Александр Мищенко Диалоги «смутного времени»
Посвящаю бесценной жемчужине моей Нине
Ищите женщину!
Кто знает, как плачет лебеда молодыми слезами? Кто понимает, как в сердцах мерцают светлячки? А кто может пожалеть сеющий за окнами дождик: «Просит любви он больничную дозу — что-то у дождика, видно, болит?» Поэтическая душа, конечно, такова она у доцента Тюменского университета Светланы Михайловны Моор. Она занималась у меня в литературном объединении «Факел». Я видел ее цветущей, как магнолия. Приходила она и в черном, сумеречная, как октябрьская непогодь. «Я из солнца и дождя», — заявляет она. Не зря ж бабушка бранила некогда внучку: «Ни одной на небе тучки, Света, а ты нынче ждешь дождя». Бабушка была сложной женщиной, сложная и Светлана Михайловна. Она справедливо считает, что человек каждый «полосатый», и белого в нем намешано, и черного и что счастье готово гаснуть и гореть. Беседую с ней на кафедре, в больших темных глазах ее блеск какого-то восточного огня.
— Я не считаю себя профессиональным поэтом. Хотя пишу с 16 лет. Пишу, потому что пишется. Невозможно бывает не писать, и случается, что вскакиваю за полночь и царапаю. Стихи — это напевы сердца, запела душа, и пишу.
Женщина — явление в природе, как и мужчина. Поэтому вполне уместным был у нас разговор о женской поэзии.
— Раз мужчины и женщины существуют как явления в природе, — говорит Светлана Михайловна, — им надо дружить, сотрудничать. Кто мужчин носит под сердцем? А!!! Мы. Женщина — богиня. Считаться или не считаться с женской поэзией? Ее надо просто принимать. Американский психолог Джудит Виорет недоумевает (и я вместе с ней): «Где это сказано, что женщина всегда должна чувствовать себя виноватой?» Если я женщина, то, как вы ни крутите, как ни вертите, пишу о женских проблемах, пропускаю жизнь через свою призму.
— Не случайно ты стала одним из авторов публицистической книги «Ищите женщину!».
— Конечно, Александр Петрович, у меня свое женское видение мира, просто каждый человек пишет о том, что его волнует.
Да, вот и появляются у поэтессы Моор строки о быте, заботами закрученном, о том, как печет она пирожки, рыдает в помятую подушку, моет посуду и просит сына Антона сыграть несколько этюдов, ее и скрипку успокоить. Когда родился этот малыш с золотистыми кудрями, она год не могла на него наглядеться. Стихов в это время не писала, сама ее жизнь была поэзией.
— Несомненно. Это мое убежище, нора. Возможно, я не поэт, а только жертва вдохновения. Катастрофа для семьи, когда запой стиховой наступает: все ведь бросаю я. Тогда высится гора белья нестираного… Вообще вся моя жизнь — семья, работа и стихи. Общаться со студентами после них интереснее. И расту, ясно, со своими студентами.
— У тебя довольно крутой характер, мужиков не ломаешь, супруга в частности?
— Мужчины разные, и нечего из них баб-то делать. Доверять надо им, их индивидуальности. И любить, где нет любви, там не помогут речи. Так только можно избежать горестных тревог.
— Я знаю, что ты хорошая семьянинка и что живете вы с мужем Павлом и двумя детишками счастливо.
— А как же иначе? Все начинается с семьи. Ребенок — будущая личность. У писателя даже в возрасте аксакала корень жизни в семье, там, где он подвержен влиянию женщины. Любовь — это внутреннее состояние. Я сопрягаю ее с добротой, они у меня стоят рядом. Если любишь, подлости не сделаешь никогда. Ну, а сердце, сердце — это вообще символ жизни. Жить — значит пропускать все через сердце. Мысль, идею, поступок. Сердце — тот орган, который очень сопряжен с понятием любовь. Если мысль коснется хоть краешка сердца, то мысль и поступок будут в достаточной степени добрыми. Я это так понимаю. Я давно живу с установкой, что в мире существует равновесие. И сколько я натворила зла, все оно ко мне и вернется. Если не лично ко мне, так к моим детям. Вернется так или иначе и все доброе, что я делаю. А я хочу быть хорошей, быть чистой, хоть и не всегда это у меня получается. Знаю, что одно из предназначений женщины — облагородить мужчину, сделать его добрее. Мужчина — существо жесткое. Это нормально. Пусть он будет мужчиной — не тряпкой. И — пусть будет добрее. Мужчина — ведь это ребенок, Господи, с ним по-хорошему — он же горы свернет. Такую политику нам закрутит, что мы вообще будем жить прекрасно в родной нашей России. Так что ищите, ищите женщину…
Глаза ее полыхнули таким сиянием, что слова были лишними.
