Трава забвения
М. Л. Осколков





ДОРОГИ, КОТОРЫЕ НАМ ВЫБИРАЮТ


«Нет, судите наги народ не по тому, что

он есть, а по тому, чем желал бы стать.

А идеалы его сильны и святы, и они-то и

спасли его в века мучений».

    Ф. М. Достоевский


1.

КАК МЫ ДОШЛИ до жизни такой? Что нас ждет впереди? Как устроить нашу жизнь, в которой бы нашлось место правде, справедливости, доброте, незлобливости, нестяжательности? Думаю, эти и подобные им вопросы каждого из нас тревожат ежедневно.

Все мы понимаем, что живем в сложный, переломный момент истории нашего государства, который определит пути его развития, а значит, и нашу с вами судьбу, наших потомков на годы и годы вперед. Поэтому не искать ответов на поставленные вопросы, не влиять на развитие событий мы не имеем права. В противном случае судьба в очередной раз будет тащить и насиловать нас.

Хорошо помню послевоенную деревню. Главное впечатление тех лет – беспросветная нищета. На окнах в избах и горницах – ни штор, ни занавесок. Голые, застланные досками кровати, голые столы, стены и полы. Все, что можно было перешить в юбки, кофты, штаны, лопотины, уже давно перешито. Подрастающее поколение пело под гармонь, а чаще под балалайку: «Людям радость да веселье, а нам всё шапки из мешков... Да-да, шапки, юбки и штаны из мешков носили многие сельские дамы и кавалеры..."

И вечные разговоры о еде:  кто что варил, да кто из чего хлеб лепил. Хлеб – это так, для красного словца. Чаще всего стряпали его из отходов с примесью картошки, сухого толченого боярышного листа, березовой коры...

Но и из этой безысходности в какие-то особо отчаянные моменты нет-нет, да и прорывалось: «Колхозники – бедны пташечки, получили полетаю по две чашечки...»; «Всю пшеницу за границу – нам кино да радио (радио в нашей деревне, между прочим, тоже не было). Всю мякину переели, даже ж ... на диво!» Бывало, за такие отчебучки давали принудиловку не только взрослым, но и подросткам...

Вечная забота – где взять деньги для уплаты налогов государству. Денег не было, но платили. Спасали в этом случае огород и коровенка. Продавали картошку, скапливали маслица, несли на базар... Но ведь были еще и натуральные налоги. От той же коровы надо было безвозмездно отнести на местную молоканку триста литров молока, сдать государству 48 килограммов мяса, сто яиц, несколько килограммов шерсти. Натуральный этот налог доводился до каждого хозяина. Неважно, были у него скот и птица или на подворье «хоть шаром покати». Не рассчитался с государством – принудиловка!

И ежегодные государственные «добровольные» займы. Здесь каждому «добровольцу» приходилось вести противоборство с комиссией, состоящей из здоровых мужиков, которые в положенное время ели, пили, уходили по очереди отдыхать, а «доброхоты» были лишены всего этого. «Вот подпишись на триста рублей (а уж кому на сколько, определялось заранее) и пойдешь домой». Подписывали, а куда денешься?..

И работа, работа, работа – «от солнышка до месяца». Работа под жестким прессом председателей-надсмотрщиков, большей частью людей чужих, приезжих. В нашем колхозе «Гигант» вершителем женских судеб, царем и богом в одном лице был С. Вешкурцев. По утрам у нерасторопных хозяек заливал он печи водой, а их самих буквально выпинывал на работу. Сопротивлявшихся травил собакой и понужал плетью. Долгое время я думал, что нашему колхозу просто не повезло на председателя. Но позднее узнал, что и в соседнем селе Скородумском председатель М. Андреев действовал такими же методами. Значит, не повезло не нам одним?..

Отметим еще такую деталь: в 1947 году была проведена денежная реформа. Одновременно отменялась карточная система. Вместо прежних цен – низких пайковых и высоких коммерческих – вводились единые розничные. С этого момента начинается поэтапное снижение цен на продовольственные и промышленные товары (в 1947 году они были выше уровня 1940-го – в 3,2 раза). Жизнь в городе постепенно налаживалась. Деревню же еще почти целое десятилетие после войны жали и давили, морили голодом и истязали.

У этого социалистического выбора было лицо зверя, вымогателя и садиста. Уточним – это был сталинский социалистический выбор.


2.

После смерти «отца всех народов» к правящей верхушке пришло осознание существующих реалий. К 1953 году в разоренной войной стране темпы прироста сельхозпродукции составляли всего около двух процентов в год. Продовольствия катастрофически не хватало. В этот момент и была предпринята попытка реформы сельского хозяйства (сентябрьский Пленум ЦК КПСС 1953 года). Она предусматривала улучшение технического оснащения отрасли, сокращение изъятия не только необходимого, но и прибавочного продукта в колхозах и совхозах, отмену продовольственного налога с личных подсобных хозяйств, освоение целинных и залежных земель в восточных районах страны, всколыхнувшее народ. Благодаря целине, пожалуй, впервые за годы Советской власти в сельском жителе начали узнавать полноправного члена общества.

С положения раба крестьянин постепенно стал переходить на положение поденщика. Он стал получать на заработанный трудодень натуральную плату – в основном зерно, а колхозы побогаче стали платить и деньгами. Кроме того, ему было разрешено в довольно широких пределах заниматься личным подсобным хозяйством и использовать полученную продукцию в своих интересах.

В нашей деревне крестьянские дворцы быстро пополнялись живностью. Наиболее усердные хозяева завели по две, а то и по три коровы, по три-четыре овцематки со шлейфом молодняка, свиней. По вечерам к крестьянским дворам собирались табунки гусей, уток и индеек.

Разрешалось обрабатывать до половины гектара земли.

Появились и первые новостройки – дома, стайки, бани. Хозяйство приводилось в порядок. На окнах домов в обрамлении тюлевых штор заалели традиционные герани и бальзамины, стыдливая нагота кроватей прикрывалась пуховыми перинами и горками подушек, на полах запестрели домотканые половики, а на столах – радужные скатерти...

Ветер перемен подул в паруса реформы, и тогда казалось, что еще чуть-чуть, еще шаг – другой вперед, и придет осознание необходимости окончательного раскрепощения крестьянина, предоставления ему права хозяина. И он, озабоченный тревогой и маятой о завтрашнем дне, подчиняясь инстинкту самосохранения, превратит нашу землю в цветущий сад... Но в доверии человеку было отказано вновь так же, как в инициативе и смекалке, замешанных на его личном интересе. Важнейшее свойство личности (и едва ли не единственный источник хозяйственной инициативы) оказалось затоптанным.

Вместо вполне понятных и столь необходимых конкретных мер первая волна успеха дала другие ростки: «Ша! Перегоним США!»; «Ну, держись, корова, из штата Айова!» и прочее, и прочее...

Вместо дела едва ли не каждодневные нововведения, лихорадившие колхозы и совхозы. Чего только стоила сельскому хозяйству ликвидация посевов многолетних трав! А идея посевов кукурузы, доведенная до абсурда! Впрочем, без последнего не обходилось и не обходится любое, пусть даже самое благое начинание в нашем многострадальном Отечестве.

На фоне этого пропагандистского бума и очередных кампаний шла реорганизация за реорганизацией. Мелкие колхозы объединяли в крупные. Соображение было простым: слабого объединить с сильным. Помню, как наших таловчан, так и не добившись их согласия, «слили» со сплываевцами и архангельцами. Так образовалась новая сельхозартель имени Ленина. Только успели объединиться, как крепкие колхозы потребовали продать им технику. Существующая система обслуживания колхозов через МТС их не устраивала, она сдерживала хозяйственную инициативу. Это был правильный шаг, но только для сильных. А сколько их было в стране?.. Технику продали хозяйствам по первоначальной стоимости. Нищим колхозам, начавшим было поправляться, это оказалось не по карману. Тогда государство милосердно надело на них долговые гири, и они, пуская пузыри, пошли ко дну.

Успех реформы был возможен только при предоставлении колхозам и совхозам полной самостоятельности в рамках всемерного развития товарно-денежных отношений. При условии снятия всяческих пут и ограничений, сковывающих инициативу как трудовых коллективов, так и отдельных работников.

На практике же все было подчинено партийному диктату. Буквально все стороны хозяйственной деятельности были строго регламентированы. Помнится, году в 1956 наши таловчане поставили перед правлением колхоза вопрос о выдаче хотя бы по сто граммов на трудодень только что обмолоченной ржи. Правление пошло на встречу и распределило по сот пятьдесят граммов зерна на трудодень. В результате уже свой доморощенный председатель Г.И. Ионин был арестован, а колхозников заставили вернуть зерно на склад. Нарушать «первую заповедь» земледельца не разрешалось никому.

Координировавшие развитие социалистической системы партийные структуры действовали решительно и быстро. «По требованию трудящихся» новоявленным «куркулям» сделали очередную резекцию: отхватили более двух третей огорода, на дворе оставили по корове и овечке. Миллионы голов крупного рогатого скота и овец, сотни тысяч свиней были пущены под нож. Под ударами топора рухнули сотни тысяч гектаров виноградников и садов. Со слезами на глазах и ожесточением в сердце рушил крестьянин созданное своими руками хозяйство. «Так надо! – было объявлено с самой высокой трибуны. – Потому, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Глава государства Никита Хрущев был настолько уверен в этом, что обнародовал конкретную дату наступления эры счастья на шестой части земли – 1980 год.

1961 год для селянина стал еще одним событием – было официально отменено крепостное право, установленное 30 лет назад революционными законами. Почти половина населения страны, приписанная к колхозам вместе с продуктивным и рабочим скотом, машинами, орудиями, получила право гражданства, им стали выдавать паспорта.

Было в этом заявлении о Светлом Будущем многое от детской непосредственности, хвастливости и самонадеянности взрослого человека, никогда не державшего в руках ничего тяжелее ложки. Народ прореагировал на него дружным смехом и серией анекдотов.

Тем не менее тысячеголосая пропаганда разносила: «В светлое будущее в грязных фуфайках и измазанных навозом сапогах не пустят». Да, не очень-то хотелось устроителям новой жизни брать с собой в светлое будущее сиволапого мужика, да вот беда: оказывается, даже у самых идейных тоже дыра во рту есть. Поэтому и приходилось ломать, раздирать и перекраивать его натуру по писанным новыми апостолами канонам: «В него должны войти только образованные и культурные... У вас сейчас будет больше свободного времени... Город и деревня будут сближены по уровню жизни...»

Конечно, кое-кто взялся за самообразование, а большинство – за рюмку, так как дальше деклараций дело не пошло...

Всякая конечная идея приходит к своему логическому завершению. И уже в начале 60-х годов темпы прироста сельхозпродукции вновь упали до двух процентов. Иначе и не могло быть: одни резервы исчерпали, а другие придушили...

В 1963 году проявились кризисные явления, и впервые в истории наше государство вынуждено было закупить зерно за границей.

В этот момент доля сельского хозяйства в валовом продукте государства достигла 32 процентов, а доля потребления была чуть выше 10.

Этот социалистический выбор проявил себя в трех ипостасях: фантаста-мечтателя, реформатора-дилетанта и цербера-охранителя сложившихся устоев. Уточним: это был выбор партократии.


3.

Октябрьский (1964 год) Пленум ЦК покончил с «эпохой волюнтаризма» и выразил «непреклонную волю партии строго соблюдать и развивать ленинские нормы партийной жизни и принципы руководства».

Первым секретарем ЦК КПСС был избран Леонид Брежнев. Уже в марте 1965 года он выступил с докладом о новой экономической политике в деревне. В ее основу была положена программа интенсификации сельского хозяйства с упором на «трех китов»: комплексную механизацию, химизацию и мелиорацию.

Решением Пленума были изменены пропорции в распределении прибавочного продукта. Доля селян в его потреблении должна была возрасти с 10 до 16 процентов. Были установлены твердые пятилетние планы продажи государству сельхозпродукции с разбивкой по годам.

Помню, с каким подъемом и большими надеждами (в то время я работал главным экономистом совхоза) мы, специалисты, верстали этот план, выверяя каждую цифру. За проданную сверх плана продукцию государство установило 50-процентную надбавку к ценам реализации. С колхозов списали 2,2 миллиарда рублей давивших их долгов.

На седьмую пятилетку сельскому хозяйству выделялось 48,2 миллиарда рублей капвложений. Большая их часть направлялась на развитие мелиорации, химизации и комплексной механизации производства.

