Первая книга стихов талантливого молодого поэта Владимира Нечволоды.

Владимир Нечволода
ПОЮЩИЕ ТРАВЫ


Мечтатели

Убегают из дому мальчишки
В степи, что им грезятся во сне,
Взяв с собою сухари да книжки,
Да еще мечты о целине.
Едут на товарных и на скорых
Без билетов время догонять.
Только почему-то контролеры
Не хотят мальчишек понимать.
Возвращают к всполошенным мамам,
Что в тревоге ждут вестей лихих,
Но опять, опять они упрямо
Думают о подвигах степных.
И я знаю: пусть уйдут ракеты
К звездам в голубую вышину —
Так же вот мальчишки без билетов
Будут пробираться на Луну.





Мальчишки, я тоже с вами.
Слышите шум погони —
Мчатся враги за нами.
По коням! По коням! По коням!
Степи гудят набатом,
Как молнии, шашки из ножен.
«Нам жизнь дорога, ребята,
Но Родина нам дороже!»
А ну-ка, голову выше —
Не нами смерть верховодит!
Но выпадают мальчишки
Из пропыленных седел.
Чубами в покос горячий,
Под бешеные подковы…
Мальчишки…
Нет, я не плачу,
Я буду, как вы, суровым.
А ну-ка, голову выше —
Не нам бежать от погони!
Вы живы, мои мальчишки!
По коням! По коням! По коням!



Ритм времени

Ритм времени
Стучит в висках.
Ритм времени.
Звенит в электропроводах
Ритм времени.
Ловлю ли шум бензопилы
Березовый,
Смотрю, как падают стволы
На просеку,
Слежу, как с вешнею волной
Синь кружится,
Бреду с девчонкой заводской
По улице.
И каждый взгляд, и каждый шаг,
Как пение.
Стучит, стучит в моих висках
Ритм времени.



На Север!

На Север, на Север бегут поезда,
И ветер на Север торопит суда.
А трактор по черному яру над плесом
Накручивал версты земли на колеса,
Ему пароходы сигналят гудками:
Не хочешь, дружище, на Север за нами?
На Север за нами! На Север за нами,
Где стынет земля еще вешними льдами,
Где дремная нефть из подземного плена
Рванется к причалам по трубам-по венам…
Трубит пароход над поляною сонной.
Звучит стоголосицей эхо в затонах.
Услышав его, из сибирских портов
На Север спешат караваны судов.
И вот уже сотней китов толстопузых
Наполнены баржи бунтующим грузом.
А эхо летит и летит над волнами:
На Север за нами! На Север за нами!



Сенокос

Сенокос. Спины потом взмочены.
Солнца круг нестерпимо жгуч.
В сено вилы вонзаем отточенные
И кидаем в стога до туч.
Сено. Сено. Земля, как охает,
Тянет руки-травинки вслед
За горою, плывущей в воздухе,
А вернуть ее — силы нет.
Хочешь пить. Глотнешь родниковой,
И за вилы скорей опять:
Все друзья — силачи поселковые,
Не хочу я от них отстать.
Я ладони стер от старания,
А ребята смеются: терпи!
Вырастают стога, как здания
Золотых городов в степи.



Гусляры

Были гусляры иль не были?
Где их были и небыли?
Может быть, близ Тюмени
Гусли Садко утеряны?
Может быть, под Ишимом
Струны в озерах стынут,
Гусли заносит илом…
Были гусляры, были!
Пели они, гуляли,
Гусли свои теряли.
Там, где гусли упали,
Струнами прорастали
Березняки тугие
Сквозь брусниковые росы.
Вот почему в России
Любят березы.





Теплой весной в голубых руках
Ветер приносит запах лугов.
Ерш, запутавшись в камышах,
Через соломинку небо пьет.
Теплой весной кричат глухари.
Лоси трубят и всходит трава.
Птицы, крылатые кобзари,
В песню вдувают птичьи слова.
Тряский трамвай по городу мчит.
Слезится окнами старый дом.
Звезды фонариками в ночи
Землю ощупывают кругом.
И все в летучих песнях весенних.
Песни кружат светлы и легки.
И все — движенье и вдохновенье,
И неоконченность, как стихи.





Солнца блики на кустах,
Словно брызги смеха…
У тебя дрожит в глазах
Солнечное эхо.
Слышишь: синий пароход
Нам опять гудки дает,
И дрожит, дрожит сердито
Вымпел алый, ветром взвитый.
…Только ты в тоске и муке,
Слезы по твоим глазам…
Исцелованные руки
Прижимаю я к щекам.
Пережили мы грозу.
В край тайги и снега
Я с собою увезу
Солнечное эхо.



Ксана

Каунасские туманы
Вновь в мои ворвались сны.
Ксана, Ксаночка, Оксана,
Где ты? У какой весны?

Как жилось нам, как нам пелось!
Неужели все, как дым,
Разметалось, разлетелось
По стоянкам поездным?

