Константин Лагунов. Книга памяти
О. К. Лагунова
В. А. РОГАЧЕВ. КОНСТАНТИН ЛАГУНОВ: НА СТРЕМНИНЕ РЕКИ ВРЕМЕН
I
Самая трудная роль в отечественной литературе – не бояться ощутить острие быстротекущего времени, быть со своим веком наравне, переживать его радости и боли как свои, чувствовать пульс народной жизни, мыслить и сострадать, разбираться во всем спектре мнений и настроений, событий и процессов. Одним словом – быть остросовременным. Таково главное направление творческих исканий Константина Яковлевича Лагунова.
Тернистый, многотрудный и неповторимый путь писателя начался с маленькой звездочки – первого стихотворения, напечатанного в омской областной пионерской газете «Ленинские внучата» в 1938 году (Тюменской области тогда не было, громадная территория от ишимских степей до Карского моря и от Урала до Енисея подчинялась Омску). Грянула война, и лишь 20 лет спустя, в 1958 году, в столице советского Таджикистана Душанбе состоялся настоящий профессиональный дебют – вышла повесть «Своей тропой». Так обозначился первый период творчества К. Лагунова – таджикский. С 1963 года до начала восьмидесятых годов длился тюменский этап, связанный с социально – этическими проблемами освоения нефтегазовых богатств нашей области. Третий (большая часть восьмидесятых и девяностые годы) можно назвать периодом духовно – нсторического синтеза, активной публицистической работы с размышлениями писателя о наступлении новой смуты в России.
Конечно, сказанное не раскрывает всей жанровой и стилевой многослойное™ творчества К. Лагунова. Стихи и сказки для детей, художественно – документальные произведения, литературно – критические работы, сценарии невозможно вписать в русло обозначенных главных тем. Еще в Таджикистане прозвучали первые слова художника в защиту природы от слишком ретивых техногенных преобразователей. Тогда еще не говорили про экологическую тему в литературе.
На рубеже шестидесятых годов, на волне первой «оттепели», в художественном мире К. Лагунова стала набирать силу философская мысль, стремление постичь глубинные процессы, происходящие в сознании человека XX века под прессом мировых войн, катастроф, революций, тоталитарных режимов. Глобальный вопрос духовно-нравственной катастрофы, поразившей людей, по-разному волновал многих мастеров нашей послевоенной литературы – Л. Леонова, А. Платонова, А. Тарковского... На XX век хватило в то же время красоты, мощных взлетов науки и техники, гуманитарных исследований. А еще – начато космической эры, декларация ООН о правах человека, стремление к открытому, правовому и свободному сообществу. Но рядом – межнациональные конфликты, локальные войны, СПИД, кровавый передел собственности, мафия, продажная политика и взбесившаяся масскультура, демагогия народных избранников.
В то советское время, исключая социальные деформации и диктат правящей элиты, в массовом сознании утвердительно звучало: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Казались незыблемыми и востребованными коммунистические идеалы, признание приоритета общественных начал бытия, борьба за мир и возвеличивание героев труда. Но росла пропасть между «верхами» и простыми людьми, командно – административная система, обильно поливая СССР лозунгами типа «Все для блага человека, все во имя человека», на самом деле душила инициативу, свежие творческие порывы. Страна села на валютную иглу, эксплуатируя тяжелейший труд тюменских нефтяников и газовиков, оборонки и космоса. На селе низвели крестьянство, обессмыс – ливаш хозяйское, рачительное отношение к земле. Безликие спальные микрорайоны порождали социальную аморфность, разводы и преступления. В 1991 году никто не пришел защищать парткомы, митинговать за одряхлевшую власть.
И в эту сложную, трагедийную мозаику бытия, назревавшую в СССР не вдруг еще с конца шестидесятых годов, К. Лагунов тогда же и вгляделся, он почувствовал тревогу: не только идеалы, но и высокий смысл человеческой жизни стал утрачиваться на одной шестой части земной суши. Эта тревога отражена в сборнике рассказов « Ветка полыни» (Свердловск, 1967). Закончив в 1950 году Тюменский пединститут и в 1958 году аспирантуру Таджикского госуниверситета, он защитил диссертацию и стал кандидатом исторических наук. Эмоционально-нравственное прозрение художник стал поверять логикой исторического анализа, по-своему ответив на известную поэтическую мысль шестидесятых годов, высказанную Я. Смеляковым в сборнике «День России»: «Острее стало ощущенье шагов истории самой».
Тысячи раз на планете с горечью говорилось и говорится: история учит нас тому, что ничему не учит. К. Лагунов двадцать лет (1963–1983) успешно руководил Тюменской областной писательской организацией, сделав главный упор в своей творческой работе и работе коллег на создании художественно-документальной Летописи освоения богатых недр края. Да, он должен был играть по правилам того времени, учитывать официальные установки. Да, он и другие писатели, прежде всего в шестидесятые – восьмидесятые годы, возвеличивали героику рабочего напряжения «энергии века», крупные фигуры Муравленко, Салманова, Коротчаева и других знаменитых организаторов небывалых дел и уникального освоения малоподходящей для человека естественно-природной среды. На высокий уровень поднималась рабочая смекалка и красивый риск людей с якобы нижнего этажа – Леванова, Левина, Урусова и других мастеров. Да, производственная, деловая, рабочая тема практически вызволила тюменскую литературу из забвения, в котором она пребывала после 1917 года.
Напомню, что именно К. Лагунов более других обеспечил ей второе рождение. Даже по советским меркам литературная ситуация в Тюмени была дурным парадоксом: самая большая область в СССР не имела ни одного творческого союза, кроме Союза художников. Область заново образовали в 1944 году, и двадцать лет (!) в ней не было писательского объединения. История отечественной культуры еще проверит правоту нашего писателя. Это сейчас воротят носы от рабочей темы доморощенные авангардисты. Отворачивались от древнерусских повестей эстеты XIX века, в XX о них вспомнили.
