А 95 АХАНОВ Александр Иванович. Луна над Грозным: Документальная повесть. — Тюмень: Изд-во Ю. Мандрики, 2001. — 224 с. + 8 с. илл.
Александр Аханов известен тюменскому читателю по документальной повести «Черная лаванда», которая была посвящена ликвидаторам последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 г.
Новая книга писателя — рассказ о его поездке на Северный Кавказ.


Александр АХАНОВ


Луна над Грозным
Первый закон истории — не сметь лгать,
второй — не бояться сказать правду.
Лев XII

Да будет проклят тот, кто во вред
своим близким поднимет руку на сильного.
Коран

Документальная повесть
Издательство Ю. Мандрики
Тюмень, 2001


1995

Все началось, когда моего сына Дениса призвали в армию. А если добавить детали — еще и с политической карты мира масштабом 1:2 000 000. Над страной как будто бы внезапно повис «чеченский вопрос», и этот жирный «удивителен знак», как говорят друзья болгары, действительно удивлял все более. Я, как и положено пишущему человеку, знал о Чечне немного больше, нежели рядовой обыватель, но не настолько, чтобы делать какие-то прогнозы. Я смотрел на карту мира и не находил там Чечни. Израиль есть. Ливан есть, а ведь каждый из них по площади гораздо меньше Чечни.
Быть может, этого дневника, ведущегося, впрочем, нерегулярно, и не было бы, если бы сына 5 мая 1995 года не отправили в командировку в Чечню вести видеосъемку «где прикажут». И опять крупные события, как и в 1986 году, когда мне пришлось участвовать в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской атомной станции, начались для меня в мае.

Май, 1995 год, Тюмень

Девять лет не пил чаю из чернобыльской кружки… Сегодня вечером пью. Они: котелок, кружка, ложка и ремень — со мной поедут на Кавказ. Повисели на стене и будя! Однако пустят ли их туда — вопрос.
10 мая. 13:17. Никаких подвижек. Сын там, я здесь. Сегодня одна моя знакомая, с которой я пытаюсь «войти в бизнес», слезно просила не ехать, «пока деньги не сделаем». Я ее должник, потому слушаюсь. «Деньги будут со дня на день». Сегодня среда, но праздношатающихся людей на улицах очень много. И в конторах работают кое-как.
13 мая. Звонил в Москву в ГДО, то есть в гарнизонный Дом офицеров, и выслушал ответ лейтенанта Кузьмина. «Пока все хорошо. Денис с ребятами в Моздоке в ставке главнокомандующего. Не говорите жене, что он в Чечне». Я и не говорю.
23 мая. В газетах то и дело статьи о Чечне. А я никак не могу вырваться! Нет денег! Рафаэль Гольдберг, редактор газеты «Тюменский курьер», куда я временами пишу, дал мне командировочное удостоверение для поездки в Чечню, но денег не дал. И что я с ними обоими буду делать? Не получил я и премию имени Владимира Рогачева и Александра Ивы за публикацию в «Тюменском курьере» серии материалов о чеченских событиях. Тот же Гольдберг сказал, что произошла ошибка. Что он имел в виду под «ошибкой» — мои публикации или заметку в своей же газете «Александр Аханов, Ольга Лукошкина (Лукошкова) и Николай Шишкин — авторы года»?
По радио говорят, что в 14 часов на окраине Грозного было столкновение с боевиками. Наши войска обстреливают их из реактивных минометов и обрабатывают бомбами.
Не могу дозвониться в ГДО — не берут трубку!
25 мая. Звонил в ГДО. Дежурный сказал, что Денис в порядке, снимает. Значит, снимает боевые действия! Вот и мой сын на войне, а там свистят всамделишные пули и осколки.
29 мая. Наших убито четверо и девять ранено. Убито 138 боевиков. Дудаев спокойно живет и пока никому не нужен. Как он связан с Кремлем? Впрочем, связан он или нет, неведомо, а я вот, оказывается, связан еще двумя ниточками с Чечней. Ведь мой отец после войны лежал в одном из госпиталей Грозного, затем долечиваться вернулся в Геленджик, откуда и уходил на фронт и где на свет появился я. А еще связывает меня с Грозным Аркадий Низамов, чемпион мира по радиоспорту — первая его радиосвязь была именно с Грозным. С Низамовым я хорошо знаком, писал о нем. Теперь вот он, раз уж моя книга хроникально-документальная, еще раз «вернулся в Чечню».

Июнь

3 июня. Около 17 часов звонил в ГДО. Ответил какой-то командир: «Все в порядке, снимает, присылает кассеты, его видели наши ребята».
А война продолжается. Самолеты наносят «точечные» удары. Боевики отходят в горы, а Дудаев и не помышляет сдаваться. До вечера в Грозном открыт коридор для выхода мирного населения. Интересно, а сколько немирного из почти миллиона?
Далее командир сказал, что еще неделю-две — и в часть. Но подобное я уже слышал… неделю-другую назад. Через день — один месяц, как сын в Чечне. Хорошо, что жена пока не знает. И пусть!
9 июня. Позавчера сын вернулся в часть из Чечни. Я позвонил, трубку взял Кузьмин и сообщил, что Денис «дома». Поговорил и с сыном. Он и сказал, что все не так, как говорят, показывают и пишут. Осталось служить полгода, приедет — расскажет,
10 июня. В Ставропольском крае, в городе Буденновске, чеченцы захватили заложников в больнице. И грозят всех убить, если… А это «если» может наступить скоро. В город стянуты крупные военные силы, и, пожалуй, так просто террористам это с рук не сойдет,
В эфире что творится! Штурм, видимо, будет. К террористам пропущены журналисты. Пока живы. Черномырдин вежливо обращается к Басаеву, тот ему отвечает, но больница все равно в руках боевиков.
Министр внутренних дел Ерин что-то собирается предпринять. Может, сам Дудаев просит о медпомощи?
16 июня. Террористы требуют окончания войны. Сегодня Дума будет решать вопрос, что с ними делать и как. А пока войска уничтожили пункт космической связи Дудаева. Говорят, у него осталось «всего три» сотовых телефона. Неплохо подготовился! Вагоны оружия и боеприпасов! Кто-то из Москвы поставляет. «Наши с русскими воюют»!
В Москве-реке обнаружены вибрионы холеры, но москвичи все равно купаются.
19 июня. По ТВ — Буденновск. Как на большой войне — трупы, раненые, врачи, войска. Террористы сегодня погрузились в КамАЗы и едут в Чечню. Заложников отпустили, но в машинах добровольцы-журналисты и местные, то есть все те же заложники.
Ну и чеченцы! Что творят! Караван едет, но куда — пока неизвестно. Наш спецназ сопровождает: семь «Икарусов», грузовики, рефрижератор с трупами боевиков. Все вокруг возмущены, народ накален. Погибла одна журналистка. Среди боевиков много наркоманов: понятно, почему так себя ведут.
17:30 тюменского времени.
Караван идет в Минводы. Головорез Басаев ведет свою линию, и пока неясно, что будет. Местные казаки отказались брать в заложники чеченское население станиц. Не знаю, правильно ли это.
«Радио России» говорит о том, что Ельцин не приехал в Буденновск, нет ни одного духовного лица. Теле — и радиообозреватели говорят о штурме. Курников, Азарх в эфире ведут оживленную дискуссию. Дума никак себя не проявляет. Она занята собой.
18:15.
Машины пока в Буденновске. Никто ничего не знает.
20 июня. Колонна идет по Дагестану. Мы проиграли, и что бы далее ни случилось, боевики с нами считаться не будут. Мораль на них не действует, только сила. Но силы нет. А если есть, то в каких сундуках спрятана?
21 июня. В Чечне торжествуют. В любой другой стране правительство давно бы подало в отставку, часть военных застрелилась бы. Но у нас нет. Плюй в глаза — скажут: «Божья роса». Дума спорит с правительством, но Черномырдин может ее разогнать. Противно. Мы — великая Россия! — проиграли маленькой банде!
23 июня. Идут переговоры. Чеченские бандиты рядом с нашими дипломатами. Кто лучше, кто хуже… ФСБ ищет Басаева.
28 июня. А его искать не нужно. Басаев собирается напасть на Россию в случае, если переговоры не приведут к желаемому результату. Стрельба идет, люди гибнут. Турок разбили. Наполеона разбили. Гитлера. А современную Чечню не можем. Смешно.

Июль

1 июля. Чечня еще стреляет, хотя переговоры идут. Басаев исчез, куда — неясно. В Таджикистане — терроризм, народ гибнет.
На сегодня «силовые» министры в отставке: Степашин, Ерин, за ними губернатор Ставрополья и т. д. И что? Дудаеву — амнистию! Все точно: убил одного — бандит, убил тысячи — герой! По крайней мере уважаемый человек. Ибо убивать именем государства почетно. Сделают его уважаемым — значит работает на государство.
9 июля. В Чечне убили семерых чеченцев. Из них — четыре ребенка. Ельцин обещал найти убийц. Может быть, и «найдут». Поймают пару бедняг, отобьют все, те и «признаются», не первые и не последние.
Сегодня сказал жене, что сын был в Чечне. Она даже не поняла поначалу. Затем дошло… Попеняла мне: зачем скрывал? А что говорить — расстраивать.

Август

4 августа. Дениса перевели во 2-й полк. Хорошо это или плохо — не знаем. Но он писал своему другу, тоже Денису, что ничего плохого. А в Чечне стреляют, и у Дудаева новые танки!
7 августа. Переговоры о судьбе Чечни идут, а толку чуть. Чеченцы ни на что не дают гарантий, да их и ждать нельзя. Теракты будут всегда, даже если Чечню «отпустить» совсем. «Злой чечен», — сказал в свое время классик. Правда, это было еще в первую кавказскую войну и сказано не о всех чеченцах. Более того, в колыбельной песне.
17 августа. От сына пришло письмо, в котором много всяких недомолвок. Он не угодил своему начальнику майору Биллионку. Тот забрал дневник и фотографии, не объясняя сути. Что ты скажешь — армия! Где хороша, а где тупа до омерзения. Видимо, потому из дивизии сбежали двадцать молодых. Их, конечно, переловят, но ведь отчего-то бегут!
Главное в письме: у Дениса исчезли видеокассеты с каким-то ценным материалом. И за все это требуется 350–400 тысяч. Иначе на «дембель» не пустят вовремя. Задержат на полгода, и все дела. Или того пуще — посадят.
Я уже позже сообразил, что своими руками подложил сыну свинью: написал статью в «Тюменскую правду» о дивизии Дзержинского «Военное государство среди леса», статью в общем положительную, за исключением двух строк, в которых говорилось о непорядках в дивизии и о том, что двое новобранцев покончили жизнь самоубийством. Газету привез в свое время в часть и отдал «почитать». Статья, как «не соответствующая духу армии», не понравилась, и после этого на сына посыпались различные неприятности. Тот самый майор Биллионок, с виду положительный человек, оказался мелочным и мстительным. Уже спустя год или два в дивизии действительно «внезапно обнаружился» целый букет преступлений, но пока я оказался чуть ли не первым, кто написал о непорядках в ее рядах. На мне отыграться не могли, отыгрались на сыне. «А ты не пиши»! Интересно, в войну с немцами много ли командиров погибло от выстрелов в спину и сколько погибло в Чечне от рук «воспитуемых солдат»?
20 августа. В Чечне идет сдача оружия. Но автоматы остаются в отрядах «самообороны». Пусть в Чечне лишь две сотни сел и городов — это уже не менее двух тысяч стволов. Неплохо. А сколько закопано?! Герр Басаев, как и герр Дудаев, отчего до сих пор не сидят, как было обещано правительством! Их «найти» не могут. А журналисты с ними встречаются. Может быть, сменить приоритеты: журналистов в разведку и ФСБ, тех — в журналисты?
28 августа. В Чечне все еще идут бои. Переговоры то срываются, то возобновляются. А трупы — направо и налево. Чеченцы говорят, что наша армия применяла химическое оружие. Словом, «злой чечен» еще долго будет злым. Имама Шамиля мы взяли в свое время, шейха Мансура в Анапе пленили, но сегодняшних Шамилей почему-то не можем. Скорее, не хотим.
Тюменские чеченцы вроде бы не проявляются. Я знаю одного из них — Ахмеда, всегда веселый и жизнерадостный. Говорят, что он один из авторитетов в среде, близкой к криминальной.

Сентябрь

11 сентября. Из Чечни выводят войска. Местные бойцы сдают оружие. Но от Дениса нет никаких известий. Надеюсь, что не отправили снова на Кавказ. По радио сообщили, что в Грозном по неосторожности наш солдат убил 17-летнего чеченца. Вся нация возмущается.
21 сентября. Видел сон: Денис в рубашке и брюках приехал домой на один день что-то взять. Писем от него нет. А позвонить в полк нельзя — что-то с телефоном: не то выключили, не то переключили.
26 сентября. Переговоры тормозятся. Зато я знаю новый номер телефона Дениса: 176-42-93, дежурная часть.
Генерал Рохлин в интервью на ТВ сказал, что военные действия в Чечне будут продолжаться неопределенное время. Он прав: на днях был захват заложников в Махачкале. Правда, террористов взяли быстро. Их было двое. Видимо, лавры Басаева не дают жить спокойно. А он сам живет и посмеивается. Когда его еще возьмут. И возьмут ли?
17:55 тюменского. Позвонил по «горячей линии» 176-41-15, о которой сообщили по ТВ. Сын во 2-м полку, 2-м батальоне, 4-й роте. Девушка на линии сказала, что все в порядке. Ну, допустим, она не все знает…
29 сентября. От сына — два письма. И пришел ответ от майора Биллионка из ГДО на мое к нему письмо с вопросом, что же в самом деле случилось с Денисом. Мало того, что на конверте меня величают Юрием Владимировичем, так в самом «письме» меня никак не величают. Чистый лист бумаги! То есть как простыня, как чистая наволочка, «tabula rasa». Каков бывший начальник Дениса — понятно…

Октябрь

1 октября. Начало одиннадцатого часа, солнечно, листья на деревьях желтые, как на акварели. У нас тихо. Книга моя о Чернобыле никак выйти не может. Писатели не заинтересованы отчего-то явить миру новую и, как говорят, неплохую книгу. При всем том, что она единственная в Сибири.
6 октября. В Чечне, в тоннеле, через который проезжал генерал Романов, взорвана радиомина. Он тяжело ранен. Вот так… И сколь долго еще будет стрелять и рваться?
Сыну осталось служить совсем мало. Однако вернется он без двух зубов, точнее, без двух половин — была какая-то драка в части, к которой приложил руку (и ногу тоже) один из командиров. Ничего себе дивизия образцово-показательной службы!
7 октября. По ТВ говорят, что бомба или радиоуправляемая мина была подвешена к потолку тоннеля. Романов в тяжелом состоянии, его помощник — подполковник — убит.
Сдача оружия идет вяло. Басаева никак не возьмут. Он себя еще покажет, думается…
9 октября. Ночь. Чечня сдаваться не желает, потому вводится комендантский час. Солдаты возмущаются, что им не дают стрелять в ответ на огонь боевиков.
«Аллах над нами, Россия под нами» — надпись на заборе в Грозном. Эк, куда хватили! Впрочем, это можно объяснить желанием чеченцев хоть так лишний раз убедить самих себя в непобедимости.
10 октября. У моей жены день рождения, и в подарок от Дениса пришло письмо, а за ним телеграмма: собирается домой после приказа об увольнении. Хочет варенья и стать телеоператором. Утро пасмурное, но настроение более-менее хорошее невзирая на возможное увеличение срока службы, слухи о котором идут во всех сферах.
15 октября. Новый командующий назначен в Чечню. Стрельба еще продолжается. Некие самолеты без опознавательных знаков нанесли ракетный удар по какому-то селу. Никто не в курсе, чьи это самолеты. Но ведь не чеченские же! Потому что всю чеченскую авиацию, состоящую из учебно-тренировочных самолетов чехословацкого производства, сожгли в начале военных действий федеральные войска. Тем не менее война продолжается, солдаты не возьмут в толк, что собственно происходит. Командование, похоже, «не в курсе». В Грозном стрельба: один наш убит, шестеро ранены.
27 октября. Как был потрясающий беспорядок, так и есть. Наших солдат убивают, а мы с мирными инициативами… Вчера убили 13 человек из засады, боевики нанесли удар из гранатометов. А мы молчим. Правда, как утверждают средства информации, некие «неопознанные» вертолеты то и дело наносят удары. Например, в Осетии по аэропорту.
Денис прислал письмо, в котором несколько страниц из журнала «На боевом посту». По тексту выходит, что мы воюем старым оружием против новейшего чеченского. А вот как оно к ним попадает? В Москве полно предателей. Как еще назвать людей, посылающих наших детей на смерть? А мы, родители, как всегда, бессильны против закона и тех, наверху. Конечно, пуля всех достанет, но кто из безутешных матерей будет стрелять по Думе?

Ноябрь

19 ноября. И как не сказать о министре обороны, или, как его зовут, «Паше-Мерседесе», что он неприятный человек. Мало того, что «приобрел» машины в Германии, и за это ему ничего не было, так еще придумал увеличить срок службы до двух лет! Хорошо, что Дума решила оставить полтора года для тех, кого призывают этой осенью, и тех, кто служит в Чечне и т. п. Грачев уверяет, что эти меры приведут армию в состояние развала.
Дудаев и не думает о прекращении войны, угрожая ядерными и химическими терактами. В какой нормальной стране это вытерпят? А Ельцин безмолвствует. В Афганистане продолжают удерживать экипаж Шарпатова. И здесь президент помалкивает. Ему, конечно, виднее с высоты.
Володю Шарпатова знаю давно. Он был в свое время членом литературного объединения «Факел», которым руководил Александр Мищенко. Писал стихи. Теперь вот уже скоро год, как «в гостях» у талибов. Странно, что Москва не очень явно защищает своих сыновей.
20 ноября. Басаев угрожает терактами по России. Но, как говорят специалисты, «он не располагает ничем, кроме технических источников радиоактивного характера, не представляющих существенного вреда для здоровья людей»…
29–30 ноября. Ельцин освободил от ответственности около 500 солдат, убежавших из Чечни, но действие амнистии не распространяется на тех, кто бежал из части по дороге в Чечню. Нормально. Если ты побывал под осколками и остался жив — тебе снисхождение. Вероятно, потому, что не убили. Если же ты, зная о том, что убьют, решил не воевать — тебе тюрьма. А что необученных парней бросают под пули и гранаты специалистов-диверсантов, мало волнует генералитет.
Те чеченцы, которые убивали наших солдат, скорее всего, попадут под амнистию. Генерал Романов еще жив.
А тем, кто его подорвал, тоже амнистия? Убили бы моего сына, имел бы я право на амнистию, поскольку взял бы автомат или пулемет и пошел рассчитываться?

Декабрь

5 декабря. В Грозном взорван автомобиль с грузом тротила. Много жертв.
Уже год идет война. А Павел Грачев, помнится, обещал в две-три недели разгромить Чечню. С имамом Шамилем воевали 24 года 11 месяцев и 7 дней. Правда, воевали в основном в Дагестане. Перед тем с Ушурмой, или шейхом Мансуром, шесть лет и один месяц. Теперь сколько?
10 декабря. Сегодня ровно год со дня начала войны в Чечне. Власти невнятно говорят о конституционном правлении. Страна потеряла десять триллионов рублей и сотни жизней. По ТВ показывают горящие танки в Грозном, эпизод 10 декабря 1994 года. Год! И мы не могли взять Чечню? Могли…
Вчера исчез Ту-134 в районе Хабаровска. Говорят, что на нем летели чеченские боевики.
В настоящее время Чечня, как и в прошлом веке, может разделиться на мирную и немирную. Правда, в то время не было таких средств доставки, какие теперь имеются у военных…
14 декабря. В Грозном — грозно. Начались выборы президента Чечни. Горные районы, стоящие за Дудаева, не голосуют. Война неизбежна, недаром мобилизуют уже отслуживших ребят. И что же будет?
15 декабря. Денис просит денег. Требуют компенсацию. Ну, как это происходит — знаю. Сам бывал в подобных ситуациях. Пойду искать деньги, так как в наличии тысяч 70. А впереди Новый год.
Деньги Денису выслал, теперь даст «отступные», а попросту взятку, и чист, аки агнец. Как все просто в этом мире. О том я не говорю, так как не знаю, будут ли взятки в райских кущах. А клепать на св. Петра нельзя — вдруг не пустит в края обетованные.
17 декабря. Выборы в Думу в Чечне прошли под звуки боя в Гудермесе.
19 декабря. Позор нации. Позор правительству. Позор богатым. Комитет солдатских матерей собирает в Чечню новогодние подарки и просит население нести теплые вещи, сигареты, продукты.
На «мерседесы» и дачи хватает, а на прокорм армии, как всегда, «нема». То же самое, что и в бытность мою в армии.
23 декабря. Около пяти часов утра в дверь, а вернее «в замок» — он у меня электрический, — «пошуршали», по кнопкам кто-то прошелся. Открываю — Денис! Да с товарищем. И с капитаном. Приехали «забирать» молодых. Оказывается, сыночек мой был ранен в ногу и молчал, негодяй! Напарник его, Алексей из Кировской области, еще только полгода прослужил, в Чечне не был. «Какие твои годы»!
Капитан Саша рассказывает о Чечне, как было дело. Видел, как морские пехотинцы бездарно теряли людей, бросаясь в атаки в пьяном виде, да ко всему не выставляли боевое охранение в необходимых случаях. «Один из них из автомата ударил по мне, да по пьянке промахнулся». В Чечне очень много богатых домов, но и бедных полно. «Духи» ставят множество мин, он подрывался дважды: первый раз контузило, второй раз не зацепило. Пленных убивать не может, а в бою, как и положено, но всегда стрелял издалека — не так противно.
В Чечне был несколько раз и имеет полное представление о происходящем. Из оружия предпочитает автомат и ПМ, причем говорит, что пистолет неплох, хотя существует мнение о его «малопригодности». Сам из Белоруссии, терпеть не может фашистов и их символику. И не любит журналистов: «Не пишут правды».
Руки у всех троих поцарапанные, грубые, с въевшейся грязью. Понятно: в армии гигиена весьма относительна. Да на нее особого внимания и не обращают, тем более в полевых условиях.
26 декабря. Утром уехали все. Везут 160 человек. Денису осталось служить несколько дней. В Чечне идут бои, при взятии Гудермеса погибло 78 солдат. В Чечне объявлена амнистия, главой республики избран Доку Завгаев. Как он говорит, Дудаев для него рядовой.


1996

Январь

1 января. На Кавказе стреляют.
3 января. Утром Денис появился на пороге квартиры. Все! Во всяком случае, надеюсь, надолго. Привез массу всяких вещей: в армии, или, если быть точным, во внутренних войсках, такая же барахолка, как и на воле.
Приехал и побежал к друзьям.
9 января. В Кизляре боевики захватили заложников, и опять больница. Несколько тысяч человек! Ну не скоты ли? И после этого говорят об «исключительной роли горцев», о своей честности и достоинстве.
И что же Дагестан? Так и спустит это все Чечне?
Сегодня водил Дениса в телецентр. И так снимали, и этак. Жаль, что бесплатно. Почему-то деньги упорно обходят нас стороной…
10 января. Ельцин выговаривает генералу Николаеву. Все «силовики» потеряли лицо. Буденновск повторился. Сколько заложников погибнет? Двое уже… В Кизляре идут переговоры, но террористы пока не внемлют.
Сегодня правительство надеется получить положительный результат, как говорят дикторы ТВ.
14 января. Радуев дал своим подельникам радиограмму: «Жрать нечего, будем расстреливать заложников». Боевики покинули больницу и двинулись в сторону Чечни. От села Первомайское, куда подошла колонна автомашин, наши части отошли на расстояние от полутора до двух километров. Бандитов около 200 человек, у них шесть женщин-заложниц. Боевики настроены весьма решительно, роют окопы, то есть могут принять бой.
Не понимаю: армия, имея столько сил, бессильна? Есть газ, мины, бомбы, снайперы и т. д. Вот дагестанцы молодцы — пообещали Радуеву: если тронет их людей, вырежут всех чеченцев у себя.
15 января. Утром начался штурм после расстрела боевиками дагестанских старейшин и милиционеров.
Масса войск, авиация. А если бы у боевиков все это было? Мы бы их ни в жизнь не взяли. Хорошо, что бодливой корове бог рогов не дает! Дудаев по радио приказал готовиться к смерти всем боевикам, а Радуев обещал за каждого убитого боевика убить 1000 русских.
На помощь Радуеву из Чечни вышла группа, но ее блокировали. В Грозном террористы устроили сильнейший взрыв — сеют панику. В ответ федеральные войска вечером открывают огонь без предупреждения по любым целям.
16 января. В Грозном была похищена большая группа энергетиков, дежуривших на объектах. Никто не понимает, как это сделано в условиях строжайшей охраны. В Первомайском еще идет бой. Бьют пушки, авиация работает, и это против двухсот человек(!), пусть даже хорошо вооруженных.
Ходят слухи, что известный отряд «А» брошен против боевиков прямо в чистое поле. Опять же комментаторы недоумевают. Только недоумевать и остается. Давно ведь сказано, что умом Россию не понять, особенно задним. А мы, и я в том числе, очень сильны именно «задним» умом. Мне иногда, хотя это и непатриотично, хочется, чтобы боевики всыпали России по самому высокому разряду. Конечно, лучше бы в этом случае под пули поставить всю так называемую московскую элиту, так называемых олигархов и их слуг. Но, увы, на то они и власть имущие, чтобы себя под пули не подставлять. Разве что наемный убийца по заказу «сработает», так это издержки «красивой» жизни.
17 января. Вчера турецкие чеченцы захватили паром в Турции. Их около семи человек, требуют дать возможность Радуеву уйти в Турцию. В противном случае угрожают взорвать паром.
Сегодня в Сургуте террорист, вооруженный пистолетом ТТ, захватил автобус с рабочими. Требование: вылет в Израиль или Кизляр. Дурак. В Израиле террористов не очень уважают. Местный ОМОН и другие службы взяли «туриста», тяжело при этом ранив.
Турецкий паром, тот самый, «Аврасия», еще не освобожден. Но террористы смягчают требования и хотят провести пресс-конференцию.
19 января. Вчера в 13 часов Москвы в Первомайском прекратились бои. Ничего не понять. Одни говорят то, другие это. Запад — свое. Но Радуева нет. Нет и двух десятков бандитов. Но если Радуев ушел, то последние остались. Наши потери велики, учитывая мощь примененного оружия и плотность огня. ТВ показывает месиво из трупов, снега и земли.
«Аврасия» идет в Стамбул, главарь захватчиков Топчан согласен сдаться. Не взорвет ли он паром в проливе?
Масхадов заявляет, что все «ранешние» боевики ушли, теперь воюют новые, прибывшие на смену.
Мировое мнение против России: нужно миром, миром…
21 января. Найдено 160 трупов боевиков. Радуева нет. Таковы данные МВД Дагестана.
«Аврасия» освобождена, боевики сложили оружие. Но, скажем, Дудаев работает не хило. Теперь придется отбивать 29 энергетиков. И т. д., и т. п.
Мусульмане празднуют Рамадан.
У боевиков масса боеприпасов и множество пулеметов. Где они берут оружие? Как прорвался Радуев сквозь тройное кольцо окружения? Или это «кольцо», как всегда, лишь на бумаге?
Итог войны на сегодня: из участвовавших в операции 2414 человек со стороны федералов убито 26 и ранено 95. Боевиков — около 300–350 убито, около 120 пленено.
Имея семикратный перевес в живой силе и десятикратный в технике, мы не смогли победить. Оказывается, как поведал генерал Барсуков, «Град» применялся «лишь для создания психологического эффекта». Ага. Сильно испугались боевики, даже в Турцию сбежали! Из уст военных смешно слышать жалобы на то, что «боевики зарывались в землю».
Рядом с Первомайским, «оказывается», был возведен блок-пост дудаевцев, и никто не знал о его существовании!
Турция празднует победу над «своими» бандитами. Ну это еще бабка надвое сказала. В Германии чеченцы тоже могут показать себя. Там это не так и сложно, судя по частым выступлениям курдов. Я, когда был в ФРГ, удивился многочисленности курдской диаспоры. В каждом значительном городе — курды! И ведут себя, как хозяева: протестуют против притеснений их народа в Турции, но отчего-то протестуют в Германии.

Февраль

15 февраля. Сегодня семь лет со дня вывода наших войск из Афганистана.
23 февраля. В Грозном наши войска строят баррикады из автомобилей и прочей техники. Чеченцы хотят провести демонстрацию «по поводу депортации чеченцев» в 1943 году. Хорошо махать кулаками после драки. Попробовали бы они это сделать хотя бы в 1957 году! Мертвого льва лягнуть может всякий осел. Разумеется, помнить историю нужно, но вменять в вину современному русскому народу то, что делали когда-то их деды и отцы, — уподобляться тому же Сталину. В революции, а она длится до сих пор, нет ни правых, ни виноватых. Хороши все. Что, теперь обвинять ингушей за то, что ингушские джигиты служили в жандармских частях?

Март

9 марта. Радуев убит. Масхадов ранен. Так говорят. Боевики отчего-то стреляют друг друга. Грозный горит. Телефонной связи нет, дудаевский передатчик работает на средних волнах, пропагандируя режим. Полный раздрай. Дудаева полагают амнистировать.
По ТВ прошел сюжет об английских мухаджирах. Они желают поддерживать Чечню всеми возможностями. И что же это будет? Англия против России?! Мало нам английских шпионов, так еще английские боевики когти вострят.
18 марта. В Грозном бои. Через границы идут Дудаеву деньги и оружие. Говорят, что у него шесть тысяч боевиков. А впереди лето…
20 марта. Все еще стреляют. По ТВ передают списки погибших. Как много! Власть кому-то требуется! Все они «там» — больные люди.
В Москве взорвали с помощью робота более трех килограммов тротила, «забытого» в автобусе. Власти «не исключают и чеченский след».
В Ингушетии замечено передвижение боевиков. Вот тебе и «мирная» республика!

Размышления.

Какие солдатики-офицерики запаршивевшие! Денис по возвращении был нами осмотрен: буквально весь в нарывах, пятнах, грибке. В армии это повсеместно, особенно в действующей. Вши ходят табунами. Как не мрут пацаны — непонятно. Неужели у нас так всегда было? А при Петре? Екатерине? У Суворова?
Интересная штука: все — солдаты ли, офицеры ли — убийцы. Официальные. Это властью и народом приветствуется. Выходит, что убийство не такой большой грех? А мы все охаем и вздыхаем. Природой так задумано, видимо, а мы изумляемся всякий раз, возмущаемся: ну конечно, жизнь человека — высшая ценность! И тут же эту «ценность» обесцениваем.
22 марта. Игнат, сослуживец Дениса, прибывший в отпуск, рассказал, что 2-й полк дивизии самовольно ушел домой. Они не стали ждать еще полгода и, переодевшись в гражданское, разъехались. Документы парням оформили уже дома.
Все может быть в свободной стране. Если из Гохрана умудрялись продавать народу принадлежащее добро, подумаешь — полк разъехался…
26 марта. Вчера по ТВ А. И. Лебедь «предположил», что у Дудаева есть компромат на некоторых высокопоставленных лиц. А хранится он в банках Западной Европы. Вот и вся разгадка «неуязвимости» Дудаева.
Поссорились где-то в верхах, не поделили деньги и сферы влияния и пожалуйста — война!
30 марта. Бои все идут, у противника опять много оружия и бронетехники. Ну где они все это берут? Что такое можно продать для приобретения миллионов патронов хотя бы? Если нефть, то ведь она прокачивается через российскую территорию… Неужели никто не видит?

Апрель

1 апреля. Сегодня с ноля часов прекращены военные действия в Чечне. Б. Н. Ельцин долго зачитывал на ТВ свои выкладки. Военные как будто одобряют решение президента.
8 апреля. ТВ сообщает: на сегодня 506 погибших. Дудаев может праздновать победу. Наши идут на все уступки, если, конечно, это не уловка.
12 апреля.
Обнародована статистика
о преступлениях военных в Чечне
Прокуратурой Временных объединенных сил России в Чечне было принято к производству 800 уголовных дел в отношении военнослужащих. По словам прокурора Олега Галямова, 150 из них после завершения расследования направлены в суды, 65 прекращены в связи с амнистией, 120 после выполнения необходимых следственных действий направлены для расследования в различные военные и территориальные прокуратуры. По остальным делам продолжается следствие. Галямов отметил, что основная часть совершаемых военнослужащими противоправных действий — это воровство, в том числе военного имущества и продовольствия, а также мошенничество при распределении материальных ценностей в финансовой сфере и дезертирство.
«Интерфакс».
16 апреля. Чеченцы напали на выходящую с территории Чечни часть и расстреляли ее. Как выяснилось в дальнейшем, у ребят почти не было патронов. Дума практически безмолвствует. Грачев оправдывается. Жириновский предложил объявить день траура, но никто не внемлет, хотя погибло около 100 человек.
Более полная информация пробивается к читателям и слушателям с трудом.
20 апреля. Московский 245-й мотострелковый полк, переброшенный в Чечню год назад из Московского военного округа, — вот наименование части, расстрелянной под Шатоем 16 апреля. За два часа боя было убито 26 офицеров и 79 солдат. Подбито 13 автомашин с боеприпасами, один танк, шесть БМП. Такое впечатление, будто колонну подставили под удар боевиков Гелаева специально. Она могла идти (и должна бы, по условиям безопасности) дорогой через село Чишки. Но что сделано, то сделано. О потерях боевиков, как всегда, данных нет.
Министру обороны и командующему объединенной группировкой войск генералу Тихомирову пора срывать с себя погоны и уходить в отставку, если застрелиться слабо. Как сказал один из офицеров: «Настроение отвратительное. Такое чувство, что армией командуют одни дураки!».
25 апреля. 8 часов утра. Говорят, что в результате авианалета во вторник, 23 числа, убит Дудаев. Якобы его «Нива» разорвана в куски, его тело отброшено от нее на 50 метров. Возможна инсценировка, как и с Радуевым, которого не признали в убитом и предъявленном для опознания хорошо знавшему его человеку.
По радио говорят, что Дудаев действительно убит. «МК» сомневается. В статье Александра Будберга «Кто убил Джохара» сказано, что 21 апреля при попытке позвонить по спутниковому телефону с окраины села Гехи Дудаев, его советник по иностранным делам Ваха Ибрагимов и, возможно, военный прокурор Магомет Джаниев попали под ракетно-бомбовый удар штурмовика. Но похороны Дудаева назначены на 24 число, что противоречит мусульманским обычаям хоронить покойного в день смерти.
26 апреля. 10 лет со дня взрыва реактора на Чернобыльской атомной станции, 9 лет, как предлагаю издать книгу о тех событиях. «На все божья воля», — так примерно звучат ответы из Тюменского отделения Союза писателей России и из кабинетов чиновников различных рангов. Сами «чернобыльцы» также в книге не заинтересованы, если не считать жгучего желания некоторых собратьев по несчастью упрятать меня подалее и закрыть покрепче.
30 апреля. Стреляют. Басаев подтвердил смерть Дудаева. Свято место пусто не бывает…

Май

7 мая. Около 23 часов. Перестрелки продолжаются. Каков же будет День Победы? Вермахт победили, вермахт, взявший под сапог почти всю Европу! Быть может, наша армия в лице высших начальников не заинтересована в короткой войне? Быть может, здесь присутствуют корыстные интересы? Иначе чем же объяснить творящееся безобразие?
27 мая. Начало двенадцатого ночи. В Москве подписано соглашение о прекращении войны в Чечне. Самолет с чеченской делегацией прибыл в столицу из города Слепцовска Ставропольского края.
Ельцин сделал свой ход. Посмотрим на остальных. Однако стрельба в Чечне вряд ли кончится скоро. Хотя… вся эта сцена могла быть отрепетирована еще год-два назад. Великие актеры эти политики! Великие грязные актеры.
Итак, с 1 июня стрельбы не будет. И оружие так просто отдадут? И ничего не спрячут?
А наши парни, что покалечены духовно и физически. что будет с ними? С их родными? А что будет с теми российскими «непримиримыми», которые до конца жизни будут ненавидеть и бить чеченцев?
28 мая. Ельцин прилетел в Чечню. Беседовал с военнослужащими. Говорит, что на нем лежит вина за войну. Но ведь никто же ему не скажет: давай отвечай по всей строгости закона!
Во второй половине дня он вернулся в Москву. «Вы победили», — сказал президент нашим военнослужащим.
Может, потому глава чеченской делегации, прилетевшей в Москву на переговоры, Зелимхан Яндарбиев не дает интервью средствам массовой информации?

Июнь

8 июня. В Урус-Мартане убит глава города Юсуф Элмурзаев. Толпы граждан вышли на площадь. Митинги стихийно организуются один за другим. Словом, замирение никак не удается. Из Тюмени и Иваново идут-едут в Чечню контрактники. Нет работы в городе невест, и в нашем городе ее не так чтобы много. Капитализм наступает…
Где-то задержана машина с чеченскими автоматчиками, их проверяют на причастность к «незаконным вооруженным формированиям».
14 июня. В Чечне по-прежнему неспокойно. Стреляют. В Чечню идут и идут новобранцы. Разговаривал с медсестрой Ланой, вернувшейся из Чечни. Она не может понять, что происходит. За Ельцина голосовать не будет. И вообще ни за кого. Была ранена и теперь едет в Польшу к родне лечиться. Боевая такая деваха! Маленькая, но шустрая и отчаянная. Хочет объединить тюменских парней, воевавших в Чечне, но многие не понимают, зачем это нужно. Даже не хотят вспоминать о прошлом.
Какие разные люди!
Дениса как «чеченца» как-то вычислили медики и отправили в профилакторий «Волна», который находится в поселке Мыс. Оказывается, у него были сломаны ребра, пробита голова, сбита надкостница на ноге. Не слабо «воспитывают» в полку! Мне тоже пришла бумага с извещением, что для меня как ликвидатора-чернобыльца в том же профилактории уготовано место. Первый раз в жизни я буду отдыхать в лечебно-курортном учреждении!
27 июня. В Чечне шестеро боевиков ограбили банк и взяли три миллиарда рублей. Есть жертвы. Переговоры с Москвой срываются, боевики не сдаются. Сейчас в Чечне работает московская правительственная группа.

