Первый парень на деревне
Л. К. Иванов
ПУТЕШЕСТВИЯ
ВСТРЕЧИ В СТРАНЕ ОЗЕР
Я СТРЕЛЯЛ В ВАШУ СТОРОНУ
Услышав русскую речь, хозяин небольшого магазинчика, в который мы зашли, сразу же приветливо заулыбался:
– А-а! Дальние гости, дальние! Выбирайте сувениры на память. Товар у меня хороший, качественный, дешевый. Покупайте!
Пока мои товарищи рылись в завалах действительно дешевых товаров, мы разговорились с хозяином.
– Водка есть? – поинтересовался он.
– Какая водка! Домой возвращаемся. Уже давно все выпито.
– А то я бы купил.
Надо сказать, что русская водка в магазинах фирмы «Алко» – единственной, кому разрешено торговать спиртным, – есть всегда и в широком ассортименте, а покупать водку у туристов финны предпочитают потому, что так она обходится втрое дешевле. Правда, в последнее время после участившихся случаев отравления купленным у русских спиртным эти запрещенные законом сделки стали проводить с большей опаской, не столько из-за боязни попасться полиции, сколько из опасения отравиться.
И хотя водки у нас не оказалось, разговорчивый собеседник начал расспрашивать: откуда мы, зачем приезжали, каким бизнесом занимаемся. Его, впрочем, нисколько не расстроило то, что в группе нет коммерсантов и бизнесменов, ему просто хотелось поговорить с новыми людьми, чтобы потом вечером обсудить это в семье и с друзьями.
– А ведь я был в Советском Союзе, – говорил Пекка. – В 1941-м. Правда, мы пришли без оформления визы, и нас быстро прогнали обратно, – расхохотался он. – Я даже стрелял в вашу сторону. Попал в кого или нет, не знаю, но стреля-ал, – отсмеявшись, продолжил он. – А потом, когда Финляндия вышла из войны, меня заставили на машине русских раненых возить. Ох, какая доктор со мной ездила! Глаза голубые, волосы почти белые, грудь... Вот такая! – он вытянул перед собой руки с растопыренными пальцами. – Веселая такая, но вольности не позволяла. Не-е-ет! Строгая такая была в отношении этого. И уж как она мне в сердце запала! Я бы тогда на ней женился. Точно тебе говорю! Нельзя было. Так-то я болтун по натуре. Говорю ей, говорю обо всем, что на ум придет, а она ни слова не понимает, только смеется и все. И вообще, она больше на настоящую финку была похожа, чем на русскую. Да! Я ведь тогда даже русский язык учить начал. До сих пор помню. Вот, слушай: «Я тьебья льюблью!» Ну, как? Похоже? Во-о! А ведь пятьдесят лет прошло.
Нам уже было пора уходить. Мы стали прощаться с разговорчивым ветераном, который стрелял в нашу сторону и потом был влюблен в русскую докторшу. Он долго тряс нам руки и расщедрился: подарил каждому на память по футболке с эмблемой своего магазина.
КАК СОБАЧКУ
– Лео, хочешь познакомиться с русским, который почти всю жизнь прожил финном? – спросил меня как-то один мой давний знакомый за чашкой кофе.
И на следующий день мы созвонились и поехали в гости к финскому русскому.
На пороге ювелирной мастерской нас встретил респектабельного вида крепкий мужчина. Он крепко пожал руку, жестом пригласил пройти в кабинет, усадил в кресло и стал хлопотать, наливая в чашечки кофе.
С неподдельной радостью принял бутылку «Столичной», которую, впрочем, можно купить в любом магазине спиртных напитков:
– Если не возражаешь, я сохраню это как подарок на свое восьмидесятилетие.
– Шутка?
– Через месяц исполнится. Не веришь?
– Честно говоря, не верю.
– А никто не верит! Я ведь сюда сбежал еще задолго до Зимней войны или, как ее у вас называют, до финской. Еще пацаном был. Жили мы в трех километрах от границы, а граница в то время была не на таком уж прочном замке. Еще Карацупа со своим верным другом героями не были.
Но, как их тогда называли, белофинны границу частенько нарушали. Приходят в деревню, предупреждают:
– Мы сейчас в сторону Ленинграда пойдем, после обеда нас обратно погонят, стрельба будет. Схоронитесь, переждите дома, по улицам напрасно не болтайтесь.
И точно. Ближе к вечеру бегут обратно. Постреливают. Красные их гонят, тоже стреляют. Вот однажды в такой день я и махнул в Финляндию.
Сколько всякого пережил, роман можно написать. Какую только работу делать ни приходилось. А потом понемногу стал на ноги, свое дело начал. Теперь вот собственная ювелирная мастерская, три магазина. Три сына. Два свое дело имеют, младший пока у меня работает. У всех свои семьи, внуков уже куча, скоро, наверное, прадедом стану.
Сейчас-то что! А первое время тяжело было. Всех боялся. Особенно когда после войны ингерманландцев обратно в Россию отправлять стали, думал, и меня вычислят. Боялся страшно. Вот преступлений не совершал, а боялся. Изменник все-таки. Добровольно за границу сбежал. У вас бы мне этого не простили. Сидеть бы в Колымских лагерях.
Я ведь сразу имя и фамилию сменил. Вообще-то я Николай Чернов. А здесь сразу стал Микко Мустанен. Язык финский учил так, что русский почти напрочь забыл. Из страха хотел забыть.
Даже потом, когда здесь русские туристы стали появляться, я как только русскую речь заслышу, в сторону шарахаюсь. Это теперь из России сюда много народа эмигрировало, спокойно живут, ничего не боятся. Времена другие стали. А я ведь и на родине с тех пор ни разу не был. Даже не знаю, где родители похоронены. Надо бы съездить, могилы разыскать, а все еще боюсь.
– А знаешь, чего я больше всего жалею?
При моем положении да моем возрасте меня в России звали бы не иначе, как Николай Михайлович! Звучит-то как уважительно! А здесь ведь по отчеству не зовут. Так и кличут все Микко да Микко. Как собачку какую.
Когда мы через два часа прощались, я перешел на русский:
– Здоровья вам, Николай Михайлович! Всего самого доброго! И с наступающим юбилеем!
Он широко улыбался, но на глазах появились слезы.
КОПЕЙКА РУБЛЬ БЕРЕЖЕТ
Я не помню в финском языке такой пословицы, но то, что большинство населения ей следует, – это бесспорно. И примеров тому великое множество.
Поехали мы как-то с двоюродным братом на одну из его дач. Домик на четыре комнаты с каминным залом уютно примостился на скалистом берегу небольшого озера. Три гектара отличного строевого леса – таков этот участок. Тут и грибы свои, и черника с брусникой. Только вот несколько темновато было в этом лесу, и сделал брат заявку провести на участке рубку ухода, убрать лишние деревья.
Мы приехали на выходные как раз вскоре после того, как лесники свое дело почти полностью закончили, оставалось только убрать за собой мусор, сучья да дуплистые опилы от комля.
– Пока баня топится, дрова заготовлять будем, – дал брат задание, достал из багажника бензопилу, и мы начали заготовку дров. Я пилю, он отбрасывает чурки. Так мы прошли почти по всему участку, присели отдохнуть.
– Ну, теперь еще вон в том углу я видел березовые дрова, их распилим и пойдем париться.
Я взял пилу и пошел в ту сторону, куда указал брат. Долго ходил, выискивая березовые дрова, которые предстояло распилить до окончания работы. Через некоторое время безрезультатных поисков вернулся назад.
– Кауко, где ты там видел березовые дрова, я их не нашел.
– Пошли.
– Он подвел к куче березовых сучьев:
– Вот.
– Это дрова-а? – моему изумлению не было предела.
– А что? Знаешь, как хорошо в камине горят!
Я думаю, многих сибиряков при виде таких дров толщиной чуть больше указательного пальца, которые по русским понятиям годятся разве что в костер, хватила бы кондрашка. Или они бы зашлись от смеха только от одной мысли, что можно пилить на дрова бензопилой палки, имея три гектара отличного леса.
Уверен, что подавляющее большинство русских хозяев при таком богатстве просто свалило бы добрую березу поближе к дому, чтобы таскать поближе да сподручнее, а не возилось бы около кучи хвороста.
ИЗ СПОРТИВНОГО ИНТЕРЕСА
Другой пример бережливости, рачительного хозяйствования, экономной экономики показал мне мой старый добрый друг Яакко.
В Ботническом заливе, на берегу которого стоит его дом, он ставит рыболовецкие снасти, приобретая для этого обязательную лицензию. Ловит так, больше из спортивного интереса, потому что любую рыбу можно дешево купить в ближайшем магазине.
Обычно улов составляет несколько килограммов, но все равно столько для себя не надо, и по дороге домой от своей рыбацкой хижины Яакко заворачивает к своим ближайшим соседям и продает им излишки улова по три-пять килограммов. Кто-то берет свежатинки для себя, кто-то для кошек и собак. Но сбыт излишки находят всегда. И надо видеть, как радуется этот сорокапятилетний детина весом в полтора центнера вырученным нескольким евро. Можно было с вполне понятным участием разделить его радость, если не знать, что, к примеру, на свое увлечение катанием шаров в кегельбанах он тратит с женой каждые выходные, уезжая в другие города и ночуя в мотелях и гостиницах, до по несколько сотен евро.
НАЧАЛЬНИК В ОТПУСКЕ – НЕ НАЧАЛЬНИК
Однажды удача улыбнулась моему другу всей своей белозубой улыбкой до ушей. Улов потянул чуть не на два центнера. Мы съездили за прицепом, перегрузили в него добычу из лодки, и Яакко задумался: куда девать рыбу.