С другой стороны, где сейчас скороспелые книги столичных литературных генералов о тюменских нефтяниках, газовиках, геологах, строителях, энергетиках? Заезжих литераторов не было на барже с первой тюменской нефтью в 1964 году, а был молодой тюменский поэт В. Нечволода, которому К. Лагунов помог самоопределиться в творчестве. Живут и книги тех лет нашего мастера, ибо в них заключена художественная правда о времени и о себе, о нашем крае, где и тогда мог свободно дышать человек, поднимая газгольдеры Уренгоя, вышки Самотлора, просветленно, со слезами (сам видел!) пересекая Иртыш под Тобольском по богатырским пролетам уникального железнодорожного моста на первом поезде. И если сегодня в северных округах говорят, что они – доноры России, нелишне вспомнить, что еще не до конца исчерпан задел, доставшийся от времен первопроходцев. Иные скажут, что было много плохого – кураж нефтегенералов, дутые цифры в отчетах, наспех, к очередному партсъезду, проложенные трубопроводы, экологическое безобразие, длиннорубленники, рвачи, халтурщики. Но разве они движут жизнь, придают ей смысл?
Про уродливые перекосы в развитии Тюменского НТК одним из первых стал писать К. Лагунов. В условиях тогдашней эйфории по поводу трудовых побед он начал показывать и оборотную сторону медали (роман «Ордалия»), До этого произведения прошел очерк «В краю романтиков» («Урат», 1964, № 9), потом очерк «Нефть и люди» («Новый мир», 1966, № 7), где «сквозь романтическую розовую дымку кое – что из увиденного зацепило, и хотя робко, в полтона, но в очерке прозвучало досадное недоумение по поводу бесхозяйственности, небережливости, варварского отношения к природе» [Лагунов 1994: 1261].
И всех этих людей, героев и антигероев, все эти проблемы, освещенные загадочным и зигзагообразным ходом российской истории, в конце девяностых годов К. Лагунов поднял на новую духовно-художественную высоту, напечатав эпопею «Отрицание отрицания» (Тюмень, 1998), подготовив к печати философско-провиденциальный роман «Абсурд» (закончен в 1999 г.).
Конечно, лучше было бы такими обобщениями завершить данный очерк творчества, но поскольку мы живем в эпоху очередной смены русских культурных парадигм, серьезных разногласий в писательской среде, диктата якобы передовых неоавангардных течений, глумления над писателями, которые остались верны отечественным традициям социально – психологического реализма (В. Белов, Б. Можаев, В. Распутин и др.), в период не всегда справедливого осуждения недавнего прошлого, ради чести и правды содеянного его художниками, следует напомнить: «...Выстрелите в родную историю из ружья, и она вам ответит пушечным огнем».
Не в прошлое зовет нас сегодня К. Лагунов, зовет к национальным святыням, которые в труднейшие периоды жизни Руси спасали народ, показывали пути выхода из тупиков. Надо было видеть, как светлели лица у ребятишек из обедневших семей, когда они прочитали повесть – сказку «Белый Пес Синий Хвост»!.. В ней отважный Пес, Кот Мурзила и Мышка Шуршу путешествуют по лунной дороге, полной опасных приключений и неожиданных встреч. И лишь верная дружба и отвага таежных обитателей помогают героям выжить и победить. Новые политики называют это социальным партнерством. Так может быть, юные читатели, вдохновленные книгой, вырастая, из красивых проектов сделают это партнерство нашей общей явью.
II
Родился К. Лагунов в 1924 г. в селе Старая Майна Ульяновской области на берегу великой реки Волги. Вскоре большая семья в поисках лучшей доли перебралась в Сибирь. Отец Константина Яковлевича стал учительствовать в селе Малое Зоркальцево (необычное название!) под Тобольском. И опять на берегу великой реки – Иртыша. Я бывал в его школе, преобразованной в интернат. Солидные, добротные деревянные дома, сохранившиеся с начала минувшего века. И то понятно. Село было своеобразным центром округи, стояло на старинном почтовом тракте на Север. Служилые люди составили кружок местной интеллигенции, непосредственно погруженной в гущу народной жизни. Так что любознательный Костя познал ее со всех сторон. Домашняя атмосфера была полна общения с родной историей (ее преподавал отец), классической русской литературой и искусством. Особо поразили юношу идеи и образы Достоевского.
Перед войной семья переехала в Голышманово, когда К. Лагунов после семилетки уже учился в Тобольском педтехникуме. Последовав за родителями, он на новом месте заканчивает среднюю школу. Война помешала поступить в Ленинградский университет, призывная комиссия оставляет его в тылу из-за прогрессирующей близорукости. Он начинает работать воспитателем, потом (в 17 лет!) директором Голышмановского детдома. Сразу же раскрывается его талант общения с юношеством. И всю последующую жизнь К. Лагунов не расстается с ролью умного и доброго наставника молодежи: комсомольская работа в Голышманово, после войны – в освобожденной от фашистов Литве, до конца пятидесятых годов – в республиканском ЦК комсомола в Таджикистане.
Тут некто может вскричать: номенклатурщик, мол, Лагунов, из партийных карьеристов. Однако правила партгосаппарата хорошо известны. По ним, если не было исключительных обстоятельств, начинавший инструктором райкома комсомола с годами вырастал до работника обкома, ЦК. Те, кто не справлялся, шли в профсоюзы или в советы. Многие пытавшиеся уйти из системы оказывались на дне. Многие видели, что система пожирает себя, переполнившись фальшью и догматизмом. К. Лагунов уже в сороковые годы понял, что без культуры, творческого развития человека, его духовно-нравственного самоопределения, следования веками испытанным нормам, любви к Родине мало чего стоили тогдашние постулаты. А еще К. Лагунов хорошо знал реальную жизнь сороковых годов. Позже он написал, что явятся на Русь новые честные Карамзины, Ключевские и Соловьевы и поймут: «в предвоенные и военные годы нравственный облик нашего народа в сравнении с европейцами был неизмеримо более высок и светел. Битый и грабленый, поротый и стреляный, перетертый жерновами сплошной коллективизации, 37-мгодом, сибиряк на диво миру сохранил в себе величие и чистоту духа...» [Лагунов 1993: 32-33].
Лагунову удалось перейти на творческую работу, его не в чем упрекнуть в прошлом. В 1959 году, еще в Таджикистане, он вступает в Союз писателей (СП) СССР, редактирует республиканский журнал «Гулистон», выпускает свой первый роман «Утро Золотой долины» (1961), хорошо встреченный читателями.
