Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги
Повести, рассказы
Письмо на могиле
Срочная трагическая телеграмма: «Умерла мама, похороны 07.06. Рая», застала врасплох, смешала все планы. Рая — двоюродная сестра, а ее мать, Галина Леонидовна, родная тётка, так много принявшая участия в его судьбе. Сергей Степанович, отложив все дела на потом, наскоро собрал дорожную сумку, поспешил на железнодорожный вокзал. Через час трясся в вагоне электропоезда, с горечью и сожалением думал о том, что только такие события зачастую собирают людей в путь, а нет, чтобы раньше собраться да навестить тётку, сестру.
Утро на узловой станции встретило холодной предрассветной серостью. Купил билет на рейсовый автобус, решил пройтись по киоскам на перроне, может, удастся взять тётке живых цветов. Оказалось, что и тут, в глубинке, полно предприимчивых людей, целых три киоска предлагали свежие цветы на выбор. Не скупился — взял двенадцать гвоздик и шесть роз. Попросил цветочницу как следует завернуть все в общий кулек. Продавщица смекнула, для чего цветы, обернула в мокрую тряпку, затем в полиэтиленовый пакет, уверила:
— Довезете, я постоянно так вожу.
Сергей Степанович сел в полупустой автобус, опять погрузился в невеселые думы. Автобус тащился медленно, скрипя рессорами. «Эдак до обеда не допилит!» — подумалось с досадой.
Нахлынули воспоминания юности. Вот так же ехал он лет сорок-сорок пять назад домой демобилизованным сержантом срочной службы. Вез в чемодане подарки: два шерстяных полушалка с кистями матери и тетке, Райке безделицу какую-то, девчонка она совсем еще. А вот невесте Аллочке, незабудке ненаглядной, яркий шелковый платок. Ждать обещалась, в любви и верности клялась, и он в любви вечной поклялся. Жизнь впереди грезилась счастливой, интересной. Пожениться планировали молодые сразу после армии.
Вот так же, как сегодня, прогуливался он по перрону станции, ел мороженое, поджидал автобус. Мечтал: «Два часа пути, и вот он, порог родного дома, мамка! Тетка Галя с Райкой прибегут. Пока они стол накрывают, я до Аллочки мигом. Интересно, что она сегодня делает? Я ведь как снег на голову, никому не говорил, когда буду. При вокзале сирень цветет кипенем, значит, дома в палисаднике тоже цветет. Наломаю целую охапку и к ней. Аллочка сирень любит, осыплю с ног до головы!»
Вдруг в пестрой толпе прохожих Сергей увидел Аллу. Поначалу опешил: неужели встречать приехала?! Но ведь не знает. Ах, у нее на станции тетка проживает, наверное, в гости приехала. Между тем Алла беспечно шла в противоположную от него сторону и вскоре свернула в привокзальный сквер. Припустил бегом, сердце прыгало горячим мячиком, окликнул сдавленным голосом:
— Алла!
Девушка на миг оглянулась, на лице ее промелькнула растерянность. Затем вдруг прибавила шагу, не оборачиваясь, быстро пошла в глубину парка.
«Неужели обознался?» — на миг оглушило сомнение. Солдат встал как вкопанный: «Тут что-то не так! Аллочка, ошибки быть не может», — припустил бегом. Наверное, не узнала, возмужал все-таки.
— Аллочка! — окликнул еще раз, почти нагнав.
На этот раз девушка остановилась, но было что-то странное в ее поведении. Она стояла к нему спиной, опустив голову.
— Алка, любимая! — с трепетом обхватил ее плечи, повернул к себе. — Ты что, не узнала? — взгляд его скользнул с головы до ног, охватив всю фигуру. Сергей вдруг отстранился. Да, это была Алла, но не та, которую он знал и помнил. Легкий стан округлился, явно обозначился животик, очень изменилось лицо: слегка припухшие губы, рыжие пятна на скулах.
— Здравствуй, Сережа! Я тебя узнала, но лучше бы нам не встречаться. Я вышла замуж.
— Как замуж?! Аллочка, что ты такое говоришь?! — он встряхнул ее за плечи, приблизился лицом к лицу.