Июль

6 июля.
Вернулись мамы из Чечни. А сыновья еще воюют…
Весь позавчерашний день председатель областного комитета солдатских матерей Р. Пелымская посвятила письмам. Целая стопочка их на ее рабочем столе. В них приветы родителям от ребят, что проходят службу в Чечне.
Сами мальчишки свято верят в солдатское поверье: напишешь письмо домой — убьют. Вот и решила Раиса Филипповна отправить весточки всем родителям тех наших земляков-военнослужащих, которых встретила в госпиталях Назрани, Владикавказа и Моздока.
В одной из последних телепередач «Час пик» генерал Александр Лебедь сказал, что в будущем комитеты солдатских матерей самораспустятся. А пока в них есть необходимость…
— Наша делегация, а в ее составе было пять человек из разных населенных пунктов, побывала во многих воинских частях, — рассказывает Раиса Филипповна. — Особое внимание обращали на то, как кормят солдат, как к ним относится командующий состав, на взаимоотношения между самими ребятами. Убедилась: там, где иной раз бессилен командир, может помочь разговор по душам. Материнский разговор.
Ребята понимают, из какой дали мы к ним добрались. И очень ценят это внимание к ним. Особо на условия они не жаловались. Но каждый из них рад поскорее вернуться домой, к мирной жизни.
— Говорят, что война в Чечне уже выдохлась…
— Конечно, здесь уже не та накаленная обстановка, что царила год назад, во время моей предыдущей поездки в зону боевых действий. Но по-прежнему гремят выстрелы и льется кровь. И на смену «старикам» (иные из них в Чечне и прослужили по полтора года) приходят новобранцы, некоторые из них, увы, будут учиться стрелять в условиях боя. Я не преувеличиваю, рассказываю вам со слов ребят, которые не проходили предварительную шестимесячную подготовку: их сразу направили сюда.
Об этих фактах комитет обязательно проинформирует высшее военное руководство России. И потребует ответа…
— А какое впечатление произвели на вас военные госпитали?
— Везде были рады медикаментам, которые мы привезли. Нечем лечить, нечем перевязывать. Наш груз, а он был немалым — 200 килограммов, мгновенно разошелся по лечебным учреждениям. Лекарства, бинты, вату, как большую ценность, принимали по описи. А ребята радовались шампуню, мылу — подаркам Тюменского отделения Российского фонда милосердия и здоровья.
— Понимаю, что поездка в Чечню была нелегкой и опасной…
— Но мы уже дома. Все живы и здоровы. В Грозном остался лишь один наш спутник — Виктор Волошин. Он ищет своего сына.
Наталья Осенева.
«Тюменские известия», 6 июля 1996 г.
Действительно, умом Россию не понять. А послал бы хоть один генерал в бой своего сына? Что-то не слышно о подобных вещах. Впечатление от армии отнюдь не радостное. Хорошо о ней сказал Лев Толстой в XIII главе «Воскресения»: «Военная служба… развращает людей… освобождая их от общих человеческих обязанностей, взамен которых… выставляет, с одной стороны, безграничную власть над другими людьми, а с другой — рабскую покорность высшим себя начальникам…». И т. д. Разумеется, армия нужна, без нее никак нельзя, но что сказано, то сказано, и не без основания. Он сам служил, и неплохо, предмет знает.
Так что я могу трусливо спрятаться за широкой — и натурально, и фигурально — спиной классика, цитируя и цитируя… В свое время он восстановил против себя не армию, а церковь тем же «Воскресением», причем говоря совершенно правильные слова, делая ссылки на то самое Писание, по которому и которому церковь служит.
8 июля. После выборов президента республики стрельба еще идет. Сепаратисты и не думают сдавать оружие. Мистер Лебедь пообещал без крови, переговорами умиротворить горцев. Они освободили одного из сотен заложников — русского священника. И все. Остальное упирается в Москву. Грачев снят с должности. Другие, ниже рангом, тоже «полетели». Жена Дудаева уехала в Финляндию. Компромата, который обещал Дудаев на московских чиновников, так и нет.
Совет безопасности готовит поездку Лебедя в Чечню. А Масхадов грозит широкомасштабной войной. Он с ума сошел, по-видимому… Ну добьется того, что в итоге всех чеченцев выбьют, кому от этого лучше станет? Русский народ может долго терпеть, но ведь если этого медведя пчелы совсем достанут — не один улей разгромит! И надеяться на помощь «оттуда» чеченцам не стоит. Все имеет свойство заканчиваться: когда-нибудь и «дружба», даже за деньги, кончается.
За день наши позиции обстреляны боевиками двенадцать раз. Что бы на такое сказали Лермонтов и генерал Ермолов? Позволил бы Суворов себя унижать?
9 июля, вторник. Обстановка в Чечне накалилась, и генерал Тихомиров предъявил ультиматум чеченцам.
Противник говорит, что воевать будет все равно…
Так и будет: осложнение, спад…
В стране создаются союзы и комитеты солдат, воевавших в Чечне. Опять, как в случае с «афганцами» и чернобыльцами, вместо правительства проблемами пострадавших занимаются сами пострадавшие. Это вообще вошло в норму. Вечером по РТР показали сюжет о бомбардировке села Гехи. Беженцы плачут, жалуются, что мужчин из села не выпускают.
Генерал Тихомиров говорит о набирающем силу терроризме. Завтра по всей Чечне с 21 часа вводится комендантский час. Въезд и выезд из Грозного запрещены.
21 июля, воскресенье. Под Шатоем идут сильные бои. У нас шесть убитых, много раненых. Трофеи — два крупнокалиберных пулемета и прочая… По сведениям военных, погибло более 60 чеченцев. Говорят, в Грозном около тысячи боевиков, немало иностранных наемников и мобилизованных жителей до четырех тысяч.

Август

9 августа. Есть одна деталь: до сих пор ни один наш тюменский писатель не сказал настоящего писательского слова, ничем не помог ни солдатским вдовам, ни вернувшимся с войны парням. Нет у нас писателей, вымерли как класс!
10 августа, суббота. Идут тяжелые бои в Грозном. Город горит. Боевики — в центре. Ходят слухи о гибели Доку Завгаева, но он жив.
Федеральных солдат убито множество, о чеченских потерях говорят неопределенно. США осуждают чеченских террористов, но им на это наплевать. Оружия много, ядерными бомбами по ним бить никогда не будут. Чего не воевать?
Ельцин объявил день траура, рекомендует не транслировать развлекательные программы. А. Лебедя назначил полномочным представителем в Чечне. Журналист Точилин ведет по телефону репортаж из блокированной боевиками гостиницы близ Дома правительства.
14 августа. В Грозном черт знает что! Сотни трупов, тысячи раненых. Боевики вешают наших солдат на телефонных проводах. Сегодня обещают прекращение огня. Бандитам идет подмога — 50 грузовиков с людьми. Это не менее 1000 человек. И все с оружием. Один смертельно раненный чеченец пытался зубами выдернуть чеку гранаты для последнего «привета»…
Уже убит двадцатый журналист на территории Чечни! Последний — Рамзан Хаджиев, кажется.
21 августа. Генерал Пуликовский обещает разгромить боевиков в Грозном невзирая на их десять танков и четыре бэтээра, предлагая мирным жителям покинуть город. Ушли более 100 тысяч человек.
24 августа.
Свершится ли чудо?
Ситуация в Чечне и здоровье Президента РФ были основными темами российской политической жизни, к которым было приковано внимание отечественных и мировых наблюдателей и СМИ на уходящей неделе.
Две из целой серии «околочеченских» сенсаций недели были связаны с именем А. Лебедя. Первой стали итоги его переговоров с лидерами сепаратистов и достигнутые договоренности о создании совместной наблюдательной комиссии и наблюдательного совета, а также об «откладывании» вопроса о политическом статусе Чечни до урегулирования военных аспектов конфликта. По оценкам международных наблюдателей, эти планы были безукоризненно дипломатически точными и могли бы в случае их выполнения положить начало процессу действительного политического урегулирования кризиса.
Второй сенсацией стали обвинения Александра Лебедя в адрес Анатолия Куликова. Секретарь СБ обвинил министра внутренних дел в фактическом попустительстве боевикам, когда те беспрепятственно проникли в Грозный и нанесли ощутимые потери федеральным силам в столице республики. Интрига «поиска виновника» была разыграна А. Лебедем быстро и эффектно, однако она не имела и не могла иметь организационных последствий. Президент, уже уступивший А. Лебедю в вопросе назначения министра обороны, практически никак не отреагировал на заявления секретаря СБ и лишь поручил Куликову продолжать выполнять обязанности министра внутренних дел.
Александр Лебедь мог бы в сложившейся ситуации оказаться выигравшей стороной, поскольку получил моральное право мотивировать свои будущие неудачи на пути разрешения чеченского конфликта тем, что он нашел виновного. Президент ему не внял, виновный в поражениях федеральной стороны остался на своем месте, и поэтому в конечном счете к А. Лебедю не может быть никаких претензий… Однако Лебедь, еще раз подтвердив свою репутацию политика порядочного и непредсказуемого, ситуацией не воспользовался. Неизвестно, что заставило секретаря СБ пересмотреть свое отношение к Куликову, однако спустя всего несколько дней он возложил на министра внутренних дел общее руководство оперативным штабом при полномочном представителе Президента РФ в Чеченской республике.
Начавшиеся «с подачи» Александра Лебедя встречи Константина Пуликовского и Аслана Масхадова позитивного результата не имели: и.о. командующего федеральными войсками в Чечне К. Пуликовский объявил о своем намерении в ночь на 22 августа начать выдавливание сепаратистов с территории чеченской столицы с использованием всех сил и средств.
Позднее министр обороны РФ И. Родионов назвал акцию К. Пуликовского личной инициативой генерала и отверг все домыслы о предварительном согласовании этой акции с военным и тем более с политическим руководством страны.
К концу недели ситуация в Чечне «зависла»: с одной стороны, стало казаться, что худшего (исполнения обещания К. Пуликовского) в республике не случится, однако и лучшего (окончательного утверждения курса на переговоры с сепаратистами) пока не просматривается.
Очередное обострение кризиса в Чечне вновь показало: на вершине российской власти сохраняются два диаметрально противоположных подхода к урегулированию конфликта — мирный, олицетворяемый в настоящее время А. Лебедем и подразумевающий достижение договоренностей с сепаратистами, и военный под лозунгом «война до победного конца», в той или иной степени поддерживаемый значительной частью генералитета и многими политиками.
Что же касается перспектив развития ситуации в Чечне, то среди прогнозов по этому поводу преобладают формулы «лучше не будет», или «будет так же, как сейчас». Возможность победы курса А. Лебедя, несмотря на очередной успех его переговоров с А. Масхадовым ночью и утром 22 августа, пока рассматривается скорее как чудо, чем как реальный вариант завершения чеченской войны.
ИА «Делрос-Информ», «Тюменские известия».
24 августа 1996 г.
30 августа. Раннее утро. В Грозном мешанина из наших и повстанцев. Те захватили оружие, затем вернули. Лебедь договаривается с Масхадовым, и вроде бы скоро состоится вывод федеральных войск.
Ельцин в отпуске, а чеченцы празднуют победу. Правда, победа эта эфемерна, сиюминутна. Они этого понять не хотят. Не победили они, а пролезли в щель между военной бюрократией и продажным чиновничеством.

Сентябрь

1 сентября. У нас дети идут в школу, у них — все еще бурлит. Да и не будет там мира. Гнездо шершней. Пусть они и невиновны, и втянуты в военно-политические игры «людьми со стороны», но гнездо уже разворошено! Чеченцы радостно кричат в микрофоны телекамер. Есть отчего. Две тысячи наших воинов в плену, и чеченцы требуют выкупа.
4 сентября. Более 200 тысяч человек покинули Грозный после ультиматума генерала Пуликовского. Сейчас живут кто где. Но генералу не дали выполнить свое обещание разнести в пух и прах боевиков вместе с их укреплениями. Кто не дал — вопрос к истории и документам. Как говаривали некоторые лица, «там видно будет». Теперь в Чечне разгул торговли военнопленными. О чести и стыде политиков даже и вспоминать непристойно. Нет ни Думы, ни Законодательного собрания, ни Конституционного суда. Есть Москва «до» и «после» Садового кольца. Привожу копию статьи из «Тюменских известий», поскольку обязательно найдутся люди, тычущие перстами: «Он все придумал! Он передергивает! Он вообще нигде не был и ничего не видел». И т. д. Такое уже бывало…
Чеченские посредники за каждого пленного военнослужащего требуют 30 миллионов рублей…
Нальчик. Инициативы Александра Лебедя по чеченскому урегулированию, подписанное соглашение с лидерами вооруженной оппозиции полностью одобрены Президентом России. Об этом сообщил премьер-министр Виктор Черномырдин в ходе рабочей поездки в столицу Кабардино-Балкарии.
Премьер так определил последовательность чеченского урегулирования:
— принятию каких-либо политических решений по Чечне в обязательном порядке должна предшествовать нормализация обстановки в республике и на Северном Кавказе в целом;
— категорически нельзя допустить возобновления боевых действий, всячески избегать разгула эмоций, подключив к процессу умиротворения в Чечне все значимые общественно-политические силы региона;
— незамедлительно решить вопрос обмена пленными и насильственно удерживаемыми;
— не допускать обвинений в адрес руководства той и другой стороны, участвующих в переговорах;
— готовить всеобщие выборы, формировать законодательную базу и определить затем статус Чеченской республики.
Виктор Черномырдин не исключает возможности проведения в будущем референдума о статусе Чечни на основе достигнутых договоренностей.
«Надо принять все необходимые меры, чтобы процесс, начатый подписанием соглашений о прекращении боевых действий в Чечне, развивался в позитивном направлении», — заявил председатель Правительства России.
Грозный. Некие посредники появились в эти дни у контрольно-пропускных пунктов военной базы Ханкала (на юге Грозного). От имени полевых командиров они требуют, чтобы федеральные войска за каждого пленного военнослужащего выплатили 30 миллионов рублей. По данным федерального командования, в настоящее время в горах боевики удерживают свыше 1000 пленных военнослужащих.
В соглашении о прекращении боевых действий, подписанном в Новых Атагах, зафиксирован пункт, согласно которому обмен военнопленными производится по принципу «всех на всех». В этой связи в штабе внутренних войск считают, что торги, которые пытаются устроить отдельные представители вооруженной оппозиции, противоречат принципам, провозглашенным на встрече секретаря Совета безопасности России Александра Лебедя и начальника главного штаба чеченской вооруженной оппозиции Аслана Масхадова.
За минувшие двое суток чеченская сторона не вернула ни одного военнослужащего.
Москва. Число официально зарегистрированных безработных в России превысило 2,5 миллиона человек. Об этом сообщили в пресс-службе Государственной службы занятости РФ.
По ее данным, с начала года в органы государственной службы занятости обратились в поисках работы более трех миллионов человек. Подавляющее большинство из них благодаря интенсивной работе службы было трудоустроено, отправлено на профессиональное обучение, часть оформлена на досрочную пенсию. В результате численность зарегистрированных безработных с 1 января 1996 года увеличилась всего на 10 процентов.
ИТАР — ТАСС — «Восточный экспресс».
«Тюменские известия».
4 сентября 1996 г.
9 сентября. 133-й полк выводят из Чечни. Первые танки грузятся на платформы. Это третья попытка мира. И убит солдат внутренних войск. Имени не знаю.
Генерал Тихомиров сказал, что четвертой попытки не будет! Посмотрим, найдут ли хоть одного виновника войны. У такой бойни далеко не один зачинщик.
Пишу серию рассказов о Чечне по мотивам повествований ветеранов чеченской кампании. Некоторые категорически против. Другие с удовольствием предоставляют фотографии, документы. Книга будет называться «Маленькие рассказы о большой беде». Туда включаю не только кавказские мотивы, а «вообще жизнь».

Октябрь

5 октября, суббота. Чечня в страстях — принят новый Уголовный кодекс. Не без участия ваххабитов. Согласно ему уже рубят головы, причем принародно.
В Москве проходят переговоры с новым главой — Масхадовым. О Завгаеве пока ничего толком неизвестно.
На днях упал военный вертолет. Много жертв. Муссируемый слух о референдуме о статусе Чечни в 2001 году пока слухом и остается.
23 октября. Снег за окном.
Лебедя президент отстранил от его обязанностей в Совете безопасности, теперь его глава Рыбкин. Ельцин по-прежнему болен. А из Чечни выводят воздушно-десантную дивизию.
Чеченцы в Тюмени как будто внешне не проявляются. Правительство Доку Завгаева силы не имеет.
В областном музее открылся «уголок» ветеранов чеченской кампании. Денис отдал в него подаренный в Чечне приемник и осколок от снаряда, разорвавшегося рядом с его бренным телом. Только надолго ли этот уголок? У нас в последнее время память, как та кольчужка из кинофильма «Александр Невский».
Промелькнуло в местных газетах сообщение, или это было по радио, точно не помню: в Тюмени создана ассоциация солдат, воевавших в Чечне. Где находится, никто не знает…

Ноябрь

6 ноября. И. Рыбкин ведет переговоры. Стрельба, пусть и в меньшем объеме, тем не менее есть. Кавказ, как предрекали некоторые специалисты, не пылает, но что если Чечня начнет диктовать условия остальным? Это вполне возможно. Понятно, что Россия, русские не то чтобы боятся чеченцев, поскольку все прекрасно знают: уж когда допекут окончательно, тогда полетят чеченские боевые головушки одна за другой. Правда, пока русский медведь раскачается!..
10 ноября. По тюменскому телевидению выступил вице-президент недавно созданной ассоциации солдат — ветеранов Чечни, Вячеслав Рудаев. То, что он рассказал, ужасно и вызывает большую жалость к больным и раненым ветеранам чеченской войны. Никто из официальных властей пока помощи не оказывает, а некоторые военные выступают против Рудаева.
Мы на семейном совете решили помочь ассоциации. Тут же звоним по сообщенному номеру в офис организации. Рудаев заинтересовался, приглашает на встречу. Находится ассоциация в доме № 6 по улице Республики.
12 ноября, вторник. В своем кабинете якобы застрелился заместитель губернатора Сергей Мартынушкин. Тут же поползли различные слухи, и кто его знает, насколько они необоснованны! Сегодня в здании администрации прощание.
Народу в зале, где стоял гроб с телом Мартынушкина, было много. Тут тебе и казаки, и журналисты, и чиновники. Все отзываются о нем, как об очень хорошем человеке. Бывшем человеке…
Разговаривал с Рудаевым, предложили заложить в один из банков вышивки моей матери и на эти деньги «поднять» ассоциацию. Вышивки эти стоят больших денег. Рудаев согласен. «И вас мы не забудем…». Очень сетовал на то, что Мартынушкин погиб. «У него как раз на столе лежали документы с просьбой о финансировании нашей организации. Сумма приблизительно 500 миллионов, но есть надежды получить и больше. Так что, Александр Иванович, свои деньги вы всегда вернете, это я вам говорю!».
15–18 ноября. Днюю и ночую в ассоциации. Ребята рассказывают страшные вещи о войне. Ненавидят чеченцев. Оказывается, многие парни были в Чечне по контракту: кто сразу после службы по призыву, кто спустя пять-десять лет после службы. Все пьют, многие курят марихуану, «травку». Говорят, что без этого воевать тяжело. Я не знаю, многие ли солдаты в войну с немцами курили наркотик, но то, что с германской армией воевать было неизмеримо сложнее, не сомневаюсь. Хотя, судя по некоторым деталям, рассказанным ребятами и показанным по телевидению, в Чечне сейчас продается все. Включая военные секреты. У боевиков очень хорошее финансирование, вооружение, и, похоже, то и другое никогда не истощится, поскольку, как утверждают, многое идет через Москву.
Мне позвонил «Майонез», один из членов ассоциации, и сказал, что слышал новость: чеченцы рассылают по стране команды «мочить» бывших солдат-ветеранов. «А нам даже ответить им нечем будет!». Если это правда, то дело может обернуться полной дестабилизацией в стране. Наши парни заволновались, ищут возможность встретить «гостей» не с голыми руками. Рудаев обещает вооружить всех, на кого успеет подать документы для приобретения оружия. У самого, как говорят, есть кое-что «на законных основаниях».
В ассоциации время от времени начинаются мало контролируемые выпивки, ну а где они, там, соответственно, шум и гам. Присутствует и неумеренное хвастовство своими подвигами. Один товарищ показал как-то небольшой мешочек, очень интересный мешочек, с золотишком «оттуда». Кольца, сережки, цепочки всякие… Мелочь, как говорится, но приятно.
Словом, ассоциация разлагается на глазах, и это наводит на нехорошие мысли. Из всех парней, думаю, можно положиться на Мурада и Максума.

Декабрь

6 декабря. Деньги в банке получил, заложив 16 вышивок, да еще присовокупил две небольшие — портреты Сталина и Юлиуса Фучика, шитые в послевоенные годы. В банке они надежней, думаю, сохранятся.
Я заключил договор от имени ассоциации на издание книги «Черная лаванда» в издательстве «СофтДизайн». Когда тираж выйдет, продадим — впереди годовщина — 11 лет со дня катастрофы в Чернобыле, неужели чернобыльцы и их семьи не заинтересуются книгой о себе? В Тюмени таковых наберется не менее трех тысяч человек. Затем думаю выпустить «Маленькие рассказы о большой беде». Совет ассоциации согласен с моими предложениями. Еще бы. Можно заработать и доброе имя, и деньги, пусть небольшие, но свои. Меня избрали почетным членом ассоциации, так что теперь работать и работать!
21 декабря.
О тех, кто вернулся с войны
Около двух с половиной тысяч тюменских военнослужащих срочной службы прошли через пекло чеченских событий. 115 из них опознаны среди погибших. Вывод российских войск из Чечни продолжается. И в скромный офис Тюменской ассоциации солдат — ветеранов Чечни, что в доме № 6 на улице Республики, каждый день приходят все новые ветераны войны. У них молодые, совсем мальчишеские лица. И глаза, успевшие повидать смерть.
Тюменская региональная общественная организация «Ассоциация солдат — ветеранов Чечни» зарегистрирована летом нынешнего года. Сегодня она насчитывает в своих рядах свыше 100 тюменцев и 64 человека из Надыма, Ноябрьска, Советского.
По словам вице-президента ассоциации Вячеслава Рудаева, огромную помощь в создании организации оказали покойный ныне Сергей Мартынушкин и первый зам. главы городской администрации Виталий Терентьев.
— Работаем в тесном контакте с афганцами, с комитетом солдатских матерей, — говорит Рудаев. — Главной своей задачей считаем защиту интересов недавних военнослужащих, принимавших участие в так называемой чеченской войне. Многих ребят приходится буквально выявлять через сформированный нами банк данных, потому что не все готовы общаться с людьми на прежнем уровне — слишком много довелось пережить. У нас завязались хорошие отношения с руководством и медперсоналом госпиталя на улице Хохрякова, 48, где инвалидам оказывают своевременную и квалифицированную помощь. Ведем переговоры с главным врачом санатория «Ахманка» — здесь планируем открыть реабилитационный центр. С пониманием относится к нашим проблемам главный эксперт областного комитета социальной защиты Андрей Попов. В вопросах трудоустройства помог руководитель «Тюменьагроцентргаза» Алексей Салмин (даже не имеющие рабочих специальностей парни смогут, обучившись на месте, расти профессионально).
Сейчас вынашивается проект открытия на базе одной из городских столовых пункта бесплатного питания для бывших солдат, многие из которых влачат полунищенское существование. Однако среди отдельных чиновников уже появились люди, которым, мягко выражаясь, не нравится эта идея. Как, впрочем, и сам факт существования новой структуры. И все же члены ассоциации надеются, что им удастся преодолеть препоны и недоверие и завершить работу по созданию собственной экономической структуры. Во всяком случае, предложенный на рассмотрение в областной комитет по экономике бизнес-план получил-таки положительное заключение.
Кстати, усилиями Вячеслава Рудаева и его товарищей планируется издать сборник документальных рассказов, записанных со слов тюменских солдат-чеченцев. Никто пока за это трудное дело не брался. Но спонсоры уже появились. Они сумели понять, что к чему. Поймем ли все мы?
Григорий Запрудин.
«Тюменские известия», 21 декабря 1996 г.


1997

Январь

26 января. Рудаев все «обхаживает» администрацию. Говорит, что все идет по плану.

Март
1 марта. Ассоциация пока ничем себя не проявила, кроме внутренних дрязг и разделения на группировки.
8 марта. Ничего не понять — Рудаев то уезжает, то приезжает, словом, мы так толком и не знаем, получил он деньги от Рокецкого или нет. Слава отделывается различными заверениями, что «работает по этому вопросу».
9 марта. Деньги получены, но ассоциации их не видать, Слава сказал, что такие склочники, как мы, деньги не получат. Все возмущены и… беспомощны. Удивительное дело: боевые ребята, а, как школьники, слабы морально. Едва-едва организовались в группу, избрали совет, едва втолковал им, что для работы необходимы протоколы собраний и постановления. В общем, из моей затеи помочь «бедным и раненым» ничего не вышло. Очередной крах добрых побуждений. Выходит, что и в самом деле никому ни в чем помогать не нужно?!

17.02.97
г. Тюмень

Протокол № 7
Заседания Совета ассоциации солдат —
ветеранов Чечни
Присутствовало шесть человек.

Повестка дня:
О лишении полномочий президента и вице-президента ассоциации С. Андреева и С. Рудаева и изменении в связи с этим статуса руководителя и статута организации.

Слушали:
Путилова, М. Булатова, А. Свистунова, Г. Долгих, А. Наумкина.

Постановили:
Президент ассоциации С. Андреев, являясь таковым лишь номинально, в действительности служит корыстным целям вице-президента В. Рудаева, фактически бесконтрольно владеющего финансовыми средствами ассоциации.
Президент ассоциации с момента ее организации ни разу не отчитался перед коллективом о проделанной работе.
Вице-президент Рудаев нанес тяжкие оскорбления отдельным членам коллектива и всему коллективу, выражаясь площадной бранью.
Несмотря на предыдущее предупреждение (см. протокол № 1), В. Рудаев продолжает занимать должность вице-президента ассоциации.
Вследствие этого совет коллектива подтверждает ранее принятое решение об отстранении В. Рудаева от должности со всеми вытекающими последствиями: выдачей всех бухгалтерских документов, списков членов организации, сдачей печати и штампа организации совету под расписку.
С. Андрееву принять отставку В. Рудаева, после чего совет также отстраняет его от занимаемой должности.
В случае невыполнения требования коллектива В. Рудаева поставить в известность о передаче имеющихся у совета материалов на В. Рудаева в компетентные органы.
А. Наумкин
М. Булатов
В. Давыдов
А. Свистунов
Г. Долгих
О. Путилов



1998

Март

31 марта. В ответ на мои письма в УВД по интересующему многих вопросу получил ответ, как щелчок по носу. Уголовное дело, возбужденное полгода назад, «тихо скончалось».
Не так давно я беседовал со следователем Илюшиным. Он сообщил, что до ареста Рудаева осталось два дня… И, удивительное дело! именно в этот срок Слава исчез. Чудны дела твои, Господи! Помогаешь почему-то вовсе не тем, кому следует, исходя из элементарной логики.

Август

9 августа. Рудаев в розыске. Мне говорили в ассоциации, что он спокойно продал квартиру в Тюмени и перебрался на свою «историческую родину» — в Омск.
Еще выяснилось, что ни у кого из нас нет ни одной фотографии Рудаева. Вывод: знал и готовился.
17 августа. То там, то здесь стреляют. Временами на телеэкранах появляются заросшие бородами мужчины. Ваххабиты. Объективно — неприятно и неряшливо. Особенно ужасно смотрится Хаттаб.
Впрочем, такой образ может быть создан специально-психологическое воздействие на маловерных и слабонервных. Уверен, что он такой же верующий, как я малаец.
Ваххабиты, как говорит о них «Советский энциклопедический словарь», — «приверженцы религиозно-политического течения в исламе, возникшего в Центральной Аравии (Неджеде); основатель Мухаммед ибн Абд Аль Ваххаб (1703–1787). Ратуя за «чистоту» ислама, ваххабиты проповедовали простоту нравов, боролись за объединение Аравии. Ваххабизм — официальная религия в Саудовской Аравии».
Таким образом, это религия воинствующая и воинствующих. Они боролись за объединение Аравии, а поскольку в школах географию учили плохо, спутали отчий дом с чужой территорией. Даже по прямой от крайней точки границы знойной Аравии до границы с Чечней никак не менее 1200 километров, да еще через Иорданию, Сирию, Турцию. Нет, я не спорю — арабские мореплаватели в прежние века плавали чуть не до Балтийского моря, но на этом основании утверждать, что неплохо бы и литовцев с эстонцами и латышами в придачу обратить в «истинную веру», несколько преждевременно.
18 августа. На состоявшемся собрании ассоциации Рудаева исключили из нее. Прилагаю свою статью в «Тюменских известиях».
Солдаты
—
ветераны Чечни решили
почистить свою ассоциацию
В малом зале здания администрации Тюмени состоялось собрание городской ассоциации солдат — ветеранов Чечни.

Практически два года со дня регистрации организации ее президент Сергей Андреев и вице-президент Вячеслав Рудаев водили, что называется, за нос всех ветеранов. До сих пор не ясно, куда истрачены суммы в 10,5 и 500 млн. рублей, полученные от различных городских структур и из областной администрации. Общую же сумму знающие люди оценивают более чем в 1,5 млрд. рублей в старом исчислении. Возбуждено уголовное дело. Но с Рудаева как с гуся вода.
Более того, Рудаев в частном порядке занял у одного из членов ассоциации крупную сумму и возвращать не собирается. Этим он поставил в затруднительное положение многих людей. Вице-президент ставит в вину некоторым «непорядочным» членам ассоциации, что на протяжении двух лет организация не может начать работать. Но сам Рудаев свою деятельность начал с подлога — в учредительном заявлении инициативной группы несколько подписей поддельны. (Хотя ясно, что даже если поддельна одна из них, документ не является подлинным).
Уставная цель ассоциации — реабилитация своих членов, но в этом направлении она не сделала практически ничего. Неизвестно также, куда «уехала» «Волга», принадлежавшая организации, как и для чего было приобретено Рудаевым полиграфическое оборудование и где оно находится.
И невзирая на все это вице-президент продолжает уверять, что он чист как белый лист. В свое время Рудаев клятвенно обещал запустить в работу столовую для нужд малоимущих солдат-ветеранов. (И что же? Столовая если и есть, «то не про нашу честь»). Что она будет приносить доход ассоциации (но каким путем — пусть это никого не волнует). Что это за доход и какой это путь, не ясно до сих пор…
Выступившие на собрании известные в городе офицеры запаса Ю. Руденко и Г. Григорьев оценили деятельность Рудаева как хаотичную и направленную на дискредитацию и ассоциации офицеров запаса, и ассоциации солдат-ветеранов. Люди опытные и знающие, они вкупе с В. Ивочкиным из департамента информации и региональных отношений предложили внести в устав ассоциации солдат — ветеранов Чечни необходимые изменения, позволяющие этой общественной организации вести нормальную плодотворную работу. Прежняя редакция устава, написанная «под Рудаева», признана неверной, и не совсем понятно, как такой важный документ мог быть зарегистрирован в управлении юстиции.
Выступившие на собрании представители комитета солдатских матерей оценили деятельность Рудаева и Андреева как противоречащую даже такому предвзятому уставу. Далее комитет солдатских матерей предложил незамедлительно отстранить Рудаева от должности. Ряд выступивших солдат-ветеранов подтвердил это предложение, и большинством голосов Рудаев был отстранен. Ему было предложено в установленные правилами сроки представить вновь избранному президенту ассоциации Андрею Попову и совету ассоциации все необходимые финансовые документы.
Первый президент ассоциации Сергей Андреев на собрание не явился, заявив, что «отчитываться перед вами я не собираюсь и ничего по этому вопросу пояснять не желаю».
Теперь у обновленной организации, отброшенной на два года назад, возникла задача: как и каким образом вернуть истраченные Рудаевым деньги, данные ассоциации на определенное время.


1999

Октябрь

9 октября. В прессе и на ТВ то и дело проходят материалы о заложниках. О рабах. О подземных тюрьмах. Средневековье в конце XX века! Интересно, если бы чеченцев в России так же крали и садили в ямы, поднимали бы они вопрос о нарушении прав человека? Все-таки русский народ, невзирая на недостатки, крайне терпелив и относительно незлобив. Правда, и у нас есть свои крайности…
19 октября. Привожу полностью статью из «Городских будней». Более добавить к ней нечего.
Из Тюмени в Чечню в качестве заложников
Чеченские бандиты не раз вторгались на территорию Тюмени и городов области за «приобретением» живого товара. По официальным данным сотрудников регионального управления по борьбе с организованной преступностью (РУБОП), ежегодно на протяжении последних трех лет злоумышленники похищают двух-трех жителей Тюменской области и переправляют в Ичкерию. На сегодняшний день в Чечне томятся более трех тысяч российских заложников, в числе которых есть и тюменцы. Точное количество похищенных земляков назвать не может никто. Не доверяя законным методам борьбы с похитителями, многие люди не обращаются за помощью в правоохранительные органы, предпочитая сразу заплатить требуемый выкуп. Таким образом, факт похищения утаивается. По мнению оперуполномоченного отдела РУБОП по борьбе с преступными сообществами Юрия Скоморохова, тюменских пленников в Чечне может быть очень много, и информация об этом поступает все чаще.
Четыре месяца назад пять ингушей вывезли из Сургута шестнадцатилетнего Данила Зинатова. Родители сразу написали заявление, но прокуратура до сих пор не возбудила уголовное дело по факту хищения. Подросток числится пропавшим без вести, но мы точно знаем, что его выкрали ингуши. На днях мои источники рассказали еще об одном тюменском парне, который находится в чеченском плену. Мне об этом было ничего не известно, сейчас я собираюсь проверить данную информацию. Просто мы плохо владеем ситуацией: есть множество пропавших людей, и, возможно, кто-то из них сейчас в Чечне.
Одному из тюменских заложников удалось сбежать от своих похитителей. В ноябре прошлого года был украден директор продовольственной базы «Продсервис» тридцатилетний Чингиз Исмагилов. Бандиты дожидались предпринимателя возле подъезда жилого дома, где у него состоялась поздняя встреча. Когда г-н Исмагилов вышел на улицу, на него набросились несколько мужчин и быстро связали. Как выяснилось позже, похитителей было пятеро: двое чеченцев и ингуши. Беспомощного пленника они поместили в ящик, затем, погрузив в кузов КамАЗа, засыпали грудой картошки. Переправить человека из Тюмени в Чечню оказалось совсем несложно, обычно преступники выбирают самый короткий путь — через Курган, Челябинск и Оренбургскую область. Успешно преодолев все милицейские посты, через пять дней автомобиль с заложником Исмагиловым достиг запредельного Грозного. Надеясь получить за свою жертву два миллиона долларов, «бизнесмены», по словам директора базы, содержали его в нормальных условиях. Семь дней связанный Исмагилов прожил во флигеле деревянного дома под охраной двух чеченцев. Но однажды его стражи, злоупотребив гашишем, уснули, и пленник смог убежать. Он добрался до солдат президента, и те предоставили ему убежище. Потом беглец позвонил в Тюмень, откуда ему выслали вещи и документы. И он смог вернуться.
Чаще всего преступники похищают людей, чтобы получить за них выкуп, и всегда добиваются своей цели. Переговоры с бандитами положительных результатов не приносят, а только позволяют продлить срок выплаты денег. Кроме того, до настоящих похитителей добраться практически невозможно, поскольку и в Тюмени, и на территории Чеченской республики имеется ряд посредников, в «обязанности» которых входит общение с родственниками или представителями закона. Старший оперуполномоченный РУБОП Юрий Скоморохов считает, что бороться с похитителями необходимо силовыми методами, в противном случае людей станет пропадать больше: «Выбор у нас небольшой: можно платить деньги или обменивать наших заложников на чеченских преступников, плененных в России, что мы сейчас и делаем. Но пора уже понять, что наказать похитителей и освободить русских граждан можно только силой. Людей будут похищать до тех пор, пока мы будем платить деньги и вести разговоры с преступниками».
Крадут людей не только представители национальных диаспор Северокавказского региона, многие похищения совершают и наши соотечественники. Особенно популярна практика, когда похитителем является русский, а переговоры с родственниками ведут его посредники чеченцы. Этот способ наиболее безопасен для похитителя, так как он знает, что задержание злоумышленника в пределах Ичкерии сродни утопии.
В июле был похищен тюменский предприниматель г-н Велиев, по этому факту было возбуждено уголовное дело, но пока не ясно, кто мог совершить хищение. По одной из версий следствия, предприниматель находится в плену у чеченских бандитов, но оперуполномоченный РУБОП Юрий Скоморохов считает, что Велиева держат в Тюмени или ее окрестностях, хотя звонки с требованием выкупа поступают из Грозного.
В плеяду похищенных попадали многие известные бизнесмены города или их дети, а также родственники государственных чиновников Тюменской области. В 1996 году один чеченец вывез на свою родину дочь главы администрации Голышмановского района, а в нынешнем апреле был похищен сын генерального директора домостроительной компании двадцатидвухлетний Сергей Щепелин. Но в этот раз планы преступников не состоялись, юноше удалось бежать. Одного из его похитителей задержали сотрудники милиции, но за неимением доказательств выпустили на свободу. Интересно, что похищение Сергея происходило в том же доме, откуда прежде выкрали г-на Исмагилова. Также известно, что по соседству живет чеченец, которого подозревают в нескольких похищениях местных граждан.
Сейчас, когда в районе Чечни и Дагестана идут бои, ввоз российских пленников, возможно, временно прекратится. Поскольку каждый автомобиль, пересекающий границу, тщательно проверяется. Этот факт в чем-то упростил задачу следователей, так как сложнее всего задержать преступников именно на данной территории.
Елена Московкина.

Ноябрь

12 ноября. Особых новостей нет. Лишь статья в «Тюменском бульваре» о взрыве жилых домов в Москве. Глава московской чеченской диаспоры выступил с предложением заплатить большую сумму в долларах тому, кто докажет, что это взрывали именно чеченцы, как об этом говорят СМИ.
Не знаю, ринулись ли частные и честные сыщики и прочие спецы на поиски, но это вряд ли работа ФСБ, как говорят некоторые «специалисты». Вряд ли ФСБ станет рубить под собой сук. Даже если под деревом была бы подстелена соломка.
19 ноября. В прессе прошло сообщение о нападении на заместителя главы чеченской диаспоры в Тюмени. При этом убийца стрелял, видимо, из пистолета Макарова, тяжело ранил заместителя и убил сопровождающего его чеченца. Стрельба произошла у дома № 15 по улице Геологоразведчиков, оперативники утверждают, что знают имя налетчика и вскоре его задержат.
21 ноября. Мой день рождения. Так и останусь «писателем одной книги». Какой частью тела нужно биться и обо что, дабы тебя издавали хотя бы раз в два года? И издавало бы государство! Да еще бы гонорар платило, как это принято. Вторую книгу о Чернобыле (а вернее третью, вторая — пока не изданный «Тюменский централ» — о моих приключениях на ниве благотворительности и простоты, которая, как известно, хуже воровства) я уже не пишу, так как чернобыльцы не очень хотят ее видеть. Вернее, хотели бы, если бы она вышла сама по себе, родилась «святым духом»…
На дворе — минус 30 по Цельсию. На душе — минус 451 по Фаренгейту. Но я пишу и буду писать, для этого тем достаточно. Разумеется, если в печати не появятся мои труды, мир не рухнет, но без моей работы, думаю, история будет неполной.

Декабрь

31 декабря 1999 года.
Заканчивается год, заканчивается век. Несколько раз пытался уехать в Чечню, но безуспешно. Денег никто не дает, своих нет. Не понимают: зачем? А зачем альпинисты взбираются на вершины, Федор Конюхов идет через океаны, космонавты летают в недосягаемые для многих выси? Зачем инвалиды устраивают соревнования, зачем наши миротворцы служат в Югославии? Зачем существует Дума, зачем нужна Россия, зачем мы живем? Зачем?
Мы живем, затем что нам дали жизнь, а коль скоро она дана, нужно жить и выполнять то, что тебе предназначено, что тебе более всего удается. Увы, некоторым удается выбросить на презентацию чего-либо немыслимые суммы, а на дело, историчность которого доказывать не требуется, и ста рублей не дадут. Досадно, что люди, в общем-то, долженствующие помочь как собрат собрату, писатель писателю, журналист журналисту, не обращают внимания на призывы. Можно подумать, что в Чечню писатели идут косяком.
И еще на «гражданскую» тему. Известные всей области, а иногда и не только области, писатели порой настолько неординарно поступают или высказываются, что приходится удивляться: это он автор такой-то книги? Я понимаю, когда по делу. А когда «сеют разумное, доброе и вечное», как из лейки, — это несколько иное. Впрочем, сейчас с экрана телевизора из уст и писателей, и читателей — думских дьяков — такое вылетает, похлеще воробья! Забывают родные, что «поймать» слово — запросто, вон сколько техники на свою голову напридумывали.

Криминальная сводка
Газета «Великий джихад» (1999. № 3.) Редактор Сулейман Асламбеков. Чечня.
Состояние преступности на территории ЧРИ на 1998 год.
Зарегистрировано 3083 преступления, из которых раскрытыми являются 1746. Процент раскрываемости — 55,8. Дела, направленные в суд, — 1371. Нарушены сроки расследования — 59.
Состояние раскрываемости преступности подразделяется на следующие категории: тяжких преступлений — 2044 (процент раскрываемости — 40,9). Совершено убийств — 275 (процент раскрываемости — 20,1). Насильственный увод граждан — 138 (процент раскрываемости — 11,9). Изнасилований — 34 случая (процент раскрываемости — 68,5). Разбоев — 262, из них покушений на частную собственность — 77 случаев (процент раскрываемости — 20,8). Грабеж — 46 (процент раскрываемости — 45,8). Мошенничество — 58 (процент раскрываемости — 80,3). Хищения государственной и частной собственности — 384. Поджоги — 20 (процент раскрываемости — 20). ДТП со смертельным исходом — 60 случаев. Обман доверия — 153. Преступления, связанные с наркотиками, всего зарегистрировано 294 (раскрываемость — 100 %).
Газета организована и выпускается «ветеранами юго-западного направления». Что это за «ветераны», понятно. А что имеется в виду под «ю-з направлением» — вопрос. Не то бывшие «афганцы», не то будущие моджахеды.


