Лесков Д.С.

Л 50 Представления Николааса Витсена о народах Евразии / Д. С. Лесков. ― Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2016. ― 89 с.: ил.
В книге изложены представления образованного европейца XVII в. о народах, проживавших в европейской и сибирской частях Российского государства, их обычаях, языках и религиозно-мифологических воззрениях.

Книга представляет интерес для историков, студентов гуманитарных специальностей, а также для широкого круга читателей.
Автор выражает особую благодарность д-ру ист. наук, проф. А. Г. Еманову за содействие в исследованиях и подготовке книги, д-ру ист. наук, проф. А. Н. Кирпичникову, автору книги «Россия XVII века в рисунках и описаниях голландского путешественника Николааса Витсена» за возможность публикации рисунков Н. Витсена


Д. С. Лесков


ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
НИКОЛААСА ВИТСЕНА
О НАРОДАХ ЕВРАЗИИ

НОВОСИБИРСК

ИЗДАТЕЛЬСТВО СИБИРСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ
РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

2016


ВВЕДЕНИЕ

Труд Николааса Витсена «Северная и Восточная Тартария» стал одним из крупнейших исследований о народах, живущих на малоизученных в XVII в. территориях. В нем отражены представления автора о народах, быте, обычаях и географии Евразии, в том числе Сибири.
Исходя из этого, является актуальным изучение процессов исследования представлений Н. Витсена о народах Евразии. Также целесообразно выявить и проанализировать факторы, влиявшие на автора и формировавшие его представления о народах, проживавших на огромной территории, для чего необходимо изучить интеллектуальный горизонт Н. Витсена, методы сбора информации энциклопедиста и его информаторов.
Многие стереотипы и представления Витсена о народах Евразии были достаточно длительное время распространены в мире, так как он был одним из первых авторов, собравшим в одной книге сведения почти о всех народах континента. Кроме того, в свете исследований взаимовосприятия и контакта культур важно изучить представления европейского эрудита XVII в. и его информаторов об иных по отношению к европейцам народах.
Для анализа специальной и научной литературы отечественных и зарубежных исследователей и ученых, обращавшихся к наследию Витсена, выбраны работы некоторых историков, созданные в различные периоды времени. Естественно, в рамках данной книги невозможно охватить все исследования. Поэтому предлагаются к рассмотрению труды ученых, использовавших материалы «Северной и Восточной Тартарии» в XVIII столетии: Филиппа Страленберга, Герарда Миллера, В. Н. Татищева; XIX в. представлен работами П. А. Безсонова, Л. И. Шренка и И. И. Тыжнова. В XX в. труд Витсена представлял интерес в основном для историков, изучавших региональный компонент, это С. А. Белокуров, Георг Хеннинг, Джон Ф. Бэддли, М. П. Алексеев, А. И. Андреев, С. В. Бахрушин, Э. П. Зиннер, а также Урсула Менде.
В 1725 г. Филипп Иоганн Таберт фон Страленберг опубликовал карту Тартарии (Tartaria Magna). Как и Витсен, он впоследствии (в 1730 г.) дополнил карту книгой, которая называлась «Историко-географическое описание северной и восточной частей Европы и Азии». В предисловии и введении к этому труду Страленберг подверг автора «Северной и Восточной Тартарии» жесткой критике. Он писал, что многие ожидали чудес от большой карты Витсена, поскольку она была весьма внушительных размеров, как ее представляли, и драгоценной ― содержала кладезь точных географических сведений. Но Страленберг на собственном опыте убедился, что передвигаться по Сибири с этой картой было затруднительно. Так как указанные на ней места «не были снабжены точными географическими долготой или широтой, большая часть этой огромной области мира была неправильно расположена на карте, малая часть географических названий Тартарии или Сибири верна, большинство существующих названий найти, однако, невозможно. В то время как на ней есть названия, которые русские, татары, калмыки или язычники не понимают или не знают»[1]. Говоря о «Северной и Восточной Тартарии», он отмечал, что всем известно, сколько времени и средств Витсен вложил в эту, несомненно, очень объемную книгу инфолио, украшенную множеством ценных рисунков. Однако сам Страленберг не ручался за верность изложенных в ней сведений.
Для Герарда Фридриха Миллера, как члена Петербургской Академии наук, изучение книги Витсена имело практическую цель, «Северная и Восточная Тартария» рассматривалась им как источник необходимых для составления карты историко-географических сведений, и прежде всего полученных Витсеном из России (как устных, так и письменных сообщений). В ходе исследований по результатам Второй Камчатской экспедиции (1733–1743 гг.) историк также обратился к материалам из книги Н. Витсена. В своих последующих работах по истории Сибири Миллер снова использовал сведения из «Северной и Восточной Тартарии». Прежде всего он брал уникальную информацию, не содержащуюся в других источниках, бывших в его распоряжении. Например, в «Истории о странах, при реке Амуре лежащих, когда оныя состояли под Российским владением»[2] Миллер приводил сведения Витсена о письме, которое Никифор Венюков привез из Пекина в 1686 г. Ученый пересказывал содержание письма, указывая, что в «Северной и Восточной Тартарии» имеются два его перевода.
В «Описании Сибирского царства и всех произошедших в нем дел, от начала, а особливо от покорения его Российской державе, по сии времена» Миллер часто использовал сведения из книги Н. Витсена. При этом приоритет он отдавал сибирским летописям и архивным документам, дополняя их информацией, найденной в «Северной и Восточной Тартарии», и сопоставляя книгу Витсена с русскими источниками. Ситуация, когда часть информации, содержащейся у Витсена в одном абзаце, Г. Миллер считал достоверной, а часть ― ошибочной или сомнительной, довольно типична. Например, о челобитной, отправленной Ермаком в Москву, Миллер писал: «К этому следует еще прибавить, что Ермак, как пишет Витзен (с. 739), в отправленной челобитной просил о милостивом прощении своих прежних вин и указывал царю на необходимость послать в Сибирь воеводу, который управлял бы ею по приказам его царского величества и защищал бы ее от всяких вражеских нападений. Витзен при этом говорит, что посланный ясак состоял из 60 сороков соболей, 20 черно-бурых лисиц и 50 бобров, и что, кроме того, были тогда же отправлены в Москву три знатных пленника. Однако эти последние известия подлежат сомнению, так как настоящее количество ясака едва ли могло быть известно чужестранцу, записавшему эти сведения, и, кроме того, в летописях ничего не говорится о том, что казаки имели в то время знатных пленников»[3].
«Капитальный труд голландского географа Витзена “Noord еn Oost Tartarye” (1692 г.), вышедший вторым дополненным изданием в 1705 г., представляя огромную компиляцию разнообразных и не всегда проработанных сведений об Азии, скорее будил любопытство, чем давал точно проверенные факты, и, составленный на довольно случайном материале XVII в., не удовлетворял тем требованиям, которые выдвигались хозяйственными запросами стремившейся к промышленному развитию страны. В той части, которая касалась Сибири, Витсен в сущности оперировал почти исключительно материалом, почерпнутым из русских источников, новым и любопытным для западноевропейского читателя, но мало дающим русскому администратору и заводчику. Предстояло поэтому произвести самостоятельное обследование Зауральской колонии»[4].
С других позиций подходил к изучению книги Николааса Витсена русский государственный деятель, историк, географ, инженер Василий Никитич Татищев. Для написания истории России Татищев использовал как собираемые им рукописи исторического содержания, так и западноевропейские сочинения, в числе которых были и многие из произведений, послуживших источниками для Н. Витсена[5].
Таким образом, книга коллекционера из Амстердама была для Татищева одним из тех трудов, в которых публиковались исторические или географические описания России, но составленные на базе других книг, а не собственных наблюдений, т. е. Татищев оценивал «Северную и Восточную Тартарию» с историографической точки зрения. Многие из книг, используемых Витсеном, имелись в академической библиотеке, при этом не только европейских, но и арабских авторов. То есть практически все книги, упоминаемые Витсеном, были доступны Татищеву в оригиналах или в переводах на русский язык, а не в пересказе автора «Северной и Восточной Тартарии». Для Татищева значение книги Витсена умалялось и тем, что ее автор в Сибири никогда не был. Русский историк жил и работал там и на месте изучал русские летописи, документы и т. п.
Ссылок на «Северную и Восточную Тартарию» Витсена в сочинениях Татищева немного. Так, в «Общем географическом описании всея Сибири» (1736 г.), перечисляя историков, которые писали о Сибири, начав с Геродота, вспомнив Плиния и Страбона, Д. Дель Плано Карпини, А. Олеария, Э. Идеса, А. Бранта, Ф. Таберта Страленберга, В. Н. Татищев не упомянул Н. Витсена. Но в «Истории Российской» русский историк несколько раз ссылался на Витсена, отмечая, правда, лишь неточности в его труде. Приводя некоторые мнения о том, что историку необходимо знать красноречие, риторику, Татищев рассуждал: «Все сии науки, как <…> хотя многополезны, однако ж иногда на все те науки надеяться, а неученых презирать не должно. Ибо видим, что преславные философы, писав истории, погрешили, как пример имеем о Самуиле Пуфендорфе, Роберте Байле, Витсене, бургомистре амстердамском, и других, что первые свои издания принуждены были исправлять, и не однократно»[6]. Раздраженно писал русский историк о том, что, используя полученные исторические или географические данные, Витсен вносил их в книгу без дополнительной проверки. В работе «О географии вообсче и о русской» В. Н. Татищев, говоря о чертеже Сибири, выполненном в царствование Алексея Михайловича, сослался на книгу амстердамского бургомистра: «Витсен, бургомистр амстердамский, объявил, что она [карта] на дереве вырезана и напечатана была, токмо по довольном от меня испытанию никто не явился, чтоб оную напечатанную видел и, хотя сказывают, что есть в архиве Сенатской, токмо никто отыскать и показать мне не мог»[7].
На примере трудов В. Н. Татищева можно проследить изменение отношения к книге Н. Витсена «Северная и Восточная Тартария» как к научному произведению. Особенность ее состава в качестве свода печатных и устных источников приводила к тому, что в первую очередь она использовалась уже не столько как источник новых сведений, сколько как своеобразная библиография и хрестоматия. Изучение книг, на которые ссылался Витсен и которые пересказывал или цитировал, приводило к тому, что сама «Северная и Восточная Тартария» становилась уже, пожалуй, пройденным этапом. Ученые в России обращались непосредственно к самим опубликованным источникам книги Витсена.
Спустя полтора века после выхода исследований ученых Академии наук XVIII в., посвященных карте и книге Витсена, ими снова заинтересовались русские специалисты по Сибири. П. А. Безсонов, историк литературы и убежденный славянофил, открыл для русской научной общественности рукописи Ю. Крижанича. Этот хорватский священник не только считался своего рода предвестником панславизма, но также написал книгу о Сибири. Безсонов, вообще склонный фантазировать, считал, что Н. Витсен позаимствовал у Крижанича практически все знания о Сибири[8].
В отличие от Безсонова, этнограф и зоолог Л. И. Шренк исследовал и критиковал книгу Витсена исключительно с научных позиций. В конце XIX в. он обстоятельно изучил главу о Даурии (области Амура) из «Северной и Восточной Тартарии», ведь Витсен был первым европейцем, подробно описавшим эти земли[9]. Шренк предполагал, что со сбором материала Витсену помог прежде всего А. А. Виниус. К примеру, Витсен включил в свою книгу подстрочный перевод «Сказания о великой реке Амуре» Н. Г. Спафария, в то время как в России историк Г. И. Спасский издал его (перевод) только в 1853 г. Но Витсен использовал и другие источники, к примеру, русский этноним «гиляки», который казаки дали в XVII в. народу, проживавшему у реки Амур, встречался в «Северной и Восточной Тартарии» в различном написании. А на карте 1687 г. область проживания этой этнической группы была обозначена в различных местах. Изъяны и разночтения русских карт того времени, а также и недостаточное знание Витсеном русского языка, случалось, приводили к тому, что одна и та же река могла быть указана на его карте неоднократно, да еще и под разными названиями. Шренк также заметил, что указания направления движения Витсен нередко понимал как географические названия, например: Otmore (от моря) или Nasabate (на Западе). Наибольшее недоумение вызывал топоним Otsel Poschel в месте, где Шилка и Аргунь сливались в Амур. Вероятно, на русской карте было написано «отсель пошел Амур»[10]. Тем не менее к сообщениям Витсена об Амурской области Шренк отнесся с уважением.
В 1887 г. И. И. Тыжнов, в то время еще молодой историк Сибири, написал статью, интересную тем, что она содержала около десяти страниц из «Северной и Восточной Тартарии», переведенных на русский язык. Данные цитаты касались освоения русскими Сибири в XVI в. С помощью переведенных отрывков Тыжнов показал, что Витсен был не вполне удовлетворен информацией об этом процессе, которую в начале XVII в. собрал другой голландец ― Исаак Масса. Как считал Тыжнов, Витсен воспользовался работой Ю. Крижанича, написанной спустя семь десятилетий после И. Массы. К тому же он смог обратиться к местным источникам. «Северная и Восточная Тартария» рассказывала не только о Ермаке, но и о Строгановых и других «действующих лицах». Сравнив между собой эти противоречивые рассказы XVI в., Витсен смог создать многогранную картину покорения русскими Сибири. Тыжнов, владевший, предположительно, голландским, также составил довольно подробную биографию Витсена. Вслед за Шренком Тыжнов утверждал, что труд автора «Северной и Восточной Тартарии» содержал ценную информацию о различных областях знаний[11].
Русский архивист и историк С. А. Белокуров в 1906 г. исследовал фрагменты «Северной и Восточной Тартарии», в которых говорилось о Сибири. Его интересовали возможные контакты между Витсеном и хорватским ученым Крижаничем[12].
В том же году немецкий историк географии Георг Хеннинг опубликовал «Сообщения о поездках по Сибири» («Reiseberichte über Sibirien»). Эта книга включала детальный анализ содержания «Северной и Восточной Тартарии». Хеннинг воспринимал книгу Витсена как «особенно богатое по содержанию собрание сообщений», но критиковал многочисленные повторы и отмечал крайнюю небрежность автора книги в том, что касалось сообщений об источниках. Хеннинг попытался их установить. Его книга показывала, как Витсен обрабатывал сообщения от европейцев. Среди его осведомителей были Оливье Брюнель, Сигизмунд Герберштейн, Исаак Масса, Джон Меррик и Филипп Авриль. Кроме того, известно, что информация поступала к Витсену и от людей, состоящих на русской службе, таких как И. Спафарий, Ю. Крижанич, Э. Идес, В. В. Атласов, Ф. И. Байков, И. Петлин и казаки, оставшиеся анонимными. Одну из глав своей книги Хеннинг посвятил этнографии Сибири XVII в., где прямо говорил о том, что зачастую именно Витсен первым (или, по крайней мере, первым подробно) зафиксировал в книжной форме информацию о различных сибирских народах[13].
Основательное исследование книги и карты Витсена о Тартарии произвел британский путешественник и писатель Джон Ф. Бэддли. Он одним из первых европейцев посетил на Дальнем Востоке территории, примыкающие к русско-китайской границе, и вплотную занялся изучением связей между Россией, Монголией и Китаем в XVII в. В 1919 г. он опубликовал свой монументальный труд «Россия, Монголия и Китай», где неоднократно высказывался о Витсене с похвалой и энтузиазмом. Бэддли детально сопоставил карты Витсена и Страленберга, и его научные симпатии в основном оказались на стороне голландца. Кроме того, он десятки раз цитировал «Северную и Восточную Тартарию» в тексте своей книги[14].
На протяжении почти двух столетий после издания труда Витсена русские историки считали, что его карта и книга о Тартарии являются особо ценными для русской истории, прежде всего для истории Сибири. По мнению М. П. Алексеева, Витсен открыл «совершенно новую эпоху изучения европейцами Сибири». Об этом он писал в своем исследовании 1932 г., предметом которого были западноевропейские представления XVII в. о данной части России, в то время малоизученной. По убеждению ученого, автор заслуживал особого внимания, поскольку его труд не был переведен на русский язык. «Полные переводы трудов Витсена, естественно, невозможны», ― утверждал Алексеев. Как специалист по Сибири, он полагал, что в этом нет необходимости, потому что Витсен в своем труде уделил много внимания и другим регионам[15].
А. И. Андреев, опубликовавший в 1939 г. первую часть исследования об исторических источниках изучения Сибири, также считал заслуги исследования Витсена уникальными. До него ни один западный европеец не сделал так много, «создав своего рода энциклопедию о Сибири, включившую в себя, прежде всего, многочисленные русские источники». Андреев также сожалел, что «это драгоценное собрание материалов Витсена» было написано «на языке мало доступном». Отсутствие русского перевода «Северной и Восточной Тартарии» стало причиной пробела «в географической, этнографической и исторической литературе о Сибири XVII века». Как отмечал А. И. Андреев, книга Витсена особенно ценна тем, что автор использовал информацию из русских источников, многие из которых были утеряны, и установить их теперь не представляется возможным. Соглашаясь с Алексеевым в отсутствии необходимости полного перевода на русский язык «Северной и Восточной Тартарии», Андреев считал нужным перевести только фрагменты труда, написанные на основе неизвестных русских источников[16].
В настоящее время, когда перевод на русский язык опубликован, можно судить, насколько справедливы были высказывания М. П. Алексеева и А. И. Андреева. Действительно ли Витсен своим «энциклопедическим» трудом открыл «совершенно новую эпоху» в науке о Сибири? Такие утверждения, вероятно, не могли не вызывать сомнений, поэтому взгляды Алексеева и Андреева подверглись критике еще до 1939 г.
В 1937 г. не менее авторитетный историк Сибири С. В. Бахрушин оценил значение книги Витсена гораздо ниже. По его мнению, «Северная и Восточная Тартария» ― объемный компилятивный труд, состоящий из очень разнородных и не всегда хорошо переработанных сообщений об Азии, иными словами, труд основан на случайно полученной и не проверенной информации
XVII в. о России. Как полагал Бахрушин, книга, возможно, содержала много новой и познавательной информации для тогдашнего европейского читателя, но русским инициаторам освоения Сибири в XVIII в. от нее было мало пользы[17].
В 1968 г. историк Э. П. Зиннер опубликовал монографию, в которой рассмотрел работы западных путешественников и ученых XVIII столетия о Сибири. Хотя этот труд был представлен как продолжение идей М. П. Алексеева, Зиннер разделял скорее точку зрения на исследования Витсена С. В. Бахрушина, нежели Алексеева или Андреева. Историк считал, что европейская литература XVIII в. о Сибири отражала развитие естественных наук в эпоху Просвещения. От трудов предыдущего столетия она отличалась эмпирическим, систематическим характером и ясными границами, которые были обозначены между легендами и фактами, поддающимися проверке. Э. П. Зиннер утверждал, что Витсен безусловно принадлежал еще XVII столетию, поскольку не разграничивал четко легенды и факты, а, скорее всего, записывал полученные данные в порядке поступления и не систематизировал их согласно критическому научному принципу: «трудно дать даже приблизительное представление обо всем богатстве материала в труде Витсена». Эта избыточность материала привела к тому, что «Северная и Восточная Тартария» стала хаотичной книгой, полной повторов[18].
Возможно, Алексеев, Андреев, Бахрушин и Зиннер не могли основательно изучить книгу Н. Витсена на языке оригинала. Однако расхождения в их мнениях неслучайны, они демонстрируют реальные достоинства и недостатки «Северной и Восточной Тартарии». Похвала М. П. Алексеева Витсену была справедливой, поскольку он действительно проложил новые пути в исследовании истории Сибири. Объемом своей книги, происхождением ее материала и выбором ее предмета Витсен явно отличался от своих предшественников XVII в.
Оценка Алексеева была подтверждена немецким историком Урсулой Менде, которая в 1968 г. назвала Витсена первым западным европейцем, широко использовавшим русские источники. Такая возможность была у автора «Северной и Восточной Тартарии» исключительно благодаря его хорошим контактам в России, откуда к нему приходил материал. У. Менде считала, что сотрудничество между западными европейцами и русскими было характерным для значительной части научной литературы о России, появившейся после 1700 г. «Труд Витсена представляет новую группу литературы о России, которая стала преобладать в XVIII и XIX столетиях, и показывает, в какой степени изменился интерес к России»[19].
Характеристика основных источников, привлеченных для раскрытия темы, составлена с учетом научно обоснованной типологии. Источники разделаны на группы, каждая из которых позволяет изучить определенные аспекты представлений Николааса Витсена о народах Евразии, а также сопоставить данные автора труда о Тартарии и его информаторов с данными современных ученых о картографии, этническом составе населения и его мировоззрениях в эпоху исследователя. Иерархия групп источников построена исходя из значимости той или иной группы источников для изучения представлений Витсена о народах, населявших огромную территорию. Принцип группировки ― степень значимости для решения задач исследования.
Научное наследие Витсена представлено двумя книгами. Репрезентация и изучение данной группы источников позволит определить представления Николааса Витсена о народах Евразии как на ранних этапах, так и в последующие периоды его жизни, а также проанализировать их изменения. Книга «Путешествие в Московию, 1664–1665 гг.» демонстрирует ранние представления Н. Витсена о Евразии. Объемнейший труд «Северная и Восточная Тартария» в трех томах представляет собой совокупность письменных сообщений автора и его информаторов о народах Евразии, их традициях и обычаях. Язык оригинала старо-голландский.
Эпистолярное наследие Н. Витсена. Эта группа источников объединяет письма Н. Витсена, она дает возможность лучше понять круг его общения и информаторов. Данное собрание писем издано в Лондоне, язык оригинала старо-голландский, перевод с английского.
Информаторы Н. Витсена. Перечень информаторов Витсена включает личностей, имена которых точно установлены. Известны сведения о том, кем были эти люди, какое общественное положение занимали и какую информацию передавали автору. Это боярин Федор Алексеевич Головин; дипломат Андрей Андреевич Виниус; стрелецкий глава в Анадыре Владимир Васильевич Атласов; историк, этнограф и политик Юрий Крижанич; первый хан Калмыцкой Орды Аюк-хан; голландский офицер на русской службе Людовик Фабрициус; секретерь шведского посла Л. Фабрициуса в России и Иране Энгельберт Кемпфер; голландский дипломат Иоганн Виллем Ван Келлер, служивший в Москве; глава торговых дел в Японии от ОИК Андреас Клейер (помог автору войти в контакт с иезуитами в Китае); лингвист, ботаник, купец, проживавший в Нидерландской Индии, Герберт де Ягер.
Кроме того, информаторы могли указываться не под своими именами и титулами, а называться лишь по должности и роду занятий или под именами вообще не существовавших людей.
Археологические источники Н. Витсена включают множество предметов быта каменного, железного и бронзового веков, найденных в сибирских курганах и доставленных автору. Самые знаменитые из них так называемые сибирские шедо: две статуэтки крылатых быков египетской или сирийской работы из золота, примерная датировка ― бронзовый век. Также знамениты зеркала китайской работы II в. н. э. из бронзы и стекла. На зеркале иероглифическая надпись на древнекитайском языке: пословица «глядя сюда, помни, что время быстротечно». Помимо этих предметов, в коллекции Витсена присутствовало множество других археологических источников, служивших для него материальным подтверждением его не всегда правильных выводов о прошлом Сибири. Так, опираясь на факт наличия в древних сибирских раскопах предметов из Египта и Китая, энциклопедист писал, что раннее Сибирь населяли египтяне и китайцы.
Лингвистические источники. Данная группа источников содержит топонимы и ономастику Сибири XVII в., а также источники, из которых Н. Витсен черпал сведения о названии народов Евразии, об их языках. Среди подобных источников крупнейшим, скорее всего, следует считать «Хорографическую книгу Сибири» Семена Ремезова, составленную для Петра I в период с 1696 по 1701 г. Также книга известна под названием «Атлас городов, рек и озер Сибири, составленный Тобольским сыном боярским Семеном Ульяновичем Ремезовым с сыновьями». Помимо картографической информации, в книге имеется приложение на металлических пластинах с перечнем названий народов и рек Сибири. Также известно, что для Витсена составлялись словари языков народов Евразии. Например, от иезуитов из Китая он получил словарь китайского языка, правда, его автор точно не известен. Кроме того, Витсен сам составлял словари ономастики, не всегда, впрочем, указывая свои источники.
Картографические источники. Группа включает источники по картографии Евразии, которыми пользовался Н. Витсен. Наиболее важными из них были «Руководство по географии» Клавдия Птолемея и «Естественная история» Плиния. Также он изучал книгу С. Герберштейна «Записки о Московитских делах». Кроме этого, автор, вероятно, знал северные дорожники Георгия Траханиотова, не дошедшие до нас, и другие источники. Таким образом, автор «Северной и Восточной Тартарии» обращался в работе к широкому кругу картографических источников, как опубликованных при его жизни, так и не опубликованных, но впервые использованных им. Например, явно с разрешения Петра I Витсен впервые использовал материалы С. У. Ремезова.
Этнографические источники. Эта группа состоит из источников по этнографии и топонимике народов Евразии XVII в., к которым прибегал Н. Витсен для сбора этнографических сведений о народах Евразии, в том числе хорографическую книгу С. У. Ремезова, топонимы, письма информаторов, в частности Ю. Крижанича о народах Севера, сказки составленные Владимиром Атласовым. Также автор начал собирать коллекцию ритуальных предметов народов Сибири. Это означает, что этнографические источники Витсена были разнообразны и включали в себя письменные материальные и устные источники. Далее следует более подробное описание некоторых этнографических источников, а именно: костюма и бубна бурятского шамана, шкуры медведя, поделок из кости моржа, уменьшенной копии деревянного идола хантов, рисунков орнаментов народов Севера.
Фольклористические источники. Данная группа состоит из легенд и сказаний, которые использовал Н. Витсен в своем исследовании. В том числе библейские, апокрифические источники, легенды народов об их происхождении и родах их правителей, о распространении христианства по всему миру, повлиявшие в целом на представления автора о разных народах, о распространении христианства по всему миру. Большое влияние на него оказало предание о пресвиторе Иоанне, хотя впоследствии он признал, что это легенда. Также нидерландский эрудит принимал за правду сказание о правителе тунгусов, который теперь правит в Китае. Эту легенду ему рассказал тунгусский князь Гантемур (Гун Темер). Вдобавок Витсен считал, что легенда об амазонках тоже правда, и калмыки ― потомки амазонок. Он привлек легенду Ветхого Завета об общемировом распространении евреев по всему свету, чтобы аргументировать вероятность того, что часть евреев заселила Америку. Слова апостола Фомы «Я, есть апостол Индии» для Витсена были доказательством, что в Индии когда-то было слово Спасителя. Как правило, фольклор использовался Витсеном в тех случаях, когда другие источники отсутствовали.


