Былое светописи (У истоков фотографии в Тобольской губернии)
В. Е. Копылов
ГЛАВА 2. РОЖДЕНИЕ ФОТОГРАФИИ В СИБИРИ
Исследуя историю, надо в ней искать то, что интересует пас сегодня.
Иван Ефремов
Чтобы узнать больше, надо знать больше других.
Рихард Зорге
Многие годы таинственной, за семью печатями, представлялась мне история возникновения фотографии в нашем крае. Самый надёжный способ разгадать тайну предполагает поиск в ней уязвимого места. Не одно десятилетие я потратил на подбор материалов о судьбе декабристов, в своё время отбывавших ссылку в окрестных городах Зауралья. Не для печати или обобщения, а просто для удовлетворения любопытства и для повышения информационного рейтинга во мнении о себе. Многократно побывал в музее-заповеднике Тобольска и Ялуторовском музее декабристов. В Кургане посетил дом-музей А.Е. Розена. При посещении в середине 1980-х годов Иркутска не отказал себе в удовольствии ознакомиться с домом Трубецких. Наконец, желание узнать как можно больше о деятельности декабристов в наших краях привело меня в Туринск, в город, который с 1732 года считался в составе Тобольской губернии. Все эти города бережно хранят документацию о жизни ссыльной сибирской общины декабристов.
Пожалуй, самое яркое впечатление осталось от краеведческого музея в Туринске, размещённого в домах декабристов В.П. Ивашева и И.В. Басаргина. Не потому, что музей самый богатый по составу материалов, совсем наоборот. Всё дело в том, что он значительно менее известный, чем все остальные. Одна из поездок в Туринск, на сей раз с фотоаппаратом, состоялась летом 1986 года. Музей запомнился сведениями о начале увлечения И.И. Пущина фотоделом здесь в Туринске. Восхитился парком Декабристов, почти таким же, как в Ялуторовске, да выразительным памятником на могиле Василия Петровича Ивашева и его верной супруги Камиллы Петровны рядом с оградой старого городского кладбища (илл. 53). Постоял возле домов, в которых проживали декабристы В.П. Ивашев, И.И. Пущин, Е.П. Оболенский и И.В. Басаргин. Здесь в Туринске, а частично в Кургане, и нашлось то уязвимое место моей тайны, с которой началось это повествование. Оказалось, что ещё в начале 1839 года ссыльный декабрист А.Ф. Бригген писал из Кургана в Европейскую Россию М.П. Миклашевскому: «_Сколько_новых_изобретений!_Дагеротипия,_например._Я_думаю,_Вам_известно_это_удивительное_открытие_господина_Дагера:_из_света_он_сделал_рисовальщика_». Декабрист А.П. Юшневский в 1843 году писал из ссылки брату: «_Ты_обещал_показать_мне_опыты_светописи._Вероятно,_ты_прочитал_уже_где-нибудь_известия_о_новых_опытах_действия_света_профессора_Мезера,_деланных_в_присутствии_Гумбольдта_и_Энка._Подлинно:_дойдут_скоро_до_того,_что_откроют_средство_удерживать_изображение_предмета,_видимого_в_зеркале_». А несколько позже в октябре 1843 года сестра декабриста И.И. Пущина писала ему из Москвы в Туринск: «_Дагеротипы_нынче_доводятся_до_совершенства,_условие_удачи –_сидеть_смирно,_но_не_более_минуты._Пришлю_тебе_». Обратите внимание: в письме нет пояснений о сути дагеротипии. Сестра, надо полагать, и раньше извещала Пущина, удалённого властями от столичных новостей, о величайшем достижении науки XIX столетия. Нет сомнения, что своё обещание она сдержала, и самые ранние российские дагеротипы побывали в руках И.И. Пущина. Таким образом, триумфальное шествие первых фотографий по Зауралью началось либо с Туринска, либо несколько позже и. скорее всего, с Ялуторовска. Дальше события, связанные с распространением фотографии в нашем крае, развивались крайне необычно и стремительно.
ПОЛТОРА ВЕКА СИБИРСКОЙ ФОТОГРАФИИ
Судьбы декабристов и сибирской фотографии переплелись в начале 1840-х годов. Таким образом, со времени начала сибирской фотографии прошло несколько более 150 лет, чем указано в заголовке. В частности, к моменту подготовки книги и её издания срок времени в полтора столетия возрос ещё на 8 единиц. Поскольку заголовок параграфа и материал к нему был подготовлен и опубликован в периодических изданиях к юбилею фотографии в 1995 году, то я не счёл необходимым изменять первоначальное название раздела. Такое намерение вызвано желанием не только подчеркнуть грандиозность юбилейной цифры, но и в очередной раз напомнить читателю о весьма нерядовом событии в истории Сибири, которое, к сожалению, прошло малозаметно и тускло. Только в музее Истории науки и техники Зауралья при Тюменском нефтегазовом университете к юбилейной дате была открыта и работает до сих пор выставка, посвящённая истории фотографии в нашем крае и занимающая целый зал. О ней, выставке, рассказано выше.
Обстоятельства, при которых приходится писать памятные или долговые расписки и подписки, в жизни людей складываются столь часто, что этот вид эпистолярного искусства редко сохраняется на продолжительное время. Ну, написал, сдержал слово и без сожаления порвал и выбросил ненужную бумажку. Но иногда, в особо редких случаях, расписки превращаются в ценный исторический документ. Ещё реже подобные документы чудом попадают в руки исследователей и доходят до нас, читателей. Вот одна из таких расписок. «_В_присутствии_Ялуторовского_полицейского_управления_мы,_нижеподписавшиеся,_проживающие_в_городе_Ялуторовске,_находящиеся_под_надзором_полиции_государственные_и_политические_преступники,_выслушав_предписания_господина,_состоящего_в_должности_тобольского_гражданского_губернатора,_от_8-го_настоящего_месяца_за_номером_18_дали_эту_подписку_в_том,_что_обязываемся_не_иметь_у_себя_дагеротипов,_и_что_в_настоящее_время_таковых_у_себя_не_имеем._В_том_подписуемся:_Иван_Пущин,_Евгений_Оболенский,_Иван_Якушкин,_Василий_Тизенгаузен,_Матвей_Муравьёв-Апостол_» (орфография сохранена в соответствии с оригиналом).
Что же произошло с декабристами в Ялуторовске? Как указывалось выше, в октябре 1843 г. сестра декабриста П. И. Пущина отправила ему из Москвы письмо в Туринск. В письме сообщалось, что дагеротипы широко распространяются в столице. В завершении письма прозвучало обещание прислать образцы. Дагеротипы были отправлены И. Пущину в Туринск, а оттуда, вслед за перемещением Пущина, в Ялуторовск, куда декабриста перевели на очередное поселение.
Во всяком случае, когда весной 1845 года отставной французский инженер-подпоручик, а позже литограф А. Давиньон приехал со своей аппаратурой к декабристам, то встретил в Сибири людей, достаточно осведомлённых о процессе дагеротипии. С тех пор имена И. Пущина и А. Давиньона навсегда вписались в историю сибирской фотографии, они стали её крестниками, а город Ялуторовск по нраву можно считать родиной сибирской практической фотографии.
А кто же был А. Давиньон, чем ему приходилось заниматься? Он приехал в Санкт-Петербург в 1842 году из Франции, спустя три года после того, как его соотечественник Л. Ж. Дагер впервые добился возможности надёжной светозаписи изображения на посеребренных пластинках. Армия дагеротипистов, увлечённых новейшей технологией, росла во Франции не по дням, а по часам. Занялся дагеротипией после отставки из армии и Давиньон. Не в качестве хобби, а профессионально. Не выдержав, однако, у себя на родине жёсткой конкуренции, он решил поехать в Россию и завести там своё дело.
На Никольской улице в Санкт-Петербурге Давиньон открыл дагеротипный павильон. Вопреки ожиданиям, фотобизнес французского переселенца не принёс ему ожидаемых прибылей. Чтобы как-то поправить свои дела. А. Давиньон решил предпринять путешествие по Уралу и Сибири с намерением сфотографировать замечательные уголки природы, города и знатных людей. Он побывал в Екатеринбурге, Тюмени и Тобольске, в Ялуторовске, Томске и Красноярске. Добрался и до Иркутска. В Екатеринбурге Давиньону не повезло в очередной раз. Здесь с 1842 года работало ателье первого уральского фотомастера И. А. Терехова, с размахом организовавшего своё дело на Урале. По слухам, Терехов был лично знаком с Дагером, выписывал у него аппаратуру. Так что Давиньон, признавая заслуги Терехова в Екатеринбурге, уехал из столицы Урала восвояси. О пребывании А. Давиньона в Тюмени и Тобольске никаких сведений не сохранилось. Возможно, он здесь что-то и кого-то снимал, поскольку конкурентов в городе не оказалось. Но, скорее всего, мещанская Тюмень и чиновничий Тобольск просто не оценили возможности дагеротипии, а высокая стоимость работы отпугнула желающих сниматься. При переезде по упомянутым городам Сибири Давиньон охотно фотографировал декабристов, справедливо полагая, что их портреты – запретный плод, будут хорошо раскупаться.
Он не учёл лишь, что работает не во Франции, а в крепостнической России. Расплата за беспечность пришла без промедления. По анонимному доносу в Третье жандармское отделение А. Давиньон был арестован, у него отобрали все крамольные посеребренные пластинки – дощечки с портретами декабристов и их жён. Доказательства искать не пришлось: на обороте каждой из дощечек стояло имя предпринимателя-фотографа и его фирменный знак. Спасла Давиньона принадлежность к гражданству Франции да расписка, а точнее подписка, с обязательством не снимать впредь портретов с государственных преступников.
_Вот_её_текст:_«1845_года,_декабря_31_дня,_я,_нижеподписавшийся,_дал_сию_подписку_в_том,_что_не_имею_у_себя_ни_одного_портрета,_снятого_мною_в_Сибири_посредством_дагеротипа,_с_некоторых_государственных_преступников._И_если_когда_буду_путешествовать,_то_обязуюсь_под_строгою_по_законам_ответственностью_не_снимать_портретов_с_упомянутых_преступников»._
_На_места_ссылки_декабристов_императором_Николаем_1_были_отправлены_высочайшие_повеления:_«...воспретить_поселенцам_из_государственных_преступников_на_будущее_время_снимать_с_себя_портреты_и_отправлять_оные,_дабы_не_обращали_на_себя_неуместного_внимании._Извольте_приказать,_чтобы_были_отобраны_все_портреты,_а_также_принадлежности_дагеротипов»._Подумать_только,_сколько_страху_нагнала_на_вершину_власти_всего_лишь_начинающая_дагеротипия!_
Тогда-то и появилась расписка-подписка, с которой и начался наш рассказ. Полицейский обыск на квартирах декабристов в Ялуторовске не дал результатов: хозяева крамольной аппаратуры, заранее предупреждённые, успели всё надёжно спрятать. По некоторым косвенным признакам у меня складывается впечатление, что декабристы в Ялуторовске обладали не только дагеротипами, но и фотокамерой с необходимыми принадлежностями. Прямыми свидетельствами я не располагаю, но если это предположение подтвердится, то напрашивается вопрос: а может, ялуторовские ссыльные фотографировали самостоятельно, без связи с Давиньоном? Есть основание полагать, что аппаратура либо была прислана из Центральной России, что вполне реально, либо предприимчивый А. Давиньон продал декабристам и фотоаппарат, и химикаты, и секреты получения портретов. Как знать, может, ещё отыщутся и аппараты и снимки, подобно тому, как в доме М. Муравьёва-Апостола нашлась знаменитая бутылка с посланием потомкам? С неё, кстати, начался музей декабристов в Ялуторовске.
Не все декабристы послушались грозного приказа российского самодержца. В Забайкалье в Селенгинском селении фотографией продолжал заниматься Н. А. Бестужев. И.И. Пущин в одном из сибирских писем назвал этого крамольного смельчака «Николаем-дагеротипщиком». Долгое время считалось, что все дагеротипы с изображениями декабристов были утрачены, поскольку по высочайшему повелению полицейское управление было обязано их уничтожить. Исследователи истории фотографии приняли за непререкаемую истину краткое сообщение в журнале «Красная новь» за 1924 год, в котором со ссылкой на Третье жандармское отделение сообщалось об уничтожении опасных «дощечек». Как оказалось, дощечки дагеротипов сохранились в архивных бумагах Третьего управления и дошли до наших дней. Сравнительно недавно в 1988 году в музее пушкинского дома удалось обнаружить портреты-дагеротипы декабристов С. Е. Волконского. И. В. Поджио и Н. А. Панова работы Давиньона. Небольшого размера и отлично сохранившиеся в изящных рамках, они стали настоящим открытием нашего времени. На обороте каждого дагеротипа имеется фирменная синяя наклейка с золотым оттиском «Дагеротип А. Давиньона».
По возвращении в Центральную Россию декабристы охотно пользовались услугами столичных фотографов. К тому времени, а это конец 1850-х годов, дагеротипия полностью уступила место новым способам светописи. Сохранился снимок тех лет ялуторовского поселенца И.И. Пущина одного из первых энтузиастов сибирской фотографии (илл. 54).
Дагеротипы, в наше время встретить, тем более найти, почти невозможно. Редкие музеи имеют подобные уникальные экспонаты. Наиболее крупной коллекцией дагеротипов обладает Государственный исторический музей в Москве: 296 экземпляров. В нашем крае мне известны только три краеведческих музея обладателей дагеротипов. Один из них располагается в Нижнем Тагиле. Сохранившийся уральский дагеротип представляет собой поблекшую металлическую пластинку размером 8 на 12 сантиметров. На пластинке проглядывается группа из трёх горнозаводских служащих Нижнего Тагила.