2000

Январь

25 января 2000 г. Вместе с тюменским бардом и писателем Анваром Исмагиловым долго занимались поисками денег для поездки. Те коммерсанты, к которым обращались, не дали ничего. Другие «имеющие» пожимают плечами и хмыкают. Жаль.
29 января. Сегодня обратился с просьбой помочь в поездке в исполком Тюменского отделения партии «Демократический выбор России», членом которой состою, и деньги по просьбе Вадима Бондаря, депутата Госдумы, решили выделить. Необходимо составить смету на поездку и прочее. В спешном порядке составил и принес председателю исполкома отделения партии Андрею Ботову. «Сумма небольшая, дайте номер своего счета с Сбербанке и ждите деньги». Помчался к Анвару делиться новостью. У того достижения скромнее — пока денег нет. Но придумали написать обращение к журналистам «Тюменской правды сегодня», в которую и сами пишем, с призывом чем-нибудь помочь нашему порыву, повесили на доске объявлений в редакции.
30 января. Еще раз ходили по инстанциям — ответ отрицательный. Вернее, даже не отрицательный, а никакой, сглаженный, уклончивый, дифференцированно-индифферентный. «Вопрос, конечно, актуальный, но необходимо получить разрешение из Москвы от Ястржембского. А этим занимаются те, кому это более всего нужно, да мы и телефона его не знаем…».
Приблизительно так звучат фразы в различных кабинетах. Ну что ж, на нет и суда нет.

Февраль

3 февраля. Подсчитал более тщательно: к запрошенной сумме хорошо бы прибавить еще немного, на всякий случай. И здесь, как бы это ни казалось странным, помогли: Ринат Курамшин, заместитель директора Сибирского научно-исследовательского института нефтяной промышленности, Владимир Чижов, редактор газеты «Медицинские вести». Кроме того, заместитель директора студии ТРТР Борис Назмутдинов дал личную телевизионную камеру, а Екатерина Акимова, врач, дала 200 рублей «на фотопленку». А мы говорим «нет хороших людей»! На этой студии я дал интервью о поездке в Чечню, о том, что именно собираюсь там делать.
Продолжаю давно начатый роман «Восьмой браслет», об одной из первых в Сибири электрических станций, построенной в 1893 году дядей М. М. Пришвина Игнатовым. Здание еще стоит, но если не принимать никаких мер, через несколько лет рухнет. Об этом писал в свое время в различных местных газетах, но результатов от статей нет. А станция весьма интересна, интересны люди, работавшие на ней. Еще не во всей Европе было электричество, а в Тюмени освещались пароходы и пристани! Да еще улица Новозагородная, на которой находились конторы и производственные помещения компании И. И. Игнатова.
12 февраля. Около 11 утра. Звоню Анвару. Он уже потерял надежду на поездку, да и руку повредил, похоже на перелом. Но деньги ищет. И печатает материалы для журнала «Тюмень», возможный орган Тюменского отделения Союза российских писателей. Правда, в журнал всего, что хотелось бы, не поместишь, тем более всем не угодишь. Посмотрим, что из идеи получится. Во всяком случае до сих пор в Тюмени нет городского журнала.
14 февраля. Утро. Чувствуется весна. Анвар денег не нашел, но еще надеется. Для меня перевода тоже нет, оказывается, в наше почтовое отделение он может идти полмесяца…
Итак, на Новый год уехать не смогли, на Рождество тоже, а скоро 23 февраля. Неужели и сейчас не получится?
Хотелось бы своими глазами посмотреть на события, заставляющие переживать не только россиян. Отклика журналистов «ТПС» на наш вопрошающий клич нет. Никакого. Точнее, был от редактора В. Горбачева: «Я их не знаю, о какой поездке может идти речь?». Ну, Анвара, который печатается регулярно почти со дня основания газеты, он мог «не знать». Но меня — не верю. Еще в бытность редактором «Тюменской правды», Горбачев лично подписал мое удостоверение внештатного корреспондента, я писал, хотя нерегулярно, в «Тюменскую правду». Ну да ладно… Может быть, и в самом деле запамятовал. Она, память, действительно штука коварная и избирательная, о ее капризах писано-переписано.
До сих пор в прессе нет ни одного выступления наших писателей о Чечне. Тюменскую имею в виду… Журналисты пишут, и неплохо, правда, односторонне, избирательно. Хотя Сергей Русанов в «Тюменском курьере» опубликовал очень хороший материал о ситуации в Чечне. Но это было еще в 1995 году. И Александр Ефремов тоже был в командировке, привез массу фотографий. С тех пор, кроме «сильно патриотических статей», ничего существенного не появилось. Может, я не видел, это возможно. Но писатели молчат — нет чеченской темы, не было. Что тогда говорить о более удаленных районах страны?
15 февраля. Наконец-то пришли деньги на мой счет в Сбербанке! Дело за малым — получить и ехать. Моя жена, понимая важность писательской миссии, не возражает против поездки, напротив, поддерживает. Сын хочет ехать со мной, но на двоих денег не хватит, мало ли какие обстоятельства возникнут. Я его понимаю: в 1995 году он был в командировке в Чечне в качестве телеоператора, столько сюжетов отснял!
Жду Анвара, он ищет деньги и добивается разрешения на поездку, а в фирме, в которой он трудится и которая призвана бороться с проникновением наркотиков в нашу мирную жизнь, почему-то разрешение получить не удается. «Со дня на день что-то решится…».
Может быть, успеем все же к 23 февраля, будет подарок для солдат к празднику!
22 февраля. Дал второе интервью на телевидении о поездке, но пока никак не тронусь с места. Жду Анвара. Сегодня день рождения дочери Анны. Уже большенькая! Позвонил Анвару, но он, видимо, не поедет. Решил ехать один, так будет быстрее, да и отвечать лучше самому за себя.
По телевидению показывают сюжет за сюжетом о Чечне, один тревожнее другого.
25 февраля. За полдень. Вокзалы Шадринска. Пишу «вокзалы», поскольку некто мудрый соединил под одной крышей автовокзал и железнодорожный. Очень удобно! Не нужно мотаться по городу в поисках транспорта. Вышел из поезда или электрички — и все кассы рядом.
Взял билет на Катайск. Теперь через день-два на Москву. А там видно будет…
В Катайск я заехал, затем чтобы забрать кое-какие вещи, необходимые в дороге, и некоторые бумаги. Поскольку дома мне особо развернуться с писанием и радиолюбительской техникой негде, временами живу на даче у знакомых, где тишина и покой. Впрочем, воруют. Кроме проживания, развожу огород, так как без картошки и прочей снеди прожить трудно.
27 февраля. По ТВ показали рекламу нагрудных крестиков с частицами «святой Голгофы», причем эта частица стоит бешеных денег, а священники благословляют продажу частицы места страдания Спасителя. Напрочь забыли, что он, страдалец наш, как-то выгонял из храма торговцев и обзывал их крепкими словами. Не зря он был потомком скифов. Стоит святыня, то есть святыни, от 85 до 160 условных единиц. Не рублей, не шекелей, как в первоисточнике, а «у. е.». Долларов, если говорить прямо. Все точно: в бога я верю, остальное наличными — так выражаются американцы, так начали выражаться и наши. И тут же сочинил частушку:
Продаем кусок Голгофы,
Нам на веру наплевать!
Без креста нам очень плохо,
А с крестом е…на мать!

Несколько раз звонил в Союз писателей, никто не отвечает. Все в отпуске?
28 февраля. 12 часов 58 минут. Станция Каменск-Уральский. Идет крупный снег. Только что прибыл на электричке из Катайска. Благо, что на пригородных поездах могу ездить бесплатно как участник ликвидации чернобыльской аварии. Это выручает при моем финансовом положении.
17 часов 15 минут. Свердловск, теперь Екатеринбург. Купил билет на 21 час до Москвы. Ветрено, промозглый ветерок. У вокзала играют трубач и аккордеонистка. Дал пять рублей и сфотографировал «для истории». На вокзале и возле него множество бродяг, челноков, людей разных национальностей. Что бы они делали, не будь железной дороги? Утверждают, что народ в массе бедный, а ездит, как богатый. Сижу в зале ожидания, рядом со мной трое: мать, сын и паренек лет двенадцати. Бедные, даже пальто нет. Едут в Ирбит. Денег нет, а паренька «дали в нагрузку» его родители. Дал 25 рублей на билет до Ирбита этому пареньку, он едет к бабке. О родителях сказал невнятно. Купил ребятам по пирожку. Ни-кому-то они не нужны, будь даже трижды несчастны…
Ходит милицейский патруль, проверяет подозрительных лиц. Цыган не трогают, хотя в своем барахле те могут провезти все что угодно.

Март

2 марта. Утро. Добрались до столицы хорошо. Мои попутчицы-челночницы, просмотрев книгу, сказали, что «Лаванда» читается легко. Дамы пожелали удачи в литературных делах, в выходе в международный писательский «эфир», много денег от реализации новой книги и здоровья.
Что касается денег, то они заблуждаются: кому сейчас нужны мои откровения? А вот здоровья не мешало бы приобрести, мои товарищи по чернобыльской эпопее умирают один за другим, хотя и не всегда от последствий облучения: много пьют, курят.
Еду к родственникам в Подмосковье. Далековато, но электрички ходят часто. Это вам не Тюмень! Интересно, что в Москву на работу люди ездят из Рязани! А из Коломны — самое рядовое событие. И ведь привыкают проводить в дороге по четыре часа!

3 марта. Утро в Фаустово, пятница.
Переночевал у родственников и поехал в путинскую контору по адресу: ул. Тверской бульвар, 14. Все массивно, строго, важно и подозрительно. Очередь в приемную Владимира Владимировича по российским меркам небольшая — человек 30–35. Охрана, проверив сумки и сумочки на интроскопе и «вручную», запретила мне снимать что-либо. Категорически запрещено, только по спецразрешению!
Понимая, что приемная — стратегический объект особой важности, спорить не стал и сдал аппаратуру в гардероб. Народ в очереди тертый и битый. О чем-то просят, на кого-то жалуются. Один я со своей Чечней.
Ждал не более часа, направили в кабинет № 15 к Павлу Харитоновичу Репину, очень серьезному мужчине. Пользуясь случаем, отдал ему предназначенный для Путина экземпляр «Черной лаванды». Правда, Репин сказал, что передать ее будет трудно, но попросил написать сопроводительную записку, что я с охотой сделал. Потом Павел Харитонович сказал: «Не можем вам помочь с поездкой, там ведь серьезно». И направил к военным. Но в Министерство обороны я не пошел — кому там нужен? Даже если и разрешат, то помытарят по разным кабинетам, месяц в Москве просидеть придется. При других обстоятельствах очень неплохо, но сейчас никак не могу. Поеду-ка я в Чечню без всякого одобрения.
Отправился на Курский вокзал за билетом, результат нулевой — на последующие дни поезда до Кисловодска полные. Но тут же подскочил «жучок» и предложил свои услуги, естественно, со значительной «доплатой». Не нравится мне Москва! Жуткий и чванливый город. Крутится на уме какое-то сравнение, но никак не уловлю… Еду на площадь трех вокзалов, может, удастся с пересадкой как-нибудь добраться. Перед Казанским вокзалом ходят люди с сумками, что-то предлагают прохожим. И ко мне подошел некий «менеджер» с удостоверением ТВ-6. «У нас юбилей, и вам подарок, если ответите на три вопроса». Оказалось в итоге, что, поскольку я угадал то и то, мне следует электрочайник, тостер и еще некая заковыристая машинка, но «вы понимаете, эти вещи достались вам бесплатно, они очень дорогие, а я студент, не будете вы настолько любезны дать хоть треть этой суммы? Нет? Ну рублей пятьсот… Тоже нет? Извините, вы ничего не выиграли!».
Я понаблюдал за этими «менеджерами» — меняются через час-два, и это понятно — чтобы не примелькаться. Сомнений нет — у них есть договоренность с милицией, так как ни одного стража не видно возле «места работы» этих коммивояжеров, хотя стоят в нескольких метрах от «рабочей зоны» и делают вид, что заняты исключительно проезжей частью дороги, или проходят сквозь толпу и оживают лишь при виде лиц кавказской национальности.
«Москва! Как много в этом звуке для сердца русского слилось!».
Сфотографировал торговцев. Они увидели, слегка смутились, но не более. Когда возвращался с вокзала несолоно хлебавши, их уже не было. На сегодня труды закончил, еду за город, в Фаустово. Вечер.
Слушал и смотрел по ТВ о Чечне. В Грозном погибли 20 омоновцев и 17 умерли от ранений. Чеченские снайперы перебили. А подходы к домам, где находились милиционеры, заминировали. Генерал-полковник Голубев говорит, что прорыва боевиков извне не было, так как они остались в городе. Военные грозятся отловить бандитов. Бой шел около четырех часов и начался с потерь — боевики из гранатометов подбили первый и последний БТРы.
С 1 октября 1999 г. по 3 марта 2000 г. наши потери составили 1420 человек убитыми и 3869 ранеными — так говорит Ястржембский. Выходит, что боевики не так уж плохо воюют, если не столь большими соединениями наносят ощутимый урон противнику, превосходящему в живой силе в пять и даже семь раз, вооруженному авиацией, ракетами наземного и морского базирования, дальнобойной артиллерией. Банды так сражаться не могут.
По НТВ выступает ответственный секретарь Комитета солдатских матерей (КСМ) Валентина Дмитриевна Мельникова. Она считает, что погибших около трех с половиной тысяч, в том числе из Тюмени 31 человек. Интересно, данные, приводимые военными и КСМ, отличаются всегда и значительно. Может быть, оттого что интересы разные?

4 марта.
Не сидится… Ездил в Москву и в электричке видел собаку с матерчатой тарелкой в зубах, ходит вдоль вагона и собирает милостыню, пока хозяйка играет на баяне. Невозможно удержаться и не положить рубль. Очень рабочий вид у собаки, а на шее синий бантик. Мальчик, значит. Так увлекся наблюдением, что про фотоаппарат забыл.
После выходных дней начинаю поход по приемным. Начну с Комитета солдатских матерей. Справка в Москве, которую выдали на Курском вокзале, стоит 20 рублей. Удивляюсь, неужели тот гигантский труд, который проделывает дама из справочной, заглянув в книгу, стоит таких денег?

5 марта. Воскресенье. Фаустово.
Сижу дома, вникаю в жизнь столицы посредством средств массовой информации. Большой город, большие проблемы, а будет их еще больше, когда Москва, расширяясь, выйдет в нынешнее Подмосковье. Нет, в Москве жить не хочу.
Звонил жене узнать о судьбе письма к представителю президента в Тюменской области Щербакову. Зоя сообщила, что ответ пришел после моего отъезда. Вкратце звучит так: «Посылают в Чечню те, в чьих рядах состоишь». А как известно, я — прежде всего член СРП, вот Шамсутдинов и должен был. Симонов был на фронте, Бондарев, Казакевич, Воробьев. А я даже в окрестности войны попасть не могу. Понятно, как наш Николай Меркамалович отправляет свои председательские обязанности — ни во что не вмешиваться, никуда не соваться, ни о чем «таком» не говорить. И это писатель. Язва, злючка, интеллигент Чехов сам на Сахалин поехал и, кстати, не очень-то Тюмень заметил в записках. Так, нечто… Этим самым «нечто» она и остается невзирая на всю банковскую и нефтяную мощь. Провинция в худшем варианте этого слова.
И еще об особенности нашего бытия. Меня отчего-то многие спрашивают: «А ты работаешь?». При этом мои родственники не исключение. Они, конечно, считают, что работают. Актерам и певцам о работе вопрос никто не задает, они, конечно же, «пашут». А мне постоянно! Почему до сих пор слово «работа» связывают с кувалдой или баранкой автомобиля, сидением в конторе или в банке? А писатель он так… прикидывается. «Я сам чё хочешь написать могу!». И тут же: «Да, тебе хорошо! Вольная птица! А мы вот привязаны…». Так бросьте все и идите путешествовать. Примеры? Пожалуйста! Джек Лондон был бродягой, Максим Горький ничем не хуже. Карл Сэндберг путешествовал без цента в кармане, Франсуа Вийон вообще был вором, «дядя Гиляй» обходил пешком всю Москву, Велемир Хлебников (правда, он мне непонятен с его чрезмерной заумью) — вечный путешественник. И так далее… И они писали и написали.
Разговариваем со свояком о жизни. Он считает, что писать — это несерьезно (хотя дома держит неплохие книги, временами в них заглядывает, есть и моя), что я живу не так, как нужно, что пенсию не заработаю, что мотаюсь без пользы. И все в этом духе.
Мой свояк предпочитает размеренный быт, курицу в духовке и стабильную тоску по чему-то невостребованному. Но когда человеку по выходным дням заняться нечем дома — это жизнь? Даже если в духовке курица.
Я ему сказал, что и его железную дорогу (он работает ревизором на железнодорожном транспорте) тоже начинали энтузиасты, а вовсе не кабинетные ученые, — Стефенсон, Черепановы… Ответить ему было нечего. Но все равно он видит то, что хочет. Это его дело. Мое — писать.
Вчера Доренко говорил о чеченском народе, считает многих из них пособниками бандитов.
Война будет долгой.

6 марта. Фаустово.
Был в Комитете солдатских матерей, который находится в Лучниковом переулке, 5. Народ идет: кто от армии «откосить», кто убитого сына ищет, кто не знает, что делать с сыном-инвалидом. Все работницы заняты, им нет дела до какого-то писателя из Сибири. На письмо из комитета рассчитывать нечего, а я считал напротив: хоть какую-то бумагу дадут, ведь не на прогулку еду. Нет, такую справку-письмо дать не могут. Ну, нет так нет. Фотографирую на память комитет и иду звонить в Союз писателей. Телефон там по-прежнему молчит.
Звоню около двенадцати часов — молчит. Звоню в два пополудни. Тот же результат. Придется ехать без всяких бумаг, надеюсь, что доеду. Телефонная карта здесь стоит 75 рублей. Не хочешь — не бери, но и звонить не будешь. Истратил две карты, а денег не прибавляется!
Звоню в три часа дня. Ответили! Ларчик открывался просто: рабочий день у них в основном начинается в 15 часов — такова специфика писательской жизни. Беру ноги в руки и мчусь на метро в сторону зоопарка, на улицу Поварскую. Я там был несколько раз, но не знал, что именно здесь находится Союз писателей. Век живи — век смотри по сторонам! Здание, где размещается писательская братия, внушительное, но вид такой, будто недавно его бомбили. Впрочем, зря, наверное, ехидничаю. Судя по собираемым строительным лесам, дом будут ремонтировать. Союз, как оказалось, разместился в небольшой комнате, заваленной, как и положено, книгами, рукописями, конвертами и прочей мелкой канцелярией. А Союз писателей России имеет несколько помещений. Но зависть — плохое чувство, потому исправляюсь и извиняюсь перед Тимуром Пулатовым (заочно).
На счастье, наша литературная начальница Светлана Василенко оказалась не из когорты «тянущих резину». Когда мы познакомились (заочно меня знали, поскольку принимали в Союз) и я уплатил членские взносы (да простят меня деньги дающие), для меня напечатали письмо-обращение к соответствующим структурам, имеющим отношение к событиям на территории Чечни. Правда, все присутствующие удивились, почему наш региональный председатель не дал подобное письмо, ведь это его прямая обязанность. Мы разговорились о нашей, Тюменской, организации СРП, Светлана и Марина сказали, что Шамсутдинов приезжает в Москву, в союз, лишь за тем, чтобы попросить очередных благ для себя. «Он и сейчас здесь, вот только недавно был…». Жаль, что я его не застал! Жаль, что он имеет такие устремления, не давая при этом почти никакой отдачи. Я поведал дамам, что в этом году мне исполняется 55 лет, что написано у меня много, а издана только одна книга. И та за свои деньги. «Да, лень и высокомерие вашего Николая Меркамаловича мы знаем, — Марина Анашкевич допечатала письмо, Светлана Василенко шлепнула печатью. — И почему вы его не переизберете? Есть же кандидаты?» — «Да нас всего-то человек шесть, какой выбор?» — «А он утверждает, что десять…».
Словом, чем больше в лес, тем больше прений. Наплевали на это дело, и ввиду наступающего 8 Марта я поздравил женщин пирожными, апельсинами и легким вином. В качестве напутствия на дорогу дамы посоветовали «никуда там не соваться». Критик Инна Ростовцева, тоже присутствующая здесь, пояснила: «Без особой надобности то есть».
А кто его знает, когда наступит эта самая «особая нужда»! Я, во всяком случае, не знаю. Словом, дамы тепло проводили меня, и отправился «он, ветром гонимый, разводя безнадежно руками»… и так далее… Приехал на Казанский вокзал и сижу в полной уверенности, что именно отсюда идет поезд на Кавказ. Так бы и сидел, да взглянул пристальнее на билет и обнаружил несоответствие: на документе написано: «Курский»! Разиня! Впрочем, это можно отнести на счет слабеющего зрения: слепым назвать нельзя, а зрячим — на две трети. Перебрался на Курский. Здесь мало бомжей — то ли оттого что центр, то ли гоняют лучше.
Пирожок с мясом — 4 рубля, туалет — 5, бутылка воды — 11, хот-дог — 6. Купил номер «Московских ведомостей». Там и Путин, и «бес» из желудка пьяницы, и гибель сергиево-посадского ОМОНа. Повезу в Чечню. Что скажут там по поводу последнего?
15:13. Идет мелкий дождь, погода портится на глазах. Впрочем, я под крышей, и очень прочной, есть кое-какие деньги, до отхода поезда можно даже пива выпить — один раз позволительно.
…Вечер, еду. Оказывается, поезд идет через Украину. Для меня это открытие — а почему бы не через Бельгию? В Белгороде прошла милицейская проверка, в Харькове — таможня. В Харькове я не был с детства, а ведь здесь живут мои родственники. Выходит, что и родственники, и неродственники могут обходиться друг без друга без видимых потерь.
Вагон забит различным барахлом вперемешку с украинцами. Едут из «бедной» Москвы на «богатую» Украину продавать. И тут же распинаются о самостийности, особенно мой сосед по купе. Работает в России, живет в Малороссии и горло рвет «о невмешательстве москалей в украинские дела».
Около 12:25 мск.
Проехали Харцизск. Все попутчики вышли.
Подсели торговки: одна из Армении, бывший конструктор. Разговаривают о своем. Тяжело… Особенно в Армении, где ни электроэнергии, ни воды, ни дров.
Прошел пограничный контроль, затем таможенный.
— Это личные вещи?
— Личные.
— Спасибо.
Как говорится, мелочь, но приятно. Неужели приближаемся к цивилизованному общению между пассажирами и властями? Вижу российский флаг, значит, выбрались на «нашу» территорию. Вот разделились: «наши», «ваши», «не наши» и «не ваши». Бродят по вагонам «немые» с пачками журналов и газет, раскладывают по сиденьям. Молчат. А может, они и в самом деле немые?
За окнами снега нет, ветер, тепло. Весна идет!
Только что побрился и стал «новым русским», настолько русским, насколько позволяет говорить татаро-украинско-казацкое происхождение. Еду на Кавказ! С радости взял кофе за 3-50 и пачку печенья за 8 рублей. Живу не по средствам… Радио не работает, газет за последнее время не читал. Безверие и безвластие. Впереди Таганрог. Как сказали бы в романе: «И груз воспоминаний навалился на него тяжким бременем»… Но это в романе. Я же вспомнил Чехова и царя Александра 11 Освободителя: он якобы «умер» в Таганроге, а затем инкогнито путешествовал по России. Пасмурно, тепло. Народ одет так же, как везде в России. Но не в Тюмени! У нас одеваются как-то особенно, сразу и не сказать как: не то богаче, не то изощреннее.
Поскольку сегодня 8 Марта, поздравляю своих женщин с праздником. И не своих тоже. То есть оставшихся за пределами вагона! А вокруг одни разговоры о тряпках. И ни слова о Чечне. Словно ее и нет. Впрочем, это может быть защитной реакцией народа на крупные неприятности, тут я не специалист и передаю эту тему знающим. Завтра будем в Минводах, а пока поезд идет вдоль берега Азовского моря. Некоторые ученые утверждают, что Меотида — так называли море древние греки — была роддомом человечества. Или одной из родин — есть намеки на Африку и Сибирь. Проезжаем Мокрый Чалтырь. Умеют же русские (украинские, белорусские) люди давать названия!
Сто лет можно отгадывать, ничего не получится без вмешательства топонимистов или историков. Почему мокрый и почему Чалтырь? А где расположен Сухой Чалтырь? Нет, я бы не хотел, чтобы меня похоронили в Мокром Чалтыре. Но и не решил где. В Тюмени? Геленджике? Или в Катайске? Смешно и страшновато думать, а ведь когда-нибудь того. Как ни соблюдай диету. Может, курить начать?
Около 18 часов мск. Ростов, прародина моя. И тут живут родственники, и не видел я их тоже давно. И дела у меня литературные есть в здешних палестинах, да вот остановиться никак нельзя, а хорошо бы. Посетить музей, поговорить о насущном. Есть у меня материалы, касающиеся Ростова, Новочеркасска, белого движения. Часть их опубликована в журнале «Carelia» на финском языке. Часть — в газете «Тюменская правда сегодня». Но основной массив тем и не тронут. А связь с Ростовским музеем отчего-то не получилась. Может быть, я сам и виноват, спрашиваю лишнее.
Пишу, а мысль о Москве крутится, крутится где-то на задворках подсознания. Поймал и не высказать ее не могу: Москва похожа на окультуренную помойную яму. Может быть, я не прав, но отчего-то ведь возникла… сама по себе…
В нашем купе произошел интересный случай. Парень, занимавший нижнюю полку, потерял зажигалку, а когда он вышел, я обнаружил ее в своем полиэтиленовом пакете! А если бы вот так взяли и начали искать более тщательно? Как докажешь, что не покушался на источник огня? Тем более что не курю? Стоим на станции Армавир. 0:35. Снега нет вообще. Мелкая морось. Душно. Юг.
И вот искомая станция Минеральные Воды. 3:38. Красиво, хотя и полумрак. А может быть, потому и красиво, что полумрак скрывает, смазывает некоторые детали, как и фотоснимок. На фотографии здание вокзала почти сказочное, а подойдешь поближе — сплошные будни и серая известка.
В камере хранения встретил очень разговорчивую деву из Печоры. Звать Миланой, родом из Моздока. Замужем за военным. Говорит, что не стоит лишний раз упоминать о Чечне, может прицепиться кто угодно. Понял… И вообще, туда лучше не ехать, хоть Грозный вроде бы открыт.
Ну, ехать или нет, вопрос уже отпал — я на Кавказе. Хожу по вокзалу, рассматриваю интерьер в ожидании электрички на Моздок. Висит постоянный аншлаг: «Как много сердцу говорят вагоны», это по поводу культурного обслуживания пассажиров: тут проводят вечера встреч, беседы различные. В зале ожидания много чеченок. Милана говорит, что едут сюда за пенсиями и за решением подобных вопросов, поскольку, как известно, в Чечне власти нет никакой, кроме военной, которая не решает «гражданские вопросы».
Много пьяных и сильно пьяных контрактников. Лица загорелые и немытые. Туалет — 2 рубля, «Фанта» — 14. Шашлык подозрительный, есть не стал, тем более что дорогой.
«Нет, я читаю романы», — сказала Милана в ответ на мою попытку подарить ей «за красивые глаза» свою книгу. Странная дама, смешная и категоричная.
Подошла электричка, самая обычная, не бронированная и без пулеметов на площадках. И мы отправились навстречу новым приключениям, как говорится в одном из мультфильмов. Правда, там войны почти нет, так, пародия, а здесь уже не мультфильм, а Кавказ. Думаю, приключений будет достаточно.

9 марта. Моздок.
11:58. На станции и вокруг военные, милиция. Разумеется, пьяные контрактники, хотя попадаются и не менее пьяные «срочники». Милана узнала на привокзальной площади о возможности выезда в Грозный. Правда, до самого города никто не ехал, а вот до Знаменской — пожалуйста.
— А может, не поедете? — Милана вопросительно смотрит и качает головой. — Там не очень хорошо.
— Спасибо за участие, но поеду обязательно.
— Ну что ж, успехов вам!
Старый грузопассажирский автобус ЛАЗ — сзади кресел нет, да, впрочем, и впереди их не особенно много. И мы отправляемся в неведомое за тридцать рублей с человека. Не ахти какая плата для исследователя! Час загружались разным товаром в подозрительном районе города, затем тронулись в путь по неважной, и это можно понять, дороге. Пейзаж за окном в точности напоминал кубанский. Но климат — кавказский. И началось. Со скрипом миновали один пост — плати деньги, миновали второй — плати деньги. Странно: плати за то, что ты еще жив, или за то, что еще не мертв? Водитель отходит от автобуса на несколько шагов и, стоя спиной к нам, достает «пропуск».
Миновали Таганай-Юрт, перед ним тоже посты. Все выглядит мрачно и некрасиво. Бывают мрачные, но красивые замки, горы или города. Но здесь именно некрасиво. Хотя что можно требовать от блокпоста? Особенно когда тебе в лоб смотрит дуло пулемета.
Добрались до Знаменской, старинной казачьей станицы. Масса народу, покупают, продают, десятки автомашин, временами ходят со значительным видом не то патрули, не то экскурсанты, правда, хорошо вооруженные… Кругом жарят шашлык, но, кажется, он еще хуже, чем в Минводах — одни жилы да кости. Или мне так «везет». Спрашиваю народ, как добраться до Грозного. «На такси сто рублей с человека». Водитель «Волги», увидев мои вещи и осмотрев меня, спрашивает: «Едем?» — «Едем! Сто?» — «Сто. Но я еще кого-нибудь поищу, одного невыгодно везти». Спрашиваю, нет ли поблизости тюменцев. Не знает никого.
Пока водитель искал пассажиров, я более внимательно изучил рынок, вернее, то, что продавалось. Вода, фрукты разные, масло, картофель, черемша. Ее здесь было очень много. Кучами в самом прямом смысле. Причем если на Кубани и в Сибири едят надземную часть, то здесь, напротив, луковицу. И любят ее, как негры бананы. Это можно понять: черемша — источник витаминов весной, а если источник еще и вкусен!
Не найдя желающих, мой водитель, звать его Валид, сказал, что поехать он, конечно же, поедет, но одного везти накладно. Словом, мы сошлись на 150 рублях — мне не терпелось попасть в Грозный, а ему заработать. И мы тронулись в путь по «тернистым дорогам Чечни». Насчет терниев это я присочинил, а то, что дороги разбиты основательно — это точно. Едем, разговариваем, я временами фотографирую. Только разогнались — пост, проверка документов. «Так. Откуда, куда, зачем?» — почти как в кинофильме «Свадьба в Малиновке». «Да этих постов еще несколько будет, — Валид прибавил газу. — Чего тут удивляться!».
Мы с практически плоской местности перелетели на холмистую, машина запрыгала по плохой дороге, разбитой, скорее всего, тяжелой техникой, и въехали в село Горагорское. Было удивительно, что под колесами загудела булыжная мостовая, как в каком-нибудь приморском городе дореволюционной постройки или в Западной Европе. «Это немецкая дорога, — сказал Валид, — ее строили еще в ту войну, с немцами, вон, до сих пор стоит! Качество самое высокое!».
И действительно, булыжники за более чем полвека эксплуатации нисколько не ухудшили параметров, а то, что дорога в двух местах пришла в относительную негодность, это вина времени и бесхозяйственности. Эту дорогу и в самом деле строили немецкие специалисты руками советских военнопленных, ее отбивали у немцев местные партизанские отряды с Советской Армией и моряками-десантниками. Тогда, в 1942–1943 годах, вермахт так и не сумел войти в Грозный, хотя Моздок немцы взяли.
Очередная проверка. Парни смотрят на мое писательское удостоверение и удивляются — никогда не видели, чтобы сюда писатели ездили. А я радуюсь тому, что оно у меня есть. Радуюсь, потому что некоторые писатели у нас говорили: «А зачем оно тебе? И без членства в союзе пишешь. Ну и успокойся».
Впереди Грозный. Невдалеке от дороги стадо перебитых коров. Лежат, словно коричневые муляжи. Кому потребовалось уничтожать стадо, зачем?
— Все! Я дальше ехать не могу, нужен пропуск по городу, а его у меня нет, — Валид остановил машину. — Дальше иди пешком, если повезет. Видишь, слева «Урал» сгоревший?
— Вижу, конечно.
— Это остатки от того самого сергиево-посадского ОМОНа, который якобы разгромили боевики. Но это все ерунда! Не было здесь боевиков, я тебе как местный житель отвечаю. Перестреляли парни друг друга из-за какой-то неудачной ориентировки, а свалили на чеченцев. Что, мол, четыреста человек местного населения Собачевки вышли навстречу нашим войскам и не дали вести огонь по боевикам. Да во всем этом районе трехсот человек не наберешь! Да и ни одного следа боевиков никто не видел. Не могли же они улететь! Тут после боя все вокруг обыскали — никаких следов. Врут все газетчики! Врут!
— А ты откуда знаешь про это?
— Так я каждый день езжу туда-сюда, живу почти рядом. Если и в самом деле будешь о нас писать, пиши правду. Потому что неправды уже столько было! Тут били с двух сторон свои своих, может быть, это вообще была провокация, кто сейчас скажет? И подбили не первый и последний «Уралы», как пишут, а первый и четвертый. Ну, сам разберешься, если что…
Мы распрощались, причем Валид дал свой адрес: «Если вдруг в город не попадешь, иди ко мне в село, переночуешь, а могу и обратно бесплатно в Знаменку отвезти».
Было уже поздновато для моих путешествий, так как комендантский час на тот момент начинался с 18 часов и, как сказал Валид, снайперскую пулю можно было схлопотать запросто. Однако я пошел в атаку на первый блок-пост. К моему великому сожалению, меня не только не арестовали и не стали допрашивать, но вообще не обратили никакого внимания: подумаешь, тащится мужик с сумками! Спросил дорогу в центр, мне ее показали:
— Идите по этой и точно будете в городе,
— Сколько идти?
— Километров пять, наверное. Или шесть. Короче, там увидите.
И я пошел. Грозный лежит между двумя хребтами — Терским и Сунженским — и сильно вытянут оттого в длину. И по этой «длине» я и двинулся. Народу на улицах мало, кое-где разрушенные дома, временами слышна отдаленная стрельба. Сказать, что я был поражен разрушениями, не могу — я представлял это заранее, да и Старопромысловский район, по которому шел, не был разрушен так сильно. Конечно, любой разбитый дом — это большое несчастье, но уж раз война, то что поделаешь. Еще адмирал Колчак сказал, что «война выше справедливости, выше личного счастья, выше самой жизни…».
Идти по молчащему городу и знать, что кто-то смотрит на тебя в прицел и в любой момент может выстрелить просто так, от нечего делать, — неприятно. Размышляя на околовоенные темы, время от времени озираясь по сторонам, фотографирую и прячу фотоаппарат под куртку: а ну как подкрадутся и отберут. Официального разрешения у меня нет, потом поди докажи, что не шпиён или агент влияния. Я добрался до рынка. Здесь стоял обыкновенный УАЗ, возле которого находились люди в непонятной форме. «Грозный — столица Чечни» — утверждал небольшой плакат с изображением Бислана Гантамирова, приклеенный липкой лентой на ветровом стекле автомашины. «А как же», — мысленно согласился с Бисланом я и представился, показывая удостоверение. Непонятные люди, оказавшиеся гантамировцами, очень удивились.
— Как вы добрались сюда из Сибири? Не страшно?
— Так вот и добрался, а страшно, не страшно — мой долг писать, иначе зачем я живу?
— Ну тогда залезайте к нам в машину, в РОВД поедем.
Смотрю: они грузят в машину какие-то бутылки, ящики, сумки. На праздник, что ли, попал?
— Нет, сейчас мы поможем одной знакомой домой отвезти, ей одной это не осилить. — Суют мне в руки автомат: — Подержите пока…
Давненько не держал в руках оружие. Отвезли они продукты на квартиру, а я стал уже обладателем двух автоматов, по одному в каждой руке. Вид, если посмотреть со стороны, весьма героический. Жаль, нет фотокорреспондента. Сижу, охраняю машину, затем едем вовсе не в РОВД, а на квартиру к моим новым знакомым. Познакомились поближе: Идрис, капитан милиции, Омар, Руслан. Фляжка водки, которую я положил в сумку и которой надеялся протирать порезы и ссадины: климат здесь своеобразный, чуть что — ранки воспаляются быстро, — пригодилась. А хозяева все допытываются, чего я забыл в глубинах Чечни, никто ведь так не ездит!
— Будете доставать, напишу о вас фельетон!
Пока мы перешучивались, в комнату неверной походкой, причем это не художественное преувеличение, вошел еще один товарищ с автоматом на изготовку, присел у стенки и стал целиться во всех по очереди, причем с предохранителя автомат был снят и переводчик стоял в положении «одиночный огонь». А палец пьяного в дым товарища лежал на спусковом крючке, и лежал плотно, даже свободный ход крючка выбран. Блохе чихнуть — и прогремит выстрел! Идрис по-чеченски что-то ему сказал, но тот не унимается. Подключился Омар — ноль внимания! Идрис на повышенных тонах что-то проговорил, тот встал, покачался и автомат на меня наставил. Мм-да… Хорошо, если сразу убьет, а может глаз выбить или ногу отстрелить — жалко ведь организм. В конце концов Идрис отнял автомат, поставил на предохранитель и выставил пришельца за порог. Ну что ж, продолжаем рассказывать друг другу «интересные истории». Пришел Хамзат из квартиры над нами и сказал, что забирает меня к себе. Мы пошли к нему. Как и положено, на кровати лежал автомат и разгрузник, набитый запасными магазинами и гранатами. Чечня…
— Располагайся, где хочешь, С-сашка, — чуть заикаясь, сказал Хамзат, — тут все твое, что найдешь. Не с-стесняйся. Ты мой гость, и если что, я умру первым! Правда, я сейчас немного з-загулял. Но ты внимания не обращай. Это у меня бывает. Водку будешь?
— Пятьдесят граммов, не более…
— Как с-скажешь!
И мы выпили за встречу, за то, чтобы «писал только правду». И этот туда же — далась им эта правда!
Спрашиваю:
— А что, до сих пор ее тут не присутствовало?
— П-поверь, никто из журналистов ничего достойного не писал, даже ваш Доренко. А эти… из НТВ, вообще врут на каждом шагу. Противно слушать. Мы ведь иногда смотрим телевизор. Мы не хотим отходить от России, но без з-закона и порядка ничего не будет. Ведь федеральные войска начинают беспредельничать, а это может обозлить даже самых з-законопослушных чеченцев. Вот тогда разгорится настоящая партизанская война. К-конечно, Россию нам не победить, но потерять здесь она может половину армии.
Еще Хамзат сказал, что есть ведь нормальные люди, например, воркутинский ОМОН, с которым чеченцы поддерживают дружеские отношения.
— Ну, я сейчас пойду за продуктами, ты смотри, если что.
Ушел, автомат оставил на меня. Теперь я вооружен и очень опасен. Полторы сотни патронов, две гранаты. Как сказали гантамировцы, я в самом эпицентре событий и хорошо, что наткнулся именно на них. По улице туда-сюда ездят бэтээры с десантом на броне. Горючего им, видимо, хватает. Вчера Валид сказал, что бензина в Чечне много, продают везде, и причем пополам с федералами. Бизнес!
Пришел один местный — Муслим, рассказал, как боевики выходили из некоторых сел. Получается, что во многих случаях была договоренность между теми и другими. А после выхода боевиков в селах проводилась зачистка, хотя «зачищать» было нечего — в основном молодежь и женщины. Парни пьют и говорят, что до войны и думать не думали о водке. Нервы сдают. Подтвердили, что с 18 часов вечера — комендантский час, снайперы имеют право снимать любого, кто передвигается после этого времени. Мне повезло. Но и опять-таки — не всех же можно пристрелить! Сколько пробуду в Чечне — не знаю, но дня три наверное.
Сегодня состоялись похороны у какого-то милицейского начальника, парни зарезали барашка и теперь где- то поминают. Пора ложиться спать, хотя завтра и не на службу, но отдохнуть все равно надо. Окончу разговор с Муслимом и спать!
Но разговор получился длинным. Муслим говорит, что лишь Аллах позволяет им еще жить. Что федералы творили и творят жуткие вещи. Что бросают гранаты в подвалы с мирными жителями. И что однажды 15 боевиков целый день вели бой с большой группой федералов, не потеряв при этом ни одного человека. А сергиево-посадский ОМОН погиб из-за «разборок» с другим отрядом и никаких боевиков на Собачевке не было. Что именно русские взрывали какие-то боеприпасы с газом — днем было темно, как ночью.
16 часов. Мы разговариваем, а на ближайшем блокпосту развлекаются: бросают взрыв-пакеты на перекресток. И сколько таких «развлечений» в городе? Побродил вокруг «своего» дома № 99. На стенах и дверях домов кое-где надписи: «Здесь живут люди». А люди и в самом деле живут, разговаривают, чего-то ждут. И ходят патрули. Даже мне, постороннему, русскому и невооруженному, не по себе. Муслим продолжает:
— Чеченцы за союз с Россией, за русского президента, но не хотят законов, нарушающих самобытность.
Я разговариваю с Муслимом и посматриваю в окно. Там видна стена автобусной остановки и надпись по- латыни: «Memente тоге». Правда, написано с ошибками, но ведь это та самая Чечня, о которой говорят, что она сплошь некультурна, безграмотна и невежественна. Здесь не любят, и это мягко сказано, Березовского. Он — «источник войны и бандитизма».
19:50. Ходили с Хамзатом в гости в многоэтажку. Света нет, кое-где горят керосиновые лампы, кое-где газ на кухне. Как освещались английские дома газовыми рожками, не понимаю. Свет ведь бледный! Женщины рассказали, как федералы взрывали дома, чтобы завалить трупы мирных жителей, взрывали емкости с химическими веществами.
Мы пили чай, когда пришел паренек в камуфляже с ножом на поясе. Он сразу заявил мне, что такие, как я, начнут новую войну. При этом хватался за нож, вытаскивал его из ножен. Очень серьезный молодой человек. Женщины его успокаивали. А вот интересно: пырнул бы он меня или нет, если бы мы были одни? Правда, я подозреваю, что это была обычная ревность: нас же было пара на пару, вот и застила глаза пареньку красная пелена.
Женщины рассказали, что к боевикам и ваххабитам молодежь пошла из-за того, что не было работы. В отрядах были и милиционеры.
Хозяйка занавесила окна. Хамзат пояснил, что были случаи, когда ОМОН стрелял по освещенным окнам.