Этот процесс, направленный на ускоренное развитие сельского хозяйства, сопровождался очередными реорганизациями как в партии, так и в хозяйственных структурах. Были объединены сельскохозяйственные и промышленные обкомы, разъединенные во «времена волюнтаризма», упразднены совнархозы, создание которых было признано ошибочным.

Центральным ведомствам были возвращены ранее отобранные функции, и они в целях самосохранения стали репродуцировать все новые и новые образования. Укрепляясь, многоглавая гидра начала распространять все большее влияние на все стороны жизни нашего общества.

В 1966–1970 годах среднегодовой темп прироста валовой продукции сельского хозяйства достиг четырех процентов. Это была ответная реакция на ослабление экономического пресса и очередную инъекцию капиталовложений. Но поддержать и развить эту тенденцию не удалось. Начиная с 1971 года темпы прироста сельхозпродукции начинают падать.

Причины кроются, в первую очередь, в необоснованной политике капиталовложений. К середине 60-х годов в недрах ведомственных бюрократических структур родилась идея перебазирования «неперспективных деревень» на центральные усадьбы колхозов и совхозов. Этот гипертрофированный замысел был выдвинут в ответ на программное требование: «Идти все дальше по пути сближения материальных и культурно-бытовых условий жизни города и деревни...»

Так под флагом концентрации производства был запущен каток, который безглазо проутюжил сельские веси. Под ним впоследствии рухнули и были затоптаны в черноземы, подзолы и суглинки тысячи сибирских деревень. Не буду утруждать перечислением многочисленных фактов, скажу лишь, что только в Вагайском районе с 1965 года за четверть века с лица земли исчезло более 169 сел и деревень.

Не стало и деревни Таловки в Исетском районе (вечная ей память!), жители ее, как и многих других селений, разъехались по всему белу свету.

По разору, экономическому ущербу эту акцию едва ли можно сравнить с каким-либо из вражеских нашествий, многократно случавшихся за многовековую историю нашего государства.

В целом по стране многие миллионы гектаров пашни, сенокосов и пастбищ постепенно выпадали из сельхозоборота. Потеря их возмещалась за счет мелиорации. Но вновь осваиваемые земли были, как правило, малопродуктивными. Для их освоения нужны были специальная техника, способная работать в переувлажненных условиях, и минеральные удобрения. Первых так и не создали, а вторые до этих земель не доходили. Так многие десятки миллиардов народных рублей были закопаны в торфяники Нечерноземья, не дав должной отдачи.

К тому же, в 1966 году колхозы, как и совхозы, были переведены на гарантированную оплату труда, основанную на тарифной системе. Этим актом сельский труженик окончательно превращался в работника-поденщика.

Следовательно, как и в 50-х годах, в новой попытке реформы сельского хозяйства не нашлось места человеку с его интересами и инициативой, хотя декларации о его заинтересованности сыпались как из рога изобилия.

В этот период, впервые после 20-х годов, вновь вспомнили о хозяйственном расчете, о внедрении его во внутрихозяйственных структурах. Велась пропаганда за создание безнарядных звеньев в растениеводстве и животноводстве с оплатой по расценкам за конечную продукцию, так как уже в то время понималась вся пагубность поденной (сдельной) оплаты труда.

И создавались звенья, бригады, которые тут же распадались, так как конечный результат (низкая продуктивность, расценки, рассчитанные, исходя из тарифа и небольших доплат, – 15–20% за аккорд) не совпадал с пропагандистским клише.

И внедрялся внутрихозяйственный расчет: доводились до бригад и ферм хозрасчетные задания по выпуску продукции и лимитам затрат. Проводились балансовые комиссии по итогам работы за месяц, квартал, год, но поощрять работников было нечем, так как из-за недостатка средств производства планы чаще не выполнялись. Доплаты же за сбереженные ресурсы были столь мизерными, что никакого желания экономить не вызывали. Да и другое понятно: работник, отторгнутый от средства производства, превращенный в поденщика, не мог быть рачительным. Его задача была другой: поменьше вложить своего труда и побольше урвать.

Противоречия, заложенные в самом главном звене производства «человек – работник», проявлялись и этажом выше – на уровне «предприятие – коллектив». Хозяйственник понял: чем выше темп производства, тем тебе будет больше план, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И он приспособился: начал всеми правдами и неправдами занижать планы, одновременно стараясь побольше заполучить под них материальных ресурсов и денежных средств.

Интересы предприятия-коллектива и человека-работника совпали. Это привело к роковым последствиям. Именно в этот период проявилась опасная тенденция: темпы прироста заработной платы стали превышать темпы роста производительности труда. С седьмой пятилетки мы начали усиленно проедать «тятину худобышку».

Рваческие настроения постепенно пропитывали все уровни и сферы нашей жизни. Они привели к вседозволенности и безответственности, начала быстро наращивать мышцы теневая экономика.

В этих условиях партия все больше и больше теряла авторитет, а вместе с ним и контроль над всеми сферами жизнедеятельности огромного государства.

На самых верхних этажах власти бойко и сноровисто орудовали министерства и ведомства. Каждое из них энергично тянуло ресурсное и финансовое одеяло на себя. Планирование от достигнутого подстегивало экономический разбой, а использование в качестве критерия оценки работы пресловутого вала отключало действие всех экономических законов и ставило весь процесс производства с ног на голову. По валу пятилетние и годовые планы выполнялись, а по выпуску реальной продукции срывались. Ни одно задание пятилеток, начиная с шестой, не было выполнено полностью. Поэтому на рубль национального дохода с каждым годом производилось все меньше и меньше предметов потребления. В 1985 г. их было выпущено меньше, чем в 1965 г., вдвое и вчетверо меньше по сравнению с 1950 г.

Аппетиты ведомств росли неудержимо. И по мере того, как ослаблялось давление партийного пресса, все сильнее и жестче давил пресс ведомственный. К середине 70-х годов ведомства окончательно вышли из-под контроля партийной власти. Теперь они уже сами «заказывали музыку».

Ярким тому примером может служить мелиоративное ведомство, сосредоточившее в своих руках всю полноту власти. Оно заказывало самому себе разработку проектов (разумеется, тех, что сулили баснословные капвложения), осуществляло их экспертизу, вело строительство, контролировало его ход и качество и ... принимало объекты. Финансовый дождь обильно изливался на мелиоративную «ниву» из кармана самого министерства. Как говорится, дальше некуда – приехали.

В 1981 и 1982 годах темпы прироста сельхозпродукции фактически сравнялись с темпами прироста населения. Надо было что-то предпринимать. И к жизни была вызвана Продовольственная программа. В средствах массовой информации она подавалась как панацея, призванная решить проблему улучшения структуры питания простого советского человека. На самом же деле была предпринята очередная попытка ограничить всевластие вконец распоясавшихся ведомств и хоть как-то реанимировать анахронистскую гетерогенную структуру управления экономикой.

До всех министерств и ведомств, связанных с сельским хозяйством как напрямую, так и опосредованно, были доведены конкретные задания по реализации программы. После ее утверждения в Верховном Совете она приняла силу Закона. Но исполнять его ведомства не спешили. Уже через два года стало ясно, что из этой широко разрекламированной затеи вышел очередной «пшик".

У этого социалистического выбора было лицо демагога и рвача с очень развитым хватательным рефлексом. Уточним: это был социалистический выбор ведомств-монополистов и мафиозных структур, решавших в этот период проблему первоначального накопления капитала.


4.

После смерти К. Черненко за кулисами политической власти была проведена очередная передвижка декораций. На авансцене появился Михаил Горбачев и произнес сакраментальное – перестройка. И чтобы не подумали чего плохого, тут же добавил: «Я за социалистический выбор».

На скорую руку были определены ее задачи: научно-техническое обновление производства; достижение высшего мирового уровня производительности труда; совершенствование общественных отношений (и прежде всего экономических); осуществление глубинных перемен в сфере труда, материальных и духовных условий жизни советских людей; активизация системы политических и общественных институтов; развитие и углубление социалистической демократии и самоуправления народа.

Не кажется ли вам, читатель, что все это в недалеком прошлом мы уже усердно проходили? Вполне очевидно, что намеченная программа перестройки кроилась из потрепанных и затасканных лоскутьев. Нам предлагалось совершить новый виток по уже хорошо обкатанному кругу, немного подштукатурив и подретушировав изрядно пообветшавшее здание административно-командного социализма.

Для селян же перестройка началась борьбой с виноградниками и пьянством. Организаторам этой кампании корень всех проблем виделся именно в этом. Конечно, пьянство – зло! Но кто довел крестьянина до скотского состояния? Кто заставил его глушить и топить в стакане вина ту безысходность, которая мельничным жерновом висела на его шее?

Совершенствование экономических отношений (а именно сюда в первую очередь были нацелены стрелы перестройки) началось в сельском хозяйстве как всегда с реорганизации. На самом верхнем этаже управления был создан сверхмонстр – агропром, объединивший под своей крышей добрый десяток союзных министерств и ведомств. Это новое учреждение сосредоточило в своих руках все финансовые, трудовые и материальные ресурсы бывших союзных образований. По нисходящей реорганизация докатилась до областей и районов, где были созданы агропромышленные комитеты и объединения.

Реорганизация структуры управления АПК сопровождалась разработкой новой концепции развития сельского хозяйства. Вскоре экономическая наука, поднаторевшая в обосновании указаний высшего руководства, установила, что ничего лучше и новее хозрасчета придумать нельзя. Хозрасчет и только хозрасчет!

Сверху были спущены соответствующие циркуляры, и работа началась! Чиновникам в областных и районных структурах пришлось попотеть... Рожденный их усердием вихрь в один из весенних дней 1987 года вовлек в свое бешеное вращение и меня, сбросив на первом же витке в актовый зал областного АПК и поставив в анекдотическую ситуацию. А дело было так. Специальным письмом я был приглашен в агрокомитет на совещание по хозрасчету. Председательствующий в коротком выступлении, взяв, что называется, быка за рога, начал громить нерадивых уполномоченных; звучали слова: «В наше время, когда вся страна... отдельные товарищи не поняли важности и сложности момента... они злостно срывают задания по внедрению хозрасчета...» И посыпались фамилии, и среди них – моя! Вот те на: приехал за шерстью, а меня самого уже начали стричь. Позднее выяснилось, что «без меня меня женили», и сообщили об этом ровно через год при таких обстоятельствах.

Так я стал куратором по хозрасчету в совхозе «Песьяновский».

Не стану утруждать Вас, читатель, подробностями моего вхождения в «образ» уполномоченного, а перейду непосредственно к делу, полагая, что это прольет некоторый свет на общее состояние проблемы.

Выяснилось, что все наработки по внедрению хозрасчета в совхозе выполнены формально. Специалисты всех уровней не изучили и не разобрались с положением о внутрихозяйственном расчете, с рекомендациями по организации чековой формы контроля и взаиморасчетов (многие эти документы даже не читали). Они не знали своих функций в этой системе.

Хозрасчетные задания не стали документами, цементирующими новую форму организации производства, так как не отражали реальных процессов. Для их обоснования не было проведено предварительного анализа; технологические карты – основа расчетов материальных и трудовых затрат – были составлены с грубыми нарушениями, упущениями и изобиловали ошибками. Так, в них не были учтены затраты по внесению 27,5 тысячи тонн органики, лимиты по зарплате определены без дополнительной оплаты за продукцию, не включены доплаты и премии за качественно и в срок проведенные работы... В хозрасчетных заданиях не были доведены лимиты прочих затрат по статьям, так как поэлементный учет их в совхозе налажен не был, а разговор шел о сумме около пятисот тысяч рублей.

Итоги первого этапа внедрения хозрасчета были обнародованы на совещании, участниками которого стали специалисты, управляющие, бухгалтеры ферм, бригадиры хозрасчетных подразделений, рабочие. Были приглашены и представители Ишимского РАПО.

Не буду приводить изложения докладов всех выступивших. Остановлюсь лишь на одном моменте. В своем выступлении я обратил внимание на недостатки в организации внутрихозяйственного расчета с детальным разбором каждой позиции, а выступавшая в конце совещания начальник планово-экономической службы РАПО Л. Глазунова, видимо, в ответ на мои замечания заявила: «Вы не открыли нам глаза на эти упущения, мы о них знаем. Состояние с документацией, учетом во всех хозяйствах РАПО такое же, как и в «Песьяновском». Отметим для себя эту важную деталь, читатель.

