Былое светописи (У истоков фотографии в Тобольской губернии)
В. Е. Копылов





ГЛАВА 3. СТРАНИЦЫ СУДЕБ ФОТОГРАФОВ БЫЛЫХ ВРЕМЁН


А прошлое, чем дальше оно отходит, тем делается для нас дороже. Знание минувшего даёт понимание настоящего.

    И. И. Мечников


Время, как морской отлив, до дна обнажает действительное отношение людей к событиям, человеку и вещам прошлого. Относительно ушедших событий когда-то метко, иронично и образно сказал великий русский историк В. О. Ключевский, перечитывать сочинения которого для меня всегда было одним из лучших вариантов вечернего отдыха. Он писал: «_Почему_человечество_так_любит_изучать_своё_прошлое,_свою_историю?_Вероятно,_потому_же,_почему_человек,_споткнувшись_с_разбегу,_любит,_поднявшись,_оглянуться_на_место_своего_падения_». Оглянуться, но не более. Тот же Ключевский с горечью утверждал, что история ничему не учит, она только наказывает людей за незнание этой истории. Наиболее ярко нежелание людей учесть ошибки прошлого проявляется в оценке личностей, даже самых представительных. Во все века действительное положение в обществе человека, в первую очередь талантливого, с трудом или редко правильно оценивалось современниками (помните: «В родном Отечестве нет пророков?»). Это происходит из-за чисто субъективных, а порою и несправедливых соображений со стороны окружающих такого человека людей. Случайно ли, что многие учёные, включая выдающихся, на местах их жизни, работы и деятельности пользовались куда меньшим авторитетом, чем вдалеке? К большому сожалению, для реального признания таких учёных, вместе с их научными школами, или других деятелей культуры на Руси требуется совсем немного: им надо вовремя умереть... Однажды я прочитал любопытное изречение популярного актёра Льва Дурова, осуждаемого коллегами за привлечение родственников к нелёгкому труду работника театра. Он говорил: «_Пока_мы_живы,_говорят –_семейственность,_когда_помрём –_династия_».

Точно так же происходит и с вещами прошлого. Чаще всего человечество в целом проходит мимо них, не замечая, либо смотрит с пренебрежением. В первом случае достижения ушедших поколений несправедливо недооцениваются, а во втором просто забываются, вещи выбрасываются за ненадобностью. И только немногие из любознательных людей, разглядывая в руках случайно найденный шедевр изобретательности минувших времён, с восхищением и признательностью вспоминают о тех, благодаря усилиям которых наше поколение достигло технических высот, и с ними мы с гордостью перешли в двадцать первое столетие. С гордостью… А ведь и о наших достижениях потомки, вероятнее всего, будут судить точно гак же, как описано чуть выше. Не обидно ли было бы нам, если бы мы имели возможность узнать о нас и наших трудах столь пренебрежительную оценку в будущем? Так давайте же и мы отнесёмся с уважением к достижениям предыдущих поколений.






ФОТОАППАРАТ В СУДЬБЕ МЕНДЕЛЕЕВА


Современники Д.И. Менделеева, нашего великого земляка, уроженца города Тобольска, относили учёного к тому классу исследователей, которых считают неисправимыми романтиками. Романтик в науке это человек, удовлетворяющий собственное любопытство к природе, а не выполняющий чей-то посторонний заказ на исследование. Условие существования романтика независимость мышления и положения в обществе. Такие люди интересуются на протяжении своей жизни многими направлениями науки и техники. Они не стесняются менять свои привязанности к той или иной теме, в изучении основных вопросов которой нашли первое или решающее звено. Разработку последующих деталей они оставляют другим. В научной работе у них нередко происходит не только смена тематики, но и специальности. Этими чертами романтика-исследователя в полной мере владел и Д.И. Менделеев. Может быть, по этой причине Дмитрий Иванович, впервые в среде мировых учёных сформировавший смысл великого закона природы, не смог открыть ни одного нового химического элемента. Менделеев, подобно Леонардо да Винчи, за многое брался, но редко доводил начатое до логического конца, давая повод для критики своим недоброжелателям. Торопился, спешил, боясь не успеть выполнить задуманное. «_Время –_ртуть_!», говаривал учёный.

И всё же романтиков науки нет смысла упрекать в чём-либо. Каждому судьба отмеряет своё. «_Чем_только_я_не_занимался_в_своей_жизни_!», – не раз писал Дмитрий Иванович. В самом деле, в списке научных трудов учёного можно встретить, кроме специфических исследований по химии и педагогике, вопросы экономики, социологии, политики и науковедения. Он профессионально разбирался в метрологии, проблемах промышленности (нефть, уголь, выделка железа) и сельского хозяйства. Его энциклопедические познания не ославили без внимания географию, судостроение, воздухоплавание, изучение состава метеоритов – перечень бесконечен. А среди постоянных и деятельных увлечений коллекционирование, шахматы, изготовление чемоданов, звукозапись и, наконец, фотографирование. Но вот что удивительно. Несмотря на прозвучавший выше неявный «упрёк» Менделеева по собственному адресу, в нём не слышится и ноты сожаления. Да и о чём сожалеть, если только одна фотография как интереснейший и необычный химический и художественный процесс всю жизнь занимала ум и время учёного. Вот почему, рассказывая об истории фотографии, нельзя умолчать о роли великого учёного и нашего земляка в становлении выдающегося изобретения в условиях России.

За полтора века истории фотографии её технология предполагала химическое воздействие света в комбинации с бесчисленными препаратами на слой серебра или его соединений с последующим получением изображения и закреплением его на бумаге или на другой подложке. Только в последнее десятилетие химия постепенно и, надо полагать, навсегда стала уступать своё место электронно-цифровому способу записи световой информации. А во времена Д.И. Менделеева фотографические процессы целиком находились во власти химии. Начальное становление дагероскопии и формирование Менделеева как химика почти совпали по времени. Вот почему тонкости процессов фотографирования волновали его не менее, чем других специалистов. В начальный период научно-педагогической деятельности учёного было время, когда он предполагал полностью отдаться химии света и даже открыть своё дело собственную фотографию.

Санкт-Петербург начала шестидесятых годов XIX столетия славился фотомастерской одного из зачинателей русской светописи С. Л. Левицкого. Апрельским днём 1861 года Д.И. Менделеев, тогда ещё мало кому известный начинающий химик, со своим приятелем Ильиным отправились на прогулку по Невскому проспекту. Их привлек трёхэтажный особняк с внушительной вывеской: «Светопись Левицкого». Вечером в дневниковой записи Менделеев сделал следующую характерную пометку: «_Пописал_немного_и_к_Ильину._С_ним_отправились_в_ателье_Левицкого,_что_содержит_Кучаев,_учитель_физики._Снял_карточку_...,_посмотрел_на_работу_чудо_просто,_право,_милая_и_выгодная_работа._Вот_бы_что_завести_». На память о посещении ателье друзья обзавелись визитной карточкой с текстом: «_Дагеротипное_заведеніе_Сергея_Левицкаго_въ_С._Петербурге_протівъ_Казанского_собора,_домъ_Имзена,_входъ_съ_Невского_Проспекта,_3-й_этажъ,_налево_». Педагогическая работа, подготовка курсов лекций и учебника химии, завершившихся открытием в 1869 году периодического закона химических элементов, не позволили молодому учёному профессионально заняться фотографией. Но с Левицким у Менделеева установились долголетние дружеские отношения. Их совместные усилия оказали заметное влияние на развитие отечественной фотографии.

_Так,_в_Петербурге_в_1878_году_в_рамках_Императорского_Русского_технического_общества_(ИРТО)_энтузиасты_фотографии_создают_своё_сообщество_под_названием_«Пятого_фотографического_отдела_ИРТО»._Д.И._Менделеев_становится_одним_из_первых_в_России_фотолюбителей_и_принимает_в_работе_отдела_активное_участие._Как_химик_он_предлагает_Левицкому_фотографирование_при_искусственном_электрическом_освещении,_гарантируя_успех._Удача_пришла_не_сразу._В_1879_году_Левицкий_пишет_Менделееву:_«Милостивый_государь,_Дмитрий_Иванович!_Несмотря_на_полную_готовность_и_самое_искреннее_желание_исполнить_трудную_задачу,_я_пришёл_к_убеждению,_что_мы_затеяли_дело_почти_невыполнимое,_по_крайней_мере,_настолько,_чтобы_удовлетворить_требованиям_качества._При_освещении_свечами_Яблочкова_с_расстояния_восьми_аршин_короткофокусный_объектив_едва_освещает_полпластинки._Нужно_держать_от_75_до_120_секунд_и_сильное_напряжение_искр,_но_и_при_этом_отчётливо_выходит_только_центр»._Первоначальные_трудности_не_остановили_опыты._Вскоре_на_Венской_фотовыставке_один_из_экспертов_утверждал,_что_«применение_электрического_света_в_фотографии_выставлено_в_совершенстве_только_С._Л._Левицким._Портреты_Левицкого_по_эффекту_и_мягкости_освещения_превосходят_даже_лучшие_снимки,_выполненные_при_дневном_свете»._

_В_семейных_делах_Менделеев_постоянно_использует_фотосъёмки._Он_делает_их_в_летние_месяцы_в_Боблово,_сам_проявляет_негативы_и_печатает_карточки._Приучает_к_новшеству_сына_Владимира,_консультирует_близких_людей._Так,_ещё_в_начале_1860-х_годов_из_далёкого_Томска_Менделеев_получил_приглашение_в_гости_от_родственной_семьи_Поповых._В_письме_содержалась_просьба_«помочь_нам_в_фотографии,_наш_надзиратель,_молодой_человек,_возится_со_снимками,_да_всё_как-то_у_него_не_ладится:_то_перевести_на_клеёнку_не_может,_то_нет_чистоты_в_рисунке._Нет_ли_в_Петербурге_какого-нибудь_обстоятельного_руководства_по_фотографии,_пришли,_сделай_милость,_да_ещё_солей_серебра_и_фотографической_клеёнки_аршина_два._Что_будет_стоить,_я_перешлю_тебе._Твой_М._Попов»._

В свою очередь, Менделеев не стесняется обращаться к Левицкому со своими просьбами. В одной из зарубежных поездок Д.И. Менделеев приобрёл необычный объектив. Левицкий испытал его и дал прибору высокую оценку. В конце шестидесятых годов в университетской квартире учёного появился стереоскоп и множество стереоскопических фотографий с изображениями Альп. К тому времени широкую известность получил изобретённый в 1849 году англичанином Д. Брустером двухобъективный стереоскопический фотоаппарат, и сдвоенные стереофотографии (илл. 108) заполонили витрины магазинов. Дочери Менделеева вспоминали, как в детстве в семье они вращали валик большого напольного стереоскопа. Рассматривая в нём снимки ледников и ущелий Швейцарии, испытывали настоящий ужас, настолько естественной выглядела пространственная глубина межгорья с замком на вершине утёса. Вообще надо отметить высочайший интерес Менделеева к новинкам техники, облегчающим работу учёного. Он, например, однажды обзавёлся фонографом Эдисона с намерением использовать его, как принято говорить в наше время, в качестве диктофона. А. В. Скворцов, помощник Менделеева, вспоминал попытку диктовки Дмитрием Ивановичем текста своей статьи.








– Вот, послушайте, что я наговорил в фонограф на валик, начал разговор Менделеев. Скворцов: «Я вставил резиновые трубки в оба уха и слушаю. Раздаётся сначала шипение, хрипение, а потом какие-то звуки, с трудом уловимые и почти неразличимые, ничего нельзя расслышать».

– Жаль, вот, что фонограф нельзя использовать для записи диктовки, продолжал Менделеев, – тогда и вам было бы легче с него списывать. Ну да ничего не поделаешь, придётся бросить эту затею.

Цилиндрические валики фонографа со слоем воска, на котором игла выцарапывала звуковые дорожки подобно следу на граммофонной пластинке, сохранились. В 1969 году специалисты по звукозаписи из Академии наук предприняли попытку восстановления голоса Д.И. Менделеева, к сожалению, безуспешную.

Начальный период фотографии отличался многими недоработками как самого процесса получения снимка, так и техники съёмки. Менделеев не раз убеждался, насколько громоздкими были фотоаппараты тех лет. Использование такой техники в научных целях не представлялось возможным. А именно в научном применении фотографии видел учёный главное назначение нового способа получения информации. Не удовлетворённый имеющимися конструкциями фотоаппаратов, Менделеев конструирует свой, более компактный. По его заказу и чертежам фотоаппарат изготовили в Англии, он и сейчас украшает экспозицию музея Д.И. Менделеева при университете Санкт-Петербурга (илл. 109). Попытки миниатюризации фотоаппаратов всячески поощрялись Менделеевым. Так, крупные неприятности доставляли фотографам, не связанным с работой в стационарных ателье, тяжёлый и громоздкий набор кассет со светочувствительными стеклянными пластинками. В России первые попытки перехода от стеклянной подложки к гибкой и лёгкой прозрачной ленте предпринял петербургский фотограф И. В. Болдырев. Менделеев консультировал изобретателя по процессу получения «смоловидной» плёнки, а когда она была испытана в ведомстве военно-учебных заведений, то дал на неё положительный отзыв. Когда же в 1880-х годах из Америки пришло известие о работах Д. Истмена и его акционерного общества «Кодак» о выпуске целлулоидной плёнки, Менделеев не преминул приобрести портативный аппарат «Кодак-4» (илл. 110). С его помощью стали возможны моментальные съёмки в путешествиях, домашних сцен, общественных и научных событий.













В 1899 году, когда Менделееву Правительством было поручено обследование уральской железорудной и металлургической промышленности, одной из главных принадлежностей аппаратуры экспедиции стал упомянутый «Кодак». По итогам экспедиции её руководитель издал книгу «Уральская железная промышленность», насыщенную множеством фотографий, многие из которых сделаны самим Менделеевым. Вот как описывает автор во введении к книге достоинства своего фотоаппарата. «_Все_мы_запаслись_прекрасными_фотографическими_камерами_Истмена_(Kodak_Special_4),_представляющими_то_великое_удобство_в_путешествии,_что_они_работают_на_лёгких_гибких_пластинках._В_виде_свёртка,_в_каждом_по_12_снимков,_они_удобно_сменяются_при_полном_свете_и_столь_чувствительны,_что_отлично_работают_при_моментальных_съёмках_с_рук_без_всякого_штатива_». В общей сложности в экспедиции было сделано более 200 фотографий достижение, которое при кассетном обслуживании съёмок старыми фотоаппаратами было бы делом невозможным. О художественных достоинствах менделеевских фотографий, помещённых в книге, говорить не приходится. Но их автор и не претендует на особое внимание к своей работе. Главными для него оставались события или факты, зафиксированные на бумаге фотографическим способом. Особенно много фотографировал Менделеев в Тобольске, на своей родине, и в поездке в знакомое с детства село Верхние Аремзяны. А при обследовании тобольской каторжной тюрьмы подробнейшие снимки камер, коридоров и часовни выглядели настолько выразительными и значительными, что в советском варианте книги издатели сочли разумным, от греха подальше, текст и все фотоиллюстрации целиком исключить. Как можно было решиться, не стесняясь, редактировать, да что там говорить подвергать цензуре великого Д.И. Менделеева?!

В фотоателье М. Уссаковской, наиболее популярном в Тобольске, Д.И. Менделеев закупил коллекцию художественных почтовых открыток с видами родного города. Одну из них, отражающую экспедиционную работу по оценке запасов тобольских лесов с видом сибирского кедра, он поместил в свою книгу (илл. 111).

В дни пребывания в Тобольске летом 1899 года особое место занимает посещение учёным милого его сердцу села Аремзянки. Здесь прошло детство Дмитрия Ивановича, и намерение побывать в селе не оставляло путешественника ещё с того времени, когда было принято решение о поездке на Урал и в Сибирь. К счастью, будто прочитав его мысли, местный промышленник А.А. Сыромятников, теперешний владелец аремзянских земель, сам предложил свои услуги и транспорт. Немалый интерес представляют фотографии с участием Д.И. Менделеева, сделанные в Аремзянке. Подробности этого события заслуживают подробного изложения.








_В_Аремзянке_. Наступило долгожданное утро. При выезде из Тобольска, на повороте к Ивановскому монастырю, у Дмитрия Ивановича кольнуло сердце: здесь в детстве вместе с помощником матери, городским приказчиком К.Я. Вакариным он любовался увалами, заросшими лесом, видом на Иртыш, крутыми берегами ручья, в долине которого уютно расположились белокаменные постройки монастыря. Хотелось повернуть повозку и сюда, да нахлынувший дождь заставил отказаться от намерения: размокшая дорога на крутых спусках к монастырю не позволила бы обернуться за день в Аремзянку. К обеду Д.И. Менделеев со своим спутником А.А. Сыромятниковым и фотографом-любителем младшим делопроизводителем губернского управления государственных имуществ И. К. Уссаковским подъезжали к селу (илл. 112). В книге, изданной Дмитрием Ивановичем по итогам уральской поездки, он откровенно пишет, что события в Аремзянке, а учёный там был около трёх часов, «_описывать_боюсь,_чтобы_опять_не_увлечься_личными_отношениями_». Действительно, подробности посещения Аремзянки описаны там весьма скупо: всего на двух страницах вместе с фотографиями, сделанными самим автором.








К счастью, произошло событие, существенно расширившее наши познания о пребывании учёного на земле своего детства. О предстоящей поездке Д.И. Менделеева стало известно томской газете «Сибирский вестник». В Тобольск отправился её корреспондент. В воспоминаниях Дмитрия Ивановича о нём не было сказано ни слова, видимо, он пробрался в Аремзянку скрытно, «по-журналистски»...

...Вот и село. При спуске к реке спутники увидели возле церкви толпу крестьян, а когда проезжали к мосту, услышали колокольный звон. Жители Аремзянки готовили почётному гостю теплую и торжественную встречу. Никто не вышел на работу, все толпились на улице в праздничных нарядах. Старики поучали:

– Как только подъедет, снимайте шапки и низко кланяйтесь!

У входа в церковь крестьяне, сверстники Дмитрия Ивановича, поднесли ему хлеб-соль. Встреча сильно растрогала учёного... Началась торжественная служба. Народу было много, но перед Дмитрием Ивановичем люди почтительно расступались, пропуская его вперёд. Менделеев не воспользовался любезностью. Он скромно встал возле колонны. По окончании службы И. Уссаковский запечатлел иконостас церкви и самого гостя на её фоне (илл. 113, 114). Полчаса Д.И. Менделеев беседовал с крестьянами, осмотрел место, где стоял дом его детства. От него осталась только яма...