11 марта.
7 часов утра. Суббота. Ночь прошла хорошо. Ничего не снилось. Слушаю радиостанцию. Говорят о боях с гелаевскими отрядами. Хамзат и Ховаж, еще так зовут Руслана, сидят за столом и проклинают ваххабитов, ругаясь самыми черными словами, разумеется, русскими, поскольку в их языке таких крепких выражений нет.
Вчера женщины рассказывали, что ваххабиты устраивали публичные дома под охраной пулеметчиков. А сегодня пришел Хусейн и сказал, что если бы прошлым летом разрешили воевать и как следует еще платили, то «этих козлов (ваххабитов) мы за неделю кончили бы». Это он сказал о прошлогоднем сходе в Грозном, когда около пятидесяти тысяч человек просили у Масхадова оружие, но тот побоялся взять на себя ответственность — Басаев был в большой силе. А момент был подходящий — ваххабиты не разрешали смотреть телевизор, разбивали их, запрещали музыку и песни. Народ возненавидел их, и нужен был лишь небольшой толчок.
Хусейн ушел, а я читаю книгу Т. Т. Мальсагова «Восстание горцев в Чечне в 1877 году». Грозный, 1968. Ну что сказать: во многом восстания подобного рода оправдать можно. Кому нравится иноземное иго? Россия тоже ведь испытывала набеги. И обычно не молчала. Невский, Донской, Минин и Пожарский…
Сегодня пасмурно. Все милиционеры разошлись по своим делам. Я жду машину, обещали подвезти в центр. Хамзат спал до 10 утра, затем пришли гости, шумели, пили водку. Осталось две катушки фотопленки, снимаю все подряд. Как кончится пленка, так уеду. Впрочем, по ходу событий посмотрим.
Взрывов почти нет, машины по дороге ездят часто. Читаю книгу и узнаю нечто совершенно неизвестное мне. Думаю, что и большинству населения страны тоже. О восстаниях, о том, что и чеченцы предают, особенно богатые, что плоскостную Чечню заселяли во многом насильно горцами, царское правительство не всегда выполняло обещания и обязательства, и т. д. Есть в книге интересное выражение: бедный чеченский крестьянин. Не могут быть в Чечне крестьяне. Земледельцы. Я понимаю, что выражение «крестьянин» собирательное, общеупотребительное, но тем не менее «чеченских крестьян», как и арабских или иранских, найти можно с большим трудом.
11:56. Кончилась вода. Хамзат ищет, где ее взять: водовозки нет, колодца нет, водопровод лет пять не действует. А электроэнергии не предвидится в обозримом будущем. Вчера, когда с Хамзатом ходили на рынок за продуктами, он сказал, что впервые за полгода держал в руках деньги. Попросил взаймы пятьсот рублей: «на днях должен получить». Вот это да! Я бедный, а здесь вообще мрак!
По пути заглянули в дом бывшего бригадного генерала. Дом красивый, большой, с баней и бассейном. Двор на треть крытый. Генерал — боевик — сбежал во время зачисток. Пришли домой, а там сюрприз — сидят две женщины, знакомые Хамзата из МЧС. Мы опять на рынок за пивом — гостеприимные хозяева или нет? На пиво, как оса на мед, явился Магомед и рассказал о том бое омоновцев из Сергиева Посада. Говорит, что врут наши СМИ. Провокация в чистом виде со стороны федералов. Сказал, что будет меня охранять… и напишет о том, что было. Мы говорим, а за окном идет снег. Все вокруг чисто и бело. Но чеченцы говорят, что это на несколько часов. Ближе к вечеру гости ушли, Хамзат тоже, я шарю на длинноволновом и средневолновом диапазонах хамзатовского приемника производства чеченской радиопромышленности «Sintar RP 215». Он по параметрам, пожалуй, аналог нашего «Альпиниста» или «Хазара». Но, как мне кажется, работает хуже. Почти все станции, начиная от Махачкалы и Волгограда, проходят с низким уровнем сигнала.
20:14. Где-то рядом ударили из подствольного гранатомета. Разрыв! Но никто не обращает внимания. Собаки не лают… Еще разрыв!

12 марта. Воскресенье.
8:55. Солнечно. На некоторых деревьях набухли почки. Спустился на первый этаж к ребятам. Пьем чай, едим консервированные помидоры и разговариваем с Идрисом по поводу войны. Он сказал, что федералы ведут себя неправильно, более того, жестоко. После гибели ОМОНа взяли двух немых пареньков на посту Загряжский (это недалеко от того места, где погиб ОМОН) и зарезали, так как «они отказались говорить». Естественно, те молчали — как может заговорить немой? А за день до казни ребят опять же федералы застрелили их отца, добиваясь признания, что он был в банде, напавшей на ОМОН. Чеченцы не могут понять жестокости по отношению к мирным жителям. Все хотят мира, но мира не будет с такой властью. Пока жив Басаев, а его считают резидентом ГРУ, мира не будет. Он, скорее всего, уйдет в Грузию и оттуда будет устраивать набеги на Чечню.
После разговора пошел бродить. Город живет, есть даже улыбающиеся люди. Живут крохотные рынки. Осталось 6 кадров 200-й и 12 кадров 400-й пленки. А центр еще не снял! Сегодня пойдем к коменданту, Яха и Тамара, вчерашние дамы из МЧС, обещали провести, чтобы он выдал пропуск для беспрепятственного проезда по городу. Говорят, что он хороший человек. Посмотрим. Мало пленки! Да я и не думал, что столько сниму, могло быть гораздо хуже.
Хамзат читает стихи и спрашивает, нравятся ли. Я отвечаю:
— Это Гийас ад Дин Абу-ль-Фатх.
— Кто? — удивляется Хамзат. — Не его стихи!
Я продолжаю:
— Омар ибн Хайям ан Нишапур. Угадал?
— Ага… — удивляется Хамзат.
— А ты думаешь, он только мусульманам нравится? — спрашиваю я. — Я его предпочитаю многим русским поэтам. Особенно современным.
9:40. Самолеты полетели бомбить ваххабитов. Но, думаю, как всегда, разнесут много мирных домов. Война…
10:47. Сижу у ворот комендатуры. Рядом БМП под номером 010, за бруствером из мешков с песком — часовые. На крыше соседней пятиэтажки снайперы за маскировочной сеткой. Толпа народу пришла на прием к коменданту и в администрацию района, которая расположена здесь же, в бывшем детском садике. Есть какой- то скрытый намек в том, что комендатура и администрация находятся именно здесь, в учреждении, ранее занимающемся воспитанием детей. Я 86-й по списку. Вышел подполковник и попытался объяснить наседающей и волнующейся толпе, что «часовые у нас нервные, могут начать стрелять, прошу отойти на 10 метров». Однако никто не слушает его приказов, и каждый доказывает свое.
Неприятно сидеть и стоять под дулами даже не стреляющих автоматов и тем более пулеметов. Местные старики смотрят на меня с непониманием и любопытством. Рядом группа чеченской интеллигенции обсуждает проблемы будущего строительства.
Другая группа говорит о прописке: власти не верят даже штампу в паспорте, нужны свидетели проживания, то есть соседи. Мало ли что прописка! Может, ты не тот, за кого себя выдаешь!
Третьи о Дудаеве: он говорил то, что мы хотели услышать, а вот теперь некому нечего сказать. Масхадов растратил наши деньги на оружие, а толку ни ему, ни нам от этого нет. Да и не будет.
Хожу вокруг здания: с одной стороны закапываются в землю солдаты, с другой — стоит БМП-009, еще с одной стороны вдоль забора разбросана «путанка» — опять-таки война! Сижу на бруствере, пишу, греюсь на солнце.
11:35. В горах на юге частые тяжелые разрывы, возможно, идет бой. Не дождался своей очереди, плюнул на пропуск и пошел гулять. Невдалеке средняя школа. На дверях объявление: «В целях возобновления учебного процесса средняя школа № 26 проводит перекличку учащихся с 10 по 13 марта с. г. Администрация шк. № 26».
Пишу на крылечке, а из дома — блок-поста — напротив наблюдают солдаты. Хорошо, что не в прицел, хотя кто его знает…
Пришел домой, Хамзат спит, солнце скрылось, взрывов не слышно. Наши парни: Хусейн, Омар и прочие — выехали на зачистку. Как «зачищают» федералы, они уже не раз рассказывали: вывозят ковры, мебель… Дамы, которых ждал, в конце концов пришли. Тамара объявила, что, поскольку сегодня визит не получается, пойдем завтра. Завтра так завтра. Отправился на рынок купить пленку. Ого! Катушка в 12 кадров — 70 рублей! Кофе — 40. Взял и то, и другое. Уже знакомые девчонки, дочери продавщиц, спрашивают:
— Тебе еще что нужно?
— Пока только пленку.
— Пленка всем нужна, вон как солдаты ее берут! А тебе зачем?
— А я книгу о вас пишу, фотографии будут в книгу.
— Мы думали местный, живешь недалеко…
— Недалеко — в Сибири!
— Ого!
Вернулся домой, слушаю «Чечню свободную». В Комсомольском идут бои — «выгоняют» боевиков и потому бьют бомбами крупного калибра. Били, били, пока Хаттаб и Басаев не прорвались в Веденский район. Не эти ли взрывы я слышал, ведь до Комсомольского по прямой километров 25–30.
Далее по радио сказали, что спецкомиссия МВД приступила к расследованию причин гибели сергиево-посадского ОМОНа. Далее передали, что местные жители — до 400 человек — в момент перестрелки вклинились между боевиками и омоновцами и не дали нашим стрелять.
В Грозном обнаружили емкости с хлором и склад боеприпасов. Чьи это емкости и хлор — неясно. В любом случае наладить производство ОВ боевики вряд ли сумели бы: нужны электроэнергия, специалисты, хим- реактивы, соль хотя бы, и желание десятков рабочих это делать.
В Тюменской области 2–4 градуса по Цельсию.
«Чечня свободная» передает, что на месте боя ОМОНа были кем-то установлены мины, потому подмоге не удалось сразу помочь разгромить боевиков.
Пришел Муслим и комментирует это сообщение:
— А! Врут как всегда! Или провокация, или ошибка милиции. Откуда там 400 жителей?! Нажрутся, а потом кругом боевики появляются! Видишь, как все оборачивается? И так почти все время. Почему я должен любить или уважать после этого власти?

Историческая справка.

Первые русские появились на Северном Кавказе, на реке Тереке и его притоке Сунже, значительно раньше официального включения Предкавказской равнины в границы Русского государства. Славяне Киевского государства, русские купцы и воины бывали на Кавказе, знали ясов и касогов, лозгов и других аборигенов края.
Монгольское нашествие на время прервало налаживающиеся связи Руси с Кавказом. С упадком Золотой Орды, а затем и ее уничтожением экономические связи между ними постоянно укреплялись. После падения Астраханского ханства в 1556 году русские получили свободный доступ в низовья Волги, к берегам Каспийского моря, на Терек.
В середине XVI века на реке Терек появляются казаки, известные под именем терских. Часть поселяется на возвышенностях за Тереком, на гребнях, положив основание гребенскому казачеству. В одном из документов говорится, что «гребенские казаки по Тереку начались от беглых российских людей и от разных мест пришельцев от давних годов, только первоначально жительство свое имели не на тех местах, где они как ныне имеют, но за Тереком, в гребнях (в горах) и ущельях». Создание городков гребенских казаков относится к 60-70-м годам XVI века. О русских поселениях говорят и чеченские предания.
Ранее других появляются Червленный и Щедринский городки. Позже возникают другие казачьи городки, перенесенные в начале XVIII века на левый берег Терека и получившие название станиц. Вскоре эти городки, как и сами гребенские и терские казаки, были включены в орбиту царской политики. Один из местных историков прошлого удачно заметил, что «куда бы ни бежали люди, за ними по пятам шло русское царство. Казалось, что, укрывшись за Терек, беглецы совсем ушли от глаз Московской Руси, а вышло так, что не сменилось у них еще первое поколение, как уже Терек и Сунжа вошли в пределы русского царства, и наши переселенцы опять очутились на его рубежах».
Вслед за казачьими городками на реке Терек появляются первые русские крепости. Уже в 1567 году при впадении Сунжи в Терек был возведен Сунженский городок с постоянным гарнизоном и артиллерией. В 1588 году в устье Терека, близ моря, около трехстенного казачьего Тюмен-Терского городка основана крепость Терки, или Терский город, сыгравшая большую роль в экономических связях с Северным Кавказом.
В XVI–XVII веках русские гарнизоны и терские казаки совместно с горцами, в частности, чеченцами и ингушами, защищали пограничные рубежи от персидских и крымско-турецких вторжений. Из документа 1613 года явствует, что чеченцы несли пограничную службу еще в последней четверти XVI века. Служилые чеченцы писали русскому царю, что их отцы и сами они служили московским царям — Ивану Грозному, Федору и Борису, но их все время притесняли кабардинские феодалы, и они «нехотя им, горским князьям и мурзам, служили и под ними в век быти, покиня свои домы и живот весь помытав, с женами и детьми из Окоцкие землицы утекли… и живем в Терском городе». Подобные челобитные на имя русского царя писали и раньше. Так, в 1588 году Шихмурза Ушарамов послал челобитную царю Федору Иоанновичу.
Русский купец Федот Котов, побывавший здесь еще в 1623 году, писал: «А Терек город деревянный, небольшой, но хороший, стоит на реке Тюменке, на низком месте. Базары, храмы и дома находятся в крепости, а за ней один монастырь…».
Росли и крепли связи чеченцев и ингушей с русским народом. После смерти царя Михаила Федоровича в 1656 году новому царю Алексею Михайловичу присягали не только окочане, но и другие чеченские племена: мичкизяне, шибутяне, брагунцы и др.
Чеченцы и ингуши устанавливали добрососедские отношения с гребенскими казаками. «Казаки, — писал историк терского казачества И. Попко, — держались в их гребнях благодаря поддержке князей Нижней, или Малой, Кабарды, землю которых они прикрывали, и приятельскими связями с маловоинственными и немусульманскими тогда соседними чеченскими обществами, из которых брали даже себе жен».
Современники утверждают, что в период кавказской войны чеченцы продолжали общаться с русскими, свободно переселяться в Грозную (тогда еще крепость). О какой «природной» вражде народов можно говорить, если в середине прошлого века русский офицер Влас- тов писал: «Чеченец весьма склонен к мирным занятиям, в особенности торговле, которая при врожденной его сметливости обещает всегда хорошие барыши… Занятие, обещающее ему выгоды, заставит его всегда бросить оружие, которое он считает только средством для защиты».

13–14 марта.
Грозный.
Вчера вечером Хусейн поругался с Муслимом. Ругались по-чеченски. Когда Хусейн ушел, Муслим сказал, что Хусейн с похмелья и хотел, чтобы ему больше пива досталось. Понятно. Я вчера по просьбе Хусейна купил «Очаковское» и бутылку водки. Ну и, как всегда, разговоры за стаканчиком из полупустых превратились в наполненные смыслом. Это бывает не только у русских…
Муслим очень удивился, узнав, что я неверующий, и по моей просьбе рассказал, как относится к религии, и к мусульманству в частности. Старается совершать намаз, когда это положено. Говорит, что такие, как Хусейн, якобы верующие, хуже, чем самый последний неверный. Я засмеялся, а Муслим сказал, что ко мне это не относится, поскольку я не притворяюсь. Считает, что Аллах за всем смотрит и все знает, иначе как объяснить тот факт, что упавшая в их двор мина один дом разрушила, другой повредила, а он, Муслим, остался жив. Значит, нужен Аллаху. И вообще, «после этого случая больше никуда не прятался во время артналетов и бомбежек и жив!». Я ему говорю, что Коран пить запрещает, хотя есть там и некоторые частности про это же. «Да, конечно, пить вино и пиво (Муслим пил пиво) грех, но малый, потому Аллах вполне может и простить, если как следует попросить».
Вернулся Хусейн, Муслим ушел. Хусейн говорит:
— Доверять гражданским нельзя — это Чечня! И Муслиму тем более!
Прошу отвести меня на «Минутку», чтобы там поснимать, отказывается.
— Ты что! Федералы враз ребра поломают!
— С какой это стати?!
— А там никому снимать не дают!
Ну ладно, там разберемся, какие такие секреты охраняют на «Минутке», а пока выборочно читаю поэму Арби Мамакаева «В горах Чечни». Судя по штампу, книга из ЦГБ № 20 Иванова. Поэма как поэма, много подвигов, любви и чеченской экзотики. В финале влюбленные, как и положено, погибают. Просмотрел эту грустную книгу и отправился в очередную прогулку по району. Недалеко от «моего» дома находится один из пунктов МЧС, туда и держу путь.
9:14. В этом помещении обнаружил зубоврачебный кабинет с белым флажком над окном и, как положено, очередь. Оказалось, работает здесь бывший житель Тюмени Руслан Накостохов, заместитель начальника юридического отдела Международного комитета по правам человека. Когда в Чечне началась «полоса демократии и самоопределения», приехал, но все оказалось очень сложно. Однако нужно было жить. Руслан на свои деньги закупил необходимые на первый случай лекарственные средства, привез кое-какое оборудование. В Грозном сейчас нет электроэнергии, за исключением отдельных маломощных станций военных и частников, поэтому приходится лишь удалять зубы да оказывать симптоматическое лечение. А вот когда появится электроэнергия, тогда кабинет заработает в полную силу.
За февраль и март этот «гигант стоматологии» облегчил страдания более пятисот человек. Помогают Руслану две операционные сестры, они же фельдшера-акушерки — Тамара Шмелева и Яха Мусаева. То, что они пока работают не по специальности, явление временное, обязательно придет момент, когда они будут востребованы, не все еще потеряно для Чечни…
Пока заработной платы от властей ждать не приходится, хорошо, что МЧС помогает то препаратами, то едой. Спрашиваю, компенсирует ли правительство его расходы? Руслан отвечает так: «Компенсирует не компенсирует, а работать нужно. Если не я, то кто? Стрелять все умеют, а вот лечить…».
Яха и Тамара провели меня в другое помещение, где так же, как и в зубном, весьма свежо. Зав. медсанчастью Бела Мусаева и фельдшер выездной бригады Валентина Полонская рассказали о своем житье-бытье. Если бы они не были медиками, я бы сказал, что это героизм. А поскольку медикам «положено быть храбрыми», это обычная рутинная работа.
До освобождения Грозного федеральными войсками дамы жили в подвалах своих домов, где оказывали медицинскую помощь раненым. Все происходило под артобстрелом и во время бомбежек, которые неинтенсивными никак не назовешь. Если не ордена «Мужество», то уж медали «За отвагу» они заслужили.
С 1 февраля сего год работают здесь, и пока их «больница» — единственное на весь немалый Старопромысловский район медучреждение. Как обычно, поставки медпрепаратов и прочего весьма скудны, и приходится по-настоящему выкручиваться из существующего положения.
Спрашиваю, какие болезни прежде всего распространены здесь. И получаю ответ: свирепствуют туберкулез, кожные заболевания, педикулез. Причем симптомы некоторых кожных врачам неизвестны: вдруг высыпают пятна по телу, и при видимом здоровье ты уже клиент «скорой». Не на последнем месте нервные заболевания. И это понятно: если в мирное время столько больных, то что говорить о военном?
Немало людей и с диабетом. Болеют и стар и млад, а лекарств, как всегда, не хватает. Единственный большой плюс — машина «скорой помощи», и причем не совсем старая. Правда, с бензином тоже возникают перебои, но тем не менее его находят. Все-таки Грозный — столица «нефтяного королевства», и кое-какие резервы имеются.
Еще Полонская рассказала, что перевязывала тех подмосковных омоновцев, и, как все, считает, что не было боевиков на Собачевке. Полагает, что с этим делом нужно разбираться и нечего все «вешать» на чеченскую сторону. Обвинить проще, а вот найти иные причины трагедии, похоже, никто не заинтересован.
Еще медики рассказали, что вообще много неправды говорят с экрана телевизора и по радио. Был случай, когда сообщили, что убили 150 боевиков, а на самом деле уложили баранов и коров. Кто-то из командиров решил отличиться и сообщил заведомую неправду.
Мы беседуем, а за хребтом тяжело бухают разрывы — бомбят Комсомольское? Простился с медиками и вышел во двор. Сразу окружили женщины и заговорили, заговорили… Не платят пенсии… «Нет, вы там скажите, вот мне, Далаевой Саците, почему не платят?» — наступает на меня пожилая женщина. «А вы знаете, что в Шатое расстреливают мирное население? И не предоставляют коридор для выхода! Убивают детей! Для чего же мы их рожали?! Мародеры ходят по квартирам, вывозят мебель и золото. Ваххабиты пришли — грабили, федералы пришли — тоже грабят! Вы напишите об этом. Если будете об этом писать, скажите о наших бедах!..».
Во дворе дымят полевые кухни, варится пища для раздачи населению. Спрашиваю повара:
— На сколько человек вы готовите?
— Сейчас на 4200 в день. И народ каждый день прибывает.
— А справитесь с большим количеством?
— Конечно, лишь бы продукты вовремя доставляли…
Возле котлопункта, так именуется на казенном языке то, что я зову кухней, бурлит толпа, в основном женщины и дети. Есть хотят все, а работы нет. Пенсий нет, потому помощь МЧС здесь как с неба манна. Хотя век бы этой манны не видать!
Подошел к людям, и мне рассказали, что часть помощи исчезает неизвестно куда еще на пути к Грозному, а часть уже на месте разворовывают. «Вы об этом напишите!» — «Я напишу, но книгу напечатают ведь не через три дня, может быть, не через месяц… Это ведь не газета». — «Все равно. Если не боитесь — напишите!» — «Да я-то не боюсь, другие могут побояться».
Вышла Тамара, и мы отправились в комендатуру. Часовой, как положено, меня не пропускает. Тамара ему: «Пропусти, это писатель к коменданту». И мы прошли вне очереди, в конце концов, я приезжий, а все присутствующие местные. Думаю, простят.
11:00. В комендатуре холодно, горит газовая горелка. Работают машинистки на старых печатных машинках, на столе лежит громадная самодельная карта района. Я говорю «самодельная», потому что ее чертит какая-то женщина. Знакомимся: заместитель коменданта района по связям с общественностью майор Юрий Борисович Солоха. Улыбается: «Ведьму Солоху из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» помните?» — «Еще бы!» — «Вот и мою фамилию не забудете. Я сейчас закончу разговор с профессором и тогда отвечу на интересующие вопросы».
Так. Тут еще и профессора живут! Посмотрим, что за профессор…
А разговаривали они по поводу школы № 49, что находится в районе Катаяма. Школа основательно разбита, и военные «приговорили» ее к уничтожению, но профессор здание обследовал и как сейсмолог считает, что восстановить будет дешевле, чем строить заново. Показывает различные письма, справки, расчеты Быстрый и шустрый, как ртуть, — так обычно пишут журналисты, не зная, как иначе охарактеризовать столь живого человека. Я же отмечу, что профессор наверняка веселый и жизнерадостный человек, напористо, с прибаутками, на чистейшем русском языке он убеждает майора обратить внимание на его расчеты. Обратился и ко мне: «Нам бы поговорить следовало, и как раз по вашим темам».
Естественно, я соглашаюсь: это большая удача — живой чеченский профессор посреди разрухи! Он убедил майора в своей правоте, получил по этому поводу соответствующее решение и, выходя, сказал мне, что будет ждать во дворе.
Теперь Юрий Борисович переключился на меня: проверил удостоверение, паспорт, записал данные. А когда я дал письмо от Союза писателей, сказал:
— Вот! Это хорошая бумага! А официальной аккредитации нет?
— Нет… Я ведь приехал как частное лицо, а чтобы добиться ее в Москве, нужно месяц потерять.
— Ну ладно, это не главное.
Мы заговорили о проблемах настоящего момента, о прописке и МЧС, о помощи пенсионерам и об устройстве на работу. Естественно, все продвигается не так быстро, как хотелось бы, но уж что есть, то есть. Поговорили о боевиках и разрушенном городе, о Старопромысловском районе и… художнице. Дело в том, что женщина, чертившая план (карту района) оказалась художницей, преподавателем художественной школы. Зовут ее Хава Махмудова. Поскольку настоящей работы нет, помогает коменданту. Поговорили и о военных проблемах: не беспокоят ли боевики, как обстоят дела с разминированием и т. д., и т. п.
Как сказал Юрий Борисович, Старопромысловский район со времени освобождения явных набегов с гор не испытывал, но ожидать от моджахедов нападения следует. Через 12 дней состоятся выборы президента страны, не обойдется без провокаций. Пусть не в Грозном, но в другом месте будут обязательно.
Пока мы разговаривали, в кабинет то и дело заглядывали люди, в основном пожилые, с орденскими планками. К Солохе обращаются уважительно, видно, что он к людям относится по-человечески. По окончании беседы я спросил у стариков в коридоре: «Как вы оцениваете работу товарища майора?» — «Это внимательный человек и всем старается помочь — чеченец ты или русский».
Профессор, ожидавший меня, представился по полной программе: Хасан Нажоевич Мажиев, профессор, проректор по учебной работе Грозненского нефтяного института. Улица Клары Цеткин, дом 14/53. Представился и я, и втроем мы отправились в село Пролетарское, в котором жила Хава. Профессору нужен был гусь для самой тривиальной цели: кто-то из «зачищающих» стащил его гусака, и две гусыни остались без мужского внимания. Вот за прибавлением в хозяйстве «Мальбрук в поход и собрался». Мы шли за город, и хотя прогулка оказалась непродолжительной, успели поговорить о многом. Я рассказал спутникам о Тюмени и Сибири, о своих изысках и как попал сюда. Они удивились, как это я решился приехать в «гнездо бандитов, насильников и убийц». Сказали, что пока не видели ни одного писателя, добровольно приехавшего в Грозный. В общем, наговорили столько любезностей и комплиментов, что мне стало даже неловко.
12:44. В Пролетарской средней школе. Школа как школа, обычная, но когда я взглянул на рисунки детей, удивился. Разумеется, эксперт из меня никакой, но детишки рисуют очень прилично.
Рассматриваю акварель «Закат», автор Зарема Хамзатова, 11 лет. Ну что сказать: красиво, следовательно, правильно. Рядом картина, нарисованная карандашом. «Боевик». Смотрит на меня печальный молодой человек в военной форме с повязкой на лбу… Вот он, след войны…
Из школы мы отправились за гусем, которого нес нам навстречу родственник Хасана. И так: впереди Хава, посреди Хасан с гусем, сзади я — шли по селу, вызывая некоторое удивление. На поле лежит хвостовик от гранаты № 613-76-884. Куда летела эта граната, из чьего гранатомета была выпущена? Пришли к родственникам Хавы, они долго ахали и охали по поводу моего присутствия в Чечне. Те же самые вопросы: как не побоялся, почему приехал, что буду писать? Дом у них хороший, добротный. О таких у нас говорят: «О! Смотри, как живут! Награбили, бандиты!». Но в семье Жунида Амаева таких нет. Всю сознательную жизнь он работал на различных итээровских должностях, жена его — преподаватель по классу вокала, оба сына и дочь Милана — бывшие студенты. Бывшие, потому что в городе разрушены все учебные заведения. Живут за счет огорода, коровы да старых запасов. Если появляются какие-то деньги — это большое событие.
На обратном пути из села гуся мы с профессором несли по очереди. Наверное, это выглядело странно и несколько подозрительно — два мародера неопределенного возраста радуются добыче и идут праздновать победу. Гусь время от времени издавал гортанные клики, наверное, ругал нас на чеченском диалекте гусиного языка.
Когда проходили мимо блок-поста, что неподалеку от «моего» дома, раздался выстрел, завизжала собака. Смотрим: бежит снайпер с винтовкой, а от него со всей возможной скоростью убегает раненая собака. Снайпер прицелился, но она скрылась во дворе соседнего дома. Хасан говорит:
— А если он вот так и сюда стрельнет? Или пуля рикошетом пойдет? Ни о чем не думают. И это ведь не первый случай. Не только в Старых промыслах. А по всей Чечне?
И гусь, подтверждая слова Хасана и мои мысли, издал очередной крик. Я простился с профессором и обещал непременно прийти посмотреть на его подшефную школу. А через три дня идем в гости к Хаве. Тогда будет «большой пир».
Хасан ушел, а я разговорился с двумя женщинами, обратившими внимание на нашего гуся. Одна, совсем еще молодая чеченка, рассказала, что ее сестру сожгли федералы из огнемета, когда они прятались от обстрелов в подвале. «Зачем это делают? Что она, боевичка? Что я должна теперь думать о русских солдатах?». Другая — пожилая, русская, Лена — жалуется, что не может похоронить свою дочь. Нет машины, чтобы увезти ее на кладбище. Странное впечатление вынес из беседы с женщинами. На вид нормальные, а разговаривая, и смеются, и тут же плачут, будто сумасшедшие. Или это я с ума сошел, не понимаю момента «сожгли из огнемета»…
Люди высказывают свои беды мне, а сумею ли я донести хоть часть того, что увидел и услышал? Пришел домой и слушаю «Чечню свободную». Ястржембский говорит о радиоперехватах, из которых понятно, что боевики готовы прекратить сопротивление. Правда, не уточняется, какие именно. 18000 человек обеспечены питанием МЧС, пущено 310 км ЛЭП, работают 33 подстанции. ФРГ извиняется за Ф. Хефлинга — журналиста, который выдал сцену похорон боевиков, снятую нашим журналистом, за свою работу. Было много шума и опровержений. В итоге говорят, что Хефлинга уволили с ТВ.
Смотрю в окно: что-то сильно горит за соседним домом, но никакой суеты не наблюдается. Фотографирую. Пишу в сумерках, строчки почти не вижу. А сижу дома потому, что охраняю автомат Хусейна. Он ушел искать выпивку. На кухне горит газ, в квартире относительно тепло. Где-то в городе раздались выстрелы.

14 марта.
Раннее утро. Ночью на блок-посту протарахтела очередь патронов на десять, более ничего не случилось. С зачистки приехал сосед Руслан, говорит о тех самых омоновцах. Там будто бы рядом стояла софринская бригада, и они внесли свой вклад в перестрелку. В общем, дело крайне запутанное. Говорит также, что после боя многих местных жителей согнали в комендатуру, избили, и, если бы не гантамировцы, неизвестно, что было бы с ними.
Ни Хусейн, ни Хамзат пока не выполнили ни одно из своих обещаний: провести меня по городу, показать места концентрации боевиков и т. д. Муслим и Руслан сказали, что в данном случае их интересуют только деньги, водка и деньги. Еще Руслан сказал, что Хусейн продавал трупы грозненцев их родственникам. «Сам видел».
Слушаю радио и пью кофе с вишневым вареньем. Вещает Волгоград. Проблемы те же, что и в Сибири. Писателю Евгению Лукину, фантасту, мэр города вручил награду. Значит, не зря писал.
…Взяли Радуева! Хусейн сказал, что «поймали в Германии», но по радио говорят — здесь, в Чечне. Да, не каждому печатному и особенно непечатному слову верь!
7:55.Я перешел в другую квартиру — к Руслану. Он говорит: «Ты три дня гость, теперь ты — хозяин. Делай, что сочтешь нужным». Сижу и пишу. Басаев и Хаттаб в Ведено. Радуев во Владимирской тюрьме. Комсомольское продолжают бомбить, а боевики ведут снайперский огонь. В Пскове — траур по 84 десантникам, погибшим недавно в Чечне.
«Маяк» сообщает, что в 1999 году 7197 преступлений совершено с применением огнестрельного оружия. И что из этого? Раз его продают и покупают, то применять будут обязательно. И не всегда бандиты.
Вышел на улицу и узнал, что Грозный «закрыт» до 1 мая.
Вернулся домой и продолжаю пить, теперь уже чай. В 10:35 по радио будет выступать Ястржембский по поводу гибели десантников.
Я-то пью чай, а как там мои домашние? Уехал в горы и сгинул! И позвонить можно только из Знаменского или из Урус-Мартана. Но туда пока не добраться. Сижу на втором этаже, поглядываю в окно и слушаю по радио Патрушева из ФСБ. Он говорит о пленении Радуева и финансиста его банды. Затем говорит Ястржембский: «Крупный успех ФСБ. Радуев был ошеломлен пленением, но понемногу «отходит» и начинает давать показания».
Далее об ОМОНе: расслабились, рации работали в открытом режиме, что и позволило боевикам вычислить передвижение колонны. 11 должностных лиц, виновных в гибели омоновцев, понесут наказание. Все милиционеры были без бронежилетов. Еще сказал о «растворении» боевиков среди жителей и привел в пример Урус-Мартан, где значительно увеличилось мужское население.
В этой же программе генерал Николаев, бывший военный, ныне эксперт, сказал буквально следующее: «Народу нужна правда о войне и как долго она будет длиться. Сроков ее окончания нельзя устанавливать».
За Сунженским хребтом слышны мощные разрывы. Возможно, бьет тяжелая артиллерия, поскольку не слышно и не видно самолетов. Между тем народ ходит по улице: кто на рынок, кто с рынка, некоторые на тележках везут вещи — возвращаются домой. Жизнь продолжается…
Пока не решил, как назову будущую книгу: «Чечня», «Хроника черной недели», «Дорога на Грозный» или «Иванова, 99». Дует ветер, гуляет по квартире, окна в щелях и дырках, и потому газовая плита греет еле-еле. Вроде бы простыл на сквозняке!
12:12. Разрывы продолжаются, и, кажется, совсем недалеко. А может, ветер наносит звук? Хамзат сидит у окна, слушает. Прошло несколько военных грузовиков, затем патруль из пяти человек с ручным пулеметом. Ветер усиливается, пыль вихрится на дороге, в ее клубах, как фея (правда, помнится, феи в сказках более воздушны), появляется улыбающаяся Яха:
— Почему на улицу не выходишь, не гуляешь?
— Пишу, видишь? За меня ведь никто не напишет.
— Ты что ел сегодня? Ел, да?
— Конечно, кашу перловую и маринованные помидоры. С голоду не умираю, не бойся.
— А ты бы встал на довольствие в МЧС!
— Ну да! Тут своим не хватает, переживем…
«На огонек» зашел местный житель Ахмуд Адаев поговорить на интересующую меня тему — о ваххабитах. Он называет их «альпинистами» за то, что спустились с гор, говорит, что многие из них не знают ни грамоты, ни законов. Их не любят повсеместно и обзывают самыми черными словами. Рассказывает, что хотел бы открыть кафе, но бюрократическая рутина пока не позволяет: проволочки, еще какие-то преграды. А ведь сейчас кормить людей, пожалуй, главная задача. Он до войны работал в коммунальной системе и знает свой район, где кому что нужно. Правда, есть опасения: вдруг остановят боевые действия, и тогда будет не до кафе — сперва боевики перебьют гантамировцев, а потом и за остальных сочувствующих возьмутся. «Боевиков ведь мало осталось?» — «Ну, мало… Тысяч пять… Пусть даже три тысячи. Но бойня будет почище нынешней. Тогда будут резать до последнего человека».
Что касается появления в селах молодых людей, это вполне закономерно: они родом оттуда, где им еще жить? Народ ведь рассеян по всей стране! Да и вряд ли жители какого-нибудь села дадут возможность боевику, если он все же вернулся в село, стрелять по федералам.
Ахмуд ушел, пожелав мне писать максимально правдиво, а мне предстояло посетить Старопромысловский РОВД, чтобы представиться начальству.
15:00. Сижу в РОВД, жду, когда начальник обратит на меня внимание. Пока суд да дело, сфотографировал капитана Руслана Мусаева и подполковника Вахида Асакаева. Руслан сказал, что Вахид за боевые заслуги представлен к званию Героя России. Теперь у меня два знакомых героя: летчик Владимир Шарпатов, улетевший из Кандагара после более чем годичного плена на своем Ил-76, и вот он, чеченский боевик со знаком «плюс».
Начальник, то есть подполковник милиции Магомед Себаев, обратил внимание очень скоро. Пригласил к столу, за которым сидели еще два человека, и без разговоров, чисто по-русски наливает стопку водки. Выпили. Я представился, подал документы.
— Так, все были, писателей еще не было. И о чем писать думаете?
— Обо всем, что происходит. То есть о том, что я вижу, что рассказывают. Момент ведь очень острый… У нас в Сибири о Чечне в основном знают со слов телеведущих да журналистов. То же было и с Чернобылем, пока я не написал и не опубликовал свою книгу. Тогда мнение о происходящем у многих очень изменилось. Во всяком случае, у читателей книги. Может быть, и сейчас сумею рассказать не так, как все видят?

