаила Андросова // Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола / под. ред. В.Д. Бонч-Бруевича. — СПб., 1908. — Вып. 1. — С. 74–146. Впервые часть этого дневника под названием «Мое путешествие. Рассказ члена христианской общины всемирного братства Михаила Андросова» увидела свет в английском издании 1901 г. С. 177–201.
183
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 87–89 об.
184
Там же. Л. 54, 79.
185
ГБУТО ГАТ Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 85–86 об., 93–95.
186
Там же. Л. 127–127 об. По свидетельству губернатора, Изюмченко оказывал давление на молодежь, которая часто собиралась у него дома для бесед. А одна из жительниц Березова — Н.П. Добровольская — так увлеклась учением (и, очевидно, самим духобором), что «бросила мужа и детей и перешла в его квартиру для совместной жизни», она также вернула властям свой аттестат об окончании Мариинской женской шолы в Тобольске, мотивируюя это тем, что рпинадлежит воле Бога и отрицает власть светскую и все, что от нее исходит (Там же. Л. 139 об. — 140). Позднее ее подвергают административной высылке в Сургут (Там же. Л. 163 об).
187
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 66.
188
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 66 об. М.Д. Кули-оглы был задержан 23 января в Березове исправником Кремером за нарушение паспортного режима. У арестованного был только национальный паспорт и русский билет на проезд через границу, выданный генконсульством в Азербайджане (вероятно, речь может идти об иранской части Азербайджана) 30 июля 1898 г. Проживал он в Баку и Александрополе. 6 февраля 1899 г. предписанием губернатора он был освобожден из-под ареста с предупреждением, что должен оформить специальный документ. (Там же. Л. 68–75 об.). Как кажется, взаимодействие духоборчества с другими духовно-религиозными течениями, в том числе и нехристианского происхождения, тема не исследованная. Между тем в силу своей открытости духоборы вполне могли контактировать с близкими им по духу направлениями неортодоксального ислама.
189
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 21.
190
Материалы к изучению и истории… 1901. С. 70.
191
Материалы к изучению и истории… 1901. С. 206–207
192
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 31.
193
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 187.
194
Там же. Л. 148–148 об., 156–156 об.,
195
Там же. Л. 150–151, 173–174.
196
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 15. Д. 25. Л. 168–169.
197
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 90–90 об.
198
Шемановский И.С. Избранные труды… С. 254.
199
Л.Н. Толстой и П.В. Веригин: переписка… — С. 36–37.
200
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 102–102 об.
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 104–105 об.
201
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. Л. 104–105 об
202
В «Списке рыболовных угодий по рр. Оби и Иртышу» Дунина-Горкавича упоминается только один песок, принадлежавший К.И. Косолапову. Это было довольно крупное предприятие. Здесь располагалось 6 жилых зданий, 5 нежилых и баня. См.: Дунин-Горкавич А.А. Тобольский Север: в 3 т. — М.: Либерея, 1995. — Т. 1: Общий обзор страны, ее естественных богатств и промышленной деятельности населения. — Приложение I, С. 16
203
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 16. Д. 45. 122–123 об.
204
Семин Н.В. Духоборы // http://chri-soc.narod.ru/duhobor.htm
205
ГБУТО ГАТ. Ф. 152. Оп.16.Д.45. Л. 171, 172.