Виталий Огородников
СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ
ШАГОМ МАРШ!
Две клички? А что тут особенного: «Немогузнайка» и «Вечный майор». Первая прилепилась к нему давным-давно, когда он ещё курсантом военного училища был, поэтому о происхождении её легко догадаться. Уж столько лет прошло, а майора за глаза называли Немогузнайкой. Менялись лишь интонации, с которыми эта кличка произносилась. Кто-то говорил с раздражением, кто-то равнодушно, кто-то с жалостью. Вторая кличка была относительно молодой и, соответственно, бесцветной, а произносилась всегда с одной интонацией — интонацией какой-то безнадёжности. Примерно так: «А, этот? Вечный маёр», — как о чём-то незначительном, потерянном.
Личная жизнь у майора не сложилась, а остальная жизнь прошла так незаметно, что он и понять не успел, жизнь ли это была. Майор уже крепко засомневался, что происходящее вокруг него и есть жизнь. Но и это бы ничего, а вот звание, будь оно неладно, не дают, хоть ты тресни. Казалось бы, чего тут расстраиваться, многие и на пенсию уходят капитанами. «Но почему я должен быть, как многие?» — задавал он себе вопрос. Ведь, опять же, многие его товарищи давно уже товарищи подполковники да товарищи полковники, а то и товарищи… Одним словом, не дают ему очередного звания, и всё тут. Пенсия скоро, а звания нет как нет.
Аверченко, молодого старлея, майор встретил в парке. Тот вытянулся во весь свой богатырский рост по стойке смирно, лихо щёлкнул каблуками и отдал честь с серьёзной миной, хотя в душе, как и все, посмеивался над майором. В глазах Аверченко ещё горели сцены бурной ночи, и вокруг себя он создавал какой-то особый микроклимат, складывающийся из запахов духов, детского мыла и ваксы. Обоняние никогда не изменяло майору, и он поморщился, стараясь сделать это незаметно.
Вяло ответил на приветствие — почти махнул рукой и, вытащив совершенно пустой листок бумаги, внимательно его обсмотрел и как-то безразлично спросил:
— Ты не слыхал, говорят, что мне повышение грозит?
— Не-е-е-е. Не слышал.
— Да. Говорят, — добавил майор, аккуратно сложив бумагу. Не покажешь же, что в этой бумаге только то, чего природа терпеть не может.
— От те на, — старлей хлопнул себя по колену, — знай наших. А кто говорит-то?
— Да так, — уклончиво ответил майор, улыбаясь и глядя куда-то вдаль, — может, опять свистят, но ходят слухи…
«Везёт же дуракам», — подумал про себя лейтенант, вернее, это он не про себя так подумал, а про майора, которым ему тоже предстояло когда-нибудь стать. Многое ещё было впереди у Аверченко, но про него в другой раз.
Вечером старлей, влетев в дом, первым делом выпалил эту новость, вернее фразу, которую он про себя думал.
Молодая жена встретила его с растерянным видом:
— Ты о чём? — спросила она, томно глядя в окно.
— Везёт же дуракам, — повторил Аверченко, как будто она плохо слышит, а потом ещё покрутил у виска указательным пальцем, как будто она и видит плохо.
Уже сидя за столом, дожёвывая котлету, он разжевал и новость ничего непонимающей жене:
— Немогузнайке звёздочку накидывают. За какие вот только заслуги, не пойму я. Нет, ты только подумай, Машенька.
— Правда, что ли? — спросила жена, пытаясь подавить зевоту.
— А то нет. Ты не смотри, что он тихий. Он ещё любого за портупею заткнёт.
В этом городке женщины обращались друг к другу не иначе как «милочка». Это выглядело как-то запросто и задушевно. Милочками были все. Обращение это напоминало немного устаревшее «дамочка».
Зайдя в магазин, жена Аверченко произнесла, обращаясь к продавщице, многозначительно:
— Здравствуйте, милочка.