В магазине взяли на реализацию сорок килограммов. Осталось еще полтора центнера. И надо сказать, что руководит он комбинатом питания металлургического завода в Раахе. В комбинате столовая на тысячу двести посадочных мест и более пятидесяти буфетов. Оптовыми закупками продуктов занимается сам Яакко, заключая договоры на их поставку. И, наверное, проблем бы не возникло, будь он на работе, а не в отпуске.
Мы приехали домой, и начал он названивать своему заместителю, чтобы предложить для столовой богатый улов. К радости, в комбинат питания поступила заявка от одного их цехов, коллектив которого решил провести выходные на природе, так что рыба, приготовленная к пиву, оказалась в самый раз. Улов был благополучно доставлен в заводские морозильники и сдан кладовщику.
Вспоминая и рассказывая российским друзьям эту историю, я постоянно думаю: а как бы поступил в таком случае директор какого-нибудь нашего, российского общепита? Стал бы он спрашивать согласия своего заместителя принять эту рыбу или просто поставил его перед фактом, приняв решение без лишних сомнений и раздумий? И все больше склоняюсь к мысли, что ситуация бы выглядела совсем не так, как в Финляндии с ее демократией, которой нам еще учиться и учиться.
АННЕКСИЯ
О разного рода злачных заведениях, присущих западному образу жизни и разлагающих его общество, людям среднего и старшего возраста слышать в свое время приходилось немало. У нас, при социализме, о чем-то подобном было страшно подумать, а если кто-то, оторвавшись от своей группы во время турпоездки, и отваживался заглянуть в какой-нибудь ночной клуб, то впечатлениями об этом делился только с самыми близкими из боязни навлечь на себя массу неприятностей и отказ при следующей попытке выезда за рубеж.
Потом социализм у нас приказал долго жить, а в сменившем его диком общественном строе в искаженном, пародийном виде хлынуло все, что было присуще только «разлагающемуся капитализму»: ночные клубы, проституция, стриптиз-бары, порнография и многое другое из этого же перечня.
Правда, при массовом нашествии все это остается доступным только людям с крупной суммой лишних денег, которые больше не на что потратить, кроме как на подобные плотские развлечения. А тут во время поездки с группой спортсменов в Финляндию, после того как турнир завершился и требовалось немножко расслабиться, мы с приятелями пошли побродить по вечернему Хельсинки. И наткнулись неподалеку от нашей гостиницы на вывеску с пышногрудой красавицей и экзотическим названием «Какаду», а ниже помельче надпись гласила: «Стриптизшоу без остановки».
Стоимость билета была дороже кружки пива в любом из открытых допоздна кафе и ресторанчиков с вынесенными на тротуар под сень теплого летнего вечера столиками. Едва мы оказались внутри, заняли столик и я подошел к стойке бара взять чего-нибудь прохладительного, ко мне тут же подвалила высокая блондинка, похлопала по ягодицам и с сильным акцентом спросила по-фински: «Halut rakasta?» («Хочешь любить?»).
От неожиданности, от того, что предложение делается, когда ты едва вошел и не успел осмотреться, я на какое-то время опешил, потом, скрипя извилинами, начал соображать, как бы поделикатнее отказаться от услуги. Услышав отказ, девушка отошла на пару шагов в сторону и на чистом русском у кого-то поинтересовалась:
– Ты не заметила, этот козел не со своей бл... пришел?
– Нет, они вроде мужской компанией.
Едва я успел поделиться с приятелями началом приключений, шоу началось. Девушка, явно в недавнем прошлом профессиональная гимнастка, поражала пластикой, выполнением замысловатых, требующих громадных физических сил и ловкости упражнений, при выполнении их освобождалась от мешающей и не мешающей ей одежды. Когда на бедрах осталась лишь узенькая полоска трусиков, она выставила на середину зала стул, вытащила за руку из-за ближайшего столика парня, усадила его и начала раздевать. Под музыку виляя бедрами, она стянула с парня рубашку, расстегнула ремень, молнию на штанах, игриво заглянула в плавки, оттопыренным большим пальцем правой руки показав зрителям оценку там увиденного. Потом наметанным глазом вычислила ошалевшего от зрелища мужчину, подошла к нему сзади, потерлась голым своим бюстом о его вмиг вспотевшую спину, зашла спереди и поводила соском по его губам.
Зал восторженно зааплодировал, а девушка подхватила разбросанную по полу свою одежду и упорхнула за кулисы. Едва аплодисменты смолкли, как другая девушка пошла по залу «снимать» созревших клиентов и уводить куда-то в задрапированный тяжелыми шторами выход в коридор за стойкой бара.
Шоу продолжалось. Вот на подиум, который являлся в то же время и длинным столиком с высокими, как у стойки бара, стульчиками, величаво всплыла разодетая в яркие наряды краса. Минут через пять от этих нарядов осталась лишь узенькая полоска кружевных трусиков. Переходя вдоль стола от никелированного шеста к перекладине и обратно, используя их для выполнения своих довольно сложных гимнастических упражнений, девушка то гладила кого-то по щеке, то прижималась обнаженным телом, то гладила себя по грудям, животу и бедрам и тут же шлепала по протянутым к ней потным от возбуждения ладоням. Потом в самом конце стола она медленно стянула легкий кружевной лепесток, изящно уселась попкой на лысину мужчины средних лет, порхнула в другой конец стола и перед лицом одного из зрителей сделала мостик, широко расставив ноги. Тот буквально ошалел и долго еще растерянно хлопал глазами, провожая жадным взглядом сразу же убежавшую за кулисы стриптизершу.
За наш столик подсели две молодки явно не юного возраста, причем на лице одной даже под толстым слоем грима угадывались изрядно потрепавшие ее годы. Мы, принципиально не обращая на них внимания, продолжали свой разговор. Через несколько минут одна из подсевших заговорила сама, причем по-русски:
– Ребята, я слышу, вы русские, а почему вы с нами не хотите разговаривать?
– А откуда ж мы могли знать, что вы тоже наши землячки?
– Ой, да тут девочки почти все русские. Из Питера и Нарвы.
– И танцовщицы?
– Из них половина наших. Их же и объявляют русскими именами. Но тут еще есть мулатка, есть негр. Кстати, много народу приходит именно на его выступление.
– А вы здесь живете или наездом?
– Нет, мы пять дней работаем, потом дома отдыхаем, потом снова сюда.
– Так сказать, вахтовым методом?
– Вроде как... А вы как насчет расслабиться?
– Спасибо, еще не созрели.
– Ну, отдыхайте пока. Привет! Еще увидимся.
Народ все прибывал, а после одиннадцати свободных мест уже не было, хотя девушки то и дело уводили расслабляться уже созревших клиентов. Цена такой секс-услуги была равна подаваемым неприкосновенной официанткой трем кружкам пива. Стоит ли говорить, что желающих получить удовольствие по цене трех кружек пива было достаточно, и конвейер по доставке за кулисы возбужденных эстрадным действом мужичков работал вовсю.
За столиком неподалеку сидели двое мужчин под шестьдесят. Один пришел в темном костюме, в белой рубашке с галстуком и своим строгим видом явно выдавал русского делового человека старой закваски, которые не умеют подбирать одежду в соответствии с обстановкой. Этого соотечественника привел сюда его демократично одетый деловой партнер финн, почти сразу же позвавший для своего гостя девочку, скрасить за столом их мужское общество.
Утверждают, что во время своей поездки в Финляндию это заведение посетил и Владимир Вольфович, которому ничто мужское не чуждо. Если учесть, что почти весь персонал заведения состоит из граждан России, то почему бы нашим высокопоставленным чиновникам и парламентариям, действительно, и не посещать его для ознакомления с условиями труда и отдыха своих сограждан на иностранной территории?
Пока мы с ехидцей обсуждали эту тему, зал набился битком. В основном благодаря зашедшей многочисленной группе ряженых. Таким маскарадным шествием, иногда с посещением разного рода злачных мест, проводят в Финляндии свой девичник подруги выдаваемой замуж невесты. Многие толпились стоя, выбирая место, откуда бы было видно небольшое пространство для танцев, но поскольку видно из толпы плохо, некоторые девушки усаживались возле столиков прямо на пол. Предвкушение чего-то очень ожидаемого нарастало с каждой минутой, и вот под звуки какой-то дикой мелодии из-за занавеса выскочил молодой худосочный негр и начал бешеную пляску, не забывая, впрочем, тоже срывать с себя одежду.
Оставшись в трусиках, он подскакивал то к одной зрительнице, то к другой, гладил им плечи и бедра, выскакивал снова на середину круга, опять выбирал кого-то из женщин и одаривал ласковыми поглаживаниями. И вот зал охнул, когда танцор сорвал плавки и предстал перед публикой во всей красе. Бешено вращая низом живота, он раскачивал свой приличных размеров детородный орган, заставляя его тоже плясать, чем одних женщин приводил в смущение, взгляд других завороженно приковал к своему обнаженному «танцору». Музыка резко оборвалась, негр исчез, и толпа начала расходиться. Объявили антракт. Впереди оставалось еще два часа представлений, но нам они уже успели наскучить, и мы тоже вышли на свежий воздух ночного Хельсинки, без сожаления оставив вполне освоенную русскими проститутками небольшую территорию бара с экзотическим и совсем не русским названием, полученным, может быть, благодаря только что выступившему танцору.
А! Вас наверняка интересует, а что происходило там, за кулисами, куда уводили «созревших» клиентов? Не знаю. Мы на соблазн не поддались. Как сказал один из наших: да на хрена было ехать за четыре тысячи километров, чтобы трахнуть там свою землячку. Русскую проститутку я могу и дома поиметь. Вот если бы что-то иностранное попробовать...»
Но иностранное в Финляндии оказалось недоступно, ибо немногочисленных из-за высокой нравственности и возможности иметь заработки, не торгуя собственным телом, местных падших девиц давно и полностью вытеснили с рынка сексуальных услуг наши неразборчивые в заработках соотечественницы.