Дагеротип сделан в 1858 году в ателье Генри Инглиса. Как и Терехов в Екатеринбурге, он стал зачинателем фотодела в промышленном городе на восточном склоне Урала. Уральские заводчики Демидовы выписали Г. Инглиса из Англии как специалиста по кузнечному делу и молотового мастера. По окончании пятилетнего контракта Инглис остался в Нижнем Тагиле и, пользуясь связями на своей родине, решил сменить профессию и заняться выгодной фотографией.
Другим уникальным экспонатом располагает музей фотографии в Екатеринбурге. Как сообщил мне его научный руководитель Е. М. Бирюков, на дагеротипе изображены два младенца. К сожалению, место и время съёмки, а также авторство фотографии не установлены.
Наконец, обладателем ещё одного уникального дагеротипа стал краеведческий музей-заповедник в Тобольске. На снимке (илл. 55) изображён В. П. Шапошников-младший, сын известного в середине XIX века тобольского купца П. Шапошникова. Дагеротип сделан в 1852 году на металлической посеребренной пластине размером 9,8 на 11,3 сантиметра и помещён под стекло в чёрный футляр толщиной в половину сантиметра. Снимок обрамляется двумя металлическими под золото рамками и тонирован цветными красками. Ценнейший экспонат памятник культуры середины XIX века, поступил в фонды музея из Ленинграда в 1972 году от С.П. Заборовского – дальнего родственника семьи Шапошниковых. К сожалению, обычная пересъёмка дагеротипа не способна передать фактуру его блестящей металлической поверхности. При разглядывании такого снимка в книжной иллюстрации, а не в оригинале, создаётся впечатление, что дагеротип ничем не отличается от современной фотографии. Уже после подготовки этого текста мне пришла в голову мысль о съёмке дагеротипа с помощью стереоскопической технологии. Дело в том, что трёхмерное изображение, в отличие от плоской картины, даёт своеобразный стереоскопический блеск. На обычной плоской фотографии его получить невозможно. Разумеется, при пересъёмке дагеротипа объёмное изображение получить не удастся, но стереоскопия дает дополнительную информацию металлический блеск поверхности дагеротипа. Насколько мне известно, в периодической печати попытки стереоскопической пересъёмки дагеротипов никогда не предпринимались. Пока что такой снимок мне осуществить не удалось по чисто организационным причинам из-за трудности разборки футляра и опасения повреждения стекла.
Автор и место исполнения дагеротипа неизвестны. Здесь поле разного рода догадок может быть достаточно обширным. Исключаются фотографы столичных городов, поскольку к 1852 году дагеротипия там уже вышла из употребления. Высока вероятность изготовления дагеротипа в одном из провинциальных городов, например в Екатеринбурге, а, может, и в самом Тобольске. Надёжность такой догадки, если принять во внимание скромное внешнее оформление дагеротипа, достаточно велика. И если она верна, то начало фотографии в губернском городе следует относить к началу 1850-х годов. Но кто был этот фотограф? Знаю только, что екатеринбургский дагеротипист И. А. Терехов не раз предпринимал поездки с фотоаппаратом по Зауралью и бывал в Тобольске. Не его ли это работа?
Что касается достоверных сведений о начале профессиональной фотографии в Западной Сибири на основе стационарного городского ателье и негативно-позитивной технологии, отличной от дагеротипной, то история связывает его с именем омского фотографа А.Г. Тёмкина. Мастерская этого зачинателя сибирского фотодела под вывеской «Сибирь» появилась в 1855 году в центре Омска напротив почтовой конторы. Мне удалось познакомиться с некоторыми работами пионера профессиональной сибирской фотографии А.Г. Тёмкина, в том числе с его уникальными паспарту. Ателье Тёмкина оказалось в числе долгожителей. Мне встречались снимки мастера, датированные 1886 годом (илл. 56). У нас ещё будет возможность встретиться с именем А.Г. Тёмкина.
ФОТОАТЕЛЬЕ СОКОЛОВА И ВЫСОЦКОГО
В 1858 году в столице империи стал выходить научно-популярный журнал «Светопись» первое русское периодическое издание для любителей фотографии. Годом позже в Одессе отпечатали руководство по практической фотографии И. Мигурского. В столичных и провинциальных газетах появились рекламные объявления о появлении нового вида изобразительного искусства. В столице империи и в провинции усилиями предприимчивых людей возникали многочисленные фотоателье. Они нуждались в рекламе. Фотожурналы и другие периодические издания охотно шли навстречу пожеланиям владельцев ателье, предоставляя им свои страницы. Влияние лавины подобной информации на развитие фотодела в стране, особенно в периферийных городах, трудно переоценить. Дошли эти сведения и публикации до Камышлова и Тюмени.
_Федор_Соколов_. Камышловский мещанин Фёдор Соколов решил испытать себя на фотографическом поприще. Он переехал в Тюмень и, проявив смелую инициативу, в 1862 году впервые в этом городе и в Тобольской губернии организовал фотоателье (илл. 57). Мастерская размещалась по Царской (Республики) улице в собственном доме под номером 35. Исключая малоудачные попытки Давиньона, приоритет использования фотографии для портретного искусства в Тюмени и в столице губернии принадлежит Ф.С. Соколову. Впрочем, он же в нашем крае продолжил традицию, заложенную ранее в России Давиньоном: размещение на обратной стороне паспарту своего фирменного знака и фамилии (илл. 58, 59).
На иллюстрации 60 показана одна из его ранних работ, на которой снят ребёнок семьи тюменских мещан. На фотографии можно видеть фрагмент помещения ателье, непременные атрибуты фотоантуража, используемого фотографами тех лет. Художественными особенностями снимок не отличается, всё подчинено желанию родителей, которые привели своё чадо. Воля фотографа ощущается мало, если не считать робкую и достаточно вялую попытку автора снимка придать фигуре участника съёмки некоторые элементы непринуждённости. Впрочем, уловить тенденцию художественных исканий на раннем этапе развития фотопортрета трудно не только в Тюмени. Недостатки портретных объективов тех лет малая глубина резкости ограничивали изобразительные возможности фотографов. Например, при групповых павильонных съёмках снимающихся приходилось расставлять в один ряд. Изображения предметов или людей второго плана оказывались нерезкими.
Мне приходилось видеть только единичные пейзажные работы Соколова. С учётом необыкновенной громоздкости съёмочной аппаратуры тех лет, их, скорее всего, в большом количестве и не было. Мало кто решился бы вместе с фотоателье иметь ещё и телегу с лошадью. Дело в том, что фотограф накануне поездки был вынужден вооружаться не только стационарным павильонным фотоаппаратом (других не было), тяжёлым треножником и чёрным покрывалом, но и большим ящиком для стеклянных пластинок, палаткой для поливки пластинок мокрой светочувствительной эмульсией в темноте (илл. 61, 62). Добавьте сюда сложный и весомый набор склянок для химикалиев. Но и это ещё не всё. Объективы фотоаппаратов годились только для съёмки ландшафтов общим планом с достаточной проработкой подробностей удалённых предметов. Ближние предметы получались нерезкими. Мокроколлоидная эмульсия обладала чувствительностью преимущественно к синим участкам светового спектра. По этой причине небо на снимках получалось всегда светлым без облаков: качество и реалистичность пейзажа оставляли желать лучшего. В ветреную погоду из-за большой выдержки нельзя было снимать деревья. Они, раскачиваясь, оказывались смазанными, размытыми. Более того, все движущиеся объекты, например, пешеходы или экипажи, корабли и лодки на реке при длительной выдержке не оставляли следа на негативе. Фотографии выглядели непривычно пустынными. Вот почему в фотографии на долгие годы доминирующее положение занял портрет.
За давностью лет о Соколове мало что известно. В 1870-х годах он предпринял попытки снимать в Тюмени городской пейзаж. Мне известны два его снимка. На первом показана пристань на реке Туре (илл. 63) с причальными баржами, исполняющими роль дебаркадера, и зданием Правления речного пароходства И. Игнатова с башенкой на крыше. На панораме левого противоположного берега Туры просматриваются стапели завода Гуллета. Железной дороги ещё нет, до окончания её строительства впереди не менее полутора десятков лет. Снимок датируется концом 1860-х или началом 1870-х годов. На второй фотографии, более поздней (илл. 64), показано здание реального училища, только что законченного стройкой (стены ещё не оштукатурены, не убран ограждающий забор). Поскольку окончание строительства известно 1879 год, то и привязку даты фотосъёмки можно установить с достаточной точностью. На обороте паспарту помещён овальный штамп с надписью: «_Фотографъ_Ф.С._Соколовъ_» (илл. 65).
С января 1882 года принадлежность фотографии была переписана на имя сына Соколова-старшего Василия Фёдоровича (илл. 66). Как можно полагать, этот год означал отход Ф.С. Соколова от активной деятельности. Впрочем, в моём архиве имеются снимки ателье Ф.С. Соколова за 1891–1893 годы, на обратной стороне которых указывается принадлежность ателье Соколову-старшему. Не исключаю, что здесь прослеживается проявление уважительного отношения наследников к фамильной династии. Мастерская В. Ф. Соколова-младшего стала называться несколько необычно: «Славянская фотография В. Соколова». Вскоре ателье было расширено. Деятельность семьи Соколовых стала процветать настолько, что наследники отказались от хлопотных фотоуслуг. Они сосредоточили усилия фирмы только на торговле фотопринадлежностями. Родилось предприятие под названием «Товарищество А.И. Соколовой и наследники в Тюмени». К такому решению подтолкнула и народившаяся в городе конкуренция нескольких фотоателье с мастерами высочайшего класса. О них несколько позже. На улице Царской появился фирменный магазин фотопринадлежностей, химикатов и фотоаппаратов, в том числе – двухобъективных стереоскопических. Соколовы торговали штативами, фотопластинками, проявляющими и фиксирующими препаратами, альбомами и художественными почтовыми открытками (илл. 67). При магазине работала консультация для фотолюбителей, предлагалась «хорошо обставленная» тёмная комната для перезарядки фотокассет и проявления пластинок. Принимались заказы «по умеренным ценам» на диапозитивы для проекций при «чтениях с волшебным фонарём». Впервые в Сибири магазин организовал, по примеру Истмена, приёмку заказов на проявку фотопластинок-негативов и отпечатку готовых позитивов. Словом, всё, что известно сегодня, было рождено в Тюмени ещё в начале минувшего века.
Соколовы-наследники занялись издательской деятельностью. Они заказывали в столице империи художественные почтовые карточки с видами Тюмени (илл. 68) по фотографиям известнейшего в городе фотографа Т.К. Огибенина, который продолжительное время тесно сотрудничал с торговым домом Соколовых. На лицевой стороне карточки указывалось имя Огибенина. В конце 1890-х годов В. Ф. Соколов предпринял попытку расширить сферу своего влияния не только в Тюмени, но и за пределами уездного центра в губернском городе. Мастеров портретной съёмки в Тобольске было более чем достаточно. Наследники Соколова-старшего решили приобщиться к пейзажным работам видам столицы губернии, и, пожалуй, впервые в губернии – к рекламному ремеслу с помощью фотографии. К концу XIX – началу XX столетий Соколовы-младшие обладали большими возможностями фотографической техники, чем располагал основатель тюменской ветви династии Соколовых. Фотокамеры, например, стали менее громоздкими, вплоть до ручных переносных, упростилась технология съёмок. Насколько мне известно, это была единственная и последняя попытка Соколовых к пейзажной съёмки, прежде чем заняться фототорговлей.
Надо отдать должное: начинание оказалось достаточно удачным. В научном архиве Тобольского музея-заповедника хранится альбом «Видов Тобольска и его окрестностей», из которого в моём распоряжении оказалось несколько фотографий. Как было принято в те годы, снимки вставлены в разрезы на страницах альбома, и не представляют собой единое типографское изделие, каждая страница которого отпечатана вместе со снимком. Несмотря на указание составителя альбома губернского фотографа П.А. Русанова о компоновке альбома в 1901 году, фотографирование отдельных городских пейзажей было проведено в самое разное время несколькими фотографами. В частности. В. Ф. Соколов свои первые съёмки Тобольска приурочил к посещению города в 1891 году наследника цесаревича (илл. 69). Многочисленные российские трёхцветные государственные флаги, развешанные в разных местах, подчёркивают торжественность момента. Под некоторыми фотографиями Соколов указал своё имя и место расположения торгового дома («_Фотография_Соколова_въ_г._Тюмени_»).
Все снимки серии имеют стандартное и схожее рамочное обрамление в цвете, слабо вирированы и отражают виды губернского центра при съёмке с наиболее выигрышных городских мест. Здесь и только что выстроенный в «русском стиле» деревянный театр-терем (илл. 70), возле которого ещё не убраны строительные заборы. Поражают зрителя эффектные панорамы подгорной части города, снятые с кремлёвского холма (илл. 71) и со стороны памятника Ермаку (илл. 72). Обратите внимание на отсутствие здания новой гимназии. Здание ещё не выстроено, что позволяет провести привязку снимка по времени не позже второй половины 1890-х годов. Красочны снимки тобольских церквей и дома губернатора (илл. 73, 74, 75).
Разумеется, придирчивый критик в состоянии заметить на фотографиях немалые огрехи. Например, бросается в глаза серое небо (съёмка без светофильтра), малосодержательный ближний план из-за опасения снижения резкости изображения и некоторые другие погрешности. Тем не менее, подборка редких видов Тобольска конца XIX века представляет собой любопытную возможность наблюдать губернский центр в несколько необычном для нашего поколения виде.