Может, сердце и не билось,
Задыхаясь и любя?
Может, это мне приснилось,
Может, не было тебя?

Может, просто песня эта
Мною сложена в пути,
Чтобы легче мне по свету

Было за мечтой идти.
Только поздно или рано
Я найду тебя, дождись.
Ксана, Ксаночка, Оксана,
Где ж ты! Где ты?
Отзовись.



Уходит день

Мне всегда очень хочется,
Чтобы день стал длиннее,
Чтобы то, что я сделать еще не успел,
Я вместил в нерастраченные мгновенья —
Дочитал, дописал, доработал, допел.
И когда начинают огни зажигаться
На бульварах ночных,
Где трамваи звенят,
Очень трудно мне
С днем пролетевшим расстаться,
Словно с другом,
Который уйдет от меня.



Зависть

Человеку зависть, как завязь
Чувств хороших и нехороших.
Вырастать не даю я зависти,
Силой воли себя стреножив.
Прячу мысли в слова невидные,
Неприметные год от года.
Равнодушно всему завидую,
Словно пью кипяченую воду.
В меру в горести, в меру в радости.
Понимаю совсем не скоро:
Очень мне не хватает зависти
Будоражащей, непокорной.
Очень мне не хватает смелости
Догонять меня обогнавших,
Очень мне не хватает дерзости
Плюнуть в лица меня оболгавшим!
И кидаюсь в дела и в крайности,
Каждым чувством себя взрываю,
И учусь понемногу зависти,
Словно азбуку изучаю.



Девятое мая

Над рощей плач многоголосый.
Тропинкой скользкой вдоль горы
Уходит мать моя в березы
К могилке младшенькой сестры.
А за спиною всхлип и шепот,
И чей-то запоздалый крик…
Идут сельчане зыбкой тропкой
Туда, где плач к крестам приник,
Где все цветы в соленых росах,
Где ветер листья парусит,
Где плачут в солнечных березах,
Как плачут только на Руси.
А над пустым селом плакаты
О вечной славе говорят,
А над пустым селом кантаты
Из репродукторов гремят.
И с пацаненком в рощу светлую
Отставший тащится старик…
Не оттого ль березы белые,
Что много плакали у них?



Запев

ОТРЫВКИ ИЗ ПОЭМЫ
Вступление

Рождалась песня у дымных просек
Под звон и гогот хмельной поры,
Гуляли любо по гривам сосен
Звонкоголосые топоры.
Дымились звезды над Прииртышьем,
В багряных росах занялся день…
На этих реках, у этих вышек,
Рождалась песня твоя, Тюмень.

*
Пропахла ночь немятою травою,
Желта до сумасшествия луна.
Ракитник пьян болотною тоскою,
Зализывает крик гудка волна.
Тревожен звук сирены в этой дали,
И вымпел на флагштоке темно-ал,
Как будто бы не край завоевали,
А дикий край людей завоевал.
У клотика кровавая окраска.
Кружась, в колеса режется волна,
Кружатся сосны в стовековой пляске,
И затаилась в гуще тишина…

1
Я ли песне не кровный брат?
Ну-ка, песня, ударь набат!
Чтобы пьянела волна за бортом,
Чтобы сердце пошло ходуном!
              Глянул старпом:
              Хороша погодка.
              А ну, салаги,
              Покажь работку!
              Покажь работку,
              Да не ахай,
              Чтоб я на палубу —
              В белой рубахе…
И по палубе щеток стук.
А у ребят сорок восемь рук.
И вливается в синь небес
Песни рабочей ярый всплеск.
Зло швабрим,
Солнце в висок.
Ох, работка!
Тельник взмок.
Небо — палуба,
Палуба — небо…
Каруселью Белый свет.
— Шабаш!
Обед.

2
Прожектором лунным раздвинута ночь,
Звезды косятся в иллюминатор,
Сегодня уходит от пирса прочь
Судно, нащупывая фарватер.
Капитан вызывает всех.
Капитан нам глядит в глаза.
«Рейса нашего неуспех
Может руки другим связать.
Рейс наш — первая проба сил.
Нелегка, понимаю, цель —
У Югана протоки злы,
На Оби что ни шаг, то мель.
Надо быть всегда начеку.
Помнить надо всегда о том:
Не машины и не муку —
Нефть сибирскую повезем.
А коль все получилось так,
Нам украсить бы пароход,
Чтобы видели, кто идет,
Чтобы видели — нефть в баржах!»
Что тут каждому отвечать?
Парни думают и молчат.
Парни курят себе хитро.
Генка первым сказал:
«Добро!»
И тогда в тихий час ночной
Алым вычертил рулевой
На огромнейшей простыне:
«Даешь
          Тюменскую
                          нефть!»

