Леонид ИВАНОВ
Суббота — банный день
Рассказы
СТАКАН ТЁПЛОГО КИСЕЛЯ
В больничном коридоре, уткнувшись в образованный небольшим выступом стены угол, плакал мальчишка. Его худенькие плечи тряслись от безутешных рыданий, которые он не в силах был унять.
Мы с моим выздоравливающим другом, которого я пришёл навестить после сделанной ему операции, подошли к стоящему напротив распахнутой двери палаты интенсивной терапии диванчику, друг шагнул к парню, тронул за плечо:
— Что случилось? — спросил участливо.
Мальчуган повернул голову, потёр мокрыми кулаками заплаканные глаза:
— Ничего!
Отвернулся к стене и снова начал всхлипывать. Мой друг легонько похлопал его по плечу и медленно, придерживая правый недавно оперированный бок, опустился на диван. Я осторожно, чтобы нечаянно не задеть его, устроился рядом. Мы смотрели на плачущего подростка и молчали. Говорить о чём-то, когда в нескольких от тебя шагах зависла чужая беда, не хотелось.
От поста дежурной сестры подошла пожилая санитарка, обняла мальчугана:
— Ну, и чево ты, Васятка? Не плачь! Поправится твой папка, сильно ему, бедолаге досталось, места живого нету, но поправится… Обязательно поправится. Пойдём-ка, умоемся с тобой, чтобы, когда он опять в сознание придёт, слёз твоих не увидел. Когда рядом плачут, больному ещё тяжельше. Ты улыбайся… Не можешь, а улыбайся. Пойдём, мой хороший, пойдём. Пока умываешься, я твоему отцу обед принесу. Знаю, что нельзя ему, а пусть на тумбочке стоит. Придёт в себя, и, может, один только вид, что ему поесть принесли, сил прибавит. Знаешь, как в таких случаях силы-то нужны! Тут главное — в себя поверить.
Она увела мальчишку и через несколько минут действительно принесла в палату на подносе накрытые марлевой салфеткой миски с обедом, что недавно разносила по палатам к тяжелобольным. Выходя, хотела прикрыть дверь, но на секунду задумалась и снова её распахнула.
— Отходит, сердешный, — кивнула она в направлении палаты и так же шепотом добавила: — Почти всю ночь операция шла, а только там всё перемолото. Слышали, поди, авария-то страшная была. Вот только он один и выжил. Соседом моим был, пока к другой не ушёл, Ваське тогда ещё и трёх лет не было. А Васька-то так на моих глазах и растёт. Мать ему говорит, что отец полярным лётчиком был, в экспедицию на Север уехал да там и пропал где-то во льдах. Вот парень и мечтает скорее вырасти да тоже полярником стать, могилу отца найти. А отец-то, ишь, чуть не на той же улице жил… Живёт, прости Господи! Столько лет глаз не казал, а тут, когда в сознанье пришёл, попросил меня Ваську позвать, попрощаться.
Думаю, парню-то тяжельше всего от того, что правда открылась. Отца за героя держал, на ево похожим хотел быть, а ту на тибе, вон картина-то кака вышла. Оказалось, что при живом отце сиротой рос. Да и герой-то тот ишшо оказался… Иван-то, — кивнула на дверь и продолжила шёпотом: — распьянёхонёк за руль сел. По его вине авария-то случилась. В другой-то машине вся семья насмерть. Ой, горе горькое… Может, вы с Васькой поговорите? Друга-то вашего, — она посмотрела на меня, — не знаю, а вы-то, Николай Васильевич, человек умный, профессор. Когда вы к нам на операцию-то легли, все сразу заговорили, что знаменитость.
— Да ладно вам, какая знаменитость, — смутился мой друг.
— Не скромничайте, доктора-то наши вас хорошо знают. Поди, сумеете правильные слова для парня найти.
— Непростую вы, Анна Ивановна, мне задачу ставите, — вздохнул мой друг.
— Ладно, вы тут сидите пока, а то скоро тихий час, гостям-то нельзя оставаться. Даже вашим. Пойду я по палатам посуду собирать.
Едва она завернула за угол коридора, вернулся парнишка. Он остановился у двери в палату, не зная, что делать.
— Вася, иди с нами посиди, — шёпотом позвал мой друг и подвинулся на диванчике, освобождая место. — Тебя же Васей зовут?
Мальчик кивнул головой.
— Пусть отец отдохнёт, ему сил набираться надо. А ты не плачь. Ты же мужчина, держись. Вот увидишь, поправится он.
— Ага, поправится и в тюрьму сядет, — так же шёпотом совсем по-взрослому ответил Васька.
— Зачем в тюрьму? — спросил друг.
— А затем, что он людей убил, — зло отозвался Васька. — Вы что, не знаете про аварию? Это ведь он аварию совершил. Напился, сел за руль и столкнулся на перекрёстке. Там все сразу насмерть. Весь город об этом говорит, а вы тут не знаете?