Интересен также один из снимков рекламного характера (илл. 76, 77). Снимок предназначался для проспекта и павильона сельскохозяйственной и кустарной выставки 1895 года в Кургане. На нём показана пожарная машина-насос, смонтированная на телеге, выпущенная в Тюмени в 1888 году механическим заводом А.А. Котельникова по заказу города Берёзова. Годом раньше этот город пострадал от пожара. Под фотографией подпись: «_Фотографія_Соколова_».
В. Ф. Соколов оставил потомкам редкий по выразительности портрет основателя Тюменского реального училища, выдающегося педагога и учёного с мировым именем Ивана Яковлевича Словцова (илл. 78). Тонированный в сепию портрет размером 10 на 15 сантиметров и снятый в «Славянской фотографии В. Соколова» в конце XIX столетия находится в фондах Тюменского краеведческого музея. На паспарту сохранилась дарственная запись И.Я. Словцова.
_Константин_Высоцкий_. Четыре года спустя, после открытия в Тюмени в 1862 году Фёдором Соколовым своего фотоателье, в этом городе открылась вторая мастерская светописи. Её основателем в 1866 году стал учитель рисования Тюменского приходского училища К. Н. Высоцкий (илл. 79). Он родился в городе Таре на Иртыше. Годы жизни: 1837–1887. Его отец поляк Николай (Ян) Высоцкий проживал в ссылке в этом городе. Матерью Константина Высоцкого была русская сибирячка. Может быть, поэтому Высоцкий всегда относил себя к православному вероисповеданию. Из Тары в Тюмень он приехал в 1854 году. Через год Императорской академией художеств в Санкт-Петербурге коллежский регистратор К. Н. Высоцкий был удостоен звания учителя рисования. Любопытный факт, свидетельствующий о пребывании Высоцкого какое-то время в столице империи. По-видимому, именно там состоялось у него первое знакомство с элементами фотографии и основами типографского дела.
В 1863 году Высоцкий в возрасте 26 лет, мало способствующем выходу в отставку, расстаётся с просвещением. Причина необычайно ранней отставки была проста: оплата труда приходского учителя не обеспечивала содержание разросшейся семьи. К. Н. Высоцкий занялся частным предпринимательством. Некоторое время ушло на оборудование фотографического ателье с тремя фотоаппаратами. С 1866 года мастерская Высоцкого становится известной в Тюмени. Дела поначалу шли неплохо, объём торгового оборота достигал 1400 рублей в год. Для тех лет – деньги немалые.
Впервые в истории города Высоцкий стал снимать не только портреты обывателей, но и виды выставок в Тюмени и самого города. Летом 1868 года здесь в связи с приездом в Тюмень Великого князя Владимира Александровича прошла двухнедельная выставка «местных произведений». Её павильоны размещались в Загородном саду. Высокому гостю предполагалось вручить альбом с фотографиями павильонов. Эту работу поручили К. Н. Высоцкому. В альбоме разместилось более 20 тонированных в сепию фотографий. Альбом был передан князю. Отдельные снимки сохранились в фондах Тюменского краеведческого музея. К сожалению, за давностью лет качество снимков оставляет желать лучшего настолько, что далеко не все из них годятся для воспроизведения. Мы покажем здесь «Вход на выставку» (илл. 80, 81, 82), перед которым работал фонтан, и некоторые павильоны (илл. 83, 84, 85, 86, 87). При посещении выставки высокий гость посадил молодой кедр (илл. 88). Фотограф уделил внимание окрестным видам Загородного сада (илл. 89, 90), включая панораму реки Туры, снятую с холма Загородного сада (илл. 91).
В 1871 году, три года спустя, Высоцкий демонстрировал своё мастерство фотографа на публичной выставке в Тюмени по шестому её разделу («Художественные работы, чертежи, фотографии»). Он показал 42 снимка, в числе которых интерьеры своего фотоателье и типографии, пароход «Хрущов», дом и магазин купца И.В. Трусова, особняк И.В. Иконникова и виды Тюменской выставки 1868 года в Загородном саду. На снимках можно было видеть также Александровский сад и женскую прогимназию, виды Заречья и Затюменки, пристани судовладельцев Хотимских, фотографии Спасской церкви и мн. др. Не были забыты портреты знатных людей Тюмени, в частности, семьи Ядрышниковых, и фотокопии редких картин художников. Из этих снимков к нашему времени дошли немногие. Известны лишь виды прогимназии, пристани Хотимского, а также некоторые снимки с изображением города со стороны Заречья. О них – следующая рубрика рассказа («Пейзаж в стиле ретро»).
По итогам выставки К.Н. Высоцкий получил малую серебряную медаль. Вскоре после организации фотомастерской К.Н. Высоцкий открыл в 1867 году первую в Тюмени литографию с четырьмя ручными печатными станками. Они были закуплены у фирмы Г. Сигла в Вене. Один из таких станков демонстрируется в Тюмени в музее Истории науки и техники Зауралья при нефтегазовом университете. Увлёкшись типографским делом и созданием в 1879 году первой в Тюмени газеты «Сибирский листок объявлений», К.Н. Высоцкий в середине 1870-х годов отходит от деятельности фотографа и закрывает свою мастерскую. Неудачи с выпуском газеты и её недолгая, около года, жизнь заставили Высоцкого вновь вернуться к светописи. В июне 1885 года он обращается с официальным письмом к Тобольскому губернатору с просьбой об открытии фотографии и праве проводить фотографирование по всей территории губернии. Переписка тянулась несколько месяцев. Задержка с решением губернской администрации была вызвана необходимостью выяснения «благонадёжности» сына бывшего ссыльного со стороны жандармского управления. Явное недоверие и подозрительность властей не могло не сказаться на здоровье и благополучии заслуженного фотографа. К концу жизни он выглядел много старше своего возраста. К.Н. Высоцкий скончался на рубеже своих 50 лет. Он похоронен в Тюмени на Текутьевском кладбище. Могила замечательного человека, одного из пионеров тюменской фотографии и типографского дела, к сожалению, утрачена. Одна из дочерей Высоцкого Людмила продолжила семейные традиции и многие годы после отца занималась в Тюмени типографской деятельностью. Сохранился дом Высоцких в затюменской части города недалеко от монастыря.
_Пейзаж_в_стиле_ретро_. Прошло совсем немного времени, но в нашем обиходном лексиконе по отношению к ушедшему XX столетию появилось выражение «в прошлом веке», которым мы еще совсем недавно озвучивали не столь уж и далёкий от нас, но теперь «позапрошлый» XIX век. Возможно, поэтому, по мере все большего удаления во времени событий и фактов, интерпретация последних, их сравнение с настоящим состоянием дел приобретает большой исторический интерес и становится для исследователя всё более трудной.
Чаще всего любители тюменской старины могут знакомиться с видами старого города только по художественным почтовым открыткам. Поскольку их первое появление в Тюмени относится к 1898–1900-м годам, то более ранние фотографии оказываются малодоступными. Вот почему старинные фотографии семидесятых-девяностых годов XIX века, сделанные тюменскими любителями пейзажной светописи (Ф.С. Соколов и его сын В.Ф. Соколов, К.Н. Высоцкий, Т.К. Огибенин, И. Кадыш и др.), весьма ценны для изучения истории формирования или исчезновения элементов городской среды.
Благодаря содействию сотрудников Центра документации новейшей истории и областного архива мне довелось познакомиться с любопытными и весьма редкими фотографиями Тюмени последней трети XIX столетия. Все они выполнены К.Н. Высоцким. Фотодокументы отображают правобережье реки Туры на её наиболее обжитом участке от монастыря до Гостиного двора, и также некоторые здания города.
На первой панорамной фотографии (илл. 92) показан крутой берег Туры вблизи монастыря, а под ним пристань томских купцов братьев Хотимских. Их имена обозначены на полотнище флага, поднятого над кораблём. Над зданием правления пристани полощется российский флаг. Тут же пришвартован буксирный 100-сильный пароход «Ермак», принадлежащий владельцам пристани.
Интересна судьба легендарного парохода, одного из самых первых в Тюмени мощных судов машинного типа. Корабль с железным корпусом и паровой машиной высокого давления техническими новинками тех лет, был построен в Бельгии в 1853 году на фирме «Джон Коккерель и К°» по заказу тюменских купцов-компаньонов Маркина, Хаминова, Кондинского и Тецкова. В Тюмень пароход доставили в разобранном виде, затем последовала его сборка под руководством бельгийского механика. По тем временам «Ермак» выглядел очень внушительно: длина корпуса достигала 55 метров при ширине свыше шести. Его грузоподъёмность составляла 40 тысяч пудов. Судно пережило немало опасных речных ситуаций, но показало завидную живучесть. Оно был способно двигаться при потерянном гребном колесе на втором оставшемся. Однажды в плавании пароход потерял руль. В безнадёжном, казалось бы, положении капитан нашёл единственно возможный выход. Он приказал поставить баржи с обоих бортов «Ермака» и с помощью их рулей управлял судном до конца рейса.
С открытием навигации 1854 года «Ермак» стал совершать регулярные рейсы до Томска. Бийска и Барнаула. Корабль стал первым паровым судном, соединившим речным путём Тюмень и Омск. К несчастью, один из рейсов оказался для парохода роковым. На пути из Тобольска в Омск «Ермак», по оплошности малоопытного помощника капитана, напоролся на собственный якорь. Через пробитый корпус хлынула вода, и пароход затонул в Иртыше. Позднее, в 1856 году, его подняли и отремонтировали сначала в Томске, а затем в Тюмени. Подъём проводился в зимнее время с помощью необычного приёма – искусственной выморозки корпуса, когда лёд, окружавший пароход, достигал дна русла реки.
С начала 1870-х годов пароход принадлежал братьям Хотимским, а с 1880 – тобольскому торговому дому «М. Плотников и сыновья». Дальнейшая судьба парохода печальна: в 1883 году, спустя 30 лет после своего зарубежного рождения, при загадочных обстоятельствах (происки менее удачливых конкурентов?) он взорвался на Оби. На дно вместе с обломками ушли не только перевозимые грузы, но и пассажиры вместе с командой.
Показанная фотография пристани как документ ценна тем, что с её помощью удалось определить принадлежность братьям Хотимским самого верхнего против течения Туры городского причала прошлого века, ныне не существующего, вблизи монастыря.
Следующая панорама (илл. 93) необычна тем, что она в очень малой мере напоминает тот же район города в современном его виде. Снимок сделан с колокольни Знаменского собора. Центральную часть фотографии занимает здание женской прогимназии (в наше время – одно из зданий университета) по улице Семакова, бывшей Подаруевской. Слева от неё расположены усадьба и жилой дом знаменитого в Тюмени заводчика Сергея Григорьевича Гилёва, одного из основателей колокольного производства в Тюмени и в Сибири. После кончины С.Г. Гилёва в конце прошлого века дом перешёл во владение вдовы и наследников племянников Гилёвых Семёна Петровича и Константина Петровича. В начале XX столетия в доме разместилась частная типография, где печатались общероссийский литературно-музыкальный журнал А.М. Афромеева «Музыка гитариста», его местная газета «Ермак» и ежегодник «Вся Тюмень».
К нашему времени дом Гилёва, когда-то один из самых красивых сооружений города, не сохранился. На его месте сейчас располагается главное здание университета, выходящее фасадом на улицу Республики. Фотография любопытна одной необычной деталью (см. правую часть панорамы, илл. 94). На дальнем плане, на месте, где в наше время располагается сельхозакадемия, видны штабеля строительных материалов, предназначенных для будущего реального училища, и котлованы под его фундамент. Начало строительства обычно относят к 1871 году. Следовательно, снимок был сделан тогда же. Фотография попала в облархив в 1973 году от дальнего родственника Гилёва С.Г., сына его племянника Семёна Семёновича Гилёва, проживавшего в рабочем посёлке Ертарка Тугулымского района Свердловской области.
Третья панорама (илл. 95), снятая низменного левого берега реки, отображает участок Туры от устья Тюменки до гостиного двора. Она интересна не только выбором автором фотографии необычной изобразительной композиции и нестандартной точки съёмки, но и, прежде всего, показом Благовещенского собора в редко исполненном ракурсе. На снимке можно видеть утраченные к нашему времени строения на спуске к речке Тюменке, включая пожарный двор возле здания городской управы-Думы, и деревянную каланчу на её крыше, а также гостиный двор в его первоначальном до перестройки виде.
ПЕРВЫЙ ФОТОГРАФ ТОБОЛЬСКА
Люблю при малейшей возможности просматривать библиографию периодических и прочих изданий второй половины XIX столетия. Это было время наиболее важных научных открытий и появления технических новинок, оказавших решающее влияние на дальнейшее развитие техники вплоть до наших дней. Достаточно сказать, что в эти годы родилось инженерное программирование, появился двигатель внутреннего сгорания и началось развитие практической энергетики на основе электричества. Инженеры изобрели осветительную электролампочку, вникли в сущность механической записи и воспроизведения звука. Умудрились создать «великого немого» – кино, разработали основу принципов радио и телевидения, и мн. др. Такой просмотр библиографии неоднократно давал мне возможность найти новую тему для поисков. Нередко он же подсказывал мне ответ на поставленные вопросы в тех случаях, когда исследование той или иной темы заходило, как казалось, в безнадёжный тупик.
Вот и на сей раз, задавшись вопросом «_кто_был_первым_фотографом_в_Тобольске_», я в трепетном ожидании и с надеждой на успех перелистывал рукописный том библиографии Тобольской губернии, подготовленный в своё время Е.Н. Коноваловой в бытность её работы в областной библиотеке города Тюмени. Вода течёт и под лежачий камень, если его приподнять: на первых же страницах с изумлением обнаруживаю работу известного в Тобольской губернии историка, краеведа и журналиста К.М. Голодникова за 1864 год. О ней мне и раньше приходилось слышать, но держать в руках не доводилось. Речь идёт об «Альбоме Тобольских видов», изданном в Тобольске в типографии губернского правления. Необычным в этой работе было соучастие ещё одного автора – фотографа П. Паутова. Ему принадлежат в альбоме 10 фотографий. Пояснительный текст к ним был написан К.М. Голодниковым. Более ранней опубликованной работы с видами города и окрестной природы мне встречать не приходилось, несмотря на весьма интенсивные поиски на протяжений длительного времени. Это обстоятельство даёт основание считать П. Паутова первым фотографом Тобольска.