Вернувшись в Тюмень (1963), писатель в кратчайший срок наладил работу областной писательской организации. На фоне упадка советского строя созидание в Тюмени шло в рост, преодолевая деформации, ошибки, способствуя лирико-героическому и романтическому пафосу региональной литературы, появлению публицистических жанров. К. Лагунов в этом ключе пишет роман «Зажги свою звезду» (М„ 1964). Особенно удался ему социально – бытовой роман «Так было» (Свердловск, 1966), правдиво воссоздавший суровую прозу народной жизни сороковых годов.
И настало время «Ордалии» – первого проблемного романа о противоречиях тюменского освоения, в котором позитивное начало не затушевывается автором, но остро поставлен вопрос: нефть для людей или люди для нефти? В партийных кругах области заговорили о писателе-очернителе. К тому же всесильный директор «Главтюменьгеологии» Ю. Эрвье решил, что К. Лагунов в одном из главных героев – карьеристе и самовлюбленном авантюристе, начальнике геологоразведочной экспедиции (папа Юлий) – изобразил именно его. Писатель нашел в архивах документы о геологах, которые открыли нефть Среднего Приобья в экспедициях 1932–1934 годов. На картах тех лет покойного геолога Виктора Васильева уже были отмечены перспективные зоны задолго до тех, кому в шестидесятые годы достались лавры первооткрывателей. Лагунову сильно мешали восстановить справедливость, но ему удалось опубликовать свои находки в периодике. Рассказ о Васильеве он включил в документальную повесть «Свадебный марш» (Свердловск, 1984). Книгу замолчали.
«Ордалия» переводится на русский язык как «Божий суд». К нему в средневековье прибегали судьи, не уверенные в чьей-нибудь вине. Тяжущимся завязывали глаза, вручали по пистолету и колокольчику, опускали в котлован, и те попеременно стреляли на звон до верного выстрела. Такова символика романа, впервые показавшего причудливую борьбу добра и зла на фоне нелегких будней геологов. Московская пресса дружно откликнулась проработочными рецензиями.
Автора вынудили многое изменить в «Ордалии», сделать роман более мажорным, но остался пролог, в котором два лесных красавца лося сошлись в смертельной схватке.
Нравственные нарывы советского общества конца шестидесятых – семидесятых годов в замечательных произведениях вскрывали В. Белов, В. Распутин, Ю. Трифонов, В. Шукшин и другие. И наш писатель стал по-своему раскрывать эти проблемы. К. Лагунов показал наступление бездуховности, ожесточение разных слоев общества, черную нищету духа.
Последовали два романа – «Больно берег крут» («Урал», 1978, № 7-8; 1979, № 7-8) и «Бронзовый дог» («Урал», 1982, № 8-9). Их лучшим критиком стал сам автор, которому одинаково дороги оба произведения, их главные герои Гурий Бакутин и Максим Бурлак. Писатель называет их подлинными героями того прекрасного, яростного и сумасшедшего времени. Оба вписаны в стихию эпохи, которой жил и живет не только Тюменский Север. Блистательные организаторы и одержимые работяги, преданные делу и идее, они тяжелыми обстоятельствами загонялись «в такие тупики, откуда, не ловча, не хитря, не перенапрягаясь, не рискуя, не выбраться». Их замотали проблемы, водоворот нескончаемых прорывов. Но они же – люди, чистые и неистовые. «Пить – так до дна... Рубить – так с плеча... Любить – так головой в омут... Вот их ... жизненное кредо». Внешне Бурлак и Бакутин несхожи, но они близки по сути характеров.
Оба романа – оптимистические трагедии. У разбитого корыта оказался недавно неукротимый гендиректор «Тудымпроводстроя» Максим Бурлак, за колючую проволоку попадает поперечный и двужильный Гурий Бакатин, начальник Турмаганского нефтепроизводственного управления, потом секретарь горкома компартии. «Убежден, – продолжает К. Лагунов, – всем добрым, светлым, достойным уважения и подражания, всем этим народ обязан прежде всего бакутиным и бурлакам. И в новую Россию без них не пробиться» [Лагунов 1994: 130-131].
В середине семидесятых годов писатель начинает осмыслять уроки страшных народных бед в советскую эпоху. Выходит его исторический роман «Красные петухи» (Урал, 1975, № 7-8; 1976, № 8). Его тема – крестьянское восстание в Западной Сибири в 1921 году. К. Лагунов не побоялся собрать по крупицам опасные тогда материалы. Заниматься антисоветским кулацко – эсеровским мятежом? Нет, это был сильный поступок. Писатель и историк понял, что случился «слепой и жуткий мужичий бунт – вовсе не кулацко – эсеровский мятеж, а нарочито спрятанная от мира сибирская пугачевщина, народное крестьянское восстание – закономерная, справедливая реакция сибирских крестьян на беззаконие, самоуправство, дикое насилие и издевательство над ними новой власти» [Лагунов 1994: 132].
Роману предшествовал очерк 1968 года о крестьянской Вандее. Пришлось сгладить острые углы, вывести армию и Ленина за скобки событий. Но и в таком смягченном виде «Урал» напечатал этот очерк лишь в 1989 году («Двадцать первый»). А все материалы о восстании К. Лагунов опубликовал только в 1994 году в книге «И сильно падает снег...». Первый вариант очерка одобрил А. Твардовский, собирался «пробить» цензуру и напечатать в своем «Новом мире», но вскоре его лишили журнала. Федор Абрамов прислал К. Лагунову прекрасное письмо, он тоже высоко оценил очерк и удивлялся, как наш писатель один своротил «такую глыбищу» темы и материала.
И позже К. Лагунов в угоду новым модам не изменил своего отношения к движущим силам событий, к предгубчека Чижикову. У каждой из сторон была своя правда и кривда, герои сами делали свой выбор.
III
Новый этап творчества писателя связан с обострением нравственных проблем советского общества. Кризис идеологии обернулся страшным распадом этических связей, делячество и циничный прагматизм опутали все бытие. Такие мотивы уже видны в «Бронзовом доге», полная картина – в романе «Завтрак на траве» («Урал», 1987, № 1-3). Критик «Литературной газеты» А. Латынина обвинила писателя в пережиме разоблачения социально – нравственного зла времени. Сия дама осмелеет лишь в середине перестройки, но тогда она явно «перелицевала» сюжет, события, размышления героев. В центре романа – жизнь интеллигенции областного города (легко угадывалась Тюмень). Фигуры, затянутые в болото бездуховного провинциализма. Ради житейских удобств они предали себя злу, воображая себя местными гениями, раздуваясь от мелочного тщеславия. Стали кастовым кружком для восхваления якобы больших творческих взлетов. Попавший в такую среду честный и талантливый журналист Мещерский буквально захлебывается в тине интриг и сплетен, пытается бунтовать, предать гласности преступления власть имущих. Его выбрасывают на улицу, но у романа счастливый финат. Мещерскому помогли подняться, – только хватит ли сил снова противостоять злу?
