Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги

Повести, рассказы


Жемчужное ожерелье для Юльки

Повесть




Юлька шла по родной Полевой улице в сторону центральной конторы. Вчерашняя студентка строительного учебного заведения сегодня должна подать заявление и устроиться на первое в жизни рабочее место — строительную группу совхоза «Белая глина». Мать наказывала ей дома строго:
— Говори громко и внятно, Александр Прокопьевич не любит, когда мямлят. Скажет, каши мало ела, и выставит за дверь — с него станется!

* * *

Совсем в раннем — младенческом возрасте досужие старухи, узрев Юльку в колыбели, определили: «Эта девка не жиличка на свете, сырая, квёлая — Варёнка!» А Юлька росла тихонько, доставляя мало хлопот домочадцам, играла себе в уголочке, спала, ела. К годику затопала ножками по крашеным половицам — потянулась за ярким клубком пряжи в руках бабушки.
— Вот тебе и Варёнка! — засмеялась Марьяна Власьевна.
Бабушка вырастила уже пятнадцать внуков, а эту, шестнадцатую, особенно жалела, подолгу тетёшкала на руках, плела коски, а в воскресенье смазывала пушистые волосы девочки репейным маслом. Приговаривала, оглаживая детскую головку теплыми ладошками: «Расти коса до пояса, не вырони ни волоса!»
Летом, когда на огуречных плетях распускались первые цветочки, бабушка выискивала цветки-пустоцветы, сощипывала их и вставляла между зубьями гребенки, получался веночек. Гребенку вкалывала Юльке в волосы на макушку. Малышка ходила на цыпочках, расправив подол платьица, боялась дышать. Бабушка подзадоривала внучку: «Экая красота поселилась в нашем доме!»

* * *

Однажды бабушку забрала погостить в город средняя дочь. Юлька решила принарядиться сама: взяла гребенку и отправилась искать огуречные цветочки. На грядке, что высадила мать, цветков еще не было. Вчера мама ходила к соседке и брала Юльку с собой. Пожилая соседка угостила девочку молоденьким огурчиком. Потом женщины стояли у огуречной грядки, что-то рассматривали в листве и долго беседовали о чем-то. Юльке надоело их слушать, она побежала домой одна, но точно запомнила, что на грядке было много желтеньких цветочков.
Недолго думая, потопала прямиком в огород соседей. Нашла гряду с огурцами, нащипала цветочков, украсила ими гребёнку и воткнула в волосы. Довольная возвратилась домой. Вечно занятая по хозяйству мать не сразу увидела дочкин наряд. Приметив, однако, сильно заволновалась:
— Где ты взяла эти цветочки?
Юлька не подозревая неладное, махнула рукой в сторону соседского огорода:
— У Катерины Сергеевны на грядке.
— Кто тебе разрешил? Ты сама это сделала?
Юлька растерялась, редко видела она мать в гневе:
— Сама. Бабушка Марьяна всегда так делает, ты же не ругаешься.
Мать быстро собралась, схватила дочь за руку:
— Пошли! Сейчас ты сама расскажешь Екатерине Сергеевне, как сорвала цветочки, и попросишь у нее прощения, скажешь, что больше никогда такого не повторится.
Мать буквально силой волокла Юльку за руку. Всегда кроткая и послушная девочка Юлька-Варёнка вдруг превратилась в дерзкую упрямицу, она кричала, отчаянно вырывала руку, падала на коленки.
— Я не воровка, бабушка всегда так делала!
Наконец, мать с дочерью переступили порог соседского дома. Мать объяснила все Екатерине Сергеевне и велела дочери просить прощения, но Юлька снова падала на колени и заходилась рыданиями, не произнеся ни одного внятного слова раскаяния.
Соседка пожала плечами:
— Может, вы ее побили, Татьяна Егоровна?
— Кто ж её когда пальцем трогал?! — недоумевала смущенная обстоятельствами женщина. — Кто бы мог подумать: какой у нее характер! Ни один мой ребенок так не поступал.
— Ну и ладно, не надо ругаться, — улыбнулась мудрая соседка, — больше Юленька никогда так не сделает. Правда, детонька?
Но даже снисходительный тон соседки не привел Юльку в чувства. Дома забившись в укромный уголок, она горько плакала. Не было обиды на маму, её настигло первое в жизни горе — отчаяние и раскаяние, жгучий стыд за свой поступок. Этот урок — не укради — Юлька усвоила на всю ставшуюся жизнь: лучше иметь худенькое, но своё.

* * *

Детский сад Юлька не посещала. Когда бабушка съехала на соседнюю улицу в дом старшей дочери помочь воспитывать правнуков, Юлька оставалась дома одна, дожидаясь родителей и старших ребят из школы. Сергей Иванович стал уделять дочке больше времени. Он, человек начитанный и степенный, обладал еще недюжинными талантами: замечательно пел, рассказывал книги, а еще рисовал. Он усаживал Юльку высоко на свои колени, брал карандаш и рисовал штрихами, отрывистыми пунктирами. На глазах у девочки пунктиры срастались, постепенно приобретая форму того или иного предмета. С замиранием сердца Юлька следила, как из-под карандаша отца оживали лошади с развевающимися гривами, горящими глазами, выброшенными вперед копытами в стремительном беге.
Сказки Сергей Иванович рассказывал искусно. Все герои у него говорили разными голосами. Например, если в сказке присутствовал медведь, отец менял интонацию голоса на густой бас. Зайчишка верещал писклявым голоском. Ежик усердно и смешно пыхтел.
Рассказанные на ночь сказки навсегда остались в душе девочки. Она свято верила в то, что у горностайки черный кончик хвоста, а у зайки черные кончики ушей оттого, что их пометил сажей строгий медведь, к которому звери пришли на справедливый суд.

* * *

Юлька, коротая дни, сидела на лежанке русской печи. Пристрастилась к рисованию, рано выучилась читать книжки. А как не научиться? Старшие дети школьники. Учат они уроки, Юлька рядом крутится: мотает на ус, что к чему. В горнице круглая печка в металлическом коробе вечно исписана мелом — девчонки играют в школу. Юлька и тут вникает. Пишет крестики и нолики, палочки-крючочки на выделенной сестрами тетрадке. Вот и писать научилась немудреные словечки. Подолгу лепит из пластилина или вырезает до мельчайших деталей фигурки из открыток и книжек.

* * *

Юлька часто вязалась хвостиком к отцу или матери: куда нитка, туда иголка.
Часами пропадала на работе у матери, Сергей Иванович тоже не раз брал дочку на работу. Там, в слесарном цехе МТМ, отец подсаживал Юльку на высокий верстак, как на подиум, и, обращаясь к коллегам, говорил:
— Мужики, хоть одно скверное слово при дочке услышу, за себя не ручаюсь!
Сергея Ивановича уважали, никто не позволял себе ослушаться мастера. Юлька же замирала от счастья. Сейчас папа на глазах у всех сделает ей какую-нибудь игрушку.
Отец быстро размечал небольшой листик мягкого алюминия, разрезал его ножницами по жести на две детали и красиво насвистывая, мастерил кружечку — маленькую, кукольную. Закругленная кромка, чтобы не пораниться, аккуратное донышко и ручка из толстой проволоки на заклепках. Такой кружечки ни в одном наборе «посудка» не встретишь!
Вручив дочке игрушку, отец покровительственно говорил:
— Ну, а теперь беги, дочка, домой, мне работать надо.

* * *

Соседка Екатерина Сергеевна попросила Весниных отпускать Юльку играть со своей внучкой Леночкой. Молодая семья учителей, родителей Леночки, жила на этой же улице. Леночке исполнилось три годика, Юльке — шесть. Старший брат Алеша уводил Юльку к Леночке ежедневно. Оставались дети с прабабушкой Леночки. Юлька немного побаивалась ее, ей казалось, что она много ворчит, сердится.
Игрушек у Юльки было мало, к Леночке она ходила с любимым пупсиком и цветными тряпочками. Она укладывала их в авоську, заворачивая в большой лоскуток. Когда Леночка отчего-то сердилась на Юльку, говорила ей:
— Забирай свои хряпочки и уходи.
Прабабушка ругала ее за такие слова.
Однажды Алеша попросил Леночкиного отца:
— Анатолий Михайлович, мама просила подстричь Юльку, у нее челка на глазах.
Возвратившись с работы, учитель подстриг гостью «под горшок». Жена спросила:
— Юленька, тебе нравится прическа?
— Нравится, только уши немного мерзнут, — совершенно искренне ответила она.
Отчего-то долго смеялись Леночкины родители, и ворчала прабабушка:
— Это надо же так: у девчонки уши мерзнут, а они смеются! Вот наделал делов!

* * *

Часто родители внушали детям: нет плохой национальности, но есть плохие люди среди всякого народа. Наш многонациональный народ сломил хребет фашизму, но немцы, живущие в России, — не фашисты, есть среди них много прекрасных людей, есть и подлые, но в этом не национальность виновата. И этот наказ красной нитью вписался в сознание Юльки.
Мама — самая мудрая и добрая женщина на земле. Без нее в доме меркло солнышко, и мир казался серым и убогим. Только она умела доходчиво объяснить детям красоту окружающей природы, привить любовь к отчему краю и дому, уважение к старшим, почитание старости. Ее неординарный юмор порой лучше строгих нравоучений делал свое дело.
Копали картошку. Лето выдалось засушливым, лишь к исходу выпали обильные осадки, а через три недели пришло время убирать огород. Картошка наросла уродливая, с шишками, крючками, некоторые клубни переплелись между собой, образуя причудливые формы. Убирать такой урожай крестьянину не в радость. На отдыхе Татьяна Егоровна задает детям вопрос:
— Как вы думаете, ребятишки, что означает пословица: «Зло порождает зло»?
Дети загалдели, кто во что горазд, каждый высказывал, как понимает народную мудрость. Татьяна Егоровна похвалила детей, а сама объяснила просто:
— Вот скажем картошка. Весной бросил в лунку один клубень, а он злом оказался. Зародил тот клубень в гнезде много злых деток, начали они расти, толкаются, дерутся: «Мое место, нет, мое — я буду расти!» Рожицы у всех кривые, уродливые, так и норовят друг друга укусить, ущипнуть, аж гнездо шевелится. А выросли, и взглянуть не на кого, одни уродцы кругом. Вот так же и у людей бывает — что посеешь, то и пожнешь.
Ребятишки смеются, как мать изображает «картошкину драку». Татьяна Егоровна приводит еще один пример:
— А, бывает, картошка полопается. Как ваш дядька говорит — лопатая. Это посеяна зависть. Растет она, пыжится, но глядит по сторонам, видит: у соседей лучше получается, тогда от досады, от зависти лопается пополам, а то и в нескольких местах. А надо всего лишь жить по совести и уметь радоваться успехам других людей. Самому легко, и людям в радость.
Уроки доброты детям родители преподают своим примером.
Иногда Юлька просыпается по ночам от какой-то суеты и приглушенных разговоров. На кухне горит свет. Родители сидят за столом с какими-то чужими людьми, тихо переговариваются о чем-то. Потом все стихает, свет в доме погашен, все спят. Лишь утром Юлька узнает, что ночью в дом постучались какие-то люди в поисках крова. Родители приветили, накормили нежданных гостей, уложили спать. Поблагодарив хозяев, утром гости уходят. Юлька спрашивает у родителей:
— Кто это ночевал у нас сегодня?
— Люди, дочь, ночь их в пути застала, как не приютить?
Так в доме Весниных в разное время нашли приют незнакомый старик с внуком, студент, что замерзал в срубе строящегося неподалеку дома, мужчина зрелых лет, две женщины. Так было почти в каждом доме: обогреть, приютить человека, постучавшегося в ночи и попросившего помощи.

* * *

У старших Весниных ребят полно друзей. А Юльке играть не с кем. Вяжется она к кому-нибудь: то за братом поплетется, то за сестрами. Только прогоняют ее отовсюду: «Маленькая еще».
Их улица не зря носит название Полевая, она крайняя, дальше широкая поляна, поле пшеницы и лес. Сразу после вечерней дойки оглашается околица голосами сбегающейся со всей округи молодежи. Звуки вечером пронзительно-летучие, далеко разносятся они эхом. Скоро на поляне закипит русская лапта — излюбленная деревенская игра.
Началась! Пришедшие делятся на две команды. Пара за парой подходят к «маткам»:
— Бочка с салом или казак с кинжалом?
Пошел в дело мяч, сама лапта — отполированная руками палка.
— Вжик — точный удар по мячу, и он летит, описывая пологую дугу через поляну. Закипают страсти, игра набирает темп.
— Бей! Мочи!
— Мазила!
— Вжик!
— Уп! — стонет мяч под ударом лапты, исчезает в синем просторе неба.
— Перехватывай! — отчаянный крик.
Развеваются вихры и подолы платьев. Мелькают босые пятки, крепкие загорелые до черноты икры ног. Сверкают глаза и зубы.
— Бей!
— Шпарь!
— Держи!
— Соли их, соли!
Прибегает на поляну и Юлька. Путается под ногами.
— Брысь, мелузга! — выкрикивает какой-нибудь парень с другой улицы.
— Да ладно, — заступается сосед Саша, — это же Алешина сестренка, пускай бегает, жалко тебе?!
— Вот то-то — жалко! Собьют с ног, нос расквасят.
Саша ободряюще подмигивает Юльке:
— Ничего, бегай по краю, в самую гущу только не лезь, мячом ударят или пнут ненароком.
Юлька довольная бегает какое-то время совершенно непричастно игре, но быстро устает. На поляну ложится роса. Холодные волны гуляют по икрам ног. Чуть синеют дальние просторы. Юлька плетется домой. Жалуется матери:
— Ноги болят.
— Это хорошо! Значит, растешь.

