Название «Крылья» — не случайно. В поэзии Ольги Гультяевой парадоксальным образом сочетаются та самая мудрость, в коей много печали, и — лёгкость. «Ветер», «полёт», «небо» — образы, которые часто встречаются на страницах сборника. И это тем более удивительно, что пишет автор о вещах вполне земных, в той или иной мере пережитых каждым, зачастую — о приносящих боль… Но именно это и дарит надежду на то, что все испытания, посылаемые жизнью, рано или поздно будут пройдены — «…и согретое сердце свой продолжит полёт».

Ольга Гультяева. Крылья

Сборник стихотворений


Я расправлю крылья




Обручённые высотой

У меня — крылья белые.
У тебя — крылья чёрные,
Как в огне — обгорелые,
А глаза — обречённые.

Я — из света и пламени,
В небеса устремлённая.
Как же близкими стали мы,
Грусть-тоска — птица чёрная?

Мне любовь — как спасение,
А тебе — наказание.
Мне — рассветы весенние,
Ты ждёшь — сумерки ранние.

Отражения Вечности,
Мира двойственной сущности,
Мы в порыве беспечности
Все стремимся к созвучности.

Пусть мои крылья — белые,
А твои — как смоль — чёрные,
Мы — единое целое,
Высотой обручённые.



Недостижимое

Ты — воздух. Ты — трава под моими босыми ногами.
Ты — солнце. Стая птиц в небесах серых под облаками.
Ты — свет и ты же — тьма. Ты — обрыв.
                                           Ты — бездонная пропасть.
Я одиноко схожу с ума. Чёрт бы взял эту робость.

Мне до тебя миллионы лет, миллионы взглядов.
Ну как мне быть, если мне других — никого не надо?
И как мне жить, если белый снег лёг на эти травы?
Нагой душой пригубила я льда любви-отравы.



Многоточие

Многоточие… Многострочие…
Безразличие бесконечности…
Надо мной беспросветоночие
И осколки моей беспечности…

Счастье вдруг разлетелось вдребезги,
Вместо слов — многоточий выстрелы.
Наши встречи, что в память врезались,
Междустрочье наполнят смыслом мне.



Крылья

Мне ломали крылья —
Я ловила хруст,
Всё пытали былью —
До надрыва уст

Чёрный ангел плакал
За моей спиной,
Опуская на пол
Нимб хрустальный мой.

Я стояла молча,
Не склонив главы,
Те, кто серы ночью, —
На свету — мертвы.

Тем, кто рвал в лохмотья
Оперенье крыл, —
Не сдержать поводья
Огневых кобыл.

Вновь рассвет нагрянет
Золотой волной,
И душа воспрянет
Под его прибой.

И в лучах растают
Те, кто крылья рвал,
Сгинет серых стая
Средь пустынных скал.

Я остатки крыльев
Поднесу к лицу,
Прошепчу бессильно
Богу и Отцу:

«Благодарна, Боже,
Я за дар тебе,
В мире ночи ложном
Он — маяк во тьме.

И его усилья
Прогоняют ночь.
Вновь расправит крылья
Вдохновенья дочь».




Письмо

А знаешь, я теперь совсем другая…
Не то чтобы серьёзней, но — взрослее.
Хотела написать, что, мол, мудрее,
Но ты же не поверишь мне, читая.
         И отраженье в зеркале огромном
         Печально-незнакомое, чужое,
         Одно, хотя недавно было — двое,
         Глядит на мир бездумно-отчужденно.
Я не весну теперь встречаю — осень,
Лилово-моросящими дождями
И блёкло-одинокими ночами
Она надежды в прошлое уносит.
         А мне всё фиолетово-бесстрастно,
         И крылья расправлять уже не тянет.
         Скажи, а сердце может жить частями,
         Вот та — стучит, а эта — безучастна?
А руки могут — быть — не обнимая?
Зачем они тогда, скажи на милость?
Да, я необратимо изменилась,
Но, как и раньше, ложь не принимаю.
        И, знаешь, это правильно, быть может,
        Что время разбросало нас в пространстве.
        Фиалково-парадным модным глянцем
        Слетела мишура, порезав кожу.
Я повзрослела на одну разлуку,
А раны… Что ж, затянутся с годами.
Но та весна… она осталась с нами…
Звучит в душе неуловимо слуху.



Чёрный квадрат

Чёрный квадрат окна —
          копией на стене,
Шторы, как два крыла,
          кровь будоражат мне.
Мир за окном исчез —
          чёрная пустота,
Словно раскрылась бездна —
          времени немота.

В чёрном квадрате жизнь
          сжалась в тугой комок.
И суета кружит —
          тех, кто взлететь не смог.
Мрачный художник — тьма —
          красок в палитре нет.
Ляжет на холст сурьма,
          чтоб заглушить рассвет.

Только настанет час —
          солнце опять взойдёт,
Словно с незрячих глаз
           тьмы пелена спадёт.
Цветом надежд окно —
           утром окрасит свет.
У черноты есть дно,
           а у надежды — нет.




Прохожие

Мимо-прохожие.
Мимо-проезжие.
Чем-то похожие.
Может, надеждою?

Тени бескрылые,
Сгнившие — заживо,
Небу постылые
Души бумажные.

И растворяются
В призрачных сумерках
Крики, звучащие
Суетным зуммером.

Но умирает
Надежда последнею,
Путь освещая
Лучиною бледною.

Будь мы — прохожими
Или — проезжими,
Все — непохожие,
Только — с надеждою.



Кардиограммы
Я тону в этих справках
и путаюсь в лентах бумажных,
Бесконечно-запутанных тысячах кардиограмм…
Людмила Тихонова

Даже тысячи метров запутанных кардиограмм
Не помогут понять, отчего так на сердце тревожно,
Почему мне всё кажется мир этот лживо-подложным,
Априори несущим печаль, а не радости нам?

Отчего так внезапно сердечный сбивается ритм?
Словно мой метроном исчезает в ином измерении.
Но душа возвращает назад улетевших до времени,
К недописанным строкам, к безумию призрачных рифм.


Не горят стихи

Кто сказал — не горят стихи,
Что написаны от руки?
Я бросаю в огонь штрихи
Прошлой жизни. И ни строки
Не останется про тебя.
Ветер пепел развеет пусть.
Нестерпимо гореть, любя,
Получая в итоге — грусть.
Но в полночной тиши опять
Набегают волной слова —
Это звёзды дают понять,
Что поэма любви — жива.



Тишина

Ко мне приходит ночью тишина,
Стихает буйство звуков за окном,
Я в свете лампы остаюсь одна
За старым добрым письменным столом.
          И в этой оглушающей тиши
          Дождём стекают строки на листок —
          Ночное откровение души,
          Пока зарёй не загорит восток.
Не дрогнет воздух, не прольётся звук,
Безмолвно мысль оформится в строку.
А на рассвете разорвётся круг,
И тишина дарует жизнь стиху.



Призвание

Кипят слова напитком пенным,
Текут рекою полноводной.
Что знаем мы о жизни бренной
И о признании народном?

Когда по венам током хлещут
Слова, огонь терзает душу —
Не всё ль равно — нам рукоплещут
Или бранят? Когда наружу

Стремится стих потоком горным,
 Сметая прочь сомнений камни,
И, обретая мыслеформу,
Становится призванье — главным.



Путь к себе

Я живу — в стихах,
Я люблю — в строфе.
Лампы свет — в глаза,
Сон не шлёт Морфей.

За окном — мираж —
В звёздный мир мосты,
И полночный страж
У небес черты.

Кто-то там, вдали,
Дарит рифмы мне,
И строка горит
В колдовском огне.

Я в плену стихий,
Мир окутан тьмой.
Жизнь моя — стихи —
Путь к себе самой.



Я оставлю свой след

Догорает свеча рядом с чистым листом,
Мысли рвано бегут — не о том, не о том.
Ты далёк, как звезда на краю темноты.
Только я и свеча. И пустые листы.

Чтоб с ума не сойти, я тебя — напишу,
В строки вылью любовь и в полёт отпущу.
На листе, как на белом холодном снегу,
Я оставлю свой след. Как смогу. Как смогу…



Пиши!

Отражаюсь в своих стихах,
В междустрочье живу, внутри,
В многоточиях, тире, словах.
Жаль, что букв — только тридцать три.
Как вместить в них огонь души,
Пустоту от лихих потерь?
Голос строго велит: «Пиши!
Буквы свяжутся в строки, верь.
Будет время стучать в виски,
Холод выстудит всё внутри,
Нелюбовью сожмёт — в тиски —
Не увиливай и — прими».
И под утро, в рассветной мгле,
Во взрывающей мозг тиши,
Я душою вернусь к земле
И услышу опять: «Пиши!»



Забирает поэтов небо

Забирает поэтов небо,
Этих — раньше, иных — чуть позже.
Так их звёзды сложились, может,
Был поэт на земле иль не был?

Или просто в своих скитаниях
По бескрайним мирам вселенной
Делегатами «по обмену»
К нам попали они случайно?

«Не от мира» душа немного —
Впечатлительна и ранима,
И уводит её незримо
Между строф — в небеса дорога.

Забирает поэтов небо,
Многоточием строчка рвётся…
Но их след на земле — остаётся
Отпечатком души — на белом.




Я вернусь

Разрывает пространство
         шагов оглушающих эхо.
Вновь срываюсь я в пропасть
         непрожитых призрачных дней.
В счастье нет постоянства,
         разлука — страданья веха.
И причудлива россыпь
         потерь в краткой жизни моей.

Я срываюсь с обрыва
         предательства, лжи и безверья,
Словно скользкие камни
         на ровной дороге они.
И живу торопливо,
         считая в уме потери,
Создавая руками
         своими счастливые дни.

И алмазами вспыхнут
         мгновения звёздные эти.
Я с разбега взлечу,
         презрев — и обрыв, и судьбу.
А когда мир затихнет,
          поверив, что солнце — светит,
Я затеплю свечу
          и покорно к тебе приду.