В творчестве К. Лагунова с середины восьмидесятых годов усиливается нравственно – исповедническое направление, веяние великой традиции русского классического реализма – «Глаголом жги сердца людей!». Писатель пишет интересную историко-документальную и художественную повесть «Иринарх» (Сургут, 1993). Особенно впечатляет в ней образ настоятеля Обдорской миссии Ивана Шемановского. Священник, бывший на пороге XX века одновременно историком и этнографом, строителем и врачом, писателем и богомазом, рыбозаводчиком и учителем ненецких детей. Духовно – нравственный пример его трагической судьбы (замучен в ГУЛАГе) проецируется на нашу современность, показывая, каким сильным может быть добро в мире.
В девяностые годы К. Лагунов помимо автобиографического эссе, очерка современной истории тюменской литературы (Портреты без ретуши, 1994) выпускает учебное пособие для начинающих журналистов, работает профессором кафедры журналистики Тюменского госуниверситета. Его книга «Через Голгофу на Олимп» (Тюмень, 1995) – публицистический анализ текущего смутного времени. Он верит в молодых, в их способность воскресить поникшую Россию. Тормошит юношество, редактирует сборники творческих работ студентов, пишет к ним предисловия, способствует выходу альманаха «Солнышко» (1998), авторы которого – ученики его мастер-класса в тюменской гимназии № 16.
В эти годы К. Лагунов постоянно общается с читателем, ведет дискуссии в Центральной городской библиотеке Тюмени. Здесь его единомышленники во главе с директором П. Шиловой, здесь – горячая трибуна обновленной областной организации СП России. Боль совести, искание правды пронизывают выступления руководителя творческого союза С. Шуйского, доктора филологии и критика Ю. Мешкова, писателей А. Васильева, Б. Комарова, поэтов Н. Денисова, М. Федосеенкова, известного художника В. Волкова...
Особенно бурно в 1996 году обсуждался очерк К. Лагунова «Подранки» («Тюменская правда», 1996, 20 ноября) о судьбах молодого поколения. Многие разделили боль писателя – «без корней, без традиций, без высоких идеалов и целей, без духовных опор и окрылен – ности входит в жизнь молодое поколение новой рыночной России «под зловещую игру» трех струн – жестокости, наживы, вседозволенности».
По мере сил К. Лагунов помогает движению литературного процесса в области. Заслуги у него большие, еще в начале семидесятых годов он пробил выход областной литературной газеты – вещь немыслимая по тем временам. А то ведь наш регион с 1963 года чинами из столицы был лишен своего журнала и книжного издательства. Правда, в Тюмени появился филиал Средне-Уральского книжного издательства. При всем уважении к свердловским коллегам нельзя не сказать, что иногда тюменцев затирали и Лагунову приходилось разматывать тугие узлы, пробивая книги своих коллег. В 1975 году писатель опять идет на риск, организует выпуск в Тюмени альманаха «Самотлор», напечатав все ценное в тюменской литературе того времени. Он напутствует в нем дебютантку – ныне широко известную А. Неркаги. Что касается поддержки молодых, то Лагунов помог многим начинающим. А какой резонанс получили задуманные им Дни советской литературы в Тюмени, как и две всесоюзные творческие конференции литераторов, связанных с темой освоения нашего края!
Не все равноценно в творчестве К. Лагунова, были и промахи, и незавершенные дела. Но все перевесит его верность традициям русской классики, внимание к возвращению в нашу духовно-художественную жизнь произведений местных писателей.
К. Лагунов известен в стране как сценарист телефильмов, его переводили за рубежом. Он замечательный детский писатель: первым рассказал малышам «Как искали тюменскую нефть» (1974), подросткам подарил повесть о настоящих героях-первопроходцах «тюменского чуда века» («Звезда Семена Урусова», 1985). На его повестях-сказках росло не одно поколение юных тюменцев. Лагунов награжден тремя орденами и многими медалями. Он лауреат престижных литературных премий, в 1994 году ему вручили Диплом почетного гражданина Тюмени.
В 1999 году ректор Тюменского государственного университета Г. Куцев продолжил давнюю академическую традицию – выпуск вузовским издательством собрания сочинений признанных литераторов. Трехтомник К. Лагунова («Ордалия», «Красные петухи», «Бронзовый дог») вышел к семидесятипятилетию писателя.
В одной из последних книг К. Лагунова, романе-эпопее «Отрицание отрицания» (Тюмень, 1997), дан выразительный портрет XX века с его войнами и спором двух сверхдержав, поворотными событиями в жизни России и СССР, так или иначе связанными с нашим краем. Автор по-своему ставит и отвечает на давние русские вопросы: кто виноват? что делать? куда идти? Деяния реальные и вымышленные оцениваются в свете Нагорной проповеди, жития русских святых – Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Их духовный ток в романе поддерживает блаженный Геша Пелымский. Герои романа, представляющие многие слои тюменского мира, ведут острый диалог обо всех сферах бытия. Так поступает и сам автор, в 1995 году в книге «Через Голгофу на Олимп» не побоявшийся сказать свою правду о текущем дне: «Мы живем в жестокое, беспощадное, вздыбленное, перекошенное время. История свернула нас с накатанного, перспективного, разумного пути и швырнула в чудовищное зазеркалье, где все не так, как надо бы, все не по-людски, все вопреки законам и правилам цивилизованного общества. Но... не воротить нашу несчастную страну на рубеж семнадцатого (года. – В.Р.). О прошлом можно сожалеть, мечтать, скорбеть, но переделать его никому не дано... Что сильней всего угнетает и тревожит меня ныне? Катастрофическое, стремительное падение нравов. Духовное обнищание народа. Торжество звериных начал в человеке, в обществе, в стране. Заслонить, заступить откат к человекообразным может только воскресшая душа россиянина». Так голос писателя не дает покоя душе. Имеющий уши да слышит, поднявший взор – увидит.