* * *

В следующий раз Юлька увязывается за Алёшей. Брат не прогоняет ее, улыбается скептически:
— Ну, пойдем!
В этот раз старшие ребята играют в чехарду. Первым к забору становится высокий парень с другой улицы, за пояс ему цепляется сосед Саша, голову прячет в бок, получается «конь». Нужно суметь запрыгнуть на него и продержаться как можно дольше. Тот, кто свалится, выступает в роли коня. Алеша улыбается и говорит сестре:
— Ну, давай, прыгай.
Юлька разбегается и запрыгивает на Сашу. Вот оно счастье — у нее получилось, она будет играть с большими ребятами! Оп, кто-то запрыгнул через Юльку на первого парня. Потом кто-то на этого второго. Следующий запрыгнул на спину Юльке, потом еще кто-то и еще! Юлька уже не дышит и не пищит до тех пор, пока «куча-мала» не распалась. Девчонке больше не хочется играть, сердитая и чуть живая бредет домой. Теперь понятно, почему она так называется — чехарда — это как попало!

* * *

Иногда Юлька сидит на скамейке у дома, ждет, когда ученики с их улицы будут возвращаться из школы.
Километра за три-четыре от их деревни есть еще одно поселение — совхоз имени Клары Цеткин. Ребята из той деревни ходят в школу «Белой глины» пешком. Туда и обратно идут через Полевую улицу. Та деревня и ее жители Юльке кажутся заграничными. Потому и ждет она их, хоть одним глазком взглянуть на «иностранцев».
Особенно нравится ей, когда идет старший сын украинцев — Стёпа. Он уже совсем взрослый, в этом году школу заканчивает. Стёпа крупный, улыбчивый, добрый голубоглазый парень. Завидев Юльку, обязательно говорит ей:
— Сейчас поймаю тебя, посажу в мешок и отнесу в Цеткин, будешь у Клары жить, кашу варить, Клару кашей кормить.
Юльке смешно и тревожно: как-то там в Цеткине?!

* * *

Однажды Юлька напросилась с отцом на отгон к казахам. Отец отговаривал, мол, далеко, устанешь на мотоцикле трястись. А девчонке лишний раз прокатиться с отцом — за счастье!
В то лето заболел у Весниных бык: затянуло глаз бельмом: то ли на сучок в поле накололся, то ли сухим сеном в стайке поранился. Сама по себе такая болячка не особо беспокоит, но, теряя зрение, скотина часто отстает от стада, худеет. Быка оставили на время дома, всыпали под веко сахарного песку, растертого в пудру (так врачуют в сибирских деревнях скотину от бельма), а когда роговица очистилась, по договоренности с казахами отправили на откорм к ним, как на курорт. К исходу июля отец решил съездить туда, посмотреть бычка и отблагодарить казаха.
Ехали, долго петляя по лесным дорогам. Потом пошли болотные кочки, затем появилась вода. Отец заглушил мотоцикл:
— Дальше, дочь, придется пешком добираться.
Мотоцикл спрятал в кустах, приложил сухими ветками для приметы. Стали прыгать по кочкам, стараясь не промочить обувь. Рыжие огромные комары клубились роем, впивались в лицо, уши, другие обнаженные участки тела. Шапками сидели на зеленых кочках, на ряске, покрывающей воду. Юлька оробела, в душе проклиная свою настойчивость: сидела бы теперь дома, листала книжки, рисовала или играла в огороде в «кукольном домике».
Наконец, болотце закончилось, показалась ровная огромная поляна, немного опали комары. Отец подбодрил:
— Скоро придем, вон, видишь впереди лесок? Сразу за ним их стан.
Минули лесок, за которым опять открылась просторная поляна с редкими березками. В центре поляны одиноко, безо всякого ограждения стоит дом. Трава вокруг жилья изрядно выбита. Недалеко от домика дымящийся чугунный котел, устроенный на кирпичах. Поодаль от крылечка — коновязь, телега с брошенными на землю оглоблями. Навстречу путникам, не торопясь, верхом без седла, едет хозяин. Из дома выбегает косолапый парнишка и с гиком догоняет отца, размахивая хворостиной. Казах спешивается перед гостями, спрыгивает на землю, радушно жмет руку отцу Юльки, по-отечески мягко гладит русую головку девочки. Взрослые оживленно разговаривают, казах энергично размахивает руками. Лошадь принимается щипать траву, между тем подбегает мальчишка, сверкая чёрными хитрющими глазками, быстро-быстро что-то спрашивает на своем языке у отца. Старший казах смеется, утвердительно кивает головой. Парнишка подхватывает уздечку и ведет лошадь на более травянистое место. А когда та опять наклоняет голову и срезает траву широкими резцами, мальчишка вдруг садится лошади на голову, крепко цепляется руками за ее уши. Одно мгновение, и лошадь выверенным движением головы забрасывает пострелёнка к себе на спину. Казачонок оказывается лицом к хвосту, но и эта оплошность исправляется в два счета — опершись на руки, он махом меняет положение, и вот уже в его руках уздечка. Мальчишка смеется и весело гарцует по поляне кругами. Юлькин отец восхищен:
— Вот чертёнок! Ты посмотри-ка, что он вытворяет?!
Отец-казах доволен, подзадоривает сына короткими окриками. Сын изощряется в новых приемах джигитовки. А Юлька вдруг понимает своим детским женским нутром, что все эти «па» незнакомый мальчишка выделывает ради нее.
Казах между тем радушным жестом приглашает гостей в дом. Все трое не успевают дойти до домика, как вдруг налетает холодный ветер. Небо с восточной стороны черно. Синё становится окрест. Черная туча стремительно затягивает небо, давит, гнетет своей неизбежностью.
— Мать честная! — вырывается возглас у Юлькиного отца: — Вот это мы, должно быть, попали! Сейчас даст так даст!
Казах что-то строго кричит сынишке, к гостям обращается спокойно и дружелюбно:
— Ничего страшного, Сергей Иванович, ты радуйся, что сюда успели, а тут вам готов и кров, и дом.
— Так-то оно так, Джамбул, однако, и домой сегодня не попадем.
Их разговор заглушает страшный раскат грома. Парнишка, подъехав на лошади к коновязи, быстро спрыгивает на землю, начинает крепить уздечку на перекладине. Казах-отец бросается сыну на помощь, на ходу кричит:
— Сергей Иванович, веди дочку в дом, не ровён час, намокнет!
Мощные струи воды, усиленные ветром, кажется, пытаются вдавить домик по самую крышу в землю и смыть, разбросать по полю остатки разрушенного. Но дождь теперь не страшен. Гости и хозяева, уютно расположившись вокруг низкого столика, сидят на кошме. Мерно постреливает керосиновая лампа (электричества тут нет). Рядом с Джамбулом по правую руку сыновья-подростки, по левую — младший сын, тот, что гарцевал на лошади. Казахи сидят, ловко подвернув под себя ноги. Сергей Иванович и Юлька приноравливаются то боком, то на коленках. В центре столика большое плоское блюдо с сочным мясом — маханом. Румяные лепешки горкой, молоко, сливки. Хозяева едят руками, гостям подали вилки. У мальчишки-джигита красивое имя — Алмас. Отец объясняет Юльке, что есть горный кристалл — алмаз. Это очень прочный камень, при искусной огранке из него получаются драгоценные ювелирные изделия, еще он используется в точных приборах, а столяр, имеющий стеклорез с вкраплением настоящего алмаза, считай, имеет капитал в своем кармане.
Алмас внимательно слушает гостя, стреляет раскосыми бархатными глазками то на Юльку, то на отца. Иногда быстро-быстро лопочет на своем языке. Но подцепив с тарелки кусок мяса, рассматривает его и выдает на русском:
— Щир нет, есть не буду! — бросает мясо обратно.
Отец-казах и гость заливаются смехом. Между тем парнишка находит подходящий кусочек, забрасывает в рот, смакует и хитро щурясь, приговаривает:
— Щир по кубам течет, ай, карашо!
Затем хозяин замечает, что Юлька еще не притронулась к еде, он просит ее подать свою вилку. Девочка робко подает вилку, с опаской смотрит на своего отца. Ее душонка сжимается робким воробышком, она знает, что обязательно должна уважить хозяев и съесть угощение. Отец угадывает дочкину тревогу и просит:
— Джамбул, только ты ей постный маленький кусочек найди. Едок-то она у нас никакой!
— На здоровье, дочка, — протягивает казах небольшой кусочек сочного мяса девочке.
Юлька благодарно взглядывает на отца (уж такой-то кусочек она целиком проглотит, если что). Берет вилку с мясом, благодарит хозяина. На всякий случай набивает рот хлебом, (чтобы вкус мяса перебить), и, зажмурившись, целиком отправляет его в рот. А через миг действительно проглатывает почти нежеваное, но проглатывает с удовольствием. Мясо само тает во рту, источая неописуемый вкус и аромат. С удивлением и надеждой смотрит на отца, но попросить еще не решается. Хозяин вновь выбирает ей хороший кусочек, который Юлька уже смакует. На следующую порцию гостью уговаривать не приходится.
Вскоре Сергей Иванович с тревогой обращается к хозяину:
— Слушай, переживаю, как бы дочке худо не стало. Она ведь у нас совсем ничего не ест, макает хлеб в молоко, потом в сахар, молоком же и запивает — вот и вся еда. Хозяйка с ней измучилась.
— Ничего, Сергей Иванович, не переживай, никто же ей силой не велит, а хочет, пусть кушает на здоровье, приезжай к нам с ней почаще.
— Спасибо на добром слове. А ты вот что, не найдется ли у тебя кусочка бумаги и карандаша? Дочка у меня рисовать любит, пускай идут с твоим парнишкой играть.
Бумага нашлась: целая тетрадь, нашелся и простой карандаш. Дети расположились в углу у «кровати», так мысленно для себя назвала Юлька аккуратную высокую горку из матрацев, цветистых одеял и подушек.
Алмас с любопытством рассматривал, как из-под карандаша девчонки рождается самый что ни наесть настоящий зайчик, котенок, корова, собака, гусь или утка, петух или курица. Как только Юлька заканчивала рисунок, он с нетерпением тянул листок за краешек, и, заполучив-таки, стремглав бежал к своему отцу. С радостью и нетерпением показывал ему рисунок, восторженно смеялся, когда тот одобрял новинку. А Юлька грелась в лучах славы, позабыв о своих недавних страданиях, что придется заночевать тут, в лесу у чужих людей. Всю ночь поливал дождь. Юлька, уютно уткнувшись отцу в плечо, сладко спала на мягкой перине, сытая и счастливая.

* * *
Все девочки играют в «мамину работу». Пока мама была продавцом в сельмаге, Юлька играла «в магазин». Два кирпича, доска наперевес — вот и весы; разнокалиберная галька — гири. И товару в магазине достаточно: куличи из песка, и баранки из глины; чай из дырявого чайника — талая водичка с хозяйственного двора из прелого сена и навоза, а цвет вполне «чайный»; чугун с выщербленным боком и посудка — разноцветные черепки от битой посуды.
С ранней весны закипала в «лавке» работа. Заканчивалась игра простуженным носом и жуткими цыпками на руках. Позже на месте цыпок образовались бородавки, столь много, будто кто специально насыпал. А Юльке осенью в первый класс поступать. Мать взмолилась, обращаясь к свекрови: «Мамаша, выведи Юльке бородавки, в школу с такими руками стыдно на порог ступить! Они у нее только что не пищат».

* * *
Всю весну, прихватив лето, Юлька самостоятельно ходила к бабушке на лечение. Марьяна Власьевна тайно врачевала многие болячки: заговаривала зубную боль, фурункулы и ячмени, останавливала кровь, снимала рожистое воспаление и воспаление горла.
Внучку встречала сдержанно, настороженно. Все приглядывалась: «Отчего товарки сказали, что не жиличка ее внучка на этом свете? Ну, спокойная, глазенки черные, но не злые, с думкой, с искоркой. Наша порода! — успокаивалась бабушка: — Типун им на язык!» И протягивала стеклянную баночку, что стояла на полочке под божничкой. В банке были сахарные конфетки-подушечки, давно оплывшие и склеенные в общий комочек. Юлька старательно выколупывала одну конфетку, только бы угодить бабушке (не очень-то она их любила), закладывала за щеку, бабушка между тем одевалась, и они вместе шли во двор.
Крестьянский двор огорожен плетнём из лозы. Бабушка подводит Юльку к плетню, выбирает сучок на лозе, берет по очереди внучкины руки и начинает тихонько тереть бородавками о сучок, тихо-тихо нашептывая ей одной ведомые волшебные слова. Юлька прислушивается, изо всех сил пытаясь разобрать хоть словечко из бабушкиного заговора, но ровным счетом ничего не может понять.
Каждый день бабушка выбирает новый сучок, каждый раз нашептывает непонятные словечки. Шепчет бабушка, шепчет: вымаливает для внучечки легкой счастливой доли.
В один из дней Марьяна Власьевна говорит внучке:
— Пойдем в дом, теперь ты бабушку полечишь.
Юлька смотрит недоуменно. Бабушка подает ей крупное решето, садится на низкую скамеечку и велит трясти ситом над ее головой.
— Зачем это, бабушка?
— Головка у бабушки болит, вот ты и полечишь.
Юлька старательно орудует ситом над головой, заглядывает бабушке в лицо:
— Так хорошо, бабушка?
— Ой, хорошо, боль как рукой сняло!
Бабушка назначает время на завтра и тихонько выпроваживает внучку за ворота, просит никому не рассказывать, зачем приходила.
К первому сентября руки у Юльки становятся чистыми — она даже не заметила, когда одна за другой их покинули бородавки.
Бабушка умерла в том же году. В семейном альбоме сохранится трогательное фото — стоит она у гроба бабушки и такое трагичное лицо у крохи, будто жизнь понимает.