Я вовсе не хочу сказать, что все русские девушки ведут себя вдали от дома распутно. Более того, многие из них не могут избавиться «от комплексов» даже там, где излишняя скромность просто неуместна.
На следующий день, в воскресенье, поехали мы отдыхать в построенный километрах в сорока от столицы аквапарк. Самый большой, кстати сказать, в Европе. Едут в него любители водных процедур круглый год, потому что значительная часть аттракционов находится в закрытом, застекленном громадном помещении, где все время поддерживается приятная для купания температура.
Помимо различных слаломных горок, водопадов, быстрых, с искусственным течением порожистых рек, возвращающих тебя к месту отплытия, есть в парке, конечно же, сауны, расположенные в одной из пещер утеса. Они тоже на разные вкусы: есть парные, по типу русских бань, есть финские сауны, есть турецкие бани. И мы решили испытать все подряд. Переходя с промежутками для отдыха и восстановления нормального дыхания и пульса из одной парилки в другую, оказались в конце концов и в турецкой.
На двери ее тоже надпись, что в одежде, а вся она состоит из выданных напрокат плавок, входить в парилку запрещено.
Снимаешь плавки, вешаешь их возле входной двери, распахиваешь дверь, делаешь шаг внутрь и из-за густого, как молоко, пара некоторое время не видишь абсолютно ничего. Минуты через две глаза начинают понемногу привыкать, и начинаешь различать справа и слева от входа полукругом сидящих людей. Причем видишь пока только светлые пятна, почти на ощупь пробираешься к свободному месту, садишься на довольно горячую мраморную скамью, из-под которой клубами валит густой пар, и начинаешь осматриваться, благо глаза за это время еще больше прозрели, и видишь уже не просто размытые белые контуры. Уже начинаешь различать более конкретно очертания рядом с тобой сидящих.
Так... Это уже интересно: оказывается, левым своим бедром на тесной горячей скамье прижимаешься к симпатичной, с красивыми формами девушке. Она зашла раньше, ее глаза уже привыкли к густому туману, она хорошо видит тебя совершенно голого, как ты усаживаешься рядом, но не обращает на твою обнаженность абсолютно никакого внимания – вы в бане, где этот внешний вид является нормой.
Но вот с противоположной стороны, где вход в парилку из женской раздевалки, появляются две девушки в закрытых купальных костюмах. Они останавливаются, слепо начинают шарить руками в пространстве в поисках свободного места.
– Да ты что, дура, что ли? Не толкайся, я же ни фига не вижу.
Эта фраза в дополнение к не снятому купальнику красноречиво указывает на страну проживания скромниц из заехавшей в аквапарк туристической группы. Эти соотечественницы в отличие от встреченных субботним вечером в баре «Какаду» совершенно из другого теста.
АВТО ИЗ-ЗА МОРЯ
Еще несколько лет назад туристические фирмы Тюмени наперебой зазывали в страну Суоми желающих купить авто. И люди ехали, и машины везли десятками. Сегодня ни одно турагентство такого вида услуг уже не оказывает.
У нас теперь в Финляндию практически никто не едет: очень дорогая страна. Предпочтение отдается Турции, Арабским Эмиратам, Испании, Италии. Популярны туры по Европе. За машиной? Так ведь пошлины сумасшедшие. Но если настаиваете, можем организовать индивидуальный тур, хотя за машинами едут в основном в Германию, там они дешевле...
Примерно таким однотипным был ответ везде, куда я звонил, интересуясь возможностью организованно поехать за автомобилем в страну северного соседа, откуда еще совсем недавно шли потоком к нам и наши подержанные и совсем новые «Лады», и престижные и не очень иномарки. Да и сам я этот маршрут уже опробовал, пригнав в свое время малоизвестный в кругах автолюбителей «Талбот». Проделав по российским дорогам и кошмарным дачным проселкам 100 тысяч километров без единой серьезной поломки, без должного обслуживания, которое не мог ему дать нынешний хозяин-«чайник» и слишком дорогой для иномарок автосервис, автомобиль еще обладал немалым запасом прочности и, по моим расчетам, должен был от его продажи дать необходимую для таможенной пошлины сумму.
Но прежде чем ехать за другой машиной, решил проконсультироваться в таможне, во что обойдется ее оформление.
– Если деньги есть, можете ехать, – напутствовал сотрудник Тюменской таможни. – Люди гонят. Хотя лучше купить новую в любом автосалоне. Там и кредиты оформляют, и предпродажную подготовку по всем правилам делают, и гарантию дают.
В отделе, который занимается таможенным оформлением автомобилей, уточнили, что все зависит от марки машины, ее возраста и кубатуры двигателя.
Вдохновленный полученными расчетами, без проблем оформил в Генеральном консульстве Финляндии в Москве визу и поехал за машиной.
Вечером в Хельсинки начал изучать рынок предложений.
В свежем номере самой крупной газеты страны «Хельсинкин саномат» рекламе автомобилей, как новых, так и подержанных, было отведено аж целых четыре страницы большого формата.
Наутро мой давний приятель Тапса, бывший автогонщик, теперь владелец автомастерской, с которым мы поехали знакомиться с автомобильным рынком воочию, а не по газетным объявлениям, пояснил ситуацию с дикими, на мой взгляд, ценами.
Все заключается в маленькой хитрости завышения в рекламе реальной цены, чтобы выгодно представить свой товар. Смело можешь торговаться и сбивать третью часть. Иногда продают и за половину объявленной стоимости.
Несколько крупных фирм по продаже подержанных автомобилей расположились за столичной чертой впритык одна к другой, даже не разделяя территорию забором, что для русского человека не укладывается ни в какие рамки понятия торговой площади. С территории одной фирмы мы переходили на территорию другой, шли вдоль рядов выставленных на продажу автомобилей, изучали по таблицам на лобовом стекле возраст, пробег, дату последнего техосмотра, цены, заглядывали в салон – у многих дверки были не заперты на замок, давая возможность посидеть за рулем.
Часть машин, несмотря на возраст и пробег, была как с иголочки, отличаясь от новых лишь в несколько раз меньшей ценой, другие выдавали наспех сделанную предпродажную подготовку, не скрывающую под свежим слоем краски бугорки готовой вылезти наружу ржавчины, третьи вообще как бы говорили за себя: «Вот так я выгляжу на самом деле, как девушка утром еще без румян и помады. Коли глянусь своей неброской простотой, бери, накладывай макияж на свой вкус».
Мы неспешно ходили среди автомобильного изобилия часа три. Ни в одной фирме к нам никто не подошел, навязчиво предлагая представленный товар. Здесь давали людям возможность определиться в выборе самостоятельно, как бы боясь отпугнуть своей настойчивостью.
На пятой или шестой территории мы сами подошли к одному из работников. Познакомились. Паули, небрежно одетый, с косматой шевелюрой и отсутствующим передним зубом крепкий мужичок лет пятидесяти пяти, охотно разговорился.
– А, так ты, говоришь, из России? У нас раньше с русскими был хороший бизнес. Мы даже приняли дополнительно одного парня со знанием русского языка. А теперь у вас такие пошлины введены, что рынок резко сократился. Правда, по радио вчера что-то говорили, будто или таможенные пошлины у вас снизили, или собираются снизить. Не расслышал, врать не стану. Но русские все равно у нас почти каждый день бывают. В основном теперь берут джипы и микроавтобусы. У нас они дешевые, а у вас, говорят, ценятся. Вон стоит дешевый микроавтобус в отличном состоянии, бери.
– Да зачем мне микроавтобус на семью в четыре человека?
– Так какие твои годы, еще детей наделаешь, чтобы на каждое сиденье посадить! Или джип бери. Правда, сегодня у нас ничего подходящего нет, но если хочешь, могу за пару дней подыскать. У нас тут один приятель их из Германии, Дании, Голландии на продажу гоняет, там они дешевле, вот он бизнес и делает.
Зная, как наши предприниматели делают бизнес, накручивая цену вдвое, я тут же поделился своими опасениями.
– Не волнуйся, – успокоил он. – У меня если прибыль составляет пять процентов, это нормально. Вдвое я могу цену поднять только за какую-нибудь мелочь ценой в один евро. Восемь процентов прибыли у нас считается очень хорошо. Конечно, он закладывает сюда стоимость перевозки на пароме, свой билет, оплату гостиницы, ну, и свою прибыль. Все равно это намного дешевле, чем стоят наши финские машины.
Мы обменялись с радушным, непрестижного вида, Паули координатами, пожали друг другу руки и расстались. Заехали с Тапсой еще в пару фирм, но так ни на чем и не остановили свой выбор.
Паули дал о себе знать в тот же вечер. Он позвонил и сказал, что есть два джипа: «Патроль» и «Паджеро», что я могу их посмотреть и опробовать завтра же, если мне удобно, часов в десять, лучше бы на окраине, чтобы мог испытать ходовые качества не в условиях переполненных городских улиц, а в приближенных к российским. Он сразу же оговорился, что одна из них выглядит лучше, но лоск может быть обманчивым, потому что недавно двигателю сделан капитальный ремонт, а ручаться за качество он не может, не зная, как его проводили. Бывает, что и халтурят. Вторую он сам уже испытал и потому дает гарантию.
Сразу скажу, что в окрестностях Хельсинки найти приближенные к нашим дорожные условия практически невозможно. Любая малозначительная дорога покрыта асфальтом, а проселочный тупичок – щебенкой. Грязь и колдобины – только на специальных полигонах.
Дизель работал чисто, машина прекрасно шла на подъем, быстро набирала разрешенные в Финляндии 90, была легка в управлении, но смущала большими по сравнению с моей прежней машиной размерами, имела более жесткую рессорную подвеску, компенсируемую, впрочем, комфортабельным креслом с подкачкой и подогревом, гидроусилителем руля, делавшим управление посильным даже трехлетнему ребенку.