О. К. Лагунова
В. А. РОГАЧЕВ. КОНСТАНТИН ЛАГУНОВ: НА СТРЕМНИНЕ РЕКИ ВРЕМЕН
I
Самая трудная роль в отечественной литературе – не бояться ощутить острие быстротекущего времени, быть со своим веком наравне, переживать его радости и боли как свои, чувствовать пульс народной жизни, мыслить и сострадать, разбираться во всем спектре мнений и настроений, событий и процессов. Одним словом – быть остросовременным. Таково главное направление творческих исканий Константина Яковлевича Лагунова.
Тернистый, многотрудный и неповторимый путь писателя начался с маленькой звездочки – первого стихотворения, напечатанного в омской областной пионерской газете «Ленинские внучата» в 1938 году (Тюменской области тогда не было, громадная территория от ишимских степей до Карского моря и от Урала до Енисея подчинялась Омску). Грянула война, и лишь 20 лет спустя, в 1958 году, в столице советского Таджикистана Душанбе состоялся настоящий профессиональный дебют – вышла повесть «Своей тропой». Так обозначился первый период творчества К. Лагунова – таджикский. С 1963 года до начала восьмидесятых годов длился тюменский этап, связанный с социально – этическими проблемами освоения нефтегазовых богатств нашей области. Третий (большая часть восьмидесятых и девяностые годы) можно назвать периодом духовно – нсторического синтеза, активной публицистической работы с размышлениями писателя о наступлении новой смуты в России.
Конечно, сказанное не раскрывает всей жанровой и стилевой многослойное™ творчества К. Лагунова. Стихи и сказки для детей, художественно – документальные произведения, литературно – критические работы, сценарии невозможно вписать в русло обозначенных главных тем. Еще в Таджикистане прозвучали первые слова художника в защиту природы от слишком ретивых техногенных преобразователей. Тогда еще не говорили про экологическую тему в литературе.
На рубеже шестидесятых годов, на волне первой «оттепели», в художественном мире К. Лагунова стала набирать силу философская мысль, стремление постичь глубинные процессы, происходящие в сознании человека XX века под прессом мировых войн, катастроф, революций, тоталитарных режимов. Глобальный вопрос духовно-нравственной катастрофы, поразившей людей, по-разному волновал многих мастеров нашей послевоенной литературы – Л. Леонова, А. Платонова, А. Тарковского... На XX век хватило в то же время красоты, мощных взлетов науки и техники, гуманитарных исследований. А еще – начато космической эры, декларация ООН о правах человека, стремление к открытому, правовому и свободному сообществу. Но рядом – межнациональные конфликты, локальные войны, СПИД, кровавый передел собственности, мафия, продажная политика и взбесившаяся масскультура, демагогия народных избранников.
В то советское время, исключая социальные деформации и диктат правящей элиты, в массовом сознании утвердительно звучало: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Казались незыблемыми и востребованными коммунистические идеалы, признание приоритета общественных начал бытия, борьба за мир и возвеличивание героев труда. Но росла пропасть между «верхами» и простыми людьми, командно – административная система, обильно поливая СССР лозунгами типа «Все для блага человека, все во имя человека», на самом деле душила инициативу, свежие творческие порывы. Страна села на валютную иглу, эксплуатируя тяжелейший труд тюменских нефтяников и газовиков, оборонки и космоса. На селе низвели крестьянство, обессмыс – ливаш хозяйское, рачительное отношение к земле. Безликие спальные микрорайоны порождали социальную аморфность, разводы и преступления. В 1991 году никто не пришел защищать парткомы, митинговать за одряхлевшую власть.
И в эту сложную, трагедийную мозаику бытия, назревавшую в СССР не вдруг еще с конца шестидесятых годов, К. Лагунов тогда же и вгляделся, он почувствовал тревогу: не только идеалы, но и высокий смысл человеческой жизни стал утрачиваться на одной шестой части земной суши. Эта тревога отражена в сборнике рассказов « Ветка полыни» (Свердловск, 1967). Закончив в 1950 году Тюменский пединститут и в 1958 году аспирантуру Таджикского госуниверситета, он защитил диссертацию и стал кандидатом исторических наук. Эмоционально-нравственное прозрение художник стал поверять логикой исторического анализа, по-своему ответив на известную поэтическую мысль шестидесятых годов, высказанную Я. Смеляковым в сборнике «День России»: «Острее стало ощущенье шагов истории самой».
Тысячи раз на планете с горечью говорилось и говорится: история учит нас тому, что ничему не учит. К. Лагунов двадцать лет (1963–1983) успешно руководил Тюменской областной писательской организацией, сделав главный упор в своей творческой работе и работе коллег на создании художественно-документальной Летописи освоения богатых недр края. Да, он должен был играть по правилам того времени, учитывать официальные установки. Да, он и другие писатели, прежде всего в шестидесятые – восьмидесятые годы, возвеличивали героику рабочего напряжения «энергии века», крупные фигуры Муравленко, Салманова, Коротчаева и других знаменитых организаторов небывалых дел и уникального освоения малоподходящей для человека естественно-природной среды. На высокий уровень поднималась рабочая смекалка и красивый риск людей с якобы нижнего этажа – Леванова, Левина, Урусова и других мастеров. Да, производственная, деловая, рабочая тема практически вызволила тюменскую литературу из забвения, в котором она пребывала после 1917 года.
Напомню, что именно К. Лагунов более других обеспечил ей второе рождение. Даже по советским меркам литературная ситуация в Тюмени была дурным парадоксом: самая большая область в СССР не имела ни одного творческого союза, кроме Союза художников. Область заново образовали в 1944 году, и двадцать лет (!) в ней не было писательского объединения. История отечественной культуры еще проверит правоту нашего писателя. Это сейчас воротят носы от рабочей темы доморощенные авангардисты. Отворачивались от древнерусских повестей эстеты XIX века, в XX о них вспомнили.
