Александр Мищенко Диалоги «смутного времени»
Посвящаю бесценной жемчужине моей Нине


Гаринский парень

Глава администрации Ирбитского района В. Н. Волынкин заявил в интервью автору этого очерка о земляке-предпринимателе: «Только рад таким людям, как Василий Петрович Федотов, которые не о том думают, чтобы за кордон упорхнуть, а живут в трудный момент отечественной истории болями и заботами страны, направляют заработанные в честной коммерции деньги на возрождение родных очагов, малой родины. За такими людьми будущее России». Слушая Волынкина, я думал о замечательном нашем патриоте, тюменском купце Чукмалдине, который многое сделал для города и никогда, за границей даже, не забывал родное село Кулаково. Это славно, что не прерывается связь времен…

Я работаю сейчас над документальной книгой о роде Федотовых из-под Ирбита и сегодняшнюю нашу беседу хочу предварить фрагментом из этой рукописи:
О селеньицах таких говорят: на одном конце кукарекнет петух утренний — на другом пробуждаются. Две улочки-то и было в Гарях. В дыму веков остался тот пал, который зажег здешние косогоры. От молнии ли, от другого чего, но взвихрилось над ними пламя. Можно представить лишь, как дико горел сосновый бор, как увивались в небеса смерчи огня и дыма, трескались в воздусях пылающие головни. И залечивалась потом земля на пустошах, ударились в исполинский рост травы, рождая в сибирской тайге сенокосный рай.
25 июня минувшего года президент ЗАО «ТОИР — Холдинг» тюменец Василий Петрович Федотов с седехонькой уже своей мамой Анной Маркеловной и другими родственниками и односельчанами побывал на пепелище зачисленного некогда в разряд малоперспективных таежного поселка Гари. Святое, как каравай хлеба, селеньице и усыхало, словно черствеющий его кусок, когда «ликвиднули» здесь садик, школу, магазин, почту, больничку, бросили на произвол судьбы, перестав заботиться о ее эксплуатации, автодорогу. И потекли люди из Гарей. Обезлюдевшие дома в них сожгли какие-то случайные пришлые люди. Полыхало так, что даже за двадцать километров видно было зарево в стороне Гарей. После этого на мрачной пустоши торчали лишь кое-где, как проросшие черные зубья, останки не догоревшего в подворьях. Вселенскую какую-то жуть навевал траурный остов тополя у печных развалин бывшего клуба. Тополь будто вздымал к небу обугленные руки-ветки и немо кричал, то ли проклиная Всевышнего, то ли моля о милосердии. Живым осталось лишь кладбище. Огонь, однако, и его опалил с одной стороны, где валялись останки обгорелых деревянных крестов. На могиле отца Василия Петровича (ветерана химподсочки Гарей, беззаветнейшего трудяги и лучшего охотника, о котором говорили, что у него лосиная жила в ногах) Петра Федоровича Федотова сохранились, к счастью, и металлическая пирамидка, и фотография. Глядишь на нее, и магнитят взгляд плотноскулое лицо и глаза с особенным тем ущуром, что выдает в человеке таежника, того вдумчивого следопыта, который привык всматриваться вдаль. Ущур этот характерен для всех из рода Федотовых.

И вот мы с Федотовым у каминного костерка.
— Василий Петрович, чего Вы ищете в жизни?
— Смысл моей жизни — это работа. Я родился в сельской местности, с детства привык пахать, как говорится, и от этого испытываю удовольствие.
— Воспитали родители в Вас «привычку к труду благородную»?
— Конечно же. Я работать люблю. Профиль мой, если можно так выразиться, — решение умственных задач. Вся моя жизнь — беспрерывное думание. Я ведь тридцать лет учился: школа, техникум, институт, аспирантура. Мой помощник жалуется, что, когда он думает, — потеет. А я, думая, не потею. Для чего ум напрягаю? Чтобы иметь какие-то материальные средства.
Естественный вопрос: а зачем они? Тратить. Но если уж я заработал, то трачу деньги, как хочу, по потребности души. Я бываю удовлетворен, когда помогаю людям. Деньги ведь — это лишь средство. Главное в жизни — духовные ценности. Если мы, предприниматели, не поддержим танцоров, писателей, спортсменов, певцов, то кто еще-то сделает это?
— Известно, Василий Петрович, что Вы помогли с презентацией диска «Золотое ретро» таланту-тенору, уроженцу города Ишима Виктору Соломенцеву. В газетах писали, что, благодаря Вашей меценатской помощи, двенадцатилетний Коля Таланцев сумел поехать на финал конкурса «Шлягер-94» в Санкт-Петербург. Фамилия Таланцевых известна в музыкальном мире нашего города. Теперь о Коле поговаривают как о возможной эстрадной звезде.
— Да, мы поддержали первые шаги одаренного мальчика на эстраде. Удалась ему его песня «На деревне ежики».
— Мама Коли Анжела Львовна говорила в интервью, что на ее сына ушло около 10 миллионов рублей. Это достаточно большие деньги, но дело зачастую и не в них упирается. Как сказала Анжела Львовна, есть люди, чье сердце оказывается таким же толстым, как их кошелек.
— Убогое это дело — быть «денежным мешком». Ради чего стоит жить и работать? Чтобы делать какие-то добрые дела.
— Ученые давно доказали, что альтруизм начинается на клеточном уровне: если клетки не будут альтруистами, они просто не выживут.
— Для человеческого общества это вообще основополагающий закон жизни.
— Лично Вы, Василий Петрович, тем глубоко и симпатичны мне, что во всей своей деятельности следуете этому закону. Ваши слова не просто красивая декларация, они обеспечены валютою добрых дел. Как я узнал, Вы, как президент ЗАО «ТОИР-Холдинг», будучи одним из спонсоров газеты «АиФ», «Гостиного двора», помогаете писателям. Но Вы же поддерживаете и атлетический клуб «Антей», являетесь председателем наблюдательного Совета АО «Рубин», председателем комиссии по налоговой политике в Тюменской области от Совета предпринимателей и нефтепромышленников. Со спортсменами вроде бы ясно — им нужны финансовые вливания на снаряжение, оборудование.
— Я думаю, важней разобраться, как расходуются денежные средства, определиться в решении стратегических спортивных задач. Купить одного хоккеиста, к примеру, стоит 15 тысяч долларов. А может, надо настойчивей искать талантливую молодежь, воспитывать собственных звезд хоккея, вкладывать деньги в создание детских команд, создавать условия молодым для спортивного роста.
— Тут, оказывается, можно вести специальный разговор. Кстати, Вы сами-то занимаетесь спортом?
— Я люблю футбол. Играл, правда, и в хоккей, катался когда-то. Для интереса и сейчас катаюсь. Играем раз в неделю.
— Что роднит спортсмена и предпринимателя?
— Думаю, что настойчивость. У нас ведь такое напряжение бывает, работаешь порой до изнеможения. Это как в хоккее, когда на последнем дыхании забивают шайбу.
— А в налоговых делах как Вы проявляете себя с меценатской стороны?
— За счет личных своих, «карманных» денег содержу двух экономистов, которые занимаются исследованиями совершенствования налоговой политики. Но это тоже могло бы стать темой отдельного разговора.
— Сегодня мы будем говорить о том, что произвело на меня самое большое впечатление. Съездив в Ирбит и на родину Вашу, в Гари, я был буквально потрясен тем, что увидел и узнал. Вы дали толчок строительству 18-километровой автодороги в Гари, три километра ее построены уже на ваши личные деньги. Вы пытаетесь возродить родное селение. А люди тянутся сюда. Сейчас около сорока семей изъявили желание вернуться в Гари. Некоторые собираются уже строить там дома. Когда Вам пришла мысль взяться за это патриотическое дело?
— В ту прошлогоднюю поездку с родными и односельчанами на могилу отца.

Фрагмент второй из рукописи.
И они встретились, эти два федотовских ущура, живой — сыновний и отцовский, с фотоснимка. В сорок четыре года сразила смерть Петра Федоровича. Умер он во сне, ночью, лег спать и не проснулся. По народным поверьям, так умирают те, у кого «чаячья душа», легкая, добрая. Сын пережил отца, приближаясь к возрасту зрелой мудрости, к тому дню, когда товарищи и сослуживцы в радостном праздничном возбуждении вручат ему сорок пять роз. Отчее селение являло собой теперь пепелище его босоногого детства, тех лет, когда бегал мальчонкой он по нагретой траве конотопке на речку, на поляну для игр, шагал со своим прокосом, совсем по-взрослому уже раздвинув плечи, рядом с отцом в дни сенозаготовок, помогал семье в других крестьянских делах. И не Василий Петрович уже, а его душа, кажется, вглядывалась с ущуром в дали времен, которые затягивало белесым дымом забвения. Вновь с обостренностью вспыхнули в мыслях Василия Петровича эти болевые эпические вопросы: «Кто я? Для чего рожден? В чем смысл жизни? Что для меня Гари? Неужели я себе позволю быть одним из тех, кто не помнит своего рода?» После тридцати все чаще он стал задумываться об этом. Родился сын — решил: «Петрухой он будет, в честь деда. Да-да, Петр, а не Кирилл, Игорь, Денис. Эти имена — поветрие, мода, а Петр — память…» И растет-вырастает теперь, подтягиваясь к плечу отца, пытливый мальчик с конструкторским складом ума — Петя Федотов. Он любит вычерчивать самолеты. Общался я с ним однажды, очарованный магией чистоты помыслов мальчика, и все чудилось мне, что проглядывали в его облике черты Пети Бачея из книги Катаева «Белеет парус одинокий»… В тот летний приезд в Гари отец его думал о том, что как мать ответственна перед сыном, ответственны и дети перед родителями, перед гробами отеческими, перед небом малой родины, где были вспоены, вскормлены и обогреты, обрели крылья для полета в большую жизнь. Ясно становилось ему, что надо возвращать свой долг Гарям, поруганной отчей земле.
Именно тогда, сам по себе сформировался даже и своеобразный совет «старейшин» по восстановлению Гарей, в который вошла, конечно же, и Анна Маркелов- на Федотова. Эта женщина с открытым и ясным, как в «Автопортрете» Коненкова, лицом нынче стала как бы патриархом своего рода. 27 лет проработала она в лесу на химподсочке, награждена медалями «За доблестный и самоотверженный труд в ВОВ 1941—45 гг.» и «Ветеран труда». Ей трижды вручали медаль материнства, и семеро детей, а теперь внуки и Анны Маркеловны — бесценное ее богатство и счастье…
Самым многотяжким делом было возродить автодорогу от Куринской базы до Гарей. Как во времена детства Василия Петровича, так и сейчас она оставалась «дорогой жизни». Нужно было как-то сдвинуть дело с мертвой точки. Бетонку стоимостью в несколько миллиардов рублей на личной инициативе не потянуть, а вот грунтовую дорогу можно попробовать восстановить.
Взялся за гуж Федотов, но понял вскоре, что возможности его ограничены, не хватит ему собственных средств одолеть строительство автодороги: И сомнения стали охватывать его, терзания. Думал: «Может, опрометчиво поступил, что заронил в сердца односельчан надежды на то, что «восстанут из пепла» их родные Гари». Теперь Василий Петрович пытается доказать правительству Свердловской области, привлекая на помощь руководителей администраций Ирбитского и Туринского районов, что возрождение к жизни его малой родины — государственная задача. Позицию Федотова, между прочим, активно поддержал генеральный директор Свердловскавтодора Борис Евгеньевич Козлов. Его сердце также обожжено болью за судьбы хиреющей и погибшей уже сельской России. Генерал дорожников считает, что дороге в Гари надо придать государственный статус и включить ее в титул строительства.
Лично меня больше впечатлило не то, что строители отсыпали уже первые километры автомобильной трассы в Гаринские урочища. Мотив, говорят, дороже факта. Важен порыв души, боль настоящего русского человека за свою Родину. А она начинается для каждого с околиц детства, конечно же…

