Леонид ИВАНОВ
Суббота — банный день
Рассказы
ТРАМВАЙ СВИДАНИЙ
В этот город Зинаиде Степановне захотелось обязательно поехать самой. Обычно с такими второстепенными делами легко справлялись её толковые сотрудницы, но вот заблажилось, и всё тут. А чего заблажилось? И сама не знает. Ну, прожила тут три года с родителями, когда училась в старших классах, потому что отца перевели сюда на службу для последующего продвижения на повышение. И всё.
Всё?
Ой ли!
Вот именно — ой ли. Большинство девчонок именно в этом возрасте переживают свою первую любовь. Не избежала этого и Зиночка. Теперь, когда у самой уже дочь-подросток, понимает, что и не любовь то была, а просто влюблённость, без которой не миновать этот возрастной рубеж.
Случилось это в пионерском лагере, или, как их тогда стали называть по-новому — оздоровительном центре, куда устроили родители Зиночку после девятого класса, чтобы самим съездить в санаторий, поскольку отцу на службе выделили две бесплатных путёвки.
На вожатого Виктора запали там многие девчонки, не одна Зиночка. И не мудрено! Высокий, спортивного вида красавец, всегда с неизменной улыбкой, шуточками, а вечерами ещё и с гитарой, тренькая на которой, пел песни из репертуара Александра Малинина, Андрея Губина, Андрея Державина, Валерия Сюткина, Игоря Корнелюка, Вячеслава Малежика и других популярных исполнителей.
Виктор учился в пединституте на отделении, где готовили учителей труда и преподавателей для ПТУ и техникумов, а в лагерь приехал вместе с группой студентов на практику. Тайно влюблённые в него девчонки понимали, что их любовь так и останется неразделённой, потому что были они для взрослых парней всего лишь малявками, к тому же Виктора от себя ни на шаг не отпускала вожатая Сима — крашеная блондинка со стервозными повадками, ужасно крикливая и капризная.
Виктор был вожатым в соседнем отряде, но то и дело попадался навстречу, а уж вечерами, когда усаживались у костра, становился центром притяжения всех девчонок из старших групп. Из-за него Зиночка уговорила родителей оформить ей путёвку ещё на одну смену, но Виктор вместе со своей врединой Симочкой там уже не работали. Через неделю, когда на выходной приехали родители, Зиночка вдруг запросилась домой, сославшись на недомогание.
Потом, когда начался учебный год, Зиночке удалось выследить, где живёт Виктор. Она дожидалась его в сквере возле института, садилась в другой конец трамвая, пряталась за спины других пассажиров, выходила следующей после него остановке и после этого возвращалась в центр, где была их служебная квартира.
Поездки ради того, чтобы украдкой любоваться предметом своих воздыханий, длились до самого Нового года, а после каникул отца снова перевели в другой город, и постепенно Зиночка забыла и свои ежедневные поездки на трамвае тайных свиданий, и самого Виктора. Впереди были выпускные экзамены, потом вступительные, увлекательная учёба в университете, любовь, замужество, развод, потом новая семья, рождение дочери, через десять лет, когда, казалось, не осталось уже никаких перспектив на ещё одно продолжение рода, появился сын. Семейные заботы и успешная работа не оставляли времени на ностальгию по школьному прошлому, тем более что и чего-то яркого, незабываемого в этом прошлом не было. Школа, кружок танцев, музыкальная школа, дом, книги, какие-то выступления на концертах, Почётные грамоты…
Разве что иногда вспоминался этот трамвай первого маршрута. Трамвай свиданий, в котором ездила, чтобы исподтишка любоваться Виктором. Каким это теперь кажется наивным и глупым!
Но когда под вечер устроилась в своём заранее забронированном люксе, приняла душ и отправилась погулять по городу, почему-то села в трамвай первого маршрута и стала смотреть в окно на давно забытый город.
Был он почти прежним, только каким-то неухоженным: вылинявшие от солнца фасады старинных домов с местами облезлой штукатуркой, выбоины на асфальте даже на центральной улице, унылые лица прохожих. После вечно молодящегося Питера, старушки-дома которого старательно наводят макияж на обращённых к улице лицах, где даже озабоченные повседневными заботами жители города заражаются от многочисленных вечно улыбающихся иностранцев атмосферой беззаботности и веселья, этот старый город наводил тоску.
Чтобы не впадать окончательно в состояние депрессии, Зинаида Степановна встала и направилась к выходу, собираясь сойти на следующей остановке и вернуться в гостиницу.
