Первый парень на деревне
Л. К. Иванов
ТАНЕЦ С МЕДВЕДЕМ
Медведь, как показалось Андрею, смотрел печально и укоризненно. Хотя какое может быть выражение в стеклянных глазах медведя, убитого много лет назад? Но всякий раз Андрей вставал, подходил к окну и смотрел на улицу, чтобы не видеть этих назойливых стекляшек...
Был Андрей еще совсем пацаном, когда почувствовал его отец приближение смерти и решил передать шаманство преемнику. Доставалось оно всегда по наследству – самому способному сыну. Среди своих четверых выделял Кирилл именно младшего, будто наперед зная, что судьба не долгий век отведет его старшим детям. Но тогда для шаманства был Андрей совсем мал, и потому отец решил передать всю свою силу и власть (а вместе с ними и непростые заботы о сородичах) человеку из другого рода. А поскольку надежды возлагал все же на Андрея, то и взял его на это торжественное действо.
До мельчайших подробностей помнит все происходившее Андрей даже сегодня, спустя четыре десятка лет. Иногда (правда, очень редко, по просьбе самых близких друзей) может и сам исполнить ритуальный танец. И тогда у медведя со стеклянными глазами – праздник, потому что медвежья шкура тоже участвует в этом танце!
Впрочем, шаманство – не просто умение исполнить с бубном несколько танцев. Шаман – это носитель культуры народа, его истории, обычаев, советчик, врачеватель, учитель, судья при возникающих спорах. Потому что он отмечен богами особым талантом, умом, магической силой.
Андрей не шаман. Он сегодня больше, чем шаман. Младший из рода Киприяновых, не наделенный по наследству шаманскими полномочиями, получил власть над людьми из рук земляков на выборах депутатов окружной Думы: жители района из трех кандидатов выбрали именно его. Не только ханты и манси, за Андрея голосовало и большинство русских и татар, видя в этом энергичном мужчине свою надежду на возрождение района. Немало удалось сделать Андрею, но очень многое оказалось пока не под силу. Дряхлеют, рушатся, исчезают с лица земли малые деревни. Вот и в его родном Лахтакурте только отцовский дом сиротливо стоит на высоком берегу, выбитыми глазницами окон смотрит на широкую Обь. А сколько таких брошенных домов и деревень в округе! Именно поэтому и читает Андрей укор в медвежьих глазах.
Киприянов прекрасно знает историю своего рода, района. После школы до армии работал рыбаком, получая громадные по тем временам деньги. Отслужил, поступил в институт. Получил диплом экономиста и вернулся в свой район. Быстро сделал карьеру на хозяйственной, а потом партийной работе в окружкоме. Получил еще один диплом. И вот уже много лет возглавляет администрацию района.
Особенно трудными были первые два года, когда все силы уходили на борьбу, как он говорит, «с болотом». С беспробудным пьянством, особенно в органах власти. Ох, и трудно же было заставлять работать как следует одних и избавляться от других, повязанных совместными пирушками и темными делишками.
Но заставить одних людей работать, а на место неисправимых найти других – полдела. В начале 90-х годов, когда повсюду ощущался паралич власти, рушилась и экономика. А изменить что-то в районе, почти полностью зависящем от дотаций, еще сложнее, чем заставить людей работать, поверить в возможность перемен к лучшему.
В районе двадцать три поселка. Два самых крупных – районный центр Октябрьское и Шеркалы имеют уже четырехвековую историю. Это – если считать со времени прихода сюда казаков, следом за которыми началось заселение таежных краев русскими крепостными крестьянами. Перебирались в эти богатые лесные места и татары, которых и сейчас много в районе. А сколько лет обитают здесь ханты и манси, точно не знают даже ученые, ведущие археологические раскопки.
И всегда эти люди жили без подаяний государства. Держали крупный рогатый скот, выращивали картофель, огурцы, помидоры, овощи. В военные годы полностью обеспечивали себя хлебом. Так что же мешает наладить жизнь сегодня? Почему те же огурцы и помидоры везут сюда из Болгарии, Польши, Венгрии, а мясо – из Голландии и Америки?
Тем более что есть и возможности, и добрые примеры. Совхоз «Обский», чуть ли не единственный в области за все постперестроечные бесхозяйственные годы, сумел сохранить поголовье коров и надои. Только вот, как говорит глава, шло это молоко чуть ли не на колесную мазь, а потому было нерентабельным. За счет местного бюджета купили в Израиле молокозавод. Теперь молоко, кефир, сливки, йогурт – более десятка наименований молочной продукции местного производства появились на прилавках деревенских магазинов. Наладится транспортная схема – будут отсюда снабжаться и нефтяники недальнего города Нягань.
