Владимир Нечволода
ПОЮЩИЕ ТРАВЫ
Запев
ОТРЫВКИ ИЗ ПОЭМЫ
Вступление
Рождалась песня у дымных просек
Под звон и гогот хмельной поры,
Гуляли любо по гривам сосен
Звонкоголосые топоры.
Дымились звезды над Прииртышьем,
В багряных росах занялся день…
На этих реках, у этих вышек,
Рождалась песня твоя, Тюмень.
*
Пропахла ночь немятою травою,
Желта до сумасшествия луна.
Ракитник пьян болотною тоскою,
Зализывает крик гудка волна.
Тревожен звук сирены в этой дали,
И вымпел на флагштоке темно-ал,
Как будто бы не край завоевали,
А дикий край людей завоевал.
У клотика кровавая окраска.
Кружась, в колеса режется волна,
Кружатся сосны в стовековой пляске,
И затаилась в гуще тишина…
1
Я ли песне не кровный брат?
Ну-ка, песня, ударь набат!
Чтобы пьянела волна за бортом,
Чтобы сердце пошло ходуном!
Глянул старпом:
Хороша погодка.
А ну, салаги,
Покажь работку!
Покажь работку,
Да не ахай,
Чтоб я на палубу —
В белой рубахе…
И по палубе щеток стук.
А у ребят сорок восемь рук.
И вливается в синь небес
Песни рабочей ярый всплеск.
Зло швабрим,
Солнце в висок.
Ох, работка!
Тельник взмок.
Небо — палуба,
Палуба — небо…
Каруселью Белый свет.
— Шабаш!
Обед.
2
Прожектором лунным раздвинута ночь,
Звезды косятся в иллюминатор,
Сегодня уходит от пирса прочь
Судно, нащупывая фарватер.
Капитан вызывает всех.
Капитан нам глядит в глаза.
«Рейса нашего неуспех
Может руки другим связать.
Рейс наш — первая проба сил.
Нелегка, понимаю, цель —
У Югана протоки злы,
На Оби что ни шаг, то мель.
Надо быть всегда начеку.
Помнить надо всегда о том:
Не машины и не муку —
Нефть сибирскую повезем.
А коль все получилось так,
Нам украсить бы пароход,
Чтобы видели, кто идет,
Чтобы видели — нефть в баржах!»
Что тут каждому отвечать?
Парни думают и молчат.
Парни курят себе хитро.
Генка первым сказал:
«Добро!»
И тогда в тихий час ночной
Алым вычертил рулевой
На огромнейшей простыне:
«Даешь
Тюменскую
нефть!»
3
Наверное, это очень нам надо,
Если причалам родным протрубив,
Один и два, и двадцать отрядов,
Потом уже двести речных отрядов
Уходят в туманные зори Оби…
А по холмам и в низинах Югана,
Где встретились тропы волнений людских,
Колышется в небе четырехгранно
Четырехлапая тень буровых.
Нам многое пето о давнем, о близком,
Но здесь, вдалеке от бетонных дорог,
Еще не успели поднять обелиски
Тем, кто дойти к нашим датам не смог.
А финиш тогда был не близко, не близко…
И песня об этом еще не дописана.
4
Мы плывем и все плывет:
Берега, река и чаща.
Солнце —
Рыжий плотовод,
Туч плоты по небу тащит.
А на том берегу,
Над водою прелою
Кони, кони на лугу —
Карие и белые!
Кто-то первый ненароком
С парохода увидал,
Кто-то ахнул, кто-то охнул,
Кто-то просто промолчал.
Словно парни разглядели
Что-то очень важное,
Словно стало вдруг светлее
На душе у каждого.
Оттого, что дождь дугу
Вытянул над мелями,
Оттого, что на лугу
Эти кони белые!
Только друг один невесел,
Смотрит в сторону с тоской…
«Генка, Генка, что с тобой?»
«Худо, Вовка.
Ты помнишь, как:
Карандаши и карты в руках,
Наушник, приемник,
Морзянки писк…
Риск!
Шторм десять баллов!
Мачты к чертям!
Трудного нам плавания!
И мы прокладывали кораблям,
Нашим выдуманным кораблям
Курс подальше от гавани.
Был горизонт зарею ал…
Но однажды отец узнал.
Помнишь, как на чердак залез —
Только раздавленных ламп треск,
Только клочья порванных карт,
Да разлитых пробирок пар.
Я ему было свою мечту:
Про паруса, про пути во льду.
Про корабли, подлодки…
Выпорол он в этот день меня
Да наорал, чтобы бросил я
Выдумку с мореходкой.
Я ж без волны не могу прожить!
Что делать, скажи?
Что делать, если беда —
Батя едет сюда».
Время своей чередой неслось,
Думами полня головы наши.
Мы все тревожней ждали Тобольск,
Где ожидал нас Пятанов-старший.
5
Он, медля, по трапу взошел на борт,
Глазами по лицам ребят шаря.
Шагнул к капитану:
«Ну, вот,
Я Генкин отец, паря».
Текла борода в литую горсть.
