Ирина АНДРЕЕВА
Алькины каникулы
Рассказы для детей
Расти большая!
В тот памятный день –19 мая наш третий класс принимали в пионеры. С утра я нарядилась в белоснежный передник, вплела в косички белые ленты. Красный галстук, отутюженный с вечера, лежал в портфеле. Сегодня старшие товарищи — комсомольцы, в торжественной обстановке на парадной линейке повяжут нам их на шею. Мы дружно произнесём клятву пионеров и на призыв: «Будь готов!», отдадим честь: «Всегда готов!»
Места наши глухие, заболоченные, почвы: суглинки, солончаки, глее-подзол. В ненастное время ноги не протянуть, ровно клеем схватывает обувь. Не зря её и называют глеем. Всякую весну, осень терпит от неё крестьянин. В низких местах образуются промоины, сколько бы их ни засыпали, ни гатили из года в год, всё уходит как в прорву.
Пришлось надеть резиновые сапожки. Дороги уже обсохли, но на нашей улице, там, где её пересекает улица поперёк, когда до школы остаётся всего метров триста, всякий год образуется такая промоина.
В сторону школы прошла сухой ногой по заботливо прокинутым кем-то узеньким дощечкам. Правда, дощечки эти выводили далеко в сторону, нужно сделать крюк — по сухому вернуться обратно.
Три урока прошли успешно, я заработала три пятёрки. Потом с пионерским горном, с песнями и речёвками начался праздник. Вы не знаете, что такое речёвки? На современном языке это слоганы:
— Кто шагает дружно в ряд?
— Боевой отряд ребят. Дружные и смелые, ловкие, умелые!
У нас были доморощенные музыканты: горнист — зычно и призывно играющий на пионерской дудке-горне с алым флажком на ручке и барабанщик, выбивающий чёткую дробь строевого шага. Всё прошло как положено, отшумела торжественная линейка, ведь сегодня мы праздновали День рождения пионерии!
Домой я шла счастливая. День разгулялся яркий. Солнце играло на небосклоне так весело, что хотелось петь, бежать вприпрыжку. Скворцы на проводах выводили заливистые трели и коленца, шустрые воробьи носились стаями и такой гвалт устраивали в стычке со скворцами за жилище, присвоенное на зиму, что впору было вызывать участкового, выяснять, у кого имеется ордер на квартиру?
У меня было замечательное демисезонное драповое пальтишко: по тёмно-синему полю голубенький крап, причём крап этот выделялся на ткани пупырышками, совсем как оперение скворушки. Брат так и называл меня — журавлик или скворушка.
Мама уже прививала мне вкус: достаточно надеть на голову яркий платочек — голубой или розовый и туалет неотразим. А когда тепло, платочек можно повязать на шею и чуть выпустить его концы наружу. Но сегодня главным украшением был галстук. Я убрала платок в портфель, а пальто расстегнула и предвкушала, как гордо пройду по родной улице. Люди будут смотреть на меня, и кто-то спросит: «Тебя приняли в пионеры?»
В счастливом забытьи добрела до промоины и вдруг увидела, что её кто-то засыпал сухим строительным мусором — битым кирпичом и щепой. Можно пройти, не делая крюк. Шаг, другой, третий, я уже посередине промоины и вдруг ноги стали уходить в грязевую пульпу. Я остановилась, когда сапожки погрузились по верхний кант — узенькую резиночку по краю голяшки. Теперь только эта узенькая полоска «держала оборону». Шаг вперёд или назад, и грязная каша поплывёт в сапоги. Что же делать? Изловчиться и выскочить из сапог на дорогу? Тотчас грязь поглотит обувь с концами. Сделать шаг вперёд, набрать в сапоги и выбраться на сухое?
Не факт, что ноги не провалятся выше колена, и я не завалюсь в этой няше как поросёнок, росточком-то мала. Вот уже и портфель в правой руке чуть не касается грязи. Я пришла в отчаяние. Решила ждать, должен же кто-то идти мимо, хотя бы руку мне протянет, поможет выбраться.