Оформление документов купли-продажи с учетом необходимых таможенных бумаг заняло от силы пятнадцать минут. Паули пересчитал полученные деньги, и мы ударили по рукам.
Мой путь из Хельсинки в Тюмень должен был лежать через Эстонию, где отдыхали на каникулах у бабушки наши дети. Я позвонил в порт, заказал билет на паром. У меня спросили фамилию, марку и номер автомобиля, просили прибыть не позднее чем за два часа до отправления, чтобы успеть пройти таможенные формальности. Если по каким-то причинам мне придется изменить время выезда, попросили заранее предупредить и перенести заказ на нужный рейс. Билет вместе с машиной обошелся в три с половиной сотни рублей, причем эта сумма была бы почти точно такой же, будь я не один, а вдвоем или втроем.
На въезде в порт дежурный охранник спросил, на какой рейс мне надо, куплен ли билет, и поднял шлагбаум. Через сто метров, не выходя из машины, подал в окно таможенного офиса улыбчивой миловидной девушке документы, она поставила штамп, пожелала счастливого путешествия. Все формальности заняли от силы минуты полторы. Столько же ушло на паспортный контроль, где отметили мой выезд из страны, и вот я уже на борту эстонского парома.
Так же, не больше пяти минут, ушло на оформление таможенного и паспортного контроля на таллиннском причале, куда через три с половиной часа доставил нас вместительный теплоход, основными пассажирами которого были ехавшие на отдых в Эстонию финны. Причем и здесь, во многом следуя примеру заморского соседа, не потребовалось выходить из машины, открывать багажник и капот, демонстрировать содержимое чемодана. Все это, как оказалось позднее, присуще лишь нашим родным стражам порядка.
Больше тысячи километров наездил я по дорогам Эстонии, ни разу нигде не остановленный для проверки документов. Но и пребывание в этой в недалеком еще прошлом нашей суверенной республике было омрачено последними минутами в нескольких сотнях метров от границы ранним субботним утром. Остановив в Нарве машину для проверки документов, эстонские работники дорожной полиции с явным украинским выговором углядели в моих документах грубейшее нарушение – отсутствие эстонской страховки стоимостью примерно в шестьдесят российских рублей.
– Что делать будем, Петро? – вопрошал усатого, казацкого вида напарника страж порядка с лоснящимся от жира румяным лицом и хитрющими бегающими глазенками.
– Сам решай, – не захотел тот разделять ответственность за имеющееся грубейшее, по их словам, нарушение. Возражения и ссылки на впустившую меня на территорию страны таможню, на финский страховой полис, который действует при покупке машины еще в течение десяти дней, не убеждали.
– Жди до понедельника, начальство разберется. Если мы не правы, нас накажут.
– Ребяты, вы прекрасно понимаете, что я вряд ли стану ждать двое суток. Так что уж отпустите с миром, тем более что и крон в моем кошельке уже нет. Только рубли.
– Да вообще-то и рубли сгодятся, – молвил тот, который не Петро. Сам же Петро, чтобы не мешать деликатной беседе, отошел в сторону.
– Сколько?
– Ну, сам понимаешь, со смены сейчас домой приду, надо что-то ребятишкам купить. Чтобы хватило.
Ребятишкам автоинспекторов хватило по сто рублей, положенных в лежащую на сиденье патрульной машины форменную фуражку, от чего она сразу стала выглядеть, как замусоленные кепки нищих попрошаек с мелкими купюрами. Эта отличалась от тех своей новизной, форменной кокардой и достоинством денежных знаков, да еще тем, что деньги в нее ложились не по велению щедрой души, а по принуждению бесправного водителя.
Пока я радовался тому, что в эстонских патрульных машинах не додумались довести число экипажа до пяти человек, что позволило мне отделаться всего двумястами рублей, Петро договорился с таможенниками и поставил мою машину на контроль, минуя длиннющую очередь. Так что мои двести можно отнести и как плату за дополнительные услуги, не предусмотренные уставом полицейской службы.
Эстонский таможенный и паспортный контроль для покидающих страну тоже занял не более трех минут. И вот я медленно съезжаю с высокого эстонского берега Наровы на длинный мост и встаю в очередь на родной российской территории. За полтора часа мы не продвинулись ни на метр. Лишь в восемь утра очередь начала медленно таять.
В будке у первого шлагбаума молодая женщина молча выдавала разрешение на въезд на территорию таможенного контроля, расположенного в сотне метров, с таким ответственным видом, будто на мост можно было въехать посреди реки еще откуда-нибудь, кроме Эстонии.
– А разве таможня работает не круглые сутки? – наивно вопрошал я, получив клочок бумажки, дарующий мне право на проезд первых ста метров российской дороги.
– Конечно, круглые сутки, – сурово отвечала мне женщина. – Но люди ведь не железные. За ночь сто тридцать машин пропустили. Вот и закончили пораньше. А вам куда торопиться? Что здесь стоите, что там стоять будете – никакой разницы.
Стоять, действительно, пришлось еще почти пять часов. Сначала паспортный контроль, потом досмотр машины и груза, при котором двое одетых в пятнистую униформу то ли пограничников, то ли таможенников заглядывают в салон, изучают содержимое бардачка, кармашков на сиденьях, личные вещи. А поскольку смотровой ямы нет, то весь этот осмотр носит чисто формальный характер, потому что на днище машины можно укрепить целый арсенал оружия и боеприпасов или сотню килограммов наркотиков. Но формальность соблюдается свято. Только ради чего?
Недозволенного для ввоза у меня не оказалось, проезжаю еще несколько метров, останавливаюсь напротив окошка таможни. Здесь, уже в третий раз на отрезке в полтора десятка метров, тоже надо выйти из машины, предъявить документы. Их изучают и ставят меня в конец другой очереди, составленной из обладателей машин, купленных в Эстонии или следующих через нее транзитом.
Оформление документов четырех машин заняло четыре часа. Четыре долгих часа томительного изнуряющего ожидания в машине под палящим солнцем. Выходить из автомобиля пограничники не разрешают, чтобы не мешать их работе, не отвлекать от дела государственной важности.
– Я не могу вас пропустить через границу, – вежливо заявил мне молодой с длинными волосами инспектор таможни. – У вас нет отметки эстонской таможни, что вы проследовали транзитом. Придется возвращаться.
– Но я уже использовал эстонскую визу. Дети – тоже.
– Ничего, мы ее аннулируем, – успокоил парень с лычкой и звездочкой на погоне. – Сегодня, правда, суббота. Вам придется ехать в Таллинн, там в понедельник в таможенном управлении поставят штампы и – милости просим! А то наш начальник ругается, если мы без эстонской отметки машины пропускаем. Но вообще-то это будет стоить пятьдесят долларов, так что идите в машину, подумайте.
Ждать до понедельника опять же не хотелось, как не хотелось и расставаться ни за что с полусотней долларов. И я, каюсь, что называется, злоупотребил служебным положением. Подал инспектору свою визитную карточку и сознался, что готовлю материал на тему, какие проблемы возникают на границе у купившего машину.
Минут через десять я выехал на последний шлагбаум и взял курс на Москву.
Я оставлял границу с неприятным чувством брезгливости и удивления, с какой откровенностью и уверенностью в безнаказанности вымогают деньги у проезжего люда эстонские «гаишники» и российские таможенники. Уверен, что мои наблюдения хорошо известны высшим и средним руководителям по обе стороны границы. Между прочим, когда я гнал свою предыдущую машину, на ее таможенное оформление в Торфяновке под Выборгом тоже ушло минут десять, и никто не рылся в салоне, не осматривал личные вещи. Правда, тогда за один только день меня восемнадцать раз остановили для проверки документов работники ГАИ, на этот раз за три с лишним тысячи километров – только дважды ночью на территории Татарии, да еще дважды в Курганской области: за превышение скорости и неправильный, по мнению инспектора, проезд кольца на перекрестке двух дорог.
Главный сюрприз ждал меня в Тюмени при постановке машины на таможенный учет. Оказалось, что за растаможку нужно заплатить почти в четыре раза больше, чем заплатил за саму машину в Финляндии. И это при минимальном с учетом возраста автомобиля размере акцизного сбора!
И сразу стало понятно, почему в объявлениях местных газет о продаже автомобиля нередко фигурируют такие баснословные суммы. Хотя и они зачастую ниже стоимости машин в Финляндии. Что тому причиной: высокая стоимость авто в Суоми или возможность обходить таможенные пошлины через разного рода оффшорные зоны и тому подобное?
Значительное количество продаваемых на рынке иномарок с «липовыми» таможенными документами, – пояснил ситуацию сотрудник отдела Тюменской таможни. – За год наш отдел при постановке на учет выявляет сотни автомобилей с поддельными документами. Зачастую откровенно жаль введенных в заблуждение горе-покупателей, но что делать? Остается только советовать им быть впредь осторожнее. А вообще, будь у нас налоги разумными, меньше было бы и разного рода злоупотреблений, попыток обмана государства.
В моем случае пословица «За морем телушка полушка, да рубль перевоз» лишний раз подтвердила свою актуальность.
Для чего придуман такой налог, если как не на ограничение ввоза импортных автомобилей, чтобы рядовой россиянин покупал «Ниву» и другие модификации давно морально устаревших «Жигулей»? Или глянувшиеся нынешнему правительству «Приоры»?
– Я на своем веку всяких машин повидал, – говорил мне потом приятель Виктор, водитель с многолетним стажем, директор и совладелец автомастерской. – Наши машины никакой критике не поддаются. Все равно тот, кто поездил на иномарке, никогда на «Жигу» или «уазик» не пересядет.