На совещании был утвержден план устранения недостатков и упущений, намечены конкретные сроки его реализации. Уезжая из совхоза, договорились встретиться через месяц...

Через месяц я снова приехал в Песьяново. Что скрывать, я надеялся увидеть одухотворенные лица специалистов, с энтузиазмом разгребающих завалы равнодушия и бесхозяйственности. Но надежды мои были обмануты: от чего уехал, к тому и приехал.

Состоялся нелицеприятный разговор с руководством, в конце которого я предложил главному экономисту хозяйства помощь кафедры по решению конкретных проблем. В ответ же услышал вполне откровенное: «Ну чего нас понукать, взяли бы да сами и сделали». Поистине: «Ленцо, на яйцо!» – «А оно облуплено?» Других причин ничегонеделания, кроме безразличия и апатии к делу, которому служат такие специалисты, найти не могу. Известно: «Ленивому пятница – тяжелый день, суббота – потягота, воскресенье – недели поминовенье, понедельник – бездельник». Много ли сделаешь за оставшиеся дни?

Полагаю, что похожая ситуация из-за запущенности документации (вспомним признание Л. Глазуновой) привела к пассивному сопротивлению специалистов. В конечном итоге идея внедрения внутрихозяйственного расчета была дискредитирована не только в Ишимском РАПО, но и во многих других районах области и регионах страны.

Стали появляться соображения такого толка: «Все слишком сложно, рабочие не понимают всех тонкостей расчета доводимых лимитов затрат, у них нет интереса к работе, надо делать все проще. Ведь гениальное всегда просто, не правда ли?» – «Так-то оно так, да как?»  - А надо сделать крестьян полностью самостоятельными. Пусть они сами определяют технологию и организацию производства, сами решают вопросы оплаты труда и несут ответственность за результаты хозяйственной деятельности.  – Заманчиво, заманчиво, а что для этого надо сделать?  – «Установить расчетные цены за производимую продукцию и заключить двухсторонний договор. Так, на мой взгляд, прежде всего экономисты-практики вышли на идею арендных отношений в рамках колхозов и совхозов.

Но вот проблема: как выпестовать предпринимателей в полностью несвободных, связанных по рукам и ногам административными и экономическими путами колхозах и совхозах? Но, похоже, это никого не волновало.

Идея была быстро подхвачена повсеместно. А первый руководитель государства на встречах с народом уже говорил: «Процесс пошел, товарищи, перестройка набирает ход. Многие меня спрашивают, не приведет ли аренда к капитализму? Нет, не приведет – мы контролируем ситуацию. Я, как и вы все, за социалистический выбор...»

Чиновники всех рангов быстро озаботились и переключили всю свою недюжинную энергию на решение новой задачи. Оживилось на этот раз и руководство сельхозпредприятий. Специалисты с неожиданной энергией принялись за новое дело и с большой сноровкой начали набрасывать удавку на шею новоявленных «арендаторов».

Кто же он, арендатор? Да откройте любой словарь, содержащий определение этого понятия, и вы прочтете: арендатор – это человек, взявший на определенный срок имущество (землю, помещения, технику) за определенную плату с правом пользования им по собственному усмотрению.

Добавим: это предприниматель, ведущий собственное дело и имеющий счет в банке со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Думаю, не надо доказывать с пеной у рта, что наш новый крепостной «предприниматель» и «близко не лежал» с тем, данным в определении, классическим арендатором.

Возможно, оппоненты могут возразить, что ведь был и договор, в котором стороны обязались: одна – передать землю, помещения, технику, скот, а другая – вырастить, надоить и по рассчитанным экономистами ценам сдать продукцию в хозяйство. Да, все так. Но это был как раз тот случай, о котором говорят: «Формально правильно, а по существу – издевательство».

Нет, новые арендаторы хозяевами не стали. И производственную программу, и расчетные цены им диктовали экономисты хозяйств. Понятно, что отстаивали они в первую очередь свои интересы, стараясь за счет более интенсивного труда новых подвижников заштопать финансовые прорехи колхозов и совхозов.

Судьба же рабочего человека их волновала в том плане, чтобы он не зарабатывал слишком много. Когда же по недомыслию экономиста крестьянин зарабатывал не только на хлеб насущный, начиналась канитель, распутать которую для него было сложно. Слабохарактерный сдавался, а «твердолобый» шел напролом и доводил дело до суда. Суд же чаще всего принимал сторону ответчика...

Уравнивало новоявленных арендодателей и арендаторов одно: и те, и другие были заложниками системы, ее подневольными исполнителями. Тут уж, как говорится, «не до жиру, быть бы живу», скорее бы «работу с плеч, да и на печь».

В общем, работа по арендизации сельского хозяйства, начатая без законов об аренде, собственности и земле, без надежного механизма экономических взаимоотношений между заинтересованными сторонами, без продуманной системы налогообложения вылилась в очередную кампанию. Да к тому же союзное правительство поддавало жару, пощелкивая финансовым бичом: с хозяйств, перешедших на аренду, были списаны долги. Проблем не стало – большинство убыточных колхозов записались в арендодатели...

Когда стало ясно, что и аренда в рамках нищих и зависимых хозяйств продовольственной проблемы не решит, была подхвачена новая идея, подспудно витавшая в умах с начала перестройки, – опора на фермерские хозяйства. Нашелся и первый фермер – «архангельский мужик» Н. Сивков. Он стал героем очерков и статей, которые печатались в столичных и местных газетах, в толстых и тонких журналах. Писатель А. Стреляный сработал об архангельском мужике сценарий и снял документальный фильм.

Процесс, как теперь говорят, пошел... Сегодня в нашей области действует фермерская ассоциация, насчитывающая в своих рядах свыше пятисот крестьянских хозяйств. На каждые три хозяйства приходилось по трактору, некоторые имеют и автомобили, большинству же приходится довольствоваться пока лошадкой.

Более завидное положение на фермах, созданных бывшими руководителями партийных и хозяйственных структур, которые рванули назад к частной собственности года три назад. Они сумели и земельку отхватить пожирнее, да не по паю, а полной мерой – сколько душа захотела и рука загребла. И тракторы у них есть, и сельхозмашины, и автомобили, и кредиты они сумели заполучить приличные...

Этим первым пятистам сельским хозяевам жарко дышат в затылок еще около полутора тысячи селян и горожан – тех, кто уже сегодня страстно мечтает о собственном деле, но реализовать свои желания не может. Они оказались в положении куриц, которых петух созвал на очередную съедобную находку...

А кто за ними? Думаю, те, которые выжидают, размышляют: "А не заберут ли завтра все назад, если я сегодня…" Но таких немного. Большинство же сегодня, на мой взгляд, в силу разных причин не хотят и не могут быть хозяевами.

Если верить статистике, то фермеры в 1991 году сработали лучше коллективных хозяйств. В структуре валовой продукции сельского хозяйства области их удельный вес составил около полутора процентов при одном проценте закрепленной за ними пашни.

«Ну и что, – скажет иной читатель, – продовольственную проблему это не решило. Продуктов в магазинах нет». И окажется прав, ибо неразрешима эта проблема и завтра, если добровольный выбор формы собственности не будет базироваться на принципе постепенности, подкрепленной системой законов, регламентирующих правовое положение крестьянина как вполне свободного товаропроизводителя при обязательном условии – постоянной целенаправленной экономической поддержке его государством.

Успех может быть только там, «...где землевладельцу дана совершенная свобода действий... и где, наконец, есть полная уверенность, что оседлость и приобретенное временем и трудом имущество останутся непременным потомственным наследством не в ином, а в его роду, и никакое самовластье не может лишить поселянина этих прав», – так писал в начале прошлого века Барклай-де-Толли, человек насквозь военный.

Главный же прораб перестройки в конце ноября 1991 года в своей поездке по Кыргызстану в разговоре с доярками машиноиспытательной станции обронил: «А может, и надо им дать (колхозам и совхозам. – _М.О_.) такую возможность, раскрепостив их полностью, освободить их в действиях, вот тогда и решать окончательно, смогут ли они накормить страну». Возникает навязчивая мысль – пластинку заело. Игла шаркает и шаркает по одной и той же бороздке...

Жаль, очень жаль, что зачинатель перемен в нашем государстве так и не смог для себя решить главного, вопроса – дать ли крестьянам свободу. Но, как говорится, не он первый... Стричь и доить крестьянина во имя светлого будущего и всяких других химер – дело привычное, освященное многолетним опытом социалистического строительства. Переступить же через собственную натуру дано не каждому, ибо слаб человек. Но в силу этого и хитер...

Михаил Горбачев: кто он? Революционер нового типа, реформатор, не решившийся порвать проржавевшие обручи системы, пленник коммунистических идей или двуликий Янус? Пока ясно одно: личность сошедшего с вершин отечественного Олимпа первого Президента СССР неоднозначна. Время и история прорисуют его политический портрет в деталях.

Но уже и сегодня политологи всех мастей начинают набрасывать краски на еще не натянутый холст. В телепередаче «Красный квадрат» 12 января с. г. один из них утверждал: «В узком кругу М. Горбачев еще в 1988 году с издевкой восклицал: «О чем вы говорите? Какой социалистический выбор!» Странно, если принять во внимание, что и после Фороса он клялся в преданности социалистическим идеалам.

Пока на крестьянине ставили очередные эксперименты, многие из новоявленных демократов, прожженных партократов и обретших легальный статус теневиков ринулись торговать страной и ее богатствами оптом и в розницу. На сомнительных сделках наживались огромные состояния. Из страны вывозилось все, что находило спрос «за бугром», все, что приносило валютные доходы. Министры и генералы в спешном порядке приватизировали государственные дачи. Растащиловка достигла беспредела... В одном из январских телевыступлений этого года Президент России Б. Ельцин говорил: с 1988 по 1990 год из государственных хранилищ исчезло в неизвестном направлении более двух тысяч тонн золота...

У этого социалистического выбора было лицо буриданова осла и простофили, любившего водить дружбу с алчущими добра его...

Уточним: это был выбор М. Горбачева и иже с ним.


5.

Широко известная на Западе конкурентная формула: «Пусть выживает сильнейший и погибнет слабейший!» – стала наконец-то актуальной и у нас. Об этом говорят специалисты и дилетанты, об этом говорит с телеэкрана министр сельского хозяйства России, а Президент Борис Ельцин Указом «О неотложных мерах по осуществлению земельной реформы в РСФСР» уже первого марта сего года одним решительным рывком вырвал подпитывающие дотационные трубки из ослабевшего организма лежачих колхозов и совхозов. Они отойдут в мир иной, приказав долго жить.

А что взамен? Судя по средствам массовой информации, большинство предложений сводится к одному: пусть лучше будет фермер – фермер нас накормит. При этом многие ссылаются на А. Чаянова, предложившего в 20-е годы свою модель развития аграрной экономики. Суть ее – опора на семейные хозяйства и их вертикальную интеграцию с различными кооперативами и агрообъединениями. Но современные последователи Александра Васильевича забывают, что на дворе сегодня 90-е годы и основы развития ферм в массовом масштабе просто нет.

Во-первых, по своему составу современная сельская семья, как правило, малочисленна и производственных задач одна решить не сможет. Во-вторых, не только не существует структур, с которыми по вертикали могли бы кооперироваться семейные крестьянские хозяйства, но создание их в обозримом будущем весьма проблематично. Сила же А. Чаянова и его единомышленников как раз и состояла в том, что они исходили не из умозрительных теорий или желаемого, а из реалий нэповской России, где в то время три четверти хозяйств состояли в кооперативах.

В-третьих, нет достаточной ресурсной базы для ведения производства. Фондо- и энерговооруженность крестьянина-единоличника смехотворна. Когда заходит разговор на эту тему, у меня перед глазами сразу встает фотоснимок, помещенный на первой полосе еженедельника «Московские новости». На нем был изображен все тот же Н. Сивков, налегавший на однолемешный плуг времен последнего российского императора, который тащил... трактор «Беларусь». Надпись под снимком была примерно такого содержания: наконец- то средства производства оказались в руках крестьянина!

Не знаю, чего тут больше: иронии или злорадства.

В-четвертых, финансовые затруднения не позволят в полной мере воспользоваться передовой техникой и прогрессивной технологией, а это значит, что нельзя будет рассчитывать на высокую эффективность труда. Сможет ли крестьянин в этих условиях долгие годы работать по 17–18 часов в сутки?

