Мангазея. Сургут, Нарым и Кетск
П. Н. Буцинский





СИБИРСКИЕ АРХИЕПИСКОПЫ: МАКАРИЙ, НЕКТАРИЙ, ГЕРАСИМ (1625–1650 ГГ.){98}





I







Вторым Сибирским архиепископом был Макарий. Он происходил из дворян Кучиных и до получения архиепископской кафедры был игуменом в костромском Богоявленском монастыре[329 - Древ. Росс. Вивл., ч. III, стр. 143.]. Об игуменской его деятельности мы не имеем сведений и потому ничего не можем сказать о том, чем руководились царь Михаил и патриарх Филарет, поручая ему управление Сибирской епархией, еще мало устроенной и нуждающейся в пастыре твердом и энергичном. Судя же по его десятилетней деятельности в Сибири, можно сказать, что выбор сделан не вполне удачно: он ничем не напоминал своего предшественника Киприана.

Посвященный в сан архиепископа 19 декабря 1624 года, Макарий скоро отправился в далекое путешествие и прибыл в Тобольск 1 апреля следующего года[330 - А. М. Ю. Ден., ст. № 11801, л. 306. См. отписку Макария.].

Он сначала остановился в мужском Знаменском монастыре, находившемся в подгорной части Тобольска, а на следующий день имел торжественный вход в самый город. В старину шествие на гору сибирских преосвященных сопровождалось особой церемонией, заведенной, как думает прот. А. Сулоцкий^{99}^, именно вторым Сибирским архиепископом Макарием. Насколько это мнение верно – трудно судить; мы знаем, что и архиепископа Киприана московское правительство приказывало воеводам встречать самым торжественным образом. Но несомненно, что как Макарий, так и все последующие архиепископы, прибыв к Тобольску, останавливались сначала в Знаменском монастыре и непременно на другой день, если не мешали какие-нибудь случайные обстоятельства, торжественно входили на гору, в город; такой обычай существовал около 200 лет, и первый архиепископ, отказавшийся от него, был Амвросий I^{100}^ (1806 г.). Упомянутый прот. Сулоцкий в своей статье «Встреча в старину архиереев в Тобольске» так описывает эту церемонию: «В назначенный день и час начинается в соборе благовест в большой колокол; туда собиралось все городское духовенство и, по облачении, со крестами и хоругвями, шло в Знаменский монастырь. По приходе его, владыка входил в монастырскую церковь, облачался иногда в полное, а чаще в малое облачение, принимал пастырский жезл, выходил из церкви и, осенив собравшийся на монастырской ограде народ, начинал шествие на гору, совершенно походившее на самый торжественный крестный ход; на колокольнях соборной, монастырской и всех градских церквей звонили во все колокола, певчие пели приличные случаю священные песни, священники шли попарно, младшие вперед, дьяконы с кадилами, впереди их несли кресты и хоругви; пред процессией и позади процессии шел и по сторонам толпился народ всех званий и возрастов и обоих полов; многие из народа старались принять от архипастыря благословение и облобызать его десницу. Поднявшись на гору, некоторые из преосвященных на площади перед собором служили благодарственный молебен и затем уже вступали в собор и там слушали литургию, говорили вступительное в управление епархией слово, а по окончании служения, со славою провожаемы были в архиерейский дом»[331 - Чтения в Общ. Ист. и Др., кн. III, стр. 55.].

Второму архиепископу не было уже нужды много заботиться о хозяйственных делах дома Софии Премудрости Божией; он приехал уже на готовое гнездо; его предшественник Киприан оставил ему вполне устроенное хозяйство и, можно даже сказать, богатое. В 1625 году царь Михаил Федорович приказал тобольским воеводам переписать в Тобольске в соборной церкви Софии Премудрости Божией всякое церковное строение и колокола, и в архиепископском доме в хоромах образы, в казне деньги и судки оловянные и медные, погребные и поваренные, и всякое домовое строение, в житницах хлебные всякие запасы и на конюшенном дворе всякую животину, и в Тобольском и в Тюменском уездах Софийские домовые села и деревни и пр.[332 - Р. И. Б., т. 8, стр. 385.] Из этих переписных книг, дошедших до нас, оказывается, что Софийский дом в Тобольске, благодаря заботам Киприана, был полной чашей всякого добра: в изобилии домовая, кухонная и погребная утварь, домашнее белье, конюшенная сбруя, всякая одежда и пр. Большинство из этих предметов жалованы Киприану царем Михаилом Федоровичем и патриархом Филаретом. Так, в переписных книгах значится «государской дачи»: разные судки, мисы, блюда, сковороды, котлы, скатерти, мантии, рясы, шапки и пр.; дачи патриарха Филарета – 2 мантии, каптырь песцовый, опушенный бобром, ковш, обложенный серебром; дачи инокини Марфы – шуба соболья. Кроме того, и сам Киприан делал «софийскою казной» мантии, ряски, шапки и пр. Часть из этого добра Киприан взял с собой при отъезде в Москву, а остальное доставалось его преемнику. Далее Макарий унаследовал две слободы и несколько деревень с громадным количеством земли и с 68 крестьянами, 133 «кабальных» записи в деньгах и хлебе, по которым нужно было взыскать довольно крупную по тому времени денежную сумму – 1405 рублей и более 300 ч. хлеба. Житницы Софийского дома не были пусты: в одних тобольских житницах к приезду Макария находилось до 1200 ч. разного хлеба, а сколького его было еще в слободах и деревнях[333 - Напр., крестьянами Тавдинской слободы в 1624 г. собрано до 900 копен разного хлеба, пятая часть этого сбора шла в архиеп. дом. А. М. Ю. Сиб. пр., № 7; Материалы для истории горда Тобольска Найденова.]?

Словом, преемник Киприана мог жить вполне прилично. Но сам второй Сибирский архиепископ далеко не был таким хозяином, как его предшественник. Хотя он пробыл на кафедре более десяти лет, но хозяйство Софийского дома при нем не особенно расширилось, как можно было ожидать. Ему уже не было надобности увеличивать поземельную собственность, которой и без того было слишком много, а все его хозяйственные заботы должны были клониться к усилению рабочих рук в софийском хозяйстве. Между тем при нем четыре деревни, основанные Киприаном, совершенно запустели и крестьяне разбрелись. Макарий успел основать только одну деревню на «старой Сибири», да и то только с одним крестьянским двором. В Тавдинской слободе при нем прибавилось два крестьянина, но Усть-Ницынская слобода обязана этому архиепископу увеличением своих жителей на 32 человека. Кроме того, Макарий приобрел в дом Софии Премудрости Божией оброчных крестьян – в Тюмени 16 и 17 в Тобольске; да при нем в Софийский дом заложил ось 14 посадских людей, 6 в Туринске и 8 в Тобольске[334 - См. мое исслед. «Заселение Сибир», стр. 125. ]. Эти приобретения за 10 лет должны казаться ничтожными, если взять во внимание те средства для расширения архиепископского хозяйства, которые оставил Макарию Киприан. Старые слуги последнего даже возмущались невниманием нового архиепископа к хозяйству Софийского дома и жаловались на это царю. Так, казначей Савватий в своей челобитной об отпуске из Сибири пишет: «Волочился я нищий в софийском дому во всяких службах при Киприане архиепископе и при Макарье; а ныне я не мощен и в службах волочиться не могу, и _видя_неправду_и_неустроение_в_дому_софийском,_что_все_идет_не_прибыли»_[335 - Р. И. Б., т. 8, л. 348.]. Эта челобитная была уважена, и Савватий получил отпуск в Москву. В то же самое время, именно в июне 1626 года, послана царю и патриарху жалоба на Макария от боярских детей, служивших Киприану. «Будучи в Сибири, – писали они, – у вашего государскаго богомольца, у архиепископа Киприана, ваше государское хлебное и денежное жалованье получали все сполна, кроме его придач, и всякую нужду и скорбь с ним терпели вместе, пашни раздирали и огороды и хоромы ставили своею силою, а вашего государскаго повеления ни в чем не ослушались, и мятежа будучи у Соф. Пр. Б., никакого не поднимали, а как приехал в Сибирь архиепископ Макарий, то начал делать нам притеснения, налоги и насилия, хлебнаго и денежнаго жалования с самаго своего приезда и по сие время нам холопам вашим не давал и впредь давать не хочет, а голодом и наготою нас морит и говорит нам: ни один де мне человек не нужен, которые при архиепископе Киприане из Москвы пришли, я де привез своих людей; и тем, государи, людям дает денежное и хлебное жалованье, которое нам указано по вашему государскому окладному списку, а насилия и гонения архиепископа Макария над нами известны всяких чинов людям в Тобольске и во всей Сибири. А бывший, государи, казначей Герасим пред поездкою в Москву, отмерил архиепископу Макарию хлеба 1905 ч. на лицо, кроме нашей пахаты и работы. А с той земли, которую мы раздирали при арх. Киприане, обмолотили в 1625 г. более 2 т. ч. разнаго хлеба и в житницы всыпали и тому хлебу у него трата великая. Пашня, которую при Киприане раздирали своими людьми, вся заложена и впредь пахать не хочет же. А сколько крестьян и от крестьян хлеба и сколько в казне денег, и лошадей и рогатаго... и то все в отпнсную книгу не написано и вам великим государем не показано, ради своей корысти. А что, государи, денег нашел в казне и те деньги не все записаны и казначея Савватия заставил посильно руку приложить, что будто после арх. Киприана нашел денег только 30 р.»[336 - Р. И. Б., т. 8, лл. 345–346.]. Эта челобитная выставляет нового Сибирского архиепископа не только плохим хозяином, но и жестоким человеком и даже корыстолюбивым, что он, не радея об архиепископском хозяйстве, в то же время преследует свои личные материальные интересы и притом в ущерб хозяйству Софийского дома. Но Макария нельзя назвать корыстолюбивым: между другими сибирскими архиепископами он резко выделялся, между прочим, тем, что не любил докучать царю просительными челобитными; в то время как другие ежегодно, а иногда в год по нескольку раз писали слезные прошения царю то об увеличении денежного и хлебного жалования, то об увеличении поземельной собственности Софийского дома, от Макария мы не встретили ни одной подобной челобитной. Совершенно справедливо, что этот архиепископ не был таким хозяином, как его предшественник Киприан, но боярским детям нечего было скорбеть об этом: они получали за свою службу определенное жалованье и лично нисколько не были заинтересованы в успехах софийского хозяйства. А если боярские дети жаловались на Макария, то настоящая причина этих жалоб лежала совсем в другом; на нее указывает также челобитная боярских детей: Макарий привез в Тобольск своих слуг и пожелал отделаться от тех, которые служили его предшественнику. Так, он старца Савватия лишил должности казначея, старца Герасима – должности эконома при Софийском доме, назначив на их места старцев, привезенных им из Руси, а боярским детям перестал давать денежное и хлебное жалованье и тем принудил их проситься на иную службу[337 - Совершенно ложно боярские дети обвиняют Макария в неправиль- ном составлении переписных книг; перепись производилась особыми дозорщиками по выбору воевод, и архиепископ на это дело не имел никакого влияния. Так, перепись софийского имущества в самом Тобольске по назначению воеводы Ю. Сулешова с товарищами производил письменный голова Гр. Зловидов и подьячий С. Полутов; в Тавдинской слободе по назначению преемников Сулешова производили перепись боярские дети Павлоцкий и Лутовинов, а в Усть-Ницынской слободе боярский сын Толбузин. Один экземпляр этих переписных книг воеводы послали в Москву и другой вручили самому Макарию. Что же касается наличных денег в софийской казне, оставшихся после Киприана, то документы вполне оправдывают показание Макария, что оных было к его приезду только 36 р. Сам казначей Савватий в своей жалобе на Макария ничего не говорит о том, что будто бы этот архиепископ насильно заставил его приложить руку к отчету, как утверждают в своей челобитной боярские дети. А «роспись расходов денежной казны дома С. Пр. Б. старца Савватия казначея», дошедшая до нас, свидетельствует, что действительно в софийской казне Макарий нашел наличных денег только 35 р. 23 а. В этой росписи Савватий пишет, что он получил в 1624 г. мая 7 дня на разные расходы 303 р. 25 а. 4 д., из этих денег он выдал по окладу годовое денежное жалованье протопопу с братией, дворовым и приказным людям; уплатил годовым работникам, нанятым в Софийский дом с первого Воскресенья после великого дня 1624 г. по то же Воскресенье 1625 г. 29 р. 28 а. 4 д., нанял дровосеков 15 человек на день по 2 а. человеку; купил кобылицу буланую за 4 р. 13 а. 2 д.; коня вороного за 4 р. 25 а, купил лошадь в кабалу соф. паш. крестьянину за 4 р.; нанял на сенокос 20 человек ярыжных на три недели за 27 р. и пр. Если сложить все расходы, упоминаемые в этой росписи, и вычесть из денежной суммы, полученной Савватием, то действительно в остатке получится только 35 р. 23 а. См. А. М. Ю. Денеж. ст., л. № 11801, 108.].




II


Что же сказать об архиепископской деятельности второго Сибирского архиепископа? Материал, которым мы располагаем, довольно скудный, чтобы обстоятельно можно было ответить на этот вопрос; но тем не менее мы постараемся сгруппировать здесь те данные о его деятельности, которые нам удалось найти в архиве. Макарий прибыл в Тобольск даже без наказа, которым он должен был руководиться при управлении своей епархией; таковой ему прислан только в июне 1625 года. Наказ предписывал ему ведать не только церковные дела в Сибири, но иметь высший надзор и за делами гражданскими: круг его обязанностей столь же обширен, как и первого Сибирского архиепископа Киприана[338 - Из наказов, данных московским правительством сибирским архиепископам, кажется, только наказ Макарию дошел до нас; а потому ввиду особенной важности этого документа мы считаем нужным напечатать его здесь буквально: «Лета 7133 февр. 8 д. по государеву, цареву и великаго князя Михаила Федоровича всея Русии указу и по благословению великаго государя святейшаго патриарха Филарета Никитича и всея Русии, память архиепископу Макарию Сибирскому и Тобольскому. Как же даст Бог приедет в первый сибирский город на Верхотурье, и ему велети себя за городом встретить со кресты в том же месте, где была встреча первому архиепископу Киприану, и идти в соборную церковь, и пети молебны, и молити Бога о многолетном здоровии великаго государя, царя и великаго князя Михаила Федоровича, и отца его государева, великаго государя святейшаго патриарха Филарета Никитича Московскаго всея Русии, и матери его великой государыни инокини Марфы Ивановны и сохранении града до того дни. У соборные церкви архиепископу Макарию и обедня служить. А как с Верхотурья пойдет в Тобольск, и пройдет в Туринский острог, а из Туринскаго острогу в город Тюмень и ему потомуж в тех городах велети себя за городом встретить со кресты в тех же местах, где была встреча прежнему архиепископу Киприану и, вшед в соборную церковь, пети молебны, и в те дни, как придет, в соборных церквах и обедни служити потомуж, как на Верхотурье. А как придет в Тобольск, и ему потомуж велети себя встретить со кресты за градом всему народу тут же, как была встреча прежде архиеп. Киприану и, пришед во град, и идти в соборную церковь и пети молебны с звоном, и молити Бога о многолетном здоровье великаго государя, царя и великаго князя Михаила Феодоровича всея Русии, и отца его государя, великаго государя святейшаго патриарха Филарета Никитича Московскаго и всея Русии, и матери его великаго государя, инокини Марфы Ивановны и вода святить, и обедня служить и, будучи, архимадритов и игуменов, и протопопов, и попов, и диаконов поучати во благочинии и пребывати по божественным правилам также, и народ весь поучати, чтобы жили в исправлении закона христианскаго по заповедям Божиим и св. Апостолов и св. отец; и архимандритов, и игуменов, и протопопов, и попов, и дьяконов, и чтецов и весь причт церковный судити во всяких духовных делах, а боярину и воеводам, князю Д. Тим. Трубецкому с товарищи, в то не вступатися; такоже и мирских людей во всяких духовных делах судити и исправляти по божественным канонам, а боярину и воеводам и дьякам у него в то потомуж не вступатися. А которые татарове похотят креститца своею волею, а не из неволи, и ему, архиепископу, тех татар велети крестити, и лучших держать у себя во архиепискупье и поучать всему крестьянскому закону, и покоити их, как мочно, а иных раздавати крестить в монастырь. А как новокрещенные из под начала выйдут, и архиепископу их звати к себе ести по часту и их покоити. А которые татарове учнут к нему челом ударити приходити, и тех потому ж велети кормити и поити, как мочно, и говорити приходити, и тех потомуж велети кормити и поити, как мочно, и говорить с ними кротостию, и приводити их ко крестьянскому закону, разговаривати с ними тихо, со умилением, с жесточью с ними не говорить. А которых татар учнут крестить и тех надобе платье переменить новое и о том посылати ему, архиепископу, к боярину воеводам и к дьячкам. А будет, учнут ко крещению приходить многие люди, и архиепископу о том писать ко государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу и святейшему патриарху Филарету Никитичу и их государев указ, чем их пожаловати, о том к нему будет тотчас. А который татарин дойдет до вины и убежит к нему, архиепископу, от опалы, от каковы не будет, опричь измены, и похочет креститись, и ему тех татар приимати и держати у себя бережно, и о том писати ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии и к отцу ево... Филарету Никитичу Московскому и всея Русии; подлинно, кто от каковы вины прибежит, а до их государ, указу тех не крестить; а того татарина боярину и воеводам и дьякам до указу никого не отдавати. А котораго татарина в какове вине, опричь болыпия измены, велят боярин и воеводы и дьяки казнить, а придут об нем к архиепископу иные татарове бити челом о печалованье, и архиепископу тех посылати опрашивать, и по совету боярина и воевод и дьяков имати тех людей за себя, хоть и будет и креститца не похотят, и их к тому не волею не нудить; а на смерть их боярину и воеводам и дьякам не выдавать, а держати их у себя архиепископу в крепости до государева указу, да о том писати к государю царю Михаилу Феодоровичу и святейшему патриарху Филарету Никитичу всея Русии. Да держати архиепископу з боярином и воеводами и дьяки совет о великих государевых делах, опричь кровных и убийственных дел. А на которых татар у них будет опала не великая, а похотят которых острастить казнию, а до казни не дойдет, и ониб, боярин и воеводы и дьяки о тех сказывали ему, архиепископу, а ему от них тех от вины отпрашивати, хотя будет, о ком и челобитья не будет. И всякими обычаи, как возможно, так архиепископу татар к себе приучати, и приводити их ко крещению с любовию, а страхом и жесточью ко крещению никак не приводити. А услышит архиепископ, какое безчинство в сибирских людех в детях боярских и в посадских во всяких людех, или в самих боярине и воеводах и в дьяках какое безчинство к закону христианскому увидит, и архиепископу их о том поучати со умилением, а не учнут слушати, и архиепископу им говорити з запрещением, а не уймутца за его поучение и запрещение, и архиепископу тогда писати о тех их безчинствах ко государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Русии и ко отцу его государя, великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичу Московскому и всея Русии в Москве. А о которых будет о государевых и всяких думных делах учнут с ним, архиепископом, боярин и воеводы и дьяки советовати и архиепископу о том с ними советовати, и мысль своя им во всякие дела давати, опричь убийственных и кровавых всяких дел, а той боярские и воеводские мысли ни как ни с кем не говорити, а боярину и воеводам князю Д. Тимофевичу Труб, с товарищи, в государеве наказе о том писанож. А о береженье архиепископу, боярину и воеводам и дьякам говорити по часту, что бы они от огня и от корчем держали береженье великое, и в ночи ж дети боярские и всякие люди с огнем не сидели, и съездов бы у них ночных корчемнаго питья не было, и в день бы жили смирно, не бражничали и по городу и в воротах держали потомуж береженье великое. А уведает архиепископ у боярина и воевод и у дьяков в городе какое небереженье и людем от кого насильство и налоги неподельно и архиепископу о том боярину и воеводам и дьякам говорити дважды и трижды, чтоб однолично они того берегли, и было б у них береженье и людям насильства и налоги не было; а не послушает боярин и воеводы и дьяки архиепископа, а архиепископу о том писати ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии и ко ево отцу Филарету Никитовичу... в правду, как ся – что делает. А подлинной государев указ за приписью дьяка Ив. Грязев». ТАКОВУ ПРИВЕЗ ВЕРХ, СЫН БОЯРСКИЙ АНДРЕЙ ПЕРХУРОВ В 133 Г. ИЮНЯ В 17 ДЕНЬ. СМ. «ОПИСАНИЕ ГОСУД. АРХИВА СТАР, ДЕЛ» П. ИВАНОВА. М., 1850 Г.; А. М. Ю. ДЕН., СТ. № 11801.].

Но положение Макария было несравненно лучше, чем его предшественника, и в нравственном отношении: тогдашним тобольским воеводой был Ю. Сулешов, который здраво понимал свои воеводские обязанности, с уважением относился к архиепископскому сану и сознавал, что только при согласной деятельности духовной и светской властей и возможно будет поднять нравственное состояние распущенного сибирского населения и устроить общественный порядок в этой «далекой вотчине московского государя». Он не только не возбуждал служилых людей против архиепископа, как это делал воевода Годунов относительно Киприана, но сам подавал Макарию челобитные на них[339 - Р. И. Б., т. 8, л. 329.]. Такие отношения главного сибирского воеводы к архиепископу должны были поднять в Сибири нравственный авторитет последнего и улучшить отношения других сибирских воевод к представителям церковной власти. Вследствие этого при Макарии мы не видим ни столкновений этого архиепископа с воеводами, ни мятежей против него служилых людей, как было при Киприане. Напротив, сибирские воеводы даже заискивают архиепископа, стараются заслужить его внимание и показать пред ним «свои службы государю». Так, например, верхотурские воеводы в 1627 году прислали к Макарию «роспись служб своих и прибылей, какие они учинили государю», с просьбой довести об этом до сведения царя Михаила Федоровича[340 - А. М. Ю. Сиб. пр., столб. № 5, л. 71.]. Сулешова теперь уже не было в Тобольске, на место его в 1626 году прислан другой боярин, но видно, что здравые отношения, установленные им к архиепископской власти в Сибири, продолжались и при его преемниках до самой смерти Макария; по крайней мере мы уже не встречаем в документах жалоб от этого архиепископа на вмешательства воевод в духовные дела, как это было при Киприане. Впрочем, и сам Макарий, как человек спокойный и мало деятельный, менее подавал поводов к столкновениям с воеводами, чем его энергичный предшественник. Но и второму Сибирскому архиепископу приходилось столь же часто жаловаться царю и патриарху то на недостаток священников и дьяконов в Сибири, то на распущенность нравов в его епархии, как и Киприану. Русские владения в Сибири год от году все более и более развивались, население увеличивалось, основывались по разным местам новые острожки и слободы, в них строились церкви, а в священнослужителях чувствовался прежний недостаток. Вместе с архиепископом Киприаном получили отпуск из Сибири и несколько священников, а новых московское правительство не присылало, и заменить выбывших было совсем некем. Так что когда Макарий прибыл в Тобольск, то оказалось, что даже в этом городе некоторые церкви не имели священников и оставались, по тогдашнему выражению, «без пения». И вот новый архиепископ в первых же грамотах к царю и патриарху бьет челом «о попах для многих церквей»[341 - А. М. Ю. Денеж. ст., л. 313. См. гр. Макария в 1625 г.]. Правительству трудно было удовлетворить подобные челобитные, что видно уже из того, что они повторялись почти ежегодно. На Руси мало было охотников попов ехать в Сибирь, а из тех, которые посылались «по указу», один убежит неизвестно куда, другой вследствие особенного хозяйства в Москве скоро получит отпуск, а иной священник так «заворует», что его, несмотря на крайний недостаток в духовенстве, приходилось или на целые месяцы сажать в тюрьму на цепь, или совсем лишать священнического сана; немногие из этих присыльных были истинными служителями церкви. Между тем из городов и монастырей шлют Макарию челобитные о белых и черных попах и дьяконах. Даже в Тобольском Знаменском монастыре, сравнительно богатом, чувствовался недостаток в священнослужителях; так, в 1625 году игумен этого монастыря просил другого черного попа, а в девичий Успенский – белого попа, дьячка и пономаря[342 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 13, л. 165.]. Из Мангазеи в 1628 году писали, что тамошние жители построили храм во имя Усп. Пр. Б., а святить оный некем – нет дьякона, а храм уже три года стоит без пения[343 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 16, л. 250.].

В 1634 году архиепископ Макарий послал следующую грамоту к царю Михаилу Федоровичу: «В прошлом, государь, и в нынешнем году пишут ко мне, богомольцу твоему государеву, из городов и острогов твои государевы воеводы о белых попах – что в городах и острогах черными и белыми попами скудно: которые де черные и белые попы были и те судом Божим померли. А мне богомольцу твоему, из Тобольска в город и остроги посылать не кого: в Знаменском монастыре один черный поп, а в ружных храмах только по одному белому. А иные, государь, попы по твоему государеву указу взяты из Тобольска и из других городов в Москву, а иные попы померли, а _вновь,_государь,_из_мирских_людей_в_попы_никто_не_ставится_и_в_твоих_государевых_городах_и_острогах_многие_люди_помирают_без_покаяния_и_без_причастия»._ В заключение челобитной Макарий просил прислать белых и черных попов: в Тюмень и Верхотурье по 2 попа, в Енисейск, Туруханский острог, Березов, Сургут и в Таборинскую слободу – по одному попу. Эта просьба Сибирского архиепископа заставила московское правительство серьезно заняться вопросом о священнослужителях для Сибири, чтобы удовлетворить религиозные нужды тамошнего населения. Но так как охотников было мало, то посылать «по указу» было ненадежно, а правительство решилось прибегнуть к тому же средству, которое оно практиковало при наборе в Сибирь служилых людей и крестьян: именно возложить на духовное сословие известной епархии в виде повинности прибор из своей среды священников и дьяконов и отправку их в Сибирь. Получив же упомянутую челобитную Макария, Михаил Федорович указал архиепископу Вологодскому и Великопермскому Варлааму «прибрать» в его архиепископии в Тобольск и другие сибирские города архимандрита протопопа, пять черных попов и 10 или 12 белых, а если «излишек будет и их всех отпустить в Сибирь, потому что в Сибирь попов надобно много». При этом предписывалось выбирать черных и белых попов «людей добрых, крепкожительных, духовных учителей, которые были бы по преданию и по правилам святых апостолов и святых отцов, а не бражников и из иноземцев в числе их никого отнюдь не было бы...». Но прошло довольно времени, а от Варлаама не приходило в Москву никакого известия об этом деле. Тогда послана была новая подтвердительная грамота, чтобы он поспешил прибором, и при этом делался выговор за нерадение. Но Вологодский архиепископ был не виноват: несмотря на то, что «посадские и волостные попы учинили меж себя дать подмогу по 30 и 40 рублей тем попам, которые согласятся ехать в Сибирь, но многие попы для такого дальнего проезду разбежались, не желая оставлять своих домов». Узнав об этом, государь указал Варлааму объявить: «кто в Сибирь выбраны будут, тем будет на подъем жалованье из нашей казны, подможных денег на платье и на харчи архимандриту 40 руб., протопопу 35 руб., черным и белым попам по 30 руб. человеку, да кроме того казенный корм в дороге и казенныя подводы им и под их жен, детей и работников...». Эта казенная «подмога», однако, не исключала той, которую обещали дать посадские и волостные попы белым попам, а монастыри – черным попам. Так что эти переселенцы в Сибирь получили подъемных денег довольно большую по тому времени сумму, а в Сибири обещана им «руга» – денежное и хлебное жалованье по окладу. Только после этого вызвались несколько лиц из белого духовенства отправиться в дальнюю государеву вотчину. Из списка этих переселенцев видно, что в Вологодской епархии прибраны архимандрит, протопоп, 5 белых попов и 3 черных. С белыми попами ехали их жены и дети, разные свойственники и работники, с архимандритом – келейники да четыре человека людей, с черными попами – их братья, племянники и несколько людей; всех переселенцев отправлялось в Сибирь 60 человек. Кроме того, в самой Москве «написались своею волею ехать в Сибирь черных 2 попа, да белых попов 6»[344 - Р. И. Б., т. 11, № 164.]. Относительно последних попов заметим следующее. Хотя они вызвались ехать в Сибирь «своею волею», однако ввиду бывших случаев бегства правительство не особенно доверяло им и взяло с них поручные записи в том, что они с дороги в Сибирь не убегут и прибудут в Тобольск, а если кто, читаем в такой записи, «в Тобольск не станет, то пеня – что укажет государь и государевы подъемныя деньги на тех, которые из поручников будут на лицо»[345 - Вот две такие поручные записи, которые мы нашли в Сибирском приказе. 1) Се яз Филарет чорной поп да яз поп Григорей Кирилов да яз Макарей Кирилов вдовой поп да яз Семион Савин поп ручались мы приказу большаго дворца сотнику Ивану Кругликову дружка по дружке в том что дано нам государева жалованья на подъем по 30 р. человеку и стати нам в Сибири в Тобольском городе з женами и з детьми а будет хто из нас едучи в Сибирь з дороги збежит и хто из нас в Тобольску не станет и на нас по сей записи пеня государева М.Ф. и государева подъемныя деньги а пеня нам что государь укажет а все мы за один человек кои из нас будет в лицах на том государева пеня и государева подъемные деньги а на то послуси Харитон Иванов а записи писал Микифорко Романов лета 7143 г. 2) Се яз черной поп Филарет да яз поп Григорей Кирилов да яз вдовой поп Макарий Кирилов да яз поп Семен Савин все мы сибирские попы поручилися есми приказу болыпаго дворца приставу Ивану Кругликову по Иван поп Павлове сын да но Аввакуме поп Григорьев в том что им попом за нашею порукою ехать в государеву вотчину в Сибирь и стати им за нашею порукою в городе в Тобольске взяли они попы за нашею порукою на подъема по 30 р. денег а буде они попы поп Иван да Аввакум за нашею порукою в государевой вотчине в Сибири в городе Тобольске не станут и на нас порутчиках пеня государя М.Ф. а пеня что государь укажет и наши порутчиковы головы в их голову место и те государевы подъемные деньги и кой из нас порутчиков будет в лицах и на том государева пеня и порука и те государевы подъемные деньги а на то послух Сергей Мелентьев а запись писал Фетка Андреев лета 7143 года. А. М. Ю. Пр. Сиб., ст. № 165, л. 17.]. На этот раз все 17 попов и архимандрит Герасим благополучно прибыли в Тобольск и немедленно получили соответственные назначения. Так, архимандрит Герасим назначен в Тобольский мужской монастырь на место умершего в 1635 году архимандрита Тарасия, а с ним и черные попы Нафанаил и Герасим, черный поп Меркурий – в Тобольский женский монастырь, черный поп Питирим и белые попы Стефан и Афанасий – в Березов, белый поп Иван – в Мангазею, белый поп Аввакум – в Сургут, белый поп Ермолай – в Таборинскую слободу, белый поп Симеон – в село Каменное, белый поп – в Чубарову слободу, белый поп Ипатий – в Томск, белый поп Кирилл – в Красноярск, белый поп Кирьяк – в Кетский острог и пр.[346 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 165, л. 81. См. «Роспись новоприсыльным в 1635 г. московским и вологодским попам, кто в которой церкви по росписи арх. Макария».] Заботясь об удовлетворении религиозных потребностей своей паствы, Макарию приходилось еще бороться с ее нравственной распущенностью, и нельзя сказать, что его десятилетняя пастырская деятельность имела влияние на улучшение нравов сибирского населения. Да и невозможно было ожидать этого улучшения, когда Сибирь год от году все более и более наполнялась разными преступниками – ворами и разбойниками, людьми совершенно испорченными в нравственном отношении. А тут еще соблазнительная жизнь ссыльных иностранцев – лютеран – и местного языческого и магометанского населения. Примеры соблазнительны и особенно для мало образованного человека, и если сибирские архиепископы жалуются, что многие сибиряки не носят крестов, не соблюдают постов, имеют по две и по три жены и т.п., то разве в этих пороках не сказывается постороннее влияние? И Макарий в своих отписках царю делает самые резкие отзывы о жизни сибирского населения, и преимущественно служилого. «В Тобольске, государь, – жалуется этот архиепископ в 1627 г., – казачьи дети матерей своих бьют и давят, а иные козаки на Руси жен своих пометали, а в Сибири поймают иных жен; а у иных козаков в Сибири на том городе жена, а на другом другая, а иные, государь, козаки велят женам своим блуд делать с чужими мужьями, а иные поедучи на твою государеву службу оставляют жен своих на блуд иным козакам и гулящим людям и от такого, государь, их блудного, пребеззаконаго содомскаго житья быть невозможно». В той же отписке Макария мы находим и пример крайней нравственной распущенности: подьячий Агафон, хотя и женат, «в мире многих девиц, вдовиц и замужних жен обезчестил и опозорил насильством своим, да еще ворует с мужеским полом»[347 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 13, лл. 153 и 163. См. отписку Макария в 1627 г. (листы перепутаны, начало на 153 л., а продолжение на 163 л.).]. Сибирские монастыри также не представляют отрадного явления, и на монахов жалуется второй Сибирский архиепископ. Тобольский мужской монастырь, который находился на глазах архиепископа, да и тот вел соблазнительную жизнь. Сообщая в 1634 году царю Михаилу Федоровичу о смерти архимандрита этого монастыря Тарасия, Макарий пишет, что между местными старцами нет ни одного, который был бы достоин занять это место, и просит прислать архимандрита из Москвы. «Я приказал ведать монастырь старцу Аркадию и черному попу Гелактиону, – замечает он, – но чернецы не слушаются их, бегают из монастыря, бродят по дворам и за монастырем ночуют»[348 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 165, лл. 5–8.]. И не следует предполагать, что будто умерший архимандрит был человеком, достойным звания, и что поэтому на его место нужно особенно благочестивого старца! Мы знаем, что этот Тарасий участвовал в смутах против архиепископа Киприана, а монахи Тобольского Знаменского монастыря в 1627 году жаловались на него Макарию, что он вместе с казначеями корыстуется монастырскими деньгами и запасами и просили счесть их по книгам. И обвинение в краже денег оказалось справедливым: недочету было более 40 рублей[349 - Ibid, ст. № 13, л. 149.]. Если так вели себя монахи Тобольского монастыря, то о монахах других монастырей и говорить нечего.