Вечность

Я сложу слово «ВЕЧНОСТЬ»
          из разбитых сердец,
Из погасших улыбок
          и непролитых слёз.
Стану так бесконечно
          далека наконец
От вчерашних ошибок
          и бессмысленных грёз.

Я сложу это слово
         на морском берегу,
В криках чаек и брызгах
         освежающих волн.
И, наверное, снова
         жить на свете смогу,
А не таять, как призрак,
         растворяющий сон.

Я сложу слово «ВЕЧНОСТЬ»,
          я смогу, я — сложу!
Восемь избранных букв —
          словно встреча с тобой.
Пусть всё в мире — конечно,
          я огонь разбужу
Между льдов и разлук,
          вновь поспорив с судьбой.

Я сложу слово «ВЕЧНОСТЬ» —
          и разрушится тьма,
Губы дрогнут улыбкой,
          а солнце — взойдёт.
Наша жизнь быстротечна,
          но не вечна — зима,
И согретое сердце
         свой продолжит полёт.




Возвращение
если сломаешься — можешь пойти на дно,
а пересилишь — возможно, вернёшься в порт,
то есть — к себе, в старый домик на берегу,
ну а печали не вспомнятся, хоть убей…
Он улыбается — веришь? уберегу,
и удаляется ввысь… наклонясь к тебе.
Лев Либолев

Если сломаешься, то не вернёшься в порт,
В тихую гавань, где верят тебе и ждут…
Ветер поможет, дембельский взяв аккорд,
Главное — точно выверить свой маршрут.

И, разорвав непогоды тугую нить,
Парусом вдруг поймать долгожданный «норд».
Вновь, словно чайка, над волнами воспарить
И, вопреки прогнозам, вернуться в порт!



Бездна

Бездна — такая разная,
Вовсе не факт, что — чёрная,
В снах — бесконечно красная,
Страхом моим рождённая.

Манит меня неистово,
Ноги туманом путает.
Господи, дай мне выстоять,
Душу смиряя глупую.

Я постою у краешка —
Бездна протянет щупальца.
Что ты, шальная, маешься,
Исподволь злобно щуришься?

Шага к тебе последнего —
И не мечтай, не сделаю,
Сердца обледенелого
Ты не увидишь. Смелою

Птицей взлечу свободною
И растворюсь во времени.
Пастью своей холодною
Не карауль. Потерями

Не шантажируй. Выстою.
Светом наполню «завтра» я.
Вслед за мечтою чистою
Радость придёт внезапная.



Я стану звездой

Знаю, время придёт —
И я стану звездой,
В чёрном небе — сиреневым светлячком.
Я отправлюсь в полёт
После жизни земной
И промчусь меж планетами ярким лучом.

Буду я по ночам
Свет волшебный дарить
Тем, кто молод душой и безумно влюблён.
Им надежды подам
Путеводную нить,
Чтоб любовь озарила их души огнём.

И пусть жизнь — коротка,
Счастья — призрачен миг,
От усталости руки порой не поднять —
Буду верить, пока
Рок меня не настиг,
Чтобы после — звездою сиреневой стать.




Счастье моё

Тёплое счастье спит на моих руках.
Глазки закрыты, а на губах — улыбка.
Что же ты видишь в ласковых детских снах?
Счастье моё, парус мой в мире зыбком.

Я заслонить хотела б тебя от бурь
И защитить от холода и ненастья,
Чтоб над тобой сверкала небес лазурь.
Спи, мой малыш, моё неземное счастье.

Завтра рассвет заглянет опять в окно,
Солнечный луч коснётся твоих ресничек,
Ты распахнёшь глазёнки — и вот оно —
Счастье, подарок неба! И всё — отлично!



Если отнять любовь

Если из сердца любовь вынуть,
Сердца не станет — пустой клапан,
Гонит он вовсе не кровь — сырость,
И остаётся с тоски — плакать.

Если от взгляда отнять радость,
Станут пустыми глаза-окна,
Где обречённо глядит старость
Сквозь равнодушье в свои стёкла.

Если в душе не найти нежность
И восхищенье убьют годы,
То для чего вам тогда внешность
Образа Бога, царя рода?

Ходит бездушная тень-зомби
И притворяется, что — дышит.
Эй, человек, если жив — помни —
Сердце любовью судьбу пишет.




Не вычеркнуть
Вычёркивай меня, вычёркивай смелее.
Ирина Кузнецова

Не вычеркнуть, ни дня из жизни мне не вычеркнуть,
Их след надёжно отпечатался на донышке моей души.
Не вывернуть, на повороте руль не вывернуть,
Из виража уже не вынырнуть, и тут — дыши иль не дыши,
Но кажется, что не хватает лёгким воздуха,
Мне без тебя так мало воздуха, и грудь сжимают вновь тиски.
Дай роздыха. Мне вытри слёзы, милый, досуха,
Пусть целый мир замрёт от возгласа моей непрошеной тоски.



Он устал со мной

Говоришь, что твоя душа
От любви неземной устала,
Не Дали ты, а я — не Гала,
Болью чувства не вороша,
          Разорви этот глупый плен,
          И пойдём по своим дорогам…
          Пустословием ты не трогай
          Сердца, ждущего перемен.
Наши души — на небесах,
На земле — только наши тени,
Подвергая любовь сомненью,
Бродят с шорами на глазах.
            Ищут ощупью в темноте
            Путь к надежде, теплу, спасенью,
            Молят Господа о прощении,
            Подойдя к роковой черте.
Не расходуй напрасно слов,
Я тебя отпускаю молча,
Только дрогнет невольно строчка
Недописанных мной стихов,
           И сожмётся привычно грудь
           Где-то слева, напротив сердца,
           А слезам бы куда-то деться,
           Так ведь нет, по щеке текут.
Я не стала твоей судьбой.
На столе остывает кофе…
А мужской силуэт — напротив —
Молчалив. Он устал со мной.



Не верь падению звезды

Ты поверил летящей звезде,
Ты желание успел загадать,
А потом неотрывно глядел
На недвижную водную гладь,

Что впитала мерцающий след
Искры, свергнутой с высоты.
А небес синий в звёздочках плед
Мир накрыл. И, иллюзий пустых

Не приветствуя и не храня,
Время молча замедлило бег,
Отодвинув зачатие дня.
В этот миг стало ясно тебе,

Что не может звезда отвечать
Ни падением, ни светом своим
За мечты. И холодным лучам
Безразлично, кто мёртв, кто любим,

Кто обласкан всесильной судьбой,
Кто развенчан порывом толпы.
Ярких точек полёт неземной —
Не ответ для вопросов земных.

Лёгкий ветер коснулся виска,
Ожила стрелка в старых часах…
Свет обманчивых звёзд — пропал,
Наважденье оставив снам.



Два ангела

Мне привиделся сон: я в холщовой рубахе, босая,
В полнолунном свечении, как на ладони Творца.
И в ночной тишине, лишь дыханьем ко мне прикасаясь,
За моею спиной два крылатых парят близнеца.

Только чёрный один, а другой — ослепительно белый,
Отблеск лунного света, а рядом — его негатив.
«Я посланник небес», —
                    мне чуть слышно представился первый,
А второй усмехнулся, свой взор на меня обратив.

Этот взор прожигал мне лопатки, струился по венам
Вулканической лавой. Я таяла, словно свеча.
Голос Чёрного Ангела был сладострастнейшим пленом.
Белый Ангел с укором парил у другого плеча.

Чёрный Ангел шептал, и слова проникали мне в сердце:
«Ты — иная, никто не пророк тебе и не судья,
От советов святош не насытиться и не согреться,
Невозможно прожить эту жизнь, всех на свете любя».

Белый Ангел ответил: «Не слушай, он — чёрный!
                                          Он — лживый!
Он — ловец человеческих душ и слуга Сатаны.
Каждый смертный рождён для любви. И покуда вы живы,
Согревайте любовью сердца, не желайте войны».

Чёрный Ангел придвинулся ближе, шептал прямо в ухо:
«Да не должен никто никому, это сказки и бред!
Каждый ценит себя, а к другим сердце хладно и глухо.
Это сущность людская, другой, без сомнения, нет».

Белый Ангел кричал:
                      «Человек входит в мир бескорыстным,
Чистым в помыслах, светлым,
           душой обращённым к Творцу!»
Тот, другой, отвечал: «Превращенье свершается быстро,
И, взрослея, он будет молиться златому тельцу».

Голос гулко звучал, в сердце медленно кралось неверье,
Мой измученный разум от этой дуэли застыл.
Белый Ангел молчал. Слёзы тихо стекали на перья.
Белоснежные перья опущенных горестно крыл.




По краю

Я по жизни, как по краю вселенной,
Шла, надеждой раздвигая пространство,
Росам вешним преклоняя колени,
В переменах — обретя постоянство.

Я взлетала, но не слушались крылья,
Я кричала, но не слышали люди,
Опускались руки вниз от бессилья,
Устилали путь осколки иллюзий.

Жизнь промчалась, как стремительный поезд.
Что в итоге? Завершенье гастролей.
 Постановщик — провиденье слепое.
И со сцены все уйдут поневоле.

Но покуда мне отпущено время,
Я полёты ни на что не сменяю.
Пусть за взлётом ждёт обычно паденье,
Пролечу я у вселенной по краю.





Двухмерные люди

В трёхмерном пространстве — двухмерные люди,
Такие смешные — на тоненьких ножках,
Стремятся к наградам, медалям, салютам
И знать не хотят, что желанья их — плоски.

Есть рост, точный вес, но — отсутствуют души.
Им мера духовная — кажется лишней.
Здесь все говорят — только некому слушать,
Здесь даже рассвет не приносит затишья.

И в этом театре — театре абсурда —
Ты роль не давай мне, Всесильнейший Отче.
Хочу быть трёхмерной — такая причуда,
Пусть — всем вопреки, но трёхмерной — и точка.