– Узнаёте ли вы Дмитрия Ивановича? – спрашивает Сыромятников стариков.

– Где же его узнать, ведь столько лет прошло, а вот с портретом-то схож. Мы в календаре его портрет видели.

Года два назад в календаре был помещен в миниатюре портрет Дмитрия Ивановича.

– А церковь совсем не изменилась, какой её помню, такой она и осталась. Что же, вы её поправляете? – интересуется Дмитрий Иванович.

– Как же, как же, поправляем. Ныне взялся подрядчик окрасить её за 450 рублей. Вот горе, старосты-то сейчас нет ... И зачем нелегкая понесла его в лес? сокрушались крестьяне.

А дело в том, что у старосты хранилась книга с записями о пожертвованиях, а без неё как-то неловко было просить гостя о помощи. Д.И. Менделееву представили товарища его детства семидесятилетнего Н.П. Мальцева.

– Вы, Дмитрий Иванович, с сестрой Вашей очень любили кулагу, а я с бабушкой своей в дом ваш её носил, и меня оставляли играть с вами, молвил старик.

– Да, да, помню, любил, очень любил кулагу! А скажите, пожалуйста, не помнит ли кто старого суворовского солдата Евграфа, он мне рассказывал о сражениях. Как я любил его слушать! – оживился Дмитрий Иванович.

Михаил Евграфович Урубков, сын этого солдата, тотчас же был представлен гостю. Дмитрий Иванович продолжал:

– Я давно к вам собирался приехать вместе с братом Павлом. Он служит управляющим контрольной палатой в Тамбове, а в Петербург ко мне каждое лето приезжает, но всё как-то не могли договориться.

– То одному, то другому некогда, – вставил слово Егор Урубков, а мы об вас. Ваше высокопревосходительство...

– Зовите меня христианским именем: Дмитрий Иванович, прервал его Менделеев.

– Ну, хоть Дмитрий Иванович. Ваше высокопревосходительство, а мы об вас, – продолжает Урубков, – справлялись... и письмо писали, да нам сказали в ту пору, что вы в шару улетели...

– Летал, братцы, летал и назад, слава Богу, возвратился, как видите, – отвечал под общий смех Менделеев.

Гость вспомнил ключик и ручеёк под горой у ёлки, где он со старшей сестрой собирал княженику. Её было так много, что дети лежали на лугу, усыпанном ягодами, и брали их прямо губами. В здании школы Дмитрию Ивановичу предложили завтрак, от которого он отказался: «Вот покурить прошу разрешения, а потом стаканчик чайку с большим удовольствием выпью». Курил он много и часто, скручивал папиросы сам, и без мундштука. После чаю, за исключением маленького кусочка разварной нельмы, ломтика сыра местного приготовления с заимки Сыромятникова да нескольких ягод земляники со сливками гость ничего не ел. Как он объяснил присутствующим, такая умеренность поддерживает его в преклонные годы. Решительно отказался и от спиртного. Но ради общего приятного настроения перед гостем поставили стаканчик «Шабли», которым гость чокался со всеми присутствующими.

– А ведь, почитай, Ваше превосходительство, в другой раз, ужо, ты к нам не приедешь?

– Я Дмитрий Иванович, и люблю, чтобы меня так называли.

– Ну, коли милости твоей так угодно, Ваше превосходительство, Дмитрием Ивановичем будем тебя величать...

Разговор коснулся отвода казённых и частных земель и о письме аремзянцев к Д.И. Менделееву в 1887 году с просьбой посодействовать в увеличении земельного надела.

Ну, вот что, братцы, я вам скажу: хотя и у царя бываю, и сейчас по его повелению командирован на Урал, но за это дело не берусь, вряд ли тут что можно поделать. Плохо я законы-то знаю, это не по моей части, – ответил Менделеев. В этот момент священник принёс документ о записях рождённых и умерших аремзянцев, составленный в конце XVIII века. Дмитрий Иванович переписал в записную книжку некоторые сведения. Оживление вызвало сообщение учёного, что «Тобольск в скором времени должен ожидать железной дороги».

На прощание фотограф снял Д.И. Менделеева в кругу его сверстников (илл. 115). Существует другая групповая фотография (илл. 116). На ней запечатлены Д.И. Менделеев, А.А. Сыромятников, учитель Я.А. Сорокин, управляющий А.И. Зубарев, ветеринарный врач В.Т. Войтахов и священник аремзянской церкви М. Ушаков. Впервые она была помещена в воскресном приложении газеты «Сын Отечества», № 40 за 1899 год. В советское время её не публиковали, надо полагать, из-за «буржуазного» состава присутствующих. Дубликат фотографии нашли в 1939 году в Тобольске на чердаке частного дома. С 1956 года она хранится в городском краеведческом музее.













Расцеловавшись с крестьянами, гость отправился в обратный путь. На крутом спуске с горы очарованные добротой земляка крестьяне поддерживали его лошадей и экипаж. Дмитрий Иванович сделал ещё несколько фотоснимков церкви и села. Долго потом вспоминали жители Аремзянки простоту и ласку знатного гостя. Вот, поди ж ты, какой важный человек, генерал, каких в Тобольске нет, у царя бывает, а говорит с тобой, ровно со своим братом. А я вот раз к заседателю пришёл по делу. И не велика птица, куда против Менделеева, может, и чину никакого нет, а отругал меня и в шею выгнал.

Любопытное заключение сделал корреспондент газеты. «_Мы,_случайные_очевидцы_этого_посещения,_имеем_смелость_сказать,_что_хотя_и_много_на_своём_веку_видел_наш_великий_учёный_встреч_и_проводов,_путешествуя_по_белу_свету,_но_эта_задушевная_встреча_с_простыми_людьми_на_родине_не_скоро_изгладится_из_его_памяти_». Преодолев за день почти семьдесят километров по размокшей дороге, Д.И. Менделеев, несмотря на тряску и непогоду, «усталый, но несказанно довольный сделанной поездкой...», возвратился к позднему вечеру в Тобольск.

Аремзянские старожилы много лет бережно хранили групповую фотографию, сделанную фотографом И.К. Уссаковским, на которой сняты Д.И. Менделеев с крестьянами-сверстниками. Фотограф подарил её не только Д.И. Менделееву, но и деревне. Когда после войны в конце 1940-х годов в Тобольском краеведческом музее стали расширять экспозицию о великом земляке, старую, почерневшую от времени фотографию большого формата аремзянцы принесли в музей, где она и хранится до сих пор.

Неожиданный отклик на поездку Д.И. Менделеева в родные края мне довелось обнаружить в газете «Сибирский листок» от 7 ноября 1899 года. Любопытная заметка имеет такое название: «Письмо госп. Шустера Д.И. Менделееву». В ней говорится следующее. «_В_одном_из_недавних_номеров_нашей_газеты_было_сообщено,_что_местный_фотограф_господин_Шустер_послал_Д.И._Менделееву_снимки_могилы_отца_Дмитрия_Ивановича,_на_днях_господином_Шустером_получено_письмо,_в_котором_Д.И._Менделеев_благодарит_его_за_присылку_и_обещает_выслать_свою_книгу_о_поездке_на_Урал,_в_которой,_между_прочим,_будут_помещены_и_некоторые_фотографии,_снятые_Шустером_».




* * *

Кроме фотографий собственного изготовления Менделеев, как всякий прилежный семьянин, бережно собирал и хранил в домашних альбомах снимки своих близких людей и родственников. Эта тема увлечения нашего земляка заслуживает отдельного рассмотрения. Здесь я затрону только фрагмент той её части, которая имеет отношение к нашему краю. В частности, в одном из семейных альбомов Д.И. Менделеева хранятся фотографии старшей сестры О.И. Басаргиной (илл. 117), урождённой Менделеевой, и её супруга Н.В. Басаргина (илл. 118). Фотографии интересны, прежде всего, тем, что оба супруга бывшие жители Ялуторовска, а также тем, что на одной из них рукою Д.И. Менделеева сделана памятная надпись: «_Ольга_Ивановна_Басаргина,_урождённая_Менделеева,_умерла_в_1885,_сперва_была_замужем_за_И.П._Медведевым»._ На другом снимке написано: _«Николай_Васильевич_Басаргин,_бывший_декабрист,_умер_в_1861_».













Об участии этой семьи в устройстве судьбы Д.И. Менделеева, их трогательной заботе о нём свидетельствует одно из писем, отправленное из Ялуторовска 8 июля 1855 года. «_Поздравляю_тебя,_мой_друг_Митенька,_с_блистательным_окончанием_твоего_экзамена_и_ученья,_мы_от_всей_души_порадовались_за_тебя._Прими_мой_искренний_совет._Если_тебе_предложат_остаться_в_Петербурге_ещё_на_один_год_с_тем,_чтобы_потом_держать_экзамен_на_магистра_и_быть_преподавателем_в_университете,_пожалуйста,_не_отказывайся._Это_может_быть_основанием_самой_прекрасной_для_тебя_будущности._Теперь_же_и_ты_несколько_привык_к_петербургскому_климату_и_при_некоторой_осторожности_и_воздержанной_жизни_я_не_думаю,_чтобы_здоровье_твоё_пострадало._Насчёт_же_средств_не_беспокойся._К_200_рублей_серебром,_которые_ты_получишь,_мы,_по_возможности,_можем_тебе_уделить_на_этот_год_рублей_100_серебром,_и,_если_будет_нужно,_даже_и_поболее._При_расчётливой_и_скромной_жизни_тебе_этого_на_год_авось_достанет._Впоследствии_же,_когда_разбогатеешь,_ты_и_сам_можешь_быть_полезен_своей_семье._Когда_же_получишь_степень_магистра,_то,_если_будет_надобно,_можешь_выпросить_себе_место_в_Киевском,_Харьковском_или_Казанском_университетах._Одним_словом,_там,_где_климат_будет_благоприятнее_для_твоего_здоровья._Твой_брат_Н._Басаргин»._

_Далее_в_письме_следует_приписка_сестры_Ольги_Ивановны:_«Нам_не_совсем_желательно,_чтобы_ты_получил,_как_прежде_писал,_место_в_Симферополе._Там_совсем_не_для_учения,_да_и,_признать,_я_опасаюсь,_чтобы_тебя_не_увлекло_ратное_дело,_в_котором_ты_пользы_никакой_не_принесёшь,_а_между_тем_испортишь_всю_свою_будущность»._Не_этот_ли_мудрый_совет_стал_руководящей_звездой_для_21-летнего_молодого_человека,_выбравшего_тот_жизненный_путь,_который_привёл_его_в_науку,_в_столичный_университет_и_к_великому_открытию?_

После рассказа об увлечениях Д.И. Менделеева, в первую очередь фотографией, мне не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление о нашем земляке, как о человеке, который непрерывно занимает своё время и ум малосвязанными между собой занятиями. Отсюда недалеко от заключения, что в подобной ситуации научные итоги учёного легко объявить несовершенными. Недруги Д.И. Менделеева часто пользовались этими доводами, обвиняя учёного в излишней разбросанности. Но вот какую объективно-исчерпывающую характеристику дал Менделееву его современник, известный русский публицист и учёный М.О. Меньшиков в статье «Памяти Менделеева», опубликованной вслед за кончиной великого энциклопедиста в 1907 году. Думается, она не будет излишней в нашем рассказе.

«Менделеев был человеком не столько настоящей, сколько будущей России. Он неустанно проповедовал, просвещал общество, выступая не только в качестве гениального исследователя, но и выдающегося профессора, публициста, техника, чиновника, государственного человека. Отрываясь от лаборатории, он писал о стекольном производстве и маслобойном деле, о технике земледелия, о муке и крахмале, о вазелине и винокурении, о химической технологии.

Он ездил в Закавказье и в Пенсильванию изучать нефть. В Донецкой области побывал для знакомства с углем, мечтал с Макаровым об открытии Северного полюса. Летал на воздушном шаре и осуждал спиритизм, писал о школе для учителей и о поднятии уровня Азовского моря, погружался в таможенный тариф и в колоссальный материал переписи. Он умел в каждую работу свою, самую трудную, вложить догадку и здравый смысл. Что же это значит? Только то, что, кроме всеобъемлющего ума, он любил Россию. Великий учёный Менделеев готов был разорвать для неё свою душу».

_К_иконографии_Менделеева_. Сказать новое слово в материалах о Д.И. Менделееве в наше время довольно сложно. Можно даже считать это дело почти безнадёжным. О выдающемся земляке написаны тысячи статей, сотни книг, множество воспоминаний соратников, учеников и родственников. Самыми ценными из них следует считать те публикации, которые наиболее близко по времени находятся к годам жизни учёного либо следуют вскоре после его кончины. Это наиболее свежие материалы, все последующие, в той или иной мере, есть плоды повторений опубликованного ранее, либо субъективности, либо, что хуже всего, плоды воображения, домысла или догадок. Имеется, однако, малоизвестный пласт документов, отражающий фотографические изображения Д.И. Менделеева на художественных почтовых открытках. Поодиночке многие из них публиковались, но далеко не все. А вот с комплектом редких фотооткрыток, которым располагает автор, я постараюсь ознакомить читателя. В конце 1980-х годов эта коллекция демонстрировалась мною на выставке в залах Тюменской областной научно-технической библиотеки и, как помнится, вызвала неподдельный интерес сотен зрителей. Не остался в стороне местный телецентр. Его видеозаписи материалов стендов и открытие выставки могли смотреть жители Тюменской области.

Д.И. Менделеев любил фотографироваться. Благодаря этой «слабости» характера учёного, история науки и Сибири обогатилась многочисленными фотоизображениями нашего земляка. Мы, потомки, располагаем возможностью видеть Менделеева в различные мгновения его жизни. Сам любитель фотографии, он был тесно знаком с выдающимися фотографами России. В их числе не только уже упомянутый С. Левицкий, но и такие мастера фотоживописи как Е. Мрозовская и С.М. Прокудин-Горский (Санкт-Петербург), М.П. Дмитриев (Нижний Новгород) и мн. др. Все они были причастны к участию Менделеева в съёмках. Готовые карточки тиражировались фотографами в виде художественных почтовых открыток. Сбыт продукции был гарантирован, особенно в условиях провинции, где о Менделееве, несомненно, знали, а видеть великого учёного не приходилось. Вот почему такие открытки, в отличие от столичных изданий, остаются малоизвестными. Дмитрий Иванович в своих поездках по Волге частенько посещал Нижний Новгород, наведывался на ярмарки и выставки, заглядывал и в городские фотографии. Однажды он навестил ателье ученика знаменитого А.О. Карелина М.П. Дмитриева (илл. 119) и снялся на карточку (илл. 120). Снимок считается довольно редким документом. Можно предположить, что Максим Дмитриев, репутация которого всегда считалась безупречной, не мог тиражировать портрет Д.И. Менделеева без его согласия и разрешения. Известность М.П. Дмитриева в конце XIX столетия вышла далеко за пределы России. Он имел медали Политехнической выставки в Москве 1872 года и московских фотографических выставок разных лет (1889, 1892). Парижская всемирная фотографическая выставка 1892 года наградила его золотой медалью. Он стал обладателем почётного диплома всемирной фотовыставки в Амстердаме (1895) и др. Заметим, что у Дмитриева фотографировался другой наш замечательный земляк, друг и соратник Д.И. Менделеева изобретатель радио А.С. Попов (илл. 121).


















Учитывая высокую популярность Менделеева, и не только в научных кругах, провинциальные фотографы чаще всего переиздавали открытки с известных портретов учёного (илл. 122), и очень редко на основе авторских съёмок. Немногие из них добросовестно указывали обязательные исходные данные. Примером порядочности может служить издательство В. Кауффильда (илл. 123). Чаще же открытки издавались пиратским способом. Они не содержали каких-либо сведений об издателе и типографии. В лучшем случае указывались инициалы, например, «Ш» фототипия Шерера и Набгольца, Москва, № К75, (илл. 124). Чаще покупатель вынужден был довольствоваться номером открыток или их серий. Оригинальна открытка с портретом Д.И. Менделеева в обрамлении из растительной вязи (илл. 125). Под портретом помещена таблица периодической системы элементов. На оборотной стороне в таком же обрамлении напечатана буква «Д», обозначающая фирменный знак издательства О. Дьяковой в Берлине. Судя по датам жизни Менделеева, они видны на нижних углах портрета, и высокому качеству отпечатки, открытка вышла в свет в промежутке времени от 1908 до 1913 годов.

Любопытна судьба ещё одной открытки, тонированной в бледно-коричневый цвет (илл. 126). На ней Дмитрий Иванович изображён в непринуждённой позе, облокотившись на бутафорский камень. Впрочем, о камне можно судить на основе группового снимка, сделанного в 1899 году в петербургской фотографии Е. Мрозовской накануне отъезда на Урал участников экспедиции под началом Менделеева. Я не оговорился. Снимок действительно был групповым. На нём, кроме Менделеева, располагались его коллеги и помощники, в будущем – выдающиеся русские учёные Н.Г. Егоров, С.П. Викулов и П.А. Земятченский. Для сравнения я привожу здесь оригинальную, а не усечённую фотографию (илл. 127). Существовали три варианта этого снимка, различающихся расположением участников. Все они у меня имеются (илл. 128, 129).











































По-видимому, провинциальный издатель открытки, скрывшийся под буквами «Е.К.» (№ 7552), счёл содержание группового снимка близким к семейному жанру, каких в те времена печаталось много. Вот и решился он выделить для открытки только фрагмент фотографии с участием Менделеева, не знаю, каким образом среагировала на явное нарушение авторских прав Е. Мрозовская, но мне усечённая композиция пришлась по душе. В моей коллекции имеется чёрно-белый вариант этой открытки, изданной типографией, скрывшейся под инициалами «БР» (№ 201). Удалось установить фамилию издателя Бреев, но место расположения типографии мне неизвестно. Возможно, судя по низкокачественному любительскому изготовлению, открытка отпечатана в одном из уездных городов Центральной России. Есть также открытка анонимного издателя с тем же усечённым сюжетом. На ней Менделеев смотрится в зеркальном отображении. Доказывала ли госпожа Мрозовская очередное нарушение своих авторских прав?

Наиболее заметным событием открыточной менделеевианы стала серия художественных почтовых открыток, изданных в год кончины Д.И. Менделеева. Его друзья, сослуживцы и родственники организовали серию с портретами учёного с целью сбора средств на памятник. Правительство, официальные и ведомственные власти, Академия наук на сооружение памятника не выделили ничего. Моя коллекция располагает четырьмя видами открыток, но, возможно, их было больше, по некоторым сведениям до десятка. Издание серии возложило на себя товарищество Р. Голика и А. Вильборга в Петербурге. На обратной стороне каждой из открыток на фоне стилизованного памятного креста и венка разместился текст: «На памятник Менделееву» (илл. 130). Слева объявление: «Пожертвования принимаются в Санкт-Петербургском университете заведующим химической лабораторией». Обратите внимание на этот характерный исторический штрих того времени, о котором так и хочется воскликнуть: «Бедная Россия!». У её правителей во все времена не находилось времени и средств, чтобы достойно проводить в иной мир не только просто талантливых людей, но и выходцев из народа с мировыми именами. Особую мстительность власть имущие проявляли к строптивым и с независимым характером знаменитостям, каким считался Д.И. Менделеев.

