Виталий Огородников
СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ
ДВОРНИК
Ума не приложу, почему они так меня назвали. Я и не похож вовсе. Я просто бегаю по лобовому стеклу, когда дождь, снег, град, а в хорошую погоду просто катаюсь себе. Благодать.
Раз еду, вдруг, «тресь» под самым ухом — камень с большой машины слетел или метеорит от луны оторвался. На моём стекле паутинка. Даже прилипчиво как-то сделалось, жаль, что я среагировать не успел. С тех пор и началось всё. Царапаться стекло стало, изрезало меня всего. Уж лучше бы тогда мне досталось. Сто раз пожалел, что среагировать не успел. А вообще, дорога — штука непредсказуемая. Я ещё вот что подумал: «Не зря ли люди это стекло лобовым назвали? Как-то прямо уж в лоб».
Так мы и ездили с тех пор.
Раз с хозяином моим съезжаем по мосту на микрорайоны, нам — зелёный (зеленей не бывает), а нас страж порядка за светофором цап-царап: стойте, я, дескать, такой-то такой-то, а вы кто такие будете и что тут катаетесь с такими головами? Мой хозяин ему подаёт какие-то бумажонки, сам пластырь на голове поправляет. Он на даче на чердаке ударился, когда удобрения разбирал. Яблони-то со сливами подкармливать надо.
— Вы на какой сигнал светофора проехали? — спрашивает лейтенант и по имени-отчеству моего хозяина называет.
«Вот даёт! — думаю. — Не шутка в деле».
— На зелёный! — отвечает хозяин мой. — Мы ехали на разрешающий зелёный сигнал светофора. Красный — запрещающий, жёлтый — предупреждающий…
Так хорошо начал рассказывать, а страж порядка его перебивает спокойненько:
— Стоп, стоп, стоп! Машина у вас зелёная, но это ещё не значит, что и светофор был того же цвета.
А сам ходит вокруг машины, бумаги перебирает.
— Так… Техосмотр? Так… А номера-то, номера-то!
Что ему наши номера не понравились? У нас счастливые номера, как и мы сами, может, и забрызганы, так весна же.
— О! А стекло-то, стекло-то, — почему-то обрадовался лейтенант. — Так дело не пойдёт!
Я тоже обрадовался, это стекло мне самому уже поперёк горла — изрезало всего, я говорил уже.
А лейтенант (и кто его за язык тянул?) выдал:
— И дворники пора выбрасывать.
«Как выбрасывать?» — чуть не закричал я. И как начал по стеклу елозить. Надо же показать, что я хоть куда ещё. Гаишник удивился, смотрит на моего, понять не может, как он умудрился включить этот рычажок.
— Викторыч, — на отчество перешёл как-то мигом удивлённый лейтенант, — ты дворники зачем включил? Дождя-то нет.
Потом на моего хозяина посмотрел уже подозрительно.
— Да ты, Викторович, и выглядишь-то что-то неважно. Что пил вчера?
— Я с дачи.
— Ну и что, пьют сейчас на дачах? И зачем туда ездят? Не знал, что ли? Да и глаза твои с бензиновым отливом, — уж совсем не поэтически заключил лейтенант. — Пошли-ка, подышим, пошли, пошли.
Ушёл мой хозяин на «ингаляцию», а я отдыхаю, приёмник слушаю — мы с ним друзья. Он пел, пел свои бесконечные песни, а потом и говорит голосом построже: «Сегодня в Тюмени усиление ветра, град со снегом». Я за голову схватился: «Ты что, серьёзно?». А приёмник продолжает: «Ветер северо-западный до двадцати метров в секунду».
«Сдурел, — говорю, — мне столько работы. Дождь бы ещё ладно, а «снег с градом!». И вообще, что это такое — секунда? Это же р-р-раз и нет её, а ты про двадцать метров судачишь»!
Он меня и не слушает, опять песни загорланил. Я этот приёмник уж изучил, он и соврёт — недорого возьмёт. Думаю, опять шуткует. Может, обойдётся с этими секундами.
Тут хозяин мой выходит, словно на нём пахали, утирается от пота, садится за руль, смотрит на меня через треснутое стекло и говорит сам себе:
— Уж кто с дачи, тем нет сдачи. Поехали, что ли, до запчастей?