Например, жители Мангазеи и Туруханского зимовья в 1634 году жаловались царю и патриарху на чернеца Ефрема, обвиняя последнего в самых разнообразных преступлениях. Этот чернец, между прочим, прославился кляузами и ябедничеством настолько, что его боялись везде, где он только ни появлялся. Из Березова чернеца Ефрема прислали в Мангазею в Троицкий монастырь, но воевода тамошний «блюдясь от него деловых речей», отправил его в Туруханское зимовье. Здесь начальник зимовья «блюдясь ябедничества» Ефрема, вошел с ним в дружбу и велел старосте церковному выстроить ему на церковные деньги келью за 25 рублей, давать ему хлеб, деньги на платье, дрова и соль; в два года на Ефрема вышло церковных денег более 145 рублей. «А та церковная казна, – писали челобитчики, собирается нами сиротами на церковное украшение... Да он же старец Ефрем угрожает многим из нашей братии торговым и промышленным людям, всяким бездельным ябедничеством и бездельным поклепом... И в 1633 году тот старец купил якутскаго парня – в крещении Христофора и того парня бил и жег огнем и мучил безмерными муками, приказывая ему наговаривать на нашу братию кражи и духовныя дела. Да в нынешнем 1634 году генваря 19 жег этого парня огнем и убил до смерти. А в 1633 г. когда мы промышляли на Енисее рыбу и с нами была женка, а у ней сын Терешка и тот Терешка утоп, то старец стал называть утонувшаго своим племянником и подал в съезжую избу жалобу в 49 р. на промышленного человека Ивашку Тарутина и приставу память писал своею рукою». А так как в то время всякая кляуза стоила ответчику не только многих хлопот, но и денег, как бы она ни была бессмысленна, то Ивашка Тарутин, чтобы подешевле отделаться от претензий упомянутого старца, вошел с ним в сделку и уплатил 5 рублей. И на много других преступлений старца Ефрема указывает челобитная жителей Мангазеи и Туруханского зимовья[350 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 656.]. Первый Сибирский архиепископ Киприан много заботился о поднятии нравственного уровня сибирских монахов, но толку от этого было мало: и при Макарии монахи сибирских монастырей вели себя не лучше! И этот архиепископ, подобно Киприану, в начале своей пастырской деятельности в Сибири хотел ввести более строгие правила в монастырскую жизнь, сменял слабых архимандритов и игуменов и заменял их людьми более нравственными и строгими. Но что из этого выходило? Ответом на этот вопрос может служить следующий факт. В 1625 году Макарий, получив сведения о распущенности монахов Томского Успенского монастыря, сменил тамошнего игумена Евстрата и назначил на его место Феодосия, приказав последнему построже относиться к монастырской жизни и с разбором принимать в монастырь монахов и вкладчиков. А следствием этого распоряжения было то, что вся братия и монастырские дворовые люди разбежались, и монастырь запустел[351 - Ж. М. Н. Пр., ч. LХХХI, стр. 25. См. «Материалы для истории христ. просвещения Сибири».]. Трудно было архиепископам бороться с распущенностью сибирских монастырей, когда последние наполнялись разными ссыльными монахами, иногда людьми совершенно испорченными. В 1632 году игумен Соловецкого монастыря жаловался царю и патриарху на двух своих монахов, «что один чернец новокрещенец поляк живет в монастыре самовольством, безчинство и воровство чинит многое, а унять его монастырским смирением невозможно; а другой чернец в иноческий чин пострижен, а до пострижения в православную веру нигде не крещен». По этой жалобе государь и патриарх указали: сослать монахов в сибирские монастыри: первого в Тобольский Знаменский монастырь, а второго в Никольский Верхотурский – и устроить их царским жалованьем, как и прочую братию[352 - Р. И. Б., т. 11, № 153.]. В 1625 году Макарий получил следующую грамоту от Михаила Федоровича. «Был в Нижнем Новгороде чернец Павел Коровкин и нижегородских посадских людей своим воровством и ябедничеством продавал напрасно и затеи на многих людей возводил напрасно же. А когда он был в миру, то на многих посадских людей Балахонского уезда подавал напрасные иски для своей бездельной корысти... и за воровство много раз был пытан и бит кнутом... После того он жил в чернецах в Москве и на многих людей клепал воровством и продавал напрасно и за воровство послан в Горицкий монастырь, но из монастыря ушел в Балахонекий уезд и там делал смуту... А теперь он посылается в Тобольск к тебе архиепископу и ты послал бы его в монастырь, в какой пригоже и велел держать его под началом и быть ему в службе, в которой пригодится»[353 - А. М. Ю. Ден., ст. № 11801, л. 225.]. И подобные ссылки были не редкостью: в 1627 году в один тобольский монастырь прислано восемь старцев-колодников. Если взять во внимание, что в 1627 году в этом монастыре было 30 человек монашествующей братии, то смело можно утверждать, что половина этих монахов состояла из ссыльных, часть из тех служилых людей, «которые увечные и старые и государской службы служить не могут» и которых воеводы велят постригать в монахи «для смертнаго часу», и только, может быть, немногие поступили в тот монастырь по призванию к монашеской жизни[354 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 13, л. 164.]. А судя по некоторым данным, то же самое можно сказать и о других сибирских монастырях. Эти ссыльные вносили нравственный разврат в сибирские монастыри, и от него невозможно было избавиться до тех пор, пока практиковалась ссылка. Если монастыри Европейской Руси не в состоянии были исправить таких испорченных натур, как вышеупомянутый чернец Павел Коровкин, то что же могли сделать с ними монастыри сибирские?! И в ссылке они продолжали быть тем же, чем были прежде: «чинили всякое воровство и устраивали разныя смуты». Не лучше монастырских старцев вели себя и старцы Софийского дома, т.е. архиепископские, и на них не раз приходилось Макарию писать жалобы царю и патриарху. Так, в 1627 году Макарий жаловался на своего келейного старца Семиона, который, украв архиепископскую печать, приложил оную к отпустной грамоте, чтобы возвратиться на Русь. А про старца Корнила Макарий писал: «Обыграл он зернию работных людей и за такое воровство я посадил его в тюрьму на цепь, но Корнил изломал цепь, подкопался под стену и ночью убежал со двора в деревню приказнаго человека Максима Трубчанинова. Здесь он жил под овином четыре дни и в это время подговорил Максимовых служащих женок бежать с собою; но Максим об этом узнал, поймал Корнила и посадил на ночь в житницу и тот старец ел в житнице мясо и сыры, а делалось то, государь, в Оспожин пост...»[355 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 13, лл. 153–152.]. А в 1635 году тобольский воевода доносил Михаилу Федоровичу: «Софийские соборяне и дворовые люди, будучи в Москве, били челом государю о жалованье на 1634 г. и им выдали; но они уже получили оное в Тобольске, а потому воевода попа Илью посадил в тюрьму на неделю, дворовых людей и в числе их сына боярскаго М. Трубчанинова велел бить батогами, «чтоб вперед на то смотря неповадно было иным так воровать государское жалованье вдвое»[356 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 656.]. Мы выше упоминали о жалобах второго Сибирского архиепископа на распространение многоженства среди сибирских служилых людей, а из документов оказывается, что эти жалобы были вполне справедливы. Хотя в Сибири и чувствовался недостаток в женщинах, но служилые люди умели обходить этот недостаток и заводили себе по две и по три жены: одни находили их на Руси, другие крестили пленных инородок и женились на них, а иные отнимали жен у пашенных крестьян. Сибирь была так велика, что скрыть многоженство было очень легко. Из Тобольска ежегодно воеводы посылали по 50 человек казаков и стрельцов, например, в Мангазею и в Туруханское зимовье на годовую службу. Некоторые из этих служилых людей были женаты, оставляли своих жен в Тобольске, а на месте новой службы выбирали себе русскую женщину или крещеную инородку и женились на ней. Священнику трудно было узнать, женатого ли он венчает или холостого человека; для этого он в то время почти не имел никаких средств. Не раз, впрочем, случалось, что священники сибирские и заведомо венчали женатых служилых людей, то будучи к тому принуждаемы, то подкуплены. Так, в 1626 году архиепископ Макарий обвенчал ночью подьячего Максима Перфирьева с женою Поздея Фирсова, а у подьячего еще жива жена и живет в Верхотурье. Когда же дело это открылось и назначено было следствие, то на допросе священник объявил, что он обвенчал Максима Перфирьева по велению енисейского воеводы Андрея Ошанина, «боясь его Ондреева убойства». Андрей Ошанин показывал, что он не виновен в этом деле, а поп Кирилл сам был сватом и без всякого принуждения с его стороны обвенчал Максима за 10 рублей денег и 10 четвертей хлеба[357 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 16, лл. 370–373.]. И случаи женитьбы сибирских служилых людей от живой жены – не редкость. В 1628 году тот же архиепископ писал царю: «Казаки, выехав из сибирских городов за Верхотурский волок, в городах и селах женятся, а женясь – тут жен своих бросают и, приехав в Москву, женятся на иных женах, а иные у мужей жен уводят... И привезши, государь, в сибирские города тех своих жен продают своей же братии, а иные, государь, их жены приезжают в Сибирь после, а они – мужья их – на других поженились...»[358 - «Женский вопрос в Сибири в XVII в.» Н. Оглоблина в Истор. Вест. 1890 г., № 7.]. Если сибирские служилые люди имели возможность жениться по нескольку раз и торговать своими женами, зато сибирское крестьянство в высшей степени бедствовало от недостатка женщин. Н.Н. Оглоблин^{101}^ в своей статье «Женский вопрос в Сибири в XVII в.» приводит интересные челобитные от енисейских пашенных крестьян. В 1627 году крестьянин Ивашка Семенов от имени двадцати товарищей бил челом государю: «Все мы люди одинокие и холостые... как, государь, с твоей государевой пашни придем – хлебы печем и яству варим, и толчем и мелем сами, отдыху нет ни на мал час! А как бы, государь, у нас сирот твоих женишки были и мы бы хотя избной работы не знали... Им обещали прислать из Тобольска гулящих женок, но и до сих пор не присылают – жениться не на ком, а без женишек, государь, нам быть никак не возможно...». В заключение челобитной крестьяне взывают к милосердию государя: «Смилуйся! Пожалуй нас сирот твоих бедных... вели нам прислать из Тобольска гулящих женок, на ком жениться». Михаил Федорович смиловался и приказал тобольским воеводам из Тобольска и других сибирских городов послать в Енисейский острог для пашенных крестьян женок гулящих, свободных вдов и девок. Но исполнять подобные приказания, оказалось, очень трудно: свободных женщин не нашли в Сибири, и крестьяне енисейские по-прежнему оставались без жен. Через три года они послали новую челобитную, и опять с тем же отчаянным припевом: «Мы люди, государь, одинокие – жен и детей у нас нет... сами мелем, печем и варим, а в кою пору бываем на твоей государевой службе в изделье или гоньбе и в ту пору дворишки наши пусты стоят... смилуйся, пожалуй» и т.д.[359 - Ibid, стр. 197–198.]. Московское правительство, всегда относившееся с особенным вниманием к нуждам сибирских крестьян, разными мерами старалось помочь горю последних: то приказывало воеводам отбирать у служилых людей пленных калмычек, татарок, вогулок и других сибирских инородок, крестить их и выдавать замуж за русских людей, то пересылало из Руси в Сибирь с тою же целью разных гулящих женок и девок. Может быть, под влиянием челобитных енисейских крестьян Михаил Федорович в 1631 году велел воеводе Григорию Шестакову прибрать в разных русских городах 150 женок и послать их в Сибирь, но Сибирь еще пугала русских людей, и немногие добровольно бросали родину и пускались «за камень» в неизвестную даль. На грамоту царя воевода отвечал, что он мог прибрать только 5 женок[360 - См. наше исследование «Заселение Сибири...», стр. 218.]. А пленные инородки редко попадали в руки крестьян: ими прежде всего пользовались те, которые захватывали их в плен, т.е. служилые люди.

Что же касается распространения христианства в Сибири при Макарии, то оно шло тем же путем, как и при первом Сибирском архиепископе: оно принималось отдельными лицами мужского и женского пола, и притом более по нужде, чем по убеждению. Нового чего-нибудь, кроме того, что мы писали об этом предмете в статье «Учреждение Тобольской епархии и первый Тобольский архиепископ Киприан», мы не можем сказать. Однако здесь мы не можем не отметить того факта, что второй Сибирский архиепископ очень строго относился к делу крещения инородцев: его убеждения в этом отношении значительно расходились со взглядами правительства, выраженными в данном ему наказе. Так, последний предписывал: «А который татарин дойдет до вины и убежит к нему архиепископу от опалы, от каковы не будет, опричь измены и _похочет_креститись_, и ему тех татар приимати и держати у себя бережно, но и о том писать к государю... и к отцу его св. патриарху... подлинно, кто от каковы вины прибежит, а до их государскаго указу не крестить; а того татарина боярину и воеводам и дьяком до указу никого не отдавати...». Из этого пункта наказа ясно видно, что крещение избавляло инородца от наказания за совершенное им преступление, если только это преступление не было изменою; требовалось одно: чтобы инородец сам выразил желание принять христианство, а какие мотивы побуждали его к крещению – до этого правительству не было дела. Оно разрешило архиепископу крестить всех желающих, хотя бы это желание и было вынужденное, например, уложением о наказаниях. Но Макарий держался иных убеждений. Как бы в ответ на приведенный пункт наказа он в одной своей отписке к царю и патриарху, упомянув о желании одного магометанина принять крещение, вынужденном некоторыми угрозами его владельца, замечает: «А в правилах де апостольских и отеческих писано – велено принимать во крещение вольных людей – чтоб ни от смерти, ни от беды, ни от напасти для того, что примет крещение и причащение, да опять заворовав обусурманится»[361 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 16, л. 75.]. Может быть, под влиянием такого же взгляда на крещение инородцев один сибирский священник во времена Макария отказывался крестить в православную веру литовцев и татар.

В 1627 году воевода Кузнецкого острога жаловался царю на тамошнего попа Ивана, что последний не хочет крестить литвина Ф. Мосальского с товарищами и татарку Тоибику, а только дал им молитву и велел ходить в церковь: «У меня де литве и татарам крещенья нет», – говорил воеводе этот священник. «Да Кузнецкаго острога, – писал тот же воевода, – твои государевы юртовские татары молодые люди, которые знают русский язык и в твою государеву службу годятся, хотят креститься в православную веру, и их крестить некому»[362 - Р. И. Б., т. 8, № XXXIII.]. Трудно допустить, чтобы упомянутый священник так поступал из одного своего каприза! Мне кажется, что в оправдание его можно привести следующие соображения. Во-первых, относительно крещения литовцев следует заметить, что вопрос о перекрещивании христиан неправославного вероисповедания в то время не был еще вполне определенно решен: патриарх Филарет высказывался против вторичного крещения. Может быть, и кузнецкий священник был такого же мнения и потому считал достаточным одних положенных молитв для католиков литовцев, желающих присоединиться к православной церкви. Что же касается татар, которых тоже священник Иван отказывался крестить, то не зависело ли это от строгости отношений к делу крещения инородцев? В Сибири нередко случалось, что татары, остяки, вогулы и пр., приняв крещение и причащение и получив за это государево жалованье, немедленно же изменяли христианству или, как выражается Макарий, «заворовав опять обусурманится». Разве эти случаи не должны были заставить сибирских священников строже относиться к язычникам-магометанам, ищущим крещения?! Но какой смысл имел поступок кузнецкого священника, который, отказываясь крестить татар, в то же время дает им молитвы и разрешает ходить в церковь? Прежде чем отвечать на этот вопрос, мы считаем нужным сообщить, что нам не раз приходилось встречаться с подобными же действиями и других сибирских священников. Так, в документах того времени читаем: «крещеный татарин», «татарин не крещен, а молитва дана», «дву девочкам (инородкам) молитва дана». На основании этих известий, часто повторяющихся в отписках сибирских воевод, не следует ли предположить, что эта молитва, даваемая инородцам, выразившим желание креститься, имела подготовительное значение вроде древнего оглашения; она давала права таким инородцам слушать христианское богослужение, подготовлять себя таким образом к принятию новой веры. И если оглашенный своим поведением доказывал искренность своего желания креститься, то только тогда над ним совершалось и самое таинство.

Правительство московское запрещает сибирским священникам давать инородцам молитвы без крещения, называя подобные действия священников поруганием православной христианской веры[363 - Р. И. Б., т. 8, стр. 558.]. Но видно, что некоторые священники не разделяли этого правительственного мнения и имели на это основание: разве не большим было поруганием христианской веры, когда инородцы, приняв крещение и причащение, чрез несколько дней убегали в свои юрты и по-прежнему молились своим языческим кумирам?! В заключение обзора деятельности второго Сибирского архиепископа упомянем еще об одной грамоте к нему царя Михаила Федоровича, присланной в 1626 году. Эта грамота касается интересного предмета – ризы Господней, – и ввиду редкости подобных документов мы считаем нужным напечатать ее здесь целиком. «От царя Михаила Федоровича в нашу отчину в _Сибирь_ богомольцу нашему Макарию архиепископу сибирскому и тобольскому: в прошлом во 133 г. марта в 11 де приходил посол к нам и к отцу нашему Ф.Н. из Кизыл-баш от великаго государя Аббас-шаха^{102}^ грузинец Урсайбек и правил нам и отцу нашему великому государю патриарху Ф.Н. от шаха поклон, а после поклона посол Урсайбек поднес к отцу нашему Ф.Н. ковчег золот с камением с лалами и з бырюзами, а молыл: государь мой Аббас Шагово величество прислал к тебе великому светителю ковчег золот с каменьем а в ней великаго и славнаго Христа срачица и отец наш великий государь Ф.Н. тот ковчег принел и того ж дни на своем дворе отец наш Ф.Н. с богомольцы нашими с Киприаном митрополитом сарским и подонским с Нектарием архиепискупом греком и с архимариты и игумены и протопопы того ковчега осматривали и по досмотру в том ковчеге часть некая, а в длину и поперег пяди полотняна кабы красновата походила на меди или будет отдавных лет лице изменила, а ткана волну и марта в 18 де отец наш Ф.Н. говорил нам что та святыня что называют Христовою срачицею прислана от иноверного царя Аббас шаха и безистиннаго свидетельства тое святыни за истину принят пристрастно а чтоб тое святыню свидетельствовати чюдесь пети молебен и ходити с нею к болящим и полагати на них и просити всещедраго и человеколюбиваго в троицы славимаго Бога чтоб милосердый Бог тое святыню уверил яко же весть светая его воля понеже истиннаго свидетельства о той святыни несть а не верных слов без испытания во свидетельство не приемлетца и мы и отец наш Ф.Н. уложили отцу нашему Ф.Н. и митрополиту и архиепископу и архимаритом и игуменом и протопопом и в монастырех старцом приняти пост и воздвигнути молитву и поститися седмицу чтоб Господь Бог о той святыни проявил свою святую волю како можем учинить о той святыни; и благодатию и человеколюбием и не изреченною милостию Господа Бога Спаса Нашего Иисуса Христа и до совершения седмицы учало быть исцеление а кому в который день от какие болезни исцеление от ризы Господни еже есть хитон было и тому роспись подлинная послана к тебе богомольцу нашему с сею нашею грамотою за печатью отца нашего Ф.Н. и тебе богомольцу нашему велети к себе быти в соборную церковь воеводам нашим князю Ондрею Ондреевичу Хованскому^{103}^ да Мирону Ондреевичу Веньяминову^{104}^ да дьяком нашим Ивану Федорову да Степану Угодцкому и архимаритом и игуменом и всему священному собору и дворяном и детем боярским и гостем и торговым людем и велети в соборной церкви у Софеи премудрости слова Божия чести протодьякону на анбоне во услышание всем людем нашу грамоту и отца нашего Ф.Н. грамоту и свиток которой тебе послан за печатью отца нашего Ф.Н. а прочетчи грамоты и свиток велети пети молебен з звоном и о всем учинити бы тебе как писано отца нашего в грамоте и свитке которой к тебе послан за печатью отца нашего Ф.Н. Писан на Москве лета 7134 г. генваря в 9 день»[364 - А. М. Ю. Ден., ст. № 11801, лл. 299–303.].

Подобные грамоты разосланы были по всему Русскому государству, а также и в Сибирь к архиепископу Макарию. Но свитка, упоминаемого в приведенной грамоте и содержащего в себе перечень чудес и исцелений от ризы Господней, до нас не сохранилось. В грамоте Тверского архиепископа к игумену Колязинского Макарьевского монастыря сообщается на основании росписи патриарха Филарета Никитича, что таких чудес и исцелений было с 23-го марта 1625 года по 24 января 1626 года всего 71[365 - А. А. Э., т. III, № 168.]. Впрочем, об этих чудесах и исцелениях в указанное время можно найти подробные сведения в другом документе, напечатанном в приложениях ко второму тому Дворцовых Разрядов[366 - Дворц. Разр., т. II. См. с 788 с. по 822 стр.]. Второй Сибирский архиепископ и умер в Тобольске. В «Записках к Сибирской Истории» о смерти Макария находим следующее известие: «1635 г. июля в 24 день, в пяток, в 14 дни, в третьей четверти, преставился в Тобольску преосв. Макарий, архиеп. Сибирский и Тобольский; а на своем свитетельском престоле был в Тобольске 10 лет и полчетверти месяца и 9 дней...

Погребение Макарию было Нектарием архиепископом в 1636 г. мая 31 дня»[367 - Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 153.]. Гроб его поставлен в так называемой сенной церкви, построенной при Тобольском архиепископском доме самим Макарием в 1625 году.




