Звездные псы, говорящие котята и птицы-герои — все эти и другие чудные существа поселились в первой книге сказок Наташи Корсак. С их помощью читатель узнает, что такое предательство и верность, страх и отвага, расставания и встречи! И возможно, именно волшебные животные смогут рассказать человеку — большому и маленькому, что такое настоящая дружба.
Знак информационной продукции 6+

Наташа Корсак
Сказки с хвостом




Когда с неба уходят звезды

I часть
Прощай, Бублик!

К рассвету улочки Клинберга пахнут шампунем. Этот аромат разносится по домам и торговым лавкам, да так, что особо чувствительные носы подчихивают, прикрываясь белыми платочками… Да, им приходится терпеть эту чистоту! И так каждый день.
Дело в том, что по осени на жителей городка напал странный недуг. Люди стали кашлять, плакать, чихать. Поговаривали, словно тысячи зеленых термитов однажды заползли им в уши, нос, рот и глаза. И вот тогда градоначальник, крепкий невысокий человек, обратился к мудрецам.
Первый мудрец долго смотрел на небо. Пытался поймать струйки кислого воздуха. Со стороны могло показаться, что он вот-вот продырявит облака своим длинным носом.
— Заразу принесли дикие птицы! — вдруг заявил он и велел градоначальнику истребить в городе всех птиц.
Второй мудрец, напротив, задвинул сапогом единственную в своем подвале дверную щель, и стал нюхать по углам. Блестящие пылинки забивались ему в нос, и тот, ни разу не прикрыв его, причихивал и причихивал. А когда уперся своей «нюхательной картошиной» в синий ботинок градоначальника, важно выпрямился и резюмировал:
— Это все крысы! Чуму в город принесли крысы. По уму будет вытравить этих тварей, тогда и носовые платки не пригодятся!
Пока градоначальник думал, где достать столько отравы и как заставить чахоточных полицейских вытравить крыс, третий мудрец уже открывал перед ним свою дверцу.
— Во всем виноваты собаки, кошки… и морские свинки! Рекомендую отправить этих хвостатых преступников подальше от города!
Только к вечеру градоначальник вернулся домой. Он долго стоял посреди своего василькового сада и смотрел на звезды. Он готов был пересчитать их все до одной, лишь бы не открывать дверь своего дома и не выносить скоропалительных решений. Большая и Малая медведицы с укором сверкнули в ответ на его грустные мысли. Он зажмурился. Но тут дверь дома отворилась, на пороге стояли его молодая жена и семилетний сынишка Лева. Лева держал на руках сонного персидского котенка, а у его ног шмелем крутился старый лабрадор по кличке Бублик.
— Тебе никогда не удастся пересчитать звезды, — улыбнулась градоначальнику его жена, — Ужин остывает, а ведь у нас сегодня твоя любимая утка!
Бублик при слове «утка» обычно восторженно вилял хвостом, но в этот вечер он лишь крепко прижался к Левиным ногам, и недоверчиво поглядывая на главу семейства, проводил всех за стол. Распластавшись под шелковой скатертью, Бублик, как знатный актер, закатил глаза и принялся скулить.
— Тихо ты, Буба! — скомандовал Левка, и тут же опустил на ковер котенка, чтобы Бублику не было грустно. Но пес сделал вид, будто ему все равно.
— Дорогой! Лев сегодня целый день чихает и кашляет! — посетовала молодая мадам. — Соседский мальчик тоже недомогает… Его мать, ну помнишь, — Ангелина, говорит, что все это из — за комнатных растений. А еще у них кот, его тоже подозревают…
Градоначальник отложил вилку, да так, что она упала на пол, прямо к носу Бублика. Пес понюхал ее, чихнул, и, посмотрев на хозяина, тихонько вышел из столовой. Котенок посеменил за ним, стараясь ухватить лабрадора за хвост.
— Пойду-ка и я! — сказал Левка, — Поиграю немного в «Контр Страйк».
— Долго только за компьютером не сиди! — заметила мамаша и обратила серьезный взгляд на мужа.
— Мы должны отправить наших и других животных из города. Всех до одного. Сегодня я был у мудрецов. Они предостерегают…
— Чепуха все это! — возмутилась супруга, поднимая с пола вилку. Она, подобно серебряному трезубцу, заиграла в свете лампы. И вдруг в этой вилке жена увидела свое отражение и тут же встрепенулась.
— Что с тобой? — спросил муж-градоначальник.
— Показалось, будто у меня лицо зеленое… Что-то мне нехорошо.
Тут же мадам начала чихать и кашлять. Опершись на край стола, она пыталась
удержаться на ногах. Супруг не успел подбежать, как она нечаянно ухватила скатерть и упала в обморок. Весь чайный сервиз и недоеденная утка последовали примеру мадам.
На звон посуды в столовую сбежались Лев, Бублик и котенок. Но градоначальник поспешил схватить пса за ошейник и вывести его во двор. Котенка же просто заперли в соседней комнате.
Когда мадам пришла в себя, было уже утро. У ее кровати на коленях сидел заплаканный Левка. Он держал ее за руку и шептал:
— Их больше нет. Никого нет…
Мадам шепотом спросила:
— Кого их, мой милый?
— Пушка и Бублика, а еще тысячи собак, кошек и даже морских свинок… Папа приказал посадить всех в большой поезд и вывести навсегда из города. Я прибежал на вокзал! Там были все мальчики и девочки. Мама! Все они плакали! А папа сказал, что вот теперь никто из нас не будет болеть!!! Но с кем же мы теперь будем играть, о ком заботиться?
Мадам постаралась улыбнуться и погладила сына по жестким, как щетка, волосам. Ей нечего было сказать.
Вечером по всем телеканалам Клинберга сообщили, что эвакуация животных необходима. Возможно, теперь дети будут реже гулять со своими собаками и перестанут простывать. Не будет аллергии и на кошачью шерсть. А кто все-таки нуждается в общении с собакой или кошкой, может купить себе электронную игрушку, фабрика «Доллс» уже выпустила первых лающих и мяукающих роботов!»

II часть
Покорми меня!

— «Покорми меня! Покорми меня!» — тарахтел по слогам робопес с выпученными глазами.
Лев не понимал, чем можно накормить глупую игрушку, и долго всматривался в ее пустые глаза. А робопес продолжал просить. Наконец мальчик сунул конфету в его игрушечный рот. Пес пожевал и мигая глазами сказал: «Спасибо, друг!»
— Бред какой-то! — вскрикнул Левка и нажал кнопку «off» на пластиковом животе пса.
Ах, да! С тех пор, как в Клинберге животных заменили игрушками «тамогочи» и другими роботами, люди перестали чихать и кашлять. Они вернулись на работу.
А господина градоначальника даже наградили «за весомый вклад в развитие и спасение города в трудные времена». Зато дома теперь его ждали несчастный сын и онемевшая жена. Но казалось, что он от этого не слишком страдал. Награды и признание свыше казались ему великой милостью и почтением.
— Ой, господин градоначальник! Мой сын так увлеченно играет с робопсом, что я прямо не нарадуюсь! И никакой аллергии! А еще теперь он не пропадает по вечерам на улице, так что никакого беспокойства! — хлопала в ладоши круглолицая мадам Бубу из мясной лавки.
Казалось, людям нравилось то, что одним решением их избавили от многих проблем. Но тут в город пришла новая беда.
Весной мамаши и папаши обнаружили, что их дети стали бледными. Их ручонки напоминали тонкие прутики, а глаза, даже самые голубые, как у Мари с Журавлиной улицы, больше походили на серые лужи. Мудрецы уверяли, что это всего лишь авитаминоз, и такое с детьми часто случается по весне. Но когда один мальчишка замахнулся лопаткой на своего друга, чтобы отрубить ему голову, а потом постарался объяснить свой поступок, словно у каждого человека, как в известной компьютерной игре, десять жизней, да и голова может вырасти, родители всерьез задумались: «Что же происходит?»
Однажды градоначальник возвращался домой особенно поздно. Но почему-то на небо еще не взошла ни одна звезда. Он пристально вглядывался в фиолетовое полотно. Нет, ни одной! И вдруг он чихнул! За последние месяцы он и не думал о «чихе». Возможно, уборщики плохо надраили улицы?
Он громко хлопнул дверью. И васильковый сад ответил ему глухим эхом. Но стоило градоначальнику уйти, как одна за другой на небо, по длинной фианитовой лесенке стали взбираться звезды. Они смеялись и перешептывались. И вдруг Малая Медведица заметила, как поникшие васильки в темной саду зашевелились, и некто очень любопытный высунул из цветов свой нос.
— Но еще не время… — прошептала Малая Медведица.
— А по мне, так как раз, самое время! Пусть идет! — улыбнулась Большая.
Как лягушонок, резво и со свистом, из васильков выпрыгнул синеглазый щенок. Оглядевшись по сторонам, он на цыпочках подошел к дому градоначальника, понюхал порожек. Вдруг перед его носом что-то прошмыгнуло! Щенок нахмурил брови, пригнулся и по-охотничьи натянул стрелою хвост. Что-то круглое и зеленое неслось к дверной щелке и все бормотало и бормотало. Но щенок разобрал лишь одно: «Нас хотят разоблачить! Надо предупредить Визгоплюя!»
— Все-таки мерзкое существо! — плеснула руками Малая Медведица — Может, малышу нужна наша помощь?
— Ну что ж, тогда попробуем превратить достоинство собаки в недостаток! Совсем ненадолго! — расплылась в улыбке Большая звезда и, вынув из своей муфты фиолетовую конфету, бросила ее на Землю. — Это все, чем мы можем ему помочь!
Бумц! Щенок с недоверием поглядел на упавший рядом с ним блестящий сверток. Шелестящий комок ничем не пах, поэтому попробовать его на зуб — было делом чести! Не успели звезды на небе переглянуться, как «хрум-хрум» и конфета оказалась внутри зубастика.
— Ну и гадость! — вдруг тявкнул он и тут же сам испугался. За шесть Лун своей жизни он ни разу не говорил человеческим голосом.
— Зачем ему голос? — вздернула ресницы Малая Медведица. Но старшая сестра ничего ей не ответила, а принялась разучивать новолунную сонату. Над Клинбергом разлилась дивная мелодия. Даже дети оторвались от своих компьютеров и робопсов. Но когда мелодия закончилась, вновь прильнули к светящимся экранам.
Лева тоже уставился в плоский монитор. Он прошел все уровни самых сложных игр для детей семи, девяти и даже двенадцати лет. Однако он не мог оторвать глаз от электронной машины. С синяками под глазами и впалыми щеками Лева искал новую игру. А не найдя, схватил монитор обеими руками и, пристально взглянув на него, закричал:
— Я устал! Я больше не могу с тобой!
Мальчик и не знал, что по другую сторону немого монитора ему корчат рожи и пируют. На той, другой стороне, его видят сотни пыльников. А главный из них — Визгоплюй — смеется громче всех.

III часть
Пыльники.

Ох, уж эти пыльники! Самые мерзкие, самые беззаботные и самые прожорливые твари! Мелкий и очень злой народец!
Когда-то они были простыми пылинками, летали себе в воздухе и тихонько засыпали, приклеившись к компьютерному монитору. Но когда компьютеров стало больше, а бумажные книги заменили электронными, пыльники прибавили в весе.
Люди забывали протирать мониторы своих рабочих машин и часами глядели в них, пытаясь проникнуть в мир Интернета и разных игр. Тем временем пыльники создавали свое царство. И вот тут на свет из кучи пыли, пепла и пролитого на стол чая родился он — Визгоплюй. Ростом он был всего с ноготок пятилетнего ребенка, но кричал и визжал, как целая стая испуганных птиц.
Визгоплюй решил создать свою армию и отправиться в сотни разных городов, где есть компьютеры и электроника. Но в Клинберге его никто не видел и не боялся. Дети и взрослые здесь занимались своими делами. У каждого малыша были домашние животные и много друзей, с которыми они гуляли на свежем воздухе и придумывали себе приключения. Это и не понравилось Визгоплюю. Ведь он, как любой серьезный пыльник, питался детской энергией и эмоциями, передающимися ему через компьютерные мониторы.
И тут главарь понял, что в Клинберге их ждет голодная смерть! Тогда он и его младшие братья — Куркуль и Пляска — решили изгнать всех животных из города.
Неделю они не питались детской энергий и стали маленькими, как бисер. Сентябрьской ночью они всей своей армией штурмовали дома жителей Клинберга. Пыльники забирались спящим в носы и уши. Щекотали им глаза. Все делали так, чтоб это сошло за аллергию на собак, кошек и даже морских свинок!
И вот результат! Пыльники объявили, что Клинберг станет их резиденцией, только вот… Левка им очень мешает. Ведь он единственный ребенок, кто еще может сопротивляться сиянию компьютера и изредка выбегает на улицу, а там подолгу нюхает васильки и что-то шепчет звездам.
Визгоплюй долго думал, как бы обезволить Левку. Но этой ночью, когда мальчик сам схватил монитор и стал кричать, главарь пыльников так наелся его энергией и отчаяньем, что громко отрыгнув, уснул…
И тут-то в его светящееся логово из проводов и кнопок с высунутым языком влетел один из его стражей. Переведя дух, толстяк закричал:
— Ваше визгоплюйство!!! Проснитесь! Проснитесь! Кажется, я видел собаку!

IV часть
Встреча

Левка, как загнанный лисенок, сидел в углу своей комнаты и исподлобья смотрел на компьютер. Он пытался уговорить себя больше никогда не подходить к этому гипнотическому монитору и никогда не играть в дурацкие игры. Ведь сегодня, сам того не понимая, в погоне за вымышленным драконом он вырубил кленовый лес, застрелил косулей и сбросил со скалы бурого медведя… Но это была лишь иллюзия победы. В жизни Левка ни за что бы никого не обидел. Даже самого мерзкого жука!
Левка слышал, как его отец вернулся домой. Как мать накормила его, а разбив очередную чашку, расплакалась и убежала в свою комнату. Левка уткнулся лбом в стену и закрыл глаза. Внезапно окно в его спальне отворилось, занавеска игриво отпрянула и мальчик увидел, как два блестящих синих блюдца влетели в его комнату. Так сильно сверкали глаза незнакомца! Ребенок испугался, схватил бейсбольную биту и приготовился «отбить врага», как тут же услышал:
— Вот только без глупостей, ладно!? — плавно, словно бабочка, гость приземлился на мягкий ковер и, почесав за ухом, представился — Я — Альтаир… Прости за акцент, я только что научился говорить…
Перед Левкой сидел крошечный голубоглазый щенок. Его фиолетово-шоколадная шерсть переливалась в свете комнатного бра. От гостя так пахло васильками, что Левка на всякий случай проверил, не съел ли щенок весь васильковый сад. Но сад был цел. Тогда мальчик положил бейсбольную биту в угол и присел перед Альтаиром на корточки.
— Ты ведь собака… Настоящая? — прошептал Левка, протягивая Альтаиру свою ладонь.
— Я — пес! А ты и есть тот самый мальчик, который все еще скучает по своим друзьям?
— Откуда ты это знаешь?
— Погоди… — Альтаир принюхался. Навострил уши. И мигом оказался у компьютерного столика. Забравшись на него, он уставился в монитор…
По ту сторону плоской машины на Альтаира вылупились сотни глаз. Армия пыльников разминала свои мягкие косточки. Визгоплюй зло щурился, и казалось, что вот-вот и он просверлит своим взглядом монитор и зеленая армия захлестнет звездного щенка, как вдруг Альтаир сказал:
— Выключи-ка эту гадость! Поговорить надо…
Левка не мог оторвать взгляда от добрых собачьих глаз. Он послушно подошел и выключил компьютер. И тут ему показалось, словно с щелчком кнопки раздался какой-то визг и ругательства.
Альтаир весело завилял хвостом и улыбнулся.
— А что это был за звук? И вообще, я совсем не понимаю, что происходит! Ты забираешься в окно, командуешь! Ты ведь собака, как ты забрался в окно?
Альтаир снова почесал за ухом. Потом зевнул и тихо сказал:
— Еще отключи свой мобильный телефон и телевизор из розетки тоже выдерни… Они везде. А в твоем доме их особенно много!
Левка ничего не понял, ему показалось, что он вообще сошел с ума. А Альтаир — это очередной персонаж новой компьютерной эпопеи. Но почему-то сделал все, о чем попросил пес.
Сначала гость долго озирался по сторонам, прислушивался. И неожиданно для Левки на ломаном человеческом языке стал рассказывать о том, что действительно случилось с жителями Клинберга. Он говорил, что пыльники давно задумали свое нападение, и вот теперь им осталось лишь обезволить его — Левку!
— Я так и знал, что мои Бублик и Пушок ни в чем не виноваты! Это все эти маленькие человечки! Но зачем им управлять нами? — закричал Левка. И вдруг Альтаир кинулся под кровать. За дверью послышались тяжелые шаги, раздался стук.
— Ты еще не спишь? — приоткрыв дверь, спросил господин градоначальник.
— Сплю… — пробурчал Левка и прижался к кровати, чтобы закрыть светящиеся глаза Альтаира.
— Неужели ты все еще на меня обижаешься? — похоже, отец решил поговорить с сыном.
— Ты предатель… — прошептал мальчик.
— Я спас город, и вас с мамой тоже спас! Теперь бы еще с вашими болячками разобраться… А то все худыми да нервными стали…
— Так выдвори нас из города, как собак и кошек!!! — закричал Левка и закрыл ладошками лицо.
Отец лишь вздохнул и, опустив голову, вышел из комнаты.
— Ты не прав! Ведь только твой отец может вернуть всех животных назад! — прохрипел Альтаир, вылезая из-под кровати и пожевывая найденный там мячик Бублика.
— Он боится за свою… как ее? Репутацию. Погоди, — вскинул брови Левка. — То есть все изгнанные животные живы и здоровы?
— Ну да! Поезд, который увозил их отсюда, остановили звезды. И повернули железную дорогу так, чтоб она привела его в лес белых колибри. Когда белые птицы узнали, что им придется делиться нектаром своих цветов с собаки и кошками, они были не очень-то рады. Но звездам перечить не стали… Вот если ты убедишь своего отца и других, что всему виной пыльники, мы сможем вернуть в город всех собак и кошек!
— Я бы очень этого хотел! Но он не поверит!
— Мы должны изловить пыльников! И показать их твоему отцу! Только…
— Что только?
— Нужно вытащить их из проводов! Слушай, вот мой план!