Л. К. Иванов
ПУТЕШЕСТВИЯ
ВСТРЕЧИ В СТРАНЕ ОЗЕР
Я СТРЕЛЯЛ В ВАШУ СТОРОНУ
Услышав русскую речь, хозяин небольшого магазинчика, в который мы зашли, сразу же приветливо заулыбался:
– А-а! Дальние гости, дальние! Выбирайте сувениры на память. Товар у меня хороший, качественный, дешевый. Покупайте!
Пока мои товарищи рылись в завалах действительно дешевых товаров, мы разговорились с хозяином.
– Водка есть? – поинтересовался он.
– Какая водка! Домой возвращаемся. Уже давно все выпито.
– А то я бы купил.
Надо сказать, что русская водка в магазинах фирмы «Алко» – единственной, кому разрешено торговать спиртным, – есть всегда и в широком ассортименте, а покупать водку у туристов финны предпочитают потому, что так она обходится втрое дешевле. Правда, в последнее время после участившихся случаев отравления купленным у русских спиртным эти запрещенные законом сделки стали проводить с большей опаской, не столько из-за боязни попасться полиции, сколько из опасения отравиться.
И хотя водки у нас не оказалось, разговорчивый собеседник начал расспрашивать: откуда мы, зачем приезжали, каким бизнесом занимаемся. Его, впрочем, нисколько не расстроило то, что в группе нет коммерсантов и бизнесменов, ему просто хотелось поговорить с новыми людьми, чтобы потом вечером обсудить это в семье и с друзьями.
– А ведь я был в Советском Союзе, – говорил Пекка. – В 1941-м. Правда, мы пришли без оформления визы, и нас быстро прогнали обратно, – расхохотался он. – Я даже стрелял в вашу сторону. Попал в кого или нет, не знаю, но стреля-ал, – отсмеявшись, продолжил он. – А потом, когда Финляндия вышла из войны, меня заставили на машине русских раненых возить. Ох, какая доктор со мной ездила! Глаза голубые, волосы почти белые, грудь... Вот такая! – он вытянул перед собой руки с растопыренными пальцами. – Веселая такая, но вольности не позволяла. Не-е-ет! Строгая такая была в отношении этого. И уж как она мне в сердце запала! Я бы тогда на ней женился. Точно тебе говорю! Нельзя было. Так-то я болтун по натуре. Говорю ей, говорю обо всем, что на ум придет, а она ни слова не понимает, только смеется и все. И вообще, она больше на настоящую финку была похожа, чем на русскую. Да! Я ведь тогда даже русский язык учить начал. До сих пор помню. Вот, слушай: «Я тьебья льюблью!» Ну, как? Похоже? Во-о! А ведь пятьдесят лет прошло.
Нам уже было пора уходить. Мы стали прощаться с разговорчивым ветераном, который стрелял в нашу сторону и потом был влюблен в русскую докторшу. Он долго тряс нам руки и расщедрился: подарил каждому на память по футболке с эмблемой своего магазина.
КАК СОБАЧКУ
– Лео, хочешь познакомиться с русским, который почти всю жизнь прожил финном? – спросил меня как-то один мой давний знакомый за чашкой кофе.
И на следующий день мы созвонились и поехали в гости к финскому русскому.
На пороге ювелирной мастерской нас встретил респектабельного вида крепкий мужчина. Он крепко пожал руку, жестом пригласил пройти в кабинет, усадил в кресло и стал хлопотать, наливая в чашечки кофе.
С неподдельной радостью принял бутылку «Столичной», которую, впрочем, можно купить в любом магазине спиртных напитков:
– Если не возражаешь, я сохраню это как подарок на свое восьмидесятилетие.
– Шутка?
– Через месяц исполнится. Не веришь?
– Честно говоря, не верю.
– А никто не верит! Я ведь сюда сбежал еще задолго до Зимней войны или, как ее у вас называют, до финской. Еще пацаном был. Жили мы в трех километрах от границы, а граница в то время была не на таком уж прочном замке. Еще Карацупа со своим верным другом героями не были.
Но, как их тогда называли, белофинны границу частенько нарушали. Приходят в деревню, предупреждают:
– Мы сейчас в сторону Ленинграда пойдем, после обеда нас обратно погонят, стрельба будет. Схоронитесь, переждите дома, по улицам напрасно не болтайтесь.
И точно. Ближе к вечеру бегут обратно. Постреливают. Красные их гонят, тоже стреляют. Вот однажды в такой день я и махнул в Финляндию.
Сколько всякого пережил, роман можно написать. Какую только работу делать ни приходилось. А потом понемногу стал на ноги, свое дело начал. Теперь вот собственная ювелирная мастерская, три магазина. Три сына. Два свое дело имеют, младший пока у меня работает. У всех свои семьи, внуков уже куча, скоро, наверное, прадедом стану.
Сейчас-то что! А первое время тяжело было. Всех боялся. Особенно когда после войны ингерманландцев обратно в Россию отправлять стали, думал, и меня вычислят. Боялся страшно. Вот преступлений не совершал, а боялся. Изменник все-таки. Добровольно за границу сбежал. У вас бы мне этого не простили. Сидеть бы в Колымских лагерях.
Я ведь сразу имя и фамилию сменил. Вообще-то я Николай Чернов. А здесь сразу стал Микко Мустанен. Язык финский учил так, что русский почти напрочь забыл. Из страха хотел забыть.
Даже потом, когда здесь русские туристы стали появляться, я как только русскую речь заслышу, в сторону шарахаюсь. Это теперь из России сюда много народа эмигрировало, спокойно живут, ничего не боятся. Времена другие стали. А я ведь и на родине с тех пор ни разу не был. Даже не знаю, где родители похоронены. Надо бы съездить, могилы разыскать, а все еще боюсь.
– А знаешь, чего я больше всего жалею?
При моем положении да моем возрасте меня в России звали бы не иначе, как Николай Михайлович! Звучит-то как уважительно! А здесь ведь по отчеству не зовут. Так и кличут все Микко да Микко. Как собачку какую.
Когда мы через два часа прощались, я перешел на русский:
– Здоровья вам, Николай Михайлович! Всего самого доброго! И с наступающим юбилеем!
Он широко улыбался, но на глазах появились слезы.
КОПЕЙКА РУБЛЬ БЕРЕЖЕТ
Я не помню в финском языке такой пословицы, но то, что большинство населения ей следует, – это бесспорно. И примеров тому великое множество.
Поехали мы как-то с двоюродным братом на одну из его дач. Домик на четыре комнаты с каминным залом уютно примостился на скалистом берегу небольшого озера. Три гектара отличного строевого леса – таков этот участок. Тут и грибы свои, и черника с брусникой. Только вот несколько темновато было в этом лесу, и сделал брат заявку провести на участке рубку ухода, убрать лишние деревья.
Мы приехали на выходные как раз вскоре после того, как лесники свое дело почти полностью закончили, оставалось только убрать за собой мусор, сучья да дуплистые опилы от комля.
– Пока баня топится, дрова заготовлять будем, – дал брат задание, достал из багажника бензопилу, и мы начали заготовку дров. Я пилю, он отбрасывает чурки. Так мы прошли почти по всему участку, присели отдохнуть.
– Ну, теперь еще вон в том углу я видел березовые дрова, их распилим и пойдем париться.
Я взял пилу и пошел в ту сторону, куда указал брат. Долго ходил, выискивая березовые дрова, которые предстояло распилить до окончания работы. Через некоторое время безрезультатных поисков вернулся назад.
– Кауко, где ты там видел березовые дрова, я их не нашел.
– Пошли.
– Он подвел к куче березовых сучьев:
– Вот.
– Это дрова-а? – моему изумлению не было предела.
– А что? Знаешь, как хорошо в камине горят!
Я думаю, многих сибиряков при виде таких дров толщиной чуть больше указательного пальца, которые по русским понятиям годятся разве что в костер, хватила бы кондрашка. Или они бы зашлись от смеха только от одной мысли, что можно пилить на дрова бензопилой палки, имея три гектара отличного леса.
Уверен, что подавляющее большинство русских хозяев при таком богатстве просто свалило бы добрую березу поближе к дому, чтобы таскать поближе да сподручнее, а не возилось бы около кучи хвороста.
ИЗ СПОРТИВНОГО ИНТЕРЕСА
Другой пример бережливости, рачительного хозяйствования, экономной экономики показал мне мой старый добрый друг Яакко.
В Ботническом заливе, на берегу которого стоит его дом, он ставит рыболовецкие снасти, приобретая для этого обязательную лицензию. Ловит так, больше из спортивного интереса, потому что любую рыбу можно дешево купить в ближайшем магазине.
Обычно улов составляет несколько килограммов, но все равно столько для себя не надо, и по дороге домой от своей рыбацкой хижины Яакко заворачивает к своим ближайшим соседям и продает им излишки улова по три-пять килограммов. Кто-то берет свежатинки для себя, кто-то для кошек и собак. Но сбыт излишки находят всегда. И надо видеть, как радуется этот сорокапятилетний детина весом в полтора центнера вырученным нескольким евро. Можно было с вполне понятным участием разделить его радость, если не знать, что, к примеру, на свое увлечение катанием шаров в кегельбанах он тратит с женой каждые выходные, уезжая в другие города и ночуя в мотелях и гостиницах, до по несколько сотен евро.
НАЧАЛЬНИК В ОТПУСКЕ – НЕ НАЧАЛЬНИК
Однажды удача улыбнулась моему другу всей своей белозубой улыбкой до ушей. Улов потянул чуть не на два центнера. Мы съездили за прицепом, перегрузили в него добычу из лодки, и Яакко задумался: куда девать рыбу.
