Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги
Повести, рассказы
Мартышкин труд
Моей маме
Непогодь разыгралась не на шутку. Которую неделю ползут низкие свинцовые тучи, и дождь бусит мелкий, нудный. Лучше бы разверзлось разом небо и пролило на землю остатки влаги, а потом бы солнце взъярилось, ветерок сухой, и конец ненастью. А такой вот дождь — хуже нет: попади под него, до нитки промокнешь, идет он, как правило, долго, постепенно расходует небесные запасы, пропитывая влагой все окрестности до основания.
А в поле преют в валках скошенные пшеница и овес — головная боль хозяйства и, в первую очередь, главного агронома.
Наконец, в один из дней дождь прекратился, но солнце не спешило на небосклон. Мутное, будто пропитанное влагой, тускло и низко блуждало между туч. К полудню все же вырвалось из плена и засияло вполсилы, вселяя надежду на вёдро. Запарила разбухшая от влаги земля, чуть воспрянули поникшие травы.
На планерке в центральной конторе приняли решение: если и завтра выдастся без осадков, срочно бросить все силы и средства в поля на спасение урожая.
Дождались утра. Свежий ветерок быстро растаскивал остатки туч. Поднявшееся светило предвещало погожий день.
С девяти часов на поля потянулась техника с людьми. Машины двигались гуськом, пробуксовывая по раскисшим дорогам. Завершал колонну гусеничный трактор на случай, если какую-либо машину стянет в кювет.
В поле сыро, неуютно. Тяжелые валки посерели, вросли в стерню проросшими зернами новины. Особенный урон ненастье нанесло кошенине у леса в затененных участках.
Лес на краю поля тих и угрюм, набухшие ветви деревьев и травы еще полны влаги. Чуть шевелятся листья осины на длинных черенках, сбрасывают обильные капли. Беспокойно застрекотала сорока, сорвавшись с ветки молоденькой березки, спешит оповестить лесных обитателей о незваных гостях.
Прибывший на место главный агроном распределяет людей по участкам. Основная масса народа брошена в середину поля на продувное место, где еще можно спасти урожай. Полчаса спустя на поле кипит работа: рабочие всех подразделений совхоза орудуют вилами, граблями, черенками — переворачивают, ворошат валки. Вскоре становится жарко. Напитанный влагой воздух нестерпимо тяжел. Душно, трудно дышать.
Однако к полудню огромное поле наполовину обработано. Объявлен большой обеденный перерыв. Рабочие двигаются под сень леса. Сюда на лошади привезли свежую воду. Люди окружают водовоза с бочкой, передают кружку из рук в руки, жадно пьют. Затем разбирают на полянах в лесочке узелки с продуктами, устраиваются обедать группами, коллективами.
Люди устали от тяжелой физической работы, от жары и духоты, но нет уныния: весело переговариваются, шутят и подбадривают друг друга. Всюду слышится смех, оживленный разговор.
После обеда многих разморило. Поутихли разговоры: работники, раскинувшись на траве, отдыхают. Кто-то тихо переговаривается, кто-то дремлет.
Подходит главный агроном, ободряет рабочих:
— Устали? Славно потрудились, будет погода, все уберем! Завтра организуем еще больше народу, пенсионеров привлечем, думаю, не откажут — забота общая. Пал Палыч с ребятами старших классов обещал быть. Завтра-послезавтра по этому полю можно запускать комбайны на обмолот.
— Уберем, Александр Григорьевич, — ободряют агронома рабочие, — вон облака перистые пошли — к вёдру.
Все взглядывают на небо и видят, что с северо-восточной стороны действительно появились редкие перистые облака.
— Заметил я, боюсь сглазить, — отвечает агроном. — Однако надо успевать: отдохнули, подкрепились, пойдемте с новыми силами!
Солнце катит к зениту, видно невооруженным глазом, как парит поле, отдавая лишнюю влагу. Весело стрекочут в стерне кузнечики, по всем приметам быть вёдру.
На следующий день в семь часов утра по местному радио объявлен призыв помочь совхозу спасти урожай.
Шумно у конторы администрации — пришли домохозяйки и пенсионеры, желающие помочь. Школьный автобус полон старшеклассниками, учителями. Репродуктор на высоком столбе громко вещает: «Передаем сигналы точного времени: в столице нашей Родины Москве шесть часов тридцать минут». Бодро звучит песня: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся советская страна». Кто-то шутит, словно диктор может его услышать:
— А у нас уже восемь тридцать! Мы давно на ногах: коси, коса, пока роса!