15 марта.Урус-Мартан.
Утро. Обращает на себя внимание такая деталь: приклады многих автоматов и пулеметов обмотаны резиновыми жгутами. Я было думал — для амортизации, но оказалось — на случай ранения, остановить кровь. Век живи, век учись! Разговариваю с Русланом на военно-бытовые темы. Автомат стоит три тысячи, пистолеты дороже. Однако можно торговаться. Рассматриваю автомат Руслана: год выпуска 1973-й, № 204796. С этим автоматом не расстается с начала войны. «Я почти никогда не стрелял очередями, одиночными гораздо удобнее…».
Мы беседуем, а на кухонном столе лежит репродукция «Шоколадницы». Она аккуратно вырезана из журнала, наклеена на фанерованную красным деревом доску, покрыта лаком. На репродукции нарисована девушка. Как будто из глубины веков она несет чашку шоколада и стакан воды неведомому заказчику. Мир и спокойствие царят на картине. Имя художника напрочь вылетело из памяти, но решил: когда приеду домой, найду. (И нашел! Искусствовед и художник Марина Косполова рассказала, что автор шедевра Клиотар Жан-Этьен, 1702–1789. Картина в прежние годы выставлялась в России. Написана она на пергаменте…). И еще об искусстве. Как много потеряли страны, исповедующие ислам, из-за запрета изображать людей. Немыслимо много!
10:03. В здании РОВД топится газовая буржуйка. Тепло. Магомед записывает номера личного оружия в удостоверения милиционеров. Вахид лежит в соседней комнате под капельницей. Системного лечения пока не получает, не до того. Но, как говорят, 21 числа должен быть на ногах — предстоит поездка в Москву для получения медали «Герой России». Фотографирую «для истории». Открывается дверь, заходят четыре человека в камуфляже. Оказывается, милиционеры из Урус-Мартана. Узнав, что пишу о Чечне, предложили поехать с ними в «глубинку».
Какой разговор! Поехали! Беру телекамеру. Садимся в весьма потрепанную «Мазду». Через километр-два — блок-посты. Проезжаем знаменитую площадь «Минутка»: разбитые, исковерканные дома и чудом сохранившееся деревце. Дорога — хуже не бывает, и ее добивают то и дело ползущие бэтээры и танки.
Итак, мы едем по Сталинграду, Дрездену или Ковентри — любое географическое название подходит этим развалинам.
12:14. У стен мэрии. Звучит-то как! Мэрия! Отчего мы все время обезьянничаем и, как правило, берем без всякого разбора всевозможную иностранщину? Может, и в самом деле ума нет?
Парни взяли мои документы и ушли, оставив на всякий случай автомат. Вокруг множество народу: кто получает пищу в пункте МЧС, кто ждет пропуска, кто глазеет от нечего делать. Я тоже глазею на зенитку, установленную на крыше одного из зданий. Зачем зенитка, если у боевиков нет летающей техники? Впрочем, она хороша и для уличных боев. Если в Великую Отечественную зенитки на прямой наводке уничтожали танки, отчего бы в четвертую чеченскую не применять ее в качестве крупнокалиберного пулемета? Стою с автоматом в милицейской куртке, и никто не обращает на меня никакого внимания. Так, скользнут взглядом, и только. Значит, похож на местных.
Пришли ребята, говорят, что нужно ехать еще и в комендатуру. Едем, долго стоим в ожидании пропуска. Молодежь рассказывает о жизни в Урус-Мартане. Очень недовольны генералом Шамановым, считают, что по его приказу уничтожают чеченскую молодежь. «У него вроде бы сына убили в прошлую войну, так теперь мстит». Рядом с нами стоит грязный «Урал» с зениткой в кузовке, на дверце кабины надпись: «Бродяга», на заднем борту кузова табличка, снятая с высоковольтной опоры или с трансформаторной подстанции: «Не влезай, убьет». Экипаж машины вооружен до отказа, головы повязаны платками. Или косынками. «Это козлы наемники, — говорят чеченцы, — не знаем, как воюют с бандитами, а с мирным населением расправляются запросто. Вот это напиши!».
Пришел Резван, принес маленький квадратик бумаги с печатью и подписью генерала Приземлина. Теперь можно целый месяц разъезжать без проблем. Мои данные в памяти компьютера.
Поехали. Но не очень далеко — до ближайшей шашлычной, ребята решили угостить меня шашлыком. Однако вместо шашлыка (кончились) сфотографировался с главой администрации Заводского района Исой Астамировым и начальником райотдела Исой Тимеевым в бывшем магазине для новобрачных, разумеется, разгромленном. Обещал привезти фотографии или, возможно, книгу. Астамиров сказал, чтобы обязательно заехал посмотреть на восстановление района.
— Ничего, шашлыки будем есть в Урус-Мартане, — сказал Резван.
Тронулись в путь и вскоре выехали за пределы города. По обеим сторонам дороги то и дело встречаются вырубленные лесопосадки. На дрова. Но есть и поврежденные снарядами.
И вот впереди Урус-Мартан. Не откладывая дела в долгий ящик, заехали в шашлычную, и там я действительно откушал настоящего, мягкого и сочного, шашлыка. Народу на улицах еще больше, чем в Грозном, — райцентр, в который съезжаются из окрестных сел, а может быть, и лесов. В основном мужчины, в кожаных куртках и пальто. Женщины тоже в кожаных пальто и длинных платьях. Впрочем, выглядят привлекательно невзирая на «дикость».
Рядом с шашлычной крутится маленькая собачонка, прямо-таки чеховская Каштанка, с оторванной ножкой. Маленькая, жалкенькая, заискивает перед всеми. Подошел к ней, хотел погладить, опрокинулась на спину и виляет хвостиком. А глаза-то, глаза! Грустные и влажные. Как у человека. Встала и вприпрыжку побежала к работнице шашлычной за подачкой. Спрашиваю у женщины:
— Что это с ногой у собачки?
— Мина…
И вот мы едем дальше по «вотчине» ваххабитов. Говорят, что они хотели автобусы разделить перегородкой на две половины — мужскую и женскую. Какие стеснительные люди! До этого ведь нужно додуматься! Это даже не средневековье! Неужели там, за границей, всерьез посчитали, что чеченцы поступятся своими свободами?
Проезжаем торговые точки, почти на каждом перекрестке продают бензин. Спрашиваю у ребят: «Как так? Ведь по телевидению нас уверяют о разгроме перегонных минизаводов!». «Ну, да, — говорят. — А бензин продают пополам — наши и федералы. Военные — крыша, чеченцы под ней. Не верь тому, что говорят с экрана. Сам видишь». Вижу и фотографирую. 10-литровая бутыль стоит 8 рублей. Причем российский бензин (есть и такой) стоит дороже. А литр керосина — 4 рубля.
Приехали в дом к Ибрагиму, самому молодому из нашего экипажа. Началось угощение. Подкладывают лучшие куски: «Ешь, ешь!». Домой из Чечни приеду раздобревший и с отвисшим животом, не жизнь — курорт! Меня предупреждают, чтобы без охраны никуда не ходил, тут полно всяких желающих «прибрать чужое» — от федералов до боевиков.
Пока беседовали о разном, наступил вечер, начали «просыпаться» орудия, то тут, то там в качестве разминки бухнет САУ и замолчит. Совсем уж было расположились спать, приходят двое парней и сообщают, что, похоже, за нами следят и нужно сменить место. Какой тут сон! Все расхватали оружие, а Резван говорит: «Если это за тобой, не отдадим ни в коем случае! Позор на весь род, если с гостем что-то случится!».
Они-то все вооружились, а мне голыми руками воевать? Говорю: «Дайте автомат!» — «Нет лишнего, а вот если кого убьют, возьмешь». — «Ну тогда пистолет, что ли!» — «Какой разговор!».
Мы вышли во двор занимать круговую оборону. Волнения были не напрасными — невдалеке, на углу улицы, темнела грузовая военная машина, полная солдат. Но с таким же успехом это могли быть и не солдаты. Хотя… невдалеке от нашего дома, может быть, в километре, стоят шамановцы. И оттуда если не беспрерывно, то регулярно стреляют по окраинам как бог на душу положит.
Вот и с «нашей» машины запустили вдоль улицы очередь, и Резван сказал, что «эти», возможно, будут интересоваться нами. Хорошая ситуация! В меня будут стрелять свои, а я не должен? Понятно, что мои соотечественники не знают, что здесь писатель из Сибири, но я ведь стрелять в них буду! И себя жалко, и материалы тоже. Вот так, с пистолетом в кармане, выглядывая из-за штабеля досок, провел некоторое время, поглядывая на улицу.
Зарычал двигатель, и Резван сказал Ибрагиму, чтобы тот уводил меня. Ситуация, как в анекдоте — будем убегать огородами. Ибрагим надел на себя камеру, взял автомат, и мы понеслись по вспаханным огородам, прыгая через изгороди и проваливаясь то в навоз, то в местами лежащий снег. Ночь темная, удивительно, что никто из нас ни разу не только не упал, даже не споткнулся. Только трещали разнообразные заборы под нашими ногами. Давненько так не бегал! Ибрагим гораздо моложе, и тот «язык на плечо». Время от времени взлетали осветительные ракеты, и впереди, именно там, куда бежали, постукивали короткие очереди… Бегу и думаю: разобьется камера или пуля разобьет, что скажу Борису Борисовичу?
Так… Впереди пустая улица, метнулись через нее и впали в незнакомый двор.
— Ночевать здесь будем, это надежное место, — Ибрагим, отдышавшись, засмеялся: — Как через заборы прыгаешь, а!
— Запрыгаешь тут на старости лет! Камера хоть цела?
— Нормально. Ну, раза два ударилась, так теперь что?
Вошли в дом, расположились кто где: кроме нас, было еще несколько человек. На столе стояли лимонка, керосиновая лампа, радиостанция «Кенвуд», под столом — еще лимонка и автомат. Звякают стекла в окнах — это бьют орудия по Комсомольскому. Теперь понятно, почему ночью женщины с окраин уходят в центр — безопасней. Тем не менее все посмеиваются. «Если будем все плакать, жить зачем?».

16 марта.
Утро. Урус-Мартан. За ночь ничего особенного не произошло. Сфотографировал «спальню» и во дворе весь «отряд», и отправились по старому адресу. Сестра Ибрагима рассказала о происшедшем после нашей спешной «эвакуации». Оказалось, пьяные шамановцы искали водку, ее им никто не продал, они со злости раздавили торговый павильончик. Постреляли и уехали. Затем вернулись — забыли одного бойца под забором.
Сидим ждем завтрак, беседуем. Ребята рассказали, что за войну в Урус-Мартане если убито пяток боевиков, то хорошо, а мирных жителей человек 180. Спецслужбы могут забрать любого, и если не откупишься, — сиди! Сдал два автомата — значит хороший человек. У «особо непонятливых» выбивают деньги. Или те же автоматы.
В селе Липовка (люди в масках) пытали 14-летнего паренька, разбивая ему молотком пальцы на руках: «Где боевики?». Теперь парень инвалид. Фотографирую семью Имрана…
8:58. Сегодня нужно позвонить домой. Имран сказал, что связь в Урус-Мартане работает. Мы едем в центр. У здания РОВД — масса народу, почти одни мужчины. Это столпотворение преследует в основном одну цель — получить вместо паспорта справку, доказывающую, что ты здесь живешь. Беспрерывный поток транспорта — о правилах уличного движения здесь и не подозревают. Машины носятся по узким улочкам как на пожар, пролетая в сантиметрах от прохожих. Никто не обращает на это ни малейшего внимания. Едем, Резван показывает на внешне непримечательного «вьюношу»: ваххабит, купил амнистию.
— Как купил?
— Очень просто, за доллары. Тут много таких.
— Так отчего вы их не возьмете?
— Как? Бумага на руках, официальная, «человек исправился». Что сделаешь?
Приехали на узел связи, раньше это называлось «почтамт». Работает через спутник, одна минута — 11 руб. 10 коп. Пока сидел, ожидая очереди (я был там единственным русским), одна немолодая женщина, учительница, узнав от Ибрагима, что я пишу, не очень дружелюбно заговорила на злободневную тему: о российском беспределе в Чечне. А в заключение беседы, полной восклицательных знаков, посоветовала внимательно прочитать «Валерик». Я пообещал, что прочитаю.
Подошла моя очередь, я переговорил с женой. В основном все в порядке. Щенки, которых ращу для охраны дачного участка, хулиганят, грызут все вокруг. Но без собак плохо: местные жители, к сожалению, воруют, хоть караул кричи. Поневоле людоедов взрастишь!
Ибрагим тоже сказал несколько слов моей жене, пообещав, что будет охранять меня, как положено. И мы поехали в районную урус-мартановскую больницу. Зрелище печальное. Здание грязное и запущенное, давно не было ремонта, электроэнергии нет, воды нет. Врачи делают все, что можно сделать в таких условиях. Снимаю на видеокамеру, совсем забыл о фотоаппарате! Дети с оторванными руками и ногами — результат «контакта» с минами и растяжками; взрослые — с обширными ранами. Врачи вкратце рассказывают о больных: по их словам, здесь нет боевиков, только мирные жители. Самое невероятное — дети улыбаются. Не злобно, приветливо и смущенно. Один сам себе перевязывает культю ноги. И тоже улыбается… Я не выдержал, выскочил из палаты и вспомнил, что опять забыл сфотографировать.
Здесь, на окраине города, бомбежка Комсомольского слышна отчетливее. То и дело заходят на цель самолеты, тарахтят вертолеты, временами отстреливая огненные шары, — боятся зенитных ракет боевиков. Отдельные моменты я снял, и это тоже история.
После поехали в дом к знакомому Ибрагима Виситу. Ибрагим должен согласовать некоторые подробности похорон родственника и потому сдал меня с рук на руки: «Здесь чувствуй себя в безопасности. Никто не придет». Сидим пьем чай, Висит рассказывает о Чечне. О кровной мести. Об обычаях. О законе. Об учебе. Многие дети сейчас не знают русского языка, в школах не учатся, да и те, кто учился, особенно при Масхадове, едва ли знают программу. «Чеченцы как народ списаны», — Висит покачал головой. И такая безнадежность была в его фразе, что мне второй раз за день стало не по себе. Может быть, он ошибается? Шутит: «Прошу вас принять нас в первый класс Ильяс». Примерно таков уровень грамотности современной чеченской молодежи. Еще сказал, что если здесь будут находиться любые российские войска, протестов не будет, а если шамановские — могут начаться осложнения. Нехороший он человек! Рассказал, что видел, как боевики подбили Су-27 почти над его улицей: «Летит низко, чуть не над домами, стреляет. Вижу: какая-то огненная стрела сзади приближается. Те заметили и газу! Но стрела влетела прямо в сопло — взрыв! И самолет в лесу упал. «Стингер» — штука серьезная! С тех пор самолеты низко не летали».
А я вспомнил Югославию прошлого года. Ни один самолет НАТО не бомбил ее ниже, чем с 7-10 километров. Потому и сбито всего несколько штук. А ПВО у югославов получше, чем у боевиков. И ни одного летчика НАТО не потеряла!
11:44. Центр Урус-Мартана. Рынок длиной в улицу, в основном импортная дребедень и мелочевка. Лекарства. Мука, сахар. Сижу в машине Висита с новым охранником Артуром. Рядом кафе «Малх». Так звали одного из героев романа Валентина Иванова «Русь изначальная». Все в жизни имеет дубликат. Туда-сюда по дороге злобно-важно ездит БРДМ с бортовым номером «303». На броне — солдаты. Ни дать ни взять — снимается фильм о перевороте в одной из банановых республик. Есть в окружающей обстановке неуловимо-тревожное ожидание. Ожидание чего-то… И тем не менее некоторые смелые девчонки ходят в мини-юбках в отличие от массы женщин в сверхмакси. А еще пару месяцев назад никто из этих модниц не только не решился бы укоротить юбку — без платка не вышли на улицу!
Невдалеке от кафе — полусгоревшее здание. Здесь находился известный в Чечне рынок рабов. Сколько человек было продано, пока точно неизвестно. Но счет идет на тысячи.
Правда, мои товарищи, видимо, не желая меня огорчать, ничего не сказали о рынке рабов. Но тем не менее знаю: семь братьев Ахмадовых «держали» Урус-Мартан. Они и для них похищали людей. И они же, как утверждают информированные московские источники, договорились с гантамировцами о прекращении огня, за что те пропустили Ахмадовых в горы.
Так это или нет, но факт остается: загадочные выходы боевиков из ловушек и западней у всех на слуху. Говорят, из Грозного беспрепятственно вышел отряд боевиков Бараева по «зеленому коридору», заплатив 100 тысяч долларов, и тут загадок нет, кроме одной: кому он заплатил? Поскольку это не мое дело, ставлю на этом точку и продолжаю запись беседы с ребятами.
«Однажды я видел здоровенную ракету, — рассказывает один из них, — может, с автобус величиной — летит и шуршит! Взорвалась в лесу, потом смотрели: яма метров пять глубиной! Бросали другие ракеты и кассетные бомбы. Потом смотрим — недалеко от нас одна такая в земле торчит…».
Немного прошелся по рынку. Подсолнечное масло — 25 рублей бутылка, мешок муки — 270–300 рублей, хлеб — 4 рубля. Практически как у нас. День солнечный, тепло.
«А ты знаешь, что нам запрещают иметь подствольные гранатометы и наши удостоверения действительны только в пределах Чечни? А мы по закону — российские милиционеры!».
12:35. Как у Аркадия Петровича Гайдара: «Летят самолеты — привет Мальчишу! Плывут пароходы — салют Мальчишу!». Это в смысле того, что летят бомбить Комсомольское. Разрывы хорошо слышны. За бомбардировщиками дребезжит разведчик Су-24. Висит сказал, что еще неделю назад эти самые «соколы» на Урус-Мартан пикировали и все без разбору долбили.
И еще интересная деталь. Все мои собеседники отмечали: если бы ваххабитов не пропускали федералы, их давно перебили бы, и что если в селе был хоть один боевик, федералы туда не входили, так как выбить его оттуда было сложно.
Не мне судить об истине, но «она где-то рядом», как говорится в одном из заграничных телесериалов.
18:37. Дома, т. е. у Ибрагима. Ко мне пришли суровые парни лет 30–35. Говорили о положении в Чечне, о том, что «русские сами себе делают врагов неоправданными репрессиями», и хотя «мы работаем пожарными, в случае обострения ситуации, как и боевики, возьмемся за оружие».
Странно, но и они хотели бы власти коммунистов! «Там хоть пожаловаться можно было, и милиция защищала…». Геннадий Андреевич, вот где вам нужно искать электорат!
Парни рассказали и о том, как жители Комсомольского пытались выйти из села, но их не пустили дальше окраины, и люди несколько суток провели в голом поле, в снегу.
— Ну и как мы после этого должны относиться к военным? Если воюют, пусть стреляют боевиков и ваххабитов, зачем мирных старух с детьми трогать?! Беззаконие полное: хотят — застрелят, хотят — отпустят.
— Ну, это и я могу подтвердить. Не далее, как вчера, от своих собратьев, как заяц, по огородам скакал!
— А я видел, как вы с Ибрагимом бежали — сам в это время в огороде лежал, думал, стрельба начнется! — Один из гостей слегка улыбнулся. — Да мы вообще сейчас стараемся меньше по улицам ходить — постоянно кого-то забирают — и в Чернокозово. Видел список?
— Не только видел, но снял на видеопленку. А что, там боевиков нет?
— Конечно, есть. Но ведь забирают пацанов совсем «небоевого» возраста. И без всяких доказательств. Кто- то на кого-то не так посмотрел…
Прошу парней оставить автографы в книжке, может быть, опубликую. Они расписываются.
Ушли эти, приходят другие. Зовут посмотреть на часть ракеты и то запрещенное оружие, которое «не применяется в Чечне». Пошли, благо, это недалеко — улица Каланчацкая, 210. Точно. Валяется головная часть ракеты и в различных местах стрелы, или дротики, те самые дротики из запрещенного международными конвенциями оружия. Когда взрывается такая бомба или ракета, облако из нескольких тысяч закаленных дротиков сметает на своем пути даже комаров.
Я фотографирую остатки ракеты и несколько дротиков, в том числе и крепко засевший в стене дома. Такая маленькая железячка, а уложит любого человека навсегда.
Чеченцы мне говорят, что уже один раз приезжал какой-то корреспондент, тоже фотографировал, но толку от этого нет до сих пор. Поясняю им, что я не корреспондент, но то, что смогу, опубликую или покажу на фотовыставке. Или в книге. Как получится.
Собралась приличная толпа, слушают, дают пояснения на мои вопросы. Все опасаются ухода русских войск. Хотя и проклинают Шаманова, но понимают, что пока здесь его солдаты, есть реальная защита от боевиков.
В беседах, походах из двора во двор, фотографировании прошел день. На Урус-Мартан надвигается вечер, и опять начали бухать орудия, подрагивать стекла. Интересно, неужели ночью снаряды летят точнее, чем днем? Или взрываются сильнее? Или боевики специально выходят из убежищ и спят на улицах? Я не понимаю ночной стрельбы. Если это так называемый «беспокоящий» огонь, то кого он беспокоит, кроме мирных жителей? Если днем бомбами не взяли, что можно сделать в темноте?
Впрочем, у военных свои расчеты: быть может, им днем стыдно стрелять устаревшими снарядами, вот и весь секрет? Не зря ведь мне солдаты говорили, что всякую рухлядь присылают: бэтээры и танки еще с афганской войны — с перекаленными двигателями и разбитой ходовой частью. И бомбы тоже «не первой свежести» — готовили их к действию еще во времена Сталина, а за полвека списать не удосужились. Теперь «списывают» здесь.
Попалась на глаза одна интересная таблица из газеты: сколько чего мы поставляем «за бугор» и себе. Судя по ней, в Росвооружении сидят диверсанты и саботажники или просто взяточники. Хотя хрен редьки не слаще.
Торгуют в нашей армии всем, чем можно. Если посмотреть на генеральские дачи под Москвой, многое станет понятным. А в Тихорецке, более или менее тихом провинциальном городе Краснодарского края, продают «налево» снаряды к установке «Град». Чем боевики и пользовались: изготавливали самодельные направляющие для снарядов и стреляли. А в Ростовской области торгуют патронами, и не сотнями или тысячами — миллионами штук. Обо всем этом говорится в прессе, но торговля продолжается до сих пор.
Итак, ночь. Я вышел на улицу в надежде заснять «кусочек ночной жизни» и не ошибся. Со стороны лагеря шамановцев постукивали очереди, взлетали ракеты, и я «взял» этот кусочек истории на память. Плохо, что камера любительская, но хорошо, что она у меня есть! Ибрагим говорит: «Не ходи далеко! Вот тут стой! Мало ли кто подкрадется!».
Я посмеиваюсь, но соглашаюсь. В этот момент ко мне с намерением перекусить пополам летит собака Ибрагима: злющая, как стая волков. Хорошо, что оказалась на цепи!
Ночь прошла спокойно, пистолет по-прежнему «ночевал» под подушкой, артиллерия била по Комсомольскому, лампа, горящая тусклым огнем, освещала спящих парней. Думал ли Лев Толстой, что спустя полтора столетия на Кавказе вновь будет война? Отчего это мы, мы все, никак не научимся жить в мире, неужели это так трудно?
Все! Нужно спать. Надеюсь дожить до 17 марта. Мне в этот день нужно быть в Грозном — договорился о встрече с профессором и Хавой.
Появляется Ибрагим и зовет с собой. Едем. Оказалось, на свадьбу! Война, разруха, безработица, а жизнь продолжается! Ничто ее не останавливает. Помню, как на Украине в селе Бобер видел пару, идущую регистрироваться, а вокруг радиация, выселение, неопределенность…
Сняли, как положено, обувь у входа, добавив свои ботинки к нескольким десяткам пар, и прошли на мужскую половину. При всей относительной цивилизованности в Чечне разделение на «мужскую» и «женскую» существует в поселках и мелких городах. Выглядит, конечно, странновато, но обычай не обсуждается. И вот в длинной полутемной комнате — окна были занавешены плотной материей, светомаскировка — меня встретили взгляды нескольких десятков человек. Недоумение, настороженность, любопытство и равнодушие — все было в этих взглядах. Я поздоровался, а Ибрагим объяснил, что я из себя представляю. «Фотографируй!». И я сделал несколько снимков. «Не бойтесь, — говорит Ибрагим, — он не журналист и не работает на власть, он — свободный писатель». Все сразу переменилось, исчезла настороженность, исчезло удивление. Выпили водки за здравие жениха и невесты.
— А где жених? — спрашиваю Ибрагима.
— Вообще-то ему сейчас по обычаю нельзя присутствовать здесь, но он потихоньку пробрался, — указывает на парня. — Пошли, невесту сфотографируешь!
В соседней комнате, затянутой коврами, царит женское население. А невеста в белом кружевном воздушном платье хороша! Фотографирую смутившуюся девушку, возвращаемся к мужчинам. Снимаю на видеокамеру, еще раз фотографирую, пьем по рюмочке и прощаемся. На крыльце — куча мала детей, пытаюсь сфотографировать их, однако ночь, и хотя пленку зарядил на 400 единиц, кадр может не получиться. Уверяю, что обязательно привезу фотографии или в книге их увидят.
Ибрагим достает пистолет и высаживает весь магазин в воздух — свадьба это или не свадьба? И мы едем домой.
Ночной Урус-Мартан. Едем по окраинам города, который ничем не напоминает еще недавно грозное гнездо боевиков. Та же самая мирно спящая Кубань или Ростовская область…
Мог ли я подумать, что вот так, ночью, разъезжать по Чечне на японской машине в сопровождении вооруженного чеченца будет совершенно обычным делом?..
Бухают САУ и орудия помельче, потрескивают очередями блок-посты. Сколько же боеприпасов расходуется, сколько свинца «удобрит» леса и поля?
Домой добрались благополучно, почти в чернильной темноте. На улицах не видно кошек и собак, а я бы не сказал, что они боятся ночи.

17 марта.
8:16 мск.
Только что кончился (на сегодняшний день) обстрел Комсомольского и «профилактический» огонь из стрелкового оружия по окраинам Урус-Мартана. Непривычно, когда не грохочут орудия и наступает тишина. Неприятно.
Женщины семейства Ибрагима говорят, что зимой, когда обстреливали город, жители научились понимать по звуку, куда приблизительно упадет снаряд.
Мы едем на 1-ю Советскую улицу в дом № 66. Парадокс не парадокс, но в городе до сих пор существует Советская улица! Есть и пусть будет, как напоминание о прошлом.
То и дело встречаются работающие на трансформаторных подстанциях электрики, говорят, что не сегодня завтра часть района города будет подключена к сети. А в Грозном еще работы!.. С Ибрагимом едем, чтобы я простился с «бандой» Резвана, и тогда вперед, в столицу! И снова интересная деталь быта: на многих калитках и оградах — пятиконечные звезды и олимпийская символика. Не звезда и полумесяц. Не свастика. Это ведь о чем-то говорит?
«Да поможет Аллах всем писателям!» — такое пожелание оставил в записной книжке один из моих собеседников. Хорошо бы! Но, как правило, Аллах смотрит не в ту сторону, куда его подопечные. То же можно заметить и о нашем Господе. Однако лучше Омара Хайяма сказать трудно:
Ловушки, ямы на моем пути
Аллах расставил и велел идти.
И все предвидел. И меня оставил.
И судит! Тот, кто не хотел спасти!

9:55. Едем втроем. Остальные тепло прощаются и говорят, чтобы писал. И чтобы обязательно приехал осенью. «Тогда все будет по-другому».
По дороге «домой» обращаю внимание на блок-пост под названием «Вулканизация». Он расположен в вагончике, ранее принадлежавшем мастерской. Теперь это слово приобрело другой смысл: не остановишься по требованию военных — тебе «завулканизируют» не только колеса…
Проезжаем нефтеперерабатывающий завод. Почти все, что можно разбить, сломать, сжечь и изуродовать, пребывает именно в таком состоянии. Не скоро заработает эта махина. Сегодня документы проверяют более тщательно и на каждом посту. Проснулись. Утомительное занятие — тормозить через двести-триста метров и предъявлять документы. Причем на следующем блокпосту прекрасно видят, что мы только что предъявляли документы предыдущему, и все равно останавливают.
12:27.Грозный.
Казарма РОВД на Угольной. Хороша казарма! Богатый трехэтажный дом, владелец которого сбежал. В дорогущих пластиковых окнах — мешки с песком. На стене одного из залов — портрет Бислана Гантамирова с лозунгом «Грозный — столица Чечни». Вездесущая буржуйка, топящаяся не дровами, а ставропольским газом, за который никто не платит. Грозненцы говорят: «В ту войну, несмотря ни на какие бомбежки, газ поступал непрерывно». Сейчас же постоянные обрывы, отключения, еще что-то… Из-за длительных отключений в городе вырубили много деревьев. Топить печи нужно, тут не до эстетики и экологии. Тут и там до сих пор стоят «зеленые друзья», надрубленные где на треть, где наполовину. Приговорены к кремированию, да подача газа спасла.
Пока ехали, разговаривали о предательстве. Мой собеседник, тоже милиционер роты ППС, хотя он из антидудаевской группировки, но бил, бьет и будет бить ваххабитов, так как очень боится возрождения ваххабитского движения. Может быть, федеральные войска не трогают их базы, потому что существует некая договоренность? Иначе чем объяснить постоянные появления «вдребезги разбитых» повстанческих отрядов? Били их, били, и в итоге оказывается, что «группировка ориентировочной численностью от двух до трех тысяч человек» появляется то на этом, то на том направлении?!
Говорили о совершенно необоснованной жестокости федералов по отношению к мирному населению. «И боевики бьют, и федералы». Если так будет продолжаться, совершенно не исключено, что и гантамировцы пойдут против федералов. Считает, что кто-то намеренно сталкивает армию и чеченский народ.
«Ты напиши это, пусть власти знают и мое мнение, хотя оно не только мое!». Он говорит, а в горах, в районе совхоза, слышна сильная стрельба из автоматического оружия. Кто его знает, чем стреляют. Может быть, и в самом деле боевика увидели, а может, с перепоя: кому- то что-то где-то показалось. Кто может гарантировать, что один воин не стрельнул ради развлечения по корове или овце, и пошло! Раз стреляют, значит, нужно! Мне об этом рассказывали солдаты еще той войны.
Простился с мартановцами и пошел в комнату к радиоприемнику. Сидим слушаем «Маяк».
…И вдруг слышу знакомый голос: говорит наш губернатор Леонид Рокецкий о необходимости помочь Чечне и что Тюменская область приложит для этого необходимые усилия…
Присутствующие смотрят на меня и, кажется, не совсем верят словам из приемника. Но мне эти слова губернатора — бальзам на израненную душу!
14:00. Иду «домой» под звуки неразборчивой стрельбы в городе. Дверь в квартиру открыта, Муслим рассказал, что в мое отсутствие произошло ЧП — милиция взломала дверь, был шум, хотели арестовать Хамзата. С Русланом вставили новый замок. Вхожу в комнату, вижу: обыскивали мою сумку с вещами, на полу лежат журнал и водолазка. Заглянул в портмоне, в спешке я не взял его, и издаю художественный свист: две тысячи рублей «приказали долго жить»! Бросился к детской кроватке, где под вещами лежали фото- и видеопленки. Целы! Или не заметили, или они были не нужны. Что-то не очень похоже на милицию… Сижу поджидаю хозяина и читаю между делом журнал «Братишка», №№ 7–8 за июль-август 1999 года. Статья о генерале Шаманове исключительно в розовых тонах. Возможно, он заслуживает такой статьи, но отчего так ненавистен не только боевикам?
15:29. Прекратилась стрельба, только скрипит от сквозняка в квартире напротив дверь. Там никто не живет. Тихо… В этой квартире мы прятали ключ от своей. Когда заходишь туда, первое впечатление, что здесь только что закончилась грандиозная попойка и всех жильцов увезли после скандала в вытрезвитель. Руслана все нет, поэтому решил сходить в РОВД — отдать на хранение камеру и фотоаппарат, рассказать о случившемся. Невдалеке от дома встречаю Руслана и Муслима. Излагаю суть дела. Руслан недоумевает и пожимает плечами, потом предлагает:
— Хочешь выстрелить?
— Давай!
Я дал салют из трех патронов в честь уплывших в неизвестность денег.
— О, да ты в стойку встал, как положено! — удивляется Руслан. — Случайно в «горячих точках» не был?!
— Не был я наемником, не был! А стрелять с детства умею. Не нужно меня ловить! Если бы зрение было получше, в воробья за сто метров попал бы. Сейчас уже не могу.
— Ну пошли домой, а завтра с утра пойдем в РОВД по твоему случаю. Я думаю, что «настучали» Хусейн и Хамзат. Они считают, что у меня дом полон награбленных вещей, вот милиция и вломилась.
Но мне-то каково? Как ехать обратно, денег осталось немного, а еще сколько может возникнуть разных ситуаций?

18 марта.
6:30. Пасмурно и удивительно тихо. Лишь каркают вороны близ школы, да одна-две машины прошли. Ну еще собаки перебрехиваются между домами. Так на то они и собаки. На кухне горит газ. Тепло. Пишу и пью компот из кизила. Последний раз ел кизил в Новороссийске лет эдак 10 назад. Хороша ягода!
Кизил распространен на Кавказе так же, как рябина в средней полосе России. Помню, как в послевоенные годы кубанские женщины изготавливали из кизила отличную пастилу, кисло-сладкую и неимоверно вкусную!
Вчера Муслим сказал, что в городе началась странная болезнь — на теле появляются точки-болячки, их может быть много. Считает, что это результат действия ранее применявшегося федеральными войсками химического оружия.
Пишу, а на абрикосовом дереве перед окном топчется сорока, ходит и дергает клювом веточки — хочет сломить для гнезда. Подергала-подергала, нашла одну сухую, отломила и улетела. Дела ей нет, что я пишу о ней. Весна идет, скоро птенцы появятся.
Под окном на тротуаре стоит пожилой чеченец с натруженными руками. Я обратил внимание на «разработанные» руки не только мужчин. Женщины не исключение, более того — правило. Семьи кормить нужно, а белоручке сейчас тем более не прожить. Однако сочетание интересное — стройная хрупкая женщина и красные сильные кисти рук.
Читаю одиннадцатый номер журнала «40 параллель», изданный в Баку в июне 1999 года, в частности, материал о Хож-Ахмеде Нухаеве. Как это ни удивительно, но его почти не помнят в нынешней Чечне, а он в свое время был известным криминальным авторитетом в Москве, отбывал срок, был начальником внешней разведки Дудаева, затем президентом международной компании «КавкОР» — Кавказский общий рынок, на который, если верить некоторым источникам, делали ставку западные бизнесмены и о котором сейчас ничего не слышно.
Планировал Нухаев создать верховный представительный орган Мех-Кхел, составленный из глав тейпов и возглавляемый представителями от девяти тукхумов (сообществ). «Он был уверен, что чеченцы, пройдя все перипетии проб и ошибок, захотят обрести национальное лицо в зеркале своей истории и в конце концов вернутся к своим истокам».
Что имел в виду Нухаев, говоря об истоках, неясно. Может быть, возврат к язычеству? Язычество как явление гораздо более чисто, нежели ислам, христианство, иудейство. В Чечне до сих пор сохранились остатки христианских построек, во всяком случае во многих местах археологи находили явные свидетельства ее былой христианизации со стороны Грузии. А в Урус-Мартане я видел детей, не знающих слова по-русски, и взрослых, едва знающих десяток русских слов. Быть может, это первоистоки?
9:28. Я раздумываю над названием книги: «Чеченский дневник»? Вчера этот вариант понравился ребятам из Урус-Мартана. Впрочем, есть и другие.
За окном громыхает тележка на двух колесах с закрепленной алюминиевой флягой — кто-то поехал за водой, которую привозит водовозка МЧС. Законы развития техники едины. Такие же тележки видел в Тюмени, Катайске, на Кубани, в Самаре… Конец XX века, а «века золотого» пока что не видно. И долго еще по улицам наших городов и деревень будут кататься такие тележки…
Вчера на посту Загряжское какие-то люди в масках арестовали брата Вахида Асакаева и увезли в неизвестном направлении. При этом было сказано, что его обвиняют в нападении 2 марта на сергиево-посадский ОМОН. Что за «люди в масках»?
Читаю старые номера «Науки и жизни». Сколько же там наивных мечтаний о нашем светлом будущем! А с другой стороны, без мечты не будет будущего, ибо именно из мечты выросли космонавтика, телевидение, подводный флот. Темнеет, зажигаю лампу. Вместо керосина (он дороже) в лампе солярка, и так неприятно-сладковато чадит фитиль. Одно утешение — свет!
22:54. Пришел Руслан и сообщил, что Вахид нашел пропавшего брата. Он находится в тюрьме Чернокозово, его необходимо выручить как можно скорее, так как чернокозовский изолятор известен как «беспредельный», там с заключенными могут сделать все, что пожелают охранники. Чернокозово находится примерно в 45 километрах к западу от Грозного, близ станицы Наурской. Еще он сказал, что сообщил Магомеду о происшествии в нашей квартире, и тот обещал, как только разберутся с похищением, заняться моим делом.

19 марта.
Грозный, Катаяма.
Вчера фотографировал и снимал на видео того самого брата Вахида, которого неизвестные в масках арестовали на Загряжском. Другие «неизвестные», уже в тюрьме, сломали ему палец на руке, добиваясь признания в том, что он боевик. «Кричи: «Аллах акбар!» (то есть «Велик Аллах»), — требовали они, и это явилось бы, во всяком случае косвенным, подтверждением причастности к бандформированиям. Разумеется, он кричать не стал. Об одном жалеет: «Не был у меня автомат на боевом взводе, всех бы положил. Теперь всегда буду в патронник патрон загонять!». Гладит изуродованной рукой ствол, а глаза прозрачные, словно дочиста протертые окошки…
Приехал профессор на «Волге», и мы отправились к Хусейну, его знакомому. Ели черемшу, хингалиш — такие лепешки с тыквой. Долго разговаривали о Чечне.
Потом поехали к профессору. Его дом стоит на горе, до вершины хребта две-три сотни метров или того меньше. Хотел пойти посмотреть окрестности с хребта, но Хасан предостерег меня: «Могут снять. Стреляют точно. Вон, развлекались…». Он показывает два отверстия от пуль посредине труб, из которых сделана ограда. Точно положено! Действительно «снимут», и ахнуть не успеешь. Слева и справа позиции наших бойцов, поди потом разберись!
Еще раз поели. Как водится, после ужина дети сидят за столом, а я им рисую разных уродцев, выдавая за людей, корабли, машины. Смеются! Хасан просит детей продекламировать мне стихотворение, и один, самый маленький, читает по-русски Пушкина.
Затем Хасан печатает на машинке письмо к нашим тюменским чиновникам, а я подключаю к аккумулятору очередной заграничный ширпотреб слушать «Свободу», которая неплохо проходит в данной местности. Жена профессора, как и положено чеченской женщине, в наши дела не вмешивается и занимается своими делами.
Уже ночь, ложимся спать. Вдали слышна приглушенная стрельба, городские дома светятся слабыми, бледно-немощными огоньками свечей и газовых горелок. Отчего-то вспомнился Петр Столыпин: «Вам нужны потрясения, а мне нужна великая Россия». За точность цитаты не ручаюсь, но, находясь на окраине этой самой России, чувствую себя неуютно. Это не страх, это скорее боль…
Хасан говорит, что было бы очень неплохо, если бы наш губернатор, как он говорил в своем выступлении по радио, и в самом деле обратил внимание на их проблемы. «А что, взяла бы область шефство над нашей школой, и, смотришь, друзей у большой России прибавится!».
Взял у него объявление о собрании у школы. Может быть, пригодится. История жива документами.

