Книга документальной прозы тюменского писателя Александра Мищенко, лауреата литературной премии имени Ивана Ермакова. Герои этого тома — геологи и гидронавты, журналисты и рыбоводы, предприниматели и охотники, медики и писатели. Диалоги «смутного времени» — искреннее и эмоциональное исследование народной жизни в драматический переломный момент нынешней истории России.
Александр Мищенко Диалоги «смутного времени»
Посвящаю бесценной жемчужине моей Нине
Социализм
Социализм ныне — вечная ностальгия для нашего поколения…
Вернулся вчера домой, достаточно переволновавшись: был в гостях у газового магната, прилетевшего недавно с Канарских островов. Умный, проницательный, энергичный, с философским складом ума человек этот, с какой-то хорошей восточной импульсивностью. Я попытался, конечно же, в душу ему заглянуть.
— Виктор Иванович, вы — капиталист, новое это для России, — обратился я к нему. — Как и кем ощущаете себя в душе?
Ответ был определенным:
— Свободным человеком с вектором на облачко из указов Президента и законов, принимаемых Госдумой по ограничению нас разными налогами.
— Раньше вы колебались, как и все, вместе с колебаниями линии партии, а теперь зависимы только от этого облачка?
— Так точно, господин писатель.
Прибыл домой, в общем, а жена сообщает, что звонил и ждет меня Леша Коток, комсомольский мой друг. Поехал в гости к нему. И такое социалистическое радушие сияло на его круглом, как солнце, лице, что душа моя поплыла вроде бы в безбрежье ласковых вод той эры, что, по всему вероятию, представляться будет через несколько поколений потомкам нашим как утопия Кампанеллы.
Треволнения двух встреч, винные сопровождения приема у капиталиста и гостевания у друга молодости пересеклись во мне и не замедлили, естественно же, сказаться. На пути домой я оставил в троллейбусе пакет с папкой, и пропали у меня с ней адресная телефонная книжка и очень важная диктофонная пленка. Побесновался было я, пометался по ночному городу, но, успокоившись, махнул рукой на все: потерял так потерял, хорошо, хоть голова на месте. Но по здравому утреннему состоянию мысли разные зашевелились во мне. А спровоцировал их Леша Коток, который болезненно воспринял мою пропажу. «Позвони, позвони в стол находок троллейбусного парка, может, там и лежит твоя папка!» — настаивал он по телефону. Я ж обреченно подумал: «Какое бюро находок, Леша! Эра новая на дворе. Не знаешь ты, что ли, классический случай, как в Америке таксиста уволили за возврат оставленных в лимузине вещей владелицы!» Но для очистки совести я все-таки звякнул в троллейбусный парк. Впустую, конечно. И подумалось мне: пленки нет теперь, сотрут запись, вытеснив мое сокровенное какой-нибудь рок-музыкой. Но социализм, живущий в моей душе, — это не пленка. Его не сотрешь, не потеряешь, он всегда со мной. И со мной же умрет. А сколько нас таких, с кем будет погребен социализм в землю сырую. Мысль моя прорастала, открывая такое содержание, что раньше в голову не приходило. Да, могильной будет его судьба. Растворится он в соках земли и, стало быть, возродится травами, деревьями, цветами (если не грянет Апокалипсис, естественно). И будет жить вечно. И что потеря моя! Ну, книжка, ну, пленка, ну, подарок семьи Котков. Какие ж мы, в сущности, материалисты. Куричье что-то живет в нас. Наседка за зернышко расклеваться может, и в нас такой пыл живет. Хоть терять, конечно, трудно: теряешь не вещь, а жизнь. Вещи ведь — это нити наших связей с миром. Вспоминаю виденный в литературном музее Мамина-Сибиряка подсвечник, тускло мерцающий медью. Какое сонмище людей, созерцающих огонек свечи, соединил он и соединяет еще. Вещи бывают разные. У каждого человека есть сокровенное, и тем более ему дороги. Потерять, однако, все можно. Но приобретаешь чаще через потери. И когда так именно и случается, приобретенное становится еще ценней. Можно потерять турецкую куртку, японский магнитофон, вещичку какую-то из Парижа. Но их потом не так уж трудно купить. Все можно купить, кроме такого злата, как социализм. Да, это не портмоне и не папка, а то, что можно назвать родством, братством душ, это идея их добросвязи. И размышляя теперь о социализме, я созидаю: для писателя вещь — мысль. А другу мысленно говорю: «Не горюнься за меня, Леша! Душевное равновесие мое почти восстановлено. Не знаю я теперь, что дороже — потерянное или приобретенное, эта разбуженная ностальгия по социализму, по тому, что было, было, было… Слава приобретениям! А потери что? Это сырье для них».
