Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги
Повести, рассказы
Церковная рубаха
Сосед мой в субботу после бани надевал белую льняную косоворотку, вышитую орнаментом по вороту и обшлагам рукавов. Забавная рубаха. Теперь такую только на концерте народного творчества можно увидеть.
Как-то полюбопытствовал у него, из какого, мол, сундука достал реквизит? Сосед ответил с гордостью:
— Это у меня отцова память — церковная рубаха. — Увидев в моём взгляде немой вопрос, добавил: — Ты, должно быть, не знаешь, закон такой был: в церкву одевать самое наилучшее. Да! — разглагольствовал он, — я еще немного помню из того времени, хоть мальцом был. В престольный праздник нарядятся, идут всей семьей в церкву торжественно, не спеша. По всей деревне колокольный звон, душа радуется!
Сосед прикуривает «козью ножку», закрученную из самосада, выпускает густое облако дыма. Часто-часто моргает слезящимися глазками, то ли дым их разъедает, то ли расчувствовался от воспоминаний. — А теперя што?! Церквы нет, а какой у крестьянина самый святой день? — и, значительно подняв указательный палец вверх, констатирует: — Суббота!
Часто наблюдал за соседом, как он, умытый и причёсанный, важно расхаживал вдоль забора в своей «церковной» рубахе. Низ для него значения не имел, там могли быть вытянутые на коленях трикотажные штаны, калоши на босу ногу, но верх — неизменно любимая отцовская рубаха.
Был сосед мал росточком, да и в плечах не косая сажень. Говаривали, что хозяйка его — женщина дородная и по-крестьянски крепкая, нашивала суженого под мышкой, когда тот в сильном подпитии пребывал. А что?! Своя ноша, как говорится, не тяжела!
На людях скромный, покладистый, мужичонка в доме своём держался хозяином. И это верно! Назвался груздем — полезай в кузовок! Кого в доме как не хозяина слушаться?!
Однажды по осени днём прошёл проливной дождь, к вечеру дороги развезло, пришлось обувать резиновые сапоги и месить грязь до околицы, чтобы встретить с пастбища скотину. Следуя обратно, я отметил, что Андрон, так звали моего соседа, нарядился в белую рубаху, стало быть, в баню уже сходил. Открыв калитку ограды, он поджидал быка, который шёл вслед моим коровам. Коровы, увидав соседа, свернули в кювет. Андрон ласково позвал быка:
— Мишка, Мишка!
Бык направился к хозяину, как вдруг из калитки напротив выползла столетняя бабка Зарубиха с трясущейся от старости головой и, протягивая руки, стала зазывать стадо своих овец:
— Ба-а-а-рки, барки, барки!
Овец сопровождала бабкина сноха Матрёна, тоже уже немолодая женщина. Завидев свекровку, она крикнула:
— Уйди ты с дороги, чёрт! Где же оне пойдут, когда ты им путь заступила?
Старуха вместо того, чтобы уйти с дороги, ещё продвинулась вперед, подбежавшие было овцы кинулись врассыпную. Матрёна сорвалась с места и с бранью вдарила им наперерез. Бык Андрона взбрыкнул задними ногами, чуть не сбив с ног хозяина, пронесся мимо. Андрон припустил следом и успел ухватить быка за хвост. Комья грязи летели из-под копыт скотины прямо на белую рубаху. Бык прыгнул в кювет, в самую грязь, Андрон упер носки калош в землю и упорно не отпускал хвост, ругаясь чёрными словами. Калоши катились по жидкой грязи, как лыжи. Я обомлел одновременно от душившего смеха: картинка была действительно умопомрачительно-смешная, и от испуга: а ну-ка бык попадёт хозяину копытом в лоб? Каюк мужику придёт! Я крикнул:
— Андрон, отпусти его, не дай Бог ударит!
Но сосед, видимо, распалённый собственным бессилием и злобой, ещё яростней ухватился за хвост, накрутил на руку, как веревку. По ходу их пути приближалась водоотводная труба, брошенная через кювет. Я с ужасом подумал: «Сейчас бык перескочит верхом, а Андрон аккурат в трубу заедет — убьётся неровён час!» Я припустил на выручку, скользя по грязи. Матрёна тем временем сумела завернуть овец, и те скоком бежали навстречу. Бык мотнул лобастой головой, затормозил у самой трубы. Андрон, воспользовавшись заминкой, быстро забежал вперед, раскинув руки, встал перед бычьей мордой. К тому времени и я подоспел с прутом в руке. Вдвоём мы сумели завернуть быка и загнать в стайку.
Матрёна продолжала мучиться с выжившей из ума бабкой. Стоило овцам подбежать к калитке, оттуда выползала старуха со своим неизменным: «Ба-а-а-рки, барки, барки».
После сосед докладывал мне:
— Вчерася воспитывал своего быка, чтоб неповадно было ему над хозяином глумиться! Делал он у меня шпагаты по усёму загону! Эта ишшо короста старая! — пренебрежительно махнул рукой Андрон в сторону Зарубиных. — Почитай, кажинный вечер такая оказия: овцы в ворота, и она тут как тут, как чёрт из табакерки! Недаром Мотря её чёртом кличет.
Я снисходительно засмеялся в ответ, Андрон не то в шутку, не то всерьез добавил:
— Однако в суд на их подам за порчу церковного обмундирования.