20, 21, 23 марта.
После завтрака отправились в комендатуру: Хасан к майору Солохе, я — сделать два-три снимка. Не знаешь заранее, что пойдет в книгу, что нет. Сфотографировал профессора с председателем избирательной комиссии 42-го участка Мовсаром Джанхотовым. Мовсар считает Путина вполне достойным кандидатом в президенты, но думает, что выборы в Грозном могут сорвать местные «гниды», затаившиеся до времени. Считает, что Чечней должен руководить не чеченец, во избежание «различных недоразумений».
11:30. Едем по дороге, на которой в 1995 году федералы бездарно потеряли колонну танков — чеченцы жгли их один за другим безо всяких усилий. Жунид Амаев рассказал, что для усиления взрыва боевики привязывали к гранатам толовые шашки, и башню танка сносило, как траву косой. Вот тебе и грозные машины, без пехоты в городе делать им нечего.
В селе Пролетарском в доме Махмудовых. Отец Хавы и Светы Касум Тутакович — младший лейтенант запаса, воевал на Западно-Украинском фронте. Приехал домой по ранению в полугодовой отпуск и… попал в ссылку в Казахстан. «Отдохнул», называется. Правда, после смерти Сталина вернулся и зла на происходившее не держит — все были виноваты.
Сейчас в совхозе всего три фронтовика, а было много. Пенсии уже много лет не видит, и сейчас ее пока нет. Все как везде…
— Как-то в селе проходила «зачистка», — рассказывает Касум Тутакович. — Во двор зашли солдаты, спрашивают, нет ли боевиков. Вышел, говорю: «Один только, и тот инвалид Великой Отечественной». Развернулись и молча ушли. Пережили в декабре 1999 года артналет. Хорошо, что снаряды в основном падали в огороды да на улицы. Но очень неприятно. «В ту войну немцы по нам били, теперь же как будто свои…».
Мы ведем мужской разговор, а женщины стараются на кухне — опять я в центре внимания. Пришли остальные близко живущие родственники, и при свете керосиновой лампы я всех сфотографировал — для истории. Как и «Лаванда», эта книга о Чечне когда-нибудь кому-нибудь да пригодится. И если я могу что-нибудь сделать для налаживания добрососедских отношений, я это сделаю. На столике у Касума Тутаковича лежит текст молитвы, как он сказал, «от пуль и снарядов». Если ее читать, никакая беда на войне не тронет. Я переписал, но не уверен, смогу ли точно воспроизвести текст. Но дедушка был весьма доволен.
18:00. Слушаем радио «Чечня свободная». Около сотни экспертов проверяют деятельность федеральных войск. Из Ханкалы выводится воздушно-десантный 331-й полк. Идет досрочное голосование по выборам президента.
Многие чеченцы не верят сообщениям «Чечни свободной», называя ее передачи на русском языке брехней. Видимо, на чеченском языке слова «брехня» нет.
22:10. Только что по радио сообщили, что Путин посетил Грозный, летел на истребителе из Краснодара. Мы слышали и видели этот самолет, поскольку в это время с Жунидом и Хазу сидели на летней кухне и пили чай. Видели и вертолет, который взлетел, кажется, с Северного и летел в Ханкалу. Словом, были свидетелями исторического события. Мы еще продолжали беседу, как тот же самолет низко прошел над селом в сторону Кубани. Не каждый президент готов летать на истребителе, даже в качестве пассажира!
Пошли к Махмудовым продолжить вечер. Выпили еще по чашке чая за Путина, шутили, смеялись, и мои хозяева сказали, что впервые со дня войны все вот так собрались. Дедушка Касум, сидящий во главе стола, тоже смеялся от души. И все равно разговор постоянно возвращался к войне. Вспомнили эпизод очередной «зачистки», когда солдаты спросили, есть ли в доме оружие. И тогда дедушка сказал, что с 1945 года в руки оружия не брал. И в дом никто не зашел…

21 марта. Вторник.
Пролетарское.
7:00. Тихо в поселке. Только петухи поют да голуби воркуют. Все еще спят, а я записываю некоторые фразы, услышанные накануне.
Боевики в городе применяли хитрую и умную тактику: поднимали на домкратах бетонные плиты, накрывающие окопы или траншеи, и из-под них вели огонь. Затем плиты опускали, и федеральные войска не могли понять, откуда ведется огонь. Вот почему долго «молотили» по городу, а результатов было чуть…
Рассказывали и о пулеметной точке на Сунженском хребте, четверо суток прижимавшей моих соплеменников к земле. Пулемет не умолкал ни днем, ни ночью. Ни в лоб, ни с флангов взять его федералы не могли. Местные чеченцы шутили: у этого пулеметчика лента длиной до Катаямы, т. е. примерно два километра. Точку и бомбили, и обстреливала артиллерия… Судьба этого или этих снайперов неизвестна. Все жители, с кем беседовал, и милиционеры говорили, что федеральные войска очень опасались боевиков. Если в любом селе их было 10–12 человек, взять его было весьма затруднительно. Только после длительной обработки с воздуха или артобстрела.
Милиционеры-гантамировцы говорили, что если бы у боевиков была хотя бы треть той техники, какой располагала российская армия в Чечне, «дошли бы до Москвы». А уж Кавказ взяли бы весь. И это говорили люди, воевавшие против боевиков и ваххабитов. Быть может, они слегка преувеличивали, но зерно истины в этом есть. Если Комсомольское на моих глазах бомбили день и ночь, и после этого наши войска теряли людей, если день и ночь ревели САУ и «Грады», а после этого десятки наших снайперов не могли перебить три сотни боевиков, засевших в селе, то, наверное, что-то не то происходит с нашей армией. Как же мы с немцами справились?!
Подошла Хазу, удивляется, что пишу так рано. «Охота пуще неволи», — говорю. Скоро побреюсь, позавтракаем и пойдем к Хаве… завтракать. Чеченцы не могут отпустить гостя, если он не съел что-нибудь или не выпил чашку чая. Можно и кофе. Те самые «злобные чеченцы»…
9:10. Приехал Хасан и сообщил:
— Горит Собачевка! К нам в машину сели две женщины и говорят, что машина с надписью «Разминирование» там ездит, и после этого дома загораются. Чуть не плачут.
Я простился с пролетарцами, и мы отправились в город. По дороге я сделал снимок горящей Собачевки, но издалека, хорошего кадра, пожалуй, не получится.
Мы едем к школе № 49. Сегодня там субботник, и люди хотят, чтобы я записал их речи на видеокамеру и передал губернатору Л. Рокецкому. Директор школы Тамара Сардалова нашла в разбитой школьной библиотеке книгу А. И. Герцена «Кто виноват?». Я попросил подарить книгу мне. На стене школы висит плакат, повествующий о том, что «Восстановление школы находится под контролем губернатора Тюменской области Л. Ю. Рокецкого». Теперь хочешь не хочешь, а помогай, Леонид Юлианович!
Плакат написала Хава, Мажиев одобрил это начинание, а мне приятно, что я как будто не один в Грозном.
Каждый, кто хотел, сказал в микрофон несколько слов, фраз или даже речь, а мне предстоит с этим разбираться дома.
Не скажу, что на субботник собралось много народу, но человек 40 было. Как говорят учителя, это была одна из самых оснащенных школ города, и действительно, это видно по остаткам мастерских и лабораторий. Теперь все нужно начинать сначала. После уборки мусора затянут окна в наименее пострадавших классах полиэтиленовой пленкой, и можно учиться.
13:15. Сижу дома у Руслана, он убирает в квартире. Чеченцы любят чистоту, и это нарушает не только мое представление об обитателях гор и ущелий. Итак, стараюсь писать максимально объективно то, что вижу, хотя тоже могу ошибаться. Но пока вокруг вполне нормальные, даже не очень ожесточенные войной люди, невзирая на то что многие лишились дома, родных, работы. «Кто виноват?» — спросил Герцен. Выходит, никто, то есть все.
Сижу пишу, автомат Руслана лежит на кровати, сам хозяин спит, разгрузник валяется на полу. Пришел Муслим, интересуется, как идет работа. Разодет по последней чеченской моде: широкие брюки, восточного колера рубашка, кожаный жилет. Разумеется, обязательно шапка. Кажется, норковая. Это вместо папахи. Чеченцы, даже городские, пока еще придерживаются традиции — мужчины носят папаху или иной головной убор.
В квартире прохладно оттого, что дует ветерок и с утра нет газа. Может быть, диверсия на газопроводе?
14:36. Особого шума в городе нет, только ездят туда-сюда автомашины да кое-где в городе лениво постреливают. Сижу жду у моря, то есть у Сунжи, погоды. До нее, правда, далековато, но до моря еще дальше. Мало кто верит, что боевики войдут в город, но все говорят, что если это случится, будут биться до конца. Или уходить с федералами невзирая на их беспредел в отношении мирного населения, выбирая наименьшее зло. Газа все нет, чай не вскипятишь, а каково зимой, когда ветер продувает долину?
15:29. Снизу пришел сосед Ильяс, он болен туберкулезом с 1993 года. Служил под Москвой, о русских того времени и об армии говорит очень тепло. Но о современных военных отзывается резко. Говорит, что ему недолго осталось. Семью очень жаль — совсем одни останутся. Еще сказал, и это меня поразило более всего, что слышал обо мне как об объективном человеке и желает, чтобы писал так, как есть. «Если бы там, в Москве, поняли, что не нужно обижать народ, вся Чечня была бы за Путина, за Кремль».
Во дворе расцвело кизиловое деревце, торчат желтыми метелочками соцветия. Уже совсем близко тепло! Рядом незнакомые мне желтые цветочки сияют солнышками у забора. Однако домой пора, в Тюмень! И деньги кончаются, и украденные не вернуть, как я понимаю, и дома дел много. А еще картошку сажать да прочую морковку.
Пока не забыл, записываю беседу с сельским парнем. Он рассказал, как из Комсомольского не выпускали жителей, как федералы держали их четверо суток на шоссе, как начали расстреливать всех подряд и убили около 400 человек. Даже если число убитых в сто раз меньше, все равно ужасно.
Пасмурно, весь день каркают вороны. Мы с Русланом ходили за водой в котлопункт МЧС. Народ стоит за своей пайкой весь день. Сотни людей, и это только возле «моего» дома. А сколько таких очередей по Чечне? Сегодня Руслан едет на пост в Загряжское, а дома остаемся я и Шарип, как сказал Руслан, «самый надежный из нас».
19:44. Пришел Омар, и мы затеяли разговор «обо всем». Омар сказал, что в ППС пошел, потому что страшно оставаться дома — вокруг полное беззаконие. А здесь хоть денег не платят (в милиции?!), но иногда паек выдают, да и в компании веселей. И Шарип, и Омар говорят о сговоре федералов с боевиками: им нередко дают «коридоры» для выхода из-под обстрела, стреляют тогда, когда те уже отошли на приличное расстояние и т. д. Не знаю, как относиться к этой информации, но ведь об этом говорят не только мои теперешние собеседники.
Газа по-прежнему нет, едим холодную перловую кашу, правда, чайник Шарип все же вскипятил у Ильяса — там гудит печка. Ложусь спать, и это самое мудрое, что можно сделать на текущий момент. Омар ушел в казарму, Шарип — на дежурстве. Последний, уходя, спросил:
— У вас нет оружия?
— Нет.
— Плохо. А если какой мародер?
— Просил, не дают.
— Ну ладно, мы ведь рядом, если что!
Только лег спать, как на ближнем блок-посту ударил гранатомет или сработала растяжка, следом — две автоматные очереди. Очень развлекает перед сном! Уснуть никак не могу, пустые мысли не дают. Думаю, что неплохо бы вернуть Россию в прошлые века: было нечто милое в помещичьих усадьбах, убогих избах и прочих принадлежностях ушедшей эпохи. Конечно, кое- что из прошлого неплохо бы убрать. Но Россия, я имею в виду всю страну, «до самых до окраин», что бы там ни говорили сейчас, была неплохой страной. Но, увы! История задом наперед не идет…
Все! Прикручиваю фитиль — пусть свет все-таки будет, не споткнешься, если ночью встанешь. Ставлю лампу на пол в прихожей и ложусь по-дворянски, то есть натягиваю на голову спортивную шапочку вместо ночного колпака — из окна дует. Отбой!

22 марта.
3:17 утра. Проснулся от тошнотворного запаха. Принюхиваюсь. Что такое? Тут же вспомнил Чернобыль. Нас преследовали тошнотворные запахи, когда мы ехали в вагоне. На кухне шипит газ! Вчера кто- то из ушедших включил, видимо, проверяя, да забыл выключить. А на полу в коридоре стоит горящая лампа! Еще немного — или взорвался бы, что менее вероятно, так как квартира «свистит» щелями, или отравился бы, что весьма вероятно. Ну и запашок! Распахнул окна, двери, но запах мерзкий. Посмотрел на себя в зеркало — хорош! Нечто среднее между небритым дворянином и новым бродягой. Точно — абрек!
Сейчас буду пить горячий чай — побаливает горло. Вчера Шарип принес банку сгущенки и банку грушевого варенья — какая-то бабушка из соседнего дома презентовала. Хлеб есть, живем! Правда, чай по вкусу напоминает алоэ, а если еще принюхаться — землю. Откуда его только берут? Впрочем, это я уже от излишества, многие люди за пригоршню каши часами стоят у пункта МЧС! До чего это унизительно и непристойно! Слов нет. Как этим, развязавшим войну, не стыдно? Какими нужно быть скотами!
6:55. Чудны дела твои, Господи! Ясно слышал, как нечто щелкнуло и покатилось по полу. Похоже на пульку или дробинку на излете. Но если бы это нечто влетело в окно, разбилось бы стекло… Нашел кусочек цемента. Может быть, он отскочил? Или это шутки чеченского домового? В этой квартире (и у Хамзата, кстати, тоже) ночью что-то потрескивает, живет. Интересно! Пожалуй, дедушка после артобстрела и бомбежек решил проверить свои владения, соскучился, небось, по вольной жизни и теперь вот играет. А? На блок-посту опять стреляют. Впечатляет, но ненадолго.
Во дворе гремит стекло. Это Хамзат убирает остатки разбитого неизвестной личностью стеклянного листа, стоявшего в палисаднике, — хотел застеклить окна, да кто-то опередил…
Пасмурно. На крышах воркуют голуби и совещаются вороны. Наверное, у них «большой курултай» — решают, где безопасно поживиться. А вообще удивительно: были бои, сейчас постоянно стреляют, а птицы не улетают из города! И те и другие с голоду не пропадут.
Сегодня, кажется, день равноденствия, и до выборов осталось четыре дня. Разумеется, выберут Путина, но многие за Зюганова. Чеченцы обращают мое внимание на тот факт, что на участках висят только листовки, говорящие о Путине, а рядом — Гантамиров. «Аллах велик, — отвечаю я, разводя руками, — ему виднее».
12:15. Часа два разговаривал с Муслимом. Считает, что если бы все, как он, не воровали и не обманывали, то Чечня не переживала бы то, что сейчас происходит. «И среди ваххабитов были истинные верующие, но их очень мало». Еще Муслим сказал, что хотя я и неверующий, но заслуживаю уважения за свою позицию.
Пришел Магомед, гантамировец, гранатометчик. Рассказал, как ездил в Самашки, а приехал в тюрьму после обстрела сергиево-посадского ОМОНа. Он ехал на легковой автомашине впереди колонны (так получилось). Может быть, из-за него и приняли ОМОН за боевиков. Он оказался одним из «крайних» в этом деле. Я записал его объяснение на видеопленку, но поскольку он говорил на чеченском языке, требуется перевод. История действительно странная, почти фантастическая. Боевики взялись ниоткуда, милиционеры стреляли в никуда, убитых боевиков нет, раненых тоже.
Сегодня у меня «больничный день» — простыл, и основательно. Лежу, читаю старые номера «Науки и жизни», многие статьи знакомы, но все равно интересно. Не бывает бесполезной информации для тех, кто пишет.
17:02. Все ближе к выборам. Военные окапываются, растягивают вдоль границ блок-постов колючую проволоку и спирали. Руслан говорит: «Пусть приходят, мы их уже не раз били! Но, думаю, не придут!».
А до меня только сейчас дошло: вчера именно для меня больной Ильяс принес стопку журналов из подвала, а потом несколько минут без сил сидел на полу у этой стопки. А я не помню, поблагодарил ли его за это.
17:40. Загорелись трава и листва вдоль дороги метрах в 25 от дома. Горит еще что-то… Тушить пожар будут или нет? Та-ак, кто-то прибежал с граблями и обирает с забора — из металлической сетки — обвивающие его сухие растения. Собралась толпа, обсуждает проблему. А по дорожке мамаша раскатывает коляску, будто ничего и не случилось. Я сфотографировал, надеюсь, получится.
18:50. Шарип около часа рассказывал, как воевали федералы и моджахеды. «Когда мы одного из моджахедов взяли, он сказал, что три месяца не видел вблизи города русских, «клянусь Аллахом!». Артиллерия била, авиация била, а прямого огневого контакта с российской армией не было. Далее Шарип рассказал, что моджахеды и в самом деле здорово воевали, с выдумкой, упомянул и те самые бетонные плиты, которые они поднимали домкратами. Но ваххабитов за их хамство и жестокость ненавидит.
Стрельбы в городе нет, но самолет-разведчик летает над городом и над горами.

23 марта. По-прежнему Грозный.
Утро, но который час — не знаю: часы остановились, радио нет, петухи не поют. Вместо петухов рванула очередь из АГС. Разрывов не было слышно, может быть, по горам лупили. Или в дом какой. Хотя это мог быть и крупнокалиберный пулемет, спросонья не разберешь. Без практики тут наверняка никто не останется — слишком много соблазнов «пульнуть».
На улице возник какой-то шум, выглядываю. Идрис и другие собираются ехать. Узнаю время — 9 часов, и успокоенный иду сушить сухари. Сушить в самом прямом смысле — хлеб пропадает, парни едят его мало. Нарезал кубиками — и в духовку. Причем зажег газ в духовке впервые в жизни! Насколько помню, ни разу не приходилось этого делать, не было случая. Насушу сухарей, вымою голову и пойду гулять. В смысле — искать сюжеты.
Сюжеты сюжетами, но что я должен писать: в угоду военным и обывателю о подвигах русской армии или о том, как потом (каламбурчик выходит) эти самые подвиги затушевываются мародерством и бесчинствами? Сам бы не видел, не говорил бы. Во двор приехала водовозка, и я набрал во флягу воды. Скоро выборы, а я как поросенок. Или подсвинок. Моего хозяина все нет, но, думаю, без меня не пропадет.
9:17. Только что приходил пэпээсник и сказал, что брата Вахида еще не выпустили и хотят арестовать Махмуда (Мамеда). Ищут следы боевиков.
11:08. Перестирал почти все вещи. Вода из источника горячая, греть почти не надо, мылится прекрасно любая вещь. Хоть в чем-то везет.
Пришел Шарип и говорит, что РОВД укрепляют — носят мешки с песком. Задаю вопрос: «А боеприпасов хватит на серьезный бой?» — «Пока хватит, а об остальном пусть начальство думает!».
Еще он сказал, что в горах ВВС применяют «лепестковые», или что-то в этом роде, бомбы. Якобы они срабатывают от температуры тела. Но точно не знает. А я тем более. Применяют и крылатые ракеты, причем некоторые не взрываются, в отличие от авиабомб, например, в Ката-Юрте. Жителей села не выпускали за его пределы, и все мирное население угодило под бомбовый удар.
Не слыхал Шарип о «Черных акулах», если и есть, то явно не в Чечне. Раскритиковал телевидение: честные журналисты правительству не нужны, а что показывают, никак правдой не назовешь…
16:40. Приехали профессор Мажиев и водитель Мухамед.
— Как дела?
— Пишу.
Профессор занимается инспекцией зданий, подлежащих восстановлению. В том числе и нефтяного института. Раз Хасан специалист в области сейсмики, то ему и карты в руки, в смысле планы зданий. Говорит, что, может быть, завтра поедем по городу, хотя военные ужесточили контроль на КПП и никуда не пройти. Ожидать можно всего.
Профессор уехал, а Руслан и Муслим принесли какой-то японский аппарат, буду слушать радио. Потом Руслан сказал, что, судя по некоторым данным, кое-кто намеревается меня продать «на ту сторону», и цена за меня или 50, или 100 тысяч долларов. Я посмеялся над «бизнесменами»: да за меня и 10 долларов никто не даст!
Я отнесся к этому философски: все бывает, но из плена, думаю, уйду. Правда, за 100 тысяч «баксов» я бы и сам себя продал, да никто не берет. Хоть и приятно, что меня так ценят, однако нужно иметь в виду — чем черт не шутит, а раз я в Чечне, то нужно говорить об Иблисе, что там задумал противник Пророка? Автомата у меня нет, пистолета тоже… Буду кричать «караул» в случае чего.
18:00. Радио «Чечня свободная»: около 1000 боевиков готовят прорыв из Аргунского ущелья на равнину. В Комсомольском прошла жесткая зачистка. Пока неизвестно, есть ли среди пленных Басаев, Гелаев и т. д. Но почему же тогда такой переполох со стороны средств массовой информации, если боевиков горстка и их «берут чуть ли не голыми руками»?
Пью чай. Ну и гадость! Какую же дрянь поставляют в армию! Вкус земли и бани.
Но вот радио Владикавказа доносит речь какого-то чиновника, возмущающегося разворовыванием средств, он называет Ингушетию «черной дырой». Ну не он один, многие чеченцы говорят, что господин Аушев сильно нагрел руки на гуманитарной помощи, и ингуши живут сейчас прекрасно.
С. Шойгу: «За последних два месяца заплачено 72 млн. рублей хозяевам тех домов, где ютятся беженцы».
А радио «ЧС» передает о возмущении ветеранов ФСБ домыслами и вымыслами по поводу произведенных якобы специалистами ФСБ взрывов московских домов. Олег Калугин утверждает, что такими методами пользуются именно спецслужбы, а генерал Геннадий Николаевич Зайцев, бывший начальник группы «А», отрицает участие ФСБ. На вопрос, будут ли захвачены главари незаконных вооруженных формирований, он ответил, что «будут, даже если уйдут за рубеж, поскольку есть соответствующие договоренности».
19:17. Пора ложиться спать. Пришел Шарип и пытается включить магнитофон, а переключатель стоит в положении «радио». Как перевести в режим «магнитофон», он не знает. Я пока молчу. Если запустит, часа два будет слушать современную идиотскую эстраду: «люблю — молчу», «пошел — нашел» и т. д. В итоге он не справился с задачей и ушел, а я сфотографировал свое рабочее место для книги. Никогда не снимал при свете керосиновой лампы, может быть, вспышка «забьет» ее свет?
На Балканах неспокойно. И здесь не скажешь, что тихо. Не одна ли это рука ползает по географической карте с фломастером? Уже хочется домой, и не только хочется — необходимо. А вот как ехать — понятия не имею. Если Вахид и Магомед будут заняты своими проблемами, тогда увы мне! Подвижек по краже денег нет.
Шарю по эфиру и ловлю «Немецкую волну»: Путин сказал, что война в общем закончена, начинается зачистка. Однако комментатор говорит, что армии придется тяжело, да и деньги будут тратиться зря. Сейчас чеченская война стоит полтора миллиарда долларов. Чернобыль в свое время тоже стоил сравнительно немного для катастрофы таких масштабов. Но все имеет конечную цену, а до конца: хоть последствий катастрофы Чернобыльской станции, хоть последствий этой войны — весьма далеко. Еще «НВ» говорит о том, что наша армия или милиция загоняет местное население в тюрьмы, что я и слышу из уст различных людей.
Сквозь хрип эфира продирается «Радио России»: «В Комсомольском идет зачистка подвалов». Понятно: бросают гранаты наудачу и на авось. Казбек Касымов (кто такой?) бодро вещает об обстрелах блок-постов и нарядов милиции. Как обстреливают близлежащие блок-посты, я, допустим, слышу… Нагоняют жути сами на себя.
Еще говорят о ликвидации в Москве преступной группы, отмывающей деньги для Чечни, о банке «Транскредит». Так, бахнула растяжка, но более ничего. Слушаю радио дальше, но сигналы «замирают». Вот где нужны наружная антенна и заземление! Тогда можно говорить о приличном приеме. Через горы прорывается «Бесаме мучо» — «Целуй меня крепче», со свистом и хрипом, но более или менее разборчиво.
Смотрю в окно: облака рассеялись, появились звезды. Вот так бы в жизни — всегда одни звезды! И чего не хватает народам? Или не народам?
21:00. Еще выстрел, видимо, из подствольника — салют четырем миллиардам на восстановление Чечни. О чем-то хрипит и кашляет приемник…
В селе Алды в начале месяца было убито более шестидесяти мирных жителей. И это относят (чеченская сторона) на счет федералов. Наши упорно отрицают. А с другой стороны, чеченцы вряд ли будут расстреливать своих, хотя это может быть и провокацией боевиков.
Слушаю музыку и думаю: какое счастье жить без войны! Не вздрагивать при обстрелах, не бояться темных домов и темноты. И словно специально на блокпосту ударил гранатомет-подствольник.
В свое время генерал Скобелев говорил, что надежды на жизнь без войны несостоятельны, они, войны, будут всегда. Разумеется, генерал говорил не совсем так, я передаю его слова приблизительно, но общая мысль верна. Но почему? Почему обязательно нужно воевать? Неужели нет и не будет мирного выхода из складывающихся ситуаций?

24 марта. Пятница.
Ночь прошла так себе: выстрелов было немного, собаки не очень лаялись между собой.
Звучит вальс из «Маскарада», написанный армянином, льющийся из малазийского или японского динамика на территории Чечни. А слушает русский, или считающий себя таковым, ибо казаки, как правило, себя русскими не считали. «Казак, он казак и есть…».
8:00. В эфире «Чечня свободная» на волнах 17, 19, 25 и так далее метров. «Куропатки вы, а не Чечня свободная, — говорит только что пришедший Муслим. — Посмотрим, что еще будет!». Подошел и Шарип, оба смеются над словами Кошмана, где он упоминает Аллаха.
«Сперва Ельцина поминал, теперь Аллаха!».
И опять смеются по поводу того, что в Комсомольском «боевиков ищут по подвалам». «Как же! Будут они ждать зачистки! Совсем дураки, что ли!».
Мне тоже думается, что не будут боевики ждать гранат на голову, сидя в подвале разбитого села. Разве что раненые или смертники. Какой идиот будет ждать, когда его «возьмут в приклады» или просто расстреляют на месте. Диктор говорит о том самом селении Алды. В гибели местных жителей российские военные не виноваты, и имеющаяся на сей случай документация это подтверждает.
Далее Ястржембский говорит о более-менее стабилизировавшейся ситуации, но называет ее «сложной». Авиация бьет по предполагаемым местам скопления боевиков: Ореховое, Сельментаузен, Шарджи. То есть бьют по площадям.
В Чечне создано более 300 участковых избирательных комиссий, 12 территориальных и около 40 в военных частях. У всех вопрос: будет хуже или лучше?
Пока смотрю на даты изготовления патронов к автомату: и 1960-й, и 1966-й, и 1968-й гг. Да и автоматы тоже «старички» — 1970–1976 гг. Правда, видно, что до этой войны лежали где-то на складах, почти новые.
На сегодня в Грозном 23 тысячи человек обеспечены горячей пищей. Большое дело сделало МЧС, тут ничего не скажешь. Наверное, Шойгу занимает свое место, что в России бывает крайне редко.
Сейчас побреюсь и побреду по району в поисках стариков военных, может быть, повезет. Хорошо бы к 9 Мая дать фоторепортаж или нечто в этом роде. В. Коломанов говорит (по радио), что в Чечне пока еще есть опасность похищения людей, и потому доступ различных организаций на территорию республики ограничен. Да, но ведь не похищают, например, президента или Ястржембского? Есть для этого охрана, разведка и контрразведка… Если дело (любое) поставить как следует, то и результат будет положительный. Не верю, что невозможно принять никаких превентивных мер к похитителям. Допустим, отвечать им той же монетой: «спец- фирмами» похищать родственников и друзей похитителей. Хотя это «нецивилизованно», да и хлопотно.
И вновь радио «Чечня свободная»: 8 женщин-снайперов арестовано в Чечне, в том числе чеченка Фатима из отряда Гелаева.
12:26. Вернулся с прогулки по близлежащим окрестностям. У РОВД снимал, в школе № 26, причем наши солдаты никак не желали попадать в кадр. Спросили документы, удивились, что написано «СССР», а билет выдан в прошлом году. Проверили прописку и только тогда обратились к предизбиркома. А мы знакомы — Мовсар Муслоевич Джанхотов. Мовсар рассказал, как идут дела. Считает, что проголосуют многие, что Чечня и Россия неотделимы. Что все потуги на самостоятельность ни к чему хорошему не приведут. На мой вопрос о влиянии стариков заметил, что еще в 1991 году они потеряли практически все влияние, так как поддались на уговоры и взятки Джохара. «Если бы не эта сделка, не было бы в Чечне такого безобразия!».
Простился с Джанхотовым и пошел восвояси, то есть куда глаза глядят, и нашел в хламе, коим завален город, учебник немецкого языка. Он открылся на странице 110. Wer sind das? И рисунок: Tscheburaschka, Tscheppolino und Rotkӓppchen kommen ins Puppen-theater. Как раз ко времени! Кто ищет, тот всегда находит. Я — как тот самый Tscheburaschka с радостной физиономией первооткрывателя иду по громадному кукольному театру, в котором кукловоды, как подвыпивший Karabas-Barabas, дергают ниточки и щелкают плеткой. Правда, он угрожал расправой лишь куклам да папе Карло…
Итак, все уверяют, что не будет нападения, хотя на ближнем блок-посту экскаватор роет яму или для танка, или для БМП. «Там видно будет».
На ступенях крыльца зубоврачебного кабинета встретил майора Солоху. Он пригласил к себе в 15:30. Будет новый комендант. Как говорят, прежний сильно «употреблял» и потому отозван.
И опять по какой-то странной аналогии пришел в голову эпиграф: Es ist schӧn zu Gast, aber zu Hause ist es besser. В гостях хорошо, но дома лучше.
Военные у школы удивляются: «Вы без машины? Украсть могут!». Ну, я думаю, украсть могут и вместе с машиной, еще мобильней получится, но если всего бояться, лучше из дома не выходить. Потому пошел к пункту питания фотографировать и записывать телесюжет. И здесь одна чеченка сказала, что МЧС, то есть его работники, воруют, нужно только вечером после работы посмотреть, как и с чем они возвращаются домой. Но я уже видел дважды, как дамы из обслуги выносят полные сумки. То есть полнее не бывает — так раздуваются бока у объевшейся коровы — бочонком.
Возвращаюсь из МЧС, гремит музыка в одном из домов. Чеченская молодежь, как и наша, «больна» громко-дебильной музыкой. Что в машинах, что дома! Это, вероятно, тенденция, развивающаяся во всем мире. Культура повышает уровень, но отчего-то все с ней связанное — самого низкого пошиба.
Вот и комендатура. Заместитель коменданта майор Солоха поинтересовался, как идут дела, как живется у чеченцев. Пока мы беседовали, Хава дочерчивала на листе ватмана протяженностью метра в два Старопромысловский район. Он действительно большой, и коменданту глаз да глаз нужен, тем более в таких условиях.

24 марта.Пролетарское.
Сейчас 18:25. Необходимо зарядить аккумуляторы для видеокамеры, кое-что сфотографировать. А завтра буду снимать в РОВД: Вахид обещает много интересного. А с 25-го на 26-е попробую подежурить в РОВД, вдруг сенсация случится! До посещения совхоза разговаривал у мини-рынка с московскими милиционерами — один из Раменского и, естественно, знает Фаустово. Когда услыхал, что мои родственники там живут, сказал: «Земляк!». И в самом деле — земляк, несколько дней, как я из Москвы.
Мой собеседник говорит, что жалеет эту землю и народ.
…Сейчас Хава и Света, ее сестра, готовят для меня ужин. Чрезмерно почетный гость. Кстати, Хава, как богатая дама (сегодня получила небольшие деньги), купила катушку фотопленки. Мне! Дожился, писатель! Впрочем, я сказал «спасибо», втайне надеясь, что отплачу ей в несколько раз более ценным подарком, и не обязательно в его стоимостном выражении. Доживем до лета… или до осени.

25 марта.
«Утро в деревне» — так можно назвать мое теперешнее местонахождение в доме Жунида. Вечером, наевшись, отправился от Махмудовых к Амаевым. Благо, ходить недалеко. Разговаривали о войне и, разумеется, о мире — куда от него деться? Все хотят поскорее мира. Учиться детям пока сложно, но уже есть наметки по восстановлению институтов.
В Пролетарском живет семья боевика. Настоящего. На днях его мать отправилась в горы и забрала парня из отряда. Как говорят, с возвращением не было особых трений. Вот еще одно подтверждение тем разговорам среди населения, что «у боевиков практически нет мобилизованных». Хочешь — воюй, не хочешь — иди домой. Хотя все может быть и иначе. Контрразведка и служба дезинформации у боевиков, думаю, поставлены неплохо.
Ночь прошла спокойно, так, кое-где постреливали, и сейчас раздаются отдельные выстрелы тут и там, но это мелочь. Вчера комендант сказал, что есть вечерние отдельные обстрелы, не приносящие вреда военным, но могущие его нанести мирным жителям.
Ну и хорошо, в том смысле, что стреляют редко. Я ведь тоже вроде бы мирный житель, хотя кто-то когда-то «к штыку приравнял перо». Следовательно, к сугубо мирным меня уже не причислишь, да я и не претендую…
7:00. Хазу позвала пить чай. К чаю — мед, молоко, домашний хлеб, творог со сметаной, соленый. Пикантно, в смысле вкуса. У нас в России обычно посыпают сахаром. Но соленый тоже вкусно. Еще варенье. Говорит, что в лучшие времена встретила бы не так!
Пью чай и размышляю, как буду строить книгу. Пока не знаю точно, но придумаю. Лишь бы фотографии получились. Но беспокоит моя же фраза о России выше по тексту: «У нас в России». Я знаю, что Чечня — тоже часть России, пусть весьма самобытная, но часть, а ведь говорю отстраненно: «У нас в России». Укоренилось.
Скоро пойду в РОВД, там будет много «интересного и занимательного», «Поле чудес» в некотором роде. Все птицы, что хулиганили ночью и ранним утром под окнами и на крыше, улетели по своим делам. Тихо, только петухи горланят. Не скажешь, что недавно здесь рвались снаряды и свистели ракеты. Не скажешь, если посмотришь вокруг.
В «Пролетарке» немного разрушений. Их было бы больше, если бы Жунид, оставив сына в заложниках у федеральной части, готовой стереть с лица земли поселок, не обошел с командиром все село в поисках боевиков, которых здесь не было. Поэтому село, отмеченное на картах как «перспективное для разработки», не было сметено. Но некоторые дома все равно пострадали. Война как-никак.
Пришел Резван, младший сын Жунида, принес заряженный аккумулятор. Теперь досниму последнюю видеокассету. Жаль, что мало пленки. Но если даже отснятое добро вывезу благополучно, материала хватит на год для публикаций в средствах массовой информации. Ну что ж, иду в город…

Грозный.
Иду по улице Угольной, и взоры мои упираются в надпись на небольшой будке: «Ремонт обуви». А в будке сидит человек и держит в руках ботинок. Классический сапожник. Знакомимся. Зовут его Али Муртазалиев, живет «под зениткой», то есть на горе, на вершине которой стоит зенитка, контролирующая часть Старых промыслов. Прошу Али сказать несколько слов для будущей книги и сфотографироваться. Для наглядности вынесли на улицу сапожные принадлежности, я сфотографировал. Разговорились.
Он удивился, узнав, что я из Тюмени, сообщил, что пять лет назад жил в Омской области, в Иртышске, служил милиционером. Как началась эта «заваруха», приехал в Грозный помогать республике. А на деле ничего не получается: работы нет, выехать обратно не может — на чеченца смотрят, как на бандита. Надоело сидеть дома, вышел на эту работу. Денег у населения нет, ремонтирует старикам да старушкам бесплатно.
На прощание Али сказал, что если не уеду в ближайшее время, чтобы зашел поговорить. Разумеется.
У здания РОВД собралась толпа, в основном женщины и дети. Окружили меня, поинтересовались, что это я, русский, делаю здесь, почему не боюсь, почему меня волнует судьба чеченцев. Ответил, как мог, заодно сфотографировал желающих. А в это время Вахид Асакаев раздавал так называемую «гуманитарку» — коробки с продуктами. Удовлетворив любопытство окружающих, я потихоньку отвинтил от калитки шильдик, или табличку, с номером 110 — пригодится в качестве сувенира. Естественно, воровать, тем более у милиции, нехорошо, но чего не сделаешь ради удовлетворения собственного тщеславия! Ведь любое коллекционирование не есть ли тщеславное желание как- то выделиться?
10:37. Выполнив свою задачу в РОВД, я отправился в комендатуру. Завтра выборы, и по этому поводу за воротами и во дворе комендатуры — масса народу. Фотографирую все подряд. Оказалось, что у одной из работниц есть родственники в Нефтеюганске.
Вокруг все укрепляют: натягивают колючую проволоку, на КПП завозят мешки с песком. Сегодняшняя ночь и завтрашний день покажут, кто есть где. Разговариваю с заместителем начальника «русского» отделения милиции Андреем. Фотографировать себя не разрешил, поскольку у меня нет аккредитации, но разговаривать можно. Итак, Андрей сказал, что, по его мнению, «эта заваруха» продлится долго. Неопределенно долго. Если хотя бы один снайпер засядет на горе, то даже неприцельным огнем разгонит всех избирателей. Но пока эксцессов нет, доживем до воскресенья.
Поговорили и разошлись, а я думаю: зачем столько зениток вокруг, если у боевиков ни одного самолета или вертолета нет? Зенитки на машинах, на железнодорожных платформах, на крышах зданий. Подумал и сам отвечаю: наверное, это эффективное оружие в борьбе с боевиками — высокая скорострельность, мобильность и достаточная дальнобойность. Возможно, это правильно, на войне нет догм, кроме одной — побеждать!
Подъехала машина, из нее выгрузились телевизионщики. Спрашиваю: «Откуда?» — «Из Москвы, снимать подготовку к выборам». — «Сколько минут будет идти сюжет?» — «Две-три».
Да… Москвичам хорошо — привезут, увезут, аккредитацию дадут. Может быть, и страховку. А здесь ходи пешком, пока украдут те или эти. Так, пожалел сам себя — и вперед, «навстречу новым приключениям».
Только что подъехала «скорая помощь». Из-за того, что на блок-посту машину не пропускали (у водителя нет нового пропуска), умерла молодая женщина. Моя знакомая Бела Мусаева, врач «скорой», возмущается порядками и требует от Солохи максимально ускорить выдачу нового пропуска. И еще вопрос: куда везти умершую, поскольку морга нет. Все это на усмотрение Юрия Борисовича.
Подошли водители заключить договор на бесплатную перевозку граждан по Грозному. По достижении стабильного положения в республике им будут соответствующие льготы. И это тоже должен решить зам- коменданта…
Захожу во двор «моего» дома, навстречу два соседа- чеченца.
— А, привет. Пишешь?
— Пишу.
— Зачем? Все равно бесполезно. Вот если придет Зюганов, тогда все будет нормально. Тогда мы еще покажем, на что годны!
Смотри, как любят здесь Зюганова! А может быть, есть за что?
Ну ладно, посмотрим, кто победит, хотя кандидатура Путина наиболее реальна. Даже если в Чечне никто не проголосует, вряд ли это изменит общую картину в стране.
Завтра или послезавтра надо идти к Хаве — взять рисунки и попрощаться. «Пора, брат, пора. Туда, где за тучей синеет гора». Причем синеет в самом прямом смысле — ехать нужно меж двух цепей гор до их полного растворения на равнине. «На плоскости», как говорили в старину. Кажется, Моцарт или кто-то не менее великий, говорил: «Что придумано до меня — мое». Вот и я говорю так же.
Сижу дома, мудрствую. Шарип пришел недавно, ест холодную перловую кашу. Дежурит в МЧС: охранял водовозку, пока ездили на источник. Говорит, что устал, пора на несколько дней домой съездить. А еще сказал, что если федералы захотят, боевиков в город не пропустят. Но бывает всякое. «Накрывали нас артогнем в микрорайоне и на Катаяме, хоть мы и давали зеленые ракеты, как было договорено. Мы штурмуем город, а артиллерия по нам садит! Одного из отряда убили, другому ноги осколком оторвало. Так помогали федералы».
Об этом же говорил мне и еще один боец гантамировского отряда: федеральная артиллерия лупила по всем подряд, даже когда стрелять было не обязательно. Вот тебе и правда, о которой нужно писать. Ибо все только говорят: пиши. Пишу… Почти хроника получается, разве что мои часы временами отстают, и указанное время не всегда совпадает с реальным минута в минуту.
Под вечер разливается прохлада, но день заметно удлинился. И это радует. Во дворах играют дети — когда еще у них будут детские садики? И вообще, что будут восстанавливать в первую очередь: канализацию, электросети или водопровод?
За окном гудит разведчик, идет со стороны Аргуна, Комсомольского. Там еще бомбят и стреляют. Пишу «еще», будто не знаю, что это будет долго. Я пишу, а на крышке нард, прислоненных к стене кухни, лакированная Юдифь наступила на отрубленную ею голову полководца Олоферна. Ночью спящему отхватила мечом! И это называют геройством?
Пришел Руслан, принес коробку гречневой каши с говядиной выпуска 15.11.1994 г. из Великого Новгорода. Судя по этикетке, срок ее использования давно прошел — почти четыре года назад. Интересно, кто такой мудрый (или хитрый) держал консервы три года и четыре месяца и в каком таком невероятно стратегическом складе? Конечно, эту «Кашу домашнюю с говядиной» есть можно, но где гарантия, что кто-нибудь из съевших ее не преставится без всякой войны? Тем не менее Руслан вскрыл банку, разогрел и благополучно съел содержимое. Я последовал его примеру — нужно ведь знать, какова эта пища? Между делом Руслан сообщил, что сегодня Мамеда Умарова, как очевидца гибели ОМОНа, задержали и отправили в Ханкалу. Дело ведет старший прокурор Грозного. Куда оно, крайне запутанное дело о гибели элитного подразделения, приведет?
Бродя по городу, заметил, точнее, «занюхал»: временами сильно пахнет газом. Это из трубопровода, он идет над землей, а в различные щели, дырки и пробоины в атмосферу свободно выделяется газ. Кое-где отверстия забиты деревянными пробками, но газ все равно шипит. Кажется, никто внимания на это обстоятельство не обращает. Службы «04» нет, а если и есть, наверняка нет связи, бензина, запчастей… Впрочем, это все быстро наладится, когда придет твердая власть. Буквально все, с кем бы ни беседовал, говорят: нам хоть негр, хоть папуас или шотландец, лишь бы руководил как нужно. Даже если я преувеличил, многие не хотят, чтобы у власти стоял кто-нибудь из Чечни.
16:17. Где-то далеко в центре слышится автоматная стрельба. На развлечение вроде бы не похожа — более десятка коротких очередей. Хлопнул гранатомет. Наступает время, которого все ждут: кто с надеждой, кто с тревогой, но многие говорят: «Ничего у боевиков не получится». Однако ждут и готовятся. Жаль будет, если в наше окно влетит граната и мои труды сгорят или превратятся в пыль. Хотя «мой» дом прикрывается другими домами, и только навесным огнем можно его разрушить, да еще с шоссе, с угла, но если все пропадет, то кусочек истории навсегда исчезнет.
Руслан спит, автомат стоит в углу прихожей, разгрузник, полный разнообразных боеприпасов, валяется на полу. Если бы не война — натуральное кино, сцена из боевика. Поднялся небольшой ветерок и принес с собой гул возвращающегося крейсера, хотя это может быть и очередная комиссия в Ханкалу.
Гуляющий по дворам и дорожкам народ нисколько не озабочен стрельбой, будто ее и нет. А случись такая пальба в Тюмени или Москве? Одной рукой пишу, другой варю компот из сухофруктов. Пахнет родиной и детством. В Геленджике, впрочем, как и на всей Кубани, были такие ароматные фрукты! Особенно дикорастущие, вкус которых непередаваем. Во многих местах города рос инжир, ел я его прямо с ветки.
17:34. На улице еще светло, а в доме не очень — за всю войну не мыли стекла, стены серые от въевшейся пыли. Зажигаю керосиновую, заправленную соляром лампу (керосин стоит 4 рубля литр, а соляр даром). Правда, соляр при сгорании дает более тяжелый запах, но с этим приходится мириться. Без света неинтересно жить, особенно когда не проходит кашель. Горло першит и чешется, это не спина — взял и почесал. Усиливается ветер, погодка как раз для террористов — незаметно подобраться особого труда не составит. Тем более дождь пошел для разнообразия.
Завтра в здании администрации (комендатуры) соберутся ветераны Великой Отечественной войны на чаепитие. Кстати, о Великой Отечественной. Почему никто не говорит о том, что это третья отечественная война? Вторая была в 1914–1917 гг., а первая, как известно, с французами в 1812 году. Это к слову, а вот будет ли четвертая великая отечественная война и откуда она начнется?
Читаю подаренную растрепанную, разорванную книгу Герцена «Что делать?». Я почти его не знаю — в школе что-то проходили. А сатирик он еще какой! Смешались «в его жилах» две крови, и, видимо, это сказывается: немецкая обстоятельность и русская насмешливость. Не зря мне ее подарили! Это руководство к действию, но что именно делать, я и так знаю — писать. А кто виноват, мы, думаю, позже выясним. Не мы, так следующее поколение.
18:26. На блок-посту что-то гремит: ручная граната или из гранатомета выстрелили. Давно пора, «уж полночь близится»…
19:00. Пришли и сразу ушли гантамировцы — собирают всех в РОВД. Один спрашивает меня: «Охрану оставить? Может, автоматчика?» — «Не надо, спасибо».
Говорят, что события в Собачевке на них все равно «не повесят». Воевали против Дудаева на стороне России, а теперь побили российский же ОМОН? Зачем?
Небо над горами оранжевое от горящих скважин. Когда их теперь потушат? Факелы заменяют сейчас электроосвещение окраин и центра отчасти тоже. Правда, освещение это очень небезопасное для природы и для людей. Но кому до этого сейчас дело? Ветер раскачивает листы железа на крышах, взлетела ракета, выстрел — и тишина. Ложусь спать, идти в РОВД не хочется. Если что начнется, пойду, а пока нет стимула. Устал. Да и на улице промозгло, прохладно, мою куртку продувает.