III


После смерти Макария Сибирская епархия почти год оставалась без архипастыря. Царю Михаилу Федоровичу и новому русскому патриарху Иоасафу^{105}^ долго пришлось искать человека, достойного занять Тобольскую архиепископскую кафедру, и только в следующем году выбор их пал на игумена Ниловой пустыни Нектария. Это был монах по призванию: уроженец Осташкова, в мире Николай, еще 12 лет поступил в только что основанный в конце XVI века монастырь на острове Столбенском, где покоились мощи преподобного Нила, первого подвижника на этом острове. Постригшись в монахи под именем Нектария, он вел строгую подвижническую жизнь и, вероятно, под руководством своего собрата монаха Арсения Глухого, известного справщика церковных книг при Михаиле Федоровиче, знавшего греческий и латинский языки, риторику и философию, получил высшее по тому времени духовное образование. Памятником такого образования служит его послание, автограф которого хранится в Ниловой пустыни, именно «Послание сибирского архиепископа Нектария», а в доказательство строгой его монашеской жизни можно указать на то, что он сам никогда не пил вина и запретил пить другим монахам. «По заповеди блаженной памяти строителя Нектария, бывшаго архиепископа сибирскаго, в пустыне Нила чудотворца Столбенскаго хмельному б питью не быть», – писал митрополит Новгородский Питирим в Ниловский Столбенский монастырь[368 - Л. Л. Э., т. IV, № 165.]. А будучи в Сибири, Нектарий просил Михаила Федоровича, чтобы тобольские воеводы вместо положенных на архиепископский дом ста ведер водки давали 50 пудов меду, и государь разрешил подобную замену. Своим образованием и подвижнической жизнью Нектарий обратил внимание: в 1620 году, 33 лет от роду, он был избран в строители Ниловой пустыни, а Новгородским митрополитом удостоен сана игумена. Биограф сибирских архиепископов Н. Абрамов в своей статье «Нектарий, третий Сибирский и Тобольский архиепископ» рассказывает следующее: в 1628 г. игумен Ниловой пустыни Нектарий по какому-то случаю приезжал в Москву, представился царю Михаилу Федоровичу и предсказал последнему рождение его сына, впоследствии царя Алексея Михайловича. С этого времени царь Михаил обратил внимание на Нилову пустынь и на ее игумена, а когда тобольская кафедра сделалась свободной, то предложил занять ее именно Нектарию. Как ни лестно было это предложение, но Нектарий неохотно расставался с своей пустынею и только повинуясь воле царя и патриарха согласился принять архиепископский сан и отправиться на тобольскую кафедру»[369 - Странник 1866 г., февр., стр. 68–69.]. После хиротонии в архиепископа в 1636 году 4 февраля Нектарий скоро отправился в Сибирь и первого апреля благополучно прибыл в Тобольский Знаменский монастырь, а на другой день имел торжественный вход на гору, в город[370 - Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 156.]. Третий Сибирский архиепископ оказался прекрасным хозяином: его заботы о развитии хозяйства Софийского дома доходили до стяжательности и были столь настойчивы, что неприятно поражали даже само московское правительство; да и на историка эта страсть к стяжанию производит неприятное впечатление, тем более что Нектарий, как мы упоминали, отличался строгою подвижническою жизнью. После смерти Макария по распоряжению правительства боярским сыном Веревкиным произведена перепись вотчин, крестьян и вообще движимого и недвижимого имущества дома Софии Премудрости Божией. Из этой переписи Нектарий увидел, что крестьяне четырех деревень архиепископских «разбрелись неизвестно куда». Вследствие этого первой его хозяйственной заботой было отыскать беглецов и посадить их на прежние места; заботы его увенчались полнейшим успехом: с его приезда опять начинают свое существование упомянутые деревни. Вместе с тем он начал призывать в софийские деревни новых крестьян, обещая им льготы и подмогу; на его призыв, как увидим, откликнулись очень многие: одни садились на пашни, другие на оброк, а некоторые записывались в софийские закладчики. Но в то время, как хозяйственная деятельность Нектария шла так успешно, правительство наносило ему один удар за другим. Прежде всего денежное жалованье Софийскому дому было уменьшено до половины: вместо 690 рублей 65 коп. велено давать только 321 руб. 65 коп. Затем в 1638 году прислан указ тобольскому воеводе, чтобы с следующего года давать Софийскому дому вместо хлебного жалованья деньгами, а с 1642 года совсем прекратить хлебную ругу. Этот указ велено показать Нектарию, «чтобы он вперед на государево жалованье не надеялся и строился своею пашнею, потому что после Макария за Софийским домом осталось много крестьян и ими пашню можно завести не малую». Но, вероятно, Нектарий знал, что эти распоряжения исходят не столько от царя, сколько от правителей Сибирского приказа, знал, что религиознейший Михаил Федорович не может так обижать дом Софии Премудрости Божией. Поэтому немедленно же одно за другим послал к царю два слезных прошения. В одном из них он бил челом, что ему строить свою пашню некем, «пашенных крестьянишек и бобыльков за Софийским домом мало». Но так как в Москве из переписи Веревкина знали, что и земли, и крестьян у архиепископа достаточно, то Нектарий в своей челобитной жаловался, «что в этой переписи пашенные крестьяне писаны вдвое, отцы с детьми, а дети малы и не пашут, с Ницынской и Тавдинской слобод идет хлеб не великий, а оброчные дают в софийскую казну только по 50 коп. в год». В другом прошении Нектарий писал: «Ныне (1639 г.), государь, мне богомольцу твоему и софийским соборянам и дворовым людям дают за твое государево жалованье за хлеб деньги – за четверть ржи по полтине, а на торгу, государь, твою казенную четверть (4 меры) покупают по 1 руб. 25 коп. и против, государь, торговой цены дают менее половины; между тем софийские соборяне и дворовые люди постоянно жалуются ему, что они, покупая хлеб дорогою ценою, в конец погибли и одолжали великими долгами». Затем архиепископ просил, чтоб давали в дом Софии Премудрости Божией хлебную ругу по-прежнему хлебом, а не деньгами. В заключение челобитной читаем обыкновенный жалобный припев сибирских архиепископов: «Государь, смилуйся, пожалуй, чтоб от хлебной скудости нам нищим твоим богомольцам в конец не погибнуть и врозь не разбрестись и твое царское богомолье без службы не было бы». Михаил Федорович не мог устоять против такой челобитной и велел снова давать Софийскому дому хлебную ругу, впрочем, только до 1642 года. Теперь посмотрим, насколько справедливы были жалобы Нектария на нищету Софийского дома. Может быть, и в самом деле «государевы богомольцы дальной сибирской вотчины», несмотря на их громадную поземельную собственность и достаточное количество крестьян, бедствовали и терпели нужду в самом необходимом? Совершенно справедливо, что хлеб в Сибири в 1639 году значительно поднялся в цене по случаю неурожая в этом году, справедливо и то, что воеводы, выдавая Софийскому дому хлебную ругу деньгами, обсчитывали ружников в свою пользу: воеводам указано «давать деньгами по прямой сибирской торговой цене, какою ценою в котором году учнут хлеб на торгу покупать», а они давали за четверть только по 50 коп. вместо 1 руб. 25 коп. Но дело в том, что Софийскому дому не было никакой надобности обращаться за покупкой хлеба к торговым людям: в его житницах всегда находились громадные запасы хлеба, а в погребах и кладовых было в изобилии всяких питий и яств. Данные об этих запасах столь интересны, что мы считаем нужным выписать здесь оные из переписных книг.

В 1636 году в Софийском доме были следующие запасы: разного хлеба – 39100 п., масла коровьего, – 65 п., соли – 418 п., меду пресного – 132 п., хмелю – 19 п., вина горячего – 236 в., меду кислого – 79 в., пива простого – 224 в., пива поддельного – 35 в., вина церковного – 13 в., романеи красной – 1/4 в.; уксусу – 20 в., масла конопляного – 6 в., масла орехового 1/4 в., воску – 6 п., жиру рыбьего – 10 ф., лимонов – 110 шт.

В сушилах: осетров – 202 шт., стерлядей – 163, нельм 243, щук – 260, семг – 7, икры черной – 1/4 п.

Просольной рыбы: щук – 1343 шт., нельм – 50, стерлядей – 120, язей – 301, окуней – 140, осетров – 17.

Добавим к этому, что у Софийского дома было в это же время 32 рабочие лошади и множество рогатого скота. Для каждого очевидно, что этим одним запасом «нищие богомольцы», которых с деловыми людьми в 1636 году было 70 человек, могли не только прокормить себя, но вместе с тем в течение двух лет могли кормить всю армию Ермака, с которою он завоевал Сибирское царство. Трудно предположить, чтобы при таких запасах можно было этим богомольцам голодать, или чтоб они действительно имели намерение «брести врозь». Но ведь это только запасы, остатки от ежегодных приходов. В том же году они должны были получить из казны хлеба 6180 пудов, меду 60 пудов, вина горячего 100 ведер, за рыбные ловли 110 руб. 13 коп., денежного жалованья 321 руб. 65 коп. Несправедливо также жаловался архиепископ Нектарий, что с вотчин Софийского дома «идет не великий хлеб». Из переписных книг Веревкина видно, что в 1636 году с одной Ницынской слободы привезено в Тобольск в софийские житницы разного хлеба 4535 пудов. Таковы были средства Софийского дома до вступления Нектария на сибирскую кафедру. Но при нем эти средства должны были значительно увеличиться: каждый год селились на софийских вотчинах новые крестьяне, и значит, каждый год усиливалось хлебопашество, а вместе с тем и количество «пятиннаго хлеба», собираемого софийскими выдельщиками, все более и более увеличивалось. По переписи, произведенной после оставления Нектарием сибирской архиепископской кафедры, т.е. в 1640 году, за Софийским домом числилось крестьян: в деревнях Комарицкой, Матвеевской, Кисилевской и Бессоновской – 58 чел., в Ницынской слободе – 182 чел., в Тавдинской – 79 чел., да бобылей в Тобольске, Тюмени, Туринске и Верхотурье – 111 чел., всего 427 человек мужского пола, тогда как Нектарий унаследовал от Макария только 138 человек. Кроме того, своему преемнику, архиепископу Герасиму, он оставил разного хлеба 3858 четвертей, ссудных и заемных кабал и памятей 756, денег по этим кабалам 1906 р. 26 к., хлеба 2323 ч., 61 лошадь, да массу рогатого скота и всяких съестных припасов и питий. Что Софийскому дому не было надобности обращаться за покупкой хлеба к торговым людям, можно уже судить по тому, что в 1639 году во время неурожая архиепископ Нектарий нашел возможность дать из софийских житниц в долг самому правительству 1500 четвертей ржи и 500 четвертей овса.




IV


Далеко не с таким усердием Нектарий занимался своими архиепископскими делами, как хозяйственными. Н. Абрамов в вышеупомянутой статье об этом архиепископе замечает, что «он управлял Сибирскою епархией недолго, но и в этот срок успел внушить к себе почтение и любовь паств и ознаменовать ревность свою к благу церкви многими полезными и достославными действиями»[371 - См. стр. 83.]. С этим отзывом мы решительно не согласны: в нем только одно справедливо, что Нектарий управлял епархией недолго, а все остальное – вымысел самого биографа. В своей статье он не приводит этих «многих полезных и достославных действий», а пишет о предметах большей частью нисколько не относящихся к пастырскому служению Нектария, например, об основании в Сибири в то время городов и сел, приводит выпись из синодика о победе Ермака над Кучумом, о гибели Ермака с товарищи и т.п.; мы же и в документах не нашли ничего такого, что оправдывало бы отзыв о Нектарии этого писателя. Несомненные исторические данные не только не свидетельствуют о почтении и любви сибирской паствы к своему архипастырю, а, напротив, говорят, что Нектарий в первый же год пребывания в Тобольске возбудил против себя общую ненависть воевод, дьяков и подьячих, боярских детей, монахов, своих старцев и дворовых людей; в подтверждение того мы можем указать на массу доносов на Нектария от лиц разного звания и положения. Правда, эти доносы оказывались неосновательными, и сами доносчики сознавались в ложности своих обвинений Нектария «во многих государевых делах», но тем не менее самое появление множества доносов уж никак не может свидетельствовать о почтении и любви сибирской паствы к своему архипастырю. Вполне естественно, что Нектарий, как строгий монах, не мог ужиться с развращенным сибирским населением: после слабого Макария, снисходительно относившегося к нравам своей паствы, строгость его преемника не по вкусу пришлась сибирякам. Разве архиепископские боярские дети, старцы, дворовые люди и клир могли простить Нектарию, например, замену казенного вина медом, о чем мы упоминали выше: прежде архиепископский дом одной казенной водки выпивал 100 ведер в год, а теперь вместо этого государева жалованья давали ему только мед.

Трудно было Нектарию управлять Сибирской епархией: с 12 лет он жил вне мира, в Ниловой пустыне, вел строгую подвижническую жизнь, и вдруг такого человека угодно было царю Михаилу и патриарху Иоасафу назначить архиепископом на тобольскую кафедру! Ему Тобольск показался сущим адом: старший воевода Темкин-Ростовский^{106}^ был в непримиримой вражде с младшим Волынским^{107}^; тот и другой обращаются к новому архиепископу с разными кляузами друг на друга. Нектарий принимает сторону одного и тем вооружает против себя другого, а этот последний не стесняется в средствах, чтобы досадить ему: побуждает своих странников шуметь на архиепископа, ругать его «всякою неподобною бранью». Старцы, монахи, попы, боярские дети и др. ведут безобразную жизнь, кляузничают друг на друга, а Нектарию приходится разбирать их: он хочет «смирять» виновного, а последний кричит на него «государево слово и дело», бежит в съезжую избу и требует, чтобы воеводы выслушали его иногда самые нелепые обвинения. Нелегко было Нектарию, отвыкшему от мирской жизни, ориентироваться в подобных делах, и он сам сознавался царю, что не умеет управиться с людьми: «Я человек пустынный и всякия мирския дела мне не за обычай», – писал этот архиепископ Михаилу Федоровичу. Но архиепископу невозможно было жить только келейной жизнью; круг его обязанностей слишком велик и ему необходимо было считаться со всякими мирскими делами, а для этого нужен такт, уменье быть вовремя строгим или снисходительным. Между тем Нектарий, как видно, относился ко всем как строгий монах и думал управлять сибирской паствой точно так же, как он управлял монахами в Ниловой пустыни. Вот где лежала причина общей к нему ненависти и многочисленных на него кляуз. На Нектария жаловался ризничий черный дьячок Илья, который прислан в Тобольск «для научения архиепископа святительскому чину», жаловался черный поп Макарий, жаловались боярские дети Павел Хмелевский и Савва Францужанин, а заводчиками разных кляуз были второй воевода и дьяки. «Да и софийские, государь, – писал Нектарий Михаилу Федоровичу, – дворовые люди, старцы, дети боярские и певчие дьяки, кроме старого дьяка Саввы Есипова^{108}^, умышляют на меня богомольца твоего и угрожают доводивши составными всякими делами...»[372 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 571, ненумерован.]. А почему эти люди жаловались? Черный дьякон Илья «много безчинства делает», «приходит в церковь многие дни пьян и делает безчинство», а когда Нектарий хотел послать их «на смирение», то они начали говорить на него государево дело. Про Павла Хмелевского, ссыльного литвина, Нектарий писал царю следующее: «В нынешнем 1637 года генваря 24 дня прибежали ко мне пред церковь двое ребят бить челом на ссыльнаго литвина Павла Хмелевскаго боярскаго сына в духовном и великом деле – один бит и весь в крови, а другой жжен огнем. Я велел распросить их и они сказали: живут де они у Павла Хмелевскаго, одного зовут Гришкою, а другого Ивашкою и тот де Павел для злого богомерзскаго блуднаго греха бьет и мучит их неповинно...». Нектарий допросил об этом духовного отца, и последний подтвердил, что Павел Хмелевский бил и жег огнем тех ребят за то, что не соглашались с ним на тот содомский грех. «Я много раз, – доносил Нектарий, – посылал за Павлом, чтобы он пришел для допросу, но он учинился силен и к сказке не пошел... А ныне по твоему государеву указу велено Хмелевскаго отпустить в Москву и он похваляется на меня всяким дурном»[373 - Ibid.]. С первого взгляда кажется странным то, что Нектарий не мог заставить Павла Хмелевского явиться к себе на суд, так как воеводам строго предписывалось давать архиепископам приставов на ослушников по первому их требованию. Положим, что Нектарий был во вражде со вторым тобольским воеводой и от него, конечно, не мог получить сведения, но главный воевода Темкин-Ростовский, по-видимому, не враждовал с Нектарием и, стало быть, мог приказать приставу силой привести виновника на суд архиепископа. А между тем, как видно из донесения самого архиепископа, этого не случилось. Почему же? Дело в том, что в Московском государстве господствовали такие оригинальные порядки, которые давали возможность каждому виновному избавиться от всякой власти, будь этой властью воевода или архиепископ: стоит ему только объявить на того и другого государево слово и дело, и власть их тогда теряет свойственный ему авторитет до тех пор, пока не явится на этот счет указ государя. Лучше всего эти порядки можно показать на деле об извете одного ссыльного француза Саввы на архиепископа Нектария и воеводу Темкина-Ростовского. Это интересное дело началось следующим образом. В 1637 году упомянутый француз является к главному тобольскому воеводе Темкину-Ростовскому и говорит: «Там где я родился есть руда серебрянная, медная и железная и рудное дело мне хорошо известно; пожалуй, отпусти меня в Верхотурский уезд к железной руде, а я государю прибыль сделаю и государь тебя похвалит». На это воевода отвечал: «Государь потерял казну под Смоленском (неудачный поход Шеина) – немцам бл... детям роздал, а после того в медной же руде потерял казну чрез немцев же, а я так терять не хочу». Потом Савва Францужанин просил отпуска в Тюмень, но воевода выгнал его вон. Ссыльный оскорбился и затаил злобу на воеводу. Вскоре после этого один боярский сын Рукин подал воеводам иск на 86 рублей на того же ссыльного француза. Но последний, зная взаимную вражду воевод, решился воспользоваться этим обстоятельством для оттяжки своего дела. Так как ответчик не надеялся на Темкина-Ростовского, то ему нужно было, выражаясь по-нашему, отвести его, но каким образом? Оказывается, что в тогдашнее время это делалось очень просто. Савва Францужанин заявил, что знает за воеводой государево слово и дело и вслед затем подал на него письменный извет второму воеводе Андрею Волынскому и дьякам. Но последние не посмели сделать допрос Темкину-Ростовскому относительно обвинения его в государевом деле и передали извет архиепископу Нектарию, а изветчик Савва просит последнего переслать его извет в Москву к царю. Только Нектарий, вероятно, по дружбе к Темкину-Ростовскому долго не посылал этот извет к царю Михаилу Федоровичу. Тогда Савва Францужанин, предполагая, что Нектарий держит сторону главного воеводы и что он не только не перешлет его челобитную в Москву, а даже может написать царю против него, затеял и на Нектария государево слово. «Когда мы сидели в съезной избе, писали царю второй воевода и дьяки, – то услышали крик, что бьют и режут, и потом входит Савва Францужанин и говорит, что за ним великое государево слово дело и патриаршее духовное на Нектария...». Второй воевода и дьяки обязаны были сделать допрос и для этой цели зовут в съезжую избу главного воеводу Темкина-Ростовского, но последний, узнав, в чем дело, на допрос не пошел, говоря, что «Савва и на него сказал государево дело, а потому мне допросить его не уметь», т.е. Темкин-Ростовский не мог быть судьей в деле того, кто на него выкрикнул слово и дело. Замечательно в данном случае то, что московское правительство признавало подобный порядок ведения дел нормальным и после этого по делу Саввы Францужанина уже вело переписку не с главным воеводой, а с его товарищами, и в царских грамотах к последним имя Темкина-Ростовского не упоминалось, а равным образом и товарищи главного воеводы отвечали царю по тому же делу только от себя – главный воевода как бы не существовал, его значение уничтожилось изветом. Вот почему Нектарий а) не мог уже просить главного воеводу ни сделать допрос Савве Францужанину относительно извета на него, ни посадить изветчика под арест и б) не мог сам сделать допрос об извете того же лица на Темкина-Ростовского. А когда архиепископ за этим обратился к товарищам главного воеводы, то они по недружбе к нему отказали, говоря, что «таких по прежним обычаям сажать в тюрьму нельзя». Между тем Савва, сказавши на Нектария слово и дело, подал второму воеводе А. Волынскому и дьякам письменный на него извет на французском языке. Нектарий просил перевести этот извет на русский язык, а Андрей Волынский и дьяки отвечали ему, что в Тобольске нет человека, который знал бы французский язык. Но это была ложь: в Тобольске были люди, знавшие французский язык. Нектарий писал Михаилу Федоровичу, что такие знатоки есть и могут перевести с французского языка на русский, но Волынский и дьяки по вражде к нему и «наровя тому немчину» не дозволяли того сделать. Да и сами эти власти писали царю, что они не давали перевести извета на архиепископа не вследствие отсутствия лиц в Тобольске умевших это сделать, а потому, чтобы Нектарий наперед не узнал, в чем заключается содержание извета, «чтоб он не ведал твое государево дело, мы послали то письмо к тебе государю...». Оно было послано в подлиннике и в переводе на русский язык и заключает в себе следующее: «A la tres grande Maieste Micael Tedrovitz lempereuer de moscou et de toute la roussie…». После такого обращения Савва жалуется, что он подал архиепископу Нектарию челобитную к царю с изветом на воеводу Темкина-Ростовского, но, несмотря на то, что он уже давно отдал челобитную, архиепископ до сих пор не отсылает ее. «Пожалуй, государь, быть мне в Москве и я расскажу про злые неправды воеводы и про злые дела архиепископа. А я французской земли дворянин, присланный из голландской земли от князя Мориса; крестил меня ростовский митрополит, а имя мне Сава. Грамота обо мне находится в посольском приказе и в ней объявится моя службишка» (последним словом русский человек перевел фразу «mon fidelle serviece»). Между тем ссыльный француз был на свободе и оставался совершенно безнаказанным. Второй воевода и дьяки явно ему покровительствовали, а другой власти над ними теперь в Тобольске не было. В это дело вмешались было боярские дети, так как главный воевода и архиепископ вследствие вышеупомянутых обстоятельств не могли сделать ему Допрос, а товарищи не хотели, то некоторые из боярских детей предлагали поставить Савву Францужанина пред всем народом и расспросить его, другие же кричали, что следует этого «ведомаго вора убить или бросить в Иртыш». Но Волынский и дьяки опять вступились за ссыльного, а потому из вмешательства боярских детей ничего не вышло. Точно так же и вследствие тех же обстоятельств архиепископ Нектарий не мог найти управы в Тобольске и на Павла Хмелевского, обвиненного в самом ужасном преступлении. Чрез год после начала дела Нектарий жаловался Михаилу Федоровичу: «В прошлом году писал я на Павла Хмелевского за его неистовое житье и что он меня богомольца твоего бранил всякою неподобною бранью, смилуйся, пожалуй дай оборону...». Не мог Нектарий найти управы в Тобольске и на других изветчиков и разных преступников. Не раз он писал государю о защите против врагов и ослушников, не раз и государь предписывал тобольским воеводам дать удовлетворение архиепископу, но вследствие вражды воевод исполнения этих предписаний не было. Это вынудило Нектария написать Михаилу Федоровичу самую отчаянную челобитую: после разных жалоб он заключил челобитную таким образом: «Пожалуй, государь, меня богомольца твоего, вели мне быть в Ниловой пустыни, или где ты укажешь, а мне в Сибири от таких заводных доводов быть отнюдь невозможно никакими обычаями...». Только после этого государь указал: Савву Францужанина выслать из Тобольска в Тюмень, а Павла Хмелевского в Красноярск, но с сохранением службы и денежного и хлебного жалованья[374 - Ibid.].

Немало беспокойств и неприятностей доставляли Нектарию и монахи Тобольского Знаменского монастыря то своим «неистовым житьем», то своими кляузами друг на друга. Мы выше упомянули, что половина монахов этого монастыря состояла из разных ссыльных преступников, а из одного документа, относящегося ко времени архиепископа в Сибири Нектария, оказывается, что большинство этих ссыльных были литовцы. В Сибирском приказе мы нашли «Выпись из изветнаго дела тобольскаго города Знаменскаго монастыря ссыльнаго чернеца Малаха...», которая сообщает в высшей степени интересные данные о ссыльных монахах. Малах – это тот самый чернец, который в 1632 году прислан был в Тобольск из Соловецкого монастыря за «безчинство и многое воровство». В 1637 году он объявил за собой государево слово и дело и его потребовали к допросу в съезжую избу. Здесь Малах сказал, что он то царское дело не скажет никому в Тобольске, а только в Москве; тогда воеводы спросили ответчика с «пристрастием», и у него язык развязался. Прежде всего он заявил, что ведает царское дело на ссыльных литовских старцев Знаменского монастыря – на черного попа Гелактиона, келаря Аркадия и на старцев Капитона и Михаила. Из этого уже видно, какой элемент господствовал в Тобольском мужском монастыре: в нем были один черный поп и один келарь, да и те из ссыльных литовских старцев. Далее Малах рассказывает воеводам следующее. Когда стало известно в Тобольске, что посланы государевы ратные люди на службу под Смоленск, то он, Малах, сказал черному попу Гелактиону: «Для чего де в Знаменском монастыре не поют молебнов, чтоб Бог поручил Смоленск государю...», а Гелактион отвечал: «Пошли де государевы люди под Смоленск и им по их де правде так и будет и, показав ему Малаху в келье перст (кукиш), – вот де что им будет...». «А почему, – снова спросил Малах, – Бога не молят о государском здоровье?». На это Гелактион отвечал: «А тебя кто об этом спрашивает?». Малах: «Получают де они государево жалованье, а за государево многолетнее здравие Бога не молят: в понедельник, среду и пятницу молебном не поют против того, как на Руси это делается». Гелактион: «Послали де ратных людей под Смоленск патриарх, да старцев сын (т.е. Михаил Федорович), захотели де литвы взять – вот де что им будет...», и снова Гелактион показал перст в келье. Малах: «Я про эти речи Гелактиона прежде де не посмел сказать воеводе Голицыну, потому что ссыльный человек, архимандрита же в то время в монастыре не было, а когда заявил о них келарю Аркадию, то Аркадий сказал: «Чорт де тебя спрашивает – знал бы себя, от чорта де ты приехал...». Затем извет Малаха касается других старцев: Капитона и Михаила. «Приносили они от Нектария, – рассказывает изветчик, – яству попу Гелактиону, котораго Нектарий архиепископ ссылал в енесейский острог, а Гелактион принял яству и поил их до вечера, а я в то время сидел за монастырскими воротами; Капитон и Малах вышли к нему пьяны и Капитон сказал мне: отца де их духовнаго Гелактиона посылают в енесейский острог зе тебя худаго доводчика, а ты Малах забыл свою веру и набрался де русскаго сабачьяго духу. А старец Михаил к этому еще добавил: «Судил де его Малаха Суздальский архиепископ Иосиф и тот де своей веры не забыл, а хотел ехать в Литву и с ним хотели же ехать их (литовцев) человек десятков пять и шесть, да вывернулся такой же доводчик, как Малах, разсказал про то и их разослали в Сибирь...»[375 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 81, лл. 390–406.].

В этом деле упоминаются семь литовцев, живших в Тобольском мужском монастыре, а другие документы указывают, что такого же происхождения были и старцы Нафанаил и Герасим. Хотя они и принимали православие, но в душе оставались католиками, с презрением относились к иноческим правилам русских православных монастырей и к самим русским, вели беспутную жизнь, а потому никакие меры архиепископов не в состоянии были поднять нравственный уровень сибирских монастырей до тех пор, пока последние наполнялись ссыльными.

Вражда к Нектарию отразилась и на отношениях к нему других сибирских воевод: последние так же, как и при Киприаие, начинают вмешиваться в духовные архиепископские дела, не обращают никакого внимания на грамоты Нектария и покрывают всякие духовные преступления. Особенно возмущало Нектария то, что воеводы сибирские без государева указа и без сношения с ним отпускали из Сибири на Русь черных и белых попов, в которых и без того была крайняя нужда. Так, в 1638 году архиепископ Нектарий жаловался царю на мангазейского воеводу Бориса Пушкина за то, что он «для своей бездельной корысти» без архиепископского ведома и без государева указа отпустил на Русь тамошнего священника. «И ныне, государь, – писал Нектарий, – в Мангазее попа нет, богомолье стоит без службы, служилые и всяких чинов люди умирают без покаяния и без причастия, а младенцы без крещения. Да тот же поп Иван, которому была приказана мангазейская и туруханская десятина и всякия духовныя и церковныя дела, свез с собою на Русь всякия десятинныя и церковныя данные, софийские соборные деньги и книги, а в Сибири попами скудно и послать в Мангазею некого»[376 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 165, л. 101.]. А как была велика нужда в духовенстве, об этом можно судить уже по тому, что в Сибири рады были всяким попам, даже ворам и грабителям, лишь бы только они служили в церкви. В подтверждение этого можно было привести много данных из документов Сибирского приказа, но мы здесь упомянем о двух случаях. В 1638 году игумен Верхотурского Никольского монастыря Иона, заручившись отпускною от воеводы, ограбил монастырскую казну и убежал в Соликамск. Нектарий просил царя отыскать этого беглеца и опять прислать в Сибирь, потому что «игуменами и черными попами скудно»; в той же грамоте он писал, что и из иных сибирских городов воеводы отпускают на Русь игуменов и белых попов[377 - Ibid. Разб. столб. № 323.]. В Сибири были и попы-самозванцы, которые никогда не были посвящены в священнический сан, а являлись туда под именем попов ради корыстных целей, и тем не менее и такими дорожили, если они служили в церкви. Архиепископ Нектарий в грамоте к Михаилу Федоровичу от 1639 года пишет про одного мангазейского попа следующее. В 1635 году при Макарии приехал с Мезени белый поп Евстафий и служил в Мангазее, но попадьи не имел, как не имел и никакого вида и архиепископского благословения на служение; в том же году он убежал на Русь. Да и прежде, при архиепископе Киприане, тот же Евстафий появлялся в Мангазее, служил некоторое время в качестве попа и затем убегал за камень. Что же это за личность и с какой целью названный поп почти ежегодно приезжал в Мангазею и так же часто бегал на Русь? Из грамоты Нектария оказывается, что Евстафий, «будучи в Сибири, торговал соболями и на промыслы соболиные посылал от себя промышленных людей»[378 - Ibid. Разб. столб. № 327.]. Дело в том, что с торговых людей бралась в казну десятая пошлина как за торговлю, так за промыслы, а духовные лица и особенно священники пользовались в этом отношении некоторыми привилегиями. И вот, вероятно, какой-нибудь торговый человек, чтобы воспользоваться этой привилегией, назвался попом, служил в мангазейской церкви и в то же время занимался промыслами, а как только наловит соболей, то убегает на Русь, продает их там и снова появляется в Мангазее, и т.д. Интереснее всего то, что Нектарий, хотя и имел такие сведения об Евстафии, но тем не менее дорожил им: когда в 1639 году этот мнимый поп попросил у него отпуска на Русь, то Нектарий не дал и просил царя приказать Евстафию по-прежнему служить в мангазейской церкви, так как «в Сибири, государь, попами скудно», и государь указал, велел «тому попу быть в Сибири».

Вот все сведения, которые мы нашли в разных документах о жизни и деятельности третьего Сибирского архиепископа, никаких многих «достославных действий» Нектария, о которых говорит Н. Абрамов, мы не могли отметить. Совершенно несправедливо предполагает этот писатель, что будто бы при Нектарии заведено самостоятельное иконописание при архиепископском доме и при сибирских монастырях. Иконописцы присылались в Тобольск и Верхотурье из Руси по указу государя и притом только на время; так было при Киприане, Макарии, и никаких новостей на этот счет мы не встречаем при архиепископе Нектарии. Знаем, что при нем из Сольвычегодска и Устюга Великого присланы иконописцы, но только на время, для написания некоторых икон[379 - Доп. к А. И., т. IV, № 165.]. О них Нектарий писал Михаилу Федоровичу: «Присланные два иконника написали за 38 рублей к Софии Премудрости Божией иконы «пядницы» и теперь вели, государь, дать им подводы на обратный проезд»[380 - А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 324.]. Но Абрамов совершенно верно замечает: «Хотя тело Нектария далеко погребено от Сибири, но имя и память о нем будут незабвенны»[381 - Странник, 1866 г., февр, стр. 70.]. Именно потому, думаем мы, что с его именем связан праздник чудотворной иконы Абалакской Божией Матери^{109}^ – первой местной святыни, столь почитаемой в Сибири. В «Записках к Сибирской истории» об установлении этого праздника находим следующее известие: в 1636 году, в 25 день июля, в Тобольске явилась одной жене пресвятая Богородица с чудотворцем Николаем, повелевая сказать о своем святом явлении архиепископу, воеводам и всем христолюбивым людям, чтоб во имя ее святого, честного и славного знамения, которое было в Новгороде, воздвигнули в Тобольском уезде в селе Абалак другую церковь подле Преображения церкви; и по тому ее пресвятой Богородицы святому явлению церковь в Абалаке воздвигнута в 1637 году; а по тому ее святому явлению и образ был написан вскоре и поставлен в той ее новозданной церкви; и были в то время от образа иконы пресвятой Богородицы многие чудеса и до сего дни; и так установилось ее празднество[382 - Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 156]. Самый образ был написан протодьяконом Матвеем, тем самым, который прибыл в Тобольск с первым Сибирским архиепископом Киприаном[383 - В нашей статье «Открытие Тобольской епархии...» вкралась ошибка: на стр. 21 в прим. 3 напечатано – «при архиепископе Макарии», читай: «при Нектарии».].