Виталий Огородников
СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ
ДВОРНИК
Ума не приложу, почему они так меня назвали. Я и не похож вовсе. Я просто бегаю по лобовому стеклу, когда дождь, снег, град, а в хорошую погоду просто катаюсь себе. Благодать.
Раз еду, вдруг, «тресь» под самым ухом — камень с большой машины слетел или метеорит от луны оторвался. На моём стекле паутинка. Даже прилипчиво как-то сделалось, жаль, что я среагировать не успел. С тех пор и началось всё. Царапаться стекло стало, изрезало меня всего. Уж лучше бы тогда мне досталось. Сто раз пожалел, что среагировать не успел. А вообще, дорога — штука непредсказуемая. Я ещё вот что подумал: «Не зря ли люди это стекло лобовым назвали? Как-то прямо уж в лоб».
Так мы и ездили с тех пор.
Раз с хозяином моим съезжаем по мосту на микрорайоны, нам — зелёный (зеленей не бывает), а нас страж порядка за светофором цап-царап: стойте, я, дескать, такой-то такой-то, а вы кто такие будете и что тут катаетесь с такими головами? Мой хозяин ему подаёт какие-то бумажонки, сам пластырь на голове поправляет. Он на даче на чердаке ударился, когда удобрения разбирал. Яблони-то со сливами подкармливать надо.
— Вы на какой сигнал светофора проехали? — спрашивает лейтенант и по имени-отчеству моего хозяина называет.
«Вот даёт! — думаю. — Не шутка в деле».
— На зелёный! — отвечает хозяин мой. — Мы ехали на разрешающий зелёный сигнал светофора. Красный — запрещающий, жёлтый — предупреждающий…
Так хорошо начал рассказывать, а страж порядка его перебивает спокойненько:
— Стоп, стоп, стоп! Машина у вас зелёная, но это ещё не значит, что и светофор был того же цвета.
А сам ходит вокруг машины, бумаги перебирает.
— Так… Техосмотр? Так… А номера-то, номера-то!
Что ему наши номера не понравились? У нас счастливые номера, как и мы сами, может, и забрызганы, так весна же.
— О! А стекло-то, стекло-то, — почему-то обрадовался лейтенант. — Так дело не пойдёт!
Я тоже обрадовался, это стекло мне самому уже поперёк горла — изрезало всего, я говорил уже.
А лейтенант (и кто его за язык тянул?) выдал:
— И дворники пора выбрасывать.
«Как выбрасывать?» — чуть не закричал я. И как начал по стеклу елозить. Надо же показать, что я хоть куда ещё. Гаишник удивился, смотрит на моего, понять не может, как он умудрился включить этот рычажок.
— Викторыч, — на отчество перешёл как-то мигом удивлённый лейтенант, — ты дворники зачем включил? Дождя-то нет.
Потом на моего хозяина посмотрел уже подозрительно.
— Да ты, Викторович, и выглядишь-то что-то неважно. Что пил вчера?
— Я с дачи.
— Ну и что, пьют сейчас на дачах? И зачем туда ездят? Не знал, что ли? Да и глаза твои с бензиновым отливом, — уж совсем не поэтически заключил лейтенант. — Пошли-ка, подышим, пошли, пошли.
Ушёл мой хозяин на «ингаляцию», а я отдыхаю, приёмник слушаю — мы с ним друзья. Он пел, пел свои бесконечные песни, а потом и говорит голосом построже: «Сегодня в Тюмени усиление ветра, град со снегом». Я за голову схватился: «Ты что, серьёзно?». А приёмник продолжает: «Ветер северо-западный до двадцати метров в секунду».
«Сдурел, — говорю, — мне столько работы. Дождь бы ещё ладно, а «снег с градом!». И вообще, что это такое — секунда? Это же р-р-раз и нет её, а ты про двадцать метров судачишь»!
Он меня и не слушает, опять песни загорланил. Я этот приёмник уж изучил, он и соврёт — недорого возьмёт. Думаю, опять шуткует. Может, обойдётся с этими секундами.
Тут хозяин мой выходит, словно на нём пахали, утирается от пота, садится за руль, смотрит на меня через треснутое стекло и говорит сам себе:
— Уж кто с дачи, тем нет сдачи. Поехали, что ли, до запчастей?