С другой стороны, где сейчас скороспелые книги столичных литературных генералов о тюменских нефтяниках, газовиках, геологах, строителях, энергетиках? Заезжих литераторов не было на барже с первой тюменской нефтью в 1964 году, а был молодой тюменский поэт В. Нечволода, которому К. Лагунов помог самоопределиться в творчестве. Живут и книги тех лет нашего мастера, ибо в них заключена художественная правда о времени и о себе, о нашем крае, где и тогда мог свободно дышать человек, поднимая газгольдеры Уренгоя, вышки Самотлора, просветленно, со слезами (сам видел!) пересекая Иртыш под Тобольском по богатырским пролетам уникального железнодорожного моста на первом поезде. И если сегодня в северных округах говорят, что они – доноры России, нелишне вспомнить, что еще не до конца исчерпан задел, доставшийся от времен первопроходцев. Иные скажут, что было много плохого – кураж нефтегенералов, дутые цифры в отчетах, наспех, к очередному партсъезду, проложенные трубопроводы, экологическое безобразие, длиннорубленники, рвачи, халтурщики. Но разве они движут жизнь, придают ей смысл?
Про уродливые перекосы в развитии Тюменского НТК одним из первых стал писать К. Лагунов. В условиях тогдашней эйфории по поводу трудовых побед он начал показывать и оборотную сторону медали (роман «Ордалия»), До этого произведения прошел очерк «В краю романтиков» («Урат», 1964, № 9), потом очерк «Нефть и люди» («Новый мир», 1966, № 7), где «сквозь романтическую розовую дымку кое – что из увиденного зацепило, и хотя робко, в полтона, но в очерке прозвучало досадное недоумение по поводу бесхозяйственности, небережливости, варварского отношения к природе» [Лагунов 1994: 1261].
И всех этих людей, героев и антигероев, все эти проблемы, освещенные загадочным и зигзагообразным ходом российской истории, в конце девяностых годов К. Лагунов поднял на новую духовно-художественную высоту, напечатав эпопею «Отрицание отрицания» (Тюмень, 1998), подготовив к печати философско-провиденциальный роман «Абсурд» (закончен в 1999 г.).
Конечно, лучше было бы такими обобщениями завершить данный очерк творчества, но поскольку мы живем в эпоху очередной смены русских культурных парадигм, серьезных разногласий в писательской среде, диктата якобы передовых неоавангардных течений, глумления над писателями, которые остались верны отечественным традициям социально – психологического реализма (В. Белов, Б. Можаев, В. Распутин и др.), в период не всегда справедливого осуждения недавнего прошлого, ради чести и правды содеянного его художниками, следует напомнить: «...Выстрелите в родную историю из ружья, и она вам ответит пушечным огнем».
Не в прошлое зовет нас сегодня К. Лагунов, зовет к национальным святыням, которые в труднейшие периоды жизни Руси спасали народ, показывали пути выхода из тупиков. Надо было видеть, как светлели лица у ребятишек из обедневших семей, когда они прочитали повесть – сказку «Белый Пес Синий Хвост»!.. В ней отважный Пес, Кот Мурзила и Мышка Шуршу путешествуют по лунной дороге, полной опасных приключений и неожиданных встреч. И лишь верная дружба и отвага таежных обитателей помогают героям выжить и победить. Новые политики называют это социальным партнерством. Так может быть, юные читатели, вдохновленные книгой, вырастая, из красивых проектов сделают это партнерство нашей общей явью.
II
Родился К. Лагунов в 1924 г. в селе Старая Майна Ульяновской области на берегу великой реки Волги. Вскоре большая семья в поисках лучшей доли перебралась в Сибирь. Отец Константина Яковлевича стал учительствовать в селе Малое Зоркальцево (необычное название!) под Тобольском. И опять на берегу великой реки – Иртыша. Я бывал в его школе, преобразованной в интернат. Солидные, добротные деревянные дома, сохранившиеся с начала минувшего века. И то понятно. Село было своеобразным центром округи, стояло на старинном почтовом тракте на Север. Служилые люди составили кружок местной интеллигенции, непосредственно погруженной в гущу народной жизни. Так что любознательный Костя познал ее со всех сторон. Домашняя атмосфера была полна общения с родной историей (ее преподавал отец), классической русской литературой и искусством. Особо поразили юношу идеи и образы Достоевского.
Перед войной семья переехала в Голышманово, когда К. Лагунов после семилетки уже учился в Тобольском педтехникуме. Последовав за родителями, он на новом месте заканчивает среднюю школу. Война помешала поступить в Ленинградский университет, призывная комиссия оставляет его в тылу из-за прогрессирующей близорукости. Он начинает работать воспитателем, потом (в 17 лет!) директором Голышмановского детдома. Сразу же раскрывается его талант общения с юношеством. И всю последующую жизнь К. Лагунов не расстается с ролью умного и доброго наставника молодежи: комсомольская работа в Голышманово, после войны – в освобожденной от фашистов Литве, до конца пятидесятых годов – в республиканском ЦК комсомола в Таджикистане.
Тут некто может вскричать: номенклатурщик, мол, Лагунов, из партийных карьеристов. Однако правила партгосаппарата хорошо известны. По ним, если не было исключительных обстоятельств, начинавший инструктором райкома комсомола с годами вырастал до работника обкома, ЦК. Те, кто не справлялся, шли в профсоюзы или в советы. Многие пытавшиеся уйти из системы оказывались на дне. Многие видели, что система пожирает себя, переполнившись фальшью и догматизмом. К. Лагунов уже в сороковые годы понял, что без культуры, творческого развития человека, его духовно-нравственного самоопределения, следования веками испытанным нормам, любви к Родине мало чего стоили тогдашние постулаты. А еще К. Лагунов хорошо знал реальную жизнь сороковых годов. Позже он написал, что явятся на Русь новые честные Карамзины, Ключевские и Соловьевы и поймут: «в предвоенные и военные годы нравственный облик нашего народа в сравнении с европейцами был неизмеримо более высок и светел. Битый и грабленый, поротый и стреляный, перетертый жерновами сплошной коллективизации, 37-мгодом, сибиряк на диво миру сохранил в себе величие и чистоту духа...» [Лагунов 1993: 32-33].
Лагунову удалось перейти на творческую работу, его не в чем упрекнуть в прошлом. В 1959 году, еще в Таджикистане, он вступает в Союз писателей (СП) СССР, редактирует республиканский журнал «Гулистон», выпускает свой первый роман «Утро Золотой долины» (1961), хорошо встреченный читателями.