Нам казалось

Нам всем казалось, что мы — летим!
А мы — падали…
Такой нежданный сюрприз-экстрим,
Но — ненадолго…
А небо! Небо казалось нам
Совсем рядышком…
Машу корабликам-облакам,
Сама-якорем…
И, головою когда в песок —
Полёт кончился,
Казалось — к цели ещё бросок,
Но прочь конь умчал…
А мне б от дна оттолкнуться вновь —
И вверх, радостно!..
Но силы дать может лишь любовь…
А здесь — зависти.
Я из колодца не вижу звёзд —
Обман зрения…
Вновь перепутала, видно, взлёт —
И падение…



Зеркала

Я боюсь отражений в кривых зеркалах,
Амальгамой впитавших иные века,
Где лавандой и пылью наряд мой пропах,
Где смотрела на жизнь и любовь свысока.
            Я боюсь заблудиться в пустых миражах
            И забыть твои руки, улыбку, лицо.
            Это — будто блуждать, спотыкаясь, впотьмах,
            Ощущая, как ноги налиты свинцом.
Может, я не права, может страх — только тень
От далёких и канувших в Лету веков.
В мутных ликах зеркал — отражения стен…
Кто тебе обещал, что здесь будет легко?



Она боялась любить

Она боялась — любить,
Она боялась — терять,
И не было смысла — жить.
Опять — миражи. Опять
Фантазий полночный плен,
А утром — реала сплин,
Бессмысленность перемен
Бездушных людей-машин.
Охваченный страхом мир,
И только во сне — весна…
Но, душу стерев до дыр,
Боялась любить она.



Заигрались

Мы заигрались — и доигрались. Перемудрили
Сами себя. Мы решили, что мы — боги.
А над волнами синего моря чайка парила,
Из поднебесья бросая на нас взгляд строгий.

Ты не поверил в меня, перекраивал, как платье.
Так вот Орфей не поверил в свою Эвридику
И оглянулся. Нет смысла теперь плакать.
Жизнь обернулась тленом, любовь — пшиком.

Белые чайки, ответьте, зачем вам нужно небо,
Если потом возвращаться назад — в землю?
Мы долетели туда, где, наверно, никто не был,
Спели. И песне я той до сих пор внемлю.

Белые чайки, я тоже хочу распахнуть крылья.
От одиночества слева в груди — холод,
Он обнимает мне сердце неспешно своей стылью.
Мы заигрались.
И боги разрушили наш город.



Только снег

Я уйду в никуда,
         у меня нет запасных путей,
Не стоит бронепоезд
         на них в ожидании битвы.
Со вчерашнего дня
          ты свободен. Отпущен. Ничей.
Что застыл на пороге?
          Все двери уже открыты.

Я уйду. Не зови,
          не ищи. Память стёрла следы.
Только снег. Белый снег.
           Очень чистый. Как будто крылья
Зачарованной чайки
           над гладью недвижной воды.
Столько снега вокруг…
           Словно небыль вдруг стала былью.




Финал

Финал игры… Ты плачешь? Нет, послушай,
Вся жизнь — игра, не стоит сожалеть.
Сценарий просто растревожил душу,
Огнём иллюзий — сердце не согреть.

Мы не теряем, но и не находим,
Не получаем, больше — отдаём.
И отзвуки божественных мелодий
Мы слушаем на острове вдвоём.

Что ложь — полёт фантазии невинной,
Рождённой размышленьями в ночи.
Бог с нами. Пусть звучит напев старинный.
Ты тоже пой. Ты только — не молчи.



Звезда

Ты летела на свет,
Ты стремилась к теплу
Наивно.

Ветер пел тебе вслед,
Жизнь пыталась согнуть
Лавиной.

И осколки зеркал
Зло кидали тебе
Навстречу.

Только сквозь облака —
К путеводной звезде —
Путь Млечный.

Долетела. Смогла.
Стала яркой звездой
Красивой.

Только нет там тепла.
Отражённый покой.
И лживый.



Стань моими крылами

Стань моими крылами,
Синим небом огромным,
Недопетою песней,
Явью, сбывшимся сном.
Пусть мерцают над нами
Золотыми свечами
В предрассветном молчании
Звёзды в небе ночном.

Стань моим ощущением
Неизбежности счастья,
Стань малиновым звоном
Над раздольем полей.
В бесконечном кружении
Вихря нашего времени
На планете затерянной —
Стань судьбою моей.



Живая

Я — живая!
Пока что живая.
Пока что дышу,
Ощущая пульсацией боль,
Облегчением — веру.
Только знаю,
Пока ещё знаю,
Вернее — прошу:
Уходя, мне оставьте — любовь —
Расстояния меру.

Я сгораю,
Как свечка сгораю
В ночной тишине,
Изливая слова на листы,
Раз их некому слушать.
И по краю,
Как прежде, по краю
Иду налегке,
Чтоб любви не позволить остыть
И закупорить душу.




Я оставлю открытыми двери

Вновь оставлю открытыми двери я,
Заходи, если грустно и больно,
Если ветром людского неверия
Унесло вдруг твои стихи.
Мы с тобою для счастья потеряны,
И навеяны строки не мной, но
Если тяжкими меряют мерами
Душу вихри шальных стихий,
Загляни в мою тихую комнату,
Здесь по-прежнему пахнет лавандой,
Тени прошлого ворохом скомканным
Соберу и упрячу в чулан.
Зёрна кофе прожаренно-смолоты,
И приёмник трезвонит ламбадой.
Ты представь, будто снова мы молоды,
А за окнами — синий туман.
Я оставлю открытыми двери…



Морок

Время — морок,
Век — недолог…
Ненароком
Я взлетаю.
Тучи близко,
Небо низко…
Обелискам —
Пыль земная.

Вдохновенье,
Душ прозренье…
В пелене я
И в тумане.
Только — верю:
Жизни мера
Светом белым
Вдаль поманит.



Не ангел я

А я и не хотела — в ангелы,
И не просила, чтоб — иконою…
Но ты мне крылья мерил штангелем,
А голову вершил — короною.

И я старалась соответствовать
Тобой придуманному образу…
А ночью лунной в тишине слова
С небес звучали, что мы — порознь.

Я не умела быть — небесною,
Земная, хоть родилась — с крыльями,
Быть для тебя хотела — песнею,
А не иконою слезливою.

И в час, когда заря прохладная
Лишь трогала ресницы сонные,
Я повторяла, что не ангел я,
И улетала — невесомая.




Я живу на скале

Я живу на скале, на той стороне, где ветер
Вновь срывается в хриплый пронзительно-злобный вой,
Где на каждом стволе и в расщелин пустых просветах
Неприметные рифмы гнездятся и рвутся в бой.

Я готова вполне, мне другой высоты не надо,
Эти скалы и стрелы строчек — мой дом родной.
На безвестной войне нет геройства и нет награды,
Нет стихии предела там, где шумит прибой.

Я живу на скале, и мне строки слетают в руки
Прямо с неба ночного, в них бьётся упрямый пульс.
И они наравне с автоматом строчат упруго,
Ведь разящее слово — изначально вернее пуль.



Звучит орган

Звучит орган. Я впитываю звуки.
Я уплываю вглубь иной эпохи.
По клавишам скользят маэстро руки,
Пылая вдохновением высоким.

Какою силой обладает мастер?
Иль это Бога в нём звучит частица?
Моей души сейчас он — чуткий пастырь,
Влечёт её сквозь времени границы.

Фантазии, прелюдии, хоралы
И фуги Баха оглашают своды.
И кажется, что своды эти — малы.
Звук рвётся ввысь и требует свободы.

Смятение в душе, затем — блаженство.
И вновь меняют строй органа звуки.
В них слышу я Вселенной совершенство,
И сердце замирает в сладкой муке.

Закрыв глаза, я следую за ними.
Всё выше, выше, вот — ещё немного…
Мы выйдем все из зала — чуть иными,
Ведь Муза нас водила в гости к Богу.



Романс о тишине

Не разрушай волшебства тишины,
Словом тревожить мне сердце не надо,
В нашем молчании — наша награда,
Не разрушай волшебства тишины.

Не торопись слов излить серебро,
Произнеся — не вернёшь, не изменишь.
Ты в тишине разрешись от сомнений —
Не торопись слов излить серебро.

Нам тишина как спасенье дана,
Вместе давай эту призрачность слушать,
И очищенья бальзам хлынет в душу —
Нам тишина как спасенье дана.

Не разрушай волшебства тишины —
В храме любви всё сказать можно взглядом,
А на пустое слов тратить не надо,
Не разрушай волшебства тишины.



Память

На тёмном небе ночном опять
Зажёг фонарщик свои огни.
И память снова метнулась вспять,
Туда, где больно и тянет вниз.
            Туда, где чёрный провал окна,
            И нет ни звёзд, ни надежд, ни снов,
            Где вместо лета — всегда зима,
            Где каждый встречный предать готов.
Там лёд снаружи и лёд — внутри,
И нет ни музыки, ни цветов…
Замри же, память моя, замри,
Не стоит делать назад шагов.



Скрипач и море

Шум прибоя — и дерзкое соло скрипки,
Серый парус, что был безупречно-алым,
Только очень давно… Канифолью липкой
Оседает на струнах закат усталый.

И сигналят неистово звёзды в небе,
С маяками соперничая сияньем,
А скрипач, как крылом одинокий лебедь,
Вновь над скрипкой взмахнёт —
                    не смычком — желаньем.

Изумлённое, стихнет мгновенно море…
И над гладью — отчаянно рвётся скерцо…
А скрипач, с бесконечной вселенной споря,
Жжёт смычком обнажённые струны сердца.




Соната к холодному кофе

А фарфор холодит мне ладони. Остывший кофе
Обречённо чернеет в маленькой тоненькой чашке.
Фортепьяно в углу. И тревожат пассажи. Йозеф…
И витают сонаты нервно — любовью вчерашней.

Я не знала, что всё на земле, отшумев, проходит,
Или просто надеялась: эта минует чаша…
Кофе был зачарованно свежим… Но звук мелодий
Подхватил и несёт по залу раздвоенность нашу.

Я не верила, что в каждой встрече живёт разлука,
И разлука рождается даже раньше, чем встреча.
А соната струится над столиками… Послушай…
Может, музыка души израненные — залечит?




