Сибирский летописец
Е. В. Кузнецов





ТОБОЛЬСК В ДНИ ВОЦАРЕНИЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА (ПО АРХИВНЫМ СВЕДЕНИЯМ)







Известие о смерти императора Александра Павловича в Таганроге 19 ноября 1825 года получено было в Тобольске на двадцать второй день с нарочным курьером: указ сената об этом доставлен был губернатору Д.Н. Бантыш-Каменскому 10 декабря[418 - В Варшаве, где пребывал Великий Князь Константин Павлович, это известие получено было из Таганрога 25 ноября в 7 час. вечера; в Петербурге – 27-го, во время молебствия о здравии императора; в Москве – 29 ноября вечером. – Восшествие на престол императора Николая 1 // Сост. бар. Корф. Спб., 1857. С. 34, 47, 48, 65.] в 5 часов утра, а чрез какой-нибудь час город уже знал о печальном событии.

Необходимо заметить, что Тобольск, епархия которого обнимала тогда весь громадный район Западной Сибири, оставался в это время без архиерея; назначенный вместо умершего в феврале 1825 года преосвященного Амвросия на тобольскую кафедру псковский архиепископ Евгений прибыть в место нового служения еще не успел, а потому руководительство епархиальными делами сосредоточивалось всецело на духовной консистории[419 - В это же время в делах Тобольской консистории царило ужасающее запущение, довольно сказать, что «нераспечатанные конверты бросались в два или три короба, стоявших в зале присутствия, и таких конвертов к приезду преосвященного Евгения накопилось до 2000. – Прот. _А._Сулоцкий._ Архиепископ Евгений Казанцев как архипаст. тобольский // Странник. 1872, апр. С. 25.]. Этим обстоятельством и объясняются те недоразумения, которые, как увидим, имели место при исполнении губернатором сенатского указа о кончине императора.

По случаю раннего времени в час получения указа занятия в присутственных местах еще не начинались, и губернатор Бантыш-Каменский, передав нужные к исполнению указа распоряжения словесно полицмейстеру, поступил таким же образом и в отношении духовного ведомства, лично предложив благочинному городских церквей протоиерею Петру Карпинскому немедленно собрать в кафедральном соборе городское духовенство.

Несмотря на то, что это было в простой, не праздничный день (четверг), унылый одиночный звон колокола скоро привлек в собор массы народа. К 8 часам утра туда собралось уже городское духовенство, и явились все местные власти, в числе которых во главе с председателем губернского правления Жуковским были: председатель казенной палаты Пасынко, председатель губернского суда Кукуранов, губернский прокурор Криднер, инспектор врачебной управы Альберт, почт-директор Миллер, директор сухопутных сообщений Елин, начальник дивизии полковник Скерлетов и другие. Вскоре прибыл в собор и сам губернатор. С приездом последнего из круга чинов выделился губернский прокурор и начал чтение печального указа.

Содержание указа было весьма кратко и заключало в себе дословно следующее: «В общем собрании Правительствующего Сената С.-Петербургских департаментов г. министр юстиции объявил горестное известие, что Его Императорское Величество, Государь Император Александр Павлович, по власти Всевышнего после тяжкой болезни в Таганроге 19-го сего ноября скончался. Правительствующий Сенат, в общем собрании, учинив присягу на верность подданства законному наследнику Его Императорскому Величеству, Государю Императору Константину Павловичу, приказали: о сем повсеместно обнародовать печатными указами»[420 - Далее следовали обыкновенные при каждой присяге распорядительные статьи. В приложенной к указу форме клятвенного обещания, несмотря на коренной закон 1797 года, определявший в точности порядок престолонаследия, оставалось выражение, которое включено было в форму присяги при императоре Александре: «И наследнику престола, который назначен будет».].

После прочтения указа все бывшие в соборе чины кафедральным протоиереем В.Ф. Капустиным были приведены к присяге на верность подданства новому императору Константину Павловичу, а затем в соборе было отправлено торжественное молебствие.