Александр Мищенко Диалоги «смутного времени»
Посвящаю бесценной жемчужине моей Нине
Ищите женщину!
Кто знает, как плачет лебеда молодыми слезами? Кто понимает, как в сердцах мерцают светлячки? А кто может пожалеть сеющий за окнами дождик: «Просит любви он больничную дозу — что-то у дождика, видно, болит?» Поэтическая душа, конечно, такова она у доцента Тюменского университета Светланы Михайловны Моор. Она занималась у меня в литературном объединении «Факел». Я видел ее цветущей, как магнолия. Приходила она и в черном, сумеречная, как октябрьская непогодь. «Я из солнца и дождя», — заявляет она. Не зря ж бабушка бранила некогда внучку: «Ни одной на небе тучки, Света, а ты нынче ждешь дождя». Бабушка была сложной женщиной, сложная и Светлана Михайловна. Она справедливо считает, что человек каждый «полосатый», и белого в нем намешано, и черного и что счастье готово гаснуть и гореть. Беседую с ней на кафедре, в больших темных глазах ее блеск какого-то восточного огня.
— Я не считаю себя профессиональным поэтом. Хотя пишу с 16 лет. Пишу, потому что пишется. Невозможно бывает не писать, и случается, что вскакиваю за полночь и царапаю. Стихи — это напевы сердца, запела душа, и пишу.
Женщина — явление в природе, как и мужчина. Поэтому вполне уместным был у нас разговор о женской поэзии.
— Раз мужчины и женщины существуют как явления в природе, — говорит Светлана Михайловна, — им надо дружить, сотрудничать. Кто мужчин носит под сердцем? А!!! Мы. Женщина — богиня. Считаться или не считаться с женской поэзией? Ее надо просто принимать. Американский психолог Джудит Виорет недоумевает (и я вместе с ней): «Где это сказано, что женщина всегда должна чувствовать себя виноватой?» Если я женщина, то, как вы ни крутите, как ни вертите, пишу о женских проблемах, пропускаю жизнь через свою призму.
— Не случайно ты стала одним из авторов публицистической книги «Ищите женщину!».
— Конечно, Александр Петрович, у меня свое женское видение мира, просто каждый человек пишет о том, что его волнует.
Да, вот и появляются у поэтессы Моор строки о быте, заботами закрученном, о том, как печет она пирожки, рыдает в помятую подушку, моет посуду и просит сына Антона сыграть несколько этюдов, ее и скрипку успокоить. Когда родился этот малыш с золотистыми кудрями, она год не могла на него наглядеться. Стихов в это время не писала, сама ее жизнь была поэзией.
— Несомненно. Это мое убежище, нора. Возможно, я не поэт, а только жертва вдохновения. Катастрофа для семьи, когда запой стиховой наступает: все ведь бросаю я. Тогда высится гора белья нестираного… Вообще вся моя жизнь — семья, работа и стихи. Общаться со студентами после них интереснее. И расту, ясно, со своими студентами.
— У тебя довольно крутой характер, мужиков не ломаешь, супруга в частности?
— Мужчины разные, и нечего из них баб-то делать. Доверять надо им, их индивидуальности. И любить, где нет любви, там не помогут речи. Так только можно избежать горестных тревог.
— Я знаю, что ты хорошая семьянинка и что живете вы с мужем Павлом и двумя детишками счастливо.
— А как же иначе? Все начинается с семьи. Ребенок — будущая личность. У писателя даже в возрасте аксакала корень жизни в семье, там, где он подвержен влиянию женщины. Любовь — это внутреннее состояние. Я сопрягаю ее с добротой, они у меня стоят рядом. Если любишь, подлости не сделаешь никогда. Ну, а сердце, сердце — это вообще символ жизни. Жить — значит пропускать все через сердце. Мысль, идею, поступок. Сердце — тот орган, который очень сопряжен с понятием любовь. Если мысль коснется хоть краешка сердца, то мысль и поступок будут в достаточной степени добрыми. Я это так понимаю. Я давно живу с установкой, что в мире существует равновесие. И сколько я натворила зла, все оно ко мне и вернется. Если не лично ко мне, так к моим детям. Вернется так или иначе и все доброе, что я делаю. А я хочу быть хорошей, быть чистой, хоть и не всегда это у меня получается. Знаю, что одно из предназначений женщины — облагородить мужчину, сделать его добрее. Мужчина — существо жесткое. Это нормально. Пусть он будет мужчиной — не тряпкой. И — пусть будет добрее. Мужчина — ведь это ребенок, Господи, с ним по-хорошему — он же горы свернет. Такую политику нам закрутит, что мы вообще будем жить прекрасно в родной нашей России. Так что ищите, ищите женщину…
Глаза ее полыхнули таким сиянием, что слова были лишними.