* * *

Первое сентября оглушило. Такого количества людей Юлька еще не видела в своей жизни. На подготовительные курсы в школу она несколько дней ходила, познакомилась с первой учительницей Полиной Васильевной и многими ребятами. Но сегодня оробела. Линейка построена на спортивном поле за школой. Ученики стоят ровными рядами-коробочками. Их, первоклашек, выставили впереди в один ряд. Слышится возбужденный разговор, смех. Потом как по команде все стихает. Выступает директор школы, учителя, представители совхоза. Поздравления, цветы. Потом каждого из первоклашек берут за руку старшеклассники и ведут в просторный класс. В классе большие окна, белые стены, много света. Детей рассаживают за парты: мальчик-девочка. Юльку посадили за третью парту в среднем ряду с беленьким аккуратным мальчиком Лёвой. Мама Лёвы — учительница по иностранному языку. Лёва — очень воспитанный мальчик, он прилежно учится и никогда не обижает Юльку.
Юлька учится не лучше, но и не хуже других. С первых дней девочки берут над робкой, спокойной одноклассницей негласное шефство. На переменке подружки бегут к радиаторам отопления, выбирают место потеплее и предупреждают друг дружку:
— Сюда не вставай, тут Юля Веснина будет стоять!
И в школьном буфете за булочкой с повидлом и компотом для нее занята очередь. И в раздевалке, где установлен бачок с питьевой водой, возле которого часто бедокурят мальчишки: наклонится кто-то, чтобы напиться из крана, бьющего водяным фонтанчиком вверх, и ткнут его носом, обольют с ног до головы. Юльку девчонки охраняют от таких казусов.
Вот и окончен первый класс. В школе праздник «последний звонок». Опять все ученики построены за школой.
Полина Васильевна вручила Юльке огромный школьный колокольчик-звонок, подвязанный нарядной красной лентой, и велела по ее сигналу бегать по периметру построившихся шеренг и звонить в него. Юлька очень волнуется: вдруг у нее не получится? Все ее внимание теперь сосредоточилось на этом звонке. Вот Полина Васильевна махнула ей рукой: «Пошла!» Юлька робко срывается с места и бежит под общий смех, слегка позванивая колокольчиком. А поле большое, долго ей еще бежать. Вот поравнялась с выпускным десятым классом. Какие же они большие, совсем взрослые! Ребята смеются басом, как дядьки. Но вот в поле ее зрения попадает сосед Саша. Он подбадривает ее:
— Давай, давай, соседка, звони веселее, громче!
Юлькино сердечко возрадовалось, и теперь она бежит воодушевленно, смело, звонок держит над головой. Круг замкнулся, бежит по второму разу. И снова слышит Сашину похвалу.
Становясь старше, Юлька утратила опеку подружек, но, оставаясь скромной, все же научилась отстаивать свою точку зрения, проявляя твердый характер и нрав.

* * *

Мальчишка Алмас оказался внуком муллы, что жил напротив Весниных. На следующий год после Юльки он тоже пошел в школу, а так как проживал у дедушки, стал соседом Юльки и первым дружком. Хочешь — не хочешь, пришлось и Алмасу отовариваться в Юлькиной «лавке». Хотя больше по нраву ему были подвижные игры. Нередко он забегал в дом к Весниным и кричал с порога:
— Идите, там ваш Юлька на заборе повешался!
Мать снимала с частокола повисшую на подоле пальто или платьица дочку. В следующий раз Алмас объявлял:
— Ваш Юлька в огороде в грязь засосало.
Зимой ребятишки вместе греются на русской печи. Алмас готов часами рассматривать, как рисует Юлька. С удовольствием слушает, как читает ему подружка вслух. Иногда, она помогает ему решить сложные задачки (для нее-то они прошлогодние). Но больше всего любят дети играть в жмурки. Алмаса не поймать: изворотливый и шустрый, как чертенок, а посмеяться — нет ему равных! Заливается колокольчиком, еще на пол завалится и ногами дрыгает.

* * *

Как-то летом в гости к Весниным привезли городскую родственницу. Наташа старше Юльки на год. Татьяна Егоровна затеяла большой ремонт. Накупила краски, грунтовки. Половую грунтовку цвета охры вылила в корыто, добавила растворителя — пусть разойдется, оставила у порога, прикрыла старыми половиками.
Ушлая Наташка добралась до корыта, намазала руки по плечи:
— Гляди, Юлька, какой у меня загар!
— И я хочу, — заверещала та.
Алмас, все лето пропадающий на отгоне, в этот день как на грех у деда оказался, забежал к девчонкам. И ему затея понравилась. Грунтовка на солнышке прогрелась, приятно разминать ее, пропускать сквозь пальцы. Не заметили, как все трое оказались в корыте и перемазали друг друга с ног до головы.
Вечером Татьяна Егоровна плакала, соскребая с детей краску ложкой. Алмасу густые волосы пришлось убрать под «ноль», девчонкам, где выстригала отдельные пряди, где вычесывала крупным гребнем. Отмывала керосином, растительным маслом, мылом хозяйственным. Ругалась сквозь слезы:
— Господи, Боже мой, ладно Наташка пройда городская, ты-то, Варёнка, туда же! А тебе, Алмас, какого тебе загара не хватило? У тебя кожа темнее, чем эта краска!
Отмыла с горем пополам, но долго еще под ногтями краска держалась и у детей, и у Татьяны Егоровны. Долго помнился солярий по-деревенски.

* * *

Позже Татьяна Егоровна устраивается работать в ветеринарную аптеку фармацевтом, Юльке отчаянно захочется стать врачом. В ее арсенале новые игрушки: пустые ампулы и пузырьки, резиновая груша, вата, кусочки бинта, сломанный фонендоскоп и пара шприцев. А когда мать отдает ей прямо в футляре набор списанных хирургических инструментов: зажим, кривые ножницы, скальпель, молоточек с крючком на конце ручки и стамеску, Юлька становится главным врачом в своей «клинике». В игру собирается много девочек, но Юлька никому не доверяет главенствующую роль и инструменты. На «рабочем месте» она уже не Юлька-Варёнка, а Юлия Сергеевна Веснина.
Не один раз приходится и Алмасу лечь на «операционный стол» соседки. Правда, дело не заходит далеко. Стоило Юльке с серьезным видом намазать смуглый живот соседа ваткой, смоченной в воде, как тот с хохотом скатывался со стола и носился по комнате с криками:
— Ай, ай, совсем здоровый!

* * *

Дружная весна. Юлька заканчивает третий класс. После школы брат велит ей одеться нарядно: он поведет ее в кино на дневной сеанс. Первый выход в свет. Юлька старательно умывается, надевает темное драповое пальто в голубой крап, голубую газовую косыночку на голову, черные, натертые ваксой ботинки, доставшиеся от средней сестры Гали. Придирчиво смотрится в зеркало. Серьезная — не улыбнется: ей и страшно, и интересно до жути.
Клуб в центре деревни она видела, только вот внутри никогда не бывала. Длинное деревянное здание клуба без претензий на слово «архитектура» построено при царе Горохе. Здание изношено, левая стена у него давно «поехала», и стоит он на частых березовых подпорках, как избушка на курьих ножках. В планировке нет никаких премудростей: в единственной комнате — и фойе, и зрительный зал, там же сцена и кинобудка.
Брат проводит Юльку в первые ряды, состоящие из деревянных скамеек. Усаживает и велит сидеть до конца сеанса. Семьи в деревне многодетные. Народу набивается — яблоку негде упасть. Вот уже заняты все места, но дети разных возрастов все прибывают. Старшие остаются на задних рядах — галёрке, мелюзга лезет вперед. Занят уже весь пол вплоть до сцены. Самые отчаянные взбираются на сцену, вольно ложатся на настил. Вдруг среди этих смельчаков Юлька видит свою родственницу — Альку Андрееву. Ей хочется окликнуть Алю, но она стесняется и продолжает следить за ней. Аля немного прикартавливает, от этого ее разговор делается еще приятнее. Вот Алька поднимается на коленки, высматривает кого-то в толпе и громко кричит:
— Лидка, ты домой пошла?
Лида — родная старшая сестра Али. Она откликается на её зов:
— Чего тебе?
— Пкрынеси пигрогов!
— С чем тебе — с картошкой или капустой?
— Тащи с кгрыбами.
У многих карманы наполнены жареными подсолнечными семечками. Соседи щедро делятся ими, много рассыпают помимо карманов.
Наконец, свет гаснет, на экране вспыхивает перечеркнутый серебристой полосой первый кадр. Зал утих. Замерла Юлька. На экране быстро бегут титры, звучит ритмичная музыка. И вот само действо. Фильм про беспризорников, про мудрого наставника, который сплачивает их в «ребячью республику». Юлька вполне осмысливает сюжет, с экрана в зал несется бодрая революционная песня: «Наш паровоз вперед летит, в коммуне остановка, иного нет у нас пути, в руках у нас винтовка». Она подается всем корпусом вперед, жадно впитывая каждое мгновение экранной жизни героев, как вдруг об ее голову шмякается какой-то предмет. Она слегка поворачивается, глядит на соседа и тут понимает: об ее голову разбилось воронье яйцо. Проклятые мальчишки: каждую весну они лазают по деревьям и зорят вороньи и сорочьи гнезда. Разумеется, нет ничего более разумного, чем бросаться ими в темноте в людей.
До конца сеанса далеко, как в темноте и толпе найти брата? Так и сидит бедная Варёнка. Фильм, конечно, интересный, но первое впечатление испорчено. То и дело рвется пленка, зал свистит и улюлюкает: «Махно на мыло! Сапожник! Бракодел!» — все эти громкие эпитеты предназначены киномеханику.
Наконец, финальная сцена и «конец фильма». Вспыхивает свет, все приходит в движение, под ногами толстым слоем шуршит шелуха подсолнечника. Юлька смешалась в толпе, не может найти брата. Он сам пробирается к ней, смеется. Его младшая сестрёнка сейчас похожа на жалкого воробышка. Дома долго ругается мама за испорченное пальто. Не на Юльку сердится, на негодных мальчишек.
И все-таки Юлька счастлива: теперь Алеша будет водить ее в кино.

* * *

Не меньшим счастьем для нее прийти к отцу вместе с двоюродными сестренками на склад ветоши «за тряпочками». В назначенный день Юлька приводила сестер на территорию МТМ. Пока те жались в сторонке, Юлька проникала к отцу в цех и тихонько звала:
— Папа, мы пришли.
— Ждите на улице, — бросал отец и проходил из цеха вглубь здания. Возвращался он с кладовщиком Малевым. Наказывал девчонкам: «Вот, идите с дяденькой, да смотрите, слушайтесь его». Малев вел девчонок вдоль складов, размыкал на одном из них навесной замок, слегка открывал большие ворота, впускал девчонок в помещение и велел:
— Сидите тихо, я сам подойду, открою вам.
Девчонки робко заходили в темноту огромного тесового склада, ворота за ними тотчас запирались на замок, Малев уходил по своим делам. Окон в складе не было, тусклый свет сочился лишь сквозь щели стен и ворот. Когда глаза привыкали к полумраку, девчонки бросались к куче ветоши, что лежала прямо на полу склада, и закипала работа. Ветошь в МТМ привозили со швейных фабрик, так что попадались вполне приличные чистые кусочки самых разнообразных по фактуре и расцветке тканей. Для девчонок же эта куча означала целое царство-богатство. Копошась в ней, с трудом сдерживая возгласы восторга, девчонки набивали каждая свою сетку-авоську. Иногда их голоса все-таки вырывались наружу. За стеной склада слышались шаги, Малев спрашивал у ворот:
— Девчонки, все ли что ли?
— Нет, нет, еще немножечко, — умоляли сестры.
Когда, наконец, сетки-авоськи раздувались, как арбузы, и невозможно было больше туда затолкнуть ничего, девчата тихо ожидали, когда их выпустят. И лишь за территорией МТМ сестренки давали волю чувствам. Ах, какое это было счастье! Залитая солнцем дорога, глаза щурятся после темного склада, а из ячеек авосек то тут, то там торчит, кричит богатство! Захлебываясь от восторга, они гурьбой идут в дом Юльки. Там, расположившись на полу, раскладывают трофеи, и начинается оценка добытого. Хвастаются друг перед дружкой, иногда меняются или делятся тряпочками и, наконец, расходятся по домам. Теперь кипит работа в «швейных цехах». Шьют девчонки на малюсеньких куколок, так называемых пупсиков или голышек, как сами окрестили. Потом опять общий сбор у Юльки и дефиле — показ мод и моделей.
После сестры находят себе новые интересы, а Юлька еще долго копается, шьет, кроит на своих куколок — Варёнка дак!