Глава 1


ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ КРУГ
НИКОЛААСА ВИТСЕНА

Для определения степени влияния тех или иных знаний на представления Николааса Витсена о народах Евразии необходимо проанализировать его интеллектуальный круг и выявить, какими знаниями и компетенциями обладал эрудит из Амстердама. В первую очередь надо отметить, что Витсен являлся высоко образованным человеком своего времени, доктором права и государственным деятелем Нидерландов XVII в.
Евразией Витсен стал интересоваться еще в молодости. Его привлекал Восток и стремление познать неизведанные края, в которых когда-то правили великие завоеватели Тамерлан и Чингис хан, равные, по его словам, Александру Великому, но незаслуженно забытые европейцами. Кроме того, как он сам заметил, ему хотелось познать неизведанный мир и изучить малоизвестные в тот момент европейцам регионы Сибири, Центральной Азии, Монголии и европейской России: Крыма, Кавказа, Предуралья, обозначенные в европейских источниках как Тартария. Позднее он стал интересоваться этим регионом как один из глав голландской Ост-Индской компании, искавшей путь в Индию по северным морям и новые земли для колоний в Северной и Восточной Евразии.
Для Н. Витсена Тартария была обширной областью, населенной тартарами, т. е. татарами. В то время так назывались все, преимущественно кочевые, народы, жившие в основном в Сибири, Центральной Азии, Монголии, частично в европейской части России и на Украине. Название Тартария давно вышло из употребления. В современной традиции эти земли известны как Центральная, или Внутренняя, Евразия. К ним относятся в основном засушливые равнины на севере и востоке евразийского континента, где раньше проживали кочевые народы. Природными условиями и историей цивилизации Внутренняя Евразия очень отличается от Евразии Внешней, т. е. Западной Европы, Индии и т. д., большей частью окруженной морями и населенной народами, занимающимися в основном земледелием.
Исторический кругозор автора «Северной и Восточной Тартарии» начал формироваться еще в юности, когда он познакомился с античными произведениями по географии и истории, а также с трудами арабских географов, которые все еще влияли на представления европейцев о Евразии. Хотя впоследствии Витсен критиковал арабов за то, что они многое написали ложно или стерли из тщеславия, чтобы очернить монголов и убедить всех в своей учености.
Несмотря на то, что Николаас Витсен с ранней молодости интересовался Евразией, его исследования носили характер лишь увлечения, поскольку по образованию он был юристом. Но впоследствии он изучил картографию и геологию, прочитав сочинения известных ученых. Наиболее важными были труды Клавдия Птолемея «Географическое руководство» и «Естественная история» Секунда Плиния. «Географическое руководство» Птолемея, выдающегося античного астронома и географа ― это труд, который заложил основу для дальнейшего развития географии в арабских странах и Европе Нового времени. Автор «Северной и Восточной Тартарии» использовал информацию из труда Птолемея как источник для описания многих регионов Евразии[20]. Энциклопедическое сочинение Плиния «Естественная история» в 37 книгах, значительная часть которого (книги 3–6) посвящена географии, до конца XVIII в. рассматривалось как образцовый научный труд. Витсен в своей книге часто ссылался на этот труд знаменитого римского государственного деятеля[21]. Очевидно, что он изучал труды греческого географа и писателя Страбона, римского географа и лингвиста Юлия Солинуса «Собрание достойных упоминания вещей», римского географа Помпония Мелы «О строении Земли» (в трех книгах) и др., а также книгу Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московитских делах». Кроме того, голландскому эрудиту, вероятно, были известны северные дорожники Георгия Траханиотова, не дошедшие до нас, и другие источники. Таким образом, на формирование интеллектуального круга Витсена оказали большое влияние научные воззрения, сформировавшиеся в Европе к концу XVII в.
К сочинениям, входившим в интеллектуальный круг картографа, можно причислить книгу Джованни Дель Плано Карпини «История монголов, которых мы называем тартарами». Д. Дель Плано Карпини ― выходец из Северной Италии, дипломат и миссионер из Ордена доминиканцев ― жил в 40-70-е гг. XIII в. В 1245 г. он был отправлен Ватиканом с дипломатической миссией к монгольскому хану. Во время путешествия он составил описание многих регионов Евразии, включая Монголию, приволжские степи, Южный Урал и Поволжье, в том числе географическое. В заметках о Монголии дипломат сообщил об обстоятельствах создания Монгольской империи, описал ее быт, обычаи, традиции, наследственное право, военную организацию и фортификационные сооружения; одним из первых выступил инициатором крестовых походов против монголов. Впрочем, эта идея так и не была реализована. Труд Дель Плано Карпини Витсен использовал при описании Поволжья и южных приуральских степей, хотя некоторые выводы путешественника-миссионера Витсен считал вымыслом.
Спустя шесть лет после возвращения Плано Карпини францисканский монах фламандец Гильом Рубрук (Рубрукис) был послан к монголам с дипломатической миссией французским королем Людовиком IX. Это было самое значительное до Марко Поло путешествие европейца по внутренней Азии. Весной 1252 г. Рубрук и его спутники отправились в Константинополь. Переплыв Черное море, двинулись к низовьям Волги, где была ставка Батыя. Маршрут Рубрука примерно совпадал с маршрутом Плано Карпини. В дипломатическом отношении путешествие Гильоме Рубрука не принесло никакой пользы. Христианская Европа не получила желанной помощи в борьбе против мусульманства. Однако это путешествие намного расширило знания о Центральной Азии, о которой фламандец оставил превосходное сообщение. Написанное на латинском языке сочинение было впервые опубликовано в 1589 г. Сообщение о путешествии Рубрука Витсен упоминал как труд, обогативший его знания, поскольку Рубрук был первым, кто так точно описал прикаспийский регион.
Исторический кругозор Витсена пополнился прочтением книги Марко Поло, сына венецианского купца, который с 1271 по 1295 г. путешествовал по Азии вместе с отцом и дядей, побывав в Китае, Персии и т. д. В 1299 г. Марко Поло написал «Книгу чудес света» ― свои воспоминания о далеком странствии. Это произведение на тот момент являлось едва ли не единственным источником знаний Запада о Южной и Восточной Азии. Марко Поло не был географом, поэтому расстояния в его описаниях оказались намного завышены, вследствие чего картографы составили не совсем точные карты. Зато описания жизни восточных народов, искусно изложенные наблюдения были бесценны. Благодаря Поло Европа узнала не только о бумажных деньгах и городах с миллионным населением (впрочем, в это верили далеко не все), но и об островах Ява и Суматра, о стране Чипингу (Япония), о Цейлоне и Мадагаскаре.
Значительное влияние на мировоззрение Николааса Витсена оказал Якоб Гоол. Именно он побудил эрудита из Амстердама изучать Евразию. Якобус Голиус (Якоб Гоол), нидерландский путешественник, считался одним из ведущих востоковедов Европы своего времени. Он был секретарем двоюродного деда Витсена, служившего на Ближнем Востоке. В 1622 г. Голиус в составе голландского посольства приезжал в Марокко. Там он изучал местные старинные документы и хроники. Для углубления знаний о Ближнем Востоке Голиус в 1626–1629 гг. совершил путешествие по Сирии, Аравии, посетил Стамбул. Тем не менее известность ему принесли в первую очередь работы по востоковедению, в частности главный труд его жизни — «Арабо-латинский словарь» (Lexicon Arabico-Latinum), в течение ряда поколений остававшийся образцовой работой в данной области. Востоковед обучал Витсена арабскому языку, также он получил от Голиуса «основательное образование по восточным странам»[22]. Когда Витсена пригласили для участия в посольстве в Московию, его учитель дал ему своего рода вопросник о нашей стране. Голиус интересовался также сохранившимися старинными русскими хрониками, протяженностью страны на восток, наличием месторождений металлов и системой мер и весов.
Кроме вышеперечисленных, не менее важным источником информации для Витсена стала книга известного исследователя Олеария «Описание путешествия в Московию». Адам Олеарий ― секретарь и советник голштинского посольства в Московию и Персию, ученый, автор описания путешествий. В 1633 г. он отправился с посольством в Московию и Персию для установления торговых отношений с этими странами и подробного научного их описания. Заметки о путешествии Олеария — замечательный источник для понимания быта русских в XVII столетии. Он неоднократно и подолгу бывал в России, изучил все, что было написано о ней на Западе, и умел пользоваться трудами своих предшественников. Известий С. Герберштейна, П. Иовия, А. Гваньини он не принимал на веру, а критиковал, ошибки их исправлял. Описание путешествия Олеария впервые было издано в 1647 г. в Шлезвиге. В нем просто и живо излагались события, произошедшие во время путешествия, наблюдения и размышления исследователя. Сочинения А. Олеария произвели большое впечатление на автора «Северной и Восточной Тартарии». Витсен писал, что этот очень известный в то время труд Олеария был вручен ему «крещенным русским» и отмечен комментариями в его Записках «Moscoviche Reyse» (эти Записки не были переведены и изданы на русском языке).
Интересным для Витсена был труд Мендосы де Палафокса, епископа Осмы, который содержал описание тартар Ниухе. Он использовал в книге некоторые замечания о характере отношений и действий тартар Ниухе (маньчжуров), которые покорили Сину (Китай). Эти сведения извлечены из испанской книги рассказов Палафокса, в которой подробно проанализирован переход государства Сины к тартарам.
Большое влияние на интеллектуальную компетенцию Витсена оказали русские информанты. Одним из них являлся сын тарского воеводы Федор Исаакович Байков. В 1654 г. он был отправлен из Тобольска с посольством в Сину «для присматривания в торгах и товарах и в прочих тамошних поведениях». Почти два года посольство добиралось до Канбалыка (так русские называли в то время Пекин). Но переговоры превратились в «перепирательства», и посольство потерпело неудачу. Скорее всего, из-за активного продвижения России к китайским рубежам. Вернувшись в Москву, Байков подал «статейный список», т. е. описание своего путешествия. Это описание стало весьма заметным явлением в средневековой русской географической литературе и при чрезвычайной сжатости изложения отличалось богатством и точностью сведений. При крайней недоступности Китая в XVII в. описание Байкова было для своего времени весьма важным вкладом в географическую науку и скоро стало известным в Западной Европе. Витсен, будучи в России, достал копию с донесения Байкова и извлечения из «списка» включил в свое сочинение «Северная и Восточная Тартария».
Анализируя формирование интеллектуального круга Витсена, надо отметить, что определенную роль в этом процессе сыграла христианская этика. А именно, Священное Писание, библейские и апокрифические источники, труды деяний апостолов он воспринимал как совершенно реальную информацию.
Кроме того, Витсен являлся представителем образованной части европейского общества, обладал эрудицией, любопытством и наблюдательностью. Поэтому, безусловно, его мировоззрение зависело от стереотипного мышления европейцев, заключавшееся в превозношении ценностей своего общества и неприятии ценностей другого. Это было вызвано евроцентризмом (Европа ― центр мира), превозношением идеалов и традиций своей родины и делением мира на своих и варваров чужеземцев.
В 24 года (в 1664 г.), когда Витсена мало что связывало с Россией, будучи юристом, он вместе с отцом попал в Москву и лично общался с некоторыми тартарами, калмыцкими князьями и грузинским царем Александром Багратиони, тем самым его интерес к Евразии укрепился. Витсен прибыл в Москву в сравнительно молодом возрасте, однако ко времени путешествия имел опыт участия в посольстве в Англию и защитил диссертацию по правоведению, получив степень доктора права в Лейденском университете.
Книга «Путешествие в Московию» Витсена показывала, что в Москве он проявил умеренный интерес к проблемам посольства, главной задачей которого было содействие торговым интересам Нидерландов. Свое пребывание он использовал в основном для того, чтобы больше узнать о Российском государстве и о землях к югу и востоку от него. Втайне и вопреки воле властей он посетил изгнанного из Москвы патриарха Никона. Голландского купца Яна ван Свейдена он расспрашивал о землях за Уралом, пообщался с самоедами и ногайским тартарином, провел беседу с калмыцким князем Джалбоем, находившимся в Кремле в качестве заложника. Витсен несколько раз встречался с бывавшим в Москве митрополитом Газы, православным прелатом с Ближнего Востока, посетил торговавшего в Персии русского купца Кирилова и торговавших в России персов. Он также говорил с высокопоставленными чиновниками Посольского приказа, одним из которых был Л. T. Голосов, знавший латынь и выразивший готовность поддерживать переписку с Витсеном после отъезда голландского посольства из Москвы[23].
Книга Н. Витсена «Северная и Восточная Тартария» была составлена на основе коллекции различных писем его корреспондентов, древних античных и арабских книг, из которых Витсен черпал информацию о прошлом описываемых им народов. Поэтому существовало мнение исследователей, что труд Витсена не больше чем хаотичное собрание писем, отчетов и выдержек из книг других авторов, к которым сам автор не имел отношения или имел отношение лишь к сбору документов. Однако он не только собирал материалы об интересующем его регионе, но и порой вставлял в текст свои комментарии, а также располагал донесения в порядке их получения и исправлял те неточности в источниках, которые считал нужными. В процессе разбора источников перед ним вставали проблемы языка, особенно в изучении русских, китайских и монгольских источников, а также польских и французских, так как в интеллектуальный горизонт Витсена входило только знание латыни и старо-голландского языков. Следовательно, многие источники попадали к нему лишь переведенными по несколько раз, возможно, с ошибками. Не зная языка оригинала текста, например русского, и пытаясь найти адекватный перевод, он порой искажал названия и целые слова. Так, торговля судами на Лене превратилась в торговлю людьми, а город Тобольск ― в Тобол. «Из Даурии попадают в Тобол, главный город Сибири, сперва по Енисею до Енисейского, оттуда в Кетской, Нарын и Сургут, а затем в Тобол»[24].
В книге о Тартарии автор приводит словари языков народов Евразии и материалы, представленные его информаторами из разных стран ― России, Франции, голландской Индии, территории современных США, Англии и т. д. Вероятно, для Витсена осуществлялся перевод, в том числе и русских текстов и словарей языков иноземцев, либо на латынь, либо на старо-голландский. Следовательно, он не мог прочесть многие источники в оригинале и вынужден был часто довольствоваться их не всегда точными переводами, выполняемыми информаторами, хорошо знавшими как старо-голландский, так и, в частности, русский язык. Например, А. Виниус, через которого Витсен контактировал с Петром I и который с семьей долго жил в России и неплохо знал русский язык. Однако переводы не всегда были точны, а словари терминов и иноземных слов адекватны. Эти неточности в иностранных словах, топонимах и словарях иноземных языков, привнесенные в труд исследователя, повлекли географические ошибки и отразили спорную достоверность словарей языков народов Евразии, приведенных в книге. Поэтому в труде часто встречаются ошибки, вызванные не только географическими представлениями того времени, но и трудностями перевода текста источников автора «Северной и Восточной Тартарии» с языка оригинала на старо-голландский. Именно по причине не всегда качественного перевода и незнания Витсеном русского языка закрались в книгу такие ошибки, как Земля Собак, город Тобол и Красный Яр. Также вызывает сомнение достоверность трактовки энциклопедистом словарей аборигенов. Возможно, он составлял их сам или с помощью переводчиков, но проверить это нельзя, так как автор не указывал источники словарей. Ошибки в словарях и топонимах приводили к причудливым выводам. Так, река Хуанхе превратилась в реку Хуан, поскольку информатор Витсена перевел слово как «грязная». Подобные неточности в трактовке данных, получаемых автором, существенно влияли на труд Витсена и его восприятие этих обширных территориях.
Анализ представлений одного из первых европейских исследователей Евразии о языках народов Евразии позволит прояснить уровень знаний Витсеном языка изучаемых народов и возможность использования им источников на языке оригинала или же переводных источников и тем самым поставить точки в некоторых аспектах критики трудов исследователя. В частности, Г. Ф. Миллер писал, что Витсен не мог в полной мере заниматься изучением Евразии, поскольку не знал языков народов, населявших ее, а знал лишь старо-голландский язык и латынь[25].
В исторической науке распространено мнение, что Витсен не владел языками евразийских народов. Наиболее существенным аргументом в пользу этого мнения служит отсутствие информации о занятиях картографом изучения языков, за исключением голландского, французского и латыни[26].
Однако М. П. Алексеев[27], занимаясь изучением сибирских материалов Витсена, допускает возможность знания им некоторых местных языков. Таким образом, вопрос о знании Николаасом Витсеном евразийских языков можно считать открытым.
С помощью лингвистического анализа и сравнения рассмотрим труд Витсена, а также некоторые из его источников, в результате чего можно будет сделать вывод о знании или незнании им языков народов Евразии.
В пользу версии о знании Н. Витсеном языков евразийских народов говорит его хорошая осведомленность о некоторых нюансах языковых систем. Так, говоря о Японии, он описывал две системы письма. Автор делил их на синскую (заимствованную у китайцев) и местную[28]. Это сообщение практически полностью соответствовало действительности. В Японии существуют три основные системы письма: кандзи ― письмо иероглифами китайского происхождения, хиригана и катана ― местные слоговые азбуки. Вполне возможно, что Николаас Витсен был знаком с основами японского языка, изучив их с помощью голландских резидентов или моряков.
Информаторы сообщили ему, что язык югорцев отличается от остальных сибирских языков, но близок к венгерскому[29]. Такая языковая близость позволила голландскому картографу сделать вывод о Югре как прародине венгров. Позднейшие исследования показали ошибочность этих утверждений, однако в 70-х гг. XX в. лингвистам удалось доказать родство венгерского и самодийского языков[30]. Значит, он знал основы венгерского и мансийского языков, однако остается неясным, кто мог учить его этим языкам. Долгое время считалось, что Г. Ф. Миллер был первым ученым, который пытался проследить родственные связи сибирских народов с помощью анализа их языков[31]. Однако знакомство с работой Витсена дает право назвать его первопроходцем в этом деле.
Переписка Н. Витсена с отцом Антониусом Перейром, иезуитским посланником в Китае, свидетельствует о вероятной информированности автора о китайском и маньчжурском языках. Кроме того, благодаря связям с сибирским наместником Ф. А. Головиным и с еще одним иезуитом советником при синском посольстве, отцом Жаком Жербионом, автор «Северной и Восточной Тартарии» мог познакомиться и с языком тунгусов. Он утверждал, что тунгусы и маньчжуры, которых он называл нихайскими тартарами, говорят на одном языке, и этот язык был довольно распространен в Китае. Современные исследователи относят маньчжурский и тунгусский языки к одной тунгусо-маньчжурской языковой группе.
С языками многих народов Евразии Витсен был знаком намного слабее. Так, он не смог найти язык, родственный калмыкам, хотя общался с несколькими монгольскими князьями, ― а калмыцкий и монгольский языки весьма схожи. Причем энциклопедисту было известно, что у монголов существовало два языка. Один ― деловой, светский, похожий на китайский ― он использовался для деловых бумаг. Старые же хроники о героях и священные книги монголов написаны на другом варианте языка, который, возможно, не имел отношения к китайскому языку, а являлся самостоятельным письменным языком монголов, иероглифы которого отличались от китайских. Однако сами монголы этот священный язык уже, как правило, забыли, поэтому с трудом читали собственные древние хроники о великих делах.
Таким образом, есть основание полагать, что, вероятно, Витсен был знаком с основами некоторых евразийских языков: японским, китайским, маньчжурским. Также он имел возможность изучить арабский, поскольку известный в Европе востоковед Я. Голиус обучал его арабскому языку. Следовательно, Витсен мог знать их достаточно неплохо, для того чтобы делать выводы о родстве языков различных народов, но степень ознакомления Николааса Витсена с этими языками остается неизвестной.
Проанализировав широту интеллектуального круга автора «Северной и Восточной Тартарии», можно утверждать, что он интересовался Евразией на протяжении долгих лет. Витсен изучал не только прошлое и настоящее региона, но и его природные богатства, флору и фауну, языки, обычаи и быт народов Евразии. Научные воззрения XVII в., так же как и христианская этика, оказали влияние на формирование интеллектуального круга Витсена и на его представления о народах Евразии.