— Василий Петрович, проблема Гарей являет собой тот «магический кристалл», который позволяет заглянуть в корень современной российской жизни. Проживаемый страной период характерен тем, что старые духовные ценности рушатся, а новые еще не наработались. Фактом стала всеобщая смятенность, разбродность, что ли, в душах людей. И мне абсолютно ясно, Василий Петрович, что Гари — тот сокровенный кусок земли, который многое разбудил в Вас. Вспоминаю, как ехали мы с Вами вместе в Екатеринбург и увидели в селе Курманка чудную церковку из красного кирпича. У меня до сих пор звучит в ушах Ваш возглас: «Да ведь ее восстановить бы надо. Такую бы да возвести и в Гарях…»
— Это было бы хорошо, конечно, но мне жалко, что в Курманке-то красота гибнет. Среди халуп там храм стоит. Сейчас он облезлый. Но ведь немного средств надо, чтобы восстановить его подлинную красоту. А от этой песни в камне она будет переливаться в души людей. М-да, я осязаемо стал жить историей. Родное мое село дало толчок самоочищению души. Меня глубоко заинтересовала история моего рода. Интересно стало вникать во внутренний мир людей прошлого и тех, кто меня сейчас окружает.
— Ваш однофамилец философ Г. П. Федотов писал, что история не логический процесс, а органический, что он разъят в душах отдельных людей. Есть такая крылатая фраза: из истории надо брать огонь, а пепел пусть раздувает ветер времени. Так вот хранители такого огня — вполне конкретные, отдельные люди.
— К ним-то у меня и возрастает интерес.
— А кто они?
— Ну не все человечество, естественно, и не вся Россия, а гаринские Федотовы.
— Общаясь с Вами, я убедился что у Вас роющий ум, вы все время ищете, сомневаетесь. В Вас, как в реку, нельзя войти вторично при новой встрече: Вы всегда иной. В Вас интенсивно бьется всегда философская жилка. Может быть, Вы дальний потомок философа Федотова, а благовещенский писатель Станислав Федотов, возможно, из Вашего рода. Через ирбитские веси шел Ермак, через Ваши леса пролегала великая переселенческая тропа россиян-самоходов, как их называли, к Тихому океану. Вы, возможно, из тех «семян», которые рассеивались в пути.
— Потому и думаю я о всех Федотовых. Один человек — капля, а капля, особенно на солнце, всегда красива. Но любой глоток воды складывается из капель. А это уже движение от красоты капель к пользе. Федотовы — это некое княжество духа в российском пространстве. Сейчас оно разрозненное, как и вся страна, которой как раз не хватает сплочения. Могущественной Русь сделали объединительные процессы. И нам теперь надо объединяться. Для начала, конечно же, — пофамильно. Каждая фамилия — гордость. Федотовы, Поповы, Захаровы, Киричуки, если угодно. В этом плане надо брать пример с кавказцев. Если их десять человек в Тюмени, положим, они общаются. А два Федотовых живут в двухстах метрах один от одного и друг друга не знают. И два кавказца в паре всегда набьют морду одному Федотову. А два Федотовых — это уже стена какая- никакая. Говорить тут можно о многом. Ясно мне одно: в деревне больше соборности, крепче там общность людей. В городе мы разъединены. А надо объединяться. На хороших делах, конечно же. Так необходимо поворачивать, между прочим, и предвыборную кампанию. Нужно сплачивать людей на положительном, видеть в программах кандидатов в депутаты конструктивное, а не строить предвыборную политику на дрязгах, склоках, на агрессии.
— Вот куда вильнул наш разговор о роде Федотовых, о Ваших предках. Василий Ключевский, кстати, подчеркивал: изучая предков, узнаем самих себя. Сейчас в обществе резко возрос интерес к истории. О ней теперь задумываются даже самые никчемные, казалось бы, люди. История — кристаллизация здравого смысла. Услышав эту мысль, один философствующий выпивоха предложил мне другое определение: история — аппарат, на котором гонят из сусла мысли первач здравомыслия.
— Вот сукин сын, вот молодец! — всплеснул руками Федотов. — Раньше в школе, в вузе мы изучали историю по-казенному, для того лишь, чтобы получить оценку. Ну, какой-то справочный или просто любопытный материал почерпнешь, и только. Это сейчас до мозга костей, как говорится, прожигает меня мыслью, что знание истории — не самоцель, из нее надо брать в сегодняшний день то, что помогает нам жить. Народ накапливает творческий потенциал из поколения в поколение. Мы, к сожалению, в силу своего невежества и нелюбопытства многое теряем и изобретаем потом велосипеды. Знало же человечество тайну изготовления булатной стали. Но не уберегло ее. А ведь булатной саблей можно было волосок рассечь.
— Мне из Дублина привезли столовый нож-лазер с насечками по лезвию. Представляют его как чудо современной технологии, но я думаю, что в основе своей это творение древнеирландское. Из глубины веков, по крайней мере. Ну да поговорим о своем. Мне рассказывали в Ирбите, что Вы собираетесь возрождать в Гарях народные промыслы.
— Это верно. В нашем селении хорошие мастера были, поделки разные могли изготовить. Я ищу сейчас специалиста по народным промыслам. Вызревает у меня план в Гарях самих создать художественные мастерские, пригласив туда мастеров. А может, гаринцы станут заготавливать полуфабрикаты, кору деревьев или там еще что и поставлять в Ирбит или в Тюмень.
— Самое главное из опыта гаринцев, Вашего, Василий Петрович, рода, — это умение беззаветно относиться к своему делу, извлекать из него ту радость, которая окрыляет человека. Но такой вот прямой вопрос: «Василий Петрович, как Вы сумели разбогатеть?»
— Накопил кой-какой капиталишко, а потом махнул в Америку. Сделал там свой бизнес, вернулся домой и вкладываю теперь часть прибылей в Гари.
— Неужели?
— Это шутка. Такая молва пошла обо мне в Ирбите. Но чудес не бывает. Основа всего — труд. У меня от родителей закваска. Помню, в техникуме кто-то поспит лишку, а я неутомимо грызу гранит науки. Хотелось учиться так, чтобы не уступать соседям. И в институте то же было, и когда в аспирантуре учился. Я три варианта кандидатской диссертации написал: все не нравилось… В субботу или в воскресенье, бывает, выскочу с друзьями футбол погонять. Потом ребята идут в пивбар, а я — в лабораторию, до ночи продолжаю научные свои изыскания. Общественной работы я никогда не чурался. Мне нравилось всегда помогать людям. И в кровь впитал закон этот: пообещал — сделал. Оттого у меня и в предпринимательстве удачи пошли. Ко мне в деловых отношениях тянулись те люди, которые меня знали. Бывшие студенты, в частности, а их через мои руки в Тюменском индустриальном институте прошли тысячи. И, став специалистами, они знали, что заказ на строительство, положим, лучше отдавать ТОИРу, потому что во главе этой фирмы стоит Федотов, человек слова и дела.
— Менеджерская классика гласит, что все хозяйственные операции в предпринимательстве сводятся к трем понятиям: люди, продукт и прибыль. Люди, как видите, на первом месте. Раз у Вас дела идут успешно, Василий Петрович, значит есть надежная команда?
— Естественно. Куда я без соратников, единомышленников? Только я бы их назвал ключевыми людьми фирмы. И самые добрые слова могу сказать о них. Это Сергей Семеног, Евгений Савин, Надежда Зимина, Леонид Гутиков, Надежда Богданова, Владимир Мастерских, Геннадий Шульга, Дмитрий Федотов, Ольга Михайловская, Елена Чумлякова, Дмитрий Шукаев, Александр Новопашин, Любовь Щеглова, Валентин Бабарыкин, Игорь Воинков, Владимир Гапанович, Виктор Другов, Николай Закиров, Владимир Рузов, Юрий Рыбин, Владимир Гаврилов, Денис Хохлов, Сергей Сургаев, Валерий Леушин. Ну, и другие.
— А сподвижники Ваши Юрий Николаевич Чижиков и Александр Александрович Воронцов? Вы ведь с ними начинали в ТОИРе.
— У них теперь собственные фирмы — «АНРО» и «ЛЮБАВА». За их обязательства мы не отвечаем и строим сейчас отношения на партнерской основе. А накосорезил где — это твое.
— В мире, между прочим, известны случаи, когда, накопив достаточно богатств, предприниматели отказываются от них в пользу нуждающихся и ведут самый непритязательный образ жизни.
— Это моя мечта. Только, раздав накопленные средства бедным, я бы хотел начать все с нуля, проверить, удалось ли бы мне опять добиться успеха. Думаю, что дела вновь бы пошли в гору. От такого эксперимента останавливают только обязательства перед товарищами по команде: они же верят в меня, ставку свою сделали…
— Тут так и просится вопрос из серии тех, о каких говорят: на засыпку. Накопление первоначального капитала, как правило, не обходится без всяких там криминалов…
— Начальные деньги сделаны мною на первой нефтяной сделке. Я — нефтяник и, зная положение дел, связался с НГДУ «Правдинскнефть». Они продавали нефть, и я выступил в качестве посредника и вполне честно заработал первые свои брокерские денежки. Много или мало? Месяца за три такую сумму, за которую мне как преподавателю ТИИ пришлось бы вкалывать два года. Этот заработок был существенным. В очередной из сделок я через ТОИР уже купил партию нефти и продал ее Новоуфимскому нефтеперерабатывающему заводу. Там, к несчастью, сорвали сроки оплаты. Я набрался мужества и пошел в банк за кредитом, просьбу свою доказал, и мне выдали 200 миллионов рублей. Платил потом проценты банку. Чуть не вышибла меня из седла предпринимательства такая ситуация. Подзалетел я, в общем, на несколько десятков миллионов рублей. Но не разорился, хотя был на грани этого. Ну а дальше пошло лучше.
— Насколько я знаю, Василий Петрович, ТОИР сейчас стал довольно солидной и уважаемой фирмой. Вы работаете масштабно.
— Развиваемся, и это естественно. Помимо торговли нефтью сейчас участвуем и в переработке ее на заводах, занимаемся реализацией нефтепродуктов.
— Да, мне известно, что Вы продаете их в Тюмени.
— Но, кроме того, мы строим тут жилье и выставляем его на продажу. Торгуем и разной недвижимостью. Реализуем продукцию Ирбитского стекольного завода. В нашем магазине «Диапазон» в центре города богатый выбор товаров народного потребления. Известно тюменцам уже наше придорожное кафе со станцией техобслуживания и мелкосрочного ремонта автомобилей. Кроме всего прочего мы оказываем населению юридические услуги. Таков вот спектр наших дел сегодня.
— Но Вы еще вкладываете средства в развитие машиностроения, и мне кажется, что это очень перспективное направление.
— Да-да, мы пытаемся восстановить опытно-экспериментальный завод, сейчас это АООТ «Сибарматурасервис». Там изготовляют безнапорные емкости, жилые вагончики, запорную арматуру для системы «Водоканал» и другое.
— Ряд фирм, в названиях которых звучит ТОИР, и те, что Вы назвали, — одно целое, как я понимаю?
— Да, все это созвездие фирм ЗАО «ТОИР-Холдинг».
— Предпринимательство, как я мыслю, Василий Петрович, — вызов судьбе. Глава гамбургерной империи «Макдональдс» Р. Кроок так заявил в марте 1976 года, обращаясь к студентам Дартмудского колледжа: «Вы должны уметь рисковать. Я не имею в виду безрассудное лихачество. Но вы должны рисковать, и в некоторых случаях вам придется терпеть неудачи. Если вы верите во что-либо, вы должны цепляться за это до самого конца. Умение пойти на разумный риск — неотъемлемая часть деятельности предпринимателя. Но это является и огромным удовольствием». Так что у Вас все складывается «по науке».
— Как наука сама складывается «по жизни».
— У вас все делается честно?
— В пределах дозволенного законом. Я вообще-то понял: честность — основа предпринимательства.
— И тем не менее когда Вы едете по городу в своем «джипе», наверняка некоторые старушки, обделенные нашим государством и доведенные до крайней степени бедности, цедят, быть может, вслед вам: у-уу, мол, буржуй, хищник, эксплуататор.
— Мне с такими старушками разговаривать не приходилось. Знаю, однако, что некоторые люди мне завидуют. Но вот вопрос: кто завидует и чему? Дошел до меня однажды слух, что приехала в Тюмень группа людей с сомнительной репутацией. Они намеревались найти меня и расстрелять якобы за неаккуратность в проведении сделки… Я стараюсь быть аккуратным, но торговля нефтью и нефтепродуктами продолжает оставаться опасной сферой предпринимательства. В Нижневартовске недавно на этой ниве трех человек убили. На меня не раз накатывали. Пришли рэкетиры в офис однажды и заявляют: «Мы — ваша власть». Или такое. Построили мы 115-квартирный дом, и другие уже люди стали с нас требовать, чтобы мы уступили им права заказчика. Третьим машина моя понравилась. Мы нашли способ от них защититься. Это, кстати, помогло сформировать философию ТОИРа. Один из наших лозунгов: «Чужое не возьмем и свое не отдадим против воли». Ну, а основа-то этой философии — заповеди Христа: не убий, не укради, не обмани, возлюби ближнего. А притязаниям со стороны противостоит теперь наша собственная служба безопасности, которой оказывает профессиональную помощь и поддержку известный в этой области тюменский специалист Александр Андреевич Пуртов. Внешнее наше благополучие, в общем, — кажущееся. Поставь того, кто мне завидует, на мое место — он убежит. У меня иногда проскальзывает такая вот отчаянная мысль: уйти вновь на преподавательскую работу. Но рэкетиры, к сожалению, проникли уже и в вузовскую сферу. Мы слабо защищены в нашем государстве. Вне России где-то укрыться можно. Но как Родину-то покинешь?.. Так что приходится полагаться на себя, на аккуратность в ведении дел: сказал — сделал, пообещал — выполнил. Это единственное, что может исключить неблагоприятные исходы в работе.
— Как я понял, Вы человек волевой и обязательный.
— Такая у меня натура. Я, между прочим, десять лет не курю. Сказал жене некогда: «Родишь сына — брошу курить». И вот случилось такое радостное событие 27 октября 1984 года: Петруха мой на свет появился. С той поры не курю.
— Вы вообще, наверное, идеальный муж?
— Да что вы! Я же дома не бываю практически. Как ушел в 9 на работу и 12–13 часов безвылазно там.
— Я знаю, что вы трудоголик. Обедать забываете. Однажды мы беседовали с Вами почти до двух ночи, и помню, как жена тревожилась за Вас.
— Будь моя воля, я б ее за терпение орденом наградил. Это большой труд — ждать меня дома. Работа так захватывает меня, что я обо всем забываю. И не каждой жене дано понять такого мужа. Моя Наталья, к счастью, понимает меня, и я ей бесконечно благодарен за это.
— Вы человек сельского корня, Василий Петрович, из себя видный. Были, наверное, первым парнем на деревне?
— Не случалось такого. Вот Пашка Федоров был у нас в Гарях — тот еще ферт. Он был единственным ребенком в семье, и его баловали. Лето наступит — он на велосипеде гоняет да на речке плещется. Бутылочку вина купит иногда перед походом в клуб, пошебуршится. А у нас семья многодетная. Бабушка утром командует, что на сенокос надо. В дело запрягаться не очень охота, но деваться некуда. Потом вработаешься. В обед на бабушкиной самобранке молоко в бутылках, вкусное такое, сладковатое. Хлеб ядреный, огурчики соленые, груздки там, лобанчики с картошкой — одно объедение. Потом опять на косовице до вечера. И работа не угнетала, наоборот — азарт развивала. Приедем домой, а Пашка там уже куролесит…
— Василий Петрович, ну а с гармошкой по деревне вечерами гуляли?
— Деревня не без гармошки.
— И частушки пели?
— А как же. Такую к примеру:
Мы с милашкою сидели
В Гарях около пруда,
Нас лягушки напугали,
Не пойдем больше туда.