В магазине взяли на реализацию сорок килограммов. Осталось еще полтора центнера. И надо сказать, что руководит он комбинатом питания металлургического завода в Раахе. В комбинате столовая на тысячу двести посадочных мест и более пятидесяти буфетов. Оптовыми закупками продуктов занимается сам Яакко, заключая договоры на их поставку. И, наверное, проблем бы не возникло, будь он на работе, а не в отпуске.
Мы приехали домой, и начал он названивать своему заместителю, чтобы предложить для столовой богатый улов. К радости, в комбинат питания поступила заявка от одного их цехов, коллектив которого решил провести выходные на природе, так что рыба, приготовленная к пиву, оказалась в самый раз. Улов был благополучно доставлен в заводские морозильники и сдан кладовщику.
Вспоминая и рассказывая российским друзьям эту историю, я постоянно думаю: а как бы поступил в таком случае директор какого-нибудь нашего, российского общепита? Стал бы он спрашивать согласия своего заместителя принять эту рыбу или просто поставил его перед фактом, приняв решение без лишних сомнений и раздумий? И все больше склоняюсь к мысли, что ситуация бы выглядела совсем не так, как в Финляндии с ее демократией, которой нам еще учиться и учиться.
АННЕКСИЯ
О разного рода злачных заведениях, присущих западному образу жизни и разлагающих его общество, людям среднего и старшего возраста слышать в свое время приходилось немало. У нас, при социализме, о чем-то подобном было страшно подумать, а если кто-то, оторвавшись от своей группы во время турпоездки, и отваживался заглянуть в какой-нибудь ночной клуб, то впечатлениями об этом делился только с самыми близкими из боязни навлечь на себя массу неприятностей и отказ при следующей попытке выезда за рубеж.
Потом социализм у нас приказал долго жить, а в сменившем его диком общественном строе в искаженном, пародийном виде хлынуло все, что было присуще только «разлагающемуся капитализму»: ночные клубы, проституция, стриптиз-бары, порнография и многое другое из этого же перечня.
Правда, при массовом нашествии все это остается доступным только людям с крупной суммой лишних денег, которые больше не на что потратить, кроме как на подобные плотские развлечения. А тут во время поездки с группой спортсменов в Финляндию, после того как турнир завершился и требовалось немножко расслабиться, мы с приятелями пошли побродить по вечернему Хельсинки. И наткнулись неподалеку от нашей гостиницы на вывеску с пышногрудой красавицей и экзотическим названием «Какаду», а ниже помельче надпись гласила: «Стриптизшоу без остановки».
Стоимость билета была дороже кружки пива в любом из открытых допоздна кафе и ресторанчиков с вынесенными на тротуар под сень теплого летнего вечера столиками. Едва мы оказались внутри, заняли столик и я подошел к стойке бара взять чего-нибудь прохладительного, ко мне тут же подвалила высокая блондинка, похлопала по ягодицам и с сильным акцентом спросила по-фински: «Halut rakasta?» («Хочешь любить?»).
От неожиданности, от того, что предложение делается, когда ты едва вошел и не успел осмотреться, я на какое-то время опешил, потом, скрипя извилинами, начал соображать, как бы поделикатнее отказаться от услуги. Услышав отказ, девушка отошла на пару шагов в сторону и на чистом русском у кого-то поинтересовалась:
– Ты не заметила, этот козел не со своей бл... пришел?
– Нет, они вроде мужской компанией.
Едва я успел поделиться с приятелями началом приключений, шоу началось. Девушка, явно в недавнем прошлом профессиональная гимнастка, поражала пластикой, выполнением замысловатых, требующих громадных физических сил и ловкости упражнений, при выполнении их освобождалась от мешающей и не мешающей ей одежды. Когда на бедрах осталась лишь узенькая полоска трусиков, она выставила на середину зала стул, вытащила за руку из-за ближайшего столика парня, усадила его и начала раздевать. Под музыку виляя бедрами, она стянула с парня рубашку, расстегнула ремень, молнию на штанах, игриво заглянула в плавки, оттопыренным большим пальцем правой руки показав зрителям оценку там увиденного. Потом наметанным глазом вычислила ошалевшего от зрелища мужчину, подошла к нему сзади, потерлась голым своим бюстом о его вмиг вспотевшую спину, зашла спереди и поводила соском по его губам.
Зал восторженно зааплодировал, а девушка подхватила разбросанную по полу свою одежду и упорхнула за кулисы. Едва аплодисменты смолкли, как другая девушка пошла по залу «снимать» созревших клиентов и уводить куда-то в задрапированный тяжелыми шторами выход в коридор за стойкой бара.
Шоу продолжалось. Вот на подиум, который являлся в то же время и длинным столиком с высокими, как у стойки бара, стульчиками, величаво всплыла разодетая в яркие наряды краса. Минут через пять от этих нарядов осталась лишь узенькая полоска кружевных трусиков. Переходя вдоль стола от никелированного шеста к перекладине и обратно, используя их для выполнения своих довольно сложных гимнастических упражнений, девушка то гладила кого-то по щеке, то прижималась обнаженным телом, то гладила себя по грудям, животу и бедрам и тут же шлепала по протянутым к ней потным от возбуждения ладоням. Потом в самом конце стола она медленно стянула легкий кружевной лепесток, изящно уселась попкой на лысину мужчины средних лет, порхнула в другой конец стола и перед лицом одного из зрителей сделала мостик, широко расставив ноги. Тот буквально ошалел и долго еще растерянно хлопал глазами, провожая жадным взглядом сразу же убежавшую за кулисы стриптизершу.
За наш столик подсели две молодки явно не юного возраста, причем на лице одной даже под толстым слоем грима угадывались изрядно потрепавшие ее годы. Мы, принципиально не обращая на них внимания, продолжали свой разговор. Через несколько минут одна из подсевших заговорила сама, причем по-русски:
– Ребята, я слышу, вы русские, а почему вы с нами не хотите разговаривать?
– А откуда ж мы могли знать, что вы тоже наши землячки?
– Ой, да тут девочки почти все русские. Из Питера и Нарвы.
– И танцовщицы?
– Из них половина наших. Их же и объявляют русскими именами. Но тут еще есть мулатка, есть негр. Кстати, много народу приходит именно на его выступление.
– А вы здесь живете или наездом?
– Нет, мы пять дней работаем, потом дома отдыхаем, потом снова сюда.
– Так сказать, вахтовым методом?
– Вроде как... А вы как насчет расслабиться?
– Спасибо, еще не созрели.
– Ну, отдыхайте пока. Привет! Еще увидимся.
Народ все прибывал, а после одиннадцати свободных мест уже не было, хотя девушки то и дело уводили расслабляться уже созревших клиентов. Цена такой секс-услуги была равна подаваемым неприкосновенной официанткой трем кружкам пива. Стоит ли говорить, что желающих получить удовольствие по цене трех кружек пива было достаточно, и конвейер по доставке за кулисы возбужденных эстрадным действом мужичков работал вовсю.
За столиком неподалеку сидели двое мужчин под шестьдесят. Один пришел в темном костюме, в белой рубашке с галстуком и своим строгим видом явно выдавал русского делового человека старой закваски, которые не умеют подбирать одежду в соответствии с обстановкой. Этого соотечественника привел сюда его демократично одетый деловой партнер финн, почти сразу же позвавший для своего гостя девочку, скрасить за столом их мужское общество.
Утверждают, что во время своей поездки в Финляндию это заведение посетил и Владимир Вольфович, которому ничто мужское не чуждо. Если учесть, что почти весь персонал заведения состоит из граждан России, то почему бы нашим высокопоставленным чиновникам и парламентариям, действительно, и не посещать его для ознакомления с условиями труда и отдыха своих сограждан на иностранной территории?
Пока мы с ехидцей обсуждали эту тему, зал набился битком. В основном благодаря зашедшей многочисленной группе ряженых. Таким маскарадным шествием, иногда с посещением разного рода злачных мест, проводят в Финляндии свой девичник подруги выдаваемой замуж невесты. Многие толпились стоя, выбирая место, откуда бы было видно небольшое пространство для танцев, но поскольку видно из толпы плохо, некоторые девушки усаживались возле столиков прямо на пол. Предвкушение чего-то очень ожидаемого нарастало с каждой минутой, и вот под звуки какой-то дикой мелодии из-за занавеса выскочил молодой худосочный негр и начал бешеную пляску, не забывая, впрочем, тоже срывать с себя одежду.
Оставшись в трусиках, он подскакивал то к одной зрительнице, то к другой, гладил им плечи и бедра, выскакивал снова на середину круга, опять выбирал кого-то из женщин и одаривал ласковыми поглаживаниями. И вот зал охнул, когда танцор сорвал плавки и предстал перед публикой во всей красе. Бешено вращая низом живота, он раскачивал свой приличных размеров детородный орган, заставляя его тоже плясать, чем одних женщин приводил в смущение, взгляд других завороженно приковал к своему обнаженному «танцору». Музыка резко оборвалась, негр исчез, и толпа начала расходиться. Объявили антракт. Впереди оставалось еще два часа представлений, но нам они уже успели наскучить, и мы тоже вышли на свежий воздух ночного Хельсинки, без сожаления оставив вполне освоенную русскими проститутками небольшую территорию бара с экзотическим и совсем не русским названием, полученным, может быть, благодаря только что выступившему танцору.
А! Вас наверняка интересует, а что происходило там, за кулисами, куда уводили «созревших» клиентов? Не знаю. Мы на соблазн не поддались. Как сказал один из наших: да на хрена было ехать за четыре тысячи километров, чтобы трахнуть там свою землячку. Русскую проститутку я могу и дома поиметь. Вот если бы что-то иностранное попробовать...»
Но иностранное в Финляндии оказалось недоступно, ибо немногочисленных из-за высокой нравственности и возможности иметь заработки, не торгуя собственным телом, местных падших девиц давно и полностью вытеснили с рынка сексуальных услуг наши неразборчивые в заработках соотечественницы.