В-пятых, неразрешимость проблемы создания стабильной социальной инфраструктуры для новых единодворцев. И главное в этом узле- строительство жилья и дорог. А детские проблемы?..

В-шестых, для того, чтобы семейная ферма крепко встала на ноги, потребуется сегодня как минимум четыре – пять миллионов рублей. Здесь сразу возникает проблема – где крестьянину взять деньги? Ведь нет ни земельных, ни коммерческих банков, которые обслуживали бы аграрный сектор экономики. Поможет государство? Допустим. Но под какие проценты? Когда крестьянин может вернуть свой долг? Вопросы эти вполне обоснованно может задать каждый налогоплательщик, учитывая сегодняшнюю финансовую ситуацию.

Посудите сами: ферма в пятьдесят гектаров сельхозугодий сегодня в лучшем случае способна произвести продукции на 250–300 тысяч рублей (для одной семьи вроде бы неплохо), но из этой суммы надо вернуть на расширенной основе в производство не менее 200–250 тысяч рублей, внести средства в страховые платежи, заплатить (пусть пока и льготные) налоги, удовлетворить свои потребности... Что же остается? Сами понимаете – немного.

Есть у этой проблемы и оборотная сторона. Сегодня в сельском хозяйстве России нет тех 25 миллионов мелких крестьянских хозяйств, что были во времена А. Чаянова, а есть около тридцати тысяч колхозов, совхозов и межхозяйственных объединений. Есть тысячи предприятий, производящих сельхозпродукцию на промышленной основе. Многие из них ни в чем не уступают лучшим агрофирмам Запада. И никакое фермерское хозяйство не сравнится с ними по производительности труда.

Что касается вчерашних и нынешних коллективных хозяйств, то, конечно, это анахронизм. Но порожден он не селянами, а тоталитарной монополистической системой, превратившей крестьянина в рабочее быдло, которому выдавали по нормам корм и без норм – поило.

Но это совсем не значит, что на коллективных хозяйствах нужно поставить крест. У коллективного производства множество разнообразных проявлений. Мало кто сегодня слышал об израильских кибуцах. Но ведь это наши несостоявшиеся коммуны! И созданы они выходцами из России. По признанию американцев, кибуцы производительнее фермерских хозяйств. Достаточно сказать, что средний уровень продуктивности коров в них составляет 12 тысяч килограммов в год.

Если поискать, то в наших отечественных «палестинах» мы найдем множество ярких примеров высокоэффективного коллективного труда.

Учитываем ли мы в припадке очередной эйфории эти объективные данности? Нет, мы, закрыв глаза и стиснув зубы, хороним в руинах развалившегося государства и все то положительное, что сумели создать своим талантом и трудом лучшие представители крестьянства.

Думаю, что в нынешних условиях и А. Чаянов, как реалист, пересмотрел бы свой взгляд на перспективу развития аграрного сектора экономики. Тем более, что он никогда не был апологетом (как выставляют его в нашей стране и за рубежом) малых форм организации крестьянского труда. Он отдавал приоритет комбинированию самых различных форм хозяйствования – в этом суть его идей. На словах сверхновые «Демороссы» тоже за многообразие, но куда деться от преследующего: «Добровольно, но до первого марта».

А из сельской глубинки тем временем уже доносятся тревожное мычание коров, разгоняемых по подворьям, и звуки затачиваемых ножей... От сплошной коллективизации – к сплошной фермеризации, неужели еще и это придется пережить крестьянину?

Раньше наш народ говаривал: «Заторопка со спотычкой живут». «Не радуйся под гору – подъем круче». «Раз маху дашь – год не оправишься...» За этой крылатой мудростью века и века житейского опыта. Неужели и на этот раз он будет проигнорирован?

Но может и соединение разнообразных форм хозяйствования оказаться комбинацией из трех пальцев, если сельский товаропроизводитель останется всего лишь штифтом в общей системе производственных отношений и если он не сумеет реализовать свою выгоду. А для него самая выгодная выгода состоит в том, по выражению Ф.М. Достоевского, "чтобы по своей глупой воле пожить". «Глупая воля» – конечно, преувеличение, но в рыночной экономике свобода нужна как никогда. И нужны такие люди, которые сумеют ею воспользоваться с большей пользой для себя и для коллективов, которые они представляют.

Но вот беда: попытки закрепить в отношениях с крестьянином существующий статус-кво продолжаются и в условиях объявленных рыночных отношений. Глаза селянина, идущего по светлому пути к западной цивилизации, полны тоски и растерянности: рынок для него обернулся наглой и осатанелой мордой грабителя.

Новые демократы—лидеры рыночного необольшевизма через стихийный рынок вновь стригут и подбривают деревню «ценовыми ножницами», налогами и высокими процентными ставками за кредиты, превратив крестьян в новых двоедан (первые страдали за истинную веру, а эти – ради каких новых идей?), заставив их платить 56-процентный налог на приобретенные средства производства и реализуемую ими собственную продукцию. В дополнение к этому после второго января (за один месяц) цены на удобрения, средства защиты растений и животных, технику, стройматериалы возросли в 20–35 раз.

Когда же сам сельский товаропроизводитель делает робкую попытку поднять цены на свой продукт, то слышит дружное: «Куркуль проклятый, живоглот. Не сметь!»

При каких же условиях может быть реализована идея экономической самостоятельности крестьянина?

Во-первых, товаропроизводитель должен иметь свободу для использования принадлежащих ему или арендованных им производственных ресурсов; самостоятельно определять производственную программу; выбирать поставщиков и потребителей; назначать цены на продукцию; распоряжаться полученной прибылью, остающейся после уплаты налогов и других платежей.

Во-вторых, предприниматель должен нести экономическую ответственность за результаты хозяйственной деятельности. Причем она должна обеспечиваться как текущими доходами, так и личной собственностью, включая домашнее имущество.

В-третьих, необходимо свободное ценообразование, при котором уровень цен на сельхозпродукцию должен устанавливаться на рынке, балансируя спрос и предложение.

Если государство все-таки будет размещать заказы на производство отдельных видов продукции, то оно должно учитывать рыночную конъюнктуру. Цены должны не отталкивать, а привлекать производителей. Дело должно быть поставлено так, чтобы они боролись за право быть поставщиками государства.

В-четвертых, обязательное наличие конкуренции сельских товаропроизводителей. Только она сможет активизировать производство продукции, улучшить ее качество, снизить издержки и стабилизировать цены.

В-пятых, невмешательство органов государственной власти в производственную деятельность крестьян. У них должны быть лишь партнеры по хозяйственной деятельности, а отношения между ними будут экономическими по содержанию и договорными по форме.

Переход к рынку означает отказ от господства вертикальных и постепенное смещение к горизонтальным экономическим связям товаропроизводителей.

Но это совершенно не значит, что роль государства в управлении сельхозпроизводством должна быть сведена к нулю. Экономическая роль государства в условиях рынка важна и необходима. Оно должно определять общие «правила игры» на рынке, стратегию развития производства в целом и развития отдельных регионов, осуществлять проекты и программы, имеющие общегосударственное значение, поддерживать хилые, но позарез нужные производства.

Только при соблюдении указанных условий будут созданы реальные предпосылки для активизации производственной деятельности сельских товаропроизводителей. Только при этом может быть реализована идея мобилизации личной инициативы человека.

Многие сегодня говорят и пишут: «Альтернативы рынку нет». Едва ли этот тезис можно оспорить, но у нас должна быть своя логика рыночного развития. Нет экономики вообще, а есть экономика конкретной страны. У нас часто рассматривают экономику западных стран в рамках абстрактного капитализма, но укладывается ли она в это прокрустово ложе?

Размышляя над феноменом Японии, Голландии, Германии, Швеции и ряда других стран, неизбежно приходишь к выводу: экономика прежде всего национальна и приспособлена к нравственным устоям своего народа.

Наши же, «бегущие впереди паровоза» экономисты ломят напрямую к капитализму, принуждая копировать условную, умозрительную западную модель развития отечественной экономики. Но ведь еще Д. Менделеев, большой авторитет в области развития аграрного сектора экономики, предупреждал: «... Велико заблуждение тех, которые думают, что предстоящее России можно выполнить легко и просто узаконяемыми предписаниями, скопированными с примера Западной Европы».

Интересуясь историей, экономикой, особенностями материальной и духовной культуры сибиряков конца прошлого и начала нынешнего века, уже давно пришел к выводу: русская национальная экономика, занимавшая в начале XX века первое место в мире по темпам прироста промышленной и сельскохозяйственной продукции, имела свои, совершенно оригинальные типы хозяйства. В основу их и в промышленности, и в строительстве, и в сельском хозяйстве был положен артельный труд. Тот же Д. Менделеев в высшей степени положительно отзывался об артельной форме организации труда в промышленности и даже предлагал малоэффективные государственные предприятия передавать в руки артелей.

Многочисленными в Сибири были лесопромышленные и золотодобывающие артельные предприятия.

Все железные дороги России, в том числе и знаменитую Транссибирскую магистраль, построили артельные люди.

Тяготела к артели и крестьянская община. Перед империалистической войной на территории Тобольской губернии действовало свыше тысячи артельных маслоделен, оснащенных по тем временам лучшим оборудованием. От зари до зари работали в губернии около пятисот кооперативных маслобоен, оборудованных дробильными станками, вальцовыми давилками, механическими и гидравлическими прессами...

Устройство крестьянской жизни в России, и особенно у нас в Сибири, в общем (за небольшими исключениями) было основано на гуманных высоконравственных началах мирской взаимопомощи. И фигур, тяготевших к возвышению над народными нравственными началами, желавших отделиться от «мира», было немного. Чаще всего это были кулаки, ростовщики-мироеды. Но в миру их не жаловали. Большинство же зажиточных крестьян жили в ладу с миром и совестью.

Они, как правило, вкладывали основные суммы в строительство церквей и часовен, общественных складов, мостов, плотин... Брали в аренду землю выморочных хозяев и платили за них общинные подати.

Они же чаще всего выступали в роли блюстителей общественной нравственности, следили за порядком не только на сельских улицах, но и на подворьях. Обладая определенным авторитетом, имели право сказать: «Что же у тебя, Онисим, воз с сеном со вчерашнего вечера в ограде стоит? Смотри, на нем уж и куры несутся...»

Замечательный столяр и плотник из деревни Таловки А. Вешкурцев часто рассказывал: «Мне помог укрепиться в жизни Вешкурцев Ефим Нестерович, наш же деревенский зажиточный мужик. За один год работы в его хозяйстве я заработал материал на дом, конюшню, амбар и баню; мерина, кобылу и жеребенка; корову, нетель и теленка; пять овечек да двести рублей деньгами. А когда я срубил дом и хозяйственные постройки, он дал еще пятьдесят рублей на кирпич для печей и стекло. Справедливо ли он со мной рассчитался? Да мне бы и за десять лет такого богатства не заработать... Почему помог мне? Ну не только мне... А впрочем, я так позднее рассудил: «Добрая-то слава слаще мягкого пирога», – ведь мы жили одним миром, все на виду... Да к тому же семья у нас была большая, многомужицкая. В случае чего всегда могли прийти на помощь тому же Ефиму Нестеровичу...»

Известны были своей благотворительностью в Таловке также Белоногов Сысой Егорович и Пахомов Данил Маркович. В деревенском обиходе их называли просто: Сысоюшко, Данилушко, Ефимушко. Вспомните, что и своего любимого сказочного героя народ называл не иначе как Иванушко.

Когда созрели необходимые условия для кооперации, эти же мужики возглавили маслодельные, сыродельные, маслобойные и другие артели.

Кстати, и прадед мой Ергин Леонтий Иванович был общественным доверенным лицом маслодельного товарищества в соседнем селе Денисово.

Миром, артельно решались многие дела в сельских общинах, ибо «один горюет, а артель воюет», «артельный котел гуще кипит...»

Конечно же, между артельным мировоззрением русского крестьянина и семейной фермерской психологией отделившегося сегодня колхозника лежит глубокая нравственная и социальная пропасть.

Вот что по этому поводу писал А. Энгельгардт в своих «Письмах из деревни», которыми в конце прошлого века зачитывалась вся просвещенная Россия: «Есть еще одно очень важное, имеющее огромное значение обстоятельство, которое бывает причиною несостоятельности одиночных хозяев. Это неспособность к работе, неспособность к хозяйству, неспособность не только вследствие недостаточной умственности в известном направлении. Это обстоятельство чрезвычайно важно и еще более подтверждает необходимость и важность артельного хозяйства».