* * *

У деревенских девочек завелась еще одна мода: в летнюю пору делать себе во дворе ли в саду жилище — клетки, балаганы, домики (кто как назовет). Для устройства в ход идут все ненужные в хозяйстве вещи: старые рамы, доски, брезент.
За неимением средств можно построить домик прямо на полынном пустыре за огородами. Нужна только небольшая тряпка для крыши, детское фланелевое одеялко или старое покрывало. Делается он просто: сначала вытаптывается в полыни дорожка — тропа в домик. Затем небольшим квадратом вырывается полынь. Оставшиеся растения служат стенами, наброшенное сверху покрывало — крыша. Дешево, но сердито! Нежарко в таком домике, терпко пахнет полынью, где-то рядом чулюкают воробьи. Если надоест сидеть «взаперти», можно стащить покрывало и выстелить им пол, улечься и смотреть, как ветер гонит кучевые белоснежные облака. Можно раздобыть гудрон, подсластить его домашним сливочным маслом и пожевать жвачку. Можно просто помечтать, совмещая все вместе. Галя спрашивает у сестренки:
— Кем ты будешь, когда вырастешь?
Юльке-Варёнке отчего-то становится не по себе, она робко говорит:
— Не знаю, а ты?
— А я буду моду показывать.
— Разве есть такая работа? — удивляется Юлька.
— Есть! Буду одеваться в самые красивые наряды, носить туфли на каблуках, самые красивые платки и шарфики.
— Здорово! — вздыхает Юлька. Уж она-то знает, как умеет это сестра.
В воскресенье, если к ним приходят в гости двоюродные сестры, у Гали показ мод. Подиум — дорожка в горнице. Галя наряжается за шторками на кухне. Девчонки сидят в ожидании чуда. Вот шторки раздвигаются, и входит модель по-деревенски — модница.
На голове Галя соорудила немыслимую высокую прическу — бабетту. В ход пошли мамины накладные волосы, шиньон и шпильки с заколками. На Гале мамин серый элегантный плащ с большими декоративными пуговицами, талию затянула поясом, отчего девичья фигура кажется еще тоньше. Но самый главный элемент одежды — туфли на каблуках. Их Галина изобрела сама: надела хлопчатые чулки, в пятку вставила пустые катушки от ниток. Чулки нужно сильно натянуть, чтобы отчетливо был виден «каблук». В таких «туфлях» еще нужно уметь пройтись, чтобы «каблук» не вывернулся в сторону. Гале это удается хорошо. Слышатся первые восторженные похвалы, охи-вздохи. Довольная, она прохаживается по комнате взад-вперед и удаляется наряжаться в новый туалет.
Галя и Юлька часто мастерят себе домик в полыни. Но не оставляют мечту иметь хороший балаган во дворе дома. Часто они одолевают мать: «Помоги нам домик сделать». Татьяна Егоровна выбрала время и отвела детям уголок в огороде. На место стены закрепила старую дверь. Пробросила сверху доски, накрыла их старой клеенкой, теперь и дождь не помеха. Выделила девчонкам известки:
— Белите сами в своем доме.
Старались, белили на несколько рядов. Вместо двери натянули покрывало, вместо пола бросили кусок фанеры. Жилище получилось просторное, светлое и уютное, в полный рост. Вот радости-то было: не дом, а целая квартира!
Девчонки готовы были играть там до потемок.
Когда Галя стала взрослеть, Юлька одна хозяйничала в домике. Однажды сама засолила грузди. А дело было так: осень выдалась щедрая, богатая лесными дарами. Веснины набрали короба грибов. Днем девчонки промывали их в больших кастрюлях и тазах. Вечером Татьяна Егоровна солила грузди. Юлька выбрала в баночку самых маленьких груздочков и повторила все, как делала мама. Баночку унесла в домик и терпеливо ждала, когда будут готовы. Однажды днем не вытерпела, открыла и попробовала груздок. И показался он ей таким вкусным, что захотелось позвать маму: пусть она попробует. День до вечера казался бесконечным, так Юлька ждала, когда же, наконец, Татьяна Егоровна вернется с работы. Но после рабочей смены у мамы была куча дел: огород полить, корову подоить, ужин приготовить, она все отмахивалась от дочки: «Потом, потом».
Вечером, когда Юлька уже не надеялась зазвать маму в свой домик, Татьяна Егоровна заглянула в балаганчик сама:
— Ну, где тут твоя солонина?
Юлька несказанно обрадовалась, а когда мама отведала грибочков и очень похвалила хозяйку, была на седьмом небе от охватившего её восторга и радости.
Больше того: Юлька почему-то на всю жизнь запомнит эту мамину похвалу.

* * *

Деревенские девчонки изобретательны: под силу им не только шить наряды для кукол и строить балаганы, еще они сами мастерят кукол. Нарисованные на бумаге фигурки аккуратно вырезаются, наклеиваются на картон для прочности и снова вырезаются. Для таких кукол можно рисовать самые разнообразные наряды.
Куклу можно слепить из пластилина. Но самые красивые куколки получаются из кукурузных початков. Осенью, когда начинается уборочная страда, девчонки группами идут к кукурузному полю. Забираются глубже в полосу, находят и выламывают самые крупные початки, набивают ими подолы платьиц и бегут домой. Располагаются под навесом и начинают мастерить кукол. Нужно снять с початка почти все листочки, покрывающие семена. По мере очистки у початка в верхней части высвобождаются длинные волоски-рыльца. Бывают они сиреневого, розового, зеленоватого цвета. Вот эти эластичные волоски и прельщают девчонок. Каких только причесок не сооружают они своим куколкам. Заплетают в косы, собирают в колечко, в валик, в хвостик. Тонкие створки-листики теперь можно использовать как одежду — плащи, юбочки, фату. В кукурузных кукол играют даже девочки старшего возраста. Очень приятно перебирать разноцветные волоски, мечтать о таких же длинных косах.

* * *

Случай с вороньим яйцом быстро забылся и не научил Юльку, что нельзя делать людям пакости, даже если они мелкие. Впрочем, сама бы Варёнка до такого не додумалась, но когда впереди старшие «наставники», кажется, что все правильно.
Заневестились у девчонок старшие сестры: у Весниных Люда, у Андреевых Лида, да соседки Нина и Таня — все ровесницы, одноклассницы. Забегали девчата на вечерний сеанс, на танцы, а Лида и Таня, говорят, уже на свидании были.
Младшим — Весниной Гале, Андреевой Альке и Вере, сестренке Нины, завидно, а виду показать не хочется. Осуждают они девчат:
— Нашей-то мама уже капронки купила, — ехидничает Галя.
— И нашей тоже, — подхватывает Алька.
— А Танька-то вообще «выбражуля номер пять, разреши поцеловать». Походочка-то у нее: одной ногой пишет, другой зачёркивает, — ёрничает Вера.
Варёнка в разговоре не участвует, ее еще не допускают в свою компанию. А как же ей хочется быть со старшими!
Люда, Таня, Нина и Лида перед сеансом кино собираются в низкой, вросшей в землю малушке Андреевых. Секретничают, принаряжаются, потом вместе идут в клуб. Сеанс заканчивается засветло, девчонки снова сидят в малухе дотемна, потом идут на танцы.
Галя, Вера и Алька впервые берут Юльку «на дело». Они караулят момент, когда девчата возвращаются из кино. Тихонько пробираются к окнам домика, привязывают на суровую нитку картошку и спрятавшись за углом периодически тянут за ниточку, картофелина стучит в окошко. В помещении сначала затихают, потом дружно смеются. Подростки снова натягивают нитку. Из домика выскакивает Татьяна, самая крутая и бойкая из подружек, кричит в темноту:
— Хватит уже, не смешно и не ново!
Потом выходят все подружки и уходят на танцы.
Разоблаченная забава становится неинтересной, проказницы уходят под куст черемухи, там устроены низкие скамейки. На скамейках они совещаются, чтобы такого устроить «новенького». Быстро соображают, договариваются собраться завтра и расходятся по домам.
На следующий день Галя пытается уйти незаметно, но Юлька ходит за ней по пятам. Галя ругается:
— Ты еще маленькая, никуда не пойдешь!
Юльке обидно, она грозит Гале:
— Если меня с собой не возьмете, я все Люде расскажу.
Делать нечего, все собрались под черемухой. Ждут, когда старшие вернутся из кино. Вернулись, зажгли свет, смеются в избушке. Девчонки у черемухи медлят, дожидаются сумерек. Наконец решают: пора. В дело опять идут черные суровые нитки. Укрепив нитку на штакетнике соседей, они протягивают ее через дорогу до усадьбы Андреевых, укрепляют там. Потом тянут обратно и так несколько раз на разных уровнях, но не выше колена.
Теперь Алька садится «в засаду» под окошки малухи, остальные набирают на щепки свежего коровьего навозу и ждут Алькиной команды. Как только Алька подает голос: «Пошли!», девчонки быстро промазывают нитки навозом, преимущественно над дорогой, там, где пойдут девушки. Потом новый Алькин клич: «Замрите!», топот удаляющихся ног, становится тихо. Спрятались под черемухой. Вскоре на дороге раздается визг, чертыханья и смех. Те, кто в кустах, тоже давятся от смеха, но терпят — выдавать себя нельзя.
Девчата, запутавшись в нитках, подумали, что на этом «подлянка» закончилась. Но обнаружив в клубе, что капроновые чулки и туфли в навозе, возвращаются и задают трепки младшим. Те не остаются в долгу и кричат им вслед: «Меченые невесты — фу-ты. ну-ты, ножки гнуты!»
Вскоре у матерей исчезли запасы суровых ниток, потому как «акция» продолжается через день (дабы усыпить бдительность). Но самым удачным получается первый раз.

* * *

Совхоз Клары Цеткин постепенно хиреет, люди разъезжаются из деревни кто куда. В конце мая новость: семья Стёпы переезжает на Юлькину улицу. Дом Весниных второй с края, теперь будет третий, так как на пустырь в конце улицы уже перевезли на полозьях добротный сруб. Стоит он пока без окон, без дверей, без пола и крыши. Вечером вся молодежь собирается там. Есть такая забава: играть в догонялки — прятаться в срубе, потом выскакивать в проемы окон и дверей. Все Людины подружки там. Туда же пришли ребята — их ровесники с других улиц. Юлька просится с сестрой, но Люда уверяет, что там играют только взрослые ребята. Юлька ослушивается сестру и топает туда самостоятельно. Обходит дом вокруг. Там, где будет крыльцо, все заросло густой полынью и крапивой. Юлька успевает зайти внутрь и едва оглядеться, как тут же прибегает Люда. Она сердита, в руках у нее веник из полыни и крапивы, Юлька получает по голым лодыжкам и икрам ног:
— Я же говорила, что тут тебе делать нечего! Тут взрослые играют. Иди домой!
Юлька воет до самого дома, не так больно, как обидно: «За что с ней Люда так? Ведь раньше она пальцем не трогала Юльку! — потом слезы иссякли: — Может, она мстит за унавоженные капронки?»

* * *

Алёша ждет открытия охоты. Наконец, начинает ездить на косачей. Юлька упорно просится с ним. Алёша очень надеялся, что на месте Юльки родится братик, но опять пришлось смириться. Однако ей, как и сестрам, часто выпадает счастье побывать с братом на рыбалке, на охоте.
Однажды вечером он дает ей «добро», велит, чтобы утром не проспала. Спит Юлька на полатях вместе с Алёшей. Утром чуть только брат начинает шевелиться, Юлька уже на ногах. Быстро собираются. Скоро подойдет дружок Василий, у него есть хорошая северная лайка Мушка. Поедут они на мотоцикле Сергея Ивановича. Утро туманное, холодное. Алеша заставляет Юльку надеть зимнюю шубку. Юлька принимает это за шутку, но трясясь в коляске мотоцикла, оценит затею брата. Зябко и сыро, ветрено. Туман стелется рваными молочными пластами. То редеет, то сгущается вновь. Мушка бежит за мотоциклом, то отставая, то перегоняя его на лесных дорогах. Прибыли на место. Туман постепенно рассеялся. В редком лесочке уже установлено два скрадка чуть поодаль друг от друга. Разделяет их круглая полянка. Скрадок — шалашик охотника. Делается он на скорую руку, имитируя копенку сена. Вася с Мушкой прячутся в один скрадок, Алеша и Юлька — в другой. Брат велит ей сидеть тихо-тихо. Потом указывает рукой на одну из березок, чуть слышно шепчет:
— Видишь, тетерка прилетела.
Вскоре на соседнюю березу опускается вторая птица. Алеша прикладывает палец к губам:
— Сейчас начнется!
Юлька еще не понимает, что такое «начнется». И вдруг слышит хлопки крыльев. На лесной пятачок опустилось сразу две черные птицы. Юлька знает, это косачи. Вот птицы прогуливаются по площадке, распустив крылья, важно вышагивают друг перед другом, раздувая грудь.
— Чу-вышш, чу-вышш, — раздаются первые звуки.
Вновь хлопают крылья, это еще прилетели тетерки, уселись на березы, смотрят на кавалеров. На пятачке тоже прибыло: еще два косача тяжело опустились на траву.
— Чу-вышш, — уже горячее разгорается спор.
Первая пара то кланяется друг другу, то, оседая на распущенный веером хвост, угрожающе трепещет крыльями.
— Чу-вышш! — включается в игру и вторая пара.
— Чу-вышш, чу-вышш, — сливаются голоса, — чу-вышш!
Косачи начали темпераментную пляску. Хвосты раскрыты до предела и похожи на музыкальный инструмент лира, трепещут перышки на вытянутых шеях. Головы откинуты назад, распушились перья, за счет чего птицы увеличились в размерах.
— Чу-вышш, чу-вышш!
Юлька замирает от счастья, и, не удержавшись, шепчет брату:
— Косачи токуют!
Алеша только кивает головой и моргает глазами в знак согласия. Он не торопится стрелять по птицам, сам любуется таинством природы. Лишь когда пыл страсти на полянке стихает, одна пара поднимается на крыло и усаживается на березы к подругам, раздается первый выстрел, затем второй — стреляет Алеша, слегка высунув ствол из крыши скрадка. Третий выстрел Василия, следом еще один. К подножию берез падают две тетерки и один косач.
Алеша шепчет Юльке:
— Выползай тихо и подбери тетёрок, только не разгибайся, держись ближе к земле.
Юлька старается изо всех сил. Вот она уже на полпути к цели. И вдруг из скрадка Василия стремительно наперерез ей летит Мушка. Юлька остановилась на миг, смотрит в сторону скрадка, где сидит Алеша, но не видит брата. Начинает опять медленно продвигаться к добыче. Мушка между тем достигла цели, вертит хвостом-колечком, и, подхватив зубами тетерку, несет хозяину. Алеша из укрытия отчаянно подает знаки сестре — вернуться. Она возвращается обратно.
После охоты друзья оживленно обсуждают детали. Оба признаются, что очень испугались, как бы Мушка не напала на Юльку, ведь кто знает, что на уме у собаки, причем охотничьей — это ее право добычу поднимать.