Все это исполнялось по личному распоряжению Бантыш-Каменского и отзывалось чрезмерной спешностью, благодаря которой тот же губернатор, отбывая из собора, снова обратился к протоиерею Карпинскому, прося его распорядиться о производстве по церквам трехдневного звона. Но, не имея на это распоряжения своего непосредственного начальства, о. Карпинский затруднился исполнением требования губернатора и, отправившись из собора в консисторию, заявил о нем на усмотрение членов. Имея в виду, что по происшедшему событию не имелось еще распоряжений святейшего синода, а в объявленном прокурором указе о принятии сенатом присяги новому государю порядка торжества в данном случае не определялось, желание Бантыш-Каменского затруднились, разумеется, исполнить и члены консистории.

Чрез короткое время губернатор, не слыша звона, лично отправился в консисторию и, войдя в присутствие, повторил неисполненное благочинным требование.

 Затрудняемся в этом случае, – доложил ему старший из членов, – так как не имеем указа св. синода; кроме того, не получили же об этом письменного сообщения и от вашего превосходительства.

 Я сам здесь и об этом вам объявляю! – возразил с досадой Бантыш-Каменский.

 Но по важности предмета получение от вашего превосходительства письменного извещения представлялось бы в этом случае совершенно необходимым.

 Консистория, если нужно, может составить со слов моих журнал! – снова возразил не разделявший возражений губернатор и отбыл из присутствия.

Все это, однако ж, не рассеяло затруднения членов консистории. Распоряжения о производстве по церквям звона сделано не было и, как оказалось после, вполне основательно, с чем, видимо, согласился и сам губернатор.

Чрез час после этого консисторией получено было сообщение губернского правления (№ 23949), передававшее содержание сенатского указа, а несколько позднее – собственноручное письмо Бантыш-Каменского с двумя приложениями.

Не напоминая уже консистории о производстве звона, губернатор писал: «По случаю полученного мною сего числа горестного известия о кончине Всемилостивейшего Государя нашего, препровождая в оную консисторию печатный экземпляр указа Правительствующего Сената и присяги, покорнейше прошу распорядиться о приведении по церквам к присяге на верноподданство Его Императорскому Величеству, Государю Императору Константину Павловичу здешних граждан и об отправлении в соборе панихиды по усопшем Государе 12 числа сего месяца».

По этим сообщениям консисториею в тот же день сделано было распоряжение о приводе к присяге городского населения и отправлении в 12-е число, приходившееся на субботу, панихиды по в бозе почившем государе. В указе консистории благочинному Карпинскому требовалось, чтобы привод к присяге был сделан при городских церквях «при чиновниках со светской стороны». От того же числа консисториею были разосланы указы и по епархии. Как даваемые до получения распоряжения св. синода, указы эти были довольно кратки, в них давалось лишь «знать к сведению и должному в потребном случае исполнению» о кончине государя, приводе к присяге населения Тобольска на верноподданство новому императору, а также и назначении при тобольских церквях панихид по усопшему государю, причем консистория рекомендовала духовным правлениям, монастырским настоятелям и благочинным, непосредственно в ведении ее состоящим, «до получения из св. синода распорядительного указа во всех соборах, церквях и монастырях, в священнослужениях на эктениях и в прочих местах, где следует по уставу возносить имя Государя Императора Константина Павловича».

Привод к присяге населения Тобольска на верноподданство новому государю продолжался с 11–13 числа декабря; 12-го же числа в кафедральном соборе, Знаменском монастыре и приходских церквях после литургии были отправлены панихиды по покойном государе, причем на панихиде в соборе были в полном составе все местные власти.