— Известно, что губительный удар по деревне нанесли в свое время горе-реформаторы, когда укрупняли колхозы и совхозы и тысячи сел попали в разряд «неперспективных».
— Это упрощенное понимание проблемы исхода людей из села. Тогда, к сожалению, была мода на городскую жизнь. В городе — цивилизация, с досугом лучше. Проблем особых с питанием в те времена не было. Работу легче найти. А в деревне выбора практически не было. А тут еще скот начали резать. Трудности с транспортным сообщением и прочее… Вот и потянулись селяне в город. Сейчас процесс вспять пошел. В городе выживать стало сложнее. Деревенская жизнь и экологически здоровей. И не случайно зашевелились бывшие гаринцы. К рыночным условиям люди приспособиться не могут, натуральное хозяйство оказывается предпочтительнее. А в Гарях его можно вести чудесно. Это ж сенокосный Клондайк. Заповедные там и леса, и воды. Родные мои места — источник вечного сырья. Россия вообще, можно сказать, на золоте сидит. Колоссальные у нее природные богатства. Если говорить о Сибири, то это самое что ни на есть золотое дно России. И как тут не вспомнить Ломоносова: российское могущество прирастать будет Сибирью.
— В памяти моей, Василий Петрович, как стих, живут слова первостроителя Тобольского кремля, картографа и писателя Семена Ульяновича Ремезова: «Воздух над нами весел и в мирности здрав и человеческому житию потребен. Ни добре горяч, ни студен… Земля хлеборобна, овощна и скотна, опричь меду и винограду ни в чем не скудно. Паче всех частей света исполнена пространством и драгими зверьми бесценными… Рек великих и средних, заток и озер неизчетно, рыб изобильно, множественно и ловитвенно. Руд, злата и серебра, меди, олова и свинцу, булату, стали, красного железа и укладу, и простова, и всяких красок на шелки, и камней цветных много. И от иноземцев скрыто, а сибирякам неведомо».
Федотов тяжело вздохнул, и взгляд у него ущуренный-ущуренный стал.
— И от иноземцев теперь не скрыты наши богатства, и сибирякам ведомы. А Россия не становится богаче. Торгуем мы сами с собой, внутри государства, на внешний же рынок идет много сырья… И то с проблемами. Дешевим, продавая нефть. Бензин у нас не берут. Он ведь, в основном, этилированный. А на Западе давно в обороте неэтилированный, он экологически чище. Мазут наш берут как сырье: из него потом вырабатывают масла, бензин, дизтопливо. Продукция, как известно, в десятки раз дороже сырья. На ней и куют прибыли капиталисты.
— Наличие природных богатств — это хорошо, но истинные сокровища наши — в людях, в их творчестве, инициативе. В Дании, например, нет своих минеральных богатств. Обделил ее Господь Бог. Поэтому там и встречаются часто аншлаги, гласящие: «Наш ресурс — качество». Возьмем Исландию. На льдах вечных она, а выращивают в теплицах там столько апельсинов, что собственные потребности удовлетворяют и в… Африку еще на экспорт идет этот продукт… Главное — качество души человека, и в этом плане я считаю нынешний наш разговор важным.
— Качественных людей, между прочим, я и стараюсь подбирать к себе. Пригласил в ТОИР энтузиастов народной медицины: замечательную тюменскую травницу Лидию Нестеровну Сурину с ее сыном Станиславом. Хочу поддержать их в создании фирмы «Зеленая аптека». Мы намерены организовать в Гарях заготовки лекарственных растений.
— Это правда, что в ТОИРе создан отдел здравоохранения?
— Натуральный факт, Александр Петрович. Руководит им Михаил Малицкий. А заместителем у него, чему я очень рад, моя жена Наталья Викторовна. У нас по этой линии прекраснейшее взаимопонимание. Мы пытаемся совместно с «Медсервисом» улучшить медицинское обслуживание тюменцев. Нет ведь благороднее задачи, чем забота о здоровье людей.
— Да, сейчас это особенно актуально: в стране ж резко упала рождаемость. Михайло Ломоносов, между прочим, полагал в свое время главным делом сохранение и размножение российского народа. Он заявлял, что в ЭТОМ состоит величество, могущество и богатство всего государства, а не в обширности тщетной без обитателей.
— Это даже представить себе жутко — пустую страну нашу, без людей…

В качестве послесловия еще один фрагмент из рукописи повести.
Верится, что Гари ждет новая, счастливая судьба. И скажут, может быть, некогда люди: «Кто в Гарях не бывал, тот счастья не видал». А это действительно место, дарованное природой для счастья людей. Какие веселые тут косогоры, какие чистые ключи и речушки, благостное какое небо! А лепетливые березняки, в которых Богу только молиться! И чего стоят гаринские липняки! Липа, как известно, одно из самых благородных деревьев в зеленом мире. В грязном месте не селится, где растет она — там экологический рай, значит. Самое и жить людям в Гарях. Нет, совсем не случайно потянуло людей в начале века сюда, куда пробирался к землице «за Камнем», то бишь за Уралом, и песенный Ермак Тимофеевич. А первопоселенцы Гарей, кстати, три брата и сестра из крестьянского рода Федотовых…