Серия открывается фотографией Менделеева, сделанной в 1869 году, когда после опубликования периодического закона учёный, как говорится, проснулся знаменитым (илл. 131). Другая открытка показывает Менделеева за рабочим столом. Она изображает момент сражения в шахматы между Д.И. Менделеевым и его другом художником А.И. Куинджи. На заднем плане видна супруга Менделеева А.И. Менделеева-Попова, наблюдающая за игрой двух соперников (илл. 132).


















Д.И. Менделеев, подобно многим выдающимся людям прошлых веков, обожал шахматы. Радовался, как ребёнок, выигрышам, до слёз переживал поражения, нервно, до дрожи в руке, переставлял фигуры, следил за публикациями в шахматных журналах. Отказывался, опасаясь проигрыша, от шахматных баталий в часы напряжённой научной работы, говоря: «_Голубчики,_не_могу,_вы_ведь_знаете,_я_целую_ночь_спать_не_буду_!». Но в минуты досуга он не только отдыхал за шахматной доской, отвлекаясь от повседневных дел, но считал этот вид спорта активной гимнастикой ума, что само по себе вызывает немалое удивление, если учитывать громадную и ежедневную творческую перегрузку учёного. В юности я серьёзно увлекался шахматной игрой, имел первый разряд, и, будучи учеником старших классов средней школы, давал сеансы одновременной игры на 10 досках. Но сейчас, в моём возрасте, не рискую сесть за доску даже в любительской партии, зная, сколько сил и энергии отбирает напряжённая работа мозга. Какой тут отдых?

На открытке соседство Куинджи за шахматной доской не случайно. Менделеев преклонялся перед талантом этого художника, они были дружны долгое время. На его картины Дмитрий Иванович публиковал настолько профессиональные отзывы («Это была игра ума!», – говорили знатоки искусства), что Академия художеств избрала его в 1893 году своим действительным членом. Есть свидетельства о шахматной игре Менделеева по переписке (!) с профессором математики Б.М. Кояловичем, а также о выигрыше в одной из 13 партий у знаменитого М.И. Чигорина. В кругах исследователей давно замечено сходство технологии решений научных и шахматных задач. И там, и тут требуется чёткая логичность мышления, настойчивость и предельная концентрация внимания, воля к победе и точный расчёт. «Для меня наука, как игра в шахматы. Ну, вот, нравится проводить время в таком занятии», – говорил Д.И. Менделеев.

Представляют интерес зарубежные издания открыток с портретами Д.И. Менделеева. Одна из самых первых появилась во Франции в 1932 году к 25-летию кончины учёного (илл. 133). Открытка, отпечатанная на русском языке, оказалась единственной, которая почтила эту дату. О ней вспомнили, как свидетельствует текст на обороте открытки, эмигрантские круги из Русского высшего технического института в Париже. В 1960 году в Польше выпустили открытку с малоизвестным портретом учёного и почтовой маркой с миниатюрой польского художника E. Koneski. Храню в своей коллекции интереснейшую открытку из бывшей ГДР с изображением Д. Менделеева в соседстве с профессором технической химии Фрайбергской горной академии К. Винклером (илл. 134). Открытка выпущена в связи со столетием (1886) открытия Винклером химического элемента германия, предсказанного в 1871 году Менделеевым и названного им экасилицием. Элемент нашёлся в минерале аргиродите. С согласия Менделеева элемент был назван по имени родной страны первооткрывателя. Фотография на открытке запечатлела сердечную встречу двух великих учёных в 1900-ом году в Берлине. Снимок хранится в Горной академии Фрайберга. В наше время трудно представить себе современную прикладную твёрдотельную электронику без германия.













Разумеется, не менее интересны фотографии Д.И. Менделеева, не вошедшие по тем или иным причинам в запасники филокартии. Их немало, но эта подборка выпадает из темы нашего повествования. Тем не менее, на некоторые из них стоит обратить внимание читателя. Здесь в первую очередь надо показать фотографию с автографом, в своё время подаренную Менделеевым Тобольскому губернскому музею (илл. 135). Снимок весьма популярен, и его часто можно видеть в монографиях о Д.И. Менделееве. Мне доставляет особое удовольствие показать один из самых мною любимых портретов Дмитрия Ивановича (илл. 136). Известна фотография двух соратников: Д. Менделеева и Б. Браунера с их автографами (илл. 137). Наконец, на наших страницах – один из последних прижизненных портретов учёного с его автографом, написанным не очень уверенной рукой: сказался возраст и нездоровье (илл. 138).


























КАДЫШ – ФОТОЛЕТОПИСЕЦ ПРОМЫШЛЕННОЙ ТЮМЕНИ


Искусство фотографировать и фотографическое искусство – это далеко не одно и то же. Миллионы людей на свете умеют фотографировать, но многие ли из них создают фотографические шедевры и оставляют потомкам редкие и незабываемые свидетельства фотоистории? В особенной мере этот вопрос следует отнести к тем фотографам, которые запечатлели на снимках состояние уровня техники своего времени и архитектуру промышленных зданий. К таким подвижникам, каких в истории Сибири немного, относится фотограф конца XIX – начала XX столетий Исая Иудович Кадыш.

Моё первое знакомство с его творчеством состоялось в конце 1980-х годов при несколько необычных обстоятельствах. В музей истории науки и техники при Тюменском индустриальном институте старейший житель Тюмени М.А. Садырин, в молодости работавший у тюменского пароходовладельца И.И. Игнатова, подарил альбом с фотографиями служащих речного пароходства. Солидный в вишнёво-розовом переплёте фолиант размером 34 на 45 сантиметров был отпечатан на исходе XIX столетия. Основательная застёжка на кнопке надёжно соединяла обложки альбома. На титульном листе с чётким и крупным шрифтом читался следующий в позолоте текст: «_Пароходство_по_рекам_Западной_Сибири,_Жабынский_механический_завод_и_электрическая_станция_Товарищества_«Курбатов_и_Игнатов»,_администрация_и_служащие._Фотограф_И._Кадыш,_Тюмень,_1898_год_». Всего в альбоме разместились 11 фотографий. Самая первая из них (илл. 139) открывается портретами судовладельцев И.И. Игнатова (Тюмень) и наследницы Курбатова купчихи первой гильдии В. П. Карповой (Казань). Карповой, после кончины Курбатова, стала принадлежать доля пароходства и завода И.И. Игнатова. Все фотографии скомпонованы в необычной манере. Наряду с портретами вся площадь снимка занята видами реки Туры, пристаней и пароходов, деталями паровых машин, выпускаемых Жабынским заводом. Завод на Мысу в Тюмени под названием «судоремонтный» сохранился до нашего времени. Можно отметить вполне определённую громоздкость выбранного И. Кадышем монтажа снимков. С другой стороны, благодаря присутствию необычайных подробностей на фотографиях появляется возможность оценить уровень судостроения и его техники столетней давности.








О более подробном содержании альбома мы остановимся несколько позже, а пока следует рассказать о самом И. Кадыше. Сведений о нём сохранилось немного. Известно, что в наши края он, омский мещанин, приехал в 1880-х годах. Надо полагать, начало его карьеры фотографа связано с Омском. На иллюстрации 140 показан фирменный бланк «Сибирской фотографии в Омске», принадлежавшей Кадышу. После переезда в Тобольск он какое-то время использовал эти бланки для наклеивания на оборотную сторону паспарту с припиской рукою названия губернского города. Жёсткая конкуренция между владельцами ателье быстро развивающегося Омска – столицы степного края, заставила Кадыша обратить внимание на западные районы губернии, в первую очередь на уездные центры. В мае 1889 года он открывает в Тобольске свою «Сибирскую фотографию» (илл. 141) или, как он её ещё называл, «Фотографию И. Кадыша в Сибири» (илл. 142, 143). Элементами оригинальности были отмечены обратные стороны паспарту. Обращает на себя внимание фирменный вензель И. Кадыша: в окружении замысловатой растительной вязи и короны красуются инициалы художника «И.К.». С годами обороты паспарту стали скромнее, без многозначительного изображения короны.























Встретив, как и в Омске, противодействие конкурентов, два года спустя Кадыш расширяет свою предпринимательскую деятельность фотографа в Ялуторовске. С 1893 года он обосновывается в Тюмени (илл. 144–148). Тобольский период работы был связан у Кадыша в основном с портретными съёмками (илл. 149, 150), в которых трудно найти какие-либо отличительные особенности его творчества, превосходящие по сюжетному построению и качеству работы других тобольских мастеров. Исключением стали некоторые снимки, выполненные по заказу служащих предприятий города. Именно здесь в Тобольске Кадыш впервые в 1889–1890 годах испробовал методику компоновки групповой фотографии с использованием элементов промышленной символики.

Возрастающая интенсивность речных перевозок по рекам Тура. Пышма, Исеть и Тобол заставила судовладельцев обратить внимание на улучшение фарватера этих рек, особенно в летнее время, когда уровень воды резко падает. На реках появились землечерпалки (илл. 151). Служащие одной из них («Сибирская–2») обратились к И. Кадышу с просьбой снять на память о совместной работе их групповой портрет на фоне плавучей «землечерпательницы». Задача для Кадыша оказалась далеко не простой. В самом деле, если снять людей вместе с землечерпалкой, то придётся выбрать такой масштаб съёмки, что лица людей из-за их неизбежного уменьшения будут едва различимы. Фотограф идёт на необычный и новаторский шаг. Он помещает на фотографии увеличенные портреты каждого из снимающихся, а в качестве общего фона избирает фрагменты чертежей землечерпалки (илл. 152). К сожалению, чертежи смотрелись малопривлекательно, и в последующих аналогичных работах Кадыш отказывается от них в пользу обычных документальных фотографий. Так или иначе, но нестандартное решение задачи запомнилось, в первую очередь заказчиками.

На нерядовую работу Кадыша обратили внимание в Тюмени. Оттуда в 1892 году поступил заказ на аналогичное фото от служащих и мастеров судостроения Жабынского завода И.И. Игнатова. Располагая некоторым опытом. Кадыш поместил снимки людей так же, как и на фотографии с землечерпалкой. Но вместо символических элементов техники впервые использовал на снимке производственный пейзаж цехи и стапели судостроительного завода (илл. 153). Внизу, как было принято в те времена, указал авторские реквизиты: свою фамилию и название «Сибирской фотографии». Групповой снимок интересен тем, что на нём можно увидеть знаменитых мастеров, трудами которых тюменское судостроение в конце XIX века не имело себе равных на пространстве от Уральских гор до Охотского моря: И.Я. Капитанова (наибольший по размеру овал), С.Е. Лукина и др.





















































Может быть, впервые в своей практике фотомастера Кадыш почувствовал, что в снимках подобного рода у него нет серьёзных конкурентов. В полной мере это оценили и его будущие заказчики. В 1893 году руководство тюменского участка Пермско-Тюменской железной дороги («П.Т.Ж.Д») поручает Кадышу подготовку фотоальбома, на страницах которого следовало отобразить не только портреты чиновников, но и повседневные атрибуты их деятельности, а также снимки вокзала и его помещений, железнодорожных станций, паровозов, дрезин и мостов. Кадыш с энтузиазмом взялся за исполнение престижного и выгодного в денежном отношении заказа. Мне кажется, переезд фотографа в Тюмень состоялся под влиянием этого заказа, обещающего в будущем его повторение другими клиентами. Как показало время, эти надежды вполне оправдались.

Работа над альбомом продолжалась недолго, и в том же году И. Кадыш представил заказчику готовое изделие. Внешне оно было схоже с альбомом Жабынского завода, упомянутого ранее и появившегося на пять лет позже. В нём 13 фотографий размером 22 на 26 сантиметров, слегка тонированных под цвет сепии. С учётом имеющегося предварительного опыта, когда в Тобольске появилась фотография служащих землечерпалки, на сей раз Кадыш избегает символических изображений элементов техники. Вместо них как фон портретов он помещает реальные изображения железнодорожного хозяйства (илл. 154). Снимки станционного хозяйства занимают основную площадь фотографии (илл. 155). Сделано это намеренно, чтобы в памяти заказчика в наибольшей степени остались следы его производственной деятельности. Как ни покажется странным, но именно этот производственный фон представляет для нас, современников, наибольший интерес. Имена чиновников забылись и вряд ли большинство из них вспомнятся. А вот виды станционных путей, ремонтных мастерских, тюменского вокзала и тупиковой станции Тура на берегу реки (илл. 156, 157), ветряков (илл. 158), паровых водокачек (илл. 159) и полустанков (илл. 160, 161) навсегда останутся в истории техники Тобольской губернии. Так же, как фотографии водонапорных башен и паровозов, верстовых столбов с указанием расстояния до столицы империи, железнодорожных мостов через реки (илл. 162) и дорожного инструментария (илл. 163).





















































Вызывают интерес снимки тюменского вокзала, ныне утраченного. Он сфотографирован не только снаружи (илл. 164). Много внимания уделено интерьеру здания (илл. 165). Здесь можно увидеть конторки служащих вокзала и фельдшера, а также систему телефонного управления движением поездов. На одном из столов виден телефон шведской фирмы «Эриксон» (илл. 166) с телефонной трубкой самого раннего образца. В год, когда проводились съёмки, в Тюмени появилась своя первая общегородская телефонная станция. Не забыты фотографии вокзального буфета третьего класса и его ухоженного зала, новинок передовой техники и кассы по продаже билетов. Так, на нескольких иллюстрациях помещены изображения ветряка, надо полагать – для получения электроэнергии. Во всяком случае, показанные на снимках электрические люстры подтверждают подобное предположение. На одной из фотографий можно увидеть электроизмерительный прибор-амперметр, изготовленный в электрической компании в Берлине. Надо заметить, что общегородского электроосвещения в городе в то время ещё не существовало.

Всюду на снимках присутствует эмблема железнодорожников: символически перекрещенные изображения топора, якоря или кирки. Показаны металлорежущие станки ремонтников, «веер» ремонтного депо, сохранившийся доныне, стенд пожарного инструмента и даже главный атрибут контролёров пассажирских поездов – компостер. Не лишены исторического интереса виды полустанков в окрестностях Тюмени: Поклевской и Юшалы, Тугулыма, Ощепково, Кармака и Перевалово.

Представляется закономерным обращение в 1898 году тюменского пароходовладельца И.И. Игнатова к И. Кадышу с предложением создать для Жабынского механического (судостроительного) завода точно такой же, как у железнодорожников, альбом фотографий, с которого мы и начали наш рассказ. Этот альбом – наивысшее достижение фотографа И. Кадыша. Несколько перегрузив портретами групповые снимки (илл. 167. 168), он, тем не менее, добился главного: в памяти снимающихся осталась панорама родного завода (илл. 169), многочисленные изображения его продукции (илл. 170), в том числе виды построенных ими пароходов, землечерпалок и барж (илл. 171, 172). Чего только нет на снимках! Здесь и карта речных путей Западной Сибири, многочисленные инженерные чертежи паровых машин, пароходов в плане и чертежи заводских приспособлений (домны, литейные формы и др., илл. 173). Не забыты виды пристаней и берегов реки Туры, включая заречную часть Тюмени, дебаркадера и тупиковой железнодорожной станции «Пристань Тура» с сетью рельсовых путей. Живописны сцены с участием группы рабочих по надстройке корпуса очередного судна (илл. 174).


























































Почти все снимки имеют изображения построенных на судоверфи Игнатова речных судов. Среди них грузопассажирский «Тобольск» (см. илл. 173). Год спустя на этом судне из Тюмени в Тобольск отправится в плавание Д.И. Менделеев. На фотографиях можно увидеть такие пароходы как «Капитановъ», названный в честь знаменитого мастера-судостроителя и управляющего Жабынским заводом, «Н. Казнаков» (позже – «Иван Игнатов»), «П. Кассаговский» и «Нижегородец», «Паша», «Белёвец» и др. Особо необходимо отметить снимок первой в Тюмени электрической станции (илл. 175), построенной в 1893 году. Станция обслуживала пристани, пакгаузы, рельсовые пути и жилые дома вблизи речной зоны города. На фотографии присутствуют портреты строителей, включая знаменитого тюменского инженера-электрика И.И. Плотникова, показаны генераторы и пульт управления, измерительные и электроосветительные приборы. По снимку, например, можно установить, что амперметры и вольтметры получены из Петербурга от торгового дома «Износков, Заккау и компания», а изготовлены в Берлине. Как видим, станция строилась с учётом новейших достижений того времени. Заметим, что начало её строительства произошло всего лишь на несколько лет позже, чем была построена в 1885 году первая в России общегородская электростанция в столице империи.

Кадыш запечатлел на снимках управление речного пароходства – знаменитое здание И.И. Игнатова с башенкой на крыше, и конторских служащих (илл. 176). Фотографии насыщены изображениями якорей, манометров, слесарных инструментов и водопроводной арматуры.













После переезда в Тюмень И. Кадыш, как и в Тобольске, не преминул заняться портретными съёмками. Поначалу, чтобы привлечь к себе внимание, в нижней части паспарту он традиционно указывал своё имя и название города, но латинским шрифтом: «I. Kadisch in Tioumen» (см. илл. 144). Надо полагать, как и в наше время, начинающий предприниматель думал, что чем больше в рекламе будет иностранщины, тем лучше продвинутся его дела. «Начинание» фотографа не получило понимания клиентов, как, впрочем, и поддержку коллег. Скорее, разглядывание снимков сопровождалось иронической усмешкой. От неудачной затеи пришлось отказаться.

Не все портретные работы Кадыша равноценны по художественному исполнению. Встречаются откровенно стандартные групповые снимки тюменских мещан с застывшими, как бы окаменевшими позами. Удачи редки. Из многочисленных портретов работы Кадыша, сохранившихся до нашего времени, мне доставляет удовольствие смотреть на один из них, наиболее удачный (обратитесь ещё раз к илл. 147). На снимке помещён портрет молодой девушки дочери известного в Тюмени купца А.П. Россошных. Фотографу удалось показать не только внешнее сходство с оригиналом, но и характер человека. Серьёзный и задумчивый взгляд, скромная причёска и простая для тех лет одежда говорят о многом. Если бы меня спросили о догадке, касающейся профессии девушки, то я, не задумываясь, отнёс бы её к учительскому корпусу. Кстати, И. Кадышу принадлежит групповой снимок служащих торгового дома А.П. Россошных, построенный по излюбленному для Кадыша методу компоновки снимка: портреты с соседствующими рядом фотографиями жилого дома купца, его магазина и торговых лавок на берегу Туры возле Гостинодворской площади (илл. 177). Там же можно видеть портрет самого хозяина.