«Милочка» приветливо улыбнулась, и её ответ прозвучал, как эхо в лесу:
— Здравствуйте, милочка.
Милочка-продавщица стояла за прилавком, будто прилавок — это не народное имущество, а часть её самоё.
— Слыхали, небось, милочка, что Немогузнайке звание дают.
— Конечно, — ответила продавщица, а потом подумала, что это такое она сказала?
Она задумалась, будто взвешивала что-то в своих мозгах и никак не могла подобрать подходящей гири. Это удивило её не меньше, чем собственный ответ.
Тут двери открылись, и в магазин протиснулась ещё одна «милочка». После традиционных приветствий началось обсуждение новостей.
— Наверно, и вы, милочка, уже в курсе, что нашему Немогузнайке дают подполковника?
Вере Петровне не хотелось показаться необразованной, и она тоже неожиданно для самой себя ответила лениво:
— Конечно, но думала: болтовня, не иначе. Чтобы он — маёр\ Это что-то из области фантастики.
Тут оживилась продавщица:
— Да нет, милочки, — она кокетливо улыбнулась, — очень даже может быть, что это правда. Поговаривают, что вопрос о нём давно решён.
— Да что вы говорите?
— А хлеб-то хоть свежий? — спросила милочка Вера, она уж забыла, зачем приходила.
Спустя пару месяцев после той встречи майора, ох, извините, подполковника с Аверченко, он снова шёл мимо того же парка и думал вслух:
— Ну, вот и погоны теперь есть, мне бы ещё жениться.
И тут он увидел долговязую фигурку в глубине парка. Подполковник подошёл ближе — Аверченко. Так же лихо старлей отдал честь, щёлкнул каблуками и вытянулся по стойке смирно. Подполковник взял его за локоток, как даму, оглянулся по сторонам и, хотя никого во всём парке кроме них не было, шёпотом сказал:
— Ходят слухи, что…
Виталий Огородников
СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ
ШАГОМ МАРШ!
Две клички? А что тут особенного: «Немогузнайка» и «Вечный майор». Первая прилепилась к нему давным-давно, когда он ещё курсантом военного училища был, поэтому о происхождении её легко догадаться. Уж столько лет прошло, а майора за глаза называли Немогузнайкой. Менялись лишь интонации, с которыми эта кличка произносилась. Кто-то говорил с раздражением, кто-то равнодушно, кто-то с жалостью. Вторая кличка была относительно молодой и, соответственно, бесцветной, а произносилась всегда с одной интонацией — интонацией какой-то безнадёжности. Примерно так: «А, этот? Вечный маёр», — как о чём-то незначительном, потерянном.
Личная жизнь у майора не сложилась, а остальная жизнь прошла так незаметно, что он и понять не успел, жизнь ли это была. Майор уже крепко засомневался, что происходящее вокруг него и есть жизнь. Но и это бы ничего, а вот звание, будь оно неладно, не дают, хоть ты тресни. Казалось бы, чего тут расстраиваться, многие и на пенсию уходят капитанами. «Но почему я должен быть, как многие?» — задавал он себе вопрос. Ведь, опять же, многие его товарищи давно уже товарищи подполковники да товарищи полковники, а то и товарищи… Одним словом, не дают ему очередного звания, и всё тут. Пенсия скоро, а звания нет как нет.
Аверченко, молодого старлея, майор встретил в парке. Тот вытянулся во весь свой богатырский рост по стойке смирно, лихо щёлкнул каблуками и отдал честь с серьёзной миной, хотя в душе, как и все, посмеивался над майором. В глазах Аверченко ещё горели сцены бурной ночи, и вокруг себя он создавал какой-то особый микроклимат, складывающийся из запахов духов, детского мыла и ваксы. Обоняние никогда не изменяло майору, и он поморщился, стараясь сделать это незаметно.