Глава 2


МЕТОДЫ СБОРА ИНФОРМАЦИИ
И ИНФОРМАТОРЫ НИКОЛААСА ВИТСЕНА

Вторым по важности после представлений Николааса Витсена об окружающем мире и его интеллектуальном круге фактором, влияющим на восприятие автора народов Евразии, следует признать методы сбора и анализа информации, которыми пользовался голландский эрудит XVII в.
Сбор информации о Тартарии стал делом всей жизни голландского государственного деятеля и ученого-любителя Николааса Витсена. В 1687 г. он создал большую карту этого региона, а в 1692 г. завершил объемный и крайне подробный комментарий к ней ― книгу под названием «Северная и Восточная Тартария». Так как Тартария была обширной и малоизвестной областью, невозможно было считать верным любое сообщение о ней. Поэтому Витсен старался включить в книгу как можно больше разнообразных сведений.
Если Псков, Новгород, Торжок, Тверь, Москву Витсен посетил, то в остальной части Московского государства никогда не бывал. Он описывал эти земли, исходя не из собственного опыта, а по сообщениям других лиц, которые собирал на протяжении десятилетий. Автор прибегал к трудам ученых-классиков античного времени и средневековым арабским авторам, которые еще пользовались большим влиянием в XVII в. Также он использовал исследовательские и описательные труды путешественников, дипломатов, миссионеров XIII–XVI столетий, как европейских, так и российских. Но, конечно же, современные сведения о Тартарии интересовали его гораздо больше, поэтому в своей работе Витсен стремился опираться на источники своего времени. «Я поставил перед собой задачу составить карту и описание этих малоизвестных земель, так как имел возможность беседовать со многими тартарами, греками, персами и с людьми, побывавшими в плену в азиатских странах. Беседовал я с синцами, наблюдавшими Тартарию и передавшими мне как синские, так и тартарские письмена: имел сообщения от нидерландцев, побывавших в Пекине и Хоксиу. Кроме того, я получал известия как из самой Тартарии, так и из Московии, Астрахани, Сибири, Персии, Георгии, Турции. Даже из Индии получал я описания жизни в странах востока и северо-востока Азии: из Ниухе, Мугалии, Калмакии, Алтына, Сибири, Самоедии, Тингусии, стран, лежащих за Синской стеной. Используя материалы древних и современных писателей, я и составил карты и описания тех стран»[32].
При изучении сведений о народах Евразии Н. Витсен использовал многие источники, их можно разделить на несколько видов. Начнем с присылаемых Витсену письменных сообщений корреспондентов и информаторов о различных регионах Евразии, Америки и Австралии. Среди этих информаторов были путешественники, агенты иезуитов в Китае и Японии, сибирские должностные лица, например, наместник Ф. А. Головин, и также монгольские князья, с которыми Витсен общался через переводчика, а порой и нескольких.
Когда сведений о каких-либо народах из писем или сообщений информаторов Витсену не доставало, он обращался к сочинениям более ранних авторов, писавших о Евразии: от трудов Птолемея и Плиния, Рубрука и Олеария до легенд о земле св. Иоанна, фигурирующего у автора под именем Папа Ян. С помощью анализа этих легенд и трудов прежних исследователей он пытался описать географию той или иной области, согласуя исторические факты и вымысел. Впрочем, для Витсена эти сведения, особенно полученные из Священного Писания, не были вымыслом. Так, он был убежден в том, что когда-то христианство господствовало по всей Азии и пало, например, в Китае и Тангуте, под влиянием язычников еретиков, несториан и магометан. Он считал, что многие обряды остались от христианства у язычников, которые, однако, следуют лжеучению.
С 1693 г., когда Н. Витсен стал одним из директоров Ост-Индской компании, среди его источников появились письма корреспондентов и информаторов. Это были купцы, моряки, путешественники, в основном голландцы, а также французы ― иезуиты, русские чиновники, такие как глава сибирского приказа А. А. Виниус, предоставившие автору весьма существенную часть сведений о Сибири. На интерес энциклопедиста к Евразии также могли оказать влияние книги из библиотеки его двоюродного деда голландского консула в сирийском городе Вилайете (Алепо), а также коллекция редкостей и библиотека его отца Корнелиуса. Впоследствии Витсен расширил коллекцию писем и редкостей, полученных от разных информаторов и сотрудников Ост-Индской компании. Эти сведения Витсен обобщил в комментариях к карте «Северной и Восточной Тартарии» 1687 г.
Несмотря на то, что сам собиратель в Тартарии никогда не был, он приобрел много знакомых, в том числе из этих мест в Москве, которые могли рассказать ему о Сибири и других регионах Российского государства. Кроме того, Витсен был состоятельным человеком и, по собственному признанию, тратил тысячи гульденов на покупку информации. Так что у него, помимо античных и арабских источников, трудов путешественников и ученных средневековья и нового времени, из которых он узнавал о прошлом и настоящем Евразии, была целая сеть информаторов. Они сообщали ему о настоящем положении дел, и это были порой весьма высоко поставленные персоны. Например, Ф. А. Головин передавал Витсену с разрешения, а иногда и по приказу Петра I, документы Сибирского приказа, разумеется, копии. Витсен признавался, что прибегал и к подкупу приказных чиновников. Поскольку он часто опасался, что ему перестанут предоставлять информацию из русских архивов или его корреспонденты окажутся под ударом, автор стремился обходить неудобные для правительства места текста стороной и давал русским положительную оценку. Более того, многие части книги написаны по заданию Петра I и основные представления о народах Сибири сложились у автора под влиянием рассказов информаторов. В частности, он писал, что остяки убивают своих стариков, об этом ему говорил русский очевидец. «У этого народа отвратительный обычай: они часто убивают своих стариков и людей, изнуренных трудом, потому что они более не способны работать и не могут ходить и грести. Либо они их бросают в воду и топят, либо сворачивают им шею, как мне рассказал один русский кормчий Родивон Иванов, который это сам видел дважды около устья Оби. Это делают дети со своими родителями»[33].
Очевидно, что Витсен часто передавал мнения своих информаторов без анализа. Как правило, сведениям информаторов он доверял, даже несмотря на то, что они противоречили друг другу. Критику эрудита в информативных источниках, как правило, вызывали географические сведения. Впрочем, иногда и сведения о государственном устройстве и границах стран также были устаревшими ко времени написания книги. Так, комментируя сообщения священника Иеронимуса Ангелиса об острове Иесо, Витсен утверждал, что в то время, когда писалось это сообщение, Тартария считалась единой страной, у которой есть один государь, Великий хан. Хотя автор труда о Тартарии иногда ставил сведения своих информаторов и информантов под сомнение, их влияние на его представления очень велико. По мнению некоторых критиков этого труда, оно было определяющим, так как Витсен сам ничего не писал, а лишь списывал и комментировал мысли информаторов и выдержки из других источников. Однако личное участие Витсена в составлении труда все же было существенным, так как он иногда писал некоторые выводы сам, включая самоцензуру, т. е. не желая ссориться с государствами, откуда поступала информация, а иногда комментировал сообщения информаторов. На автора и его информаторов влияло расхождение взглядов на деление мира на цивилизованные народы и варварские. Причем представления о том, какие народы и по какой причине являются варварскими или цивилизованными, зависело от мнения как самого Витсена, так и его информаторов ― европейцев, русских, китайцев и японцев. Впрочем, автор порой имел иную точку зрения. Не всегда были согласны с оценкой цивилизованности того или иного народа и его информаторы. Так, один из них, иезуит Ф. Купле, писал: «Синские книги изображают тартар так, будто нет более грубого и неуклюжего народа, чем они. Но теперь, благодаря общению с синцами, они стали более воспитанными»[34].
При исследовании полученных сообщений Витсен либо просто комментировал их, хотя и указывал на некоторые противоречия и неточности, либо пытался понять, порой прибегая к лингвистическому анализу с целью выявить значения слов. На этом основании он делал выводы о каких-то аспектах жизни того или иного народа, от его религиозных представлений до этнической принадлежности. Впрочем, подобный анализ часто приводил автора к ошибочным выводам. Например, исследователь считал, что родина всех монголов (мугалов, мюгалов) и центр существовавшей некогда единой Тартарии ― Индия, выражая исключительно свое мнение, не ссылаясь на кого-либо. По его убеждению, в Индии и сейчас правит император Великий Могол ― потомок Тимура и Чингиз хана. Но он слабее, чем его предки, так как тартары, которые со времен Геродота назывались скифами, утратили со временем многие владения. «С древних времен мюгалы и настоящие [нынешние] правители Могола, или Индостана, считались одним народом с тартарами. Ибо область Могол была завоевана мюгальским князем Чингиз ханом, а затем снова его потомками и, наконец, Тамерланом… так что Моголия стала отделенным государством под названием Индостан»[35], ― писал голландский эрудит.
Впрочем, надо отдать должное Н. Витсену: если было несколько точек зрения на тот или иной вопрос, он в том случае, когда писал собственный текст, а не пересказывал чужой, старался предъявить их все и выбрать наиболее аргументированный из вариантов, разумеется, с точки зрения автора. Например, помимо версии о происхождении монголов из Индии, он называл версии происхождения монголов из Китая и даже утверждал, что иные авторы называли эти народы Гог и Магог.
Кроме прочтения текстов о народах Евразии, которые служили ему одним из источников информации, Витсен просил своих корреспондентов присылать ему различные письменные сообщения о народах Евразии, Австралии и Америки. Также он применял то, что сейчас называется методом опроса, или интервьюирования, по отношению к своим информаторам: путешественникам, правителям и послам, с которыми общался непосредственно или с помощью писем, либо сам, либо через переводчика. Так, например, Витсен общался через нескольких переводчиков с монгольскими дипломатами.
При исследовании народов Евразии его интересовали следующие вопросы: их географическое положение, вплоть до точных координат городов, традиции и обычаи, представления о мире, религиозные обычаи, история, уровень развития науки в тех или иных регионах, ну и, конечно, местные полезные ископаемые, флора и фауна. За интерес к последним факторам Витсена, особенно в советские годы, часто обвиняли в банальном интересе колонизатора к территориям, которые можно было бы присоединить к голландской Индии. Однако, как говорилось выше, для Витсена труд был чем-то большим, чем просто комментарий к карте или справочник по народам, предназначенным к колонизации. Нельзя исключать и научные амбиции автора. Поэтому стоит согласиться с Б. Наарденом, который писал: «Какие соображения заставили Витсена потратить десятилетия на изучение столь отдаленных земель? Разумеется, определенную роль сыграли научные амбиции, любопытство и кальвинистская мораль, предписывающая посвящать полезным занятиям даже досуг»[36].
Помимо письменных сообщений и расспросов, а также книг из библиотеки отца, источником информации о народах Евразии, и в том числе Сибири, ее флоре и фауне для Витсена стала его коллекция редких растений и предметов быта народов Евразии и Северной Америки, которую он собирал на протяжении всей сознательной жизни. Он использовал части этой коллекции тогда, когда хотел описать какой-либо предмет, например, гарпун или золотое украшение. Экспонаты коллекции Витсен пополнял с помощью экспедиций, давая задания привезти те или иные предметы, растения, минералы или драгоценные камни; либо с помощью подарков от своих знакомых или властителей тех стран, о которых он писал. Среди его дарителей был даже Петр I, презентовавший собирателю большую коллекцию золота и украшений из сибирских курганов.
Существуют мнения о книге Николааса Витсена лишь как о собрании редкостей и продолжении его коллекции. Однако он пытался не просто собрать факты из сообщений о тех или иных народах, но и проанализировать их. Правда, при анализе или изложении полученного сообщения исследователь не всегда указывал на то, кем был его информатор и откуда он или сам Витсен получил данные сведения. Эти обстоятельства весьма затрудняли поиск ответа на вопросы, кем был информатор, откуда он получил информацию, на чем основывались представления информатора о народах, живших в Евразии.
Что касается информаторов Витсена, упомянутых ниже, то их имена точно установлены. Известны сведения о том, кем были эти люди, какое общественное положение занимали и какую информацию предоставляли автору.
Федор Алексеевич Головин (1650–1706), боярин, дипломат, с 1686 г. сибирский наместник, участвовал в переговорах с Китаем по вопросам проведения границы по Амуру. Заключил в 1689 г. первый русско-китайский (Нерчинский) договор. Инициатор создания хорографических книг Семена Ульяновича Ремезова о Сибири и России, созданных в период с 1696 по 1701 г. Головин передал Н. Витсену сведения о народах Сибири и Дальнего Востока, в том числе о тунгусах, остяках и др. Он подарил картографу старинное серебряное блюдо, которое было найдено в одном из скифских курганов в Сибири. Сибирский наместник предоставил информацию о протяженности Амура, старых рудниках в бассейне этой реки и о побережье Северного Ледовитого океана между устьями Лены и Енисея, но критиковал большую карту Витсена. Ф. А. Головин поручил составить для Витсена краткий список народов Сибири, включавший в себя сведения об их языке, религии и письменности, о названии в русских источниках. Головин сообщил автору некоторые сведения о переговорах с Китаем. Витсен подробно цитировал его в различных фрагментах своего труда.
Андрей Андреевич Виниус (1641–1717), на государственной службе с 1664 г., дипломат, глава Сибирского приказа с 1697 г. А. А. Виниус предоставил Н. Витсену основной массив информации об устройстве Российского государства, а также существенную часть дел Сибирского приказа. Он автор географического справочника «Описание расстояний столиц нарочитых градов славных государств». Будучи первым русским почтмейстером, Виниус имел возможность поддерживать регулярную переписку с голландским эрудитом, к тому же он был родственником Витсена, хотя они оба старались не афишировать этот факт. Данный информатор был одним из важнейших для Витсена по России. В книге автор называет его «крещенным русским», поскольку он был голландцем, принявшим православие.
Владимир Васильевич Атласов (1661–1711), русский землепроходец, стрелецкий глава в Анадыре. С 1695 по 1711 г. совершал экспедиции на Камчатку и Курилы. В. В. Атласов составил первую карту Камчатки, сообщил Витсену первую достоверную информацию о Камчатке и ее жителях. В книге о Тартарии фигурирует как Владимир.
Юрий Крижанич (1618–1683), хорват, сторонник панславянского государства, историк, этнограф, политик. В России жил в 1659 по 1678 г. С 1661 по 1676 г. находился в ссылке в Тобольске по обвинению в униатстве. Ю. Крижанич написал книгу о Сибири. Будучи в ссылке, переписывался с Витсеном, с которым, вероятно, познакомился несколько раньше. От него Витсен получал информацию о религиозных верованиях народов Крайнего Севера, в том числе описание идолов. В книге Витсена он назван ссыльным хорватом из Тобольска.
Аюк Хан (1642–1724), первый хан Калмыцкой Орды, один из главных информаторов Витсена, сообщивший ему сведения о быте, политическом устройстве и жизни Калмыцкой Орды. Возможно, учил автора калмыцкому языку, в книге назван Тайша Аюк. Он в конце XVII в. жил в Москве, и автор общался с ним посредством переписки или лично. Впрочем, Витсен писал, что, поскольку этот монгол жил то у русских, то в Сине, он более напоминал синца, хотя и тосковал по кочевой жизни, которая виделась ему более простой и привычной.
Людовик Фабрициус (1648–1729), голландский офицер на русской службе, друг Витсена. В 1677 г. не без помощи Витсена покинул русскую армию и уехал в Швецию. В 1679–1682, 1683–1688 и 1697–1700 гг. приезжал в Россию и Персию в качестве шведского посла. Фабрициус был знатоком не только России и Персии, но и Кавказа и областей вокруг Каспийского моря. Он был упомянут как ценный информант знаменитым картографом Г. Делилем. В благодарность за помощь друга Фабрициус обещал поделиться с Витсеном впечатлениями о своих путешествиях. Однако автором большинства писем, которые получил Витсен, был немецкий врач Э. Кемпфер, сопровождавший Фабрициуса в качестве секретаря во время его поездок в Персию. Записки Фабрициуса о восстании Разина и посольских поездках были опубликованы на шведском языке.
Энгельберт Кемпфер (1651–1716), обучался в университетах Голландии и Германии. В 1683 г. Кемпфер в качестве секретаря сопровождал шведского посла Л. Фабрициуса в Россию и Иран. Он проехал по Волге до Астрахани и по Каспийскому морю до Низабада. Пробыв около года в Иране, Кемпфер покинул Фабрициуса и продолжил свое путешествие на корабле голландской Ост-Индской компании. Во время странствований по Востоку он побывал в Индии, на Цейлоне, Суматре, Яве и в Японии, при этом составлял путевые записки, в которых давал всестороннее описание природы, особенно флоры и фауны посещаемых стран. Полученную от Кемпфера информацию о Японии Витсен включил в «Северную и Восточную Тартарию» и указал имя информатора. Например, он сообщил, что карта нижнего течения Волги в издании 1705 г. составлена на основе информации, предоставленной Кемпфером[37]. Кроме того, полученные от него данные автор использовал при обсуждении ряда вопросов о России, постановку которых в западной литературе Витсен считал спорной и критиковал в своих Записках (первая попытка Витсена написать систематическое исследование о России) уже десятилетие назад. Сомнения вызывал, к примеру, указанный на карте И. Массы канал между Доном и Волгой.
В числе людей, внесших значительный вклад в создание труда, Витсен упоминал Иоганна Виллема Ван Келлера (? ― 1698), голландского дипломата, служившего в Москве; Андреаса Клейера (1634–1697), главу торговых дел в Японии, который помог ему войти в контакт с иезуитами в Китае, и Херберта де Ягера (1636–1694), лингвиста, ботаника и купца, проживавшего в Нидерландской Индии. Автор использовал длинное сообщение о Персии, которое Де Ягер прислал из Батавии в 1688 г. Де Ягер был из простой семьи, но по протекции Витсена получил образование в Лейдене за счет ОИК. Можно предположить, что этот ученый, владевший фарси, перевел для Витсена сообщение о позднесредневековом персидском посольстве в Китай и другие тексты, связанные с Персией. От Клейера картограф получил кое-какие сведения о Корее и Японии. Несмотря на помощь, оказанную в сборе информации, в тексте «Северной и Восточной Тартарии» имена де Ягера и Клейера встречаются лишь несколько раз. Упоминание их в предисловии можно также расценивать как дань дипломатической вежливости. Автор «Северной и Восточной Тартарии» писал: «Большую помощь в этом мне оказали следующие лица: покойный господин барон Иоганн Виллем Ван Келлер, посланник Высокомогущественных господ Генеральных Штатов Объединенных Нидерландов при московском дворе; господин Клейер, бывший первым врачом в Батавии, советник юстиции и бывший руководитель Нидерландского торгового общества в Японии, а также высокообразованный господин Герберт де Ягер, представитель Нидерландов в Испахане в Персии. Все они прислали мне материалы для моего труда»[38]. Витсен, конечно же, понимал, что контакты с этими высокопоставленными представителями ОИК, которых он глубоко уважал за интерес к науке, могут оказаться полезными и в будущем.
В данный перечень включены имена известных информаторов Николааса Витсена. Однако подчас его информаторы были обозначены не под своими именами и титулами, а назывались лишь по должности или роду занятий, или в качестве информаторов были указаны вообще не существовавшие люди. Часто в описаниях информаторов присутствовал не только серьезный, но и комичный аспект, вызванный плохим знанием автором некоторых особенностей русского языка. Например, в качестве информатора по Верхотурской Писанице Витсеном назван некий секретарь Коим, хотя сейчас понятно, что это было всего лишь слово «которым», а не имя собственное.
Проблема также возникает в тех случаях, когда исследователь указывал лишь небольшие сведения об информаторах или то, чем они занимались, без подробностей. Так, первым информатором о Дальнем Востоке был некий знатный польский господин, одним из информаторов по северу Сибири фигурировал русский охотник Иванов, а информатором о Китае назван некий неизвестный участник голландского посольства в Сине. О том, что синцы (китайцы) покланялись идолу и строили «дьявольские храмы» или пагоды, хотя им известно о рождении и смерти Христа, Витсен указал, ссылаясь на письмо, в котором участник посольства писал, что в хрониках времен 14-го китайского короля Куанву сообщалось о часе смерти Спасителя. «На седьмом году, третьем месяце и 15-м дне царствования нашего короля наблюдалось невиданное затмение солнца в быке, так что во время царствования этого короля страдал и умер Бог и Человек, Спаситель мира»[39]. И подобных примеров достаточно много.
Таким образом, приведенная характеристика информаторов не так обширна, но, помимо перечисленных выше, у Витсена были еще информаторы. Например, иезуиты: француз аббат Мартини и фламандец Филипп Купле, приближенные ко двору императора Китая, которые хвалили синцев за широко научные знания, изобретение компаса, за скорый суд и миролюбие, а также за то, что они искусные ремесленники. При этом можно узнать, кто такой француз иезуит аббат Мартини, но трудно выяснить, кем были те русские, которые дали Витсену информацию о человеческих жертвоприношениях на Крайнем Севере России. По утверждению автора, это был охотник, который видел ритуальное убийство старика с помощью лука. Исходя из этого, энциклопедист сделал вывод, что самоеды убивают своих стариков и приносят их в жертву.
Таким образом, далеко не всегда было известно, от кого именно Витсен получал те или иные сведения. Информация об источниках в «Северной и Восточной Тартарии» иногда ограничена, а часто и вовсе отсутствует. Исходный материал, который Витсен получил непосредственно от этих неназванных информаторов, практически не сохранился, так что реконструировать их имена в большинстве случаев не представляется возможным. Большая коллекция предметов и редкостей, библиотека, рукописи и карты Витсена были выставлены его наследниками на аукцион в 1728, 1747 и 1761 гг. и распроданы. Сохранились лишь три ящика из наследства амстердамского бургомистра, но в начале XIX в. оказалось, что большая часть находившихся в нем бумаг испортилась[40]. Из сохранившейся части наследия ученого-любителя известны рисунки, сделанные Витсеном во время путешествия из Амстердама в Москву.
Однако масштабы его информационной сети были впечатляющими. В ответе Роберту Саусвеллу (глава Лондонского королевского общества) в 1691 г. Витсен слегка приподнял завесу над ней. Он писал, что двадцать восемь лет тому назад разговаривал в Москве не только с русскими, но и «со всякими тартарами». Помимо того, Витсен сообщал: «Я постоянно поддерживал переписку с Москвой, Астраканью, Грузией, Исфаханом, Польшей и Константинополем. Я ежегодно получал письма из Пекина <…>. Я собирал тома дневников и вахтенных журналов, которые содержат названия гор, рек, городов, а также большое количество набросков, мной самим систематизированных, которые описывают территории, уже упомянутые мной. На основании материалов этого фонда, который я собирал многие годы, сравнивал между собой и приводил в порядок упорно и непрерывно, и была сделана моя карта»[41].