Нектарий и четырех лет не пробыл в Сибири. Мы упоминали выше, что этот архиепископ с неохотой ехал на место нового служения, а прибыв в Тобольск, он особенно должен был почувствовать тягость своего положения вследствие тех неприятных отношений, которые установились между ним и тобольскими властями и населением. Поэтому уже со второго года своего служения в Сибири он начал просить Михаила Федоровича об отпуске его в Нилову пустынь. В 1639 году Нектарий послал царю следующую челобитную. «Взят я, Ржевскаго уезда, Новгородскаго митрополья, из Ниловы пустыни и послан в Сибирь в архиепископы. И я, богомолец твой, стар и болен, а постригся в Нилове пустыне тому 39 лет и отец мой духовный игумен Герасим у престола Господня, в олтаре благословил меня и запретил с клятвою, чтобы мне из Ниловой пустыни не выйти до смерти живота своего. А будет де ты в кой монастырь или город пойдешь жить до своей смерти и не будет де на тебе милость Божия и мое благословение отца твоего духовнаго и в оном веке лица Божия не увидишь... Пожалуй меня, богомольца твоего, отпустить из Сибири на обещание мое в Нилову пустынь ради запрещения отца моего духовнаго и моих различных скорбей и болезней...»[384 - А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 322.]. Эта челобитная была уважена, и Михаил Федорович разрешил Нектарию оставить Тобольскую кафедру и возвратиться в Нилову пустынь. Из одной отписки тобольских воевод видно, что Нектарий выехал из Тобольска «1640 г. генваря 8 дня, на подъем ему дано 32 подводы»[385 - Ibid, ст. № 303.]. Хотя Нектарий и жаловался царю на свою старость и немощь, но на самом деле он был еще не стар – ему в 1640 году было только 52 года – и настолько имел крепкий организм, что после оставления тобольской кафедры прожил еще 26 лет. Прибыв в Москву, он «сложил с себя святительский сан», смирения ради облекся в черную мантию и скоро отправился в Нилову пустынь, которой и управлял до самой смерти. В 1666 году он по делам пустыни был в Москве и здесь преставился в Чудовом монастыре на 79-м году от рождения, завещав похоронить себя в столь любимой им Ниловой пустыни. «По преставлении Нектария, – передает один сибирский летописец, – тело его провожал за земляной город сам великий государь и со властями, а в Нилов для погребения послан был Тверской архиепископ»[386 - Др. Росс. Вивл., ч. III. стр. 162.].




V


Преемником Нектария на тобольской архиепископской кафедре был Герасим. Об этом четвертом Сибирском архиепископе его биограф Н. Абрамов замечает, что «о жизни и действиях сего преосвященного по управлению анархией не сохранилось ни устных преданий, ни письменных актов: предания от времени исчезли; дела тобольского архиерейского приказа, из которых можно было извлечь надлежащий сведения, сгорели в пожар 1659 года»[387 - Странник, 1866 г., авг., стр. 49.]. Хотя и мы не можем похвалиться обилием соответственного материала, но тем не менее исторические документы, извлеченные нами из Сибирского приказа, проливают яркий свет на личность архиепископа Герасима и дают достаточно сведений, чтобы судить о его деятельности в Сибири.

До посвящения в архиепископа Сибирского и Тобольского Герасим жил в одном из новгородских монастырей – Тихвинском – и управлял этим монастырем в сане игумена. Московское правительство преимущественно назначало на тобольскую кафедру уроженцев Новгородской области: из шести первых Тобольских архиепископов, несомненно, пять принадлежали по рождению и воспитанию к Великому Новгороду. Все они отличались высшим духовным образованием и, за исключением Макария, обладали твердым и энергичным характером. На высшее образование архиепископа Герасима указывает уже одно то, что он получил оное в училище при Новгородском архиепископском доме, давшем Московской Руси много просвещенных и деятельных людей. И будучи в Сибири, этот святитель не бросал книжных занятий: новые книги, напечатанные в Москве, немедленно выписывались им в Тобольск. Н. Абрамов сообщает, что в библиотеке Тобольской архиерейской ризницы до сего времени хранятся несколько книг, принадлежащих архиепископу Герасиму. «Весьма примечательна, – говорит он, рукописная книга, писанная полууставом: «Алфавит неудобо разумеваемых речей, иже обретаются во святых книгах словенскаго языка». Она разделяется на две части: в первой грамматика, во второй алфавит слов арабских, армянских, греческих, еврейских, египетских, ефиопских, иверских, индийских, польских и проч. и проч. с изъяснением русским. По нижним полям т-М. рукою преосвященного Герасима сделана красивая и твердая надпись: «Сия книга, глаголемая алфавит, сибирскаго архиеп. Герасима 1645 г.». Там же, в библиотеке ризницы, находятся следующие книги, относящиеся ко времени сего преосвященного: «Четвероевангелие толковое св. Иоанна Златоуста, напечатанное в Москве 1640 года; Беседы св. Иоанна Златоуста на евангелие Иоанна, печат. в Москве 1645 г.; Толкование на четыре евангелиста Феофилакта архиеп. Болгарскаго, печат. в Москве 1649 г.»[388 - Ibid, стр. 61–62.]. К этому добавим и мы с своей стороны, что самые отписки Герасима к царю и патриарху свидетельствуют о его образовании: они писаны хорошим тогдашним русским языком и очень толково изложены.

Посвященный в сан архиепископа в 1640 году 31 мая, Герасим скоро отправился на место нового служения. Упомянутый Абрамов говорит, что этот архиепископ «при отправлении в Сибирь взял с собою из Новгородской епархии несколько ученых монахов, как для проповеди Слова Божия инородцам, так и для обучения юношества и приготовления священно- и церковнослужителей...». Но это не более, как вымысел писателя, которому нечего сказать! Из одной царской грамоты оказывается, что с ним ехали в Тобольск только дворовые люди, в числе коих были его близкие родственники, которые, как увидим скоро, играли важную роль в хозяйственной деятельности четвертого Сибирского архиепископа[389 - А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 307.].

Герасим ехал в Сибирь не с пустыми руками: «на поставленье ему дано с казеннаго двора на царское место и патриаршее место бархатов и сукон по казенной цене на 69 руб. 78 коп., да из Сибирскаго приказа в займы 1000 р.»[390 - Ibid. Разб. ст. № 310.]. Путь его в Сибирь лежал чрез Коломну, Переяславль Р., Касимов, Муром, Н. Новгород, Кузьмодемьянск, Казань, Лашев и Соликамск; этот путь он совершал по рекам на струге «с чердаком, кровлей и переделами...», а от Соликамска Герасиму велено ехать сухим путем до самого Тобольска. Судя по тому, что Герасим прибыл к Тобольску 31 декабря 1640 года, а выехал из Москвы еще в то время, когда был водяной путь, можно сказать, что путешествие его было слишком продолжительно.

1 января 1641 года Герасим торжественно вошел в Тобольск и в тот же день, как он сам писал царю, «в соборной церкви С. Пр. Б. молебны пел, воду святил, литургию служил со всем собором, молил Бога за царя, царицу... и пр.»[391 - Ibid, № 309.].

С первых же дней своей жизни в Тобольске архиепископ Герасим начал усиленно заниматься хозяйственными делами Софийского дома. Из переписных книг «софийской домовой и архиепископской казны и всякому домовому строению и в софийских вотчинах казны и всякаго строения», подписанных самим Нектарием и врученных Герасиму, видно, что архиепископское хозяйство после Нектария находилось в блестящем состоянии. Ввиду постоянных жалоб Герасима на нищету Софийского дома мы считаем нужным познакомить читателей с данными указанных переписных книг. Нектарий оставил своему преемнику: 3 мантии, 3 шубы, 2 ряски, 2 свитки, 4 шапки, 3 клобука, 200 аршин разных материй – бархату, атласу, сукна и холста, пять ковров, два дорогих полстя, несколько пар сафьянных и телячьих башмаков и сапог, 50 золотых, 4 цевки золота, 6 цевок серебра, разных сосудов серебряных 12, два жемчужных ожерелья – мужское и женское, двое часов железных с боем, 65 серебряных пуговиц, разной домовой утвари медной, оловянной и деревянной – 654 предмета, в числе этих предметов, между прочим, упомянуто 56 «скорородок», т.е. сковородок, 33 скатерти и, кроме того, «всякой иной медной и железной дворовой посуды»; голову сахару и много разных пряностей и зелей; 20 осетров, 9 щук вяленых и 2000 свежих, 1000 карасей, 20 нельм и четверть сухих снедков; бочку вина ренскаго, 1 ½ бочки пива пресного и простого, бочку меду кислого в 43 ведра, 150 пудов меду пресного, три пуда воску, одиннадцать пудов хмелю и 400 п. соли; разного хлеба в житницах 3858 четвертей, коней 29, жеребцов 12, кобылиц 20, три жеребенка, 17 коров, два быка и 14 телят. Да кроме всего этого, Нектарий оставил 756 ссудных и заемных кабал и памятей на пашенных крестьян и всяких людей, по которым Герасим мог взыскать денег 1906 рублей и хлеба 2323 четверти. «А денег, – читаем в переписных книгах, – ничего не написано – все вышли в расход на домовое мельничное строение и на пашенных крестьян»[392 - А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 17.]. Прибавьте еще к этому, что по переписным книгам после Нектария за Софийским домом значилось тысячи десятин земли и 427 крестьян, и вы увидите, насколько основательны жалобы архиепископа Герасима на бедность Софийского дома.

Тем не менее чрез несколько дней после своего прибытия в Тобольск этот архиепископ послал в Москву протопопа Андрея со святою водою и с просфорами, и с челобитною «о многих софийских домовых нуждах». Но царь Михаил Федорович, имея под руками упомянутые переписные книги, с недоверием отнесся к жалобам Сибирского архиепископа на нужды и ответил на них молчанием. До нас дошла челобитная протопопа Андрея, в которой он писал, что его уже высылают из Москвы в Тобольск, а между тем государева указа на отписку государева богомольца Герасима о многих нуждах нет никакого[393 - А. М. Ю. Сиб. пр., разб ст. № 312.]. Этого указа и не последовало, и посол Герасима возвратился в Тобольск ни с чем. Зато послана была к тобольскому воеводе совершенно неожиданная для Софийского дома царская грамота, которой предписывалось взыскать с Герасима не только заемные деньги 1000 рублей, но и за струг 39 р. 75 к., и за бархаты, и сукна 69 р. 80 к., которые даны Герасиму «на поставленье» на государево и патриаршее место[394 - Ibid, № 310.]. Это была первая неприятность, последовавшая из Москвы, для четвертого Сибирского архиепископа. Но московское правительство, кажется, забыло или думало, что Софийский дом забыл его собственный долг: в 1639 году при Нектарии во время страшного неурожая в Сибири правительство заняло у Софийского дома 1500 четвертей ржи и 500 четвертей хлеба на жалованье служилым людям. Об этом долге узнал Герасим и в ответ на царскую грамоту послал в Москву челобитную, в которой, жалуясь на нищету Софийского дома, просил те заемные деньги зачесть за хлеб, взятый взаймы казной при архиепископе Нектарии. «А мне, – писал Герасим, – платить тех денег нечем, потому что в софийской казне после Нектария денег ничего не осталось. Доходы же с городов, острогов и с слобод собираются в софийскую казну малые – всего в год дани только 161 р. и тех денег с великою скудостью едва ставится на домовые расходы»[395 - Ibid, № 316.]. Эта челобитная была уважена, хотя и не вполне: тобольским воеводам велено зачесть архиепископу Герасиму за заемные в Москве деньги хлеб, занятый у Нектария, рассчитывая четверть ржи по 60 к. и овес по 22 к. – всего 1000 рублей, а остальные 112 рублей взять с Герасима по прежнему курсу[396 - Ibid, № 319.]. Затем неприятности для Софийского дома шли одна за другой: из Москвы один за другим присылались в Тобольск указы, которыми наносились самые существенные удары хозяйственным стремлениям нового Сибирского архиепископа. В 1641 году Михаил Федорович указал, чтобы с 1642 года хлебной руки не давать Софийскому дому, а пусть архиепископ «строится своею пашней». Но еще большее значение для софийского хозяйства имело то распоряжение правительства, которым велено было воеводам отобрать на государя разных софийских закладчиков. Еще в конце 1639 года туринские и посадские люди и пашенные крестьяне били челом Михаилу Федоровичу, «что в Туринском остроге и в Туринском уезде живут на государевой земле архиепископские закладчики – 6 человек с женами и детьми; пашут на себя пашню, косят сено, а государевых людей теснят и с своих дворов и пашен денежнаго оброку и выдельнаго хлеба в государеву казну не платят». В заключение челобитной просили, чтобы эти закладчики «тянули» вместе с ними всякие государевы подати. В ответ на эту челобитную в конце 1640 года прислан туринскому воеводе указ, которым велено тех закладчиков отписать на государя и впредь тем, которые живут на посадах, ничьими закладчиками не называться. Вероятно, узнав об этом указе, и тобольские посадские люди жаловались на 14 человек софийских закладчиков, что последние живут в Тобольске на государевой земле, торгуют в своих лавках и на площади, промышляют всякими промыслами, а с ними, с посадскими людьми, никаких государевых служб не служат и оброку в казну не платят, и затем тобольские челобитчики просили того же, что и туринские. Из этих челобитных, между прочим, видно, что положение архиепископских закладчиков было очень выгодное: заплативши в дом Софии Премудрости Божией небольшой оброк, они уже были свободны от всяких казенных податей и повинностей. Однако не всегда было так, не все архиепископы довольствовались от своих закладчиков одним оброком: Герасим, отличавшийся особенной страстью к стяжанию, требовал от них и других повинностей и смотрел на софийских закладчиков, как на своих крепостных людей. Те же тобольские архиепископские закладчики – 14 человек, о которых упоминается в челобитной посадских людей, в конце 1641 года подали царю Михаилу Федоровичу на Герасима следующую жалобу. Упомянув в ней о том, что «одни из них жаловались за Макария, а другие за Нектария, чтобы они заступались за них во всяких обидах», челобитчики пишут: «Се ныне стало невозможным жить за архиепископом, притеснения и налоги великие, как от самаго архиепископ, так и его дворовых людей; детей наших берут насильно к себе во двор, дочерей наших насильно выдают замуж за своих пашенных крестьян, а за твоих государевых людей отдавать не велят, накладывают на нас сирот налоги не в меру, заставляют насильно пахать свои пашни, архиепископ торговать не велит и из Тобольска не пускает, а мы люди торговые, а не пашенные... и от тех притеснений, государь, один из нашей братии сбежал, бросив жену и детей, другой, Михалко огородник, от его мученья удавился, и одного закладчика жена от его же архиепископскаго мученья удавилась...». В заключение этой жалобы закладчики просили жить за государем и вместе с посадскими людьми «тянуть службу и тягло». Что в этой челобитной нет преувеличиваний, мы не сомневаемся: только жестокие притеснения Герасима могли заставить закладчиков желать изменения своего положения, потому что вообще закладчикам и крестьянам как в Европейской России, так и в Сибири за Софийским домом и за монастырями жилось лучше, чем за государем. Воеводы сибирские не раз отписывали царю, что с Сольвычегодска, Соликамска и других городов приходят в Сибирь крестьяне с женами и детьми, селятся на государевой земле, но сейчас же закладываются за архиепископский Софийский дом, за монастыри и боярских детей, а на государя пашни не пашут и никаких податей не платят.

Вследствие приведенной выше челобитной тобольскому воеводе прислан государев указ, которым велено тех закладчиков взять в посад и быть им за государем и вместе с тобольскими посадскими людьми платить казенные подати и служить всякие государевы службы. Таким образом, Софийский дом при Герасиме лишился 20 закладчиков. Но этот архиепископ с необыкновенной энергией стремился к расширению софийского хозяйства и был настолько настойчив в своих стремлениях, что мог побороть всякие в хозяйственных делах препятствия, откуда ни шли бы последние. Указ об отобрании софийских закладчиков подал ему повод послать Михаилу Федоровичу одну за другой две самые слезные челобитные. В одной из них Герасим писал, что ему и его дворовым людям с 1642 года не указано давать хлебного жалованья, а велено заводить свои пашни; но ему заводить пашен некем и нечем, так как у него взято в Тобольске 14 человек и в Туринске 6 человек. Государь смиловался и велел выдать Софийскому дому хлебную ругу и после 1642 года в течение трех лет. В другой челобитной Герасим просил, чтоб государь возвратил в дом Софии Премудрости Божией вышеупомянутых туринских и тобольских закладчиков, «чтоб софийская домовая пашня не залегла, дом Софии Премудрости Божией не оскудел и чтоб дворовые люди _от_голода_не_разбрелись_врозь»._ Чем кончилось дело о закладчиках, мы не знаем. В одном докладе, поданном Алексею Михайловичу, сказано: «велено тех закладчиков взять на государя, но взяты ль, того неизвестно». Вообще религиозный Михаил Федорович слишком снисходительно относился к своим сибирским богомольцам, и если иногда издавал указы, запрещающие Софийскому дому увеличивать число крестьян и количество поземельной собственно, то по первой же челобитной Сибирского архиепископа немедленно изменял оные. Это ясно будет видно, если мы обратимся к хозяйственной деятельности архиепископа Герасима. В 1641 году Тюменского Преображенского монастыря черный поп с братией дали вклад в дом Софии Премудрости Божией свою заимку, находящуюся в Тюменском уезде, по нижнему течению Туры, за Щучьим озером и за речкой Терентьевой, впадающей в Туру, заимку в 150 десятин пахотной земли и на 500 копен сенных покосов. По распоряжению тобольского воеводы эти земли были отведены Софийскому дому, как того желали вкладчики, и записаны в книги. Тогда Герасим бил челом государю об утверждении в правах владения той заимкой. Но в Москве посмотрели на эту уступку иначе, чем тобольский воевода. Михаил Федорович, выслушав о ней доклад, решил, что Герасим «то делает не по делу, что хочет имать в Софийский дом монастырския земли – вклад, ему владеть теми землями, какими владели прежние архиепископы, а до монастырских земель ему нет никакого дела». На основании этого решения послана (в 1643 г.) тобольскому воеводе грамота, чтоб он ни под каким видом не отдавал вышеупомянутых земель в дом Софии Премудрости Божией и вперед _«смотрел_бы_накрепко,_чтобы_никто_никаких_земель_архиепископу_вновь_не_давал_и_архиепископ_бы_ничьих_земель_вновь_не_захватывал»._ Очевидно, правительство поняло, что Софийским домом просто овладела страсть к стяжанию, к увеличению земель без всякой надобности, ибо и без этой заимки за домом Софии Премудрости Божией числилось по переписным книгам громадное количество поземельной собственности – несколько тысяч четей. Это первый указ, ограничивающий права сибирских архиепископов на расширение софийских владений в Сибири. Но это ограничение, как мы сейчас увидим, было только на бумаге, а не на деле.

Вероятно, Герасим предвидел подобный исход дела в Москве и, не дожидая оного, постарался разными средствами укрепить за Софийским домом право владения вкладом Преображенского монастыря: в 1642 году он поселил на тех землях 20 семейств софийских крестьян, построил там острожек и церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Узнав же о царской грамоте, Герасим немедленно, именно в августе 1643 года, послал Михаилу Федоровичу челобитную, в которой, ссылаясь на поселение в новом селе крестьян и на постройку там «государева богомолья», просил дать грамоту за красною печатью, чтоб та земля была крепка за Софийским домом. Вместе с тем в той же челобитной Герасим просил, чтоб и на будущее время государь велел отводить в дом Софии Премудрости Божией те земли, какие он приищет, так как прежней за Софийским домом мало (?!) и его дворовым людям хлеба пахать негде. И что же? Михаил Федорович пожаловал и указал (в окт. 1643 г.) тобольскому воеводе не отнимать у софийских богомольцев уступленных Тюменским монастырем земель, потому что там уже стоит «государево богомолье храм Покрова Пресвятой Богородицы». Таково было начало и таковы были обстоятельства, сопровождавшие основание на левом берегу Туры, недалеко от впадения этой реки в Тобол, слободы Покровской.

Несмотря на царское запрещение Софийскому дому впредь не увеличивать земель «некоторыми делы», под Покровскую слободу отведен новый значительный кусок земли. В 1644 году архиепископ Герасим бил челом государю, что в 1645 году государеву богомолью – Софийскому дому не велено давать хлебного жалованья, и он, архиепископ, теперь заводит пашню, чем бы ему и дворовым людям прокормиться и не умереть с голоду, а под Покровским селом уступленной Тюменским Преображенским монастырем земли мало и новых крестьян посадить негде. Вследствие этого Герасим просил отвести к этому селу земли и сенные покосы, которые лежат вниз по Тоболу, по речке Усалке и по речке Иске на обе стороны. Государь пожаловал. Но в то же время (декабрь 1644 г.) тобольскому воеводе послана подтвердительная грамота, чтобы впредь в Софийский дом и в сибирские монастыри ни русские, ни татары, ни остяки никаких земель, сенных покосов и угодий не давали, а какие земли после этого указа найдутся за Сибирским архиепископом или за сибирскими монастырями городов тобольского разряда, то отбирать на государя бесповоротно и безденежно, и чтоб тобольский воевода и другие воеводы смотрели за этим «крепко накрепко». Однако Герасим нисколько не смутился и подтвердительным указом: он привык уже считать такие запрещения мертвой буквой и знал, что слезные челобитные от «софийскаго государева богомолья» имеют большое влияние на религиозных московских государей. В следующем году едва только Алексей Михайлович вступил на престол, как Герасим бил ему челом, что «земля Усть-Ницынской слободы выпахалась, а смежная с ней земля за рекой Мостовою около 300 десятин пустая и в дачах ни за кем не была», и просил отвести в дом Софии Премудрости Божией эту землю. И государь пожаловал и в то время послал указ, чтобы впредь и т.д.[397 - См. наше исслед. «Заселение Сибири...», стр. 130–135.]

Вообще за Софийским тобольским домом нужно признать большое колонизационное значение – он был самым энергичным фактором в истории заселения Сибири. В каких-нибудь 25 лет после своего основания этот дом построил в разных местах несколько слобод и деревень и населил их крестьянами. Правительство уже вступает в борьбу с ним: ограничивает его право относительно увеличения земельной собственности и крестьян, приказывает воеводам отбирать от Софийского дома лишние земли и лишних крестьян на государя «безповоротно и безденежно». И тем не менее и при этих неблагоприятных условиях Софийский дом, благодаря энергии архиепископов, делает новые заимки, увеличивает год от году число крестьян и находит средства укреплять за собой приобретения, сделанные против самых строгих царских указов. Не всегда эти указы, однако, оставались мертвой буквой: во второй половине XVII века два раза самим делом отбирались на государя крестьяне как от Софийского дома, так и некоторых сибирских монастырей. Но уже самый факт, что правительству приходилось силой выгонять крестьян из архиепископских владений и сажать их на землях государевых, указывает на то, насколько было лучше крестьянам жить за Софийским домом, чем за государем. Мы не нашли переписных книг вотчин Софийского дома после Герасима, но, судя по его энергичной и настойчивой хозяйственной деятельности, можно сказать, что в деле развития софийского хозяйства четвертому Сибирскому архиепископу принадлежит выдающаяся роль.

Немало печали и забот причинил Герасиму пожар в Тобольске в 1643 году. С 13 на 14 августа загорелась нагорная часть города, и жертвой этого пожара сделались, между прочим, Софийский дом, соборная и две другие церкви, бывшие на архиепископском дворе. Герасим переехал жить в Знаменский монастырь и начал заботиться о постройке нового собора и нового архиепископского дома. Еще в 1644 году тобольскому воеводе князю Гр. Куракину^{110}^ прислана была грамота от Михаила Федоровича, которой велено «в Тобольске после пожарного времени воздвигнуть соборную церковь Софии Премудрости Божией на старом месте и в такую же меру, какова была и прежняя церковь, а деньги за лес и плотникам давать из казенных тобольских доходов»[398 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 246, л. 279.]. Из того же документа видно, что соборная церковь была заложена именно при воеводе Куракине и не позже 1645 года, так как этот воевода в январе 1646 года уже уехал из Тобольска. Поэтому летописец сибирский, на котором и основывается Н. Абрамов, совершенно несправедливо записал, что новый собор Софии Премудрости Божией заложен только 24 мая 1646 года[399 - Странник 1866, авг., стр. 31; Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 173.]. Собор строился долго, более четырех лет, и освящен только 13 августа 1648 года; одновременно с ним началась постройка и архиепископского дома, но когда она окончена – мы этого не знаем. Новый собор имел два придела и 13 глав, а величина его, вероятно, была такая же, как и прежнего, построенного Киприаном, но место для него выбрано иное, вопреки царской грамоте 1644 года. Воевода Гагарин^{111}^ и архиепископ Герасим в 1646 году отписывали в Москву, что новая церковь Софии Премудрости Божией заложена на том месте, где до пожара находилась церковь Спаса Нерукотворенного: «а на прежнем церковном месте той соборной церкви поставить было нельзя за теснотою и потому, что с прежняго места не было выходу к площади...».

Дальнейшие наши сведения о четвертом Сибирском архиепископе касаются уже его отношений к тобольским воеводам, софийским дворовым людям и т.п. Пред нами лежит несколько документов из Сибирского приказа: царская грамота, отписки самого Герасима, изветы на него разных людей; в них мы находим о жизни этого архиепископа интересные сведения, которыми и поделимся с нашими читателями. На основании этих исторических данных мы можем сказать, что Герасим не пользовался уважением тобольского населения; он сам не раз жаловался царю и патриарху на вражду к себе воевод, софийских дворовых людей, старцев и тобольских жильцов. И нужно заметить, что причины этой вражды в значительной степени лежали в самом архиепископе. Несомненно, Герасим был человеком жестокого нрава. Мы выше упоминали о жалобе софийских закладчиков на жестокости Герасима, последствием чего были даже самоубийства некоторых из них, и высказали основания, почему этой жалобе следует верить. Другие документы подтверждают то же самое. Например, протодьякон соборной церкви Матвей Мартынов, тот самый, который написал св. икону Абалакской Божьей Матери, за обмолвку при произнесении многолетия государю был посажен Герасимом на цепь в мукосейню и только по случаю дня ангела царя Алексея Михайловича был наконец помилован. Это наказание нужно считать слишком жестоким именно потому, что протодьякону Матвею, как отписывал царю сам Герасим, в это время было более 80 лет и такому дряхлому старику естественно было сделать обмолвку – произнести на многолетии вместо имени царя Алексея имя покойного государя. На жестокость Герасима жаловались софийские дворовые люди и даже сами воеводы. Григорий Куракин с товарищами пред самым отъездом из Тобольска послал царю две челобитные, в которых жаловался на поведение архиепископа Герасима. Мы не нашли этих документов в архиве, но о смысле жалоб воевод можно судить по челобитным царю самого архиепископа. В одной из них Герасим, упомянув о «доводных воровских статьях», которые на него возводят, замечает: «А я твой государев богомолец, и в молодых летах будучи и в мире живучи никаких воровских статей не держался и не за каким дурном не хаживал, а теперь, государь, уже к старости приближаюсь, так какое мне дурно делать, или помыслить про тебя государя, или какое иное безчиние заводить?..». Далее Герасим пишет, что он уже пятый год терпит в Сибири всякое бесчестие и позор от разных крамольников, и если до сего времени не бил челом государю на тех воров, то надеялся, что они укротятся и перестанут сочинять «воровские злые заводы»; между тем они еще больше прежнего вооружились против него и всячески позорят, бесчестят и напрасно оглашают... Теперь «терпение стало уже не в меру: по вся дни от их воровских умыслов угроз зело стражду и мучусь с великой скорби и печали: земля дальняя, а люди, государь, своеобычные и тяжкосердые – все ссыльные, стражду от них аки овца посреди волков...»[400 - А. М. Ю. Сиб. пр., столб. № 139, л. 269.]. На эту челобитную государь отвечал, что Герасим не упоминает имен тех, которые его бесчестят, не упоминает их воровских дел и преступлений, и когда он об этом напишет, то на этот счет будет указ...[401 - Ibid, л. 723.] Из другой челобитной Герасима видно, что воеводы жаловались царю на его «жестокое смирение» разных чинов людей. В оправдание свое этот архиепископ пишет: «Никому, государь, от меня, твоего государева богомольца, жестокаго смирения не бывает, никого ничем я не оскорбляю, а если и доводится кого посмирить за неистовство, да и то с пощадою, а не жесточно...». Писались на Герасима и иного рода изветы. Так, чернец Герасим обвинял архиепископа в том, что он мирволит некоторым своим дворовым людям и особенно родственникам, которые, опираясь на его высокое покровительство, делают всякие беззакония: родной брат Герасима Гаврило Черницын бил черного дьяка Андриана «пинками и ослопами» за то, что знал про духовные дела Герасима; племянники архиепископские – дьяк его Иван Манзин (Мильзин вернее) да Гаврилов сын Степан Черницын беспрестанно курят у себя вино и продают его всяким людям; дворовый человек Андрюшка Хлепня держит у себя табак, сам пьет (курит) его и продает другим; архиепископские дворовые люди Алешка Немой да Васька Соснин покрали в Знаменском монастыре монастырскую казну и с тою кражей были пойманы, но старцы Знаменского монастыря, опасаясь архиепископа, тех воров в съезжую избу не водили... «А тех воров архиепископ взял к себе – Ваську Соснина назвал себе сыном и поставил его дьяконом, а другаго вора Алешку держит у себя в хлебне и никакого наказания им не учинил... да и другие архиепископские дворовые люди воровали на посаде в Тобольске в разных местах, а он Герасим, ведая их воровство, потакает им в том и за них стоит...»[402 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 139, лл. 481–484.]. Действительно, Герасим прибыл в Тобольск не один, а с целым родом и племенем, и, может быть, в этом, помимо личных недостатков, заключалось его несчастье: его родственники были люди жадные и не брезговали никакими средствами, чтобы нажиться. Герасим не мог быть строгим и справедливым к ним: он жил на чужой стороне посреди людей, по его выражению, «своеобычных и жестокосердых», нуждался в их поддержке в разных делах, а они, опираясь на его защиту, злоупотребляли своим положением, притесняли других и вели разгульную жизнь. И если Герасим, как мы видели, отличался страстью к стяжанию, то, очевидно, ему было для кого собирать богатство. Зато несомненно, что родственники Герасима своим поведением в значительной степени подрывали его нравственный авторитет и возбуждали против него гнев у других жителей Тобольска. Правою рукой у этого архиепископа был его племянник Ивашка Мильзин: он заведовал всеми хозяйственными делами и дворовыми людьми и был дьяком в архиепископском приказе. Но что за человек Мильзин? Об этом мы можем судить по одной челобитной к царю преемника Герасима архиепископа Симеона. Нужно заметить, что после смерти Герасима тобольская кафедра оставалась незанятой полтора года и во все это время Мильзин управлял архиепископским Софийским домом. Когда же прибыл в Тобольск Симеон, то он нашел дом Софии Премудрости Божией совершенно ограбленным. «Хлеб всякий, – жаловался Алексею Михайловичу Симеон, – мед пресный и вино горячее, всякия питья и всякую посуду разносил к себе и с племенем и друзьями всякими софийским добром делился, да кроме того он Мильзин приходил с друзьями и племенем, с женами в архиепископский дом, пили, ели и прохлаждались в архиепископских кельях и вследствие этого так разорил софийский дом, что я, богомолец твой, по приезде в Тобольск не нашел никакой посуды ни в кельях, ни в поварне и нечем было воды зачерпнуть, а денег в казне не осталось ни одной деньги...»[403 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 100.].