Здесь А. Энгельгардт имеет в виду честного, работящего мужика, который, как бы мы сказали сегодня, «хочет, но не может». В артельном же деле, по указке старшего, такой работник может принести огромную пользу. А что, у нас сегодня нет этих проблем?

И далее: «Все дело в союзе. Я пришел к убеждению, что у нас первый и самый важный вопрос есть вопрос об артельном хозяйстве. Каждый, кто любит Россию, для кого дорого ее развитие, могущество, сила, должен работать в этом направлении. Это мое убеждение, здесь, в деревне, выросшее, окрепшее.

Мало того, я, веря в русского человека, убежден, что это так и будет, что именно мы, русские, совершим это великое деяние, введем новые способы хозяйствования. В этом-то и заключается самобытность, оригинальность нашего хозяйства. Что мы можем сделать, идя по следам немцев? Разве не будем постоянно отставать?..»

В принципе, по модели А. Энгельгардта и шло развитие сельского хозяйства России, несмотря на политику правительства, направленную на развал общины и создание крепких обособившихся хозяйств. К февральской революции практически каждая сельская семья участвовала в том или ином виде кооперации.

Новая экономическая политика 20-х годов вновь дала мощный толчок ее развитию. На рынке схлестнулись две силы: артель и предприниматель. Конкуренция между ними быстро привела к решению продовольственной проблемы. Потребовались буквально считанные годы, чтобы Россия вышла на довоенный уровень производства сельхозпродукции.

И вот здесь, видимо, пришла пора поговорить о столыпинской реформе, а то один мой оппонент обвинил меня в ее замалчивании и тенденциозности. Замалчивании не случайном, «а исключительно для того, чтобы доказать: фермерство для России – дело неподходящее». Позволю себе с этим не согласиться.

Во-первых, любой непредвзятый человек, внимательно прочитавший очерк до конца (не выхватывая из контекста отдельные его положения и фразы), едва ли сможет обвинить меня в совершенном неприятии фермерства.

Во-вторых, оппоненты, горячо защищая Столыпина (против которого я, кстати, ничего не имею и вижу то положительное, что он пытался сделать и сделал для России), сами вольно или невольно вводят читателей газеты в заблуждение.

П.А. Столыпин не был душителем общины. Он был реалистом, понимавшим, что в такой стране, как Россия, где из века в век господствовало общинное землепользование, едва ли можно будет реализовать в чистом виде идею частного владения землей.

«Единственным противовесом общинному началу является единоличная собственность... Если бы дать возможность трудолюбивому землеробу получить сначала временно в виде искуса, а затем закрепить за ним отдельный земельный участок... то наряду с общиной, где она жизненна, появился бы самостоятельный зажиточный поселянин...», – так мыслил П. Столыпин, будучи саратовским губернатором.

И логика Указа от 9 ноября 1906 года, подготовленного им уже в ранге премьер-министра, отменявшего неприкосновенность общины, сводилась к следующему: хочешь – живи в общине, не хочешь – уходи.

Более того, во всех правительственных документах была не только сохранена, но и усилена сущность крестьянской общины, которая заключалась в самоуправляемом мирском сходе. В сферу его влияния подпали кооперативная деятельность (!), дорожное строительство, страховое дело, ветеринарная, медицинская и агрономическая помощь, образование подрастающего поколения, возведение храмов, благоустройство общинной территории – всего того, что требовалось делать сообща.

«Кнутом» крестьян из общины П.А. Столыпин не гнал. Реформа была подкреплена мощными государственными инвестициями: для покупки помещичьих земель через крестьянский банк за 1907–1915 годы было выделено ссуд на 421 миллион рублей. Кроме того, крестьяне получили еще 606 миллионов рублей ссуд для покупки земли непосредственно у помещиков. Сотни миллионов рублей ссудного капитала были выделены на строительство хуторов, приобретение машин и породного скота.

Ну, а каков же результат? Он известен: по данным земельной статистики, к 1916 году из общины на хутора и отруба выделилось лишь десять процентов самостоятельных хозяев. Половина из них сделала это только для того, чтобы немедленно продать свои наделы. Часть крестьян, порвавших корни с общиной, перебралась в города, занялась отходничеством, переселилась в Сибирь, другая (20 процентов) – пополнила ряды деревенской «бедноты» – пролетаризированного элемента, сыгравшего не последнюю роль в надвигавшихся событиях – революции и коллективизации.

Могли ли оставшиеся пять процентов, пусть и с увеличенным земельным наделом, в решающей степени определить успех развития сельского хозяйства в годы реформы? Думаю, что нет.

Успех, а он, несомненно, был, следует отнести в первую очередь к капитализации и интенсификации как промышленного, так и сельскохозяйственного производства, плоды которого Россия начала пожинать в начале XX века.

В 1914 году по сравнению с 1894-м добыча нефти возросла на 65 процентов, соли – на 42,5, золота – на 43 процента, угля – в 3,1 раза, выплавка меди – в 3,8 раза, чугуна – в 2,5, железа и стали – в 2,2 раза, производство сахара – в 2,5 раза, сбор хлопка – в 3,9 раза... Торговый флот за эти же годы удвоился.

Несомненно, внесла в этот процесс свою лепту и аграрная реформа с ее инвестициями, но сделано это было в рамках общинного землепользования.

Причины неудач реформы (имеется в виду небольшой процент выхода из общины) видятся в следующем: в среде крестьянства она натолкнулась на враждебную ей коллективистскую психологию (и это главное!); сопротивление переселению на хутора женской половины (известно: «Чего хочет женщина, того хочет господь Бог»); нежелание царской бюрократии (ох, сила матушка!) менять что-либо кардинально; против реформы были настроены практически все революционные партии (а как же, ведь хозяин-единоличник не попер бы на баррикады биться за идеалы коммунизма!)

Что касается сибирского крестьянина, то его в период реформы никто и ни от чего не освобождал. Он как был общинником, так им и остался.

В 1907 году единоличникам было отведено 120 (от Урала и до Тихого океана!) участков, в 1908-м – 110, в 1909-м – 427, в 1910-м – 597...

В чем здесь дело? А в том, что сибирский крестьянин никаких, кроме мирских, порядков в распоряжении земли не знал и знать не хотел (то, что община в Сибири существовала не формально, а была действенной, доказывать не надо – факт общеизвестный).

Владея государственной землей на правах бессрочного пользования, крестьянский «мир» выкупа за земли, как казенные крестьяне коренной России, не платил, а вносил в казну государства лишь оброчную подать да поземельный налог.

Жил в достатке и довольстве, был физически здоровым, обладал мощным духом и плотью, поэтому не было злобы и зависти в его душе, как утверждает уважаемый оппонент.

Гены зависти, злобы, воровства, рвачества привил крестьянину – общиннику новый порядок, разрушив крестьянский строй жизни. И люди не стали нести ни эколого-хозяйственной, ни нравственно-духовной ответственности ни за себя, ни за окружающий мир.

Работал сибирский крестьянин от зари до зари, украшал свой дом, наряжал жену, любил детей... Лаптей не носил, а по праздникам надевал хромовые сапоги. Редко кто из старожилов не имел на своем подворье выездных лошадей.

Сам П.А. Столыпин, учитывая эти обстоятельства, предостерегал от применения в Сибири насилия при переходе от общинного к частному землепользованию, говорил, что для Сибири на определенном этапе переход от общинного землепользования к частному – не главное. Главное – в улучшении форм землепользования, в строительстве дорог, в проведении мелиоративных работ за счет государства, во всемерном развитии ссудно-сберегательных банков, касс, ссудно-сберегательных и кредитных товариществ. Как это было реализовано на практике, описано мной в очерке «Ехала деревня на ярмарку», поэтому не буду повторяться.

В результате организованного и неорганизованного переселения в Сибири за 1906–1916 годы закрепилось 3,2 миллиона семей. В переселенческое дело были вложены многие десятки миллионов государственных средств, которые шли на постройку колодцев (многих тысяч!), водохранилищ, на орошение, на сооружение элеваторов и складов для хранения зерна, постройку больниц, амбулаторий (было создано 416 врачебных и фельдшерских пунктов, в которых работали 130 врачей и 684 фельдшера), ветеринарных пунктов...

А как же складывалась судьба сибирских переселенцев? Они в основном осваивали малообжитые, глухие территории, вдали от «железки», водных транспортных артерий, почтовых и земских трактов. По этой причине, несмотря на то, что государство выдавало льготные кредиты на постройку домов, многие переселенцы предпочитали приписываться к поселениям старожилов, становясь равноправными членами мирского товарищества.

Но по мере наплыва переселенцев и земельного утеснения плата за приписку все возрастала. К 1910 году она достигла уже 159–200 рублей за каждую мужскую душу. Большинство переселенцев таких денег заплатить не могли.

По данным обследования, проведенного в 1911–1912 годах, 33,2% из них приехали в Сибирь, что называется, «без гроша в кармане», 8,3% имели до десяти рублей, 18,6 – до 50, 11 – до 100 рублей и только 14,8% имели больше двухсот рублей. Причем свыше пятисот рублей наличного капитала имели всего 3,8% переселенцев.

Вот эта-то немногочисленная прослойка и подпитывала ручеек, пополнявший ряды сибирских хуторян и отрубников.

Многие переселенцы, не имея возможности (а иногда и желания) освоить новые благоприобретенные земли и не сумев приписаться к старожильческим селам и деревням, возвращались в европейскую Россию. Если в первые годы реформы обратный поток переселенцев был небольшим (возвращались от 4,4 до 13,3%), то с 1910 года увеличился в несколько раз. Отток достиг пика в неурожайном 1911 году.

Всего же за десять лет реформы обратно вернулся практически каждый шестой переселенец.

Но у многих из них не было средств и для того, чтобы вернуться к своим старым «гнездовьям». Вот что по этому поводу писал очевидец: «И теперь сплошь и рядом есть села, где неприписанных переселенцев ютится в два-три раза больше, чем легальных переселенцев». Эти «нелегалы», прибившись к старым поселениям, копали землянки, обустраивались, поступали в работники к местным хозяевам, а скопив деньги, возвращались обратно или постепенно налаживали собственное хозяйство.

В конечном итоге крестьянская реформа 1906–1916 годов, начинаемая как благое дело, с экономической платформы сползла на платформу политическую, как все предыдущие и последующие.

К чему привели политические «игры» на аграрной ниве России первой половины XX века, мы сегодня хорошо знаем. Они закончились распадом всего строя крестьянской жизни, на восстановление которого сегодня мало надежды: раскрестьянивание деревни продолжается...

Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя» за 1874 год выразил такую мысль: «Это уж какой-то закон природы, не только в России, но и во всем свете... если в стране владение землей серьезное, то и все в этой стране будет серьезно, во всех то есть отношениях: и в самом общем, и в частностях».

Опираясь на мудрость Ф.М. Достоевского, поразмыслим неторопливо и непредвзято. Подумав, неизбежно придем к выводу: государство должно постоянно совершенствовать крестьянский строй, охранять и пестовать сущее (давая возможность проникнуть к свету любому ростку инициативы и предпринимательства), не позволять ни внешним, ни внутренним силам расшатать его. Иначе – конец крестьянству и государству!

В конце 1929 года была объявлена сплошная коллективизация. В первые недели во многих регионах России в коллективные хозяйства вступали целыми деревнями, наивно полагая, что это дальнейшее развитие артельных начал. Здесь сработал принцип: «К миру приставай, от мира не отставай». Но когда дело дошло до обобществления кур, радость быстро переплавилась на печаль. В общем, как сошлись, так и разошлись.

Вторая волна коллективизации уже была насильственной.

Таловский Ефимушко не дожил до нее, а Сысоюшко и Данилушко первыми попали под ее ржавый лемех и были запаханы «со всеми чадами и домочадцами» в торфяниках Васюганья.

Как нам сегодня, потерянным и заблудшим, найти дорогу к храму добра, справедливости и сострадания? Как восстановить разорванную связь времен? Как утолить материальные потребности народа? Как наполнить обмелевшую реку духовности? На все эти вопросы, как мне кажется, один ответ: правительству России надо довериться народной интуиции, которая еще никогда не подводила и, надеюсь, не подведет.