Мы — непохожие

Нитями светлыми
Тропки проложены.
Ты — Королевою,
Мы — непохожие…
Ты — Афродитою,
Чайкою белою…
Двери открытые,
Что же мы делаем…
Боже, дай крылья мне,
Так — не летается.
Рождены — сильными,
Что же мы маемся?
Жизнь начертавшие
Словно бы начерно
Ангелы падшие —
Узами брачными.
Шанса не выпадет
Выбелить начисто,
Чёрными крыльями
Суть обозначена.
Ты — белой лебедью,
Я — чёрным коршуном.
К жизни ли нежитью?
Мы — непохожие…



Эпоха нелюбви

В эпоху откровенной нелюбви
Я в этот мир пришла. Ошиблась, видно…
Крылатый мой хранитель-визави
Сочувственно смотрел с небес-индиго.

Сгущалась фиолетовая тьма,
Звенели звёзд хрустальные подвески,
И окна занавесили в домах,
Портьерами отгородясь по-детски

От не-любви, не-встречи, не-мечты…
Не находя, зато и не теряя…
Эпохе равнодушной пустоты
Молились, отступив на шаг от края…

Надеялись, что этот шаг — спасёт,
С молитвами заглядывали в бездну…
Спасает от падения — полёт,
Но только многим это — неизвестно.




Виват, Мельпомена!

В обители Мельпомены
Статисты кругом да клоуны,
Артистов усталых смена —
В сценария рамки вкованы.
           Но вечна картина мира:
           Вновь кто-то за рамки вырвался,
           Чтоб стать хоть на час — кумиром…
           А сцена уже изрыта вся:
Вон тот — на неё взобрался,
А этот — ушёл на выдохе,
Не выдержав ритма танца
И надпись ища о выходе.
         Здесь всё как всегда: за сценой
         Пропитан эфир интригами,
         Здесь качеством очень ценным
         Считается лесть. И прыгают
По сценам, трибунам, рингам
Софитами освещённые…
В глазах их давно соринки
Сменились большими брёвнами.
          По тем, кто взлетел, — дуплетом
          Стреляют внизу застрявшие.
          Всевышний, прошу, ответь им,
          Быть может, прозреют падшие.
А тот, кто за рамки вышел,
Сценарии смёл шаблонные,
Всё выше взлетал, всё выше!
Над сценами и притонами.
          Уже не достанет выстрел,
          И душу не ранит завистью…
          А в рамках — опять статисты.
          Виват, Мельпомена! Занавес…



Шах-Мат- Ты


Дура

Ей кричали вслед: «Дура!»
Но она лишь смеялась
И нелепой фигурой
В темноте растворялась.

«Сумасшедшая, право!» —
Добавляли вдогонку,
Превращая в забаву
Осужденье девчонки.

И она убегала,
Горько смех рассыпая.
Ей безмолвно внимала
У реки птичья стая.

Смех, как панцирь, надёжно
Охранял её душу.
Лишь ночами тревожно
Сердце рвалось наружу.

И, людей избегая,
Оставаясь свободной,
Та девчонка смешная,
Словно ангел бесплотный,

Исцеляла животных,
Птицам песни дарила,
Мотыльком беззаботным
По округе парила.

Не копила богатства,
Не искала награды,
У Небесного царства
Не просила пощады.

Принимала как данность
Солнце, дождь или стужу,
И рассвета туманность,
И осеннюю лужу.

Но однажды исчезла
«Не от мира» девчонка.
На траве у подъезда
Кто-то поднял иконку —

Там Мария с ребёнком,
Глядя вдаль, улыбалась…
Вот и всё. От девчонки
Лишь иконка осталась.

А потом город понял,
Что не слышатся песни,
Будто птиц кто-то отнял
С этой девочкой вместе.

Стало тихо и гулко,
Больше смех не искрился,
В тесноте переулков
Серый день притаился.

Серым скучным закатом
Город к ночи скатился.
Не ценя души злата,
Он в гранит превратился.




Просто пешка

Рядовые фигуры, игрушки своих систем,
Молчаливые стражи амбиций слепой Короны,
Просто пешки. И цвет их не важен в игре совсем.
На расходных статьях — просто пешки, что держат троны.

Изливаются высокомерием Короли,
Королевы презрительно взгляды бросают мимо…
Просто пешки. Сейчас не о них голова болит:
Удержать бы Корону свою на себе, любимом.

Только есть и у маленькой пешки волшебный шанс,
Если воля к победе горит в жарком сердце смело:
Вдруг отчаянно-дерзкий рывок, и, ряды смешав,
«Просто пешка» становится новою Королевой.



Клоун

Никто не видит, как плачет клоун,
Когда спектакль подошёл к концу.
Стекают капли — дождинки словно —
По нарисованному лицу.

Под гром оваций и свет софитов
«На бис» выходит с улыбкой он.
И маска смеха к лицу «пришита»,
Как будто с нею он был рождён.

Поклоны, шутки на радость зала,
Смешной и глупый — в угоду всем.
А душу крепко тоска связала,
Но маска скроет следы проблем.

И вновь рисует улыбку краской,
И снова в зале — весёлый смех.
Смахнуть бы слёзы — нельзя. Под маской
Привычно спрячет он их от всех.



Твой крест

Ты несла как могла
Крест, вручённый судьбой,
Пригибалась, ползла,
Извиваясь порой.

«Бог по силам даёт», —
Он с усмешкой сказал,
Оставляя сирот
И спеша на вокзал.

Это был первый пункт
В горьком списке потерь.
Сердца женского бунт
Заглушила метель.

Смыслом жизни теперь
Были только они —
Два сыночка. Сильней
Ты не знала любви.

Годы быстро неслись,
Подросли сыновья.
Но распутница-жизнь
Вновь взялась за тебя.

Младший первым ушёл.
Лишь записка — «Прости…»
Руки жжёт чёрный шёлк,
И пустыня — в груди.

Эту боль ни понять,
Ни осмыслить нельзя.
Чёрным вороном — мать.
Не помогут друзья.

Дней немного прошло,
И — последний удар,
Словно рок над душой —
Ночью в доме пожар.

И последний сынок
Мать покинул к утру…
А на чёрный порог
Падал снег. Только вдруг

Крик разрезал рассвет:
«Боже, ты мне ответь —
Может, жизнь — это бред,
А любовь — это смерть?

Что ж тяжёл так твой крест?
Сил нет больше нести!»
Ты взглянула окрест,
Прошептала: «Прости…»

Белый снег. Белый свет…
Вот и кончилась жизнь.
Не получен ответ.
Чёрный ворон кружит…



Деревня

Деревенька, деревнюшка,
           семь домочков всего,
Да все — бабушки древние,
            больше нет никого.
Дети с внуками — в городе,
            некому подсобить,
Огороды — неполоты,
            трудно дров нарубить,
Вечера бесконечные
            с кем же им коротать?
На вопросы их вечные
            кто ответ может дать?
Словно Богом заброшены,
            доживают свой век.
А ведь были — хорошими,
            чад рожали на свет.
От работы не бегали,
            всё горело в руках,
И в любви были смелыми,
            заводными — в пирах.
Стали волосы белыми,
             годы вдаль унеслись.
Что ж ты, время, наделало,
             стала мачехой — жизнь.
Но не плачут, не жалятся
             на судьбину свою.
Богу свечечки ставят все,
             «То не ветер…» — поют.
И полощется парусом
            на верёвках бельё…
За деревней, над кладбищем,
            вновь кружит вороньё.




Свои игрушки

У всех поколений — свои игрушки,
Мальчишки — во все времена мальчишки.
У тех, что постарше, — была войнушка,
Пока не загонит их мать за книжки.

Компьютеров не было и планшетов,
Зато был азарт и здоровый воздух,
И с гиком неслись по дворам за чем-то
Ватаги мальчишек — армадой грозной.

И снежные крепости брали смело,
И друга спасали порой от плена.
Им быть космонавтами всем хотелось,
Ну, в крайнем случае, так — военными.

У нынешних мальчиков — тоже войны,
На сотнях дисплеев — одни «стрелялки»…
Мой Бог, дай им встретить судьбу достойно,
Чтоб совесть у них не играла в прятки.

Молитвами всех матерей планеты
Прикрой их от пуль и ветров холодных.
Эх, если б стихами могли поэты
Мальчишек спасти от вражды бесплодной.



Чёрный город

Я не верю в чёрные города.
Этот мир цветной, в нём живут рассветы.
Чёрным красят город, когда — беда,
Чтобы скрыть кровавые слёзы смерти.

Я не вижу в братьях своих — врагов,
Да и в сёстрах я не хочу их видеть.
Чёрный город душу продать готов
И подсунуть мне вместо правды — кривду.

Даже птицы здесь не желают петь,
А под облаками — видение свыше:
Божья Матерь плачет, сжимая ветвь,
Пальмовая ветвь овевает крыши.

Чёрный город — чёрный жестокий век,
Чёрный человек, ветер тоже — чёрный.
Только цвет у крови — один на всех —
И сочатся красным любые войны.

Молит Божья Матерь за нас дитя,
Ветвью разгоняет над градом морок,
Что опутал сетью беспамятья
Тех, кто предал их. Сорок раз по сорок.




Карниз

Дождь омывает холодный бетонный город,
Серыми струйками пыли стекая вниз.
Каменный монстр, равнодушьем людским расколот,
Смотрит бездумно, как кто-то ступил на карниз.

Кто-то, кто страхи оставил за тонкой дверью,
Вышел за рамки, пороги, границы — ввысь.
И, о земном воплощении не жалея,
Выбрал пределом — бетонный крутой карниз.

Останови его, город, не дай разбиться!
Многое можно исправить на свете, родной,
Кроме того, что ты раненой серой птицей,
Серым осколком отвесно летишь на дно.

Мокрый бетон, дождь привычно стучит по стенам,
Серыми струйками косо стекая вниз…
Каменный монстр, равнодушный к любым проблемам,
Ждёт, притаившись, того, кто придёт на карниз.