Мы привели исторические сведения далеко не в пользу Герасима и которые рисуют его с дурной стороны. Правда, к изветам на сибирских архиепископов нужно относиться осторожно и критически: эти документы в большинстве случаев и малой доли не заключают в себе правды. Но если мы иначе относимся к изветам на Герасима, то, между прочим, и потому, что им верили и царь, и патриарх. Получив вышеупомянутые отписки тобольских воевод о поведении Герасима, патриарх Иосиф по повелению Алексея Михайловича писал к этому архиепископу, чтобы он «впредь от такого дурна унялся». Значит, в Москве верили в «неистовое поведение» Герасима, если сочли нужным делать ему такое резкое замечание! Между тем как изветы на других архиепископов большей частью кончались тем, что правительство выдавало им этих изветчиков головою. По всему видно, что Герасим не пользовался уважением также и в Москве, и в Тобольске: его предшественники часто получали от царя и патриарха награды и подарки в виде драгоценных панагий и крестов, мантий, ряс, шуб и т.п., но Герасима в этом отношении совершенно обходили.

По поводу грамоты патриарха Иосифа Герасим написал царю Алексею Михайловичу объяснение; оно очень пространно, а потому мы приведем здесь только более интересные места из него. Сначала Герасим говорит о причинах ссоры его с воеводами: последние ради своей бездельной корысти начали вмешиваться в духовные архиепископские дела, а он за это укорял их, говорил им, что они делают то «насильством» против царских указов, а воеводы на такие указы отвечали жалобами царю на неистовое житье архиепископа. «А мое грешное житье, пишет Герасим, – известно всему софийскому собору и софийским дворовым людям... Не мною то, государь, грешным началось и не мною кончится, что злокозненный враг супостат душ наших изначала и безпрестанно воюет на христианский род, а паче же на наш духовный чин своими злокозненными различными ухищрениями и ни один архиепископ в Сибири от таких воров и крамольников и ложных изветчиков не пробыл без позору и без оглашения...». Затем Герасим говорит, что писались такие изветы на Киприана и на Нектария, а если на Макария они не извещали своих ложных заводов, так потому, что не смели: «боялись большаго страху и жестокаго наказания блаженной памяти отца твоего Мих. Фед. и деда твоего патриарха Филарета Никитича, что они государи таких воров и крамольников на святительский чин не попущали... А Нектарий архиепископ, пожив в Сибири немногое время и узнав их злонравные обычаи, воровские, бездельные и всякие их крамольные заводы, упросил у государя милости: по государеву жалованью уклонился от их воровских заводов в монастырь на свое обещание... А таких, государь, воров и крамольников и ложных составщиков, как в твоей дальней отчине в Сибири, нет нигде во всей твоей государевой державе». В заключение этого объяснения архиепископ Герасим просил государя не верить отпискам воевод, а «про мое всякое неистовство вели, государь, сыскать в Тобольске всем священным чином и всякими жилецкими людьми тобольскаго города, опричь воров и крамольников...»[404 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 246, лл. 226–232.]. Но правительство равнодушно отнеслось к этому объяснению и не делало «сыска», как того требовал Герасим.

Следует также заметить, что архиепископ Герасим, страстно занятый хозяйственными делами, кажется, с небрежением относился к своим архиерейским делам. Его предшественники то и дело жаловались царю на недостаток духовенства в Сибири и почти ежегодно били челом о присылке священников из других русских епархий. Ничего подобного мы не встречаем со стороны Герасима. Его отписки к царю наполнены или жалобами на воевод, боярских детей, дворовых людей, или объяснениями по поводу изветов на него разных лиц, или извещениями «о смирении» того или другого виновного в духовном деле тюрьмой, мукосейней, батогами и пр., но просьб о присылке священников совершенно не встречаем. И не следует думать, что в архиепископство Герасима Сибирь в этом отношении была удовлетворена. Преемник его Симеон едва только прибыл в Тобольск, как начал уже жаловаться на недостаток черных и белых попов в Сибирской епархии и просил выслать их из Руси. Но и в отписках Герасима мы находим много интересных сведений касательно нравов тогдашнего сибирского населения. Так, в 1645 году била ему челом «девка Авдотьица на отца своего Богдашку-ссыльнаго с Костромы посадскаго человека в том, что тот отец ея требует от ней, чтоб она жила с ним блудным грехом и несколько раз тащил ее на постель и хотел изнасиловать, а в противном случае угрожал выдать ее замуж за зернщика». Свидетели вполне подтвердили показание Авдотьицы. Сообщая об этом деле патриарху, Герасим просил от него указа, как поступить ему в данном случае с Авдотьицей и ее виновным отцом. Хотя это дело духовное, но патриарх Иосиф почему-то не решился поставить своего решения, а отослал дело в царский приказ. На обороте отписки Герасима мы находим следующее интересное решение этого дела... «Сент. 8 д. по патриаршей отписки государю царю Ал. Мих. докладывал боярин и дворецкий князь А.М. Лыков, и того ж дня государевым царевым... словом приказал боярин и князь Н.И. Одоевский^{112}^ дьяку Гр. Протопопову написать к тобольским воеводам государеву... грамоту и велеть: того Богдашку за воровство и безчинство бить кнутом по торгам нещадно и послать в тюрьму, а дочери его Авдотьице дать из тобольских казенных доходов три рубля денег и выдать ее замуж, за кого она похочет...»[405 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 1183.]. В одной отписке Герасима читаем следующее: «В 1645 г. дьякон соборной церкви Кирилко Иванов хотел зарезать в Тобольске посадскаго человека Пятого, но потом повинился тому Пятому и написал своею рукою письмо, а в письме написано: память мне дьякону Кирилу, что хотел зарезать посадскаго человека Пятого с его братом Ортюшкою и ныне я дьякон Кирил его Пятого зарезать не хочу и впредь мне дьякону на него никакого дурна не думать; то письмо дьяконово Пятой подал в съезжую избу твоим гос. воеводам...». Вследствие жалобы Пятого тобольские воеводы отдали дьякона «за пристава». Но за виновного вступился его отец – соликамский священник Иванище Елизарьев и прислал Герасиму в Тобольск грозное письмо, в котором, между прочим, писал: «Отпусти к нам в Соликамск сына нашего Кирила, поигрался нашим сыном – да время пожаловать, знай, что и ты святитель не ангел и нам Господь Бог поможет и государь пожалует и добрые люди вступятся, а только не отпустишь, то и тебе не легче будет нашего, _тогда_и_мы_станем_отдание_празднику_сотворятъ...»_[406 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 240, лл. 212–220.]_._ Интересна отписка Герасима относительно последнего остяцкого кодского князя Димитрия Алачева. Его отец Михаил, сын Игичея, принявши христианскую вену, пристроил в своей вотчине Коде церковь во имя Живоначальной Троицы и пожертвовал туда разные священные сосуды и книги; на серебряном потире была даже надпись, что серебряные сосуды даны в церковь Живоначальной Троицы кн. Михаилом Алачевым 1629 г. 1 сентября. Сам Михаил постоянно жил в Тобольске и здесь построил церковь во имя Живоначальной Троицы; он и умер в этом городе. Его сын Димитрий, отправившись однажды в Коду, ограбил тамошнюю церковь, которая долгое время оставалась без пения за отсутствием священника, а затем начал распродавать в Тобольске разные священные сосуды и книги. Об этом-то деле и сообщает царю в своей отписке архиепископ Герасим. «В нынеш. 1644 г., – писал Герасим, – ведомо мне учинилось, что князь Димитрий пограбя в церквах Божиих отца своего церковные серебр. сосуды и служебныя книги, начал продавать их в Тобольске. Я велел ему принести то церковное строение к себе посмотреть будто для купли и он принес – потир, три блюда, звезду, копие и лжицу, да книг печатных – 12 миней, 2 октая, а триоди – постную и цветную продал самаровским ямщикам. И те сосуды, книги я взял и положил в софийскую казну до твоего государева указа, а отдать ему не смел, чтоб он кн. Димитрий не осквернил, не продал бы их иноверцам; русским же людям тех сереб. сосудов выменить некому, потому что в Сибири люди все бедные и места церковныя все скудныя...». На эту отписку Герасима последовал из Москвы такой указ: «Велено из Сибири кн. Димитрия Мих. Алачева с матерью, женой и детьми отпустить в Москву, отчину его Коду отписать на государя, а пограбленные церковные сосуды и книги отослать в Коду, в церковь Живоначальной Троицы...»[407 - А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 134, л. 20–25.]. «И с того времени, – замечает сибирский летописец, – князь Димитрий в Сибирь не бывал, в Москве и скончался, быв у великаго царя в стольниках; а вместо Коды дана ему вотчина Лена, на р. Вычегде, близ Яренскаго городка»[408 - Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 166.].

В заключение нашей статьи о четвертом Сибирском архиепископе считаем нужным еще сказать, что Герасим оставил в Сибири память по себе не только книгами, принадлежавшими ему и хранящимися до сего времени в Тобольске, но и некоторыми другими предметами. Этот архиепископ занимался иконописанием, и плодом этих занятий был образ св. Николая, писанный Герасимом в 1645 году, хранится до сего времени в Междугорском Ивановском монастыре. «Из церковных и архиерейских принадлежностей, оставшихся после архиепископа Герасима, – сообщает Н. Абрамов, – сохраняются до настоящего времени в тобольской архиепископской ризнице: потир и дискос серебряные, под золотом с вырезкою на них: лета 7156 (1648) устроен бысть сей святой потир и дискос во св. соборной и апостольской церковь Софии Премудрости Божией в богохранимом граде Тобольске, по вере смиреннаго Герасима архиепископа сибирскаго и тобольскаго, на память своея души и своих родителей. Весу 6 ф. 31 зол.; панагия однозолотая, с вырезкою на ней: лета 7150 (1642 г.) мая в 20 день смиренный Герасим, милостию Божией архиепископ сибирский и тобольский. В этой панагии 132 разных дорогих камней, в числе их 20 алмазов и один изумруд»[409 - Странник 1866 г., февр., стр. 61.].

Умер Герасим в 1650 году. О его кончине летописец замечает: «16 июля, во вторник в восьмой час дня преставился в Тобольске преосвященный Герасим; а был на своем святительском престоле в Тобольске несъездно 9 лет и полтретья месяца. А погребение Герасиму было Симеоном архиепископом Сибирским и Тобольским в 1652 г. мая 13 дня»[410 - Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 178.].



notes


Сноски





1


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1, л. 27.




2


Р. И. Б., т. 11, стр 1126–1128.




3


Опис. Сиб. царства, стр. 299.




4


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 19, н. 1; ibid, кн. 58., п. 254. Считаем нужным исправить здесь свою ошибку, допущенную нами в своем исслед. «Заселение Сибири...», где в примеч. к 174 стр. Мангазея названа Мулгазея и Молгазея; нас ввели в заблуждение некоторые документы, неправильно списанные для Миллера. Но когда мы нашли те же самые документы в подлинном виде, то везде прочли в них Мангазея




5


Впрочем, в известном сказании «О человецех незнаемых в восточной стране», древнейший список которого относится к XV веку, есть упоминание о нашей Мангазее. Там читаем: «На восточной стране за Югорискою землею над морем живут люди Самоедь, зовомы _Могонзеи_; а ядь их мясо оленье, да рыба, да межи собою друг друга ядять, и гость к ним откуды приидеть, и они дети свои закалают на гостей, да тем кормят, а который гость у них умреть, и они того съедают, и в землю не хоронят, а своих такоже. Сия же люди не великы возрастом, плосковиды, носы малы, но резвы вельмы и стрельцы скоры и горазды, а яздять на оленях и на собаках. А платие носят соболие и оленье, а товар их соболи». Г. Анучин справедливо называет это сказание новгородским.




6


Считаем нужным заметить, что мы под _югрою,_ о которой упоминается в летописях и в договорах новгородцев с князьями, разумеем самоедов, живших около устьев реки Мезени. О местоположении этой югры высказывались довольно различные мнения, но мы полагаем, что она там, где место ей указано в чертежной книге Сибири, составл. Ремезовым в 1701 г.: на первом общем листе этой книги около устьев Мезени мы находим – «югорская земля», а на 22 листе в том же самом месте – «югорское царство». А так как в данной местности жили самоеды, то поэтому под новгородскою «югрою» только их и можно разуметь. Заметим тоже, что следует различать югру от юнгров: последние жили по западным склонам Уральских гор в области, которая в «Черт, книге Сибири» называется Юнгорией или Удорией и которую, несомненно, населяли остяки. Впоследствии, когда остяки переселились к своей братии на Сосву (XV в.), за Уральский хребет, то и местность, занятая ими, в книге «Большой Чертеж» стала называться «Югорией».




7


Т. 1, кн. 1, стр. 93, изд. 1781 г.




8


Исследования… Древ. Р. Истории, стр. 80–81, изд. 1819 г.




9


Очерки Р. И. Геогр., стр. 62–63.




10


О походе Улеба на Железные Ворота так передается в дошедших до нас летописях. Воскресенской: «В лето 1032 Великий князь Ярослав поча городы ставити и по Руси и тогда же Улеб изыде из Новагорода на Железные врата и опять мало их прииде». То же читаем и в Софийской, в Никоновской: «Того же лета (1032) Улеб иде на Железныя Врата из Новгорода, и вспять мало их возвратишися, но многи тамо погибаша». Но в «Истории» Татищева под 1032 г. читаем следующее: «Ярослав строил города по Руси и за Днепром. Сего же году родилась Ярославу дщерь. Новгородцы с Улебом ходили на Железные врата, но бысть несчастие, побеждены были Новгородцы от Югров». С первого же взгляда на это место у Татищева можно убедиться, что он буквально передает, что нашел в летописи; он же упоминает под этими годами и о рождении дочери Ярослава, чего нет ни в Воскресенской, ни Никоновской, ни Софийской летописях.




11


Исслед., стр. 19–20.




12


Лаврентьевская летопись изд. 1872 г., стр. 226–227




13


Р. И. Б., т. 11, стр. 1050–1051.




14


Герберштейн. «Записки о Московии» перев. Анонимова, стр. 25. Спб. 1866 г.




15


Экспедиции – 1580 г. под командою Пета и Дотскмана – 2 судна; 1594 г. под ком. Баренца, Найя и Бранта – 3 судна; 1596 г. под ком. Рина и Гемскера; 1608 г. под ком. Гудзона; 1625 г. под ком. Босмана – далее Карского моря не могли пробраться.




16


Лерберг, стр. 30.




17


А. И., т. II, № 30.




18


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 2, л. 28.




19


Опис. Сиб. цар. Миллера, стр. 300. См. гр. Бориса от 9 апреля 1601 г. к березов. воеводам.




20


Р. И. Биб., т. 11, стр. 824.




21


Ibid, стр. 826. Нужно заметить, что документ, напечатанный в Р. И. Б., т. 11, № 188 под именем наказа кн. В. Мосальскому и Савлуку Пушкину, на самом деле есть не что иное, как отписка в Москву тобольских воевод Федора Шереметьева и Остафия Пушкина, но в этой отписке сообщается: а) донесение в Тобольск березовских воевод о погроме самоедами первой экспедиции и Ь) наказ, данный этими воеводами начальникам второй экспедиции.




22


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 2. См. Память тоб. воеводам от 1601 г. фев.




23


Р. И. Б., т. II, стр. 833–845.




24


Ibid, № 135.




25


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 14, л. 402; ст. № 24. л. 34.




26


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 78, л. 93, 1006.




27


Р. И. Б., т. 11, № 213.




28


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 19.




29


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 20.




30


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 58, л. 375, 420; Ibid, кн. № 204, л. 150.




31


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 58, л. 368.




32


Ibid и 375.




33


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 40, л. 403–411.




34


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 52, л. 93.




35


Ibid, ст. № 73, л. 43.




36


Ibid, ст. № 111, л. 124.




37


Ibid, кн. № 204, л 143.




38


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 144 и 901.




39


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 4.




40


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 46, л. 61–92.




41


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 78, л. 166.




42


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 26, л. 220; Ibid, ст. № 656 (ненумеров.).




43


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 26, л. 68.




44


Ibid, № 78, л. 60.




45


А. М. И. Д. Порт. Миллера, № 477.




46


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 81, л. 530.




47


А. М. И. Д. Порт. Миллера, № 477.




48


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 134, л. 440–444.




49


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 134, л. 175–182; ст. № 139, л. 162.




50


Ibid, № 4, л. 441.




51


Ibid, № 78, л. 36.




52


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 139, л. 142–144.




53


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 408 (ненумер.).




54


Р. И. Биб., т. 8, стр. 363.




55


А. И., т. 11, № 30.




56


Р. И. Биб., т. 11, стр. 1055–1056.




57


Р. И. Биб., т. 11, стр. 1058–1059.




58


Р. И. Биб., т. 11, стр. 1066–1067.




59


Р. И. Биб., т. 11, стр. 1071–1072.




60


Ibid, стр. 1075.




61


Ibid, стр. 1077.




62


Ibid, стр. 1084–1085.




63


Ibid, стр. 1094–1095.




64


Р. И. Б., т. 8, от 363 стр.




65


О предметах торговли см. подробнее в нашем исслед. «Заселение Сибири...», стр. 180–181.




66


А. И., т. 11, № 30.




67


Р. И. Б., т. 11, стр. 831.




68


См. наше исслед. «Заселение Сибири...», стр. 178–179.




69


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 62, л. 305–315.




70


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 57, л. 35–40; Ibid, № 95, л,23.




71


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 51, л. 285.




72


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1, л. 186.




73


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 62, л. 37, 38.




74


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 95, л. 37–44.




75


А_._ М. И. Д. Порт. Миллера, № 477.




76


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 189, л. 145.




77


Р. И. Б., т. 8, стр. 353




78


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 571.




79


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 17, л. 63.




80


Ibid, кн. № 20.




81


Пожалуй, иному читателю будет интересно знать, какое же употребление имела эта масса шкур разных пушных зверей, ежегодно присылаемых из Сибири в государеву казну? Чтобы удовлетворить любопытство читателя, мы приведем здесь данные из расходной книги Казанского дворца, из которых видно будет, на какие предметы расходовалась государева соболиная казна: 1627 г. сентября 7. «40 соболей цена 60 р. послано государю одарить теми соболями отца своего св. патр. Филарета на праздник Рожд. Богор.». Октября 27. «Солунскому епископу, Синайскому архимандриту, Афонской горы строителю и келарю, попам и дьякам от государя и от свят, патриарха – 40 соболей цена 28 р., 40 соболей цена 20 р., 480 соболей цена по 15 р. сорок». Ноября 26. «Дохтору Ортемию для затарской посылки жалованья государева 40 соболей цена 75 р. и 40 соболей цена 50 р.». «Свийскому королю послано соболей от государя на 240 р. и от патриарха на 70 р.». «Турской земли города Мирликия Никольского монастыря митрополиту Иеремии и старцам на 75 р. соболей». «Послать в Крым к цареву и калгину запросу на 1070 р.». «В Крым цареву ближнему человеку Алгазы Аге на 50 р.». «Послать милостыни цареград. патриарху Кириллу и александр. патриарху Герасиму на 400 золотых соболями». Таков расход соболиной казны на жалованье, подарки и милостыни. Но московские цари были и первыми купцами в Московском государстве: они вели значительную торговлю пушным товаром в Персии и наживали хорошие деньги. «Гостю Федору Котову и торговым людям, которые посланы с ним с государевым товаром в персицкую землю соболей на 140 рублей». Апреля 20. «По государеву указу гостю Булгакова велено выдать из Казанского дворца соболей на 1673 г. для торговли с кизильбашскими купчинами на сырой шелк». Затем московские цари за всякого рода покупки уплачивали не деньгами, а шкурами пушных зверей. Марта 25. «Велено дать торговому человеку Андрею Семенову за золотые и за золото дельное, что у него взято к золотому делу, соболями на 663 р. 20 а.». «Торговому человеку за 800 золотых угорских по цене на 672 р., по 28 ал. за золотой дать соболями и иною мягкой рухлядью всего 15 сороков соболей». «Торговому человеку Семенову за взятый у него жемчюг 482 золотника по цене за 907 ½ р дать соболями». «Торговому человеку А. Семенову за взятые у него к госуд. делу 890 золотых угорских, да 111 ½ золотников золота дельнаго, 142 золотника жемчюгу мелкаго по цене за 907 р. 14 а. дать соболями».




82


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 504, л. 148.




83


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 139, л. 488.




84


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 571 (ненумер.).




85


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 78, л.60.




86


Ibid, кн. № 26, л. 68.




87


Р. И. Б., т. 11, стр. 849.




88


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 656.




89


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 139, л. 160.




90


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 134, л. 443, 444; ст. № 139, л. 165.




91


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 139, л. 168–172.




92


Р. И. Б., т. 11, стр. 1090–1091.




93


Р. И. Б., т. 11, стр. 1056.




94


Р. И. Б., т. 11, стр. 853.




95


«Русское государство в пол. XVII в.», стр. 14 и 56. Слово _Мангария,_Мангарийский_ у Крижанича нужно читать Мангазия и Мангазийский; вероятно, издатель этого сочинения сметал латин. буквы r и z.




96


А. М. И. Д. Порт. Миллера, № 477.




97


Р. И. Б., т. 11, стр. 849–851.




98


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 656 (ненумер. См. следств. дело об убийствах разными инородцами русских людей в 1632 и 1634 гг.).




99


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1252, л. 73; кн. № 1561, л. 81; кн. № 1302, л. 99; кн. № 1293, л. 49 и пр.




100


Р. И. Б., т. 11, стр. 820–821.




101


См. мое исслед. «Заселение Сибири...», стр. 82.

В Историческом атласе пр. Замысловского (изд. 1887 г.) на карте № 9 мы видим город «Обский Большой» на правом берегу Иртыша, недалеко от впадения этой реки в Обь. Но такого города никогда не существовало. Если он под Обским большим разумеет городок, построенный Мансуровым, то: а) этот последний находился на правом берегу Оби, б) никогда не назывался большим и, вероятно, был самым малым из всех сибирских городов. В книге «Бол. черт.» на стр. 213 есть название Обский большой, но это название относится не к городу, а к Обскому большому порсыму, или протоку; во время составления «Больш. чертежа» Обского городка, основанного Мансуровым, уже не существовало.




102


«Опис. Сиб. царства», стр. 157–158.




103


Сиб. пр., кн. № 1, л. 24. См. наказ Федору Борятинскому и Владимиру Аничкову.




104


Опис. Сиб. Ц. Миллера, стр. 182, 195; История Сибири Андриевича, стр. 22.




105


Миллер думает, что город получил название от речки Сургутки, но это неверно. Целая область, где построен русский город, называлась Сургут подобно тому, как выше была область Нарым, и самая упомянутая речка стала называться Сургуткою только после основания Сургута. Воеводам наказ предписывал идти «в Сургут», построить город «в Сургуте».




106


Р. И. Биб., т. II, № 60.




107


Сиб. пр., кн. № 1, л. 111.




108


Сиб. пр., кн. № 1, л. 105.




109


Сиб. пр., кн. № 458, л. 53.




110


Сиб. пр., кн. №14, л. 365.




111


Сиб. пр., кн. № 78, л. 1267.




112


Сиб. пр., кн. № 30, л. 394.




113


Сиб пр., кн. № 203, л. 307.




114


Сиб. пр., кн. № 8, л. 87.




115


Сиб. пр., кн. № 72, л. 1256.




116


Сиб. пр., кн. № 1, л. 46 и 47.




117


Сиб. пр., кн. № 1, л. 51, 57, 251 и др.




118


Сиб. пр., кн. № 1, л. 1–6.




119


Ibid, л. 8.




120


Сиб. пр., кн. № 1, л. 8 и др.




121


Сиб. пр., кн. № 1, л. 53.




122


См. наше исслед. «Заселение Сибири...», стр. 145–147.




123


А. М. И. Ю. Портф. Миллера № 447, 11, 5.




124


Сиб. пр., кн. № 1, л. 119.




125


В Ваховской волости всего ясачных людей было более 100 человек, но в ней ясак в государственную казну платили только 6 человек, а остальные были пожалованы в вотчинное владение Игичею.




126


Сиб. пр., кн. № 1, л. 262–291, ясачная кн. 1625; Сиб. пр., кн. № 4, л. 82, а также см. отписки воеводы о том же, л. 255–257.




127


Сиб. пр., кн. № 34, л. 130.




128


Сиб. пр., кн. № 177, л. 178.




129


Сиб. пр., кн. № 221.




130


Сиб. пр., кн. № 1, л. 159.




131


Сиб. пр., кн, л. 262 и др.




132


Сиб. пр., кн. № 134, л. 420.




133


Миллер (Опис. Сиб. ц. стр. 250) несправедливо относит этот бунт к 1588 году; документ, на который он ссылается, неверно указывает дату: следует читать не 106 (1598), а 110 (1602), потому что Яков Борятинский был воеводой в 1602 г., а в 1598 г. Лобанов-Ростовский, а бунт, несомненно, произошел при Борятинском.




134


Сиб. пр., кн. № 1, л. 157.




135


Сиб. пр., ст. № 11, л. 139–148; ст. № 8, л. 23–24; кн. № 1, л. 159.




136


А.М.И.Д. Портф. Милера 478, 11 № 67.




137


Сиб. пр., кн. № 1, л. 247.




138


Опис. Сиб. ц., стр. 259.




139


Эта деревня отстоит от нынешнего Нарыма в 5 верстах, и название ее произошло от городища какого-нибудь инородческого князя, может быть, кн. Вони.




140


Сиб. пр., кн. № 1.




141


Сиб. пр., кн. 2, № 70.




142


Миллер на основании одной отписки тобольского воеводы Буйное Ростовского к нарымскому голове Мирону Тимоф. заключает, что Нарымский острог перенесен был или в 1613 г., или в следующем. Но это заключение неверно: другие документы показывают, что Нарымский острог в эти годы еще находился на старом месте и в первый раз перенесен только после пожара в 1619 г.




143


Опис. Сиб. ц. Миллера, стр. 255.




144


Сиб. пр., столб. № 30, л. 406–411.




145


Сиб. пр., ст. 136, л. 86.




146


Сиб. пр., кн. № 47, л. 162; кн. № 14, л. 52.




147


Сиб. пр., кн. № 153.




148


Сиб. пр., кн. № 204, л. 53.




149


Сиб. пр., кн. № 6135, л. 40.




150


Сиб. пр., кн. № 70, л. 544 и 570.




151


Сиб. пр., кн. № 8, л. 49.




152


Сиб. пр., кн. № 19, л. 735.




153


Сиб. пр., кн. № 17, л. 99.




154


Сиб. пр., кн. № 34, л. 724.




155


Сиб. пр., ст. № 90, л. 243–248.




156


Сиб. пр., кн. № 144, л. 203.




157


Сиб. пр., кн. № 204, л. 65; кн. № 221, л. 159; кн. № 17, л. 99.




158


Сиб. пр., ст. № 136, л. 342–344; ст. 112, л. 427 и д. ст. 136, л. 605; ст. № 12, л. 406.




159


Сиб. пр., ст. 91, л. 49–54.




160


А.М.Ю. Сиб. пр., ст. № 11, л. 172.




161


А.М.И.Д. Портф. Миллера 478, 11, № 33.




162


Оп. Сиб. цар. Миллера, стр. 260. См. отписку Елиазарова к боярам.




163


Опис. Сиб. ц., стр. 260.




164


А.М.И.Д. Портф. Миллера 478, 1, № 15.




165


А.М.Ю. Сиб. пр., ст. № 112, л. 477.




166


Ibid. Сиб. пр., кн. № 19, л. 498 и 507.