V часть
Борьба

— Карри! Карри! Что-то этот лохматый совсем плох! — обратилась юная розовоперая колибри к ясноглазой принцессе.
Принцесса Карри была самой красивой и большой птичкой из тысячи крошечных колибри, живущих в орхидеевом лесу. Но этой ночью ее мучила бессонница, ей снились странные зеленые человечки, которые напали на лес и захватили в плен всех птиц. Карри устало посмотрела на юную вестницу и спросила:
— Где он?
Пернатая фрейлина привела принцессу к медовому дереву. Под ним, свернувшись калачиком, лежал старый пес. Он очень тяжело дышал и почти не открывал глаз. Рядом расположился белый персидский кот. Когда колибри подлетели ближе, он выгнул спину и зашипел.
— Пушок! Да будет тебе! — отмахнулась Карри. — Не от кого его тут охранять… Как ты, Бублик? — обратилась птичка к лабрадору.
— Он уже неделю не разговаривает, столько же не ест. И говорит, что ему приснилось, будто наш Левка и другие дети в Клинберге сильно заболели… И многие стали злыми… Все, кроме Левки… — попытался улыбнуться усатый перс.
— Может, меду? — захлопала крылышками большеглазая фрейлина.
— Пойди, распорядись, чтоб всех животных созвали к столу. А потом устройте птичьи игры. Пусть разомнут свои лапы и хвосты! А мы тут с Бубликом поговорим, — приказала принцесса.
Фрейлина улетела. Карри присела на широкую и мягкую собачью спину и сложила на груди свои крылышки.
— Поверь, Бублик! Левка помнит о вас и все еще ждет… Но только звездам известно, когда вы встретитесь!
Они долго говорили о людях и о том, как больно быть изгнанным из большой семьи. Прошло уже много месяцев, но все собаки и кошки продолжали верить, что однажды поезд увезет их домой…
А в это время пыльники пытались выбраться из Левкиного монитора. Но тот почти сутки не включал компьютер. Об этом же мальчик попросил и своих друзей, а их у него, несмотря на последние события было ух, как много!
Оказавшись в сетевом заключении, солдаты Визгоплюя разбежались по проводам, но тут же столкнулись со своими лоб в лоб. Другие пыльники тоже искали выходы!
Пыльников стало так много, что даже в проводах им было тесно. И вот когда Визгоплюй пытался прорваться через очередную «пылепробку», провод лопнул, и вся его армия оказалась не где-нибудь, а в городском кабинете градоначальника.
Левка и Альтаир уже были наготове. И когда на голову Левкиному отцу обрушилось зеленое войско, он оторвался от своего телефонного разговора, подскочил и испуганно завизжал.
Левка с Альтаиром ворвались в кабинет. Пес, как летучая мышь, старался поймать хоть одного пыльника, но те разлетались со скоростью света. И тут пес закричал:
— Вырубай компьютер и ноутбук!!!
Мальчик молниеносно бросился к проводам. Градоначальник не понимал, что вокруг него происходит. Он кидался то в сторону сына, то косился на странного летающего пса с глазами-тарелками. Наконец у него закружилась голова, и он упал в кресло.
Пыльники хотели скрыться в компьютере, но тот был отключен, они метались из угла в угол, и вдруг Визгоплюй скомандовал:
— Атаковать пса!
Зеленое войско сгруппировалось и стрелой полетело на Альтаира. На секунду щенок затормозил. Потом прищурил свои голубые глаза и те ярким сиянием отбили атаку. Тогда Визгоплюй и его братья набросились на Левку. Они заползли ему в глаза, уши и нос и принялись щекотать. Левка закричал и без чувств упал на пол.
Отраженная светом армия начала распадаться на пылинки… Они пытались пробраться в компьютер, но были обессилены и загнаны.
Альтаир подскочил к Левке. Возле мальчика уже сидел его отец и пытался привести ребенка в чувство.
— Надо позвать на помощь белых колибри! — тявкнул Альтаир!
Градоначальник посмотрел на него, выпучив глаза. Не каждый день в его кабинет приходят говорящие собаки! Но почему-то в ответ он кивнул и, взяв Левку на руки, спросил:
— Где они?
— Летите за мной! — тявкнул Альтаир и выскользнул из кабинета.
— Бред какой-то! — произнес градоначальник, но взял машину и помчался вслед за псом.
Альтаир летел слишком быстро! Градоначальник понял, что они уже выехали из города, потом повернули в сторону Беличьей горы, справа сверкало Карпово озеро.
Левка был без сознания и одновременно морщился от боли. Пыльники грызли его уши, нос и продолжали щекотать глаза.
— Брат! Кажется, нас осталось только трое! — протянул Пляска.
— Ничего! Главное — измучить этого мальчишку, он самый упертый! — командовал Визгоплюй.
— А куда нас везут? — протянул Пляска.
— Не болтай! А то энергия закончится! Мы должны добраться до его мозга.
Пока пыльники искали пути к Левиному мозгу, его спасатели были уже на полпути. И тут из глаз градоначальника упали слезинки. Он наконец-то понял, что сделал что-то не так, но вот что… Он никак не мог понять своей ошибки!
Альтаир остановился. Перед
градоначальником раскинулась сказочная картина. Такой красоты он не видел никогда. Но полностью оценить ее сейчас, когда его сыну так нужна помощь, он не мог.
Он вынес ребенка из машины и побежал вслед за Альтаиром. Навстречу им вылетели сотни больших и маленьких колибри. Но больше всего градоначальник удивился, когда увидел вокруг кошек, собак и даже морских свинок. Они, правда, обходили его стороной. Кто-то даже рычал. А вот и соседский кот — Банкомат! Он спрыгнул на землю с розовой ветки и недружелюбно пробормотал:
— Здрасьте, не ждали!
Градоначальник закрывал глаза, думая, что все это ему мерещится, как вдруг услышал:
— Положите мальчика у земляничного куста. И позовите детишек! — сказала Карри и с укором взглянула на градоначальника. Он сделал все, как она сказала. Потом отошел в сторону и оперся на шоколадное дерево.
Карри долго хлопала своими крылышками над головой Левки. На помощь ей прилетели дети-колибри, ростиком не крупнее рисовых зернышек. Она скомандовала:
— Вытащите этих мерзавцев!
Птички нырнули в Левкины уши, нос и рот и принялись выклевывать пыльников. Раздались визги, крики, ругань!
Альтаир прикрыл лапами уши. И тут к нему подошел красивый белый кот:
— Ты новый друг Левки? — спросил он.
Альтаир серьезно взглянул на кота.
— Где Бублик? — вместо ответа спросил пес.
Пушок фыркнул, а его мордочка задергалась.
Кот явно не хотел отвечать, а потом пробурчал:
— Он слишком долго ждал…
Все животные как по команде подбежали к Левке, и в эту секунду детки-колибри вытащили на свет страшных зеленых братьев-пыльников. Градоначальник вновь не поверил своим глазам. Подбежал к сыну. А тот, наконец, пришел в себя. Он увидел, заплаканное лицо отца, услышал, как красавица Карри скомандовала птицам сбросить пыльников в чистый ручей. А Визгоплюя она решила проглотить лично:
— Такой маленький, а столько гадостей натворил! — сказала она, очищая от него клюв.
Градоначальник поблагодарил белых пташек и спросил, не могли бы они проверить, может, в городе еще остались пыльники. И колибри с удовольствием согласились.
Левка обнял Альтаира, и тут увидел, что позади всех зверей нерешительно топчется и его Пушок. Левка побежал к нему, схватил кота на руки. Поцеловал его в мягкий розовый нос.
И немного помолчав, спросил:
— Пуша, а где наш Бублик?
— Покажи ему, — попросил Альтаир.
Пушок спрыгнул с Левкиных рук и тихонько побрел к медовому дереву. Градоначальник пошел за ними.
Но тут же все остановились, услышав дивную мелодию. Это пела трава, росшая у торчащих толстых корней медового дерева. И под эту симфонию, медленно из под земли пробивался росток. Он рождался там, где долгое время, скуля и воя, старый Бублик ждал своего хозяина. Когда Левка с животными и градоначальником подошли к ростку, тот засиял, и раскрыл свои разноцветные лепестки, превратившись в чудесный цветок.
— Альтаир, а ты можешь сделать так, чтобы я понял, что скажет Пуша? — спросил Левка.
— Нет… Мы говорим с вами, только когда этого хотят звезды. Но перевести я могу!
— Хорошо. Так где же Бублик?
— Пуша говорит, что Бублик слишком долго ждал… Однажды ему показалось, что тебе очень плохо, но он ничем не мог тебе помочь. А когда собака чувствует, что ее человек далеко, она умирает… — тихонько сказал Альтаир.
Пуша закрыл лапкой глаза и заплакал. Прижимаясь к Левкиной ноге, он снова почувствовал себя котенком.

Эпилог.

Градоначальник осознал, как сильно он ошибся. Он извинился перед всеми изгнанными животными и их хозяевами, выбросил свои награды «за особый вклад» и навсегда выгнал из города мудрецов. Чтобы больше не мудрили. Ах, да! Он строго запретил детям больше двух часов в день проводить за компьютерами. Ну, только если о-о-очень нужно!
Левка долго просил Альтаира остаться, но ночью, когда на небо взошла Большая Медведица, пес завилял хвостом, лизнул Левку в нос и сказал:
— Моя хозяйка и так заждалась меня! И, наверное, обленилась! Ведь все это время ей не нужно было рано подниматься, чтобы меня выгуливать! Эге-ге-гей! Я уже лечу!
Альтаир взметнулся в небо. Левка стоял посреди васильково сада и держал на руках Пушу. Он видел, как быстро к Большой Медведице двигается яркая звезда с хвостиком! Это Альтаир! И когда он приблизился к своей величественной хозяйке, произошло что-то вроде лиловой вспышки. А потом все звезды засмеялись.
— Пока, Альтаир! — прошептал Левка.
— Сынок! — в один голос позвали мальчишку родители.
Не отводя глаз от неба, он зашел в дом и вдруг увидел на ковре крошечный комок. Комок распрямился, посмотрел на мальчика большими черными глазами и залаял так громко, что Левка, его мама, сам градоначальник и даже Пуша рассмеялись!
— Тебе нужно дать ему имя! — сказала мама.
— А мне кажется, сначала я должен дать ему собачьего печенья! — щенок так усердно лизал Левкины руки и лицо, что мальчику ничего не оставалось, как принести из кухни целую коробку собачьего лакомства.
Щенок одобрительно взглянул на угощения и виляя хвостом, залаял. И тут же все услышали, как где-то высоко — высоко в небе эхом ему ответил Альтаир.




Черные кошки мисс Эвил

I часть
Семеро в коробке

Август. Уже пожелтели кленовые листья. И покачиваясь из стороны в сторону, они послушно ждали, когда старичок осенний ветер сорвет их с веток и раскидает по всему свету. Все листья знают, что именно так и будет. И лишь самые упрямые держатся за тонкие ветки кленов и лип.
А вот людям не до листьев! Люди торопятся по своим делам. Дамочка в коралловой шляпке, словно белка, прыгала вокруг витрин с модными осенними вещицами. Хмурый, как филин, полицейский слонялся среди шумной толпы и щелкал семечки. А мальчишки и девчонки с тяжелыми рюкзаками за спиной спешили в метро. Это туристы — ботаники. Летом их в Лулудикусе всегда много. У нас здесь чудесные виды! И миллионы необычных деревьев и цветов. Скажем, бархатистый дельфиниум и пучеглазые фиалки можно встретить у самых ворот города! Ботаники такие места жуть как любят. Но в августе все студенты возвращаются домой. Вот и эти торопились.
Ребята вихрем спустились в подземку. Они чуть не сбили с ног сморщенную, как чернослив, горбатую старушку. С самого утра она стояла у метро, держа в руках картонную коробку. А в ней — семь черных котят. Опешив от студенческой беготни, пожилая дамочка нахмурилась и давай браниться вслед ботаникам, но спустя мгновение она забыла о них. И вновь завела свою «шарманку»:
— Купите котеночка. Совсем недорого, — пела старушка жалобным, хрипловатым голосом.
И вот почти на закате дня к ней подбежала конопатая девчушка. Следом, морщась от ветра, плелась и ее мамочка. Девочка, улыбаясь, указала пальчиком на коробку. Старушка тоже расплылась в улыбке. Зубов у скрюченной женщины полвека как не было. И девочка, испугавшись ее безобразной гримасы, подалась назад. Но котята принялись умоляюще мяукать! И ребенок вопросительно поглядел на маму. А руки сами так и тянулись к коробке с пушистыми мурлыкам. Девочка аккуратно достала два растрепанных комочка. И показала мамаше. Но та лишь поморщилась. И тогда малышка вернула одного котенка назад.
— Ох, как угли чернющие… — протянула мамочка, брезгливо касаясь черной кошачьей шерстки, — Ладно, вот этого возьмем. Но учти, приглядывать сама за ним будешь!
Девчушка радостно прижала к груди пушистого черныша. А ее мама протянула старушке золотые монетки. Та же, продолжая улыбаться, взяла их и нежно и бережно прижала к груди. Будто дороже монет для нее ничего на свете не было!
А когда мама с девочкой ушли, старуха сбросила с лица улыбку и превратилась в разгневанную и позеленевшую от холода мисс Эвил.
— Мерзота! — обратилась она к котятам, сунув в коробку свой опухший нос, — Вот пусть только ваша мать появится — я ей задам! Оставила меня, гадюка. Да еще вас раздаю теперь! А с вас толк какой? Вот она — другое дело! Утопить бы всех, да и дело с концом!
Только вот не могла мисс Эвил утопить котят! Они ей как-никак племянниками приходились!
Началась эта история задолго до того августовского дня.
Мисс Эвил жила в Лулудикусе уже лет двести, а может, и триста. И была она потомственной колдуньей! Правда, жители городка об этом не знали. Ведь колдовство здесь было не в почете.
И однажды всех ведьм выгнали вербными палками далеко-далеко за пределы города. Эвил же превратилась в лягушку и спряталась в пруду, пока все не утихнет…
В молодости мисс Эвил была невероятно красивой. При виде нее все цветы распускались и одаривали ее самыми волшебными ароматами.
Как-то по восемнадцатой весне Эвил приглянулся золотой пион. Она ночей не спала, мечтая о нем! Но он не мог ответить девушке взаимностью! И тогда юная колдунья нашла заклинание, с помощью которого она могла превратить пион в чудесного юношу. Но за это нужно было заплатить высокую цену.
Единственным родным человеком в городке для Эвил была ее сестра — Мавра. Она жила на соседней улочке и совершенно не умела колдовать. У Мавры был другой дар — она лучше всех на свете играла на клавишных инструментах. Ноты покорялись ей, и чудесная музыка резвой ланью поднималась до самых звезд. И тогда все созвездия сходились в пары, и начинался бал!
Мавра не часто гостила у сестры, но когда она все — таки заходила на чашечку чая, золотой пион сиял от счастья и переливался всеми цветами радуги. Эвил это не нравилось. И она все чаще задумывалась — а не воспользоваться ли страшным заклинанием!? Чтобы ее любимый пион стал человеком, Эвил должна была превратить Мавру в цветок, так бы они с пионом поменялись в этом мире местами. Со временем бы Мавра завяла, а единственным родным существом для Эвил стал бы оживший пион. И вот Эвил решилась! Для начала она напоила Мавру зельем из белых лилий. И та уснула крепким сном. В изголовье кровати Эвил поставила скромный цветок валерианы, в который по плану и должна была превратиться Мавра. У ее ног Эвил водрузила старое зеркало. Оставалось произнести заклинание!
И вот Эвил закрыла глаза, подняла к небу руки и принялась шептать, как вдруг на запах валерианы сбежались соседские кошки: рыжие, белые, серые, бурые… Они мигом слопали свой любимый цветок и от счастья стали кататься по кровати! Заклинание уже работало, но вместо неприметного цветка в зеркале отражались взбешенные разношёрстные кошки и коты! Эвил кричала, пытаясь прогнать наглецов, но магия уже делала свое дело!
Кошки убежали, и тут Эвил увидела, что вместо Мавры на ее кровати лежит…нет, не цветок! А прекрасная черная кошка, каких в городке еще не было! Животное больше напоминало маленькую пантеру. И при этом она так походила на Мавру, что Эвил ничуть не сомневалась — заклинание все же сработало… Однако совсем не так, как задумывалось.
«Ну и пусть сестра не стала цветком! Главное, чтобы пион превратился в юношу»! — подумала Эвил. Она побежала в сад и что же там увидела? Ее золотой пион опустил листья и опрокинул свой пышный бутон на землю.
Так у Эвил разрушились мечты! Перед ней лежали побагровевшие лепестки пиона, а позади на четырех лапах стояла Мавра и жалобно мяукала.
— Это ты во всем виновата! Жалкая кошка, — кричала Эвил, — Ну ничего! Теперь ты останешься со мной навек! И будешь расплачиваться за мою беду!
С тех пор прошло сто тридцать лет. Мавра привыкла жить в кошачьей шкурке. А однажды она влюбилась в красавца кота по кличке Берлускотти и родила котят! Узнав об этом, Эвил выгнала Берлускотти из города, натравив на него сбежавшее молоко. И Мавра осталась одна со своими маленькими черными комочками… Да и то ненадолго!
… Эх, вернемся же на ту самую осеннюю улицу! Только поглядите, малышей Мавры все-таки разбирают! Кого в дом, мышей ловить. Одного в подарок на день рождения. Кого старушке, чтобы ноги ей грел и с клубком ниток играл. Так в коробке осталось двое. Старая мисс Эвил устала. Она присела на свой клетчатый плащ. Вздохнула. Достала из кармана конфету-леденец, чтобы подсластить вечерок, и задремала. Как вдруг к ней подошел офицер.
— Простудитесь, мисс, — предостерег он.
Старуха встревожено открыла глаза.
— Сынок, купил бы ты лучше котенка.
— Породистый? — присмотрелся военный.
— Ой, и не говори. Порода чердачная! Бери, недорого. Обоих забирай, — старуха вновь продемонстрировала свою фирменную беззубпречную улыбку.
— Страшненькие какие… А знаешь. Одного-то я возьму! Я к брату в гости приехал, а у него дом большой. Вот пусть этот друг ему там всех мышей и изловит. А не изловит, так распугает! Ха-ха.
— И второго ему на подмогу.
— Хитрая какая! Себе оставь. Не так уж там и много мышей…
Военный забрал малыша и, отдав честь, удалился. В это время старуха деловито подсчитала шуршащие бумажки и золотые монетки. Неплохо!
Но в коробке оставался еще один котенок. И он совсем замерз. А тут старик-ветер, как назло, расшалился. Сорвал листья с деревьев и разбросал их где ни попадя. Один, самый желтый, упал в кошачью коробку. И накрыл котенка с головой.
— Ну… недурно, недурно… Но с меня хватит, — пробурчала себе под нос старуха, — Видно, не судьба тебе… черненький. Ну, прощай. А то я продрогла. И не пищи. Не могу я армию черных кошек в доме держать, а то еще подумают, что я колдунья… А мне этого ой как не надо!
И так мисс Эвил оставила коробку с мяукающим малышом на земле. И пошла прочь, даже не оглянувшись. Котенок пытался согреться, но все стенки коробки были одинаково холодными. А тут еще ветер небрежно перевернул ее, и черныш выпал на мокрый асфальт.