Сведений о жизни и деятельности титулярного советника Павла Семёновича Паутова сохранилось мало. Мне, по крайней мере, не известны годы его жизни, весьма скудны биографические подробности о пребывании в губернском городе. По некоторым материалам, опубликованным в «Памятных книгах» по Тобольской губернии в 1860–1884 годах, в Тобольск он приехал из Петропавловска после отставки, а, следовательно, в зрелом возрасте, не позже второй половины 1850-х годов. В Петропавловске он служил в полицейском управлении и помощником городничего. В Тобольске его определили надзирателем «своекоштных» воспитанников губернской гимназии. В 1863 году Паутов знакомится с содержанием журнала «Промышленность», в котором из номера в номер печатались популярные статьи о фотографии. Кроме того, в начале 1864 года в неофициальной части газеты «Тобольские губернские ведомости» были опубликованы объявления о выходе из печати в столице империи книг по фотоделу. Из Петербурга было выписано «Популярное руководство к фотографии на коллодионе» доктора Ван-Монкова в переводе с французского. Как сообщалось в февральском номере газеты, с марта того же года в столице должен был выходить популярный ежемесячный журнал «Фотографъ» под редакцией А. В. Фрибеса. Александр Викентьевич Фрибес, кстати, был компаньоном Д.И. Менделеева по работе в пятом (фотографическом) отделе Русского технического общества.
Надо полагать, фотодело привлекло внимание Паутова в значительно большей мере, чем присмотр за «своекоштными» воспитанниками. В августе он получает разрешение на открытие первой в Тобольске частной фотографии. Это означает, что задолго до начала её работы Паутов в достаточной мере овладел навыками фотодела, имел опыт фотографирования и располагал удачными авторскими снимками Тобольска. Вот почему в конце того же 1864 года Паутов в содружестве с Голодниковым оперативно издаёт альбом с видами губернского города. В 1870 году П.С. Паутов переезжает в Пермь. Своё фотографическое заведение в Тобольске он продаёт дворянке Ю. Томашевичевой. Дальнейших сведений о судьбе первого тобольского фотографа, к сожалению, найти не удалось. Не увенчались успехом поиски его имени в пермской периодической печати тех лет, равно как и попытки отыскать фамилию Паутова в подписях к старинным фотографиям Перми второй половины XIX века. Возможно, фотодело как бизнес П.С. Паутова интересовать перестало. До конца столетия в Тобольске сохранялись кое-какие корни семьи Паутовых. Так, в 1884 1890 годах в городе проживали его родственники: сын Геннадий Павлович и учитель губернской гимназии надворный советник Александр Дмитриевич Паутов.
Альбом с видами Тобольска давно стал библиографической редкостью. В немалой мере этому способствовали небольшой тираж альбома и малая известность провинциального издательства. Надо отметить, что в те годы, по крайней мере в провинции, не существовало издательской технологии воспроизводства фотографий на бумаге, поэтому снимки приходилось просто вклеивать в альбом. Только сопроводительный текст печатался типографским способом. Отсюда следует, что тираж альбома не мог быть большим. Мои поиски альбома в Тобольске оказались безрезультатными. Неудачей закончились попытки переснять фотографии в Публичной библиотеке в Санкт-Петербурге, в которой нашлись два экземпляра альбома, но с утраченными фотографиями. И только знаменитая Румянцевская библиотека, как обычно, оправдала мои надежды: снимки удалось перевести на компакт-диск, и с тех пор они хранятся в моём архиве. Более чем уверен, что альбом был передан в библиотеку после завершения в Москве Политехнической выставки 1872 года. Тобольчане, как и вся Тобольская губерния, участвовали в работе этой выставки, посвящённой 200-летнему юбилею императора Петра I, в том числе в работе фотографического павильона.
Альбом включает фотографии П.С. Паутова с видами малознакомого нашему поколению Тобольска. К каждой из них прилагается пространное описание на одной-двух страницах, подготовленное К.П. Голодниковым. Введением к альбому служит историческая справка о городе Тобольске. В ней наибольшее внимание уделено тем несчастиям, которые сопровождали город в предшествующие века: пожарам и наводнениям. В устах Голодникова весьма пессимистично звучит оценка перспектив развития города. И только величественные виды старинного города, первой столицы Сибири, вдохновляют автора. Фотографии Паутова представляют интерес в том отношении, что не только показывают Тобольск почти полуторавековой давности, но и демонстрируют утраченные уголки городской архитектуры. Вот они, первые в истории города фотоизображения Тобольска! Давайте посмотрим эти снимки.
Прежде всего, взгляните, читатель, на фотографию, на которой изображён памятник Ермаку (илл. 96). Внешнее окружение обелиска, как нетрудно заметить, совершенно не соответствует современному виду. Из описания памятника, сооружение которого проходило в 1837–1849 годах при содействии и финансовой поддержке знаменитых уральских магнатов Демидовых и Яковлевых, следует, что в 1857 году, незадолго до фотографирования, при памятнике были устроены цветник и сад, оранжерея и теплица. Инициатива принадлежала губернатору статскому советнику В.А. Арцимовичу, оставившему о себе добрую память у сибиряков. В теплице выращивались георгины и китайские розы, олеандры и гортензии, кактусы и левкои и многие другие экзотические растения. Их было более тысячи. Среди деревьев выделялись яблони и кипарисы, лимонные, ананасовые и персиковые насаждения. Выращивались овощи: огурцы и салат, редиска и сельдерей, спаржа и петрушка. Плоды и овощи свободно продавались всем желающим. В летние дни в саду играл духовой оркестр. Он располагался при памятнике в специальной беседке для танцев. Беседки для оркестра и танцев хорошо видны в правой части фотографии. К сожалению, потомки Паутова и Голодникова не сумели сохранить былую роскошь оформления и обеднили первоначальные замыслы авторов памятного сооружения. Полвека спустя после Паутова памятник Ермаку стал выглядеть совсем иначе, мало отличаясь от современного вида.
От памятника Ермаку к нашему времени хоть что-то осталось. А вот другое сооружение можно увидеть только на фотографии. Это лютеранская деревянная церковь (илл. 97). Стоит обратить внимание, что снимок сделан Паутовым в зимнее время, скорее всего в начале 1864 года. Он один из самых первых снимков Тобольска. В 1814 году по инициативе и за счёт средств тобольского мастера серебряных дел Иоганна Шпильнера на Туляцкой улице была приобретена деревянная постройка. На её месте началось строительство церкви. Её построили в 1818 году. Она освящена первым лютеранским дивизионным проповедником в Западной Сибири неким Вальтером. Религиозные пьесы исполняли музыканты местного гарнизонного батальона. В 1861 году для церкви приобрели фисгармонию, и был приглашён органист. Церковь состояла в непосредственном подчинении Московской лютеранской консистории. Она располагала библиотекой, в которой хранился редкий экземпляр Библии, напечатанной на немецком, финском и латышском языках.
Остальные фотографии Тобольска в паутовском альбоме некоторым образом задали тон последующим поколениям тобольских светописцев. Во всяком случае, все сюжеты альбома неоднократно повторялись ими. Это пятиярусная колокольня тобольского кафедрального собора и шведская башня-рентерея (илл. 98). Одна из высочайших в России колокольня имела на двух ярусах 15 колоколов, один из которых, самый крупный, был отлит на Тагильском заводе заводчика Акинфия Демидова. На снимках показан дом тобольских присутственных мест (илл. 99) и губернаторская резиденция (илл. 100). Трёхэтажный дом тобольских присутственных мест на высоком обрыве рядом с кремлём первоначально предназначался для сибирского наместника. С ликвидацией наместничества в 1799 году в него перевели присутственные места. К моменту съёмки дома Паутовым в нём на верхнем этаже размещались Казённая палата, на среднем – губернский совет и губернское правление, а в нижнем окружное казначейство и канцелярия губернского прокурора. Флигели были отданы губернскому, окружному и земскому судам, приказу общественного призрения, губернской типографии и редакции губернских ведомостей.
Каменный губернаторский дом, примыкающий к Благовещенской улице и площади того же названия, с конца XVIII столетия принадлежал тобольскому купцу Куклину. С 1820-х годов особняк перешёл в казну, и здесь постоянно селились сначала генерал-губернаторы Сибири, а затем, с 1839 года, тобольские губернаторы. В доме в 1837 году останавливался наследник престола, позже император Александр II, а в годы гражданской войны Николай II. В середине XIX века участок Благовещенской улицы в районе губернаторского дома и Благовещенской площади украшался рядом орудийных стволов, пирамидально сложенными бомбами и ядрами. Вся эта военная атрибутика была отлита на Каменском заводе.
Паутов снял Захарьевскую и Богоявленскую церкви (илл. 101) и гостиный двор. Фотография каменной Богоявленской церкви с барочной оградой удивительной красоты заслуживает особого внимания. Церковь разрушили в середине минувшего столетия. Она стояла под горою с 1691 года. В ней в 1834 году крестили Дмитрия Менделеева. Достопримечательностью церкви был колокол с надписью на латыни: «_me_fecit_jan_Albert_de_Grave_Amsterdami,_anno_Domini_1719_» («лит я в Амстердаме Иваном Альбертом де Граве, в лето Рождества Христова 1719»), «_Амстердам_и_Тобольск_какое_расстояние!_» – восклицает автор текста Капитон Голодников. Десять лет назад мне пришлось посетить великолепный Амстердам. Мне и в голову тогда не приходило, что эти два исторических города породнились через знаменитый колокол.
Разумеется, на снимках на фоне Панина бугра не была пропущена знаменитая губернская гимназия (илл. 102). Кстати, здание было снято на негатив во времена, весьма близкие к годам окончания курса обучения в ней И.Я. Словцова (18441–907), замечательного педагога и учёного, основателя Тюменского Александровского реального училища. Именно такой запомнилась Ивану Яковлевичу – будущей гордости сибирской науки, своя первая школа. В Тобольске это имя менее популярно, чем в Тюмени, и всё же на стене гимназии хотелось бы видеть памятную доску наряду с именами Д.И. Менделеева и П.П. Ершова. И.Я. Словцов имел тесные научные связи с губернским музеем, неоднократно печатался в его трудах. Не обошёл П.С. Паутов своим вниманием подгорную часть города, снятую с кремлёвского холма (илл. 103). Все они, эти сюжеты, узнаваемы и в наше время.
Интересна первая фотография Ивановского междугорного, как называют его авторы альбома, монастыря (илл. 104), основанного в 1652–1663 годах архиепископом Тобольским и Сибирским Симоном. Уединённая обитель с двумя церквями была сооружена в живописной местности среди холмов по просёлочному Тырковскому тракту, получившему своё название от южного предместья Тобольска Тырковки. Каменные сооружения монастыря ограждены кирпичными стенами с воротами и аркой. В ограде разбит сад и стоят несколько древних кедров. Под их сенью устроены беседки, в которых любили отдыхать гости из города, в том числе ссыльные декабристы. На периферии ограды видно беспорядочное скопление деревянных строений. Заметен необыкновенный контраст между убожеством этих времянок и роскошью основных строений монастыря. Спустя 40 лет потомки первого фотографа Тобольска М. Уссаковская и А. Цветков повторили съёмки монастыря и поместили фотографии на художественных почтовых открытках (илл. 105, 106). Другим стало название монастыря: Иоанно-Введенский. Нетрудно видеть, что внешнее обустройство обители существенно изменилось. Исчезли многие недолговечные деревянные постройки, улучшены подъездные пути со стороны Абалака, появились новые двухэтажные дома. Расширена площадь перед главной церковью монастыря, на которой появились торговые ряды. Расширение площади вынудило строителей перенести каменную ограду таким образом, чтобы вход в церковь оказался на самой площади и вне ограды. В наше время идёт интенсивное восстановление монастыря. К сожалению, реставрация мало учитывает перечисленные особенности архитектуры монастырского комплекса.
Хочется обратить внимание читателя на одну очень характерную особенность фотографий Паутова. На всех без исключения снимках нельзя увидеть движущихся людей или повозок. В тех редких случаях, когда они всё же присутствуют, например, на фотографии с видом Никольского взвоза (илл. 107), то исполняют роль статистов, не более. Объяснение здесь простое: в годы, когда Паутов проводил съёмки, в ходу был так называемый мокро-коллоидный способ приготовления светочувствительного материала. На раннем этапе развития фотографической технологии он предусматривал приготовление будущего негатива непосредственно перед фотографированием. Чувствительность коллоида к свету не была высокой, поэтому приходилось снимать пейзаж с большой выдержкой. Естественно, движущиеся элементы снимка оказались бы смазанными. Кстати, о Никольском взвозе. По свидетельству К. Голодникова, о точном времени его сооружения сведений не сохранилось. Известно только, что в городе до 1824 года существовал единственный конный, так называемый Казачий, подъём на гору в предместье Вершина в восточном неудобном районе города. Подъём представлял собою деревянный на срубах мост, к началу XIX столетия весьма обветшавший. При сооружении нового подъёма был выбран лог, по которому в наше время и проходит Никольский подъём «взвоз». Через небольшую речку Курдюмку пришлось проложить мост. Название взвоза произошло от церкви Николая Чудотворца (с 1602 г. деревянное сооружение, с 1743 каменное), стоявшей поблизости и примыкавшей к каменному архиерейскому дому.