167


Ежем. сочин. 1764 г. Мар. 7, стр. 214. Прод. Сибир. ист. Миллера.




168


А.М.Ю. Сиб. пр., кн. № 4, л. 409; стр. № 11, л. 170; кн. № 17, л. 109.




169


Сиб. пр., кн. № 47, л. 486; Кн. № 20. Московская оценка была значительно выше сибирской, например, кетский ясак 1627 г. в Тобольске оценен в 866 р. 60 к., а в Москве в 1298 р. 93 к., кн. № 17, л. 109.




170


Сиб. пр., кн. № 221.




171


Сиб. пр., кн. № 98, л. 3–6.




172


Подробнее об этом мы писали в статье «Открытие Тобольской епархии и первый Тобольский архиепископ Киприан».




173


«Чертежная книга Сибири», состав. Ремезовым в 1701 г.




174


Журнал М. Н. Пр., ч. 83. 1854 г. См. ст. Н. Абрамова.




175


«Краткое описание о народе остяцком», Г. Новицкий, стр. 75.




176


Кода находилась на правом берегу Оби, ниже Атлыма.




177


Тобольские губерн. ведомости, 1885 г., № 44.




178


Сбор. Титова «Сибирь в XVII в.», стр. 177–178.




179


Ж. М. Н. Пр. 1868 г., июль. См. ст. Шестакова.




180


Некоторые говорят, что остяки и вогулы чрез русских впервые в конце XVI в. познакомились с хлебом; но это совершенно неверно. Земледелие существовало и у прежних их завоевателей – татар. Ермак во время своего похода нашел засеянные хлебом земли на р. Туре; таборинские татары, жившие на Тавде в соседстве с вогулами, также немного занимались земледелием. Чрез русских хлеб вошел только в большее употребление среди угорских народов.




181


Кожи преимущественно сдирали с налима, а иногда с осетра и даже стерляди. См. «Краткое описание...» Г. Новицкого, стр. 38.




182


Ibid, стр. 31.




183


Ibid, стр. 44.




184


Архив М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1252, л. 73; кн. № 1302, л. 99; кн. № 1361, л. 81.




185


Новицкий, стр. 40–43.




186


Об остяцких знаменах см. статью Н.Н. Оглоблина в «Истор. Вест.» 1891 г.




187


«Библиотека для чтения», т. 91. См. статью «Шаманство у народов Северной Азии», стр. 25.




188


Вестник Имиерат. Русск. Геогр. общества, ч. XVII, 1856 г. См. извлечения из труда Кастрена «Этнографические замечания и наблюдения».




189


«Краткое описание…», стр. 53




190


Путешествие Палласа, т. III.




191


По их воззрению, идолы и есть настоящие боги и в состоянии даровать человеку здоровье, благосостояние и другие житейские блага. Вестник И.Г. общ. 1856 г., ч. XVII, стр. 314.




192


Ibid, стр. 316.




193


Новицкий, стр. 84.




194


Русская ист. библ. Т. II, № 82.




195


История о Сибири в Сборы. Титова, стр. 171.




196


Ibid. Вынимание ножа сопровождалось освобождением духа, выходом его из шамана. Остяцкие шаманы бросались в огонь и выходили невредимыми. (См. Памятники Сибири. Ист. XVIII в., стр. 242).




197


Новицкий, стр. 49.




198


А. М. И. Д. Порф. Миллера № 478 тетр., стр. № 61.




199


Памяти. Сибир. ист. кн. 1, № 81.




200


Этнограф, сборн. 1858 г., вып. IV, стр. 305.




201


Известия Императ. Томского университета, кн. 2, стр. 237–238.




202


Новицкий, стр. 49–53.




203


Автор этого описания, очевидно, не понял значения остяцких криков: они не гайкали, а кричали хай, что значит бог^{113}^, т.е. крики их были взыванием к богу. Слово хай – самоедское, но у обдорских остяков много слов самоедских.




204


Чтения в Общ. И. и др. 1871 г., кн. II смесь, стр. 11 –12.




205


«Краткое описание об ост. народе», стр. 53




206


Этнограф, сборник 1858 г., вып. IV, стр. 311.




207


Р. И. Б., т. II, № 91.




208


П. С. 3. Р. И., т. IV, № 1800, стр. 60.




209


Чт. Общ. ист. и древн. 1863 г., кн. IV. См. «Челобитная Филофея», стр. 25.




210


Памятники Сиб. ист. XVIII в., кн. I, № 62.




211


Арх. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1402, л. 123.




212


Арх. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1402 и 125.




213


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1402.




214


Арх. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1451, л. 539.




215


Ibid, кн. № 1454, лл. 537–544




216


Ibid, кн. № 1454, л. 545




217


Жур. М. Н. Пр. 1846 г., ч. 52, стр. 82.




218


Пам. сиб. ист., кн. 1, № 99.




219


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1302, л. 99.




220


Ibid, кн. № 1361, л. 81.




221


Ibid, кн. № 1367, л. 50.




222


Ibid, кн. № 1367, л. 254.




223


Ibid, кн. № 1259, л. 145.




224


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1422, л. 19.




225


Эти две волости находились в Сургут, уезде, но были приписаны к Тобольску.




226


Ibid, кн. № 1376.




227


А. М. Ю. Сиб. пр., кн. № 1252, л. 73.




228


Относительно трех последних волостей следует заметить, что они находились в Пелымском уезде, но приписаны были к Тобольску; население их принадлежало к вогульскому племени, а если в документах оно называется татарским, то только потому, что эти вогулы еще во времена Кучума приняли магометанство, усвоили язык, нрав и обычаи татар.




229


м. ю. Сиб. пр., кн. № 1376.




230


Ibid; кн № 1313. л. 1208.




231


«Краткое описание об ост. нар.» Г. Новицкого. По поводу сожжения «Старика Обского» остяки говорили, что когда идол загорелся, то божество вылетело из него в виде лебедя; однако не все верили этой сказке; другие, замечает Новицкий, говорили, что ничего подобного не было.




232


«Крат. опис. об ост. нар.», стр. 90–91.




233


«Описание документ, и дел Св. Синода», т. II, ч. I, стр. 240.




234


Новицкий, стр. 94–95.




235


П. С. 3. Р. И., т. V, № 2863.




236


«Крат. опис.» Новицкого, стр. 98–109.




237


Пам. сиб. ист. XVII в., кн. 2, № 9.




238


Ibid, № 32.




239


Ibid, № 52.




240


Ibid, № 46.




241


Пам. сиб. и. XVIII в., кн. 2, № 32.




242


Ibid, № 50.




243


Пам. сиб. ист. XVIII в., кн. 2, № 54.




244


Святость Василия Мангазейского чтится только в Сибири, но православная церковь не причислила его к лику святых, ибо сведения относительно нетленности мощей этого мученика оказались неверными. Еще в 1659 г. архиепископ Симеон отправил в Мангазею дьякона Богоявленской церкви Ивана произвести «досмотр» мощей Василия. Освидетельствование мощей произведено дьяконом Иваном, двумя мангазейскими попами и воеводой Ларионовым. Приготовившись к этому делу недельным постом, досмотрщики в назначенный день, читаем в докладе митрополита Корнилия, «после литургии молебствовали с водоосвящением и гробницу досмотривали; и та-де гробница вся вышла на верх земли и гробница-де вся цела, только немного почернела. А в гробнице мощи: глава и руки и ноги и все человеческое подобие по обычаю – _толъко-де_кости,_а_плоти_на_них_нет –_изтлела...»._ См. статью Оглоблина в Чт. Об. за 1890 г.




245


Ж. М. Н. Пр. 1864 г., ч. 52, отд. V, стр. 91.




246


Пам. сиб. ист. XVIII в., кн. 2, № 3.




247


П. С. 3. Р. И., т. VI, № 3637.




248


Священникам в русских селах в то время давалось жалованья 5 р. денег и 5 ч. хлеба, и значит, священникам инородческих церквей жалованья было вдвое более.




249


«Тоб. губ. вед.» 1866 г., № 10.




250


Пам. сиб. ист., кн. 2, № 49.




251


Тоб. губ. вед. 1866 г., № 10.




252


Тоб. губ. вед. 1866 г., № 12.




253


Ibid.




254


Он был убит остяками.




255


Новицкий, стр. 108.




256


«Опис. докум. и дел Св. пр. Синода», т. II, № 157.




257


«Опис. докум. и дел. Св. пр. Синода», т. IV, стр. 253.




258


«Чт. Об. Ист. И др.», 1863 г., кн. 4, отд. V, стр. 51




259


«Опис. докум. и дел. Св. Синода» т. II, стр. 157




260


«Опис. докум. и дел. Св. Синода» т. IV, стр. 253




261


Ibid, т. II, стр. 241.




262


«Опис. докум. и дел. Св. Синода» т. VII, № 282.




263


А. А. Э., т. I, стр. 259.




264


А.М.Ю. Книги денежного стола № 11801, с. 51–53.




265


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 400.




266


См. наше исслед. «Заселение Сибири...», стр. 292.




267


Странник, 1864. Авг.




268


Все эти сведения заимствованы нами из рукописи, озаглавленной: «Роспись, что указал государь Михаил Фед. и отец его Фил. Н. взять архиепископу Киприану с собой в Сибирь – соборян и старцев и дворовых людей и что им государева денежнаго и хлебнаго жалованья и что архиепископу на его обиход в год всяких запасов». А. М. Ю. Денеж. стол. кн. № 11801, л. 1 –12; Сиб пр., кн. № 7, л. 63.




269


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 113, 118.




270


Ibid, лл. 1828, 246–250.




271


Ibid, л. 140.




272


В нашем исследовании «Заселение Сибири...» на стр. 107 сказано, что Киприан прибыл в Тобольск 30 мая; мы, как и другие историки, в данном случае основывались на известия сибирских летописцев, но эти известия оказываются неверными: сам Киприан писал Филарету, что он прибыл в Тобольск 19 июня. См. Ден. ст., кн. № 11801, л. 142.




273


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 13.




274


Ibid, л. 39.




275


Ibid, л. 13. См. «Роспись что надобе в Тобольску на церковное строение и на архиепископский двор...».




276


Ibid, л. 52. См. Отписку тобольскому воеводе.




277


IBID, Л. 48. СМ. ГРАМОТУ МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА 1621 ГОДА 15 ЯНВАРЯ К ТОБОЛЬСКОМУ ВОЕВОДЕ ГОДУНОВУ.




278


Ibid, л. 49. См. отписку воеводы Годунова к Киприану.




279


ЭТО ПЕРВАЯ ЦЕРКОВЬ В ТОБОЛЬСКЕ; ОНА ПОСТРОЕНА ОДНОВРЕМЕННО С ПЕРВОЮ ТОБОЛЬСКОЮ КРЕПОСТЬЮ В 1587 Г. НО КРЕПОСТЬ СКОРО БЫЛА ПЕРЕНЕСЕНА НА ДРУГОЕ МЕСТО, А ЦЕРКОВЬ ЖИВОНАЧАЛЬНОЙ ТРОИЦЫ, ОСТАВЛЕННАЯ «С СИБИРСКАГО ПЕРВОНАЧАЛЬЯ ВЗЯТЬЯ», ОСТАЛАСЬ НА ТОМ ЖЕ САМОМ, Т.Е. НА СТАРОМ ГОРОДИЩЕ.




280


Ibid, 144.




281


Такая церковь действительно должна была казаться в Тобольске большою, и особенно если сравнить ее с другою тобольскою церковью, построенною в 1601 г. во имя Вознесения Господня; эта последняя тоже, по сообщению воеводы, была невелика: от западных дверей до царских четыре аршина, а в алтаре от царских дверей до горного места всего два аршина.




282


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 52 и 57. См. отписки тоб. в. от 13 ноября 1621 года.




283


Ibid, л. 173. См. гр. Мих. Ф. к Киприану.




284


Ibid, лл. 115 и 178. См. гр. Мих. Фед. к Киприану от 21 февр. 1621 г. и от 22 дек. 1621.




285


Тот самый, который впоследствии при архиепископе Макарии написал чудотворную икону Б. Матери Абалакской.




286


«Материалы для истории г. Тобольска» Найденова, стр. 16 и 20; А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 71.




287


А. М. Ю. Ден. ст. Ibid, л. 54. См. отписку воеводы Годунова.




288


А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 329; № 573, л. 3. Считаем нужным исправить типогр. ошибку в наш иссл. «Заселение Сибири...» на стр. № 122 напеч. «денег 609 р.» – след. читать 690.




289


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 40, л. 251.




290


Ibid, л. 36. См. грамоту Мих. Фед. к Годун. от 10 янв. 1621 г.




291


См. наше исслед. «Заселение Сибири...», стр. 123.




292


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 85; Р. И. Б., т. 2 № 127.




293


Ден. ст., л. 243.




294


См. наше иссл. «Заселение Сибири...», стр. 124.




295


В 1642 г. четвертый Сибирский архиепископ Герасим писал к Михаилу Федоровичу: «Велено ему быть в Тобольске на месте Нектария, а наказа, данного Киприану, нет в софийской казне, после Нектария не застал. И государь велел бы дать ему наказ, по чем ему в Сибири архиепископския своя ведати и духовныя дела исправлять». Тогда царь обратился к Нектарию, находившемуся в то время на покое в Ниловой пустыне, с вопросом – куда делся наказ, данный Киприану. На это Нектарий отвечал, что, приехав в Тобольск, он не нашел его, а сказывали ему приказные люди, что тот наказ Киприан взял с собой в Москву. См. А. М. Ю. Сиб. пр., столб. № 119, л. 1, 3 и др.




296


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 120–127. См. гр. царя Михаила к Киприану от 21 февраля 1621 г.




297


Ibid, л. 172.




298


Ibid, л. 142–151. См. гр. Мих. Фед. к Киприану от 1621 г. Ноябрь.




299


Ibid, л. 213–225.




300


См. наше исслед. «Заселение Сибири…», стр. 284, 285




301


А. М. Ю. Ден. ст.,кн. № 11801, л. 116.




302


Ibid, л. 46.




303


А. М. Ю. Сиб. прик., ст. № 571 (ненумер.). Такие челобитные, как, например, следующая, нам попадались в архиве очень часто. «Царю... Михаилу Федоровичу бьют челом нищие твои богомольцы из Сибири Верх. у. Тагила Преображения Спасова... поп Иванище, дьячек Тренка, пономарь Антипка; пожалованы мы, нищие богомольцы, на кормлю вместо денежные и хлебные руги, дано нам землицы и сенных покосов. А пахати нам тое землицу не кем: которых, государь, гулящих людей приряживает себе в половье и дает им семенной хлеб, скот, лошади, коровы и тех наших половничешков твои государевы воеводы и приказные люди, изгоняючи нас от твоего богомолья, у нас тех наших половничешков отымают в твою государеву пашню в крестьяне без твоего государева указа, мимо вольных людей и те наши пашнишки запустели; а призвать и подрядить в половничешка... невозможно; блюдя такие самосильственные изгони нихто в половье нерядится. И нам, твоим государевым богомольцам, кормитца нечем, помираем голодною смертию» и т.д.




304


Того самого, о котором мы выше упоминали, что он бежал от Киприана, но потом был схвачен и прислан в Верхотурье.




305


Таково было происхождение Невьянского Богоявленского монастыря. Храм начал строить Серапион в 1622 г. на одном острову между речками Тетерькой и Моленкой. Но постройка подвигалась очень медленно: к 1624 г. срублено было только 12 венцов храма Преображения Господня да келья и клеть. После постройки храм был освящен не во имя Преображения Господня, как благословил Киприан, а во имя Богоявления; вот почему и монастырь стал называться Богоявленским. К концу первой половины XVII века в нем уже было 19 монахов. См. А. М. Ю. Сиб. пр., № 65, л. 265.




306


Из одного донесения самого Киприана видно, что в Березове в это время не было монастыря, но это последнее известие, вероятно, нужно понимать так, что Березовский монастырь находился в совершенном запустении, и чтобы возобновить в нем жизнь, послан игумен Тарасий.




307


Этот монастырь замечателен тем, что он был основан, как оказывается из донесения Киприана, боярином Иваном Никитичем Романовым во время ссылки его в Сибирь Борисом Годуновым. Но мы не знаем, какая река называлась Неивою, во всяком случае это не Невья, или Нейва; в документе место этого монастыря определяется так: «при р. Неиве, недоезжая дву днищ до Верхотурья».




308


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 136–141.




309


Ежемес. сочинения и известия 1764 г. Янв., стр. 409. Здесь Миллер говорит, что Киприан послал в Мангазею игумена Тимофея, но это неверно: из одной отписки тобольского воеводы Сулешова^{114}^ видно, что отправлен был туда именно арх. Мефодий.




310


А. М. Ю. Ден. ст. кн. № 11801, л. 186. См. гр. царя к Киприану от 1622 г. февр. 24.




311


См. наше исслед. «Заселение Сибири...», стр. 187.




312


А. М. Ю. Ден. ст., лл. 191, 296, 215, 264.




313


Ibid, л. 254, 256.




314


Считаем нужным упомянуть, что эта грамота подана Киприану уже распечатанною и, стало быть, с содержанием оной некоторые познакомились ранее, чем сам Киприан. Когда об этом узнал Михаил Федорович, то предписал «обыщикам» Ивану Спасителеву и Орефу Башмакову «бить пред разрядом батогами нещадно» Данила Низовцова, привезшего эту грамоту в Тобольск.




315


Ibid, л. 246. См. гр. Мих. Фед. к Киприану от 5 февраля 1623 г.




316


Одну из таких грамот мы нашли в архиве Минист. иностр. дел, в портфелях Миллера. Ввиду особенного интереса этого документа мы считаем нужным привести его здесь буквально. «Царя Государя и великаго князя Михаила Федоровича всея Русии воеводам, сыновом нашего смирения, великим господам Ивану Никитичу, Федору Володимировичу, преосвященный Киприан, архиепископ Сибирских и Тобольских, благословляя и Бога моля челом бьет. По государеву и великаго князя М.Ф. в. Русии указу и по благословению великаго государя, святейшаго Филарета Никитича, патриарха московскаго и в. Руссии и по нашему благословению послан в Мангазею, на Таз и на Турухан и в Песиду софийский сын боярский Василий Стогов с наказом, а велено ему на Тазу и на Турухане и в Песиве (31с) по нашему указу ведати и судити во всяких наших духовных делах, а которыя наши духовныя дела приказаны ему Василию ведати и судити против государевых царевых и в. Кн. М. Ф. в. Руссии указов и грамот против указов же и грамот в. г. св. Филар. Н. патр. Москов. и в. Руссии, а которые в их государских указах и грамотах написаны судныя духовныя дела судити и то написано в сей нашей грамоте, именно: дворян и детей боярских и всяких служилых и жилецких и торговых приезжих людей и игуменов и строителей, черных попов и дьяконов и мирских белых попов и дьяконов и кто в клиросе стоит, чернцов, черниц, девиц, попадей, поповичев, легче проскурниц, прощеника, баб, кума, куму, брата и сестер, названных вдовиц, задушных человек монастырев, больниц и кто порты чернецкие свержет, во всех крестьянских людях роспусты, смилное, умычки, пошибание, застатие промежу мужем и женою, о жводе их в племяни или в сватовстве поимитца, ведовство, бледня и зелье и еретичество, зубояжа отца и матерь бьет сын или дща, или уречет скверными словы, прилагает отца и матерь, или сестры, или дети, или племя тяжутца о задницу, церковная татьба, с мертвецы совлачат, гробная татьба, кресты посекают или из крестов трески емлют, в церковь скочат псы или плотки без великия нужы введет или что неподобное ино церкви здеет. Это все, господа, наши духовные дела и вам бы, господа, по государеву указу и вел. Кн. М. Ф. всея Руссии указу и по грамотам и по указу ж и грамотам вел. государя св. Фил. Н. патриарха московскаго и всея Руссии в те наши духовныя дела, ни в которыя не вступатца и у приказнаго нашего тех наших духовных дел никаких не отнимати и за воров не стояти и воров не укрывати, а которые люди учнут приказному нашему в наших духовных делах ставятца сильны и под суд начнут ходити и вам бы, господа, на тех ослушников приказному нашему Василию давати государевых приставов и отсылати тех ослушников к приказному нашему да и дворец бы, господа, пожаловати дати ему Василию где стояти, а милость Софе и Премудрости Божией и великих чудотворцев и всех святых и нашего смирения благословение есть и будет с вами. Писан в Тобольску лета 7132 февраля 1 дня». См. Порт. Миллера, № 477. Тетр. 1.




317


См. наше исслед. «Заселение Сибири...», стр. 288–289.




318


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 254. См. гр. Мих. Ф. к Киприану от 1623 г. 15 декабря.




319


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 41. См. гр. Мих. Федор, в Тобольск от 1621 г. 15 янв.




320


Ист. Р. Церкви Макария, т. IV, стр. 342




321


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 259.




322


Ibid, л. 148.




323


Ibid, л. 156–172. См. гр. Мих. Федор, к Киприану от 1621 г. дек. 19 дня.




324


Русская Вивл., т. III. См. «Записки к Истории Сибири».




325


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801, л. 267–268. См. гр. к Киприану от 10 сентября 1623 г.




326


Миллер утверждает, что Киприан пробыл в Тобольске и весь 1624 г., и в подтверждение своего мнения ссылается на грамоты Киприана, разосланные им к сибирским воеводам – грамоты о бракосочетании Михаила Федоровича с М.В. Долгорукою, совершившемся 19 сентября 1624 г. (см. Ежемес. сочинения 1764 г. генв., 415 стр.). Но дело в том, что Киприан, уезжая из Тобольска, не оставлял еще свою архиепископскую кафедру, а заведовал ею до назначения ему преемника и, стало быть, должен был сноситься с своею паствою и в то время, когда уже находился в Москве.




327


А. М. Ю. Ден. ст., кн. № 11801. См. л. 264–266, 268–271.




328


Ежемес. сочин. Июль 1761 г., стр. 239.




329


Древ. Росс. Вивл., ч. III, стр. 143.




330


А. М. Ю. Ден., ст. № 11801, л. 306. См. отписку Макария.




331


Чтения в Общ. Ист. и Др., кн. III, стр. 55.




332


Р. И. Б., т. 8, стр. 385.




333


Напр., крестьянами Тавдинской слободы в 1624 г. собрано до 900 копен разного хлеба, пятая часть этого сбора шла в архиеп. дом. А. М. Ю. Сиб. пр., № 7; Материалы для истории горда Тобольска Найденова.




334


См. мое исслед. «Заселение Сибир», стр. 125.




335


Р. И. Б., т. 8, л. 348.




336


Р. И. Б., т. 8, лл. 345–346.




337


Совершенно ложно боярские дети обвиняют Макария в неправиль- ном составлении переписных книг; перепись производилась особыми дозорщиками по выбору воевод, и архиепископ на это дело не имел никакого влияния. Так, перепись софийского имущества в самом Тобольске по назначению воеводы Ю. Сулешова с товарищами производил письменный голова Гр. Зловидов и подьячий С. Полутов; в Тавдинской слободе по назначению преемников Сулешова производили перепись боярские дети Павлоцкий и Лутовинов, а в Усть-Ницынской слободе боярский сын Толбузин. Один экземпляр этих переписных книг воеводы послали в Москву и другой вручили самому Макарию. Что же касается наличных денег в софийской казне, оставшихся после Киприана, то документы вполне оправдывают показание Макария, что оных было к его приезду только 36 р. Сам казначей Савватий в своей жалобе на Макария ничего не говорит о том, что будто бы этот архиепископ насильно заставил его приложить руку к отчету, как утверждают в своей челобитной боярские дети. А «роспись расходов денежной казны дома С. Пр. Б. старца Савватия казначея», дошедшая до нас, свидетельствует, что действительно в софийской казне Макарий нашел наличных денег только 35 р. 23 а. В этой росписи Савватий пишет, что он получил в 1624 г. мая 7 дня на разные расходы 303 р. 25 а. 4 д., из этих денег он выдал по окладу годовое денежное жалованье протопопу с братией, дворовым и приказным людям; уплатил годовым работникам, нанятым в Софийский дом с первого Воскресенья после великого дня 1624 г. по то же Воскресенье 1625 г. 29 р. 28 а. 4 д., нанял дровосеков 15 человек на день по 2 а. человеку; купил кобылицу буланую за 4 р. 13 а. 2 д.; коня вороного за 4 р. 25 а, купил лошадь в кабалу соф. паш. крестьянину за 4 р.; нанял на сенокос 20 человек ярыжных на три недели за 27 р. и пр. Если сложить все расходы, упоминаемые в этой росписи, и вычесть из денежной суммы, полученной Савватием, то действительно в остатке получится только 35 р. 23 а. См. А. М. Ю. Денеж. ст., л. № 11801, 108.




338


Из наказов, данных московским правительством сибирским архиепископам, кажется, только наказ Макарию дошел до нас; а потому ввиду особенной важности этого документа мы считаем нужным напечатать его здесь буквально: «Лета 7133 февр. 8 д. по государеву, цареву и великаго князя Михаила Федоровича всея Русии указу и по благословению великаго государя святейшаго патриарха Филарета Никитича и всея Русии, память архиепископу Макарию Сибирскому и Тобольскому. Как же даст Бог приедет в первый сибирский город на Верхотурье, и ему велети себя за городом встретить со кресты в том же месте, где была встреча первому архиепископу Киприану, и идти в соборную церковь, и пети молебны, и молити Бога о многолетном здоровии великаго государя, царя и великаго князя Михаила Федоровича, и отца его государева, великаго государя святейшаго патриарха Филарета Никитича Московскаго всея Русии, и матери его великой государыни инокини Марфы Ивановны и сохранении града до того дни. У соборные церкви архиепископу Макарию и обедня служить. А как с Верхотурья пойдет в Тобольск, и пройдет в Туринский острог, а из Туринскаго острогу в город Тюмень и ему потомуж в тех городах велети себя за городом встретить со кресты в тех же местах, где была встреча прежнему архиепископу Киприану и, вшед в соборную церковь, пети молебны, и в те дни, как придет, в соборных церквах и обедни служити потомуж, как на Верхотурье. А как придет в Тобольск, и ему потомуж велети себя встретить со кресты за градом всему народу тут же, как была встреча прежде архиеп. Киприану и, пришед во град, и идти в соборную церковь и пети молебны с звоном, и молити Бога о многолетном здоровье великаго государя, царя и великаго князя Михаила Феодоровича всея Русии, и отца его государя, великаго государя святейшаго патриарха Филарета Никитича Московскаго и всея Русии, и матери его великаго государя, инокини Марфы Ивановны и вода святить, и обедня служить и, будучи, архимадритов и игуменов, и протопопов, и попов, и диаконов поучати во благочинии и пребывати по божественным правилам также, и народ весь поучати, чтобы жили в исправлении закона христианскаго по заповедям Божиим и св. Апостолов и св. отец; и архимандритов, и игуменов, и протопопов, и попов, и дьяконов, и чтецов и весь причт церковный судити во всяких духовных делах, а боярину и воеводам, князю Д. Тим. Трубецкому с товарищи, в то не вступатися; такоже и мирских людей во всяких духовных делах судити и исправляти по божественным канонам, а боярину и воеводам и дьякам у него в то потомуж не вступатися. А которые татарове похотят креститца своею волею, а не из неволи, и ему, архиепископу, тех татар велети крестити, и лучших держать у себя во архиепискупье и поучать всему крестьянскому закону, и покоити их, как мочно, а иных раздавати крестить в монастырь. А как новокрещенные из под начала выйдут, и архиепископу их звати к себе ести по часту и их покоити. А которые татарове учнут к нему челом ударити приходити, и тех потому ж велети кормити и поити, как мочно, и говорити приходити, и тех потомуж велети кормити и поити, как мочно, и говорить с ними кротостию, и приводити их ко крестьянскому закону, разговаривати с ними тихо, со умилением, с жесточью с ними не говорить. А которых татар учнут крестить и тех надобе платье переменить новое и о том посылати ему, архиепископу, к боярину воеводам и к дьячкам. А будет, учнут ко крещению приходить многие люди, и архиепископу о том писать ко государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу и святейшему патриарху Филарету Никитичу и их государев указ, чем их пожаловати, о том к нему будет тотчас. А который татарин дойдет до вины и убежит к нему, архиепископу, от опалы, от каковы не будет, опричь измены, и похочет креститись, и ему тех татар приимати и держати у себя бережно, и о том писати ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии и к отцу ево... Филарету Никитичу Московскому и всея Русии; подлинно, кто от каковы вины прибежит, а до их государ, указу тех не крестить; а того татарина боярину и воеводам и дьякам до указу никого не отдавати. А котораго татарина в какове вине, опричь болыпия измены, велят боярин и воеводы и дьяки казнить, а придут об нем к архиепископу иные татарове бити челом о печалованье, и архиепископу тех посылати опрашивать, и по совету боярина и воевод и дьяков имати тех людей за себя, хоть и будет и креститца не похотят, и их к тому не волею не нудить; а на смерть их боярину и воеводам и дьякам не выдавать, а держати их у себя архиепископу в крепости до государева указу, да о том писати к государю царю Михаилу Феодоровичу и святейшему патриарху Филарету Никитичу всея Русии. Да держати архиепископу з боярином и воеводами и дьяки совет о великих государевых делах, опричь кровных и убийственных дел. А на которых татар у них будет опала не великая, а похотят которых острастить казнию, а до казни не дойдет, и ониб, боярин и воеводы и дьяки о тех сказывали ему, архиепископу, а ему от них тех от вины отпрашивати, хотя будет, о ком и челобитья не будет. И всякими обычаи, как возможно, так архиепископу татар к себе приучати, и приводити их ко крещению с любовию, а страхом и жесточью ко крещению никак не приводити. А услышит архиепископ, какое безчинство в сибирских людех в детях боярских и в посадских во всяких людех, или в самих боярине и воеводах и в дьяках какое безчинство к закону христианскому увидит, и архиепископу их о том поучати со умилением, а не учнут слушати, и архиепископу им говорити з запрещением, а не уймутца за его поучение и запрещение, и архиепископу тогда писати о тех их безчинствах ко государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Русии и ко отцу его государя, великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичу Московскому и всея Русии в Москве. А о которых будет о государевых и всяких думных делах учнут с ним, архиепископом, боярин и воеводы и дьяки советовати и архиепископу о том с ними советовати, и мысль своя им во всякие дела давати, опричь убийственных и кровавых всяких дел, а той боярские и воеводские мысли ни как ни с кем не говорити, а боярину и воеводам князю Д. Тимофевичу Труб, с товарищи, в государеве наказе о том писанож. А о береженье архиепископу, боярину и воеводам и дьякам говорити по часту, что бы они от огня и от корчем держали береженье великое, и в ночи ж дети боярские и всякие люди с огнем не сидели, и съездов бы у них ночных корчемнаго питья не было, и в день бы жили смирно, не бражничали и по городу и в воротах держали потомуж береженье великое. А уведает архиепископ у боярина и воевод и у дьяков в городе какое небереженье и людем от кого насильство и налоги неподельно и архиепископу о том боярину и воеводам и дьякам говорити дважды и трижды, чтоб однолично они того берегли, и было б у них береженье и людям насильства и налоги не было; а не послушает боярин и воеводы и дьяки архиепископа, а архиепископу о том писати ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии и ко ево отцу Филарету Никитовичу... в правду, как ся – что делает. А подлинной государев указ за приписью дьяка Ив. Грязев».