II часть
Побег

Стешка бил кулаками в дверь с такой силой, что вот-вот и она бы разлетелась в щепки. Но не тут-то было! Дверь заперта снаружи. А Стешка по своему опыту знал, что лучший способ выбраться из комнаты — это просто кричать что есть сил! Так он и сделал!
— А ну выпусти! Выпусти меня! Мама, папа! Я здесь!!!
Наконец-то дверь открылась. В комнату вошла Стешкина мама. Мальчик быстро вытер слезы, будто и не было здесь никакой истерики. Но покрасневшие глаза и опухшие губы предательски выдавали. Мама, конечно, расстроилась. Она попыталась успокоить сына. Усадила его на теплый пушистый ковер, в компанию самых разных игрушек.
— Ну, хотя бы сегодня вы можете не ссориться? Что опять случилось? Да успокойся же, Стефан! — сказала мама, гладя сына по взъерошенным волосам.
— Она сказала, что я им мешаю! И закрыла меня тут! Одного! — запричитал он, вырываясь из маминых рук.
С громким топотом в комнату влетела пухлощекая рыжеволосая девчонка. Это Мила — сестра Стефана.
— Он все врет! Мама! Почему он постоянно крутится у меня перед носом? У меня скоро конкурсный вечер, и мне нужно придумать эту проклятую мелодию! А он со своими разговорами!
— Он вас обоих очень любит и просто хочет поговорить! — спокойным тоном ответила мама, обращаясь к дочери и старшему сыну Яну, что сидел в соседней комнате за компьютером. — Как вы не поймете, что Стеша еще маленький. Ян, а ну бросай свои игры!
— Я им не нужен. Мама, не уезжайте. Я не хочу оставаться один, — Стеша снова начал плакать.
— Ну вот! Дорогой, не плачь. Брат и сестра тоже тебя любят… — уверяла мама, глядя на хлопнувшую дверью Милу, — Возможно…они и сами этого еще не знают. А ну, пошли, проводишь нас с папой.
— Но мамочка…
— Стеша… Бабушка очень больна, и мы должны ехать прямо сейчас. Ты понимаешь это?
Стефан неожиданно вскочил и послушно пошел за мамой, вниз по старой деревянной лестнице. У дверей уже стояли чемоданы. Отец обнимал и целовал Милу. И та вновь убежала. Села за пианино.
Ян вяло спустился в зал, надувая и лопая во рту синюю жевательную резинку.
— Если все будет хорошо, то через пару дней мы с папочкой вернемся домой, — надевая перчатки и теребя Стешу по соломенным волосам, пообещала мама, — А пока передайте привет своей бабуле! Мила, Мила! Присматривайте за Стефаном и не ссорьтесь… Хотя бы до нашего возвращения!
Мама поцеловала Стешку в лоб и вышла за дверь. Отец пытался протиснуть в дверь толстые чемоданы.
Стефан слышал, как отец завел автомобиль и тот тронулся. Постепенно эти звуки растворились за пределами квартала.
Стефан почувствовал себя как никогда одиноко. Ян давно ушел в свою комнату. Скорее всего, сейчас он по привычке переписывается с подружками по электронной почте или снова сидит в Скайпе с соседским мальчишкой. А Мила… Та по-прежнему копается в своих клавишах. И до младшего брата им обоим нет дела!
Стеша с грустью оглядел разбросанные у камина игрушки. Они будто смеялись над ним, сверкая своими стеклянными глазками. Стефану стало как-то не по себе, и он все-таки решился подойти к Миле. На цыпочках, беззвучно, чтобы не помешать ее музыкальным мытарствам. Пару минут он просто стоял и наблюдал за тем, как его сестра играет на пианино. Порой фальшивит, но больше — старается. И кое-какие нотки получаются у нее вполне правдоподобно!
— Мила… — шепчет Стефан.
— Черт бы тебя побрал! Ну чего тебе? — испугавшись подкравшегося брата, спросила Мила.
— А почему ты не можешь сочинить свою мелодию?
— Что за глупости? Могу… Просто не так быстро… — смущенно ответила она.
— А я могу тебе помочь?
— Нет! Лучше не мешай.
— Почему ты злишься?
— Отстань от меня!
— Но я хотел…
Мила сбросила на пол ноты, вскочила и сжав кулаки, закричала:
— А ну живо оставь меня в покое! А ну беги отсюда! Брысь! Брысь, брыыыысь!
Стефан, округлив от страха глаза, понесся в свою комнату. Мила поспешила за ним. Сегодня они уже это проходили! Мальчишка, как обычно, захлопнул дверь перед самым носом сестры. Но тут понял, что вновь оказался в ловушке… Ведь Мила опять-таки заперла ее снаружи.
— Вот так-то! Теперь не выйдешь, пока я тебя не выпущу! И мама не поможет!
Мила победно задрав нос, прошла мимо комнаты Яна. Старший брат, не обращая внимания на крики и очередную ссору Милы и Стеши, спал, раскинувшись перед своим компьютером.
Мила вновь уселась за пианино. Но вместо того, чтобы играть, начала разгневанно стучать по клавишам и плакать.
Стефан же, забившись в угол своей комнаты, начал перебирать подаренные мамой и папой игрушки и книжки.
За окнами ласково светила луна, призывая всех детей городка спать. Но Стефан даже не собирался! Отложив в сторону книгу о диких джунглях, он решился… на побег. Все равно в этом доме он никому не нужен, а сидеть всю ночь одному скучно и жутковато! К тому же окно так дружелюбно открыто! А за ним бескрайний мир, где наверняка можно найти множество приключений! Осталось только перелезть через него, ухватиться за трубу и прыгнуть прямо в отцовский гамак, растянутый между старыми кленами.
И медлить нельзя ни минуты. Стефан помахал рукой своим игрушкам и, накинув легкий жакет, отправился в путешествие.

III часть
Страшный зверь

Туман раскинул над сонным городом свои лиловые крылья. Да так, что свет фонарей не мог пробиться сквозь них, как не старался!
Черный котенок с опаской шагал по тротуару. Он заметил на зеленом газоне крупного лохматого зверя. Это был дворовый пес. Он грыз здоровенную белую кость так громко, что котенку стало страшно, а вдруг пес так же запросто расправится и с ним! Но еще страшнее было бродить одному по городу! И котенок решил подойти к лохматому незнакомцу.
Пес, увидев его, зарычал. И котенок попятился назад. Но здоровяк не стал нападать, а просто повернулся к малышу спиной и продолжил свой ужин.
— Простите… Мы не знакомы, но я хотел бы спросить… — шепотом заговорил котенок.
— Не мешай ужинать, — сквозь зубы ответил пес.
— Дело в том, что я…
— Я не дам тебе ни кусочка! Слышишь! Таких попрошаек тут толпы! От мала до велика! — не поворачиваясь, пробурчал здоровяк.
— Но я не ем кости… Я просто хотел спросить, как пройти на улицу Белых лилий? — котенок подошел к псу близко-близко и в надежде поглядел на него.
— Тоже мне! Улица Белых лилий. Отродясь тут такой не было. Ты с чего взял? — сказал пес, зарывая остатки своего ужина в землю.
— Мама говорила, что мы там живем.
Но пес, не обращая внимания на потеряшку, продолжая копаться. Котенок еще сильнее загрустил и, опустив голову, побрел прочь. Чудом Луна все-таки пробилась сквозь туман и расстелила перед котенком свой свет, чтобы тот не споткнулся на своем неизвестном пути. Поблагодарив ее, малыш жалобно запел, и глаза его наполнились блестящими слезинками:
-  Если когда-нибудь,
Небо укажет путь,
Я побегу скорей на огонек!
Пусть потерялся я,
Пусть далеко семья —
Счастливым станет тот, кто к счастью идет…

— Эй, Уголек! Нашел свои лилии? — вдруг раздалось за спиной. Испугавшись, черныш прижал ушки. Но обернулся. Оказывается, с ним говорил тот самый пес.
— Нет…Я никогда их не видел. А как же ваша кость? — осторожно спросил котенок.
— А это не твое кошачье дело! — расхохотался пес, — Спрятана — перепрятана! Давай, я тебя провожу… -
— Но вы же… — пытался вставить черныш.
— Старый Джек где только ни был, — перебил его пес, — Но эту улочку мне не забыть никогда! Лилии пахнут так, что сначала нос словно наполняется невидимыми бабочками! А потом голова так кружится… Ууух!
— Ха-ха-ха! — не удержался от смеха котенок.
— Идти недалеко, но ты в городе новичок. Вдруг кто обидит! Я стану тебя охранять.
— Вообще-то мама говорила, что собаки и кошки могут дружить… — вслух рассуждал малыш.
— Это правда… Вы хитрые, а мы… умные. Представляешь, каких дел можно вместе натворить?!
— Не очень…
— Был у меня друг — кот Короткохвост, так мы с ним все кости и консервы с хозяйского стола перетаскали. Я под столом сижу, а он на столе. Он лапой консервы толкает — я ловлю! Вот так! А я — вот так! Ха-ха-ха! — старый Джек принялся изображать все то, о чем говорил.
— Ха-ха-ха! А потом? — спросил Уголек. Ему понравилось, что пес дал ему такое необычное и красивое имя.
— А потом… — Джек вдруг остановился, посмотрел на Луну и заскулил, — потом в доме случился пожар! Хозяева спасали детей. А я — Короткохвоста. Только вот… Он дыма надышался… и…все. Так от этого дыма и не очнулся… Пока мы выбирались из огня, люди уехали. И я больше никогда их не видел… А дом-то наш стоял на улице Белых лилий…
Джек рывком поднялся и быстро пошел вперед. Котенок, чуть помедлив, побежал за ним. Угольку было жалко Короткохвоста, но, к сожалению, помочь он ничем не мог. Зато у него появился большой друг. Джек только выглядел сердитым и вредным, на самом деле он оказался добрым псом. С таким можно было отправиться и в неизвестность. Но они оба держали курс на улицу Белых лилий.

IV часть
Мавра

Стефан бухнулся прямо в отцовский гамак и еле сдержался, чтобы не закричать. Он и не думал, что прыгать из окон так страшно! Мальчик подошел к дому, заглянул в гостиную, где еще светил желтый торшер. Мила все еще сидела за пианино.
— Всем наплевать на меня… — пробормотал Стешка.
Он выбежал на пустую дорогу. Огляделся. Вокруг тишина. Стефан пошел, куда глаза глядят, а глядели они вперед, только вперед. И вдруг дорогу ему перебежала черная кошка.
— Ой! — воскликнул Стефан, — Как нехорошо, наверное, это к беде! Надо поймать ее и заставить перебежать мне дорогу еще раз, может, так примета не сработает?
Стефан припустил за кошкой. А точнее, за ее прыгающей тенью. И сам не заметил, как оказался на оживленной светлой улице! Вокруг кинотеатры и рестораны. Из окон домов льются разные мелодии. Стефан остановился и протез глаза. А вот и кошка! Она забежала в один из ресторанчиков, раскинутых прямо под открытым небом, где не было никакого тумана. Только большие звезды и розовые кометы! За столиками сидело много красивых людей. А в центре зала стоял огромный зеленый рояль. За ним величественно сидел пышный, словно пончик, мужчина. На нем был белый фрак. Лицо же и руки у незнакомца были темными, как шоколад! Увидев кошку, музыкант улыбнулся и принялся играть. Она подскочила к нему, словно белка, запрыгнула на инструмент и давай бить лапкой по клавишам, от чего мелодия стала еще более волшебной. Следом к ним присоединился высокий скрипач в желтых ботинках и флейтист-коротышка в розовых штанах и белой рубахе.
— Вы кого-то ищете, молодой человек? — неожиданно для себя услышал Стефан. К нему обращался официант.
— Ой! Кажется, нет…то есть — да. Вон ту кошку! Она перебежала мне дорогу, а мне бы не хотелось…
— Ну, еще бы! Мавра, милая Мавра! Подойди к нам, — попросил официант.
Кошка подмигнула своему шоколадному музыканту и мягко спрыгнула с рояля.
— Ну! Кто это к нам пожаловал? — промурлыкала она.
— Это невозможно! Разве люди могут говорить с кошками? — удивился мальчик.
— Ха-ха-ха! Конечно, нет, — прошептала Мавра, — Но мы можем разговаривать с людьми! Зачем же ты пришел?
Но вместо ответа Стефан упал в обморок. Возможно, на него подействовала музыка, а может, он и впрямь не ожидал, что кошки умеют говорить!
— Люди! И кто вас выдумал, таких ранимых? — засмеялась Мавра и принялась кружиться в танце, играя со своим хвостом и напевая:
Если кошка вам сказала:
«Сударь, вы такой чудак», —
Ей ответьте: «Мяу-мяу»,
Пригласите на чердак!
Кошка будет благодарна,
Кошка скажет вам: «Люблю!»
Одинаково я рада
Нищему и королю…

— Мавра, ну не все же могут к такому привыкнуть, — улыбнулся официант, заваривая для Стефана лепестковый чай.
— Поздно. Чашечку чая — и в кровать! — сказал он, пытаясь растормошить ошарашенного мальчика.
Стефан взял чашечку и принюхался.
— Пахнет цветами из маминого сада, — робко сказал он.
— Пей, и я провожу тебя домой, — заявила Мавра.
— Но у меня нет дома… — оживился Стефан, — Теперь уже нет.
— Это неправда. Дом есть у всех, — строго ответила кошка, — Просто нам иногда кажется, что у него обязательно должны быть стены, окна…что там еще?
— Крыша… лестница… и чердак, где много игрушек…
— Да-да, все эти скучные человеческие глупости! Только дом — это намного больше, чем просто вещи и играющий огоньками камин. И все-таки… тебе нельзя здесь оставаться! Ты еще слишком мал и тебе нужно следить за временем…
— Ты играешь на рояле! Это так здорово! — вдруг захлопал в ладоши Стешка, будто и не слышал, что Мавра отправляла его домой.
— Я могла бы и тебя научить, но…
— Не…Меня не надо! Лучше бы ее научила, — подумал Стешка о своей сестре, — Или…котят своих!
— Еще чего… Нет у меня никого! — твердо сказала кошка и решительно повторила:
— Идем же, я отведу тебя домой!
— Да нет у меня дома! — не унимался мальчик.
— Ну что же! Тогда оставайся, если не врешь! Только спать будешь вот здесь, — Мавра указала на вагончик, где хранились музыкальные инструменты, — Тут тихо.
Стефан и правда хотел спать, поэтому послушно пошел за кошкой. В вагончике было уютно. Он уселся на лавку, покрытую цыганским платком, и погладил ладонью лежащую рядом скрипку.
— Какая красивая! А чем здесь так вкусно пахнет? — вдруг спросил он.
— Наверное… лилии, — предположила кошка, — Ложись-ка спать.
Стефан вытянулся на лавке, накрыв себя цыганским платком, и через мгновенье уже заснул.
Веселье заканчивалось. Мавра уселась на подоконник. Она наблюдала, как музыканты прощаются с гостями и убирают свои инструменты. Мавра протерла лапой запотевшее от цветочных ароматов стекло и взглянула на Луну. В этом момент кошка загрустила… Вдруг ей показалось, что Луна — это гигантский лимонный пирог. И к нему из разных точек Вселенной бегут семь черных котят, чтобы полакомиться от души. Но тут всех их уносит холодным осенним ветром…


V часть
Улица Белых лилий

Джек нес на своей спине уснувшего от усталости Уголька. Наступало утро. И солнце совсем по-летнему собиралось расплескать свои лучи по всем домам и переулкам.
Путники остановились перед резной табличкой с надписью «ул. Белых лилий». Джек принюхался, стараясь уловить в воздухе знакомые запахи, и тут же чихнул. От этого «апчхи» Уголек проснулся.
— Ну, все, остановочка! — сказал Джек.
Котенок зевнул во весь розовый рот и поудобнее уселся на широкой спине Джека. Они ступили на саму улицу, где в вазонах, на домах и даже на фонарных столбах росли белые лилии.
— Куда теперь?
— Не знаю… — мяукнул Уголек, пытаясь вспомнить самый холодный день в его жизни, — Нас выносили из дома в закрытой коробке, и я не разглядел дорогу…
— Плохо дело. Ну, и что мы тогда здесь ищем?
— Маму…
— Ту, что тебя бросила? — поморщился Джек и стряхнул котенка со своей уставшей спины.
— Мама нас не бросала! Это все та старая колдунья — наша тетка! — запрыгнув в разросшиеся лилии, возразил котенок. Понюхал белый цветок и запел:
— Страшная, ведьма сначала не знала,
Что кошка — чернушка котят родила,
Но только Луна светить перестала,
Как всех нас из дома она прогнала!