И диктор, как по заказу, вещает:
— А сейчас передаем концерт по заявкам для тружеников села.
На другой день и на третий в поле страда. Горячее солнце теперь вошло в силу, стоит высоко, изо всех сил сушит промозглую землю.
После обеда опять короткий сон-час. Только школьникам нет угомона, будто и не трудились наравне с взрослыми.
— Где мои семнадцать лет? — вопрошает управляющий первого отделения. — Сейчас бы тоже носился, устали не знал.
— Не говори, Семён Игнатьевич, — подхватывают женщины, — тут, кажется, рук не поднять, как уморились, а им нипочем!
В один из дней в поле приезжает на УАЗе районное начальство. Директор совхоза, главный агроном, главный инженер, председатель рабочего комитета, парторг и комсорг, управляющие отделениями собраны на экстренную полевую планерку. Долго машут руками, доказывают что-то друг другу. УАЗ уезжает, озабоченный агроном бегает по полю, дает новое распоряжение: переворачивать валки, прилегающие к лесным зонам.
Тут валки просто вросли в стерню, их не то, что перевернуть, оторвать от земли трудно. Энтузиазм рабочих угасает, многие ропщут:
— Мужикам не по силам, где тут детям управиться?!
— Пустой труд для галочки, все уже сопрело, вросло сплошь.
На обеденном перерыве тот же ропот: к чему, мол, убирать пропащее, когда можно спасти хорошее?
Смех и оживление в рядах работников центральной конторы. Чудит кладовщица Анна Егоровна:
— Девки, я придумала на Новый год костюм «Мартышкин труд».
С этими словами женщина руками разрывает проросший валок, переворачивает наизнанку белыми проростками зерен, проделывает отверстие в середине, накидывает это сооружение, как полотно, на себя. В проделанное отверстие продевает голову, подпоясывает бечевкой пояс. Сзади шлейфом тянется сырой валок. Анна пританцовывает для пущей убедительности, торжественно поет: «Мартышкин труд, мартышкин труд!» Женщины закатываются смехом. Насмеявшись вволю вместе со всеми, Галина Петровна — строгая, серьезная женщина — главный бухгалтер, замечает:
— Посмеялись девчата, и будет! Александр Григорьевич, как туча, черный ходит. Районному начальству виднее как надо, а ему отчет держать!
Благодаря таланту главного агронома, организации труда и трудолюбию людей большую часть урожая удается спасти. План хозяйство не дотянуло, но главное — урожай не ушел под снег. Самое это распоследнее дело для крестьянина — хлеб под снег пустить!
Кладовщица Анна Егоровна не дожидается Нового года, случай поддеть власть представляется осенью после уборочной на торжестве по случаю проводов главного экономиста совхоза на заслуженный отдых.
Юбилей справляли широко в совхозной столовой за щедро накрытыми столами. Прибыло и районное начальство — двое из тех, что приезжало на поля. Выждав, когда веселье вступит в разгар, когда под хмельком окажутся родственники и гости юбиляра, Анна выйдет на круг и, отплясывая, смело с вызовом пропоет:
Во совхозе у лесочка мы ворочали валочки
Мы ворочали валки, подвывали как волки.
Агроном наш озабочен: не хватает рук рабочих.
По району план горит, знать, кому-то нагорит!
А рабочи у лесу тянут чёрта за косу,
Чёрт сопротивляется, агроном наш мается.
Председатель-голова, из райкома было два.
Все кричат: «Давай, наддай! Чёрта лысого подай!»
А рабочи наторели и начальству песню спели:
«Поработали мы тут, вспоминай мартышкин труд!»
Начальство из района ухмыляется: «Чёртова баба, где она такую песню откопала?!»
Неловкость скрашивает сам юбиляр, Иван Павлович:
— Она у нас такая! Гордая, отчаянная и смелая, работящая. Если где несправедливость, молчать не будет. Я ее с девчонок помню. Пришел с фронта, ей шестнадцать лет было.
А вообще критика нужна. Начальство должно знать, чем дышат люди. А люди у нас замечательные! На кого в трудный год положиться и надеяться? На людей. Нашим женщинам при жизни памятник ставить впору. Они нас, мужиков, за пояс заткнут! В войну на быках пахали, сами в ярмо впрягались, а армию и страну накормили.
Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги
Повести, рассказы
Мартышкин труд
Моей маме
Непогодь разыгралась не на шутку. Которую неделю ползут низкие свинцовые тучи, и дождь бусит мелкий, нудный. Лучше бы разверзлось разом небо и пролило на землю остатки влаги, а потом бы солнце взъярилось, ветерок сухой, и конец ненастью. А такой вот дождь — хуже нет: попади под него, до нитки промокнешь, идет он, как правило, долго, постепенно расходует небесные запасы, пропитывая влагой все окрестности до основания.
А в поле преют в валках скошенные пшеница и овес — головная боль хозяйства и, в первую очередь, главного агронома.
Наконец, в один из дней дождь прекратился, но солнце не спешило на небосклон. Мутное, будто пропитанное влагой, тускло и низко блуждало между туч. К полудню все же вырвалось из плена и засияло вполсилы, вселяя надежду на вёдро. Запарила разбухшая от влаги земля, чуть воспрянули поникшие травы.
На планерке в центральной конторе приняли решение: если и завтра выдастся без осадков, срочно бросить все силы и средства в поля на спасение урожая.
Дождались утра. Свежий ветерок быстро растаскивал остатки туч. Поднявшееся светило предвещало погожий день.
С девяти часов на поля потянулась техника с людьми. Машины двигались гуськом, пробуксовывая по раскисшим дорогам. Завершал колонну гусеничный трактор на случай, если какую-либо машину стянет в кювет.
В поле сыро, неуютно. Тяжелые валки посерели, вросли в стерню проросшими зернами новины. Особенный урон ненастье нанесло кошенине у леса в затененных участках.
Лес на краю поля тих и угрюм, набухшие ветви деревьев и травы еще полны влаги. Чуть шевелятся листья осины на длинных черенках, сбрасывают обильные капли. Беспокойно застрекотала сорока, сорвавшись с ветки молоденькой березки, спешит оповестить лесных обитателей о незваных гостях.
Прибывший на место главный агроном распределяет людей по участкам. Основная масса народа брошена в середину поля на продувное место, где еще можно спасти урожай. Полчаса спустя на поле кипит работа: рабочие всех подразделений совхоза орудуют вилами, граблями, черенками — переворачивают, ворошат валки. Вскоре становится жарко. Напитанный влагой воздух нестерпимо тяжел. Душно, трудно дышать.
Однако к полудню огромное поле наполовину обработано. Объявлен большой обеденный перерыв. Рабочие двигаются под сень леса. Сюда на лошади привезли свежую воду. Люди окружают водовоза с бочкой, передают кружку из рук в руки, жадно пьют. Затем разбирают на полянах в лесочке узелки с продуктами, устраиваются обедать группами, коллективами.
Люди устали от тяжелой физической работы, от жары и духоты, но нет уныния: весело переговариваются, шутят и подбадривают друг друга. Всюду слышится смех, оживленный разговор.
После обеда многих разморило. Поутихли разговоры: работники, раскинувшись на траве, отдыхают. Кто-то тихо переговаривается, кто-то дремлет.
Подходит главный агроном, ободряет рабочих:
— Устали? Славно потрудились, будет погода, все уберем! Завтра организуем еще больше народу, пенсионеров привлечем, думаю, не откажут — забота общая. Пал Палыч с ребятами старших классов обещал быть. Завтра-послезавтра по этому полю можно запускать комбайны на обмолот.
— Уберем, Александр Григорьевич, — ободряют агронома рабочие, — вон облака перистые пошли — к вёдру.
Все взглядывают на небо и видят, что с северо-восточной стороны действительно появились редкие перистые облака.
— Заметил я, боюсь сглазить, — отвечает агроном. — Однако надо успевать: отдохнули, подкрепились, пойдемте с новыми силами!
Солнце катит к зениту, видно невооруженным глазом, как парит поле, отдавая лишнюю влагу. Весело стрекочут в стерне кузнечики, по всем приметам быть вёдру.
На следующий день в семь часов утра по местному радио объявлен призыв помочь совхозу спасти урожай.
Шумно у конторы администрации — пришли домохозяйки и пенсионеры, желающие помочь. Школьный автобус полон старшеклассниками, учителями. Репродуктор на высоком столбе громко вещает: «Передаем сигналы точного времени: в столице нашей Родины Москве шесть часов тридцать минут». Бодро звучит песня: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся советская страна». Кто-то шутит, словно диктор может его услышать:
— А у нас уже восемь тридцать! Мы давно на ногах: коси, коса, пока роса!