— Сережа, я замужем и жду ребенка, — она попробовала взглянуть в глаза, но не смогла.
— Алла, как же так? Ты же до последнего дня письма писала! Ждать обещала! Скажи, что случилось?
— Так бывает, Сережа, разлюбила, а не объяснилась потому, что мама твоя просила…
Только теперь до него стал доходить смысл случившегося. С минуту он стоял молча, затем, как на плацу, резко повернулся на каблуках и зашагал прочь.
— Сергуня, прости, если можешь, — догнал его жалкий оклик.
Сергуней его называла мать, и только Алле он делал исключение, позволяя называть себя этим уменьшительно-ласкательным именем. А сейчас это вдруг обозлило, как ледяной водой из ушата обдало. Злобно кинул на прощание:
— Не смей меня так называть! Я тебе не мальчик!
Вернулся на вокзал, бездумно ходил по перрону, чуть не забыл взять из багажного отделения чемодан, когда объявили посадку.
Всю дорогу горячечно думал, сопоставлял факты. Писала, да, но самые хорошие письма приходили на первом году. На втором реже, более сухие. Правда, последние полгода он и сам редко писал, считал дни до дембеля. Но ведь был на побывке, все было прекрасно. Значит, уже после отпуска…
Обида, чувство уязвленного самолюбия, ревность, желание отомстить снедали душу.
Село Разумово начинается с погоста — не обойдешь, не объедешь его. Чуть замаячил кладбищенский лесок, Сергей попросил водителя притормозить. Ноги сами принесли к могиле отца.
— Здравствуй, батя!
В ответ тихо шумел лес. Солдат сел прямо на траву, тупо уставился на могильный холмик. Отец. Как много значил он в его жизни, как мало отпущено было ему веку. Фронтовик. Сережке исполнилось пять лет, когда отец демобилизовался. Многие мальчишки потеряли отцов на той войне, а его папка вернулся. Какое это было счастье! В глазах сына он был героем. Бережно перебирал малец медали на полинявшей гимнастерке. Заискивающе смотрел в отцовские глаза. Ходил за ним хвостиком. Но недолго длилось семейное счастье: умер Степан от старых ран, едва сыну исполнилось десять лет. С тех пор проторил Сережка тропинку на отцовскую могилку. Все свои мальчишечьи тайны и горести доверял могильному холмику, скромной металлической пирамидке с красной звездой на вершине.
Не помнит солдат сколько просидел так. В голове молоточками стучала мысль: «Покончить со всем разом и лечь рядом с отцом!» Наконец он поднялся, подхватил чемодан, и зашагал в решимости: «Только с матерью повидаюсь, а ночью, когда она уснет… В посмертной записке напишу, чтоб простила и похоронила рядом с батей. А эта, пусть кота себе заведет и назовет Сергунькой!»
Он шагал теперь напрямую, намереваясь выйти с другой стороны кладбищенской ограды. Вдруг на пути у него оказалась свежая могила с высоким крестом, на котором прикреплена была овальная фотография. Красивый парень, брюнет глядел на него прямо, чуть исподлобья. Он узнал земляка прежде, чем успел прочитать надпись.
— Илюха! — осенила догадка. Мать в письме сообщала, что он наложил на себя руки. Кажется, в этой истории замешана его молодая жена. Еще на свадьбе приключился какой-то скандал. — Опять женщина! — подумал с досадой. — Будьте вы прокляты!
Сергей стоял как вкопанный, автоматически читая надпись на эмали фотографии. Его вдруг охватила внутренняя дрожь. Он хотел было пройти мимо, но взгляд выхватил блеклую открытку у основания креста, прижатую блюдцем, на которое обычно кладут поминальный блин. Рука невольно потянулась к ней. Сергей не помнит, отчего взял ее, простое любопытство двигало им или само провидение.