— А ведь это всё-таки ты! — бесцеремонно обратился к ней какой-то невзрачного вида мужчина. Зинаида Степановна обратила на него внимание только потому, что несколько раз ловила на себе его взгляды. — А я всё смотрю: она или не она. Да точно ты!
— Простите… — опешила Зинаида Степановна. Она давно привыкла, что к ней обращаются на вы все, за исключением домашних и пары давних подруг, а тут незнакомый мужчина тыкает, как закадычный друг.
— Неужели не помнишь? Пионерлагерь «Салют», потом я тебя много раз видел в этом трамвае…
— Виктор? — сообразила Зинаида Степановна.
— Ну, вот! Узнала! А ты изменилась, — бестактно рубанул Виктор. — Ну, в смысле, стала настоящей дамой. Солидная! А была-то… Была… Ой, хоть и симпатичная, но такая замухрышка. Скромная! Спасу нет! Помню я тебя по лагерю. Глаза поднять не смела. Такая серая мышка. Хотя я узнавал, отец у тебя был большой шишкой. При таком отце могла бы настоящей оторвой быть.
— Не знаю… — смущённо улыбнулась Зинаида Степановна. И в этом «не знаю» было больше неуверенности от того, как себя вести с Виктором, чем от его оценки той скромной старшеклассницы.
— Дак ты выходишь? — спросил Виктор, потому что трамвай остановился.
— Да, да, — заторопилась Зинаида Степановна.
Виктор вышел первым, галантно подал руку, помог спуститься по ступенькам.
— Тебе куда? Ты же не у нас живёшь? По делам или как?
— По делам, — ответила Зинаида Степановна, не желая вдаваться в подробности.
— Так конторы все уже закрыты.
— А я просто поехала город посмотреть.
— Где устроилась?
— В «Центральной».
— Она теперь «Хилтон» называется.
— Ну, да.
— Не хило живёшь!
— Не жалуюсь, — немного смущённо ответила Зинаида Степановна, не зная, как себя вести с Виктором.
— Может, в кафе зайдём? У меня, правда, с деньгами… того…
Зинаида Степановна поняла, что Виктор запамятовал её имя, и решила помочь:
— А мне мама всегда говорит: «Зиночка, не ходи вечерами в кафе с незнакомыми мужчинами».
— Зиночка, дак я же знакомый. Это сколько же лет-то мы знакомы? Слушай! Дак ведь уже больше двадцати пяти! Ты ещё не бабушка?
— Нет, — опять поразилась бесцеремонности Виктора Зинаида Степановна. — Дочь гимназию заканчивает, а сын ещё только в начальной школе учится.
— А мой оболтус всё никак себе невесту найти не может. Да и не контачим мы с ним. Не сложилось как-то…
— С Симочкой не сложилось?
— С ней. А ты откуда знаешь?
— Ну, у вас же такая любовь была. Она ни на шаг от себя не отпускала.
— Вот это меня в конце концов и вывело из терпения. Понимаешь, я человек свободолюбивый. Мне вольную жизнь подавай, а не брачные узы.
— Больше не женился?
— Да нет… Живём с одной. Так, может, всё же в кафе? Сегодня я пустой, но завтра деньги отдам.
— Тогда лучше в ресторан отеля, — согласилась Зинаида Степановна.
— Боюсь, тот ваш ресторан мне не потянуть даже завтра.
— Да ладно! Я приглашаю.
— Нет, ну коли так… — охотно согласился Виктор.
…В ресторане Зинаида Степановна внимательно разглядывала Виктора, пока тот долго листал толстую книгу меню, читая незнакомые названия дорогих блюд.
«И это тот самый Виктор, по которому она страдала?» — думала Зинаида Степановна. Куда-то исчезла былая стать, половину головы занимала блестящая лысина с неровно постриженными по краям остатками волос. Мешки под глазами и множество морщин красноречиво говорили о пристрастии к спиртному. Казалось, что даже ростом он стал намного меньше, хотя, может быть, так казалось лишь потому, что сама Зинаида Степановна вытянулась и была теперь намного выше той старшеклассницы из оздоровительного центра. И вообще весь Виктор в его дешёвой и застиранной одежде был таким же облезлым, как фасады домов в только что виденной старой части некогда красивого города. Для такого заведения, как ресторан самой дорогой гостиницы, он был явно из чужого мира.