Вложенные деньги окупятся быстро, поэтому в планах на ближайшее время – приобретение технологий по глубокой переработке рыбы, мяса, грибов, ягод. Создается пять рыболовецких артелей, которым район передает снасти, моторы, мини-цеха, выделяет рыбные угодья. Возникают и небольшие мастерские по производству одежды, сувениров, обуви, домашней утвари. Ну, зачем, скажите, везти за тысячи километров те же домашние халаты, которые так нравятся хантыйкам, если можно сшить их в своем поселке? Первый такой кооператив «Торумм маа» уже успешно работает.
Именно многоотраслевое ведение хозяйства было здесь и раньше. И в начале 30-х годов, когда не жила наша страна богаче, и в начале 50-х находились у государства деньги на развитие экономики коренного населения. Было в районе 29 артелей, и все они жили только на самоокупаемости, причем с меньшими, чем сегодня, сложностями.
Именно через экономическое возрождение видит Киприянов единственную возможность и возрождения национального. Даже вот на международном, ооновском уровне проблему обозначили, объявив Десятилетие коренных народов мира. Только ведь от одних деклараций дело не продвигается, а выделяемые деньги бесследно исчезают в каких-то «черных дырах» нашей экономики и бесчисленных фондах.
Вообще, проблема северных народов – особая боль главы администрации, Он говорит о том, что продолжительность жизни мужчин у ханты не превышает 38 лет. Главная причина – пьянство. Налицо вырождение целого народа, оказавшегося не приспособленным к новой культуре, новой цивилизации, привнесенной в эти края геологами, нефтяниками и лесниками.
Веками приученный к естественной пище – сырой рыбе, сырому мясу, орехам и ягодам, – организм ханты и манси оказался не приспособлен по своему белковому обмену к консервам, кашам, макаронам и особенно к спиртному. Не имеет печень ханты и манси необходимой сопротивляемости алкоголю, что быстро делает человека зависимым от него. Идет вырождение генофонда народа.
Правда, по статистике, коренное население в последние годы в автономном округе стало расти, причем значительно. Но вовсе не по причине резкого увеличения рождаемости и сокращения смертности. Все проще. Если раньше многие хотели быть русскими и политика была направлена на поощрение такой ассимиляции, то теперь в смешанных семьях детей записывают ханты, манси, ненцами, чтобы иметь различные льготы, в том числе – при поступлении в учебные заведения и получении стипендий.
Так что Андрей Киприянов не обольщается. Коренное население Севера действительно вымирает. Но он еще пытается сохранить хоть что-то из традиций предков. Поддерживает центр национальных культур, преподавание родного языка в местных школах. Но немалая часть древних ценностей безвозвратно утрачена. Сначала – с христианизацией коренного населения, затем – с приходом атеистической идеологии, а теперь вот и с вымиранием самих носителей языка и культуры. Он, мужчина средних лет, прекрасно помнит, как в годы запретов проходили в их роду медвежьи праздники, когда по три дня с раннего утра и до позднего вечера пели, танцевали, рассказывали сказки и были. И насчитывалось таких историй, выступлений по нескольку сотен. А сколько их помнят сегодняшние старожилы?!
Да что там танцы, даже святые места – капища с идолами-божествами, бывшие всегда местом поклонения, разоряются и оскверняются пришельцами!.. Проехал Андрей по тем местам и ужаснулся варварскому отношению к могилам предков, всегда и во всем мире почитаемым и оберегаемым. В поисках жертвенных мехов, ценностей и украшений разоряются святыни. Не боятся чужие люди хантыйских злых духов, их кары за святотатство... Объявила районная администрация эти места заповедными, да ведь не зря говорится: «Закон – тайга», за каждым в ней не уследишь. И, может быть, от этой безысходности, беспомощности видит Андрей в глазах давным-давно убитого медведя укор и осуждение за то, что не может тот, кто главнее шамана, найти выход из такой печально-трагической ситуации.
Много было сделано в последнее время Киприянову разных заманчивых предложений, обещано высоких должностей. От всех он отказался, как отказался и от идеи выдвигать свою кандидатуру на выборы в Государственную Думу страны. Многих знает он депутатов, обещавших процветание своему народу, да в столичной суете и заграничных командировках забывших о своих посулах. Он же хочет оставаться в родных местах и менять жизнь вместе со своим народом.
Изменить судьбу рода не под силу было даже настоящим шаманам – отцу и деду Андрея. Но он – их надежда – старается изменить к лучшему жизнь населения целого таежного района. Он полон сил и, по утверждению тех, с кем вместе работает, имеет громадный запас энергии. А уж как он создает это свое мощное биополе, где сам черпает энергию – в мудрых ли книгах, в космическом излучении или у своих хантыйских богов с их главным богом Торумом, – знает только он сам. Да еще, быть может, медведь с грустными стеклянными глазами.