* * *

В позднюю осеннюю пору Алёша берет Юльку с собой в поле. Родители наказали проверить, не попорчено ли сено, заготовленное летом на дальнем покосе. Возле покоса большое поле убранной пшеницы, оно упирается в лесное озерко. Алёша ставит мотоцикл дальше от поля, берет прихваченное с собой ружье, идет с Юлькой пешком. Сестра в том же пальто в голубую крапинку. Алеша ростом высокий, он долго вглядывается вдаль, потом вдруг пригибается, говорит Юльке:
— Слышишь, журавли курлычут?
— Слышу, ты будешь в них стрелять?
— Нет, у журавлей мясо сухое, жесткое, не охотятся на них.
— Тогда зачем тебе ружье?
— Просто так. Может, тетерка вылетит.
Он вновь приседает и говорит:
— Вон, смотри, журавли! Видишь, сколько их много?
— Вижу! Ой, сколько их! — в глазах Юльки плещется восторг.
С видом знатока Алеша рассказывает:
— В стаи сбиваются. Кормятся. Тут молодняка очень много. Сейчас они набираются сил, скоро полетят на юг. — И хитро улыбаясь, добавляет: — Давай подкрадемся ближе, ты побежишь и поймаешь одного журавля за ноги. У тебя пальтишко подходящее, рост маленький, они тебя за своего собрата примут.
Обрадовалась Юлька, пригибается и бежит по полю. Ближе, ближе журавли и вдруг срываются с громким кличем один за другим и низко тянут к озеру. Юлька в досаде: не оправдала надежды брата! Смотрит на Алешу виновато, а он смеется, заливается.

* * *

Люда у Весниных умница, все трудные Юлькины задачки она не только щелкает как семечки, но еще доходчиво объясняет сестренке ход решения.
Галя большая выдумщица, она не только завлекает Юльку в игры, ненавязчиво и играючи приучает к труду.
— Суббота без солнца не бывает, — так внушает детям мама, — хоть на минутку, но солнце выглянет.
Субботний день для крестьянина — уборка в доме и банный день.
Это зимнее субботнее утро и впрямь наполнено солнечными лучами, они рассыпались ярким радужным спектром сквозь толщу наледи на окнах по крашеным половицам комнат, предвещая хороший день.
Галя наказывает Юльке:
— Сегодня уборка, к маминому приходу надо всё успеть! Ты поливаешь цветы, протираешь подоконники, я мою пол в комнате.
Потом на кухне: я мою посуду, ты протираешь, вместе моем пол и хлопаем половики.
Юльке не хочется мыть пол, ей кажется, что Галя должна сама сделать эту работу.
Тогда Галя придумывает хитрый ход: наводит в пол-литровой банке густой раствор из хозяйственного мыла и воды, зовет сестрёнку:
— Юлька, пойдем мыльные пузыри пускать.
Девчонки взбираются на лежанку русской печи, захватив с собой пару старых газет. Каждая мастерит себе подобие большой трубочки, скручивая в ладошках бумагу. Галя первая макает трубочку в раствор и выдувает мыльный пузырь. Легко встряхивает трубочкой, дрожащий радужный пузырь отрывается и летит в свободном полете. В это время и Юлька выдула и отпустила пузырь, он получился чуть меньше, но зато более радужный. Галя выдувает новый, еще больший шарик, а затем придумывает новый прием: дует в трубочку стремительно и вот уже целый каскад разнокалиберных мыльных пузырей парит в воздухе.
Мутные капельки воды копятся, стекая по поверхности шаров, тянут их вниз. Достигая половиц, некоторые шары лопаются, оставляя влажные следы, а некоторые превращаются в полусферу и. как гигантские пузыри на лужах, продолжают жить на полу. А сверху всё летят и летят новые воздушные переливчатые шарики, играя в лучах солнца, вызывают возгласы восторга у девчонок. Уже израсходованы газетные листы, мыльный раствор почти иссяк в банке. Галя спрыгивает с печи и говорит Юльке:
— А вот теперь мы вместе помоем пол, скоро мама придет, а у нас что же, пол весь мокрый и скользкий! А знаешь, как хорошо мыть с мылом?
Юлька тоже слезает с печи и берёт в руки половую тряпку. Галя подсказывает:
— Ты своей мочи, а я следом буду вытирать.
Минут через десять чисто вымытый пол блестит на солнышке, а девчонки весело выбивают во дворе цветистые дорожки.
— Пойдешь со мной баню топить? — спрашивает Галина Юльку.
Юльке весело и интересно со старшей сестрой, куда же она без нее?! Она с готовностью отвечает:
— Пойду!
В это время в калитку входит мать. Сёстры радуются, как будет довольна мама: к её приходу они уже всё прибрали в доме.

* * *

У Сергея Ивановича есть настоящие надежные друзья: Павел Федосович, Кирилл Самсонович, Николай Трофимович, свояк Кирилла, Мартын Федорович, свояк свояка.
Собираются друзья в один из вечеров у Николая со своими женами. Юлька опять плетется хвостиком за родителями. Ей и младшим дочкам Николая — Тане, Кирилла — Вале позволено поиграть за печкой. Девчонки возятся с тряпичным клоуном. Взрослые за большим столом в горнице сообща лепят пельмени. Кто фарш готовит, кто тесто заводит, сочни раскатывает. Пельмени выкладывают на большие листы и обязательно примораживают на улице перед варкой. На плите закипает вода в большом чугуне. Женщины удаляются на кухню варить пельмени, готовить другую закуску, мужчины раскладывают партию домино. Живо щелкают по столешнице кости. Весело звучат возгласы: «Пусто-один, рыба!» Мужчины балагурят, рассказывают забавные истории, но ни слова пошлости, ни одного сального анекдота — в доме жены и дети!
Наконец, женщины объявляют:
— Убирайте свою игру, пельмени готовы!
Весело и быстро накрывают стол. Детей к столу не садят — не положено. Накормят в закутке на кухне. И опять играть за печкой. Но девчонкам интересно: что же так смеются взрослые? А взрослые мужчины затеяли соревнование: кто больше съест пельменей? Мужчины едят, женщины заваривают новую партию. Щедро рассыпается перец по блюду. Сергей Иванович заявляет:
— Нужно не только пищу кусать, но и чтобы она нас кусала!
Перец развивает аппетит. То, как жуют соревнующиеся, развивает аппетит у других. Первым сдается хозяин дома — Николай, затем Мартын, Павел. Сергей Иванович ропщет:
— Ох. Кирюха, по-моему, у меня самый первый пельмень уже на улицу просится.
Кирилл кричит довольный:
— Девчата, еще заваривайте, я только во вкус вошел!
Победа за Кириллом. Смех, оживление за столом. Тихонько смеются за печкой девчонки.

* * *


Татьяне Егоровне пропадает дар артистки. В молодости она шикарно танцевала: вальсы, кадриль, подыспань, танго, фокстрот. Плясала, играла на гитаре и балалайке. Ее стихия — шутки, розыгрыши. А под кроватью целый чемодан с реквизитом: парики, бороды, усы, юбки, цыганские платки, чудные шляпы и сюртуки.
После встречи Нового года Татьяна Егоровна приносит домой репродукцию картины Васнецова «Три богатыря». Тщательно изучает костюмы героев, экипировку, масти лошадей и заявляет: «Будем готовить к проводам русской зимы костюмы богатырей. Наши богатыри займут первое место и поедут в район на конкурс!»
Костюмы должны быть просторными не только потому, что их наденут крупные мужчины. Их нужно надеть на зимнюю одежду. Она шьет огромные шаровары. Затем столь же огромные рубахи. Чехлы на валенки в форме сапог с загнутыми носами; на шапки — в форме шлемов. Кольчуги мастерит из яркого дерматина, пришивая лепестки к основе по принципу черепицы. Вся семья подключается ей в помощь: Сергей Иванович изготавливает легкие щиты и мечи из алюминия, деревянную палицу с металлическими шипами (все выверяется по картине); девчонки стригут дерматин, расписывают щиты.
К празднику готовится вся деревня. Бухгалтера выступят в роли цыганского табора. Кибитку для них расписывают девчонки Татьяны Егоровны. Не хватает краски, пошла в ход губная помада. Достать ее трудно, но на такое дело не жалко, все женщины отдают свою «губнушку», им и природной красоты хватит — сибирского румянца!
От автопарка Емелюшка-дурачок на печи. Печку мастерят столяра из тесовых плах. Татьяна Егоровна окрашивает ее охрой, выделяет кирпичики более темным тоном.
За конторой расчищена от снега большая площадь. Устроены и залиты горки. Все готово в наилучшем виде. Наступает время праздника. Сибирский мороз не помеха, вся деревня на «лобном месте» — стар и млад.
Вот на печи едет Емеля в лаптях, в длинной полотняной рубахе, перетянутой красным кушаком. Народ расступается, дает дорогу. Емеля закинул ногу на ногу, припевает: «Тпру да-дуда, дуда-да!» Из трубы печи валит дым. Кто-то из толпы протягивает Емеле чарку вина: «Павлик, выпей для сугрева!» «Какой я вам Павлик, Емеля я!»
Темная лошадка волочет кибитку, устроенную на санях. Лошадь под уздцы ведет цыган — зоотехник Григорий Романович.
В жизни Григорий Романович — очень скромный, даже застенчивый человек, но каков артист! Широкие шаровары заправлены в яловые сапоги, красная рубаха навыпуск, перевязанная широким узорчатым кушаком. На голове шляпа, в руке хлыст. Цыган звонко щелкает кнутом, собирает свое «стадо» — разбитных цыганок, следующих за кибиткой.
У кого-то образ цыгана останется от киношного Будулая, а у Юльки именно от Григория Романовича.
В кибитке сидит лишь одна старейшая цыганка. В ее роли Анна Тарасова, жгучая брюнетка от природы. На распущенных волосах яркий платок-повязка. Цыганка играет на балалайке. Вперед вырывается кустодиевская красавица с голубыми глазами — начальник отдела кадров Александра Яковлевна, лихо поет: «Ай, нэ-нэ-нэ, ай, нэ-нэ!» И вдруг переключается на русскую частушку:
Говорят, что я старуха,
Только мне не верится,
Ну, какая ж я старуха?
На мне все шевелится!

Александра поводит руками. И впрямь все шевелится — пышная грудь, живот и бедра.
Ох, какая я была:
Лёд ломала да плыла.
Что любовь наделала?
Ягодинка белая?!

Эта точно «ломала да плыла»!
Остальные цыганки с русскими именами — Галина, Валентина, Клавдия, Ирина, Нина, Надежда вьются около цыгана. Пританцовывают, трясут цветастыми шалями и юбками, предлагают зевакам «погадать на ручке».
На импровизированной сцене, устроенной на грузовой машине с опущенными бортами, заливается баян. Две сестры-красавицы Нина и Надя поют песню «Горошинка» под баян Надежды.
Недалеко от сцены установлен столб с призами. Главный приз — кирзовые сапоги. Столб ошкурен и отшлифован так, что, кажется, нет вероятности забраться на него. Уже многие попробовали свои силы, никто не поднялся выше середины. Находятся новые смельчаки, сбрасывают обувь и верхнюю одежду, результат лучше, но далеко до приза. Вдруг толпа ахает, кольцо вокруг столба смыкается, сзади напирают. Это вышел к столбу парень спортивного телосложения в одних плавках. Плюнул на руки, растер грудь снегом и легко спружинив на ногах, подтянулся на бревне. Р-раз — рывок вверх. Руки и ноги кольцом вокруг столба, р-раз — еще рывок. И пошел, и пошел махать. Вот и цель достигнута! Возгласы восторга. Счастливец опускается в лучах славы с заслуженной наградой.
Казахи ждут, когда начнутся соревнования на лошадях, впряженных в сани. Лошади изукрашены. Горит на солнце упряжь, бабки на ногах коней перевязаны белоснежным бинтом для изящности. для красоты. Ленты в гривах и хвостах, бубенцы на дугах. Кони скребут от нетерпения копытами, из ноздрей в морозный воздух вырываются белые клубы горячего дыхания. На одних из саней Алмас с отцом. Рот до ушей, прыгает в санях, машет Юльке рукой.
И тут из-за угла конторы чинно выезжают богатыри. В роли Ильи Муромца Кирилл Самсонович — фронтовик, друг Сергея Ивановича; Никита Добрынич — Дмитрий Алексеевич, Алеша Попович — Николай Егорович, брат Татьяны Егоровны. Публика ахает от восхищения. Образы с картины и кони в масть, бороды, усы и амуниция. Кавалькада важно продвигается к сцене. Смолк баян, одни крики восторга и одобрения. Вдруг конь под Алёшей Поповичем, испугавшись обстановки, начинает прижиматься к стременам Ильи Муромца. У фронтовика увечная нога того и гляди захрустит. Алёша не может совладать с конем, тихо шепчет в усы: «Кирилл Самсонович, ей Богу, ничего не могу сделать, как-нибудь выдвигайся вперед!» Илья Муромец глазом не сморгнул, разве он не богатырь?! Гордо держит голову, смотрит из-под левой руки вдаль. На ней палица сверкает шипами, в правой руке меч обнаженный, на груди щит. Знай наших: «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет!»
Помимо лошадей, участвующих в конкурсе, есть лошади, на которых можно просто прокатиться по селу. Юлькин дядя Коля недавно женился, взял красивую озорную девушку из соседнего села. Она собирает племянниц мужа и предлагает:
— Девчонки, поехали кататься!
Куча-мала на санях. Тетя Валя возницей — встала на колени, в руках вожжи. Запела задорно:
Ах, мамочка, на саночках
Каталась я весь день.
Ах, зачем я в полюшке
Повстречала Колюшку,
Ах, мамочка, зачем?

Весело бежит лошадка — снег из-под копыт. Везет лошадка глазастое, курносое, многоликое деревенское счастье.
За околицей Валентина заводит красивым грудным голосом:
Гляжу в озера синие
В полях ромашки рву.
Зову тебя Россиею
Единственной зову.

Девчонки замирают от счастья, подпевают звонкими голосами. Лошадка правит туда, где все еще веселится, пляшет народ.
Вот, наконец, подводят итоги конкурса: «Первое место занимают «Три богатыря», они поедут на конкурс в район защищать честь нашего хозяйства». Юлька сияет от счастья, ведь и она внесла свою лепту в мамину затею.
Еще бы не сиять! Первое место в районе они взяли. Юлька сама снимала их на фотоаппарат «Смена-8», а дядя Коля проявил пленку и отпечатал фото.