Идеальных обществ не бывает
Опубликованная в газете беседа с Василием Петровичем Федотовым вызвала отклики читателей. В редакцию писали теплые слова о Федотове, о его благородных начинаниях. А автор одного из писем писатель москвич Валерий Рогов высказал и такое мнение: почему индивидуальный благодетель должен прокладывать дороги, восстанавливать поруганные поселения предков, а куда делось государство? И что же мы, окончательно смирились с навязанным нам капитализмом? Начисто вычеркнули из отечественной истории социалистическую идею?
Герой беседы считает такие высказывания дискуссионными. С них и начался новый разговор с Василием Петровичем.
— Ну, вначале я хотел бы уточнить, что же мною сделано в Гарях, чтобы читатели имели об этом реальное представление. Я вложил деньги в приведение в божеский вид кладбища. Восстановлена сгоревшая от пожара изгородь. Построили мы рядом с кладбищем избушку для строителей. Теперь там можно останавливаться и тем, кто навещает родные могилки.
— А туда больше стало ездить людей. Я сам живой свидетель этому, Василий Петрович. И трудно переоценить Ваши шаги по возрождению Гарей. Ясно же всем, что не в ларек и не в киоск Вы сделали вклад, где б можно получать отдачу в рублях. Приращение нравственного в душах людей — важнее. А любовь к отеческим гробам — святое.
— Я купил уже в соседней деревне Дымково первый дом для Гарей, в это лето постараемся перевезти его туда.
— Ну, и в дорогу средства вложены.
— Да, жаль только, что грунтовая она.
— Потому и размололи ее трелевочниками весной, вывозя лес с делянок. Все три километра готовой дороги разрушили леспромхозовцы.
— Но это не значит, что совсем уж утопил я свои денежки в том ирбитском болоте. По всей трассе отсыпаны конуса с песком. Продолжат строительство автодороги — они пригодятся.
— Единолично дорогу не потянуть, Василий Петрович, на нее же требуется 12 миллиардов. И я согласен с Валерием Роговым: теперь должно сказать свое слово государство. Важно, что Вы растормошили людей, расшевелили общественное мнение на этот счет. Так или иначе Вас поддерживает администрация Ирбитского района, нашли Вы понимание со своими заботами и хлопотами у автодорожных строителей Свердловской области. Уверен, что удастся выйти с проблемами Гарей и на главу ее, Эдуарда Росселя, и он поддержит Вашу патриотическую инициативу. По крайней мере, ею заинтересовались даже представители ЮНЕСКО.
— Да, по этой линии в последний год в Ирбитском районе проводились некоторые мероприятия, создано там отделение ЮНЕСКО. И, как стало известно, возрождение Гарей поставлено под контроль местного представительства организации.
— И все-таки, Василий Петрович, какова суть Ваших возражений Валерию Рогову?
— Во-первых, чисто теоретический аспект. В нашем обществе сегодня крепнет суждение, что идея социализма привела Советский Союз к развалу.
— Не идея, может быть, а практика, Василий Петрович.
— Согласен. Так вот говорят, что кругом у нас было все как бы народное, а по сути — ничье, бесхозное. Но истина — конкретна. Были же и хозяева настоящие в нашей стране. Есть они и сейчас, между прочим. Но над нами довлеют маловзвешенные суждения довольно солидных мужей, что царская Россия, мол, наживала, накапливала богатства, а при социализме мы все профукали. К счастью — не все! И вообще, надо видеть и то доброе, по-настоящему значительное, чего мы достигли при социализме. Нельзя же не отметить наши успехи в народном образовании, в культуре, в медицине. Если говорить о первом, то ясно, что до 1917 года Россия была богатая страна, но неграмотная.
— А теперь она стала образованной, но бедной, так, что ли? Чего засмеялись, Василий Петрович?
— Над парадоксом этим, хотя он не точен. Не такие уж мы и бедные. Богатств в России много, беда только в том, что не можем мы ими разумно распорядиться. Ходим по серебру и золоту, топчем его.
— И при социализме, кстати сказать, такое было.
— Так вот, вернусь к Рогову. В письме его между строк читается, что социалистическая идея, которую осуществляли на практике несколько поколений, в принципе нормальная, и не гоже выбрасывать ее на свалку истории.
— Я не думаю, что Рогов полностью мог бы разделить эту мысль.
— Однако четкого заявления на этот счет я не смог прочитать в его письме. Во-вторых, нельзя утверждать однозначно, что капитализм, как таковой, — ущербное общество. У него же звучит: неужели мы смирились…
— А я понял его мысль так: есть ряд проблем в жизни общества, которые должно решать государство. Валерий 7 лет прожил в Англии, как собкор одной из центральных газет. И капитализм видел изнутри. По крайней мере, не как турист, и понимает, что тот строй не являет миру общества благоденствия. А в нынешней нашей жизни утверждений о красотах капитализма предостаточно, идеализируют его. Идеализация всегда чревата…
— Не специалист я делать какие-то однозначные выводы, но мне показалось, что Рогов противник всяких элементов капитализма. По крайней мере, такая мысль сквозит у него. Но ведь общепризнанно, что и социализм и капитализм имеет свои преимущества и недостатки. И истина, золотая середина, где-то между ними. Мне лично предпочтительна сегодня шведская модель развития. Ну, а если касаться того, что прожили мы в социализме, тут можно говорить о многом. Помню, еще студентом сидел на одном из занятий по научному коммунизму и глядел в окно. А там трактор разрушал асфальт, улицу копал.
— Я такого досыта навидался на родной своей Холодильной. Роют ее из года в год. Если учесть все затраты на перекопки, наверное, хватило бы денег сделать улицу нашу с золотым покрытием.
— Ту улицу перед тем как раз заасфальтировали. И вот вновь трактор и котлован… Такое могло случиться, как я понимаю, именно при социализме, когда все ничье, когда дорогу строил один, а копал другой. Когда правая рука руководителя не знает, что делает левая. Не было у нас настоящего хозяина, который считал бы государственные деньги как свои личные, чтоб была боль у человека за их использование, ответственность, в конце концов… Когда-то в «Правде» я прочитал статью, до сих пор помню ее название — «И фонари не бьют» — о парижских впечатлениях одного корреспондента. Побывал он где-то там в парке. И что же? Фонари целенькие, по газонам никто не бегает. В статье была высказана мысль: там это возможно, а в России — нет.
— Там сформирована внутренняя культура людей на этот счет. Это как в семье. Одну озолоти — все равно в доме будет беспорядок. А у другой и средства скудные, а в квартире уют.
— Согласен, у кого-то культура в крови. Но приучать же к ней надо. Возьмем наши скверы. В каком они состоянии, говорить не надо. А если бы власть предержащие поручили кому-то хозяйствовать на этой территории? Да дали бы ему соответствующие полномочия — штрафовать за нарушения порядка и т. д.
— А найдется ли такой человек, который бы согласился взять под свою опеку какой-то парк в Тюмени?
— Я готов это сделать хоть сегодня. Пусть только дадут нам парк, за состояние которого будет отвечать ТОИР. И мы станем тогда следить за культурой и дисциплиной, приводить парк в такой порядок, каким мы его мыслим. Мы бы траву там, деревья посадили, цветы. Средства определенные надо будет вложить, не без этого. Я б еще и видеооборудование установил, чтобы следить за состоянием дел в парке. Милиционера бы нанял для охраны его. Установили мы, что бросил окурок не в урну некий гражданин — за фалды его: плати, мол, штраф, дорогой. И штраф существенный. По газону прогулялся — еще круче штраф будет. Только полномочия соответствующие нам на этот счет нужны.
— Я надеюсь, что в администрации города прочитают наш материал. Есть полный резон пойти навстречу Вам, Василий Петрович, и выделить парк под Вашу «юрисдикцию». Глядишь, пример этот станет заразительным и для других. Еще найдутся охотники на возрождение культуры наших парков и скверов, которая до революции, кстати, была намного выше современной. Так хочется, честно говоря, пожить в порядочном, зеленом, истинно культурном, уютном для бытия нашем городе. Всегда радуюсь, между прочим, попадая в «Тюменские электрические сети», которыми командует мой друг Николай Егоров. Перед окнами его вырос прекрасный парк, и даже с голубыми елями.
— Этот достойный похвалы уголок не единственный в городе. Очень привлекательные для взгляда газоны перед Тюменьнефтегеофизикой. И это уже заслуга ее генерального директора Юрия Алексеевича Курьянова. В общем, надо начинать, Александр Петрович, с воспитания у людей чувства собственного достоинства. Наш человек легко смиряется с грязью на улицах и неуважением к себе. И было бы странным, если бы он был другим. Десятилетиями его приучали не высовываться, служить начальству, преклоняться перед инструкциями, постановлениями. А если помочь каждому стать независимым, уважающим себя? Может быть, тогда и на улицах наших городов стало бы как на территории Кремля, где ничего не разбрасывают, на стенах не царапают. У хорошего хозяина прилегающая территория захламленной и неухоженной не будет… Я считаю, что нашему обществу побольше надо экономической заинтересованности, которой не хватало при социализме, хотя на деньги все мерить нельзя. Надо стремиться воспринимать все полезное, что есть у капиталистов, сохраняя при этом и приумножая даже то лучшее, чего достигли мы при социализме. И опять же скажу: шведская модель близка к такому идеалу. Начни мы к нему приближаться — быстрее сможем изжить бескультурье, выйти на уровни жизни, достойные цивилизованного человека, стать культурными в подлинном смысле этого слова.
— То, что Вы помогаете возрождению Гарей, между прочим, пример такой истинной культуры. Думаю, отсюда и Ваши заботы — приблизить свою фирму к какому-то идеалу — обеспечить людей рабочими местами, иметь на производстве сотрудников, которые бы достойно относились к работе.
— Таких людей у нас в России тысячи а, может, и миллионы. Только одни раскрылись или только еще раскрываются, у других пока благородные движения души в некоем полуспящем состоянии.
— Как весенние березы с просыпающимися почками. Изменятся условия в стране — и зазеленеют они…
— Образ я понял, он интересен. Но до благоприятных условий пока далеко. И энергия многих проявляется сегодня лишь в освоении рыночной обстановки в стране. Кто-то пытается, скажем, на свой страх и риск завести «частное дело». Люди эти разные по «калибрам». Одни зарабатывают на мелочах, всяких штучных товарах. Купил телевизор за три миллиона, продал за три двести. Чуть-чуть наварил, как говорится. Другой купил майки, трусы, колготки — заработал на них… Вторые в градации — ларечники. Хлопот у этих побольше: и воруют у них, и ларьки жгут. Доход ограниченный — Два- три, ну десять, положим, миллионов. Ларьки характерны лишь для России. За рубежом их ведь нет. Там под магазины приспособлены первые этажи домов. Мы же забираемся в подвалы, базар выплеснулся на улицу. При новом строительстве, конечно, мы уйдем от ларьков. Но это в будущем. А пока ларечники и штучники всякие — реальная и вполне определенная группа предпринимателей. Они торгуют нужными людям товарами: видим же мы, что у них покупают.
— Такого рода торговля, Василий Петрович, — возвращение к тому, что уже было в нашей истории. Один сибирский поэт минувшего века писал: «Коробочник несет ярмо торговли».
— Вот таких-то коробочников нам и надо поддерживать хотя бы морально.
— Но у нас уже есть предприниматели и покрупнее. Эта категория торгует сырьем, нефтепродуктами, стройматериалами, машинами и оборудованием. Она строит и продает недвижимость. За нею и рынок ценных бумаг. Это своеобразный бизнес, в котором задействовано достаточно много людей. Это новая формация, при социализме таких людей не было. Тот, кто продавал в те времена нечто дефицитное, считался просто-напросто спекулянтом: поймали — посадить могли сразу как миленького. Сегодня бывший юркий спекулянт — оборотистый предприниматель.
— Какая же разница между ним и так называемым спекулянтом, барыгою, как говорится?
— Если человек купил-продал и уплатил государству налоги — он предприниматель, налог не заплатил — спекулянт, перекупщик.
— Да-да, погрел кое-кто руки на приватизации. Есть ли среди богатых людей честные люди?
— Конечно, есть порядочные люди среди предпринимателей, директоров предприятий. К таковым в Тюмени я отношу Геннадия Васильевича Торопова и Виктора Григорьевича Кульчихина. Мне трудно судить, конечно, богаты они или нет (я к ним в карман не заглядывал), но то, что они играют весьма существенную роль в экономической жизни города — факт бесспорный. Могу назвать и многих других. Побольше было бы таких людей у руля производства.
— А есть те, кто деньги на Запад гонит и прочее?
— Есть, конечно. И это нужно освещать в печати.
— Зачем?
— Чтобы сравнивать люди могли, знать, кто есть кто, делать выбор, что в наше политизированное время, когда общество стало многопартийным, весьма важно. Я вот был коммунист, например. Зюганов остается коммунистом и по нынешний день. Много лет состоял я в партии, партгруппоргом был, массу энергии отдал этому и работал не за деньги, а за идею. Не за деньги, кстати, работаю и сейчас (на каком-то этапе материального благополучия они перестают быть стимулирующим фактором). Пашу я порой до восемнадцати часов в сутки, и часто не удается даже пообедать, обхожусь одним кофе. К чему, казалось бы, эта самоотверженность. Натура такая, трудоголик я, одним словом. Был им, находясь в коммунистах, таким же остался, став предпринимателем. Честным трудом нарабатываю и личное, и общественное богатство. Так вот Зюганову предприниматели моей «весовой категории», может быть, не нужны. И меня лично очень волнует, кто же придет к власти в стране в результате президентских выборов. Какое отношение у Зюганова к частной собственности? Вроде бы он признает ее. Но это пока декларации. Неизвестно, как это обернется на практике.
— Тревога Ваша объяснима, Василий Петрович. Но, насколько я понимаю, программа Зюганова сопрягается с рынком. Не отвергается он его партией. Хотя, судя по опубликованному в одной из газет фрагменту законопроекта, одобренного КПРФ, в случае победы Зюганова приватизация государственных и муниципальных предприятий будет приостановлена (это из раздела «Демократизация отношений собственности»).
— А анпиловское крыло за что борется?
— Ну, это вообще из области крайних позиций. А они могут быть самые разные. Ленин в свое время писал о «трех направлениях в социализме». Одна из групп социалистических теорий, к примеру, — это теории социал-демократического типа, основой которых является улучшенный, гуманизированный капитализм, некий гибрид из «кусочков» социализма и капитализма. Каким будет у нас социализм, приди к власти партия Зюганова, гадать трудно. Поверим авторитету Ленина, который не уставал повторять, что дорога к социализму «никогда прямой не будет, она будет невероятно сложной»… В 1918 году он говорил: «Дать характеристику социализма мы не можем», «как будет выглядеть законченный социализм — мы этого не знаем». И это вопрос принципиальный: не важно, кто тут лидер, Ленин или Зюганов, вчерашний день берем или нынешний.
— Но важно, чтобы в предвыборной нашей кутерьме кандидаты в президенты и их партии и движения были бы более четкими в своих программах, приоритетах, предпочтениях, чтобы было больше ясности. А люди пусть выбирают, что же им ближе.
— Леонид Якубович в одном из недавних интервью заявил, что встречался с Зюгановым и не может положительно его оценивать, потому что понимает, какова его команда: первые секретари обкомов, члены Политбюро, окаменелые памятники самим себе. Ведущему самой популярной, пожалуй, телепрограммы не нравится, что вокруг выборов нагнетается атмосфера страха. «Откуда же этот страх? — восклицает Якубович. — Почему, как могло случиться, что в «Аэрофлоте» на 16-е число скуплены все билеты за границу? Что за бред?»
— Но что означает возврат на рельсы социализма? Если это вновь пресловутая распределиловка, если результаты труда будут распределяться, а не продаваться — я такой строй сейчас не принимаю. Уйди мы от рыночного аспекта этой проблемы, совершенно непонятно, какое место займут в общественной системе коробочники всякие и другие группы предпринимателей. Опять частная собственность будет объявлена вне закона, так, что ли? Снова уравниловка? Но это же нелепость. А вот думать о социальной защищенности тех, кто работает на фабриках и заводах, в сельскохозяйственном производстве, заботиться о студентах, преподавателях, медицинских и культурных работниках, милиции — святой долг общества и государства в целом.
— Но у нашего правительства все денег не хватает. Где же их брать? Это не манна небесная…
— Во всем мире путь один — за счет налогов. А как их брать, чтобы государству на его нужды хватало и налогоплательщикам не накладно было — это для России одна из самых больных проблем. О себе лично могу сказать: нет уже сил испытывать гнет неразумной системы налогообложения. Поэтому и взвалил я на себя ношу председателя комиссии по налоговой политике от Совета предпринимателей: работаем мы в подхлест соответствующим комиссиям при администрациях города и области, которые официально занимаются налоговыми делами.
— Какая же «продукция» может производиться ими?
— Они вырабатывают налоговые нормативы местного значения, уточняя, корректируя для наших тюменских условий общероссийские. Но члены таких комиссий, к сожалению, действуют как бы со связанными руками, ограничены у них возможности. Налоговым проблемам много уделял внимания старый состав государственной Думы, как об этом недавно рассказывал по телевидению председатель Союза нефтепромышленников России Медведев. Новая Дума получила в наследство от своих предшественников проект налогового кодекса России, и мы с нетерпением ждем, когда законодатели его утвердят.
— Но вы, как я понимаю, не сидите сложа руки?
— Естественно. Областная Дума доверила нам изучение общественного мнения насчет налоговой политики. Лично я разговаривал с руководителями ряда предприятий, с налоговой полицией, налоговой инспекцией, с главами администраций районов. И они все высказывались за совершенствование системы налогообложения. Наше ЗАО «ТОИР» создало временную творческую группу, мы платили зарплату специалистам, которые подготовили конкретные предложения. С итогами их работы я познакомил в одной из передач телезрителей. Отчет мы передали в областную Думу. Нами было предложено, в частности, изменить ставки налогов в Дорожный фонд Тюменской области.
— Отдача есть от ваших инициатив?
— Так или иначе был дан толчок и с нашей стороны: областная Дума дважды уже рассматривала вопрос о ставках налогов на пользователей автодорогами и с владельцев транспортных средств. На заседаниях ее возникли свои сложности, но движение все-таки есть. Недавним своим решением думская комиссия по социально-экономическим вопросам рекомендовала администрации области в течение 1996 года разработать законопроект о снижении налоговых ставок в дорожный фонд. Решено внести также на рассмотрение Думы вопрос о льготах по налогам для товаропроизводителей области. Но я считаю тем не менее, что вопросам совершенствования налоговой политики надо бы уделять больше внимания. Необходимы постоянный поиск, анализ, разработка эффективных предлождений. Именно с этой целью наша общественная комиссия предпринимает попытки создать специальный фонд для поддержки тех, кто будет заниматься разработками совершенствования системы налогообложения: тут же будут задействованы серьезные специалисты. Будем платить им серьезную зарплату — можно будет ожидать от них и серьезных результатов.
— Вы, как председатель комиссии, активно влезаете в налоговые проблемы, и у Вас, вероятно, имеются уже конкретные предложения по решению их?
— Я считаю, необходимо внедрять дифференцированную систему налогообложения, когда приоритеты отдаются производителям. Завод, фабрика, совхоз, положим, должны платить налоги процента три, ну, десять (это надо научно обосновать), а кто ничего не производит, живет принципом «купил-продал» — с этих можно и 70 процентов взять. Пусть такой коммерсант заработает не 15 миллионов, а всего два. Но это же на голом месте. А если заработал 20 миллионов, к примеру, и вложил их в строительство, в завод, в другое производство, — подход должен быть иной. Надо стимулировать поток денег на созидание. Этот путь, как его ни называй в политической терминологии, я поддерживаю обеими руками. Анпилов вещает об идеальном обществе социалистического, естественно, толка. Такой социализм однозначно противоположен капитализму и основывается он исключительно на общественной собственности на средства производства. И что это значит? Снова распределять поровну? Это мы уже проходили.
— Стало быть, Василий Петрович, нужно искать, нащупывать путь дальнейшего развития России, который наиболее приемлем для ее пространства и для русской души. Можно раздумывать над американской моделью, над шведской, над японской. И все же надо способствовать тому, чтобы выйти на свою родную, российскую, выкристаллизировать ее из сумятицы нынешней жизни.
— Вы абсолютно правы. Нужно поднять людей на всенародное вече. А трибуна одна — средства массовой информации. Пусть высказываются домохозяйки, рабочие, крестьяне, инженеры, философы, экономисты. Все равно же болит голова у многих о будущем своей страны. И сколько говорят на кухнях о нем! Полезнее будет, если все это выплеснется в открытый разговор о судьбах России. Сейчас ведь на 501-ю стройку не сошлют. И из всего того, что люди выскажут, можно будет отобрать рациональные зерна, наиболее полезные, демократические идеи. Будущее наше зависит не только от Президента, правительства, государственной Думы, а в большей мере, может быть, от нас самих.