На обороте открытки, там, где полагалось писать текст и адрес, теснились вкривь и вкось строчки, выведенные старательной рукой, но явно малограмотным человеком. К концу строк буквы западали, корчились, выдавая настроение писавшего. Сергей не удержался и прочел: «Милый ты мой сыночек. Кровиночка ты моя родная сегодня твой день рождения и хоть тибя нет всиравно я тибя поздравляю. Были ба у твоей мамки крылушки, поднялася бы я в небушко и улетела к тибе на веки вечныя. Отчиго ты покинул свою мамку горемычную. Отчиго к сибе не бирешь. Истомилася сердце мое по тибе моя ты золотинушка. Пусть зимелька тибе будет перышком пуховым. Пусть Господь смилостивится и простит тибе».
Выпал из рук солдата чемодан. Горе матери обожгло, заставило взглянуть на себя со стороны. Это ведь чужая мать, а если перевести на свою? И заплакал он сначала горькими, потом облегчающими слезами. Присел на корточки, положил открытку на прежнее место, а слезы все текли по щекам, он не пытался их унять, так плакалось только в беззаботном детстве. Только думалось теперь по-другому: как он мог такое придумать? Как мог позабыть о матери?! Разве может он принести ей горе?! Ей, пережившей войну, сохранившей его от холода и голода военной и послевоенной поры! Ей, в одиночку поднявшей, выпестовавшей его, единственного сына. А отец? За ЭТО ли он воевал, мирную жизнь отстаивал для него и для грядущих поколений?!
Постепенно слезы иссякли, мысли и чувства приходили в порядок.
Раскис, как солдат первогодок! — ругал сам себя. — Отца в твои годы на войну призвали. «Разлюбила, так бывает!» — вспомнились слова Алки. — Так и ты разлюби! Вырви с корнем как занозу!
Кто-то тронул его легкой рукой за плечо. Сергей обернулся, рядом стояла тетка Галя.
— Пошли к нам, Сережа. Там Раиска заждалась. Приведешь себя в порядок, и пойдем к матери.
Сергей обнял тетку, похлопал по плечу:
— В норме я, тёть Галя. Ты откуда узнала, что я приехал?
— Сорока на хвосте принесла. Забыл, кто у Алки тетка? Позвонила она ей на почту, видно, совестно за свое предательство. С ней у них и уговор был, тетка твои письма получала и ей тайно передавала. Прибежала она ко мне, мол, встречайте своего солдата, едет. Я к Аннушке. А по дороге Матвеевну встретила. Ты ее разве в автобусе не признал?
— Не видел я, тёть Галя, никого, свет белый померк, встретил ведь я ее на станции — скрипнул зубами племянник.
— Вот Матвеевна и говорит: «Беги, девка, солдата вашего видела в автобусе, ровно не в себе он был. Вышел у кладбища и прямиком туда».
Сергей вяло улыбнулся:
— Тетя Галя, посмотри, Петрухе мать мертвому письма пишет. Прочитал я, мороз по коже!
— Упаси Бог, как она мается. Почитай каждый день к нему ходит. Однако вон идет кто-то в черном, никак она. Пойдем-ка, Сережа, не нужны ей тут собеседники, пускай одна побудет со своим горем. Ты сам-то как, успокоился?
— Все нормально, тетя Галя, пошли, Райка, говоришь, заждалась? Везу я ей подарочек, порадую.
Женщина в черном одеянии подошла между тем близко. Тетка и племянник задержались для приличия, поздоровались. Односельчанка долго глядела на солдата бесцветными, будто незрячими глазами, наконец, признала:
— Сережа? Дождалась Аннушка. Ох, а мне свою кровинушку не дождаться, не докликаться.
— Крепись, Клавдия, как-то надо жить, — вздохнула тетка Галя.
Распрощались, некоторое время шли молча. Слышно было, как тихо запричитывала на могиле сына мать.
По дороге тетка говорила и говорила, лишь бы не молчать.
— Ты, Сережа, матери вида не подавай, она и так исстрадалась, сердце у нее слабое.
Затем поделилась с усмешкой:
— Моя-то Раюха-копуха, туда же — любовь неразделенная! Рыдает в подушку.
Сергей опешил:
— Раиска?! Тёть Галя, так ведь она же соплячка еще.
— Заневестилась нынче. Да вон же она бежит.
В бегущей навстречу девушке Сергей едва узнал сестренку. Даже присвистнул от удивления:
— Райка! И впрямь невеста!
Обрадовался, побежал навстречу, подхватил девушку на руки, закружил по воздуху.