И диктор, как по заказу, вещает:
— А сейчас передаем концерт по заявкам для тружеников села.
На другой день и на третий в поле страда. Горячее солнце теперь вошло в силу, стоит высоко, изо всех сил сушит промозглую землю.
После обеда опять короткий сон-час. Только школьникам нет угомона, будто и не трудились наравне с взрослыми.
— Где мои семнадцать лет? — вопрошает управляющий первого отделения. — Сейчас бы тоже носился, устали не знал.
— Не говори, Семён Игнатьевич, — подхватывают женщины, — тут, кажется, рук не поднять, как уморились, а им нипочем!
В один из дней в поле приезжает на УАЗе районное начальство. Директор совхоза, главный агроном, главный инженер, председатель рабочего комитета, парторг и комсорг, управляющие отделениями собраны на экстренную полевую планерку. Долго машут руками, доказывают что-то друг другу. УАЗ уезжает, озабоченный агроном бегает по полю, дает новое распоряжение: переворачивать валки, прилегающие к лесным зонам.
Тут валки просто вросли в стерню, их не то, что перевернуть, оторвать от земли трудно. Энтузиазм рабочих угасает, многие ропщут:
— Мужикам не по силам, где тут детям управиться?!
— Пустой труд для галочки, все уже сопрело, вросло сплошь.
На обеденном перерыве тот же ропот: к чему, мол, убирать пропащее, когда можно спасти хорошее?
Смех и оживление в рядах работников центральной конторы. Чудит кладовщица Анна Егоровна:
— Девки, я придумала на Новый год костюм «Мартышкин труд».
С этими словами женщина руками разрывает проросший валок, переворачивает наизнанку белыми проростками зерен, проделывает отверстие в середине, накидывает это сооружение, как полотно, на себя. В проделанное отверстие продевает голову, подпоясывает бечевкой пояс. Сзади шлейфом тянется сырой валок. Анна пританцовывает для пущей убедительности, торжественно поет: «Мартышкин труд, мартышкин труд!» Женщины закатываются смехом. Насмеявшись вволю вместе со всеми, Галина Петровна — строгая, серьезная женщина — главный бухгалтер, замечает:
— Посмеялись девчата, и будет! Александр Григорьевич, как туча, черный ходит. Районному начальству виднее как надо, а ему отчет держать!
Благодаря таланту главного агронома, организации труда и трудолюбию людей большую часть урожая удается спасти. План хозяйство не дотянуло, но главное — урожай не ушел под снег. Самое это распоследнее дело для крестьянина — хлеб под снег пустить!
Кладовщица Анна Егоровна не дожидается Нового года, случай поддеть власть представляется осенью после уборочной на торжестве по случаю проводов главного экономиста совхоза на заслуженный отдых.
Юбилей справляли широко в совхозной столовой за щедро накрытыми столами. Прибыло и районное начальство — двое из тех, что приезжало на поля. Выждав, когда веселье вступит в разгар, когда под хмельком окажутся родственники и гости юбиляра, Анна выйдет на круг и, отплясывая, смело с вызовом пропоет:
Во совхозе у лесочка мы ворочали валочки
Мы ворочали валки, подвывали как волки.
Агроном наш озабочен: не хватает рук рабочих.
По району план горит, знать, кому-то нагорит!
А рабочи у лесу тянут чёрта за косу,
Чёрт сопротивляется, агроном наш мается.
Председатель-голова, из райкома было два.
Все кричат: «Давай, наддай! Чёрта лысого подай!»
А рабочи наторели и начальству песню спели:
«Поработали мы тут, вспоминай мартышкин труд!»
Начальство из района ухмыляется: «Чёртова баба, где она такую песню откопала?!»
Неловкость скрашивает сам юбиляр, Иван Павлович:
— Она у нас такая! Гордая, отчаянная и смелая, работящая. Если где несправедливость, молчать не будет. Я ее с девчонок помню. Пришел с фронта, ей шестнадцать лет было.
А вообще критика нужна. Начальство должно знать, чем дышат люди. А люди у нас замечательные! На кого в трудный год положиться и надеяться? На людей. Нашим женщинам при жизни памятник ставить впору. Они нас, мужиков, за пояс заткнут! В войну на быках пахали, сами в ярмо впрягались, а армию и страну накормили.