Золушке

Где твоё платье, девочка,
Туфельки где хрустальные?
Что за обрывки ветоши
Ты теребишь в руках?
Сёстры твои, хоть стервочки,
Дуры необычайные,
С мачехой во дворец пошли,
В логово жениха.

Не фантазируй, милая,
Принцы — товар не массовый,
Штуками выпускаются,
Только у королей.
И на девиц без имени
Вовсе не падок мальчик сей,
Ведь у соседей папочки
Дочь — голубых кровей.

И воспитанья светского,
И тяжело приданое.
Денег не может много быть,
Так что: деньга к деньге.
И обвинять тут некого,
И ни к чему страдания.
Сладко воркуют голуби,
Только не о тебе.

Да отпусти же тыкву-то!
Что ты в неё вцепилась так?
Тыквы — они суть овощи —
Круглые, без колёс.
А собиралась ты куда
Ехать путем извилистым?
Думаешь, повод стоящий,
Чтоб кучер-крыса вёз?

Помнишь свой бал нечаянный?
Полночь нежданно грянула…
Лишь на ступеньках лестницы
Грустно блеснул хрусталь.
И каждый день встречаешь ты,
Словно беду незваную.
Где же теперь кудесник твой?
Знать, танцевать устал.

Что ты бормочешь, бедная?
Ищет тебя без устали?
Бегает он по городу,
В каждую бьётся дверь?
Гаснет лучина бледная.
Разве так можно с чувствами?
Сердце разбито смолоду…
Веришь в любовь? Ну верь…



Русалка

Он её приручал
Исподволь, постепенно,
Выводил на причал
Из обители пенной.
И в рассветных лучах,
Встав пред ней на колено,
Он её величал
Бесконечной Вселенной.

Он дарил ей цветы —
Розы Лунного сада,
Чтоб в ресницах густых
Радость видеть наградой.
Он шептал, что пусты
Дни в огнях и разладах,
И у Бога просил —
Быть с любимою рядом.

И привыкла она.
Луч закатный встречая,
Нетерпеньем полна,
Всё стремилась к причалу,
Где у кромки волна
Их любовно качала,
А седая луна
Наблюдала печально.

Вновь роняли цветы
Лепестки в пену моря,
И влюблённых черты
Растворялись в прибое.
Шелестели листы
У прибрежных магнолий,
От дневной суеты
Возвращая к покою.

Но однажды закат
Озарился печалью,
Горьких слёз водопад
Застучал по причалу.
Кто же в том виноват?
Счастье — только в начале.
И у пенистых врат
Он её не встречает.

А Русалка мосты
Звёзд молила о встрече.
И её немоты
Дрожь спускалась на плечи.
Там, у кромки воды,
Не слышны больше речи.
Да, любви слепоты
Время точно не лечит.



Зверь

Смелым был ты, дразнил зверя,
Что пленён и сидит в клетке.
Палкой бил по бокам серым,
В морду нагло совал ветку.

Он же — прятал в зрачках ярость
И удары сносил стойко.
Думал ты: дух его смялся,
И осталось чуть-чуть только

Додавить — и ручным станет,
И командам твоим — верным,
Под гитару — кружить в танце…
Но природу ты знал скверно.

Он дождался, когда утром
Приоткрылась слегка дверка…
Что, герой, в голове мутно?
Не поможет теперь ветка…




Мой король

В Королевстве кривых зеркал и обрывистых скал,
В Королевстве контрастных, то чёрных, то белых клеток
Мы с тобой, мой Король, обживаем свой пьедестал,
На котором мы оба — лишь пара марионеток.

Ты затянут в корсеты законов, о мой Король,
Нет тебя несвободней, жестоко твоё наследство.
Вроде всюду ты первый, мой номер пока — второй,
Только степень свободы обратна всегда главенству.

Я тебя прикрываю железным своим щитом,
Ты — полшага вперёд да полшага назад — и только.
Я бросаюсь в огонь, на врагов, я иду — слоном,
Ты — спешишь рокировкой укрыться от страшной доли.

Не спасут тебя пешки и даже — ладьи заслон,
Встреть опасность, Король мой, лицом, убегать не надо.
Жизнь — не пешка, она не пойдёт к тебе на поклон.
Иногда Королю лучше смерть принять как награду.

В мире нет бесконечного счастья, нет крепких стен,
Не поможет ни Отче Небесный, ни Божья Матерь.
Мой Король, моё сердце, куда ты бежишь? Зачем?
Посмотри же: твоя Королева стояла насмерть.




Моя королева

В Королевстве отвесных скал я вершу судьбу:
Захочу — казню, а быть может — оставлю жить.
Чёрно-белыми клетками время считать могу,
Отправлять просто пешек в бой, наточив ножи.

И когда я на чёрной — нервы звенят струной,
Чувства сжаты пружиной, время стучит в виски.
О моя Королева, нежною будь со мной,
Череду фавориток ты мне опять прости.

Ты — моя Амазонка, преданная душой,
Ну а я-то — Король, мне по чину — любой каприз,
Я хотел, чтобы жизнь проходила, как бал большой,
Только чёрные клетки настойчиво тянут вниз.

Ты прости, Королева, но в сердце моём тепла
Нет и не было — там темнота, безразличие, схрон.
И твоя беззаветная жертва — пустой была:
Я для новой своей королевы готовлю трон.



Сезоны — разноцветные птицы



Последний блюз

Любовь играет последний блюз.
Душа, услышав твоё «Прости!»,
Закроет тихо наружный шлюз,
Чтоб от крушенья себя спасти.

Последний блюз у моей любви,
Прощальный блюз, мой осенний сон,
Как паутинкой, меня обвил,
И сердце бьётся с ним в унисон.

Пусть завтра грянет зимы аккорд,
Минорных звуков букет лови.
Плывёт над миром — зиме в укор —
Блюз одинокой моей любви.



Костры

Бликами янтаря снова листва играет.
Осень своим крылом город накрыла мой.
Лужи как зеркала, воздух пропитан гарью:
Дворники жгут листву — символ весны былой.

Дворники жгут весну, словно бы исполняя
Злой приговор зимы: ведьму предать огню.
Наперекор кострам — вечно цветенье мая,
Запах моей весны — в сердце зимой храню.



Разминулись

А мы с тобою искали счастье.
Ты — за горами, я — за морями.
Но вдруг столкнулись друг с другом властью
Слепой судьбы, пошутившей с нами.

И в этот миг стали ярче краски,
А время — словно остановилось.
Мы прикоснулись тихонько к сказке,
Но чудо только мгновенье длилось.

А дальше — снова мелькали годы,
Моря и горы, разлуки, встречи,
В чужих жилищах — чужие своды…
Мы разминулись с мечтой навечно.



Мечта

Мне постелит зима полотно ярко-белого снега.
Я на нём напишу, как давно ожиданьем живу,
Как упрямо мечтаю, что после земного разбега
Вдруг расправятся крылья — и я поднимусь в синеву.

И над белой землёю парить буду призрачной птицей,
Тень от крыльев по снегу скользнёт, как перо по листу.
Прошлой жизни оставлю исписанную страницу.
Душу свету открою, чтоб мира понять красоту.



Белый иней

На ресницы несмело садятся снежинки.
Видно, осень закончилась, что ж теперь плакать.
Под ногами пока — межсезонная слякоть,
Но зима уже в небе рисует картинки,
И кружатся, летают, садятся снежинки.

Белый иней на волосы лёг паутинкой.
И его не стряхнут уже наши ладони.
Время мчится, как под гору быстрые кони.
На щеке тонкий след оставляет слезинка.
И блестит в волосах зимних дней паутинка.



Обновление

Ещё вчера пылало зарево осеннее —
Сегодня девственно бела вокруг земля.
Но в переменах — я ищу своё спасение
И обновление земного бытия.

Сверкают звёзды, отражаясь в льдистом кружеве,
Свет фонарей круги рисует на снегу.
Зима, зима, дай чистоты своей и мужества,
Я по снегам твоим к любви своей бегу.
Зима, ты злишься и метелями неистово

Заносишь тропки и следы прошедших лет.
Но я дойду, я против вьюги даже выстою,
За пеленой снегов опять увижу свет.




Осенний костёр

В костре осеннем пылают листья —
Так жизнь сгорает — в одно мгновенье.
А мне бы яркою краской влиться
В твои надежды. Без сожаленья
           Сожгла бы я и года, и память
           За миг единый в твоих объятьях.
           В дыму осеннем так горько таять,
           Прикосновеньем — горят запястья.
Сгорели листья. Остался пепел.
Душа ожоги морозом лечит.
Снег лёг на землю — так свеж и светел.
Осенней страсти погасли свечи.



Вкус последней любви
но старт забыт давно… и каждый куст,
и дерево, и камень, слухи, бредни
не замечаешь, чтоб услышать вкус
ещё одной любви… любви последней…
Лев Либолев

А на вкус любовь последняя —
Горько-сладкая и пряная,
Словно ягода осенняя,
А на цвет она — багряная —
          Терпкой ягодой калиною
          По заснеженной по замети.
          До рассвета ночью длинною
          Душу поздней лаской ранит мне.



Бессонница

Моя бессонница тобою переполнена,
Но я не жалуюсь, у звёзд ищу пророчества.
Я — ночи пленница, заложница невольная,
Вдвоём с Луной мы ускользнём от одиночества.

Пойдём задумчиво бродить по звёздным улицам,
А Млечный Путь нас уведёт в миры туманные,
Где Андромеда встретит нас, тумана спутница,
И я поверю в отражения обманные.

Ведь звёздам верить всё же легче, чем бессоннице,
Они надежду дарят призрачно-хрустальную.
И ночью позднею Луна — моя сторонница,
Мы вместе с ней поём мелодию прощальную.



Ветер перемен

Ты опять прилетаешь ко мне, мой загадочный ветер,
Странный ветер, несущий с собой шлейф больших перемен,
Нерастраченной страсти, бесцельных досужих советов,
Сквозняки пересудов и лёгкий озноб на заре.

Только вот перемен я не вижу, ну что же ты, ветер?
Ты унёсся, а мне перемены мои не отдал.
И опять я брожу по бескрайнему белому свету
В бесконечном стремлении — найти долгожданный причал.