Глава 3


ПРЕДСТАВЛЕНИЯ НИКОЛААСА ВИТСЕНА
О НАРОДАХ ЕВРАЗИИ

На представления Витсена о народах Евразии влияли стереотипы европейцев, русских и азиатских народов о соседях и друг о друге, живущие в их сознании на протяжении веков.
В то время, когда Витсен писал книгу «Северная и Восточная Тартария», он, как правило, хвалил русских, которые несли просвещение и слово Божье народам, стоящим под их властью. Однако ранее, в книге «Путешествие в Московию» (1664–1665), описывая русских, он называл их даже не варварами, а говорил, что это тупые скоты, сами невежественны и другим не дают заняться чем-то полезным для развития ума. Столь нелестную оценку Витсен дал русским после разговора с дьяком посольского приказа Алмазом Ивановым, запретившим ему учить русский язык.
Автор, как и многие другие иностранцы, критиковал русских за неумение вести дискуссии и за отсутствие правил поведения за столом. Об этом писала Е. Е. Вахрамеева, отмечая, что Витсен ругал живопись, музыку русских и их стремление покаяться и затем снова согрешить, а также то, что «московиты не молятся, а только крестятся». Впрочем, отрицательное отношение Витсена к православным обрядам русских, вероятно, происходило от непонимания последним их местных обрядов и глубины религиозных чувств[42]. Вдобавок к этому Витсен был протестантом, которого излишняя обрядовость могла раздражать и вызывать отвращение. Можно сказать, что впоследствии Витсен оценил религиозность русских и их рвение в распространении христианства. «По милости Провидения и Всемогущего Бога эти земли попали под власть Их Царского Величества, благодаря чему христианская вера, слава Богу, теперь начинает проникать туда, за что имя его Царского Величества навеки да будет прославлено[43].
Избавился ли Витсен от своего мнения о русской культуре и обычаях, музыке и живописи как некрасивых и уродливых, неизвестно. Однако точно известно, что в своей второй книге ученый-любитель хвалил просветительские усилия русских среди диких народов Тартарии и считал Российскую империю одним из источников блага, света и богатства для всех народов.
Другими словами, в представлении Н. Витсена о русских в период между написанием книги «Путешествие в Московию» и «Северной и Восточной Тартарией» произошли некоторые изменения к лучшему. Если в первой русские показаны варварами, то в книге о Тартарии они ярые сторонники цивилизованности и просвещения. Правда, учитывая специфику составления труда собирателя, возникает вопрос: были ли изменения его представлений о России искренними, или это было лишь притворство и самоцензура с целью получить информацию от русских? Вероятнее всего, первое, поскольку он, с одной стороны, потратил много времени на книгу, которую посвятил Петру I и Ивану V, т. е. царям того самого народа, которого Витсен в молодости считал варварским. С другой стороны, он старался быть правдивым, а не посвящать свою работу только прославлению российских царей.
Николаас Витсен начинал свой труд «Северная и Восточная Тартария» с пересказа сообщений о синцах (китайцах) и тартарах Ниухе, вероятно ― маньчжурах. Автор, соглашаясь со своими информаторами, иезуитами французом аббатом Мартини и нидерландцем Филиппом Купле, осуждал приверженность синцев ложным идолам: бонзам и ламам, но хвалил за дисциплину в армии, какой не найти в Европе, за успехи в мореплавании, за справедливый скорый суд, а также за военную храбрость, которая, впрочем, распространялась, по мнению иезуитов, лишь на синских тартар, но не на самих синцев. Синцев информаторы считали трусливыми, не умеющими воевать и к тому же лживыми, в отличие от синских тартар, более храбрых, честных и веротерпимых, чем синцы, хотя и более грубых в обращении. Однако по поводу таланта в мореплавании встречались противоречивые оценки: если один информатор хвалил корабли синцев, то другой утверждал, что синцы плохие мореходы и боятся морской воды.
Ко многим народам Евразии Витсен относился с симпатией, например к монголам. Он считал их одним из самых храбрых и справедливых народов Азии, совершивших много славных дел, а большинство негативных оценок монголов ― не более чем следствие зависти арабских писателей поздних времен.
При всей критике кочевников и народов Евразии Витсен и его информаторы отмечали множество положительных качеств, не свойственных европейцам на тот момент. А именно, искренность религиозных убеждений, честность, презрение к роскоши, храбрость и дисциплинированность, но, правда, все эти качества были характерны лишь для кочевников и терялись по мере приобретения оседлости. Так, Витсен писал, что храбры, честны, скромны, религиозны без фанатизма нихайские тартары, очевидно, маньчжуры, покорившие Сину, или Китай. Эти тартары больше походят на европейцев, чем на синцев-китайцев. Они не стремятся проливать человеческую кровь ради забавы. Впоследствии они все больше начинали вести себя как синцы, т. е. становились лживыми, фанатичными, хвастолюбивыми и трусливыми, приобретали чрезмерную жажду к богатству и наживе и все меньше верили даже в своих идолов. По мнению автора, даже синцы верили в свое лжеучение более искренно, чем голландцы словам Всевышнего. Энциклопедист полагал, что эти народы когда-то были христианами-несторианами, и теперь в Сине и Тангуте, откуда происходила религия бонз и лам, остались многие христианские обряды, а значит, проповедью христианства можно было бы восстановить перспективы возрождения, якобы существовавшие со времен апостолов христианских церквей. Это осуществимо при поддержке местных властей, при условии активной проповеди и удаления от правителей старых советников, которые лгали правителю об истинной вере, и при просвещении народов Евразии.
Единственными, по мнению Витсена, крепко цепляющимися за свою веру в Тартарии были магометане, и если кто-то пытался обратить их в иную веру, то это было бесполезно. Язычники за свою веру особо не держались или не имели никакого представления об окружающем мире и верили фокусам шаманов. Им было бы легко внушить слова Спасителя.
Затем в книге идет описание народов Кавказа, Крыма и Поволжья. Автором указано, что земли Георгии, или Иберии, граничили на востоке с Персией, на западе с областью Великого Турка, на севере с Дагестаном и Чиркассией, на юге тоже с Персией, т. е. располагались между Каспийским и Черным морями. Георгиане, собственно, не тартары, а ближайшие и рядом живущие соседи, и потому у них много общего в нравах с тартарами.
Витсен сообщал, что Георгия, которая раньше именовалась только Иберией, называлась еще Гурги, или Гургистан; она простиралась к западу до тех гор, которые отделяли ее от Менгрелии. В этой области, излагал автор, ссылаясь на Тавернье, весь народ исповедовал христианскую веру, но после того, как туда проникло много магометан, персы устроили там два княжества, которые у персидского двора назывались областями. Царь Тефлиса чеканил монеты с именем царя Персии, судопроизводство находилось в руках христиан, а не магометан: даже царь в нем не участвовал. Житель Иверии, попадавшийся на краже, должен был вернуть украденное в семикратном размере. А если не мог, его продавали; если и этого было мало, то продавали его жену и детей. Совершившего убийство приговаривали к смерти, или он передавался родственникам убитого для исполнения приговора, которые, однако, могли его простить. Витсен утверждал, что для оплаты долгов должник, если не мог их выплатить, продавался вместе с женой и детьми.
Далее автор охарактеризовывал жителей Иверии: «Георгианские христиане простоваты в делах веры, но женщины как в религии, так и во всех областях науки умнее мужчин, что проистекает из того, что мужчины либо обрабатывают землю, либо воюют, а большое количество женщин находится в монастырях, где они занимаются богослужением и науками, тем более что девушек рано отдают в монастыри, потому что, если они красивы, их часто похищают, иногда даже ближайшие друзья, и продают их в Персию, Турцию или даже в Моголию»[44]. Мужчины и женщины имели красивую внешность, а по цвету кожи и по фигуре вместе с чиркасами считались самыми красивыми во всей Азии. Царь Персии брал многих женщин из Иберии себе в жены. В главном городе Тефлисе, который являлся крупным и хорошо построенным, торговали шелком. Христианская религия Иберии являлась соединением элементов греческих и армянских верований.
О народе Крымской Тартарии (крымских тартарах) Витсен сообщал, что это грубые варвары, но все же не совсем лишенные добрых нравов, например, когда они садились на лошадь, то говорили, что дай Бог счастья. В конце пути они тоже благодарили Бога; так же поступали, когда вставали утром. Тартары ели конское мясо. Иными словами, по глубокому убеждению голландского эрудита, если народ благодарил Бога за что-либо, то он (народ) уже не лишен доброго нрава. Кроме крымских тартар, на полуострове жили греки, армяне, арабы и евреи, причем все они платили тартарам дань. Армяне и греки исповедовали христианство. Они имели школы и постились перед Пасхой. Крымские тартары занимались работорговлей. Витсен утверждал, что древние жители этой страны, вероятно, половцы, применяли обрезание еще до Магомета; если это так, то они, по всей видимости, происходили от евреев. Автор считал, что крымские тартары истребили жителей полуострова, которых ранее называли половцами. Но, скорее всего, половцы стали основой для этноса крымских тартар. Эти тартары имели обычный рост, желтоватую кожу, крепкое телосложение, широкое лицо, короткую шею и маленькие глаза. Они с детства упражнялись в стрельбе из лука, тетива которого делалась из сухожилий лошадей. «Они очень послушны своим ханам. Ведут строгий образ жизни. Крадут у чужестранцев все, что только могут. В своей среде они не терпят чужестранцев, только купцов. Земля и виноградники там обрабатываются христианами, евреями и привезенными рабами, потому что они считают эту работу недостойной. Они постоянно занимаются похищением людей, продают их или обменивают в Кафе… немногие занимаются ремеслом, а большинство ― войной»[45].
Переходя к описанию Поволжья, Витсен сообщал: «Говорят, что Астракань прежде стояла на западном берегу Волги, где недалеко оттуда жил народ хазары, или, как иногда магометане называют их, алхозары и горгани. Эти народы, по сообщениям одного английского неизвестного писателя, распространились во время императора Юстиниана на весь широкий материк между Синой и Борисфенесом. Они завоевали часть Индии, всю Бактрию и Согдиану. Они обязали платить дань персов»[46]. Астрахань была местом большой торговли, но особое значение городу придавала свобода для всех верований, потому что там были равными и христиане, и иудеи, и магометане, и идолопоклонники. По утверждению Витсена, это было результатом договоренности между еврейским раввином и королем Хозара. Автор писал, что Олеариус называл это место Старая Астракань.
Нагайцы, которые жили около Астрахани, продолжал Витсен, не имели постоянного местопребывания, а переезжали в зависимости от расположения пастбищ. Переезжая, они ставили свои лачуги на телеги и перекочевывали, как и калмыки, вместе со скотом, верблюдами, лошадьми, женой и детьми. Однако были определенные, обжитые места, за пределы которых нагайцы не ездили. Они платили небольшую дань «Их Царским Величествам». Нагайцы были хорошими солдатами, служили русским и могли собрать несколько тысяч человек. Некоторые из них приняли русскую веру. Эти тартары обладали смуглой кожей, маленькими глазами и коренастым телосложением. Нагайцы носили кафтаны и шапки из овечьего меха, шерстью наружу.
По выражению автора, нагайские женщины были не безобразны и носили белую полотняную одежду и острые шапки, их дети ходили голыми. Некоторые женщины, давшие обет служить Богу или какому-то святому, носили кольца в носу и ушах.
Витсен писал, что город Астрахань исстари стоял на твердом берегу, со стороны Крыма, а несколько лет назад его осадили крымские тартары, но русские его мужественно защитили. Астраханское царство ранее называлось Цитракан. Оно раньше находилось под перекопскими тартарами, по сведениям других источников ― под нагайскими тартарами, сообщал энциклопедист. Астраханское царство было присоединено к русской короне в 1554 г. царем Иваном Грозным, который после покорения Казани захватил его. Западнее Астрахани находились соленые болота, из которых русские извлекали очень чистую и хорошо пахнущую соль.
Многие народы, по словам автора, вели животный образ жизни, например, астраханские калмыки не знали любви и продавали своих детей. Он писал: «Они не сеют и не жнут. Они ездят и скачут повсюду на верблюдах. Те, которые живут ближе к Астракани, самые злые из всех тартар. Они находятся под властью мурзы, главы их орд. Когда, при недостатке травы [на пастбищах], они [орды] встречаются, то дерутся из-за нее, победители убивают побежденных или обращают пленных в рабство. Они не знают денег, а торгуют путем обмена»[47]. Иными словами, в главе об Астрахани Витсен утверждал, что самыми злыми из всех тартар являются калмыки, хотя ранее он хвалил их за храбрость.
Давая краткую характеристику этой части Волжского бассейна, он сообщал, что кругом грязь и разруха, регион населен грязными и невежественными варварами тартарами. Подробно об этом можно прочитать у Авериуса, писал автор. Обобщающими словами к положению кочевников Евразии во времена Витсена могли бы стать выводы самого Витсена: когда-то Чингис хан и Тамерлан совершили великие завоевания и основали много городов, но теперь на их месте пустыня. Там, где были знания и наука, теперь невежество.
Продолжая характеризовать народы Поволжья по моральным признакам, Витсен отмечал, что самыми нравственными из всех тартарских народов являлись казанские тартары. Они обрабатывали землю, жили в городах и занимались торговлей. Несмотря на похвальное рвение русских к проповеди слова Божьего, многие в Казани оставались магометанами. Мужчины там были довольно полными, а женщины довольно красивыми. По описанию автора, Казань была то под перекопскими тартарами, то под собственными христианскими господами, пока, наконец, не попала под русское государство ― власть царя Василия, который сначала построил город Васильград, а затем, после шести походов, подчинил себе Казань и восстановил ее, начав там каменное строительство. «Он вел войну с ними не менее семи лет, прежде чем покорил и усмирил их… Чтобы завладеть Казанским государством, он заключил мир со всеми окружающими князьями. Черемисы были там исконными жителями уже до того времени, когда мегометанские тартары, которых теперь называют перекопскими, там поселились»[48].
Недалеко от Казани, сообщал Витсен, к северу от реки Волги и около реки Кама жил народ мордва. Их северо-восточными соседями были пермяки и вогуличи, на западе ― Казанское царство, на севере область Югория и на юге жили башкирские тартары. Мордва ― это зажиточные люди, гостеприимные и добрые. Они жили в хорошо построенных избах, в деревнях, рассеянных внутри страны, занимались земледелием, пчеловодством, редко молились, и только тогда, когда резали скотину или готовили свой напиток. Витсен утверждал, что они молятся Богу, который сотворил небо и землю и все, что на ней находится, благодарят его за то, что он до сих пор оставил их в живых, и т. д. Этот народ жил мирно и без священников. «Они не поклоняются идолам, а [служат] перед шкурами зарезанных животных, которые растягивают, вешают на деревья и перед которыми падают на колени. Живут по законам природы, признают единого Бога, создателя Вселенной, которому они жертвуют первое из всего, что едят и пьют: это они бросают в небо и делают то же самое с тем, что собирают»[49].
Черемисы (марийцы) также относились к населению Поволжья, жили недалеко от Нижнего Новгорода, в лесах на обоих берегах Волги, от Вятки и Вологды до реки Камы, писал Витсен. Около Василигорода, который построил на Волге и заселил солдатами для защиты от крымских тартар Василий III, жили черемисские тартары, расселившись на большом расстоянии выше Казани. Они были быстрые бегуны и хорошие стрелки из лука. Черемисов тоже причисляли к тартарам, у них был особый язык. В их стране росло мало хлеба, поэтому его туда привозили и обменивали на меха. Некоторые черемисы жили в домах, но большинство в шатрах, в поле. Эти народы давали «Их Царскому Величеству» в знак признания некоторые подарки в виде мехов. Они являлись язычниками идолопоклонниками, у них не было письменности. «Черемисы не употребляют другого оружия, кроме лука и стрел. Они разделены на нагорных, или погорских, и луговых, или луговиков. У них свой язык, их насчитывается свыше 20 000 человек. Они все земледельцы или охотники и очень плодовиты… У них много меда и животных; большинство из них язычники, но немного магометан; используют много телег и лошадей. Они живут спокойно и в мире»[50].
Упомянув вскользь вятичей и чувашей, Витсен перешел к описанию Сибири. Начал он с рассуждения о том, что Сибирское царство носило свое имя от реки Сибер, или Сибирской, или от города Сибер, который теперь разрушен. Собственно, область, нанесенная на карты под этим названием, сообщал автор, располагалась около широко известной реки Оби, главным городом которой был Тоболь. «Но широко взятая, она охватывает и много других областей, лежащих в большинстве своем вне России, к северу и востоку, под правлением Их Царских Величеств. Так как под названием Тартарии в Европе известны все страны к востоку от Оби и Каспийского озера, то и я их под этим названием охватываю, хотя, собственно говоря, Сибирь находится не в Тартарии. Однако ввиду того, что она расположена рядом, и по указанным причинам мы считали, что следует ее включить сюда»[51]― писал Витсен.
Затем автор продолжал, что население Сибири ― вогулы и остяки ― верили шаманам и поклонялись идолам, небу или дереву. Единственное, что они делали, это раз в год приносили в жертву потроха животных и клали шкуры на дерево. Они не пользовались вещами своих жен и не хотели принимать христианства, потому что не хотели жить не так, как их предки, хорошо это или плохо. Вогулические тартары, которые жили около реки Чусовая, утверждал Витсен, были грубые язычники. Вогуличи имели маленький рост и крепкое телосложение. Они делали себе богов по собственному желанию из разных вещей.