3
Наверное, это очень нам надо,
Если причалам родным протрубив,
Один и два, и двадцать отрядов,
Потом уже двести речных отрядов
Уходят в туманные зори Оби…
А по холмам и в низинах Югана,
Где встретились тропы волнений людских,
Колышется в небе четырехгранно
Четырехлапая тень буровых.
Нам многое пето о давнем, о близком,
Но здесь, вдалеке от бетонных дорог,
Еще не успели поднять обелиски
Тем, кто дойти к нашим датам не смог.
А финиш тогда был не близко, не близко…
И песня об этом еще не дописана.

4
Мы плывем и все плывет:
Берега, река и чаща.
Солнце —
Рыжий плотовод,
Туч плоты по небу тащит.
А на том берегу,
Над водою прелою
Кони, кони на лугу —
Карие и белые!
Кто-то первый ненароком
С парохода увидал,
Кто-то ахнул, кто-то охнул,
Кто-то просто промолчал.
Словно парни разглядели
Что-то очень важное,
Словно стало вдруг светлее
На душе у каждого.
Оттого, что дождь дугу
Вытянул над мелями,
Оттого, что на лугу
Эти кони белые!
Только друг один невесел,
Смотрит в сторону с тоской…
«Генка, Генка, что с тобой?»
«Худо, Вовка.
Ты помнишь, как:
Карандаши и карты в руках,
Наушник, приемник,
Морзянки писк…
Риск!
Шторм десять баллов!
Мачты к чертям!
Трудного нам плавания!
И мы прокладывали кораблям,
Нашим выдуманным кораблям
Курс подальше от гавани.
Был горизонт зарею ал…
Но однажды отец узнал.
Помнишь, как на чердак залез —
Только раздавленных ламп треск,
Только клочья порванных карт,
Да разлитых пробирок пар.
Я ему было свою мечту:
Про паруса, про пути во льду.
Про корабли, подлодки…
Выпорол он в этот день меня
Да наорал, чтобы бросил я
Выдумку с мореходкой.
Я ж без волны не могу прожить!
Что делать, скажи?
Что делать, если беда —
Батя едет сюда».
Время своей чередой неслось,
Думами полня головы наши.
Мы все тревожней ждали Тобольск,
Где ожидал нас Пятанов-старший.

5
Он, медля, по трапу взошел на борт,
Глазами по лицам ребят шаря.
Шагнул к капитану:
«Ну, вот,
Я Генкин отец, паря».
Текла борода в литую горсть.
Текли слова покойно и прямо,
И только там, глубоко под бровями,
В колодцах глаз плескалась злость.
«Страшно, паря, пойми, терять
Крохи кровного, что осталось.
Умерла вот у Генки мать,
Семь лет отсидел я — тоже немало.
Домой вернулся — хозяйства нет.
В избе два стула, голые стены…
Одна мне радость, один был свет —
Генка…
Когда уже дело с ним шло на лад,
Судить вроде стал по-хозяйски трезво,
Утек, понимаешь, сюда мой гад,
Пока я в город по делу ездил.
Потом меня прошибало зло:
Вот благодарность сыночка!
Долго искал и повезло:
Узнал от соседской дочки,
Что мой рулевой
У тебя — рулевой.
Собрался я и навстречу двинул.
Вот, капитан.
Отдавай мне сына».
В деле таком,
Не напутать чтоб,
Надо глянуть со всех сторон.
Капитан трет ладонью лоб
И спрашивает:
«А он?»
«Генка-то? Гы! Начитался газет,
Сколь мужиков с ума посвели!
Вот и снятся ему с малых лет
Звезды, ракеты да корабли.
Тут нефть подоспела —
Еще беда.
Он и рванул сюда…»
Смолк. Только дрожь прошла по рукам.
Курят, думают про запас.
Капитан заглянул в колодцы глаз
И говорит:
«Пусть решает сам».

. . . . . . . .
Все позади: маршруты, воды…
И рейса нашего итог —
Причалы Омского завода,
Флаг, взвитый к солнцу на флагшток.
И голоса, и медь оркестров…
И снова этот строгий труд,
Тоска на дальних километрах,
Матросских коек неуют;
А через годы — встреча жданно,
И глаз прищуренных накал
Немолодого капитана,
Которого я Генкой звал.

. . . . . . . .
Бетонная струя дорожки взлетной
Рванулась и осталась за спиною.
Обветренные крылья самолета
Качают солнце на больших ладонях…
Что поле без хорошего посева?
Что слово без шеренги строчек значит?
Светло грядущее того запева,
Который миллионами подхвачен!
Тайга под самолетом.
                        Пароходы
Подняли флагов пламенные стебли.
Все дальше, дальше нить нефтепровода
Упрямо пробирается на север.
Палатки — пьедесталы новостроек.
И вот уж облака тайгу скрывают…
Моя страна решилась на такое,
Чтоб обуздать седую волю края,
Сломать хребет Медвежьему болоту,
Что на шаманьей песне был настоен…
И сорок восемь в этом самолете
Туда летят, за яркою судьбою.