Наконец, с пришедшею утром 17 декабря, т.е. ровно чрез неделю после первого известия, московской почтою получен был и ожидаемый указ св. синода. Этим указом (27 ноября № 7784), адресованным на имя преосвященного архиепископа Евгения и вскрытым консисториею, требовалось «в день же получения, сделав сношение с светскими правительствами и при собрании в церквях народа, отправить сугубую эктению с провозглашением Его Императорскому Величеству, Государю Императору Константину Павловичу многолетия, а потом духовным всякого чина на верность подданства Его Императорскому Величеству присягу по приложенной форме учинить и прочих к ней приводить по тому распоряжению, какое о сем со стороны гражданского начальства последовало»[421 - Дело архива Тобольской духовной консистории 1825 г. № 378.].

Исполнение указа синода в той части его, которая не была исполнена при первом известии о кончине императора, последовало в кафедральном соборе того же дня, от того же числа консисториею были разосланы указы, передавшие содержание распоряжения синода и по епархии, хотя все это по времени было уже и ненужным и лишним.

При старых путях сообщения и неимении в то время телеграфа в Тобольске никто, разумеется, не мог не только знать, но и предполагать, что день получения указа св. синода о восшествии на престол Великого Князя Константина Павловича был уже пятым днем царствования Государя Императора Николая Павловича. Известно, что после положительного отречения от престола Великого Князя Константина Павловича проект манифеста о вступлении на престол августейшего брата его Николая Павловича был изготовлен Сперанским к вечеру 12 декабря. Государь, одобрив его с некоторыми исправлениями, продолжал сохранять дело в тайне до ожидаемого приезда из Варшавы Великого Князя Михаила Павловича и потому переписку манифеста поручил личному надзору князя А.Н. Голицина. Проект был переписан в ночь с 12 на 13-е число доверенным чиновником князя Поповым в кабинете князя со строгим запрещением всякой огласки. Подписав манифест утром 13 декабря, государь пометил его 12-м числом, как днем, решившим дело окончательным отречением цесаревича Константина от престола[422 - Корф. С. 105.]. По тем же причинам никто из сибиряков не мог знать и того, что ко времени получения указа синода была уже окончательно прекращена вспыхнувшая на Сенатской площади 14 декабря дерзкая вспышка бунта декабристов; что же касается Тобольска, то здесь об этих событиях узнали только в последние дни пред праздниками Рождества Христова, да и то по частным письмам о случившемся, полученным некоторыми начальствующими лицами от петербургских знакомых.

Истинное положение дела раскрылось уже на второй день праздника – 26 декабря; в 7 часов этого числа духовной консисторией получен был на имя преосвященного новый указ св. синода от 14 декабря (№ 8425) с известным манифестом о восшествии на престол государя императора Николая Павловича[423 - Дело архива Тобольской духовной консистории 1825 г. № 378.].

В полученном манифесте, между прочим, говорилось:

«Когда известие о плачевном событии в 27 день ноября месяца до Нас достигло, в самый первый час скорби и рыданий Мы, укрепляясь духом для исполнения долга священного и следуя движению сердца, принесли присягу верности старейшему брату Нашему, Государю Цесаревичу и Великому Князю Константину Павловичу, яко законному, по праву первородства, наследнику Престола Всероссийского.

По совершении сего священного долга известились Мы от Государственного Совета, что в 15 день октября 1823 года предъявлен оному за печатью покойного Государя Императора конверт с таковою на оном собственноручною Его Величества надписью: «Хранить в Государственном Совете до Моего востребования, а в случае Моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия в чрезвычайном собрании»; что сие Высочайшее повеление Государственным Советом исполнено и в оном конверте найдено: 1) письмо Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича к покойному Государю Императору от 14 генваря 1822 года, в коем Его Высочество отрекается от наследия Престола по праву первородства ему принадлежавшего; 2) Манифест в 16 день августа 1823 года, собственноручным Его Императорского Величества подписанием утвержденный, в коем Государь Император, изъявляя Свое согласие на отречение Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича, признает наследником Нас, яко по нем старейшего и по коренному закону к наследию ближайшего. Вместе с сим донесено Нам было, что таковые же акты с тою же надписью хранятся в Правительствующем Сенате, Святейшем Синоде и в Московском Успенском Соборе.

