Мои воспоминания: Избранные произведения
Н. М. Чукмалдин
ЕЛЕОНСКИЕ ГОРЫ
24 МАРТА.
Сегодня поехали мы на ослах на Елеонские горы. Минуя Яффские ворота, мы обогнули значительную часть Иерусалимской стены, спустились косогором к подошве Кедронского потока и поднялись тропой на половину Елеонской горы, по направлению к южному, крутыми террасами спускающемуся в долину мысу. Там, среди известковых камней и впадин, проводник-кавас остановил наше внимание, что тут находится могила св. Лазаря. Мы сошли с ослов и полезли по крутой и узкой лестнице в каменную двухэтажную могилу-пещеру. Глубокая, седая старина веет от всего нас окружающего: большие почерневшие камни стен, стёртые ступени лестниц, узкие проходы, где нужно зачастую чуть не ползком пробираться к самому месту могилы, и спёртый тёплый воздух — всё и вся действуют на наше воображение каким-то грустным настроением. Восковые свечи, зажжённые при входе в склеп, слабо освещали спуск, и тёмное пространство впереди казалось нам какой-то чёрной бездной, куда спускаться было очень страшно. Мы остановились, наконец, под низкими сводами могилы, где виднелась только пыльная земля и небольшое углубление да каменные известковые стены, накрытые овальным сводом. Поклонившись святому месту, мы поскорей пошли обратно на свежий воздух — затхлый запах и абсолютная темнота заставили невольно сократить время осмотра.
Разместившись снова на ослах, извилистой тропой, где нельзя проехать колесным экипажем, мы поднялись с в. стороны на темя среднего массива Елеонской горы, обращённого к Иордану и Мёртвому морю. Кавас привёл нас к месту, принадлежащему теперь Палестинскому обществу, где архимандрит Антонин соорудил замечательную церковь, маленький виноградник и сад в палестинском смысле, в котором несколько пальм составляют его главное украшение. Всё тут ново на руинах и могилах старых, о которых красноречиво говорит музей-могила, устроенный под сводами алтаря из костей и черепов усопших отшельников, а может быть, и узников, замученных гонителями христианского учения.
Мы прошли в церковь, ещё тогда недостроенную, поднялись на колокольню и ахнули от восторга, глядя на вид, оттуда нам открывшийся. Вон виднеется синяя матовая овальная полоса Мёртвого моря, из-за которой глядят на нас скалистые безжизненные берега его, кажущиеся издали, в мареве прозрачного тумана, такими красивыми, что глаз оторвать от них не хочется. Вон р. Иордан, выглядывающая едва заметной голубой лентой между впадин и холмов, примыкающих к Мёртвому морю. А вон, около низкого холма, и место, где, по преданию, принял крещение Иисус Христос и где глас свыше благовестил людям: «Се есть сын Мой возлюбленный, о Нём же благовестих».
И вид ландшафта, и места священные, связанные с дорогими каждому христианину воспоминаниями, рассматривались нами с душевным трепетом и благоговением. Читая Евангелие, слушая рассказы очевидцев этих мест, воображение наше рисовало нам и очертания Иудейских гор, и вид долин иерусалимских в ином расположении и освещении, чем предстоят они наяву теперь перед нашими глазами. Одно сознание, что вот на этом месте, вон на том камне, вот на этом крутом спуске, быть может, стоял, сидел и ходил святыми стопами Спаситель мира; одно это сознание, повторяю, даёт такую цену созерцанию, что для него никакая грань не кажется высокой.
Отдохнув немного, мы поехали на высшую точку горы Вознесения. Там, в открытом, но огороженном высокой каменной стеной пространстве стоит небольшое здание, превращённое в мечеть, куда навален разный домашний скарб арабов, в котором лежит на полу камень шероховатой поверхности, с которого совершилось вознесение Иисуса Христа на небо. Восторженное благочестие христиан видит на камне отпечаток босой ноги, оставленной Христом Спасителем.
По выходе из мечети, повернув налево, начинается крутой спуск к Иерусалиму. Вот отсюда-то часто смотрел Христос на этот город. Здесь Он сказал Своим ученикам пророческие слова, гласящие, что не останется от разрушения в этом великолепном городе камня на камне. И теперь Иерусалим — жалкие остатки прежнего величия и славы. Это руины, кое-где подмазываемые и даже не напоминающие своей внешностью прежнего блеска, несмотря на жертвы, приносимые со всех сторон христианского мира. И всё-таки город, даже теперь, с Елеонской горы представляется поразительно красивым. Глаз не хочется оторвать, глядя на живописную картину построек, покрытых разнообразными плоскими куполами, среди которых на высоком холме на том месте и на том фундаменте, где был храм Соломона, гордо красуется Омарова мечеть, а за нею направо с двумя куполами виден храм Гроба Господня. Да будет благословенно имя твоё, святой страдальческий город, во все грядущее время, каким ты был до сих пор для всего христианского мира!