Зинаида Степановна понимала, что нелепо смотрится в компании с Виктором, ей бы встать, оставить его за столиком, выйти под благовидным предлогом, сказать на выходе, что счёт оплатит при выезде, но эта извечная бабья жалость, присущая только русским женщинам, не позволяла оставить в одиночестве несчастного человека.
— Выбрали? — спросил официант, наряженный в какую-то нелепую фирменную одежду, дополняла которую широкая суконная юбка.
— Я тут ничего не понимаю, — отодвинул меню Виктор.
Зинаида Степановна заказала два салата из морепродуктов, Виктору — мясо, двести граммов коньяка и себе бокал вина.
— Ты сам-то как? — участливо спросила Зинаида Степановна.
— Я? Да как? Никак. Работаю.
— Вижу, что не генеральным директором крупной фирмы.
— Какое там! Вообще-то был и заместителем директора технологического колледжа, а теперь вот сантехником. Мы же в институте, кто не ленился, получили корочки токарей, фрезеровщиков, сварщиков, сантехников, так что хоть и с третьим разрядом, но работу всегда могли найти не только в образовании, но и на производстве, где платят больше.
— Только из-за денег?
— Честно? Не только. Я после развода с девчонкой одной спутался. У нас училась. Скандал замяли, но уволиться пришлось. На завод теперь без опыта не устроиться, пошёл в сантехники. А что? Хорошо. Работа не пыльная, всегда приработок есть, ну, и… Сама понимаешь…
— Не понимаю.
— Ну, это… Если нормальный мужик в доме, он сам всё по мелочам сделать может, так что вызывают в основном одинокие женщины… А там… Ты извини, что я так откровенно!
— Да чего уж… Давние знакомые. Тебе же с кем-то поделиться надо. Не с женой же.
— Она бы меня тут же пришибла, если что узнала. Ревнивая — жуть!
— Не давай повода, ревновать не станет.
— А твой не ревнивый?
— Повода не даю.
— Такая шикарная женщина! Только не говори, что мужики не клеятся. Хотя помню тебя в лагере — сама скромность. Если такой осталась, то повода ревновать действительно нету. В номер не пригласишь?
— А зачем?
— Посмотреть, как люди живут. Я же никогда в такой гостинице не был. Хотя в богатых квартирах, конечно, бывать приходилось. Богатым тоже услуги сантехника требуются. То унитаз заменить, то раковину, то джакузи. Но там дальше ванной да кухни не приглашают. Брезгуют. Ты тоже брезгуешь?
— Отчего же? Пошли.
— Ты извини, может, ещё соточку закажешь? В номер. И кофе бы.
И в голосе его, и во взгляде была какая-то мольба, какая бывает обычно только у просящих милостыню возле храмов. И снова жалость сдавила сердце Зинаиды Степановны, поэтому, когда официант сказал, что в номер можно заказать только целую бутылку, она безропотно согласилась и даже выпила вместе с Виктором. А потом опять же, скорее всего, из чувства той самой жалости к почти опустившемуся человеку, но уж точно не из-за той юношеской влюбленности, не отдавая себе отчёта, как она, никогда не терявшая рассудок даже на самых сложных переговорах, оказалась в объятиях Виктора.
Она не отвечала на его поцелуи, но и не сопротивлялась. Будто под гипнозом позволила себя раздеть.
— А ты ничего, — похвалил потом Виктор. — Горячая. Я ведь на тебя в лагере внимание обратил, мне всегда скромницы нравились. Они поломаются для приличия, а потом такой вулкан страсти, что я тебе дам. Поглядывал на тебя, но боялся, что в тюрьму упекут за малолетку.
— Вообще-то мне уже шестнадцать было. Я в школу почти с восьми лет пошла.
— Вот дурак, а! — искренне воскликнул Виктор. — А ты мне правда очень нравилась. Люблю я молоденьких. Ладно, пора мне, а то моя грымза меня с потрохами сожрёт.
Он быстро оделся, на выходе из спальни остановился:
— А можно, я бутылку с собой возьму? Ты же всё равно пить не будешь. Завтра я к тебе в половине седьмого заеду. Нет, в шесть. Ну, я пошёл. Будь!
…Никогда в жизни Зинаида Степановна не чувствовала себя так мерзко! Встала, прошла в ванную и долго-долго стояла под ласковыми струями тёплой воды. Потом, не вытираясь, упала на кровать и зарыдала. Выплакавшись, набрала номер администратора:
— Приготовьте, пожалуйста, счёт и вызовите такси. Да, прямо сейчас. Спасибо!