Ведь как поступает опытный ямщик, застигнутый в степи пургой? Он не будет погонять лошадей плетью, надеясь проскочить опасное место, не будет удилами рвать лошади узга, рывками посылая ее то вправо, то влево в поисках дороги, а спокойно ослабит поводья, привяжет вожжи к облучку или головкам саней и отдастся на волю ее чутья. Аналогия далекая, но все-таки, все-таки...

Но вот, что называется, кипяток: «Для того, чтобы поднять государство до высшей ступени благосостояния, нужны лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении. Все остальное сделает естественный ход вещей» – это формула Адама Смита, выведенная более двухсот лет назад. Она вскрывает «природу и причины богатства народов». Несмотря на ее солидный возраст, звучит она для нас вполне современно.

Что касается мира, то здесь, кажется, все в порядке (только бы справиться с войной гражданской), а вот со всем остальным – вопросы, вопросы и вопросы...

Особенно большие проблемы с терпимостью в управлении.

Если в нынешнем, резко ухудшающемся социально-экономическом положении народа сельские товаропроизводители пытаются выступить с глубоким анализом бедственного положения крестьянства и предлагают вполне разумные и взвешенные подходы, то консультанты разных рангов по рыночной реформе при главах администраций требуют одного: как можно скорее распустить предприятия-монополисты.

Главное сегодня, утверждают первые, это перестройка внутренних экономических отношений, и она уже идет. Появляются акционерные предприятия на базе колхозов и совхозов, и где-то они расчленяются на мелкие предприятия по принципу: «поселение – трудовой коллектив», где-то из них выделяются крестьянские хозяйства.

Процесс набирает свой естественный ход. В этих условиях нельзя «рубить сплеча», с одного маха разваливать колхозы и совхозы. Нужно как можно шире использовать переходные формы по типу дагестанского колхоза имени Орджоникидзе. В этом хозяйстве каждый член рабочего коллектива – акционер. Он владеет своей долей средств производства и имеет право собственности на произведенный продукт.

Для администрации от рыночной экономики (нонсенс!) главное – покончить раз и навсегда с колхозами и совхозами! Быстро и решительно!

И у них есть определенное преимущество: они опираются на огромный опыт десятилетий социалистического строительства, в ходе которого без излишних проволочек отвергалось и разрушалось «до основания» все, что не соответствовало новомодным доктринам наших политических лидеров. На этом поприще сонмы уполномоченных разных рангов снискали себе славу общепризнанных и непревзойденных «мастеров». Начинали они всегда с вершин, а до корней так никогда и не добирались. В итоге всегда получалось и бедновато, и голодновато.

Сегодня по решению правительства России осуществляется очередная реорганизация управления. В структурах аппарата глав администрации краев и областей предусмотрено создание департаментов по сельскому хозяйству.

Специалисты Тюменского сельхозинститута, разрабатывающие структурную схему нового образования, выделили в нем до дюжины управлений, комитетов, которые должны зарабатывать себе на пропитание, заключая договоры с товаропроизводителями. Были определены и его основные функции (всего 19 пунктов): разработка научно обоснованных норм и рекомендаций по питанию, информации населения по вопросам обеспечения продовольствием, изучение конъюнктуры рынка, формирование баланса продовольственных резервов, организация заключения договоров на поставку продукции, разработка рекомендаций по равноправному использованию форм собственности (задержите на этом внимание), организация финансово-кредитной и банковской систем и пр., и пр.

Ни одна из приведенных позиций (как и не приведенных) возражений не вызывает: управленцы из диктаторов превращаются в методистов и координаторов. Но останется ли что-нибудь от этой схемы? Будут ли они сами зарабатывать на жизнь? И для сомнений есть основания.

В. Рыжков, секретарь администрации Алтайского края, в интервью газете «Сельская жизнь» (22 января с. г.) видит функции управления в распределении бюджетных ассигнований и централизованных материально-технических ресурсов, в надзоре за производством и т.д.

Да, перепуганный было отряд аграрных чиновников оправляется, расправляет плечи и завтра, как и вчера и сегодня, собирается распределять, надзирать и диктовать.

Если вчера управленцы решительно стояли на страже интересов монополистов-колхозов и совхозов, то сегодня они столь же решительно и однозначно собираются поддерживать фермеров, напрочь забыв о «равноправном использовании форм собственности». Слово В. Рыжкову: «Сегодня же государство намерено поощрять фермерские хозяйства. Таким образом, если говорить не о колхозе и совхозе (о них, видимо, говорить уже нечего. – _М.О_.), а именно о крестьянине, то власть, получив в свои руки фонды, денежные и материальные ресурсы, станет направлять их фермеру прежде всего».

А спросили у крестьянина: хочет ли он быть фермером? Ведь сегодня и Н. Сивков уже не фермер-единоличник, а председатель кооператива. Сама жизнь заставила Сивкова и его соседей объединиться.

Мечтают «о своем колхозе» и первый фермер с Ярославщины А. Ежиков (см. статью «Свой колхоз» в газете «Сельская жизнь» за 30 января с. г.) и его сыновья. Почему?

Да потому, что сегодня в одиночку им просто не выжить. Это раз. Душа у наших крестьян артельная – это два. Если правительство всерьез поставило на фермеров, то начинать дело нужно было с другого конца: создавать специализированные компании по строительству жилья, дорог, предприятия сервисные и по переработке продукции, кардинально решать проблемы снабжения ресурсами и сбыта продукции.

Сегодня же делается все, чтобы дискредитировать саму идею фермерства. Не случайно, мне кажется, и кричат о семейных крестьянских фермах громче всех новообращенные. Но тут надо еще разобраться, чего в этих криках больше – недалекого оптимизма или затаенного злорадства?

Вставая на путь фермеризации, необходимо понимать, что двумя-тремя годами здесь ничего не сделать. Процесс этот сложный и длинный и растянется на десятилетия. Тут уж ничего не поделаешь, такова наша матушка-Россия: сыновья ее запрягают всегда медленно, и это надо учитывать. Не из-за лени, как обычно представляют это недоброжелатели, а из-за обстоятельности.

Да, тысячу раз прав доктор экономических наук В. Башмачников, сказавший однажды: «Желание мгновенных перемен там, где нужна кропотливая работа, есть большевизм, насилие над реалиями жизни...»

Насильничать же нам «не привыкать – стать».

Как бы реформаторы ни изощрялись, что бы ни придумывали, не надо забывать одного – воплощать в жизнь все задумки будут крестьяне. Татьяна Карягина, которой не откажешь в здравом рассудке, совершенно точно, на мой взгляд, прочувствовала ситуацию: «И не дай Бог нам свой интеллектуальный порыв, что мы знаем, как надо, переносить ураганом управленческих решений сверху вниз. Все будет на самом деле не так, как мы рисуем с вами в городах».

И как бы перекликаясь с Т. Карягиной, тот же А. Ежиков говорит: «Надоели эти советники разных рангов. Ведь будут заставлять, насиловать, а дело провалят – пулю в лоб не пустят, потому что нет у таких погоняльщиков ни чести, ни совести. Куда там, в отставки безнаказанно уходят, загнав до этого своих кормильцев в гроб... И я спрашиваю: кто же будет в конце концов за людей считать нас, нищих миллионеров, бесправных и голодных хозяев земли?»

Резонный вопрос. И задает его не один Ежиков. В ответ же новые демократы, как расшалившиеся школьники, «затопывают и захлопывают» голоса «господ мужиков», срываясь иногда на свист и улюлюканье.

Смогут ли наши новые правительства на разных уровнях уяснить: важно не то, какие формы организации труда лучше. Важно, чтобы крестьянин имел возможность сам их выбирать. Пусть это будет крупная государственная агрофирма, акционерное предприятие, ассоциация, колхоз, совхоз, кооператив, крестьянское хозяйство. И что для крестьянина лучше – пусть выбирает сам. Может, и ошибется, без этого не бывает, но он сам же исправит свою оплошность. Ущерб обществу от этого будет минимальный. Будет проявлена терпимость в управлении, оказана крестьянину поддержка, тогда можно утверждать однозначно: у этого выбора окажется простое человеческое лицо.

Уточним: это будет выбор народа.

Прошло шесть лет с момента публикации в газете «Тюменская правда'’ очерка «Социалистический выбор: какое у него лицо?» Что изменилось за это время?.. Какие структурные сдвиги произошли в аграрном секторе экономики?.. Что сегодня волнует аграриев и весь российский люд?..

Для начала обратимся к статистике.

В области, на начало 1998 года, производством сельскохозяйственной продукции занимались 358 предприятий разных форм собственности. Сохранил свой статус 41 колхоз (11%), 17 совхозов (5%), реорганизовались в кооперативы 162 предприятия (45%), в акционерные и другие новые формирования 138 хозяйств (39%). Кроме того, производством сельскохозяйственной продукции занимались около 200 подсобных хозяйств предприятий и организаций.

Процесс создания новых фермерских хозяйств прекратился и начался обратный отсчет. В прошлом году приказали долго жить 320, а с 1992 года по различным причинам прекратили существование 3104 крестьянских (фермерских) образования. На первое января 1998 года их осталось 3656, в том числе в южной части области 2900. В их пользовании находится 292,4 тыс. гектаров земли, из них на долю сельскохозяйственных угодий приходится 86 %, пашни – 61 %. Кроме того, производством сельскохозяйственной продукции занимались 184570 личных подсобных хозяйств граждан нашей области.

Работа по совершенствованию земельных отношений продолжается. Оформлено 153,6 тысяч свидетельств на право собственности на землю или 99 % к общему количеству, из них выдано собственникам земельных долей 147 тысяч свидетельств (95%). С оформлением договоров передано в аренду 107,7 тысяч земельных долей...

Такая же ситуация у наших соседей: омичей, курганцев, пермяков, да и во всей Российской Федерации. По данным депутата Госдумы А. Ткачева, обнародованным в печати, на начало 1997 года в собственности крестьян Российской Федерации насчитывалось 83,7 % пашни и в государственной – 16,3 % ... Более 12 миллионов владельцев земельных паев, полученных при реорганизации колхозов и совхозов, пользовались землей на правах частной собственности.

Следовательно, под нашими горячими дебатами шестилетней давности о том кому владеть землей, на сегодня можно подвести черту: в России, с юридической точки зрения, созданы условия для развития многоукладной экономики.

Каковы же результаты реформы? Здесь дело обстоит немного скромнее... Посевные площади сократились (по сравнению с 1991 годом) на 436,3 тыс. гектаров, или на 26,7 %»... Не лучше обстоят дела у наших западных и восточных соседей. В Кировской и Пермской областях заброшено по 400 тыс. гектаров, в Екатеринбургской и Томской – 256–270. В России посевные площади сократились... больше, чем на 20 млн. гектаров. Для того, чтобы ввести такое количество мелиорируемых земель в сельскохозяйственный оборот СССР потребовалось 15 лет... Посев зерновых культур в области уменьшился на 184 тыс. гектаров, или на 21,4 %. Тенденция сокращения посева сохраняется. Но благодаря благоприятным климатическим условиям в 1977 году получен неплохой урожай зерна – 1,5 млн. тонн, при урожайности 20,8 ц/га... В целом по России посевы зерновых культур сократились более чем на 10 млн. гектаров.

Поголовье крупного рогатого скота (во всех категориях хозяйств) уменьшилось на 460,3 тыс. или на 51,7 %, в том числе в 1997 году – на 30,7 тыс. голов (6%) тенденция к сокращению поголовья сохраняется.

Количество коров уменьшилось на 133,8 тыс. (41%), за 1997 год – на 30,2 тыс. (13,5%). Тенденция к сокращению коров обвальная...

Поголовье свиней за анализируемый период сократилось на 212,2 тыс. (45,3%). В 1997 году оно достигло 309 тыс. и выросло по сравнению с 1996 годом на 5,0 тыс. (1,6%). Тенденция сброса поголовья приостановлена. Это произошло благодаря целевым вложениям в отрасль свиноводства. В 1997 году восстановлено 125 свинарников, товаропроизводителям безвозмездно выделено 13,7 тыс. тонн концентрированных кормов... За счет улучшения условий содержания и кормления сократился падеж животных на 8 % по отношению к 1994 году, на 17 % увеличился выход поросят от одной свиноматки...

Овцепоголовье уменьшилось на 201,3 тыс. (59%). В 1997 году – на 29, 2 тыс. (27,2%). Положение в овцеводстве можно оценить как катастрофическое.

Наиболее благополучной отраслью сегодня является птицеводство. Производство яиц осталось на уровне 1991 года и достигло в 1997 году 980,4 млн. штук. Прирост яиц за последний год составил 77,6 млн. штук (9 % к 1996 году).