* * *

Наступили погожие майские денечки. Осина выбросила длинные мохнатые сережки. Сбросили рыжие смолистые почки тополя. Пробились нежные клейкие листочки у березы.
У деревенских ребятишек в мае новая забава: перед сумерками ловить в березовом лесочке майских жуков. Учительница по зоологии объяснила детям, что майские жуки — злостные вредители лиственных лесов — березовых, дубовых, липовых. Сам по себе жук воловый, как откормленный бычок осенью. Щетинистые усы, мохнатые лапы, выгнутая ярко-коричневая спина в полоску. Но в сумерках начинается у него лет, который продолжается всего несколько дней. Он усиленно питается молодым березовым листом, откладывает яйца, потом ведет менее активный образ жизни. Нужно успеть за это время поймать такого жука, посадить в бутылку. Коллективная погоня рождает азарт.
Юлька бежит вместе со старшими ребятами за околицу к бензозаправке. Там ребята распределяются на две группы. Одни трясут березки, заставляют жука «встать на крыло», другие стоят на чеку с березовыми ветками, как только жуки начинают перелет, лупят ветками, сшибают их на землю и собирают.
На их Полевой улице живет самый высокий парень в деревне — Володька. Отличный баскетболист, душа местной команды. Мяч в кольцо он не бросает, а культурно кладет, плавно сопровождая кистью руки. Взрослеющий парень с ребячьим задорным озорным сердцем тоже прибегает в лесок «на охоту». Счастлива ребятня, слышен клич по лесу: «Вовка, держи, на тебя полетели!» Двухметровый детина с длинной дубинкой достает почти до вершин молодых березок. Гарантия, что ни один жук сегодня не уйдет!
Назавтра в школе ажиотаж на переменах: «бега» жуков по заданной дорожке; «чей сильнее?» — жуков впрягают в спичечные коробки. Жуки, невостребованные в этой затее, путаются в косах девчонок…

* * *

За околицей деревни есть кирпичный заводик, где местные рабочие обжигают неплохой кирпич. Для хозяйства такое производство — большое подспорье, для детворы — забава. Днем они возятся на карьерах, которые остаются от добычи глины. Купаются, мастерят глиняных кукол, строят замки на песке. Ждут конца смены на заводике — вот главный интерес. На заводе много длинных складов-сараев с фрамугами для просушки кирпича-сырца. По центру каждого такого сарая проложена небольшая рельсовая дорожка, по которой транспортируется кирпич на специальных тачанках. Тачанка с низким плоским поддоном и высокой ручкой. Эти тачанки и есть вожделенная мечта ребятишек. Катаются они на них до потемок. И сколько ни ругаются работники завода, история повторяется. Чего только ни изобретают они, чтобы ребятишки не катались: опрокидывают тачанки вверх колесами, оставляют гружеными сырцом на путях, ставят поперек рельсов. Сама по себе тележка легкая, тяжелые колеса. Девчонки с Полевой улицы не пакостят. Даже если тележка сойдет с рельсов, кажылятся из последних сил, но поставят на место. С рельсов тележка опрокидывается, если не успеешь затормозить ее до круга — развязки, с которой они направляются в другие склады. Счастье, когда печи уже загружены: сезонная работа по заготовке кирпича закончена до обжига. Склады и тачанки не востребованы, тогда рабочие не так ругают за детские забавы.

* * *

Юлькины сестры окончили школу и учатся в городе. Алеша на октябрьские праздники получает повестку в армию. На проводы брата приезжают Люда и Галя, теперь вся семья в сборе. Вечер проходит весело, в доме много молодежи.
Утром пришла пора расставаться. Новобранцу поют песню: «Как в солдаты меня мать провожала». Тяжело прощание. Сестры ревут в голос, Татьяна Егоровна едва сдерживает слезы, но девчоночий вой выводит и ее из равновесия. Кто-то из земляков делает сестрам замечание:
— Разве можно так солдата провожать? В мирное-то время?! Ему тяжело и маме тоже. А ну-ка прекращайте слезы лить!
После, когда уедут сестры и начнутся рабочие будни, Юлька будет сильно тосковать по Алеше. То пиджак его на глаза попадется, а на лацкане комсомольский значок, то ремень от брюк. Все эти милые, родные мелочи не раз будут вызывать у нее непрошеную слезу. Долго будет бегать сестра на стук калитки: «Не пришел ли Алеша?»
Потом она станет писать ему в Забайкальский военный округ в воинскую часть стратегического назначения — Алеша угодит в ракетные войска.

* * *

Минула зима. Весна в разгаре. Началась заготовка дров. В первый день Сергей Иванович поехал в деляну со старшим братом. Когда они навалят достаточно лесин, Татьяну Егоровну и Юльку тоже будут брать с собой в помощь.
Был субботний день. Делать уборку в доме теперь Юлькина обязанность. Мама наказала еще протопить баню. Татьяна Егоровна после работы заглянула домой, наказала дочери:
— Меня не жди, протопится баня, мойся.
Убежала, но вскоре вернулась в дом с озабоченным видом. В руках держала гусиное яйцо уродливой формы, скорее напоминавшее медицинскую грушу. Юлька удивилась, а Татьяна Егоровна с трагической ноткой в голосе произнесла:
— Это какая-то притча! Ох, не к добру это. Что-то случится — быть беде!
И первая тревожная мысль: «Алеша?» Юлька даже рассердилась на мать:
— Вечно ты что-то придумаешь! И что это за слово такое — притча? Где ты взяла это яйцо?
— В том-то и дело, что гусиха наша снесла, главное — не на гнезде, а у калитки под яблонькой. Это притча! Ой, нехорошая весть!
Потом мама убежала куда-то. Юлька долго ждала. Матери все не было. Она вымылась в бане, и стала поджидать ее в доме, с тревогой вглядываясь в окна. Вдруг услышала шаги чужих ног в коридоре и громкий окрик матери:
— Открывай дверь!
Распахнула двери и отпрянула: Сергея Ивановича внесли в дом на носилках, дядя Ваня, водитель «скорой», фельдшер Валентина Петровна и мама. Отец был в сознании, только лицо исказила гримаса боли. О чем-то озабоченно переговаривались взрослые, на Юльку никто не обращал внимания, она никак не могла понять: что же все-таки случилось?
Оказалось, что отца в лесу придавила лесина, поврежден позвоночник. Фельдшерица строго наказала:
— Постельный режим. Лежать только на спине, не вставать, в понедельник в районную больницу. Сегодня-завтра там рентген-кабинет не работает, на приеме только дежурный врач, так что лучше оставаться дома.
С Валентиной Петровной не поспоришь, фельдшер она талантливый, с большим стажем, ей в селе верят, на нее надеются — в ночь, полночь из любой беды выручит, спасет от болезни.
Всю ночь Сергей Иванович, превозмогая боль, все-таки жутко стонал. Юлька тихо плакала в подушку. Это было уже не детское горе, она понимала, что в дом пришла настоящая беда, ее тревожила дальнейшая судьба отца, жалость разрывала сердце. Но чем помочь папе?
Долго они с матерью будут ездить к нему в районную больницу. Потом его выпишут на долечивание домой. Постельный режим, первая группа инвалидности. Ее хрупкая, но сильная и мужественная мама возьмет всю тяжесть забот и ухода за мужем на свои плечи.

* * *

Юльке Татьяна Егоровна наказала строго: «Алеше не пиши про отца! Солдат должен нести службу со спокойным сердцем!» Юлька стала писать брату еще чаще. Про папу сообщила, что «слегка приболел, дома на больничном». И в другом письме «на больничном». А в следующее сестра вложила рисунок медали, которую отцу вручила администрация. Потом в точности перерисовала «Почетную грамоту», затем значок «Ударник пятилетки». Солдат понял: «В доме беда, коль начальство зачастило в дом, и отец все на больничном!»
В письмах он подзадоривал Юльку: «У меня скопился уже целый чемодан писем от тебя! Мне все солдаты завидуют».
К исходу первого года службы Татьяна Егоровна решила порадовать сына посылкой с домашними вкусностями: накупила шоколадных конфет, испекла печенье звездочками, сердечками, рыбками. Сшила из плотного полиэтилена двойные мешочки, наполнила их яблочным и малиновым вареньем. Испытала: варенье не протекает. Юлька вырезала из теста героев «Ну, погоди!», испекла — фигурки не рассыпались. Не пожалела привезенную сестрами из города крохотную виниловую пластинку апрелевской грамзаписи, на которой Андрей Миронов бодрым голосом распевал: «Вжик, вжик, уноси готовенького! Вжик, вжик, кто на новенького?» Уложили все это добро в фанерный посылочный ящичек и отправили в воинскую часть. Служи, солдат, и знай, как дома тебя ждут и любят!
Ответ из части пришел незамедлительно. Алеша благодарил за посылку от себя и от друзей. Сообщил, что их пластинка играет на всю казарму.

* * *

Декабрь ярился суровыми морозами. Близился канун Нового года. Как-то родственники собрались в доме Весниных в выходной день. Стряпали пельмени к ужину. За столом шумно и весело, разговорам нет конца. Татьяна Егоровна несколько раз выносила новую партию пельменей в холодную кладовку. Ежилась: «Ах, мороз на ночь жмет!»
Уже закипает вода в большой кастрюле, аппетитно запахло лавровым листом, первая партия заварена. Ужинать решили прямо на кухне за большим круглым столом. Женщины раскладывают тарелки, ставят специи на стол: кому уксус по душе, кому горчица или перец. Вдруг дверь широко открывается, все оборачиваются в недоумении. В клубах морозного воздуха высокий солдат в суконной шинели. «Ах, — загалдели все разом, — Алеша! Как снег на голову!»
Сколько радости, счастья принес он в дом! Стол перенесен в горницу. На какое место усадить солдата? Чем угодить, попотчевать?!
Алеша садится рядом с отцом. Сергей Иванович медленно, но восстанавливается: самостоятельно сидит, делает первые шаги на костылях. Теперь от Алеши не утаишь правду. Отец рассказывает в подробностях тот злосчастный случай в деляне. Алеша говорит о своих догадках и тревогах.
Юлька жмется к брату с другого боку. Чем его порадовать? В маминой шкатулке для ниток есть маленький зеленый камешек, называется паста ГОИ. Она просит Алешу снять ремень и удаляется в свой уголок, где начищает с помощью этого камешка и суконной тряпочки пряжку ремня до зеркального блеска.
Ах, как хочется Юльке, чтобы и сестры были под родительским кровом!
Люда и Галя приехали к Новому году. Родителям радость: вся семья вместе и душа на месте! А для Юльки эти дни стали новогодней сказкой. Девчонки опять навезли модных пластинок, новых игрушек на елку, бенгальских огней. И Алеша с подарками: маме и сестрам маленькие яркие полотенца, отцу — зажигалка.
Встретили Новый год. Вновь наступила пора расставаться: у солдата отпуск к концу, девчатам на учебу.

* * *

Через год, так же в канун Нового года, Алеша демобилизовался. Дома заждались: забирали на октябрьскую, теперь исход декабря!
Явился солдат глубокой ночью: в районе опоздал на рейсовый автобус, добирался на перекладных. Стукнул в окошко, Татьяна Егоровна полураздетая бросилась в сени:
— Ты, Алешенька?
— Я, мама.
Радостная суета встречи с родителями. Юлька стояла в дверях горницы, выжидала, когда дойдет ее очередь. За этот год она очень выросла и чуточку повзрослела. И если раньше могла запросто броситься к брату и, уцепившись за его шею, поболтать в воздухе ногами, теперь почувствовала, что не сможет такого сделать. Алеша сразу заметил эту перемену, воскликнул:
— Юлька! А как выросла — скоро невестой станешь!
В наступившем новом году вернулась из города Люда, устроилась на работу.
Летом встал на ноги глава семейства. А следующей зимой Веснины сыграли две свадьбы: в ноябре выдали замуж Люду, в январе женился Алеша.
Еще через год в обеих молодых семьях появились дети, и Юлька в свои юные годы стала тётушкой.

* * *

От развалившегося совхоза имени Клары Цеткин вскоре остаются одни бугры и редкие печные трубы. Но цветет по весне яблоневый сад, заботливо посаженный когда-то сельчанами.
Теперь это излюбленное место для молодежи. В выходные погожие весенние дни, когда белым облаком вскипает сад, как оазис в пустыне, устремляются туда девчата и парни из Белой глины. Даже приезжих, как на экскурсию, водят. Тут и там слышится то смех, то шепот уединившейся парочки.
В кронах яблонь кипит работа — все окрестные пчелы слетелись сюда. Тяжело перелетают они с цветка на цветок, шепчутся, целуются с тычинкам и и лепестками, переносят на лапках щедрую ароматную взятку. На каждой лапке по желтому «чемоданчику» — так видится Юльке. Легкий ветерок роняет бело-розовые лепестки, осыпая девичьи косы, рядит девушек невестами.
Первые робкие, неумелые, но искренние признания в любви и верности слышит майский сад. Замер он восторженный, до зари завороженный. Но запели птицы поутру на разные голоса: «Свершилось чудо: здесь любовь родилась! Любовь правит миром! Так было и будет!»
Осенью сад снова манит к себе: яблочки хоть невелики, но радуют. Тут уж сбегается ребятня всех возрастов. Особенно любят дети прихваченные первым морозцем крупные ранетки.
К тому времени, когда Юлька училась в старших классах, сад одичал, посох. Осталось несколько самых стойких деревьев, расположенных ближе к источнику воды — болотцу.
Как-то на уроке литературы приезжая учительница предложила ребятам дискуссию:
— Критики до сих пор спорят по поводу пьесы «Вишневый сад»: трагедия это или комедия? Как вы считаете, ребята?
Кто-то лениво повторил прочитанную в учебнике критическую статью в пользу комедии. Мол, старое не желает уступить место новому, прогрессивному. Антон Павлович высмеивает ханжество и мещанство.
— Это трагедия! — вдруг с места выкрикивает всегда скромная немногословная Юлька.
— Веснина, пожалуйста, приведи свои доводы.
Юлька вскакивает и горячо выдает:
— Трагедия! Представьте, жили люди, возделывали и любили свой сад, а потом деревня развалилась, люди ушли. А сад, прекрасный сад погиб! Вырублен, высох, а ведь это чья-то юность. Как можно было сгубить такую красоту? — в глазах Юльки кипят слезы.
Одноклассники притихли: «Что это с ней?»
Валентина Ивановна осторожно спрашивает:
— Какая деревня, Юля?
— Большая, красивая, многодетная! Стёпа там жил.
«Во, Варёнка разошлась!» — кто-то удивляется, кто-то крутит пальцем у виска, но спорить больше никто не решается — трагедия так трагедия.