К началу 1900-х годов имя И. Кадыша, как и название его фотоателье, исчезает со страниц периодической печати и справочных книг по Тюмени и Тобольску. После 1898 года мне не приходилось больше встречать его портретные и групповые работы. По моим предположениям он продал свою мастерскую, претендентов на которую нашлось более чем достаточно, и по неизвестным причинам покинул наши края. Вероятно, возвратился в Омск. Исчезновение имени Кадыша совпадает по времени с появлением в Тюмени фотографии А. Шустера. Возможно, именно он наследовал фотографическое хозяйство И. Кадыша. Если это предположение верно, то фотография Кадыша располагалась на Царской улице в доме Воробейчиковой.

Ярко вспыхнувшая звезда таланта Кадыша, на протяжении целого десятилетия светившаяся на сибирском фотографическом небосводе, погасла так же внезапно, как и загорелась.






ТАРАС ОГИБЕНИН – МАСТЕР СВЕТОПИСИ


В Тюмени с конца XIX столетия среди созвездия профессиональных фотографов общепризнанно выделяется Тарас Климентьевич Огибенин – один из лучших фотолетописцев Тюмени и герой очередного моего очерка (илл. 178). Коллекционерам художественных почтовых открыток с видами дореволюционной Тюмени хорошо известно это имя. Огибенин активно и взаимовыгодно сотрудничал с торговым домом Соколовых. Вот почему на многих открытках, изданных в Петербурге, наряду с именами издателя и владельца типографии нередко можно видеть на лицевой или обратной стороне отпечатку «_По_фотографии_Т._Огибенина_, _Тюмень_» (илл. 179). Разумеется, при отпечатке открыток использовались работы и других тюменских фотографов. Однако снимки Т.К. Огибенина отличались настолько глубокой выразительностью, удачным выбором места съёмки, нестандартным сюжетом и содержанием и, говоря современным языком, обладали информативностью такой насыщенности, что открытки – копии его фотографий, можно было узнать и без указания фамилии (илл. 180, 181, 182). Не так ли поступает опытный ценитель работ какого-либо знаменитого художника по одному ему свойственному почерку исполнения замысла? Вглядываясь в снимки старой Тюмени, выполненные Тарасом Климентьевичем, можно видеть изменившиеся сегодня улицы города. Тем не менее, они хорошо узнаются, и снимки, как окно в прошлое, стали надёжными свидетелями давно минувшего.

Открытки в большей мере, чем портреты, создали Огибенину не только имя и популярность далеко за пределами города, но и дополнительный доход. Впрочем, не лишённый предпринимательской жилки, он предпринял попытку, на мой взгляд, удачную, по изготовлению и продаже крупных фотографий с видами родного города. Большой формат снимков, оформленных в рамку и наклеенных на паспарту, лёгкое варьирование в тона сепии, удивительная чёткость изображения – всё это позволило создать более выразительную, чем почтовая открытка, и высококачественную продукцию ателье, не уступающую иным художественным произведениям. Нет сомнений, что фотографии пользовались немалым спросом. Ниже показаны некоторые их образцы. Прежде всего, это снимок казённого вино-спиртового склада, теперь – химзавода, близ вокзала (илл. 183). На фоне краснокирпичного здания фотограф поместил живописную группу служащих и рабочих склада. Если считать снимок в качестве памятного сувенира, то избранный Огибениным сюжет можно считать весьма оригинальным, так как показывает не только состав работающих людей, но и место их деятельности. С другой стороны, перед нами типичный групповой портрет. Из-за мелкомасштабности он вряд ли удовлетворил клиентов, но в целом снимок необыкновенно удачен. Недаром фирма Соколовых позже поместит эту фотографию на одну из своих открыток. Другая фотография (илл. 184) показывает приёмку комиссией городской Думы только что выстроенную электростанцию в Тюмени по улице Спасской. Здание, недавно разобранное до основания, располагалось возле сохранившейся до нашего времени синагоги. На снимке можно видеть главный зал электростанции с кафельным полом, совершенным по тому времени электрооборудованием и приборами. Слева в белой фуражке стоит строитель станции тюменский инженер Плотников. Здесь, как и прежде. Огибенин повторил удачно найденный им приём: наряду с групповым портретом показаны в мельчайших деталях технические особенности интерьера и окружения.






































Все работы Огибенина выполнены в той неспешной, основательной и фундаментальной манере, какая была возможна только у фотографов конца XIX и начала XX веков при работе с большеформатными и мало приспособленными для переноски фотоаппаратами. Зато фотоснимки обладали почти недостижимой для нашего времени чёткостью изображения, поскольку фотографии готовились контактной печатью, когда размеры негатива и отпечатка совпадали. Фотоувеличители, как и фотоаппараты с микроплёнкой, ещё не стали тогда распространёнными, особенно в Сибири.

Кто же был этот человек и мастер? В середине шестидесятых годов у меня в руках случайно оказалась дореволюционная открытка Тюмени, при изучении которой впервые имя Т.К. Огибенина оставило след в моей памяти. Произошло это благодаря тому, что мне, уральцу по рождению, в селениях, принадлежащих когда-то семье заводчиков Демидовых, часто приходилось встречать эту довольно распространённую в тех краях фамилию. И сейчас еще в посёлках бывшего Нижнетагильского горного округа она нередко слышится.

Каково же было моё изумление, когда, интересуясь биографией Т.К. Огибенина, удалось узнать, что он уроженец Висимо-Шайтанского завода. Да мы же земляки! Нетрудно понять, почему интерес к поиску подробностей из жизни Огибенина тут же возрос, тем более, что Висимо-Шайтанский завод родина Д. Н. Мамина-Сибиряка, творчество которого в сердцах уральцев и сибиряков, подлинных почитателей его таланта, занимает преобладающее положение.

Т. К. Огибенин родился 19 июля 1861 года в крестьянской семье, приписанной к хозяйству Демидовых. За три года до отмены крепостного права семья Огибениных откупила волю за тридцать рублей серебром. Селение Висимо-Шайтанка было известно железоделательным заводом. Впрочем, в середине XIX столетия завод, также как и окрестные Черноисточинский и Авроринский, испытал спад производства, после которого он уже не оправился и постепенно закрылся. В немалой степени этому способствовала и платиновая лихорадка на приисках Висима. Неблагоприятные перспективы заводской деятельности стали причиной массового оттока населения в другие края Урала и Сибири. Мой дед, Спиридон Ксенофонтович (светлая ему память!) – уроженец соседнего завода в Черноисточинске, рассказывал, как во второй половине XIX столетия его отец не раз посещал Ирбитскую и Тюменскую ярмарки, где они покупали товары, малодоступные для уральской глубинки. По-видимому, с ярмарки и донеслась до Урала весть о развивающейся промышленной Тюмени. Сюда с вотчины Демидовых устремились предприимчивые люди, лишённые перспектив развития своей деятельности на умирающих заводах. Приехал в Тюмень из Висима и отец Т.К. Огибенина Климентий и старший брат Макар. Они организовали сундучную мастерскую по Береговой улице за рекой Турой в приходе Вознесенской церкви. Позже к ним присоединился и Тарас Огибенин.

Т. К. Огибенин окончил Алексеевское реальное училище в Екатеринбурге. Некоторое время отбывал военную службу в Казани в артиллерийских частях. После сдачи экзаменов на звание учителя математики его в 1885 году определили на работу в Тюмень (илл. 185). С этого времени и до конца жизни судьба Тараса Климентьевича была связана с уездным городом.








Из-за тяжёлого увечья (он был хром) деятельность на ниве народного просвещения продолжалась недолго, и в 1893 году, 32 лет отроду, Т.К. Огибенин уходит в отставку.

Благодаря раннему увлечению фотографией он попытался содержать семью (две дочери от первого брака) приработком от фотографических заказов. Постепенно, начиная с 1894 года, увлечение стало профессией.

Фотографическое ателье Т.К. Огибенина располагалось на углу Войновской и Знаменской улиц (теперь Кирова Володарского), недалеко от Знаменской церкви.

Двухэтажное ателье, или «павильон американского типа», как именовался он в рекламном листке, было деревянным с частично застеклённой крышей. На первом этаже размещались приёмная комната, химическая и ретушёрная лаборатории. Верхний этаж, куда вела посетителя роскошная лестница, был целиком отдан павильону с декорациями и съёмочной аппаратурой.

Дневной свет обильно освещал съемочную площадку. О внутреннем оформлении павильона можно судить по одной из сохранившихся фотографий (илл. 186). На ней автор снимка поместил посетительницу ателье возле бутафорских камней на берегу моря. Фоном фотографии служат нарисованные морские волны... Обратите внимание на один из вариантов надписи слева, указывающей принадлежность ателье знаменитому фотографу.








Как всякий владелец ателье, Огибенин выполнял многочисленные заказы тюменских мещан на портретные съёмки. Можно сказать, что эта деятельность фотографа была основной. Она обеспечивала заработок, необходимый для поддержания семьи и решения хозяйственных проблем в ателье. В семьях старожилов Тюмени до сих пор находятся портреты их предшественников с хорошо узнаваемыми инициалами владельца фотопавильона. Рутинная, но столь необходимая работа, по-видимому, не всегда доставляла Т.К. Огибенину особое удовлетворение. Во всяком случае, художественное построение снимков-портретов во многом уступает его документальной фотографии. В Тюмени параллельно с Огибениным работали и другие фотографы, качество портретных работ которых, например, братьев Козловых, было неизмеримо выше. Тем не менее. Огибенин оставил после себя немало учеников, таких, к примеру, как Г. Ф. Киёв. Мне не раз приходилось слышать от них восхищённые оценки деятельности Огибенина. В самых добрых отношениях он находился с другим известным тюменским фотографом А. Шустером.

Рядом с ателье стоял жилой одноэтажный деревянный дом, пять окон которого выходили на улицу (илл. 187). Оба строения были куплены Т.К. Огибениным в 1904 году у мещанки М. И. Яруновой, сначала частично, а потом целиком. Внутри усадьбы, за дощатым забором, размещался ухоженный сад. Обитатели дома выходили в сад через крыльцо, украшенное декоративными тумбами. Оба здания, представляющие несомненный исторический интерес, к сожалению, снесли при строительстве здания для банка.








Об уровне исполнения и мастерства хозяина ателье свидетельствует любопытный перечень работ, качество которых гарантировалось исполнителем (илл. 188). В частности, даётся реклама портрета на фарфоре и на гипсе (фотографический барельеф). Из объявления можно узнать о фотографировании в натуральных цветах по способу Люмьера. Неслучайно корреспондент «Сибирской торговой газеты» в номере 252 от 21 ноября 1907 года с гордостью сообщал читателям, что Т.К. Огибениным впервые в Сибири проведены опыты цветного фотографирования (сведения сообщены мне А.Л. Вычугжаниным). К сожалению, с образцами цветной фотографии Огибенина мне встретиться не удалось. В перечне не забыты стереоскопические фотографии, тонирование отпечатков в любой цвет по желанию заказчика; изготовление прозрачных слайдов для «волшебного» (проекционного) фонаря и увеличение портретов. Принимались заказы на проявление пластинок и плёнок, а также на печать любительских фотографий.








Как было принято в начале минувшего века, все фотографии наклеивались на картонные подложки-паспарту достаточной жёсткости. Это обеспечивало многолетнюю сохранность отпечатка. Одним из первых в Сибири Т.К. Огибенин ещё в 1894 году использовал при изготовлении фотографий электрическое освещение.

Особой тщательностью отличались фирменные бланки Т.К. Огибенина, наклеиваемые на обратную сторону паспарту, с разнообразными подборками шрифтов и замысловатыми узорами (илл. 189, 190). Подложки заказывались в городах Центральной России; в Москве, Санкт-Петербурге и Варшаве. На них указывался товарный знак исполнителя, его имя (в позолоте!), адрес и рекламные сведения. Не оставлялась без внимания и лицевая сторона снимка. При малейшей возможности она использовалась для рекламы и размещения здесь имени фотографа. Так, у Огибенина на лицевой стороне снимков нередко можно было встретить персональный фирменный знак. Он представлял собой круг диаметром до полутора сантиметров, покрытый позолотой. В сложном переплетении здесь красовались инициалы: «О.Т.К.» (илл. 191). В более ранних вариантах присутствовали только две начальные буквы имени – «О» и «Т». Надо ли говорить, что качество работы мастера отличалось безукоризненностью: честь фамилии обязывала. Всё свидетельствовало о солидности, надёжности павильона и о высочайшем качестве изделия. В наше время, к сожалению, почти не сохранилась традиция соперничества фотографов, исчезли фирменные марки, снизилось качество фотографий, не применяется картон-подложка, а главное – не указывается имя фотографа, город и мастерская. А жаль. Может, в условиях нарождающейся конкуренции давняя и добрая традиция кем-то будет возрождена?


















Мне не приходилось встречать фотографий Огибенина с видами Тобольска. Казалось бы, для мастера столь высокого уровня снимки губернского центра помогли бы в значительной степени повысить престижность уездного ателье. Увы! По-видимому, существовала негласная договорённость между конкурирующими сообществами фотографов двух городов, при которой границы той или иной епархии были чётко определены. Точно так же тобольские мастера городского пейзажа не решались нарушать монополию фотографов-тюменцев. Огибенин участвовал в сельскохозяйственной выставке года в Кургане, а также снимал павильоны на ярмарках, в первую очередь – тюменских, участников продаж (илл. 192). Снимки, надо полагать, носили заказной характер. В начале минувшего столетия он побывал на отдыхе на озёрах и в горах «казахской Швейцарии в районе Кокчетава». Отдыхал, разумеется, не разлучаясь с фотоаппаратом. Об этом интересном эпизоде жизни Огибенина расскажет раздел ниже. Многолетняя и безупречная деятельность губернского, а затем коллежского секретаря Т.К. Огибенина достойно оценивалась Тюменской городской Думой.








Благодаря своему высокому авторитету, Огибенин в течение более чем двух десятков лет избирался гласным Думы, членом ревизионной и школьной комиссий. Он работал в совете Пушкинской городской библиотеки и в комиссии по строительству городского водопровода. Так, сооружение в 1914 г. водонапорной башни, до сих пор возвышающейся по ул. Дзержинского, произошло с участием Т.К. Огибенина. В предреволюционные годы он был членом городской управы и кандидатом на место градоначальника (1915 г.).

Т. К. Огибенин много лет находился в дружественных отношениях и в переписке со знаменитым уральским фотографом из Екатеринбурга, мастером жанровой и документальной фотографии В.Л. Метенковым (1857–1933, илл. 193). Метенков был известен как действительный член Русского технического общества и Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ).








Виды Екатеринбурга (илл. 194), реки Чусовой (илл. 195), уральских заводов и золотых приисков (илл. 196, 197), пейзажи горного Урала (илл. 198), растиражированные Метенковым в виде художественных почтовых открыток (более 700 сюжетов!), создали ему всероссийскую известность. Высоким мастерством и качеством исполнения отличались портретные работы и фирменные бланки ателье Метенкова (илл. 199). Ателье располагалось на углу Вознесенского проспекта и Клубной улицы в Екатеринбурге. Из сведений, отпечатанных на бланках, наиболее интересны материалы о наградах, полученных Метенковым на российских и международных выставках. Здесь можно увидеть медаль Сибирской научно-промышленной выставки в Екатеринбурге (1887 г.), именную медаль Русского императорского технического общества (Харьков, 1889), а также медаль Всероссийской юбилейной фотографической выставки в Москве (1889), посвящённой 50-летию фотографии. В. Л. Метенков имел медали зарубежных выставок в Брюсселе (1888) и в Париже (1889, именная награда!). Свой торговый дом Метенков основал в 1896 году. Склад и магазин фототоваров Метенкова снабжал фотопринадлежностями не только Урал, но и Сибирь (илл. 200). Увеличенный фрагмент рекламного плаката показывает женщину, рассматривающую через двухлинзовый стереоскоп трёхмерный снимок (илл. 201).











































Т. К. Огибенин постоянно пользовался услугами екатеринбургского магазина и склада В. Л. Метенкова. В одном из своих «Прейскурантов» за 1910 год Метенков поместил благодарственное письмо своего тюменского коллеги. Текст письма заслуживает того, чтобы поместить его целиком. «_В_1904_году_я_купил_у_Вас_павильонную_камеру_размером_30_на_40_сантиметров_со_штативом_и_шторными_кассетами._В_течение_пяти_лет_она_находилась_у_меня_в_постоянной_работе_при_самых_для_неё_неблагоприятных_условиях._В_зимнее_время_по_ночам_она_подвергалась_морозу,_днём –_жаре_от_близости_железной_печки,_которой_нагревался_мой_старый_тёсовый_павильон._В_дождливое_время_она_стояла_в_сырости,_в_засуху_в_неё_проникал_пыльный_ветер._Казалось_бы,_деревянная_вещь,_пусть_сделанная_из_полированного_ореха,_при_таких_условиях_должна_прийти_в_негодность._Между_тем,_камера_служит_и_теперь_лучшим_украшением_моего_нового_ателье:_полировка_сохранилась,_никелированные_части_блестят_как_новые,_шторы_в_кассетах_не_порвались_и_даже_не_потёрлись._Уклоны_и_раздвижения_плавно_работают_как_новые._Никакого_ремонта_за_все_пять_лет_не_было._От_снимающихся_посетителей_в_моём_новом_павильоне_я_часто_слышу_вопрос:_«Это_у_вас_новый_аппарат?»._Если_вещь_после_пятилетней_работы_даёт_впечатление_новой,_это_значит,_что_она_была_хорошо_сработана,_и_Вам,_как_поставщику_её,_это_делает_честь._Я_пользуюсь_случаем_с_особенным_удовольствием_выразить_Вам,_многоуважаемый_Вениамин_Леонтьевич,_мою_искреннюю_благодарность_не_только_за_доставку_камеры,_но_и_за_многое_другое,_что_приходилось_от_Вас_выписывать_за_всё_многолетнее_существование_Вашего_склада._Я_не_имею_даже_малейшего_повода_упрекнуть_Вас_в_чём-либо_за_всё_время_наших_сношений._Я_считаю_Ваш_склад_исключительным_по_добросовестному_исполнению_и_глубокому_пониманию_продаваемых_товаров._Т.К._Огибенин,_Тюмень_».