— Вот тебе сказки! Ты цветов нанюхался что ли?
— Нет же! Просто наша мама служила тетке! И вот для чего: сначала тетка Эвил была красавицей, а через сто лет, как и полагается, начала стареть! И тогда она решила с помощью мамы красть для себя время!
— Как это? — зарычал пес.
— Мама, несмотря на то, что была кошкой, лучше многих людей играла на разных музыкальных инструментах. На клавишных особенно! Тетка Эвил стала таскать ее по улицам, устраивая представления! Только мама начинала играть, как люди тут же сбегались, чтобы послушать ее! И пока они стояли с раскрытыми ртами, их время по секунде, по минутке — убегало в глубокую черную шляпу моей тетки, вместе с монетками, которые люди бросали в знак благодарности и удивления! Вот так Эвил воровала их время, чтобы вновь обрести молодость.
— Малыш! Да ты, кажется, не в себе… Зачем колдунье так долго жить?
— Чтобы в ее саду вновь расцвел золотой пион! Он распускается раз в триста лет. Один она уже упустила, а до появления другого и сама может не дожить!
— Страсти какие-то — возмутился пес, — Как же сладко пахнут эти лилии! Так и хочется съесть…
— Нет, Джек! Даже не пробуй, — закричал Уголек и уже шепотом добавил, — Однажды мама встретила нашего папу и у них появились мы. Она больше не хотела помогать ведьме! И они с папой решили убежать. Но Эвил пообещала, что и сама отпустит маму, только прежде устроит праздничный ужин! Так вот — на этом ужине старуха Эвил подмешала в миски папы и мамы молоко белых лилий. Папа немного полакал, и понял, что не может остановиться! И тогда молоко набросилось на него и прогнало далеко-далеко! А мама, попробовав это зелье… перестала нас узнавать! Потом она выскочила в окно и больше мы ее не видели! А через три дня ведьма снова стала терять свое время и стареть! Тогда она решила научить нас игре на разных инструментах, но мы притворились дикими и принялись драться! Тогда она решила нас продать…
— Ну, дела! Интересно, где сейчас твоя мама? Вот если бы…
Но не успел бродяга Джек закончить предложение, как из-за поворота на визжащем красном велосипеде показалась та самая мисс Эвил! Она неслась со скоростью семи ветров! А на спинке велосипеда болталась огромная корзина, в которой колдунья раньше носила Мавру на все эти гадкие представления.
— Это Эвил! — испуганным голоском сказал Уголек. И они вместе с Джеком спрятались в пышные цветочные кусты, затаив дыхание. — Но куда она собралась? И зачем Эвил прихватила кошачью корзину?
— Давай за ней! — вдруг крикнул Джек.

VI часть
Прозрение

— Что-то сладкого хочется! — не успев как следует проснуться, подумал Стешка.
Он с трудом выкарабкался испод скрипок и тромбонов, которыми его кто-то аккуратно накрыл, словно старался спрятать.
Потягиваясь, он выглянул в окно вагончика. За ним «шоколадный» музыкант играл с Маврой. Она, как котенок, гонялась за серебристым фантиком. Стешка тоже захотел поиграть и распахнул скрипучую дверцу вагончика. Уличный ресторанчик был пуст. А птицы-ласточки приводили в порядок столики: раскладывали белоснежные салфетки, ложечки и вилки.
— Проснулся твой подарочек! — сказал Мавре музыкант.
— А вот я спала неважно… Мне чудились какие-то котята… — задумалась Мавра.
— Это все лилии. Сводят с ума, — предположил шоколадный человек, — Сто раз говорил: нужно заменить розами!
— Дядюшка, вы куда-то уходите? — спросила Мавра.
— Скрипку нужно наладить, — ответил музыкант и пристально взглянул на кошку. — Да что с тобой сегодня?
— Голова кружится…
— Доброе утро, Мавра! — радостно крикнул Стеша. И тут же замолчал, увидев серьезное лицо музыканта.
— Мавре нездоровится. Пригляди-ка за ней. Можно на тебя положиться?
— Конечно! А что с тобой, Мавра? — Стешка потянулся к кошке, чтобы погладить ее по голове, но она стрелой шмыгнула в вагончик.
Музыкант похлопал Стефана по плечу и пошел заниматься скрипкой. Стешка огляделся. Принюхался. Да, столько ароматов вокруг. А на белом деревянном столе еще и ваниль красуется, и яблоки зеленые! Мальчик схватил одно и тут же побежал за Маврой. Прежде чем войти, он вежливо постучал.
— Ты плохо спала? — шепотом обратился он к кошке, — А я спал так хорошо, как дома никогда не спал!
Мавра не обращала на Стешку никакого внимания. Она увлеченно играла со своим хвостом. А когда ей это наскучило, облизнув лапу, Мавра прыгнула на лавку и устроилась за блестящей музыкальной трубой.
— Тише, — вдруг сказала она — Закрой-ка вагончик… Закрой сейчас же!
— Но здесь нет ни засова, ни ключа… — растерялся ребенок, — Вокруг никого нет, почему ты прячешься? Вот погляди! — Стешка распахнул дверь и закричал:
— Совсем никого! — и добавил:
— Мне велено тебя охранять, и я, Мавра, тебя никому не дам в обиду!
— Мавра, говоришь? — вдруг услышал Стешка и от неожиданности пошатнулся.
Перед ним стояла незнакомая старуха. Вид у нее был неважный. Лицо зеленое, глаза навыкат, нос свисал до самого подбородка. Таких страшилищ Стешка видел только в сказках, где подобные встречи не предвещали ничего хорошего.
— Кто вы? — спросил мальчик, прикрывая за собой дверь вагончика и заслоняя ее. Но старуха не ответила, а только схватила Стешку за руку и потянула к себе.
— Эй, больно! Пусти меня! — закричал он.
— Я так и знала, что когда-нибудь ее найду! Ну-ка, подвинься-ка.
Старуха пыталась откинуть Стешку от двери, но он упирался. Началась борьба. Стараясь избавиться от ребенка, разгневанная Эвил продолжала кричать:
— Рано или поздно я бы услышала твою музыку, пусть даже среди других музыкантов! Ведь ты не можешь не играть! А ну, поди сюда! Кис-кис-кис!
Наконец колдунья отбросила Стешку, и он упал на землю, ободрав коленки. Но тут же вскочил и набросился на обидчицу, укусив ее за руку. Она вскрикнула от боли, а Стешка юркой мухой проник в вагончик и принялся искать, чем бы подпереть дверь. В ход пошли музыкальные инструменты.
Мавра сидела под лавкой и дрожала от страха, поджав хвост. Но вот пришла тишина, и Стешке показалось, что колдунья отступила. Он осторожно приоткрыл дверь и тут же почувствовал страшный удар. Это Эвил на своем велосипеде ворвалась в вагончик, с диким визгом протаранив все баррикады.
Мавра выскочила на улицу. Эвил, схватив кошачью корзину, бросилась вдогонку. К этому времени к ресторанчику подоспели Джек и Уголек. Они оба запыхались от бега, но сразу пришли в себя, увидев, как им навстречу несется черная кошка, а за ней противная тетка Эвил. Мавра попыталась забраться на дерево, но Эвил бросила в неё корзину и кошка сорвалась. Тут в атаку пустился Джек. С лаем он накинулся на колдунью, она упала, отлетела к широкому столу и стянула за собой скатерть. В эту секунду Уголек закричал:
— Мама!!!!
Мавра словно прозрела! Этот голосок был ей так знаком! Она потрясла головой, пытаясь поверить, что это не сон. И вмиг подбежала к котенку. А следом за ней и Стешка, прихватив скрипку, чтобы в случае чего бить ею колдунью. Какое кощунство! Но скрипка — единственное, что подвернулось ему под руку. Джек тоже кинулся к Мавре и Угольку. Все вместе они глянули на Эвил, а та времени не теряла. Она схватила длинную кочергу и подошла к изумрудному роялю.
— Я разобью его, Мавра! — пригрозила она.
— Ты не посмеешь! — ощетинилась кошка, — Отвечай, что ты сделала со мной!? Почему я почти ничего не помню?
— Мама! Она нас всех продала! Мама… — мяукал Уголек.
— Как мне верить? Может ты вовсе не мой сын?!
— Да, у тебя никогда не было котят! — утверждала Эвил, — Вернись домой и помоги мне с работой! А не то я разнесу этот инструментишко ко всем чертям! И ты больше никогда не будешь играть!
— Старая ведьма! Убирайся прочь! — закричал Стешка и направил на мисс Эвил шланг. Его случайно оставили здесь, поливая газон. Мощная струя воды ударила прямо колдунье в грудь. Не устояв на ногах, она ударила кочергой по роялю. Еще и еще! И каждый удар болью отразился в памяти Мавры! И вот тут-то кошка все вспомнила!
— Нужны часы. Только со стрелками. Много часов! Быстрее! — протараторила кошка.
И все бросились на поиски! Птицы разлетелись по соседним домам, Джек побежал далеко по улице, Уголек в поисках забрался на кухню ресторанчика. А ведьма продолжала крушить рояль.
Стешка снял часы и со своей руки. Наконец-то с тикающей добычей вернулся и пес. А за ним бежала… Да, вы не поверите, но за ним бежала Мила — сестра Стешки. Она кричала:
— Верни часы на место! А ну верни!
Но вдруг она увидела своего брата и обомлела.
— Стешка, вот ты где! Мы уже с ног сбились тебя искать! Что здесь происходит? — не понимала она.
Никто ничего ей не спешил объяснять! И ласточки, и Уголек, и Джек, и Стешка принялись закидывать колдунью сотней тикающих механизмов. Их каждая секунда умножалась на каждую другую. Эвил не могла этого вытерпеть, ведь ее время убегало без оглядки!
— Нееет! Мое время еще не пришло! Чертовы часы! Перестаньте тикать! — схватившись за голову, каталась она по траве.
И в эту самую минуту главные часы города пробили двенадцать! Громко и сердито! Пробили три раза! Эвил выронила из рук кочергу и кошачью корзину, наполненную лепестками белых лилий. И, взорвавшись от собственного крика, рассыпалась дурно пахнущей пылью. Ветер в ту же секунду подхватил лепестки, а вместе с тем и болотные пылинки, оставшиеся от Эвил, и унесся далеко на Восток.
Вдруг все часы, как по команде, остановились. И наступила тишина.
— Уголек!!! — нарушила ее Мавра.
— Мамочка!!!! — закричал Уголек, и они наконец-то обнялись.
— Стешка, что это было? Как мы объясним это маме? Как ты удрал? Через окно? — без остановки бормотала Мила.
— Не задавай глупых вопросов, — ответил мальчик, — Вот, лучше…гляди. Теперь ты никогда не будешь меня ругать.
Он взял сестру за руку и подвел ее к роялю. Тот на удивление выглядел, как новенький. Стешка позвал Мавру. И та с радостью запрыгнула на рояль.
— Мавра… Покажешь?
Взглянув на взволнованную Милу, Мавра начала играть. Аккуратно и по-кошачьи манерно касалась она черно-белых клавиш. Мила не верила своим глазам, а уж ушам тем более! Ничего подобного она никогда не слышала. Но вдруг Мавра дотронулась лапой до Милиной руки и предложила поиграть вместе. Девочка улыбнулась и с радостью приняла приглашение.

VII часть
Семья

В камине весело трещали поленья. В доме пахло смородиновым чаем и корицей. Стешка играл на полу с маленькой железной дорогой. Уголек сидел рядом и пытался поймать бегущий поезд. Мавра расположилась на пианино, а Стешкины мама и папа вместе готовили вишневый пирог. Даже Яков спустился к ужину, оставив свой компьютер в покое.
Вдруг Мавра что-то почувствовала и подбежала к огромному окну, навострив свои ушки. И ее ожидания оправдались: в дом с радостными криками и смехом вбежала Мила! В руках она держала букет лиловых цветов и тяжеленный кубок победителя! Никто и не сомневался, что Мила станет лучшей в музыкальном конкурсе. Ведь она написала самую красивую мелодию. И дала ей необычное имя — «Симфония кошачьей лапки».
Все домашние поздравили девочку, а она схватила на руки Мавру и принялась целовать и благодарить ее за помощь. Уголек, глядя на все это, стал танцевать, отбивая хвостом чечетку. Папа пригласил на танец маму, а Яков принялся кружить по всей гостиной с куском пирога, который уже успел ухватить.
Подоспел к всеобщему веселью и Джек.
-  В этой большой семье,
Место нашлось и мне.
Будет счастливым тот,
Кто в счастье верит и ждет — завела песню Мавра. А Джек и Уголек подхватили:

-  В нашей большой семье —
Мне хорошо и тебе,
Мир полон волшебства —
От носа и до хвоста!

Стешка и Мила тоже присоединились:
-  Вместе мы будем всегда,
И не страшна нам беда,
Станет счастливым тот,
Кто в счастье верит и ждет!

Стоит ли говорить, что все они жили долго и счастливо? Конечно, это так! Но почему, дорогой читатель, ты не спросишь, отчего же Мавра вновь не превратилась в человека, ведь чары колдуньи рассеялись? Да, ты прав, злые чары унеслись вместе с пылью мисс Эвил. Но Мавра стала первой черной кошкой в Лулудикусе, которая по-настоящему удивила человека и принесла ему счастье! Ведь раньше люди боялись мурлык с угольной шерсткой, но когда Эвил продала шесть дочек и сыновей Мавры в разные семьи, она и сама не поняла, что сделала всех этих людей счастливыми. Потому что каждый котенок Мавры обладал каким-нибудь удивительным талантом! Писал стихи, сочинял песни, а кто-то даже умел готовить! И Мавра сама не захотела, чтобы чары развеялись, ведь тогда все котята превратятся в мальчиков и девочек, а это очень удивит семьи Лулудикуса! И возможно, напугает! А пока все они счастливы, а главное, страшные истории о черных котах превратились в глупую легенду!
И кстати, быть кошкой — это так прекрасно! Вот я, например, лежу сейчас на коленях у своей хозяйки, а она гладит меня по голове. За окнами идет снег, а на кухне стоит мое теплое молоко. Нет, что вы, оно не из белых лилий! Оно от коровы!
Мы с хозяйкой сочиняем рождественскую сказку — она у меня писатель и любит работать по ночам. А я Одри — внучка той самой Мавры. И этим очень горжусь… Вообще, в нашем городке много счастливых историй. Но эта самая правдивая! Желаю вам жизни самых пушистых черных кошек! Сердечно обнимяу! Мур-мур!


Сто лет для Доро


I часть
Чайки

Да, чайки уже не те… Толстые, прожорливые и все на одно лицо. Ты гляди! Так и просит, и вымаливает! А орет-то! На, вот. Почти весь батон растащили. Ну, пойдите-ка теперь, пойдите. Тошно от вашей болтовни. Небо, глядите, какое — алое! Будто проказник-невидимка разбрызгал на нем свои краски, а теперь смеется!
Ну, чего не летите?! Летите же. Кыш, кыш, кыш! Эх, как хотите. Вы ведь меня не знаете, молодые еще… Да я и сам временами себя не узнаю. Глядите — вот, весь сморщился: нос, щеки, и руки тоже…
Мне, братцы, завтра сто лет исполнится. К полудню. Вот как пушки ударят, так считайте, родился Саша Перов.
А вам-то и дела нет! Родился и родился. Помер, так помер. Вы ведь чайки. Дай рыбу, дай рыбу! Что вы еще знаете? То-то же… А он был другим. Понимаете… Тоже чайка, а другой! И глаза у него были большие-большие. Как две лесные ягоды. Смотрит на тебя и молчит, а сам все понимает. Умный, как пес. А хитрый какой! Вот сто лисиц против него поставь, а он хитрее. Дружили мы… Он со мной по-человечески, и я с ним по-человечески.
Ах ты, паразит! Учуял, однако… Обжора. Думал, в карман сухари спрячу, так вы и не помыслите. А вон что! Ну, вот ловите. Одному! Второму! А ну, не воруй у маленького! И вот тебе, толстопузый! Эх…не птицы — звери.
А его я здесь встретил. Помнится, день был такой смурной. Сентябрьский. Над Малокаменной крепостью висел туман. Мы с мальчишками играли в казаки-разбойники. Мне нравилось быть разбойником. Я убегал. А жили мы тогда на улице Деревенской бедноты. Сейчас это улица Куйбышева. До Лисьего островка добегали минут за пять. Там и играли, на берегу темной реки — Евы. Особенно когда тепло было! Бабуля и дед говорили, что детям там не место. А мы думали, что в крепости водятся приведения. Воображали себя рыцарями. В общем, все по-детски логично.
В тот день погода не ладилась. Ветрище дул, жуть! Я запыхался и решил перевести дух у воды. Страшная Евушка тогда была, непричесанная, чумазая. Волнами о камни била, словно бранилась. Я присел у воды, помочил руки. А сам надышаться не могу! И от дыхания своего ничего вокруг не слышу. Замерз!
Вдруг позади пес залаял! Да не просто пес, а тот бандит, что наших кошек любитель гонять. Орет, кряхтит. И тут же я услышал писклявый голосок! Не кошачий, а похожий! Побежал я на шум.
Смотрю: пес склонился над каким-то пестрым комком и лает, а лапой его прижимает к камням. Зубы скалит! Я подойти боюсь, вдруг тот псих меня цапнет. Но комочек-то жалко! Закусил я губы и побежал, что было духу на пса. Да как закричал. Все слова вспомнил, что дед на кухне практиковал. А в руке, помнится, камень у меня был, чтоб кинуть в пса, если тот вздумает нападать. Но дикарь (не я — пес) отступил. Ощетинился, глянул на меня волком и… бежать! Я присел на колени. Гляжу, а передо мной крошечный птенец лежит. И то ли жив он, то ли мертв — не пойму. Я его по грудке погладил. Не двигается. Слезы на глаза накатились, и вот стою уже взрослый мальчишка — школьник, и плачу! А как только глаза раскрыл пошире, удивился! Птенец-то с одним крылом! То есть второе — правое, как бы есть. Но… все же его нет. По-человечески это, наверное, называется инвалидность. Видно, что не пес ему крыло оборвал, а так и было. Погладил я этот странный отросток, где могло красоваться второе крылышко. Рассмотрел. И грустно как-то на душе стало.
И вот тут-то я побежал к звериному доктору. Он у нас на всю округу один был. Толковый мужик. Кота нашего — Меньшикова (дома просто Меньку) за один прием излечил. Когда Менька дурного мыша слопал.
Бегу я, а птенчика держу за пазухой. Мне мальчишки-друзья кричат:
— Сашка! Сашка! Ты что же из игры вышел! Ну, вышел, значит, проиграл!
А я про игру-то и забыл вовсе! Что с ней, с игрой, когда тут у меня зверье пропадает! Живой хоть он? Да, еле-еле, но дышит. И сердечко… тук-тук…опять тук-тук — бьется! Я от счастья разулыбался. Бегу и приговариваю:
— Потерпи, дружок! Вот дядя Коля нас посмотрит! Даст тебе пилюлю, или еще чего, и ты поправишься.
Пять минут, за которые мы обычно добегали от крепости до дома, в тот раз мне показались вечностью. Я спотыкался, а наши старушки бранились, что, мол, я ношусь, как угорелый, лужи разбрызгиваю! Можно подумать, что все их «нормальные дети» пешком ходят.
Лекарь наш, к счастью, оказался на месте. А то ведь мог и запить! Это они с дедом шибко любили. Дядя Коля после приемов, а дед всегда. Но нам повезло. Влетел я тогда в его кабинет. А там как раз девчушка со щенком. Прививку первую он получил! Перепугался малыш так, что даже напрудил. А девчонка смеется, треплет щенка за шею:
— Ты теперь у меня здоровей всех здоровых будешь! Ой, а кто это у тебя? Неживой какой-то, — взвизгнула она, увидев на моих руках маленькую птицу.
— Глупая ты! Не видишь, дышит!
— Неа, не вижу, — отчего-то радостно ответила она, и подхватив щенка, выбежала за дверь.
— Ну и кто это у тебя? — закуривая, спросил дядя Коля.
Я аккуратно протянул ему птенца:
— Чайка, кажется…Вы это…не дымите не нее, дядя Коля.
— Да? Ну-ну… — протянул он, и небрежно взял моего найденыша на руки. Вдруг попросил меня выйти. Доктор порой так делал, когда…не был уверен, как поступить с пациентом. Но я сопротивлялся! И дяде Коле пришлось вытолкать меня из кабинета. Одной рукой он закрыл дверь, а другой затушил свою вонючую сигарету.
Сначала я сосчитал до десяти. Потом до двадцати. И чего они так долго?!..Тогда я решил: буду мерить время минутами. И минут через пять точно постучу. И спрошу, нельзя ли там побыстрее? Но не прошло и минуты, как дядя Коля сам распахнул дверь.
— Входите, сударь! — улыбался он.
— Ну-ну-ну-ну! Что там? — мне не терпелось услышать вердикт.
— Чайка серебристая. В наших краях — не редкость… Птенец — мальчик! И как понимаешь, птенец больной. И в придачу испуганный… Но сейчас — порядок! Однако ж с крылом проблемка. У него это врожденное. Чайки вообще-то птицы семейные и своих не бросают, но… этот малыш охотиться не может, защищаться тоже. Ну, а летать и подавно. А раз так, зачем он своим братьям?
Мы стояли с дядей Колей плечом к плечу, уставившись на крохотную чайку. В ответ птенец смотрел на нас круглыми, как две смородины, глазами и часто моргал. Мне казалось, что он знает куда больше, чем просто заключение доктора.
— Лучше его усыпить, чтоб не мучился… И, да! Можно отдать на чучело! Интересный экземпляр получится. Птица без крыла, — протараторил дядя Коля и снова закурил.
— То есть, как усыпить? — не понял я.
— Ну, а какой смысл ему жить, если он летать не может, охотиться не…
— Спасибо, дядя Коля! Но мы, пожалуй, пойдем, — протараторил я и аккуратно вернул чайку себе за пазуху. Мой найденыш тоже что-то пропищал, как бы в знак одобрения моего поступка. Этот писк был смешным и беспомощным. «Киау — киау» — как котенок тянул он.
— И куда ты его?
— Домой отнесу!
— Пожалуй, князь обжора — Меньшиков будет против, — рассмеялся доктор, — да и дед тоже.
— А я их всех уговорю! Будет у нас жить, я ему имя дам.
— Вот еще. Чаек на свете пруд пруди, а ты, Санька, нашел самую никчемную и больную! Может, попугая тебе на день рождения подарить?
— Да ну вас! Я его спас, и мы теперь вместе! — резко от обиды крикнул я и выбежал за дверь. Правда, через мгновенье еще громче добавил:
— Спасибо, дядя Коля!