Вяло ответил на приветствие — почти махнул рукой и, вытащив совершенно пустой листок бумаги, внимательно его обсмотрел и как-то безразлично спросил:
— Ты не слыхал, говорят, что мне повышение грозит?
— Не-е-е-е. Не слышал.
— Да. Говорят, — добавил майор, аккуратно сложив бумагу. Не покажешь же, что в этой бумаге только то, чего природа терпеть не может.
— От те на, — старлей хлопнул себя по колену, — знай наших. А кто говорит-то?
— Да так, — уклончиво ответил майор, улыбаясь и глядя куда-то вдаль, — может, опять свистят, но ходят слухи…
«Везёт же дуракам», — подумал про себя лейтенант, вернее, это он не про себя так подумал, а про майора, которым ему тоже предстояло когда-нибудь стать. Многое ещё было впереди у Аверченко, но про него в другой раз.
Вечером старлей, влетев в дом, первым делом выпалил эту новость, вернее фразу, которую он про себя думал.
Молодая жена встретила его с растерянным видом:
— Ты о чём? — спросила она, томно глядя в окно.
— Везёт же дуракам, — повторил Аверченко, как будто она плохо слышит, а потом ещё покрутил у виска указательным пальцем, как будто она и видит плохо.
Уже сидя за столом, дожёвывая котлету, он разжевал и новость ничего непонимающей жене:
— Немогузнайке звёздочку накидывают. За какие вот только заслуги, не пойму я. Нет, ты только подумай, Машенька.
— Правда, что ли? — спросила жена, пытаясь подавить зевоту.
— А то нет. Ты не смотри, что он тихий. Он ещё любого за портупею заткнёт.
В этом городке женщины обращались друг к другу не иначе как «милочка». Это выглядело как-то запросто и задушевно. Милочками были все. Обращение это напоминало немного устаревшее «дамочка».
Зайдя в магазин, жена Аверченко произнесла, обращаясь к продавщице, многозначительно:
— Здравствуйте, милочка.
«Милочка» приветливо улыбнулась, и её ответ прозвучал, как эхо в лесу:
— Здравствуйте, милочка.
Милочка-продавщица стояла за прилавком, будто прилавок — это не народное имущество, а часть её самоё.
— Слыхали, небось, милочка, что Немогузнайке звание дают.
— Конечно, — ответила продавщица, а потом подумала, что это такое она сказала?
Она задумалась, будто взвешивала что-то в своих мозгах и никак не могла подобрать подходящей гири. Это удивило её не меньше, чем собственный ответ.
Тут двери открылись, и в магазин протиснулась ещё одна «милочка». После традиционных приветствий началось обсуждение новостей.
— Наверно, и вы, милочка, уже в курсе, что нашему Немогузнайке дают подполковника?
Вере Петровне не хотелось показаться необразованной, и она тоже неожиданно для самой себя ответила лениво:
— Конечно, но думала: болтовня, не иначе. Чтобы он — маёр\ Это что-то из области фантастики.
Тут оживилась продавщица:
— Да нет, милочки, — она кокетливо улыбнулась, — очень даже может быть, что это правда. Поговаривают, что вопрос о нём давно решён.
— Да что вы говорите?
— А хлеб-то хоть свежий? — спросила милочка Вера, она уж забыла, зачем приходила.
Спустя пару месяцев после той встречи майора, ох, извините, подполковника с Аверченко, он снова шёл мимо того же парка и думал вслух:
— Ну, вот и погоны теперь есть, мне бы ещё жениться.
И тут он увидел долговязую фигурку в глубине парка. Подполковник подошёл ближе — Аверченко. Так же лихо старлей отдал честь, щёлкнул каблуками и вытянулся по стойке смирно. Подполковник взял его за локоток, как даму, оглянулся по сторонам и, хотя никого во всём парке кроме них не было, шёпотом сказал:
— Ходят слухи, что…