Не опасаясь ошибиться, можно уверенно утверждать, что в своих съёмках улиц города Тюмени Т.К. Огибенин не избежал благотворного влияния таланта Метенкова. Несомненно, Огибенин не только внимательно следил за опытом работы Метенкова и хорошо знал его особенности, но и, может быть, невольно подражал уральскому мастеру. Сказано это не в укор Огибенину: следование за лидером и почётно, и полезно. Во всяком случае, снимки улиц Екатеринбурга, оставленные потомкам фотоаппаратом Метенкова и вызывающие непременное восхищение всех, кто с ними знаком, служат тому ярким подтверждением.

После гражданской войны, в разруху, в Тюмени нашлись благоразумные руководители, которые спасли фотопавильон Т.К. Огибенина от гибели. В апреле 1920 года жилищный отдел военно-революционного губернского комитета (губвоенревком) пытался отобрать фотоателье под квартиры. Председатель губвоенревкома некто Бельгов отменил решение отдела, мотивируя отказ тем, что «_фотография_Огибенина_как_образцовая_мастерская,_помимо_своей_обычной_работы_изготовляет_фотографические_материалы,_и_может_служить_учебно-показательной_лабораторией_для_местных_фотографов_». Так что далеко не все комиссары того времени отличались бездушием, и не всегда следовали предписаниям революционного гимна, настаивающего «сначала всё разрушить, а потом построить свой мир...».

К сожалению, стало уже правилом без исключения, что как только начинаешь говорить о каком-либо выдающемся человеке, обладающем незаурядным талантом, упоминания о политических репрессиях обойти не удаётся... После свёртывания в конце 1920-х годов НЭП прежние заслуги Огибенина оказались забытыми. Более того, по ряду обстоятельств он оказался в опале. Его сын Григорий Тарасович, родившийся в 1897 году от второго брака (илл. 202), в 1915–1916 годах учился в Петроградском горном институте. Кстати, фотография молодого Григория Огибенина в студенческой форме столичного горного вуза (илл. 203), сделанная его отцом Т.К. Огибениным, была мною опубликована с неверной подписью в книге «Окрик памяти, том 1» (Тюмень, «Слово», 2000, с. 51). По ошибке я отнёс изображение снимка к геологу-тюменцу Н. Высоцкому. Исправляю, пользуясь случаем, это недоразумение.













Из-за призыва Г. Огибенина в действующую армию обучение в вузе пришлось прервать. В гражданскую войну он оказался в Тюмени, где был мобилизован в армию Колчака. В военных действиях участия почти не принимал. Более того, в г. Канске перешёл на сторону красных.

С 1929 года его отнесли к «лишенцам» – людям без избирательных прав. Григория Тарасовича Огибенина помнят в Тюмени как весьма талантливого человека. Он много помогал отцу, полностью освободив его от хлопот по химической обработке снимков. Огибенин-младший стоял у истоков среднего и высшего технического образования в городе. Во второй половине 1920-х годов он работал преподавателем химии в Тюменском сельскохозяйственном техникуме (илл. 204). В 1930 году Г. Огибенин стал одним из создателей первого в Тюмени автодорожного вуза и агропедагогического института, организовал там химические лаборатории, был доцентом (илл. 205), заведующим кафедрой, имел печатные научные труды, пользовался непререкаемым авторитетом у студенчества (илл. 206). На обороте одной из фотографий руками его студентов (9 фамилий) сделана трогательная запись: «_Любимому_преподавателю_Г.Т._Огибенину_от_студентов_третьего_курса_химиков._Своей_энергией_и_знаниями_вы_сумели_организовать_студентов_для_работы_и_увлечь_их_химией_». К сожалению, печать «сотрудничества» с Колчаком сопровождала Г. Огибенина вплоть до 1937 года, когда он был арестован и расстрелян в Тюмени в застенках ОГПУ-НКВД.


















На одной из последних фотографий с участием Т.К. Огибенина (илл. 207) можно видеть всю семью старейшего фотомастера Тюмени. На ней присутствуют супруга Зинаида Михайловна, сын Григорий Тарасович и сноха Зинаида Владимировна, а также малолетний внук В.Г. Огибенин, ныне здравствующий. Именно он оказал мне помощь в подборе семейных фотографий. У Тараса Климентьевича за многие годы скопился богатейший архив: множество негативов, снимков тюменских семей (илл. 208) и старинных книг по фотоделу. К сожалению, величайшие исторические ценности погибли. Они были сожжены во дворе после того, как новым хозяином павильона стала городская артель «Бытовик», а затем пошивочная мастерская. Руководство артели и мастерской оказалось неспособным оценить доставшееся им богатство, а о передаче его в архив никто не додумался. Сам Т.К. Огибенин что-либо изменить уже был не в состоянии. Он скончался 74-летним инвалидом в 1935 году перед продажей павильона. Его похоронили на Текутьевском кладбище в Тюмени, до сих пор частично сохранившемся рядом с Домом культуры «Геолог». При возведении возле ДК ограждения могила пострадала до неузнаваемости.













ФОТОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАВЕДЕНИЯ ГУБЕРНИИ


Кроме упомянутых в предыдущих разделах книги имён наиболее известных мастеров фотографии в Зауралье, в истории фотодела в нашем крае и в памяти поколений осталось немало и других замечательных фамилий. Фотоателье работали не только в крупных городах, но и в небольших уездных центрах. На иллюстрации 209 показана типичная обстановка лаборатории по обработке фотографий в таком ателье, характерная для начала XX века. Работают в ней и фотографы, и ретушёры. Можно видеть студийный фотоаппарат, процесс наклейки снимков на паспарту и другие операции. Небезынтересно обобщить разрозненные сведения о фотографических заведениях Тобольской губернии, и тогда реальная картина распространения местной фотоиндустрии предстанет перед читателем во всей своей полноте. Обзор таких сведений охватит не только города в пределах современных границ Тюменской области, но и населённые пункты, входившие в состав Тобольской губернии, а также окрестные города бывшей Пермской губернии. Эти города Зауралья не только географически примыкали к границам первой за Уралом сибирской губернии, но и в экономическом и культурном отношении тяготели к Тюмени и Тобольску в значительно большей степени, чем к Екатеринбургу и, тем более, к Перми. Достаточно вспомнить, что административная граница между двумя губерниями проходила всего в 75 верстах к западу от Тюмени в районе железнодорожной станции Юшала. Временные рамки обзора охватывают период со второй половины XIX века и до 1917 года, а также кратковременное процветание НЭПа в первые годы советской власти, когда частное владение фотоателье ещё было возможно (1921–1929 гг.).

По традиции, заложенной ещё Николаем I, губернаторская власть жестко контролировала такое мощное средство информации, каким являлась фотография. Местные властители также строго следили за тем, чтобы фотодело не попало в неблагонадёжные руки и не выходило по содержанию за рамки бытовых потребностей. При канцелярии губернатора существовали специальные надзорные отделы. Так, в 1899–1902 годах «наблюдающим» за типографиями, фотографиями, библиотеками и тому подобными просветительными заведениями служил некий Е.В. Кузнецов.

В _Тюмени_ после Ф. Соколова и К. Высоцкого эстафету портретной павильонной съёмки принял К. Винокуров (илл. 210). В апреле 1879 года тюменская газета «Сибирский листок объявлений», издаваемая К. Высоцким, поместила частную информацию об открытии в городе фотоателье К. Винокурова на Царской улице в доме Виноградовой. В ней извещалось, что владелец фотографии прошёл практику «у лучших художников» в столице империи и располагает усовершенствованными объективами Дальмейера и Фохтлендера. Предлагался следующий перечень фотоуслуг: кабинетные и групповые портреты, визитные карточки, увеличение снимков, копии с картин художников и гравюр, «снятие» пейзажей и др. Принимались заказы на фотографирование интерьеров и архитектурных особенностей зданий. Любопытен способ привлечения клиентов. Владелец ателье извещал в своём объявлении: «_портреты_могут_быть_исполняемы_на_американском_фоне,_способ_воспроизведения_которого_в_Петербурге_известен_весьма_немногим_фотографам._Фотография_открыта_ежедневно,_в_любую_погоду._Образцы_работ_можно_видеть_при_входе_в_фотографию_».


















К. Винокуров оставил в истории Тюмени неплохие портреты К.Н. Высоцкого, выполненные в раскованной и непринуждённой манере. Особенно ценится портрет Высоцкого, снятый в последние годы его жизни (илл. 211). Продолжая традицию Высоцкого. Винокуров делал попытки съёмок городской жизни. Известны, например, фотографии кожевенного завода тюменских купцов Решетниковых на левом берегу реки Туры (илл. 212, 213). К сожалению, деятельность Винокурова в городе продолжалась недолго. Исходя из содержания объявления в упомянутой газете, можно высказать предположение, что Винокуров приехал в Тюмень из Петербурга в надежде на прибыльный бизнес. Когда эти ожидания не оправдались, ему пришлось возвратиться в Европейскую Россию. В начале 1870-х годов губернская канцелярия выдала разрешение на производство фотографий странствующему фотографу из Омска Исааку Ермолаевичу Кесслеру. Он принимал заказы и снимал в тех местах, которые ему, путешественнику, приходилось посещать. Так, будучи в Тюмени, И. Кесслер оставил несколько интересных портретов. Один из них чрезвычайно важен для истории города (илл. 214). На нём изображён в 6-летнем возрасте сын И.Я. Словцова, директора Тюменского Александровского реального училища, Борис. В будущем в Санкт-Петербурге в первой четверти XX столетия Б.И. Словцов станет талантливейшим учеником академика И.П. Павлова и светилом русской физиологической науки. Как следует из текста обратной стороны фотографии, ателье Кесслера в Омске существовало с 1870 года (илл. 215) и было вторым после упоминавшегося ранее зачинателя омской фотографии А.Г. Тёмкина (1855 г.).




























В начале 1888 года в Тюмень из Ирбита приехал Константин Черепанов. Он открывает в городе своё ателье. Памятного следа в истории городского фотодела ему оставить не удалось. Спустя два года открывают свои мастерские тюменский мещанин Василий Кривошеин, Исай Кадыш из Омска и Виктор Шапошников из Саранска. В документах об открытии фотографий в конце XIX века встречаются фамилии тобольского мещанина Степана Равенского, который в 1892 году открыл в Тюмени своё ателье, и жены тюменского провизора Раленберг Александры (1893). В 1894 году получил разрешение на открытие фотомастерской уже известный читателю отставной коллежский секретарь Т.К. Огибенин. Позже, в начале XX столетия, в городе развернули свою деятельность фотографы братья Козловы из Екатеринбурга (илл. 216) и житель Тюмени Лука Иванович Родионов (илл. 217).













Ателье Козловых располагалось на углу улиц Спасской (Ленина) и Садовой (Дзержинского). Братья Козловы оказали существенное влияние на развитие фотографии в нашем крае. Основная база расположения их мастерской была в Екатеринбурге. Центральная фотография находилась на Златоустовской улице недалеко от Американской гостиницы. Обладая многолетним опытом фотопортрета, Козловы создали ателье не только в Тюмени, но и в Ирбите, в Камышлове, Самаре и даже в Сочи. Достаточно взглянуть на одну из тюменских работ Козловых, чтобы безошибочно оценить высочайшее мастерство портрета (илл. 218). Отказ от фронтального снимка, при котором лицо становится непривычно плоским, и непринуждённое расположение клиентов, как бы беседующих друг с другом, и только на миг, из уважения к фотографу, повернувших головы в его сторону, свидетельствует о вдумчивой работе фотомастера. Несомненно, тюменцам было чему поучиться у екатеринбуржцев. Л.И. Родионов (улица Садовая, дом Рубцовой) запомнился в Тюмени не только семейными снимками (илл. 219), но и групповыми портретами. В моём архиве много лет хранится выразительный и чёткий снимок служащих, мастеров и учащихся ремесленного училища Жабынского завода (илл. 220). Фотография, которую можно отнести к началу минувшего столетия, сделана на крыльце заводоуправления. Внизу снимка можно разглядеть подпись: «_Фотография_Родiонова_въ_Тюмени_». Здание с крылечком, кстати, сохранилось до нашего времени. Одному из немногих, Л.И. Родионову удалось сохранить свою частную фотографию, пока здравствовала «новая экономическая политика» (НЭП), до конца 1920-х годов. Сын Л.И. Родионова Константин Лукич продолжил семейную традицию и тоже стал фотографом. Он работал в 1920–1930 годах вместе с другим известным тюменским фотомастером Соломоном Борисовичем Кордонским (илл. 221, 222).




























С.Б. Кордонский стал известен в Тюмени с первой половины 1920-х годов. Он оставил в истории фотографии города заметный след. Его ателье располагалось по улице Архангельской. Портретные работы, групповые снимки Кордонского и фотографии из жизни города хорошо известны любителям истории. Можно назвать, например, снимки «Допризывники 1903 года рождения» (1922, илл. 223), «Первые сваи нового моста» (1924. илл. 224), фото учащихся Тюменского сельхозтехникума им. Л.Б. Красина с участием директора учебного заведения П.А. Мартэна (1928 год, см. илл. 204). Ему принадлежат работы «Пятый Тюменский окружной съезд Союза пищевиков» (1928), «Коллектив безработных при комитете Тюменской биржи труда» (1928), «Стенды выставки в Доме Советов» (1929, илл. 225). «В цехе завода «Механик» (1922, илл. 226) и мн. др.























Кроме Кордонского в 1920-е годы на волне НЭП выдвинулись и другие фотографы, например, А. Ушаков (1926. илл. 227) и В.А. Рашутин. С начала 1930-х годов, когда от НЭП ничего не осталось и частные фотографии исчезли, упоминание имён фотохудожников стало не актуальным (илл. 228, 229). Но это уже другой этап истории, связанный с советскими годами. Рассказ о нём не входит в нашу задачу.

Вернёмся к началу минувшего столетия. В условиях родившейся конкуренции немногие выжили из тех, кто заявил об открытии фотоателье и получил разрешение властей. Почти не сохранились в памяти горожан имена фотографов Н.И. Красильникова (Затюменка, собственный дом) и Цукурса («Центральное фото», угол Спасской и Садовой). Мало кто помнит П.В. Пономарёва (илл. 230). Киреева, А.Г. Антонова (1911, Царская улица, дом Колмогорова) и Н. М. Хохрякова (илл. 231, 232). У немногих на слуху имена Бровцына В.С. (Садовая, собственный дом), А.К. Маштакова (Затюменка, илл. 233) и приезжего фотографа из Ирбита М. Г. Хапалова (1890-е гг., илл. 234).











































Мастером фотопортрета показал себя в Тюмени знаменитый А.С. Шустер. В дореволюционные годы его мастерская располагалась по улице Царской в доме Воробейчиковой, а позже – вблизи перекрёстка улиц Республики и Садовой (Дзержинского). Ещё в 1960-х годах мне приходилось бывать в здании этой фотографии, она стояла рядом с магазином грампластинок. Разумеется, каких-либо упоминаний о былой принадлежности здания А.С. Шустеру и в помине не было. Деревянный двухэтажный дом с роскошной лестницей на второй этаж и наклонным застеклённым окном на потолке не сохранился. В Тюмени в разное время жили и работали два брата Шустеры. Второй, П.С. Шустер, также занимался фотографией, но до 1907 года проживал в Тобольске. О нём будет сказано несколько позже. Шустер А.С. открыл своё ателье в Тюмени после переезда из Тобольска, где получил первоначальные навыки фотографирования у своего деда М.Ш. Шустера и старшего брата И.С. Шустера.

Первые портретные работы Шустера-младшего относятся к самым первым годам XX столетия. Дела начинающего предпринимателя шли достаточно бойко. До сих пор в старых архивах, включая личные, встречаются его портретные работы. Фирменный бланк ателье, размещаемый на лицевой и обратной сторонах паспарту, в 1905–1913 годах постепенно, один за другим, заполнялся медалями престижных выставок (илл. 235).








Возможно, Шустер впервые в Тюмени использовал новинку тех лет в оформлении лицевой стороны паспарту. Она облегчала массовое изготовление жёстких подложек для фотографий. Шустер предложил изготовителям паспарту оставлять в нижней части свободное от подписей поле для нанесения на нём вручную обычным пером фамилии мастера (илл. 236). Оперативность оформления паспарту, несомненно, возросла, а её стоимость снизилась. Впрочем, художественная сторона оформления ухудшилась. Может быть, по этой причине новинка Шустера не прижилась. В послереволюционные годы А.С. Шустер продолжил работу фотографа, активно участвовал как фотокорреспондент газеты «Трудовой набат» в общественной жизни города. Упомянутая газета не раз называла его на своих страницах «вездесущим» и «завсегдатаем всех тюменских торжеств». Так, вместе с Кордонским он снимал в Тюмени в 1924 году первый прилёт самолёта «Юнкере» (илл. 237).

Фотоателье Шустера под его именем просуществовало, насколько этому позволял умирающий НЭП, до конца 1920-х годов. Известна фотография 1928 года, на которой А.С. Шустер снят в кругу своих сотрудников (илл. 238, сидит в центре). В 1930-х годах он работал в фотографии газеты «Красное знамя» в двухэтажном здании по улице Республики. Здание размещалось между аптекой и бывшим горисполкомом. Последний раз Шустер снялся в 1941 году с коллективом редакции этой газеты. В марте 1995 года мне довелось беседовать с известным в тюменской прессе фотографом А.В. Космаковым. На мои вопросы о Шустере, с которым ему довелось работать и которого Космаков считал своим учителем, он ответил следующими фактами. А.С. Шустер скончался в годы войны с Германией. Под старость фотографию забросил и увлёкся радиотехникой. Впрочем, ненадолго: с началом войны вся радиоаппаратура у жителей Тюмени была конфискована. Детей у А.С. Шустера, как, впрочем, и у его брата И.С. Шустера, не было и родственников в Тюмени не осталось.


















В 1900–1910 годах в Тюмени становится известной мастерская В.И. Маргина («Общедоступная фотография», илл. 239). Она размещалась на Смоленской улице в собственном доме. К нашему времени в городе чудом сохранилось не только дореволюционное название улицы (случай редчайший!), но и сам дом Маргина (Смоленская, 24). Фотография работала и в советское время до конца 1920-х годов, здесь показаны две портретные работы Маргина (илл. 240, 241). Не отличаясь оригинальностью композиции, они не блистали высоким мастерством, но вполне отвечали невзыскательным запросам местных клиентов, оправдывая название «общедоступного» ателье. По второй фотографии можно судить о внутреннем убранстве и содержании фона мастерской. Фотографировал Маргин и окрестности Тюмени, в частности реку Туру с пароходами (см. приложения).