II часть
Подарок

Да, уже через семь часов, три минуты и девять секунд мне исполнится сто лет! И кто бы мог подумать, что в это время я буду сидеть здесь и рассказывать чайкам о своей жизни! А ведь вы даже не перебиваете… Расселись вокруг и молчите. А чего молчите-то? Вот и бабушка тогда молчала. Я ей птенчика-то протянул, рассказал, как спас, как пса отогнал… Я героем себя чувствовал! А она смотрит на меня и молчит. Менька же у ног ее вьется и хвостом бьет. Что за семейство? Неужели не видят, что птице помощь нужна? Долго мы так стояли. Как вдруг дед вернулся:
— Это что за мышь у тебя серая? Ну-ка Меньке брось!
— Да не мышь, деда, а птица! Вот, погляди, — подошел я к деду с птенцом на руках, а тот весь сжался. И сидит, боится. Дед губы скривил, затылок почесал, а потом как выхватит найденыша из моих рук.
— Осторожней!!! — завопил я.
— От тебя не помер — от меня не помрет, — заважничал дед. — Ну, и кто ты, страшилка? — обратился он к птице. — Чайка, вижу. Главный друг левинградских помоек! И что мы с тобой делать будем?
— Отдай, — не унимался я, — Не видишь, он не здоров!
— Вижу! И на кой он нам? Нездоровый? И здоровый — на кой?
— Ну, пусть с нами живет! Я следить буду! А крыло…так ведь его и сделать можно!
— Как это? — сощурил глаза дед и уставился на меня. Хотя намек мой понял.
Он у меня мастером был, таким, что во всей стране, да и мире не сыскать! Самолеты собирал, машины разные. Награждали его даже за это. Медаль была! Только, как говорил я уже, пил дед частенько. Вот и забросил свое дело. Но в городе его уважали! На дни рождения ему много писем приходило с поздравлениями, даже от каких-то правителей. Я не разбирался.
Дом наш весь завален был его чертежами и моделями. А игрушки мне тоже дед сам мастерил. Таких ни у кого не было…
— Деда… Ну, я очень тебя прощу. Прям умоляю, — запаниковал я, — Оставим его? А давай так! Вот пока оставим, — придумывал я на ходу, — А как подрастет и окрепнет, отпустим или в зоопарк сдадим.
Бабуля расхохоталась так, что у меня в ушах зазвенело.
— А Меньшикова-то мы так же брали, — напомнила она, — А давайте оставим, помирает ведь на помойке один… А теперь вот, обжора какой стал, а?
— А он тебе ноги лечит, вместо грелки, между прочим! И мыша порой ловит! Так что колбасу он свою честно ест, — защитил кота дед, — А вот с чайки какой толк, не пойму…
— Да будет толк! Будет, — прошептал я.
— Значит так! Оставляй свою хромокрылку. Только смотри, сожрет его князь Меньшиков — не реви потом, — твердо сказал дед, похлопал меня по плечу и добавил: — На, забери его, почисти хорошенько, чтоб дома заразы не было. Ты б лучше что доброе принес, а то — чайка, — договорил дед уже на кухне.
Бабушка заваривала чай. Менька пошипел-пошипел на птенца и, изогнув пушистый хвост, тоже последовал за дедом.
Я показал Меньке язык. Вот ведь вредина! Нет, чтобы спросить, как дела у птицы, обнюхать, как следует, сметаной поделиться! Никакого гостеприимства. А ведь его-то я тоже не в лучшем виде нашел! На помойке, грязного, взъерошенного. Ходил он, помню, и клянчил у прохожих. Плакал. А теперь важный стал, вроде как хозяин в доме! Ну, погоди, Менька, попросишь сосиску! Категорически не дам!
В моей комнате места было много. Хоть целый зоопарк заводи. Взял я коробку из-под бабушкиных сапог, положил туда одежды всякой. Усадил птенца поудобнее. Еще воды принес и хлеба немного. Сунул малышу мякиша, а он раскрыл свой розовый рот и как схватит! Так сразу весь кусок и заглотил.
— Ну ладно, ты поспи, а я пойду про чаек что-нибудь разузнаю. Только из коробки не вылазь!
Я побежал к соседке — тете Ларисе. Раньше она в библиотеке работала. И дома у нее везде книги лежали! Я попросил тетушку подобрать мне что-нибудь про чаек. Тетя Лариса, прежде чем искать, поставила чайник на огонь. Накрыла на стол. Вытащила варенье из белого клевера. Никто такого варенья на моей памяти больше не делал. Да и не ел. А она и делала, и сама ела… И меня уговаривала. Я отказался. Тогда она мне банку целую с собой дала, чтобы я домашних угостил. А в придачу три книги: «Чайки — хранители Левинграда», «Чайки на любой вкус» и «Чайки — тоже птицы». Я поблагодарил тетю Ларису и хотел уже бежать, как вдруг она спросила:
— А как ты назовешь свою птицу?
— Какую еще птицу? — удивился я ее осведомленности. Сам-то о найденыше я ей не рассказывал.
— Ну, ту, что принес домой. Я видела, как ты спас ее от собаки. Молодец!
— А почему же я вас не видел?
— А я сверху смотрела, — рассмеялась тетя и прошептала, — Дай птенцу ложку варенья, и он поправится. Чайки любят сладенькое. А уж белый клевер точно не повредит! Ну, беги, беги! Книжки можешь не возвращать. Улетаю я завтра.
— Куда же, тетя Лариса?
— На юг! К родственникам. Здесь у меня нет никого, да и холодно. Ветры…
— А как бы вы чайку назвали? — почему-то мне вдруг захотелось еще поговорить с тетушкой. Она всегда была так добра. А вот семьи у нее и правда, не было. Зато она с бабулей моей дружила. Однажды бабушка рассказывала, что тетя Лариса, когда помоложе была, часто танцевала у нашей крепости. Разбросает хлебного мякиша, птицы к ней слетятся! Тетушка, будто окрыленная, тоже руки расправит, и кружится-кружится. Бабуля ее и спросила:
— Что это ты, Лариса, все у воды танцуешь? Простынешь ведь! Да и негоже это, люди-то что подумают?
— А ничего не подумают! Не до меня им, — рассмеялась тетушка, обняла бабушку и сказала, — Улететь бы, Маш, далеко-далеко! Туда, где только птицы!
— С ума ты сошла, Ларочка, от одиночества! Идем домой, милая, — заключила бабушка и подхватила подругу под руку. Пока шли, тетя Лариса пела на каком-то странном языке: «Кияу-кия-кия-у!» Спросила ее бабушка, что эта песня значит, но та так и не ответила.
И вот стоял я, ждал от тети Ларисы ответа. А она села передо мной на корточки, взяла меня за руки. А какие ладони у нее были холодные! Жуть!
— Доро! Назови его Доро. Это значит — «подарок». И береги его, — улыбнулась она. Больше я тетю Ларису никогда не видел. Бабушка говорила, что она обещала написать, как устроится. Но никаких вестей от тетушки мы так и не дождались.
А я тем временем вернулся домой. И вот беда! Смотрю, стоит Меньшиков у коробки с птенцом и хвостом бьет. Я хотел его шугнуть, и тут вижу, как из коробки доносится голосок: «Киау-кия-киау». Это птенец наш пищит и пританцовывает! А кот смотрит на него и понять ничего не может. Интересно ему, а морда довольная, сытая. И никакой видимой угрозы для птенца не представляет. Мой страх отступил!
— Ну, здравствуй, Доро!
— Кияу, — ответил он.
— Меня Сашей зовут, а это — Менька. Ой, простите — князь. Князь Меньшиков.
— Фрррр, пффф, — отвернулся Менька и прыгнул на кровать. И давай мять подушки лапами. Это он так свое место обозначал. А место у него было — везде!
Доро перевалился с ноги на ногу, запутался в кофтах, которые я ему подстелил, и упал. Я засмеялся. Видимо Доро это понравилось, и он сделал такую довольную птичью физиономию, что мне стало еще веселее. Но тут я понял — Доро еще слаб. И наверняка голоден. Рыбы дома не оказалось. Я вновь накрошил ему хлеба, и вдруг вспомнил о варенье из клевера, что дала тетушка.
Баночка открылась легко. Менька тут же подбежал, но принюхавшись, лишь чихнул и поморщился. Я сунул в банку указательный палец и облизнул его. Странное какое-то на вкус это варенье! Интересно, а Доро станет его есть? Я поднес свой палец к его клювику. Какая неосмотрительность! Он от голода чуть было мне его не отклевал! Попросил добавки. Я пододвинул к нему всю банку, и птенец опустил в нее свой клюв. Когда он клевал, я заметил, как по его перышком пробежал ветерок. И только этот ветерок коснулся безобразного отросточка, где могло расти крыло, как Доро запищал и вытащил голову из банки. Его глаза забегали, быстро, как секундная стрелочка! Доро икнул! А потом резво запрыгнул мне на руки и прижался головой к моей груди. Так мы с ним и просидели, пока ночь не зашторила окна своей черной занавеской.
Доро самостоятельно забрался в свою коробку, но не уснул. А деловито расхаживал взад вперед. Я подумал, что Доро просто переел и теперь ему тяжело.
В комнату вошел дед.
— Ночь уже! Чего не спите?
— Мы спим… Вон, Менька точно спит. А вот, Доро, кажется, не собирается.
— Эх, ты! Специалист по птицам! Чайки ночью не спят! Или охотятся, или семью стерегут. Тоже мне, Доро, имя-то выдумал, — расхохотался дед, — Назвал бы Петькой и ладно. Все равно помрет скоро. Чайка без крыла, что рыба без плавников.
— Деда, перестань, — нахмурился я и увидел, как Доро остановился и захлопал одним крылышком. Пожалуй, малыш был возмущен.
— Значит, так, — сказал дед, — давай-ка к школе готовься. Читать, небось, много надо. А ты тут у себя чайковую библиотеку развел! Никак, Ларка книги дала?
— Я к школе-то готов почти! А ты, деда, лучше помоги с крылом…
— Даже не думай! Все спать, живо спать! И ты, Доро-помидоро, тоже уймись! Все, покедова!
Дед погасил свет и вышел. А Доро даже не думал его слушать. Он гордо вытянул тоненькую шею и взглянул в окно. Какая полная и в ту ночь была луна! А небо фиолетовое, как бабушкино выходное бархатное платье.

III часть
Чем болен дед?

