Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги
Повести, рассказы
Рэкет
Григорий Андреевич не спеша гнал быка с пастбища. Бык Февраль останавливался то и дело, щипал на ходу сочную траву с бровки кювета. Оно и не мудрено: не наедается скотина в поле. Лето нынче засушливое, на выпасах выбито, выщипано уже до дерна. Еще гнус ненасытный досаждает. Свернули в проулок. Тут на пешеходной дорожке травы было вволю, Февраль и вовсе остановился, принялся уплетать за обе щеки. Григорий тоже остановился чуть поодаль, играл легким прутиком, тихонько повторяя детскую дразнилку: «Бык, бык, Бобуляй, догони да наваляй!»
Легкая усмешка тронула губы. Вспомнил, как с соседом Саней бесстрашно дразнили совхозного быка-производителя.
Бык был страшен одним своим свирепым видом. Огромная голова на могучем теле была увенчана острыми рогами, которые быку постоянно подпиливали. В ноздри вставлено большое металлическое кольцо. На широком лбу за рога прикреплена дощечка, нависающая над глазами так, чтобы бык мог видеть все под ногами, но не впереди себя. Такие дощечки привязывали не только быкам, но и бодливым коровам, и молодняку. Короткие, но крепкие ноги быка широко расставлены. Между передними чуть не до земли провисает мощная грудина. Страшен бык в обличье, страшен и в гневе. Глаза наливаются кровью, из груди рык, а не мычание, комки дерна из-под копыт, когда он, остервенев, роет землю.
И вот такое чудище мальчишки умудрялись дразнить. Бык стоял на ферме в большом деннике, огороженном жердями. Пацаны разных возрастов приходили туда и дразнили быка ради забавы. Когда разъяренный производитель начинал бузовать страшным голосом, затем низко пригнув голову, шел на обидчиков, ребята кидались в разные стороны, мигом оказываясь на изгороди. Скотники ругались матом, прогоняли сорванцов, грозили побить кнутом, но их увещевания только раззадоривали мальчишек.
Григорию очень живо нарисовалась картинка из детства, как однажды эта шалость чуть не обошлась друзьям боком.
В очередной раз раззадорив быка, мальчишки не рассчитали свои силы и не успели убежать от преследования. Настигший Гришку бык поднял, как пушинку его на рога. Каким-то чудом мальчишка не растерялся, и, уцепившись обеими руками за его шею, удержался до тех пор, пока не прибежали скотники с вилами и хлыстом и не отбили сорванца. Санька же признался потом, что у него отнялись ноги и вместо того, чтобы спасать товарища, он позорно карабкался на карачках, пытаясь добраться до забора.
«Вот дурьи головы! — вспоминал Григорий Андреевич. — Теперь уж деревенские пацаны другого пошиба, все больше городским сверстникам уподобляются, а городские и вовсе за мамкину юбку держатся».
Вдруг Февраль, не доходя до заворота улицы, забузовал, как тот совхозный производитель. Григорий Андреевич обеспокоился: как раз на углу много маленьких детей из двух соседних домов, как бы не напугал их бык! Он живо припустил ему вслед, но было уже поздно: Февраль вывернул с проулка, и, продолжая бузовать, шел, низко опустив голову, прямо на детей. У Григория опустилось сердце: детишки-то совсем маленькие! Стараясь не терять самообладания и не испортить вконец обстановку, он выскочил на дорогу чуть левее быка, надеясь в случае опасности успеть забежать вперед и ухватить его за рога. Но не тут-то было! Бык вдруг резко двинул к забору. Не успел Григорий Андреевич сообразить, что к чему, как наперерез быку с палкой в руках выскочил четырехлетний Егорка, вслед ему с камнем в угрожающей позе бежал трехлетний Борис. За Борисом с прутом наизготовку телепала его полуторагодовалая сестренка Вика, научившаяся ходить этим летом. Их старшая сестра Ульянка пяти лет подстраховывала компанию с поленом. Замыкали команду «рэкетиров», как мысленно окрестил их Григорий Андреевич, сестры Егора — Нюшка и Люська тоже с палками.
Бык между тем метался между детьми и забором, пытаясь проскочить опасное место без урона. Есть чему напугаться: у Егорки белая голова, волосы ёжиком, у Бориса в чем душа держится, но настрой боевой — горящий взгляд, губы поджаты, нижняя челюсть вперед, у малышки Ксюши глазки-смородины, Ульянка с сестрами Егора — ни дать ни взять — гроза района. Все ребятишки чумазые, загорелые, отчаянно смелые.
«Тут впору быка уберечь, как бы глаз не выткнули бедной скотине! — едва сдерживая смех, думал Григорий, обходя детишек. — Нет, неистребима деревенская порода! Это у городского ребятёнка разрыв сердца случился бы, а нашим сорванцам хоть бы хны! — Вслух произнес: — Здорово, герои!»
— Здассьти, здраствуйте, здорово! — бойко и разноголосо посыпалось в ответ.
— Как жизнь?
— Холосо! Мы твоего быка не боимся! А ты чей папка?
— Да я уже дедка.
Григорий Андреевич удаляясь, все оглядывался на ребят и смеялся, а те кричали ему вслед:
— Дедка, дедка, где твоя бабка?
Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги
Повести, рассказы
Рэкет
Григорий Андреевич не спеша гнал быка с пастбища. Бык Февраль останавливался то и дело, щипал на ходу сочную траву с бровки кювета. Оно и не мудрено: не наедается скотина в поле. Лето нынче засушливое, на выпасах выбито, выщипано уже до дерна. Еще гнус ненасытный досаждает. Свернули в проулок. Тут на пешеходной дорожке травы было вволю, Февраль и вовсе остановился, принялся уплетать за обе щеки. Григорий тоже остановился чуть поодаль, играл легким прутиком, тихонько повторяя детскую дразнилку: «Бык, бык, Бобуляй, догони да наваляй!»
Легкая усмешка тронула губы. Вспомнил, как с соседом Саней бесстрашно дразнили совхозного быка-производителя.
Бык был страшен одним своим свирепым видом. Огромная голова на могучем теле была увенчана острыми рогами, которые быку постоянно подпиливали. В ноздри вставлено большое металлическое кольцо. На широком лбу за рога прикреплена дощечка, нависающая над глазами так, чтобы бык мог видеть все под ногами, но не впереди себя. Такие дощечки привязывали не только быкам, но и бодливым коровам, и молодняку. Короткие, но крепкие ноги быка широко расставлены. Между передними чуть не до земли провисает мощная грудина. Страшен бык в обличье, страшен и в гневе. Глаза наливаются кровью, из груди рык, а не мычание, комки дерна из-под копыт, когда он, остервенев, роет землю.
И вот такое чудище мальчишки умудрялись дразнить. Бык стоял на ферме в большом деннике, огороженном жердями. Пацаны разных возрастов приходили туда и дразнили быка ради забавы. Когда разъяренный производитель начинал бузовать страшным голосом, затем низко пригнув голову, шел на обидчиков, ребята кидались в разные стороны, мигом оказываясь на изгороди. Скотники ругались матом, прогоняли сорванцов, грозили побить кнутом, но их увещевания только раззадоривали мальчишек.
Григорию очень живо нарисовалась картинка из детства, как однажды эта шалость чуть не обошлась друзьям боком.
В очередной раз раззадорив быка, мальчишки не рассчитали свои силы и не успели убежать от преследования. Настигший Гришку бык поднял, как пушинку его на рога. Каким-то чудом мальчишка не растерялся, и, уцепившись обеими руками за его шею, удержался до тех пор, пока не прибежали скотники с вилами и хлыстом и не отбили сорванца. Санька же признался потом, что у него отнялись ноги и вместо того, чтобы спасать товарища, он позорно карабкался на карачках, пытаясь добраться до забора.
«Вот дурьи головы! — вспоминал Григорий Андреевич. — Теперь уж деревенские пацаны другого пошиба, все больше городским сверстникам уподобляются, а городские и вовсе за мамкину юбку держатся».
Вдруг Февраль, не доходя до заворота улицы, забузовал, как тот совхозный производитель. Григорий Андреевич обеспокоился: как раз на углу много маленьких детей из двух соседних домов, как бы не напугал их бык! Он живо припустил ему вслед, но было уже поздно: Февраль вывернул с проулка, и, продолжая бузовать, шел, низко опустив голову, прямо на детей. У Григория опустилось сердце: детишки-то совсем маленькие! Стараясь не терять самообладания и не испортить вконец обстановку, он выскочил на дорогу чуть левее быка, надеясь в случае опасности успеть забежать вперед и ухватить его за рога. Но не тут-то было! Бык вдруг резко двинул к забору. Не успел Григорий Андреевич сообразить, что к чему, как наперерез быку с палкой в руках выскочил четырехлетний Егорка, вслед ему с камнем в угрожающей позе бежал трехлетний Борис. За Борисом с прутом наизготовку телепала его полуторагодовалая сестренка Вика, научившаяся ходить этим летом. Их старшая сестра Ульянка пяти лет подстраховывала компанию с поленом. Замыкали команду «рэкетиров», как мысленно окрестил их Григорий Андреевич, сестры Егора — Нюшка и Люська тоже с палками.
Бык между тем метался между детьми и забором, пытаясь проскочить опасное место без урона. Есть чему напугаться: у Егорки белая голова, волосы ёжиком, у Бориса в чем душа держится, но настрой боевой — горящий взгляд, губы поджаты, нижняя челюсть вперед, у малышки Ксюши глазки-смородины, Ульянка с сестрами Егора — ни дать ни взять — гроза района. Все ребятишки чумазые, загорелые, отчаянно смелые.
«Тут впору быка уберечь, как бы глаз не выткнули бедной скотине! — едва сдерживая смех, думал Григорий, обходя детишек. — Нет, неистребима деревенская порода! Это у городского ребятёнка разрыв сердца случился бы, а нашим сорванцам хоть бы хны! — Вслух произнес: — Здорово, герои!»
— Здассьти, здраствуйте, здорово! — бойко и разноголосо посыпалось в ответ.
— Как жизнь?
— Холосо! Мы твоего быка не боимся! А ты чей папка?
— Да я уже дедка.
Григорий Андреевич удаляясь, все оглядывался на ребят и смеялся, а те кричали ему вслед:
— Дедка, дедка, где твоя бабка?