Живу с надеждой
Бесхитростно написала в редакцию пенсионерка Н. Бабина:
Задела меня за живое беседа с президентом ЗАО «ТОИР-Холдинг» В. Федотовым. Есть, оказывается, у нас люди, которые стараются не только для себя, но и для других. У меня сестра всю жизнь работала в Тюменском индустриальном институте и хорошо знала Федотова. Она говорила мне: «Мы все понимали, что Василий Петрович человек неординарный. Однако реализовать свои способности и задатки в полной мере ему у нас не удавалось». И вот жизнь перевернулась, строй сменился, и человек сумел найти себя. Меня больше всего тронуло, что он родину свою вспомнил. Сгорели Гари. Одни травы-дубравы остались, как говорится. И Федотов стал возрождать родное село, строить на свои личные средства дорогу в лесные дебри, чтобы принести пользу людям. У него широкий кругозор. Некоторые спят, а во сне думают об одном — как бы обогатиться. Мани-мани, как поется в одной песенке, остальное все — трын-трава. Василий Петрович тоже бизнесмен и работает, чтобы быть богаче. Но он думает о нравственном в человеке, об экологической чистоте душ людских и матушки-природы.
Фирма Федотова располагается в здании Тюменского центра стандартизации, метрологии и сертификации, где я сейчас работаю вахтером. Помню, как тоировцы вселялись к нам. Еще в нашем здании располагался банк. Так совершенно разное отношение почувствовала я как вахтер от работников этих двух организаций. Банковские — заносчивые. Тоировцы проще, приветливей и внимательнее. По себе подобрал команду руководитель. Сам он всегда поздоровается, уходя вечером, сообщит, есть ли в его конторе кто или нет, и уже знаешь, что можно не волноваться, что ничего плохого за твою смену не случится.
Я 46-й год уже работаю в метрологическом центре. Начинала рядовым инженером, государственным поверителем, потом была начальником отдела. Уходя на пенсию, оформилась вахтером. И посчастливилось узнать такого человека, как В. Федотов. Я верю, что есть еще у нас такие люди, как он. Да не будь их, давно бы уже Россию растрынькали всю, распродали бы.
У меня к нынешним переменам свое отношение. Мы же шли к этому. Все знают про те времена, когда партократы стали заводить для себя персональное снабжение, персональную медицину и прочее. Разлагался и рабочий класс. Я курировала тогда приборостроительный завод. Подхожу как-то к одному рабочему и говорю:
— Что ты, Коля, брак гонишь? Ты же коммунист!
— Ха-ха! — скалится он. — Мне больше заплатят за переделки, чем за то, что я без брака сделаю.
Вот такого сознания были люди. В новые времена возрастает у людей интерес к делу, когда свое — становится своим, а человек — хозяином, на себя работает. Это и повышение ответственности. Жаль, что уравниловка так и остается невытравимой. Размышляя о Федотове, думаю: не всем дано быть предпринимателями. Я, к примеру, и вся моя родня — народ трудолюбивый, но мы все — хорошие исполнители. А вот у Василия Петровича дар предпринимателя. И с этим, вероятно, надо родиться. Одним словом, нам нужны и предприимчивые люди, и отличные исполнители. А страна у нас богатая. Все есть для того, чтобы могли россияне создать себе достойную жизнь, и эту мысль Василия Петровича я поддерживаю обеими руками, как говорится. Мы можем жить, не завися от зарубежного капитала. Учиться лишь надо у Запада всему ценному, что накопили там, пока разделял нас «железный занавес». Каждому только надо приложить к делу, к ресурсам страны руки и сердце. Я на северах наших работала с начала освоения нефтегазовых богатств Тюменщины и знаю не понаслышке, сколько варварства допускалось там. Терзали природу, рвали и губили технику, изнашивались в авральном труде люди. Но в печати больше славили за хорошее. Если уж начнут хвалить руководителя, то назолотят его так, будто он есть Иисус Христос, помазанник Божий. Федотов — выходец из самого простого народа. Я уверена: каких еще высот он ни достигнет — останется патриотом, внимательным, любящим свой народ человеком. Я всегда так рассуждаю: сколько ни накопит человек богатства, все равно ему не съесть больше того, что он может, и не износить больше, чем износит. Только одни обращают доходы в бриллианты и золото и прячут их под спудом, а другие бросают деньги в производство, строят дома, к примеру. Пусть и дорогие они, но это же дома, жилье для людей! А сколько добра могут принести народу такие некорыстные люди, как Василий Петрович Федотов. Я живу с надеждой, что жизнь наша будет все-таки улучшаться…