Л. К. Иванов
ТАНЕЦ С МЕДВЕДЕМ
Медведь, как показалось Андрею, смотрел печально и укоризненно. Хотя какое может быть выражение в стеклянных глазах медведя, убитого много лет назад? Но всякий раз Андрей вставал, подходил к окну и смотрел на улицу, чтобы не видеть этих назойливых стекляшек...
Был Андрей еще совсем пацаном, когда почувствовал его отец приближение смерти и решил передать шаманство преемнику. Доставалось оно всегда по наследству – самому способному сыну. Среди своих четверых выделял Кирилл именно младшего, будто наперед зная, что судьба не долгий век отведет его старшим детям. Но тогда для шаманства был Андрей совсем мал, и потому отец решил передать всю свою силу и власть (а вместе с ними и непростые заботы о сородичах) человеку из другого рода. А поскольку надежды возлагал все же на Андрея, то и взял его на это торжественное действо.
До мельчайших подробностей помнит все происходившее Андрей даже сегодня, спустя четыре десятка лет. Иногда (правда, очень редко, по просьбе самых близких друзей) может и сам исполнить ритуальный танец. И тогда у медведя со стеклянными глазами – праздник, потому что медвежья шкура тоже участвует в этом танце!
Впрочем, шаманство – не просто умение исполнить с бубном несколько танцев. Шаман – это носитель культуры народа, его истории, обычаев, советчик, врачеватель, учитель, судья при возникающих спорах. Потому что он отмечен богами особым талантом, умом, магической силой.
Андрей не шаман. Он сегодня больше, чем шаман. Младший из рода Киприяновых, не наделенный по наследству шаманскими полномочиями, получил власть над людьми из рук земляков на выборах депутатов окружной Думы: жители района из трех кандидатов выбрали именно его. Не только ханты и манси, за Андрея голосовало и большинство русских и татар, видя в этом энергичном мужчине свою надежду на возрождение района. Немало удалось сделать Андрею, но очень многое оказалось пока не под силу. Дряхлеют, рушатся, исчезают с лица земли малые деревни. Вот и в его родном Лахтакурте только отцовский дом сиротливо стоит на высоком берегу, выбитыми глазницами окон смотрит на широкую Обь. А сколько таких брошенных домов и деревень в округе! Именно поэтому и читает Андрей укор в медвежьих глазах.
Киприянов прекрасно знает историю своего рода, района. После школы до армии работал рыбаком, получая громадные по тем временам деньги. Отслужил, поступил в институт. Получил диплом экономиста и вернулся в свой район. Быстро сделал карьеру на хозяйственной, а потом партийной работе в окружкоме. Получил еще один диплом. И вот уже много лет возглавляет администрацию района.
Особенно трудными были первые два года, когда все силы уходили на борьбу, как он говорит, «с болотом». С беспробудным пьянством, особенно в органах власти. Ох, и трудно же было заставлять работать как следует одних и избавляться от других, повязанных совместными пирушками и темными делишками.
Но заставить одних людей работать, а на место неисправимых найти других – полдела. В начале 90-х годов, когда повсюду ощущался паралич власти, рушилась и экономика. А изменить что-то в районе, почти полностью зависящем от дотаций, еще сложнее, чем заставить людей работать, поверить в возможность перемен к лучшему.
В районе двадцать три поселка. Два самых крупных – районный центр Октябрьское и Шеркалы имеют уже четырехвековую историю. Это – если считать со времени прихода сюда казаков, следом за которыми началось заселение таежных краев русскими крепостными крестьянами. Перебирались в эти богатые лесные места и татары, которых и сейчас много в районе. А сколько лет обитают здесь ханты и манси, точно не знают даже ученые, ведущие археологические раскопки.
И всегда эти люди жили без подаяний государства. Держали крупный рогатый скот, выращивали картофель, огурцы, помидоры, овощи. В военные годы полностью обеспечивали себя хлебом. Так что же мешает наладить жизнь сегодня? Почему те же огурцы и помидоры везут сюда из Болгарии, Польши, Венгрии, а мясо – из Голландии и Америки?
Тем более что есть и возможности, и добрые примеры. Совхоз «Обский», чуть ли не единственный в области за все постперестроечные бесхозяйственные годы, сумел сохранить поголовье коров и надои. Только вот, как говорит глава, шло это молоко чуть ли не на колесную мазь, а потому было нерентабельным. За счет местного бюджета купили в Израиле молокозавод. Теперь молоко, кефир, сливки, йогурт – более десятка наименований молочной продукции местного производства появились на прилавках деревенских магазинов. Наладится транспортная схема – будут отсюда снабжаться и нефтяники недальнего города Нягань.