Относительный успех птицеводов обеспечен в основном тем, что пока держится на плаву флагман отрасли – птицефабрика «Боровская». Но сегодня и у этого гиганта масса проблем, требующих незамедлительного решения. Одна из главных – замена изношенного технологического оборудования, не менявшегося за последние шесть лет. Рентабельность птицеводства низка, а налоги высоки. Денежных средств на реконструкцию у предприятия нет. Нужны инвестиции...

Уменьшается поголовье скота у населения. На первое января 1998 года оно сократилось по сравнению с 1991 годом по крупному рогатому скоту на четыре процента, свиньям – на 11,2 %, овцам – 25,1 % и составило соответственно 163,6; 108,5; 126,3 тыс. голов.

Продуктивность животных в 1996 – 97 гг. осталась на уровне 1990-91 гг., следовательно объем производства определяется в основном фактором поголовья. К примеру, производство молока в 1997 году снизилось по сравнению с 1991 годом на 198,6 тыс. тонн (36,1 %), – мяса всех видов на 71,5 тыс. тонн (51,7 %). При этом ситуация, сложившаяся в Тюменской области, не самая тяжелая.

В ряде регионов положение, что называется, «аховое»... И в целом по России обстановка в сельскохозяйственной отрасли сложнейшая. Еще в 1995 году валовая продукция сельского хозяйства всех категорий по сравнению со среднегодовым производством за 1986–1990 гг. уменьшилась на 35 %, а в сельскохозяйственных предприятиях всех форм собственности – более чем в два раза.

В сельскохозяйственных предприятиях производство зерна и сахарной свеклы сократилось почти вдвое, картофеля – в четыре раза, овощей – в три раза, мяса и мясопродуктов на 40 %, молока – в два раза. В 1996 и 1997 годах падение производства продолжалось и составляло 6 – 8 % к уровню 1995 года.

Вывод неутешителен: Россия утратила продовольственную независимость.

По современным международным нормам угроза национальной продовольственной безопасности наступает тогда, когда страна импортирует более 25–30 % продовольствия. Россия, начиная с 1995 года, импортирует более половины потребляемого населением продовольствия, при этом берет кредит на его оплату.

По обеспечению продуктами питания населения России скатилась с шестого места (накануне реформ) на 37 в 1994 г., на 43–45 в 1996 г., и на 57 – в 1997 году. От 3300 пищевых суточных калорий в 1990 г. до 2200 – в 1997 г. Насколько это плохо – судите сами. По классификации ФАО (международная продовольственная организация), уровень питания в 2150 калорий – постоянное недоедание. Учитывая большое различие в питании разных социальных групп россиян, можно с большей долей вероятности утверждать, что не менее 2/3 населения страны сегодня балансирует между этой и еще более низкой гранью в 1520 калорий, ниже которой, по той же классификации находятся голодающие. Последних тоже немало. И еще один, очень важный момент: отечественных продуктов в суточном потреблении уже около половины. На их долю приходится 1100–1250 пищевых калорий. Это ниже грани, с которой начинается тотальный голод. Отсюда вытекает, что Россия уже находится в прочной зависимости от продовольственного импорта развитых стран. Преимущественно закупаются товары, произведенные в европейских странах, США, Канаде... Выборочный опрос руководителей предприятий розничной торговли в г. Тюмени показал, что они предпочитают продавать импортные товары в основном из-за более выгодных условий закупки и длительных сроков хранения (45 %), быстрой их реализации (26 %). Каково же их качество? Вот свидетельство Госторгинспекции Тюменской области за прошедший 1997 год. Забраковано 211,1 тонн мяса птицы, что составило 69 % к общему объему проинспектированных товаров, 21,3 тысяч условных банок (туб) консервов мясных и мясорастительных (58 %), 312,2 туб консервов плодоовощных и ягодных (84 %), 7562 декалитров виноградного и плодово-ягодного вина (91 %), 417 дал шампанского (59 %), 706 дал пива (95 %)...

Россия стала тем местом, куда со всего мира сплавляются нестандартные товары, запрещенные к продаже в собственных государствах. «Дай вам, боже, что нам не гоже...»

Инвестиции в агропромышленном комплексе области резко сократились. В 1997 году на развитие АПК за счет всех источников финансирования использовано 402 млн. деноминированных рублей, что составляет менее одного процента к общему объему инвестиций. К уровню 1996 г. размеры инвестиций в АПК сократились на 13 %. Из этой суммы предприятиями сельского хозяйства использовано 304 млн. рублей (76 %), что составляет 90 % к уровню 1996 г.

На строительство объектов производственного назначения в АПК освоено 318,7 млн. рублей, в том числе 245,9 млн. рублей  предприятиями сельского хозяйства.

За год в сельском хозяйстве введены в действие овощехранилище в Нижнетавдинском районе, зернохранилища в семи районах юга области, помещения для крупного рогатого скота в пяти районах юга области, помещения для свиней в Абатском и Бердюжском районах, кормоцех в Викуловском районе. Прямо скажем – немного!..

В 1997 году с прибылью сработали только шесть процентов хозяйств. Остальные 94 % работают себе в убыток. Кредиторская задолженность сельскохозяйственных предприятий всех форм собственности составила почти один миллиард деноминированных рублей и за год выросла более чем на 300 млн. рублей. Задолженность по зарплате, которая в среднем составила 580 рублей в месяц, достигла 93 млн. рублей. Долг бюджету – 105,8 млн. рублей, во внебюджетные фонды – 375,2 млн. рублей. Долг по долгосрочным кредитам – 256,5 млн. рублей, по краткосрочным кредитам – 277,6 млн. рублей.

Издержки производства на один рубль выручки по продукции растениеводства и животноводства (кроме овощей – 1,0 и яиц – 0,8) выше в 1,3 – 2,6 раза, а по шерсти – в 5,4 раза. Велик диапазон издержек на производство сельскохозяйственной продукции. По молоку от 1,26 – 1,52 руб. за один килограмм (Викуловскнй и Аромашевский районы), до 2,62 – 3,92 руб. (Бердюжский и Уватский), при среднеобластной себестоимости 1,62 руб. По привесам крупного рогатого скота от 10,07 – 13,01 руб. за один килограмм живой массы (Сорокинский и Абатский) до 25,98 – 29,78 руб. (Уватский и Бердюжский районы). Себестоимость прироста свиней в Исетском и Аромашевском районах (47,89 – 98,94 руб. за кг.) в 9 – 14 раз выше, чем в Ишимском районе (7,02 руб. за кг.), при среднеобластной себестоимости 10,89 руб. Себестоимость зерна в Юргинском и Заводоуковском районах составляет 0,35 – 0,4 руб. за один килограмм, тогда как в Тюменском и Тобольском районах 0,81–0,88 руб., при среднем показателе по области – 0,53 рубля.

При сегодняшнем ценовом беспределе монополисты-переработчики раздевают крестьянина. Покупая буханку хлеба в магазине за 3,2 рубля, мы возвращаем крестьянину всего 40 копеек. Все остальное забирают переработчики, транспортники и торговля. Это с одной стороны. А с другой?.. По данным на начало 1997 года, цены на сельскохозяйственную продукцию за период реформ выросли в 1800 раз, а на материально-технические ресурсы для села – в 8 – 14 тысяч раз! Потери сельского хозяйства от диспаритета цен по разным оценкам составляют 250–300 млрд. деноминированных рублей. Монополистический пресс буквально выжимает «последние соки» из сельскохозяйственных товаропроизводителей. Корень всех бед крестьянина в решении именно этой проблемы. В июле 1997 года наконец-то подписан федеральный закон «О государственном регулировании агропромышленного производства», но в литавры бить рано. Где гарантии того, что вся «президентская рать» повернется лицом к аграрному сектору экономики? До настоящего времени она стоит к нему плотными, непробиваемыми спинами, устремив свои взоры на запад. За годы реформ доля АПК в федеральном бюджете сократилась в шесть с лишним раз, зато наше правительство с завидным упорством финансирует аграриев цивилизованного мира, ввозя десятки миллионов тонн сельскохозяйственной продукции из-за рубежа, чем окончательно добивает отечественного кормильца.

Ни в одном Указе президента, направленном на реорганизацию и приватизацию колхозов и совхозов, ни в одном аналогичном правительственном постановлении не ставится непосредственной цели на повышение эффективности и рост сельскохозяйственного производства, улучшение условий жизни сельского населения. Всегда и во всех документах цель одна: приватизация, создание частного собственника, утверждение его экономического уклада... Вот и сейчас, когда я пишу эти строки (26.02.98 г.), по радио звучит очередное обращение президента к россиянам; до слуха доносится... «Главная цель нашей политики (которая, как известно, является концентрированным выражением экономики – _М.О_.) – создание среднего класса, слоя предпринимателей, на который мы могли бы опереться...» Ну, что же, высказывание вполне откровенное... Тем, кто отхватил от общенародного пирога порядочные куски, необходимо их удержать... Мы, россияне, крепки задним умом, здравые мысли часто приходят к нам уже на лестнице... Вот и председатель Госдумы Г.Н. Селезнев, отвечая на вопросы граждан нашей области в ноябре 1997 г., с душевным надрывом признался: «...ни одна из провозглашенных целей и задач приватизации не достигнута... Все они оказались несостоятельными и привели к прямо противоположным результатам». И далее подытожил: «Сегодня окончательно ясно, что приватизация (или разгосударствление) экономики России в период 1992–1996 годов была проведена бессистемно, без научного обоснования и при игнорировании как позитивного, так и негативного зарубежного опыта. На практике это привело к тяжелейшим социально-экономическим последствиям. Огромный урон нанесен всем отраслям экономики, науки, культуры, оборонному потенциалу страны». Правда, он забыл при этом уточнить, что в результате такой приватизации огромная часть национального богатства России была прихвачена небольшой кучкой отечественных и зарубежных банковских олигархов.

В свете этого неслучайным является то, что до настоящего времени не сформулирована национальная идея нашего государства. По признанию того же Н.Г. Селезнева, «...на практике сейчас в России главным стержнем идеологии стал, по существу, принцип: «обогащайся, кто как может...» И это для России, народ которой всегда был готов к самопожертвованию во имя высоких идеалов, всегда был готов поделиться последним куском со своим ближним!..

Аппетит приходит во время еды... Присвоив предприятия и отрасли, моментально приносящие дивиденды, и напрочь игнорируя те, что таковых в обозримом будущем не сулят, приватизаторы все чаще обращают свой алчущий взор на еще один лакомый пирог – землю. Пока идут дебаты: продавать или не продавать ее, матушку, бывший мэр города Москвы Г. Попов под шумок вбрасывает в общество новую идею передела. Рассуждения его таковы: раз мы все и престарелые и новорожденные получили ваучеры на бывшую промышленную госсобственность, то и на сельскохозяйственную землю таковые получить имеем право. Правда оговаривается, что приоритет в этой дележке должен быть за крестьянином. Но и своего не упускает: 0,5 га в виде пяти ваучеров стоимостью 500 долларов США должен получить каждый горожанин. Положив их в государственный земельный банк, житель города, по замыслу г. Попова, станет получать 10-процентную ренту, т.е. 50 долларов, а сельский житель за свои 75 ваучеров – 750 долларов... Приятно!.. Осталось решить только небольшой вопрос: где взять деньги на ренту? Что касается дивидендов на промышленные ваучеры, то реалии здесь таковы: я на свой ваучер, вложенный в одну из мощнейших компаний России РАО «Газпром», за три последних года получал по 44 деноминированных рубля, чего, как говорится, и врагу не пожелаю…

Российский крестьянин и без переделов ограблен. Долговые гири тянут его на дно банкротства. А в правительстве всерьез поговаривают о реструктуризации долгов. Что станется с этими долгами, если будет принят закон о залоге земли? «... Не обернется ли задолженность и на нее?» – вопрошает в газете «Сельская жизнь» Ю. Бакланов. И отвечает: обернется, так как уже сегодня есть прецеденты. В Орловской области уже вынесено два судебных решения о возмещении ущерба земельными участками. В Нижегородской области наложен арест на землю фермера за неуплату кредита земельному банку... Процесс, как говорится, идет, а что за ним?