Вечером за столом тетка все наблюдала за племянником исподтишка. Солдат держался молодцом, балагурил, рассказывал о службе, друзьях-сослуживцах. Подарил матери и ей полушалки, Райке — яркий шелковый платок. Будто ненароком успокоил мать, мол, знал про Алку, не велика потеря, на его век девчат хватит.
— Пойдем, сестренка, до клуба прогуляемся. Что у вас там, музыка-то имеется?
— Имеется, ты как думал?!
— Эх, Раиска-ириска, одну тебя в танце кружить буду. Пусть кавалеры локти кусают!
Проводили тетку Галю до дома, расставаясь, она шепнула на прощание:
— Вот и молодец, племяш, нечего горевать! Как в песне поется: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло!»
Время спустя Сергей уехал в город, поступил в институт на вечернее отделение. Днем работал на заводе. Навещал по мере возможности мать и тетку с сестренкой.
Дипломированным специалистом быстро пошел в гору. Рая вышла замуж и осталась в родной деревне. Вскоре женился Сергей на однокурснице. Мать хоть и недолго, но успела поводиться с внуками.
После ее смерти первым пристанищем в деревне стал дом родной тетки да сестры Раисы.
И вот тетушка ушла, и едет он проводить ее в последний путь.
В былые годы росло, хорошело село Разумово, но пришли лихие времена, и захирела деревня, только погост разросся, слышал он, что многих, кто отсюда родом, везут хоронить на родную сторонку.
Чуть замаячили кладбищенские березки, Сергей Степанович решил, что выйдет там и первым делом навестит родителей. Окликнул водителя:
— Браток, тормозни тут.
Могилы родителей он нашел бы с закрытыми глазами. Еще издалека увидел копошащихся рядом с могилами людей в спецовках. «Копальщики. Видать, тётку рядом с матерью решили похоронить, — озарила догадка, — и верно — сёстры родные, всю жизнь друг за дружку держались». Вот и у них с Раисой особая дружба. Бывает, дети из одного гнезда так не роднятся, как они, двоюродные, знать, от матерей с молоком впитали чувство локтя, взаимовыручки.
Поприветствовал незнакомых мужиков, поставил сумку на скамью у могил, развернул на столике цветы, отделил восемь гвоздик, разложил на могилы матери и отца, постоял с минуту, мысленно попросил прощения: «Зайду к вам еще, а теперь пора».
С головой погрузился в похоронно-поминальные хлопоты. Пришлось снова вернуться на кладбище: отнести обед копальщикам. Возвращаясь, спрямил путь и вновь, как много лет тому назад, вышел на могилу Петра. Екнуло сердце: тот же овал на кресте. С грустью подумалось: «Эх, Илья, остался ты молодым, но какой ценой! Пишет ли тебе мать, земляк?» И тут же получил ответ: рядом зарастал могильный бугорок Клавдии с таким же крестом и овалом. Сергей невольно произнес:
— Успокоилась, значит, тетя Клава? Царствие небесное! И спасибо тебе, мать, отвела ты меня от дурного поступка!
На второй день после похорон брат с сестрой тихо бродили по кладбищу. Подошли и к могиле Петра. Сергей рассказал Раисе ту давнюю историю. Сестра вздохнула:
— Мы с мамой как почувствовали тогда: что-то не так! И бегом мама сюда, а я к тете Ане. — Помолчав, добавила: — Алла-то в село возвратилась. Не признал вчера на похоронах?
— Нет, не признал.
— Не мудрено, постарела она очень. Говорят, всю жизнь по тебе локти кусает. Разошлась ведь она со своим, двое детей у нее: дочь и сын. Сына Сергеем назвала.
Сергей Степанович промолчал, только грустно покачал головой.
— А ты до сих пор на нее зло на сердце держишь?
— Что ты, сестричка? Забыть не забыл. Как можно?! Любовь ведь первая. А так, все давно быльем поросло. Здорово она меня тогда подкосила, а теперь ни о чем не жалею. Уходит от нас тот, кто дан в назидание. Остаются те, кто дарован Судьбой. Я простил ее, когда это понял, и Бог простит, потому как всех нас любит.
Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги
Повести, рассказы
Письмо на могиле
Срочная трагическая телеграмма: «Умерла мама, похороны 07.06. Рая», застала врасплох, смешала все планы. Рая — двоюродная сестра, а ее мать, Галина Леонидовна, родная тётка, так много принявшая участия в его судьбе. Сергей Степанович, отложив все дела на потом, наскоро собрал дорожную сумку, поспешил на железнодорожный вокзал. Через час трясся в вагоне электропоезда, с горечью и сожалением думал о том, что только такие события зачастую собирают людей в путь, а нет, чтобы раньше собраться да навестить тётку, сестру.
Утро на узловой станции встретило холодной предрассветной серостью. Купил билет на рейсовый автобус, решил пройтись по киоскам на перроне, может, удастся взять тётке живых цветов. Оказалось, что и тут, в глубинке, полно предприимчивых людей, целых три киоска предлагали свежие цветы на выбор. Не скупился — взял двенадцать гвоздик и шесть роз. Попросил цветочницу как следует завернуть все в общий кулек. Продавщица смекнула, для чего цветы, обернула в мокрую тряпку, затем в полиэтиленовый пакет, уверила:
— Довезете, я постоянно так вожу.
Сергей Степанович сел в полупустой автобус, опять погрузился в невеселые думы. Автобус тащился медленно, скрипя рессорами. «Эдак до обеда не допилит!» — подумалось с досадой.
Нахлынули воспоминания юности. Вот так же ехал он лет сорок-сорок пять назад домой демобилизованным сержантом срочной службы. Вез в чемодане подарки: два шерстяных полушалка с кистями матери и тетке, Райке безделицу какую-то, девчонка она совсем еще. А вот невесте Аллочке, незабудке ненаглядной, яркий шелковый платок. Ждать обещалась, в любви и верности клялась, и он в любви вечной поклялся. Жизнь впереди грезилась счастливой, интересной. Пожениться планировали молодые сразу после армии.
Вот так же, как сегодня, прогуливался он по перрону станции, ел мороженое, поджидал автобус. Мечтал: «Два часа пути, и вот он, порог родного дома, мамка! Тетка Галя с Райкой прибегут. Пока они стол накрывают, я до Аллочки мигом. Интересно, что она сегодня делает? Я ведь как снег на голову, никому не говорил, когда буду. При вокзале сирень цветет кипенем, значит, дома в палисаднике тоже цветет. Наломаю целую охапку и к ней. Аллочка сирень любит, осыплю с ног до головы!»
Вдруг в пестрой толпе прохожих Сергей увидел Аллу. Поначалу опешил: неужели встречать приехала?! Но ведь не знает. Ах, у нее на станции тетка проживает, наверное, в гости приехала. Между тем Алла беспечно шла в противоположную от него сторону и вскоре свернула в привокзальный сквер. Припустил бегом, сердце прыгало горячим мячиком, окликнул сдавленным голосом:
— Алла!
Девушка на миг оглянулась, на лице ее промелькнула растерянность. Затем вдруг прибавила шагу, не оборачиваясь, быстро пошла в глубину парка.
«Неужели обознался?» — на миг оглушило сомнение. Солдат встал как вкопанный: «Тут что-то не так! Аллочка, ошибки быть не может», — припустил бегом. Наверное, не узнала, возмужал все-таки.
— Аллочка! — окликнул еще раз, почти нагнав.
На этот раз девушка остановилась, но было что-то странное в ее поведении. Она стояла к нему спиной, опустив голову.
— Алка, любимая! — с трепетом обхватил ее плечи, повернул к себе. — Ты что, не узнала? — взгляд его скользнул с головы до ног, охватив всю фигуру. Сергей вдруг отстранился. Да, это была Алла, но не та, которую он знал и помнил. Легкий стан округлился, явно обозначился животик, очень изменилось лицо: слегка припухшие губы, рыжие пятна на скулах.
— Здравствуй, Сережа! Я тебя узнала, но лучше бы нам не встречаться. Я вышла замуж.
— Как замуж?! Аллочка, что ты такое говоришь?! — он встряхнул ее за плечи, приблизился лицом к лицу.