Что на роду написано…
И в заключение моего повествования — письмо, которое пришло мне из Благовещенска, от амурского драматурга Станислава Федотова:
Дорогой Саша!
Рад был получить письмо от тебя и газету. С интересом прочитал беседу с В. П. Федотовым, в целом весь номер — почувствовал атмосферу тюменской жизни, которая в общем-то мало чем отличается от общероссийской, хотя это и наш «нефтегазовый эмират». Но мысли Василия Петровича — особь стать, как говорится, многое всколыхнули они во мне…
Три года назад, по весне, хоронили шофера Гришу Федотова. Веселый был мужик, выпивоха, матерщинник отменный, по-русски хитроватый и ленивистый, с виду богатырь, косая сажень в плечах, а кончился в одночасье, как споткнулся: остановилось сердце. Говорят, хорошая смерть, но я не о том. Пять лет мы работали с Грише в одном театре, встречались каждый день, разговаривали о разном, но только однажды, мимо- словом, спросил я, откуда он родом. Спросил и удовлетворился ответом: мол, родители с Урала, а сам — местный, амурский. Давно уже предполагал я, что гнездо фамилии Федотовых где-то на Урале или возле него: это можно было проследить не по одной известной личности. Взять, хотя бы, к примеру, художника Павла Федотова или доктора наук, специалиста по полупроводниковой технике, — имени, к сожалению, не помню, а фамилия — наша… Вот и Гриша не намного, а прибавил к этому предположению, чем и удовлетворил мое ненавязчивое любопытство.
А теперь сожалею, что не расспросил подробнее: взбудоражил мою душу разговор твой, Саша, с предпринимателем Василием Петровичем Федотовым. Аж сердце екнуло: уж не брат ли мой по отцу тот предприниматель, я-то ведь тоже Петрович… Прочитав, однако, понял, что отец Василия Петр Федорович, мой же — Константинович. Мысли приняли другое направление, а вот взбудораженность души осталась.
Ну, во-первых, вспомнился покойный Гриша. А с ним и недалекое мое любопытство. Тысячу раз прав Василий Петрович, говоря: «…А два Федотовых живут в двухстах метрах и друг друга не знают». И умница он, коли отсюда делает вывод о корнях могущества Руси — оно в объединенной силе всех фамилий, всех родов. А сегодня Русь разъята и процесс разъятия углубляется, — сами растут трещины и овраги или кто специально размывает — о том разговор особый.
Каждый из нас знает — из газет, радио, телевидения, фильмов, — какие силы бросают те же американцы на спасение соотечественников, попавших в какую-либо передрягу, они готовы даже идти на международные конфликты, потому что за этим стоит престиж государства, престиж их образа жизни.
А что у нас? Не буду говорить о русских, брошенных на произвол судьбы в бывших республиках СССР, — это вопрос глобальный, исписаны без толку горы бумаги, и, мне кажется, одна из причин нулевых результатов — в уже упомянутом специальном размывании трещин и оврагов.
Приведу пример на другом уровне, но весьма для нас характерный.
В 1992 году небольшая писательская делегация — четыре человека — возвращалась из Китая в родное Приамурье. По-братски тепло попрощались с китайскими коллегами, которые две недели чутко опекали россиян. Прошли, как положено, пограничный и таможенный контроль и, увешанные сумками с подарками, поднялись на дебаркадер, дабы на своем российском катере, с звучным названием «Берилл», пересечь не столь уж широкий Амур и обнять родных и близких, по которым все основательно соскучились.
Ан не тут-то было. Как говорится, близок локоть, да не укусишь. На катер писателей не пустили. Более того, с него выгнали еще четверых — наших предпринимателей. Причина проста, как мычание, — капитан, видите ли, уже закрыл пассажирскую ведомость.
Пустой катер стоял у причала. Писатели, как полагается интеллигентам, упрашивали; предприниматели, как водится у «новых русских», крыли почем зря; китайские пограничники на ломаном русском предлагали переписать ведомость, — но капитан «Берилла» лениво покуривал, не обращая внимания ни на соплеменников, ни на «братьев навек», а потом приказал отдать швартовы и отчаливать, потому как подходил с туристами другой российский катер — «Москва», и ему надо было дать место у причала.
«Берилл» ушел в Благовещенск с пятью пассажирами на борту. С теми, кто успел записаться в ведомость. На дебаркадере остались восемь россиян, в том числе три женщины. Те, кто не успел. «Москва» их также не взяла — «не положено!» — и тоже отвалила домой, абсолютно пустая. Придет ли из Благовещенска еще какой-нибудь транспорт — никто не знал, близился вечер. Писателям и предпринимателям «светила» ночевка на дебаркадере — они ведь из Китая уже были вроде бы отправлены. Обратной дороги нет. Что прикажете делать?! Обменялись мнениями о речниках, в основном в непечатных выражениях, и решили объединиться в ожидании грядущего: сдвинули скамьи, нашли стол и выставили на него что у кого было. Получилось очень неплохо, даже угостили китайцев; а через четыре часа пришел-таки другой катер, «Алмаз», и уже в полной темноте высадил сводную культурноэкономическую группу на родимый берег.
(Замечу в скобках: часто у нас говорят, что людей творческих и деловых разделяет стена. Очевидно, из-за того, что первым приходится просить у вторых денег для реализации своих проектов — творцы ведь, как правило, деньги делать не умеют, зато умеют создавать нечто такое, что теми же деньгами не измеришь. Так вот, заверяю: о стене — это чепуха, были бы люди хорошие!)
Писатели и предприниматели, прощаясь, обнимались по-братски и снова, уже беззлобно, костерили речников. Русский человек отходчив и незлопамятен. Да и ситуация, конечно же, была не смертельная, а спустя некоторое время уже казалась смешной, однако до сих пор нет-нет и кольнет в сердце: как же можно так бросать своих на чужой стороне?! Мы же, русские, во все века славились взаимовыручкой: сам погибай, а товарища вызволяй, — куда это делось?! И ведь не сошлешься на тлетворное влияние наступающего капитализма! У них-то как раз все наоборот, — они не о человечестве думают, а о конкретном его субъекте, тем паче — о попавшем в беду…
Ну ладно, не повезло тем писателям и предпринимателям: в один день подряд нарвались на двух не лучших представителей своей Родины, — я имею в виду капитанов катеров, отказавших соплеменникам. Но приглядитесь — таких случаев все больше и больше, а на днях, когда дудаевские боевики штурмовали Грозный и уничтожали поодиночке милицейские блок-посты, никто же не пришел на помощь погибающим российским ребятам! Они умоляли, но армия — армия!!! — не сдвинулась с места: «Без приказа — не положено!»
О каком единстве государства можно говорить, когда так развален народ?! Единства нет, значит, нет и могущества — это же прописные истины! И повторю: тысячу раз прав Василий Петрович Федотов, говоря, что начинать надо с пофамильного объединения. Фамилия — это семья, а семья, как известно, ячейка государства. Здесь, думаю, не мешает опереться на такое понятие, как «зов крови».
Это уже будет во-вторых.
Почему я поначалу подумал, что Василий Петрович может быть мне братом по отцу, то есть по крови? Отец мой, Петр Константинович, 1915 года рождения, был весьма женолюбивым мужчиной. Накануне войны его взяли в армию, учился он в школе лейтенантов где-то на Волге и женился там по армейской книжке. (Мама мне говорила, что в Поволжье есть у меня сестра. Уж не актриса ли М. Федотова?) Потом, помню, в 1942-м, пришло письмо из действующей армии, от следующей жены отца. Помню, мама моя, двадцатидвухлетняя, сидела на бабушкином сундуке с моими братьями-близняшками на руках — по «конвертику» на каждой — и буквально выла, запрокинув красивую черноволосую голову.
С той поры я возненавидел своего отца.
А ведь он, наверное, был неплохим человеком. Храбрым. Однажды я, уже став студентом Томского университета, нашел в кухонном столе его медаль «За отвагу» с оплавленным краем: она спасла отца от гибели. Были у него, как я знаю от мамы, и другие награды. Значит, воевал достойно. Ну, слаб был по женской части, — так и женщины за что-то же любили его. Еще знаю, после войны его жена торговала в киоске, растратилась, и он взял вину на себя — сколько-то отсидел. Значит, было в нем и рыцарство…
Я вот все — «был», «было», а может, он жив. В прошлом году ему стукнуло восемьдесят. Возраст, конечно, особенно при нынешнем среднем по России, но, с другой стороны, моему бывшему тестю уже девяносто — так что еще не полночь.
Ненависть моя давно испарилась, даже увидеть его хочется, и родню отцову — тоже. Обстоятельства не позволяют. А написать, поискать — лень-матушка, текучка заедает и много чего еще. Скверно, стыдно — но это факт. Не в мою пользу — в подтверждение мысли Василия Петровича о разделенности русских людей.
А «зов крови» я все-таки ощутил. Дело было так. С семи до семнадцати лет я воспитывался у маминой сестры. Детей у нее с мужем не случилось, хотели они меня усыновить, дать свою фамилию. Мне в ту пору было то ли восемь, то ли девять, — я знать не знал, как к этому отнеслась моя мама, но менять фамилию категорически отказался. Более того, заявил: «Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит». Выразился, так сказать, аллегорически. Казалось бы, что мне в этой фамилии? И получил-то ее от ненавистного человека, а вот надо же! Мои добрые тетя с дядей, а по сути приемные родители, обиделись и надолго запомнили эту выходку. Потом, много позже, я их стал называть папой и мамой, но это, понятно, было уже не то.
Лет через пять, кажется, в седьмом классе, произошла у нас, как теперь говорят, «крутая ссора», и мне пришла в голову блажь убежать из дому. Встал я на лыжи и, не взяв с собой никакого пропитания или, на худой конец, деньжат, отправился не куда-нибудь, а к родимому батюшке.
Жили мы тогда в Шадринске, симпатичном городишке на восточных склонах Урала, а отец, по моим предположениям, должен был находиться в своей родной Талице, километров сто двадцать к северо-востоку от Шадринска. Расстояние это я намеревался преодолеть дней за пять-шесть. Почему решил «рвануть» именно к отцу, которого не видел с трех лет и представлял только по фотографии, где он красовался с еще не родившей меня семнадцатилетней Машей Свечниковой, я ни в ту пору, ни позже объяснить вразумительно не мог. Сегодня объясняю «зовом крови».
Правда, зов этот оказался не столь уж непреодолимым. Пройдя по лесу несколько километров, я увидел на снегу крупные следы какого-то зверя и благоразумно счел за лучшее смириться и вернуться.
А отца я никогда в общем-то не забывал. Одно время даже хотел поэму написать о наших взаимоотношениях. Взволновался, встретив в новосибирском альманахе «День поэзии» стихи Леонида Федотова из поселка Талицы: уж не родственник ли? А чего, собственно, волноваться? Конечно, родственник. Американские ученые в результате исследования генов людей разных стран и народов доказали, что все человечество происходит от очень компактной группы, в принципе можно считать — от одной пары. Все люди — братья! Однофамильцы, естественно, ближе, чем другие.
Вычитал я в интервью Василия Федотова, что родом он из Ирбита, а мой отец, как уже сказано, — из Талицы. Соседние районы одной области, расстояние по прямой около сотни с хвостиком километров. Может статься, мы — более близкие родственники с Василием, чем с художником Павлом или философом Георгием. Надо порыться в генеалогии, а то ведь мы, как правило, дальше деда, ну, в крайнем случае, прадеда, никого в родове своей не знаем. Раньше этим чуть ли не кичились: не дворяне, мол, чего выпендриваться! А теперь, оказывается, на семейных древах государство держится. Не потому ли оно и рушится, что древа эти старательно вырубались кровавыми дровосеками, а сегодняшние кроны так прорежены, так далеки ветви друг от друга, что уже и кроной-то назвать бывает трудно?
Понятно, разделенными людьми управлять куда проще, а что государство слабнет до беспредела — так, может, у этих управителей и цели нет подобной — укреплять его: это ж какие расходы требуются! Да и жизни не хватит, а она у них, естественно, одна. Впрочем, может, и мысли об этом в их головах не проскальзывало — других забот не перечесть. Только вот вода в любом случае на одну мельницу льется — не на нашу.
Солидарен с Василием Петровичем — надо объединяться! Снизу — с семей, фамилий, родов… Может, клич кинуть: «Федотовы (Ивановы, Петровы, Сидоровы…) всех земель, объединяйтесь!»? Может, конференцию провести, хотя бы заочную? Или — объединить для начала фамилии по городам и весям? «Амурский клуб Федотовых», «Тюменский центр…», «Екатеринбургское общество…».
Фамилия. Семья. Род. А на Руси говаривали: что на роду написано, то и случится. Сегодня написано — ВОЗРОЖДЕНИЕ».
Вложил Станислав в конверт и собственное стихотворение о своем «хождении» к Богослову Иоанну, на Ишну. Ветер свищет в три пальца. Всякие противоречивые мысли охватывают Поэта, чуть ли не бесовские видения наплывают разные. Он готов головы рубить врагам в Отечестве. Многозначительно, однако, опамятывание Поэта, которым заканчивается стих:
Вдруг метель улеглась —
Видно, время приспело.
А вокруг — люди… люди…
Россия.
Народ.