Наконец впереди замаячил высокий человек. Кто же это, гадала? Им оказался взрослый парень из немецкой семьи. Немцев в деревне много с войны — семьями, депортированы с Поволжья, а также молдаване, эвакуированные украинцы, белорусы, прибалты. Народ жил большой дружной семьёй, не делились на «белых и красных».
Саша старше меня на десять лет. Откуда такая точность? На селе все друг друга знают. Мой брат старше меня на восемь лет, но моложе Саши на два, вот и вся арифметика. Саша улыбался издалека, узрев мою беду.
Как же мне его назвать? Дядей? Парень только что из армии пришёл, какой он дядя? Нашла компромисс: назвала по имени, но уважительно на «вы».
— Саша, помогите мне выбраться, — голос мой был жалок.
Он засмеялся, утвердился ногами на кирпиче.
— Держи стопами сапоги крепко, а то останутся там.
И вытащил меня грамотно, как подъёмный кран сработал способом «поворота на весу»: на вытянутых руках поднял вертикально вверх — «вира», затем повернулся корпусом и на вытянутых же руках, как на стреле крана, поставил на сухую дорогу — «майна».
— Спасибо! — в смущении моргала я глазами.
Он опять засмеялся:
— А лёгкая-то какая, наверное, в портфеле одни пятёрки.
— А как вы знаете? — удивилась я.
— О, пятёрки всегда лёгкие, не заметишь, как до дома добежишь, а вот двойки лучше не получай, тянут они как кирпичи, волоком не дотащишь. Ну, бывай здорова, расти большая!
Вид мой был нелеп: белый передник, алый галстук и грязные сапоги, а до дома ещё ой, топать — через всю улицу! Я росла прилежной, стыдно идти в таком виде. Пальто застегнула, чтоб не компрометировать «кусочек» красного знамени, которое наши советские воины водрузили на Рейхстаге. Уговорила себя, что всё могло быть хуже, а, чтобы поскорее покончить с этим казусом, пустилась бегом. Дома никто не увидел моего позора: сапожки были вымыты и протёрты насухо.
С годами не забылось наставление Саши расти. Я не выросла, вымахала, а добро его осталось в сердце.
Ирина АНДРЕЕВА
Алькины каникулы
Рассказы для детей
Расти большая!
В тот памятный день –19 мая наш третий класс принимали в пионеры. С утра я нарядилась в белоснежный передник, вплела в косички белые ленты. Красный галстук, отутюженный с вечера, лежал в портфеле. Сегодня старшие товарищи — комсомольцы, в торжественной обстановке на парадной линейке повяжут нам их на шею. Мы дружно произнесём клятву пионеров и на призыв: «Будь готов!», отдадим честь: «Всегда готов!»
Места наши глухие, заболоченные, почвы: суглинки, солончаки, глее-подзол. В ненастное время ноги не протянуть, ровно клеем схватывает обувь. Не зря её и называют глеем. Всякую весну, осень терпит от неё крестьянин. В низких местах образуются промоины, сколько бы их ни засыпали, ни гатили из года в год, всё уходит как в прорву.
Пришлось надеть резиновые сапожки. Дороги уже обсохли, но на нашей улице, там, где её пересекает улица поперёк, когда до школы остаётся всего метров триста, всякий год образуется такая промоина.
В сторону школы прошла сухой ногой по заботливо прокинутым кем-то узеньким дощечкам. Правда, дощечки эти выводили далеко в сторону, нужно сделать крюк — по сухому вернуться обратно.
Три урока прошли успешно, я заработала три пятёрки. Потом с пионерским горном, с песнями и речёвками начался праздник. Вы не знаете, что такое речёвки? На современном языке это слоганы:
— Кто шагает дружно в ряд?
— Боевой отряд ребят. Дружные и смелые, ловкие, умелые!
У нас были доморощенные музыканты: горнист — зычно и призывно играющий на пионерской дудке-горне с алым флажком на ручке и барабанщик, выбивающий чёткую дробь строевого шага. Всё прошло как положено, отшумела торжественная линейка, ведь сегодня мы праздновали День рождения пионерии!