С понедельника снова началась школа. Я пообещал деду, что этот год закончу без троек. Да, и такое бывало. Особенно с арифметикой! Нет, я в числах-то разбирался, но вот с учителем не ладил. Отсюда и трояки в дневнике. Но дед сказал, если плохо в этом году буду учиться, то для начала он меня ремнем! А потом запретит выходить на корабле. А у меня теплилась надежда на корабле с ним и дядей Сережей отправиться в путешествие. Дядя Сережа — капитан. Ходил он и по Балтике, и дальше. Красоты столько видел! И я хотел. В общем, пришлось мне грызть гранит всех наук. Уроки делал исправно.
Доро окреп. Бегал по дому, как торпеда, и даже Меньку гонял. Утром мы с Доро делали зарядку. Я приседал, и он приседал. Я прыгал и он. Ленивый Менька иногда приходил поглядеть на наши тренировки, но участия не принимал.
Бабушка полюбила Доро. Рыбку ему со стола бросала. А он что? Удивительно! Вот сядет бабушка за свое вязание, разбросает мотки ниток по полу, а Доро рядом сидит и наблюдает. А понадобится бабушке красный моток, он ей в клюве приносит. Понадобится синий — и его тащит! Это мы с ним еще с мячиком проходили, когда я бросал, а он за ним бегал! Как собака, ей- богу!
Из дому Доро не выходил. Опасно, вдруг кто задерет. Хотя он и сам парень не из робких был. Да Менька его изредка воспитывал, хотя и делал вид, что брезгует такой дружбой. А однажды они даже кусок рыбки делили. Вот смеху-то было. Но Доро тогда Меньке уступил, раз тот старший. Но одна беда все-таки оставалась… Тяжко птице без крыла жилось. Все взлететь хотел, а не получалось. Сидит на подоконнике и видит за окном, как другие птицы расправляют крылья и парят под облаками. И тут Доро как закричит: «Киау!!! Ау!!!» Я его с подоконника снял и дал рыбку для успокоения.
Как-то к нам в гости пришел дядя Коля, тот, что ветеринар. Увидел Доро, поздоровался. Снова пошутил насчет «сделать бы из пташки чучелко», а потом дал совет:
— Ты ему массаж поделай на этот отросток, глядишь, он им и шевелить начнет.
А я и так массаж делал, в книжке про птиц прочитал. Однажды, когда Доро одним крылом сильно забил при виде птиц, отросток у него тоже…чуть зашевелился. Почти незаметно и слабо. Но я его разминал, а дед все надо мной смеялся: «Мни, не мни, а все равно летать ему не на чем! Дурью не майся».
В тот вечер я, уставший, вернулся домой. Мы дежурили по классу. А еще совсем скоро мой день рождения. Я и рад был, и грустил. Ведь я почти вырос, а папа и мама этого так никогда и не увидят. И я их…только на фотографии. Бабушка говорила, что они разбились на машине, когда мне был всего один год. Но мне кажется, я помнил папины глаза. Они были такими же большими…как у Доро. Кстати, глаза у Доро стали меняться. И мне казалось, что со временем они посветлеют.
Бабушка сказала, что дед заболел, и мне лучше его не беспокоить. Я было послушался, но тут услышал, что из комнаты деда доносится знакомое: «Киау!» и побежал туда. Бабушка одернула меня за плечо.
— Негодник! Сказала ведь, не ходи к деду! Иди вон, Меньке сметаны дай. Я свежей принесла!
— Бабуля, но я слышал, будто там Доро…
— Что Доро? В комнате твой Доро, под кроватью целый день сидит, дуется. Снова птиц видел. Иди на кухню, говорю.
Я с недоверием поглядел на бабулю. Я был уверен, что из дедовой комнаты кричал Доро. Его кряканье-мяуканье я бы ни с чьим не перепутал!
Но послушался, пошел на кухню. Князь Меньшиков ласково терся об мои ноги. Я налил ему сметаны и вдруг услышал:
— Давай его сюда… Ну тихо, тихо. А то услышит, — шептала бабушка. Она захлопнула дверь в дедову комнату. И еле слышно направилась в мою… Странные дела! Менька — то точно все знает, только молчит. Заговор между ними, что ли?
Я сунул Меньке сметану и пулей полетел к себе. Как я и думал, бабуля уже была в комнате! Увидев меня, она ничуть не смутилась. Деловито вздернула брови. И сделала вид, будто она вытирает пыль с подоконника. Но руки ее не слушались, чуть дрожали. А подоконник я сам протирал утром, поэтому для бабули работы не нашлось. Она задернула занавеску и сказала:
— Немного прибрать хотела, да чисто у тебя, несмотря на зверинец! Шторку задерну, а то птицы мимо пролетают, а наш пернатый волнуется… — бабушка устремилась к двери, еще раз оглядела комнату на предмет чистоты и добавила:
— К деду не ходи. Простудился он. Пускай отлежится чуток.
— А если я захочу зайти?
— Ремня получишь, хоть и большой уже, — улыбнулась бабушка и закрыла за собой дверь.
Стоило ей уйти, как из-под кровати выбежал Доро. Взъерошенный какой-то. Глаза светятся. Крылом одним хлопает, лапками быстро перебирает.
— Что случилось, малыш? — спросил я.
Доро носился по комнате и пищал, но не громко, словно птичьим шепотом доверял мне какую-то тайну. Впрочем, я так тогда ничего и не понял. Погладил его по голове, взял на руки и принялся делать уроки.
Через час мы ужинали. Бабушка, князь — обжорка и Доро. Дед к столу не вышел. А бабуля преспокойно наливала какао. Поставила она на стол и фарфоровую вазу с конфетами «Мишка на Севере». В то время их только начали делать на нашей кондитерской фабрике. Крупные, шоколадные. А внутри хрустящие вафли и тающая на языке ореховая начинка! Вкус тех волшебных конфет я запомнил навсегда. И еще не раз вспомнил этот вечер, когда впервые угостил конфетой Доро. И он с радостью принялся клевать. А вот Менька отказался, ему больше нравились фантики от «Мишек». Уж так они привлекательно шелестели!
За раз я съел конфет десять, в надежде, что дедушка все-таки выйдет к столу, но он так и не появился.
Прошло два дня. Совсем скоро мой день рождения, а дед все еще хворает. Странно все это, подумал я. И вопреки наказу решил заглянуть в его комнату.
Сначала приложил свое ухо к двери. Дед явно не спал. Я отчетливо слышал, как за дверью что-то происходит. Я разобрал стук его инструментов, лязганье и шуршание. И тут из-за двери донеслось:
— Может, хватит ушами о дверь тереться? — это дед говорил, причем вполне бодрым голосом, — Сбегай-ка лучше за нашим другом-врачом.
— За каким еще врачом? — не сразу понял я.
— За Колькой беги! — выкрикнул дед.
Я вихрем выбежал из дома. Дядя Коля ничуть не удивился, когда я позвал его к нам, а только улыбнулся загадочно. И прикурил. Как же мне надоели эти недомолвки! Что они все скрывают? Я уже большой, и мне можно доверять тайны! Вот дома я так им и скажу. Так я думал, когда мы заходили в парадную. Но стоило нам подняться наверх, как дядя Коля тут же, не снимая пальто, направился в комнату деда и закрыл дверь перед моим носом. Я закричал! Забарабанил кулаками, требуя впустить меня. Но заговорщики не обращали внимания! Тогда я от обиды побежал в свою комнату, хотел нажаловаться Доро, но его…его там не оказалось! Я вновь кинулся к деду. Бабушки дома не было, а то она, конечно, меня бы остановила. И я продолжал стучать в дверь и верещать, как дикий поросенок.
Дверь открылась. Я увидел деда, сидящего за своим огромным рабочим столом. И дядю Колю, нахмурившего брови. А на столе… На столе среди многочисленных банок с клеем, лески, паяльников, красок и прочих дедовских инструментов стоял Доро! И казалось, он рад меня видеть! Но что-то в нем было не так! Крыло! У Доро появилось недостающее крыло! Такого же размера, как здоровое, только…красного цвета. Как такое возможно? В руках дед держал еще одно красное крыло — на вырост! Я с удивлением глядел на всю эту троицу и думал, что вот-вот мои глаза выпадут на пол и закатятся под кровать.
— Что все это…, - начал было я.
— Здравствуй, внук, — гордо, но в то же время сердито, — заговорил дед, — Вот ты все и испортил! Молодец! Поздравляю, так держать!
— Да что вы здесь делаете? Деда, дядя Коля! — я попытался приблизиться и забрать Доро. Он же, напротив, крутился, как модница, и глядел на новое крыло.
— Что это? — спросил я.
— Это крыло! Не видишь что ли? — невозмутимо ответил дед.
— Вижу… Но Доро, наверное, больно? — недоверчиво прошептал я, касаясь красного искусственного крыла.
— Не больно, — сказал дядя Коля, — все по-медицински точно и по-мастерски искусно! Эх ты, дурень! А не ты ли канючил: «Дедушка, помоги, помоги!» Забыл? Спасибо деду скажи. Это тебе, между прочим, подарок на день рождения! Птица чайка! Эксклюзив с авторским крылом.
Я не знал, что и сказать. Мне казалось, что я проваливаюсь сквозь землю. Меня переполняли самые разные чувства! Радость! Удивление! Стыд за свое нетерпение… Я, конечно, знал, что дедушка может все! Ведь он великий мастер! И даже в самолетах разбирается…но чтобы так!
— И теперь он будет летать? — спросил я.
— Если будешь с ним заниматься, то полетит! Вот со стола на пол он уже научился за неделю! Остальное — твое дело, — сказал дед, и обратился к Доро:
— Невоспитанный у тебя хозяин, да? Нехороший, да? Ну-ка покажи ему, как ты умеешь!
Доро сосредоточился, разбежался, прыгнул. И поддерживая себя обоими крыльями, опустился на пол, напугав Меньку, который прибежал на шум.
— Дедушка! Спасибо! Спасибо! — кричал я.
Уж как он это крыло сделал, не знаю. Секрета дед так и не раскрыл…да и не до этого потом стало. А помню только, как мы с Доро принялись осваивать полеты. Сначала дома: от стенки к стенке, с комода на пол, со стола на диван. А когда пришла весна, и на улице. Дед, Доро и я. Дедушка был уверен, что мы научим Доро летать. Он сделал ему красное крыло, чтобы не спутать его с другими чайками. Да и если честно — просто бабушка не нашла подходящей краски! А дед хотел успеть к моему дню рождения и выкрасил тем цветом, что подвернулся под руку… Но ведь красиво вышло! И Доро нравилось!

IV часть
Черное солнце

Май так и светил, так и грел лучами солнца. Я шел по берегу Малокаменной крепости, цепляя ботинками сырой песок. Рядом бежал Доро, быстро-быстро перебирая лапками. Теперь мы каждый вечер гуляли вдоль берега! А Доро подружился с другими чайками.
Однажды мне показалось, будто они зовут его в стаю. Он даже поднялся в небо, правда, не так высоко, как остальные. Покружил, посплетничал о переменчивом ветре с какой-то жирненькой чайкой и снова вернулся ко мне.
— Доро! Брось! Ты же вовсе не голодный, — смеялся я, когда мой птенец пытался поймать рыбу. В эти минуты он становился серьезным, а его глаза зажигались желтыми огоньками. Он или не слышал меня, или прикидывался.
Помню, почует рыбешку — и мигом к воде. И ведь ловил! Принесет мне в клюве еще живую корюшку и радуется. Я его по голове поглажу, а рыбку обратно выпускаю. Зачем она нам? Пусть себе плавает…
В тот вечер чаек у воды было слишком много. Но ни одна из них не охотилась. Все, как армейские офицеры, стояли у Евы и глядели на красную тарелку заходящего солнца. Вожак — самая крупная чайка с серым хохолком — расправил тяжелые крылья и пел. Да, это была песня, слов которой я не понимал. А Доро, услышав ее, устремился к стае.
Мне не оставалось ничего другого, как пойти за ним. Доро заметили. Вожак обернулся. Глаза у него были разного цвета. Правый — желтый, а левый — красный. Он пристально смотрел на нас.
— Ау…Ау. Кия! — обратился он к Доро.
— Киау? — Доро вопросительно вытянул шею и встал в одну колонную со всеми чайками.
— Ки-ки, а! — коротко ответил вожак.
— Ки-ки-ау! Ки-ки-а! — забил крыльями Доро. Я вдруг понял, Доро, что-то просит у вожака, а тот не соглашается. Вдруг из колонны вышла маленькая пестрая чайка. Своей фигуркой она напомнила мне наш кухонный фарфоровый чайник с коротким носиком.
— Ки-и-и-и, — тихо сказала она Доро.
Но тот почему-то не унимался и как попугай повторял свое «ки-ки-а»! Я подошел еще ближе. Чайки не испугались. Даже наоборот. Вожак уверенно, я бы сказал даже нагло, запрыгнул мне на ботинок. Расправил красивые крылья и обратился к Доро:
— Ки-ау, ау!
— Киа… — кивнул Доро. И направился ко мне.
Вожак зашелестел крыльями, схватил меня
за руку и громко, что было сил, закричал, указывая крылом на почерневшее солнце. Мне всегда казалось, что закат красный, вишневый, бурый. Но то солнце было смоляным, страшным и… холодным.
Вожак с ветром поднялся в небо, а за ним и вся стая. Своими белыми крыльями на миг они закрыли черное солнце. Я мало что понял. Мы с Доро остались одни. Я взял его на руки и мы пошли домой.
Все стало ясно летом. Когда дядя Сережа сказал, что путешествие на корабле отменяется, хотя я и стал отличником. Дедушка уверял, что мы обязательно отправимся по морям, но чуть позже… А пока на нас надвигалась армия Черного солнца.
22 июня по радио объявили, что началась война. Я, конечно, не поверил! Какая еще война? Зачем война? Ведь мы точно с дедушкой решили, что этим летом пойдем на корабле, возьмем с собой Доро. А бабушка собиралась на курсы кондитеров. Дядя Коля подумывал открывать новую клинику для животных, где бы расположился и приют…
Как-то не вовремя все это… А с другой стороны, подумал я, чего бояться? У нас самая большая страна, а какие чудесные машины и самолёты дед мастерил! Самые-самые! Мы эту армию Черного солнца за один день одолеем! Быстрее, чем французов с их Наполеоном!
Но быстрее не вышло… Каждый день кто-то из соседских ребят уходил на фронт. Мишка Орлов сам захотел. А Леня Березкин упирался, плакал, мамку обнимая. И лицо у него всё опухло.
Говорили, что вождь армии Черного солнца первым делом решил стереть с лица земли Левинград. Нервный какой-то! Что значит стереть? Что мы, на бумаге нарисованы? Я негодовал, почему все так боятся этого лающего с трибун таракана… Мы — левинградцы, это наш город, и всё тут! И никто не посмеет прийти в наш дом нежданным гостем.
Да, именно так я тогда думал. Но уже 8 сентября армия Черного солнца взяла Левинград в блокаду. Нас решили взять измором.
Я тоже собирался на фронт. Но не подходил по возрасту! Деда же забрали на секретную базу, где пригодились бы его ум и мастерство. Ведь наши стали изобретать новые военные машины. И кто, как не дед, мог помочь…
Мы с бабушкой, Доро и Менькой остались дома. Но никто без дела не сидел! Я с другими мальчишками каждый день ходил на завод. Там нас научили изготавливать детали к автоматам и пулеметам. Иногда я бегал в школу. Но учиться, как раньше, не было сил.
Домой я приходил поздно и очень хотел есть. Но бабуля теперь с аптечной точностью рассчитывала наши порции. Суп становился все жиже. Менька все чаще ныл, потому что его миска уже не была такой полной. А порой и вовсе пустовала. Доро жадно клевал хлеб.
Конфеты «Мишка на Севере», которых бабушка накупила еще по весне, лежали в коробке, почти как кощеева игла. Потому что коробка эта стояла в кладовке, а кладовка была заперта бабушкой на ключ. Там же хранились разные соленья. И консервы, которые капитан дядя Сережа так часто привозил из путешествий.
Иногда хотелось взломать дверь в эту кладовку и съесть все, но бабушка говорила:
— Если бы враги не взорвали тогда Бадаевские склады со всеми съестными припасами города, я бы дала тебе еще немного. А так, терпи. Вот скоро война закончится. И тогда получишь конфеты…
Но она, эта война, все никак не кончалась. Черные ястребы (так мы называли вражеские самолеты) каждый день пролетали над городом. И просто пугали, и по-настоящему бомбили.
Мы с Доро больше не гуляли. И летал он лишь по комнатам. Злился, бился крыльями в окна. Но когда на улице разрывались снаряды, и небо становилось серым от дыма, Доро забивался под кровать. И боялся.
Невыносимо стало в декабре. Градусник отказался говорить правду и треснул. Я предполагал, что за окнами трескучие минус сорок. Зубы стучали, щеки шелушились.
Дождь и снег воевали против нас. Я простыл. Но продолжал ходить на завод. А вот бабушка заболела. Однажды она возвращалась домой и попала под вражеский обстрел. Потеряла сознание, а когда пришла в себя, оказалось, что пролежала на улице несколько часов. Такие же слабые исхудавшие тетушки довели ее до дома. Она упала на кровать без сил, закрыла лицо голубыми от холода ладонями и заплакала.
Я занялся хозяйством. Научился готовить. Бабушка совсем отчаялась и все-таки отдала мне ключ от кладовки с припасами. В ход пошли и консервы.
— Вот, это суп «героический», — гордо заявил я, протягивая бабушке серебряную ложечку, наполненную зеленоватой жижей.
— Ты лучше сам поешь, миленький, — тихо сказала бабушка и добавила, — как бы дедушка тобой гордился!
— Не вредничай, — настаивал я, — тут и есть-то почти нечего. Картошка да лук!
Бабушка улыбнулась, открыла рот и, как маленькая девочка, съела первую ложку за здоровье. Потом за дедушку, за меня. За меня три съела! За Доро и Меньку по одной. На этом наш суп и закончился.
Бабушка уснула. А мы с Доро и тощим князем Меньшиковым стали делить хлеб. Припасов оставалось все меньше. Я вел учет: десять шоколадных конфет (открыть в День победы), две банки рыбных консервов (сайра в масле), десять картофелин (одна подгнивает), мешок лука, банка черничного варенья, полмешка муки, масло закончилось… и сахара нет. Сухарей мешочка три еще. Правда, в городе нам хлеб выдавали! Мне, работающему на заводе, выделяли четыреста граммов. Как взрослому.
Так мы дожили до Нового года. Помню, как бабушка попросила достать елку. Украшали мы ее все вместе. Менька гонял по полу елочные игрушки. Доро у него их отбирал и подносил мне в клюве. А я выбирал для них место на елке.
Утром враги снова бомбили. А к полуночи мы с бабушкой, Доро и Менькой собрались за столом. Я принес одну шоколадную конфету, и мы разрезали ее на четыре крошечные части. Я попросил, чтобы каждый загадал желание. Бабушка заплакала, а Доро махом проглотил свою порцию и тут же давай летать по гостиной да кричать:
— Киау! Киау!
Я не знал, что загадал Доро. Но ему явно не хватало пускай и коротких, но свободных птичьих полетов.

V часть
Опасный полет

Это было первое письмо от дедушки! Все измятое, на желтой бумаге. Дедушка поздравлял нас с наступившим Новым годом и писал, что скоро вернется домой! Что вот-вот они с другими мастерами изобретут чудо-машину, которую направят против врага. И тогда армии Черного солнца придет конец! Он просил нас набраться терпения и не покидать Левинград, как то сделали сотни детей и взрослых. Дедушка уверял, что враг не пройдет, а еще вот что он писал:
«Солдаты армии Черного солнца и днем и ночью думают, как пробраться в город. Берегитесь, они пустили по тайным ходам своих стальных крыс. Те несут болезни. Но сами враги не могут попасть в Левинград. Как только они начинают сбрасывать на город свои бомбы, в небо поднимаются громадные перьевые облака. Солдаты говорят, будто это тысячи чаек собираются в стаю и закрывают своими крыльями Левинград. Враг попросту не видит, куда целится. А когда снаряд все-таки прорывает эту птичью завесу, чайки так сильно кричат, что это оглушает вражеских бойцов. У Пулковских холмов серебристые чайки тоже образовали купол. У фортов Красная горка и Серая лошадь собрались чайки сизые. Тоже обороняют. И тем самым дают нам время закончить работу над нашей машиной. Они помогают и солдатам. Не знаю, верить в это или нет… Но, мои родные, берегите Доро! Не выпускайте его из дому, ведь если все это правда, он непременно присоединится к стае! Обнимаю вас. Держитесь! Ваш дедушка».
Прочитав письмо, бабушка упала в обморок. Доро принес из кухни воды, чтобы привести ее в чувства. Бабушка подумала, что дед сошел с ума и придумывает разные небылицы. Но я верил каждому его слову. Помнил, как Доро просился в стаю тогда, у Малокаменной крепости. Но почему-то его оставили здесь…
Мои размышления прервал крик. Это был Доро. Он чем-то гремел в моей комнате и, кажется, безумно радовался. Мы с Менькой устремились туда. Уж не знаю где, но Доро отыскал банку с вареньем из клевера, тем самым, что мне подарила тетя Лариса. Варенья там было ложки четыре. Как раз на каждого! Помню, как оно тогда помогло Доро, так может, и бабушке пригодится. Ведь после своей простуды она так и не выходила из дома. И все кашляла.
Бабушка поморщила нос. Она никогда не любила это лакомство. Но съела ложечку. Утром она уже не кашляла. И щеки у нее порозовели.
— Где же наша тетя Лариса… С этой войной точно письма от нее не ждать, — вздыхала бабушка.
Доро слушал очень внимательно, переминаясь с ноги на ногу. После ложки варенья он тоже воспрянул. И еще сильнее стал биться в окна.
Пришла весна. Левинград по-прежнему выживал в блокадном кольце. Я больше не ходил в школу, да и на завод не всегда получалось. Сильно болел. Похудел до самых косточек, так, что вся одежда на мне висела. И бабушка достала из комода мои старенькие штанишки и рубахи, которые сберегла. Почти вся еда дома закончились. Хлебный паек получала и бабушка. К тому времени она уже выздоровела и работала в госпитале. Раненых и больных туда привозили каждую минуту.
Я все думал, где раздобыть какой-нибудь приличный кусок пищи. И тут решил — буду ловить рыбу! В Еве ее всегда хватало. Нашел дедовскую удочку и направился к реке. Сидел час, другой, наживки-то хорошей не было. Ловил на фантик. И тут началась бомбежка! Я свернулся в клубок, выронил удочку, закрыл ладонями уши. Снаряд разорвался в нескольких метрах от меня. Земля разлетелась в стороны, и меня накрыло влажными комьями. Тишина… Я потерял сознание.
Очнулся от знакомого крика и шелеста крыльев. Этого не может быть, подумал я. Наверное, я умер! И вокруг меня копошатся ангелы, не знаю, что же делать? Но нет! Я не верил своим глазам, это Доро! Он кружил надо мной и будто спрашивал: «Сколько можно валяться и бездельничать?»
Я огляделся. Никак не мог понять, что здесь делает Доро? Я привстал. Потер макушку, прокашлялся и тут же увидел свою фуражку. Пыльная и помятая, она лежала у моих ног, а в ней… а в ней от возмущения бились только что пойманные рыбешки! Я потянулся к ним, одна хлестанула меня хвостом. Тут я осознал, что не умер и не сплю. Но сколько их? Пять, шесть, семь… Да их десяток! И кажется, Доро несет еще одну!
Он деловито опустился на землю и бросил добычу в фуражку.
— Ки-киа! — сказал он и клюнул меня. Я поднялся на ноги, поняв, что Доро призывает пойти домой и заняться ужином. Причем по быстрее, пока враг снова не стал бомбить.
Я взял Доро на руки. Поцеловал в лоб, отчего тот тряхнул головой. И мы побежали домой. Я хромал. Но это было не так важно в сравнении с тем, что мы знали: сегодня вечером ужин нам обеспечен!
Впрочем… Обеспечен мне был и ремонт окна, которое Доро все-таки разбил, вылетев из дома.
— Я не успела его остановить, — рассказывала бабушка, — Сначала раздался страшный взрыв. Я поняла, что это где-то неподалеку. И тут Доро начал биться в стекло. Обычно-то он под кровать прятался! А тут расхрабрился, и как ударит! Я в комнату забежала, а он раз! И вылетел! Я было за ним, но его и след простыл!
В тот вечер Доро досталась самая большая рыбка. А Менька подошел к нему и по-братски лизнул в крылышко. Всю ночь наш кот охранял Доро и мурлыкал. Так он благодарил за ужин. Давно Менька не ел рыбу. Все больше мышей ловил, но и те со временем перевелись!
— Эх, Доро! Ты настоящий герой, — думал я, — почувствовал же, что в меня снаряд мог прилететь. Бросился на помощь! Да еще как! Но если бы с ним что-нибудь случилось дурное, я бы винил только себя… Это был очень опасный полет! К тому же Доро никогда один не летал к реке, а все со мной, или дедом. Да…знал бы дед!
Что ж, теперь в нашем доме, кроме хлеба и лука, завелась рыба. Немного, но нашей семье этого хватало, чтобы не умереть с голоду.