* * *

Татьяна Егоровна стала работать кладовщиком на строительном дворе. Юлька совершенно сознательно помогала матери по работе. Хозяйство строилось, расширялось. Зимой на хозяйственный двор в большом количестве завозили лес из тайги. Юлька лазала по бревнам, замеряла комли лесин, записывала данные. Затем с помощью справочника переводила цифры в кубатуру. Иногда по ночам помогала матери с отчетом. Татьяна Егоровна научила ее сводить ведомость «на уголок». Нужно было добиться, чтобы цифры сходились один к одному, ни копейки лишней, ни полкопейки недостачи.
Таким образом, в сочинении на тему «Профессия, которую я выбираю», Юлька вполне осознанно написала, что будет учиться на строителя. «Я выбираю самую нужную и передовую профессию — строитель».
Алмас оставался доучиваться в школе, Юлька поступила в строительный техникум. Потом парня забрали в армию. Разминулись пути-дороги старых друзей, ни письма, ни весточки друг другу.

* * *

Юлька приехала в совхоз на летнюю производственную практику. Прораб отправил отрабатывать на кирпичный заводик: «Начинай с низов, во все вникай».
На тачанках в детстве Юлька там накаталась, а теперь, видимо, пора узнать цену труда на нем.
Название деревни «Белая глина» говорит само за себя. Скорее всего, еще до ее основания люди нашли здесь залежи хорошей белой глины. Такая глина — природный дешевый строительный материал. В лесочке за бензозаправкой до сих пор сохранились небольшими куртинками раскопки, сделанные местными хозяйками. Копнешь тут лопатой на штык, снимешь верхний плодородный слой, и вот она, белая глина. Ею обмазывают печи, глина очень эластичная, мягкая. В хозяйственных постройках печи, обмазанные такой глиной, можно даже не белить. А белить, так одно удовольствие: известь на нее накладывается легко, как по маслу. Приправленная конским навозом и соломкой глина идет на замазку пазов в домах, банях и базовках. Первая школа в деревне построена из самана — больших кирпичей-блоков, сформованных из этой смеси. Зимой в таком здании тепло, летом прохладно — «дышит» природный материал, а затрат на изготовление — ноль.
Новую, двухэтажную деревянную школу с парадным крыльцом, двумя аварийными и двумя рабочими входами построили уже в шестидесятых.
Белой глиной здешние леса богаты. А вот красной никто не интересовался, но приехал как-то знающий человек, добыл красную глину в разных местах, мял ее. нюхал, смачивал водой, скручивал в колечко, решил: можно попробовать. Слепил кустарным способом несколько кирпичиков, выдержал в тенечке на ветерке, а потом обжег. Кирпич получился, что надо. И затеял мастер организовать кирпичный заводик. Вынес предложение на правлении совхоза, идею одобрили. Завезли нужное оборудование, построили склады, выложили две огромные печи для обжига, и закипела работа. Первые годы на каждом кирпичике даже товарный знак мастера ставили.
Производство расширялось, совершенствовалось. Песок брали из карьеров совхоза Клары Цеткин. Излишки кирпича начали продавать. В районе начинание одобрили, попытались в других деревнях организовать такое производство, ан нет, глина не та.
Работа на заводике ой тяжелая: кидать в пресс песок, глину, заливать воду. Резать струнами кирпичную заготовку, что ползет из пресса. Успеть подхватить сырец с транспортерной ленты, положить на тачанку. Тачанка наполнится — везти ее по рельсам дальше вглубь склада, разгружать, штабелевать сырец для просушки. Сырца заготовить надо много, чтобы загрузить обе печи. Загружают их все лето.
Склады наполнились, — нужно печи готовить: очистить под, на котором кирпич стоять будет, прибрать в устьях печей. Заготовить дров-швырка. Швырок — это такое длинное полено, устья-то у печей длинные. Долго и тщательно загружать печи, не как попало, а в определенном порядке, чтобы горячий воздух вольно, как по дымоходам, гулял. Весь этап прошла Юлька, только обжиг без нее делали уже зимой.

* * *

На этой практике привязался к Юльке один баламутистый парень, что на заводе работал. Проходу не дает девчонке, руки выкручивает. Уж она с ним и по-хорошему, и по-плохому. Не понимает человек. Раз нагнал на улице белым днем, и ну приставать. Кругом ни души. Била его Юлька, колотила, — нет толку. В конце улицы водяная колонка на бугорке. «Дотянуть бы до нее, — думает, — там я твой пыл остужу!» Совсем немного осталось, у парня новый «приступ атаки». Глядь, бежит Юльке на выручку Лида-немтушка. Слышать-то она не слышит, должно быть, в окошко увидела. Лида — дочь депортированных немцев Поволжья. По обличию она очень миловидная, небольшая ростиком, полная. Пухлые руки и походка вразвалочку придают ее облику добродушный вид.
Ни слова не говорит Лида, только: «Ы-ы-ы». А Лидочка добрая, приветливая, пообщаться-то ей хочется, ведь все понимает! Работает Лида на Аникином огороде в бригаде овощеводов. Женщины любят ее, хвалят, она пуще того старается.
Набросилась Лида на парня, руками машет, блажит на всю улицу: «Ы-ы-ы! Ы-ы-ы!» Юльке даже смешно и радостно стало от такого защитника. Воспользовалась заминкой и припустила к колонке. Парень за ней, и Лида не отстает. Он ее оттолкнет, она его по плечам, по груди ладошками колотит. Заскочила Юлька на бугорок к колонке и ну воду накачивать. Как хлынула студеная вода толстой струей, Юлька зажала отверстие указательным пальцем, чтоб напор сильнее был, и направила ее в сторону обидчика. Лида вовремя отскочила, а парня с ног до головы окатило. Отбежал он дальше на большак, крутит пальцем у виска:
— Ну, ты и дура, Юлька!
— Дура, а ты думал?! Еще сунешься, я тебя на заводе кирпичом прибью!
Плюнул парень с досады, пошел восвояси. Юлька с Лидой обнялись да хохочут. Благодарит Юлька Лиду, а та только «ы» да «ы».

* * *

Следующим летом студентка Юлька проходила практику на отделочных работах. Молодой семье Алеши выделили новый дом — коробку под крышей. За лето нужно поставить печи, завершить отделочные работы.
Целыми днями студентка добросовестно и с любовью трудилась в доме брата: подавала печнику кирпич, дранковала, штукатурила, красила, белила. Это в будние дни, когда все на работе. По выходным собирались дружной родней, и к осени квартира была готова «под ключ».
Однажды после обеденного перерыва присела отдохнуть на подоконник. Накануне Алеша строгал тут доски. Юльку привлекла красиво свитая в спирали чистая древесная стружка. Недолго думая собрала завитки и воткнула себе под платочек, соорудила локоны и челку, сидит и песенки распевает. А тут Алеша на порог. Увидел младшую сестренку, засмеялся:
— Какая же ты все-таки еще девчонка!
— А то! Бабкой мне быть, что ли? — в шутку надула она губы.
Надумала «отомстить» братцу: «Вот только случай представится, и я над тобой посмеюсь!»
Тем летом брат собрал тележку с мотоциклетным моторчиком для хозяйственных нужд. Где мусор вывезти, где на покос съездить, по грибы. Такая техника в хозяйстве всегда востребована. Юлька долго ходила вокруг таратайки, ждала момент, когда бы брат надолго отлучился из дома.
Дождалась: пришла с обеда, таратайка стоит в ограде нового дома, Алеши нет.
Время не терпит, нужно успеть до его прихода. На заднем борте тележки белой краской старательно вывела: Мерседес-Бенс типа Фольксваген. Очень торопилась, успела, а Алеша все не идет. Решила немного подправить надпись, и так-то красиво у нее получилось, словно по трафарету выводила.
Ждала, прыскала смехом в предвкушении реакции брата. Алеша пришел, торопился и ничего не заметил, только спросил:
— Что ты все улыбаешься? Поди, лицо грязное, я гвозди грузил, а они в смазке.
— Чистое у тебя лицо, поезжай за гвоздями-то, — успокоила сестра.
— А чего улыбаешься?
— Просто хорошо человеку, улыбнуться нельзя?!
— Да нет, я так.
Уехал. Юлька принялась за работу, все поглядывала в окна. Вот и конец рабочему дню. Пришла Татьяна Егоровна:
— Ну, как дела, строитель?
— Хорошо. Алешу жду.
На улице затрещала таратайка. Юлька к окну, видит, идет Алеша во весь рот улыбается. Татьяна Егоровна, не ведая ничего, говорит:
— Алеша идет, какая-то новость, видать, хорошая, идет, смеется.
Юлька тоже засмеялась в ответ. После брат рассказал, как полдня ездил по деревне и не мог понять: что с ним не так? Прохожие улыбаются вслед ему, кое-кто пальцем показывает. Уж я, говорит, и в зеркало глядел, и одежду всю осмотрел, пока электрик не указал на надпись на борту: поздравляю, мол, с дорогой покупкой. Ты первый на селе на таком авто ездишь! Смеялась мама, смеялась счастливая Юлька. Алеша сказал:
— Я стирать ее не буду, так красиво написала, пусть будет.
Так до скончания своего века и ездила таратайка по деревне под громким названием Мерседес-Бенс типа Фольксваген.

* * *

И вот новоиспеченный техник-строитель топает по улице. Улица длинная, но ни души на ней. Идет Юлька и думает себе: «Вот моя первая дорога в жизнь! Как-то сложится судьба, и куда приведет дорога? На свете много улиц славных, но не сменяю адрес я: в моей судьбе ты стала главной, родная улица моя», — невольно приходят на память слова известной песни. За философскими рассуждениями не сразу заметила: из проулка вышел и идет навстречу высокий парень. «Не здешний, чужой, — отметила про себя Юлька, — нет, не наш, уж больно ноги колесом и голова светлая. У нас казахи косолапые, но нет, казахи-степняки, кочевники, вечно на конях, они другие — приземистые и крепкие, и кривизна ног под спину коня. А этот вон, какое свясло нескладное, а ноги, как кривые ходули». Поравнялись. Юлька смотрит строго, кажется, у нее, как у сторожкой собаки шерсть на загривке поднялась. У парня другой взгляд — оценивающий, мужской: с ног до головы, с головы до ног. Не поздоровались, разминулись.
Подала Юлька заявление, ознакомилась с местом работы и своими прямыми обязанностями, вернулась домой.
На другой день едва пришла в кабинет строителей и уселась за отведенный для нее стол, пришел прораб, ас ним человек шесть чужих мужчин, и среди них вчерашний парень.
— Вот, — обратился к ней начальник, — составляй список, это наемная бригада из Украины. Завтра заключаем договор на сдельную работу по объекту, сегодня ты занимаешься их временной пропиской. Твоя задача скопировать их паспорта и предоставить данные в сельский совет.
— А как копировать паспорта? — недоумевает Юлька.
— Так и копировать: берешь паспорт и перерисовываешь все до буковки первую страницу и другие заполненные, когда родился, когда женился, когда развелся, страницу прописки не пропусти. Пиши через копирку. Первый экземпляр в совет, второй нам для заключения договоров.
Юлька берет лист бумаги и начинает, не глядя на мужчин, заносить их в список:
— Фамилия, имя, отчество?
Строители называют себя по очереди.
— Следующий, — спрашивает Юлька.
— Школьник Борис Николаевич.
Юлька отрывается от бумаг, смотрит на рабочих, потом переводит недоуменный взгляд на прораба:
— Разве мы берем на работу школьников?
Строители смеются. Тот, что повстречался вчера Юльке на дороге, настойчиво повторяет:
— Школьник моя фамилия. Борис Николаевич.
Смеется и Юлька:
— Простите, я не поняла сразу. Дударенко, Радченко, Мирошниченко — украинские фамилии, а Школьник?
— Я белорус, прописан на Украине.
— Теперь понятно.

* * *

Через неделю Школьник застал Юльку в кабинете одну. Сел напротив, льстил, рассыпал комплименты:
— Ты мне с первого взгляда понравилась. Помнишь, на дороге повстречались?
Молчала Юлька, чувствовала — чуждый он ей человек. «Спасибо» за комплименты не говорила — никто не учил ее такому этикету. Не флиртовала, держалась ровно, в душе осторожничала, чтобы не вылетело лишнее слово.
После рассуждала мысленно, как покойная бабушка когда-то внушала старшим внучкам: «Будут вас обольщать, сети раскидывать, сладкие речи говорить, не слушайте. Раскинет эдакий паук-крестовик свои сети, попадешься ты, мушка малая, беспомощная в его силки, и прощай честь и молодость. Суетится паук, бегает кругами, укрепляет сеть, чтобы жертва не вырвалась. А паутина липкая. Вот уж одно крылышко твое подтянул, вот и второе безвольным стало. Ты, Мушка малая, уже не жужжишь, а лишь чуть пикаешь. Паук все ближе, все гуще паутина на твоей груди. И вот вцепился он в грудь юную, трепетную, пьет кровушку тёплую капля за каплей. Впился как клещук — утопил голову по самые плечи, пьет ненасытно, коварный враг. А к утру выбросит твое иссушенное тельце, пойдет искать новую жертву». Юлька помнит, как смеялись девчонки, и как сжималось от страха ее сердце. Ах, бабулечка ты наша мудрая, как бы пригодился сейчас твой совет!