Текли слова покойно и прямо,
И только там, глубоко под бровями,
В колодцах глаз плескалась злость.
«Страшно, паря, пойми, терять
Крохи кровного, что осталось.
Умерла вот у Генки мать,
Семь лет отсидел я — тоже немало.
Домой вернулся — хозяйства нет.
В избе два стула, голые стены…
Одна мне радость, один был свет —
Генка…
Когда уже дело с ним шло на лад,
Судить вроде стал по-хозяйски трезво,
Утек, понимаешь, сюда мой гад,
Пока я в город по делу ездил.
Потом меня прошибало зло:
Вот благодарность сыночка!
Долго искал и повезло:
Узнал от соседской дочки,
Что мой рулевой
У тебя — рулевой.
Собрался я и навстречу двинул.
Вот, капитан.
Отдавай мне сына».
В деле таком,
Не напутать чтоб,
Надо глянуть со всех сторон.
Капитан трет ладонью лоб
И спрашивает:
«А он?»
«Генка-то? Гы! Начитался газет,
Сколь мужиков с ума посвели!
Вот и снятся ему с малых лет
Звезды, ракеты да корабли.
Тут нефть подоспела —
Еще беда.
Он и рванул сюда…»
Смолк. Только дрожь прошла по рукам.
Курят, думают про запас.
Капитан заглянул в колодцы глаз
И говорит:
«Пусть решает сам».
. . . . . . . .
Все позади: маршруты, воды…
И рейса нашего итог —
Причалы Омского завода,
Флаг, взвитый к солнцу на флагшток.
И голоса, и медь оркестров…
И снова этот строгий труд,
Тоска на дальних километрах,
Матросских коек неуют;
А через годы — встреча жданно,
И глаз прищуренных накал
Немолодого капитана,
Которого я Генкой звал.
. . . . . . . .
Бетонная струя дорожки взлетной
Рванулась и осталась за спиною.
Обветренные крылья самолета
Качают солнце на больших ладонях…
Что поле без хорошего посева?
Что слово без шеренги строчек значит?
Светло грядущее того запева,
Который миллионами подхвачен!
Тайга под самолетом.
Пароходы
Подняли флагов пламенные стебли.
Все дальше, дальше нить нефтепровода
Упрямо пробирается на север.
Палатки — пьедесталы новостроек.
И вот уж облака тайгу скрывают…
Моя страна решилась на такое,
Чтоб обуздать седую волю края,
Сломать хребет Медвежьему болоту,
Что на шаманьей песне был настоен…
И сорок восемь в этом самолете
Туда летят, за яркою судьбою.
Владимир Нечволода
ПОЮЩИЕ ТРАВЫ
Запев
ОТРЫВКИ ИЗ ПОЭМЫ
Вступление
Рождалась песня у дымных просек
Под звон и гогот хмельной поры,
Гуляли любо по гривам сосен
Звонкоголосые топоры.
Дымились звезды над Прииртышьем,
В багряных росах занялся день…
На этих реках, у этих вышек,
Рождалась песня твоя, Тюмень.
*
Пропахла ночь немятою травою,
Желта до сумасшествия луна.
Ракитник пьян болотною тоскою,
Зализывает крик гудка волна.
Тревожен звук сирены в этой дали,
И вымпел на флагштоке темно-ал,
Как будто бы не край завоевали,
А дикий край людей завоевал.
У клотика кровавая окраска.
Кружась, в колеса режется волна,
Кружатся сосны в стовековой пляске,
И затаилась в гуще тишина…
1
Я ли песне не кровный брат?
Ну-ка, песня, ударь набат!
Чтобы пьянела волна за бортом,
Чтобы сердце пошло ходуном!
Глянул старпом:
Хороша погодка.
А ну, салаги,
Покажь работку!
Покажь работку,
Да не ахай,
Чтоб я на палубу —
В белой рубахе…
И по палубе щеток стук.
А у ребят сорок восемь рук.
И вливается в синь небес
Песни рабочей ярый всплеск.
Зло швабрим,
Солнце в висок.
Ох, работка!
Тельник взмок.
Небо — палуба,
Палуба — небо…
Каруселью Белый свет.
— Шабаш!
Обед.
2
Прожектором лунным раздвинута ночь,
Звезды косятся в иллюминатор,
Сегодня уходит от пирса прочь
Судно, нащупывая фарватер.
Капитан вызывает всех.
Капитан нам глядит в глаза.
«Рейса нашего неуспех
Может руки другим связать.
Рейс наш — первая проба сил.
Нелегка, понимаю, цель —
У Югана протоки злы,
На Оби что ни шаг, то мель.
Надо быть всегда начеку.
Помнить надо всегда о том:
Не машины и не муку —
Нефть сибирскую повезем.
А коль все получилось так,
Нам украсить бы пароход,
Чтобы видели, кто идет,
Чтобы видели — нефть в баржах!»
Что тут каждому отвечать?
Парни думают и молчат.
Парни курят себе хитро.
Генка первым сказал:
«Добро!»
И тогда в тихий час ночной
Алым вычертил рулевой
На огромнейшей простыне:
«Даешь
Тюменскую
нефть!»