Леонид ИВАНОВ
Суббота — банный день
Рассказы
ТРАМВАЙ СВИДАНИЙ
В этот город Зинаиде Степановне захотелось обязательно поехать самой. Обычно с такими второстепенными делами легко справлялись её толковые сотрудницы, но вот заблажилось, и всё тут. А чего заблажилось? И сама не знает. Ну, прожила тут три года с родителями, когда училась в старших классах, потому что отца перевели сюда на службу для последующего продвижения на повышение. И всё.
Всё?
Ой ли!
Вот именно — ой ли. Большинство девчонок именно в этом возрасте переживают свою первую любовь. Не избежала этого и Зиночка. Теперь, когда у самой уже дочь-подросток, понимает, что и не любовь то была, а просто влюблённость, без которой не миновать этот возрастной рубеж.
Случилось это в пионерском лагере, или, как их тогда стали называть по-новому — оздоровительном центре, куда устроили родители Зиночку после девятого класса, чтобы самим съездить в санаторий, поскольку отцу на службе выделили две бесплатных путёвки.
На вожатого Виктора запали там многие девчонки, не одна Зиночка. И не мудрено! Высокий, спортивного вида красавец, всегда с неизменной улыбкой, шуточками, а вечерами ещё и с гитарой, тренькая на которой, пел песни из репертуара Александра Малинина, Андрея Губина, Андрея Державина, Валерия Сюткина, Игоря Корнелюка, Вячеслава Малежика и других популярных исполнителей.
Виктор учился в пединституте на отделении, где готовили учителей труда и преподавателей для ПТУ и техникумов, а в лагерь приехал вместе с группой студентов на практику. Тайно влюблённые в него девчонки понимали, что их любовь так и останется неразделённой, потому что были они для взрослых парней всего лишь малявками, к тому же Виктора от себя ни на шаг не отпускала вожатая Сима — крашеная блондинка со стервозными повадками, ужасно крикливая и капризная.
Виктор был вожатым в соседнем отряде, но то и дело попадался навстречу, а уж вечерами, когда усаживались у костра, становился центром притяжения всех девчонок из старших групп. Из-за него Зиночка уговорила родителей оформить ей путёвку ещё на одну смену, но Виктор вместе со своей врединой Симочкой там уже не работали. Через неделю, когда на выходной приехали родители, Зиночка вдруг запросилась домой, сославшись на недомогание.
Потом, когда начался учебный год, Зиночке удалось выследить, где живёт Виктор. Она дожидалась его в сквере возле института, садилась в другой конец трамвая, пряталась за спины других пассажиров, выходила следующей после него остановке и после этого возвращалась в центр, где была их служебная квартира.
Поездки ради того, чтобы украдкой любоваться предметом своих воздыханий, длились до самого Нового года, а после каникул отца снова перевели в другой город, и постепенно Зиночка забыла и свои ежедневные поездки на трамвае тайных свиданий, и самого Виктора. Впереди были выпускные экзамены, потом вступительные, увлекательная учёба в университете, любовь, замужество, развод, потом новая семья, рождение дочери, через десять лет, когда, казалось, не осталось уже никаких перспектив на ещё одно продолжение рода, появился сын. Семейные заботы и успешная работа не оставляли времени на ностальгию по школьному прошлому, тем более что и чего-то яркого, незабываемого в этом прошлом не было. Школа, кружок танцев, музыкальная школа, дом, книги, какие-то выступления на концертах, Почётные грамоты…
Разве что иногда вспоминался этот трамвай первого маршрута. Трамвай свиданий, в котором ездила, чтобы исподтишка любоваться Виктором. Каким это теперь кажется наивным и глупым!
Но когда под вечер устроилась в своём заранее забронированном люксе, приняла душ и отправилась погулять по городу, почему-то села в трамвай первого маршрута и стала смотреть в окно на давно забытый город.
Был он почти прежним, только каким-то неухоженным: вылинявшие от солнца фасады старинных домов с местами облезлой штукатуркой, выбоины на асфальте даже на центральной улице, унылые лица прохожих. После вечно молодящегося Питера, старушки-дома которого старательно наводят макияж на обращённых к улице лицах, где даже озабоченные повседневными заботами жители города заражаются от многочисленных вечно улыбающихся иностранцев атмосферой беззаботности и веселья, этот старый город наводил тоску.
Чтобы не впадать окончательно в состояние депрессии, Зинаида Степановна встала и направилась к выходу, собираясь сойти на следующей остановке и вернуться в гостиницу.