Николаас Витсен пытался изучить представления о Золотой бабе, т. е. главном идоле населения, живущего вдоль реки Оби. Сам он утверждал, что с давних пор говорили в Европе и других местах, что жители Оби около города Тоболь поклонялись статуе, называемой Золотая баба. Жители этих мест считали ее своей богиней. Впрочем, по утверждению Витсена, как старательно ни исследовал он этот факт, все же не мог найти этому подтверждения. Только один русский господин сообщил ученому-любителю, что у подножия горы в Обдории стояла высеченная статуя ― Золотая баба в виде женщины. Информатор Витсена утверждал, что это был злой дух, который являлся к остякам в виде женщины с детьми на коленях, на теле у нее были звенящие колокольчики, ее боялись и почитали. Олеус Рудбекиус, исследования которого, Витсен использовал для составления своего труда, считал, что эта баба символизирует землю, а ее дети ― солнце и луну. Богине приносили в жертву животных и меха, обливая ее ступни кровью, а внутренности животных ели в сыром виде.
В описании самоедов автор «Северной и Восточной Тартарии» продолжал размышления о главной святыне самоедов и остяков, известной как Золотая баба. Но чем дальше, тем больше он приходил к выводу, что на самом деле никакой статуи не было, а была лишь гигантская скала где-то на севере от Рифейских (Уральских) гор. Очертания этой скалы напоминали женщину с двумя детьми. Местное население поклонялось этой скале как воплощению матери богини Земли и ее детям Луне и Солнцу.
По сообщению Витсена самоеды различались по типу и по языку. Самоеды, жившие под Березовском и Пустозерской, считались одним народом. Согласно другого источника ареал расселения этого типа самоедов простирался от Печоры до Оби и назывался остяки самоеды. Кроме них, были тунгусы самоеды, которые жили к востоку от Оби до Мангазеи и Туруханска. И, наконец, самоеды, жившие около Архангельска. Автор писал, что самоеды не умели ни читать, ни писать, были упрямы, но верны. Описывая их нравы, Витсен утверждал, что самоеды, живущие ближе к Архангельску, были менее красивы, более свирепы и жестоки. Хотя обычно в его труде сообщалось, что чем ближе проживали кочевые народы к источникам цивилизации (т. е. к русским городам), тем они были цивилизованнее, культурнее и красивее. Однако у архангельских самоедов противоположные качества. Чем вызваны различия в описаниях самоедов ― не известно.
Что касается религии самоедов, то, как уверял автор, это были дикие варвары, преданные своей вере, и их очень сложно обратить в христианство. «Самоеды ― это все грубые язычники. Они утром и вечером приветствуют солнце и луну несколькими поклонами. Кроме этого, они вешают около своих палаток на деревья идолов, ― в большинстве вырезанные из дерева человеческие фигурки… и им поклоняются»[52]. Однако, по его словам, Российский император делал все, чтобы обратить этот народ в христианство. Самоеды, принявшие христианство, почитали только Св. Николая, как покровителя охоты и праздников. Этого придерживались марийцы и мордва, а также остяки. Описание поклонения Св. Николаю у самоедов носило элементы языческого культа: ему приносились подношения и жертвенных животных, а его идол стоял среди деревянных идолов самоедов на острове, куда доходили только самоеды. Один из информаторов Витсена пояснял, что речь шла об острове Вайгач. Мало кто из русских смог попасть на этот остров и после этого выбраться оттуда живым, потому что самоеды практически никого не допускали к этому острову, а людей, которые попадали туда, убивали. От остальных народов самоеды отличались тем, что они поклонялись своим мертвым и возили их скелеты в своих упряжках. Кроме самоедов, культ мертвых в труде Витсена упоминался еще в Сине, применительно к празднику упокоения душ, когда приносились жертвы в честь усопших, в том числе и человеческие. Известен как праздник фонарей. Один из информаторов Витсена также описывал этот ритуал в Сине, однако говорил, что жертвы были человеческие, хотя ко времени, в которое собирались данные сведения, сжигали только бумажные фигурки (фонарики), либо глиняные статуи. Остальные народы Евразии мертвым не поклонялись.
Витсен считал самоедов нечистоплотными, поскольку они подчас едят добычу заживо, только поймав ее. Впрочем, при всем отрицательном отношении к самоедам автор не признавал за ними многих негативных черт, о которых писали ранее его информанты. В частности, приводя сообщения Чеслера о том, что многие северные народы, в их числе и самоеды, съедали своих пленников или умерших и даже считали это за честь, Витсен не находит подтверждения информации об этом обряде, и предполагает привнесение Ричардом Чеслером и Вильямом Перглоу какой-то путаницы. Другой информант Витсена ― один из английских путешественников, Эванс Перчас, который в XVI в. побывал на севере, писал, что самоеды весьма дружелюбны, преданны и гостеприимны, а многое из сказанного о них неправда.
Происхождение слова «самоед» Перчас находит не от слова каннибал, а как производное от «самое ― абориген, туземец». Вероятно, это означало, что самоеды жили в Сибири раньше, чем кто бы то ни было. Иными словами, остальные народы в Сибири оказались пришлыми, а самоеды жили здесь всегда. Самоеды, жившие возле Архангельска, отличались от других, по словам Витсена и английских путешественников тем, что поклонялись солнцу и луне. Исходя из этого, Витсен сделал следующее предположение: самоеды, живущие в районе Архангельска, поклонялись солнцу точно так же, как древние скандинавы (норвежцы), от которых они, возможно, произошли.
Таким образом, из положительных черт самоедов Витсен выделял честность, открытость, гостеприимство, из отрицательных ― поедание сырого мяса, поклонение солнцу и луне, о чем писал Перчас, утверждая, что самоеды подобно животным воют на солнце и луну. Что касается расхожего мнения как в иностранной литературе, так и в отечественной о том, что слово «самоед» произошло от каннибализма и поедания пленных либо своих умерших, то Витсен подтверждения этому он не нашел, и, возможно, это был всего лишь миф. Впрочем, этот миф довольно долго поддерживался, в том числе и среди тех русских путешественников, которые бывали на севере или что-то об этом слышали, хотя не жили там постоянно, а также в паломнической литературе о Сибири, где язычники самоеды описывались как кровожадные туземцы, поклоняющиеся бездушным деревянным истуканам. Не принимая точку зрения о каннибализме и употреблении человеческой крови самоедами, Витсен допускал, что ранее, возможно, это имело место быть.
Если говорить об отношении самоедов к образу жизни европейцев и их собственному, как они считали, гораздо более лучшему, чем образ жизни цивилизованных европейцев или русских, то подобные представления характерны не только для самоедов, но и для всех кочевых народов, описываемых Витсеном.
Переходя к описанию Тобольска или Тобола, автор утверждал, что это один из самых красивых городов в Сибири. Внутри крепости (кремля) и города жили только русские. Из инородцев там жили только бухарцы, но не в крепости, а в подгорной части, они были самыми богатыми купцами во всей Азии и Тартарии. Другие инородцы жили не в Тобольске, а в округе. Кремль во времена автора перестраивался в каменный благодаря заботам воеводы Черкасского, он также построил две школы. «Крепость в Тоболе ― это ровный квадрат. Внутри города находится монастырь с тремя воротами и высокими караульными башнями. В крепости четыре таких башни… Внутри этого города находится более 30 тысяч боеспособных мужчин. Усадьба, где живет митрополит, окружена каменной стеной. Митрополит считается духовным главой всей Сибири и Даурии»[53].
Сибирские русские крестьяне, по утверждению Н. Витсена, были более культурны и образованны, чем крестьяне остальной России. Это автор связывал с тем, что сибирские крестьяне ― потомки ссыльных выходцев из городов. «Отмечают как особенность, что русские крестьяне в Сибири более культурны, чем крестьяне в самой России; они учат своих детей читать и писать, говорят на более высоком и лучшем славянском языке, чем тот, на котором обычно говорят московицкие крестьяне… Казаки в этих местах великодушны и храбры, с ними считаются и уважают их. Рядовые казаки приехали туда добровольно из России»[54].
Город Верхотурье, писал Витсен, был построен русскими первым в Сибири. «Путешественники, отправляющиеся дальше к востоку, должны там переждать до весны или стараться прибыть туда к весне, потому что только тогда река Тура годна для плавания… Это стоянка или переход в Сибирь и из Сибири»[55]. В книге упомянута Верхотурская писаница с изображением распятия Христа, созданная не то первыми древними христианами Сибири, не то русскими. Автором копии писаницы, которую получил Витсен, он называл некого секретаря Коима.
После описания Верхотурья автор перешел к городу Тура, Тамень, Тюмень. Собственно говоря, у Витсена встречаются названия Тура, Тамень, Тюмень и Тюмерн. Город расположен в центре Сибири, южнее Тобольска, на реке Туре, которая впадает в Тобол. Витсен писал: «Этот город Тюмень был раньше главным городом княжества, или маленького государства, где господствовал тартарский князь, которого русские называют царь Тюменский. Он имел под своей властью много сибирских, самоедских и других тартарских народов. Он иногда воевал с русскими и причинял им ущерб. Около 100 лет назад его покорили. Войско этого маленького государства Тюмени раньше составляло 10 ООО человек. Этот город, защищенный деревянной крепостью, можно обойти в течение получаса. В крепости стоит большой гарнизон, примерно 700–800 человек»[56].
Город Тюмень был заселен только русскими, а тартары обязаны были жить в долине на другой стороне реки. Земля вблизи Тюмени была довольно плодородная, и русские ее обрабатывали. Город построен из дерева и разделен на четыре части, как бы четыре города. Там была колокольня и часы, что в этих местах большая редкость, считал автор. Правда, не совсем понятно, что он имел в виду, когда говорил о наличии в городе колокольни и часов. По описанию Витсена, город располагался на горе и был довольно хорошо укреплен. На вершине горы стояла крепость с четырьмя воротами и монастырем. Город был густо населен для этих мест. Предполагали, что четвертая часть жителей ― тартары (хотя они жили вне крепости, но считались горожанами), которые исповедовали магометанскую веру. Тартары, в основном бухарцы, вели бойкую торговлю как в землях калмыков и Бухарии, так и в других местах. Некоторые живущие в глубине страны Тары, по словам Витсена, занимались земледелием и рыболовством.
Недалеко от Тюмени жили башкиры, которые, правда, неверные, но умнее, чем другие язычники. Они пользовались огнестрельным оружием и были хорошими солдатами. Пушек у башкир не было, а у калмыков изредка были пушки, которые привозили им китайцы. Башкиры, сообщал Витсен, жили в постоянных жилищах и домах, у них встречались деревни, но не было городов. Применительно к мусульманам башкирам впервые автором использован эпитет язычники и идолопоклонники. Описывая уровень знаний тартар Сибири и их навыков, автор утверждал, что раньше здесь жили народы, которые были более развиты, знали плавку металла и строительство более удобных жилищ, и, вероятно, имели какие-то связи с Китаем или даже Египтом. Однако в настоящее время этих народов там нет, и сибирские тартары с плавлением металла не знакомы, а покупают его у русских. Из факта наличия развалин городов и остатков металлических изделий Витсен сделал вывод, что в Сибири раньше жили народы с лучшими обычаями и ремесленными навыками, чем в конце XVII в. Местные жители утверждали, продолжал он, что эти народы ушли отсюда на юго-восток.
Далее Витсен сообщал: «В Сибири, недалеко от Верхотурья, недавно в деревянном срубе под большим холмом, где, очевидно, были похоронены несколько трупов, останки которых еще видны в истлевшем виде, нашли золотую статуэтку… Очевидно, она имеет сходство с изображениями, какие встречаются в древних египетских могильниках около мумий… Древние египтяне и те, кто придерживались с ними одной религии и духовной культуры, помещают подобных идолов около тел умерших»[57]. Информатор Витсена барон Майерберг писал о туземцах, живущих между Тюменью и Верхотурьем, что они почти все идолопоклонники, не знают хлеба, живут охотой и рыболовством, и что он познакомился с ними через русских.
Народ, живший вокруг Сургута на реке Оби и Вак, Витсен характеризовал как простоватых остяцких язычников, которые удивлялись русским кораблям, были пугливы и смирны. Они боялись чужих и, завидев их, бросались им в ноги и предлагали все, что у них есть, лишь бы чужаки не трогали их идолов.
Что касается народов, живших между Московским государством и Синой, в том числе бурятов, тунгусов и монголов, то их Витсен и его информаторы называли хорошими воинами и рыболовами. Буряты, трудолюбивые скотоводы, живущие в районе озера Байкал, «под рукой Их Царских Величеств» Московских царей, по словам энциклопедиста, раньше принадлежали к монголам, поэтому монгольские правители беспокоили их, требуя дани. Этот народ добывал серебро и жил в кирпичных и глиняных домах. Единственным недостатком бурятов было то, что они не ведали о Создателе и поклонялись дьяволу, которого боялись больше бога. Совершая обряды, буряты, или братские люди, как их называли русские, призывали злых духов, напиваясь допьяна, катаясь по земле возле костра и приговаривая «вай-вай». «Браты имеют свою особую письменность, но лишь немногие из них умеют читать. У них много скота, они хорошо одеты и некоторые привержены магометанской религии… Они высокого роста и крепкого телосложения»[58].
Во втором томе Витсен писал о бурятах, живших в районе Ангары и Братска, как о благочестивом народе, который поклонялся небу, жил, кочуя вдоль Ангары, добывал медь и жемчуг и видел богатство в стадах. То есть это народ, живший по возможности на широкую ногу, хотя каждый человек мог иметь лишь до 1000 голов скота: волов, коров, лошадей, овец и верблюдов. Если же скота было больше, то бурят обязан был отдать его соплеменникам. Что касается родины бурят, то Витсен считал, что, возможно, они из-за междоусобиц с калмыками переселились к Байкалу из района Тобола или из более дальних областей Азии. Помимо неба, буряты покланялись черепам жертвенных животных, которые вешали перед входом в жилище. В целом буряты были добры, отзывчивы, смирны и веселы, хотя и поклонялись идолам или шкурам убитых животных.
Тунгусы, по словам Н. Витсена, храбрые воины, один из самых умных народов в Сибири. Они добродетельны и обладают феноменальной памятью. Витсен утверждал, что тунгусы ― один из наиболее развитых народов Сибири, они изготавливали самый прочный металл (особенно медь) и лучшую в Сибири одежду. О религиозных представлениях тунгусов автор сообщал, что они поклонялись уродливым идолам, но могли и наказать идола, поставив в угол, если он не помогал им. Тунгусы больше всего ценили свободу и кочевой образ жизни, презирали земледелие. «Как бы убого ни жили эти люди, все же они считают себя счастливыми в своем положении. Когда они проклинают кого-то, они желают, чтобы тот жил среди чужих и иноземцев или занимался бы земледелием»[59].
На обоих берегах рек Аргунь и Шилка жили тунгусы без деревень или поселков. Витсен считал, что тунгусы достаточно миролюбивы, хотя и хорошо умели пользоваться оружием, в частности луком. Так, например, только они могли стрелять из двух луков одновременно. Это очень долго живущий и закаленный народ, вероятно, потому, что с детства детей бросали в холодную воду и натирали снегом. Тунгусы, по утверждению исследователя, делились на три племени: конные тунгусы, оленьи, которые используют оленей, и собачьи; последние, по его словам, носили подобное название, потому что жили как собаки. Автор относил тунгусов и остяков к мирным народам в Сибири.
Самыми воинственными и жестокими из сибирских народов он считал монголов, калмыков и киргизов с Енисея. Эти киргизы жили в районе Красноярска и Томска, они были хорошими наездниками и стрелками из лука, горды и непокорны. Хотя, в отличие от язычников тунгусов, якутов и бурят, киргизы, по мнению Витсена, были достаточно разумны, чтобы знать, что есть единый Бог, который создал мир. «Они также язычники, но о Боге все же достаточно знают, чтобы ему поклоняться, сложив руки над головой и падая ниц, они говорят: мы поклоняемся вам, Богу, который создал небо и землю и т. д.»[60] Что касается отношения к ним русской администрации, то, как отмечал автор, наместник Сибири Ф. А. Головин считал киргизов самыми варварскими людьми в мире, так как они были неопрятны, носили одну и ту же одежду, пока не развалится, ели как животные и были склоны к бунту. Поэтому русские боялись давать киргизам огнестрельное оружие.
Впрочем, сам Витсен о многих народах был ничуть не лучшего мнения. Так, он называл остяков подобными животным только потому, что они не умели ни читать, ни писать и не знали почти ничего о своем прошлом и Боге. А если и знали, то предпочитали поклоняться деревянному шайтану или злу, которое в противном случае накажет их. Хотя остяков автор явно жалел, он писал, что во всей Тартарии нет более бедного народа. Правда, бедность их происходила главным образом от остяцкой лени, фатализма и незнания того, какими большими богатствами они обладали, а именно, дорогими мехами, рыбой и огромной незаселенной территорией, на которой могла бы жить вся Западная Европа. Впрочем, Витсен утверждал, что в последнее время остяки стали несколько более воспитаны и цивилизованны, общаясь с русскими, к тому же «Их Величества» русские правители взялись нести слово Божье остякам и поощряли тех из них, кто принял христианство, ― не брали подать (ясак). За такое дело «Их Величества» цари Московские, по мнению автора, удостоятся похвалы в веках.
В общем, Витсен высоко оценивал роль России и Сины в миссии просвещения кочевых народов, которых автор называл тартарами. Хотя и утверждал, что не всем нравилось это наименование, и каждое племя предпочитало пользоваться своим названием. Так, например, население области Мавераннахр (современное название ― Средняя Азия) называло себя или зактай, или узбеки. Те, что жили поблизости от Китая, именовались монголами.
В арабских странах и Турции тартарами называли христиан-крестоносцев. Ученый-любитель допускал, что когда-то существовала единая империя Великих тартар, или монголов, со столицей не то в Сине, не то в Индии. Эта империя могла включать, по мнению Витсена, Сину, Индию, Поволжье, Среднюю Азию, арабские страны до Египта и Сирии, а также всю Сибирь и Дальний Восток (во времена Витсена территория современного Дальнего Востока тоже называлась Сибирью), откуда население этой империи проникло в Америку, где создало свое королевство. Этот вывод о королевстве в Америке автор сделал ошибочно, опираясь на якобы тартарские имена южно-американских правителей, таких как некий Татарнал в Перу.