— Сережа, я замужем и жду ребенка, — она попробовала взглянуть в глаза, но не смогла.
— Алла, как же так? Ты же до последнего дня письма писала! Ждать обещала! Скажи, что случилось?
— Так бывает, Сережа, разлюбила, а не объяснилась потому, что мама твоя просила…
Только теперь до него стал доходить смысл случившегося. С минуту он стоял молча, затем, как на плацу, резко повернулся на каблуках и зашагал прочь.
— Сергуня, прости, если можешь, — догнал его жалкий оклик.
Сергуней его называла мать, и только Алле он делал исключение, позволяя называть себя этим уменьшительно-ласкательным именем. А сейчас это вдруг обозлило, как ледяной водой из ушата обдало. Злобно кинул на прощание:
— Не смей меня так называть! Я тебе не мальчик!
Вернулся на вокзал, бездумно ходил по перрону, чуть не забыл взять из багажного отделения чемодан, когда объявили посадку.
Всю дорогу горячечно думал, сопоставлял факты. Писала, да, но самые хорошие письма приходили на первом году. На втором реже, более сухие. Правда, последние полгода он и сам редко писал, считал дни до дембеля. Но ведь был на побывке, все было прекрасно. Значит, уже после отпуска…
Обида, чувство уязвленного самолюбия, ревность, желание отомстить снедали душу.
Село Разумово начинается с погоста — не обойдешь, не объедешь его. Чуть замаячил кладбищенский лесок, Сергей попросил водителя притормозить. Ноги сами принесли к могиле отца.
— Здравствуй, батя!
В ответ тихо шумел лес. Солдат сел прямо на траву, тупо уставился на могильный холмик. Отец. Как много значил он в его жизни, как мало отпущено было ему веку. Фронтовик. Сережке исполнилось пять лет, когда отец демобилизовался. Многие мальчишки потеряли отцов на той войне, а его папка вернулся. Какое это было счастье! В глазах сына он был героем. Бережно перебирал малец медали на полинявшей гимнастерке. Заискивающе смотрел в отцовские глаза. Ходил за ним хвостиком. Но недолго длилось семейное счастье: умер Степан от старых ран, едва сыну исполнилось десять лет. С тех пор проторил Сережка тропинку на отцовскую могилку. Все свои мальчишечьи тайны и горести доверял могильному холмику, скромной металлической пирамидке с красной звездой на вершине.
Не помнит солдат сколько просидел так. В голове молоточками стучала мысль: «Покончить со всем разом и лечь рядом с отцом!» Наконец он поднялся, подхватил чемодан, и зашагал в решимости: «Только с матерью повидаюсь, а ночью, когда она уснет… В посмертной записке напишу, чтоб простила и похоронила рядом с батей. А эта, пусть кота себе заведет и назовет Сергунькой!»
Он шагал теперь напрямую, намереваясь выйти с другой стороны кладбищенской ограды. Вдруг на пути у него оказалась свежая могила с высоким крестом, на котором прикреплена была овальная фотография. Красивый парень, брюнет глядел на него прямо, чуть исподлобья. Он узнал земляка прежде, чем успел прочитать надпись.
— Илюха! — осенила догадка. Мать в письме сообщала, что он наложил на себя руки. Кажется, в этой истории замешана его молодая жена. Еще на свадьбе приключился какой-то скандал. — Опять женщина! — подумал с досадой. — Будьте вы прокляты!
Сергей стоял как вкопанный, автоматически читая надпись на эмали фотографии. Его вдруг охватила внутренняя дрожь. Он хотел было пройти мимо, но взгляд выхватил блеклую открытку у основания креста, прижатую блюдцем, на которое обычно кладут поминальный блин. Рука невольно потянулась к ней. Сергей не помнит, отчего взял ее, простое любопытство двигало им или само провидение.