Сто дней до любви

Сто дней до весны,
Сто коротких мгновений
Заснеженных встреч,
А быть может — разлук,
Событий земных —
В них так часты паденья,
Что тянет прилечь
И на сто дней — уснуть.

Сто дней до любви:
Бесконечных, холодных,
Сверкающе-льдистых
Посланцев зимы.
Но где-то вдали
Всё ж весна на подходе —
Оранжевым диском
Крадётся из тьмы.



Весенний фокстрот

Отстукивают капельки фокстрот,
Стремительно слетая в лужи с крыш.
В природе вешней всё наоборот:
Ручьёв безумство там, где крылась тишь.

А в сердце — то капель, то гололёд,
То оттепель, то вьюжная зима,
И я сама не знаю наперёд,
Что с жизнью сотворит моей весна.



Предвкушение

Вновь оборот свершит моя планета,
Наполнив души страждущих людей
Весенним предвкушением расцвета
И памятью давно ушедших дней.

Раскроются сердца, теплом согреты,
И кровь по венам побежит быстрей,
А по ручьям помчатся вдаль корветы
К морям на месте бывших площадей.

Всё в мире повторится не однажды,
Весна придёт на смену холодам,
Неся в ладошке парусник бумажный.

И я опять, наперекор годам,
Отдам себя во власть любовной жажды
И звёзды положу к твоим ногам.



Зачем тревожишь вновь

Зачем тревожишь вновь меня, весна,
Ведь сердце для чудес давно закрыто,
И нитью белой ожиданье шито,
Как звёздами, и ночь — опять без сна.

А за окном насмешница-Луна,
Взрастив сады небесных маргариток,
Готовит откровения напиток,
И чутко притаилась тишина.

Огонь в груди погас, и ни к чему
Волнением потворствовать ему,
Пытаться разжигать былые страсти.

Но где-то в глубине, на дне души,
Теплу навстречу радостно спешит
Моя любовь и твёрдо верит в счастье.



Лебеди

Пятёрка белокрылых лебедей
Парила над заснеженной равниной,
А март, жестокосердный чародей,
Погибелью грозился им незримой.

Обманщик-месяц, ты их обогрей,
Дай отдохнуть от перелётов длинных
Над русскою бескрайностью полей,
Покрытых словно пухом лебединым.

Но холодом простуженных степей
И ледяной застывшею картиной
Весна встречала с южных стран гостей,
Сокрыв озёра зимнею периной.

А птицы свято верили приметам,
Кружили в небе и искали лета.



Опалённым любовью

Любовью опалённым не помочь
Прохладой вешних сумерек туманных,
Когда накроет землю дива-ночь,
Они поймут, что чаянья обманны.

Ты им, звезда надежды, не пророчь,
Не посылай ответов долгожданных,
Ожоги сердца трудно превозмочь,
Страданье будет вечным их приданым.

Печаль нельзя прогнать, как кошку, прочь,
Царапает когтями беспрестанно
Живые души безнадежно дочь
Отчаянья в своём круженье странном.

Но сколько бы ни обжигались люди,
Опять весной влюбляться так же будут.



Майский сонет

Весенний лист колышется слегка,
Играет с ним душистый лёгкий ветер,
А над землёй танцуют облака,
И хоровод их белоснежно-светел.

А мне весна сомнением горька,
Прошедших лет отчаянным приветом,
И девочки восторженной рука
Всё машет мне подснежников букетом.

Мы времени не остановим ход,
И вечность нам не даст билет обратно,
Где юности пленительный восход.

Но каждый год волненьем непонятным
Встречаю я период талых вод,
И сердце что-то шепчет мне невнятно.



Поздно

Море. Песок. Прибой.
Пляж. На песке — следы.
Поздно, хороший мой,
В сердце — лавиной льды.

Мы потеряли свет,
Тьма затопила мир…
Сколько промчалось лет,
Помнишь ли, мой кумир?

В прошлом осталась ночь,
Море, прибой, песок…
Кончился звёздный дождь.
Поздно. Звенит звонок.

Сердце устало ждать.
Смыла волна следы.
В моря ночную гладь
Смотрятся две звезды.




Старый альбом

Хранят страницы старого альбома
Мгновенья жизни, канувшие в вечность,
Тепло сердец, уют родного дома
И детства невозвратного беспечность.

Хранят страницы бабушки улыбку,
А это — я, у деда на коленях…
Ах, мне поймать бы золотую рыбку,
Чтоб вспять вернуть стремительное время.

Вернуть… А время шевелит страницы…
Иль это руки так дрожат в волненье?
И вновь мелькают дорогие лица,
Застывшие в пространстве и во времени.

И старым чёрно-белым фотоснимком
Вся жизнь моя представится однажды —
Нелепой пожелтевшею картинкой
В твоём альбоме в рамочке бумажной.




Осеннее

Если холод на сердце, милый,
В нём для нежности нет графы.
Лист осенний, тоской гонимый,
Оторвался с моей строфы.

Снова осень в стихах, а небо
Плотно стянуто цепью туч,
Хочешь крылья расправить — негде
В окружении бетонных круч.

А над серым многоэтажием
Только ветер да птичий крик.
И становится вновь не важным
Уходящий в безмолвье миг.

Миг осеннего обнажения
И бесцветия торжество…
В лужах множатся отражения
Дня безликого твоего.



Ночной вокзал

Ночной вокзал несбывшнхся надежд.
Лениво поезда уходят в зиму.
Прошит слезами в прошлое рубеж.
И расставанье так неотвратимо.

Ночной вокзал — нет шума, суеты,
По залу полусонно бродят люди.
Ночной вокзал, меня встречаешь ты,
И знаю я — назад пути не будет.

Здесь время все сверяют по Москве —
Хоть в Омске, хоть в Тюмени, хоть в
Надыме. И мыслям очень тесно в голове.
И все советы кажутся пустыми.

Ночной вокзал. Открыт ветрам перрон.
Так бесконечно медленны минуты.
Как будто время искривляет он,
Чтоб расставание продлить кому-то.




Новосибирску

Я вернулась. Ты помнишь меня, мой заснеженный город,
Молчаливый бетонный свидетель студенческих дней?
Я взрослею, а ты, как ни странно, по-прежнему молод.
Узнаю твой характер в безудержном ритме страстей.

Ты не рад мне теперь? Хмуришь улицы грязью и снегом,
В пробках утренних сердишься газом машин выхлопным.
Я на миг отлучилась, а миг обернулся вдруг веком
Для меня. Ты же меряешь время мерилом иным.

Ощущаю тебя сквозь навязчивый глянец рекламы,
Шаг за шагом — сквозь годы, и время, и память — назад.
Мой забытый почти, многоликий, бессонный, упрямый,
Я вернулась, чтоб важное что-то тебе рассказать.

Но стою и молчу. Не облечь эти чувства словами.
Ты поймёшь и простишь, ты и раньше, конечно, прощал,
Город светлых надежд, растревоженной юности память…
Вот и кончился день, я опять тороплюсь на вокзал.



Последний снег

Последним приветом ушедшей зимы —
На зелень лугов снег упрямо ложится,
И мечутся от бесприютности птицы
Под небом весенним угрюмо-стальным.

А ветер свирепо ревёт в проводах,
В лицо мне пригоршнями снега швыряет.
И липнет к плащу ошалелая стая
Снежинок, и кажется, что — навсегда.

Протянет к душе моей щупальца снег,
А ветер провоет, что лета не будет,
Что ждёт всех влюблённых седая остуда,
И льдом будут скованы чувства навек.

Но в сердце надежду я свято храню,
Она не предаст, не изменит, не сгинет,
Душа с ней моя никогда не остынет,
А лето настанет и в нашем краю.



Весенний дождь

Весенний дождь смывает грязный снег,
Зимы остатки утекают в небыль.
И в новый день, как будто в новый век,
Прозрачным утром окунуться мне бы.

Стряхнуть с себя остатки стылых снов,
Расправить крылья, зябшие в морозы,
Вдохнуть пары оттаявших лугов,
Напиться соком ласковой берёзы.

И снова — в жизнь, как прежде, с головой,
Приветствуя её и принимая.
Весенний дождь весёлый и живой
Смывает зиму. Я опять летаю.




Мне вчера объявили весну
а сегодня — весна, я её объявляю назло
проливному дождю и молчанию птичьего хора.
Лев Либолев

Вместо осени хлипкой вчера объявили весну!
Кто-то выкрал из замети листьев уставшее солнце
И вернул небосводу прозрачную голубизну,
А касанием пальцев по клавишам — звон колокольцев.

Снова ярко искрятся на листьях росинки с утра,
Переливчато птицы поют, одурев от восторга…
Пусть всё это — мираж… Мне весну объявили вчера.
Я — поверила. И на душе — вновь весна-недотрога.



Поздняя любовь

Она пришла звездопадом,
Надеждой, спасением. Болью.
Тихонько присела рядом
И назвалась — любовью.

Поздней осенней птицей,
Тёплым лучом последним…
И провела границу
Между «сейчас» и «прежде»,

Между мечтой и страхом,
Между «летать» и «падать»…
И, возродив из праха,
Счастье дала в награду.



Я заглянула в твои глаза

Я заглянула в твои глаза,
Там было небо. Тугое. Серое.
Там подступала слезой — гроза,
Но ветер высушил. Оголтелая

До дна зрачки захлестнула боль.
На фоне неба — твоё молчание.
И мне хотелось кричать: «Позволь
Твоим спасением стать! Не часто мне

Быть доводилось в таком аду,
Но мы же сможем,
               вдвоём — мы выдержим!»
А ты ответил: «Ну, я пойду…»
И стало тише ещё. А рыжее

Садилось солнце, сгребая день,
Из тьмы ночной покрывало выткалось.
И ты ушёл. Ну зачем, зачем
По венам жалость плескалась жидкая?