Постепенно, согласно одной из теорий, предложенной Витсеном, от этой Великой Евразийской империи в руках монгольских правителей осталась только Индия, где и сейчас, по мнению автора, продолжает править государь монгол, потомок великого тартарского полководца Чингис хана. Однако при этом исследователь утверждал, что неизвестно, правда ли это, либо, возможно, тартары ― это древние скифы Геродота, которые когда-то покорили и заселили всю Азию, кроме Персии, а теперь разделились на разные народы. Согласно версии, существовавшей ранее и озвученной Витсеном, когда-то все население Тартарии за Великой китайской стеной было истреблено императором Хуан ди, а освободившееся пространство было заселено синцами-колонистами, которые спустя некоторое время одичали, забыли о своей родине и решили завоевать богатый Китай (Сину) и теперь владеют им. Однако впоследствии утверждение о том, что Тартария единое государство от границы Сины до границы Московских владений, включая Сибирь и Волгу, он признал ошибочным.
Одним из признаков уровня развития народов Сибири, по мнению автора, был тот факт, что чем ближе народ жил к Московской империи либо к Сине, тем он был добрее, лучше нравом, умнее и жил богаче. Это представление распространялось на многие народы Средней Азии, которые были гораздо умнее соседей и жили лучше по двум причинам. Во-первых, из-за остатков арабской учености и до сих пор функционирующей Самаркандской академии, во-вторых, потому что рядом находились русские владения.
Якуты, жившие возле Якутска, также были лучше нравом, чем их соседи. От последних, по словам автора, они отличались правдолюбием, честностью, храбростью, также тем, что знали о существовании Бога и носили меховую одежду (шубы) вместо шкур. Также Витсен отмечал как положительную сторону характера якутов то, что они любят наказания и крепкую руку. Однако последнее ему явно сообщил не якут, а представитель русской администрации. «Они верят, что на небе есть Бог, который дает жизнь, пищу и детей. Весной они устраивают праздник. Тогда зажигают большие костры и льют в них, по направлению к востоку, водку из молока. Сами они ее тогда не пьют. Их язык похож на язык магометан… Основная охота у них идет на оленей. Они умеют также приручать и использовать их для еды»[61].
На реке Енисей, на острове Рыбный, возле одноименного городка, по описанию Витсена, жили некие обособленные тунгусы. Но если всех прочих тунгусов он хвалил ― как храбрых, умных, отважных, честных и сильных, то этих описывал более негативно, хотя они были сильными, высокими и носили красиво сделанную одежду из оленьих шкур, спереди похожую на европейскую. Но эти тунгусы, правда, не все, имели ужасный обычай: когда человек больше не мог добывать еду, его клали в деревянный гроб и уносили в лес и через несколько дней возвращались на то же место и сжигали человека, если он был мертв. В этом состоял их погребальный обряд. Унося человека в лес, они говорили, что он был почти мертв.
Вокруг Иркутска располагались язычники, которые жили в юртах, носили меховые шубы на голые тела и спали голыми на полу, как животные, продолжал Витсен. Под Иркутском русские выращивали много пшеницы и ржи. «Внутри Иркутского обычно находятся 500 человек ратников гарнизона, но они редко бывают все налицо, потому что их по частям посылают в окрестности»[62]. Большинство сибирских язычников в районе Томска и Иркутска не умели ни читать, ни писать, поэтому, чтобы подтвердить тот факт, что они заплатили налог, они получали марки с печатью и приложенный перстень, который носили на пальце. В окрестностях Томска местные язычники, кроме тех, которые жили близко от русских, не знали денег.
Многие народы Тартарии и в особенности Сибири почти не употребляли хлеба, а вместо него использовали сушеную рыбу или рисовые лепешки с медом. При всем своем отрицательном отношении к варварам Витсен считал, что они имеют многие достоинства, которых нет в Европе или они развиты слабо: честность, смелость, скромность и искренность в вере, а также веротерпимость. Но по мере того, как варвары вступали в контакт с Китаем или Московской империей, они все более напоминали синцев или русских и в одежде, и в быте. Однако если, сливаясь с русскими, они узнавали религиозные истины, становились более вежливыми, то, находясь рядом с китайцами, теряли и свое лицо и уподоблялись синцам: лгали, приобретали фанатизм и трусливость.
Присоединяясь к России, туземцы получали много больше, чем те, что уходили к синцам, а именно: навыки земледелия, прекращение междоусобиц и представление об истинной, как утверждал Витсен, вере. Хотя многие оставались язычниками и либо ничего не знали о Боге, либо знали, но поклонялись дьявольским идолам и не знали о своем прошлом. Последнее характерно для всех сибирских народов, за исключением тех, кто жил поблизости от русских.
Основными занятиями сибиряков были охота, рыболовство и скотоводство. Скотоводством занимались преимущественно башкиры и тартары, земледелием и огородничеством ― только русские и те немногие инородцы, кто слышал об огородах от русских. Большинство сибирских народов кочевали с места на место и жили в юртах или шалашах из веток дерева или кожи. Дома из камня почти не строили, а если строили, то только русские или пришлые мастера из Сины для калмыцких бонз или князей. Автор писал об Югории, или Юргечи: «Говорят, что люди там живут очень культурно и что там много остатков больших каменных зданий. Много каменных домов, в которых эти люди живут»[63]. Югорцы более красивые, чем остальные сибиряки: не такие большеголовые и плосколицые, сообщал энциклопедист. Также он утверждал, что их язык похож на язык венгров.
Тартары кроме животноводства занимались торговлей, но самыми лучшими торговцами в Азии Витсен называл бухарцев. Они держали в руках всю торговлю в Азии, особенно между Синой и Московской империей. Не в последнюю очередь это происходило потому, что бухарцы расчетливы и дружны с калмыками, которые только бухарцев пропускали на путь из Сины в Сибирь, контролируемый ими. Бухарцы часто работали менялами, из-за чего автор даже называл их евреями и писал, что помимо обычая менять, у бухарцев сохранился еврейский обычай обрезания. Хотя многие из них в то время были склоны к мусульманству. Среди сибирских народов самыми многочисленными автор называл остяков и тунгусов. Конечно же, Сибирь к областям, объединенным условным названием Тартария (территория между Синской стеной и Волгой) причислять было не принято, но Н. Витсен сделал это из-за географической близости, обычаев сибиряков и населения Тартарии.
Среди интересных обычаев населения Сибири, свойственных только отдельным народам, Витсен называл, например, наказание провинившегося идола у якутов. Идола, который не помогал, ставили в угол, секли плетью и даже рубили на части. Кроме того, в сообщении о бурятах приводились рассказы о потлаче (современный термин), т. е. обряде избавления от лишнего скота. Так, когда у кого-то из бурятов набиралось более одной тысячи голов скота, все остальные животные выставлялись в отдельный загон, его охраняла старуха, вооруженная луком. Другие члены племени угоняли этот скот, после чего он признавался добытым в бою и являлся собственностью нападавших бурятов. Задача облегчалась тем, что старуха умышленно стреляла мимо. Витсен считал большим достижением сибирских инородцев создание ручных мельниц, с помощью которых они добывали масло кедрового ореха, использовавшееся в качестве лекарственного средства. Также сибиряки умели делать масло из коровьего молока. Земля в Сибири была жирная и потому давала больше урожая без удобрения, чем с удобрением.
Критике аборигенов Сибири и всего изучаемого Витсеном региона часто подвергалась культура еды. Об остяках он писал, что они, как и другие тарские народы, были очень неразборчивы в еде: «Они употребляют [в пищу] водяных крыс, мертвых лошадей и другую нечисть. Они не молятся перед едой. К ним привозят из южных и более восточных стран табак различного цвета»[64]. Продолжая описание варварских столовых обычаев сибирских язычников, он сообщал, что они ели не в определенное время, а когда были голодны. Пища их была обычно вареная и очень грубая, ее брали полными горстями, как дикари. Также Витсен отмечал обычай сибирских аборигенов наклонять голову над горшком, чтобы излишки падали изо рта в горшок. Чистоплотными в еде, по мнению автора, были бухарцы, жившие вокруг Тобольска. Нужно сказать, что Витсен осуждал в основном обычаи, не сходные с голландскими или западноевропейскими, но хвалил похожие. Так, критикуя обычаи за столом, принятые в Сибири, он при этом хвалил обычай есть руками, как немцы, что для него было совершенно нормальным.
При описании столовых обычаев Витсена, вероятно, возмущал тот факт, что варвары не молились перед обедом. Это один из тех примеров, когда автор раздражался, видя несоответствие тем традициям, которые для него священны и отличали человека цивилизованного от дикаря и человека, живущего правильно, от варвара, поступающего безбожно: он не молился перед едой и принимал пищу, когда захочет, а не когда это следует делать, и еду брал руками, а не как положено ― двумя пальцами.
Большинство сибиряков язычников жили вне деревень. Отличительной чертой сибирских народов, отмечал Витсен, было крепкое здоровье, многие старики жили в Сибири более ста лет и выглядели бодрыми. Северным сибирским народам было свойственно, по его мнению, нежелание узнавать что-либо новое или судить о чем-либо. Они оправдывали это тем, что не смогут работать как иноземцы или жить в других местах. Основным оружием тарских сибиряков были стрелы, луки и тесаки (топоры).
Дома сибиряков, по утверждению автора, в основном юрты, сделанные из досок, наполовину углубленные в землю, как погреба. «Они покрыты дранкой или щепками и корой деревьев. Жители теперь почти никогда не ведут войны между собой, так как русские их держат в своей власти. У сибиряков, которые живут близко от русских, встречаются коровы и свиньи, но живущие далеко, даже не знают о них. Их занятие ― это охота, особенно зимой»[65], ― писал Витсен. Он сообщал, что киргизы, остяки и некоторые другие народы Сибири называли себя, помимо своего основного названия, тартарами или тата. Из музыкальных инструментов у сибиряков наиболее популярными были сибизга ― несколько похожий на норвежскую дудку инструмент, который сибиряки язычники использовали, когда веселились, и торнабаз с тремя натянутыми струнами из конского волоса.
Кое-где в Сибири, по словам Витсена, местные князья древнего рода имели определенную власть, правда, под надзором русских властей: казнить и миловать. Они пользовались определенным уважением среди соплеменников, поэтому имели право производить суд над ними, и делали это с помощью стрел. Тартары магометане, что жили среди язычников между Верхотурьем и Тюменью, говорили на одном языке с тартарами Астрахани, как сообщил Витсену некий путешественник Никифор.
На протяжении всего второго тома автор критиковал представления сибирских язычников о жизни после смерти. Он писал, что о загробной жизни сибирские язычники не имеют понятия, но некоторые пустословят о мирских забавах на том свете, будто там будет много скота, питья, изобилие пищи и т. п.
Характеризуя семейный уклад аборигенов Сибири, автор писал, что местные жители покупали жен, и каждый из них имел столько жен, сколько захочет. Однако сибирские жители были менее склоны к многоженству, чем население южных областей Тартарии. Сибирские женщины были в основном скромны и не распутны, приятны мужчинам и горячи по натуре. «Мужчина в сибирском хозяйстве выходит на охоту и рыбную ловлю, делает стрелы и лук, режет скот или пойманное животное. Женщина назначает обед и приготавливает пищу. После родов она долго не лежит, быстро поправляется. У них нет постели или кровати. Они спят на полу, на скамейках и на печках»[66].
Описывая судебные обычаи сибирских народов, Витсен отмечал, что в Сибири существовали наказания, при которых ворам выламывали руки, клеймили, отрезали носы и уши. Эти обычаи, он сравнивал с монгольскими. Однако чуть ниже он пояснял: как правило, за воровство наказывали возвращением краденого в пятикратном размере. Витсен не уточнял, за что сибиряки аборигены применяли усечение конечностей, хотя можно предположить, что данный вид наказания применялся тогда, когда обвиняемый не мог компенсировать краденое. Расстрел из лука применялся местными князьями, вероятно, при тяжких преступлениях, однако наказания в таких случаях назначались только с участием представителей русской администрации.
Иногда Витсен, как уже говорилось выше, пытался объяснить, откуда какой народ происходит. Хотя порой его выводы были наивны, но встречаются и верные. Например, он сделал заключение, что пермский язык похож на остяцкий, а остяки ― это сбежавшие от христианства пермские язычники, сменившие название на остяков и вогулов. Возможно, верено. Исследователь писал, что они и сейчас язычники. Бурятов и якутов, автор считал монголами, перешедшими добровольно в подданство России, а население Северной Америки ― выходцами из Сибири.
Витсен называл Сибирь наиболее благодатной частью мира и приводил краткую характеристику народов Сибири от Урала до границ Китая, используя информацию, предоставленную сибирским наместником Головиным. В характеристику входили язык, религия, наличие или отсутствие письменности и другие сведения об этих народах.
Вогуличий (вогулы) ― небольшой народ, имел свой язык, но не имел письменности, они были идолопоклонники. Тары ― магометане. Барабинцы ― народ, смешанный из тартар и калмыков. Нижние остяки ― народ простой, без письменности, идолопоклонники, численностью около 10 000 человек. Березовские самоеды ― народ без письменности и идолопоклонники. Верхние остяки идолопоклонники, без письменности, питались рыбой. По информации Головина верхне- и нижнеобские остяки различались по языку. Другой информатор Витсена утверждал, что верхние остяки одеты и жили лучше, чем нижнеобские, хотя и те и другие были наивны, темны и глупы, а также тайком поклонялись дьяволу. Вообще все сибирские язычники поклонялись либо деревянным идолам, либо медведям и слепым шаманам, колдунам и шкурам животных. Местные тары и часть башкир придерживались магометанских законов, русские и часть аборигенов исповедовали христианство[67].
В представлении Витсена народы Евразии делились на варваров и не варваров. По мнению ученого-любителя, можно выделить следующие черты варварства или цивилизованности, присущие в разной степени всему населению Тартарии и окружающих стран Сибири и Самоедии.
Прежде всего это знание или незнание народа о едином Боге или неточные знания о нем. Впрочем, даже смутные представления о Боге, создавшем весь мир, делали в глазах автора народ более цивилизованным, чем полное отсутствие этих знаний или приверженность его (народа) идолам. Всех идолопоклонников он причислял к последователям дьявола и критиковал их обычаи, однако при этом был уверен, что большинство идолопоклонников можно было бы обратить в христианство. Как утверждал Витсен, они поклонялись идолам либо по незнанию, либо по глупости, доверяя сказанию слепых шаманов из страха или из-за обмана хитрых жрецов, которые заставили верить многих в Тартарии и Сине в ересь бонз и лам и в то, что в Тангуте живет бессмертный лама. Впрочем, большинство язычников и еретиков не держались за свои учения, хотя и верили более искренно, чем многие европейцы.
Редко термин язычники употреблялся по отношению к последователям мусульманства, всего несколько раз по отношению к сибирским тюркам. Единственными язычниками, которых, по словам Витсена, было бы сложно обратить в христианство, ― это остяки из Сибири, которые не хотели, по утверждению русского информатора, жить по-другому, чем их предки, хорошо это или плохо. Если к буддистам и язычникам Витсен относился резко отрицательно, то к мусульманам более нейтрально. У него отсутствовало понятие связки магометане ― варвары. Зато было понятие, что они варвары, по отношению к идолопоклонникам: тунгусам, остякам и т. д. Автор считал варварами всех, кто поклонялся деревянным идолам и слепым шаманам, кроме тех, которые жили поблизости от русских и многому научились у них.
Следующим отличием цивилизованного человека от варвара и даже человека, похожего на животного, по мнению исследователя, была способность того или иного народа читать и писать. Поскольку большинство тарских сибирских народов не умели читать и писать, они причислялись к варварам. Наиболее умными и склонными к обучению сибирскими народами Витсен называл башкир, киргизов и тунгусов. Последние, по утверждению автора, выделялись лучшей среди народов памятью и долгожительством, также многочисленностью и способностью к добыче и обработке металла, хотя и в малых количествах. Более всего тунгусы ценили свободу и свой образ жизни, при этом они презирали тех, кто занимался земледелием. Тунгусы, остяки и киргизы являлись наиболее многочисленными народами Сибири, что касается остальной Тартарии, то там самыми многочисленными и сильными народами были, конечно же, русские, затем синцы, нихайские тартары ― маньчжуры и калмыки. Эти же народы, кроме калмыков, обладали способностью читать, писать и познавать науки. Также к народам, обладающим большими знаниями и способностью писать, относились персы, бухарцы, хорезмийцы и другое оседлое население Ирана и Средней Азии. Хотя ученость народов Средней Азии (Мавераннахра), как уже говорилось выше, по мнению Витсена, обусловлена не их собственными знаниями, а остатками арабской учености, либо чем-то привнесенным туда русскими.
Еще одним признаком цивилизованности того или иного народа для Витсена являлись манеры и правила поведения, а также представления о гигиене. Если какой-либо народ был грязен, ел сырое мясо или был невежлив и груб, то автор считал его варварским или вовсе похожим на животных. Так, он писал, что население северных берегов Тартарии вокруг «Ледяного моря» жило подобно зверям, они не мылись, были грубы и ели сырое мясо. Однако при всех отрицательных оценках многих народов, Витсен утверждал, что варварство следствие не рождения, а воспитания, и это можно исправить. Доказательством этого была история калмычки, которую обучили языку, галантным манерам, и она стала вполне цивилизованной. Хотя самих калмыков он считал самым грубым, жестоким, некрасивым и варварским народом во всей Тартарии, который не останавливался даже перед продажей собственных детей в рабство в русские области Сибири. Но при всем критическом отношении к калмыкам энциклопедист хвалил их храбрость и воинственность, благодаря которым они завоевали огромные территории степей между Сибирью и Волгой, а также за то, что калмыцкие женщины были самые свободные и храбрые во всей Азии и, возможно, писал Витсен, именно отсюда пошла легенда об амазонках.