— Успокойся, Вася, — положил друг руку на плечо мальчугана. — Может, там всё не так было, как люди говорят. Следствие разберётся. Зачем же огульно осуждать?
— В той машине Нинка из нашего класса была. В школе сегодня сказали. А потом меня мама с уроков позвала, говорит, отец зовёт. Ей из больницы тётя Аня позвонила. Я-то думал, что мой отец, полярный лётчик, как-то чудом уцелел и в нашу больницу попал. Я когда ещё маленький был, мама говорила, что папа — полярный лётчик, пропал на Севере. Я сюда бегом прибежал и тут правду узнал. Мне теперь как в школу ходить? У нас же все знали, что мой папа — полярный лётчик, а оказалось…
— Вася, не только полярными лётчиками гордиться можно. Кем твой папа работал?
— Не знаю.
— Допустим, водителем. Знаешь, какая нужная профессия?!
— Только не все водители убийцами по пьянке становятся.
— Вася, почему же по пьянке…
— А вы в палату зайдите… Там от него так перегаром воняет, дышать нечем.
— Ну, может быть, это просто лекарствами так пахнет, спиртом же обработку ран делали…
— Да что вы со мной, как с маленьким? — обиделся Васька.
— Ну-ну, дружок, ты вполне взрослый, просто горячиться не надо.
— Я думал, что у меня папа… а этот… а он…
В это время из палаты послышался слабый, похожий на кашель, звук, потом будто зовущий голос.
— Иди, Вася, там папа твой, кажется, тебя зовёт, — похлопал по плечу мальчугана мой друг.
Парнишка поднялся с дивана, пошёл в палату, остановился в раздумье перед распахнутой дверью, сделал глубокий вдох и шагнул внутрь, свернув в сторону стоящей вне нашего поля кровати.
— Я здесь… — мальчуган сделал длинную паузу, подыскивая слово, — папа…
— Прости меня, сынок, — донеслось до нас еле слышно. — Прости, если сможешь… Так получилось…
Нависла длинная пауза.
Потом снова послышалось:
— Ты пей кисель-то, пей. Извини, нет у меня больше ничего, чем бы тебя угостить, а кисель, когда ещё маленький был, ты любил. Я помню… Я, Васька, всё помню… Только вот вернуть уже ничего нельзя…
Леонид ИВАНОВ
Суббота — банный день
Рассказы
СТАКАН ТЁПЛОГО КИСЕЛЯ
В больничном коридоре, уткнувшись в образованный небольшим выступом стены угол, плакал мальчишка. Его худенькие плечи тряслись от безутешных рыданий, которые он не в силах был унять.
Мы с моим выздоравливающим другом, которого я пришёл навестить после сделанной ему операции, подошли к стоящему напротив распахнутой двери палаты интенсивной терапии диванчику, друг шагнул к парню, тронул за плечо:
— Что случилось? — спросил участливо.
Мальчуган повернул голову, потёр мокрыми кулаками заплаканные глаза:
— Ничего!
Отвернулся к стене и снова начал всхлипывать. Мой друг легонько похлопал его по плечу и медленно, придерживая правый недавно оперированный бок, опустился на диван. Я осторожно, чтобы нечаянно не задеть его, устроился рядом. Мы смотрели на плачущего подростка и молчали. Говорить о чём-то, когда в нескольких от тебя шагах зависла чужая беда, не хотелось.
От поста дежурной сестры подошла пожилая санитарка, обняла мальчугана:
— Ну, и чево ты, Васятка? Не плачь! Поправится твой папка, сильно ему, бедолаге досталось, места живого нету, но поправится… Обязательно поправится. Пойдём-ка, умоемся с тобой, чтобы, когда он опять в сознание придёт, слёз твоих не увидел. Когда рядом плачут, больному ещё тяжельше. Ты улыбайся… Не можешь, а улыбайся. Пойдём, мой хороший, пойдём. Пока умываешься, я твоему отцу обед принесу. Знаю, что нельзя ему, а пусть на тумбочке стоит. Придёт в себя, и, может, один только вид, что ему поесть принесли, сил прибавит. Знаешь, как в таких случаях силы-то нужны! Тут главное — в себя поверить.
Она увела мальчишку и через несколько минут действительно принесла в палату на подносе накрытые марлевой салфеткой миски с обедом, что недавно разносила по палатам к тяжелобольным. Выходя, хотела прикрыть дверь, но на секунду задумалась и снова её распахнула.