По крутому спуску поехали мы вниз и у подножия горы, на левом берегу Кедронского потока, смотрели Гефсиманский сад, теперь занятое место католиками. В стене каменной ограды этого монастыря указывают камень (обломок круглого столба), у которого привязан был Христос. В саду растут восемь громадных деревьев маслин, таких древних, что усердие христиан относит их ко временам земной жизни Христа Спасителя. Сад разбит дорожками на маленькие квадраты и овалы, в которых зеленеют и цветут душистые растения. Монах-садовник, получая лепты, даёт желающим маленький букетик.
В глубине долины того же Кедронского потока виднеется квадратное, серо-пепельное, с плоской крышей старое здание — это храм погребения Божией матери. Всё тут веет глубокой стариной и на всём лежит древняя печать, которую подделать нельзя и невозможно. Спустившись по 12-ти ступеням в маленький дворик храма, вы видите направо пещеру, в глубине которой указывают вам на место, где взят был стражей Христос, чтобы идти на суд Пилата, на крестное страдание и смерть. По выходе из пещеры, направо, через узкие железные двери открывается вход в храм — в тёмное глубокое подземелье. Широкая лестница с протёртыми 50-тью ступенями приводит вас в подземную церковь, тёмную и сырую, но довольно обширную, едва-едва освещаемую теплющимися лампадами перед иконами и горящею свечой нашего проводника-монаха. На правой стороне церкви, в нише глыбы скалы, стоит великая святыня — гроб Пресвятой Богородицы. Среди церкви находится колодец-цистерна с чистой и вкусной водой. С зажжёнными свечами в руках мы обошли этот храм, осмотрели тёмные влажные стены, поклонились могилам св. Захария и Анны и вышли из храма с напутствием монаха, отвесившего нам низкие поклоны.
Вниз по Кедронскому потоку, как раз против стены- фундамента бывшего храма Соломона, стоит небольшая конусообразная башня — это могила или памятник Авессалому, сыну Соломона, возмутившемуся против великого отца, который на память потомству приказал сделать на памятнике символ — угрожающую мечом руку. Ещё далее вниз, по бывшему течению Кедрона, виден вход в пещеру-могилу каких-то пророков. Отсюда вся нижняя котловина потока называется Иосафатовой долиной, в которую когда-то «соберутся все языцы».
Н. М. Чукмалдин
ЕЛЕОНСКИЕ ГОРЫ
24 МАРТА.
Сегодня поехали мы на ослах на Елеонские горы. Минуя Яффские ворота, мы обогнули значительную часть Иерусалимской стены, спустились косогором к подошве Кедронского потока и поднялись тропой на половину Елеонской горы, по направлению к южному, крутыми террасами спускающемуся в долину мысу. Там, среди известковых камней и впадин, проводник-кавас остановил наше внимание, что тут находится могила св. Лазаря. Мы сошли с ослов и полезли по крутой и узкой лестнице в каменную двухэтажную могилу-пещеру. Глубокая, седая старина веет от всего нас окружающего: большие почерневшие камни стен, стёртые ступени лестниц, узкие проходы, где нужно зачастую чуть не ползком пробираться к самому месту могилы, и спёртый тёплый воздух — всё и вся действуют на наше воображение каким-то грустным настроением. Восковые свечи, зажжённые при входе в склеп, слабо освещали спуск, и тёмное пространство впереди казалось нам какой-то чёрной бездной, куда спускаться было очень страшно. Мы остановились, наконец, под низкими сводами могилы, где виднелась только пыльная земля и небольшое углубление да каменные известковые стены, накрытые овальным сводом. Поклонившись святому месту, мы поскорей пошли обратно на свежий воздух — затхлый запах и абсолютная темнота заставили невольно сократить время осмотра.
Разместившись снова на ослах, извилистой тропой, где нельзя проехать колесным экипажем, мы поднялись с в. стороны на темя среднего массива Елеонской горы, обращённого к Иордану и Мёртвому морю. Кавас привёл нас к месту, принадлежащему теперь Палестинскому обществу, где архимандрит Антонин соорудил замечательную церковь, маленький виноградник и сад в палестинском смысле, в котором несколько пальм составляют его главное украшение. Всё тут ново на руинах и могилах старых, о которых красноречиво говорит музей-могила, устроенный под сводами алтаря из костей и черепов усопших отшельников, а может быть, и узников, замученных гонителями христианского учения.