На обороте открытки, там, где полагалось писать текст и адрес, теснились вкривь и вкось строчки, выведенные старательной рукой, но явно малограмотным человеком. К концу строк буквы западали, корчились, выдавая настроение писавшего. Сергей не удержался и прочел: «Милый ты мой сыночек. Кровиночка ты моя родная сегодня твой день рождения и хоть тибя нет всиравно я тибя поздравляю. Были ба у твоей мамки крылушки, поднялася бы я в небушко и улетела к тибе на веки вечныя. Отчиго ты покинул свою мамку горемычную. Отчиго к сибе не бирешь. Истомилася сердце мое по тибе моя ты золотинушка. Пусть зимелька тибе будет перышком пуховым. Пусть Господь смилостивится и простит тибе».
Выпал из рук солдата чемодан. Горе матери обожгло, заставило взглянуть на себя со стороны. Это ведь чужая мать, а если перевести на свою? И заплакал он сначала горькими, потом облегчающими слезами. Присел на корточки, положил открытку на прежнее место, а слезы все текли по щекам, он не пытался их унять, так плакалось только в беззаботном детстве. Только думалось теперь по-другому: как он мог такое придумать? Как мог позабыть о матери?! Разве может он принести ей горе?! Ей, пережившей войну, сохранившей его от холода и голода военной и послевоенной поры! Ей, в одиночку поднявшей, выпестовавшей его, единственного сына. А отец? За ЭТО ли он воевал, мирную жизнь отстаивал для него и для грядущих поколений?!
Постепенно слезы иссякли, мысли и чувства приходили в порядок.
Раскис, как солдат первогодок! — ругал сам себя. — Отца в твои годы на войну призвали. «Разлюбила, так бывает!» — вспомнились слова Алки. — Так и ты разлюби! Вырви с корнем как занозу!
Кто-то тронул его легкой рукой за плечо. Сергей обернулся, рядом стояла тетка Галя.
— Пошли к нам, Сережа. Там Раиска заждалась. Приведешь себя в порядок, и пойдем к матери.
Сергей обнял тетку, похлопал по плечу:
— В норме я, тёть Галя. Ты откуда узнала, что я приехал?
— Сорока на хвосте принесла. Забыл, кто у Алки тетка? Позвонила она ей на почту, видно, совестно за свое предательство. С ней у них и уговор был, тетка твои письма получала и ей тайно передавала. Прибежала она ко мне, мол, встречайте своего солдата, едет. Я к Аннушке. А по дороге Матвеевну встретила. Ты ее разве в автобусе не признал?
— Не видел я, тёть Галя, никого, свет белый померк, встретил ведь я ее на станции — скрипнул зубами племянник.
— Вот Матвеевна и говорит: «Беги, девка, солдата вашего видела в автобусе, ровно не в себе он был. Вышел у кладбища и прямиком туда».
Сергей вяло улыбнулся:
— Тетя Галя, посмотри, Петрухе мать мертвому письма пишет. Прочитал я, мороз по коже!
— Упаси Бог, как она мается. Почитай каждый день к нему ходит. Однако вон идет кто-то в черном, никак она. Пойдем-ка, Сережа, не нужны ей тут собеседники, пускай одна побудет со своим горем. Ты сам-то как, успокоился?
— Все нормально, тетя Галя, пошли, Райка, говоришь, заждалась? Везу я ей подарочек, порадую.
Женщина в черном одеянии подошла между тем близко. Тетка и племянник задержались для приличия, поздоровались. Односельчанка долго глядела на солдата бесцветными, будто незрячими глазами, наконец, признала:
— Сережа? Дождалась Аннушка. Ох, а мне свою кровинушку не дождаться, не докликаться.
— Крепись, Клавдия, как-то надо жить, — вздохнула тетка Галя.
Распрощались, некоторое время шли молча. Слышно было, как тихо запричитывала на могиле сына мать.
По дороге тетка говорила и говорила, лишь бы не молчать.
— Ты, Сережа, матери вида не подавай, она и так исстрадалась, сердце у нее слабое.
Затем поделилась с усмешкой:
— Моя-то Раюха-копуха, туда же — любовь неразделенная! Рыдает в подушку.
Сергей опешил:
— Раиска?! Тёть Галя, так ведь она же соплячка еще.
— Заневестилась нынче. Да вон же она бежит.
В бегущей навстречу девушке Сергей едва узнал сестренку. Даже присвистнул от удивления:
— Райка! И впрямь невеста!
Обрадовался, побежал навстречу, подхватил девушку на руки, закружил по воздуху.