ТАКОВУ ПРИВЕЗ ВЕРХ, СЫН БОЯРСКИЙ АНДРЕЙ ПЕРХУРОВ В 133 Г. ИЮНЯ В 17 ДЕНЬ. СМ. «ОПИСАНИЕ ГОСУД. АРХИВА СТАР, ДЕЛ» П. ИВАНОВА. М., 1850 Г.; А. М. Ю. ДЕН., СТ. № 11801.




339


Р. И. Б., т. 8, л. 329.




340


А. М. Ю. Сиб. пр., столб. № 5, л. 71.




341


А. М. Ю. Денеж. ст., л. 313. См. гр. Макария в 1625 г.




342


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 13, л. 165.




343


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 16, л. 250.




344


Р. И. Б., т. 11, № 164.




345


Вот две такие поручные записи, которые мы нашли в Сибирском приказе. 1) Се яз Филарет чорной поп да яз поп Григорей Кирилов да яз Макарей Кирилов вдовой поп да яз Семион Савин поп ручались мы приказу большаго дворца сотнику Ивану Кругликову дружка по дружке в том что дано нам государева жалованья на подъем по 30 р. человеку и стати нам в Сибири в Тобольском городе з женами и з детьми а будет хто из нас едучи в Сибирь з дороги збежит и хто из нас в Тобольску не станет и на нас по сей записи пеня государева М.Ф. и государева подъемныя деньги а пеня нам что государь укажет а все мы за один человек кои из нас будет в лицах на том государева пеня и государева подъемные деньги а на то послуси Харитон Иванов а записи писал Микифорко Романов лета 7143 г. 2) Се яз черной поп Филарет да яз поп Григорей Кирилов да яз вдовой поп Макарий Кирилов да яз поп Семен Савин все мы сибирские попы поручилися есми приказу болыпаго дворца приставу Ивану Кругликову по Иван поп Павлове сын да но Аввакуме поп Григорьев в том что им попом за нашею порукою ехать в государеву вотчину в Сибирь и стати им за нашею порукою в городе в Тобольске взяли они попы за нашею порукою на подъема по 30 р. денег а буде они попы поп Иван да Аввакум за нашею порукою в государевой вотчине в Сибири в городе Тобольске не станут и на нас порутчиках пеня государя М.Ф. а пеня что государь укажет и наши порутчиковы головы в их голову место и те государевы подъемные деньги и кой из нас порутчиков будет в лицах и на том государева пеня и порука и те государевы подъемные деньги а на то послух Сергей Мелентьев а запись писал Фетка Андреев лета 7143 года. А. М. Ю. Пр. Сиб., ст. № 165, л. 17.




346


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 165, л. 81. См. «Роспись новоприсыльным в 1635 г. московским и вологодским попам, кто в которой церкви по росписи арх. Макария».




347


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 13, лл. 153 и 163. См. отписку Макария в 1627 г. (листы перепутаны, начало на 153 л., а продолжение на 163 л.).




348


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 165, лл. 5–8.




349


Ibid, ст. № 13, л. 149.




350


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 656.




351


Ж. М. Н. Пр., ч. LХХХI, стр. 25. См. «Материалы для истории христ. просвещения Сибири».




352


Р. И. Б., т. 11, № 153.




353


А. М. Ю. Ден., ст. № 11801, л. 225.




354


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 13, л. 164.




355


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 13, лл. 153–152.




356


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 656.




357


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 16, лл. 370–373.




358


«Женский вопрос в Сибири в XVII в.» Н. Оглоблина в Истор. Вест. 1890 г., № 7.




359


Ibid, стр. 197–198.




360


См. наше исследование «Заселение Сибири...», стр. 218.




361


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 16, л. 75.




362


Р. И. Б., т. 8, № XXXIII.




363


Р. И. Б., т. 8, стр. 558.




364


А. М. Ю. Ден., ст. № 11801, лл. 299–303.




365


А. А. Э., т. III, № 168.




366


Дворц. Разр., т. II. См. с 788 с. по 822 стр.




367


Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 153.




368


Л. Л. Э., т. IV, № 165.




369


Странник 1866 г., февр., стр. 68–69.




370


Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 156.




371


См. стр. 83.




372


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 571, ненумерован.




373


Ibid.




374


Ibid.




375


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 81, лл. 390–406.




376


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 165, л. 101.




377


Ibid. Разб. столб. № 323.




378


Ibid. Разб. столб. № 327.




379


Доп. к А. И., т. IV, № 165.




380


А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 324.




381


Странник, 1866 г., февр, стр. 70.




382


Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 156




383


В нашей статье «Открытие Тобольской епархии...» вкралась ошибка: на стр. 21 в прим. 3 напечатано – «при архиепископе Макарии», читай: «при Нектарии».




384


А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 322.




385


Ibid, ст. № 303.




386


Др. Росс. Вивл., ч. III. стр. 162.




387


Странник, 1866 г., авг., стр. 49.




388


Ibid, стр. 61–62.




389


А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 307.




390


Ibid. Разб. ст. № 310.




391


Ibid, № 309.




392


А. М. Ю. Сиб. пр., разб. ст. № 17.




393


А. М. Ю. Сиб. пр., разб ст. № 312.




394


Ibid, № 310.




395


Ibid, № 316.




396


Ibid, № 319.




397


См. наше исслед. «Заселение Сибири...», стр. 130–135.




398


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 246, л. 279.




399


Странник 1866, авг., стр. 31; Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 173.




400


А. М. Ю. Сиб. пр., столб. № 139, л. 269.




401


Ibid, л. 723.




402


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 139, лл. 481–484.




403


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 100.




404


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 246, лл. 226–232.




405


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 1183.




406


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 240, лл. 212–220.




407


А. М. Ю. Сиб. пр., ст. № 134, л. 20–25.




408


Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 166.




409


Странник 1866 г., февр., стр. 61.




410


Др. Росс. Вивл., ч. III, стр. 178.



comments


Комментарии





1




Печатается по изданию:_Буцинский_П.Н._ К истории Сибири: Мангазея и Мангазейский уезд (1601 – 1645) // 3аписки Императорского Харьковского университета. Харьков, 1893. Кн. 1. С. 33–98.





Вклад П.Н. Буцинского в изучение сибирского города XVII века оценивается историографами очень высоко. Его работы явились «своеобразным диалектическим скачком» в изучении ранней истории русских городов Западной Сибири (Д.Я. Резун). Заслуга Буцинского – вовлечение в научный оборот значительного пласта архивных документов, детальный анализ различных фактов во взаимосвязи их друг с другом, благодаря чему ему удалось дать подробные и убедительные картины хозяйственной жизни сибирских городов и уездов. «Самое лучшее» из произведений Буцинского, по мнению известного историка С.В. Бахрушева, это статья «Мангазея и Мангазейский уезд (1601 1645 гг.»). До выхода данной работы не было ни одного специального научного труда по истории этого города. Характерная черта исследований П.Н. Буцинского – отсутствие интереса к традиционным в дореволюционном сибиреведении темам смут, быта и культурной жизни. В целом для работ П.Н. Буцинского характерны жизненная конкретность, точность, скрупулезность и беспристрастность. Так, он неоднократно поправлял и уточнял непререкаемого авторитета сибирских историков Г.Ф. Миллера, что было не только смело, но и убедительно, доказательно.




2


 Обдория – территория близ устья реки Оби. Название восходит к коми-зырянскому «Обдор», что означает «край, местность у Оби». Слово Обь, вероятнее всего, имеет древнеиранское или индоиранское происхождение (в иранских языках «об» (аб, ап) означает «вода, река, поток», а в более древних индоиранских и индоевропейских языках реконструируется основа «ап» – «вода, река»). В языках коми, ханты и манси имеется немало слов индоиранского и иранского происхождения, заимствованных ими у южных племен, обитавших в евразийских степях и лесостепях во II тыс. до н.э. – начале I тыс. н.э. Менее убедительна версия о коми-зырянской принадлежности топоосновы «об» («сугроб, глубокий снег» или «тетя»).

«Обдора», или Обдорское хантыйское княжество, упоминается в русских летописях и документах в XV–XVI веках. С 1505 года к титулу великих князей Московских добавилось «князь Обдорский».




3


 «Мангазея» первоначально относилось к территории близ устья реки Таз. Известный историк Сибири Г.Ф. Миллер связывал происхождение этого топонима с названием энецкого рода Монгкаси (Монгкаси я – «Земля монгкаси»). В 1601 году на берегу Таза был построен русский город Мангазея – административный и торговый центр, место сбора ясака с «инородцев». В 1672 году из-за резкого снижения добычи пушных зверей в Мангазейском уезде город пришел в упадок и был заброшен. Жители города переселились в Новую Мангазею (Туруханское зимовье), или Туруханск. В настоящее время ненцы называют место, где располагалась Мангазея, Тахаравы-харад – «Разрушенный город».




4


 Обдорск, или Обдорский острог, был построен в 1595 году березовскими служилыми людьми под руководством воеводы Никифора Траханиотова на правом берегу Оби при впадении в нее реки Полуй. До этого там находился хантыйский городок Пулынг авыт ваш – «Городок на носу (мысе)», известный в русских источниках как Носовой городок. Обдорск был важным административным и торговым центром уезда, местом сбора ясака и таможенных пошлин. В 1933 году село Обдорское было переименовано в город Салехард (ненецкое Салия-харден – тот же «Носовой город»).




5


 Споры о местонахождении югорской земли и этнической (языковой) принадлежности народа югра не утихают в ученой среде и по сей день. Буцинский коснулся этой проблемы попутно, доказывая реальность освоения новгородцами к XI веку морского пути в Нижнее Приобье. Последнее утверждение его выглядит достаточно убедительно, чего нельзя сказать о версии самоедской (самодийской) принадлежности югры. Во-первых, в приводимом Буцинским ниже рассказе новгородского путешественника Гюряты Роговича югра совершенно четко отделяется в языковом отношении от самоедов: их «язык нем», т.е. не понятен. Во-вторых, летописные русские источники в XIV–XV веках уже четко локализуют территорию югры в Нижнем Приобье и даже в бассейне Северной Сосьвы. В-третьих, Буцинский, как и некоторые современные исследователи, почему-то совершенно выпускает из виду факт, свидетельствующий об угорской принадлежности этнонима «югра»: венгерское самоназвание «хунгар» соотносится с названием угров, угров-савиров, встречающимся в западноевропейских письменных источниках раннего средневековья. Предки венгров, ханты и манси входили в состав угроязычных племен, обитавших в раннем железном веке в лесостепях и степях Западной Сибири.

Очевидно, этнотопоним «югра» имеет южно-уральские и южно-сибирские истоки и «перекочевал» в Нижнее Приобье и на Северный Урал в начале I тыс. н.э. вместе с потомками степных угров. В XIV–XV веках это имя носило одно из территориальных объединений обских угров, обитавших в бассейне Северной Сосьвы (возможно, и на примыкающих территориях).




6


 Здесь Буцинский не совсем точен: вымичи, т.е. жители реки Выми, притока Вычегды, как и некоторые другие территориальные группы Северной Руси, принявшие активное участие в освоении Сибири (вычегжане – жители берегов Вычегды, вилежане – выходцы с реки Виледи, сысоличи – выходцы с реки Сысолы), были коми. Кроме того, устюжане, жители Великого Устюга и окружающих его земель, сложились в результате слияния выходцев из новгородских земель, Ростово-Суздальского княжества при участии коми.




7


 Шар – морской пролив, речной рукав. В русском языке появилось из коми-языка («шар» – пролив). Близкие по звучанию и смыслу слова известны и в других финно-угорских языках. Возможно, данный термин имеет иранское происхождение, так как он встречается в иранских и тюркских языках (в последних немало иранских заимствований). Югорский Шар находится между островом Вайгач и Югорским полуостровом и соединяет Баренцево и Карское моря.




8


 Лукоморье – морская лука, излучина, изгиб берега моря. Этот топоним известен в фольклоре Русского Севера, откуда его заимствовал А.С. Пушкин. Его местоположение увязывается учеными и краеведами с побережьем Баренцева или Карского морей близ Приполярного Урала.




9


 Коломенка – старинное русское большегрузное речное судно (обычно беспалубное), поднимало до 12 тысяч пудов груза. В длину достигало 15–20 саженей, в ширину – 2–4 саженей.




10


 Пантуев городок упоминается в недавно опубликованных путевых записках Г.Ф. Миллера, путешествовавшего по Сибири в 30–40-х годах XVIII столетия. Он располагался на правом берегу Оби, недалеко от ее устья, там, где сейчас находится пос. Аксарка. Миллер застал на месте Воксарского городка (Woksarit-wasch) лишь одну остяцкую хижину. Река Воксарка по-хантыйски называлась Woksarit-jach-jugan, т.е. «Лисьего народа река». Миллер привел и другое название реки – Pandu-ja, что позволяет соотнести Воксарский городок с упоминаемым в русских источниках начала XVIII века Пантуевым городком. Этимология этого названия неясна, но не исключено его происхождение от хантыйского «пан» – песок («Песчаная река, Песчаного места река»). Более чем вероятна принадлежность жителей Пантуева городка к хантыйскому роду Пандо, который был ассимилирован сибирскими тундровыми ненцами во второй половине XIX века.




11


 Остяцкий князь Василий Обдорский (вероятно, крещеный) был враждебно настроен по отношению к русским. В 1607 году он вместе с ляпинским князем Шатровом Лугуевым и кодским наследным «принцем» Онжей Юрьевым возглавил антирусское восстание. После неудачной попытки взятия Березова объединенным войском восставших нижнеобских остяков, будучи предан собственным сыном Мамруком, Василий был казнен в Березове. Лишь в 1610 году родственникам двенадцати руководителей и активных участников восстания было разрешено снять тела казненных с виселиц и похоронить их.




12


 В русских документах XVI–XVII веков заложники именовались аманатами (арабское amanat – «залог, заложник» попало в русский язык из тюркских языков). Обычно русские воинские люди, взяв в плен близкого родственника (чаще всего – сына) главы местного рода или племени, содержали его в остроге (городке) как гаранта собственной безопасности и выплаты государева ясака (налога).




13


 Режма или режа – означает «протока». Этот термин фигурирует в качестве гидронима в «мангазейских» документах и «Чертежной книге Сибири» С.У. Ремезова (1701 г.). Происхождение термина неясно. Возможно, он связан с диалектным коми-зырянским «реж» – обрыв. В то же время не исключена связь с иранской глагольной основой «рез» – течь, литься и русским «резать».




14


 Каюк – русское грузовое судно типа полубарки с двускатной крышей, каютой в корме и загнутым носом. Грузоподъемность в различных районах варьировала от 2 до 35 тысяч пудов, длина – от 8 до 12 саженей, ширина – 3–4,5 сажени.




15


 Одекуй – стеклянные бусы.




16


 Рухлядь – домашнее имущество. Мягкая рухлядь – пушнина.




17


 Юкола – сушеная рыба.




18


 Порса – рыбная мука, получавшаяся в результате измельчения толкушкой мелкой сушеной рыбы вместе с костями.




19


 «Цынжают» – заболевают цингой. Цинга в прежние времена – настоящий бич северян. Зимой из-за недостатка в пище витамина С люди часто заболевали цингой, при этом у них кровоточили десны, выпадали зубы, нарушалось пищеварение и резко снижалась сопротивляемость организма инфекциям. Традиция сыроедения, т.е. потребление в пищу сырых рыбы и мяса, у северных народов появилась как средство против цинги, так как в этой пище содержится и витамин С.




20


 Енисейские остяки (как их называли русские) – неверный термин, так как на самом деле кеты (самоназвание жителей берегов Енисея) не были родственны обским остякам (ас-ях – «обской народ») – ханты.




21


 Тунгусы – устаревшее название эвенков.




22


 Сапец – правильно сопец – руль, кормило, правило.




23


 Саадак – от тюркского sadaq – старинное название лука и колчана со стрелами, на которые (лук и колчан) надевались чехлы, либо только чехол на лук (кожаный, бархатный), украшенный шитьем, серебряными или золотыми накладками, каменьями.




24


 «Железцы стрельные» – вероятно, наконечники стрел.




25


 Собская и Кыртасская таможенные заставы были устроены в начале XVII века соответственно на левом притоке Оби реке Собь и на Северной Сосьве, немного выше по течению от Березова. Обе заставы стояли на речных путях в Сибирь и должны были обеспечивать сбор таможенных пошлин с торговцев.




26


 «Собольи пупки» – шкурки с животов.




27


 Юрий Крижанич (1617–1683 гг.) – хорватский историк, общественный деятель, проповедник идеи панславизма (объединения славянских народов). В 1661 году приехал в Россию, после чего был послан (сослан) царем Алексеем Михайловичем в Тобольск. Результатом его вынужденного пребывания в Сибири явилось «Повествование о Сибири...», вышедшее в 1681 году на латинском языке. Крижанич собрал множество сведений о географии, климате, народах Сибири, путях сообщения и истории заселения края русскими. Из сибирской ссылки ему удалось освободиться лишь после смерти Алексея Михайловича в 1676 году.




28


 Печатается по изданию:_Буцинскии_П.Н._ К истории Сибири: Сургут, Нарым и Кетск до 1645 г. Харьков: Типография Адольфа Дарре, 1893. 28 с.




29


 Пегая орда – название военно-политического объединения среднеобских селькупов, прекратившего свое существование в 1598 году, когда войско князя Вони было разбито объединенным отрядом русских служилых людей и кодских остяков. Пегая орда занимала территорию вдоль Оби от Бардакова княжества (район современного Сургута) до Нарыма, включая бассейны притоков Оби: Ваха, Васьюгана, Тыма и Парабели. После поражения часть селькупского населения мигрировала на север (реки Таз и Турухан), а Васюганско-Ваховское Приобье заселили ханты, выходцы из Бардакова княжества (с Агана, Югана). Часть населения бывшей Пегой орды осталась жить в Нарымском Приобье.

Обращает на себя внимание необычность самого названия этого объединения (княжества или союза нескольких княжеств): ни одно военно-политическое образование коренного населения Западной Сибири в русских письменных источниках XV–XVII веков не называлось ордой. Даже осколок Золотой Орды – татарское Сибирское ханство именовалось Сибирской землей (царством, страной). Почти все княжества обских угров носили названия, связанные с топонимами: Обдорское, Ляпинское, Казымское, Кодское, Белогорское, Пелымское и т.д. Эпитет «Пегая» с легкой руки Г.Ф. Миллера объяснялся тем, что жители орды были «пеги телом». Эта версия, как и другие, близкие к ней, выглядит малоубедительно. Более вероятно происхождение данного эпитета в результате адаптации какого-то местного этнонима или топонима в русском языке. Такое явление было исторически обусловлено и распространено в пору русского освоения Сибири.

В связи с этим можно попытаться раскрыть значение названия из языка остяков Бардакова княжества, от которых русские получали первые сведения об их восточных соседях. В хантыйско-русском словаре М.А. Кастрена слово «пег» означает «чужой, другой», а «пегаи, пеги» – левый. Оба эти слова близки не только фонетически, но и в смысловом отношении: в мировоззрении ханты, как и многих других народов, понятие «левый, левая» имело и негативный оттенок, означая одновременно что-то нечистое, неправильное. Отсюда вытекает, что для ханты эпитет Пегая означал «чужая», тем самым подчеркивалась иноязычная, иноэтничная принадлежность восточных соседей хантыйского Бардакова княжества. Достоверность этой версии подтверждается еще одним фактом: аналогичная модель номинации иноязычных соседей использовалась нижнеобскими ханты, которые называли ненцев «яранами» («яра» – другой).

Наименование «орда», вероятнее всего, возникло от хантыйского «ордем (урдем)», означавшего «делить», и означало часть территории (Оби). Таким образом, для ханты название Пегая орда значило «Чужая часть (сторона)», или «Чужой, другой народ».




30


 Базионская (Базионовская) волость находилась на Иртыше, примыкая с юга к Самаровской. Позднее волость именовалась Темлечеевой (Темлячеевой). Названа по поселению Басьян-пугот (С.К. Патканов), что обозначало «Деревня Басьяна». В одном из русских документов начала XVII века упоминается «князец» Бозьян. В настоящее время на месте этого поселения находится село Базьяны (30 километров к юго-востоку от Ханты-Мансийска).




31


 Лумпукольская (Лунпокольская) волость находилась на правобережье Оби, близ устья р. Тым. В 1594 году эта территория входила в состав Пегой орды.




32


 Неясно, где Буцинский встретил этот вариант (Югорская) названия Юганской волости. В научной литературе он не употребляется. Вероятно, это результат описки в документах XVII века.




33


 В 1597 году не было «бунта всей югорской земли». За два года до этого ляпинские остяки и самоеды (ненцы) во главе с князем Шатровом Лугуевым более полугода безуспешно осаждали Березов, но при приближении отряда тобольских служилых людей во главе с соратником Ермака атаманом Черкасом Александровым были вынуждены снять осаду. Позднее, в 1607 году, Шатров Лугуев вместе с обдорским князем Василием снова осаждал Березов. После поражения оба предводителя восстания были схвачены и казнены в Березове.




34


 Лешня, лесованье – лесная охота, охотничий промысел.




35


 Ларпидская волость находилась на Оби, выше по течению от ее левого притока Васьюгана. Эта территория входила в состав Пегой орды.




36


 Печатается по изданию:_Буцинский_П.Н._ Крещение остяков и вогулов при Петре Великом. Харьков: Типография губернского правления, 1893. 94 с.




37


 Здесь и ниже рассуждения автора об Удории, или Юнгории, запутаны и спорны. Он необоснованно отождествляет Удорию и Югорию («Юнгорию»). Удория – местность, расположенная к западу от реки Печоры и к северу от реки Вычегды в бассейне реки Вашки (Удора – «местность у реки» на коми языке). Здесь к XIV веку сформировалась локальная группа древних коми, в состав которой вошли также вепсский и саамский этнические компоненты. В 1444 году преемник Стефана Пермского владыка Питирим крестил удорцев-идолоноклонников.

Расположение древней Югры вдоль восточных склонов Северного, Приполярного и Полярного Урала, о котором говорит Буцинский, до сих пор не подтверждается сколько-нибудь серьезными научными аргументами (см. прим. 4).




38


 Стефан Пермский (ок. 1340-1345 – 26.04.1396 г.) – деятель Русской Православной Церкви (РПЦ) второй половины XIV века, церковный писатель. Уроженец Великого Устюга, сын русского и зырянки (коми). Постригся в монахи в Ростове, где получил образование. В 1379 году направляется для проповеди идей Христа на Вычегду, в земли коми, где в совершенстве овладел зырянским языком. Это послужило толчком к переводческой деятельности и созданию зырянской азбуки. Вместе с проповедью основ христианского учения на реках Вычегде, Выми и в других местах Стефан строил церкви и часовни, уничтожая языческие кумирни. В 1382 году по благословению митрополита Московского Алексия хиротонисан во епископа новой Пермской епархии. В народной памяти св. Стефан остался как создатель нового алфавита, т.н. пермской азбуки.




39


 Герасим Пермский (точные год рождения и год смерти неизвестны) – третий Пермский епископ, ревностно трудившийся на ниве укрепления и прославления основ христианства. Его стараниями возводились храмы, устраивался быт духовенства. Наряду с ростом признания, расширением миссионерского проповедничества и любви мирян существовали проблемы, в силу которых подвергалась опасности жизнь русского проповедника. Во время объезда епархии Герасим был задушен рукою вогула (манси), которого он принял на воспитание. По версии автора «Иконописного Подлинника», это деяние было совершено его домочадцами. П.Н. Буцинский ошибочно называет его «первым епископом Перми», ссылаясь на статью Н.А. Абрамова в «Журнале Министерства Народного Просвещения» (ЖМНП, СПб, 1854, ч. 83). Канонизирован Русской Православной Церковью.




40


 Питирим Пермский (?–1455) – четвертый епископ Великой Перми (с 1447 г.), церковный писатель и миссионер, обративший в христианство многих манси. Составитель «Краткого описания жития св. Алексия» (см.: Духовный вестник, СПб, 1862). Убит вогульским вождем Асыкой в Усть-Выме в 1455 году во время миссионерской проповеди. Причислен к лику святых РПЦ. Днями памяти его считаются 29 января и 19 августа.




41


 Асыка – князь Пелымского вогульского (мансийского) княжества, располагавшегося на восточных склонах Урала. Известен набегами на пермские и вычегодские земли. Ярый противник христианизации. В 1467 году во время ответного похода пермско-вятского отряда на пелымских «вогуличей» он был захвачен в плен, но сумел бежать. В 1481 году войско Асыки напало на Пермь Великую, были убиты пермский князь Михаил и его сыновья. После успешного похода московской рати под руководством воевод князей Ф. Курбского и И. Салтыка-Травина на пелымцев (1483 г.) сын Асыки князь Юмшан признал зависимость от великого князя Московского Ивана III. В 1485 году Юмшан побывал на аудиенции у Ивана III и обязался «дань давати великому князю». К этому времени Асыка, вероятно, уже умер, во всяком случае в русских документах и летописях он уже не упоминается.




42


 Сведения о противостоянии пермян-идолопоклонников во главе с неким Пан-сотником (Памом) и крестителя пермян (древних коми) иеромонаха Стефана содержатся в «Слове о житии и учении св. Стефана...», написанном Епифанием Премудрым в конце XIV века. «Житие» и Вычегодско-Пермская летопись однозначно определяют Пана-сотника и его сторонников как пермян (коми), поэтому отождествление Буцинским последних с «юнгорскими остяками» нельзя признать верным.




43


 Иван III Васильевич (22.01.1440–27.10.1505) – великий князь Московский с 1462 года, старший сын Василия II (Васильевича) Темного. Выдающийся государственный деятель, дипломат. При его правлении завершилось формирование территории Русского централизованного государства и начала складываться система приказного управления. При нем сильно возросло значение дворянства и получило развитие поместное землевладение. Важнейшим его достижением была ликвидация зависимости Московской Руси от ордынцев.




44


 Здесь неточность: Березов был основан через год после Пелыма, т.е. в 1594 году.




45


 Алачевы – княжеский род конца XVI–середины XVII вв. хантыйского Кодского княжества, расположенного на правом берегу Оби между рекой Ендырь и Северной Сосьвой. Русское правительство использовало род Алачевых в своих административно-хозяйственных и политических целях. Последний князь Дмитрий Михайлович в 1643 году был вызван в Москву, записан в дворянство, получил вотчину на Лене, в Коми крае, а Кода была присоединена к Русскому государству. К концу XVII века род Алачевых угас.




46


 Кодский (Кондинский) Троицкий монастырь основан в 1653 году в селе Кондинском (ныне – Октябрьское Ханты-Мансийского автономного округа). В течение 130 лет (1657–1891) был мужским. Расположен на правом берегу Оби. Указом Синода от 12 апреля 1891 г. (№ 5830) монастырь был обращен в женскую общину с подчинением Иоанно-Введенскому монастырю, что под Тобольском. 21 июня того же года несколько монахинь отбыли в Кондинск. Настоятельницей была назначена монахиня Анна Дружинина. В число насельниц общины входили пять монахинь, пять рясофорных послушниц и пять «белиц». История монастыря богата событиями, имевшими всероссийское значение. В сентябре 1909 года Кондинская Троицкая женская община вновь была обращена в самостоятельный женский трехклассный общежительный монастырь.




47


 Троицкая церковь в селе Кодеком была построена князем Михаилом (Игичеем) Алачевым. Описания ее внешнего и внутреннего вида не сохранилось из-за пожара. Сгоревшая церковь была восстановлена, но со временем из-за ветхости была снесена в момент закладки монастырской обители.




48


 Михаил Федорович Романов (12 (22).07.1596–13 (23).07.1645) – сын Федора (Филарета) Романова. На Земском соборе 21 февраля 1613 года был избран первым русским царем. По своим личным качествам был человеком небольшого ума, нерешительным и к тому же болезненным. Фактически государством управлял его отец-патриарх (до своей смерти в 1633 г.). При Михаиле Федоровиче были заключены Столбовской мир (1617) и Деулинское перемирие (1618).




49


 Речь идет о нарымских селькупах, которых до конца XIX века ошибочно называли остяками, или остяко-самоедами.