— А ведь это всё-таки ты! — бесцеремонно обратился к ней какой-то невзрачного вида мужчина. Зинаида Степановна обратила на него внимание только потому, что несколько раз ловила на себе его взгляды. — А я всё смотрю: она или не она. Да точно ты!
— Простите… — опешила Зинаида Степановна. Она давно привыкла, что к ней обращаются на вы все, за исключением домашних и пары давних подруг, а тут незнакомый мужчина тыкает, как закадычный друг.
— Неужели не помнишь? Пионерлагерь «Салют», потом я тебя много раз видел в этом трамвае…
— Виктор? — сообразила Зинаида Степановна.
— Ну, вот! Узнала! А ты изменилась, — бестактно рубанул Виктор. — Ну, в смысле, стала настоящей дамой. Солидная! А была-то… Была… Ой, хоть и симпатичная, но такая замухрышка. Скромная! Спасу нет! Помню я тебя по лагерю. Глаза поднять не смела. Такая серая мышка. Хотя я узнавал, отец у тебя был большой шишкой. При таком отце могла бы настоящей оторвой быть.
— Не знаю… — смущённо улыбнулась Зинаида Степановна. И в этом «не знаю» было больше неуверенности от того, как себя вести с Виктором, чем от его оценки той скромной старшеклассницы.
— Дак ты выходишь? — спросил Виктор, потому что трамвай остановился.
— Да, да, — заторопилась Зинаида Степановна.
Виктор вышел первым, галантно подал руку, помог спуститься по ступенькам.
— Тебе куда? Ты же не у нас живёшь? По делам или как?
— По делам, — ответила Зинаида Степановна, не желая вдаваться в подробности.
— Так конторы все уже закрыты.
— А я просто поехала город посмотреть.
— Где устроилась?
— В «Центральной».
— Она теперь «Хилтон» называется.
— Ну, да.
— Не хило живёшь!
— Не жалуюсь, — немного смущённо ответила Зинаида Степановна, не зная, как себя вести с Виктором.
— Может, в кафе зайдём? У меня, правда, с деньгами… того…
Зинаида Степановна поняла, что Виктор запамятовал её имя, и решила помочь:
— А мне мама всегда говорит: «Зиночка, не ходи вечерами в кафе с незнакомыми мужчинами».
— Зиночка, дак я же знакомый. Это сколько же лет-то мы знакомы? Слушай! Дак ведь уже больше двадцати пяти! Ты ещё не бабушка?
— Нет, — опять поразилась бесцеремонности Виктора Зинаида Степановна. — Дочь гимназию заканчивает, а сын ещё только в начальной школе учится.
— А мой оболтус всё никак себе невесту найти не может. Да и не контачим мы с ним. Не сложилось как-то…
— С Симочкой не сложилось?
— С ней. А ты откуда знаешь?
— Ну, у вас же такая любовь была. Она ни на шаг от себя не отпускала.
— Вот это меня в конце концов и вывело из терпения. Понимаешь, я человек свободолюбивый. Мне вольную жизнь подавай, а не брачные узы.
— Больше не женился?
— Да нет… Живём с одной. Так, может, всё же в кафе? Сегодня я пустой, но завтра деньги отдам.
— Тогда лучше в ресторан отеля, — согласилась Зинаида Степановна.
— Боюсь, тот ваш ресторан мне не потянуть даже завтра.
— Да ладно! Я приглашаю.
— Нет, ну коли так… — охотно согласился Виктор.
…В ресторане Зинаида Степановна внимательно разглядывала Виктора, пока тот долго листал толстую книгу меню, читая незнакомые названия дорогих блюд.
«И это тот самый Виктор, по которому она страдала?» — думала Зинаида Степановна. Куда-то исчезла былая стать, половину головы занимала блестящая лысина с неровно постриженными по краям остатками волос. Мешки под глазами и множество морщин красноречиво говорили о пристрастии к спиртному. Казалось, что даже ростом он стал намного меньше, хотя, может быть, так казалось лишь потому, что сама Зинаида Степановна вытянулась и была теперь намного выше той старшеклассницы из оздоровительного центра. И вообще весь Виктор в его дешёвой и застиранной одежде был таким же облезлым, как фасады домов в только что виденной старой части некогда красивого города. Для такого заведения, как ресторан самой дорогой гостиницы, он был явно из чужого мира.