Вернувшись в Тюмень (1963), писатель в кратчайший срок наладил работу областной писательской организации. На фоне упадка советского строя созидание в Тюмени шло в рост, преодолевая деформации, ошибки, способствуя лирико-героическому и романтическому пафосу региональной литературы, появлению публицистических жанров. К. Лагунов в этом ключе пишет роман «Зажги свою звезду» (М„ 1964). Особенно удался ему социально – бытовой роман «Так было» (Свердловск, 1966), правдиво воссоздавший суровую прозу народной жизни сороковых годов.
И настало время «Ордалии» – первого проблемного романа о противоречиях тюменского освоения, в котором позитивное начало не затушевывается автором, но остро поставлен вопрос: нефть для людей или люди для нефти? В партийных кругах области заговорили о писателе-очернителе. К тому же всесильный директор «Главтюменьгеологии» Ю. Эрвье решил, что К. Лагунов в одном из главных героев – карьеристе и самовлюбленном авантюристе, начальнике геологоразведочной экспедиции (папа Юлий) – изобразил именно его. Писатель нашел в архивах документы о геологах, которые открыли нефть Среднего Приобья в экспедициях 1932–1934 годов. На картах тех лет покойного геолога Виктора Васильева уже были отмечены перспективные зоны задолго до тех, кому в шестидесятые годы достались лавры первооткрывателей. Лагунову сильно мешали восстановить справедливость, но ему удалось опубликовать свои находки в периодике. Рассказ о Васильеве он включил в документальную повесть «Свадебный марш» (Свердловск, 1984). Книгу замолчали.
«Ордалия» переводится на русский язык как «Божий суд». К нему в средневековье прибегали судьи, не уверенные в чьей-нибудь вине. Тяжущимся завязывали глаза, вручали по пистолету и колокольчику, опускали в котлован, и те попеременно стреляли на звон до верного выстрела. Такова символика романа, впервые показавшего причудливую борьбу добра и зла на фоне нелегких будней геологов. Московская пресса дружно откликнулась проработочными рецензиями.
Автора вынудили многое изменить в «Ордалии», сделать роман более мажорным, но остался пролог, в котором два лесных красавца лося сошлись в смертельной схватке.
Нравственные нарывы советского общества конца шестидесятых – семидесятых годов в замечательных произведениях вскрывали В. Белов, В. Распутин, Ю. Трифонов, В. Шукшин и другие. И наш писатель стал по-своему раскрывать эти проблемы. К. Лагунов показал наступление бездуховности, ожесточение разных слоев общества, черную нищету духа.
Последовали два романа – «Больно берег крут» («Урал», 1978, № 7-8; 1979, № 7-8) и «Бронзовый дог» («Урал», 1982, № 8-9). Их лучшим критиком стал сам автор, которому одинаково дороги оба произведения, их главные герои Гурий Бакутин и Максим Бурлак. Писатель называет их подлинными героями того прекрасного, яростного и сумасшедшего времени. Оба вписаны в стихию эпохи, которой жил и живет не только Тюменский Север. Блистательные организаторы и одержимые работяги, преданные делу и идее, они тяжелыми обстоятельствами загонялись «в такие тупики, откуда, не ловча, не хитря, не перенапрягаясь, не рискуя, не выбраться». Их замотали проблемы, водоворот нескончаемых прорывов. Но они же – люди, чистые и неистовые. «Пить – так до дна... Рубить – так с плеча... Любить – так головой в омут... Вот их ... жизненное кредо». Внешне Бурлак и Бакутин несхожи, но они близки по сути характеров.
Оба романа – оптимистические трагедии. У разбитого корыта оказался недавно неукротимый гендиректор «Тудымпроводстроя» Максим Бурлак, за колючую проволоку попадает поперечный и двужильный Гурий Бакатин, начальник Турмаганского нефтепроизводственного управления, потом секретарь горкома компартии. «Убежден, – продолжает К. Лагунов, – всем добрым, светлым, достойным уважения и подражания, всем этим народ обязан прежде всего бакутиным и бурлакам. И в новую Россию без них не пробиться» [Лагунов 1994: 130-131].
В середине семидесятых годов писатель начинает осмыслять уроки страшных народных бед в советскую эпоху. Выходит его исторический роман «Красные петухи» (Урал, 1975, № 7-8; 1976, № 8). Его тема – крестьянское восстание в Западной Сибири в 1921 году. К. Лагунов не побоялся собрать по крупицам опасные тогда материалы. Заниматься антисоветским кулацко – эсеровским мятежом? Нет, это был сильный поступок. Писатель и историк понял, что случился «слепой и жуткий мужичий бунт – вовсе не кулацко – эсеровский мятеж, а нарочито спрятанная от мира сибирская пугачевщина, народное крестьянское восстание – закономерная, справедливая реакция сибирских крестьян на беззаконие, самоуправство, дикое насилие и издевательство над ними новой власти» [Лагунов 1994: 132].
Роману предшествовал очерк 1968 года о крестьянской Вандее. Пришлось сгладить острые углы, вывести армию и Ленина за скобки событий. Но и в таком смягченном виде «Урал» напечатал этот очерк лишь в 1989 году («Двадцать первый»). А все материалы о восстании К. Лагунов опубликовал только в 1994 году в книге «И сильно падает снег...». Первый вариант очерка одобрил А. Твардовский, собирался «пробить» цензуру и напечатать в своем «Новом мире», но вскоре его лишили журнала. Федор Абрамов прислал К. Лагунову прекрасное письмо, он тоже высоко оценил очерк и удивлялся, как наш писатель один своротил «такую глыбищу» темы и материала.
И позже К. Лагунов в угоду новым модам не изменил своего отношения к движущим силам событий, к предгубчека Чижикову. У каждой из сторон была своя правда и кривда, герои сами делали свой выбор.
III
Новый этап творчества писателя связан с обострением нравственных проблем советского общества. Кризис идеологии обернулся страшным распадом этических связей, делячество и циничный прагматизм опутали все бытие. Такие мотивы уже видны в «Бронзовом доге», полная картина – в романе «Завтрак на траве» («Урал», 1987, № 1-3). Критик «Литературной газеты» А. Латынина обвинила писателя в пережиме разоблачения социально – нравственного зла времени. Сия дама осмелеет лишь в середине перестройки, но тогда она явно «перелицевала» сюжет, события, размышления героев. В центре романа – жизнь интеллигенции областного города (легко угадывалась Тюмень). Фигуры, затянутые в болото бездуховного провинциализма. Ради житейских удобств они предали себя злу, воображая себя местными гениями, раздуваясь от мелочного тщеславия. Стали кастовым кружком для восхваления якобы больших творческих взлетов. Попавший в такую среду честный и талантливый журналист Мещерский буквально захлебывается в тине интриг и сплетен, пытается бунтовать, предать гласности преступления власть имущих. Его выбрасывают на улицу, но у романа счастливый финат. Мещерскому помогли подняться, – только хватит ли сил снова противостоять злу?