Домой я шла счастливая. День разгулялся яркий. Солнце играло на небосклоне так весело, что хотелось петь, бежать вприпрыжку. Скворцы на проводах выводили заливистые трели и коленца, шустрые воробьи носились стаями и такой гвалт устраивали в стычке со скворцами за жилище, присвоенное на зиму, что впору было вызывать участкового, выяснять, у кого имеется ордер на квартиру?
У меня было замечательное демисезонное драповое пальтишко: по тёмно-синему полю голубенький крап, причём крап этот выделялся на ткани пупырышками, совсем как оперение скворушки. Брат так и называл меня — журавлик или скворушка.
Мама уже прививала мне вкус: достаточно надеть на голову яркий платочек — голубой или розовый и туалет неотразим. А когда тепло, платочек можно повязать на шею и чуть выпустить его концы наружу. Но сегодня главным украшением был галстук. Я убрала платок в портфель, а пальто расстегнула и предвкушала, как гордо пройду по родной улице. Люди будут смотреть на меня, и кто-то спросит: «Тебя приняли в пионеры?»
В счастливом забытьи добрела до промоины и вдруг увидела, что её кто-то засыпал сухим строительным мусором — битым кирпичом и щепой. Можно пройти, не делая крюк. Шаг, другой, третий, я уже посередине промоины и вдруг ноги стали уходить в грязевую пульпу. Я остановилась, когда сапожки погрузились по верхний кант — узенькую резиночку по краю голяшки. Теперь только эта узенькая полоска «держала оборону». Шаг вперёд или назад, и грязная каша поплывёт в сапоги. Что же делать? Изловчиться и выскочить из сапог на дорогу? Тотчас грязь поглотит обувь с концами. Сделать шаг вперёд, набрать в сапоги и выбраться на сухое?
Не факт, что ноги не провалятся выше колена, и я не завалюсь в этой няше как поросёнок, росточком-то мала. Вот уже и портфель в правой руке чуть не касается грязи. Я пришла в отчаяние. Решила ждать, должен же кто-то идти мимо, хотя бы руку мне протянет, поможет выбраться.
Наконец впереди замаячил высокий человек. Кто же это, гадала? Им оказался взрослый парень из немецкой семьи. Немцев в деревне много с войны — семьями, депортированы с Поволжья, а также молдаване, эвакуированные украинцы, белорусы, прибалты. Народ жил большой дружной семьёй, не делились на «белых и красных».
Саша старше меня на десять лет. Откуда такая точность? На селе все друг друга знают. Мой брат старше меня на восемь лет, но моложе Саши на два, вот и вся арифметика. Саша улыбался издалека, узрев мою беду.
Как же мне его назвать? Дядей? Парень только что из армии пришёл, какой он дядя? Нашла компромисс: назвала по имени, но уважительно на «вы».
— Саша, помогите мне выбраться, — голос мой был жалок.
Он засмеялся, утвердился ногами на кирпиче.
— Держи стопами сапоги крепко, а то останутся там.
И вытащил меня грамотно, как подъёмный кран сработал способом «поворота на весу»: на вытянутых руках поднял вертикально вверх — «вира», затем повернулся корпусом и на вытянутых же руках, как на стреле крана, поставил на сухую дорогу — «майна».
— Спасибо! — в смущении моргала я глазами.
Он опять засмеялся:
— А лёгкая-то какая, наверное, в портфеле одни пятёрки.
— А как вы знаете? — удивилась я.
— О, пятёрки всегда лёгкие, не заметишь, как до дома добежишь, а вот двойки лучше не получай, тянут они как кирпичи, волоком не дотащишь. Ну, бывай здорова, расти большая!
Вид мой был нелеп: белый передник, алый галстук и грязные сапоги, а до дома ещё ой, топать — через всю улицу! Я росла прилежной, стыдно идти в таком виде. Пальто застегнула, чтоб не компрометировать «кусочек» красного знамени, которое наши советские воины водрузили на Рейхстаге. Уговорила себя, что всё могло быть хуже, а, чтобы поскорее покончить с этим казусом, пустилась бегом. Дома никто не увидел моего позора: сапожки были вымыты и протёрты насухо.
С годами не забылось наставление Саши расти. Я не выросла, вымахала, а добро его осталось в сердце.