Книга документальной прозы тюменского писателя Александра Мищенко, лауреата литературной премии имени Ивана Ермакова. Герои этого тома — геологи и гидронавты, журналисты и рыбоводы, предприниматели и охотники, медики и писатели. Диалоги «смутного времени» — искреннее и эмоциональное исследование народной жизни в драматический переломный момент нынешней истории России.
Александр Мищенко Диалоги «смутного времени»
Посвящаю бесценной жемчужине моей Нине
Социализм
Социализм ныне — вечная ностальгия для нашего поколения…
Вернулся вчера домой, достаточно переволновавшись: был в гостях у газового магната, прилетевшего недавно с Канарских островов. Умный, проницательный, энергичный, с философским складом ума человек этот, с какой-то хорошей восточной импульсивностью. Я попытался, конечно же, в душу ему заглянуть.
— Виктор Иванович, вы — капиталист, новое это для России, — обратился я к нему. — Как и кем ощущаете себя в душе?
Ответ был определенным:
— Свободным человеком с вектором на облачко из указов Президента и законов, принимаемых Госдумой по ограничению нас разными налогами.
— Раньше вы колебались, как и все, вместе с колебаниями линии партии, а теперь зависимы только от этого облачка?
— Так точно, господин писатель.
Прибыл домой, в общем, а жена сообщает, что звонил и ждет меня Леша Коток, комсомольский мой друг. Поехал в гости к нему. И такое социалистическое радушие сияло на его круглом, как солнце, лице, что душа моя поплыла вроде бы в безбрежье ласковых вод той эры, что, по всему вероятию, представляться будет через несколько поколений потомкам нашим как утопия Кампанеллы.
Треволнения двух встреч, винные сопровождения приема у капиталиста и гостевания у друга молодости пересеклись во мне и не замедлили, естественно же, сказаться. На пути домой я оставил в троллейбусе пакет с папкой, и пропали у меня с ней адресная телефонная книжка и очень важная диктофонная пленка. Побесновался было я, пометался по ночному городу, но, успокоившись, махнул рукой на все: потерял так потерял, хорошо, хоть голова на месте. Но по здравому утреннему состоянию мысли разные зашевелились во мне. А спровоцировал их Леша Коток, который болезненно воспринял мою пропажу. «Позвони, позвони в стол находок троллейбусного парка, может, там и лежит твоя папка!» — настаивал он по телефону. Я ж обреченно подумал: «Какое бюро находок, Леша! Эра новая на дворе. Не знаешь ты, что ли, классический случай, как в Америке таксиста уволили за возврат оставленных в лимузине вещей владелицы!» Но для очистки совести я все-таки звякнул в троллейбусный парк. Впустую, конечно. И подумалось мне: пленки нет теперь, сотрут запись, вытеснив мое сокровенное какой-нибудь рок-музыкой. Но социализм, живущий в моей душе, — это не пленка. Его не сотрешь, не потеряешь, он всегда со мной. И со мной же умрет. А сколько нас таких, с кем будет погребен социализм в землю сырую. Мысль моя прорастала, открывая такое содержание, что раньше в голову не приходило. Да, могильной будет его судьба. Растворится он в соках земли и, стало быть, возродится травами, деревьями, цветами (если не грянет Апокалипсис, естественно). И будет жить вечно. И что потеря моя! Ну, книжка, ну, пленка, ну, подарок семьи Котков. Какие ж мы, в сущности, материалисты. Куричье что-то живет в нас. Наседка за зернышко расклеваться может, и в нас такой пыл живет. Хоть терять, конечно, трудно: теряешь не вещь, а жизнь. Вещи ведь — это нити наших связей с миром. Вспоминаю виденный в литературном музее Мамина-Сибиряка подсвечник, тускло мерцающий медью. Какое сонмище людей, созерцающих огонек свечи, соединил он и соединяет еще. Вещи бывают разные. У каждого человека есть сокровенное, и тем более ему дороги. Потерять, однако, все можно. Но приобретаешь чаще через потери. И когда так именно и случается, приобретенное становится еще ценней. Можно потерять турецкую куртку, японский магнитофон, вещичку какую-то из Парижа. Но их потом не так уж трудно купить. Все можно купить, кроме такого злата, как социализм. Да, это не портмоне и не папка, а то, что можно назвать родством, братством душ, это идея их добросвязи. И размышляя теперь о социализме, я созидаю: для писателя вещь — мысль. А другу мысленно говорю: «Не горюнься за меня, Леша! Душевное равновесие мое почти восстановлено. Не знаю я теперь, что дороже — потерянное или приобретенное, эта разбуженная ностальгия по социализму, по тому, что было, было, было… Слава приобретениям! А потери что? Это сырье для них».