Чтобы привлечь покупателя, в 1910-х годах тюменские фотографы стали распространять новый вид продукции. Это были сувенирные непочтовые марки с портретом владельца, снабжённые с обратной стороны клеевым слоем (илл. 242). Их можно было наклеивать на визитную карточку, на письмо, открытку, на торговый знак и даже на ... дорожные чемоданы. Получили распространение визитные карточки с фотографией их хозяина (илл. 243). Карточки размножались фотоспособом.

В _Тобольске_ после пионерских работ П.С. Паутова в области фотографии (1864 г.) деятельность последующих фотомастеров началась позже, спустя несколько лет. Первые достоверные сведения относятся к началу 1860-х годов. Разрешение от губернатора на открытие в городе фотографий получили купец 2-й гильдии Андриян Сыромятников, мещане И. Лисицын, Черненко и Пётр Евпсихиевич Кривцов (илл. 244), а также дворянка Юлия Томашевичева жена политического ссыльного. Портретные фотографии тех лет легко узнаются по одежде, особенно женской, характерной для середины XIX века (илл. 245). А. Сыромятников записал фотографию на своё имя, но исполнителем всех работ считался ссыльный поляк Адам Буковский. Фотограф И.Ф. Лисицын работал при Тобольской духовной семинарии (илл. 246). Ю. Томашевичева появилась в Тобольске в 1870 году вслед за своим ссыльным мужем. Она, как уже говорилось ранее, приобрела необходимое ей фотооборудование у П.С. Паутова. В последующее пятилетие 1874–1879 годов открылись фотоателье на имя Марии Пичикус (дом И. Лютыкана на Большой Архангельской улице), мещанина из Берёзово Фёдора Котовщикова, коллежского асессора Александра Соина и подпоручика местного, военного гарнизона Алексея Садкова. В 1885 году открылась «Сибирская фотография» мещанина Петра Сухих (илл. 247, 248). М. Пичикус приобрела фотопринадлежности у Ю. Томашевичевой.





















































В 1881–1884 годах стали известны имена других тобольских мастеров портрета и пейзажа. Среди них мещанин из Белебея Василий Лаврентьевич Туленков (1882. илл. 249), мещанин из Слонима Ипполит Францевич Кузиковский. Фотография В. Л. Туленкова стала долгожителем Тобольска. Она просуществовала до 1917 года. В 1891–1893 годах получил разрешение на открытие ателье крестьянин Московской губернии Павел Афанасьев (Пятницкая улица, дом Соколова, илл. 250), тоболяк Яков Яковлевич Фидлерман (Большая Архангельская, дом Котлоховича, позже – дом Бутаковой) и мещанка Неха Бердичевская. Я.Я. Фидлерман работал в Тобольске около 10 лет. Он создал немало замечательных фотографий с видами города. В 1893 году получил разрешение на съёмки в Тюмени, Кургане, Ишиме и Ялуторовске. Туринске, Тюкалинске и в северных округах.













Губернские архивные документы называют и другие имена претендентов на открытие фотоателье. Так, в 1875–1893 годах проявили инициативу германские подданные А. Бах и И. Зеббин, омский мещанин И. Коган, священник И. Голошубин и др. Накануне первой мировой войны в городе открыл фотографию Павел Смуров. К деятельности фотографа его подготовил поляк Вацлав Дмоховский. Фотография имела название «Свет». В декабре 1915 года ателье закрылось, так как его хозяин ушёл добровольцем на фронт с целью «послужить Царю и Отечеству».

С середины 1883 года сначала в Тюмени («Фотография и хромофотография», Царская улица, дом Розова, илл. 251, 252), а затем в Тобольске заявил о себе фотограф из Екатеринбурга гражданин Варшавы дворянин Флориан Станиславович Ляхмайер. Поначалу он именовал себя «студентом Варшавского императорского университета». К началу 1880-х годов Флориан Ляхмайер стал известен на Урале как фотолетописец строительства железнодорожных путей. Ему, в частности, принадлежит серия фотографий завершённой строительством Горнозаводской железной дороги Пермь Екатеринбург. В своём обращении на имя тобольского губернатора он, обосновывая необходимость открытия фотографии в губернии для «странствующего фотографа», писал следующее. «_Ввиду_уже_начатой_постройки_Тюменской_железной_дороги_и_занимаясь_в_последнее_время_съёмками_Уральской_и_вообще_российских_железных_дорог,_желаю_заняться_фотографическими_работами_во_вверенной_Вашему_Превосходительству_губернии_». Получив разрешение, Ляхмайер работал в Тюмени в основном над портретами (илл. 253, 254). Среди них он сохранил в истории юношескую фотографию упоминавшегося ранее русского учёного-физиолога, уроженца Тюмени, сына директора Тюменского Александровского реального училища Б.И. Словцова (илл. 255). В Тобольске Ляхмайер предпринял попытку съёмок видов города, объединив полученные фотографии в отдельный альбом.




























В 1889–1891 годах в Тобольске открылись фотографии И. Кадыша, о котором уже рассказывалось, и Монса Шевельевича Шустера основателя знаменитой в Тобольске династии Шустеров, оказавшей заметное влияние на историю фотодела в губернии. По некоторым косвенным сведениям М. Ш. Шустер приехал в Тобольск из Томска. Он поселился в доме Лютыка, где арендовал ранее размещённое там ателье, и основал «Сибирскую фотографию» (илл. 256, 257). В феврале 1891 года М. Шустер обратился к властям с просьбой об открытии фотографии на своё имя. Одновременно он просил разрешение на фотосъёмки видов северных местностей губернии и портретов «инородцев» в Сургуте и в северных округах. Спустя год фотография переоформляется на имя его снохи и «жене рядового» Асии Шустер. Переоформление стало формальностью, поскольку всеми делами в ателье заправляли её сыновья И. и А. Шустеры. Надо сказать, что многочисленные представители фамилии Шустеров, причастные к истории фотографии (их не менее четырёх), у многих исследователей и в их тюменских и тобольских публикациях стали причиной путаницы имён основателя фотодинастии, снохи и его племянников сыновей Асии Шустер.

Вскоре младший из них, А. Шустер, отделяется от семьи и переезжает в Тюмень, где открывает свою фотографию. На фирменных бланках Шустеров, оставшихся в Тобольске (илл. 258, 259), вскоре появляются только инициалы И.С. Шустера (илл. 260, 261). В 1899 году он подготовил изящный альбом в плюшевом переплёте с тремя десятками фотографий с видами и типами Тобольска с намерением поднести его Государю («Сибирский листок», 1899, № 88). На обложке были помещены изображения памятника Ермаку, губернского музея, нагорного Тобольска и остяка на нартах. Поперёк крышки альбома из мамонтовой кости были вырезаны слова на французском языке: «_Types_et_vues_de_la_ville_de_Tobolsk_». Альбом содержал снимки духовной семинарии и кафедрального собора, подгорного Тобольска и гимназии и другие фотографии. От канцелярии императорского двора Шустер получил извещение о вручении альбома адресату. В более дешёвом исполнении альбома, предназначенного для общедоступной продажи тобольской публике, фотографии располагались на подложке, имеющей вид гармошки. Отдельные снимки этого альбома размещены в приложении к этой книге.

































В круг интересов И. Шустера попадает не только портретная съемка (илл. 262, 263), но и фотографирование видов Тобольска. Мне пришлась по душе снятая им сцена крестного хода и народного гуляния под горой возле Никольского взвоза (илл. 264). Дамы и господа в нарядных летних одеждах, чиновники и мещане следуют в ближайшую Богоявленскую церковь. Фотография интересна ещё и тем, что была снята с моментальной выдержкой. Техническое достижение, которое ещё совсем недавно не было доступно, преобразило и заметно оживило сюжет. Шустер делал снимки мастерских тобольской тюрьмы и выпускаемых ею изделий для Всероссийской кустарно-промышленной выставки в Петербурге в 1902 году. Он участвовал в формировании коллекции для Парижской всемирной выставки 1900-го года. Нелишне повторить, что во время посещения в 1899 году Д.И. Менделеевым родного Тобольска И. Шустер фотографировал знаменитого земляка, сопровождая его в экскурсиях по городу и окрестностям.

Фотография И. Шустера в Тобольске просуществовала до 1907 года. Её владелец продал ателье Александру Афанасьевичу Мурину и уехал в Тюмень. В годы гражданской войны имя И. Шустера покрыто забвением. В начале 1920-х годов он вновь объявляется в Тюмени, работает фотографом в местных ателье, открывает собственную мастерскую. В моём архиве хранятся несколько из его работ, датированных 1925–1927 годами. Из них: «Первый съезд райполитпросветорганизаторов Тюменского округа» (1925) и «Участники переписи 1926 года в Тюменском округе» (1926, илл. 265). На снимке, кстати, в первом ряду, четвёртый слева, сидит знаток тюменской старины А.П. Рогозинский сын знаменитого журналиста П.А. Рогозинского. Известны также снимки И. Шустера «Тюменские окружные курсы по переподготовке работников просвещения» (1926), «Семейный портрет Лачковых» (илл. 266) и др. Интересен групповой снимок преподавателей, административно-технического персонала и учеников тюменской школы ФЗО водного транспорта (илл. 267). Фотография сделана на фоне здания, которое в наше время принадлежит географическому факультету университета, а в прошлом – ремесленному училищу А.И. Текутьева.

































В конце 1890-х годов в Тобольске заявило о себе молодое и энергичное поколение фотографов, которое перенесло эстафету своих предшественников в XX век. Фотозаказы выполняли мастерские и ателье Марии Михайловны Уссаковской, Е. Шредерса и А.В. Цветкова. Солидным учреждением по продаже фотопринадлежностей считался магазин Ф.В. Дементьева. С конца 1900-х годов в городе работает ателье М.Г. Сусловой, больше прославившейся на съёмках видов г. Ишима, чем Тобольска (см. ниже). _М.М.Уссаковская_получила_разрешение_властей_на_открытие_своего_ателье_в_1897_году._В_календаре_Тобольской_губернии_на_1897_год_появилось_объявление_следующего_содержания._«Фотография_М.М._Уссаковской_в_Тобольске_по_Абрамовской_улице_в_собственном_доме_принимает_заказы_на_всевозможные_работы:_изготовление_портретов,_групп_и_карточек_всех_форматов,_а_также_на_исполнение_видов_и_портретов_на_полотне,_шёлковых_и_атласных_материях._В_продаже_имеются_виды_города_и_окрестностей._Располагая_хорошим_подбором_новейших_светосильных_объективов_для_портретов,_групп_и_ландшафтов,_самыми_усовершенствованными_аппаратами_и_художественными_аксессуарами_при_ателье,_фотография_исполняет_заказы_аккуратно_и_по_умеренным_ценам._Принимаются_для_выполнения_работы_от_господ_любителей-фотографов»._

По-видимому, ателье с роскошным убранством фотосалона было создано на основе лаборатории фотографа-любителя И.К. Уссаковского, делопроизводителя губернского управления госимуществ. Имя его уже упоминалось нами в разделе о Д.И. Менделееве. И.К. Уссаковский, как, впрочем, и Шустер И.С., сопровождали с фотоаппаратом Дмитрия Ивановича во время его пребывания в Тобольске летом 1899 года. И. Уссаковский оставил немало интересных фотографий с видами города и его жителей (илл. 268, 269). Позже мастерская с Абрамовской улицы (Декабристов) переехала в двухэтажное деревянное здание на перекрёстке улиц Большой Пятницкой (ныне Мира) и Почтовой (Ершова), илл. 270.


















В памяти старожилов губернии остались многочисленные вариации фирменных бланков М.М. Уссаковской. Можно вспомнить самые первые из них (илл. 271), затем более поздние роскошные в 1910-е годы (илл. 272) и, наконец, необыкновенно скромные в годы мировой войны и послереволюционной смуты (илл. 273). Обратите внимание на изменение орфографии в 1920-х годах. Как никто другой из тобольских фотографов, М. Уссаковская уделяла внимание как портретным работам (илл. 274, 275, 276, 277), так и съёмкам видов родного города. Большинство художественных почтовых открыток с видами Тобольска и его окрестностей, дошедших до нас с конца XIX и начала минувшего столетия, принадлежат Уссаковской. Ей, вероятно, можно приписать приоритет начала выпуска видовых почтовых открыток в нашем крае. Во всяком случае, в 1899 году, когда Д.И. Менделеев посетил Тобольск, он приобрёл в её ателье несколько открыток, часть которых поместил в своей книге «Уральская железная промышленность в 1899 году». О них, открытках, рассказ будет впереди.

































Впрочем, слово «принадлежат» вряд ли уместно в нашем повествовании, так как принадлежность снимков ателье Уссаковской вовсе не означает, что она сама все их делала. Огромное количество сюжетов на её фотографиях физически невозможно было выполнить одному человеку. Были многочисленные помощники, имена которых владелица ателье не пожелала оставить истории ... В 1916 году по разрешению властей ателье Уссаковской принимало участи в съёмках торжеств, посвящённых прославлению святителя Иоанна, митрополита Тобольского. Фотография М.М. Уссаковской просуществовала более трёх десятилетий. В моём архиве имеются её работы, датированные 1929 годом. Например, «Коллектив Тобольского отделения Уралторга в память работы с тов. Быковым» (илл. 277). Фотография, прежде всего, интересна тем, что по ней можно судить об интерьере мастерской в конце 1920-х годов. Возможно, это была одна из последних работ М.М. Уссаковской. По завершении НЭПа частные ателье перешли в руки государства, ими стали фотографии «Динамо» и «Трудового товарищества» (Тобольск), газеты «Красное Знамя» и «Горобпома» (Тюмень) и др.

Упомянутый выше А.А. Мурин арендовал под ателье деревянный дом с мезонином (илл. 278), ныне не сохранившийся, над входом которого выделялась крупная вывеска «_Фотография_Мурина_». Дом стоял по улице Большая Архангельская (Ленина) под номером 22. Качество работ Мурина в значительной мере уступает работам М. Уссаковской. Однако, выпуская открытки с видами Тобольска, Мурин показал несколько интересных сюжетов, которых лишены подборки фотографий Уссаковской.













А.В. Цветков (илл. 279, 280) имел ателье на той же улице, на которой располагалась фотомастерская Мурина. Он арендовал помещение на первом этаже кирпичного здания, принадлежащего купцу Худякову. Фотография перешла к Цветкову от другого тобольского мастера Е. Шредерса (илл. 281), недолгое время блиставшего на фотографическом небосклоне города (илл. 282, 283, 284. 285). Как и Уссаковская, А. Цветков по сюжетам своих фотографий с видами города выпускал серию художественных почтовых открыток, до сих пор пользующихся неподдельным интересом и спросом у коллекционеров. Открытки отличались резкой проработкой ближних и дальних планов и максимальным заполнением кадра строениями и сооружениями города. Непременным атрибутом всех съёмок становились удачно подобранные светофильтры. Групповые работы А. Цветкова прослеживаются до середины 1920-х годов (илл. 286).

На широкую ногу, не уступая губернскому Тобольску, фотография развивалась в уездном тогда _Кургане_. В наиболее ранних сведениях о первых фотографах города содержатся имена мещанина Ивана Григорьевича Кропанина (1868 год), саратовского поселенца Руди Карла Егоровича (1882) и Александра Александровича Якунина (1883) – мещанина из Мензени, имевшем жительство в Кургане в доме Лебедихина. Он вскоре добился губернаторского разрешения на открытие фотоателье. Кстати, ранее ему удалось получить аналогичные позволения от губернаторов Перми и Уфы. В 1880-х годах в Кургане работали ателье германского подданного Альберта Баха (с 1888 года), И.О. Воинова (с 1889 года, Центральный бульвар, собственный дом), тобольского мещанина Шмуля Вишняка (1889) и крестьянина Шадринского уезда Пермской губернии Серапиона Савельевича Мамаева (1889) – старшего армейского отставного писаря. С 1893 года в Кургане пользовалась известностью мастерская мещанина Дмитрия Прокопьевича Панкратьева (Бакиновский переулок, теперь проспект Володарского), а с начала XX века фотография Степана Михайловича Тюленева (илл. 287).
















































Виды Кургана в фотографическом исполнении на художественных почтовых открытках издавались в этом городе книжным складом «общественного попечения об учащихся». Аналогичные открытки в Центральной России печатались контрагентством А.С. Суворина и в издательстве Д.П. Ефимова.

Особо популярным фотозаведением в Кургане в конце ХIХ столетия и в первые полтора десятилетия минувшего века считалось процветающее фотоателье и фотографический магазин Алексея Ивановича Кочешева (илл. 288, 289) сына курганского купца И. Кочешева, одного из участников Всероссийской выставки сельских «произведений» в Москве 1865 года. Ателье располагалось на углу Дворянской улицы и Думского переулка в собственном двухэтажном доме с башенкой и наклонной застеклённой стеной фотосалона. На крыше стояла крупная вывеска: «_Фотографія_А.И._Кочешева_». Павильон отличали новейшие декорации фотосалона и его обширные размеры, позволяющие проводить не только съёмку портретов (илл. 290, 291), но и одновременное фотографирование группы до десяти человек и более. Здесь же размещался крупнейший в нашем крае магазин фотопринадлежностей (илл. 292, 293). Как следует из «Адреса-календаря и справочной книги торгово-промышленных фирм Кургана и его уезда Тобольской губернии» на 1909 год, изданного типографией того же Кочешева, магазин торговал химикалиями, стереоскопическими фотографиями и почтовыми открытками с видами города и окрестностей, кинематографическими аппаратами, фотографическими пластинками и светочувствительными бумагами фирм «Победа», «Велокс», «Ирис» и «Геверт» и др. Продавались снимки постройки Транссибирской железной дороги, переселенческого движения и маслоделательных заводов.

Первые упоминания об А.И. Кочешеве мне удалось найти в «Календаре Тобольской губернии» на 1892 год. Из него следовало, что разрешение на открытие своей фотографии он получил в сентябре 1891 года. Четыре года спустя его имя как представителя склада земледельческих орудий и машин Лореца из Троицка фигурирует в газете «Справочный листок Курганской сельскохозяйственной и кустарной выставки» в августовских и сентябрьских номерах 1895 года. Участие в работе этой весьма примечательной для Сибири выставки оказало на Кочешева-фотографа большое влияние. Выставку и её павильоны снимали многие знаменитые мастера Тюмени и Тобольска: Соколов. Огибенин, братья Шустеры и др. Несомненно, на их опыт съёмок Кочешев обратил пристальное внимание и стал сам снимать схожие сюжеты, в том числе и после окончания выставки (илл. 294).






