26 марта.Грозный.
1 час 6 минут. Только что была сильная стрельба на блок-посту. Но недолго. Идет мелкий дождь. И опять вдали выстрел. Смотрю во двор: в тех квартирах, где живут, окна подсвечены где бледно-голубым, где оранжеватым сиянием — горит газ на кухнях или переносные газовые горелки в комнатах. Очень легко подсчитать, сколько пустых квартир в каждом доме.
6:00. Небо над городом чистое. Только на юго-востоке облака. Дождь промыл небо, видимо, специально ко дню выборов. Пока эксцессов нет. Из-за гор и облаков вышло солнце, яркое, как лазер. Ему ли не быть ярким — 6000 градусов на поверхности! 30000000 внутри!
Маяковский не зря взял солнце в товарищи, знал, что делал. Ходжа Насреддин любил солнце, огнепоклонники его обожествляли, кстати, древние чеченцы тоже были солнцепоклонниками. Назым Хикмет восклицал: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!». Нет, я не умаляю достоинств луны, в этом ряду и «луноликие» красавицы, и ночные вздохи, и серенады, и «просто снег, серебрящийся под ее светом». А есть еще приливы и отливы, без которых немыслимы многие современные процессы на Земле и многое другое. Но солнце это солнце! Оно живое, веселое, горячее, как жизнь! Конечно, не будь луны, куда бы высаживались астронавты и «падали» станции-автоматы? Каким путем пошла бы космонавтика? И тем не менее солнца бледнолицая его сестра заменить не сможет, пусть даже в самых вдохновенных стихах.
8:45. Фотографирую у 26-й школы специально для книги (так мы договорились) Ейхана Атабаева. Разумеется, если фотография получится, — не вся пленка, как подозреваю, качественная. Глянул случайно на горы — снег! Вот тебе и весна! Но мне говорили, что через несколько часов и следа от него не останется, потому фотографирую Терский хребет. На всякий случай.
9:55. Приехал кто-то из администрации с охраной, кажется, мэр города, его окружила толпа жителей, возмущенных испорченной гуманитарной помощью. Вчера в МЧС раздавали «Кашу перловую с говядиной» не самого лучшего качества, а если говорить точнее — дрянь. Мне ее показывали, и действительно, в банках некая грязно-серая жидкая субстанция, которую кашей назвать затруднительно. А выпущена эта «пища» 31.01.00, то есть чуть более месяца назад. Нужно было очень постараться, чтобы испортить даже такую «железную» крупу, как перловка. Собравшиеся жалуются на российскую армию, говорят, что «при немцах не было грабежей, это мы помним!». Мэр записывает жалобы и пожелания, я фотографирую. Хочу взять у него интервью, но он говорит, что, возможно, попозже, ему еще надо объехать остальные участки.
Народ прибывает и прибывает, идет прямиком в открытые двери избирательного участка. Голосуют! Пока народ голосует, разговариваю с военкомом подполковником Сергеем Богдановичем. На сегодня в Старопромысловском районе зарегистрировано 10700 человек, готовится призыв молодежи в строительные части и железнодорожные войска. Служить ребята будут в пределах республики.
Отношения военкомата и администрации района самые благожелательные. Глава администрации района Ильяс Дакаев помогает, чем может. Понятно, что возможностей еще маловато… Сергей в Чечне с 12 октября прошлого года, до этого служил в станице Шелковской. Видел тех раненых омоновцев. Считает, что случай запутанный и сложный. Кавказ, одним словом. Говорит, что в прошлую войну из этого военкомата украли четырех офицеров. Двоих затем обнаружили, остальные пропали без вести…
Между тем в кабинете коменданта началось чаепитие, на котором присутствовали ветераны Великой Отечественной. Конечно, им было приятно внимание, но старики смущались, возможно, моим наглым фотографированием, но я извинился за суету. После чаепития разговаривал с участником обороны Брестской крепости. И он, и другие хотели бы видеть у власти коммунистов. «Был порядок. А с Путиным еще неизвестно, может быть, длительная война». Старики не считают русский народ агрессором, но хотели бы видеть более конструктивные отношения.
12:59. Основная масса избирателей прошла, но участок будет работать до вечера, как и положено. Продолжаю беседу с ветеранами. На солнышке хорошо. Но то, что сообщили старики, — не очень. Две недели назад неизвестные в масках ворвались в дом № 107 по улице Пограничной и увели Харлама Сургуева, 1982 года рождения, и Доку Бисаева, 1980 года рождения. Взяли прямо из постелей, без одежды, и до сих пор о них нет никаких известий. Договорился с одним из ветеранов: завтра он принесет мнение группы оппозиции в письменном виде для обнародования в любом средстве массовой информации.
Стою с камерой в тамбуре здания, подходят двое: «Мы из ФСБ, кто такой, есть ли аккредитация?». В свою очередь спрашиваю: «А почему мне нельзя снимать? Разрешили и комендант, и Дакаев». — «А какая тема ваших интересов?» — «Тема? Война… Прежде всего госпитали, больницы, МЧС, ветераны, все остальное…».
Тот, что назвался Александром, записал мой адрес. На том и разошлись.
Спустя некоторое время Солоха сказал, что фээсбэшники попеняли ему за такое мягкое ко мне отношение. Но он им сказал: «Если иностранцам снимать можно, почему нашим нельзя?». Думаю, ваххабиты и без моей подсказки знают, что, как и где, и своими съемками и записями я вряд ли нанесу ущерб стране.
Тут без меня вполне достаточно «интересующихся». Как-никак нефть, ворота в восточный мир, и бывший Великий шелковый путь, ставший ныне великим наркотическим путем.
Попутно сделал открытие. Сегодня стрелки часов нужно было перевести на час вперед, а я об этом только дома узнал от Муслима.
Иду домой, навстречу Яха и Тамара.
— Возьми банку тушенки. А хлеб у тебя есть?
— Есть, спасибо!
Пообнимались, пошумели и разошлись по своим делам.
20:35. Несколько минут назад за хребтом работала артиллерия большого калибра. Не тот ли прорыв боевиков в Самашки, о котором говорили днем?
Пришел Муслим, мы пили пиво. Пить пиво, как он говорит, грех малый. Ну, Аллаху виднее…
21:16. Наш блок-пост устроил очередную профилактику: бухнул гранатомет и несколько автоматных очередей. А вы говорите спать! Пришел Казбек и стал рассказывать о штурме города. Рассказал и о «тайне» выстрелов на блок-постах. Это собаки рвут мины — противопехотные или растяжки, а по ним палят солдаты. Конечно, не всегда и не везде, но это бывает. Интересная деталь: чеченский РОВД и другие точки не окружены колючкой и растяжками. Чеченцы считают, что это делать незачем. Тем более сейчас. Далее я узнал, что боевики сражались очень достойно, порой лучше, чем федеральные войска, «но мы решили выдавить их из Старых промыслов и выдавили».
«Сидим однажды на передовой. Гранатометчик заметил снайпера и выстрелил в развалины. А в это время с земли поднялся солдат, и струя газов из «трубы» пришлась ему в лицо, и тот мгновенно умер».
Затем мой собеседник выдал интересную версию о начале войны в Дагестане. «Здесь замешан мак — большие плантации росли «за границей». Ваххабиты запрещали курение, алкоголь и наркотики. А из Дагестана была постоянная подпитка. Решено было уничтожить заразу, и все эти поля вытоптали и скосили, после чего все и началось… Есть видеозапись этого похода. Все было именно так».
Как было доподлинно, знают только режиссеры этой авантюры, но все, с кем мне приходилось разговаривать (имею в виду чеченцев), утверждают, что Басаев работает на ГРУ и весь сценарий разработан в Москве.

27 марта. Понедельник, оршот по-чеченски.
7 часов утра. Солнечно. Хочу сходить в комендатуру переговорить об отъезде. Магомед Себаев обещал «привезти меня в Моздок в целости и сохранности». Вот теперь пусть везет! Знакомые чеченки с мини-рынка приветствуют меня улыбками около РОВД, предлагают семечки. «Бери, бери, для хороших людей не жалко». Не знаю, насколько я хороший, но семечки все же пощелкать хочется, тем более, как утверждают ученые-биологи, в них много селена, необходимого для глаз.
Мне принес письмо-обращение один из ветеранов — оппозиционеров режима Масхадова. Что сказать: старики воевали в свое время стойко, героически. Теперь не знают, что делать, что будет. Сдавать позиции не хотят.
9:16. В здании администрации. Пока по итогам выборов ничего неизвестно, потому сижу на втором этаже и любуюсь на чеченский зелено-красно-бело-красно-зеленый флаг. Думаю, что все равно кого-то выбрали.
Пока суд да дело, отправился в Пролетарское.
11:15. Дом Махмудовых. Абуязит Темуркаев, муж Сациты, сестры Хавы, вырезает стекла для окон и рассказывает о том, что чеченцы как будто бы потомки Ноя, потому имеют название нохчи и, следовательно, являются потомками израильтян. Говорит о ваххабитах: «Очень любят мозги пудрить, так тебе Коран преподнесут — диву даешься!».
Солнышко светит ярко, воробьи чирикают, зеленеют в огороде разные полезности, а Хава готовит торт. Спрашиваю Абуязита о давности его рода. Помнит он 14 поколений, во всяком случае семь — точно.
Я выучил несколько слов, не знаю, насколько они литературны, я имею в виду, конечно же, произношение: ӧрси, или ёрси — русские, хири — осетины, жюкты — евреи. Пишу и пью виноградный сок. Та самая Изабелла, распространенная на Кубани и на Кавказе. Мой тесть делает из нее отличное легкое вино, ничем не хуже завозных. Выпил сок и говорю Хаве: «Баркал сааххыл — спасибо за угощение!». Хава подарила десять рисунков своих учеников, я обещал, когда приеду в Тюмень, устроить выставку. Еще она дала стенгазету за 1996 год, в которой ученики оценивают действия федеральных войск. Очень нелицеприятная оценка. Но я думаю, что смогу показать и ее.
— А не боишься? — спросила Хава.
— Чего? Выставить?
— Последствий!
— Боялся бы, сюда б не приехал.
Пора идти в город, мало ли что там произошло за время моего отсутствия.
17:20. Около двух часов сижу в разгромленной квартире № 7, которая находится напротив нашей, жду Руслана. Он унес ключи, а где его искать? Хозяева пустой квартиры уехали в начале войны, практически бросили все вещи. Читаю «Мир новостей» да «Московский комсомолец», еще прошлогодний.
Говорил с Магомедом Себаевым о возможном отъезде. Он сказал, что поедет в Моздок примерно 29–30 числа и возьмет меня.
Руслан так и не пришел. Делать нечего, придется идти в Пролетарское, не ночевать же на сквозняке! Иду к Махмудовым. А у них гости — Хавины ученицы. Я стал писать им стихи, ну, скажем, не стихи, а рифмованные строчки. Особенно хороша Малика — очень умненькая и интеллигентная. Впрочем, остальные тоже хороши. Главное, хотят учиться, а ваххабиты хотели лишить их учебы. Разделили учеников в классах: девочкам один ряд, мальчикам — другой. Заставляли девочек и женщин носить платки, и никаких причесок. На музыкальных инструментах играть нельзя, телевизор, радио, магнитофон — нельзя. Зато оружие, вероятно, от Аллаха. Почему никто не задавал им этот вопрос? Чего больше в их религии — ханжества или боязни Аллаха? Тем не менее их ряды пополняются молодежью. Но ведь молодежь должна понимать, что прогресс даже ваххабиты остановить не могут, приостановить на некоторое время — да. Чеченцам ваххабитская власть ко двору не пришлась, а насильно даже ваххабиты здесь не удержались бы.
Короткие юбки от Шайтана, а длинные пушки от Аллаха. Радиостанции «Кенвуд» и спутник придумал, конечно, не Шайтан, а слушать музыку — бесовское занятие. Полный идиотизм. Резван говорит, что года два назад меня украли бы запросто. Хотя перед умыканием работорговцы собирали сведения о финансовом состоянии объекта. Вот на мне нисколько бы не заработали!
20:00. Сидим пьем чай и слушаем «Чечню свободную»: «Путин победил в первом туре, набрав 52 процента голосов». Сельчане рассказали, что главу администрации Мириям вызвали в Толстой-Юрт, административный центр, которому подчиняется совхоз, и один из военных сказал буквально следующее: «Или у вас все голосуют за Путина, или пять раз в неделю будут проводиться «зачистки».
Света, сестра Хавы, специально для меня готовит национальное блюдо «жижи галнэш», или «джижигалнэш» — нечто вроде больших ракушек из теста, а Ястржембский говорит об уничтожении боевиков на юге Чечни. Особых помех выборам они не создали, были лишь незначительные попытки.
Затем корреспондент Анна Хлебникова рассказала о боевиках, в которых превращаются мирные жители, когда наступает ночное время. Это вполне возможно, но не все ведь жители боевики?
А вот что говорит радио «Свобода»: «Свыше 64 процентов избирателей участвовало в выборах». Интересно, откуда у «Свободы» такие данные?
Взяли главного финансиста Басаева Бериева, и он выдал местонахождение тайника с документами, касающимися деятельности Басаева… Документы есть, Басаев в горах, и когда его арестуют или задержат — неведомо никому.
Спрашиваю, где Жунид. Говорят, что пошел к родственникам в сторону «турбины» — завода, скоро будет. Точно: около 12 часов появился под гул самолета-разведчика. Смеется. Спрашиваю, в чем дело. Оказалось, он пошел с родственницей и в темноте наткнулся на поваленное, видимо, специально, на дорогу дерево. Возможно, федералы сделали завал. Пока Жунид расчищал дорогу, дама осветила фонариком вершину соседнего дерева, на котором возились вороны. «Страшно ей стало, видите ли!». А в ответ из города с блок-поста по ним открыли огонь. Пули щелкали по кронам, сбивали мелкие веточки, причем некоторые пули, ударяясь о стволы, сыпались вниз. На блок-посту решили, что с гор идут боевики, но дистанция была приличная — пули были практически на излете. И хорошо, что у них не было БТРа! А если бы из крупнокалиберного саданули, вряд ли Жунид домой пришел бы. Наверное, с поста сообщили куда следует, потому что только Жунид переступил порог дома, как над тем местом закружил самолет. Страху, конечно, обе стороны натерпелись. Я ему говорю: «Важная ты птица, оказывается, — самолет прислали!». Теперь наверняка это происшествие в сводки попадет: метким огнем с блок-поста прорывавшиеся боевики были отогнаны в горы, потерь среди личного состава нет.
22:05. Пришла Сацита и подтвердила, что слышала от других, как Мириам собирала людей у мечети и говорила о необходимости голосовать. Что именно ответил народ — неизвестно, но голосовать пошли.
22:57. В доме Амаевых. Разговариваю с Хазу и Миланой о чеченском языке. То, что литературный чеченский язык почти отсутствует — это понятно. Кому его сейчас учить? Хазу подарила мне «Русско-чеченский разговорник» X. Магомадова, 1971 года выпуска. Смотрят его с Миланой и удивляются, смеются: «Интересный чеченский язык! Вот этого не знаем и этого тоже!».

28 марта. Шинара — вторник.
Уйранна барх сахт дялла — восемь часов утра. Солнце. Спалось хорошо. Сегодня должны открыть въезд в город, а через день-два прибудет некая комиссия или инспекция. По этому поводу Хаве комендант поручил соорудить вывеску, или как ее там, для военкомата типа: не проходите мимо, военкомат здесь.
Вчера у Хавы прочитал в «Аргументах и фактах» от 9 марта 2000 г. статью «Задушим Чечню… в объятиях». Высказываются Явлинский, Митрофанов, Рыжков-младший, Степашин, Караганов, Березовский, Ковалев.
Разумеется, есть правда, но больше полуправды. Я далек от мысли идеализировать чеченцев: у них, как у каждого народа, хватает «разных-всяких», но согласен с Примаковым: «Если говорить, что весь народ плохой, тогда надо признать, что правильно Сталин переселил чеченцев…». Согласен и со Степашиным: «К власти в Чечне должны прийти не марионетки Москвы, а люди, которых примут сами чеченцы…».
На улице туман, гор и города не видно, военные сейчас начеку. Как говорилось в одной из кинокомедий: «Главное, чтобы костюмчик сидел», в том смысле, что сейчас прежде всего необходимо наладить нормальные отношения армии с населением. Особенно с ее разнузданной частью — контрактниками. Русский солдат должен быть солдатом, но не мародером и бездумным мстителем. На контрактников жалуются практически все жители Чечни, На срочниках такого негатива нет, во всяком случае меньше, напротив, многие чеченские семьи подкармливали голодных солдат. Правда, не все контрактники мародеры и насильники, как и не все срочники «ангелы во плоти». Но, судя по разговорам и некоторым поступкам контрактников, которые мне приходилось и видеть, и слышать, они ничем не уступали чеченцам-боевикам. Я думаю, что минимальная гуманность должна быть, иначе будет непрерывная гражданская война. И поскольку Чечня есть территория России, то воюем мы против себя. А тот факт, что в этой войне участвуют тысячи наемников, — минус не русскому и чеченскому народам, а правительству.
В доме стали просыпаться, скрипят двери. Вот уже зовут пить чай. На столе передо мной «Краткий словарь по философии», в трех местах пробитый осколками. И это она самая — философия жизни. Философия войны, если, конечно, у войны может быть философия. «У войны не женское лицо», «у войны свои законы» и т. д. И это тоже философия, приспособленная для удобства. А словарь лежит, и пробили его осколки русского, или еще советского, снаряда в районе боевых действий российской армии, где боевиков было вряд ли более десятка на квадратный километр, а вот мирных жителей — сотни… Пусть это и чеченцы. Однако, если судить по останкам телефонной книги, которую я нашел в мусоре, русских, армян и «инших» в Грозном было большинство. Впрочем, истины я не открыл. Тот же словарь об истине, ее конкретности говорит: «Истинное суждение о предмете, находящемся в одних условиях, может оказаться ложным, если предмет попадает в другие условия. Поскольку само явление и условия его существования изменяются с течением времени, то меняется соответственно и знание, отражающее это явление. Поэтому суждение о нем, истинное для одного момента времени, может оказаться ложным для другого момента».
Например, я, моя семья были в некотором заблуждении о сложившейся ситуации в Чечне. Многие заблуждаются до сих пор. И контрактники тоже во многом заблуждаются, «ибо подчас не ведают, что творят». Уничтожать врагов и их пособников нужно, если доказано, что они таковыми являются.
Я нисколько не против армии, более того, без нее жизнь невозможна, мирная жизнь. Армия нужна сильная, здоровая, своя, родная. Но такая, как сейчас, не вызывает восхищения.
Правда, и запорожцы «гуляли» и грабили, били поляков, турок; и казаки Ермака не в куколки играли, и опричники царя Ивана не из пластилина были сделаны. Но это было тогда, давно! А сейчас не пора ли глаза протереть?
…Нет газа. Хазу затопила железную печку, Милана, заспанная и медлительная, следит за чайником. Я и Жунид опаздываем: он по своим делам, я к Магомеду. Почти как в той пословице о горе и Магомете, за исключением того, что наш Магомед к горе, то есть ко мне, не пойдет — своих дел много. А если нужно мне, значит, должен торопиться, но без чая меня не отпустят. Милана и Жунид сидят на улице, на холодочке, и ждут, когда закипит большой, литров на семь, чайник. Таких я ни разу не видел, приделай трубу — и получится самовар. Печь еле теплится. Точно, опоздаю! Вчера договорился с Дакаевым об интервью. И не приду? Как раз в духе времени!
Наконец-то чайник закипел. Позавтракали и отправились.

Грозный.
12:00. Магомед пока ехать не собирается, и я направился в комендатуру. Сижу у ворот и разговариваю с женщинами. Чего только ни услышал! О проданной в Ингушетию «гуманитарке», о боевиках. О лекарствах, продаваемых на рынках Грозного и Урус-Мартана, о ваххабитах и арабах, о том, что до 1991 года не различали национальностей, что все было хорошо при советской власти… По крайней мере можно было найти защиту в милиции и парткоме, зарплату выдавали вовремя, детей заставляли учиться!..
Вечер, сижу дома, ем холодную перловую кашу с мясом. Газа нет со вчерашнего дня.
Считаю, что моя миссия на данный момент выполнена, все желают хорошо доехать. Женщины с рынка на улице Угольной сказали, что я добрый человек. Не добрый — нормальный, со своими слабостями. Люди, отстояв в очередях в паспортный стол или пункт питания МЧС, к коменданту или главе администрации, разошлись по домам. Светлана, одна из таких посетительниц, до войны работала в административных органах культуры. Она дала мне записку к своему брату… в Тюмень. Как тесен мир! Как мала Земля! И живет ее брат Валерий рядом с бывшим кинотеатром «Космос». Ну что ж, отвезу, порадую родственника!
Просмотрел книгу «Чеченцев древняя земля» издательства «Седа-С». Она прекрасно иллюстрирована, правда, данных о тираже нет, зато есть английский текст. Очень порадовала карта Чечни — республика раскинулась от моря Черного до моря Каспийского. Почти как в свое время Великая Польша — «от можа до можа». Грузия меньше Чечни, Дагестан — как Армения. Такова Chechen Republic. Похожий случай был с Китаем, когда Поднебесная была изображена на карте мира чуть ли не в середине Азии и окружена государствами-карликами. России там почти не было видно. Это бывает, когда неприлежные ученики в школе плохо учат географию. Видимо, и «Седа-С» не считает географию достойной дисциплиной. Автор-составитель — Саид Магомед Хасиев.
Необходимо заметить, что в среднем ширина Чечни — 150 километров, длина — около 200. Автор при этом говорит: «Смену природных зон можно наблюдать в течение нескольких дней пешей прогулки, следуя с севера на юг или обратно (говорит о горах), тогда как на равнине для этого потребовались бы месяцы. Так, например, чтобы пройти зону хвойных лесов, здесь вполне достаточно нескольких часов…».
Не представляю, какова же длина Чечни протяженностью максимум 200 километров! Патриотизм — это хорошо, но не до такой же степени! Чечня вряд ли еще расширится, а вот уменьшиться может вполне. И античный девиз «А mari usque ad шаге!» перерастет в «А fluius usque ad flumen» — от реки до реки. Думаю, что не сильно ошибся с латынью и с реками. Ранее Чечня была между Сунжей и Тереком…

Справка.

В Чечне существует более 160 тейпов (субэтни-ческих единиц), в Чечне говорят на 11 диалектах: галай, шотой, шарой, нахшой, нохчмахкой и т. д. Чеченцы до принятия ислама были язычниками, некоторые — христианами.

29 марта. Кхаара — среда.
День проходит как обычно. Узнал, что в Пролетарском живут родственники Вахи Арсанова и у них в подвале держали в заложниках корреспондентов ТВ Тибелиуса и Положенцева. После выкупа у всех в семье появились иномарки и новый дом. Ваха учился в Тюмени, кажется, в строительном институте, точно не знаю. Выучили на свою голову! Многих мы учили, того же генерала Гудериана военному искусству, а потом он нам преподавал те же правила в танковых боях. Очень хорошо, что Ваха не Гудериан и не Мао Цзе Дун.
Рискну привести мнение А. Берже, правителя дел Кавказского отдела Императорского Русского Географического общества, 1869 г.: «Несмотря на то, что чеченцы вышли из первобытного грубого состояния и ведут оседлую жизнь, нравы их все еще находятся на степени полудикости. Жестокость, корыстолюбие, недоверчивость и мщение составляют преобладающий элемент в характере чеченца, но за всем тем он не чужд и добрых качеств. Так, он всегда чтит права гостеприимства. Если странник, даже незнакомый, проездом остановится у чеченца на ночлег, то хозяин не преминет в честь гостя зарезать барана; зажиточный чеченец не пожалеет даже рогатого скота, разумеется, смотря по важности проезжающего и по числу сопровождающих его людей в качестве свиты, конвоя или товарищей. Чеченец обязан проводить гостя до безопасного места или передать другому чеченцу и вообще заботиться о личной безопасности и неприкосновенности своего гостя. Если гость ограблен, оскорблен или убит вследствие нерадения чеченца или невыполнения им обязанностей гостеприимства, то он подвергается остракизму всего общества до тех пор, пока нанесенная его гостю обида не будет им отомщена…
…Чеченцы вообще склонны к праздности. Женщины, напротив, трудолюбивы, на них лежат все хозяйственные заботы. Они ткут сукна для домашнего обихода, делают ковры, войлоки, бурки (только у горных чеченцев), на мужчин шьют платья и обувь.
В образе жизни между зажиточным и бедным чеченцем почти нет никакой разницы: преимущество одного перед другим выражается отчасти в одеянии, более же всего в оружии и лошади».
19:14. Наверное, салютуя моему отъезду, с обеих сторон дома гремят выстрелы, что-то взрывается. И опять тишина, только привыкшие к грохоту боев вороны перекрикиваются на деревьях у 26-й школы. Подумали и перелетели ближе к моему дому. Не нужны им ни нефть, ни гранатометы. Так бы и людям.

30 марта.
Утро. Еара — четверг. Как писал Маяковский, будучи в Мексике: «По городу горох выстрелов. Сбежавшаяся полиция не всегда обнаруживает убийство… Но зато, когда день обошелся без смерти, газета публикует с удивлением: «Сегодня убийств не было». Я вспомнил об этом, когда не услышал в эту ночь выстрелов. Совсем. А утром шел дождь. Собрался и пошел в РОВД. Надеюсь, там не будет никаких сюрпризов.
12:28. Жду. Начальство на совещании. Дежурный говорит: «Когда будут, тогда будут». Ну что ж, жду. Подъехали на УАЗе русские милиционеры, привезли два огнемета «Шмель», одну «Муху», патроны, два кинжала и еще патроны россыпью. Как я понял, что-то чеченские милиционеры сделали не так, и федеральная сторона изъяла это оружие «до выяснения». «Бывают ошибки и в нашем деле, — сказал начальник отдела кадров РОВД Иса. — Наши промашку допустили, хорошо, что обошлось». Спрашиваю: «Почему хорошо?» — «А многие из гантамировцев милиционерами быть не могут хотя бы потому, что не знают законов, не обучены милицейской работе, учиться пока тоже не могут. А вот выделить их во внутренние войска или в вооруженные силы республики было бы совершенно правильно. Я ведь давно в милиции, кое-что знаю, кое- что видел».
Он живет в районе ремонтно-механического завода и два месяца находился под обстрелом и бомбежкой. В подвале своего дома укрывал соседей, и русских в том числе. «С одной стороны бьют федералы, с другой — боевики. Одни стены остались. После обстрелов пришли собровцы и заявляют: «Нам отдан приказ всех расстреливать, в городе нет мирных жителей!». Я им говорю: «А это кто?». К счастью, парни оказались нормальными: «Мы тебя не видели и твоих соседей тоже…».
Политик я никакой, и быть им не собираюсь, но не мешало бы Путину прислушаться к мнению народа, попробовать (а вдруг да получится?) поставить у власти не чеченца. Желательно, честного, хотя таковых сейчас найти почти невозможно. Это видно по тому, какие друзья заседают в Думе.
Итак, я «расправился» с Думой и президентом и вследствие этого захотелось чего-нибудь съесть. Пошел на рынок. Вот некоторые цены: «Прима» — 3 рубля пачка, сгущенка — 10, кильки в томатном соусе — 5 рублей, минеральная вода — 20, молоко (1,5 литра) — 16, хлеб — 4, блок сигарет — 100, огурцы консервированные — 20, кофе «Пеле» — 25–30 рублей, яйца — 15 рублей десяток, подсолнечное масло — 25 рублей. В общем-то, не очень дорого, когда есть деньги. Подумал, подумал и купил хлеба. Сгущенка есть, каша тоже. Потрачу деньги, и на дорогу может не хватить, и так потерь больше, чем следовало бы!
Вернулся домой, попил чаю и отправился на минирынок, который находится возле РОВД: местные женщины обещали кое-что интересное рассказать. И рассказали. Например, что в доме № 14 по улице Жигулевской федералы расстреляли 14 человек, в том числе русских, а трупы захоронили. Что ингушей резали осетины, а чеченцев — дагестанцы… Участвовали в убийстве и калмыки… Что в бане на Ташкале федералы насиловали женщин, и судьба многих до сих пор неизвестна. Что по сей день спецслужбы избивают местных жителей, добиваясь признания в том, что они боевики и участвовали в нападении на ОМОН. И о боевиках: они без всяких препятствий выпускали жителей из города, и то, что показывали по телевизору, неправда.
До 1991 года все учились, но пришел Дудаев, и учителям перестали платить заработную плату, а учеба сошла на нет. Однако дети приходили в школу еще долгое время и ждали занятий.
Женщины рассказали о случае в Собачевке. В город через блок-пост шла русская бабушка. Ее остановили и дальше не пускают: «Стой! Дальше — боевики». — «Но я живу в городе!» — «А может, ты пособница бандитов?». Тут бабка обозлилась и говорит солдатам: «Боевики мне хлеб и воду давали, а вы даже пропустить не хотите!».
Пропустили…
Записал рассказанное и иду в комендатуру. А там пенсионеры допытываются у Солохи, когда будут выплачивать пенсию. Он ответил, что в ближайшие дни, причем тем, у кого сохранилось пенсионное дело, поскольку может быть и обман: например, документами умершего может воспользоваться мошенник, и такие случаи были. Поэтому участковый инспектор ходит по району и проверяет местожительство пенсионеров. Пенсию будут выдавать в почтовых отделениях под охраной чеченской милиции.
Пришла женщина, разыскивает ребенка двенадцати лет. Мальчик потерялся на днях. Солоха обзванивает все службы, дает установку на поиск. Народ идет и идет с самыми различными вопросами.
Наступило обеденное время, и Юрий Борисович пригласил меня «на фуршет». Ели вареную картошку с салатом и тушенкой. Царское блюдо! Шутили по поводу моей женитьбы: «уговорил» двух из четырех присутствующих дам выйти за меня немедленно. Посмеялись, выпили по этому поводу шампанского — бутылка стояла с Нового года. Пробка грохнула, как выстрел из крупнокалиберного пистолета.
15:03. Опять посетительница. 17-летний сын болен, привезти в город не на чем. «Помоги, Юрий Борисович!» — «Разумеется». И опять посетительница. Юлия Константиновна Заикина, бывшая учительница 26-й школы. Теперь на пенсии. Имеет несколько наград, заработанных на ниве просвещения. 15 декабря прошлого года бандиты ворвались в дом, избили, взяли деньги, а ее закрыли в подвале. Юлия Константиновна разобрала кладку и позвала на помощь. Сплошной детектив. Теперь пришла к Соло- хе за помощью: надо восстановить документы и получить талоны на питание. Он оформил ей необходимые документы, и теперь все зависит от самой бабушки. Хочу ее сфотографировать — отказывается: «Не тот образ!» — «Да нормальный образ. Вполне». Не хочет. А жаль.
15:55. Нахожусь в гостях у сапожника Али на Сунженском хребте под зениткой. Невдалеке копошатся солдаты — минируют подходы. Хотел сфотографировать, Али сказал, что рискую — подстрелят. Хотел сфотографировать из подворотни, тоже не дал — сверкнет объектив, те, на горе, подумают, что пособник боевиков, и откроют огонь по дому. Не знаю, может быть, Али и прав. А я бы сфотографировал…
В долине Али взял две бутылки водки, но дома находится старший брат, а при нем пить нельзя — таков закон. Курить тоже нельзя. Вообще-то то и другое можно, но чтобы не видели старшие. На мой взгляд, это ханжество. Или нельзя, или можно. Одно из двух.
Пришла мать, спросила, как добрался сюда? «Так и добрался, почти пешком…».
Али греет борщ. А пока он греется, ем салат из моркови. Он говорит, что гостей у них давно не бывало и плох тот дом, где нет гостей. Тут же крутится кошка.
Али говорит, что их было три, но две умерли от разрыва сердца во время обстрелов. Водка называется «Салют, златоглавая» и дрянь редкостная! Он рассказывает о прежней жизни, об обстрелах и бомбежках и под- кладывает салат: «Ты ешь, ешь… витамины», сетует на военное и безденежное время, иначе принимал бы меня не так!
Это я уже слышал, но для меня вполне приемлемо, излишняя суета вокруг моей особы не обязательна. Долго сидим, уже 19:20, если учитывать, что часы мои врут минут на пять. Смотрю из окна и вижу внизу город, затихающие улицы и факел горящей скважины на Терском хребте. Горит, и никто пока не собирается тушить. Внизу, в полукилометре, на деревьях уже набухли почки, а здесь только собираются набухать.
Брат Али рассказывает: «Из-за того, что мы не даем солдатам водку, возникают неприязненные отношения». Но и с гантамировцами не очень дружат. «Не верим никому».
В доме жарко, облицованная кафелем печь топится газом. Африка! Я открыл окно, и вечерний прохладный воздух приятно освежает.