VI часть
Крысы

Я плохо спал. Всю ночь мне снились кошмарные сны. Будто город заполонили толстые черные крысы. Будто они пожирают все на своем пути. Несутся по улицам и дышат, как паровозы. А из ноздрей у них вырывается пар. Дедушка писал о каких-то тварях в своем письме, но ни на улицах, ни на заводе ничего подобного я не видел. Дома тоже.
В Левинград пришли белые ночи. Это время я любил больше всего на свете. Но не сейчас, в это лето, они казались мне долгими и беспощадными. Они растягивали и без того тяжелые и страшные дни. И вот не выспавшийся, с чумной головой и красными глазами, я поплелся на завод. Ведь в любую минуту нас могли начать бомбить. И тогда я мог не попасть на завод. А работы там было много.
Гришка тоже выглядел неважнецки. Тер глаза и зевал. Я поднес к станку деревянную подставку, чтобы забраться на нее и приступить к делу, но руки меня не слушались, и подставка брякнулась на пол.
— Сашка, не греми! — хриплым голосом сказал Гришка, — Вид у тебя…
— Как и у тебя, — хмыкнул я и наконец-то встал за станок.
— Не спал я, — отчеканил Гришка. — Крысы эти — просто жуть!
— Какие крысы? — разволновался я.
— Вот, — прошептал Гриша, показывая мне огромную царапину на правой руке. Судя по ее размерам, Гришку атаковала не просто крыса, а сухопутная акула!
— Ты ее убил? — разглядывая рану, спросил я.
— Их было слишком много! Одну убил, кажется. Они хотели сожрать наш хлеб, а самая крупная с красными глазами накинулась на Кешку… и…
— Нет… — прошептал я, представляя всегда задорного волнистого попугая Иннокентия, — Нет же!
— Она съела нашего Кешу!!! — сквозь слезы говорил Гришка.
И вот тут мне действительно стало страшно. Гришка жил недалеко от меня. И я подумал, что если крысы забрались к нему в дом, то им ничто не помешает нагрянуть и к нам. А там Доро и Менька совсем одни!
— Сгонял бы ты домой, — вдруг вырвалось у Гришки, — Бабушка твоя в госпитале круглые сутки, а кто за домом уследит?
Я машинально кивнул. Пообещал, что вскоре вернусь, и припустил домой. На бегу схватил подвернувшуюся под руку лопату.
Не успел я приблизиться к парадной, как услышал писк и рычание. Это Менька защищался!
Я вбежал в гостиную, приготовив к бою лопату, и увидел такую картину: дверь в кладовку распахнута, веревки с сушеной рыбой сброшены на пол, Менька распушил хвост, скалится. И так орет! А перед ним десятки черных грязных комков пищат и огрызаются. Над ними нависает Доро. Он бьет крыльями и метит клювом в крысиного вожака, но тот уворачивается, прячась за мелкоту.
Я закричал и бросился на крыс. Ударил лопатой об пол. Крысы разбежались. Но вмиг снова собрались в строй. И уставились на меня своими горящими глазами, напоминающими красный мигающий сигнал светофора. И тут вожак — этот вонючий коротколапый толстяк, прыгнул! Своими кривыми зубами он целился мне прямо в шею. Но Доро мастерски перехватил его в воздухе. Началась борьба. Вожак пытался вырваться из крепкого клюва Доро. Бороздил когтями по его красному крылу. Но Доро не чувствовал боли. Он еще сильнее сжимал крысиное горло. Он взлетел под потолок и со всей мощью бросил врага в толпу грызунов. Так, что тот от удара испустил дух! Другие крысы запищали и в страхе выбежали в коридор. Одна, правда, успела ухватить сушеную рыбку… Вот так и закончилась та битва за еду.
Мы втроем опустились на пол. Я прижал к груди Доро и кота. И качаясь из стороны в сторону, как китайский болванчик, заплакал. Я прекрасно понимал, что, хотя крысиный вожак умер, его армия все еще орудует в городе. И Доро не сможет также разделаться со всеми.
Ночью я снова не спал. Я писал письмо деду. Бодрствовал и Доро. Он сидел у окна и, как завороженный, смотрел на Луну. А князь Меньшиков нес караул у кладовой. Я боялся, что крысы вернутся, чтобы отомстить за своего вожака. Мне кажется, мои друзья тоже думали об этом.
— Ки-ки-ау! — сказал Доро, постучавшись в оконное стекло.
— Ты ведь не собираешься его снова разбить? — вздохнул я, гладя птицу по голове.
— Ки-ки-ау, — еще громче повторил Доро и посмотрел на меня.
— Нет, не выпущу, — твердо сказал я.
Тогда Доро принялся стучать по стеклу настырнее и громче.
— Бабушку разбудишь! Она и так по три часа спит! Прекрати, — зашипел я.
— Ки-ки-а-а-а! — заорал Доро.
Я схватил его и попытался закрыть его клюв ладонью. Но мой дружок неожиданно клюнул меня и снова закричал. Вот тогда я сильно разозлился и настежь распахнул окно.
— Ну, лети! Что не летишь? — крикнул я.
Доро подошел ко мне. Уткнулся клювом в мой нос. Взглянул в мои сонные глаза. Так и стоял, не моргая! И вдруг зашелестел крыльями и вылетел из окна.
Я не сразу осознал, что натворил! Я стал кричать, звать его, выбежал на улицу. Разбудил бабушку. Она в ночной рубашке кинулась за мной. А Доро поднялся высоко-высоко, почти к самой Луне. И я увидел, как на его зов слетаются другие чайки. Как их становится все больше, а Луна от взмахов их крыльев, превращается в белую пушистую подушку. Ее будто взбивают на ночь невидимые руки. Как же чайки громко кричат, встретившись под ее покровом.
Я залюбовался этим чудом, но над нами вновь пролетел вражеский истребитель, и как бахнуло! Раз, два! Еще! Бабушка схватила меня за руки и потянула домой, но я не хотел бежать. Я старался докричаться до Доро! Но он не откликнулся…
Оставшуюся ночь я провел у открытого окна. Менька сидел рядом и зализывал рану на лапе. Ее он получил в подарок от крысы, когда оборонял кладовку.
…Утром на заводе я прочел объявление, где большими синими буквами написали: «Жители Левинграда. Сегодня ночью крысиная чума отступила. Будем благодарны птицам!»
— Что это? — спросил я у Гришки, предчувствуя ответ.
— Это чайки… Не знаю, откуда они взялись. Помнишь, как в начале войны они все улетели из города? А этой ночью (я сам не видел, но мне дед рассказал, он как раз дежурил), полчища крыс собрались у хлебозавода. Дед приготовил ружье, но их было так много! И только крысы кинулись внутрь, как деда оглушили птичьи крики. Десятки чаек, словно ангелы, спустились с неба и просто заклевали крыс! Это значит, что сегодня мы получим свой хлеб… Ведь крысам не удалось взять ни кусочка!
— А там была чайка с красным крылом? — в надежде спросил я.
— А разве Доро не дома? — переспросил Гриша.
— Не дома…
— Эх, брат, не знаю. Дед только про одну чайку особо упомянул.
— Про какую еще? — оживился я.
— С хохолком серым. Вроде их командира.
— А что с ним?
— Убит. Героически погиб в схватке с крысами. Ладно болтать, работай давай, — вдруг завернул разговор Гришка.
— Погоди ты! А где теперь тот с серым хохолком?
— Почем я знаю? У хлебозавода, наверное, лежит, — пожал плечами Гришка.
Я мигом понесся к хлебозаводу. Мысли в голове путались! Это как же так! Это что, все Доро устроил? Позвал на помощь своих братьев. А они героически перебили всех крыс! Все ясно, птичий купол над городом стал не таким плотным, ведь некоторые чайки отправились на хлебозавод. И вот тут-то враги решили бомбить. А когда чайки разобрались с крысами и вновь вернулись на свой пост — бомбежка закончилась! Черт побери, но где Доро? Как же мне стыдно за то, что я не отпускал его… Ведь тот с первых дней рвался на фронт! Но я не мог расстаться с ним, ведь он мой! Как это эгоистично и глупо звучит — «Он мой». Может быть, Доро думал иначе. Скорее он оберегал меня, а не я его! Нам порой только кажется, что животные ничего без нас не могут… А что на деле? Но если бы не эти крысы! Если бы я не разозлился на Доро! Он просто, как обычно, стучался в окно! Зачем я распахнул его? Где теперь Доро? Может быть, он нездоров…
С такими мыслями я добежал до хлебозавода. Там висело такое же благодарственное объявление, что и у нас. Я пристал к сторожу, сменившему Гришкиного деда. К пекарям, уборщикам. Но никто ничего не слышал про крупную чайку с серым хохолком. Про чайку с красным крылом тоже.
Опустошенный, я побрел домой. Бежать не мог. Да и не хотел. Мне было все равно… Решат бомбить? Пускай! Так и хотелось, чтобы на голову мне свалилось что-то тяжелое! Но вдруг я услышал хрипловатое и знакомое «Ки-ки-ки».
Звуки доносились из мусорного бака. Я принялся разгребать горы кульков, щепок и коробок. В одном из бумажных свертков оказался наш герой с серым хохолком. Тот самый командир стаи чаек, что не взял Доро в отряд.
Живой! Поцарапанный, с оборванным крылом и хвостом, он пытался мне что-то сказать. Я взял его на руки. Постарался разобрать его птичью азбуку, то не понял ни писка. Тогда командир, сморщившись от боли, указал своим здоровым крылом на крыло раненое, а после еле-еле затряс хохолком. И так три раза. Чтобы я понял. Тогда я с дрожью в голосе переспросил:
— Теперь Доро… командир?
Он кивнул. Бездонные глаза чайки наполнились слезами. Он прижался ко мне, словно птенец и простонал:
— Ки-ки-ау-у.
— Прощай! Ты — герой… — ответил я, вздрогнув, когда его сердце в секунду остановилось, — Высокого тебе полета.
Я отнес командира к Малокаменной крепости. Вот здесь, где мы с вами сидим, он и уснул навсегда.

VII часть
Конфета на праздник

«Здравствуйте, мои хорошие! Скоро, совсем скоро война закончится. И я увижу вас, мои дорогие! Как вы? Как ведут себя Доро и князь Меньшиков? Я был удивлен, когда узнал о подвиге Доро! Хотя в ловле рыбы чайки просто асы! Передавайте ему привет! И крепкое крылопожатие. Мы с мастерами закончили свое изобретение, и вот уже через неделю боевая машина «Екатерина Первая» приступит к сражению с врагами. Вы даже не представляете всей ее мощи! Ее ракеты — быстрее ветра, ее удары — как тысяча землетрясений! Еще немного — и мы победим! Держитесь, мои родные». Так писал дедушка. Я был рад, бескрайне рад его письму. Но вера, что война скоро закончится, постепенно покидала и меня, и бабушку.
В Левинграде началась эвакуация. Детей и тех, кто выжил после страшного голода, вывозили из города по Дороге жизни в другие районы. Туда, где было безопасней. Уехало больше полумиллиона человек.
— Сашка, может и нам уехать? Исхудал ты, есть нечего, болеем. Страшно, — вздыхала бабушка, разрезая крохотный кусочек хлеба на три части.
— Не можем мы, — твердо отвечал я, — дед сказал, война скоро закончится.
— Он так в каждом письме обещает… А ведь и сам не знает, когда все это прекратится.
— Все равно не можем мы бежать! Вдруг Доро вернется, а нас нет!
— Если жив наш Доро…, - прошептала бабушка. — Хоть все эти дни и меньше бомбят, но я боюсь, что где-нибудь да разорвет его снарядом…
— Да перестать ты! Он сильный! Я верю! И ты верь!
Каждый день я ждал Доро у окна, искал его у Малокаменной крепости, ходил к хлебозаводу. Писал письма дяде Сереже на Красную горку. Может, моряки где Доро заметили… Но все бесполезно.
На заводе я работал пуще прежнего. Иногда до потери сознания. Все, чтобы не думать о голоде и умирающих людях! Нас здесь осталось немного. Гришка с семьей уехали по Дороге жизни. И оставшимся ребятам приходилось работать за двоих, а то и за троих.
Снова наступила зима. Ее ждешь только, когда совсем маленький, и снег кажется волшебным и пушистым. Из него можно накатать снежков и налепить снеговиков. Да и на коньках я любил кататься до красных щек… Но когда хочется есть, одежда изношена, постоянно стреляют, зима превращается в злую старуху. Ее больше не ждешь. И боишься. Как дети боятся Бабу Ягу.
Снег хрустел под ногами. Я шел домой, согревая ладони своим дыханием. Думал о Доро, о дедушке, о бабушке… Смотрел на Луну. Она была красивой, нарядной. Ведь ей не до войны. Ее задача светить нам каждую ночь и дарить добрые сны. И любая война Луне не помеха.
Вдруг я увидел чаек. Давно их столько не встречал! С тех пор, как улетел Доро. Они направлялись на запад, не издавая ни звука. Их вел…да, их вел мой Доро! Это точно был он. Его красное крыло я бы ни с чем никогда не спутал!
— Доро! — закричал я, — Я здесь, брат!
Чайка зависла в воздухе.
— Ки-и-и-киау! — раздалось в ответ. И птица продолжила путь, ведя за собой остальных.
Почему он не спустился ко мне? Неужели все еще держит обиду за ту ночь, когда я кричал? Когда распахнул ему окна?
— Пожалуйста, возвращайся, — прошептал я. И мой шепот эхом растворился в морозном воздухе.
Той ночью я спал спокойно. Мне снилось, как мы с дядей Сережей и дедом выходим в море. Только я — капитан, а они так, за компанию. А на плече моем сидит Доро в фуражке и говорит: «Мы победили! Все вместе мы победили!»
— Сашка, проснись! Мы победили! — словно сквозь туман услышал я голос бабушки.
— Доро…, - прошептал я, пытаясь разлепить глаза.
— Да не Доро я! Сашка, миленький! Наши солдаты прорвали блокаду, — говорила сквозь слезы бабушка.
— Знаю… — пролепетал я.
— Откуда это?
— Доро сказал…
— Ясно… Поднимайся. На завод опоздаешь! Сегодня мы съедим с тобой конфету! Отпразднуем! Но сначала на завод!
Солнце щекотало мой нос. Менька потягивался на подоконнике. И мурлыкал. Я побежал на завод. Улицы Левинграда больше не казались мне такими печальными. И даже разрушенные войной дома улыбались прохожим. Может быть, и сама война скоро закончится? И все вернутся домой! И дедушка. И Доро!
Да, дед приехал с первыми зелеными листьями. Словно и не уходил! В его серых глазах играли задорные юношеские огоньки. Он обнимал меня и бабушку. Тискал Меньку и хохотал… А вот его голова сияла от седины. Лоб изрезали новые глубокие морщины. Об исчезновении Доро он у меня не выпытывал. Как будто и сам все знал.
До конца войны оставался год!