Сведения сии не могли переменить принятой Нами меры. Мы в актах сих видели отречение Его Высочества, при жизни Государя Императора учиненное и согласием Его Величества утвержденное, но не желали и не имели права сие отречение, в свое время всенародно не объявленное и в закон не обращенное, признавать навсегда невозвратным. Сим желали Мы утвердить уважение Наше к первому коренному отечественному закону о непоколебимости в порядке наследия Престола. И вследствие того, пребывая верными присяге, Нами данной, Мы настояли, чтоб и все государство последовало Нашему примеру.

Между тем горестное известие о кончине Государя Императора достигло в Варшаву прямо из Таганрога 25 ноября, двумя днями прежде, нежели сюда. Пребывая непоколебимо в намерении своем, Государь Цесаревич и Великий Князь Константин Павлович на другой же день, от 26 ноября, признал за благо снова утвердить оное двумя актами».

Затем после объяснения существа этих актов и дальнейшего хода событий по окончательному изъявлению Великим Князем Константином Павловичем непоколебимой и невозвратной своей воли, манифест повелевал: 1) присягу в верности подданства учинить Государю Императору Николаю Павловичу и наследнику, Его Императорскому Высочеству, Великому Князю Александру Николаевичу и 2) время вступления Его Величества на престол считать с 19 ноября 1825 года.

К манифесту было приложено несколько актов, объяснявшим обстоятельства дела по отречению от престола Великого Князя Константина Павловича[424 - _Корф._ С. 106–111.].

В Сибири, как известно, не появлялось и тени прикосновенности кого-либо к темному эпизоду декабристов, но когда начат был привод населения к присяге на верноподданство императору Николаю Павловичу, в народных массах, мало понимавших истинное значение и смысл подробного манифеста о добровольном отречении от престола цесаревича Константина Павловича, невольно возникали вопросы: «куда ж девался царь Константин?», «отчего он не хочет царствовать?» и т.п. Однако ж после обстоятельных толкований манифеста духовенством эти невинные вопросы затихали[425 - Во всей Западной Сибири был один случай дерзкого упорства и отказа от присяги императору Николаю, оказанный рядовым Усть-каменогорского гарнизонного батальона Аксеном Семеновым. По докладе об этом государю было повелено: «Прогнать его сквозь строй чрез тысячу человек раз и оставить на службе с тем, если после сего он еще поупорствует, тогда донести». Но и после наказания Семенов остался в упорстве непреклонным. Во второй раз Государем было повелено: «Послать его прежде в монастырь, не пожелает ли раскаяться по духовному увещеванию; буде же в продолжение полугода такового не окажет и по лекарскому свидетельству признан будет в полном уме, то отправить его в Нерчинские рудники». Однако ж отданный для увещания в Томский Алексеевский монастырь Семенов продолжал оставаться неизменным противником присяги новому Государю. Чем кончилась судьба его – неизвестно. – Дело архива Тоб. коне. 1827 г. № 104.]. Общее же настроение умов за эти тревожные дни на нашей отдаленной окраине лучше всего рисует обмен между собою мыслями высших представителей тогдашней сибирской администрации – генерал-губернатора Западной Сибири П.М. Капцевича и преосвященного Евгения, архиепископа Тобольского и Сибирского, прибывшего в Тобольск 30 декабря 1825 года[426 - На пути из Пскова в Тобольск преосвященный Евгений лично присягал новому императору два раза: 2 декабря в Москве – Константину Павловичу и 23 декабря в Перми – Николаю Павловичу. (Странник. 1822. С. 17, 18).], чем мы и закончим свою краткую заметку.

«Сибирь наша молитвами вашими, преосвященный владыко, Богу благодарение, остается покойною, – писал генерал Капцевич 15 января 1826 года. – По сие время не слышу я никаких противу покорных толков от крамолы и по слабому заключению моему, кажется, их не будет. В Сибири нет дворянства, а без ево нет общего мнения, как это при теперешних обстоятельствах хорошо. Одно удивление между народом существует – это то, что скорая перемена с Императором сделалась. Мне бы казалось, что в сем разе ближе всего внушить и ясно вразумить крестьян почтенным священникам в деревнях и селах, растолковать просто акт отречения Цесаревича, вразумить ту сильную и святую дружбу между Царской Фамилией и проч., и проч.».