В. Е. Копылов
ГЛАВА 2. РОЖДЕНИЕ ФОТОГРАФИИ В СИБИРИ
Исследуя историю, надо в ней искать то, что интересует пас сегодня.
Иван Ефремов
Чтобы узнать больше, надо знать больше других.
Рихард Зорге
Многие годы таинственной, за семью печатями, представлялась мне история возникновения фотографии в нашем крае. Самый надёжный способ разгадать тайну предполагает поиск в ней уязвимого места. Не одно десятилетие я потратил на подбор материалов о судьбе декабристов, в своё время отбывавших ссылку в окрестных городах Зауралья. Не для печати или обобщения, а просто для удовлетворения любопытства и для повышения информационного рейтинга во мнении о себе. Многократно побывал в музее-заповеднике Тобольска и Ялуторовском музее декабристов. В Кургане посетил дом-музей А.Е. Розена. При посещении в середине 1980-х годов Иркутска не отказал себе в удовольствии ознакомиться с домом Трубецких. Наконец, желание узнать как можно больше о деятельности декабристов в наших краях привело меня в Туринск, в город, который с 1732 года считался в составе Тобольской губернии. Все эти города бережно хранят документацию о жизни ссыльной сибирской общины декабристов.
Пожалуй, самое яркое впечатление осталось от краеведческого музея в Туринске, размещённого в домах декабристов В.П. Ивашева и И.В. Басаргина. Не потому, что музей самый богатый по составу материалов, совсем наоборот. Всё дело в том, что он значительно менее известный, чем все остальные. Одна из поездок в Туринск, на сей раз с фотоаппаратом, состоялась летом 1986 года. Музей запомнился сведениями о начале увлечения И.И. Пущина фотоделом здесь в Туринске. Восхитился парком Декабристов, почти таким же, как в Ялуторовске, да выразительным памятником на могиле Василия Петровича Ивашева и его верной супруги Камиллы Петровны рядом с оградой старого городского кладбища (илл. 53). Постоял возле домов, в которых проживали декабристы В.П. Ивашев, И.И. Пущин, Е.П. Оболенский и И.В. Басаргин. Здесь в Туринске, а частично в Кургане, и нашлось то уязвимое место моей тайны, с которой началось это повествование. Оказалось, что ещё в начале 1839 года ссыльный декабрист А.Ф. Бригген писал из Кургана в Европейскую Россию М.П. Миклашевскому: «_Сколько_новых_изобретений!_Дагеротипия,_например._Я_думаю,_Вам_известно_это_удивительное_открытие_господина_Дагера:_из_света_он_сделал_рисовальщика_». Декабрист А.П. Юшневский в 1843 году писал из ссылки брату: «_Ты_обещал_показать_мне_опыты_светописи._Вероятно,_ты_прочитал_уже_где-нибудь_известия_о_новых_опытах_действия_света_профессора_Мезера,_деланных_в_присутствии_Гумбольдта_и_Энка._Подлинно:_дойдут_скоро_до_того,_что_откроют_средство_удерживать_изображение_предмета,_видимого_в_зеркале_». А несколько позже в октябре 1843 года сестра декабриста И.И. Пущина писала ему из Москвы в Туринск: «_Дагеротипы_нынче_доводятся_до_совершенства,_условие_удачи –_сидеть_смирно,_но_не_более_минуты._Пришлю_тебе_». Обратите внимание: в письме нет пояснений о сути дагеротипии. Сестра, надо полагать, и раньше извещала Пущина, удалённого властями от столичных новостей, о величайшем достижении науки XIX столетия. Нет сомнения, что своё обещание она сдержала, и самые ранние российские дагеротипы побывали в руках И.И. Пущина. Таким образом, триумфальное шествие первых фотографий по Зауралью началось либо с Туринска, либо несколько позже и. скорее всего, с Ялуторовска. Дальше события, связанные с распространением фотографии в нашем крае, развивались крайне необычно и стремительно.
ПОЛТОРА ВЕКА СИБИРСКОЙ ФОТОГРАФИИ
Судьбы декабристов и сибирской фотографии переплелись в начале 1840-х годов. Таким образом, со времени начала сибирской фотографии прошло несколько более 150 лет, чем указано в заголовке. В частности, к моменту подготовки книги и её издания срок времени в полтора столетия возрос ещё на 8 единиц. Поскольку заголовок параграфа и материал к нему был подготовлен и опубликован в периодических изданиях к юбилею фотографии в 1995 году, то я не счёл необходимым изменять первоначальное название раздела. Такое намерение вызвано желанием не только подчеркнуть грандиозность юбилейной цифры, но и в очередной раз напомнить читателю о весьма нерядовом событии в истории Сибири, которое, к сожалению, прошло малозаметно и тускло. Только в музее Истории науки и техники Зауралья при Тюменском нефтегазовом университете к юбилейной дате была открыта и работает до сих пор выставка, посвящённая истории фотографии в нашем крае и занимающая целый зал. О ней, выставке, рассказано выше.
Обстоятельства, при которых приходится писать памятные или долговые расписки и подписки, в жизни людей складываются столь часто, что этот вид эпистолярного искусства редко сохраняется на продолжительное время. Ну, написал, сдержал слово и без сожаления порвал и выбросил ненужную бумажку. Но иногда, в особо редких случаях, расписки превращаются в ценный исторический документ. Ещё реже подобные документы чудом попадают в руки исследователей и доходят до нас, читателей. Вот одна из таких расписок. «_В_присутствии_Ялуторовского_полицейского_управления_мы,_нижеподписавшиеся,_проживающие_в_городе_Ялуторовске,_находящиеся_под_надзором_полиции_государственные_и_политические_преступники,_выслушав_предписания_господина,_состоящего_в_должности_тобольского_гражданского_губернатора,_от_8-го_настоящего_месяца_за_номером_18_дали_эту_подписку_в_том,_что_обязываемся_не_иметь_у_себя_дагеротипов,_и_что_в_настоящее_время_таковых_у_себя_не_имеем._В_том_подписуемся:_Иван_Пущин,_Евгений_Оболенский,_Иван_Якушкин,_Василий_Тизенгаузен,_Матвей_Муравьёв-Апостол_» (орфография сохранена в соответствии с оригиналом).
Что же произошло с декабристами в Ялуторовске? Как указывалось выше, в октябре 1843 г. сестра декабриста П. И. Пущина отправила ему из Москвы письмо в Туринск. В письме сообщалось, что дагеротипы широко распространяются в столице. В завершении письма прозвучало обещание прислать образцы. Дагеротипы были отправлены И. Пущину в Туринск, а оттуда, вслед за перемещением Пущина, в Ялуторовск, куда декабриста перевели на очередное поселение.
Во всяком случае, когда весной 1845 года отставной французский инженер-подпоручик, а позже литограф А. Давиньон приехал со своей аппаратурой к декабристам, то встретил в Сибири людей, достаточно осведомлённых о процессе дагеротипии. С тех пор имена И. Пущина и А. Давиньона навсегда вписались в историю сибирской фотографии, они стали её крестниками, а город Ялуторовск по нраву можно считать родиной сибирской практической фотографии.
А кто же был А. Давиньон, чем ему приходилось заниматься? Он приехал в Санкт-Петербург в 1842 году из Франции, спустя три года после того, как его соотечественник Л. Ж. Дагер впервые добился возможности надёжной светозаписи изображения на посеребренных пластинках. Армия дагеротипистов, увлечённых новейшей технологией, росла во Франции не по дням, а по часам. Занялся дагеротипией после отставки из армии и Давиньон. Не в качестве хобби, а профессионально. Не выдержав, однако, у себя на родине жёсткой конкуренции, он решил поехать в Россию и завести там своё дело.
На Никольской улице в Санкт-Петербурге Давиньон открыл дагеротипный павильон. Вопреки ожиданиям, фотобизнес французского переселенца не принёс ему ожидаемых прибылей. Чтобы как-то поправить свои дела. А. Давиньон решил предпринять путешествие по Уралу и Сибири с намерением сфотографировать замечательные уголки природы, города и знатных людей. Он побывал в Екатеринбурге, Тюмени и Тобольске, в Ялуторовске, Томске и Красноярске. Добрался и до Иркутска. В Екатеринбурге Давиньону не повезло в очередной раз. Здесь с 1842 года работало ателье первого уральского фотомастера И. А. Терехова, с размахом организовавшего своё дело на Урале. По слухам, Терехов был лично знаком с Дагером, выписывал у него аппаратуру. Так что Давиньон, признавая заслуги Терехова в Екатеринбурге, уехал из столицы Урала восвояси. О пребывании А. Давиньона в Тюмени и Тобольске никаких сведений не сохранилось. Возможно, он здесь что-то и кого-то снимал, поскольку конкурентов в городе не оказалось. Но, скорее всего, мещанская Тюмень и чиновничий Тобольск просто не оценили возможности дагеротипии, а высокая стоимость работы отпугнула желающих сниматься. При переезде по упомянутым городам Сибири Давиньон охотно фотографировал декабристов, справедливо полагая, что их портреты – запретный плод, будут хорошо раскупаться.
Он не учёл лишь, что работает не во Франции, а в крепостнической России. Расплата за беспечность пришла без промедления. По анонимному доносу в Третье жандармское отделение А. Давиньон был арестован, у него отобрали все крамольные посеребренные пластинки – дощечки с портретами декабристов и их жён. Доказательства искать не пришлось: на обороте каждой из дощечек стояло имя предпринимателя-фотографа и его фирменный знак. Спасла Давиньона принадлежность к гражданству Франции да расписка, а точнее подписка, с обязательством не снимать впредь портретов с государственных преступников.
_Вот_её_текст:_«1845_года,_декабря_31_дня,_я,_нижеподписавшийся,_дал_сию_подписку_в_том,_что_не_имею_у_себя_ни_одного_портрета,_снятого_мною_в_Сибири_посредством_дагеротипа,_с_некоторых_государственных_преступников._И_если_когда_буду_путешествовать,_то_обязуюсь_под_строгою_по_законам_ответственностью_не_снимать_портретов_с_упомянутых_преступников»._
_На_места_ссылки_декабристов_императором_Николаем_1_были_отправлены_высочайшие_повеления:_«...воспретить_поселенцам_из_государственных_преступников_на_будущее_время_снимать_с_себя_портреты_и_отправлять_оные,_дабы_не_обращали_на_себя_неуместного_внимании._Извольте_приказать,_чтобы_были_отобраны_все_портреты,_а_также_принадлежности_дагеротипов»._Подумать_только,_сколько_страху_нагнала_на_вершину_власти_всего_лишь_начинающая_дагеротипия!_
Тогда-то и появилась расписка-подписка, с которой и начался наш рассказ. Полицейский обыск на квартирах декабристов в Ялуторовске не дал результатов: хозяева крамольной аппаратуры, заранее предупреждённые, успели всё надёжно спрятать. По некоторым косвенным признакам у меня складывается впечатление, что декабристы в Ялуторовске обладали не только дагеротипами, но и фотокамерой с необходимыми принадлежностями. Прямыми свидетельствами я не располагаю, но если это предположение подтвердится, то напрашивается вопрос: а может, ялуторовские ссыльные фотографировали самостоятельно, без связи с Давиньоном? Есть основание полагать, что аппаратура либо была прислана из Центральной России, что вполне реально, либо предприимчивый А. Давиньон продал декабристам и фотоаппарат, и химикаты, и секреты получения портретов. Как знать, может, ещё отыщутся и аппараты и снимки, подобно тому, как в доме М. Муравьёва-Апостола нашлась знаменитая бутылка с посланием потомкам? С неё, кстати, начался музей декабристов в Ялуторовске.
Не все декабристы послушались грозного приказа российского самодержца. В Забайкалье в Селенгинском селении фотографией продолжал заниматься Н. А. Бестужев. И.И. Пущин в одном из сибирских писем назвал этого крамольного смельчака «Николаем-дагеротипщиком». Долгое время считалось, что все дагеротипы с изображениями декабристов были утрачены, поскольку по высочайшему повелению полицейское управление было обязано их уничтожить. Исследователи истории фотографии приняли за непререкаемую истину краткое сообщение в журнале «Красная новь» за 1924 год, в котором со ссылкой на Третье жандармское отделение сообщалось об уничтожении опасных «дощечек». Как оказалось, дощечки дагеротипов сохранились в архивных бумагах Третьего управления и дошли до наших дней. Сравнительно недавно в 1988 году в музее пушкинского дома удалось обнаружить портреты-дагеротипы декабристов С. Е. Волконского. И. В. Поджио и Н. А. Панова работы Давиньона. Небольшого размера и отлично сохранившиеся в изящных рамках, они стали настоящим открытием нашего времени. На обороте каждого дагеротипа имеется фирменная синяя наклейка с золотым оттиском «Дагеротип А. Давиньона».
По возвращении в Центральную Россию декабристы охотно пользовались услугами столичных фотографов. К тому времени, а это конец 1850-х годов, дагеротипия полностью уступила место новым способам светописи. Сохранился снимок тех лет ялуторовского поселенца И.И. Пущина одного из первых энтузиастов сибирской фотографии (илл. 54).
Дагеротипы, в наше время встретить, тем более найти, почти невозможно. Редкие музеи имеют подобные уникальные экспонаты. Наиболее крупной коллекцией дагеротипов обладает Государственный исторический музей в Москве: 296 экземпляров. В нашем крае мне известны только три краеведческих музея обладателей дагеротипов. Один из них располагается в Нижнем Тагиле. Сохранившийся уральский дагеротип представляет собой поблекшую металлическую пластинку размером 8 на 12 сантиметров. На пластинке проглядывается группа из трёх горнозаводских служащих Нижнего Тагила.