3
Наверное, это очень нам надо,
Если причалам родным протрубив,
Один и два, и двадцать отрядов,
Потом уже двести речных отрядов
Уходят в туманные зори Оби…
А по холмам и в низинах Югана,
Где встретились тропы волнений людских,
Колышется в небе четырехгранно
Четырехлапая тень буровых.
Нам многое пето о давнем, о близком,
Но здесь, вдалеке от бетонных дорог,
Еще не успели поднять обелиски
Тем, кто дойти к нашим датам не смог.
А финиш тогда был не близко, не близко…
И песня об этом еще не дописана.
4
Мы плывем и все плывет:
Берега, река и чаща.
Солнце —
Рыжий плотовод,
Туч плоты по небу тащит.
А на том берегу,
Над водою прелою
Кони, кони на лугу —
Карие и белые!
Кто-то первый ненароком
С парохода увидал,
Кто-то ахнул, кто-то охнул,
Кто-то просто промолчал.
Словно парни разглядели
Что-то очень важное,
Словно стало вдруг светлее
На душе у каждого.
Оттого, что дождь дугу
Вытянул над мелями,
Оттого, что на лугу
Эти кони белые!
Только друг один невесел,
Смотрит в сторону с тоской…
«Генка, Генка, что с тобой?»
«Худо, Вовка.
Ты помнишь, как:
Карандаши и карты в руках,
Наушник, приемник,
Морзянки писк…
Риск!
Шторм десять баллов!
Мачты к чертям!
Трудного нам плавания!
И мы прокладывали кораблям,
Нашим выдуманным кораблям
Курс подальше от гавани.
Был горизонт зарею ал…
Но однажды отец узнал.
Помнишь, как на чердак залез —
Только раздавленных ламп треск,
Только клочья порванных карт,
Да разлитых пробирок пар.
Я ему было свою мечту:
Про паруса, про пути во льду.
Про корабли, подлодки…
Выпорол он в этот день меня
Да наорал, чтобы бросил я
Выдумку с мореходкой.
Я ж без волны не могу прожить!
Что делать, скажи?
Что делать, если беда —
Батя едет сюда».
Время своей чередой неслось,
Думами полня головы наши.
Мы все тревожней ждали Тобольск,
Где ожидал нас Пятанов-старший.
5
Он, медля, по трапу взошел на борт,
Глазами по лицам ребят шаря.
Шагнул к капитану:
«Ну, вот,
Я Генкин отец, паря».
Текла борода в литую горсть.
Текли слова покойно и прямо,
И только там, глубоко под бровями,
В колодцах глаз плескалась злость.
«Страшно, паря, пойми, терять
Крохи кровного, что осталось.
Умерла вот у Генки мать,
Семь лет отсидел я — тоже немало.
Домой вернулся — хозяйства нет.
В избе два стула, голые стены…
Одна мне радость, один был свет —
Генка…
Когда уже дело с ним шло на лад,
Судить вроде стал по-хозяйски трезво,
Утек, понимаешь, сюда мой гад,
Пока я в город по делу ездил.
Потом меня прошибало зло:
Вот благодарность сыночка!
Долго искал и повезло:
Узнал от соседской дочки,
Что мой рулевой
У тебя — рулевой.
Собрался я и навстречу двинул.
Вот, капитан.
Отдавай мне сына».
В деле таком,
Не напутать чтоб,
Надо глянуть со всех сторон.
Капитан трет ладонью лоб
И спрашивает:
«А он?»
«Генка-то? Гы! Начитался газет,
Сколь мужиков с ума посвели!
Вот и снятся ему с малых лет
Звезды, ракеты да корабли.
Тут нефть подоспела —
Еще беда.
Он и рванул сюда…»
Смолк. Только дрожь прошла по рукам.
Курят, думают про запас.
Капитан заглянул в колодцы глаз
И говорит:
«Пусть решает сам».
. . . . . . . .
Все позади: маршруты, воды…
И рейса нашего итог —
Причалы Омского завода,
Флаг, взвитый к солнцу на флагшток.
И голоса, и медь оркестров…
И снова этот строгий труд,
Тоска на дальних километрах,
Матросских коек неуют;
А через годы — встреча жданно,
И глаз прищуренных накал
Немолодого капитана,
Которого я Генкой звал.
. . . . . . . .
Бетонная струя дорожки взлетной
Рванулась и осталась за спиною.
Обветренные крылья самолета
Качают солнце на больших ладонях…
Что поле без хорошего посева?
Что слово без шеренги строчек значит?
Светло грядущее того запева,
Который миллионами подхвачен!
Тайга под самолетом.
Пароходы
Подняли флагов пламенные стебли.
Все дальше, дальше нить нефтепровода
Упрямо пробирается на север.
Палатки — пьедесталы новостроек.
И вот уж облака тайгу скрывают…
Моя страна решилась на такое,
Чтоб обуздать седую волю края,
Сломать хребет Медвежьему болоту,
Что на шаманьей песне был настоен…
И сорок восемь в этом самолете
Туда летят, за яркою судьбою.