Я вовсе не хочу сказать, что все русские девушки ведут себя вдали от дома распутно. Более того, многие из них не могут избавиться «от комплексов» даже там, где излишняя скромность просто неуместна.
На следующий день, в воскресенье, поехали мы отдыхать в построенный километрах в сорока от столицы аквапарк. Самый большой, кстати сказать, в Европе. Едут в него любители водных процедур круглый год, потому что значительная часть аттракционов находится в закрытом, застекленном громадном помещении, где все время поддерживается приятная для купания температура.
Помимо различных слаломных горок, водопадов, быстрых, с искусственным течением порожистых рек, возвращающих тебя к месту отплытия, есть в парке, конечно же, сауны, расположенные в одной из пещер утеса. Они тоже на разные вкусы: есть парные, по типу русских бань, есть финские сауны, есть турецкие бани. И мы решили испытать все подряд. Переходя с промежутками для отдыха и восстановления нормального дыхания и пульса из одной парилки в другую, оказались в конце концов и в турецкой.
На двери ее тоже надпись, что в одежде, а вся она состоит из выданных напрокат плавок, входить в парилку запрещено.
Снимаешь плавки, вешаешь их возле входной двери, распахиваешь дверь, делаешь шаг внутрь и из-за густого, как молоко, пара некоторое время не видишь абсолютно ничего. Минуты через две глаза начинают понемногу привыкать, и начинаешь различать справа и слева от входа полукругом сидящих людей. Причем видишь пока только светлые пятна, почти на ощупь пробираешься к свободному месту, садишься на довольно горячую мраморную скамью, из-под которой клубами валит густой пар, и начинаешь осматриваться, благо глаза за это время еще больше прозрели, и видишь уже не просто размытые белые контуры. Уже начинаешь различать более конкретно очертания рядом с тобой сидящих.
Так... Это уже интересно: оказывается, левым своим бедром на тесной горячей скамье прижимаешься к симпатичной, с красивыми формами девушке. Она зашла раньше, ее глаза уже привыкли к густому туману, она хорошо видит тебя совершенно голого, как ты усаживаешься рядом, но не обращает на твою обнаженность абсолютно никакого внимания – вы в бане, где этот внешний вид является нормой.
Но вот с противоположной стороны, где вход в парилку из женской раздевалки, появляются две девушки в закрытых купальных костюмах. Они останавливаются, слепо начинают шарить руками в пространстве в поисках свободного места.
– Да ты что, дура, что ли? Не толкайся, я же ни фига не вижу.
Эта фраза в дополнение к не снятому купальнику красноречиво указывает на страну проживания скромниц из заехавшей в аквапарк туристической группы. Эти соотечественницы в отличие от встреченных субботним вечером в баре «Какаду» совершенно из другого теста.
АВТО ИЗ-ЗА МОРЯ
Еще несколько лет назад туристические фирмы Тюмени наперебой зазывали в страну Суоми желающих купить авто. И люди ехали, и машины везли десятками. Сегодня ни одно турагентство такого вида услуг уже не оказывает.
У нас теперь в Финляндию практически никто не едет: очень дорогая страна. Предпочтение отдается Турции, Арабским Эмиратам, Испании, Италии. Популярны туры по Европе. За машиной? Так ведь пошлины сумасшедшие. Но если настаиваете, можем организовать индивидуальный тур, хотя за машинами едут в основном в Германию, там они дешевле...
Примерно таким однотипным был ответ везде, куда я звонил, интересуясь возможностью организованно поехать за автомобилем в страну северного соседа, откуда еще совсем недавно шли потоком к нам и наши подержанные и совсем новые «Лады», и престижные и не очень иномарки. Да и сам я этот маршрут уже опробовал, пригнав в свое время малоизвестный в кругах автолюбителей «Талбот». Проделав по российским дорогам и кошмарным дачным проселкам 100 тысяч километров без единой серьезной поломки, без должного обслуживания, которое не мог ему дать нынешний хозяин-«чайник» и слишком дорогой для иномарок автосервис, автомобиль еще обладал немалым запасом прочности и, по моим расчетам, должен был от его продажи дать необходимую для таможенной пошлины сумму.
Но прежде чем ехать за другой машиной, решил проконсультироваться в таможне, во что обойдется ее оформление.
– Если деньги есть, можете ехать, – напутствовал сотрудник Тюменской таможни. – Люди гонят. Хотя лучше купить новую в любом автосалоне. Там и кредиты оформляют, и предпродажную подготовку по всем правилам делают, и гарантию дают.
В отделе, который занимается таможенным оформлением автомобилей, уточнили, что все зависит от марки машины, ее возраста и кубатуры двигателя.
Вдохновленный полученными расчетами, без проблем оформил в Генеральном консульстве Финляндии в Москве визу и поехал за машиной.
Вечером в Хельсинки начал изучать рынок предложений.
В свежем номере самой крупной газеты страны «Хельсинкин саномат» рекламе автомобилей, как новых, так и подержанных, было отведено аж целых четыре страницы большого формата.
Наутро мой давний приятель Тапса, бывший автогонщик, теперь владелец автомастерской, с которым мы поехали знакомиться с автомобильным рынком воочию, а не по газетным объявлениям, пояснил ситуацию с дикими, на мой взгляд, ценами.
Все заключается в маленькой хитрости завышения в рекламе реальной цены, чтобы выгодно представить свой товар. Смело можешь торговаться и сбивать третью часть. Иногда продают и за половину объявленной стоимости.
Несколько крупных фирм по продаже подержанных автомобилей расположились за столичной чертой впритык одна к другой, даже не разделяя территорию забором, что для русского человека не укладывается ни в какие рамки понятия торговой площади. С территории одной фирмы мы переходили на территорию другой, шли вдоль рядов выставленных на продажу автомобилей, изучали по таблицам на лобовом стекле возраст, пробег, дату последнего техосмотра, цены, заглядывали в салон – у многих дверки были не заперты на замок, давая возможность посидеть за рулем.
Часть машин, несмотря на возраст и пробег, была как с иголочки, отличаясь от новых лишь в несколько раз меньшей ценой, другие выдавали наспех сделанную предпродажную подготовку, не скрывающую под свежим слоем краски бугорки готовой вылезти наружу ржавчины, третьи вообще как бы говорили за себя: «Вот так я выгляжу на самом деле, как девушка утром еще без румян и помады. Коли глянусь своей неброской простотой, бери, накладывай макияж на свой вкус».
Мы неспешно ходили среди автомобильного изобилия часа три. Ни в одной фирме к нам никто не подошел, навязчиво предлагая представленный товар. Здесь давали людям возможность определиться в выборе самостоятельно, как бы боясь отпугнуть своей настойчивостью.
На пятой или шестой территории мы сами подошли к одному из работников. Познакомились. Паули, небрежно одетый, с косматой шевелюрой и отсутствующим передним зубом крепкий мужичок лет пятидесяти пяти, охотно разговорился.
– А, так ты, говоришь, из России? У нас раньше с русскими был хороший бизнес. Мы даже приняли дополнительно одного парня со знанием русского языка. А теперь у вас такие пошлины введены, что рынок резко сократился. Правда, по радио вчера что-то говорили, будто или таможенные пошлины у вас снизили, или собираются снизить. Не расслышал, врать не стану. Но русские все равно у нас почти каждый день бывают. В основном теперь берут джипы и микроавтобусы. У нас они дешевые, а у вас, говорят, ценятся. Вон стоит дешевый микроавтобус в отличном состоянии, бери.
– Да зачем мне микроавтобус на семью в четыре человека?
– Так какие твои годы, еще детей наделаешь, чтобы на каждое сиденье посадить! Или джип бери. Правда, сегодня у нас ничего подходящего нет, но если хочешь, могу за пару дней подыскать. У нас тут один приятель их из Германии, Дании, Голландии на продажу гоняет, там они дешевле, вот он бизнес и делает.
Зная, как наши предприниматели делают бизнес, накручивая цену вдвое, я тут же поделился своими опасениями.
– Не волнуйся, – успокоил он. – У меня если прибыль составляет пять процентов, это нормально. Вдвое я могу цену поднять только за какую-нибудь мелочь ценой в один евро. Восемь процентов прибыли у нас считается очень хорошо. Конечно, он закладывает сюда стоимость перевозки на пароме, свой билет, оплату гостиницы, ну, и свою прибыль. Все равно это намного дешевле, чем стоят наши финские машины.
Мы обменялись с радушным, непрестижного вида, Паули координатами, пожали друг другу руки и расстались. Заехали с Тапсой еще в пару фирм, но так ни на чем и не остановили свой выбор.
Паули дал о себе знать в тот же вечер. Он позвонил и сказал, что есть два джипа: «Патроль» и «Паджеро», что я могу их посмотреть и опробовать завтра же, если мне удобно, часов в десять, лучше бы на окраине, чтобы мог испытать ходовые качества не в условиях переполненных городских улиц, а в приближенных к российским. Он сразу же оговорился, что одна из них выглядит лучше, но лоск может быть обманчивым, потому что недавно двигателю сделан капитальный ремонт, а ручаться за качество он не может, не зная, как его проводили. Бывает, что и халтурят. Вторую он сам уже испытал и потому дает гарантию.
Сразу скажу, что в окрестностях Хельсинки найти приближенные к нашим дорожные условия практически невозможно. Любая малозначительная дорога покрыта асфальтом, а проселочный тупичок – щебенкой. Грязь и колдобины – только на специальных полигонах.
Дизель работал чисто, машина прекрасно шла на подъем, быстро набирала разрешенные в Финляндии 90, была легка в управлении, но смущала большими по сравнению с моей прежней машиной размерами, имела более жесткую рессорную подвеску, компенсируемую, впрочем, комфортабельным креслом с подкачкой и подогревом, гидроусилителем руля, делавшим управление посильным даже трехлетнему ребенку.