Автора удивляло то, что о таком храбром и сильном народе ни древние, ни современные исследователи не знали почти ничего, кроме русских ― этот народ упоминался только в русских источниках.
При всех негативных оценках иноземцев, которых Витсен, его информаторы и информанты часто называли грубыми людьми, ведущими варварский образ жизни и поклоняющимися злым духам или вообще не ведающими, что происходит в мире, в труде энциклопедиста есть и положительные отзывы о варварах как о гораздо более честных и более открытых, чем их цивилизованные соседи. Например, Витсен, ссылаясь на М. де Палафокса, который писал о западных тартарах Ниухе (хотя синцы называли тартарский народ, покоривший Сину, ― Жингхао), сообщал: «Они откровеннее, чем синцы, и не так мстительны и недоверчивы. У них много хороших человеческих черт; они не обманывают, очень совестливы и честно ведут дела»[68]. Вероятно, на подобные противоречивые представления о варварах, которые разделяли Витсен и его информаторы, повлияло преобладание в то время двойственного отношения к иноземцам. С одной стороны, иноземец того времени, особенно китаец, для европейца — это варвар, который не знает культуры и правил поведения, ведет себя нецивилизованно, грубо и жестоко, поклоняется ложным идолам и т. д. С другой стороны, варвар для европейца XVII в. ― это благородный дикарь, свободный ото лжи и негативных сторон современной цивилизации и ее пороков. Вероятно, и то и другое отразилось на позиции автора ничуть не меньше, чем прочитанная им научная литература: библия или географические изыскания и мировоззрение протестанта, а также любопытство и преклонение автора перед прошлым Евразии или его поиски северного пути в Индию и Северную Америку.
Одним из основных факторов, влиявших на формирование представлений Витсена о народах Евразии, был евроцентризм, выражавшийся в том, что он превозносил или отмечал как положительное для народов Евразии все то, что так или иначе напоминало ему европейский быт, традиции, научные знания и религиозные воззрения. Однако евроцентризм Витсена по отношению к научным знаниям, морали, быту и общественному устройству народов Евразии не был абсолютным и однозначным. Если он находил нечто лучше в быте и нравах Азии, он отмечал это. Так, он писал, что в Тартарии люди более храбры, более искренны в своей вере, чем европейцы, не знают жадности и волокиты, в отличие от европейцев. Что касается европейской эстетики, т. е. представлений о прекрасном, то для Витсена европейские эстетические взгляды XVII в. были образцом. Все, что не соответствовало им в Азии, воспринималось им как варварство и безвкусица, а все, что напоминало европейское в искусстве народов Азии, восхвалялось автором. Единственным исключением были синские ремесленные изделия, которые были лучше европейских. Подобно тому, как энциклопедист превозносил европейские ценности и быт, он прославлял христианскую этику и то, что в других верованиях напоминало ему элементы христианства. Все то, что не соответствовало христианской этике, подвергалось критике в книге Витсена, трактовалось как сказки и фокусы, в которые верили люди по своей наивности или под влиянием традиций. Подобное возвышенное отношение голландского эрудита к христианству обусловлено не только его евроцентризмом, но и факторами христианской этики, в которой он и большинство его информаторов воспитывались и которая влияла на мировоззрение Витсена.
Таким образом, сочетание христианской этики и научных знаний приводило к тому, что в представлении автора «Северной и Восточной Тартарии» о народах Евразии фигурировали как рациональные умозаключения, так и выводы, в основе которых лежал христианский миф. Впрочем, Витсен, как правило, ссылался на разумные выводы, которые преобладали над религиозными. Однако значение религиозных представлений Витсена как фактора, повлиявшего на его восприятие Евразии, преуменьшать не стоит, поскольку именно опираясь на сведения из Нового Завета, он делал обобщение о распространении христианства по всему свету, в том числе в Евразии.
Подобный вывод автора показывает, что порой его научные заключения, формировались под влиянием религиозных представлений. Это происходило тогда, когда религиозный источник воспринимался Витсеном как источник научных сведений о народах, их уровне развития, мировоззрении или научных знаниях. Кроме того, на представления Витсена об уровне научных знаний народов влияли такие факты, как осведомленность о своем прошлом, технических новшествах и наличие производственных навыков, а также готовность учиться самим, учить других новшествам, нести слово Божье другим и верить в него самим, отказываясь от заблуждений. Если народы готовы принимать знания, знают слово Божье, европейскую этику и эстетику и если их представления об этом совпадают с европейскими, то они цивилизованны, если нет, то они далеки от цивилизованности.
Одним из факторов, влиявших на представления Витсена о народах Евразии, было то, насколько близко тот или иной народ жил к источникам цивилизации: России или Китаю. Если народ жил близко к этим государствам, то он априори был более цивилизован, мягок и развит, если же народ жил далеко от этих стран, значит, он был менее цивилизован. Впрочем, отношение автора к менее цивилизованным народам не было абсолютно негативным, что обусловливалось представлением о дикарях как о благородных созданиях, живущих без пороков цивилизации.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Содержание «Северной и Восточной Тартарии» отражало историко-географические реалии Российской империи и сопредельных ей государств в конце XVII в. Для Европы это являлось и политическим и юридическим закреплением за русскими царями огромных территорий. И самое главное, основу книги во многом определяли письменные и устные источники, полученные Николаасом Витсеном легальными и нелегальными путями из самой России. Книга Витсена, первоначально задуманная как комментарии к карте Тартарии, стала одним из крупнейших трудов эпохи, посвященных Евразии в целом и Сибири в том числе.
Большое значение труда Витсена состояло в том, что он свел различные сообщения в блоки по географическому и этнографическому принципу, например, сообщение об остяках или синцах, нагайцах или самоедах и т. д. Именно Николаас Витсен первым из современников предоставил конкретную и обширную информацию о Сибири, обычаях народов, населявших эту территорию, и об их языках. К тому же страсть Витсена к коллекционированию разнообразных сведений не ограничивалась Сибирью. Он подробно сообщал о Маньчжурии и Корее, бассейнах рек Амура и Волги, Монголии, Тибете, Центральной Азии, Крыме и Кавказе, а порой совершал «экскурсы» в Японию, Китай, Америку и Австралию. В отличие от трудов более ранних западных картографов и писателей, в карте и книге о Тартарии Витсена содержится большое количество деталей.
Для Витсена источниками цивилизованности в Евразии являлись два самых развитых государства этого региона: Московская империя и маньчжурский Китай, вокруг которых жили различные варварские народы. Третьим по силе народом в Евразии, по мнению собирателя, являлись калмыки, живущие между этими великими государствами. Обширность владений калмыков, писал он, настолько велика, что они, возможно, смогут стать третьей силой в Тартарии. Хотя в итоге калмыки подчинились Московскому царству, попросив защиты от китайцев. Витсен утверждал, что чем ближе кочевые народы Сибири живут к Московскому государству или Сине, тем они более цивилизованны. Подобные утверждения не распространялись на самоедов, живущих недалеко от Архангельска, которые наоборот, чем ближе жили к русским поселениям, тем были менее цивилизованны и более некрасивы. Некоторые исследователи утверждали, что это всего лишь ошибка перевода и что сам автор никогда не приходил к такому выводу о самоедах.
Опираясь на материалы, предоставленные информаторами, Витсен выделял признаки цивилизованности или варварства народов Евразии. К цивилизованности, по мнению энциклопедиста, относилось знание об едином Творце всего мира и вера в него, иными словами, христианские ценности.
Для автора, как для христианина, было противным все то, что не соответствовало христианской морали, особенно работорговля и презрение населения Тартарии к земледельческому труду.
Также признаком цивилизованности, по глубокому убеждению автора, было наличие у того или иного народа памяти о прошлом, представление о своих героях, а также присутствие собственных письменности, хроник, книг и т. д. Этой привилегией обладало, безусловно, русскоязычное население Евразии ― сами русские и народы, живущие близко к русским. Такой же привилегией обладали синцы и монголы. Впрочем, все величие монголов, считал Витсен, было давно в прошлом, а современные монголы создать ничего не могли и лишь вспоминали о прошлом. Они уже с трудом понимали свои тексты, воспринимая сказания об обычных людях как некую священную историю, которой они поклонялись.
Степень цивилизованности, в соответствии с пониманием ученого-любителя из Амстердама, определялась и тем, в каких жилищах жил тот или иной народ Евразии. Низший ранг жилища ― это шалаш или кибитка, следующим в представлении автора «Северной и Восточной Тартарии» и его информаторов по ранжиру шли глиняные дома. Ну и самым высшим признаком цивилизованности, по убеждению Витсена, являлось умение народа строить каменные дома. Ранее, считал собиратель, большая часть населения Евразии обладала умением строительства каменных жилищ, но со временем оно было утрачено. Оставшиеся каменные постройки, в частности в Сибири, для местного населения являлись не образцом строительства, а всего лишь объектом поклонения предыдущим цивилизациям, существовавшим на этой территории. Только русские умели строить в Тартарии каменные дома, церкви и т. д. Впрочем, под городом Красный на территории проживания енисейских киргизов тоже существовали каменные сооружения, но киргизы не могли вспомнить, кто строил их. Для них эти сооружения являлись лишь объектом для поклонения. То же самое Витсен сообщал со слов информаторов об огромных каменных луках, которые сооружены на Енисее. Местное население утверждало, что их сделали великие богатыри, якобы они сложили луки во славу своих великих побед. Но в данный момент енисейские аборигены ничего подобного создать не могли, писал автор, и жили в юртах-лачугах.
Следующим признаком цивилизованности, по мнению Витсена, являлось наличие или отсутствие у народа сложно сшитой одежды, а также правила приема пищи и способ ее приготовления. Вслед за своими информаторами людей, употреблявших сырую пищу, он причислял не то что к варварам, а скорее к животным. Подобным нелестным характеристикам у автора удостоились народы севера Сибири, а именно, нивхи, некоторые угорские народы, часть чукчей, население Камчатки и особенно архангельские самоеды. Хотя не очень понятно, кого Витсен имел в виду под архангельскими самоедами, скорее всего, речь идет о ненцах, которые не готовили пищу, а ели ее сырой.
Косвенными признаками цивилизованности Витсен считал обряд омовения, степень знакомства с христианством, наличие знаний о своем прошлом и времени, оседлый образ жизни народа, а также развитие каких-либо искусств и являлся ли народ свободным или подчинялся кому-то. С наличием свободы не повезло корейскому народу, который единственный из всех в Тартарии находился под двойным господством, а именно, Японии и Сины. И, наконец, существование княжеской власти также было признаком цивилизованности народа (на этом настаивал А. Ф. Головин). В представлении русской администрации к признакам цивилизованности добавлялось отсутствие стремления народа к мятежу.
Н. Витсен сделал вывод, что Вильгельм Рубрук ошибочно считал Тартарию единым государством. Существовали лишь некоторые народы, которых европейцы причисляли к тартарам, но сами они себя так не называли. Многие прежние великие цивилизации Востока, утверждал картограф, обратились в пыль, и знания прежних географов и путешественников, таких как Джованни дель Плано Карпини и Марко Поло, безусловно, устарели. Также одним из выводов Витсена является тот факт, что он был одним из первых, кто определил Сибирь как регион от Рифейских (Уральских) гор до озера Байкал.
Поскольку на мировоззрение амстердамского коллекционера большое влияние оказало Священное Писание и труды деяний апостолов, события в которых он воспринимал как совершенно реальный источник, таким же реальным источником для него было Житие Св. Иоанна, то, исходя из этого, он сделал вывод, что на большей части Азии когда-то господствовало христианство, в том числе и в Индии. Однако на момент создания книги христианство в Тартарии переживало не лучшие времена, потому что, с одной стороны, по представлению автора, оно было заражено ересью, а с другой ― погибло из-за соседства с магометанами, а также из-за кровавой ереси из государства Тангут. Скорее всего, под Тангутом подразумевался Тибет или Непал.
Большое влияние на представление Витсена о Евразии оказала литература времен крестовых походов, труды путешественников XIII–XVI вв. и собирательная информация людей, присылавших ему сообщения. Конечно же, на восприятии исследователем информации о Тартарии отразились старые стереотипные представления европейцев о Востоке ― все, что противоречило христианству, являлось признаком нецивилизованности и варварства. Также, вероятно, на него влиял образ благородного дикаря, свободного от недостатков цивилизации, что соответствовало мировоззрению европейцев XVII в. и даже начала XVIII в., до тех пор, пока этот образ не стал уступать место превосходству европейцев над азиатами.
Иногда мнение Витсена о том или ином народе менялось в процессе создания труда. Как правило, это происходило потому, что он имел несколько источников информации и сопоставлял полученные сведения исходя из своего интеллектуального круга, воспитания и представлении об окружающем мире. Впрочем, порой Витсен всецело доверял информационному источнику, просто передавая сообщения даже не комментируя их. Следовательно, его выводы о каком-либо народе тоже иногда были противоречивы. К тому же существуют по сей день определенные затруднения по поводу того, откуда он получал сведения, поскольку автор не всегда сообщал, кто их передавал ему.
В позиции Витсена к государству Российскому можно проследить изменения. Если в молодости он считал Россию неким варварским царством, в котором ничего не знали ни о науках, ни об искусствах и ничему не хотели учиться, то к моменту написания книги Российская империя становится для него источником просвещения для окружающих ее варваров, населяющих Евразию. Таким образом, презрительное отношение автора к русским в «Путешествии в Московию» изменилось на восторженно-восхитительное в «Северной и Восточной Тартарии». Впрочем, неизвестно, были ли эти изменения его представлений искренними, либо это была самоцензура, направленная на то, чтобы ему не ограничили доступ к информации. На этот счет существуют различные мнения, возможно, это была привычка политика. На мой взгляд, он был искренним по отношению к русским в конце жизни, иначе просто не стал бы свой труд посвящать Петру I и Ивану V.
Одним из основных признаков цивилизованности того или иного народа, по утверждению Витсена, были его (народа) представления об окружающем мире, причем как сакральные, так и научные знания о мире, его законах и природе, а также стремление народа к расширению знаний и схожесть этих знаний с европейскими. Если народ имел много знаний об окружающем мире и его законах, технических навыков, аналогичных европейским, и плюс к этому был готов делиться знаниями с другими, то народ был цивилизованным, в противном случае ― варварским. Этот же критерий принимался Витсеном в отношении наличия письменности, знаний о собственном прошлом (исторической памяти), о едином Боге, гастрономической культуры и т. д.
Надо отметить, что имагологические представления Витсена несколько отличались от стереотипов восприятия окружающего мира среднего европейца. При всем своем отрицательном отношении к каким-либо традициям народов Евразии автор «Северной и Восточной Тартарии» пытался понять происхождение этих традиций и объяснить их рационально с точки зрения европейца, т. е. осмыслить их, а не отвергать как что-то недостойное. При этом он считал, что Россия либо Китай должны изменить те или иные представления о народах Евразии, хотя, конечно, не все, что составляло традиции этих народов, являлось отрицательным ― кое-чему современным европейцам можно было бы поучиться у населения Евразии, которое хранило древнее благочестие, в то время как у европейцев от этого благочестия осталось одно название.
Подобное имагологическое представление автора об ином существенно более лучше, на мой взгляд, чем полностью евроцентричное представление об идеальном, когда все иное отбрасывается или насильно уничтожается. Особенно евроцентризм усилится в XVIII и XIX столетиях и уж тем более на протяжении XX в. Таким образом, представления Николааса Витсена о народах, населявших Евразию, отличалось неким плюрализмом по отношению к последующему времени.
Методы интеллектуальной истории позволяют сделать вывод о том, что на Витсена прежде всего повлияла смесь европейских и азиатских представлений о прекрасном или идеальном, а также интеллектуальная среда его эпохи. Но, в отличие от большинства других исследователей, на Витсена влияли не только европейские интеллектуальные традиции, но и восточные, с которыми он был знаком теоретически. Хотя, остается все же спорным, мог ли Витсен непосредственно и самостоятельно познакомиться с интеллектуальными традициями стран Востока с помощью использования источников на языке оригинала. Вероятнее всего, подобное знакомство с этими памятниками азиатской интеллектуальной истории вполне могло происходить. Некоторые источники Витсен, вероятно, мог исследовать сам с помощью своих лингвистических познаний, другие ― с помощью знакомых переводчиков.
На представления Витсена о народах Евразии оказали влияние не только его интеллектуальный круг, религиозно-мифологические воззрения и рационально-научные знания, но и сложившиеся в Европе XVII в. стереотипы в отношении этики и эстетики, т. е. морали и красоты, и ожидание совпадений их восприятия Западом и Евразией.


СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
И ЛИТЕРАТУРЫ

Источники
Витсен Н. Путешествие в Московию, 1664–1665 / пер. со старо-голл. В. Трисман; предисл. Р. Максимовой и В. Трисман. СПб., 1996. 265 с.
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария / пер. с голл. В. Трисман. Амстердам: Pegasus, 2010. Т. 1–2. 1225 с.
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария: Научные материалы. Амстердам: Pegasus, 2010. Т. 3. 579 с.

Литература

Абашин С. Н. Миндонцы в XVIII–XX вв. История меняющегося самосознания // Расы и народы. М., 2001. Вып. 27. 263 с.
Авеста в русских переводах (1861–1996) / сост., общ. ред., примеч., справ. разд. И. В. Рака. СПб., 1997. 480 с.
Александров В. А. Русское население Сибири XVII ― начала XVIII в. (Енисейский край). М., 1964. 204 с.
Александров В. А. Юрий Крижанич о Сибири (проблема источников) // Источники по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1988. С. 39–58.
Алексеев М. П. Один из русских корреспондентов Ник. Витсена [С. Аопуцкий]. (К истории поисков морского пути в Китай и Индию в XVII веке) // Сергею Федоровичу Ольденбургу: к 50-летию научнообщественной деятельности. 1882–1893 гг.: сб. ст. Л., 1934. С. 51–60.
Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей / введ., тексты и коммент. Иркутск, 1932. Т. 1. 368 с.
Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей: XIII–XVII вв. / введ., тексты и коммент. Иркутск, 1934. Ч. 1. 677 с.
Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке / отв. ред. H. Л. Рубинштейн; пер. с англ. Ю. В. Готье. Л.: ОГИЗ, 1937. 308 с.
Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. Л., 1939. Вып. 1: XVII век. 147 с.
Андреев А. И. Труды Семена Ремизова по географии и этнографии Сибири XVII–XVIII вв. // Проблемы источниковедения. М.; Л., 1940. Т. 1–3. 366 с.
Андреев А. И. Труды В. Н. Татищева по истории России // Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1962. Т. 1. 500 с.
Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства (вторая половина XV века). М., 2001. 541 с.
Банников А. Г. Первые русские путешествия в Монголию и Северный Китай. М.: Географгиз, 1954. 54 с.
Бахрушин С. В. Г. Ф. Миллер как историк Сибири // Миллер Г. Ф. История Сибири. М., 1999. Т. 1. С. 17–65.
Бахрушин С. В. Остяцкие и вогульские княжества в XVI–XVII веках. Л., 1935. 425 с.
Бахрушин С.В. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. М., 1927. 198 с.
Бахрушин С. В. Самоеды в XVII в. // Научные труды. М., 1955. Т. 3. 247 с.
Бахтин А. Г. Русское государство и Казанское ханство: Межгосударственные отношения в XV–XVI вв.: дис… д-ра ист. наук. М., 2001. 567 с.
Белобородов С. А. Новые биографические материалы о Н. Д. Венюкове // Письменность и книгопечатание: материалы науч. конф. к 1100-летию создания славянского алфавита и 200-летию книгопечатания Сибири. Тюмень, 1989. С. 28–30.
Белов М. И. Письма Иоганна фон Келлера в собрании нидерландских дипломатических документов // Исследования по отечественному источниковедению. М.; Л., 1964. С. 374–383.
Белов М. И. Россия и Голландия в последней четверти XVII в. // Международные связи России в XVII–XVIII вв. М., 1966. С. 58–83.
Белокуров С. А. Ю. Крижанич в России. М., 1902–1909. Вып. 13. 210 с.
Белокуров С. А. Ю. Крижанич в России // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. М., 1903. Ч. III. С. 1–210.
Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.; Л., 1950. Т. 1. 471 с.
Боднарский М. С. Великий Северный морской путь. М.; Л., 1926. 256 с.
Вайнштейн С. И. Мир кочевников центра Азии. М., 1991. 296 с. Ватейшвили Д. Л. Николаас Витсен и его сведения о Грузии // Грузия и европейские страны М., 2003. Т. 1, кн. 2. С. 278, 568–584.
Вахрамеева Е. Е. Стереотипы восприятия Московии иностранными путешественниками в XVII в. // Вестн. Перм. ун-та. Сер. Политол. 2010. Вып. 1 (12). С. 75–82.
Веневитинов М. А. Русские в Голландии. Великое Посольство 1697–1698 гг. М., 1897. 294 с.
Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV–XVII вв. М., 1975. 611 с.
Вилков О. Н. Сибирские бухарцы и торговля в XVII в. // Обменные операции городов Сибири периода феодализма. Новосибирск, 1990. 205 с.
Винтер Е. Нидерланды и Россия накануне Северной войны. Николаус Витсен и Петр I // Международные связи России в XVII–XVIII вв. М., 1966. С. 291–302.
Возгрин В. Е. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992. 193 с.
Волкова Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., 1973. 211 с.
Гамель И. Х. Англичане в России в XVI и XVII столетиях. Статья первая // Зап. Имп. Акад. наук. СПб., 1866. Т. 8: Приложение. С. 1–179.
Гамель И. Х. Англичане в России в XVI и XVII столетиях. Статья вторая // Зап. Имп. Акад. наук. СПб., 1869. Т. 15. С. 181–308.
Гваньини А. Описание Московии. М., 1997. 182 с.
Гольберг А. Л. Сочинения Юрия Крижанича и их источники // Вестн. истории мировой культуры. 1960. № 6. С. 117–180.
Грааф Т. де, Наарден Б. Описание нивхов и айнов и территорий их проживания в XVII веке по книге Н. Витсена «Северная и Восточная Тартария» // Краеведческий бюллетень. Сахалин. гос. ун-т. 2005. № 4. С. 3–63.
Гурвич И. С. Этническая история северо-востока Сибири. М., 1966. 276 с.
Демидова Н. Ф., Мясников B. C. Первые русские дипломаты в Китае: «Роспись» И. Петлина и статейный список Ф. И. Байкова. М., 1966. 156 с.
Доброклонский М. В. «Книга Виниуса» ― памятник русского собирательства XVII–XVIII вв. // Изв. АН СССР. Отд-ние гуманит. наук. VII серия. 1929. № 3. С. 214–230.
Долгих Б. О. Племена Средней Сибири в XVII в. // Краткие сообщения Института этнографии. М., 1955. Т. 17. С. 29–39.
Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII веке. М., 1960. 622 с.
Дриссей И. Царь Петр и его голландские друзья. СПб., 1996. 174 с.
Дубровская Д. В. Миссия иезуитов в Китае. Маттео Риччи и другие (1552–1775 гг.). М., 2000. 256 с.
Думан Л. И. Внешнеполитические связи древнего Китая и истоки даннической системы // Китай и соседи. М., 1970. 138 с.
Ермаченко И. С. Политика маньчжурской династии Цинн в Южной и Северной Монголии в XVII в. М., 1974. 196 с.
Есаков В. А., Лебедев Д. М. Русские географические открытия. М., 1971. 536 с.
Ефимов А. В. Из истории великих русских географических открытий. М., 1950. 317 с.
Завитухина М. П. Н.-К. Витсен и его собрание сибирских древностей // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. СПб., 1999. Вып. 34. 228 с.
Заметки арх. Палладия о путешествии в Китай казака Петлина // Зап. Вост. отд-ния Русск. Археол. о-ва. СПб., 1892. Т. IV. С. 306–307.
Замысловский Е. Е. Герберштейн и его историко-географические известия о России. СПб., 1884. 569 с.
Зиннер Э. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII века. Иркутск, 1968. 244 с.
Златкин И. Я. История Джунгарского ханства 1635–1758. 2-е изд. М., 1983. 333 с.
История Сибири / отв. ред. А. П. Окладников. М., 1968. Т. 1: Древняя Сибирь. 458 с.
История Сибири с древнейших времен до наших дней. Л., 1968. Т. 2: Сибирь в составе феодальной России. 458 с.
Иванов В. Ф. Известия Н. К. Витсена о якутах // Изв. Сиб. отд-ния АН СССР. 1971. № 6, вып. 2. С. 54–59.
Идес И., Бранд А. Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695) / вст. ст., перевод и коммент. М. И. Казанина. М., 1967. 402 с.
Камбалов Н. А., Сергеев А. Д. Первооткрыватели и исследователи Алтая. Барнаул, 1968. 72 с.
Карпов А. Б. Уральцы: Исторический очерк. Уральск, 1911. Ч. I. 109 с.
Кирпичников А. Н. Россия XVIII в. в рисунках и описаниях голландского путешественника Николааса Витсена. СПб., 1995. 208 с.
Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951. 643 с.
Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1989. 512 с.
Книга, глаголемая Большой чертеж, изданная по поручению Имп. Общества истории и древностей российских… Г. И. Спасским. М., 1846. 327 с.
Козловский И. П. Андрей Виниус, сотрудник Петра Великого (1641–1717 гг.). СПб., 1911. 79 с.
Колесник В. И. Последнее великое кочевье: Переход калмыков из Центральной Азии в Восточную Европу и обратно в XVII и XVIII веках. М., 2003. 490 с.
Копаневы А. Н. и Н. П. Северная и Восточная Тартария в России // Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. Амстердам: Pegasus, 2010. Т. 3: Научные материалы. С. 139–176.
Кочедамов В. И. Первые русские города Сибири. М., 1978. 190 с.
Крачковский И. Ю. Арабская географическая литература // Избранные сочинения. М.; Л., 1957. Т. IV. 965 с.
Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. Вторая половина XVI-30-е гг. XVII века. М., 1963. 369 с.
Кызласов Л. P. Письменные известия о древних городах Сибири. М., 1992. 137 с.
Лебедев Д. М. Очерки по истории географии в России XV и XVI веков. М., 1956. 240 с.
Линденау Я. И. Описание народов Сибири (первая половина XVIII в.). Историко-географические материалы о народах Сибири и Северо-Востока. Магадан, 1983. 176 с.
Любименко И. И. Английский проект 1612 г. о подчинении русского севера протекторату короля Иакова I // Научно-исторический журнал. 1914. № 5. С. 1–16.
Мавродин В. В. Русские полярные мореходы: С древнейших времен до XVI в. Л., 1955. 326 с.
Марков С. Н. Известие о Севере арабских географов XIV века // Летопись Севера. М.; Л., 1949. Кн. I. С. 288–291.
Мелихов Г. В. Маньчжуры на Северо-Востоке (XVII в.). М., 1974. 248 с.
Мелихов Г. В. Экспансия цинского Китая в Приамурье и Центральной Азии в XVII–XVIII вв. // Вопр. истории. 1974. № 7. С. 55–74.
Миллер Г. Ф. История Сибири. М., 1999. Т. 1. 631 с.
Миллер Г. Ф. История Сибири. М.: Вост. литература РАН, 1999. Т. 1. 638 с.
Миллер Г. Ф. Избранные труды. М., 2007. 630 с.
Милюков С. Г. Думный дьяк Андрей Андреевич Виниус. М., 2000. 351 с.
Мирзоев В. Г. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII в. М., 1960. 188 с.
Моисеев В. А. Джунгарское ханство. М., 1991. 238 с.
Мясников В. С., Шепелева Н. В. Империя Цин и Россия в XVII ― начале XX в. // Китай и соседи в новое и новейшее время. М., 1982. С. 34–89.
Наарден Б. Николаас Витсен и Тартария // Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. Амстердам: Pegasus, 2010. Т. 3: Научные материалы. С. 35–98.
Новлянская М. Г. Филипп Иоганн Страленберг: Его работы, по исследованию Сибири. М.; Л., 1966. 94 с.
Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М.; Л., 1948. 452 с.
Оглоблин Н. Н. Остяцкие князья в XVII в. // Русская старина. 1891. Т. 71. Август. С. 395–401.
Окладников А. П. Открытие Сибири. М., 1979. 223 с.
Окладников А. П. Пенда ― забытый русский землепроходец XVII века // Летопись Севера. М.; Л., 1949. Кн. 1. С. 94–102.
Патканов С. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев. СПб., 1912. Т. 1. 636 с.
Первое столетие сибирских городов. XVII век. Новосибирск, 1996. 192 с.
Пичета В. И. Ю. Крижанич и его отношение к Русскому государству (1618–1683 гг.) / Славянский сборник: сб. ст. М., 1947. С. 202–241.
Полевой Б. П. Водный путь из Ледовитого океана в Тихий. Забытый наказ А. А. Виниуса 1697 г. // Природа. 1965. С. 94.
Полевой Б. П. Николаас Витсен и Россия. (Из истории русско-голландских отношений XVII–XVIII веков, преимущественно при Петре Великом) // Россия-Голландия: Книжные связи XV–XX вв. / сост. и отв. ред. Н. П. Копанева. СПб., 2000. С. 197–215.
Полевой Б. П. Новое о «Большом Чертеже» посольства Н. Г. Спафария // Изв. АН СССР. Сер. Геогр. 1969. № 1. С. 115–124.
Полевой Б. П. Петр Первый, Николай Витсен и проблема «сошлася ли Америка с Азией» // Страны и народы Востока. М., 1975. Вып. 7, кн. 3. С. 19–33.
Полевой Б. П. Сибирская картография XVII в. и проблема Большого чертежа // Страны и народы Востока. М., 1976. Вып. 18. С. 213–227.
Полевой Б. П. Гипотеза о «годуновском» атласе Сибири 1667 г. // Изв. АН СССР. Сер. Геогр. 1966. № 4. С. 123–132.
Полевой Б. П. Документальное подтверждение гипотезы М. П. Алексеева: О русском источнике сообщения Н. Витсена, опубликованном в 1974 г. в трудах Лондонского королевского общества // Сравнительное изучение литератур. Л., 1976. С. 76–81.
Полевой Б. П. О картах Северной Азии Н. К. Витсена // Изв. АН СССР. Сер. Геогр. 1973. № 2. С. 124–133.
Полевой Б. П., Таксами Ч. М. Первые русские сведения о нивхах-гиляках // Страны и народы Востока. М., 1975. Вып. 18. С. 19–33.
Полунин Ф. А. Географический лексикон Российскаго государства, или Словарь, описующий по азбучному порядку реки, озера, моря… / На ижд. Хр. Л. Вевера. М.: при Имп. моск. ун-те, 1773. 479 с.
Попов А. Н. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869. 549 с.
Потапов Л. П. Этнический состав и происхождение алтайцев. Л., 1969. 196 с.
Преображенский А. А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI-начале XVIII в. М., 1972. 392 с.
Проезжая по Московии (Россия XVI–XVII веков глазами дипломатов). М., 1991. 368 с.
Путешествие в Китай сибирского казака Ивана Петлина в 1620 году // Сиб. вестн. СПб., 1818. Ч. 9, кн. 2. С. 211–246.
Путешествие персидского посольства через Россию от Астрахани до Архангельска в 1599–1600 гг. // Проезжая по Московии: Россия XVI–XVII веков глазами дипломатов. М., 1991. 368 с.
Путешествие Федора Исааковича Байкова в Китай с 1654 по 1658 год // Сиб. вестн. СПб., 1818. Ч. 9, кн. 8.
Путешествие через Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая русского посланника Николая Спафария в 1675 г. Дорожный дневник Спафария с введ. и прим. Ю. А. Арсеньева. СПб., 1882. 214 с.
Пушкарев Л. H. Юрий Крижанич. Очерк жизни и творчества. М., 1984. 214 с.
Пыпин А. Н. История русской этнографии. СПб., 1892. Т. 4. 488 с.
Радлов В. В. Сибирские древности. СПб., 1890–1892. Т. 1, вып. 1–3. 70 с.
Радлов В. В. Этнографический обзор турецких племен Сибири и Монголии. Иркутск, 1929. 26 с.
Ремезов С. У. Чертежная книга Сибири, составленная Тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 г. СПб., 1882. 16 с.
Рогожин Н. М. Посольский приказ: Колыбель российской дипломатии. М., 2003. 432 с.
Руденко С. И. Сибирская коллекция Петра. М.; Л., 1962. 52 с. + 27 табл.
Румянцев Г. Н. К вопросу о происхождении бурят-монгольского народа // Зап. НИИК. Улан-Удэ, 1953. Вып. 17. С. 42–51.
Савельева Е. А. Андрей Андреевич Виниус, его библиотека и альбом // Россия-Голландия. Книжные связи XV–XX вв. / отв. ред. Н. П. Копанева. СПб., 2000. С. 103–123.
Санжеев Г. Д. Некоторые вопросы этнонимики и древней истории монгольских народов // Этнические и историко-культурные связи монгольских народов. Улан-Удэ, 1983.
Скрынников Р. Г. Ермак. М., 1992. 158 с.
Селезнев А. Г. Барабинские татары. Истоки этноса и культуры. Новосибирск, 1994. 176 с.
Скалон В. Н. Русские землепроходцы XVII века в Сибири. М., 1951. 199 с.
Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII столетии. СПб., 1889. 820 с.
Сношения с монголами и китайцами // Русская историческая библиотека. СПб., 1875. Т. 2. С. 188–191.
Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1989–1991. Т. 5–12. 784 с.
Старостин И. И. Рельеф России по данным «Книги, глаголемой Большой Чертеж» // Вопр. географии. М., 1949. С. 163–174.
Сутормин А. Г. Ермак Тимофеевич (Аленин Василий Тимофеевич). Иркутск, 1981. 176 с.
Тальберг Н. История Русской церкви. М., 1994. 960 с.
Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1962. Т. 1. 500 с.
Татищев В. Н. Избранные труды по географии России. М.: Географгиз, 1950. 248 с.
Титов А. Сибирь в XVII веке. Сборник старинных русских статей о Сибири и прилежащих к ней землях. М.: Тип. Л. и А. Снегиревых, 1890. 253 с.
Тихвинский С. Л. Маньчжурское владычество в Китае. М., 1966. 388 с.
Томилов Н. А. Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI-первой половине XIX в. Томск, 1983. 274 с.
Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. М., 2001. 752 с.
Третьяков П. И. Туруханский край. СПб., 1871. 318 с.
Трисман В. Г. О русской этнографической карте XVII века // Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. М., 1950. Вып. 10. С. 54–56.
Трисман В. Г. Русские источники в монографии Н. Витсена «Северная и Восточная Тартария» // Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. М., 1951. Вып. 13. С. 15–19.
Туголуков В. А. Главнейшие этнонимы тунгусов (эвенков и эвенов) // Этнонимы. М., 1970. С. 204–217.
Тыжнов И. И. Обзор иностранных известий о Сибири 2-й половины XVI века // Сибирский сборник. СПб., 1887. 208 с.
Фишер И. Е. Сибирская история, с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием. СПб., 1774. 632 с.
Хайду П. Уральские языки и народы. М.: Прогресс, 1985. 248 с.
Хвольсон Д. А. Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-али Ахмеда Бен Омар ибн-Даста, неизвестного доселе писателя начала X века. СПб., 1869. 199 с.
Цыремпилов В. Б. Этнонимы ойрат и тунгус // Средневековая культура монгольских народов. Новосибирск, 1992. С. 107–112.
Чулков Н. П. Ерофей Павлович Хабаров ― добытчик и прибыльщик XVII века // Русский архив. М., 1898. Кн. I, вып. 2. С. 177–190.
Шашков А. Т. Юрий Крижанич и Федор Трофимов в сибирской ссылке (из истории идейной борьбы третьей четверти XVII в.) // Исследования по истории книжной и традиционной культуры Севера: меж-вуз. сб. науч. тр. Сыктывкар, 1997. С. 152–167.
Шренк Л. И. Об инородцах Амурского края. СПб., 1883. 358 с.
Штернберг Л. Я. Первобытная религия в свете этнографии. Л., 1936. 537 с.
Щеглов И. В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. 1032–1882. Иркутск, 1883. 778 с.
Этногенез и этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1983. 147 с.
Яцунский В. К. Историческая география. История ее возникновения и развития в XIV–XVIII веках. М., 1955. 333 с.


Примечания

1
Наарден Б. Николаас Витсен и Тартария // Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Амстердам, 2010. — Т. 3: Научные материалы. ― С. 78.

2
Миллер Г. Ф. Избранные труды. ― М., 2007. ― С. 361.

3
Миллер Г. Ф. История Сибири. ― М., 1999. ― Т. 1. ― С. 231.

4
Миллер Г. Ф. История Сибири. ― Т. 1. ― С. 18.

5
Андреев А. И. Труды В. Н. Татищева по истории России // Татищев В.Н. История Российская. ― М.; Л., 1962. ― Т. 1. ― С. 5–32.

6
Татищев В. Н. История Российская. ― М.; Л., 1962. ― Т. 1. ― С. 157.

7
Татищев В. Н. Избранные труды по географии России. ― М., 1950. ― С. 215.

8
Наарден Б. Николаас Витсен и Тартария. ― С. 93.

9
Шренк Л. И. Об инородцах Амурского края. ― СПб., 1883. ― С. 97 и далее.

10
Там же. С. 97–101.

11
Тыжнов И. И. Обзор иностранных известий о Сибири 2-ой половины XVI века // Сибирский сборник. ― СПб., 1887. ― С. 128–133.

12
Наарден Б. Николаас Витсен и Тартария. ― С. 97.

13
Наарден Б. Николаас Витсен и Тартария. ― С. 97.

14
Там же. С. 98.

15
Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. ― Иркутск, 1932. ― Т. 1. ― С. XII, XIV.

16
Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. XVII век. ― Л., 1939. ― С. 40–41.

17
Бахрушин С. В. Г. Ф. Миллер как историк Сибири // Миллер Г. Ф. История Сибири. ― М., 1999. ― Т. 1. ― С. 17–25.

18
Зиннер Э. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII века. ― Иркутск, 1968. ― С. 6, 26.

19
Наарден Б. Николаас Витсен и Тартария. ― С. 41.

20
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Амстердам, 2010. ― Т. 3. ― С. 246.

21
Там же. С. 245.

22
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 3. ― С. 55.

23
Рогожин Н. М. Посольский приказ: колыбель Российской дипломатии. ― М., 2003. ― С. 104–105.

24
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Амстердам, 2010. ― Т. 1. ― С. 136.

25
Миллер Г. Ф. История Сибири // [электронный ресурс]. URL.: http:// www.vostlit.info/Texts/rus16/Miller_2/index.phtml?id=7643 (дата обращения: 25.05.2015).

26
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария // [электронный ресурс]. URL.: http://www.vostlit.info/Texts/rus5/Vitsen/pred.phtml?id=271 (дата обращения: 25.05.2015).

27
Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей: XIII–XVII вв. ― Иркутск, 1934. ― Ч. 1. ― С. 139.

28
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария // [электронный ресурс]. URL.: http://www.vostlit.info/Texts/rus5/Vitsen/pred.phtml/id=27I (дата обращения: 25.05.2015).

29
Там же.

30
Хайду П. Уральские языки и народы. ― М., 1985. ― С. 16.

31
Бахрушин С. В. Миллер Г. Ф. как историк Сибири // [электронный ресурс]. URL.: http://www.vostlit.info/Texts/rusl6/Miller_2/framepredl.htm (дата обращения: 25.05.2015).

32
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. I. ― С. IX.

33
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Амстердам, 2010. ― Т. 2. ― С. 789.

34
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 1. ― С. 42.

35
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 1. ― С. 269.

36
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 1. ― С. 8.

37
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 3. ― С. 113.

38
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 1. ― С. X.

39
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 1. ― С. 25.

40
Там же. Т. 3. ― С. 116.

41
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 3. ― С. 65.

42
Вахрамеева Е. Е. Стереотипы восприятия Московии иностранными путешественниками в XVII в. // Вестн. Перм. ун-та. Сер. Политол. ― 2010. ― Вып. 1 (12). ― С. 75–82.

43
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 798.

44
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 626.

45
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 705.

46
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 885–886.

47
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 888–889.

48
Там же. С. 904.

49
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 778.

50
Там же. С. 772.

51
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 914–915.

52
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 1127.

53
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 948.

54
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 951–952.

55
Там же. С. 953.

56
Там же. С. 961.

57
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 940.

58
Там же. С. 819.

59
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 824.

60
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 824.

61
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 851.

62
Там же. С. 972.

63
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 981.

64
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 1016.

65
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 995.

66
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 1017.

67
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 2. ― С. 1019.

68
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. ― Т. 1. ― С. 38.