За ним правовой вакуум. Вот уже четыре года Россия живет без земельного кодекса, основного закона, который должен регулировать земельные отношения в государстве. Старый закон отменен указом Президента, а новый никак не вступит в силу... за ним – крах аграрного сектора экономики... за ним – острейшая борьба различных политических группировок. Государственная дума, представляющая интересы всех слоев населения, против купли-продажи земли сельскохозяйственного назначения. Многие губернаторы-сенаторы поддерживают депутатов нижней палаты... Заседание круглого стола по земельному кодексу с участием всех ветвей власти закончились безрезультатно... Борьба продолжается... А крестьянин в этом правовом и экономическом беспределе брошен на произвол судьбы... Сегодня он готов запродать душу дьяволу, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

Недавно мне в течение недели пришлось общаться с группой районных руководителей сельского хозяйства. Большинство из них за то, чтобы землю продавать и закладывать. Это, по их мнению, сегодня единственный источник для получения кредита... Эту точку зрения разделяет и часть крестьянства...

Представим, что завтра вопрос будет решен так: землю можно продавать и закладывать. Готовы ли к этому? «Нет, не готовы, – говорят мои собеседники, – отсутствует нормативная и правовая база». И их озабоченность понятна. Для определения цены земли нужно провести большую работу по установлению качества каждого участка земли, его экономической оценке... А кто должен выделить средства для проведения этой работы? Мнение здесь одно: государство как инициатор передела...

Проблемы и с правовым обеспечением... Хорошо, представим, что основной закон о земле принят, но достаточно ли этого для реализации идеи купли-продажи и залога сельскохозяйственных угодий?.. Конечно, нет. Нужно еще несколько десятков законов, регулирующих действие основного земельного кодекса. Важнейшие из них: «О земельном обороте», «Об аренде земельных участков», «О залоге земельных участков», «О продаже земельных участков на торгах», «О вещных правах на земельные участки», «О регистрации прав на земельные участки», «Об оценке земли», «О приватизации земельных участков», «О государственном управлении в области использования и охраны земель», «О государственном земельном кадастре», «О территориальном планировании земель», «О зонировании земель», «О государственном мониторинге земель», «О землеустройстве», «Об изъятии земельных участков для государственных нужд», «О порядке отвода земельных участков», «Об управлении государственными землями», «Об общих принципах управления муниципальными землями», «О государственном контроле в области использования и охраны земель», «Об охране земель», «О сохранении плодородного слоя земель», «Об экологической экспертизе», «О мелиорации земель», «О предотвращении загрязнения, засорения и заражения земель», «О предотвращении радиоактивного загрязнения земель», «О сельскохозяйственных землях», «О землях городов и иных населенных пунктов», «О землях лесного фонда», «О землях водного фонда», «О земельных налогах, сборах и иных платах», «Об административной ответственности за нарушение земельного законодательства».

Следовательно, с нормативными и правовыми проблемами, связанными с использованием земли, ее куплей, продажей и залогом, осталось, как говорят в народе, «начать и кончить». К чему же такая спешка? Ведь совершенно ясно, что, без обозначенных условий, идею продажи и залога земли (пусть и при наличии основного земельного кодекса) в интересах крестьянства и государства реализовать не удастся.

Напрашиваются два ответа.

1. В правительстве сидят дураки.

2. Кто-то в этом очень сильно заинтересован.

Что касается первого предположения, то у большинства граждан нашего государства могут возникнуть сильные сомнения, а вот над вторым следует призадуматься.

Мне кажется, что к пониманию сути происходящего приближают высказывания А. Чубайса о втором этапе приватизации в промышленности, а его фраза «нам не нужны 40 миллионов собственников...» (умные люди тоже иногда проговариваются), может стать ключевой.

Сегодня мы знаем, кому принадлежат средства производства в тех отраслях промышленности, что приносили государству основную долю прибыли... А те немногие акции, что остались в руках мелких собственников потихоньку перекочевывают в карман монополистов (деньги к деньгам!). Их сначала скупали за мизерные деньги, потом за хорошие деньги, а сейчас покупают ну просто за очень хорошие деньги... Ясно одно: поставленная цель, в конечном итоге, оправдает затраченные средства тех, кто проводит эту операцию.

На аграрном поле России появились миллионы и миллионы новых собственников и у каждого в руках лакомый кусочек – земля. Сегодня нормативная цена гектара земли колеблется от 2,2 тыс. рублей (Нижегородская область) до 9,9 тыс. рублей (Чувашия). Зададимся вопросом: а почему не 20 или 50?

Ясно, что тот, кто сегодня приобретает землю по низким цепам, завтра будет состоятельным человеком, а тот, кто продает, пополнит ряды наемных работников. Статус которых, кстати, до настоящего времени не определен. В Калужской области некто Д. Рыбак скупил по нормативным ценам уже больше двух тысяч гектаров земли. Есть уже и такие покупатели, которые приобретают ее за 0,5 – 1,5 тысяч рублей за гектар, при нормативной цене в 6,0 – 7,0 тысяч рублей. Таких примеров можно привести много. Но вот факт, что называется, из ряда вон: фермер в селе Коробовка Грязинского района Липецкой области купил у 12 пенсионеров их земельные доли в 6 гектаров всего по 200 рублей за каждую (Ю. Бакланов «Сельская жизнь» № 15).

Процесс пошел: расслоение на хозяев и бедных началось... Возмущайся, не возмущайся, а при приоритете частной собственности это неизбежно... Купля-продажа земли набирает темпы и в нашей области. Время кулаков и помещиков, о котором мы так долго говорили, пришло.

Завладеть землей можно и не покупая ее, для этого достаточно выкупить имущество, организовать производство, хорошо платить работникам, и она, матушка, сама придет к вам в руки. И таких примеров тоже немало... Все перечисленные явления сегодня только набирают ход, а вот аренда земли, как наиболее дешевый способ ее использования распространена повсеместно, хотя и здесь есть свои проблемы...

Указ президента за № 337 не ограничивает количества арендуемой земли, но по отношению к фермеру в разъяснениях ряда областных администраций говорится, что предельный размер крестьянского хозяйства устанавливают местные органы власти... Почему дискриминируется крестьянин?

В проекте нового закона о крестьянском (фермерском) хозяйстве предлагается, чтобы половина работ выполнялась силами самой семьи. О чем это говорит? А о том, что в документ закладывается ограничение на аренду, на рост объема производства... Как это надо понимать? Как то, что игра в фермерство закончилась?.. Мавр сделал свое дело и должен умереть?.. Не хочется верить, но в памяти вновь и вновь всплывает чубайсовское: «нам не нужны 40 миллионов собственников...»

В этих условиях в выгодном положении окажутся разного рода скупщики, перекупщики, спекулянты земельной собственностью. Многие сегодня это понимают. Заместитель председателя совета федерации О. Королев уверен: продажа земли должна осуществляться после экономического укрепления села. Добавим: после завершения работ по формированию нормативной и правовой базы, по ее движению и обороту. Крестьянин должен продавать землю не из-за крайней нищеты, а исходя из хозяйственной целесообразности. Когда крестьянин поставлен на колени, он может продать все, что угодно. Теперь, я думаю, суть происходящего обнажена, что называется, до кости.

Но кто будет укреплять село? Нищий крестьянин или государство – полубанкрот? Ни у того, ни у другого для этого нет средств. Начни продавать и закладывать землю – обдерут как липку... Заколдованный круг...

Вы живете в старом доме и собрались построить новый. Когда вы сломаете старый? Всякий здравомыслящий человек ответит однозначно: только после постройки нового дома...

А что правительство Гайдара и Черномырдина сделало с экономикой России? А вот что: до основания разрушило старый механизм хозяйствования, не создав нового. Экономика переходного периода России пребывает в подвешенном состоянии, ее несет по бурному морю жизни без руля и ветрил?..

На заседании правительства 8 января В. Черномырдин объявил: «1998 год должен стать творчески беспокойным годом эшелонированного натиска на наши проблемы». Вот так, не меньше и не больше!.. А потом добавил: «Темпы роста в России должны превышать среднегодовую динамику мировой экономики в целом...» Так и хочется воскликнуть: ««С каких это щей, господин премьер?»

А вот оценка ситуации в аграрном секторе экономики специалиста, доктора экономических наук А. Френкеля, сотрудника института экономики РАН. По его мнению, серьезных позитивных изменений в агропромышленном комплексе не произойдет... В 1998 году, как и в прошлом, животноводство будет переживать не лучшие времена... произойдет дальнейшее сокращение поголовья, в том числе и в личных подсобных хозяйствах. Производство мяса сократится до 4,4 млн. тонн, что составит 92 % к уровню 1997 г., молока – 32 млн. тонн (94 %)... Будет произведено 72 млн. тонн зерна (84 % к уровню 1997 г.)... Как тут не вспомнить оптимистическую фразу Б. Ельцина в телевизионных «Куклах»: «Спад пошел в гору!..» А постоянный оппонент В. Черномырдина мэр г. Москвы Ю. Лужков утверждает, что такое положение сохранится до тех пор, пока экономическая политика России будет формироваться не у нас, а за рубежом, специалистами международного валютного фонда (МВФ)... А их  политика такова: чем хуже для России, тем лучше для высокоразвитых стран запада... Кто виноват, мы установили. Теперь – что делать?

Первое – уйти из-под контроля и опеки МВФ.

Второе – при планировании развития экономики России принять ту систему целей, которой вот уже в течение нескольких десятилетий пользуется весь цивилизованный мир: рост производства, экономическая эффективность, полная занятость трудоспособного населения, стабильный уровень цен, экономическая свобода, справедливое распределение доходов, экономическая обеспеченность населения, поддержка сельского хозяйства, торговый баланс...

В рамках этой системы необходимо определить приоритеты, сформировать твердый бюджет... А где взять для этого средства? – спросит иной читатель. А где их берет хозяин, когда у него сгорел дом и все его имущество? Зарабатывает... Надо только следить, чтобы доход оставался в семье... В России, слава богу, еще не все сгорело... Если правительство повернется лицом к производству в границах четко очерченной системы целей, защитит его от внешней экспансии, то несомненно наступит оживление отечественной экономики... На этом этапе необходимо принять все меры к привлечению зарубежных инвестиций... Не пугайтесь: «Чьи бы бычки не прыгали, а теляточки будут наши «... Когда заживем хорошо?.. Сами соображайте: если вы разинули рот и вас, что называется, грабанули, а украденное никто не собирается искать... Придется подождать эдак лет 20–25... А пока, как говорят в народе, будем по одежке протягивать ножки...

АПК, как составная часть большого экономического организма должен развиваться с учетом общей выработанной концепции развития.

Для подъема аграрной экономики, на наш взгляд, необходимо:

– создать условия для реализации экономических законов (основного экономического закона – производство для человека, удовлетворения его духовных и материальных потребностей, закона расширенного воспроизводства, закона стоимости, закона спроса и предложения, закона непрерывного повышения производительности труда, закона оплаты по труду);

– ликвидировать диспаритет цен на продукцию сельского хозяйства и продукцию промышленных предприятий, поставляющих средства производства для села;

– отказаться от попыток перейти к принципам свободной купли– продажи и залога земли, развивая принципы арендных отношений на разных уровнях;

– обеспечить государственную поддержку предприятий сельского хозяйства независимо от форм собственности;

– передать контрольные пакеты акций перерабатывающих предприятий, элеваторов и продовольственно-сбытовых баз, а также государственно-муниципальных предприятий торговли и общепита сельскохозяйственным товаропроизводителям, стимулировать создание агропромышленных объединений и кооперативов, в которых местные администрации могли бы консолидировать такие пакеты;

– цены на основные продукты питания должны формировать товаропроизводители и работники торговли под контролем государства и профсоюзов, как это делается во всех цивилизованных государствах;

– восстановить в полном объеме государственную поддержку социального обустройства села: дорог, электрификации, газификации, телефонизации, обеспечения водой и т.д.;

– создать реальный приоритет отрасли в сферах кредитования, налогообложения и инвестиционной политики;

– опережающими темпами развивать пищевую и перерабатывающую промышленность, а также базу хранения;

– решить проблему наращивания плодородия почв;

– обеспечить расширенное воспроизводство на новой технологической базе предприятий сельскохозяйственного машиностроения, минеральных удобрений, средств защиты растений от вредителей и болезней и инженерно-технического сервиса.

Используя эту платформу можно рассчитывать на постепенное формирование высокоэффективного аграрного сектора экономики, создание прочной продовольственной базы, которая позволит обеспечить экономическую безопасность России.



    1992, 1998 гг.