Не удержать мне тебя. И пусть
Твой путь шипами прошит, не розами,
Но он — лишь твой, этот горький путь,
И рядом места мне нет. И поздними

Словами время вернуть нельзя,
Из взгляда серость тоски не вытравить.
В тот миг ты лучше б отвёл глаза,
Чтоб ничего не смогла я вытворить.



Сезон дождей

В этот странный сезон дождей
Я ушла от своей любви,
Отдала проливной воде
Все хмельные слова твои.

Отряхнула объятия с плеч,
Дождь унёс их с собой к реке,
В мутном омуте наших встреч
Растворилась печаль. Никем

Стала я для тебя теперь.
Отгорожен стеной дождя,
Множишь список моих потерь,
Из моей судьбы уходя.



Незабытый

И любить тебя — не люблю,
И забыть всё мешает что-то,
Тянет призрачное болото,
Да звенит комариный блюз
Над обломками чувств былых,
Что краями мне ранят душу.
Незабытый, меня не слушай,
Не читай мой бредовый стих.
Это я заглушаю боль…
Но твердит мне упрямо память,
Что с небес всегда больно падать,
А в остатке на сердце — ноль…




Предосеннее

Осень в город вступает чуть слышно, несмело.
Я иду по аллее, о прошлом молчу.
Ветер кинет в лицо мне листок пожелтелый
И задует зажжённую кем-то свечу.

Это август ещё, это — краешек лета,
Но холодной росою в ладонь сентября
Так стремительно, словно шальные кометы,
Опадают мгновенья прожитого дня.

Обгоняет меня равнодушный прохожий,
Он не видит, как движутся стрелки часов,
И не чувствует, как осторожно по коже,
Чуть касаясь, проносится тень облаков.

День ещё или два — и захватит нас осень,
По-хозяйски раскрасит и город, и сад,
И небрежно накидку нам под ноги бросит…
Лету — занавес. Тишь. Предосенний закат.



Слишком быстро

Слишком быстро пришло это время для сбора камней,
Слишком многое надо ещё осознать и осмыслить…
Дождь, соратник ночной, расставанья-печали залей,
Пусть останется лист предо мной — ослепительно чистым.

Не стряхну на него раздраженье осеннего дня,
И прошедшие годы не лягут убористой строчкой.
Шторы тихо колышет холодный промозглый сквозняк,
А луна заблудилась меж туч сиротой-одиночкой.

Я, как эта луна, сотни дней и ночей — сирота.
И, средь тысяч прохожих пытаясь тебя обнаружить,
Измеряла мгновеньями счастье, не смея роптать.
Не нашла. Оглянулась — вокруг лишь осенние лужи.

А над ними — луна. Всё же выбралась из западни.
И в просвете меж туч угнездилась и светит мне ярко.
Камни — прочь. И хандру. И печаль. Вдохновенье, вернись!
Время есть впереди. Пусть хоть осень мне будет — подарком.




Бабье лето

А воздух на рассвете — самый чистый,
Прозрачный и, как в детстве, пахнет мятой.
Позвякивают, шелестят монисты
Осенних листьев на траве примятой.

А небо, небо — синее такое,
Да, будут облака на нём, но — позже.
Чуть слышно дрогнет озеро прибоем,
Журавль прокурлыкает тревожно.

И первые лучи коснутся окон,
Бесшумно и легко скользнут по стенам
Последним тёплым, нежным летним вздохом,
От осени подарком — бабьим летом.



Заблудилась

Заблудилась любовь в нашем мире осенне-простуженном,
Закружилась на серых, пронизанных ветрами, улицах.
Без неё, как без воздуха, день этот блёклый не нужен нам.
Мы пропустим его. По-осеннему зябко ссутулимся.

Не заметим, как небо устало погасит свечение,
И такой же тоскливый, как день, вечер щупальца выпустит.
Равнодушия спрут поглотит вдохновенье вечернее
И уляжется нагло на город в истоме и сытости.

Может, это — мой бред, и на улице просто ненастится.
Или сплин по-осеннему спутал мне мысли туманами.
Осень, девочка в рыжем, промокшем от дождика, платьице,
Ты верни мне надежду на чудо — любовь долгожданную.




Сегодня осень

А сегодня у нас — осень…
И пропитан эфир — снами…
Сердце — снова весны просит,
Но не встретиться ей с нами.

Улетают на юг птицы,
Вдаль уносят мои годы.
Им, летящим, — остановиться
Не дано. А весной всходы

Будут радовать вновь душу —
Не мою… На моей — пусто…
Я сегодня мосты рушу,
Боль по венам идёт — сгустком.

Завершился роман летний.
Дождь-редактор, расставь точки…
Пусть осенний сквозняк-сплетник
Мне шуршит о зиме строчки.

Ведь сегодня — в душе осень.
Расстаёмся. Вокруг — слякоть.
Ветер хмуро листву носит
На когтистых своих лапах.



He хочу про осень
нет, я про осень больше не могу,
ещё о том, что видимся так редко,

что предсказуем слабенький сюжет,
что надоедлив, немощен, несносен…
что всё давно написано уже.
я не хочу… я не хочу про осень…
Лев Либолев

Я не хочу про осень… но опять
Она приходит, не спросив согласия.
А мне… мне снова остаётся ждать
Весны… Хотя осенний ветер властвует

Вокруг. И листья пачками банкнот
Швыряет мне в лицо. И дождь безжалостен…
Похоже, у меня опять цейтнот…
А город испускает в осень жар от стен,

Накопленный за лето. Может быть,
Он хоть на миг задержит увядание…
И мы с тобой успеем приоткрыть
Друг другу сердце… Знать бы нам заранее,

Что осень — предсказуемый сюжет:
Охапки листьев, ветер, дождь… разлука.
Две чашки кофе… Старенький кларнет…
А мы… А мы — всё дальше друг от друга.




Невстреча
Но ничего не сделать, всё равно —
Ведь за окном опять сгустился вечер,
И слово им уже изречено —
Невстреча… Это казнь моя — Невстреча.
Людмила Тихонова

Невстреча… Это казнь моя — Невстреча…
Средь сотен лишних и ненужных встреч
Расстреливает душу мне картечью,
Не дав ни шанса сердце уберечь.

Невстреча — шелестит мне глухо вечер,
Закат роняя в рощу тополей.
Разлука даже лучше, чем — невстреча,
Всё не случилось, потому — больней.

Колёса отбивают мне: невстреча…
В вагоне тихо. За окном — рассвет.
Опять совру себе, что время — лечит,
А у судьбы — счастливый есть билет.



Южная ночь

Рубином солнце в море кануло,
Последний луч мелькнул и скрылся.
Зажглись на небе звёзды-гранулы.
А мы, держа друг друга за руки,
Брели по сумрачному пирсу.
          Морской прибой дышал прохладою,
          И ночь окутывала плечи,
          Ты всё о будущем загадывал,
          А небо звёздными парадами
          Дарило нам с тобою вечность.
Та ночь нечаянная южная
Навек в моей осталась памяти.
Давно вокруг картина вьюжная…
А в юность так вернуться нужно нам —
К морским пескам из снежной замети.



Зимний сонет

Опять, мой друг, в Сибирь пришла зима.
Под аккомпанемент мелодий льдистых
Рождается холодный снежный дистих,
Срывая с обнажённых струн романс.
          И звуки, поднимаясь, как туман,
          Обратно снегом падают на листья.
          Узор морозный лёгок и изыскан.
          А мне всё снится солнечный лиман.
Сугробы вдруг представились песком
Прибрежным, ну а ветер — шумом моря,
И к горлу подкатился слёзный ком.
           Но город мой рассвет раскрасит вскоре.
           Сверну воспоминанья и тайком
           Я прилечу к тебе, с морозом споря.



Нежность

Я тону в твоей нежности,
Растворяюсь в объятиях,
Я — земная и грешная,
Дай мне капельку счастия.

В этом море бушующем
Стань алеющим парусом.
Мне, по сказке тоскующей,
Явью сделай мой старый сон.

Снова буду доверчиво
Я слова твои впитывать,
От рассвета до вечера
По губам любовь считывать.

Я её унесу в руках,
Спрячу от неизбежности,
Чтоб в изменчивых сумерках —
Вновь тонуть в твоей нежности.



Она уйдет

Она уйдёт не простясь, чуть слышно,
Ноябрьским ранним морозным утром.
И долго будут стучать по крышам
 Крупинки слёз. И рассветом мутным

Обнимет землю её подруга,
Не очень, впрочем, по ней скучая.
И только ветер в ветвях упруго
Качнётся, вспомнив: она такая…

Такая женственная кокетка,
То — величава, а то — плаксива,
Своё вниманье дарила редко —
Стихи на стёклах — дождём-курсивом.

Но вот ушла. По-английски, молча,
Забрав все краски. И чёрно-белым
Стал утром город, в нём кто-то ночью
Закрасил все тротуары мелом.



С землёю небо говорило
От холода дробится на осколки
Весь этот мир в его сиянье праздном
И небо вновь становится высоким,
Когда с землёю говорит о разном…
Ирина Кузнецова

С землёю говорило тихо небо,
Роняя на неё снежинок стаи,
Оно сегодня было цвета стали,
И снег ему повиновался слепо.

А там, внизу, в волнении новогоднем,
Снежинкам громко радовались дети,
И был от снега мир и бел, и светел…
Не слышала земля его сегодня,

Ведь очень тихо говорило небо.

И сразу стала чище и светлей
Укрытая роскошными снегами
Земля моя. И сон своих детей
Она оберегала, и стихали

Шальные ветры, тучи разогнав,
Рождественской звезды открыв сиянье.
А небо — всё в волшебных жемчугах —
Земле шептало тихие признанья.



Одиночество вдвоём

Коньяк мерцает янтарём
На дне хрустального бокала…
Зима всю правду мне сказала
Про одиночество вдвоём.

Сверкают грани хрусталя,
Огонь в камине еле тлеет…
Она морознее и злее
Всегда к исходу января.

А мы с тобою — две звезды,
На первый взгляд —
              друг другу близки,
Но в ледяные обелиски
Давно сердца обращены.

Два одиночества — вдвоём.
И осязаемо молчанье.
Лишь отсветы огня печально
Играют старым хрусталём.