Ирина АНДРЕЕВА
Осколки радуги
Повести, рассказы
Церковная рубаха
Сосед мой в субботу после бани надевал белую льняную косоворотку, вышитую орнаментом по вороту и обшлагам рукавов. Забавная рубаха. Теперь такую только на концерте народного творчества можно увидеть.
Как-то полюбопытствовал у него, из какого, мол, сундука достал реквизит? Сосед ответил с гордостью:
— Это у меня отцова память — церковная рубаха. — Увидев в моём взгляде немой вопрос, добавил: — Ты, должно быть, не знаешь, закон такой был: в церкву одевать самое наилучшее. Да! — разглагольствовал он, — я еще немного помню из того времени, хоть мальцом был. В престольный праздник нарядятся, идут всей семьей в церкву торжественно, не спеша. По всей деревне колокольный звон, душа радуется!
Сосед прикуривает «козью ножку», закрученную из самосада, выпускает густое облако дыма. Часто-часто моргает слезящимися глазками, то ли дым их разъедает, то ли расчувствовался от воспоминаний. — А теперя што?! Церквы нет, а какой у крестьянина самый святой день? — и, значительно подняв указательный палец вверх, констатирует: — Суббота!
Часто наблюдал за соседом, как он, умытый и причёсанный, важно расхаживал вдоль забора в своей «церковной» рубахе. Низ для него значения не имел, там могли быть вытянутые на коленях трикотажные штаны, калоши на босу ногу, но верх — неизменно любимая отцовская рубаха.
Был сосед мал росточком, да и в плечах не косая сажень. Говаривали, что хозяйка его — женщина дородная и по-крестьянски крепкая, нашивала суженого под мышкой, когда тот в сильном подпитии пребывал. А что?! Своя ноша, как говорится, не тяжела!
На людях скромный, покладистый, мужичонка в доме своём держался хозяином. И это верно! Назвался груздем — полезай в кузовок! Кого в доме как не хозяина слушаться?!
Однажды по осени днём прошёл проливной дождь, к вечеру дороги развезло, пришлось обувать резиновые сапоги и месить грязь до околицы, чтобы встретить с пастбища скотину. Следуя обратно, я отметил, что Андрон, так звали моего соседа, нарядился в белую рубаху, стало быть, в баню уже сходил. Открыв калитку ограды, он поджидал быка, который шёл вслед моим коровам. Коровы, увидав соседа, свернули в кювет. Андрон ласково позвал быка:
— Мишка, Мишка!
Бык направился к хозяину, как вдруг из калитки напротив выползла столетняя бабка Зарубиха с трясущейся от старости головой и, протягивая руки, стала зазывать стадо своих овец:
— Ба-а-а-рки, барки, барки!
Овец сопровождала бабкина сноха Матрёна, тоже уже немолодая женщина. Завидев свекровку, она крикнула:
— Уйди ты с дороги, чёрт! Где же оне пойдут, когда ты им путь заступила?
Старуха вместо того, чтобы уйти с дороги, ещё продвинулась вперед, подбежавшие было овцы кинулись врассыпную. Матрёна сорвалась с места и с бранью вдарила им наперерез. Бык Андрона взбрыкнул задними ногами, чуть не сбив с ног хозяина, пронесся мимо. Андрон припустил следом и успел ухватить быка за хвост. Комья грязи летели из-под копыт скотины прямо на белую рубаху. Бык прыгнул в кювет, в самую грязь, Андрон упер носки калош в землю и упорно не отпускал хвост, ругаясь чёрными словами. Калоши катились по жидкой грязи, как лыжи. Я обомлел одновременно от душившего смеха: картинка была действительно умопомрачительно-смешная, и от испуга: а ну-ка бык попадёт хозяину копытом в лоб? Каюк мужику придёт! Я крикнул:
— Андрон, отпусти его, не дай Бог ударит!
Но сосед, видимо, распалённый собственным бессилием и злобой, ещё яростней ухватился за хвост, накрутил на руку, как веревку. По ходу их пути приближалась водоотводная труба, брошенная через кювет. Я с ужасом подумал: «Сейчас бык перескочит верхом, а Андрон аккурат в трубу заедет — убьётся неровён час!» Я припустил на выручку, скользя по грязи. Матрёна тем временем сумела завернуть овец, и те скоком бежали навстречу. Бык мотнул лобастой головой, затормозил у самой трубы. Андрон, воспользовавшись заминкой, быстро забежал вперед, раскинув руки, встал перед бычьей мордой. К тому времени и я подоспел с прутом в руке. Вдвоём мы сумели завернуть быка и загнать в стайку.
Матрёна продолжала мучиться с выжившей из ума бабкой. Стоило овцам подбежать к калитке, оттуда выползала старуха со своим неизменным: «Ба-а-а-рки, барки, барки».
После сосед докладывал мне:
— Вчерася воспитывал своего быка, чтоб неповадно было ему над хозяином глумиться! Делал он у меня шпагаты по усёму загону! Эта ишшо короста старая! — пренебрежительно махнул рукой Андрон в сторону Зарубиных. — Почитай, кажинный вечер такая оказия: овцы в ворота, и она тут как тут, как чёрт из табакерки! Недаром Мотря её чёртом кличет.
Я снисходительно засмеялся в ответ, Андрон не то в шутку, не то всерьез добавил:
— Однако в суд на их подам за порчу церковного обмундирования.