Впервые в Кургане, а, возможно в нашем крае, опередив конкурентов в Тобольске и Тюмени, Кочешев организовал выпуск художественных почтовых открыток с видами города. Было отпечатано несколько серий, отличающихся друг от друга сроками выпуска, сюжетами и их номерами, а также внешним оформлением. На обратной стороне открыток Кочешев неизменно указывал свои реквизиты: «_Издание_фотографии_Л.И._Кочешева_в_Кургане_». Более подробный показ открыток ожидает нас впереди, а здесь я приведу только две из них. Первая (илл. 295) наиболее редкая. Она отражает самые первые и, пожалуй, робкие попытки приобщения издателя к выпуску открыток.

На верхний левый угол готового паспарту Кочешев наклеил фотографию одной из улиц города. Внизу под фотографией подпись: «_Издание_фотографiи_Кочешева_въ_Кургане_». Открытка издана в 1901 году и примечательна, кроме всего прочего, ещё и тем, что она впервые в нашем крае открыла серию популярных надписей «Привет из...». Об этой серии у нас будет отдельный разговор. На другой открытке, изданной много позже, в 1913 году, показана Дворянская улица в Кургане (илл. 296). Нет необходимости говорить, что авторство всех снимков принадлежит издателю.













А.И. Кочешев считался в Кургане влиятельным и богатым человеком. Он состоял агентом Правления Нижегородско-Самарского земельного банка. Вероятно, этими особенностями его деятельности объясняется положение, при котором даже в губернском центре не существовало столь развитого фото- и типографского комбината. Наряду с Кочешевым в те же годы в Кургане работали фотоателье И. Ф. Ожгихина, Зырянова (Центральная улица) и пензенского мещанина В.А. Карташёва (1913, Дворянская улица).

_О_значительной_роли_фотографов_в_общественной_жизни_города_свидетельствуют_«Обязательные_постановления_Курганской_городской_Думы»_за_1907_год._В_разделе_«Об_обеспечении_нормального_отдыха_служащих_в_торговых_заведениях,_складах_и_конторах»_изложены_следующие_требования_относительно_режима_работы_местных_фотографов._«Для_фотографий_устанавливается_время_с_9_часов_до_4_часов_дня_летом_и_зимой_в_будние_дни,_и_с_11_утра_до_4_дня_в_праздники,_считая,_в_том_числе,_час_на_обед_служащих._Служащие_в_фотографиях_должны_быть_свободны_от_занятий:_три_дня_Рождества,_в_сочельник_перед_Рождеством,_в_первые_три_дня_Пасхи_и_в_субботу_на_страстной_педеле._Самим_же_хозяевам_предоставляется_право_открывать_фотографии_для_публики_и_в_эти_дни»._Если_бы_в_наше_время,_век_спустя,_правила_внутреннего_распорядка_следовали_этим_канонам!_

Фотография и торговый дом А.И. Кочешева были известны до 1917 года. В начале августа этого года заведение было продано Товариществу печатного дела. В конце того же месяца во время беспорядков со стороны рабочих Товарищества типография оказалась разграбленной и прекратила своё существование.

Одновременно с этим событием губернским книжным складом и типографией епархиального братства в Тобольске был издан «Атлас географических карт, статистических таблиц, видов и типов Тобольской губернии». Раздел, посвящённый Курганскому уезду, целиком иллюстрирован фотографиями Кочешева. Здесь можно увидеть снимки уездного центра (собор, церкви, улицы и Базарная площадь, гостиный двор), а также виды деревень и сёл: Белозерского. Иковского и Мендерского, Утяцкого и др. Показаны ветряные мельницы, маслодельные заводы и сбор молока, ярмарки и свадьбы, сельская лечебница и артельная лавка.

В _Ишиме_, другом крупнейшем городе юго-восточной окраины губернии, начало фотографии связано с именами томского мещанина Никиты Аксёновича Лузьянова (1882 г.) и тоболяка Петра Сухих (1884), уже знакомого нам по обзору фотозаведений в столице губернии. Фотоателье Н.А. Лузьянова «американского» типа разместилось на Мало-Никольской улице в собственном доме, позже – в доме Москвиной. Указанная дата основания ателье в некоторой мере условна. Так, в декабре того же 1882 года Лузьянов обращается к Ишимскому окружному исправнику. В послании он просит дать разрешение на открытие мастерской по изготовлению каучуковых штемпелей «_при_имеющейся_у_меня_фотографии_» (Тоб. филиал госарх. Тюм. обл., Ф. 152. Оп. 12. Л. 101). Другими словами, начало фотодела в Ишиме, возможно, следует отнести к 1881 году или ещё несколько раньше. На бланке фирменного паспарту, принадлежащего Лузьянову, сам он относит дату основания своего ателье к 1888 году (илл. 297). Объяснение здесь простое. Имея с местными властями некоторые сложности в оформлении более ранних документов на свою фотографию (временное разрешение), Лузьянов увязал этот год с очередным переоформлением согласия губернатора на работу его мастерской. Дело в том, что Лузьянов, проживая в Томске, открыл ателье в Ишиме в 1882 году, а жителем Ишима стал только в июне 1883 года.








Небезынтересно, что на лицевой стороне паспарту Лузьянов поместил изображения двух бронзовых медалей с именами и барельефами основателей фотографии Ньепса и Талбота (илл. 298), полученных, как можно полагать, на одной из выставок. Впрочем, они помещены, возможно, просто в рекламных целях. Но тогда возникает вопрос-недоумение: почему отсутствует имя Дагера?








В конце 1888 года Лузьянов принимал участие в работе Никольской ярмарки в Ишиме: снимал посетителей и виды ярмарки. Некоторые из этих фотографий сохранились до нашего времени, о них будет рассказано позже. Ателье Лузьянова оказалось в Ишиме в числе долгожителей. Оно существовало до начала первой мировой войны.

Из упомянутого архивного дела стала известна переписка И. Лузьянова с губернским жандармским управлением. Суть переписки (конец 1888 – начало 1899 года) сводилась к жалобе Лузьянова, если не сказать больше – доносу, на крестьянина Жиляковской волости Андреяна Васильевича Астрахова. Как следует из письма. Астрахов без ведома властей открыл в Ишиме фотографию, переманил у Лузьянова ретушёра и стал ему серьёзным конкурентом. Для нас, не вдаваясь в подробности конфликта, важен другой факт: в городе существовала ещё одна фотомастерская. Чтобы уладить неблагоприятную ситуацию. Астрахов продаёт своё ателье с аппаратурой местному купцу Владимиру Павловичу Баеву. Торговая сделка предусматривала открытие ателье под имя купца в доме Астрахова с условием, что деловые операции сохранятся за Астраховым. Формальные препятствия были обойдены, и Баев получил от губернских властей разрешение на открытие ателье.

В том же 1889 году получила разрешение на открытие фотоателье екатеринбургская купеческая дочь Анна Ефимовна Карпова. Она проживала в Ишиме в доме своего родственника почётного гражданина О.Л. Еманакова. Для сравнительно небольшого городка, каким был Ишим в конце XIX столетия с его немногочисленным населением, обилие фотоателье создавало жёсткую конкуренцию между ними. Поэтому, возникнув, фотографии имели недолгую жизнь, выжили немногие. Среди них до 1910-х годов значилось имя Астрахова. Можно предположить, что он выкупил у Баева свою фотографию и с достаточной успешностью продолжил своё дело.

В начале минувшего века история фотографии в Ишиме обновилась именами И.Г. Фёдорова (илл. 299, 300), П.И. Жилина (илл. 301), М.Г. Сусловой и О.Н. Никитиной. Кроме портретных работ Фёдоров снимал и виды Ишима (илл. 302). На железнодорожной станции Ишим в 1913–1917 годах работала фотография А. Савельченко (илл. 303). По-разному сложились судьбы этих энтузиастов светописи, одни снимали только портреты мещан, другие – виды города. Так, М. Суслова в 1910-х годах выпустила серию художественных почтовых фотооткрыток Ишима. Судя по номерам, помещённым на их лицевой стороне, серия содержала до 30 сюжетов. Самый ранний из них под первым номером (илл. 304) в какой-то мере дублирует сюжет снимка торговых рядов Фёдорова. У нас ещё будет возможность рассказать об этой серии более подробно. Серия, несмотря на качество работы, оставляющего желать лучшего, считается весьма редким иллюстративным материалом к истории города. В своё время, в середине 1990-х годов, располагая такими открытками, мне довелось пополнить ими коллекцию Ишимского краеведческого музея.

































Снимали Ишим и другие фотографы. Известны, например, снимки некоего Сидорова. Несколько слов о фотографии П.И. Жилина. Её наследство знаменито тем, что в ателье в детские годы снимался уроженец Тобольска, будущий автор, проектировщик и строитель Останкинской телевизионной башни – символа Москвы, Николай Васильевич Никитин (илл. 305, 306). Семья Никитиных проживала в Ишиме в 1919 годах.

М. Суслова, как и О. Никитина – мать инженера и доктора наук Н.В. Никитина, олицетворяла собой богатейший опыт фотографии губернского центра. Но если Суслова имела в Ишиме только тобольский филиал или просто своего странствующего представителя с фотоаппаратом, то О. Никитина работала в Ишиме на постоянной основе, переехав в город из Тобольска. Её ателье с вывеской «_Фотография_О.Н._Никитиной_» стала известна в Ишиме в 1911–1913 годах сначала в доме Симакова, а затем во владениях Волкова на Базарной площади.

Параллельно с Сусловой по времени выпуск значительно более совершенных почтовых открыток с видами города организовал магазин Я.В. Башмачникова в Ишиме. Уровень их качества был сравним со среднероссийским (илл. 307).


















В _Ялуторовск_ массовая фотография пришла значительно позже других городов губернии. Некоторое время, с 1888 года, в городе содержал фотоателье Шмуль Вишняк. Если не принимать во внимание опыты декабристов в 1840-е годы, его, по-видимому, следует считать основателем практической фотографии в этом городе. Как уже говорилось, в 1891 году в Ялуторовске обосновался, но ненадолго, И. Кадыш. Виды города и горожан снимали приезжие фотографы, в том числе упомянутые выше Сидоров и Суслова, а также любители (илл. 308). В 1907–1917 годах ряды известных ялуторовских фотографов пополняет З.Ф. Дувалина (илл. 309, 310). В годы НЭПа в городе работало ателье В. Андреева (илл. 311).

В период с 1906 по 1914 годы городские пейзажи снимал фотограф Фёдоров (илл. 312). Он наладил производство художественных почтовых открыток с изображением улиц города. Чтобы уверенно написать предыдущую фразу, мне пришлось потратить немало лет, чтобы уяснить себе ответ на вопрос: выпускались ли художественные почтовые открытки, посвящённые старинному Ялуторовску? Или город, в историческом отношении не менее известный, чем другие, безнадёжно отстал от Тюмени. Ишима и Тобольска? Сравнительно недавно благодаря настойчивым поискам, а также помощи ялуторовского музея Декабристов, удалось дать на этот вопрос утвердительный ответ. Здесь я помещаю одну из таких открыток Фёдорова вместе с обратной стороной открытого письма (илл. 313, 314). В правом нижнем углу первой открытки можно видеть фамилию фотомастера. К сожалению, полное имя и отчество Фёдорова оказались для меня недоступными. Между тем, фотограф под такой же фамилией (И.Г. Фёдоров) работал в Ишиме. С достаточной степенью вероятности речь идёт об одном и том же человеке. По-видимому, И.Г. Фёдоров, расширяя сферу своей деятельности, занимался на выездах съёмками в других местах, включая Ялуторовск.






































На лицевой стороне второй открытки имеется надпись, свидетельствующая о том, что показанный на ней дом с колоннами отражает принадлежность его к пребыванию в городе декабристов. По преданию в этом доме проживали декабристы И.И. Пущин и Е.П. Оболенский (илл. 315, 316). Кроме того, в моей коллекции находятся ещё две почтовые открытки в кустарном исполнении с изображениями деревенских сцен, крестьян и жителей города (илл. 317, 318). Авторство снимков установить не удалось.


















Город _Тара_, входивший в состав Тобольской губернии и расположенный сравнительно недалеко по сибирским масштабам от губернского центра, постоянно находился в сфере культурного влияния Тобольска. Вот почему в Таре фотографии возникли почти вслед за ним. В филиале Тобольского архива Тюменской области хранится немало дел, тематика которых посвящена разрешениям на открытие фотографий в Таре. Так, в мае 1891 года добился открытия фотографии в городе почётный гражданин Иван Дюков. Через год успех Дюкова повторил крестьянин Московской губернии Павел Афанасьев, уже имевший художественную мастерскую в Тобольске. В 1893 году получили разрешения на открытие ателье дочь священника Александра Попова и тобольский мещанин Шмуль Вишняк. В начальные годы минувшего столетия художественные почтовые открытки с видами Тары выпускались в этом городе магазином Я.В. Орлова и торговым домом Борисова («Торговля книжными и другими товарами», Никольская улица, собственный дом). В 1910–1915 годах в городе работали фотографы П.И. Сухих из Тобольска и Шпон П.М.

Даже _Тюкалинск,_ город далёкий от губернского центра, не отставал от цивилизации. Первая фотография в городе появилась в 1891 году. Разрешение на её работу получил крестьянин Оренбургской губернии Ларион Гельминов. Позднее в городе работал фотограф Я.Н. Клименко. Перед первой мировой войной в Тюкалинске имел своё ателье некий С. Школер.

В _Туринске_ в те же годы бурного развития фотографии в нашем крае пальма первенства по открытию фотоателье принадлежала дворянину Сергею Клюеву и шадринскому мещанину Михаилу Хапалову. Их заведения начали свою работу в городе в июле и октябре 1890 года. Накануне первой мировой войны одним из фотохудожников Туринска, скрывшегося под аббревиатурой «СА» (две буквы вписаны друг в друга), удалось выпустить серию художественных почтовых открыток с видами города (илл. 319). Я располагаю достоверными сведениями, что снимками города также интересовался и реально их выполнял тюменский фотограф Т.К. Огибенин.








В _Шадринске_ появление первых фотографий связано с именем Н.П. Прибылева (илл. 320). В архивных материалах в Тобольске, а также в «Календаре Тобольской губернии на 1891 год», приводятся сведения о выдаче в 1883 году тобольским губернатором временного разрешения на производство фотографических работ шадринскому мещанину Прибылеву. Обычно временные разрешения выдавались «странствующим», как тогда говорили, фотографам. К тому времени Прибылев уже имел соответствующее разрешение губернатора из Перми на право съёмок не только в Шадринске, но и на Ирбитской и Крестово-Ивановской торговых ярмарках. Следовательно, сроки открытия Прибылевым в Шадринске своего фотоателье относятся, скорее всего, к середине или концу 1870-х годов. Об этом свидетельствует и содержание портретных работ Н. Прибылева (илл. 321). Как видно, одежда клиентов соответствует моде именно тех лет.













К концу XIX столетия и началу XX в городе появляются и другие фотографы. Среди них надо в первую очередь отметить С. Мамаева с его «художественной» фотографией (илл. 322, 323), И.Е. Овчинникова (илл. 324, 1910-е годы) и А. Суханова (илл. 325, 326). Они существовали до смены местной власти в 1917 году. Известны серии художественных почтовых открыток с видами Шадринска, выпущенные разными издателями как в самом городе, так и в столичных типографиях. Из местных изданий, выполненных на полукустарной основе, можно обратить внимание на две из них (илл. 327, 328). Наибольшей известностью пользуется серия пронумерованных на обратной стороне открыток, изданных И.А. Михайловым. В серии, о которой мы расскажем позже, значится более двух десятков сюжетов. Пока ограничимся показом одной из открыток (илл. 329).











































В _Камышлове_ фотографический бум также пришёлся на конец XIX века. В городе в 1890-х годах работали фотографии К.И. Ермолина (илл. 330), а с начала минувшего века – В.А. Богомолова (илл. 331, 332, 333, 334), братьев Козловых из Екатеринбурга (илл. 335, 336) и Д.И. Дёмина (1913 г.). Как и в других городах Сибири, здесь появились свои энтузиасты фотографии, трудами и заботами которых в дореволюционные годы были изданы серии художественных почтовых открыток с видами города. Летом 1990 года мне пришлось возвращаться через Камышлов из автомобильной экскурсионной поездки в Екатеринбург, тогда ещё Свердловск. Остановились с супругой для отдыха возле здания городской библиотеки. У её входа прочитал объявление. Из него следовало, что в читальном зале работает выставка старинных открыток с видами Камышлова из коллекции местного краеведа И.В. Балыбердина. На выставке было представлено более 80 открыток. Камышлов начала минувшего века предстал передо мною во всей своей привлекательности, столь характерной для старины. Но, может быть, самое ценное из того, что довелось увидеть, это архитектурные шедевры города, навсегда утраченные: церкви, особняки купцов и зелёные уголки города. Серия открыток принадлежала местному фотографу начала века уже упомянутому Дёмину. Не располагая возможностями издания открыток в центральных типографиях, он изготавливал их фотографическим способом самостоятельно. На лицевой стороне с помощью печатной машинки оставлял надпись, относящуюся к сюжету, и своё имя (илл. 337).











































Кроме Дёмина съёмки города проводились и другими фотографами, в том числе из Екатеринбурга. Так, виды Обуховских минеральных ванн, находящихся вблизи Камышлова, снимали уральский фотомастер В.Л. Метенков, а также приезжая знаменитость из столицы империи – С.М. Прокудин-Горский (1912 г.). Издавали открытки книжное торговое епархиальное отделение в Камышлове, а также издательство АКМ в Санкт-Петербурге и центральное российское издательство X.Т. Цветкова в Москве.

Интересны материалы об истории фотографии в _Ирбите_. Фотографический бум в этом городе в конце XIX столетия совпал с расцветом знаменитой Ирбитской ярмарки. Наиболее ранние сведения о первопроходцах фотодела связаны с именами Хапаловых: Григория Гавриловича (илл. 338) и его брата Михаила (илл. 339, 340, 341, 342). Своё фотоателье в собственном доме они впервые открыли в Ирбите, как говорили тогда – «в Ирбити», в 1885 году (илл. 343). Как уже говорилось, какое-то время филиал фотографии М.Г. Хапалова работал в Тюмени в 1890-х годах. Фотоателье пережило многие тревожные события, в том числе первую мировую и гражданскую войну. В моём архиве имеются портретные работы М.Г. Хапалова, выполненные в 1914–1924 годах (илл. 344).






