Вечером за столом тетка все наблюдала за племянником исподтишка. Солдат держался молодцом, балагурил, рассказывал о службе, друзьях-сослуживцах. Подарил матери и ей полушалки, Райке — яркий шелковый платок. Будто ненароком успокоил мать, мол, знал про Алку, не велика потеря, на его век девчат хватит.
— Пойдем, сестренка, до клуба прогуляемся. Что у вас там, музыка-то имеется?
— Имеется, ты как думал?!
— Эх, Раиска-ириска, одну тебя в танце кружить буду. Пусть кавалеры локти кусают!
Проводили тетку Галю до дома, расставаясь, она шепнула на прощание:
— Вот и молодец, племяш, нечего горевать! Как в песне поется: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло!»
Время спустя Сергей уехал в город, поступил в институт на вечернее отделение. Днем работал на заводе. Навещал по мере возможности мать и тетку с сестренкой.
Дипломированным специалистом быстро пошел в гору. Рая вышла замуж и осталась в родной деревне. Вскоре женился Сергей на однокурснице. Мать хоть и недолго, но успела поводиться с внуками.
После ее смерти первым пристанищем в деревне стал дом родной тетки да сестры Раисы.
И вот тетушка ушла, и едет он проводить ее в последний путь.
В былые годы росло, хорошело село Разумово, но пришли лихие времена, и захирела деревня, только погост разросся, слышал он, что многих, кто отсюда родом, везут хоронить на родную сторонку.
Чуть замаячили кладбищенские березки, Сергей Степанович решил, что выйдет там и первым делом навестит родителей. Окликнул водителя:
— Браток, тормозни тут.
Могилы родителей он нашел бы с закрытыми глазами. Еще издалека увидел копошащихся рядом с могилами людей в спецовках. «Копальщики. Видать, тётку рядом с матерью решили похоронить, — озарила догадка, — и верно — сёстры родные, всю жизнь друг за дружку держались». Вот и у них с Раисой особая дружба. Бывает, дети из одного гнезда так не роднятся, как они, двоюродные, знать, от матерей с молоком впитали чувство локтя, взаимовыручки.
Поприветствовал незнакомых мужиков, поставил сумку на скамью у могил, развернул на столике цветы, отделил восемь гвоздик, разложил на могилы матери и отца, постоял с минуту, мысленно попросил прощения: «Зайду к вам еще, а теперь пора».
С головой погрузился в похоронно-поминальные хлопоты. Пришлось снова вернуться на кладбище: отнести обед копальщикам. Возвращаясь, спрямил путь и вновь, как много лет тому назад, вышел на могилу Петра. Екнуло сердце: тот же овал на кресте. С грустью подумалось: «Эх, Илья, остался ты молодым, но какой ценой! Пишет ли тебе мать, земляк?» И тут же получил ответ: рядом зарастал могильный бугорок Клавдии с таким же крестом и овалом. Сергей невольно произнес:
— Успокоилась, значит, тетя Клава? Царствие небесное! И спасибо тебе, мать, отвела ты меня от дурного поступка!
На второй день после похорон брат с сестрой тихо бродили по кладбищу. Подошли и к могиле Петра. Сергей рассказал Раисе ту давнюю историю. Сестра вздохнула:
— Мы с мамой как почувствовали тогда: что-то не так! И бегом мама сюда, а я к тете Ане. — Помолчав, добавила: — Алла-то в село возвратилась. Не признал вчера на похоронах?
— Нет, не признал.
— Не мудрено, постарела она очень. Говорят, всю жизнь по тебе локти кусает. Разошлась ведь она со своим, двое детей у нее: дочь и сын. Сына Сергеем назвала.
Сергей Степанович промолчал, только грустно покачал головой.
— А ты до сих пор на нее зло на сердце держишь?
— Что ты, сестричка? Забыть не забыл. Как можно?! Любовь ведь первая. А так, все давно быльем поросло. Здорово она меня тогда подкосила, а теперь ни о чем не жалею. Уходит от нас тот, кто дан в назидание. Остаются те, кто дарован Судьбой. Я простил ее, когда это понял, и Бог простит, потому как всех нас любит.