Вместо эпилога
Все старо под Луной, так было и будет: время течет, новые дни несут и новые события. Глава администрации Ирбитского района В. Н. Волынкин, распахнувший душу свою и землю начинаниям земляка-патриота, пошел на повышение и командует теперь округом, созвездием нескольких районов. Сменившему его Федору Александровичу Наумову с заместителем Николаем Ивановичем Бачуриным, коренным селянам, инициативы Василия Петровича Федотова давно были по сердцу.
В начале нынешнего года они приехали в Тюмень. В содружестве с ТОИРом была сформирована программа взаимовыгодного сотрудничества. ТОИР обязался поставлять селянам нефтепродукты и по возможности принимать участие в инвестировании района при решении наиболее острых проблем в весенне-посевную и уборочную кампании. А селяне, в свою очередь, намерены поставлять в Тюмень и нефтяникам нашего Севера мясо и молоко, картофель, овощи, мед, дикоросы, ягоды, пиломатериалы. Процесс пошел, как сказал бы по этому поводу известный наш политик.
А недавно случилось экстраординарное событие. Федотов позвонил в Сургут своему коллеге по деловым отношениям, известному в Сибири ветерану геологоразведки Виктору Михайловичу Пархомовичу. Тот, как оказалось, попал с приступом в местную больницу. Федотов тут же вышел на связь с медиками. Выяснилось, что больной находится в критическом состоянии и его надо срочно транспортировать в Тюмень. На заказ самолета потребовались большие деньги. Василий Петрович выложил их.
Вскоре Пархомовичу сделали операцию в областном центре, и теперь его жизнь вне опасности. А опоздай он на несколько часов под нож хирурга, могло бы случиться непоправимое, как заявил главный врач больницы А. И. Клепалов.
Несколько ранее Василий Петрович помог срочно определить в больницу мать другого коллеги, которой в тот же день сделали операцию. Полнится счет добрых дел Василия Петровича по меценатской линии. Помог он детсаду № 29 с туб. инфицированными больными приобрести мебель, а к Новому году привезли детишкам подарки. Не обходит заботой ТОИР соседей — Дом ветеранов. Ежегодно проводится в городе «Осенний марафон». И тут не остается в стороне Федотов, выделяет средства на призы. Закупил ТОИР спортинвентарь в детскую спортивную школу и студентам нефтегазового университета. А в День города был устроен праздник на улице Минской, где находится фирма. То-то было весело ребятишкам, когда катались они вдоль своих домов на конной паре. Обратился однажды к Василию Петровичу за помощью слепой: надо ехать учиться на массажиста, а не на что. И стал нуждающийся стипендиатом ТОИРа.
Стоит сказать, что денег-то лишних у Федотова нет. «У меня кредитов постоянно от одного до десяти миллиардов», — заявляет Василий Петрович. И, оказывая поддержку людям, он увеличивает задолженность свою перед банком. Но это не останавливает его, потому что Василий Петрович считает: хорошо помог тот, кто помог вовремя. «Для того и живем, чтобы делать добро», — сказал он мне однажды.
Все это факты, и они хороши для газеты. Мне ж чисто по-писательски хотелось проникнуть в душу Василия Петровича, разобраться в психологии, мотивах или, если хотите, «родословной» его альтруизма. И случай такой представился. Василий Петрович заявил мне однажды, что хочет рассказать для книги «Диалоги «смутного времени» и о своих партнерах. Привел для начала ряд имен. Это — глава Тюменьнефтегеофизики Юрий Алексеевич Курьянов, компании «Гермес-Планета» Владимир Алексеевич Морыженков, Валерий Андреевич Щеколдин и Михаил Иванович Титарь из Запсибтрубопроводстройсервиса, ирбитские предприниматели Владимир Андреевич Судейко (Агропромснаб), Владимир Николаевич Брылин («Вега»), Владимир Рудольфович Госсман («Снежана»), Владимир Ильич Якименко и Сергей Германович Яковлев (АО «Транспорт») и Александр Михайлович Иванов (АО «Уралмото»), Владимир Геннадьевич Галязимов из Сургута («Уника»), Борис Сергеевич Кутузов, Елена Юрьевна Сутункова (фирма «Сибконтракт» в Нижневартовске), а также Николай Владимирович Шумилов (Красноленинский ГПЗ), глава администрации Нижнетавдинского района Андрей Иосифович Козлов и другие люди, о которых можно сказать, что они надежные партнеры. Потом Василий Петрович стал приводить имена представителей других фирм, с кем ему приходилось вступать в контакты, рассказывал о новых и новых еще партнерах. Для перечисления их страницы одной не хватило бы, наверное. Так вот, говоря о ключевых фигурах ТОИРА, своей «команде», он намеревался назвать почти всех в своем коллективе поименно. Я уж взмолился: «Полноте, Василий Петрович! Я пишу художественную книгу, а вовсе не производственный отчет по той или иной фирме». Именно тогда я почувствовал, что прежде всего Федотов старается увидеть в человеке хорошее. Негативное никогда для него не выпячивается. Уравновешивается оно добрым. Вот сложились у него довольно непростые отношения с Юрием Николаевичем Чижиковым, и оценил я его как-то раз однозначно — противник, мол, он ваш, Василий Петрович. Федотов сразу наежился, стал мне перечить, и смысл я в этом увидел: некогда Василий Петрович и Юрий Николаевич работали вместе в Индустриальном институте, как он тогда назывался, именно Чижиков пригласил к себе на кафедру Федотова, был его «микрошефом» по подготовке кандидатской диссертации. В свое время Чижикову пришлось несколько лет работать в Алжире, и четыре года Федотов с семьей жил в его квартире. Заступаясь за Чижикова, Василий Петрович самокритично глядел и на себя, прямо заявив мне, что по характеру он не сахар, очень упертый, от чего, вероятно, другие страдают. Василий Петрович был объективен, в чем я убедился на следующий день.
Была суббота. Для Федотова это рабочий день, отличающийся от других лишь тем, что в план его он вносил — по возможности — встречи для души, как говорится. К нему приехал как раз друг из Киева, с которым они вместе работали на одной кафедре в Тюмени, профессор Сергей Борисович Усаковский. Он в одно со мной время появился у Федотова. Мы с хозяином кабинета беседовали, а киевский гость устроился в уголке на диване. Оглаживая время от времени скобку русой, с рыжиной бороды, он внимательно слушал нас, бросая пытливые взгляды то на одного, то на другого. Когда Василий Петрович заговорил об Индустриальном институте и о Чижикове, Усаковский бросил реплику:
— Натерпелся, достаточно натерпелся он от тебя.
Возражений не последовало…
Партнер и надежность для Федотова синонимы: невозможно ведь вести какие-то дела с человеком, если ему не доверяешь. Высшая цена предпринимателя — быть таким, как купец первой гильдии, считает Василий Петрович, мечтая попасть именно в этот класс людей, у которых слово равно делу. В основу его кандидатской диссертации, кстати, была положена надежность техники. Эта тема удачно совпадала с чисто человеческими параметрами Федотова, поэтому он и заявил мне.
— Я так воспитан сегодня, что до безрассудства порой держу свое слово.
И привел несколько случаев, когда, осуществляя те или иные сделки, он рассчитывался с партнерами, хотя юридических зацепок на этот счет и не существовало. «Ты можешь со спокойной совестью умыть руки», — советовали ему. Но он вспыхивал моментально: «Я ж дал слово! Это вопрос моей чести!»
Так получилось, что мы разговорились с Федотовым о проблеме надежности. Научную свою работу он писал лет десять. Подготовлено было практически варианта три ее. Написанное все время не удовлетворяло в чем-то диссертанта с «роющим умом». Начал он с надежности работы бурового ключа АКБ, что лично мне было очень интересно. Напоминание о нем вызвало в моей памяти воспоминания о тех днях, когда я работал на жарких самотлорских широтах помощником бурильщика. Ключ АКБ, около которого мне приходилось вертеться, казался мне самым симпатичным агрегатом буровой установки, которая оглашала окрестности тайги гулами, схожими с аккордами бунтарских симфоний Бетховена. На площадке ты чувствуешь себя сердцем спрессованных в плотный рабочий гул разных шумов двигателей, звона и скрежета стали, шипения пневмосистем. Остов буровой, будто ракета на старте, решетчатой свечой торчит из клубов пара. Она подрагивает, и кажется, вот-вот взлетит, вытолкнется вверх бушующей плазмой огня.
Сидя в кабинете Федотова, я почувствовал по его состоянию, что и в его памяти выблеснулись дни работы на буровой. Может, и ему, как и мне, пение воздуха за спиной казалось очень похожим на начало вальса из кинофильма «Золотая симфония», когда бурильщик отключал пневмомуфту лебедки. Могло быть, что и на моей буровой бывал Василий Петрович и слышал, как с веселым возбуждением покрикивал мастер:
— Давай, давай, шустри, бурматросы! В жарких руках и снег разгорится.
И помощники его метались по-кошачьи вокруг ротора, арканили стальные сигары, защелкивали их замком- элеватором. Клацал зубьями работающий на пневматике автоматический ключ АКБ, шипели и извивались, как змеи, черные резиновые шланги.
Вспомнил или не вспомнил свои самотлорские дни и ночи Федотов, ясно мне было, что близко к сердцу воспринимал он заботы буровиков. Поэтому и пытался разобраться в надежности работы всей установки, потом, изучив, как это делается в горно-шахтном деле, начал разрабатывать математическую модель ее функционирования. Понятие надежности, как известно, бесконечное, и Федотов постарался закольцевать в сферу своих исканий управление буровых работ, а потом даже и весь промысел. Но не объять необъятного, и дерзающему диссертанту пришлось отступать мелкими перебежками. Все закончилось так, что он опустился вновь до буровой, стал делить ее на агрегаты и посвятил, в конце концов, диссертацию надежности работы бурового ключа АКБ и отдельных деталей бурового насоса и ротора.
Забота Федотова о надежности работы фирмы своей, сотрудников, партнеров естественна для него, как наличие кислорода в земной атмосфере. Удивительно, но магнитно будто липнет к новому человеку он и пытается его понять настолько, словно ему предстоит создать математическую модель функционирования каждого индивида.
В какой-то момент нашего общения Усаковский оживился и пересказал из диванного своего угла по этому поводу сюжет одного фильма про робота и женщину. Он, оказывается, полюбил ее, но странной, естественно, бесчувственной своей любовью. Она привела его на поле, устланное, как ковер, цветами, и сказала: «Нюхай!» Робот нюхал, нюхал, задымился от напряжения и сгорел…
На этом выплеске юмора Усаковский и заявил с веселой улыбкой:
— Смотри ты не сгори, Василий Петрович!
Техника, люди, все в мире волнует Федотова. Наверное, заложен в нем какой-то ген любопытства и постоянных исканий. Во всяком случае, в детские его годы уже он ярко себя проявлял. Вслушивался иногда парнишка, навострив уши, в симфонии, которые звучали из радиорепродуктора. Махнув рукой вскоре, потухал и командовал брату: «Выключи эту дурную симфонию!» А вот рассказами в актерском исполнении, радиопьесами заслушивался, бывали моменты — ком к горлу подступал у него.
Искусство и литература всегда привлекали Федотова, но, только став уже взрослым, смог он оценить красоту опер «Чио-чио-сан» и «Иван Сусанин». Первую в Тюмени, вторую в Кремлевском Дворце съездов. Начал, конечно же, разбираться и в живописи, полюбил Шишкина и Айвазовского. Что касается литературы, то читал в основном техническую. «Красное и черное» же Стендаля, к примеру, «Мартина Идена» и «Сердца трех» Джека Лондона освоил по наводке Усаковского, гуманитарное «полушарие» которого было таким же развитым, как и техническое.
— Я читаю мало, — признался Федотов, — но если уж читаю, то до каждого слова, до последней буковки. Не так, что тры-ы-ых, и все понятно.
У него свои чувствования поэзии. Вспомнилось Федотову, как на институтской практике у них кто-то прочел:
Хочется к груди твоей прижаться.
Хочется и плакать, и рыдать.