Известностью в городе пользовались фотографии мещанина из Шадринска Н.П. Прибылева (илл. 345) и жителя Ирбита А.Д. Херувимова. Серии художественных почтовых открыток с видами города выпустили владельцы крупнейших магазинов Н. Д. Ларьков и С. Т. Балыков. Как и в Камышлове, местные фотографы предпринимали попытки изготовить открытки на полукустарной основе. Одна из них, на которой показан Ирбитский железопрокатный завод, здесь приводится (илл. 346). К сожалению, качество изображения на открытке оставляет желать лучшего, и только необычайная редкость материала и сюжета заставила меня поместить её на этих страницах.

В старинном _Верхотурье_ основной базе освоения Сибири в прошлые века и оплоте православия в нашем крае, наибольшей известностью пользовались знаменитые Николаевский монастырь, Крестовоздвиженский и Троицкий соборы в Верхотурском кремле (илл. 347). Может быть, в расчёте на эту популярность многие виды кремля снимались фотографической мастерской, работающей при соборе. В самом начале минувшего века видам города были посвящены многие серии художественных почтовых открыток, выполненных по фотографиям В.Л. Метенкова (илл. 348), Е.А. Бурина (илл. 349) и столичных мастеров. В частности, в 1913 году архитектурные шедевры Верхотурья и окрестных селений по верховьям реки Туры снимал широко известный в России фотограф из Санкт-Петербурга Карл Карлович Булла – старший из семейства этой династии (илл. 350). Фотографией он стал заниматься с 1886 года вскоре после того, как в десятилетнем возрасте приехал в столицу из Германии. Многочисленным снимкам Верхотурья, оригиналы которых хранятся в Санкт-Петербурге в госархиве кинофотодокументов, и выполненным К. К. Булла с высочайшим качеством, будет уделено внимание несколько позже. Сейчас же я приведу здесь только один из них (илл. 351). Верхотурье – один из немногих городов России, виды которого в цветном изображении впервые с 1912 года стали известны заинтересованной публике благодаря работам другого известного петербуржца-фотографа С.М. Прокудина-Горского. Все они хранятся, к сожалению, не в России, а в библиотеке конгресса США в Вашингтоне. У нас ещё будет возможность вернуться к этой печальной теме.






































Даже в далёкой от Сибири Одессе в типографии Е.И. Фесенко в 1904–1906 годах предприняли попытку издать несколько художественных почтовых открыток с видами Верхотурья. Более подробно об этой фотопродукции будет рассказано ниже в соответствующих разделах.

В общей сложности, картина развития фотоиндустрии по городам и уездам Тобольской губернии выглядит следующим образом. В 1860-х и начале 1870-х годов количество фотоателье исчислялось единицами. За десятилетний период времени с 1878 по 1888 годы их число постепенно росло с четырёх до семи. С 1889 года и до конца столетия эта цифра увеличилась до 18-ти, включая временно разрешённые.




* * *

Наряду с профессионалами нелишне вспомнить о некоторых начинателях ЛЮБИТЕЛЬСКОЙ фотографии в Тюмени, Тобольске и в уездах губернии. Любители-фотографы делали снимки не для продажи, а для себя (илл. 352) и для своей семьи (илл. 353). Они ездили по окрестностям своего города или села и оставляли для памяти не только городские и природные пейзажи, но и колоритные типы сибирских крестьян (илл. 354), лесников (илл. 355), представителей многих других занятий (илл. 356). Снимали они и редкие торжественные события (илл. 357). Обо всех любителях рассказать невозможно, но на некоторых именах, в самом кратком изложении, остановим внимание читателя. Одним из первых, кто отважился обойти услуги профессионалов работников ателье в конце XIX столетия, стал основатель сибирского маслоделия, владелец имения Чёрная Речка под Тюменью Алексей Фёдорович Памфилов (1848–1909, илл. 358). Его первые опыты фотографирования относятся к 1888 году. На велосипеде с фотоаппаратом и штативом на плечах он на рубеже XIX и XX столетий объездил живописные окрестности имения, фотографировал пруд (илл. 359), свою семью (илл. 360) и роскошный жилой дом (илл. 361), пасеку, подготовку к сельхозработам (илл. 362), здания маслодельни и сыроварни (илл. 363). Благодаря этим любительским снимкам мы и сейчас, спустя более чем столетие, воочию можем представить себе обстановку на территории знаменитого имения. На фотографиях остались виды соседней деревни с сельской школой и церковью, построенных на средства Памфилова. Церкви давно уже нет, но по снимкам А.Ф. Памфилова мы знаем, как она выглядела много лет назад в начале минувшего века (илл. 364).




































































На страницах книги уже упоминалось имя тобольского фотографа-любителя И.К. Уссаковского. Итогом его увлечения фотографией стало создание в Тобольске знаменитой фотомастерской М.М. Уссаковской. Уссаковский сопровождал в поездках по окрестностям города, в частности – в деревню Верхние Аремзяны, Д.И. Менделеева. Подробности этого события описаны мною ранее. Только за те немногие снимки с участием Менделеева имя Уссаковского навсегда вошло в историю не только Сибири, но и всей России. В 1890-х годах он фотографировал губернский центр (илл. 365-368) и оставил потомкам виды почти всех культовых сооружений города начала 1890-х годов (илл. 369).

В 1910-х годах в Тюмени в реальном училище учился молодой гражданин города М.А. Палкин. На групповой фотографии, сделанной им летом 1911 года в саду семьи Соколовых (илл. 370), можно видеть на скамейке юного фотолюбителя, он сидит с фотоаппаратом в руках. Увлекаясь фотографией, Михаил Палкин запечатлел на своих снимках интерьер знаменитого музея при реальном училище – детища И.Я. Словцова (илл. 371), и реалистов возле здания (илл. 372). Необыкновенно интересны для современного жителя Тюмени вид привокзальной площади (илл. 373, 1911 г.), а также утраченная Успенская церковь (илл. 374. 1914). Снимок площади сделан с крыши здания вокзала, ныне не сохранившегося, а фотография церкви – с крыши одного из соседних домов. В том же 1911 году М.А. Палкин фотографировал перрон и железнодорожные пути станции «Тюмень». Фотографии будут показаны позже.
















































В столице губернии в начале 1900-х годов любительской съёмкой увлекался молодой житель Тобольска Аполлон Павлович Новицкий (1883–1942, илл. 375). Он учился в Москве, окончил коммерческий институт, и, вероятно, во второй столице империи освоил премудрости фотографии. По возвращении в Тобольск Новицкий много снимал в родном городе (илл. 376, 377). Свой опыт любителя-репортёра А.П. Новицкий в конце 1920-х годов обобщил в альбоме фотографий с видами Тобольска 1911 года. Альбом содержит 22 фотографии. Сравнительно недавно альбом удалось приобрести А.Г. Елфимову. Сканирование снимков позволило некоторые из них поместить в нашем повествовании. Так, в альбоме можно видеть первые промышленные заведения города: насосную и электрическую станцию на Иртыше (илл. 378), водоразборную будку в тобольском подгорье (илл. 379) и водонапорную башню на горе (илл. 380), городские бани (илл. 381) и речные перевозки (илл. 382). Интересны сценки городской жизни. Показаны крестный ход (илл. 383), группы верующих возле собора во время богослужения (илл. 384), городская купальня на Иртыше (илл. 385), семинаристы в свободные часы от занятий (илл. 386) и водовозы в непролазной уличной грязи (илл. 387). Съёмки города фотолюбитель проводил и в зимнее время, что для тех лет чрезвычайная редкость (илл. 388). Внушительно выглядит часовня в нижней части города (илл. 389). Кстати, брат Новицкого, Кузьма Павлович, в начале минувшего столетия строил в Тобольске первую городскую электростанцию на берегу Иртыша.



















































































Любители фотографии жили и трудились не только в губернском, но и в уездных центрах. Местные энтузиасты светописи появились и на Севере Тобольской губернии. Они пользовались поддержкой губернского музея и консультациями его сотрудников хранителя фондов Н.Л. Скалозубова и консерватора В.Н. Пигнатти. Так, в марте 1901 года любитель-фотограф из села Щекурья Кориков-Михайлов отправил Скалозубову письмо, в котором благодарил его за временное предоставление фотоаппарата для съёмок. Он писал: «_благодарю_Вас_за_аппарат,_так_как_с_его_помощью_я_открыл_для_себя_новый_и,_вместе_с_тем,_благодарный_труд_». По совету того же Скалозубова другой северянин В. Герасимов (январь 1897 года) приобрёл недорогой фотоаппарат, с которым, как писал он Скалозубову, «_упражняюсь,_хотя_для_первого_раза_довольно_плохо._Жаль,_что_у_меня_прекратился_запас_пластинок_и_бумаги_». Скалозубов, кстати, бескорыстно снабжал северян необходимыми фотопринадлежностями и препаратами.

В Тобольском филиале ГАТюмО сохранилась переписка В.Н. Пигнатти, который, кстати, сам был заядлым фотолюбителем (илл. 390), с активистами губернского музея и жителями северных округов – любителями фотографии учителем Г. Дмитриевым-Садовниковым (село Ларьякское, 1910 г.) и ботаником П. Иванцовым (Берёзовский уезд, 1913). Дмитриев сообщал в письме, что «_выслал_в_музей_словарь_остяцкого_языка_с_краткой_грамматикой_и_небольшое_количество_фотоснимков,_если_найдёте_их_удовлетворительными_» (илл. 391). П. Иванцов благодарил Пигнатти за доставку приобретённого фотоаппарата, кювет, красного фонаря, рамок и печатного руководства по фотографии. В письмах они обмениваются опытом работы с аппаратами, предлагают друг другу некоторые усовершенствования в технике съёмок.

В истории Тобольского края заметный след в создании фотодокументов оставил известный исследователь Северного Ледовитого океана, гидрограф-геодезист и генерал-лейтенант А.И. Вилькицкий (1858–1933). В начале минувшего века он руководил гидрографической экспедицией в северных районах Тобольской губернии и много фотографировал (илл. 392, 393). У нас будет возможность познакомиться с некоторыми другими его работами. Не расставался с фотоаппаратом и другой известный исследователь Тобольского Севера Б.Н. Городков (илл. 394).




























В годы революции и гражданской войны фотоиндустрия страны переживала спад, большинство фотоателье перестали работать, многие мастера светописи по разным и вполне понятным причинам покинули города и уездные центры. Вот почему период времени с 1917 по 1922 годы слабо освещался летописью фотоистории. В сложное положение попали и любители фотографии. Так, в 1922 году СНК СССР был создан фотокиноотдел. Начало его деятельности ознаменовалось запретом каких-либо фото- или киносъёмок на местах, включая любительские. С фотографией повторилось то же самое, что произошло в те же годы с запретом иметь частные радиотехнические устройства, в том числе – простейшие радиоприёмники. Свою ошибку на тотальную цензуру власти вскоре осознали, и запрещающие преграды не только устранили, но и круто изменили тактику. К концу 1920-х годов политически актуальными стали лозунги типа «_Как_каждый_передовой_товарищ_должен_иметь_часы,_так_он_должен_уметь_владеть_фотографической_камерой_!». Период НЭПа, пусть и короткий, сделал фотодело массовым.






МЕЖДУНАРОДНЫЕ И РОССИЙСКИЕ ПРИЗНАНИЯ МАСТЕРСТВА ЗАУРАЛЬСКИХ ФОТОГРАФОВ


Когда профессионал, увлекающийся светописью, много экспериментирует, применяет новинки фотографической техники и технологии, готовит работы высочайшего качества, не уступающие столичным изделиям, известность его переходит далеко за границы региона, где он в основном работает. Подобная завидная участь не миновала многих фотографов-сибиряков. Известно имя первого в XIX столетии сибирского фотографа, принявшего участие в выставочных мероприятиях по фотоделу. Это был некий Гельд, о котором мне ничего не известно, кроме того, что в 1864 году он представлял Россию на фотографической выставке в Берлине. За серию таёжных сибирских пейзажей Гельд стал обладателем престижной медали.

История сохранила сведения об одном из первых российских лауреатов выставочных наград и первой в России женщине-фотографе. Ею стала любительница путешествий сибирячка Л.К. Полторацкая. В Москве в 1879 году по итогам антропологической выставки её удостоили большой серебряной медали за альбом фотографий «Виды и типы Западной Сибири». Её приняли в члены фотографического отдела Русского технического общества. Полторацкая была супругой семипалатинского губернатора и постоянно сопровождала его с фотоаппаратом в поездках по региону. Немецкий натуралист А. Брем в один из томов своей книги «Жизнь животных» поместил сибирский пейзаж, снятый Полторацкой. Фотографию он заимствовал у автора снимка во время путешествия по Сибири в 1876 году, при котором Брем, среди прочих городов, посетил и Тюмень. Брем подробно описал встречу с Полторацкой в Семипалатинске в своём труде «Путешествие в Западную Сибирь доктора О. Финша и А. Брема». Он писал, в частности, что «_рассказы,_которые_нам_приходилось_слышать_из_дамских_уст_об_опасностях_путешествия_по_этим_диким_местам,_казались_с_первого_раза_невероятными,_но_превосходные_фотографии,_мастерски_снятые_генеральшею,_устраняли_всякую_течь_сомнения,_и_впоследствии_мы_неоднократно_имели_случай_удивляться_способности_этих_дам_переносить_такие_неудобства_и_лишения,_о_которых_наши_альпийские_туристы_не_в_состоянии_составить_себе_понятие_». При встрече Полторацкая сфотографировала немецких гостей, которые, кстати, не владели техникой съёмки. После завершения поездки Брем поместил эти снимки в 1877 году в одном из немецких журналов. Публикация способствовала известности Л.К. Полторацкой в Европе.

Нечто подобное по части европейской известности произошло с семьёй тобольских фотографов Шустеров. Ещё до переезда в Тобольск Шустер-старший участвовал во Всемирной выставке в Париже в 1890 году. Итог выставки – получение благодарственного письма Её императорского высочества Великой княгини Елизаветы Фёдоровны. Это событие, как, впрочем, и награждение престижными медалями, непременно отмечалось на обороте каждого паспарту с фотографией (илл. 395, 396). Не отставали от отца и его сыновья. Так, А.С. Шустер дважды становился обладателем медали «За усердие» (илл. 397), а также «Высочайшей благодарности». В 1900 году И.С. Шустер-тоболяк и А.И. Кочешев (Курган) представили в Париж на Всемирную выставку в составе экспозиции Тобольской губернии альбомы фотографий. В альбоме И. Шустера с 32 этнографическими снимками были показаны типы остяцкого и самоедского населения, фотографии жилищ северных народов и татар. Демонстрировались их одежда, меднолитейные и оловянные изделия, рыболовные крючки, женские украшения и мн. др. Итог: медаль выставки (илл. 398). Ещё раньше в 1895 году И. Шустер имел похвальный лист и медаль Всероссийской фотографической выставки.























Под фотографиями тюменского мастера В. С. Соколова и на обороте его паспарту нередко можно видеть фирменный знак владельца ателье, удостоенного «высочайшей награды». Награда получена на одной из всероссийских выставок, возможно, в Москве в 1872 году (илл. 399). По воспоминаниям родственников, известный тюменский фотограф Т.К. Огибенин в начале минувшего века (1900 г.) был приглашён на Всеевропейскую выставку фотографов в Париже. Он побывал в столице Франции и достойно представлял своими работами Россию и Сибирь. Итоги выставки мне неизвестны, но сам факт приглашения и участия в ней говорят о многом и, прежде всего, о том, что заслуги Огибенина стали известны далеко за пределами сибирского региона. Известность – это тоже награда, причём высочайшая.

Упомянутый выше екатеринбуржец Ф.С. Ляхмайер в 1882 году общим заседанием пятого отдела Императорского русского технического общества под председательством Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича был приглашён в Москву на Всероссийскую выставку. В пригласительном письме (илл. 400). Ф. Ляхмайер отмечался как лучший знаток фотографического дела и как единственный представитель Сибири, участвующий в заседаниях общества. Он имел серебряную медаль за выставочную экспозицию 1882 года, медаль «За трудолюбие» и был лауреатом юбилейной медали с портретами основателей фотографии: Ньепса, Дагера и Талбота.

Медалями всероссийских выставок награждались многие сибирские фотомастера. Чаще всего это были медали «За усердие» с барельефом императора и самодержца Николая II. К смутному 1917 году владельцы многих фотографий успели обзавестись медалями нескольких выставок (Туленков, илл. 401, и Афанасьев в Тобольске, илл. 402; Антонов в Тюмени, илл. 403; Хапалов в Ирбите и др.). Наградами подобного рода их обладатели весьма гордились, поскольку они служили надёжной рекламой для художественного заведения. А после 1917 года, наоборот, старались сделать всё возможное, чтобы они не вспоминались. Ещё бы: на большинстве медалей красовался профиль царя, столь ненавистного новым властям.




























Несколько слов о наградах, полученных фотографами на выставочных мероприятиях, проходивших в пределах сибирского региона. Первым, кто отмечен историей Зауральских выставок, был тюменский мастер Н.К. Высоцкий. По итогам публичной выставки 1871 года в Тюмени он удостоился малой серебряной медали по шестому разделу выставки «Художественные работы, чертежи и фотографии». Ф.С. Ляхмайер в 1887 году участвовал со своими снимками в Сибирско-Уральской научно-промышленной выставке в Екатеринбурге. Его подборка фотографий отражала строительство Горнозаводской железной дороги Пермь-Екатеринбург (1870-е гг.) и тупиковой железнодорожной ветки Екатеринбург-Тюмень (1885). Наряду с известными уральскими фотографами В. Метенковым и Н. Тереховым экспонаты Ляхмайера были отмечены медалью Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ). Сам он удостоился чести быть принятым в действительные члены УОЛЕ. В 1895 году в Кургане проходила сельскохозяйственная выставка. Диплом и большую серебряную медаль за великолепные снимки «инородцев» получил лесничий из Самарово А.А. Дунин-Горкавич. На той же выставке работал стенд основателя сибирского маслоделия А.Ф. Памфилова. Насыщенный натурными экспонатами, стенд имел множество фотографий хозяйства Памфиловых, сделанных самим владельцем имения. Памфилов также получил большую серебряную медаль. Похвальным отзывом и медалью выставки обзавёлся и тюменский фотограф А.С. Шустер.

В 1911 году Омск стал организатором Сибирской промышленной выставки (илл. 404). Активное участие в её работе принимали Тобольский губернский музей. Ялуторовский отдел Московского общества сельского хозяйства и другие организации губернии. Так, метеорологическая станция в Тобольске представила фотографии всех метеостанций на территории Тобольского края, а Ялуторовский выставочный комитет альбом фотоснимков образцов почв, отобранных вдоль железнодорожной линии Тюмень Омск. Снимки почв стали одними из первых, содержание которых отвечало задачам научной фотографии.