В творчестве К. Лагунова с середины восьмидесятых годов усиливается нравственно – исповедническое направление, веяние великой традиции русского классического реализма – «Глаголом жги сердца людей!». Писатель пишет интересную историко-документальную и художественную повесть «Иринарх» (Сургут, 1993). Особенно впечатляет в ней образ настоятеля Обдорской миссии Ивана Шемановского. Священник, бывший на пороге XX века одновременно историком и этнографом, строителем и врачом, писателем и богомазом, рыбозаводчиком и учителем ненецких детей. Духовно – нравственный пример его трагической судьбы (замучен в ГУЛАГе) проецируется на нашу современность, показывая, каким сильным может быть добро в мире.
В девяностые годы К. Лагунов помимо автобиографического эссе, очерка современной истории тюменской литературы (Портреты без ретуши, 1994) выпускает учебное пособие для начинающих журналистов, работает профессором кафедры журналистики Тюменского госуниверситета. Его книга «Через Голгофу на Олимп» (Тюмень, 1995) – публицистический анализ текущего смутного времени. Он верит в молодых, в их способность воскресить поникшую Россию. Тормошит юношество, редактирует сборники творческих работ студентов, пишет к ним предисловия, способствует выходу альманаха «Солнышко» (1998), авторы которого – ученики его мастер-класса в тюменской гимназии № 16.
В эти годы К. Лагунов постоянно общается с читателем, ведет дискуссии в Центральной городской библиотеке Тюмени. Здесь его единомышленники во главе с директором П. Шиловой, здесь – горячая трибуна обновленной областной организации СП России. Боль совести, искание правды пронизывают выступления руководителя творческого союза С. Шуйского, доктора филологии и критика Ю. Мешкова, писателей А. Васильева, Б. Комарова, поэтов Н. Денисова, М. Федосеенкова, известного художника В. Волкова...
Особенно бурно в 1996 году обсуждался очерк К. Лагунова «Подранки» («Тюменская правда», 1996, 20 ноября) о судьбах молодого поколения. Многие разделили боль писателя – «без корней, без традиций, без высоких идеалов и целей, без духовных опор и окрылен – ности входит в жизнь молодое поколение новой рыночной России «под зловещую игру» трех струн – жестокости, наживы, вседозволенности».
По мере сил К. Лагунов помогает движению литературного процесса в области. Заслуги у него большие, еще в начале семидесятых годов он пробил выход областной литературной газеты – вещь немыслимая по тем временам. А то ведь наш регион с 1963 года чинами из столицы был лишен своего журнала и книжного издательства. Правда, в Тюмени появился филиал Средне-Уральского книжного издательства. При всем уважении к свердловским коллегам нельзя не сказать, что иногда тюменцев затирали и Лагунову приходилось разматывать тугие узлы, пробивая книги своих коллег. В 1975 году писатель опять идет на риск, организует выпуск в Тюмени альманаха «Самотлор», напечатав все ценное в тюменской литературе того времени. Он напутствует в нем дебютантку – ныне широко известную А. Неркаги. Что касается поддержки молодых, то Лагунов помог многим начинающим. А какой резонанс получили задуманные им Дни советской литературы в Тюмени, как и две всесоюзные творческие конференции литераторов, связанных с темой освоения нашего края!
Не все равноценно в творчестве К. Лагунова, были и промахи, и незавершенные дела. Но все перевесит его верность традициям русской классики, внимание к возвращению в нашу духовно-художественную жизнь произведений местных писателей.
К. Лагунов известен в стране как сценарист телефильмов, его переводили за рубежом. Он замечательный детский писатель: первым рассказал малышам «Как искали тюменскую нефть» (1974), подросткам подарил повесть о настоящих героях-первопроходцах «тюменского чуда века» («Звезда Семена Урусова», 1985). На его повестях-сказках росло не одно поколение юных тюменцев. Лагунов награжден тремя орденами и многими медалями. Он лауреат престижных литературных премий, в 1994 году ему вручили Диплом почетного гражданина Тюмени.
В 1999 году ректор Тюменского государственного университета Г. Куцев продолжил давнюю академическую традицию – выпуск вузовским издательством собрания сочинений признанных литераторов. Трехтомник К. Лагунова («Ордалия», «Красные петухи», «Бронзовый дог») вышел к семидесятипятилетию писателя.
В одной из последних книг К. Лагунова, романе-эпопее «Отрицание отрицания» (Тюмень, 1997), дан выразительный портрет XX века с его войнами и спором двух сверхдержав, поворотными событиями в жизни России и СССР, так или иначе связанными с нашим краем. Автор по-своему ставит и отвечает на давние русские вопросы: кто виноват? что делать? куда идти? Деяния реальные и вымышленные оцениваются в свете Нагорной проповеди, жития русских святых – Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Их духовный ток в романе поддерживает блаженный Геша Пелымский. Герои романа, представляющие многие слои тюменского мира, ведут острый диалог обо всех сферах бытия. Так поступает и сам автор, в 1995 году в книге «Через Голгофу на Олимп» не побоявшийся сказать свою правду о текущем дне: «Мы живем в жестокое, беспощадное, вздыбленное, перекошенное время. История свернула нас с накатанного, перспективного, разумного пути и швырнула в чудовищное зазеркалье, где все не так, как надо бы, все не по-людски, все вопреки законам и правилам цивилизованного общества. Но... не воротить нашу несчастную страну на рубеж семнадцатого (года. – В.Р.). О прошлом можно сожалеть, мечтать, скорбеть, но переделать его никому не дано... Что сильней всего угнетает и тревожит меня ныне? Катастрофическое, стремительное падение нравов. Духовное обнищание народа. Торжество звериных начал в человеке, в обществе, в стране. Заслонить, заступить откат к человекообразным может только воскресшая душа россиянина». Так голос писателя не дает покоя душе. Имеющий уши да слышит, поднявший взор – увидит.