Мы прошли в церковь, ещё тогда недостроенную, поднялись на колокольню и ахнули от восторга, глядя на вид, оттуда нам открывшийся. Вон виднеется синяя матовая овальная полоса Мёртвого моря, из-за которой глядят на нас скалистые безжизненные берега его, кажущиеся издали, в мареве прозрачного тумана, такими красивыми, что глаз оторвать от них не хочется. Вон р. Иордан, выглядывающая едва заметной голубой лентой между впадин и холмов, примыкающих к Мёртвому морю. А вон, около низкого холма, и место, где, по преданию, принял крещение Иисус Христос и где глас свыше благовестил людям: «Се есть сын Мой возлюбленный, о Нём же благовестих».
И вид ландшафта, и места священные, связанные с дорогими каждому христианину воспоминаниями, рассматривались нами с душевным трепетом и благоговением. Читая Евангелие, слушая рассказы очевидцев этих мест, воображение наше рисовало нам и очертания Иудейских гор, и вид долин иерусалимских в ином расположении и освещении, чем предстоят они наяву теперь перед нашими глазами. Одно сознание, что вот на этом месте, вон на том камне, вот на этом крутом спуске, быть может, стоял, сидел и ходил святыми стопами Спаситель мира; одно это сознание, повторяю, даёт такую цену созерцанию, что для него никакая грань не кажется высокой.
Отдохнув немного, мы поехали на высшую точку горы Вознесения. Там, в открытом, но огороженном высокой каменной стеной пространстве стоит небольшое здание, превращённое в мечеть, куда навален разный домашний скарб арабов, в котором лежит на полу камень шероховатой поверхности, с которого совершилось вознесение Иисуса Христа на небо. Восторженное благочестие христиан видит на камне отпечаток босой ноги, оставленной Христом Спасителем.
По выходе из мечети, повернув налево, начинается крутой спуск к Иерусалиму. Вот отсюда-то часто смотрел Христос на этот город. Здесь Он сказал Своим ученикам пророческие слова, гласящие, что не останется от разрушения в этом великолепном городе камня на камне. И теперь Иерусалим — жалкие остатки прежнего величия и славы. Это руины, кое-где подмазываемые и даже не напоминающие своей внешностью прежнего блеска, несмотря на жертвы, приносимые со всех сторон христианского мира. И всё-таки город, даже теперь, с Елеонской горы представляется поразительно красивым. Глаз не хочется оторвать, глядя на живописную картину построек, покрытых разнообразными плоскими куполами, среди которых на высоком холме на том месте и на том фундаменте, где был храм Соломона, гордо красуется Омарова мечеть, а за нею направо с двумя куполами виден храм Гроба Господня. Да будет благословенно имя твоё, святой страдальческий город, во все грядущее время, каким ты был до сих пор для всего христианского мира!
По крутому спуску поехали мы вниз и у подножия горы, на левом берегу Кедронского потока, смотрели Гефсиманский сад, теперь занятое место католиками. В стене каменной ограды этого монастыря указывают камень (обломок круглого столба), у которого привязан был Христос. В саду растут восемь громадных деревьев маслин, таких древних, что усердие христиан относит их ко временам земной жизни Христа Спасителя. Сад разбит дорожками на маленькие квадраты и овалы, в которых зеленеют и цветут душистые растения. Монах-садовник, получая лепты, даёт желающим маленький букетик.
В глубине долины того же Кедронского потока виднеется квадратное, серо-пепельное, с плоской крышей старое здание — это храм погребения Божией матери. Всё тут веет глубокой стариной и на всём лежит древняя печать, которую подделать нельзя и невозможно. Спустившись по 12-ти ступеням в маленький дворик храма, вы видите направо пещеру, в глубине которой указывают вам на место, где взят был стражей Христос, чтобы идти на суд Пилата, на крестное страдание и смерть. По выходе из пещеры, направо, через узкие железные двери открывается вход в храм — в тёмное глубокое подземелье. Широкая лестница с протёртыми 50-тью ступенями приводит вас в подземную церковь, тёмную и сырую, но довольно обширную, едва-едва освещаемую теплющимися лампадами перед иконами и горящею свечой нашего проводника-монаха. На правой стороне церкви, в нише глыбы скалы, стоит великая святыня — гроб Пресвятой Богородицы. Среди церкви находится колодец-цистерна с чистой и вкусной водой. С зажжёнными свечами в руках мы обошли этот храм, осмотрели тёмные влажные стены, поклонились могилам св. Захария и Анны и вышли из храма с напутствием монаха, отвесившего нам низкие поклоны.
Вниз по Кедронскому потоку, как раз против стены- фундамента бывшего храма Соломона, стоит небольшая конусообразная башня — это могила или памятник Авессалому, сыну Соломона, возмутившемуся против великого отца, который на память потомству приказал сделать на памятнике символ — угрожающую мечом руку. Ещё далее вниз, по бывшему течению Кедрона, виден вход в пещеру-могилу каких-то пророков. Отсюда вся нижняя котловина потока называется Иосафатовой долиной, в которую когда-то «соберутся все языцы».