31 марта. Пераска — пятница.
9:30. Пасмурно. Ночь прошла нормально. Утром выпил кофе, и Али проводил меня до милиции. Попутно в своей будке взял для меня «Огонек» и книгу Берже «Чечня и чеченцы». Пока шли, сфотографировал телефонную линию, слабый туман придал обстановке таинственность. С другой стороны, хорошо — в оптику (если вдруг найдется любознательный товарищ) мало что усмотришь.
У РОВД встретил «банду» Резвана и сфотографировал. Али сдал меня «с рук на руки» и попрощался. Вышел Магомед и сказал, что сегодня едем. Ну, это мы уже слышали. Может быть, едем…
Пришел домой, хотел помыть голову. Газа опять нет. Придется ехать грязнулей. Слушаю с горя радио — ничего существенного для меня нет. Я имею в виду по местной теме. А так: в 1340 году умер Иван Калита (31 марта), собиратель Русской земли. В 1882 году родился К. Чуковский.
10:40. Еще не едем. Магомед, как я и предполагал, уехал по неотложным делам. Говорят, сегодня у Вахида день рождения, и овцу, что стоит печально у палисадника РОВД, приготовили к закланию. Привезли и однокиловаттный бензоагрегат — какой же праздник без электричества? Кажется мне, что сегодня мы никуда не поедем.
Перед РОВД опять толпа: кто на работу хочет устроиться в милицию, кто ищет родственников, кто хочет прописаться. Сижу на крыльце, слушаю чеченскую речь. До чего интересно! Вдруг в это щебетанье вплетаются два-три русских слова, и уже почти все понятно.
Подошел Хусейн Музаев, заместитель командира роты ППС, и просит сфотографировать его и ребят. Я торгуюсь: «Если отдадите портрет Бислана, тогда пожалуй». Сняли портрет с ветрового стекла, вручили мне. Хусейн попросил передать привет своему брату в Тюмени. Разумеется, вместе с фотографией.
14:15. Пришел домой, а там гремит музыка. Шарип и сосед играют в нарды, на столе — гора черемши, хлеб, масло, чай. Пришел Хамзат и, как обещал, повел домой и подарил три книги: «Имам Мансур», «Шамиль на Кавказе и в России» и «Очерки истории Чечено-Ингушской АССР». Теперь у меня литературы на первое время достаточно.
По радио сообщили о гибели пермского ОМОНа. 29 числа 39 человек пропали без вести. Пропали 39 человек так, как пропадает заблудшая овца — ни рожек, ни ножек, хотя у овцы вообще-то рожек нет. Тут ОМОН, там ОМОН, то есть отряд милиции особого назначения. Не просто «менты с улицы», из дежурки или из вытрезвителя. По сути, элитные части. Кого теперь винить в их гибели? Еще пропал журналист региональной телекомпании Виктор Петров со Светланой Кузьминой, вероятно, тоже журналисткой. Они как будто бы искали исчезнувшего солдата. Жена Петрова Зоя обратилась к Путину с просьбой найти мужа. Это передал «Маяк». И сегодня же в Чечню прибыл Рушайло с намерением разобраться, почему попал в засаду ОМОН. «Маяк» же сообщает голосом Тимура Абдулаева: «По Ведено и окрестным селам наносятся мощные удары — ответ на гибель ОМОНа». Очень сильно испугались боевики, даже штаны потеряли, убегая…
И всю Чечню облетела новость, потрясшая ее почище гибели Дудаева: полковник, командир танкового полка Буданов изнасиловал и убил 18-летнюю чеченскую девушку. Его арестовали, и, вероятно, он будет осужден. Это, видимо, первый случай, когда судят нашего военного за изнасилование и убийство. Но я уже слышал: если даже его и осудят, все равно родственники девушки его найдут и застрелят.
16:07. Пришел Шарип, бросил на пол разгрузник, «наказал» автомат — поставил его в угол, как нашалившего ребенка, послушал магнитофон и пошел к Хамзату. Я взял автомат, отсоединил магазин, отвел затвор — патрон в патроннике. Выбросил его. Опасная привычка — держать оружие заряженным среди бела дня! Пытаюсь загнать патрон в магазин, а он неисправен, пружина патроны не подает, и они болтаются там, как тот самый цветок в проруби. Нашел, где подаватель цепляет, устранил неисправность. А патрон из патронника себе взял на память.
Помыл голову, сижу ем черемшу и философствую, то есть пользуюсь чужими мыслями: я ведь говорил как- то, что не зазорно взять у другого то, что он сказал лучше. Разумеется, сославшись на источник…
Пришли Шарип и Руслан. Руслан снял разгрузник, полный гранат, и с размаху швырнул его на пол:
— Надоели эти железки!
— Чеку оборвет случайно, взорвемся к чертовой матери! — сказал я.
— Нет! Ничего не будет!
— Ну, когда полквартиры взлетит, тогда посмотрим, если будет чем смотреть.
Шарип тоже вытаращил глаза:
— Ты чего это? А в самом деле рванет?!
Руслан продолжает «выступать»: забросил автомат под кровать, только железо забрякало.
— Надоел!
На этом «железные» шутки не закончились. Руслан достал пистолет и давай собирать-разбирать, обойму вынимать и снова вставлять… «Сейчас, — говорит, — фокус покажу», — и выстрелил над самым моим ухом. Пуля ушла в стену, пробив ковер, гильза вылетела, как и положено.
— Ну ты, брат, даешь! Голова-то у меня пока одна!
— Подумаешь, пошутить нельзя…
Тут на пол падает пуля. Взял я ее, вставил в гильзу — вот и сувенир из Чечни.
Ушли на дежурство мои странные друзья, а я слушаю радиостанцию «Чечня свободная». На сегодня 2300 человек убитыми и более шести тысяч ранеными потеряли федеральные силы на этой земле.
А войне конца не видно…

1 апреля. Суббота.
Грозный.
9:30. Ну и что? А то, что пока туман. Ночью слушал концерт: один из посетителей Хамзата, в квартире у которого была небольшая попойка, хорошо исполнял национальные песни. Что-то протяжное, приятное, мелодичное. Я хотел записать на видео, но никто не захотел идти в РОВД за камерой — с некоторых пор я храню там фотоаппарат и видеокамеру с отснятыми материалами.
Отчего пьют чеченцы? Тут и война, и потеря близких, и отсутствие политической и духовной ориентации, и еще невесть что. Но главное — нет веры в будущее. Все помнят исход войны после лебедевского замирения и сколько за этим последовало событий. «Нас приговорили», «Мы уже списаны», «Уехать бы всей Чечней на Шикотан, чтобы никто не трогал» — вот некоторые высказывания зрелых людей.
Чеченцы-фронтовики составляют оппозицию. Пусть их мало, но они есть. Быть может, свой оптимизм и веру они сумеют передать молодежи.
Шарип с самого утра (благо, купил новые батареи) выставил магнитофон на подоконник, и тот орет голосом Бори Моисеева. Гомосексуальный «Щелкунчик» разносится далеко окрест.
Шарип под музыку жалуется на спину. Предлагаю растереть ее водкой, не хочет. И спорит: «Спирт нужен чистый!». Водочный компресс его не интересует, но когда разогнуться не сможет, тогда все к месту будет.
Вчера вечером Казбек и Джабраил интересовались, буду ли писать о том полковнике-танкисте, который убил чеченку?
— Как же не буду, если это уже у меня записано? Или вы думаете, что я только выборочно пишу?
Мелкое горе моего быта — протерлись носки. Одни уже сносил: ну-ка, помотайся туда-сюда! Так «босоногим мальчиком» и приеду в Москву. Но есть утешение: О. И. Бендер в свое время тоже входил в город Старгород без носков. Но там была провинция. Сижу штопаю носки, слушаю Владикавказ. Сегодня прибывает министр культуры Михаил Швыдкой с инспекцией. Ему бы в Чечню, пока люди совсем не озверели. Ни одного театрального коллектива, ни ансамбля или камерного оркестра. Ни одного! Нет, соврал. Прилетела группа писателей к пограничникам. Кто именно из 10 тысяч пишущих?
Сегодня день памяти Косты Хетагурова. Наверное, самая заметная фигура среди осетинской прошлой и настоящей интеллигенции. Хотя в свое время считался революционером-демократом.
15:05. Пытаюсь консервным ножом просверлить отверстие в патроне из автомата Шарила. Высыпаю порох — возьму на память. Наши ведь дуболомы, если увидят патрон, целую историю соорудят, а если кому-то будет угодно, и посадить могут. Попробуй объясни, что это сувенир! Зато к тем, кто оружие тоннами перевозит, отношение почтительное.
На трельяже лежит томик Хайяма издательства ЦК компартии Узбекистана, напечатанный в 1991 году. Мудрый был старик. Однако он не подозревал, что переводы его будут столь разнообразны.
Перевод Иванова:
Западней и ловушек не счесть на пути,
Бог расставил их сам и велел мне идти.
Наперед каждый шаг мой единому ведом,
Почему же грозит и не хочет спасти?

А вот перевод из машинописного сборника, хранящегося у меня дома:
Ловушки, ямы на моем пути —
Их Бог расставил и велел идти.
И все предвидел. И меня оставил.
И судит! Тот, кто не хотел спасти!

А с другой стороны, хорошо, что существует несколько версий, можно выбрать ту, которая отвечает твоим запросам. Особенно мне нравится вот эта вещь:
Заполняют мечети и церкви рабы,
Разбивают в молитвенном рвении лбы.
И Кааба, и крест, алтари и михрабы —
Все опутано ложью. Мы духом слабы.

Точно! Пришли два молодых развязного вида паренька, принесли аудиокассету русских матерных частушек. На чеченском языке таких нет, вот и наслаждаются дрянью на русском. Интересно, чем привлекает подобный фольклор? Я имею в виду и русских. Если в России культуры почти не осталось, откуда в Чечне после стольких лет безвременья ей быть? Вот где нужен министр культуры!
Читаю далее:
Великий ловчий, расставив немало сетей,
Удивил нас и сделал добычей своей,
Все дурное и грешное сам совершает,
А вину и грехи он свалил на людей.

Из безымянного сборника:
Наполнил зернами великий ловчий сети.
И дичь попала в них, польстясь на зерна эти.
Назвал он эту дичь людьми и на нее
Взвалил вину за зло, что сам творит на свете.

Не буду спрашивать, любят ли мои гости Хайяма. Это и так ясно. Но что их ждет впереди с таким багажом?
После «концерта» пошел прогуляться — узнать, как ходят автобусы. Ходят от банка, это рядом с комендатурой, до Знаменской и Слепцовска. 40 рублей отсюда, 30 — от Собачевки. Если в ближайшее время не уеду с Магомедом, придется добираться на автобусе. Правда, риск больше: вдруг начнут обыскивать и найдут материалы? Бродя вокруг и около, наткнулся на интереснейшие композиции, выполненные неизвестным художником на стене дома № 70 и соседнего с ним. Посвящены они «Ушедшим в джихад». Сфотографировал и пошел дальше. Иду мимо дома, где живет Вахид. Охранник предлагает зайти. Действительно, сегодня день рождения Вахида. На лестничной площадке тарахтит электростанция, на кухне суетятся женщины. Зашел, а вышел через пять часов. Смотрели запись 1995 года о развитии событий в Чечне. Местная частушечница Марина играла на гармошке, пела на чеченском языке, и все покатывались от смеха. Пела она и про меня, и о Тюмени. И опять все смеялись. Танцевали лезгинку, а я снимал, снимал, снимал… Не каждый день удается попасть на день рождения в Чечне! Кончилась фотопленка, и Вахид отправил одного охранника за новой. Словом, все прошло хорошо, даже запустили очередь из автомата в воздух — как же не отметить такой день! Но по рации некто вызвал Магомеда: «В твоем районе стреляли. В чем дело?».
Не один Вахид родился в этот день, был еще именинник — Руслан из городской администрации. Глава администрации Старопромысловского района Ильяс Дакаев сказал: «Давно не было таких праздников! И будем надеяться, что теперь все позади».
Приходили еще какие-то люди. Все ели замечательные нежные котлеты, пили водку и шампанское за здоровье именинника. Сияющий, в белой рубашке, Вахид и в самом деле выглядел так, будто недавно родился, допустим, позавчера…. Ко мне обращались с просьбой продолжить, по возможности, культурные контакты с Чечней. Я с легкостью пообещал: мне самому очень интересно, к сожалению, не все в этой жизни зависит от меня, но буду делать максимально возможное для развития добрососедских отношений.

2 апреля. Сильный туман.
9:30. «Маяк» только что сообщил: «…Более 25 тысяч бандитов было в Чечне в начале войны». Сколько осталось теперь — не сказали. Но 25 тысяч — серьезнейшая цифра, приблизительно 15 пехотных полков! И не самых инертных.
14:00. Пришел Руслан и сообщил, что Магомед едет в Моздок во вторник. Посему я, поев маринованных огурцов с растительным маслом, отдыхаю и читаю «Имама Мансура». Царское правительство не церемонилось с горцами: во имя своих целей отдавало приказ жечь села, переселять с гор на равнину, вырубать леса. Но есть и другая сторона вопроса: будь Турция рядом, сколько было бы еще войн?
Политика настолько тонкая и запутанная дисциплина, настолько грязная, что дать однозначного ответа на вопрос: а права ли была Россия в своей экспансии на Кавказ, я дать не могу. Во всем продвижении России на юг, конечно же, было и много рационального, и немало ненужного, вредного, более того, надуманного. Но что сделано, то сделано, тем более что многие чеченцы поддерживали царские войска в их экспансии и не находили ничего плохого в колонизации Кавказа.
Смотрю в окно: вот-вот расцветут деревья! Кизил уже давно стоит желтой пушистой щеткой, еще два-три дня — и зацветут сады. Розовые и белые проблески в набухающих почках — словно полоски чистого белья у опрятной женщины, платье которой развевается нежным ветерком.
19:53. Появился Руслан и принес массу разнообразной еды: ящик сливочного масла, ящик тушенки, небольшой мешок риса, ящик сгущенки. Поделился с соседом снизу. Тот был рад чрезвычайно. Но откуда такое богатство?
Я отнес в РОВД камеру и фотоаппарат, на всякий случай. Там встретил чеченца, который был на свадьбе в Урус-Мартане. Поговорили о возможной мирной жизни. Тоже просил писать правду. Я и пишу: ночью, когда я ночевал у Али, у здания администрации была стрельба: хотели кого-то украсть некие службы. Но говорят, что все закончилось благополучно.
Хамзат продолжает пить, и Шарип грозится отправить его на трое суток в подвал. Хамзат хмыкает: «Не пьешь, не куришь, точно мулла!» — «Я не мулла, а ты пьяница!». Оба смеются.
Во дворе играют дети. Смеются, будто не было рева самолетов, грохота взрывов, «зачисток», просто стрельбы. Жизнь… Тогда, в 1986 году, в Чернобыле аисты бродили по выгоревшему полю и искали пищу. Сейчас во дворах и на улице вороны и собаки, редкие бомжи бродят по свалкам. Впрочем, почти половина населения может считать себя бомжами — две трети города разрушено, натуральные руины. В Германии остовы замков называют Stiftruine. Здесь же весь центр города
— Stift, да еще какой! Зубец, ось — вот примерное значение слова Stift.
Завтра, возможно, поеду. Или послезавтра? Мне ведь еще деньги получить в редакции нужно, иначе только в следующем месяце дадут!
Интересная деталь городской жизни: в городе не работают промышленные предприятия, почти нет транспорта, а из центра все время доносится шум городского спектра — то ли горящие скважины «фонят», то ли из Ханкалы доносятся отголоски работы двигателей.
21:38. Уже минут десять ориентировочно в центре города, судя по интенсивной стрельбе, идет бой. Может быть, это в Черноречье? Перестрелка то затихает, то с новой силой вспыхивает. Неужели боевики прорвались? Опять туман, и потому не видно ни трассеров, ни разрывов. Ну что ж, Чечня провожает меня, как и положено, салютом. И хорошо, если салют этот — просто пьяные бредни неизвестной мне части. Однако стрельба продолжается: грохочут АГСы и бьет что-то крупное. Лают собаки. Около 22 часов все прекратилось, прогрохотал вертолет. Наверное, тот самый, единственный ночной. Смешно сказать: на всю Чечню один вертолет, способный летать ночью! Какие там «Черные акулы»! Нет их в природе, как нет тепловизоров, автоматов «Абакан» и прочего, и прочего… И генерал Шаманов удивлялся: еще в «ту войну» в «плен» попал новейший БТР-90 с авиационным пулеметом. В то время, когда в армии их было всего несколько штук, у боевиков он уже был!
Удивительно, что боевикам не продали ядерные 152-миллиметровые снаряды. Вот бы они возрадовались! Тогда до Москвы дошли бы точно. Хоть мину делай, хоть фугас… И стрелять не обязательно при их сноровке.
Пришел Руслан и предложил прогуляться по городу. «Как раз время хорошее, 11 часов, погуляешь, запишешь потом. А я тебе кое-что покажу, не пожалеешь».
И мы пошли в туман. Шли загадочными дворами, в которых лежали трубы, листовое железо, консервные банки, перекатывающиеся под ногами. Блок-посты давали о себе знать: временами оттуда тарахтела очередь, предназначавшаяся неведомому противнику. Встающие из белой пелены многоэтажки-призраки светились огоньками зажженного на кухнях газа. Иной раз из затянутых полиэтиленовой пленкой окон доносились свист и шипение неотрегулированной горелки. Там впереди, где недавно была перестрелка, было тихо, только зло свистели тут и там стоящие на перекрестках улиц газовые подстанции.
— Подожди у того дома, я скоро приду, — Руслан, как в кино, всматривался в глубину улицы.
Я стал ждать под треск редких очередей. В расчет их брать не стоило, так как дом прикрывал надежно, и выкурить меня из останков неопределенной конструкции железной будки, где я стоял, мог только минометный огонь.
Мелькнула тень, луна на несколько секунд показалась в волнах тумана и очень удачно осветила приближающуюся фигуру.
— На, держи, раз просил, — Руслан протянул мне пистолет Макарова, — владей.
Сердце каждого настоящего мужчины возрадуется при виде оружия. И я возрадовался, сказал:
— Спасибо. Ты настоящий друг.
— Да чего там! А если бы Хамзат и Хусейн узнали, что я сделал такой подарок! Ведь сто долларов стоит!
Меня слегка покоробило — о цене подарка вообще-то не говорят. Что-то здесь не то. Ну ладно, пока ничего особенного не происходит, домой вернемся, может, что- нибудь прояснится.
Возвращались кружным путем — Руслан усмотрел в окружающей среде нечто, что могло нарушить нашу безмятежность. На мой взгляд, не было ничего особенного: раза два протрещали очереди, и все. В поредевшем тумане, спотыкаясь и приглядываясь, вернулись «на базу». Луна в белесом месиве тумана и облаков едва обозначала свое присутствие, все вокруг очень было похоже на рисунок из старинной немецкой Библии, которую видел ребенком: мрачно, непонятно и почти безнадежно… Двор был темен и тих.

3 апреля.
0:44. Руслан интересуется, о чем я пишу, и заглядывает в записную книжку, долго присматривается, шевелит губами — мой почерк разобрать трудно, я сам иногда его долго расшифровываю. Ага! Понял! Подумал и говорит: «Дай 50 рублей, пойду пива куплю». Я ему: «У меня всего 550 на дорогу осталось. А если еще есть — дам». Вынимаю бумажник из кармана рубашки, которая висела на стуле в соседней комнате, раскрываю и не верю глазам своим — 500 рублей исчезли, осталось только 50! Исчезли, испарились, растворились! Опять шутки чеченского домового? И это после пропажи двух тысяч!
— Ты посмотри, посмотри в бумажнике, — говорит Руслан.
— Но я помню, черт возьми, что перед отъездом, то есть 29 марта, я положил купюру в бумажник!
— Точно положил?
— А как ты думаешь? Как бы я собирался отсюда выбираться? Конечно, точно!
— Нет, ты посмотри в бумагах лучше!
Пересмотрел все бумаги, вывернул все карманы. Нет денег! И откуда им взяться, если рубашка висела в комнате, а там два дня отдыхал Шарип и крутилось несколько человек, в том числе и два блатных паренька. Говорю об этом Руслану.
— Ко мне ходят только надежные люди! — заявляет Руслан. — Может, ты на меня думаешь?
Я заверил его, что так не думаю, но ведь в его квартире дважды из бумажника пропали деньги!
Спрашивает:
— А ты куда аппаратуру дел?
— Отнес в надежное место.
— Так ты считаешь, что моя квартира ненадежная?
Я ему ответил, что имевшие место факты говорят сами за себя, да и люди, бывающие здесь, не все отмечены печатью честности.
Обиделся.
Я разрядил пистолет, немного поиграл и положил в тумбочку. Спрашивает:
— Зачем патроны вынул?
— От греха подальше, я ночью буйный! Давай спать.
— Дай 50 рублей, пойду за пивом!
— На!
Он пошел за пивом: где-то торгуют и ночью, цена, само собой, «за беспокойство» поднимается. Минут через двадцать пришел, сидит на кухне, пьет. Я уснул, а когда проснулся, ни Руслана, ни пистолета не было. «Подарил».
7:40. Как поется в известной песне про одесситов: осталось сунуть большие пальцы в проймы жилета и сделать несколько «па», вздымая при этом брови. Жилет, правда, остался дома, а брови при мне. Вздымаю. Пистолет не появляется. Н-н-да-а… Вот тебе и правда жизни. Как хочешь, так и подавай. Субъективен, объективен — бумага принимает все. Не зря ведь говорят: бумага все стерпит. Пью чай со сгущенкой и собираюсь в РОВД. Беру все вещи, оставлю там. Эксперименты, подобные происшедшим, не улучшают мое состояние. Финансовое.
8:00. РОВД. Вахид сказал, что Магомед сегодня едет в Моздок. Нужно подойти приблизительно через час. Рассказываю Вахиду о кражах, о том, что Руслан был должен рассказать об этом Магомеду и тот обещал вызвать меня, когда будет нужно. Выходит, это «нужно» возникнет в Тюмени? Вахид удивился и сказал, что поговорит со мной на эту тему позже.
Пока он в отъезде, а я сижу на пне на поляне перед школой. Солнечно. Ветерок, хочется есть. Но к Руслану не пойду — ни к чему. Невдалеке старики играют в шахматы. Шумят, смеются, говорят по-русски и по-чеченски. Ждал до вечера: начальство где-то загуляло, потому отправился вдоль по Угольной. Встретил Али, поговорили. Я ему и поведал кратко о случившемся. Он не поверил, переспросил, а затем сказал, что в этом случае хозяин, если он настоящий чеченец и мужчина, должен возместить утрату вдвойне. Посоветовал не стесняться и обратиться к коменданту.
Допустим, к коменданту не пойду, а направлю стопы к Жуниду. Пришел. Оказалось, что в Назрани было чествование местного актера и по этому случаю пригласили деятелей культуры из Чечни и Осетии. Хава и Хазу только что приехали с этого собрания «чрезвычайно довольные и усталые», как любили писать многие газетчики недавнего прошлого. Это был первый подобного рода сбор за последние годы. Люди узнали о судьбах своих товарищей, пообщались. Однако и здесь не обошлось без бюрократии и чинушества. Невзирая на распоряжение комендатуры не чинить лишний раз препоны, на блок-постах придирались буквально ко всему. Хава показала новую книгу «Чечня. Право на культуру», изданную в Москве. В ней много работ ее учеников, их фотографии. Есть там и Мажиев. Книга отлично оформлена и издана, но тираж маленький. Говорят, ее разошлют всем губернаторам. Значит, и нашему придет. Очень кстати. А господин думский Митрофанов отказывает чеченцам в цивилизованности. Конечно, если и этих детей начать воспитывать перманентной войной, тогда действительно книги будут не нужны. Здесь Митрофанов вторит ваххабитам…
Весь вечер мы разговаривали, рассматривали иллюстрации, я обещал Хаве подарить весьма неплохой альбом «Деревянная резьба Тюмени». Если приеду, если буду жив, если деньги на поездку будут. Не жизнь, а восклицательные знаки!
Сказал, почему не могу вернуться в Грозный. Они поохали, повздыхали, уложили спать. Наверное, я им уже надоел.

4 апреля.
10:05. Ушел из Пролетарского, попрощался на всякий случай. Это уже третий «всякий случай», но, может быть, последний. Не в смысле совсем, а в смысле отъезда. Иду, вижу на улице близ РОВД развод — непривычно видеть чеченских милиционеров в строю. Очень похоже на колумбийскую мафию или на ангольских партизан. Те, правда, немного потемнее будут…
После развода Вахид сказал, что сегодня Магомед точно едет. Потому брожу рядом с РОВД. Разговорился с бывшим сержантом милиции, дипломированным инженером-механиком Эльбеком: «Никому здесь не нужны образованные люди. Я и раньше не мог на работу устроиться. А подлаживаться под начальство не могу…». Рассказал о том, как милиция при прежнем режиме охраняла нефтепровод. Пустой. В определенное время он вдруг наполнялся нефтью, неизвестно откуда появлялись в разных местах сливные отверстия, подъезжали бензовозы, забирали, сколько могли. Всех ловили, затем сажали, затем через несколько недель заключенные сбегали из СИЗО не менее загадочным способом. Снимали начальника СИЗО, и все оставались довольны. А большая нефть шла на Новороссийск другим путем. И опять повторялся прежний сценарий. Сколько богатых домов построено в это время, подсчитать невозможно.
12:10. Сидим, курим. На полянке между школой и свалкой мальчишки дразнят стайку собак. Те делают вид, будто нападают с лаем и зверским видом, особенно две маленькие. Мальчишки швыряют камни, собаки нехотя убегают. Это их территория, и они здесь хозяева. Свалка, кусты, канавки — как раз для собачьей жизни.
Разговаривал с Хусейном Музаевым. Он знает о краже, сказал, что хозяин обязан охранять и гостя, и его вещи. И тем более должен возместить ущерб, если он настоящий чеченец. Сказал, что известные мне лица не вызывают доверия и, возможно, их вскоре уволят. А судить обо всем народе по отдельным проявлениям непорядочности нельзя.
Сегодня настоящий летний день: дует легкий ветерок, солнце, уже цветут некоторые деревья.
Пришел Иван Денисович Дука, 1918 года рождения. Местный житель, служил, воевал под Псковом и Старой Руссой. Там было много болот, передвигались по ним на плотах. А болота никуда не делись — я был в тех краях. Красота, когда нет войны. После войны он работал на нефтепромыслах. Во время сегодняшней войны дом сгорел, документы тоже, сам живет на улице Бородина, 92, на «Березке». Ему нужны документы, подтверждающие, что он — это он. Милиционер Висит пошел в казарму, принес две банки каши с мясом, несколько пакетиков сахара. «Держи, дед! Ты — российский гражданин, я — российский милиционер… А за бумагами придешь, когда начальство будет».
Ублаготворенный дед поплелся к себе, прижимая к груди банки и рассовав по карманам сахар. В 1918 году моему отцу было 18 лет…
Наконец-то дождался! Подъехала машина. Мы погрузили вещи и вперед, на Моздок! По дороге пили пиво и слушали Аллегрову. Магомеду она очень нравится. На ближних блок-постах Магомеда знают и потому пропускают без вопросов. На вопрос: «Кто в машине?», он отвечал: «Мои бойцы».
В моем отъезде был знаменательный факт: когда проезжали мимо Собачевки и сгоревшего «Урала», за домами раздалась длиннющая автоматная очередь, рассыпавшаяся на несколько коротких. Как в «Белом солнце пустыни»: «Саид, зачем ты здесь?» — «Стреляли…».
Хорошо, что стреляли не в нас, мы были без оружия и ответить было нечем.
18:25. В Моздоке. После краткой остановки у РОВД едем на вокзал, где расстаемся с Магомедом: у него свои дела, у меня свои…
Электричка на Минводы идет в 4:15 утра. Переговорный пункт в городе, а это километра три отсюда. Гостиницы, по-видимому, для меня нет.
Но я ошибся…

5 апреля. Моздок.
6 утра. Переночевал в привокзальной гостинице за 50 рублей. Хорошо, что немного денег осталось в одном из карманов. Первую электричку проспал: долго разговаривал с замполитом отряда московских омоновцев — они стоят в Комсомольском.
— Мы живыми оттуда вряд ли вернемся, как «зеленка» пойдет, — «чехов» очень много. Да еще им фээсбэшники «зеленый коридор» дают: недавно приехали и вывели без единого выстрела. Что за война — непонятно. Я уже третью «мотаю», и один и тот же бардак. Иваныч, ты должен знать!
А «Иваныч» знает не больше других. То, что торгуют оружием, продовольствием и честью чиновники, это все знают.
— Иваныч, ты давно оттуда?
— Пару дней…
— Ты был в Урус-Мартане?
— Был…
— Молодец! А дальше?
— Не пускали. Чеченцы не пускали. «Опасно», говорят.
— Понятно. В Комсомольском мой пулеметчик перерубил негра пополам. Как дал — прощай, Африка! Но кровь такая же красная, как и у белых! Там и пацаны воюют! Ручки тоненькие, а стреляют навскидку. На вид лет восемь, а пуляет — будь здоров! Завтра грузимся в вертолет и на передовую…
Я побывал у них в номере: спинки кроватей обвиты пулеметной лентой, пулеметы под кроватями. Камуфляж, разгрузники… Можно было увидеть такое в советское время?
12:00. Звонил домой: телефон, видимо, в обрыве. Наша станция морально и физически устарела, и кабели постоянно то рвутся, то мокнут. Но дозвонился на телевидение. Наталья Захарова: «Ждем. Поскорее приезжайте, наверное, много интересного?». Да уж…
Если бы платили за мои выступления, наверное, давно бы стал миллионером!
Зашел в привокзальное кафе «Амага». Заказал осетинское блюдо чанахи и жду. Посматриваю вокруг: много военных, понятно — город прифронтовой. Милиции почти не видно. Жарко, цветут деревья. Принесли заказ. Очень неплохой на вкус. Бармен Герман, улыбчивый осетин лет тридцати, узнал, что этот эпизод будет отражен в книге, смеется: «Меня не нужно!» — «Ну уж нет! Последние часы в Осетии! Как это не нужно?».
На путях стоит эшелон с военной техникой. Едут домой, скорее всего. Хорошо, если так. Солдаты пьют пиво и водку. В такую жару! И что примечательно — удивительно чистый туалет на станции!
12:45. Поехали! Народ в вагоне разговаривает о своем, будто нет никакой войны. Вообще. Им виднее…
17:35. Станция Минеральные Воды. Много милиции и военных. Некоторые, видимо, от радости едва держатся на ногах. Или климат такой мягкий? С 19 часов устраиваюсь на ночлег в комнату отдыха, а пока пошел звонить в Тюмень. И удивляюсь: в городе очень мало светофоров, но машины ездят вполне пристойно. Иду по улице XXIV партсъезда. Ни я, ни название никому не мешаем. Все одеты по-летнему, гуляют не спеша. Так же, наверное, гуляли и во времена Лермонтова. Добрался до переговорного пункта и дозвонился до Ботова. Объяснил ситуацию. Он сказал, что деньги вышлет немедленно. Гора с плеч! А то уж было собрался идти искать редакцию газеты, просить аванс под будущую статью. Да если его еще выплатят — всем известно, что творится с прессой. Цены: яйца — 10 и 10–50, хлеб — 4 и 4-50, пачка творога — 6 рублей.

6 апреля.
Утро ясное. Ночь прошла более-менее спокойно, только временами на привокзальной площади «разговаривали в южном стиле» водители такси и милиция. Отдохнул неплохо. Не стреляют, и это необычно. А ведь я только краешком прикоснулся к войне. Другие месяцами, годами под огнем!
Времени у меня в достатке, отправился гулять. На проспекте имени Карла Маркса стоит памятник В. И. Ленину. Не то минераловодские большевики перепутали основоположника с вождем, не то скульптор был нетрезв. Но памятник стоит и никому не мешает. Пусть. Историю нужно видеть в лицо.
Шагаю далее. Много таксистов, воздуха, красивых женщин и минеральной воды. Причем вода и в самом деле отменная! Убедился на собственном организме.
9:15. Позавтракал за 20 рублей: люля-кебаб, огурцы, чай, хлеб. Порции, конечно, крохотные. Сидевшие рядом милиционеры, отслужившие в Чечне, заказали пельмени и очень удивились, увидев блюдо: «Это двойная порция?» — «Что-нибудь не так?» — вопрошает работница кафе. «Да нет…», — пожали плечами парни.
13:30. Купил местные газеты и билет домой — пришел перевод от Ботова. Спасибо, Андрей Николаевич! Купил туфли и носки. Билет стоит 475 рублей со страховкой. Путь мой лежит через Челябинск. Хожу по рынку, вижу вывеску: «Кафе «Арзу». По ней аэрозолем — РНЕ. Вот и весь сказ! Пошел дальше и еще раз удивился причудам местных жителей: в одном зале мирно сосуществуют магазин «Юный техник» и продовольственный. Напоминает давнишние магазины сельпо, сельских потребительских обществ, в которых продавали ружья, керосин, хлеб и прочее.
В ателье отдал проявить пленку и сделать некоторые фотографии. Дорого, но необходимо. Фотомастер без всяких вопросов проявил и отпечатал. Я отправился в гостиницу, снимки спрятал в номере «на всякий случай», а то еще кто-нибудь решит, не много ли везу пленки.
И я оказался прав. Так бывает редко, но в 14:38 пришли двое из уголовного розыска и проверили документы: почему это я ездил в Чечню, кто отправил, на какой срок и т. д. Один говорит другому: «Проверь, и если нужно — в разработку, в спецотдел». Я ему: «А что, уже писать запрещается? Так я все равно буду!» — «Если мы захотим, то не будете! И почему у вас нет командировочного удостоверения? Почему вам выдали другое в Моздоке? А печать сами ставили?» — «Не я, а МВД. Можете проверить!».
Дело было в том, что Магомед во время подготовки к возможному нападению боевиков 26 марта потерял мое командировочное удостоверение, выданное газетой «Медицинские вести». И хотя это тоже была почти «липа», подписанная редактором, но все же бумага. Поэтому мне выдали другое.
Вернули писательское удостоверение — жаль, не прокололся пособник боевиков!
В комнате нас было трое: Станислав из Свердловской области, разведчик, раненный осколком мины в правую руку, направляющийся на лечение; армянин Айказ Гикович Еранян и я. Мы поудивлялись резвости уголовки и продолжили жить далее. Станислава пригласили в коридор, вывернули сумку, конечно же, ничего не нашли. Вернулся, крутит головой, продолжая удивляться.
Айказ был в Карабахе, Твери, Армении, работал каменщиком, плотником, сантехником. «Два стажа — армянский и российский».

7 апреля.
8 утра. Ночью обысков не было. Мы разговаривали. Еранян в 1946 году переехал вместе с семьей из Ирана в Армению:
— Власти обещали много, но только в 1960–1961 г. мы поели досыта. У меня родственник работает попом. Так я ему говорю: «Ну, где твой Бог? Почему он все медлит с наказанием воров и обманщиков? Зачем им Там наказание, а нам Здесь? Почему не скажешь Ему: «Ара! Как же ты допускаешь, чтобы Армения так мучилась? Нам сейчас нужно жить, а не потом!».
Такие слова говорил обычный армянин-труженик, а Всевышнему нечего было ему ответить…
Из окна видна высокая гора Змейка. Интересно, многие ли из горожан были на ее вершине? Лермонтов тоже ее видел, теперь вижу я. До отъезда есть еще немного времени, пошел бродить и набрел на очередной нонсенс. Вывеска над столовой: «Добро пожаловать. Столовая МПС РФ. Филиал Российской академии путей сообщения». Не столовая — филиал. Тогда можно позавидовать академии: в столовой неплохо готовят, пообедал всего за 13 рублей. Пусть больше будет таких «филиалов».
18:36. Прогремел гром, позади почти месяц моего пребывания на Кавказе. Разговариваю с молодыми ингушами: едут на заработки, дома работы нет. Беженцы заполонили республику.
Елена Егорова в материале «Чеченская посевная», опубликованном в «Московском комсомольце», язвит по поводу исчезновения трех миллиардов рублей, предназначенных для проведения посевных работ в Чечне. «Затерялись» деньги в Моздоке, и Путин спрашивает у правительства, куда могли исчезнуть не только деньги, но семена, техника.
Если бы деньги потерялись в Назрани, я бы понял — не зря ведь Ингушетию зовут «черной дырой», но здесь осетинский Моздок, переполненный милицией и армией, разведкой и контрразведкой. И незадача — деньги исчезли невзирая на налоговые инспекцию и полицию. Конечно, они когда-нибудь появятся, «прокрученные» в банках. Но, как всегда, за это никто не ответит. А если и ответит, то такой «малой кровью», что об этом и говорить неприлично.
А газета «Северный Кавказ» в статье Эльмиры Кожаевой «Почему погиб пермский ОМОН? Трагическая случайность?» говорит о том, что боевики вольготно себя чувствуют на территориях, занятых федеральными войсками. Они хотели напасть не на ОМОН из Перми, а на более мощную войсковую колонну, а ОМОН случайно налетел на засаду. То есть гибель милиционеров предотвратила еще более масштабную гибель федеральной войсковой части.
В статье «Чеченская кампания. Дубль-2» Мусы Каирова говорится о странных договоренностях генерала Казанцева с жителями некоторых сел, в которые не пускают федеральные войска вооруженные жители. Более того, в родовом селе Масхадова Аллерое, охраняемом чеченскими ополченцами, до сих пор находится штаб Масхадова, а его никак «не могут найти».
До сих пор почти все села Веденского, Ножай-Юртовского и Шалинского районов контролируются боевиками и ополченцами, и конца этому в ближайшее время не видно. Особенно если учитывать полк моджахедов, который стоит на границе Грузии и Чечни и в любой момент может перейти эту самую границу, причем Шеварднадзе утверждает, что ничего особенного в Грузии не замечает. Есть чеченские беженцы, и не более того.
Посмотрел в зале ожидания сюжет о подполковнике Буданове: пока сидит в Ростове. Убитая им девушка теперь «оказалась снайпером». А в Серноводске, в доме, где живут беженцы, был взрыв. Опять взрыв, очередной.

8 и 9 апреля.В поезде.
Едем по степям. Дождливо. Местные жители продают семечки ведрами, только бери! Есть лук и… подушки. И все бегом, как в армии. Старушки бегают с коробками домашних яиц. Лесополосы от станции Куберле и далее вспаханы — видно, есть хозяин. Две пользы от этого: в случае пожара полоса вспашки не дает пламени ходу, и птицы кормятся — червей ищут.
С третьей полки с грохотом и звоном упала ручная тележка. Хорошо, что в проходе никого не было. Вот тебе и мирная жизнь — не от пули, так от тележки можно пострадать. Вызванное падением оживление в вагоне вскоре сменилось прерванной дремой.
Станция Котельниково. Окрестности усеяны разнообразными свалками. Неужели не стыдно народу жить в такой грязи? Следующая станция ничем не лучше. То, что видел Радищев в своем «Путешествии» в XVIII веке: грязь и безразличие, — осталось без изменений.
Проезжаем Царицын — Сталинград — Волгоград. Едем мимо Мамаева кургана, видим монумент матери-Родины. Замахнулась мать мечом, а куда опустить, уже не видит. Оглядывается, зовет сыновей — все без толку. «Россия — это мы», — часто говорят по радио. Куда уж точнее. Город уже сколько лет вне войны, а грязный и неустроенный. Окраины во всяком случае. Хороша память воинам-героям!
В нашем купе едет чеченская семья из Грозного. Жили в Заводском районе, дом сгорел, работы нет. Мать везет сына учиться в Казахстан к родственникам. Спрашиваю: «Почему в боевики не пошел? Там же платят!» — «Ну да! Я лучше учиться буду, человеком стану!».
Мать везет мешок черемши: те, казахские, соскучились по ней. Оттого в купе стоит легкий специфический запах овощной базы. Наши соседи принюхиваются, подозрительно смотрят на свои носки — запах пикантный, идут стирать. Наконец, все поняли причину гигиенических упражнений, посмеялись. Черемшу проводница спрятала в тамбуре.
Разговорился с соседом с верхней полки. Зовут Николай, начальник связи в Ханкале. Рассказывает, что боевиков пеленгуют свободно, с трех точек автоматически, иногда стреляют, если те не ушли. А про милицейские «проколы» сказал, что все рации у них работают в обычном открытом режиме, как у радиолюбителей, потому боевики запросто вычисляют местонахождение той или иной группы. Я не понимаю: неужели милиции специально поставляют обычные, пусть и японские, рации?

10 апреля.
4:45. Челябинск. Просторный вокзал, уставленный пальмами. Насколько понимаю в ботанике — хамеропс и финиковые. Не Африка, но ведь растут! В книжном киоске купил за 65 рублей Коран, перевод дореволюционный Г. С. Саблукова. Продавщица удивляется: «Вы мусульманин?» — «Нет, но изучаю их быт и нравы, по возможности, конечно». — «Ой, а я недавно разговаривала с одним из этих — такой противный, надутый. Пять жен ему подавай, и воевать Аллах разрешает». — «Ну да! Аллах лишь в целях самозащиты разрешает. Так говорили мне мусульмане. Нельзя воевать против сильнейшего… Хотя Коран так и этак трактует».
Простился с продавщицей и поехал в редакцию газеты «Вечерний Челябинск». Корреспондент Саша Гизатулин взял у меня интервью. Завтра материал будет в печати. Прошу его прислать 10–15 номеров в Тюмень. Обещал. А я ему и еще одному товарищу — книгу. Поехал опять на вокзал. Ходят милиционеры с ротвейлером — хорошая собака. У меня дома подобная растет, пока я шляюсь по стране. Жена мучается с псарней.
17:05. Купил у местного писателя Лазарева книгу «Боль» за 15 рублей. Он издал ее на свои деньги, теперь выходит к поездам и продает. «Не желаете книгу из рук автора?». Желают не все. Я свою «Лаванду» за десять предлагал, хотя она стоит дороже, и то берут с неохотой. Вот если бы она пять рублей стоила… Сейчас к писателю, если он не детективщик, отношение никакое. Никому нет дела до того, что ты не только во имя своего желудка пишешь. Или так и раньше было, да я не замечал?

11 апреля.
6:07 мск. Как заключительный аккорд моей поездки: проводница выдала невиданно белое постельное белье в фирменном пакете, а в отдельном пакетике кусочек мыла и салфетку. Назову номер поезда — 190/189. «Ура» нашей железной дороге! «Ура» проводникам вагона № 7! И вот наступил момент истины. В купе, кроме меня, ехали два парня и девушка — студенты-железнодорожники. Показываю им дротики и рассказываю, что это такое. Пожимают плечами: «Да мы вроде по другой специальности. Нам это ни к чему…». И все. Ни интереса, ни вопросов. Это будущие инженеры? Но о пиве говорили охотно и много.
В Талице сели цыганки-торговки. Шумные, базарные. Ругаются матом и смеются. У одного просят хлеба, у меня сала. И все вроде бы так и надо, этакая игра в полудурочек. Но это их работа и образ жизни. Липучий народ.
Итак, скоро мое прибытие в Тюмень. Скоро дом. Скоро отчет по командировке перед собратьями по литцеху, если захотят меня послушать. И необходимо так же скоро написать и издать книгу, чтобы не повторилась история с «Черной лавандой», написанной едва ли не первой в стране, а опубликованной последней, через одиннадцать лет после написания, благодаря поддержке Тюменского отделения Союза писателей России.
Не уверен, что новая книга нужна всем. Но нужна тем, о ком писал. Думаю, более всего она нужна истории: ведь уже никогда не повторятся те эпизоды, которые отражены на страницах этой книги. «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку», — говорил античный философ. Однако он не знал о возможностях фотографии — именно фотоснимки запечатлели мгновения уже прошедшей жизни, есть та река, в воду которой могут неоднократно окунуться читатели не одного поколения.
Продолжение следует.