Дагеротип сделан в 1858 году в ателье Генри Инглиса. Как и Терехов в Екатеринбурге, он стал зачинателем фотодела в промышленном городе на восточном склоне Урала. Уральские заводчики Демидовы выписали Г. Инглиса из Англии как специалиста по кузнечному делу и молотового мастера. По окончании пятилетнего контракта Инглис остался в Нижнем Тагиле и, пользуясь связями на своей родине, решил сменить профессию и заняться выгодной фотографией.
Другим уникальным экспонатом располагает музей фотографии в Екатеринбурге. Как сообщил мне его научный руководитель Е. М. Бирюков, на дагеротипе изображены два младенца. К сожалению, место и время съёмки, а также авторство фотографии не установлены.
Наконец, обладателем ещё одного уникального дагеротипа стал краеведческий музей-заповедник в Тобольске. На снимке (илл. 55) изображён В. П. Шапошников-младший, сын известного в середине XIX века тобольского купца П. Шапошникова. Дагеротип сделан в 1852 году на металлической посеребренной пластине размером 9,8 на 11,3 сантиметра и помещён под стекло в чёрный футляр толщиной в половину сантиметра. Снимок обрамляется двумя металлическими под золото рамками и тонирован цветными красками. Ценнейший экспонат памятник культуры середины XIX века, поступил в фонды музея из Ленинграда в 1972 году от С.П. Заборовского – дальнего родственника семьи Шапошниковых. К сожалению, обычная пересъёмка дагеротипа не способна передать фактуру его блестящей металлической поверхности. При разглядывании такого снимка в книжной иллюстрации, а не в оригинале, создаётся впечатление, что дагеротип ничем не отличается от современной фотографии. Уже после подготовки этого текста мне пришла в голову мысль о съёмке дагеротипа с помощью стереоскопической технологии. Дело в том, что трёхмерное изображение, в отличие от плоской картины, даёт своеобразный стереоскопический блеск. На обычной плоской фотографии его получить невозможно. Разумеется, при пересъёмке дагеротипа объёмное изображение получить не удастся, но стереоскопия дает дополнительную информацию металлический блеск поверхности дагеротипа. Насколько мне известно, в периодической печати попытки стереоскопической пересъёмки дагеротипов никогда не предпринимались. Пока что такой снимок мне осуществить не удалось по чисто организационным причинам из-за трудности разборки футляра и опасения повреждения стекла.
Автор и место исполнения дагеротипа неизвестны. Здесь поле разного рода догадок может быть достаточно обширным. Исключаются фотографы столичных городов, поскольку к 1852 году дагеротипия там уже вышла из употребления. Высока вероятность изготовления дагеротипа в одном из провинциальных городов, например в Екатеринбурге, а, может, и в самом Тобольске. Надёжность такой догадки, если принять во внимание скромное внешнее оформление дагеротипа, достаточно велика. И если она верна, то начало фотографии в губернском городе следует относить к началу 1850-х годов. Но кто был этот фотограф? Знаю только, что екатеринбургский дагеротипист И. А. Терехов не раз предпринимал поездки с фотоаппаратом по Зауралью и бывал в Тобольске. Не его ли это работа?
Что касается достоверных сведений о начале профессиональной фотографии в Западной Сибири на основе стационарного городского ателье и негативно-позитивной технологии, отличной от дагеротипной, то история связывает его с именем омского фотографа А.Г. Тёмкина. Мастерская этого зачинателя сибирского фотодела под вывеской «Сибирь» появилась в 1855 году в центре Омска напротив почтовой конторы. Мне удалось познакомиться с некоторыми работами пионера профессиональной сибирской фотографии А.Г. Тёмкина, в том числе с его уникальными паспарту. Ателье Тёмкина оказалось в числе долгожителей. Мне встречались снимки мастера, датированные 1886 годом (илл. 56). У нас ещё будет возможность встретиться с именем А.Г. Тёмкина.
ФОТОАТЕЛЬЕ СОКОЛОВА И ВЫСОЦКОГО
В 1858 году в столице империи стал выходить научно-популярный журнал «Светопись» первое русское периодическое издание для любителей фотографии. Годом позже в Одессе отпечатали руководство по практической фотографии И. Мигурского. В столичных и провинциальных газетах появились рекламные объявления о появлении нового вида изобразительного искусства. В столице империи и в провинции усилиями предприимчивых людей возникали многочисленные фотоателье. Они нуждались в рекламе. Фотожурналы и другие периодические издания охотно шли навстречу пожеланиям владельцев ателье, предоставляя им свои страницы. Влияние лавины подобной информации на развитие фотодела в стране, особенно в периферийных городах, трудно переоценить. Дошли эти сведения и публикации до Камышлова и Тюмени.
_Федор_Соколов_. Камышловский мещанин Фёдор Соколов решил испытать себя на фотографическом поприще. Он переехал в Тюмень и, проявив смелую инициативу, в 1862 году впервые в этом городе и в Тобольской губернии организовал фотоателье (илл. 57). Мастерская размещалась по Царской (Республики) улице в собственном доме под номером 35. Исключая малоудачные попытки Давиньона, приоритет использования фотографии для портретного искусства в Тюмени и в столице губернии принадлежит Ф.С. Соколову. Впрочем, он же в нашем крае продолжил традицию, заложенную ранее в России Давиньоном: размещение на обратной стороне паспарту своего фирменного знака и фамилии (илл. 58, 59).
На иллюстрации 60 показана одна из его ранних работ, на которой снят ребёнок семьи тюменских мещан. На фотографии можно видеть фрагмент помещения ателье, непременные атрибуты фотоантуража, используемого фотографами тех лет. Художественными особенностями снимок не отличается, всё подчинено желанию родителей, которые привели своё чадо. Воля фотографа ощущается мало, если не считать робкую и достаточно вялую попытку автора снимка придать фигуре участника съёмки некоторые элементы непринуждённости. Впрочем, уловить тенденцию художественных исканий на раннем этапе развития фотопортрета трудно не только в Тюмени. Недостатки портретных объективов тех лет малая глубина резкости ограничивали изобразительные возможности фотографов. Например, при групповых павильонных съёмках снимающихся приходилось расставлять в один ряд. Изображения предметов или людей второго плана оказывались нерезкими.
Мне приходилось видеть только единичные пейзажные работы Соколова. С учётом необыкновенной громоздкости съёмочной аппаратуры тех лет, их, скорее всего, в большом количестве и не было. Мало кто решился бы вместе с фотоателье иметь ещё и телегу с лошадью. Дело в том, что фотограф накануне поездки был вынужден вооружаться не только стационарным павильонным фотоаппаратом (других не было), тяжёлым треножником и чёрным покрывалом, но и большим ящиком для стеклянных пластинок, палаткой для поливки пластинок мокрой светочувствительной эмульсией в темноте (илл. 61, 62). Добавьте сюда сложный и весомый набор склянок для химикалиев. Но и это ещё не всё. Объективы фотоаппаратов годились только для съёмки ландшафтов общим планом с достаточной проработкой подробностей удалённых предметов. Ближние предметы получались нерезкими. Мокроколлоидная эмульсия обладала чувствительностью преимущественно к синим участкам светового спектра. По этой причине небо на снимках получалось всегда светлым без облаков: качество и реалистичность пейзажа оставляли желать лучшего. В ветреную погоду из-за большой выдержки нельзя было снимать деревья. Они, раскачиваясь, оказывались смазанными, размытыми. Более того, все движущиеся объекты, например, пешеходы или экипажи, корабли и лодки на реке при длительной выдержке не оставляли следа на негативе. Фотографии выглядели непривычно пустынными. Вот почему в фотографии на долгие годы доминирующее положение занял портрет.
За давностью лет о Соколове мало что известно. В 1870-х годах он предпринял попытки снимать в Тюмени городской пейзаж. Мне известны два его снимка. На первом показана пристань на реке Туре (илл. 63) с причальными баржами, исполняющими роль дебаркадера, и зданием Правления речного пароходства И. Игнатова с башенкой на крыше. На панораме левого противоположного берега Туры просматриваются стапели завода Гуллета. Железной дороги ещё нет, до окончания её строительства впереди не менее полутора десятков лет. Снимок датируется концом 1860-х или началом 1870-х годов. На второй фотографии, более поздней (илл. 64), показано здание реального училища, только что законченного стройкой (стены ещё не оштукатурены, не убран ограждающий забор). Поскольку окончание строительства известно 1879 год, то и привязку даты фотосъёмки можно установить с достаточной точностью. На обороте паспарту помещён овальный штамп с надписью: «_Фотографъ_Ф.С._Соколовъ_» (илл. 65).
С января 1882 года принадлежность фотографии была переписана на имя сына Соколова-старшего Василия Фёдоровича (илл. 66). Как можно полагать, этот год означал отход Ф.С. Соколова от активной деятельности. Впрочем, в моём архиве имеются снимки ателье Ф.С. Соколова за 1891–1893 годы, на обратной стороне которых указывается принадлежность ателье Соколову-старшему. Не исключаю, что здесь прослеживается проявление уважительного отношения наследников к фамильной династии. Мастерская В. Ф. Соколова-младшего стала называться несколько необычно: «Славянская фотография В. Соколова». Вскоре ателье было расширено. Деятельность семьи Соколовых стала процветать настолько, что наследники отказались от хлопотных фотоуслуг. Они сосредоточили усилия фирмы только на торговле фотопринадлежностями. Родилось предприятие под названием «Товарищество А.И. Соколовой и наследники в Тюмени». К такому решению подтолкнула и народившаяся в городе конкуренция нескольких фотоателье с мастерами высочайшего класса. О них несколько позже. На улице Царской появился фирменный магазин фотопринадлежностей, химикатов и фотоаппаратов, в том числе – двухобъективных стереоскопических. Соколовы торговали штативами, фотопластинками, проявляющими и фиксирующими препаратами, альбомами и художественными почтовыми открытками (илл. 67). При магазине работала консультация для фотолюбителей, предлагалась «хорошо обставленная» тёмная комната для перезарядки фотокассет и проявления пластинок. Принимались заказы «по умеренным ценам» на диапозитивы для проекций при «чтениях с волшебным фонарём». Впервые в Сибири магазин организовал, по примеру Истмена, приёмку заказов на проявку фотопластинок-негативов и отпечатку готовых позитивов. Словом, всё, что известно сегодня, было рождено в Тюмени ещё в начале минувшего века.
Соколовы-наследники занялись издательской деятельностью. Они заказывали в столице империи художественные почтовые карточки с видами Тюмени (илл. 68) по фотографиям известнейшего в городе фотографа Т.К. Огибенина, который продолжительное время тесно сотрудничал с торговым домом Соколовых. На лицевой стороне карточки указывалось имя Огибенина. В конце 1890-х годов В. Ф. Соколов предпринял попытку расширить сферу своего влияния не только в Тюмени, но и за пределами уездного центра в губернском городе. Мастеров портретной съёмки в Тобольске было более чем достаточно. Наследники Соколова-старшего решили приобщиться к пейзажным работам видам столицы губернии, и, пожалуй, впервые в губернии – к рекламному ремеслу с помощью фотографии. К концу XIX – началу XX столетий Соколовы-младшие обладали большими возможностями фотографической техники, чем располагал основатель тюменской ветви династии Соколовых. Фотокамеры, например, стали менее громоздкими, вплоть до ручных переносных, упростилась технология съёмок. Насколько мне известно, это была единственная и последняя попытка Соколовых к пейзажной съёмки, прежде чем заняться фототорговлей.
Надо отдать должное: начинание оказалось достаточно удачным. В научном архиве Тобольского музея-заповедника хранится альбом «Видов Тобольска и его окрестностей», из которого в моём распоряжении оказалось несколько фотографий. Как было принято в те годы, снимки вставлены в разрезы на страницах альбома, и не представляют собой единое типографское изделие, каждая страница которого отпечатана вместе со снимком. Несмотря на указание составителя альбома губернского фотографа П.А. Русанова о компоновке альбома в 1901 году, фотографирование отдельных городских пейзажей было проведено в самое разное время несколькими фотографами. В частности. В. Ф. Соколов свои первые съёмки Тобольска приурочил к посещению города в 1891 году наследника цесаревича (илл. 69). Многочисленные российские трёхцветные государственные флаги, развешанные в разных местах, подчёркивают торжественность момента. Под некоторыми фотографиями Соколов указал своё имя и место расположения торгового дома («_Фотография_Соколова_въ_г._Тюмени_»).
Все снимки серии имеют стандартное и схожее рамочное обрамление в цвете, слабо вирированы и отражают виды губернского центра при съёмке с наиболее выигрышных городских мест. Здесь и только что выстроенный в «русском стиле» деревянный театр-терем (илл. 70), возле которого ещё не убраны строительные заборы. Поражают зрителя эффектные панорамы подгорной части города, снятые с кремлёвского холма (илл. 71) и со стороны памятника Ермаку (илл. 72). Обратите внимание на отсутствие здания новой гимназии. Здание ещё не выстроено, что позволяет провести привязку снимка по времени не позже второй половины 1890-х годов. Красочны снимки тобольских церквей и дома губернатора (илл. 73, 74, 75).
Разумеется, придирчивый критик в состоянии заметить на фотографиях немалые огрехи. Например, бросается в глаза серое небо (съёмка без светофильтра), малосодержательный ближний план из-за опасения снижения резкости изображения и некоторые другие погрешности. Тем не менее, подборка редких видов Тобольска конца XIX века представляет собой любопытную возможность наблюдать губернский центр в несколько необычном для нашего поколения виде.