Зинаида Степановна понимала, что нелепо смотрится в компании с Виктором, ей бы встать, оставить его за столиком, выйти под благовидным предлогом, сказать на выходе, что счёт оплатит при выезде, но эта извечная бабья жалость, присущая только русским женщинам, не позволяла оставить в одиночестве несчастного человека.
— Выбрали? — спросил официант, наряженный в какую-то нелепую фирменную одежду, дополняла которую широкая суконная юбка.
— Я тут ничего не понимаю, — отодвинул меню Виктор.
Зинаида Степановна заказала два салата из морепродуктов, Виктору — мясо, двести граммов коньяка и себе бокал вина.
— Ты сам-то как? — участливо спросила Зинаида Степановна.
— Я? Да как? Никак. Работаю.
— Вижу, что не генеральным директором крупной фирмы.
— Какое там! Вообще-то был и заместителем директора технологического колледжа, а теперь вот сантехником. Мы же в институте, кто не ленился, получили корочки токарей, фрезеровщиков, сварщиков, сантехников, так что хоть и с третьим разрядом, но работу всегда могли найти не только в образовании, но и на производстве, где платят больше.
— Только из-за денег?
— Честно? Не только. Я после развода с девчонкой одной спутался. У нас училась. Скандал замяли, но уволиться пришлось. На завод теперь без опыта не устроиться, пошёл в сантехники. А что? Хорошо. Работа не пыльная, всегда приработок есть, ну, и… Сама понимаешь…
— Не понимаю.
— Ну, это… Если нормальный мужик в доме, он сам всё по мелочам сделать может, так что вызывают в основном одинокие женщины… А там… Ты извини, что я так откровенно!
— Да чего уж… Давние знакомые. Тебе же с кем-то поделиться надо. Не с женой же.
— Она бы меня тут же пришибла, если что узнала. Ревнивая — жуть!
— Не давай повода, ревновать не станет.
— А твой не ревнивый?
— Повода не даю.
— Такая шикарная женщина! Только не говори, что мужики не клеятся. Хотя помню тебя в лагере — сама скромность. Если такой осталась, то повода ревновать действительно нету. В номер не пригласишь?
— А зачем?
— Посмотреть, как люди живут. Я же никогда в такой гостинице не был. Хотя в богатых квартирах, конечно, бывать приходилось. Богатым тоже услуги сантехника требуются. То унитаз заменить, то раковину, то джакузи. Но там дальше ванной да кухни не приглашают. Брезгуют. Ты тоже брезгуешь?
— Отчего же? Пошли.
— Ты извини, может, ещё соточку закажешь? В номер. И кофе бы.
И в голосе его, и во взгляде была какая-то мольба, какая бывает обычно только у просящих милостыню возле храмов. И снова жалость сдавила сердце Зинаиды Степановны, поэтому, когда официант сказал, что в номер можно заказать только целую бутылку, она безропотно согласилась и даже выпила вместе с Виктором. А потом опять же, скорее всего, из чувства той самой жалости к почти опустившемуся человеку, но уж точно не из-за той юношеской влюбленности, не отдавая себе отчёта, как она, никогда не терявшая рассудок даже на самых сложных переговорах, оказалась в объятиях Виктора.
Она не отвечала на его поцелуи, но и не сопротивлялась. Будто под гипнозом позволила себя раздеть.
— А ты ничего, — похвалил потом Виктор. — Горячая. Я ведь на тебя в лагере внимание обратил, мне всегда скромницы нравились. Они поломаются для приличия, а потом такой вулкан страсти, что я тебе дам. Поглядывал на тебя, но боялся, что в тюрьму упекут за малолетку.
— Вообще-то мне уже шестнадцать было. Я в школу почти с восьми лет пошла.
— Вот дурак, а! — искренне воскликнул Виктор. — А ты мне правда очень нравилась. Люблю я молоденьких. Ладно, пора мне, а то моя грымза меня с потрохами сожрёт.
Он быстро оделся, на выходе из спальни остановился:
— А можно, я бутылку с собой возьму? Ты же всё равно пить не будешь. Завтра я к тебе в половине седьмого заеду. Нет, в шесть. Ну, я пошёл. Будь!
…Никогда в жизни Зинаида Степановна не чувствовала себя так мерзко! Встала, прошла в ванную и долго-долго стояла под ласковыми струями тёплой воды. Потом, не вытираясь, упала на кровать и зарыдала. Выплакавшись, набрала номер администратора:
— Приготовьте, пожалуйста, счёт и вызовите такси. Да, прямо сейчас. Спасибо!