— Отходит, сердешный, — кивнула она в направлении палаты и так же шепотом добавила: — Почти всю ночь операция шла, а только там всё перемолото. Слышали, поди, авария-то страшная была. Вот только он один и выжил. Соседом моим был, пока к другой не ушёл, Ваське тогда ещё и трёх лет не было. А Васька-то так на моих глазах и растёт. Мать ему говорит, что отец полярным лётчиком был, в экспедицию на Север уехал да там и пропал где-то во льдах. Вот парень и мечтает скорее вырасти да тоже полярником стать, могилу отца найти. А отец-то, ишь, чуть не на той же улице жил… Живёт, прости Господи! Столько лет глаз не казал, а тут, когда в сознанье пришёл, попросил меня Ваську позвать, попрощаться.
Думаю, парню-то тяжельше всего от того, что правда открылась. Отца за героя держал, на ево похожим хотел быть, а ту на тибе, вон картина-то кака вышла. Оказалось, что при живом отце сиротой рос. Да и герой-то тот ишшо оказался… Иван-то, — кивнула на дверь и продолжила шёпотом: — распьянёхонёк за руль сел. По его вине авария-то случилась. В другой-то машине вся семья насмерть. Ой, горе горькое… Может, вы с Васькой поговорите? Друга-то вашего, — она посмотрела на меня, — не знаю, а вы-то, Николай Васильевич, человек умный, профессор. Когда вы к нам на операцию-то легли, все сразу заговорили, что знаменитость.
— Да ладно вам, какая знаменитость, — смутился мой друг.
— Не скромничайте, доктора-то наши вас хорошо знают. Поди, сумеете правильные слова для парня найти.
— Непростую вы, Анна Ивановна, мне задачу ставите, — вздохнул мой друг.
— Ладно, вы тут сидите пока, а то скоро тихий час, гостям-то нельзя оставаться. Даже вашим. Пойду я по палатам посуду собирать.
Едва она завернула за угол коридора, вернулся парнишка. Он остановился у двери в палату, не зная, что делать.
— Вася, иди с нами посиди, — шёпотом позвал мой друг и подвинулся на диванчике, освобождая место. — Тебя же Васей зовут?
Мальчик кивнул головой.
— Пусть отец отдохнёт, ему сил набираться надо. А ты не плачь. Ты же мужчина, держись. Вот увидишь, поправится он.
— Ага, поправится и в тюрьму сядет, — так же шёпотом совсем по-взрослому ответил Васька.
— Зачем в тюрьму? — спросил друг.
— А затем, что он людей убил, — зло отозвался Васька. — Вы что, не знаете про аварию? Это ведь он аварию совершил. Напился, сел за руль и столкнулся на перекрёстке. Там все сразу насмерть. Весь город об этом говорит, а вы тут не знаете?
— Успокойся, Вася, — положил друг руку на плечо мальчугана. — Может, там всё не так было, как люди говорят. Следствие разберётся. Зачем же огульно осуждать?
— В той машине Нинка из нашего класса была. В школе сегодня сказали. А потом меня мама с уроков позвала, говорит, отец зовёт. Ей из больницы тётя Аня позвонила. Я-то думал, что мой отец, полярный лётчик, как-то чудом уцелел и в нашу больницу попал. Я когда ещё маленький был, мама говорила, что папа — полярный лётчик, пропал на Севере. Я сюда бегом прибежал и тут правду узнал. Мне теперь как в школу ходить? У нас же все знали, что мой папа — полярный лётчик, а оказалось…
— Вася, не только полярными лётчиками гордиться можно. Кем твой папа работал?
— Не знаю.
— Допустим, водителем. Знаешь, какая нужная профессия?!
— Только не все водители убийцами по пьянке становятся.
— Вася, почему же по пьянке…
— А вы в палату зайдите… Там от него так перегаром воняет, дышать нечем.
— Ну, может быть, это просто лекарствами так пахнет, спиртом же обработку ран делали…
— Да что вы со мной, как с маленьким? — обиделся Васька.
— Ну-ну, дружок, ты вполне взрослый, просто горячиться не надо.
— Я думал, что у меня папа… а этот… а он…
В это время из палаты послышался слабый, похожий на кашель, звук, потом будто зовущий голос.
— Иди, Вася, там папа твой, кажется, тебя зовёт, — похлопал по плечу мальчугана мой друг.
Парнишка поднялся с дивана, пошёл в палату, остановился в раздумье перед распахнутой дверью, сделал глубокий вдох и шагнул внутрь, свернув в сторону стоящей вне нашего поля кровати.
— Я здесь… — мальчуган сделал длинную паузу, подыскивая слово, — папа…
— Прости меня, сынок, — донеслось до нас еле слышно. — Прости, если сможешь… Так получилось…
Нависла длинная пауза.
Потом снова послышалось:
— Ты пей кисель-то, пей. Извини, нет у меня больше ничего, чем бы тебя угостить, а кисель, когда ещё маленький был, ты любил. Я помню… Я, Васька, всё помню… Только вот вернуть уже ничего нельзя…