К рекомендуемой этим сообщением мере преосвященный архиепископ Евгений отнесся, однако ж, с крайней осторожностью.

«Почтеннейшее отношение вашего высокопревосходительства», – отвечал он Капцевичу 24-го того же января, – чтобы чрез священников внушать народу совершенно добровольное Великого Князя Цесаревича отречение от престола и царствующее в Императорской Фамилии согласие, я имел честь 21 сего генваря получить с сердечным уважением и готовностью с моей стороны немедля разослать извлечения из тех приложений, кои присланы при Высочайшем о восшествии на престол манифесте, как объясняющие обстоятельно мирный ход дела. Но как незадолго пред сим из св. синода получен мною указ – разослать по всем церквам самые сии манифесты и приложения, кои каждую почту и получаются нами печатные и рассылаются немедля по церквям: то уже нахожу себя в необходимости удержаться от каких-либо с моей стороны пояснений или извлечений, а только присовокупил, чтобы священники по сим документам объясняли и внушали недоумевающим прихожанам истинный ход сего дела»[427 - Дело архива Тоб. консистории 1826 г. № 431.].



notes


Сноски





418


В Варшаве, где пребывал Великий Князь Константин Павлович, это известие получено было из Таганрога 25 ноября в 7 час. вечера; в Петербурге – 27-го, во время молебствия о здравии императора; в Москве – 29 ноября вечером. – Восшествие на престол императора Николая 1 // Сост. бар. Корф. Спб., 1857. С. 34, 47, 48, 65.




419


В это же время в делах Тобольской консистории царило ужасающее запущение, довольно сказать, что «нераспечатанные конверты бросались в два или три короба, стоявших в зале присутствия, и таких конвертов к приезду преосвященного Евгения накопилось до 2000. – Прот. _А._Сулоцкий._ Архиепископ Евгений Казанцев как архипаст. тобольский // Странник. 1872, апр. С. 25.




420


Далее следовали обыкновенные при каждой присяге распорядительные статьи. В приложенной к указу форме клятвенного обещания, несмотря на коренной закон 1797 года, определявший в точности порядок престолонаследия, оставалось выражение, которое включено было в форму присяги при императоре Александре: «И наследнику престола, который назначен будет».




421


Дело архива Тобольской духовной консистории 1825 г. № 378.




422


Корф. С. 105.




423


Дело архива Тобольской духовной консистории 1825 г. № 378.




424


_Корф._ С. 106–111.




425


Во всей Западной Сибири был один случай дерзкого упорства и отказа от присяги императору Николаю, оказанный рядовым Усть-каменогорского гарнизонного батальона Аксеном Семеновым. По докладе об этом государю было повелено: «Прогнать его сквозь строй чрез тысячу человек раз и оставить на службе с тем, если после сего он еще поупорствует, тогда донести». Но и после наказания Семенов остался в упорстве непреклонным. Во второй раз Государем было повелено: «Послать его прежде в монастырь, не пожелает ли раскаяться по духовному увещеванию; буде же в продолжение полугода такового не окажет и по лекарскому свидетельству признан будет в полном уме, то отправить его в Нерчинские рудники». Однако ж отданный для увещания в Томский Алексеевский монастырь Семенов продолжал оставаться неизменным противником присяги новому Государю. Чем кончилась судьба его – неизвестно. – Дело архива Тоб. коне. 1827 г. № 104.




426


На пути из Пскова в Тобольск преосвященный Евгений лично присягал новому императору два раза: 2 декабря в Москве – Константину Павловичу и 23 декабря в Перми – Николаю Павловичу. (Странник. 1822. С. 17, 18).




427


Дело архива Тоб. консистории 1826 г. № 431.