Лично я воспринял эти строчки как ностальгические и заявил, что у стареющего человека они могут вызвать эмоции.
— Это для тех лет, когда у каждого много потерянного.
И тут подал голос из своего угла Усаковский, продекламировав:
Нынче ночью кто-то долго пел
О прошлом счастье и о воле.

«По-моему, это бунинское», — подумал я и продолжил свою мысль: — У молодого человека нет прошлого, а у нас есть, поэтому и разные восприятия.
— Зато молодой человек более эмоционален, — парировал Усаковский. У Гейне такое есть:
Юность кончена,
Проходит детской смелости пора,
И рука смелее бродит
Вдоль прелестного бедра.

— Больше удовлетворения получает мужчина от утех с женщиной, — продолжил Усаковский. — «Но где терзания молодого осла?» — спросим мы по-гейневски.
Реплики киевского гостя разбередили в Федотове молодое. Вспомнил он друзей детства. Тольку Меньшикова, царствие ему небесное, Пашку Федорова. Этот жив-здоров, слава Богу, шоферит в городе Лесном Свердловской области. Нашел он Василия Петровича, который хорошо настроил его на коммерческие дела. Теперь Пашка стал и партнером Федотова… Заговорил Василий Петрович и о старых гаринцах — Захаре Попове, Иване Михалеве. Я уже встречался с ними. Гари и для меня стали очень сокровенным пластом нашей жизни. О Федотове и говорить нечего: была в Гарях, по сути, одна улица, на которой прошла жизнь целого поколения, с нее воспринял Василий Петрович мальцом эпоху и Россию всю нашу, жизненные свои идеалы. Там научился сострадать ближнему так, как сострадал весь таежный поселочек многодетной семье Федотовых, которая потеряла в одночасье кормильца, сборщика целебной сосновой живицы Петра Федоровича…
Василий Петрович расчувствовался, вспоминая друзей и товарищей. Один из них Тагирзян Гильманов дорог ему стал в тюменские уже годы его жизни.
— Володей звали мы его по-русски, — сказал Федотов. — Я крестный его дочери Наташки и по нынешний день люблю эту песню:
Ах, Наташа, радость наша,
Ах, зачем ты за него выходишь замуж…

Забил, в общем, ключик поэтического и в Федотове, и именно на этой волне стали вспоминаться ему Учителя. И неудивительно это: растворяя перед пытливым гаринским парнишкой мир, они открывали ему поэзию новых далей. Неизбежная благодарность живет в сердце Василия Петровича к гаринским учителям Нине Петровне Шадриной (вела начальные классы), Павлу Ильичу
Определякову (бывший военный разведчик, он учил детей немецкому языку), ботанику Николаю Ивановичу Бачурину, работающему ныне в администрации Ирбитского района. По-доброму отзывается мой герой о покойном ныне руководителе его научной работы Александре Лонгиновиче Ильском из Академии имени Губкина, о Владимире Емельяновиче Стрекалове из Индустриального института. Ярким, как его назвал Федотов, из деканов был Леонид Иванович Чириков. Он давал студентам не только академические знания, но и воспитывал в них любовь к родному городу, патриотизм к стране. С пиететом говорил Василий Петрович о математиках из индустриального Тамаре Николаевне Берюховой и Владиславе Петровиче Рудакове. Не всегда идиллически складывались отношения Федотова со своими учителями. Пример тому — Владимир Федорович Бочарников. Он не верил в Василия Петровича как в ученого и сказал ему однажды, чтобы не трепыхался тот со своей кандидатской диссертацией.
Во время нашей субботней беседы Василий Петрович прокомментировал этот эпизод так:
— Оскорбил он меня, скажем так, разозлил в феврале, и я так зажегся, что в декабре защитился. Ну как мне не быть благодарным Владимиру Федоровичу Бочарникову за то, что он меня разозлил!
Это самое замечательное, может быть, что учителя, которые вели Василия Петровича по жизни, воспитали в нем благодарное сердце. Зависти не знает оно, а зависть, как известно, — корень семи пороков. Умеет, любит порадоваться Федотов за успех ближнего. И это одно из важных слагаемых чисто человеческой надежности его самого.
Молчавший некоторое время Усаковский медленно погружался в свои раздумья, и пришла минута, когда он уже капитально заговорил:
— Надежность в технике — это моя специальность. Ее можно проецировать, конечно, и на человеческие отношения. Наш человеческий мир, как и технические системы, имеет вероятностный характер. Он не детерминирован, как это называл нам Аристотель. Все факторы имеют некий разброс. Возьмем вот людской аспект. Мы говорим, что такой-то человек определенный, что это человек слова, это значит: в большинстве случаев он близок к тому, о чем говорит. Но все равно разброс есть у него.
— Это, кстати, модель Федотова, — врезался я со своим.
— Согласен, — ответил Усаковский и повел далее мысль: — О другом можно сказать, что он весьма неопределенный в решениях своих и действиях. За счет чего достигается надежность сооружений, к примеру? Почему потолок на нас не падает? За счет того, что, хоть и изменчивы прочность бетона, арматуры и стали, имеется создаваемый человеком резерв в прочности конструкции. Важны резервы и в человеческих отношениях. Как ты думаешь, Василий Петрович?
— Сложная это штука, — отозвался тот. — Резерв образуется. Раз ты исполнил все по чести и совести, два, — и вера в тебя появляется. Меньше тогда опасений, что потолок рухнет…
— И это наше, истинно русское отношение к жизни, — подхватил мысль друга Усаковский. — Ну не случайно ведь на графском гербе одного старинного российского рода было начертано: «Честь! Благородство! Справедливость!» Человека выявляет статистика действий, ответственных и благородных его поступков. Если в технике надежность достигается за счет механических запасов, то в человеческой деятельности за счет гуманитарного и морального факторов.
Практически Сергей Борисович подвел к тому, что однокрылый без них человек, что и подтверждает жизнедеятельность всякого рода однобоких технарей, узколобых специалистов, которые умудряются развить свою жизнь до состояния громадного флюса. И получается, что у людей таких флюсы, а у тех, кто их окружает, зубы ломит от боли…
— Еще раз скажу, — поставил точку философствующий наш собеседник, — что гарантией надежности человека является некая статистика добрых его, честных поступков.
Я бы добавил: поступков, которые нарабатывают всю жизнь, начиная с благословенных дней детства.
И тут Усаковский вдруг огорошил меня. По-птичьи заморгав глазами, заявил вдруг:
— Василий Петрович нецеленаправленный человек, разбросанный он. Я его на нашей кафедре еще натаскивал, что в науке нужно жить узким лучом. Взялся за какую-то одну проблему и исследуй ее, копай и копай. А ты кому-то все помогаешь, чего-то достаешь, принимаешь участие, кого-то устраиваешь в жизни, кого-то воспитываешь. Я это называл «массовым обслуживанием трудящихся». Потому и ушло у тебя десять лет на диссертацию… Бедой это, казалось бы, было у Федотова, которая в новые времена обернулась добром. Ценным оказалось его умение налаживать связи, извлекать из памяти нужные факты, события, лица, способность оценить человека, понять его. У него удивительное экономическое и организационное чутье. Весь Север — его ученики, и это капитал, какой трудно приобрести иным путем.
До полуночи общались мы в тот день. Прощаясь с друзьями, я подумал, что формально президента ЗАО «ТОИР-Холдинг» можно было бы отнести к разряду «новых русских». Василий Петрович, однако, счастливо избежал этого анекдотного «эпитета», потому что он просто-напросто настоящий русский человек. Повторю восклицание Поэта:
А вокруг люди… люди…
Россия.
Народ.

Да, люди, Россия, народ. И один из тех, кто является представителем лучшей его части, плоть от плоти народа, кровь от крови — гаринский парень Василий Федотов. Дай Бог ему счастья, долголетия и удачи во всех добрых свершениях!