Вложенные деньги окупятся быстро, поэтому в планах на ближайшее время – приобретение технологий по глубокой переработке рыбы, мяса, грибов, ягод. Создается пять рыболовецких артелей, которым район передает снасти, моторы, мини-цеха, выделяет рыбные угодья. Возникают и небольшие мастерские по производству одежды, сувениров, обуви, домашней утвари. Ну, зачем, скажите, везти за тысячи километров те же домашние халаты, которые так нравятся хантыйкам, если можно сшить их в своем поселке? Первый такой кооператив «Торумм маа» уже успешно работает.
Именно многоотраслевое ведение хозяйства было здесь и раньше. И в начале 30-х годов, когда не жила наша страна богаче, и в начале 50-х находились у государства деньги на развитие экономики коренного населения. Было в районе 29 артелей, и все они жили только на самоокупаемости, причем с меньшими, чем сегодня, сложностями.
Именно через экономическое возрождение видит Киприянов единственную возможность и возрождения национального. Даже вот на международном, ооновском уровне проблему обозначили, объявив Десятилетие коренных народов мира. Только ведь от одних деклараций дело не продвигается, а выделяемые деньги бесследно исчезают в каких-то «черных дырах» нашей экономики и бесчисленных фондах.
Вообще, проблема северных народов – особая боль главы администрации, Он говорит о том, что продолжительность жизни мужчин у ханты не превышает 38 лет. Главная причина – пьянство. Налицо вырождение целого народа, оказавшегося не приспособленным к новой культуре, новой цивилизации, привнесенной в эти края геологами, нефтяниками и лесниками.
Веками приученный к естественной пище – сырой рыбе, сырому мясу, орехам и ягодам, – организм ханты и манси оказался не приспособлен по своему белковому обмену к консервам, кашам, макаронам и особенно к спиртному. Не имеет печень ханты и манси необходимой сопротивляемости алкоголю, что быстро делает человека зависимым от него. Идет вырождение генофонда народа.
Правда, по статистике, коренное население в последние годы в автономном округе стало расти, причем значительно. Но вовсе не по причине резкого увеличения рождаемости и сокращения смертности. Все проще. Если раньше многие хотели быть русскими и политика была направлена на поощрение такой ассимиляции, то теперь в смешанных семьях детей записывают ханты, манси, ненцами, чтобы иметь различные льготы, в том числе – при поступлении в учебные заведения и получении стипендий.
Так что Андрей Киприянов не обольщается. Коренное население Севера действительно вымирает. Но он еще пытается сохранить хоть что-то из традиций предков. Поддерживает центр национальных культур, преподавание родного языка в местных школах. Но немалая часть древних ценностей безвозвратно утрачена. Сначала – с христианизацией коренного населения, затем – с приходом атеистической идеологии, а теперь вот и с вымиранием самих носителей языка и культуры. Он, мужчина средних лет, прекрасно помнит, как в годы запретов проходили в их роду медвежьи праздники, когда по три дня с раннего утра и до позднего вечера пели, танцевали, рассказывали сказки и были. И насчитывалось таких историй, выступлений по нескольку сотен. А сколько их помнят сегодняшние старожилы?!
Да что там танцы, даже святые места – капища с идолами-божествами, бывшие всегда местом поклонения, разоряются и оскверняются пришельцами!.. Проехал Андрей по тем местам и ужаснулся варварскому отношению к могилам предков, всегда и во всем мире почитаемым и оберегаемым. В поисках жертвенных мехов, ценностей и украшений разоряются святыни. Не боятся чужие люди хантыйских злых духов, их кары за святотатство... Объявила районная администрация эти места заповедными, да ведь не зря говорится: «Закон – тайга», за каждым в ней не уследишь. И, может быть, от этой безысходности, беспомощности видит Андрей в глазах давным-давно убитого медведя укор и осуждение за то, что не может тот, кто главнее шамана, найти выход из такой печально-трагической ситуации.
Много было сделано в последнее время Киприянову разных заманчивых предложений, обещано высоких должностей. От всех он отказался, как отказался и от идеи выдвигать свою кандидатуру на выборы в Государственную Думу страны. Многих знает он депутатов, обещавших процветание своему народу, да в столичной суете и заграничных командировках забывших о своих посулах. Он же хочет оставаться в родных местах и менять жизнь вместе со своим народом.
Изменить судьбу рода не под силу было даже настоящим шаманам – отцу и деду Андрея. Но он – их надежда – старается изменить к лучшему жизнь населения целого таежного района. Он полон сил и, по утверждению тех, с кем вместе работает, имеет громадный запас энергии. А уж как он создает это свое мощное биополе, где сам черпает энергию – в мудрых ли книгах, в космическом излучении или у своих хантыйских богов с их главным богом Торумом, – знает только он сам. Да еще, быть может, медведь с грустными стеклянными глазами.