50


 Указ великих государей Иоанна и Петра Алексеевичей и сестры их цесаревны Софии в Сибирь о крещении в православную веру и о «розыске и наказании из них тех, кои обокрав помещиков или разоря кого-либо, бежали и просят о крещении их, дабы тем освободиться от наказания: Именной с боярским приговором».




51


 Происхождение этнонима «остяки» до сих пор многие авторы связывают с татарским «уштек, уштяк» «дикий, непокорный». Более вероятна другая версия, согласно которой этноним «остяк» произошел от самоназвания обских ханты: ас-ях – «обские люди, обской народ». Аналогичная ситуация сложилась и с этнонимом «вогулы», который, как правило, объясняется из языка коми, где он переводится как «дикий». В то же время известный археолог и этнограф В.Н. Чернецов считал, что этноним «вокэл, выкли», встречающийся в исторических преданиях обских угров, имеет хантыйское происхождение. Известный топонимист А.К. Матвеев, отмечая обилие географических названий, образованных от слова «вогул», приводит хантыйский вариант этнонима – «вохаль», который применялся в отношении манси. Этнограф Е.П. Мартынова отмечает, что у нижнеобских ханты до сих пор сохранился этноним «охаль», который идентифицируется ими как сосьвинские манси или ханты.

В целом следует почеркнуть, что связь этнонимов «остяки» и «вогулы» соответственно с татарским и коми словами со значением «дикий», по всей вероятности, вторична. Слово «дикий» является эпитетом к данным этнонимам, а не их переводом с коми и татарского языков. Исконное значение этих названий связано, вероятнее всего, с древними самоназваниями северных обско-угорских групп.




52


 Маньс, манщ – этноним, который означал «говорящие». Восходит к древнему названию предков венгров и манси – «монть», «мансэ». У венгров этот термин трансформировался в «мадьяр» – «говорящие люди». Этнонимы с подобным значением нередки и у других народов, что является результатом противопоставления «свой – чужой», «говорящий – немой».




53


 В фольклоре ханты «арьях» – древний народ, который жил в Нижнем Прииртышье и Среднем Приобье до появления там хантыйского населения. «Арьях» ханты переводят как «Песенный, былинный народ». Этническая принадлежность «арьях» неясна, но есть основания считать, что этот народ был ассимилирован предками современных ханты.




54


 Енисейские остяки – устаревшее русское название кетов. По происхождению и языку кеты не родственны ханты.




55


 Здесь и ниже сведения о божествах обских угров и их религиозной обрядности, приводимые П.Н. Буцинским, почти дословно повторяют данные из сочинения Григория Новицкого (о нем см. ниже).




56


 Новицкий Григорий Ильич (год рождения неизвестен, умер в 20-е годы XVIII века) – малоросс, автор «Краткого описания о народе остяцком» (1715). Получил образование в Киево-Могилянской академии. В 1712 году сослан в Сибирь, где наблюдал жизнь ханты (остяков) и манси (вогулов), сопровождая в миссионерской поездке митрополита Филофея Лещинского в Березовский край. Погиб во время посещения Кондинской волости (на р. Конде).




57


 Неверное выражение: речь идет о татуировках, которые у обских угров носили характер излечивающего или охранительного (от болезней, злых духов) знака. Возможно, некоторые татуировки были родовыми, фамильными знаками («знаменами»).




58


 Кастрен Матиас (Матвей) Алексантери (Александр) (2.12.1813 – 7.05.1852) – финский языковед и этнограф. Предпринял ряд путешествий по северной части Европейской России, Уралу, Западной и Южной Сибири (1845–1849). Исследовал, в частности, хантыйский, самодийские и другие языки. Автор работ и о мифологии и этнографии Сибири.




59


 Паллас Петр Симон (1741 –1811) – немецкий естествоиспытатель, географ, с 1767 года работавший в России по приглашению Екатерины II. В 1768–1774 годах Паллас возглавлял академическую комплексную экспедицию по Центральной России, Уралу, Сибири и Забайкалью. В результате этой экспедиции появились два знаменитых труда Палласа: «Русско-азиатская зоография» и пятитомное «Путешествие по разным провинциям Российского государства».




60


 Елянь (Илянь) – название духа (божества?) у северных ханты и манси, зафиксированное учеными и краеведами во второй половине XIX – начале XX веков. А.II. Зенько полагает, что Елянь – эпитет некоего божества – покровителя воинов, так как его важнейшим атрибутом являлось оружие, а праздники, устраивавшиеся в его честь, сопровождались пляской мужчин с копьями и саблями. Значение слова А.П. Зенько, ссылаясь на И.Н. Смирнова (1904 г.), определяет как «священный». В связи с этим следует отметить, что близкое по звучанию слово с таким значением у ханты и манси отсутствует, но есть у ненцев – «яля».

В то же время известный финский этнограф К.Ф. Карьялайнен считал еляней помощниками и охранителями, слугами местных духов-покровителей. Отличительной чертой изображений еляней, по его мнению, являлась остроголовость, имитировавшая шлемы воинов. Эти изображения отличались небольшими размерами и имели вид палочек или кольев, на которых вырезались лишь лица и головы. Вслед за О. Финшем (1882 -г.), лично наблюдавшим обряды почитания еляней на хантыйских святилищах, где их количество достигало нескольких десятков, К.Ф. Карьялайнен считал, что еляни не являлись собственно идолами, а приносились в жертву верховному духу. Кроме того, интересно, что еляней никогда не одевали, им не приносили даров как идолам духов.

Е.П. Мартынова вслед за С.И. Руденко (1916 г.) считает, что еляни – духи, покровительствовавшие рыболовам и охотникам. Изображения еляней в случае их успешной «службы» по истечении трех лет уносили на ближайшее святилище, а взамен изготавливали новые.

В пользу последних трактовок значения еляней, возможно, свидетельствует наличие в лексиконе ханты слова «еле (елле)» – «щепка», что вполне согласуется с небольшими размерами изображений еляней и почти полным отсутствием у них каких-либо деталей тела (кроме головы).




61


 Иоаким (Иван Савельев) (1621 –1690) – десятый Патриарх Московский и всея Руси (1674–1690). Московский дворянин, ведущий род из Великого Новгорода. В 1655 г. оставил военную службу и принял монашество. В 1664 г. – архимандрит Чудова монастыря, с 1672 г. митрополит Новгородский. После падения в 1666 г. Патриарха Никона (Никита Минов, 1605–1681) сблизился с царем Алексеем Михайловичем (1629–1676). Отстаивал независимость духовенства от светской власти. 26 июля 1674 года возведен на патриарший престол.




62


 Адриан (Андрей) (1627–1700) – одиннадцатый и последний досинодальный Патриарх Московский и всея Руси (1690–1700). Приверженец церковной старины, активно противодействовал реформам Петра I. Оставил обширное литературное наследие, включающее проповеди, обличения. Поддерживал общерусское летописание, пополнившееся новыми сводами. В борьбе со староверами предпочитал репрессивные меры. После смерти его патриаршество было заменено синодальной формой церковного правления.




63


 Игнатий (Римский-Корсаков, ок. 1639–13.05.1701) – митрополит Сибирский и Тобольский (1692–1700). О его мирском имени существуют легенды. По первой (вплоть до 1988 г.) – Иван Степанович, по другой – Илья Александрович. Выходец из дворян, при царе Алексее Михайловиче был стольником. Принял монашество в Соловецком монастыре. С 1685 года – архимандрит. Хиротония в митрополита Сибирского состоялась 3 апреля 1692 года. Прибыл в Тобольск 12 февраля 1693 года. Был ярким обличителем язычества, раскола и сектантства. Большое участие принимал в делах христианизации народов Тобольского Севера. Остаток своей жизни провел в Московском Симоновском монастыре, где и погребен. Известный духовный писатель, обличитель раскола.




64


 Киприан (Старорусенин) (вторая половина XVI ст. – 17.12.1635) – первый архиепископ Сибирский и Тобольский (8.08.1620–15.02.1624). Был архимандритом Хутынского монастыря. Возведен на тобольскую кафедру с согласия патриарха Филарета по указу царя Алексея Михайловича. Хиротонисан в архиепископы 8 сентября 1620 года. Дата прибытия в Тобольск – 19 июня 1621 г. 15 февраля 1624 года вызван в Москву и возведен в сан митрополита.




65


 Филарет (Федор Никитич Романов, ок. 1554 –1633) – четвертый Патриарх Московский и всея Руси (1619 –1633), крупный государственный деятель, отец царя Михаила Федоровича и старший сын боярина Никиты Романовича Юрьева, брата первой жены Ивана Грозного Анастасии, соперник Бориса Годунова при дворе, которым насильно пострижен в монахи в конце 1600 или начале 1601 гг. Принимал участие в свержении Василия Шуйского (1610). Как духовный деятель укрепил власть и авторитет Московской патриархии. Принял решение об учреждении Тобольской и Сибирской архиепископии (1620).




66


 Виниус Андрей Андреевич (1641 –1717) – русский государственный деятель, дворянин. В 1694–1695 гг. управлял Сибирским приказом, строил заводы на Урале. Один из ближайших соратников Петра I в ранние годы его царствования.




67


 Абрамов Николай Алексеевич (17.04.1812 – 3.05.1870) – известный сибирский краевед, историк. Образование получил в уездном народном училище (1823 – 1825) и Тобольской духовной семинарии (1826– 1832). Преподавал в духовном училище (1832–1836). С 1842 г. – смотритель Березовского, Ялуторовского и Тюменского училищ. С 1853 г. – столоначальник Главного Управления Западной Сибири (г. Омск). Действительный член Русского Географического общества (РГО) (с 5 ноября 1858 г.). Один из первых и ведущих знатоков церковной истории Сибири, особенно Тобольской губернии и епархии (более 100 публикаций). Другой известный церковный историк Сибири – А.И. Сулоцкий писал о нем: «После Абрамова едва ли скоро явится такой знаток Сибири и такой охотник писать о ней, каков он был».




68


 Иоанн Максимович (Иоанн Тобольский) (в миру – Иван Максимович Васильковский, род. в декабре 1651 г., умер 10 июня 1715 г.) – шестой митрополит Тобольской епархии, носивший титул «Митрополит Тобольский и всея Сибири». Уроженец города Нежина Черниговской губернии. Из дворян. Учился в Киевской духовной академии. Принял монашество в Киево-Печерской лавре. В 1677 году 24-летний иеромонах Иоанн был избран посланником к царю Федору Алексеевичу. Сведений с 1677 по 1695 годы о его деятельности нет. С 1695 года архимандрит Черниговского Елецкого монастыря. 10 января 1697 г. – архиепископ Черниговский. 23 марта 1711 года хиротонисан в митрополиты Тобольской епархии. Прибыл в Тобольск 14 (по другим сведениям – 11) августа 1711 года. Видный деятель русского православия, духовный писатель и проповедник, оставивший большое литературное наследие. Канонизирован в 1916 году, последний русский святой досоветского времени 10 (23) июня. Его мощи и по сей день привлекают богомольцев в древнюю столицу Сибири.




69


 Шарковы юрты – искаженное название Шоркоровских юрт. Исконное звучание топонима – Шоркар (в переводе с коми языка – «Город на ручье (речке)». До конца XVI века Шоркар был центральным городком Кодского княжества, княжеской резиденцией. Там же находилась и «кумирня» (святилище) общеугорского значения, посвященная Ортику (Орт-ики – одно из имен сына верховного божества обских угров Торума – Мир-Ванты-ху). В настоящее время рядом с древним городищем находится пос. Шеркалы (Октябрьский район ХантыМансийского автономного округа).




70


 Правильно «Кошуцких». В Ремезовской летописи упоминается хантыйский (мансийский?) князь Кошук и его городок, который был с боем взят дружиной Ермака. В XVII–XIX веках в состав Кошукской инородческой волости в низовьях реки Тавды (левый приток Тобола) входило 12 поселений. Ныне на месте городка – село Кошуки (Тавдинский район Свердловской области).




71


 Нахрачи – бывшая княжеская резиденция и культовый центр нижнекондинских ханты. В 1963 году село Нахрачинское было переименовано в Кондинское.




72


 Сатыгинская волость находилась в среднем течении реки Конды, левого притока Иртыша. Селение Сатыга, названное по имени легендарного мансийского (хантыйского?) князя начала XVIII века Сатыги, располагалось на северном берегу одноименного тумана – проточного озера.




73


 Василий Мангазейский (Василий Отрыганьев, ?–1600) – праведник, к которому была допущена уступка со стороны высшей духовной власти о признании его Угодником Божиим без официальной канонизации. Служил приказчиком у состоятельного купца в Мангазее. Обвинен последним в краже и убит. С 1649 года чествуется как подвижник благочестия. Днем памяти святителя считается 10 мая.




74


 Антоний I (Стаховский) (св. нет – 27.03.1740) – митрополит Тобольский и Сибирский (14.02.1721 – 27.03.1740). Выпускник Киевской духовной академии. В 1701 –1709 гг. – кафедральный наместник в Чернигове. С 1709 года – архимандрит и настоятель Новгород-Северского Спасо-Преображенского монастыря. В течение восьми лет, с 1713 по 1721 годы, был архиепископом Черниговским. В 1721 году возведен в сан митрополита Тобольского и Сибирского. Прибыл в Тобольск 7 декабря 1721 года. Многогранной была его деятельность на поприще христианизации народов Тобольского Севера и борьбы с расколом.




75


 Persona grata (лат.) – желательное лицо.




76


 Геннин (де Геннин), Вилли Иванович (Георг Вильгельм) (1676 –1750) – специалист по горному и металлургическому производству, генерал-лейтенант. Голландец по происхождению, в России с 1698 года на службе. Участвовал в Северной войне (1700–1721). Активно проводил в жизнь политику Петра I. С 1722 по 1734 гг. – начальник уральских горных заводов.




77


 Долгорукий Михаил Владимирович (14.11.1667 – 11.11.1750) – тобольский губернатор (1724–1728), князь, государственный деятель, д.т.с. (1729). Из рода Долгоруких, брат В.В. Долгорукого. Стольник (1685). Участвовал в Крымском походе 1689 г. С апреля 1729 г. – член Верховного тайного совета.




78


 Печатается по изданию:_Буцинскии_П.Н._ Открытие Тобольской епархии и первый Тобольский архиепископ Киприан. Харьков: Типография губернского правления, 1891. 58 с.




79


 Владимир (Владимир Святославович) (?–1015) – святой, князь Новгородский (с 969), великий князь Киевский (с 980). Добился объединения всех восточнославянских племен. В 988 году положил начало процессу христианизации древнерусского общества, избрав христианство в качестве государственной религии. Осуществил эту акцию с помощью византийского духовенства. Объявлен РПЦ равноапостольным и канонизирован в середине XIII века по велению Александра Невского.




80


 Ярослав I (Ярослав Мудрый, 978–1054) – великий князь Киевский, сын Владимира Святославовича. Был основателем первых русских монастырей. Ярослав является основателем Русской Православной Церкви.




81


 Ижора – западнофинская народность, жившая по берегам Невы. Земля, на которой обитала ижора, называлась Ижорской, или Ингрией, Ингерманландией (при Петре Великом). Территория Ижорской земли входила в состав владений Новгорода Великого, а после 1478 года была присоединена к Московскому государству. К XVII веку ижорцы были полностью ассимилированы северорусским населением.




82


 Карелы (самоназвание – карьялани) – народ в России прибалтийско-финской подгруппы финно-угорской группы уральской языковой семьи. Относятся к беломоро-балтийской расе большой европеоидной расы, в некоторых группах прослеживается слабая монголоидная примесь. Карелы сформировались на основе аборигенных племен Южной Карелии и Юго-Восточной Финляндии. В XI веке карелы стали продвигаться на север и заняли свою современную территорию, поглотив часть саамов. Первое упоминание названия «карелы» в русских летописях относится к 1143 году. В настоящее время их насчитывается около 140 тысяч человек, имеют собственную автономию.




83


 Чудь – изначально этноним, название одного из «вымерших» западнофинских племен. Упоминается в «Повести временных лет» как северный сосед восточнославянских племен. Исчезает с исторической арены в начале II тысячелетия. Очевидно, чудь была ассимилирована словенами. Район обитания этого племени реконструируется по топонимам, в частности, по названию Чудского озера. Позднее – общее название, применявшееся русскими в отношении финноязычного населения Европейского Севера. Впоследствии не только русские, но и сами потомки чудских народов стали применять это название для обозначения древнего населения этих территорий.

Предания о чуди сохранились в северорусских землях (Новгород, Архангельск, Устюг), у коми-зырян, коми-пермяков и европейских ненцев. В них чудь – языческий народ, убегавший от христиан или погребавший себя в землянках. В коми-языке «чудь, чуйд» означает «пугливый, боязливый». У коми-зырян чудь иногда ассоциируется с собственными предками-язычниками.




84


 Олонецкий край – территория бассейна реки Олонки в Приладожье, где обитали западнофинские племена, в частности – весь (предки современных вепсов).




85


 Лопари, или саамы – народ, издревле обитающий на севере Скандинавии и Кольском полуострове. Язык саамов относится к финно-угорской группе уральской языковой семьи, распадается на ряд сильно различающихся диалектов. Традиционные занятия саамов – охота на дикого оленя, оленеводство.




86


 Лапландия – устаревшее название территории, заселенной лопарями (саамами). Название означает «Страна лаппов».




87


 Зосима – преподобный, один из основателей Соловецкого монастыря (?– 1478). Был канонизирован собором в 1547 году. Память его отмечается 17 апреля. В 1566 г., 8 августа, его мощи были перенесены в придел соборного храма, посвященного преподобным Зосиме и Савватию.




88


 Савватий – преподобный, один из основателей Соловецкого монастыря (? – 27.09.1435). Ища место для совершенного уединения и безмолвной молитвы и узнав о существовании в Белом море большого пустынного острова, отправился туда. Первоначально поселился у часовни на реке Выге, где встретил инока Германа, жившего в лесу. Не доходя 12 километров до места нынешнего расположения монастыря, близ озера поставил келью. Уже после кончины здесь был построен монастырь, получивший название Соловецкого.




89


 Герман – преподобный соловецкий (?–1479), родом из Тотьмы. Вместе с рыбаками в 1428 г. отправился на пустынный Соловецкий остров, где встретился с Савватием, пострижником Валаамской обители. После смерти последнего подвизался с преподобным Зосимою. Безграмотный, он диктовал клирику о своих подвижниках по пустынножительству, их жизнеописание. Около 50 лет провел Герман на Соловецком острове. День его памяти празднуется 30 июля. Мощи покоятся в Соловецком монастыре.




90


 Иона (?–1471) – с 1455 г. епископ Пермский. Избран в епископы из простых иноков. С успехом продолжал обращение в христианство язычников, живших по Каме и Чусовой. В начале проповеди ему пришлось потерпеть много лишений и страданий от обращаемых в православие. На месте истребленных кумирниц им были построены церкви и при последних открыты училища. В 1459 году Иона значится в числе русских иерархов, писавших увещевание к епископам литовским оставаться верными православию. День памяти его – 29 января.




91


 Гурий (ок. 1500–1563) (в миру Григорий Руготин) – архиепископ Казанский, святой. Память его празднуется 5 декабря, а днем обретения мощей является 5 октября. Был управляющим у кн. Ивана Пенькова. Оклеветанный в преступной связи с его женою, был посажен в подземелье, где находился два года. Во время заключения переписывал «Азбуки», а вырученные деньги раздавал нищим. По освобождении постригся в Иосифо-Волоколамском монастыре, а затем служил игуменом этого монастыря. По воле Ивана Грозного два года настоятельствовал в Селижаровском монастыре. В 1555 г. собором русских святителей был посвящен на вновь учрежденную архиепископскую кафедру в Казани. Активно принимал участие в христианизации инородцев. Мощи его покоятся в Благовещенском соборе Казани.




92


 Иван IV Васильевич (Иван Грозный) (25.08.1530–18.03.1584) царь Московский, сын великого князя Василия III. Сыграл большую роль в укреплении сильной централизованной власти в России. Был образованнейшим человеком своего времени. В исторической науке деятельность Ивана Грозного получила разноречивую оценку.




93


 Симеон – архиепископ, четвертый владыка Сибирской и Тобольской епархии в 1651–1664 гг. Выходец из Нижегородской епархии (?–?). Был пострижен в монахи в Макарьево-Желтоводском монастыре. Хиротонисан в архиепископа Сибирского 9 марта 1651 года в Московском Успенском соборе в присутствии царя Алексея Михайловича. Прибыл в Тобольск 20 декабря 1651 г. В 1664 году Симеон был вызван в Москву и 16 февраля вышел в отставку. До 1675 г. находился в Макарьево-Желтоводском, а затем Чудском монастырях. В Сибири оставил о себе память как ревнитель христианского благочестия и устроитель церковного благолепия.




94


 Туринский Покровский монастырь основан в 1604 году. Первоначально находился при Покровской приходской церкви. В нем жили монахи и монахини без настоятеля в деревянных кельях. В 1624 г. архиепископ Киприан определил настоятелем игумена Макария, который при содействии архипастыря изыскал средства для постройки Николаевского монастыря, куда перешли монахи. Последний был наделен землями и угодьями от царя Петра Алексеевича. С 1764 года монастырь назывался Николаевским. В 1822 г. он был обращен в женский.




95


 Годунов Матфей Михайлович – боярин, тобольский воевода (1620–1622) при царе Михаиле Федоровиче.




96


 Варлаам I (Рогов) – Ростовский митрополит (? –1603), из игуменов Кирилло-Белозерского монастыря. В январе 1587 года посвящен на кафедру Ростовскую. Присутствовал на Московском соборе 1589 г., когда решался вопрос об учреждении патриаршества в России. Вместе с митрополитом Московским Иовом и Новгородским архиепископом Александром был предложен в кандидаты на патриаршество. В день избрания Иовы в патриархи Варлаам был поставлен митрополитом. С того времени епископы Ростовские стали именоваться митрополитами Ростовскими и Ярославскими.




97


 Тобольский Знаменский монастырь основан в нижнем посаде города, на правом берегу Иртыша, в устье небольшой речки Абрамовки в 1526 году. В 1610 году монастырь перенесен из-за Иртыша в верхнюю часть Тобольска. На новом месте монастырь существовал недолго – не более 13 лет. В 1623 году при архиепископе Киприане вновь переведен в нижнюю часть города и поставлен за татарскими юртами. В 1659 году монастырь сгорел дотла от молнии. После этого пожара 20 мая 1677 года вновь был истреблен очередным пожарищем. И лишь после пожара 1685 года в царствование Иоанна и Петра Алексеевичей началось новое строительство. Но каменное воплощение он получил после 1767 года. В 1873 году рядом с Казанским храмом был заложен корпус теплого придела в честь Знамения Божьей Матери, давшего название монастырю. Тобольский Знаменский мужской монастырь в XVII–XVIII веках – один из известных в Сибири. На его территории в 1833 году открылась первая в Сибири духовная школа – Тобольская духовная семинария.




98


 Печатается по изданию:_Буцинскии_П.Н._ Сибирские архиепископы Макарий, Нектарий, Герасим (1625г. – 1850 г.). Харьков: Типография губернского правления, 1891. 68 с.




99


 Сулоцкий Александр Иванович (1812–16 (3).05.1884) – протоиерей, законоучитель Сибирского кадетского корпуса, известный церковный историк Сибири. Образование получил в Ярославской духовной семинарии и С.-Петербургской духовной академии (1833–1837). Со степенью кандидата богословия был определен в 1848 году учителем церковной истории и греческого языка в Тобольскую духовную семинарию. В Тобольске сблизился с историками П.А. Словцовым, Н.А. Абрамовым, Г.А. Варлаковым, поэтом П.П. Ершовым, декабристами. В 1884 г. переехал в Омск, где работал в кадетском корпусе с И.Я. Словцовым.

Увлеченно занимался научной деятельностью, был в числе учредителей Общества исследования Западной Сибири, а с 1877 г. – член-учредитель ЗСОИРГО. Крупный специалист по истории христианства в Сибири. Его перу принадлежит около 100 печатных работ, появлявшихся во многих российских журналах и научных изданиях. Говоря о тобольском периоде, он замечает: «Так мало отпечатано за десятилетнюю службу в Тобольске... оттого, что 1) я опасался, не пренебрегли бы моим писанием гг. журналисты, не отвергли бы они моих статей с презрением; 2) печатать свои сочинения на собственный счет тогда я не имел средств». 30 апреля 1855 года возведен в степень магистра богословских наук. Имел двух сыновей и трех дочерей. Перечень его сочинений опубликован в № 11 «Тобольских епархиальных ведомостей» за 1884 год.




100


 Амвросий I (Келембет) (около 1750–4.07.1825) – уроженец города Лубны Полтавской губернии. Окончил Киевскую духовную академию. С 1792 г. – архимандрит Воронежского Алексеевского монастыря, потом – ректор Воронежской духовной семинарии, еще позже – Новгородской. С 30 ноября 1797 г. – епископ Уфимский и Оренбургский. После шестилетнего служения (25 мая 1806 г.) возведен в сан архиепископа и переведен в Тобольск. Четыре года возглавлял древнюю Сибирскую кафедру.




101


 Оглоблин Николай Николаевич (1852 – год смерти неизвестен) русский историк-археограф. Окончил Петербургский археологический институт. Служил архивариусом при Московском архиве Министерства юстиции. В 1895–1901 гг. завершил великолепный археографический труд в четырех томах «Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592–1768)», сохраняющий поныне значение важнейшего справочного издания по фонду сибирских материалов. В 1896 году книга была удостоена премии Академии наук. Автор многих историко-географических трудов. Впервые в сибирской историографии отразил народные движения в XVII веке.




102


 Аббас (1571 – янв. 1629) – шах Ирана (с 1587) из династии Сефевидов. Главное внимание уделял укреплению централизованной власти и проведению внутренних реформ. Не раз обменивался посольствами с Россией. Покровительствовал европейским купцам и миссионерам. При его правлении Иран достиг наибольшей политической силы, в связи с чем его называли Великим.




103


 Хованский Андрей Андреевич – князь, тобольский воевода (1626–1627), сменил на этом посту боярина Д.Т. Трубецкого.




104


 Веньяминов Мирон Андреевич – князь, тобольский воевода (1625–1626).




105


 Иосаф I – четвертый Патриарх Московский и всея Руси в 1634–1640 годах, преемник Филарета. Был прежде архиепископом Пскова. Одно из его первых дел в качестве Патриарха было жестокое наказание архиепископа Суздальского Иосифа (Курцевич) за его недостойное поведение. Издал «Лествицу властям», в которой указывал, в каком порядке иерархи должны занимать места при богослужении и на соборах.




106


 Темкин-Ростовский Михаил Михайлович – стольник, князь, тобольский воевода (1635–1638).




107


 Волынский Андрей Васильевич – стольник, князь, тобольский воевода, управлявший Сибирью вместе с М.М. Темкиным-Ростовским.




108


 Есипов Савва Ефимович – подьячий архиепископа Нектария (Телятин), летописец. В 1636 г. составил повесть «О Сибири и Сибирском взятии», известную под названием Есиповской летописи. По мнению историков, это одна из старейших сибирских летописей. По свидетельству «Словаря» Ф.А. Брокгауза летописание доведено до 1621 года и составлено автором «по писанию прежнему» (вероятно, по труду Тобольского архиепископа Киприана), не дошедшему до нас.




109


 Абалацкая икона Знамения Божией Матери, явленная в с. Абалак вдове благочестивой Марии, в честь которой в 1637 году архиепископом Нектарием была заложена церковь. Икона написана была протодьяконом Софийского кафедрального собора Матвеем Мартыновым (1636), широко известна в Сибири и России как чудотворная. По распоряжению митрополита Корнилия с 1665 года ежегодно 8 июня из Абалака с крестным ходом доставляется в Тобольск для поклонения верующих.




110


 Куракин Григорий Семенович – князь, тобольский воевода (1643– 1644), управлял вместе с князем М.С. Гагариным. В годы их воеводства в Тобольске был большой пожар (4 августа 1643 г.), уничтоживший город, соборную и приходскую церкви, архиерейский и воеводский дома, острог.




111


 Гагарин Матвей Петрович (? – 1721) – первый губернатор Сибири (1711 –1721). С его именем связан новый поворот таможенной политики в сторону усиления пошлинного обложения торговли. В 1713 году пересмотрел Таможенный Устав 1698 г. По этому Уставу в Сибири вводился дополнительный сбор десятой «перекупной» пошлины при перепродаже товаров. Его правление закончилось грандиозным сыском о злоупотреблениях сибирских властей, а князь Гагарин, уличенный в злоупотреблениях, был публично казнен.




112


 Одоевский Никита Иванович – князь, боярин, представитель московской бюрократии, судья Сибирского приказа (1643–1646).




113


 Все же Новицкий, видимо, прав, считая возглас «хай» не более чем междометием, т.к. у ненцев «хай» не означает Бог. Ненецкое «хэхэ» означает «идол, дух». Сам же факт заимствования ханты этого религиозного термина у ненцев сомнителен.




114


 Сулешов Юрий (Юрье) Яншеевич (Екшеевич) (?–1643) – тобольский воевода, боярин. В 1623–1625 гг. предпринял статистическое обследование ряда уездов Западной Сибири и установил твердое соотношение крестьянских наделов с размерами обрабатываемой ими государевой пашни, увеличив при этом тягловые повинности. Ввел зачет земельных участков служилых людей за их хлебное жалование. Унифицировал денежные оклады служилых людей. Княжеский род Сулешевых происходил из крымских татар, где члены его занимали важные посты в XVI–XVII вв. До назначения в Тобольск Юрий Яншеевич был воеводой в Новгороде, являясь мужем Марфы Салтыковой, племянницы Марфы Романовой. После воцарения на престол Михаила Романова за ним окончательно утверждается титул стольника.