VIII часть
Птица с красным крылом

И не спрашивайте, беззаботные птахи, как я, старик, все это помню… и дни, и природу, и запахи до и после войны! Вот что вчера было, уже не помню. Наверное, это для меня не так уж важно. Последние лет пятьдесят так не запомнились, как те, военные, четыре года.
Впрочем, проясняется! Пришел я сюда… вчера, а наступило уже сегодня! Говорю вот с вами, говорю! А вы все не улетаете… Хлеба больше нет, не ждите! Сколько там времени-то? A-а! Через один час и семь минут мне стукнет целый век! Птицы столько не живут, разве что гигантские попугаи! А домашние меня не потеряли, нет. Они привыкли к моим прогулкам в одиночестве… Только вот запамятовал — сказал ли я им на сей раз, куда именно пошел? Или нет? А вдруг ищут? Хотя…кому нужен дряхлый зануда-старик! Разве что вам, прожорливые мордахи!
Да…армия Черного солнца была разбита раз и навсегда! А ее главнокомандующий — тот самый человечишка с тараканьим лицом — испарился! Кто-то говорил, что он переоделся в нищего и прячется по городам и странам, но у деда была другая версия:
— Шел последний бой. Наши солдаты, исхудавшие, но бравые, приготовили для атаки «Екатерину Первую». Не машина, красавица, — причмокнул дед. — Враги притаились, и тут наши отрыли огонь. Черноармейцы повыбегали из укрытий, собираясь дать отпор. И вдруг им сообщили, что их главнокомандующий бежал. Он будто бы предвидел конец и бросился в укрытие на самую высокую башню. Семь дней и ночей наши солдаты пытались добраться до него. А он, этот таракан, стоял на каменной верхушке и хохотал. Прямо как сумасшедший, — дед одновременно иллюстрировал свой рассказ на бумаге, изображая вражеского главаря жуком с тонкими ручками и ножками.
— Наша армия столпилась внизу. Пошли на таран, чтобы вынести железные ворота. Тогда тараканище схватил гранату и, закинув руку назад, прицелился в ребят… И тут услышал странные крики. Обернулся… К нему стремительно приближалась стая чаек. Птицы сбили его с ног и принялись клевать. Тогда он выдернул чеку и взорвал и себя, и птиц. Кто успел — разлетелись, но многие чайки тогда были ранены и даже погибли…
— А…
— Был ли там Доро? — предупредил мое любопытство дед, — Возможно. Никто не видел. Не до этого было. Так, ну ладно! Бабушка уже зовет. Ты приоделся?
— Зачем? — равнодушно спросил я.
— Ну, здрасьте! Сегодня же праздник! Год, как война кончилась! Идем на парад. Ну, идем же, — дед легонько подтолкнул меня в бок, переложил с дивана на пол вновь располневшего Меньку и отправился за своим выходным костюмом с медалями.
А парад и впрямь был красивый! На улице все одновременно смеялись и плакали. А я все думал, когда же снова увижу Доро? На всякий случай я взял с собой немного хлеба и конфету. Доро любил шоколадные. И пока дедушка с бабушкой смотрели парад, я решил прогуляться.
Вокруг пахло булочками и цветами. Я закрыл глаза и сильнее вдохнул все эти запахи. И вдруг услышал:
-  Он красным крылом заслонил нашу жизнь,
От страшных и грязных врагов,
Бок о бок с солдатами птицы дрались —
За город, друзей и любовь…

Эти строчки собственного сочинения читала худенькая девочка, больше похожая на трясогузку, чем на человека. А стрижечка модная у нее была — под «каре». Но черт с ней, с поэтессой! Другое дело, что она читала! Кто ей там и что заслонил красным крылом? Я побежал к площади. Оказалось, здесь устроили детский конкурс стихов о войне и победе! Вот девочка и решила выступить!
Я еле пробрался сквозь толпу хлопающих и ликующих и по-хулигански стащил чтицу со сцены. Она вытаращила свои большие карие глазенки и принялась отмахиваться от меня, как от мухи.
— Да не дерись ты, спросить надо, — настаивал я.
— Чего тебе, дурак? — она забавно наморщила нос. Вытерла слезы (наверное, вызванные столь эмоциональным чтением того короткого стиха)…
— Кто та птица с красным крылом… о которой ты стих написала?
— А твое какое дело? Уходи. Это мой стих. И мой герой, — она хотела убежать, но я скрутил ей руки, за что потом мне стало очень стыдно.
— Скажи — и отпущу!
— Хам! Хулиган! — она пнула меня по коленке, и я скорчился от боли. Но не отпустил.
— Ну, скажи, пожалуйста… — уже спокойнее спросил я.
Девочка тяжело вздохнула и опустила глаза.
— Это чайка. Не просто там какая-то. Это — Капитан. Таким, как ты, не понять. Все, теперь пусти.
— Нет, теперь точно не пущу! Где он?
— Кто?
— Доро!!!
— Да не кричи ты! Какой еще Доро? — заплакала она. И тогда я разомкнул руки, и девочка попятилась назад. Однако не ушла. Встала, как оловянный солдатик, и заплакала! Я испугался! Это так страшно, когда девчонки плачут… Я почувствовал себя гадким и беспомощным.
— Извини… Но его зовут Доро. Это моя чайка, — прошептал я.
— Говорю же… дурак. Это — Капитан. Я его так назвала. Это моя чайка…
— Где он? Где Доро? — снова вспылил я, разозлившись на ее упрямство.
— Нет его! У меня его больше нет, — сильнее прежнего зарыдала девочка и… побежала прочь.
Мне было стыдно за свое поведение. Но я решил не останавливаться. И бросился за ней. Почувствовав это, она припустила еще быстрее. Со стороны выглядело так, будто мы просто играем в догонялки. Вокруг шло веселье, в воздух взлетали шары, начищенные лошади деловито фыркали, люди обнимались и целовались, а я бежал за ней и думал: «Лучше всего на свете я могу — вспугнуть и обидеть! Вот ведь, бестолочь. Теперь придется догонять!»
Но она сама остановилась. Запыхалась. А потом и вовсе закашлялась. В это время я на бегу вырвал из клумбы охапку рыжих бархатцев и, тяжело дыша, подошел к ней.
— Вот, с Днем Победы тебя, — протянул я цветы.
— Зачем сорвал? — неодобрительно спросила она. Я пожал плечами и попытался улыбнуться. Придурковато вышло. Незнакомка взяла «чудо-букет», прижала его к груди и направилась к клумбе. Ей захотелось вернуть цветы на прежнее место! И пока она легонько укладывала корни в землю, я вновь спросил:
— Откуда ты знаешь про чайку?
— Опять завел, — вздохнула она, но тон ее на этот раз был спокойнее, — Мой папа брал вражескую крепость. Когда главарь армии Черного солнца забрался на башню, никто не мог до него добраться. А потом откуда ни возьмись, явились чайки. На башне началась возня, крики, а потом…
— Рвануло!
— Ну, рвануло…, - нахмурилась она, — Потом наши солдаты вынесли ворота и все-таки оказались наверху. Среди руин и птичьих перьев лежали десятки раненых чаек. Все они погибли! А Капитан выжил. Отец принес его домой, с оторванным крылом, одноглазого, с перебитой лапой… Мы с мамой сначала долго обнимали папку. А потом все вместе стали лечить нашу чайку. Папа сказал, что во время войны, в самые тяжелые моменты, чайки были рядом. А тот, с красным крылом, в последний год возглавлял их отряд. Наши солдаты прозвали этот отряд «кричащими ангелами».
— А что потом? — я сам не заметил, как помогал ей садить сорванные мной цветы.
— А потом…Ничего. Он не мог летать. Целым оставалось только это странное красное крыло. Он на него опирался. Как птенец, шатался по комнате, падал. Мы так и не смогли вылечить ему глаз. Но, в общем, через полгода наш герой поправился. Я выносила его на улицу. А он все что-то говорил, говорил. Как котята мяукают, так и он говорил. А я ничего не понимала.
— Ки-ки? — попытался изобразить я.
— Ага, — улыбнулась она, — Ки-ки… Но вскоре его не стало…
— Как не стало? Да не реви ты… Что случилось?
— Однажды мы с папой поехали в порт… Папины друзья, Курочкины, уезжали на Юг. Навсегда. И он хотел попрощаться. Купили торт, цветы. А я взяла с собой Капитана. Дома он сидеть не любил, а как начал выздоравливать, давай сильнее капризничать. До окна допрыгнуть не может и бесится, кричит… Так вот, взяла я его с собой. Прощались с Курочкиными на корабле. Я Капитана на палубу поставила. Только обняла тетю Аню, смотрю… а его уже нет! Бросилась на поиски. Кричу. Все без толку.
— Получается, он от тебя удрал?
— И не удрал вовсе… Мы с папой везде искали, просили корабль задержать, а у них, видите ли, расписание! Стал корабль отходить. Мы на берег сбежали. Я плакала. А потом смотрю кораблю вслед и вижу… — тут моя незнакомка как заревет! — Капитан наш там сидит у бортика, кричит и крылом мне машет.
— Ну, дела… — загрустил я, но тут же захохотал. — Вот ведь чертяга, вот дуралей!
— Чего ты смеешься? — обиделась девочка.
— Да не смеюсь… — попытался оправдаться я. — Просто друг у нас с тобой общий оказался. Хочешь, я тебе тоже кое-то про него расскажу? Ты только не плачь.
— Хочу…
— Тебя как зовут-то?
— Алиса.
И вот я начал свой рассказ. Сначала Алиса не верила мне, потом долго смеялась, затем плакала, и опять смеялась… И это был самый чудесный смех на свете.
С тех пор мы с Алисой не расставались. Я пообещал ей, что однажды найду Доро. Вместе мы звали его Капитан Доро. Мы отправляли письма семье Курочкиных. Возможно, они могли видеть Доро на корабле. Мы надеялись, что какая-то весточка да появится.
Шло время. Я и сам стал капитаном чудесного корабля. А Алиса — моей женой. Я много путешествовал. Встречал на своем пути сотни разных чаек: сизых, белых и даже
китайских. Видел и серебристых, как Доро… Но его — нашего капитана — среди них не было.

IX часть
Сто лет для Доро

— Деда Саша! Деда! Э-э-эй, вот ты где! — это кричит мой правнук. Его тоже Сашкой зовут. Значит, все-таки потеряло семейство своего деда! Ух, как несется, аж пар из ноздрей! А как на меня похож! А вы не улетайте, не улетайте… Сейчас я вас с ним познакомлю!
— Ну, как ты так? Ушел, ничего не сказал, где тебя искать, — Сашка деловито подбоченился и топнул ногой.
— А ты не шуми, — ответил я, пытаясь подняться на ноги. Сколько часов сидел не вставая! Ног не чувствовал. Пошатнулся.
— Да осторожней ты! Давай-ка руку, — подхватил меня правнук. Помог отряхнуться от песка.
— Вот… Знакомься, мои друзья. Весь хлеб сожрали, как еще меня не заклевали, не пойму, — засмеялся я, указывая фуражкой в сторону разыгравшихся чаек.
— Здрасьте, — придуриваясь, сказал Сашка и изогнулся в девчачьем реверансе. — Деда! Ну, как ты себя ведешь! Дома тебя все ждут! Торт скоро привезут! Гостей позвали! Будто праздник не у тебя, а у нас!
— Так и есть… Мне-то что за праздник? Сто лет! Я дряхлый, старый, на ногах вот не стою!
— Да ну тебя, воображаешь! Еще как стоишь, пойдем-ка домой!
— А мне здесь побыть хочется. Солнце золотое-золотое. Подожду еще, ну хоть до обеда!
— Чего подождешь? — нахмурился мальчишка и вдруг скоро полез в карман. Потом в другой. Он что-то искал, но все никак не мог выудить. Но наконец, достал из-за пазухи пожелтевший конверт, — Вот, письмо тебе пришло! Только- только получили!
— Какое еще письмо? — удивился я и трясущимися руками взял хрупкий конверт. Сердце забилось с такой прытью, к горлу подступил комок, глаза мои задрожали. Этого просто не может быть! Письмо от тети Ларисы! То самое, что она обещала написать еще перед отъездом… А потом эта война! «Марии и Алексею Перовым. Но больше другу моему — Саньке. Левинград. Улица Куйбышева, 28»… Постойте, что значит, улица Куйбышева!? Когда тетя Лариса жила здесь, наша улица называлась улицей Деревенской бедноты! Откуда она знает, что ее переименовали!? Странно…
— Ну, открывай же, — потрепал меня за рукав Сашка.
— Да, да, — мешкал я. Отчего — то боялся распечатывать конверт, и в то же время хотел скорее сделать это!
И вот пальцы беспощадно расправились с бумагой. Я развернул письмо.
— Вот, принес тебе очки, — шепнул Сашка.
Я в знак благодарности кивнул и без слов надел на свой нос широкие увеличительные стекла, и в эту же секунду голова моя закружилась. Буквы моментально выстроились в слова, а те в предложения, и мне показалось, что сама тетя Лариса читает мне:
«Я приветствую вас, милые мои Машенька и Алексей. Да, я знаю, что вас уже давно нет на этом свете. Но это не значит, что я не могу выразить вам своего почтения. Вы самые добрые и восхитительные люди из тех, кого я встречала. Но позвольте мне обратиться к Сашке. Мой добрый друг! Для меня ты и в свои сто лет останешься Сашкой! Ведь по-прежнему делаешь глупости и убегаешь из дому. Не так ли? Я ошибаюсь, или сегодня тебе действительно исполнился век? Если нет, я закончу письмо…» — на этой фразе текст обрывался…
Я перебрал листы, но все они опустели от букв. Что за чертовщина? И тогда я прошептал:
— Да, сегодня мне исполнилось сто лет, — стоило только произнести это, как троеточие ожило, и буквы вновь превратились в слова и побежали по строчкам. Тетя Лариса продолжала: «Доро приплыл ко мне на корабле. Он всегда был самым сильным и смышленым из своей семьи. Хоть и без крыла! Он без труда нашел меня. Побитый войной, непохожий на себя… Он, словно кот, забрался ко мне на колени и уснул. Я накормила его клеверным вареньем, и через три дня Доро засиял. Больной глаз снова стал зрячим. И наш дружок принялся разминать свои лапы и крыло. То, красное, что для него смастерил Алексей, крепко держалось, а вот родное, видишь ли, подвело. Когда он и вовсе поправился, стал проситься к тебе… Не думай, что он забыл своего Сашку. Но ведь в то время он был тебе совсем не нужен… Ведь так?» — и тут слова снова испарились.
— Нет, не так, — закричал я, — Я искал его! Мы с Алисой вместе искали его!
Буквы проявились и побежали еще быстрее, тетя Лариса писала:
«Ты не был одинок. Ты нашел свое счастье, у вас родились дети, ты стал капитаном корабля. Да, ты искал его…но ведь он не был тебе нужен так, как в тот день — в блокаду, когда над твоей головой разорвался снаряд!»
Мои уставшие, тусклые глаза наполнились слезами, а тетушка не унималась:
«Доро появился в твоей жизни не случайно. Это я принесла его на берег. Показала его дикому псу, чтобы ты спас чайку от смерти и почувствовал себя героем. И, конечно, помог Доро обрести крыло! Как позже и он помог тебе, спасая от голодной смерти. Птицы появляются в жизни светлых людей, тех, кто способен любить и сострадать. И ты был таким! Другой бы прошел мимо, а ты спас Доро… Не испугался пса. Я долго не могла отправить его к тебе… Не была уверена, жив ли ты… Время, знаешь ли, властно над смертными. Но ночью ко мне постучалась раскормленная сизая чайка и рассказала о старичке, что сидит в окружении ее братьев и сестер, и говорит с ними по-доброму. Шутит и кормит хлебом. И конечно же, она сказала, что ты все-все рассказал им о Доро… Знаешь… Доро тоже скучал по тебе… Он тоже ждал. Он, словно гигантский попугай, прожил много-много лет. И конечно, я бы отпустила его к тебе… Но разве может Доро преодолеть такое расстояние с одним крылом? Это был бы самый опасный и, возможно, последний его полет…»
На этом все… Она лишь добавила: «Обнимаю. Твоя тетя Лариса — Чайка». А ниже рецепт варенья из белого клевера, для поддержания здоровья.
Мое сердце чуть было не остановилось! Бабушка всегда называла тетушку «чайкой», но я никогда не придавал этому значения! Да, мой дружочек Доро! Это для тебя слишком опасный полет! Да и старые мы с тобой стали! Прости меня, Доро, что не стал для тебя хорошим хозяином! Прости меня, герой!
Я закрыл глаза, присел на колени. Сашка обхватил меня за плечи и стал тормошить. А я мял в руках письмо и старался досыта надышаться чистым осенним воздухом. Ветер пах корюшкой и лавровым листом. Голова кружилась еще сильнее.
Я убрал письмо в карман. А Сашка помог мне встать. Солнце слепило глаза. Мы отвернулись он него и пошли прочь.
Ветер толкнул меня в спину, поднял в воздух бурый песок. И тут я услышал знакомые крики! Это невероятно! Они становятся все ближе и громче. Еще секунда — и они перерастут в оглушительный хор!
Я оборачиваюсь! И вижу: от купола солнца в нашу сторону летят десятки белых птиц. Их рылья, сильные и широкие, будоражат сонное небо. А громче всех кричит он! Да, это Доро! Как такое возможно!?

Доро парит на одном крыле!? Да нет же, он просто красиво изображает полет! Словно артист! А на самом деле его несут на своих крыльях две крепкие серебристые чайки. Другие летят позади, следят, чтобы мой друг не сорвался!
— Ки-ки-яу! — зовет Доро.
И я бегу ему на встречу, словно мне всего 13 лет! Я расправляю руки и кричу, что есть сил:
— Ки-ки-яу, брат! Ки-ки-яу!
Сашка смотрит на нас и смеется. Теперь он знает, как выглядит тот, о ком я так часто ему говорил! Срывая с головы красную кепку, он подбрасывает ее в небо, размахивает руками и вторит:
— Ки-ки-яу, Доро! Наконец-то ты снова дома!

(Все герои вымышлены, любое совпадение случайно. Ки-ки-яу!)


Наташа Корсак

Ну вот и закончилось наше путешествие по сказочным городам. Но это вовсе не значит, что все волшебство вмиг испарилось. Милый друг, знай, волшебство не проходит — это не простуда. Оно останется с тобой настолько, насколько ты захочешь!
Я не знаю, сколько тебе лет, дорогой читатель. Но я верю, что ты все еще веришь в сказки. И если это так, то сказочные герои и чудесные приключения никогда тебя не оставят. Вот я, например, в свои двадцать девять весен все еще надеюсь увидеть настоящего дракона! Огромного, зеленого, с крыльями. И я верю, что он существует! Может быть в румынских Карпатах, или шотландских лесах!? Если я увижу его, обязательно сфотографирую!
Милый друг, я всегда мечтала написать книгу сказок. И вот… попробовала. Благодаря тебе, мне есть, для кого придумывать разные истории и создавать чудных героев. Ведь пока мы можем фантазировать — мы дети! И это здорово.
Я благодарю всех, кто помогал мне создавать эту книгу: Лунного зайца, Невскую совушку, Серого волка и других. И отправляюсь в дивные миры, где обязательно найду новых героев для своих сказок. Я непременно расскажу вам о них. Чуть позже! Ну а пока — до новых встреч! Если будете по мне скучать — обратитесь к своим животным (собакам, кошкам и птицам), и шепотом попросите их передать мне привет! Они умные. Они поймут вас и все исполнят!
Ваша НК.