Интересен также один из снимков рекламного характера (илл. 76, 77). Снимок предназначался для проспекта и павильона сельскохозяйственной и кустарной выставки 1895 года в Кургане. На нём показана пожарная машина-насос, смонтированная на телеге, выпущенная в Тюмени в 1888 году механическим заводом А.А. Котельникова по заказу города Берёзова. Годом раньше этот город пострадал от пожара. Под фотографией подпись: «_Фотографія_Соколова_».
В. Ф. Соколов оставил потомкам редкий по выразительности портрет основателя Тюменского реального училища, выдающегося педагога и учёного с мировым именем Ивана Яковлевича Словцова (илл. 78). Тонированный в сепию портрет размером 10 на 15 сантиметров и снятый в «Славянской фотографии В. Соколова» в конце XIX столетия находится в фондах Тюменского краеведческого музея. На паспарту сохранилась дарственная запись И.Я. Словцова.
_Константин_Высоцкий_. Четыре года спустя, после открытия в Тюмени в 1862 году Фёдором Соколовым своего фотоателье, в этом городе открылась вторая мастерская светописи. Её основателем в 1866 году стал учитель рисования Тюменского приходского училища К. Н. Высоцкий (илл. 79). Он родился в городе Таре на Иртыше. Годы жизни: 1837–1887. Его отец поляк Николай (Ян) Высоцкий проживал в ссылке в этом городе. Матерью Константина Высоцкого была русская сибирячка. Может быть, поэтому Высоцкий всегда относил себя к православному вероисповеданию. Из Тары в Тюмень он приехал в 1854 году. Через год Императорской академией художеств в Санкт-Петербурге коллежский регистратор К. Н. Высоцкий был удостоен звания учителя рисования. Любопытный факт, свидетельствующий о пребывании Высоцкого какое-то время в столице империи. По-видимому, именно там состоялось у него первое знакомство с элементами фотографии и основами типографского дела.
В 1863 году Высоцкий в возрасте 26 лет, мало способствующем выходу в отставку, расстаётся с просвещением. Причина необычайно ранней отставки была проста: оплата труда приходского учителя не обеспечивала содержание разросшейся семьи. К. Н. Высоцкий занялся частным предпринимательством. Некоторое время ушло на оборудование фотографического ателье с тремя фотоаппаратами. С 1866 года мастерская Высоцкого становится известной в Тюмени. Дела поначалу шли неплохо, объём торгового оборота достигал 1400 рублей в год. Для тех лет – деньги немалые.
Впервые в истории города Высоцкий стал снимать не только портреты обывателей, но и виды выставок в Тюмени и самого города. Летом 1868 года здесь в связи с приездом в Тюмень Великого князя Владимира Александровича прошла двухнедельная выставка «местных произведений». Её павильоны размещались в Загородном саду. Высокому гостю предполагалось вручить альбом с фотографиями павильонов. Эту работу поручили К. Н. Высоцкому. В альбоме разместилось более 20 тонированных в сепию фотографий. Альбом был передан князю. Отдельные снимки сохранились в фондах Тюменского краеведческого музея. К сожалению, за давностью лет качество снимков оставляет желать лучшего настолько, что далеко не все из них годятся для воспроизведения. Мы покажем здесь «Вход на выставку» (илл. 80, 81, 82), перед которым работал фонтан, и некоторые павильоны (илл. 83, 84, 85, 86, 87). При посещении выставки высокий гость посадил молодой кедр (илл. 88). Фотограф уделил внимание окрестным видам Загородного сада (илл. 89, 90), включая панораму реки Туры, снятую с холма Загородного сада (илл. 91).
В 1871 году, три года спустя, Высоцкий демонстрировал своё мастерство фотографа на публичной выставке в Тюмени по шестому её разделу («Художественные работы, чертежи, фотографии»). Он показал 42 снимка, в числе которых интерьеры своего фотоателье и типографии, пароход «Хрущов», дом и магазин купца И.В. Трусова, особняк И.В. Иконникова и виды Тюменской выставки 1868 года в Загородном саду. На снимках можно было видеть также Александровский сад и женскую прогимназию, виды Заречья и Затюменки, пристани судовладельцев Хотимских, фотографии Спасской церкви и мн. др. Не были забыты портреты знатных людей Тюмени, в частности, семьи Ядрышниковых, и фотокопии редких картин художников. Из этих снимков к нашему времени дошли немногие. Известны лишь виды прогимназии, пристани Хотимского, а также некоторые снимки с изображением города со стороны Заречья. О них – следующая рубрика рассказа («Пейзаж в стиле ретро»).
По итогам выставки К.Н. Высоцкий получил малую серебряную медаль. Вскоре после организации фотомастерской К.Н. Высоцкий открыл в 1867 году первую в Тюмени литографию с четырьмя ручными печатными станками. Они были закуплены у фирмы Г. Сигла в Вене. Один из таких станков демонстрируется в Тюмени в музее Истории науки и техники Зауралья при нефтегазовом университете. Увлёкшись типографским делом и созданием в 1879 году первой в Тюмени газеты «Сибирский листок объявлений», К.Н. Высоцкий в середине 1870-х годов отходит от деятельности фотографа и закрывает свою мастерскую. Неудачи с выпуском газеты и её недолгая, около года, жизнь заставили Высоцкого вновь вернуться к светописи. В июне 1885 года он обращается с официальным письмом к Тобольскому губернатору с просьбой об открытии фотографии и праве проводить фотографирование по всей территории губернии. Переписка тянулась несколько месяцев. Задержка с решением губернской администрации была вызвана необходимостью выяснения «благонадёжности» сына бывшего ссыльного со стороны жандармского управления. Явное недоверие и подозрительность властей не могло не сказаться на здоровье и благополучии заслуженного фотографа. К концу жизни он выглядел много старше своего возраста. К.Н. Высоцкий скончался на рубеже своих 50 лет. Он похоронен в Тюмени на Текутьевском кладбище. Могила замечательного человека, одного из пионеров тюменской фотографии и типографского дела, к сожалению, утрачена. Одна из дочерей Высоцкого Людмила продолжила семейные традиции и многие годы после отца занималась в Тюмени типографской деятельностью. Сохранился дом Высоцких в затюменской части города недалеко от монастыря.
_Пейзаж_в_стиле_ретро_. Прошло совсем немного времени, но в нашем обиходном лексиконе по отношению к ушедшему XX столетию появилось выражение «в прошлом веке», которым мы еще совсем недавно озвучивали не столь уж и далёкий от нас, но теперь «позапрошлый» XIX век. Возможно, поэтому, по мере все большего удаления во времени событий и фактов, интерпретация последних, их сравнение с настоящим состоянием дел приобретает большой исторический интерес и становится для исследователя всё более трудной.
Чаще всего любители тюменской старины могут знакомиться с видами старого города только по художественным почтовым открыткам. Поскольку их первое появление в Тюмени относится к 1898–1900-м годам, то более ранние фотографии оказываются малодоступными. Вот почему старинные фотографии семидесятых-девяностых годов XIX века, сделанные тюменскими любителями пейзажной светописи (Ф.С. Соколов и его сын В.Ф. Соколов, К.Н. Высоцкий, Т.К. Огибенин, И. Кадыш и др.), весьма ценны для изучения истории формирования или исчезновения элементов городской среды.
Благодаря содействию сотрудников Центра документации новейшей истории и областного архива мне довелось познакомиться с любопытными и весьма редкими фотографиями Тюмени последней трети XIX столетия. Все они выполнены К.Н. Высоцким. Фотодокументы отображают правобережье реки Туры на её наиболее обжитом участке от монастыря до Гостиного двора, и также некоторые здания города.
На первой панорамной фотографии (илл. 92) показан крутой берег Туры вблизи монастыря, а под ним пристань томских купцов братьев Хотимских. Их имена обозначены на полотнище флага, поднятого над кораблём. Над зданием правления пристани полощется российский флаг. Тут же пришвартован буксирный 100-сильный пароход «Ермак», принадлежащий владельцам пристани.
Интересна судьба легендарного парохода, одного из самых первых в Тюмени мощных судов машинного типа. Корабль с железным корпусом и паровой машиной высокого давления техническими новинками тех лет, был построен в Бельгии в 1853 году на фирме «Джон Коккерель и К°» по заказу тюменских купцов-компаньонов Маркина, Хаминова, Кондинского и Тецкова. В Тюмень пароход доставили в разобранном виде, затем последовала его сборка под руководством бельгийского механика. По тем временам «Ермак» выглядел очень внушительно: длина корпуса достигала 55 метров при ширине свыше шести. Его грузоподъёмность составляла 40 тысяч пудов. Судно пережило немало опасных речных ситуаций, но показало завидную живучесть. Оно был способно двигаться при потерянном гребном колесе на втором оставшемся. Однажды в плавании пароход потерял руль. В безнадёжном, казалось бы, положении капитан нашёл единственно возможный выход. Он приказал поставить баржи с обоих бортов «Ермака» и с помощью их рулей управлял судном до конца рейса.
С открытием навигации 1854 года «Ермак» стал совершать регулярные рейсы до Томска. Бийска и Барнаула. Корабль стал первым паровым судном, соединившим речным путём Тюмень и Омск. К несчастью, один из рейсов оказался для парохода роковым. На пути из Тобольска в Омск «Ермак», по оплошности малоопытного помощника капитана, напоролся на собственный якорь. Через пробитый корпус хлынула вода, и пароход затонул в Иртыше. Позднее, в 1856 году, его подняли и отремонтировали сначала в Томске, а затем в Тюмени. Подъём проводился в зимнее время с помощью необычного приёма – искусственной выморозки корпуса, когда лёд, окружавший пароход, достигал дна русла реки.
С начала 1870-х годов пароход принадлежал братьям Хотимским, а с 1880 – тобольскому торговому дому «М. Плотников и сыновья». Дальнейшая судьба парохода печальна: в 1883 году, спустя 30 лет после своего зарубежного рождения, при загадочных обстоятельствах (происки менее удачливых конкурентов?) он взорвался на Оби. На дно вместе с обломками ушли не только перевозимые грузы, но и пассажиры вместе с командой.
Показанная фотография пристани как документ ценна тем, что с её помощью удалось определить принадлежность братьям Хотимским самого верхнего против течения Туры городского причала прошлого века, ныне не существующего, вблизи монастыря.
Следующая панорама (илл. 93) необычна тем, что она в очень малой мере напоминает тот же район города в современном его виде. Снимок сделан с колокольни Знаменского собора. Центральную часть фотографии занимает здание женской прогимназии (в наше время – одно из зданий университета) по улице Семакова, бывшей Подаруевской. Слева от неё расположены усадьба и жилой дом знаменитого в Тюмени заводчика Сергея Григорьевича Гилёва, одного из основателей колокольного производства в Тюмени и в Сибири. После кончины С.Г. Гилёва в конце прошлого века дом перешёл во владение вдовы и наследников племянников Гилёвых Семёна Петровича и Константина Петровича. В начале XX столетия в доме разместилась частная типография, где печатались общероссийский литературно-музыкальный журнал А.М. Афромеева «Музыка гитариста», его местная газета «Ермак» и ежегодник «Вся Тюмень».
К нашему времени дом Гилёва, когда-то один из самых красивых сооружений города, не сохранился. На его месте сейчас располагается главное здание университета, выходящее фасадом на улицу Республики. Фотография любопытна одной необычной деталью (см. правую часть панорамы, илл. 94). На дальнем плане, на месте, где в наше время располагается сельхозакадемия, видны штабеля строительных материалов, предназначенных для будущего реального училища, и котлованы под его фундамент. Начало строительства обычно относят к 1871 году. Следовательно, снимок был сделан тогда же. Фотография попала в облархив в 1973 году от дальнего родственника Гилёва С.Г., сына его племянника Семёна Семёновича Гилёва, проживавшего в рабочем посёлке Ертарка Тугулымского района Свердловской области.
Третья панорама (илл. 95), снятая низменного левого берега реки, отображает участок Туры от устья Тюменки до гостиного двора. Она интересна не только выбором автором фотографии необычной изобразительной композиции и нестандартной точки съёмки, но и, прежде всего, показом Благовещенского собора в редко исполненном ракурсе. На снимке можно видеть утраченные к нашему времени строения на спуске к речке Тюменке, включая пожарный двор возле здания городской управы-Думы, и деревянную каланчу на её крыше, а также гостиный двор в его первоначальном до перестройки виде.
ПЕРВЫЙ ФОТОГРАФ ТОБОЛЬСКА
Люблю при малейшей возможности просматривать библиографию периодических и прочих изданий второй половины XIX столетия. Это было время наиболее важных научных открытий и появления технических новинок, оказавших решающее влияние на дальнейшее развитие техники вплоть до наших дней. Достаточно сказать, что в эти годы родилось инженерное программирование, появился двигатель внутреннего сгорания и началось развитие практической энергетики на основе электричества. Инженеры изобрели осветительную электролампочку, вникли в сущность механической записи и воспроизведения звука. Умудрились создать «великого немого» – кино, разработали основу принципов радио и телевидения, и мн. др. Такой просмотр библиографии неоднократно давал мне возможность найти новую тему для поисков. Нередко он же подсказывал мне ответ на поставленные вопросы в тех случаях, когда исследование той или иной темы заходило, как казалось, в безнадёжный тупик.
Вот и на сей раз, задавшись вопросом «_кто_был_первым_фотографом_в_Тобольске_», я в трепетном ожидании и с надеждой на успех перелистывал рукописный том библиографии Тобольской губернии, подготовленный в своё время Е.Н. Коноваловой в бытность её работы в областной библиотеке города Тюмени. Вода течёт и под лежачий камень, если его приподнять: на первых же страницах с изумлением обнаруживаю работу известного в Тобольской губернии историка, краеведа и журналиста К.М. Голодникова за 1864 год. О ней мне и раньше приходилось слышать, но держать в руках не доводилось. Речь идёт об «Альбоме Тобольских видов», изданном в Тобольске в типографии губернского правления. Необычным в этой работе было соучастие ещё одного автора – фотографа П. Паутова. Ему принадлежат в альбоме 10 фотографий. Пояснительный текст к ним был написан К.М. Голодниковым. Более ранней опубликованной работы с видами города и окрестной природы мне встречать не приходилось, несмотря на весьма интенсивные поиски на протяжений длительного времени. Это обстоятельство даёт основание считать П. Паутова первым фотографом Тобольска.