* * *

В один из вечеров Юлька возвращалась из кино одна, на перекрестке нагнал Школьник. Шел рядом, говорил вполне приличные вещи. Она в свою очередь отвечала ровно, спокойно, сводила разговор к деловой, рабочей теме. Но прокололся обольститель, вдруг спросил:
— Мне тут морду никто не набьет?
Юлька даже засмеялась:
— А что, есть повод?
— Да как бы и нет, но я ведь не дома.
Успокоила кавалера, мол, если нет повода, кто его станет трогать.
Ухмыльнулся:
— Ну, тогда, может, на завтра стрелку забьем?
Бедная Юлька-Варёнка, откуда же ей было знать, что слова сии — сленг, блатной жаргон. «Стрелку» эту почему-то приняла за термин из геодезии. Встрепенулась отчаянно.
Еще при поступлении на строительное отделение знающие ребята, раскусив ее, Варёнкнну суть, предупреждали: «Не потянешь! Строительство — это точные науки, с первого курса сопромат провалишь и сбежишь!» Ох, и боялась она этого страшного слова — со-про-мат. А оказалось вдруг обратное: строгая, но толковая преподаватель Серафима Филипповна так доступно читала лекции, что Юлька полюбила предмет и поняла его чисто на практическом уровне. Крутящий момент, напряжение, сопротивление, ребро жесткости. Расчет кровельной конструкции на градус уклона в зависимости от внешней нагрузки и так далее. «Отлично» по сопромату Юлька, конечно, не заработала, но «хвостов» не имела и предмет знала на твердую тройку (читай четыре с минусом).
Неудача настигла Юльку на последнем курсе с геодезией. Крупный, бескомпромиссный преподаватель Лобанов с голосом, как звук иерихонской трубы, наводил страх и ужас на весь курс. С горем пополам Юлька сдала теорию. Вышли на практику. Группу разбили на подгруппы, распределили задания: сначала практика с нивелиром, затем с теодолитом. Юльке отвели особую роль: носить большую складную рейку-линейку, устанавливать ее, где укажут, и держать палец на определенной риске, чтобы «стреляющий» с прибора легче нашел нужную отметку.
На последнем этапе всей группой вместе с преподавателем были на строящемся объекте. Юлька боялась высоты, преподаватель подтрунивал над ней: «Вот это строитель!» Чтобы преодолеть страх, она намеренно забралась на незавершенную кирпичную колонну. Лобанов засмеялся:
— Стоит над горою Алёша.
Смеялась Юлька, смеялись ребята. Геодезическую практику зачли всем.
А вот теперь вдруг показалось ей, что «стрелка» — термин из геодезии. Мудрый преподаватель-производственник по спецтехнологии учил их: «Не стесняйтесь признаться, когда чего-то не знаете. Спрашивайте, учитесь у старших наставников, а таковые всегда найдутся на вашем пути».
Она решила открыться, признаться, что не имеет практики по геодезии. Если этот человек относится к ней искренне, то поможет бескорыстно. А если он корыстен, значит им не по пути. Только первые же попытки объясниться с ним в этом вопросе, вызвали у Школьника неудержимый смех. Нехорошо он смеялся. Юлька не могла видеть в темноте его лица, но ей показалось, что его искривила гримаса. Он вовремя остановился, сказал:
— Да ты, оказывается, совсем еще девчонка! «Забить стрелку»
— это значит назначить встречу, свидание.
— Ах, вот в чем дело! — Юльку словно из ушата водой облили.
— Тогда извини, «стрелок» никаких не надо.
Вежливо попрощалась, ушла домой.
Борис больше не подходил, так же вежливо, как она попрощалась, здоровался при встрече.

* * *

Вернулся из армии Алмас из Сальских степей, доблестно оседлавший грозную военную технику — танк. Редко появляется парень в деревне у деда муллы. Отводит душу на отгоне у стареющего отца. Его стихия — слепящее солнце, вольный тугой ветер, вкус соленой конской гривы на губах, напряженный ритм скачки и искусной джигитовки. Встреча с Юлькой получилась неловкой. Исчезла та детская непосредственность, когда, играя, можно было заголить рубашку на животе Алмаса и смазать ему «пузо» смоченной в воде ваткой. И юношеская простота исчезла, когда запросто можно было стукнуть его между лопаток, призвать к благоразумию.
Алмас возмужал, еще более окреп, но в росте не прибавил. Юлька его чуть не на голову выше. Подшучивал сам над собой, мол, в пуп ей дышит, и только.

* * *

Юлька получила первую в жизни зарплату — полный оклад по тарифу, вдвое больше, чем получает отец на тяжелой работе. На радостях решила купить себе золотые сережки с жемчужной вставкой. Съездила в район, купила самые скромные, недорогие. На сережки ушло треть зарплаты, оставшиеся деньги отдала матери в «общий котел».
Счастливая и довольная обновкой, пришла утром на работу. После полудня в кабинет заглянул Борис Школьник. Поздоровался, сел напротив и вдруг ляпнул:
— Сережки у тебя никакие!
Юльку чуть с места не подбросило — взыграло женское самолюбие: «Ах, ты какой жук, вместо того, чтобы девушке приятные слова сказать, хаешь!» Сдержалась, а вслух сказала:
— О вкусах не спорят. Я, например, люблю жемчуг. Ты наверняка что-то другое.
— Жемчуг тоже разный бывает. Приходи ко мне вечером, я тебе выложу на стол, сама выберешь, что душа пожелает.

* * *

«Даты, оказывается, не паук-крестовик, ты черный коварный тарантул, — подумала с неприязнью, — не в сети заманиваешь, а выскакиваешь из своего укрытия нагло и откровенно. Врешь, меня не проведешь!»
Промолчала. Он принял паузу за знак согласия, уточнил:
— Приходи, когда стемнеет, я ждать буду.
— Борис, никуда я не пойду, не теряй на меня время. До свидания. Мне нужно уйти, кабинет я закрываю.
Дома все думала с тревогой: «Ох, темный он человек. Людей сторонится, живет уединенно. С кем бы поделиться? Обременять родителей не хотелось, только всполошатся напрасно. Однако надо быть осторожней. И вдруг осенило: Алмас! Как же я сразу не догадалась?!»
Утром следующего дня заглянула к соседу мулле:
— Дедушка, когда Алмас приедет?
— А чего тебе, деушка?
— Очень мне надо повидать его, дедушка.
Вечером Алмас ждал у ворот, смущенно улыбался:
— Дед передал, искала меня?
— Искала, — искренне обрадовалась Юлька. И вдруг выложила все как на духу старинному другу. Сразу спала пелена отчуждения. Алмас расправил плечи:
— Хочешь, я этому курёнку голову в обратную сторону заверну?
— Да ты чего, Алмаска?! — смеялась Юлька. — Пока вроде не за что. Ты знаешь, какой он здоровый?!
Алмас показал тугие кулаки:
— Чо, больше?
Да какой там! Он ростом большой, а так-то куда там до тебя!
— И только-то?! Так я к нему со скамеечкой подойду, а зубы пересчитаю!
— Алмас, наверно я зря тебе все рассказала.
— Короче, никого не бойся, чуть что, передай весточку для меня через деда, он-то меня быстро разыщет.

* * *

Юлька успокоилась. Борис не проявлял себя. Скоро будет подписан акт приемки их объекта, расчет и «до свидания, товарищи».
Он зашел накануне расчета. Опять льстил, как в самый первый раз, что за весь сезон не встретил лучшей девушки на селе. Юлька держалась настороженно, даже улыбнуться лишний раз опасалась. Расставаясь, сказал:
— Я все-таки жду тебя, приходи вечером.
Ушел, не дождавшись ответа. У Юльки разыгралось воображение: ночь, домик на отшибе, он и она. Сначала «хи-хи», потом «ха-ха», а позже «секир-башка». Подпола в деревенских домах земляные, подкопал, углубил ямку, присыпал труп землей и «делай ноги». Пока хватятся Юльки-Варёнкн, пока найдут с «рубиновым» ожерельем на шее, можно далеко укатить хоть на запад, хоть на восток по железной дороге.
Чёрт-те что, однако, в голову лезет! — одернула сама себя. Однако решила: сегодня даже в клуб не пойдет. Как говорила бабушка: «Береженого Бог бережет!»
Вечером Татьяна Егоровна затеяла побелку в доме.
— Днем на работе, в выходные покос, давай-ка мы с тобой вечерами по комнатке прибирать, глядишь, и управимся.
Сняли с окошек шторки и принялись махать мочалками. Когда Юлька белила у кухонного окна, вдруг появилось неприятное чувство, будто кто-то смотрит на нее с улицы. Усилием воли прогнала наваждение. Но когда уже укладывалась спать, выключила свет и тихонько подошла к окну, успела-таки увидеть, как за изгородью прочертила короткой дугой путь, брошенная в палисадник сигарета. Гулко забилось сердце: значит, не показалось! Утром сбегала в палисадник, убедилась: лежит свежий «бычок». Может быть, не Школьник, но ведь кто-то же был по ту сторону забора, заглядывал в окна.

* * *

В конторе в кассу с утра стояла очередь — уезжали строители из Украины. Поздоровалась, вошла в кабинет. Прораба еще не было. Зашел Борис.
— Не пришла, я ждал. Может быть, ответишь, если напишу?
— Нет, Борис, я тебя никогда ничем не обнадёживала. А вчера, собственно, никуда не ходила. Некогда — дела домашние.
— Спасибо, что не обманула. Ремонт затеяли?
Юлька взглянула многозначительно. Поняла: он стоял под окнами.
Обеденным рейсом бригада уехала из деревни. Юлька вздохнула с облегчением: кто его знает, может быть и неплохой он человек, но без него как-то спокойнее. Забылось все вскоре. Минула осень, закончился строительный сезон, уехали все наемные бригады. Наступила зима.

* * *

Как-то поутру вызывают Юльку в комитет комсомола. Комсорг па втором этаже конторы. Заходит она, здоровается. Там оживленный разговор, смех, все конторские девчата собрались.
— Юлька, помнишь своего кавалера Школьника Бориса Николаевича?
— Он такой же мой, как и ваш, — надулась Юлька.
— Да ты послушай: запрос на него пришел из милиции, во всесоюзном розыске он. Во Львове еще с весны ювелирный магазин с подельниками взял!
Так вот почему он ей сережки на выбор предлагал! Всякое она тогда про него передумала, но никак не могла принять это за чистую монету.
Вот тебе и белорус Школьник, не национальность виновата — плохой человек встретился.
— Когда, на каком повороте ты сбился с пути, Борис? Для меня, например, совершить такой поступок равносильно предательству. Ни за какие бриллианты мира не отдам я свое деревенское детство, юность. Русскую печку, полати, красные цыпки на руках, сельский клуб, майских жуков, ток косачей на рассвете, прощальные клики журавок, глиняных и кукурузных кукол, детские забавы, цветущий сад. Песню русскую раздольную, богатырей. Дорогих односельчан: русских, украинцев, немцев, молдаван, казахов, латышей, эстонцев. Зачем ты ко мне потянулся? Думал заманить на «скользкий путь», купить Варёнку? А если и правда влюбился, разве смогла бы я вытащить тебя из этого «болота»? Тогда погубить, растоптать? — горько рассуждала вмиг повзрослевшая Юлька.
Неизвестно, где теперь Борис Николаевич Школьник, и что с ним, а Юлька до сих пор по деревне в своих жемчугах ходит. Хоть скромненькие они по цене, зато на кровно заработанные приобретены.

* * *

Высватал Юльку простой деревенский парень. Как-то поливала она огород в коротеньком ситцевом платьице. Вдруг слышит, калитка будто скрипнула. Выглянула в ограду: мать честная, Алмас с Федей Веселковым. Алмас смеется:
— Юлька, айда в кино!
Засмущалась девчонка коротенького платьица:
— Идите в дом, я сейчас переоденусь.
На киносеансе ребята усадили ее в середину. Пока Федя что-то балагурил, смешил Юльку, Алмас деликатно удалился.
Поутру Юлька перехватила Алмаса, не успел еще уехать на отгон:
— Ох, и хитер ты, однако, Алмаска!
Лучились раскосые глаза дружка:
— Федя хороший парень, верь мне.
— Да ладно, Алмас, он ведь мне давно нравится. Только он старше, думала, вовек не подойдет.
— Ах-ха-ха! — закатился Алмас, как в детстве. — Если спросят меня: «У кого нет ума в деревне?» Скажу Юлька да Федька — парочка без ума!
Юлька глаза прибавила:
— Вот это да! Еще другом называешься!
— Ты не обижайся, Юлька, вчера точно так же мне Федя ответил, мол, давно Юлька нравится, да не знал, как подступиться. Ладно, ты, девушка, а он-то чего ждал?! Вот увез бы тебя этот фитиль, пришлось бы мне Феде крокодильи слезы подтирать!
Вскоре сыграли свадьбу. Благоверный позже признался: «Пришел Алмас и говорит: «Федька, женись на Юльке, увезет какой-нибудь залетный, пропадет девка. Я бы сам уж давно женился. да мне вера не позволяет, и сама Юлька не согласится. — зачем в чужой монастырь со своим уставом ломиться?!»

* * *

«Белое платье, белая фата» — заливается, покачиваясь под иглой проигрывателя виниловая пластинка. У невесты на груди горит согретый пламенным сердцем холодный переливчатый жемчуг ожерелья — подарок Алмаса. Чуть смущаются молодые откровенного неприкрытого счастья. Светится белозубой улыбкой Алмас — настоящий друг детства и юности.
Чисто случайно узнает Юлька позже, что жемчуг на ожерелье не самый дорогой — океанический и даже не морской или речной, а выращенный искусственным путем в лаборатории, но разве в этом истинная цена подарка?!