Зиме

Постели мне перину снежную,
Убаюкай меня метелями,
Знаешь, льдинки твои по-прежнему
Где-то в сердце моём затеряны.

И морозом дыхание стелется —
Я декабрьская по рождению —
Вот и вьётся в душе метелица —
Зимней снежности отражение.

Не коснутся меня весеннего
Возрожденья лучи звенящие.
Я забуду, поверь, совсем его —
И былого, и настоящего.

И забвения лёд осколками
Не поранит мне сердце спящее.
Ты укрой тихо шалью тонкою,
Убаюкай меня, пропащую.



Случайная встреча

Наша встреча случайная
В суете многолюдной.
И любовь — как прощание,
Как недуг, как простуда.

Просто в гости бежала я,
Ты — навстречу, с работы.
Искра сердце ужалила,
Ритм сбился — всего-то.

И теперь я потерянно
По извилистым улицам
Время взглядами меряю,
Мимолётности узница.

А деревья качаются,
Мне как будто сочувствуя.
Не начать ли с начала всё:
Взгляд. Смятение. Улица.



Унесу с собой осень

Унесу мою осень с собой,
Пусть пророчат вослед мне кликуши,
Что обманута буду судьбой,
Что зима разлучит нас с тобой —
Я не стану напраслину слушать.

Унесу с собой осень, она
В зимний вечер мне будет наградой,
Многоцветием зрелым полна.
И висит за окошком луна
Спелым плодом сентябрьского сада.



Стылое

Снег надоедливой мошкарой
За воротник норовит мне пробраться,
Словно живые, в немыслимом танце,
Белые мошки несутся за мной.

Холодно, скользко, кусает мороз
Губы и щёки, снежатся ресницы.
Может, мне день этот зимний приснился?
Может, мечту мою ветер унёс?

Солнце, вернись в наш застуженный мир,
Нам отогрей и сердца, и ладони,
Или мы в белых сугробах утонем,
В стылом пространстве дворов и квартир.




Просто зама

Это просто зима,
Это просто усталое небо
Безразлично и серо
Роняет бесчувственный снег.
Мы бескрыло живём,
Коммунальною меряем мерой
Наши судьбы и слепо
Бредём, попадая след в след.

Это просто зима.
В гости тихо пришла ностальгия.
Мы вдвоём молча смотрим,
Как падает снег за окном.
Это просто зима.
Бесприютно-стальная стихия
Отыгравших мелодий,
Покинувших ветреный дом.

Это просто зима.
Спит природа в усталом забвении.
Настороженно тополь затих
В ожидании весны.
Но, предчувствуя март,
Кот уютно урчит на коленях,
И под этот мотив
К нам спускаются вешние сны.



Одинокая снежинка

Одинокой снежинкой я упаду с небес
И тихонько устроюсь спать на твоём плече.
Я устала кружиться, мир облетая весь,
Вдруг тебя повстречала, только скажи, зачем?

Я не верю давно в эти встречи и в первый взгляд.
Жизнь учила, что верить можно одной себе.
Так зачем же к плечу прижалась и невпопад
Улыбаюсь светящей мне тихо ночной звезде?

Я, конечно, растаю, снежинке нельзя в тепло.
Ты смахнёшь осторожно каплю, подняв глаза,
А на мартовском небе звёзды блеснут стеклом,
И уже, как всегда, ничего не вернуть назад.



Любовь

По тонкому льду — не дыша, шажками,
В ладонях душа — как всегда — обнажённая…
Ты выдержишь, девочка, нападки шакальи.
Сердечко трепещет, стучит — это боль твоя.
            Живая среди миражей, ты веками
            Идёшь то по льду, то по углям, то по морю.
            Иные беспечно тебя окликали,
            Другие молили: «Приди!» — ночью тёмною.
Не ходишь по зову — внезапно нагрянешь.
И вдруг миражи обретут очертания,
Наполнится смыслом заката багрянец…
— Как звать тебя, дева?
— Любовь — моё звание.



Отшумел февраль

Отшумел февраль метелями,
Отскрипел морозной поступью,
А под снежными постелями
Наготове чуда россыпи.

Скоро вешний дух нагрянет к нам,
Обозначится капелями,
Свежей зеленью нарядится
И раскрасит мир пастелями.

Старший брат весенних месяцев,
Нежный март — ручьистый, слякотный,
Солнышком шкодливо светится
Да грачиным граем брякает.

Отшумел февраль, отзверился,
Отгулял по снежной замети.
Март искрится переменами
Вопреки февральской зависти.



Слова

Я шептала: «Не уходи…»
Я молила: «Побудь со мной…»
Но смывали рассвет дожди,
А закат обращался мглой…

Чёрным ластиком хмурых туч
Кто-то звёзды с небес стирал.
Здесь навеки скрепил сургуч
Шёпот неба с молчаньем скал.

И, оглохнув от тишины,
Я кричала ему сквозь ночь!..
Словно с ветром обручены,
Все слова уносились прочь,

Чтобы где-то в иных мирах
Стать прозрачной росой к утру…

Льдом они на моих губах —
Отшепчу.
Откричу.
Сотру.




Нельзя сыграть любовь
Любовь сыграть нельзя, а принц играл, увы…
Заглядывал в глаза, но расползались швы —
Пошито кое-как, в намётку, впопыхах.
Враньё, как ни крути, не удержать в руках.
Стекает по губам вода фальшивых слов…
Людмила Тихонова

Вода фальшивых слов,
Сквозняк фальшивых чувств…
Бездарная игра бездарного спектакля.
Сценарий стар как мир,
Сосуд сердечный пуст,
А небу всё равно: открыться ли, соврать ли.

Мы тщимся жизнь сыграть,
Чужие выбрав роли,
Но жмёт чужой колпак, а текст фальшив и глуп.
Театр? Нет, балаган.
Шуты, а не герои.
Нельзя сыграть любовь на «флейте» сточных труб.



Откровение

Фонарям городским утром
Ты доверила вдруг тайну,
Голос в шёпот срывался отчаянно
И смутно.

Фонари, подмигнув, гасли,
Занимался рассвет шалый,
Солнце сумрак проткнуло жалом,
Как масло.

Равнодушно снимал город
Забытьё с темнотой вместе,
А туман, как фата невесты,
Пал скоро.

Смолкла ты, уронив руки,
В обречённой застыв позе.
 А в зелёных глазах — слёзы.
И мука.



Не приходи в осенний сон

Я об одном прошу: не надо сниться,
Не приходи в мой сон ночной порою,
Не трогай мокрые от слёз ресницы…
Я даже сон свой от тебя закрою.
           И отдохну одна, без потрясений,
           Не разрываясь меж тобой и ложью…
           Вот только лист отчаянно-осенний
           Слетит в тобой оставленное ложе.
И сквозняком затянет в спальню осень,
Не золотую — слякотно-чужую,
Она стихи на столике намочит,
Погасит лампу в синем абажуре.
            Останусь с ней, нелепой и бездомной,
            С тоскливыми промокшими стихами.
            А ты… не появляйся в снах неровных,
            Там страсть, перегорев, уже стихает.



Сарафан
Что же из этого следует? — следует жить!
Шить сарафаны и лёгкие платья из ситца.
Ю. Левитанский

Ситца вот разве купить, да пошить сарафан,
Чтобы по белому полю — узор васильками,
А над цветами — чтоб бабочки ярко порхали,
И на подоле — в ромашках весёлых волан.

Новый надеть сарафан — и во двор, босиком,
Чтоб удивить всех соседей нарядной обновой.
Правда, февраль за окном, он в Сибири — суровый,
И сарафан обрастает тихонько ледком.




Оранжевый трамвай

Прищурился морозный зимний вечер,
И тени посинели на бульваре.
Но — с летом вдруг нечаянная встреча:
С весёлым апельсиновым трамваем.
           По скучным грязно-снежным переулкам
           Катился звонким фруктом экзотичным,
           Сигналил зазевавшимся маршруткам
           И ветру огрызался неприлично.
Девчонкам встречным мило улыбался
Оранжевый трамвайчик бесшабашный,
А на боку — игриво надпись: «Вася» —
И брызги сока — осени вчерашней.
            Повеселели лица у прохожих,
            Как будто солнце средь зимы поймали.
            И если грустно вам — ищите тоже
            Оранжевые летние трамваи.



Апрель

Апрель, ты пришёл наконец, а с тобою — весна!
И можно уже доставать сарафаны из ситца,
И луч обновлённого солнца в природу вонзится,
А кровь заструится по венам быстрей от тепла.

Сижу и мечтаю, в руках тереблю календарь,
Там чёрным по белому — месяц весенний стучится…
Но взгляд за окно — снег пушисто на землю ложится,
Мохнато снежинками в воздухе блёклом кружится,
Ему всё равно, что апрель на дворе — не январь.




Весенняя песня

Сердце жаждет весны, чтобы капли росы,
Что упали в сады, вдруг проникли во сны.
         Чтоб речей твоих мёд растопил в сердце лёд
         И отправил в полёт после долгой зимы.
Чтобы губы, любя, вновь искали тебя,
Жаждой неги маня, вырывали из тьмы.
         Чтобы руки твои и вблизи, и вдали,
          И за краем земли были лаской полны.
Верю я, что грядёт вновь любви ледоход,
И бросаюсь в полёт с гребня пенной волны.
          Возвращайся скорей и дыханьем согрей
          Сердце музы своей из волшебной страны.



Когда цвела вишня

Нежным цветком зари ты называл меня,
Ласки в ночи дарил, нежность — при свете дня.
          Вишня цвела весной лишь для меня одной,
          Веткой качнув порой и от беды храня.
Солнце в зенит плыло, неба задев крыло,
Песни мотив без слов ветер в листву ронял.
          Над синевой воды — из облаков сады
          В выси резцом святым щедро Творец ваял.
Вишня роняла цвет. Сколько промчалось лет?
Ты не сдержал обет, нежность всю растерял.
           Тихо шумит прибой, но не для нас с тобой,
           Мимо прошла любовь, лишь опалив меня.