Сведений о жизни и деятельности титулярного советника Павла Семёновича Паутова сохранилось мало. Мне, по крайней мере, не известны годы его жизни, весьма скудны биографические подробности о пребывании в губернском городе. По некоторым материалам, опубликованным в «Памятных книгах» по Тобольской губернии в 1860–1884 годах, в Тобольск он приехал из Петропавловска после отставки, а, следовательно, в зрелом возрасте, не позже второй половины 1850-х годов. В Петропавловске он служил в полицейском управлении и помощником городничего. В Тобольске его определили надзирателем «своекоштных» воспитанников губернской гимназии. В 1863 году Паутов знакомится с содержанием журнала «Промышленность», в котором из номера в номер печатались популярные статьи о фотографии. Кроме того, в начале 1864 года в неофициальной части газеты «Тобольские губернские ведомости» были опубликованы объявления о выходе из печати в столице империи книг по фотоделу. Из Петербурга было выписано «Популярное руководство к фотографии на коллодионе» доктора Ван-Монкова в переводе с французского. Как сообщалось в февральском номере газеты, с марта того же года в столице должен был выходить популярный ежемесячный журнал «Фотографъ» под редакцией А. В. Фрибеса. Александр Викентьевич Фрибес, кстати, был компаньоном Д.И. Менделеева по работе в пятом (фотографическом) отделе Русского технического общества.
Надо полагать, фотодело привлекло внимание Паутова в значительно большей мере, чем присмотр за «своекоштными» воспитанниками. В августе он получает разрешение на открытие первой в Тобольске частной фотографии. Это означает, что задолго до начала её работы Паутов в достаточной мере овладел навыками фотодела, имел опыт фотографирования и располагал удачными авторскими снимками Тобольска. Вот почему в конце того же 1864 года Паутов в содружестве с Голодниковым оперативно издаёт альбом с видами губернского города. В 1870 году П.С. Паутов переезжает в Пермь. Своё фотографическое заведение в Тобольске он продаёт дворянке Ю. Томашевичевой. Дальнейших сведений о судьбе первого тобольского фотографа, к сожалению, найти не удалось. Не увенчались успехом поиски его имени в пермской периодической печати тех лет, равно как и попытки отыскать фамилию Паутова в подписях к старинным фотографиям Перми второй половины XIX века. Возможно, фотодело как бизнес П.С. Паутова интересовать перестало. До конца столетия в Тобольске сохранялись кое-какие корни семьи Паутовых. Так, в 1884 1890 годах в городе проживали его родственники: сын Геннадий Павлович и учитель губернской гимназии надворный советник Александр Дмитриевич Паутов.
Альбом с видами Тобольска давно стал библиографической редкостью. В немалой мере этому способствовали небольшой тираж альбома и малая известность провинциального издательства. Надо отметить, что в те годы, по крайней мере в провинции, не существовало издательской технологии воспроизводства фотографий на бумаге, поэтому снимки приходилось просто вклеивать в альбом. Только сопроводительный текст печатался типографским способом. Отсюда следует, что тираж альбома не мог быть большим. Мои поиски альбома в Тобольске оказались безрезультатными. Неудачей закончились попытки переснять фотографии в Публичной библиотеке в Санкт-Петербурге, в которой нашлись два экземпляра альбома, но с утраченными фотографиями. И только знаменитая Румянцевская библиотека, как обычно, оправдала мои надежды: снимки удалось перевести на компакт-диск, и с тех пор они хранятся в моём архиве. Более чем уверен, что альбом был передан в библиотеку после завершения в Москве Политехнической выставки 1872 года. Тобольчане, как и вся Тобольская губерния, участвовали в работе этой выставки, посвящённой 200-летнему юбилею императора Петра I, в том числе в работе фотографического павильона.
Альбом включает фотографии П.С. Паутова с видами малознакомого нашему поколению Тобольска. К каждой из них прилагается пространное описание на одной-двух страницах, подготовленное К.П. Голодниковым. Введением к альбому служит историческая справка о городе Тобольске. В ней наибольшее внимание уделено тем несчастиям, которые сопровождали город в предшествующие века: пожарам и наводнениям. В устах Голодникова весьма пессимистично звучит оценка перспектив развития города. И только величественные виды старинного города, первой столицы Сибири, вдохновляют автора. Фотографии Паутова представляют интерес в том отношении, что не только показывают Тобольск почти полуторавековой давности, но и демонстрируют утраченные уголки городской архитектуры. Вот они, первые в истории города фотоизображения Тобольска! Давайте посмотрим эти снимки.
Прежде всего, взгляните, читатель, на фотографию, на которой изображён памятник Ермаку (илл. 96). Внешнее окружение обелиска, как нетрудно заметить, совершенно не соответствует современному виду. Из описания памятника, сооружение которого проходило в 1837–1849 годах при содействии и финансовой поддержке знаменитых уральских магнатов Демидовых и Яковлевых, следует, что в 1857 году, незадолго до фотографирования, при памятнике были устроены цветник и сад, оранжерея и теплица. Инициатива принадлежала губернатору статскому советнику В.А. Арцимовичу, оставившему о себе добрую память у сибиряков. В теплице выращивались георгины и китайские розы, олеандры и гортензии, кактусы и левкои и многие другие экзотические растения. Их было более тысячи. Среди деревьев выделялись яблони и кипарисы, лимонные, ананасовые и персиковые насаждения. Выращивались овощи: огурцы и салат, редиска и сельдерей, спаржа и петрушка. Плоды и овощи свободно продавались всем желающим. В летние дни в саду играл духовой оркестр. Он располагался при памятнике в специальной беседке для танцев. Беседки для оркестра и танцев хорошо видны в правой части фотографии. К сожалению, потомки Паутова и Голодникова не сумели сохранить былую роскошь оформления и обеднили первоначальные замыслы авторов памятного сооружения. Полвека спустя после Паутова памятник Ермаку стал выглядеть совсем иначе, мало отличаясь от современного вида.
От памятника Ермаку к нашему времени хоть что-то осталось. А вот другое сооружение можно увидеть только на фотографии. Это лютеранская деревянная церковь (илл. 97). Стоит обратить внимание, что снимок сделан Паутовым в зимнее время, скорее всего в начале 1864 года. Он один из самых первых снимков Тобольска. В 1814 году по инициативе и за счёт средств тобольского мастера серебряных дел Иоганна Шпильнера на Туляцкой улице была приобретена деревянная постройка. На её месте началось строительство церкви. Её построили в 1818 году. Она освящена первым лютеранским дивизионным проповедником в Западной Сибири неким Вальтером. Религиозные пьесы исполняли музыканты местного гарнизонного батальона. В 1861 году для церкви приобрели фисгармонию, и был приглашён органист. Церковь состояла в непосредственном подчинении Московской лютеранской консистории. Она располагала библиотекой, в которой хранился редкий экземпляр Библии, напечатанной на немецком, финском и латышском языках.
Остальные фотографии Тобольска в паутовском альбоме некоторым образом задали тон последующим поколениям тобольских светописцев. Во всяком случае, все сюжеты альбома неоднократно повторялись ими. Это пятиярусная колокольня тобольского кафедрального собора и шведская башня-рентерея (илл. 98). Одна из высочайших в России колокольня имела на двух ярусах 15 колоколов, один из которых, самый крупный, был отлит на Тагильском заводе заводчика Акинфия Демидова. На снимках показан дом тобольских присутственных мест (илл. 99) и губернаторская резиденция (илл. 100). Трёхэтажный дом тобольских присутственных мест на высоком обрыве рядом с кремлём первоначально предназначался для сибирского наместника. С ликвидацией наместничества в 1799 году в него перевели присутственные места. К моменту съёмки дома Паутовым в нём на верхнем этаже размещались Казённая палата, на среднем – губернский совет и губернское правление, а в нижнем окружное казначейство и канцелярия губернского прокурора. Флигели были отданы губернскому, окружному и земскому судам, приказу общественного призрения, губернской типографии и редакции губернских ведомостей.
Каменный губернаторский дом, примыкающий к Благовещенской улице и площади того же названия, с конца XVIII столетия принадлежал тобольскому купцу Куклину. С 1820-х годов особняк перешёл в казну, и здесь постоянно селились сначала генерал-губернаторы Сибири, а затем, с 1839 года, тобольские губернаторы. В доме в 1837 году останавливался наследник престола, позже император Александр II, а в годы гражданской войны Николай II. В середине XIX века участок Благовещенской улицы в районе губернаторского дома и Благовещенской площади украшался рядом орудийных стволов, пирамидально сложенными бомбами и ядрами. Вся эта военная атрибутика была отлита на Каменском заводе.
Паутов снял Захарьевскую и Богоявленскую церкви (илл. 101) и гостиный двор. Фотография каменной Богоявленской церкви с барочной оградой удивительной красоты заслуживает особого внимания. Церковь разрушили в середине минувшего столетия. Она стояла под горою с 1691 года. В ней в 1834 году крестили Дмитрия Менделеева. Достопримечательностью церкви был колокол с надписью на латыни: «_me_fecit_jan_Albert_de_Grave_Amsterdami,_anno_Domini_1719_» («лит я в Амстердаме Иваном Альбертом де Граве, в лето Рождества Христова 1719»), «_Амстердам_и_Тобольск_какое_расстояние!_» – восклицает автор текста Капитон Голодников. Десять лет назад мне пришлось посетить великолепный Амстердам. Мне и в голову тогда не приходило, что эти два исторических города породнились через знаменитый колокол.
Разумеется, на снимках на фоне Панина бугра не была пропущена знаменитая губернская гимназия (илл. 102). Кстати, здание было снято на негатив во времена, весьма близкие к годам окончания курса обучения в ней И.Я. Словцова (18441–907), замечательного педагога и учёного, основателя Тюменского Александровского реального училища. Именно такой запомнилась Ивану Яковлевичу – будущей гордости сибирской науки, своя первая школа. В Тобольске это имя менее популярно, чем в Тюмени, и всё же на стене гимназии хотелось бы видеть памятную доску наряду с именами Д.И. Менделеева и П.П. Ершова. И.Я. Словцов имел тесные научные связи с губернским музеем, неоднократно печатался в его трудах. Не обошёл П.С. Паутов своим вниманием подгорную часть города, снятую с кремлёвского холма (илл. 103). Все они, эти сюжеты, узнаваемы и в наше время.
Интересна первая фотография Ивановского междугорного, как называют его авторы альбома, монастыря (илл. 104), основанного в 1652–1663 годах архиепископом Тобольским и Сибирским Симоном. Уединённая обитель с двумя церквями была сооружена в живописной местности среди холмов по просёлочному Тырковскому тракту, получившему своё название от южного предместья Тобольска Тырковки. Каменные сооружения монастыря ограждены кирпичными стенами с воротами и аркой. В ограде разбит сад и стоят несколько древних кедров. Под их сенью устроены беседки, в которых любили отдыхать гости из города, в том числе ссыльные декабристы. На периферии ограды видно беспорядочное скопление деревянных строений. Заметен необыкновенный контраст между убожеством этих времянок и роскошью основных строений монастыря. Спустя 40 лет потомки первого фотографа Тобольска М. Уссаковская и А. Цветков повторили съёмки монастыря и поместили фотографии на художественных почтовых открытках (илл. 105, 106). Другим стало название монастыря: Иоанно-Введенский. Нетрудно видеть, что внешнее обустройство обители существенно изменилось. Исчезли многие недолговечные деревянные постройки, улучшены подъездные пути со стороны Абалака, появились новые двухэтажные дома. Расширена площадь перед главной церковью монастыря, на которой появились торговые ряды. Расширение площади вынудило строителей перенести каменную ограду таким образом, чтобы вход в церковь оказался на самой площади и вне ограды. В наше время идёт интенсивное восстановление монастыря. К сожалению, реставрация мало учитывает перечисленные особенности архитектуры монастырского комплекса.
Хочется обратить внимание читателя на одну очень характерную особенность фотографий Паутова. На всех без исключения снимках нельзя увидеть движущихся людей или повозок. В тех редких случаях, когда они всё же присутствуют, например, на фотографии с видом Никольского взвоза (илл. 107), то исполняют роль статистов, не более. Объяснение здесь простое: в годы, когда Паутов проводил съёмки, в ходу был так называемый мокро-коллоидный способ приготовления светочувствительного материала. На раннем этапе развития фотографической технологии он предусматривал приготовление будущего негатива непосредственно перед фотографированием. Чувствительность коллоида к свету не была высокой, поэтому приходилось снимать пейзаж с большой выдержкой. Естественно, движущиеся элементы снимка оказались бы смазанными. Кстати, о Никольском взвозе. По свидетельству К. Голодникова, о точном времени его сооружения сведений не сохранилось. Известно только, что в городе до 1824 года существовал единственный конный, так называемый Казачий, подъём на гору в предместье Вершина в восточном неудобном районе города. Подъём представлял собою деревянный на срубах мост, к началу XIX столетия весьма обветшавший. При сооружении нового подъёма был выбран лог, по которому в наше время и проходит Никольский подъём «взвоз». Через небольшую речку Курдюмку пришлось проложить мост. Название взвоза произошло от церкви Николая Чудотворца (с 1602 г. деревянное сооружение, с 1743 каменное), стоявшей поблизости и примыкавшей к каменному архиерейскому дому.