Оформление документов купли-продажи с учетом необходимых таможенных бумаг заняло от силы пятнадцать минут. Паули пересчитал полученные деньги, и мы ударили по рукам.
Мой путь из Хельсинки в Тюмень должен был лежать через Эстонию, где отдыхали на каникулах у бабушки наши дети. Я позвонил в порт, заказал билет на паром. У меня спросили фамилию, марку и номер автомобиля, просили прибыть не позднее чем за два часа до отправления, чтобы успеть пройти таможенные формальности. Если по каким-то причинам мне придется изменить время выезда, попросили заранее предупредить и перенести заказ на нужный рейс. Билет вместе с машиной обошелся в три с половиной сотни рублей, причем эта сумма была бы почти точно такой же, будь я не один, а вдвоем или втроем.
На въезде в порт дежурный охранник спросил, на какой рейс мне надо, куплен ли билет, и поднял шлагбаум. Через сто метров, не выходя из машины, подал в окно таможенного офиса улыбчивой миловидной девушке документы, она поставила штамп, пожелала счастливого путешествия. Все формальности заняли от силы минуты полторы. Столько же ушло на паспортный контроль, где отметили мой выезд из страны, и вот я уже на борту эстонского парома.
Так же, не больше пяти минут, ушло на оформление таможенного и паспортного контроля на таллиннском причале, куда через три с половиной часа доставил нас вместительный теплоход, основными пассажирами которого были ехавшие на отдых в Эстонию финны. Причем и здесь, во многом следуя примеру заморского соседа, не потребовалось выходить из машины, открывать багажник и капот, демонстрировать содержимое чемодана. Все это, как оказалось позднее, присуще лишь нашим родным стражам порядка.
Больше тысячи километров наездил я по дорогам Эстонии, ни разу нигде не остановленный для проверки документов. Но и пребывание в этой в недалеком еще прошлом нашей суверенной республике было омрачено последними минутами в нескольких сотнях метров от границы ранним субботним утром. Остановив в Нарве машину для проверки документов, эстонские работники дорожной полиции с явным украинским выговором углядели в моих документах грубейшее нарушение – отсутствие эстонской страховки стоимостью примерно в шестьдесят российских рублей.
– Что делать будем, Петро? – вопрошал усатого, казацкого вида напарника страж порядка с лоснящимся от жира румяным лицом и хитрющими бегающими глазенками.
– Сам решай, – не захотел тот разделять ответственность за имеющееся грубейшее, по их словам, нарушение. Возражения и ссылки на впустившую меня на территорию страны таможню, на финский страховой полис, который действует при покупке машины еще в течение десяти дней, не убеждали.
– Жди до понедельника, начальство разберется. Если мы не правы, нас накажут.
– Ребяты, вы прекрасно понимаете, что я вряд ли стану ждать двое суток. Так что уж отпустите с миром, тем более что и крон в моем кошельке уже нет. Только рубли.
– Да вообще-то и рубли сгодятся, – молвил тот, который не Петро. Сам же Петро, чтобы не мешать деликатной беседе, отошел в сторону.
– Сколько?
– Ну, сам понимаешь, со смены сейчас домой приду, надо что-то ребятишкам купить. Чтобы хватило.
Ребятишкам автоинспекторов хватило по сто рублей, положенных в лежащую на сиденье патрульной машины форменную фуражку, от чего она сразу стала выглядеть, как замусоленные кепки нищих попрошаек с мелкими купюрами. Эта отличалась от тех своей новизной, форменной кокардой и достоинством денежных знаков, да еще тем, что деньги в нее ложились не по велению щедрой души, а по принуждению бесправного водителя.
Пока я радовался тому, что в эстонских патрульных машинах не додумались довести число экипажа до пяти человек, что позволило мне отделаться всего двумястами рублей, Петро договорился с таможенниками и поставил мою машину на контроль, минуя длиннющую очередь. Так что мои двести можно отнести и как плату за дополнительные услуги, не предусмотренные уставом полицейской службы.
Эстонский таможенный и паспортный контроль для покидающих страну тоже занял не более трех минут. И вот я медленно съезжаю с высокого эстонского берега Наровы на длинный мост и встаю в очередь на родной российской территории. За полтора часа мы не продвинулись ни на метр. Лишь в восемь утра очередь начала медленно таять.
В будке у первого шлагбаума молодая женщина молча выдавала разрешение на въезд на территорию таможенного контроля, расположенного в сотне метров, с таким ответственным видом, будто на мост можно было въехать посреди реки еще откуда-нибудь, кроме Эстонии.
– А разве таможня работает не круглые сутки? – наивно вопрошал я, получив клочок бумажки, дарующий мне право на проезд первых ста метров российской дороги.
– Конечно, круглые сутки, – сурово отвечала мне женщина. – Но люди ведь не железные. За ночь сто тридцать машин пропустили. Вот и закончили пораньше. А вам куда торопиться? Что здесь стоите, что там стоять будете – никакой разницы.
Стоять, действительно, пришлось еще почти пять часов. Сначала паспортный контроль, потом досмотр машины и груза, при котором двое одетых в пятнистую униформу то ли пограничников, то ли таможенников заглядывают в салон, изучают содержимое бардачка, кармашков на сиденьях, личные вещи. А поскольку смотровой ямы нет, то весь этот осмотр носит чисто формальный характер, потому что на днище машины можно укрепить целый арсенал оружия и боеприпасов или сотню килограммов наркотиков. Но формальность соблюдается свято. Только ради чего?
Недозволенного для ввоза у меня не оказалось, проезжаю еще несколько метров, останавливаюсь напротив окошка таможни. Здесь, уже в третий раз на отрезке в полтора десятка метров, тоже надо выйти из машины, предъявить документы. Их изучают и ставят меня в конец другой очереди, составленной из обладателей машин, купленных в Эстонии или следующих через нее транзитом.
Оформление документов четырех машин заняло четыре часа. Четыре долгих часа томительного изнуряющего ожидания в машине под палящим солнцем. Выходить из автомобиля пограничники не разрешают, чтобы не мешать их работе, не отвлекать от дела государственной важности.
– Я не могу вас пропустить через границу, – вежливо заявил мне молодой с длинными волосами инспектор таможни. – У вас нет отметки эстонской таможни, что вы проследовали транзитом. Придется возвращаться.
– Но я уже использовал эстонскую визу. Дети – тоже.
– Ничего, мы ее аннулируем, – успокоил парень с лычкой и звездочкой на погоне. – Сегодня, правда, суббота. Вам придется ехать в Таллинн, там в понедельник в таможенном управлении поставят штампы и – милости просим! А то наш начальник ругается, если мы без эстонской отметки машины пропускаем. Но вообще-то это будет стоить пятьдесят долларов, так что идите в машину, подумайте.
Ждать до понедельника опять же не хотелось, как не хотелось и расставаться ни за что с полусотней долларов. И я, каюсь, что называется, злоупотребил служебным положением. Подал инспектору свою визитную карточку и сознался, что готовлю материал на тему, какие проблемы возникают на границе у купившего машину.
Минут через десять я выехал на последний шлагбаум и взял курс на Москву.
Я оставлял границу с неприятным чувством брезгливости и удивления, с какой откровенностью и уверенностью в безнаказанности вымогают деньги у проезжего люда эстонские «гаишники» и российские таможенники. Уверен, что мои наблюдения хорошо известны высшим и средним руководителям по обе стороны границы. Между прочим, когда я гнал свою предыдущую машину, на ее таможенное оформление в Торфяновке под Выборгом тоже ушло минут десять, и никто не рылся в салоне, не осматривал личные вещи. Правда, тогда за один только день меня восемнадцать раз остановили для проверки документов работники ГАИ, на этот раз за три с лишним тысячи километров – только дважды ночью на территории Татарии, да еще дважды в Курганской области: за превышение скорости и неправильный, по мнению инспектора, проезд кольца на перекрестке двух дорог.
Главный сюрприз ждал меня в Тюмени при постановке машины на таможенный учет. Оказалось, что за растаможку нужно заплатить почти в четыре раза больше, чем заплатил за саму машину в Финляндии. И это при минимальном с учетом возраста автомобиля размере акцизного сбора!
И сразу стало понятно, почему в объявлениях местных газет о продаже автомобиля нередко фигурируют такие баснословные суммы. Хотя и они зачастую ниже стоимости машин в Финляндии. Что тому причиной: высокая стоимость авто в Суоми или возможность обходить таможенные пошлины через разного рода оффшорные зоны и тому подобное?
Значительное количество продаваемых на рынке иномарок с «липовыми» таможенными документами, – пояснил ситуацию сотрудник отдела Тюменской таможни. – За год наш отдел при постановке на учет выявляет сотни автомобилей с поддельными документами. Зачастую откровенно жаль введенных в заблуждение горе-покупателей, но что делать? Остается только советовать им быть впредь осторожнее. А вообще, будь у нас налоги разумными, меньше было бы и разного рода злоупотреблений, попыток обмана государства.
В моем случае пословица «За морем телушка полушка, да рубль перевоз» лишний раз подтвердила свою актуальность.
Для чего придуман такой налог, если как не на ограничение ввоза импортных автомобилей, чтобы рядовой россиянин покупал «Ниву» и другие модификации давно морально устаревших «Жигулей»? Или глянувшиеся нынешнему правительству «Приоры»?
– Я на своем веку всяких машин повидал, – говорил мне потом приятель Виктор, водитель с многолетним стажем, директор и совладелец автомастерской. – Наши машины никакой критике не поддаются. Все равно тот, кто поездил на иномарке, никогда на «Жигу» или «уазик» не пересядет.